Много на свете вещей, Фусцин, что достойны дурной лишь
        Славы, что стойким пятном и на добрые нравы ложится:
        Сами родители учат детей и пример подают им.
        Если азартная кость мила старику, то наследник
        Молокосос уж играет за ним хоть с игрушечной чашкой.
        Также родным никому не подаст надежд наилучших
        Юноша, уж трюфеля научившийся чистить, приправу
        Сделать к грибам, поглощать погруженных в такую подливку
        Птичек, что фиги едят, — по примеру отца-ветрогона:
10    Учит гуляка седой. Едва мальчуган до восьмого
        Года дорос, и не все у него еще зубы сменились, —
        Он, хоть бы ты ему дал бородатых наставников сотни
        С разных сторон, пожелает всегда с сервировкой блестящей
        Сесть за обед, не отстать бы от самой изысканной кухни.
        Рутила вот воспитанье, внушает ли он снисхожденье
        Кроткое к мелкой вине, считая, что души прислуги
        Вместе с телами того ж вещества и из той же стихии,
        Как и у нас, или учит жестокости, радуясь резким
        Взмахам бичей, наслаждаясь их свистом, как пеньем Сирены?
20    Как Антифат, Полифем, он хозяин дрожащего дома;
        Счастлив он, только когда раскаленным железом наемный
        Кат кого-то клеймит за пропажу каких-то полотен.
        Что молодежи внушит этот Рутил, лязгом довольный
        Цепи, любитель большой и тюрьмы, и колодников жженых?
        Ты ожидаешь, простак, что не будет развратницей Ларги
        Дочь; а ведь ей не суметь всех любовников матери вспомнить
        Сразу и так перечислить подряд, чтоб разиков тридцать
        Духа не перевести! Ведь наперсницей матери стала
        Девушка рано: теперь под диктовку ее она пишет
30    Крошки-записки, и тот же холуй их к любовнику носит.
        Воля природы всегда такова: и скорее и легче
        Нас совращает пример пророков домашних, и прямо
        В душу нам сходят они под влиянием старших. Бывает,
        Юноши не обратят на примеры внимания: значит,
        Сердце лепил им титан благосклонный искусно из лучшей
        Глины. Но чаще ведут молодежь примеры отцов их
        Вредные, старых пороков стезя увлекает надолго.
        От недостойных вещей воздержись! Основаньем послужит
        Хоть бы и то, чтобы наши сыны преступлениям нашим
40    Не подражали: мы все восприимчивы к гадким примерам,
        Стыдным, дурным. Катилину найдешь ты во всяком народе,
        В каждой стране и под небом любым, — но нигде не увидишь
        Брута, нигде не найдешь его старого дяди Катона…
        Гнусное слухом и видом пускай не коснется порога
        Дома, где дети живут! Подальше, подальше оттуда
        Девок продажных гони, паразитов с полуночной песней!
        Мальчику нужно вниманье великое: если задумал
        Что-либо стыдное ты, — не забудь про возраст мальчишки;
        Пусть твой младенец сын помешает тебе в преступленье.
50    Если впоследствии он совершит что, достойное гнева
        Цензора, явит себя твоим сыном, не только похожим
        Телом, лицом, но и нравом своим, по отцовскому следу
        Станет грешить еще хуже тебя, — ты, конечно, без меры
        Будешь его и бранить и честить с пронзительным криком
        И наконец пригрозишь наследство отнять в завещанье;
        Но уже нет у тебя головы и свободы, родитель
        Старый, когда ты грешишь, и давно уж безмозглый твой череп
        Требует банок себе для изрядного кровопусканья.
        Гостя ты ждешь — никому из рабов-то не дашь ты покоя:
60    «Веником пол подмети, начисти до блеска колонны,
        Выгони всех пауков с их сухой паутиной отсюда!
        Ты перетри серебро, а ты — резную посуду!»
        Так и беснуется голос хозяина грозного с розгой.
        Значит, ты жалкий, дрожишь, что загажен собачьим пометом
        Атриум твой и для глаз пришедшего друга противен
        Портик, замазанный грязью; однако лишь меркой опилок
        Эту домовую грязь может вычистить служка единый;
        Но не заботишься ты, чтоб твой сын видел дом постоянно
        Благопристойным, всегда незапятнанным и безупречным?
70    Доброе дело — народу, отечеству дать гражданина,
        Если его создаешь ты полезным для родины, годным
        Для земледельца работ, для военных и мирных занятий.
        Больше всего будет значить, каким ты наставишь наукам,
        Нравам его. Так и аист птенцов своих змеями кормит,
        Ящериц им достает из пустынного места; птенцы же,
        Лишь оперившись, начнут находить этих самых животных.
        Коршун, оставивши падаль, собак, лошадей и распятых,
        К детям спешит и приносит в гнездо этой падали части;
        Эту же пищу пожрет и взрослый коршун, добычник
80    Самостоятельный, вьющий гнездо свое сам на деревьях.
        Но за козой и за зайцем охотятся Зевсовы слуги
        И благородные птицы по горным лесам, лишь оттуда
        В гнезда добычу несут; и потомство, едва лишь, подросши,
        Вылетит вон из гнезда, уж, гонимое голодом, к той же
        Дичи спешит, что, покинув яйцо, заклевало впервые.
        Некий строитель Кретоний в излучине бухты Кайеты
        То в Пренестийских горах, то на Тибура холме высоком
        Строил красивые виллы с высоко приподнятой кровлей,
        Греческий мрамор, добытый вдали, применяя к постройкам,
90    Превосходившим и храм Фортуны, и храм Геркулеса,
        Так же, как евнух Посид превзошел Капитолии наши.
        В этаких виллах живя, уменьшил состоянье Кретоний,
        Деньги потратил свои; но не малая доля осталась
        Прежних богатств; его сын целиком разбазарил, безумец,
        Все, ибо новые виллы из лучшего мрамора строил.
        Выпал по жребью иным отец — почитатель субботы:
        Лишь к облакам их молитвы идут и к небесному своду;
        Так же запретна свинина для них, как и мясо людское,
        Ради завета отцов; они крайнюю плоть обрезают
100  С детства, они презирать приучились обычаи римлян,
        Учат, и чтут, и хранят лишь свое иудейское право, —
        Что бы им там ни дано в Моисеевом тайном писанье, —
        Право указывать путь лишь поклоннику той же святыни
        Иль отводить к роднику лишь обрезанных, но не неверных.
        Здесь виноват их отец, для которого каждый субботний
        День — без забот, огражденный от всяких житейских занятий.
        Впрочем, с родителей все сами юноши перенимают,
        Против же собственной воли одна им внушается скупость;
        Этот порок обольщает их доблести видимой тенью,
110  Так как по внешности строг и лицом, и обличьем суровым:
        Без колебания хвалят скупого, как дельного, будто
        Он человек бережливый, хранитель имущества верный,—
        Пуще, чем если бы то же добро стерег змей гесперидский
        Или понтийский. А кроме того, о скупом у народа
        Мнение ходит, что он — превосходный мастер наживы:
        Ведь у таких кузнецов заметно растут состоянья,
        Всяческим родом растут все больше, при вечной работе
        Их наковальни, при горне, пылающем беспрерывно.
        Стало быть, верят отцы, что скупые счастливы душою;
120  Кто без ума от богатств, кто уверен, что нету примеров
        Бедных, довольных судьбой, увещает и юношей также
        Этой дорогой идти и держаться отцовского толка.
        Есть элементы пороков: отец прививает их детям
        И заставляет учиться их быть скупыми на мелочь;
        Скоро научит он их ненасытной жажде наживы.
        Сам голодая, скупой, и рабов животы истязает
        Мерой неверной еды: никогда не допустит утраты
        Заплесневелых кусков покрытого зеленью хлеба,
        Ибо привык сберегать все объедки вчерашние, даже
130  В жаркий сентябрь, до другого обеда бобы сохраняя
        Летние, рыбы дешевой остаток, сделав отметку
        С краешку, или сома полусъеденного и гнилого;
        Пересчитав стебельки, он запрет и порей накрошенный, —
        Словом, и нищий с моста отказался б принять угощенье.
        Много ли толку в богатстве, что скоплено этакой мукой,
        Раз несомненное есть безумство и бред очевидный
        В нищенской доле влачить свою жизнь ради смерти в богатстве?
        А между тем как мошна раздулась до самого края, —
        Жадность к монете растет соответственно росту богатства:
140  Тот, кто без денег, и жаждет их меньше. Поэтому строишь
        Новую виллу себе, коль деревни одной тебе мало,
        Хочется шире границ, представляется большей и лучшей
        Нива соседа, ее ты торгуешь, и рощу, и склоны
        Гор, где сплошь серебрится оливковых заросль деревьев.
        Если ж хозяин земель не сдается на плату любую,
        Ночью ты выпустишь скот — коров и волов с утомленной
        Шеей, голодных — к соседу на поле зеленых колосьев
        И не загонишь домой, пока не поглотятся всходы
        Брюхом их лютым, как будто бы все это сжато серпами.
150  Трудно бы было сказать, сколь многим от этого — слезы,
        Сделала сколько полей продажными несправедливость.
        Слава какая трубит про тебя, что за гнусные толки!
        «Что за беда! — говоришь, — волчьих ягод ценней шелуха мне,
        Чем похвала по всему околотку соседей за то, что
        Жну я ничтожную горсть своей полбы на крошечном поле».
        Ну, уж конечно, болезней и дряхлости ты не увидишь,
        Горя избегнешь, забот — и в конце долголетнею жизнью
        Рок благосклонный тебя наградит, особенно если
        Ты завладеешь один такими поместьями, сколько
160  В царство Татия было запахано римским народом.
        Да и потом старикам, поседевшим в пунийских сраженьях,
        Дикого Пирра-царя и оружье молоссов знававшим,
        Даже и тем, из-за множества ран, лишь по два давали
        Югера; эта награда за кровь пролитую, за муки
        Не представлялась им ниже заслуг или платой ничтожной
        Родины неблагодарной: такого клочка им хватало: —
        Сыт был отец и вся куча народа в избе, где супруга
        Родов ждала и играли ребята — хозяина трое,
        Рабский один: а старшим их братьям, вернувшимся с пашни
170  Иль от копания ям, готовился ужин особый:
        С кашей дымились горшки уемистые и большие.
        Нынче же столько земли не хватило б для нашего сада!
        Здесь — преступлений причины; ни стольких отрав не варили,
        И никакой из пороков не ярился оружьем
        Чаще, чем лютая жадность умножить свое состоянье
        Выше всех мер. Ибо тот, кто стремится к богатству, желает
        Стать богачом поскорей; разве есть уваженье к законам,
        Или хоть страх, или стыд у скупого, спешащего к деньгам?
        «Будьте довольны избушкой своей и своими холмами,
180  Дети мои, — так марс и герник говорили когда-то
        Или вестинец-старик, — добудем мы плугом довольно
        Хлеба к столу: так угодно богам нашим сельским, которых
        Милостью, помощью всем нам дарованы были колосья
        И внушено отвращенье к дубовому желудю людям.
        Что же запретное тот может сделать, кому не обидно
        Ноги обуть в сапоги для ходьбы по морозу и шкуру
        Вывернуть против ветров? А заморский неведомый пурпур
        Всякий, какой ни на есть, приведет ко греху и злодейству».
        Так наставления младшим давали древние; ныне ж
190  Осень едва миновала, как юношу спящего ночью
        Будит крикливый отец: «Возьми, попиши-ка таблички;
        Мальчик, не спи: ну-ка, тяжбой займись, поучайся законам
        Предков иль лестью добудь себе должность центуриона:
        Пусть себе Лелий глядит на косматые головы, ноздри
        Все в волосах, пусть будет доволен крутыми плечьми.
        Мавров землянки ломай, сокрушай укрепленья бригантов —
        И лишь десяткам к шести ты получишь орла дорогого.
        Если ж тебе не по нраву нести постоянно работу
        В лагере, если живот тебе слабит от трубного звука,
200  Звука рогов, то торговлей займись: запасай, что возможно
        Перепродать вполовину дороже, но только не брезгуй
        Всяким товаром, хотя б и пришлось его прятать за Тибром,
        И не считай, что какая-нибудь есть разница между
        Кожей сырой и духами: хорош ведь прибыли запах
        Будет от вещи любой. Не своди с своих уст поговорку,
        Чье сочиненье достойно богов и Юпитера музы:
        «Где получил — ведь не спросит никто, но имей непременно».
        Няньки-старухи твердят это мальчикам для повторенья,
        Учатся девочки так говорить, алфавита не зная».
210  Мог бы сказать я любому отцу, что советы такие
        Юноше хочет вдолбить: «Пустельга, кто тебя заставляет
        Так торопиться? Ручаюсь, учителя будет почище
        Твой ученик. Не тревожься: тебя превзойдет он, конечно,
        Как Теламона Аякс превзошел, Ахиллес же — Пелея.
        Нежных нужно щадить: ведь еще не заполнило мозга
        Зрелое гнусное зло; но лишь только сын твой расчешет
        Бороду, тронет ее острием наточенной бритвы, —
        Он лжесвидетелем будет, продаст за ничтожную сумму
        Ложную клятву, держась за алтарь и за ногу Цереры.
220  Если невестка вошла в твой дом с смертоносным приданым,
        Мертвой ее почитай: во сне ее пальцы удавят
        Мужнины. Кратким путем он добудет себе, что считаешь
        Нужным приобретать ты на суше или на море:
        Нет никакого труда совершить большое злодейство.
        Скажешь потом: «Никогда не давал я таких поручений
        И не советовал я». Но ты ведь — источник злонравья,
        Повод к нему; ибо всякий, внушающий любостяжанье
        И воспитавший дурным наставленьем корыстных потомков,
        Тот, кто детей научил обманом удвоить наследство, —
230  Лошади волю дает и совсем распускает поводья;
        Хочешь коней осадить, — уж они удержаться не в силах,
        Мчатся, тебе неподвластны, намеченный путь оставляя.
        Кто согласится настолько грешить, насколько позволишь?
        Сами к себе сыновья снисходительней будут гораздо.
        Раз ты внушаешь юнцу, что глуп — кто друзей одаряет,
        Кто к бедняку снизойдет, приносит близким услугу, —
        Этим ты учишь его грабежу, обману, стяжанью
        Даже преступным путем богатств, которые любишь
        Столько же ты, как любили отечество Деции, или,
240  Ежели греки не врут, Менекей возлюбил свои Фивы,
        В чьих бороздах из змеиных зубов легионы родятся
        Прямо в оружье и враз затевают ужасные битвы,
        Словно бы там заодно и трубач поднялся с войсками.
        Сам ты увидишь огонь, которого искры ты выбил,
        Ярко пылающим, все пожирающим, что попадется:
        Нету пощады, несчастный, тебе, и в клетке питомец —
        Лев разорвет вожака дрожащего с громким рычаньем.
        Твой гороскоп звездочетам известен, но медленной прялки
        Парок не хочет он ждать: ты умрешь, когда нить твоей жизни
250  Не порвана; и сейчас уж ему ты мешаешь, задержка
        Всех вожделений; уж мучит его твоя старость оленья.
        Живо зови Архигена, купи себе то, что состряпал
        Царь Митридат; если хочешь срывать еще новые фиги,
        Новых повырастить роз, — запасись непременно лекарством:
        Должен его принимать пред едою и царь и родитель.
        Славное зрелище я покажу тебе: с ним не сравнятся
        Ни театральный спектакль, ни преторов пышных подмостки, —
        Только взгляни, чего стоит опасность смертельная — в доме
        Деньги растить, где большая казна есть в медной шкатулке.
260  Суммы кладут на храненье пред бдящим Кастора оком,
        После того как мстительный Марс и шлема лишился,
        Да и добра не сумел сохранить; значит, можешь оставить
        Сцены на зрелищах ты в честь Цереры, Кибелы и Флоры:
        Много значительней их — человеческих дел представленье.
        Разве нас так забавляют тела акробатов петавра
        Как забавляешь ты сам, на корикской корме пребывая,
        Где и жилище твое, ты — игралище Кора и Австра,
        Неисправимый, презренный купец пахучей поклажи,
270  Ты, что доволен доставкой изюмных вин маслянистых
        С берега древнего Крита и с родины Зевсовой в город?
        Тот, по канату ступая хоть шаткой ногой, доставляет
        Этой ценой пропитанье себе, прогоняет канатом
        Холод и голод, — а ты безрассудствуешь ради талантов
        Тысяч и множества вилл. Посмотри лишь на гавань и море,
        Полное досок и мачт: ведь на море больше народу,
        Чем на земле. И флот поплывет, куда б ни манила
        Прибыли жажда его: пробежит он по водам карпатским
        И гетулийским, потом, далеко позади оставляя
280  Кальпу, услышит в пучине Геракла шипение солнца.
        Многого стоит труда, чтобы ты возвратился оттуда
        С туго набитым мешком, похваляясь раздутой мошною,
        Тем, что тритонов видал и других океанских чудовищ.
        Разным безумьем умы одержимы: того ужасает
        Лик Евменид, их огонь — даже в сестриных чистых объятьях;
        Этот уверен, быка поразив, что ревет Агамемнон
        Или Улисс. Пусть он даже щадит и плащ и рубашку,
        Все же опека нужна нагружающему корабельный
        Трюм до отказу товаром, от волн отделяясь бортами, —
290  Если причиною зол и опасностей этаких служат
        Только куски серебра для надписей и для фигурок.
        Тучи находят, гроза началась. «Отдавайте причалы! —
        Слышен хозяина крик, закупившего хлеба и перца. —
        Эта небесная темь, эта туча, что кутает небо,
        Нам не грозит: это летний лишь гром». А быть может, несчастный
        Этой же ночью утонет, как мачты сломаются, сгинет
        В волнах, упрямо держа и левой рукой, и зубами
        Пояс. Но тот, вожделений кого не насытило злато,
        Скрытое в желтых песках у Тага на дне и Пактола,
300  Будет доволен лохмотьем — прикрыть продрогшие чресла,
        Скудной едой, как погибнет корабль и он, потерпевший,
        Асса станет просить и кормиться картиной крушенья.
        То, что добыто с мученьем таким, охраняется с большим
        Страхом, заботой: стеречь тяжело состоянье большое.
        Слишком богатый Лицин заставляет, расставивши ведра,
        Сотню рабов караулить свой дом по ночам, ибо в страхе
        Он за янтарь, за колонны фригийские, статуи в доме
        И за слоновую кость, черепаху огромную. Бочка
        Киника голого не погорит; а сломается — завтра
310  Новый готов будет дом, да и старый свинцом залатают.
        Сразу постиг Александр, увидавши в сосуде из глины
        Жителя славного, то, насколько счастливее тот, кто
        Вовсе желаний лишен, чем тот, кто требует мира
        И на опасность готов соответственно завоеваньям.
        Нету богов у тебя, коль есть разум: мы сами, Фортуна,
        Чтим тебя божеством. «Но все-таки меры какой же
        Для состоянья довольно?» Коль спросят меня, я отвечу:
        Столько имей, сколько просят и жажда, и голод, и холод,
        Сколько тебе, Эпикур, в твоем садике было довольно.
320  Сколько еще до тебя получали Сократа пенаты.
        Мудрость не скажет того, что противно бывает природе.
        Если смущает тебя столь суровый пример, ты прибавишь
        То обычно у нас: копи ты себе состоянье
        В меру закона Отона о всадниках перворазрядных.
        Если на это ты рот покривишь и поморщишься, — что же,
        Всадника ценз ты удвой, сделай трижды четыреста тысяч.
        Если ж я пазуху все не набил тебе, все еще просит, —
        Значит, тебе никогда ни Креза сокровищ не хватит,
        Ни достоянья персидских царей, ни богатства Нарцисса,
330  Коему Клавдий уж так потакал и так подчинялся
        Всем приказаньям его, что убил и жену Мессалину.