Все осо­бен­но­сти гал­ли­е­нов­ско­го порт­ре­та сбли­жа­ют его с памят­ни­ка­ми скульп­тур­но­го порт­ре­та, созда­вав­ши­ми­ся в это вре­мя в Гре­ции, став­шей рим­ской про­вин­ци­ей Ахай­ей. Для пер­вых веков новой эры харак­тер­но сли­я­ние рим­ской и гре­че­ской куль­ту­ры, при­чем спе­ци­фи­че­ские осо­бен­но­сти искус­ства Гре­ции не исче­за­ют, но теря­ют само­сто­я­тель­ное зна­че­ние, вно­ся свое­об­раз­ные оттен­ки в трак­тов­ку обра­зов не спе­ци­фи­че­ски гре­че­ских, но гре­ко-рим­ских.

Ахайя лежа­ла дале­ко от боль­ших тор­го­вых путей, в сто­роне от поли­ти­че­ских собы­тий, вол­но­вав­ших весь мир. Для Гре­ции II—III веков харак­тер­на атмо­сфе­ра застоя. Афи­ны, сто­ли­ца про­вин­ции, про­дол­жа­ли играть роль хра­ни­тель­ни­цы вели­ких тра­ди­ций клас­си­че­ско­го искус­ства и высо­ко­го тех­ни­че­ско­го мастер­ства. Гре­че­ские худож­ни­ки того вре­ме­ни созда­ют глав­ным обра­зом копии с вели­ких про­из­веде­ний про­шло­го; новая про­дук­ция носит печать ремес­лен­но­сти. Наи­бо­лее силь­ной сто­ро­ной изо­бра­зи­тель­но­го искус­ства явля­ют­ся порт­ре­ты.

Одним из луч­ших атти­че­ских порт­ре­тов мож­но счи­тать порт­рет неиз­вест­но­го муж­чи­ны, хра­ня­щий­ся в Нацио­наль­ном музее в Афи­нах. Голо­ва, веро­ят­но, была частью ста­туи. Кра­си­вое лицо обрам­ле­но длин­ны­ми густы­ми вью­щи­ми­ся воло­са­ми и неболь­шой бород­кой, состо­я­щей из корот­ких завит­ков. Трак­тов­ка волос, близ­кая к позд­не­ан­то­ни­нов­ско­му сти­лю, отли­ча­ет­ся более инди­виду­аль­ным харак­те­ром. Почти пря­мая линия срос­ших­ся бро­вей под­чер­ки­ва­ет глад­кость низ­ко­го и широ­ко­го лба. Гла­за мин­дале­вид­ной фор­мы с чет­ко очер­чен­ны­ми доволь­но тол­сты­ми века­ми, поме­щен­ные в глу­бо­ких орби­тах, зате­не­ны, взгляд обра­щен вверх. Эти худо­же­ст­вен­ные при­е­мы при­да­ют обли­ку несколь­ко пате­ти­че­ское выра­же­ние стра­да­ния. Поста­нов­ка голо­вы, слег­ка отки­ну­той назад, пряди густых волос, све­то­те­не­вые кон­тра­сты напо­ми­на­ют иде­аль­ные голо­вы элли­ни­сти­че­ско­го вре­ме­ни (как, напри­мер, голо­ва уми­раю­ще­го гиган­та из Уффи­ци и голо­вы гиган­тов с фри­за Пер­гам­ско­го алта­ря). Но, в отли­чие от них, этот бюст изо­бра­жа­ет кон­крет­но­го чело­ве­ка с инди­виду­аль­ны­ми чер­та­ми лица, на кото­ром лежит печать обре­чен­но­сти и стра­да­ния про­ро­ка. Оду­хотво­рен­ность дала повод назвать его Хри­стом, кон­крет­ность черт под­чер­ки­ва­ла его порт­рет­ность; его назы­ва­ли Геро­дом и Гал­ли­е­ном. В насто­я­щее вре­мя ни одно из этих опре­де­ле­ний не при­ня­то и голо­ва обо­зна­ча­ет­ся про­сто как порт­рет неиз­вест­но­го боро­да­то­го муж­чи­ны. Дол­гое вре­мя она счи­та­лась про­из­веде­ни­ем вто­рой поло­ви­ны II века, но ее экс­прес­сив­ность, трак­тов­ка глаз, волос, налет роман­тиз­ма в пере­да­че внут­рен­не­го обли­ка изо­бра­жен­но­го заста­ви­ли отка­зать­ся от дати­ров­ки II веком и при­нять новую дату — око­ло середи­ны III века.