ГОМЕР; Ho­me­ros, гре­че­ский поэт, соглас­но древ­ней тра­ди­ции, автор Или­а­ды (Ilias) и Одис­сеи (Odys­seia), двух боль­ших эпо­пей, откры­ваю­щих исто­рию евро­пей­ской лите­ра­ту­ры. О жиз­ни Гоме­ра у нас нет ника­ких сведе­ний, а сохра­нив­ши­е­ся жиз­не­опи­са­ния и «био­гра­фи­че­ские» замет­ки явля­ют­ся более позд­ни­ми по про­ис­хож­де­нию и часто пере­пле­те­ны с леген­дой (тра­ди­ци­он­ные исто­рии о сле­по­те Гоме­ра, о спо­ре семи горо­дов за пра­во быть его роди­ной). С XVIII в. в нау­ке идет дис­кус­сия как отно­си­тель­но автор­ства, так и отно­си­тель­но исто­рии созда­ния Или­а­ды и Одис­сеи, так назы­вае­мый «гоме­ров­ский вопрос», за нача­ло кото­ро­го повсюду при­ни­ма­ет­ся (хотя были и более ран­ние упо­ми­на­ния) опуб­ли­ко­ва­ние в 1795 г. про­из­веде­ния Ф. А. Воль­фа под загла­ви­ем Введе­ние в Гоме­ра (Pro­le­go­me­na ad Ho­me­rum). Мно­гие уче­ные, назван­ные плю­ра­ли­ста­ми, дока­зы­ва­ли, что Или­а­да и Одис­сея в насто­я­щем виде не явля­ют­ся тво­ре­ни­я­ми Гоме­ра (мно­гие даже пола­га­ли, что Гоме­ра вооб­ще не суще­ст­во­ва­ло), а созда­ны в VI в. до н. э., веро­ят­но, в Афи­нах, когда были собра­ны воеди­но и запи­са­ны пере­да­вае­мые из поко­ле­ния в поко­ле­ние пес­ни раз­ных авто­ров. А так назы­вае­мые уни­та­рии отста­и­ва­ли ком­по­зи­ци­он­ное един­ство поэ­мы, а тем самым и един­ст­вен­ность ее авто­ра. Новые сведе­ния об антич­ном мире, срав­ни­тель­ные иссле­до­ва­ния южно­сла­вян­ских народ­ных эпо­сов и деталь­ный ана­лиз мет­ри­ки и сти­ля пре­до­ста­ви­ли доста­точ­но аргу­мен­тов про­тив пер­во­на­чаль­ной вер­сии плю­ра­ли­стов, но услож­ни­ли и взгляд уни­та­ри­ев. Исто­ри­ко-гео­гра­фи­че­ский и язы­ко­вой ана­лиз Или­а­ды и Одис­сеи поз­во­лил дати­ро­вать их при­мер­но VIII в. до н. э., хотя есть попыт­ки отне­сти их к IX или к VII в. до н. э. Они, по-види­мо­му, были сло­же­ны на мало­азий­ском побе­ре­жье Гре­ции, засе­лен­ном ионий­ски­ми пле­ме­на­ми, или на одном из при­ле­гаю­щих ост­ро­вов. В насто­я­щее вре­мя не под­ле­жит сомне­нию, что Или­а­да и Одис­сея яви­лись резуль­та­том дол­гих веков раз­ви­тия гре­че­ской эпи­че­ской поэ­зии, а вовсе не ее нача­лом. Раз­ные уче­ные по-раз­но­му оце­ни­ва­ют, насколь­ко вели­ка была роль твор­че­ской инди­виду­аль­но­сти в окон­ча­тель­ном оформ­ле­нии этих поэм, но пре­ва­ли­ру­ет мне­ние, что Гомер ни в коем слу­чае не явля­ет­ся лишь пустым (или соби­ра­тель­ным) име­нем. Нераз­ре­шен­ным оста­ет­ся вопрос, создал ли Или­а­ду и Одис­сею один поэт или это про­из­веде­ния двух раз­ных авто­ров (чем, по мне­нию мно­гих уче­ных, объ­яс­ня­ют­ся раз­ли­чия в виде­нии мира, поэ­ти­че­ской тех­ни­ке и язы­ке обе­их поэм). Этот поэт (или поэты) был, веро­ят­но, одним из аэдов, кото­рые, по мень­шей мере, с микен­ской эпо­хи (XV—XII вв. до н. э.) пере­да­ва­ли из поко­ле­ния в поко­ле­ние память о мифи­че­ском и геро­и­че­ском про­шлом. Суще­ст­во­ва­ли, одна­ко, не пра-Или­а­да или пра-Одис­сея, но некий набор усто­яв­ших­ся сюже­тов и тех­ни­ка сло­же­ния и испол­не­ния песен. Имен­но эти пес­ни ста­ли мате­ри­а­лом для авто­ра (или авто­ров) обе­их эпо­пей. Новым в твор­че­стве Гоме­ра была сво­бод­ная обра­бот­ка мно­гих эпи­че­ских тра­ди­ций и фор­ми­ро­ва­ние из них еди­но­го цело­го с тща­тель­но про­ду­ман­ной ком­по­зи­ци­ей. Мно­гие совре­мен­ные уче­ные при­дер­жи­ва­ют­ся мне­ния, что это целое мог­ло быть созда­но лишь в пись­мен­ном виде. Ярко выра­же­но стрем­ле­ние поэта при­дать этим объ­ем­ным про­из­веде­ни­ям опре­де­лен­ную связ­ность (через орга­ни­за­цию фабу­лы вокруг одно­го основ­но­го стерж­ня, сход­но­го постро­е­ния пер­вой и послед­ней песен, бла­го­да­ря парал­ле­лям, свя­зы­ваю­щим отдель­ные пес­ни, вос­со­зда­нию пред­ше­ст­ву­ю­щих собы­тий и пред­ска­за­нию буду­щих). Но более все­го о един­стве пла­на эпо­пеи свиде­тель­ст­ву­ют логич­ное, после­до­ва­тель­ное раз­ви­тие дей­ст­вия и цель­ные обра­зы глав­ных геро­ев. Пред­став­ля­ет­ся прав­до­по­доб­ным, что Гомер поль­зо­вал­ся уже алфа­вит­ным пись­мом, с кото­рым, как мы сей­час зна­ем, гре­ки позна­ко­ми­лись не позд­нее VIII в. до н. э. Релик­том тра­ди­ци­он­ной мане­ры созда­ния подоб­ных песен было исполь­зо­ва­ние даже в этом новом эпо­се тех­ни­ки, свой­ст­вен­ной уст­ной поэ­зии. Здесь часто встре­ча­ют­ся повто­ры и так назы­вае­мый фор­муль­ный эпи­че­ский стиль. Стиль этот тре­бу­ет употреб­ле­ния слож­ных эпи­те­тов («быст­ро­но­гий», «розо­во­пер­стая»), кото­рые в мень­шей сте­пе­ни опре­де­ля­ют­ся свой­ства­ми опи­сы­вае­мой осо­бы или пред­ме­та, а в зна­чи­тель­но боль­шей — мет­ри­че­ски­ми свой­ства­ми само­го эпи­те­та. Мы нахо­дим здесь усто­яв­ши­е­ся выра­же­ния, состав­ля­ю­щие мет­ри­че­ское целое (неко­гда целый стих), пред­став­ля­ю­щие типи­че­ские ситу­а­ции в опи­са­нии битв, пиров, собра­ний и т. д. Эти фор­му­лы повсе­мест­но были в употреб­ле­нии у аэдов и пер­вых твор­цов пись­мен­ной поэ­зии (такие же фор­му­лы-сти­хи высту­па­ют, напри­мер, у Геси­о­да). Язык эпо­сов так­же явля­ет­ся пло­дом дол­го­го раз­ви­тия дого­ме­ров­ской эпи­че­ской поэ­зии. Он не соот­вет­ст­ву­ет ни одно­му регио­наль­но­му диа­лек­ту или како­му-либо эта­пу раз­ви­тия гре­че­ско­го язы­ка. По фоне­ти­че­ско­му обли­ку бли­же все­го сто­я­щий к ионий­ско­му диа­лек­ту язык Гоме­ра демон­стри­ру­ет мно­же­ство арха­и­че­ских форм, напо­ми­наю­щих о гре­че­ском язы­ке микен­ской эпо­хи (кото­рый стал нам изве­стен бла­го­да­ря таб­лич­кам с лине­ар­ным пись­мом B). Часто мы встре­ча­ем рядом флек­тив­ные фор­мы, кото­рые нико­гда не употреб­ля­лись одно­вре­мен­но в живом язы­ке. Мно­го так­же эле­мен­тов, свой­ст­вен­ных эолий­ско­му диа­лек­ту, про­ис­хож­де­ние кото­рых до сих пор не выяс­не­но. Фор­муль­ность и арха­ич­ность язы­ка соче­та­ют­ся с тра­ди­ци­он­ным раз­ме­ром геро­и­че­ской поэ­зии, кото­рым был гекза­метр. В плане содер­жа­ния эпо­сы Гоме­ра тоже заклю­ча­ют в себе мно­же­ство моти­вов, сюжет­ных линий, мифов, почерп­ну­тых в ран­ней поэ­зии. У Гоме­ра мож­но услы­шать отго­лос­ки миной­ской куль­ту­ры и даже про­следить связь с хетт­ской мифо­ло­ги­ей. Одна­ко основ­ным источ­ни­ком эпи­че­ско­го мате­ри­а­ла стал для него микен­ский пери­од. Имен­но в эту эпо­ху про­ис­хо­дит дей­ст­вие его эпо­пеи. Жив­ший в чет­вер­том сто­ле­тии после окон­ча­ния это­го пери­о­да, кото­рый он силь­но иде­а­ли­зи­ру­ет, Гомер не может быть источ­ни­ком исто­ри­че­ских сведе­ний о поли­ти­че­ской, обще­ст­вен­ной жиз­ни, мате­ри­аль­ной куль­ту­ре или рели­гии микен­ско­го мира. Но в поли­ти­че­ском цен­тре это­го обще­ства, Мике­нах, най­де­ны, одна­ко, пред­ме­ты, иден­тич­ные опи­сан­ным в эпо­се (в основ­ном ору­жие и инстру­мен­ты), на неко­то­рых же микен­ских памят­ни­ках пред­став­ле­ны обра­зы, вещи и даже сце­ны, типич­ные для поэ­ти­че­ской дей­ст­ви­тель­но­сти эпо­пеи. К микен­ской эпо­хе были отне­се­ны собы­тия тро­ян­ской вой­ны, вокруг кото­рой Гомер раз­вер­нул дей­ст­вия обе­их поэм. Эту вой­ну он пока­зал как воору­жен­ный поход гре­ков (назван­ных ахей­ца­ми, данай­ца­ми, арги­вя­на­ми) под пред­во­ди­тель­ст­вом микен­ско­го царя Ага­мем­но­на про­тив Трои и ее союз­ни­ков. Для гре­ков тро­ян­ская вой­на была исто­ри­че­ским фак­том, дати­ру­е­мым XIV—XII вв. до н. э. (соглас­но под­сче­там Эра­то­сфе­на, Троя пала в 1184 г.). Сего­дняш­нее состо­я­ние зна­ний поз­во­ля­ет утвер­ждать, что, по край­ней мере, неко­то­рые эле­мен­ты тро­ян­ской эпо­пеи явля­ют­ся исто­ри­че­ски­ми. В резуль­та­те рас­ко­пок, нача­тых Г. Шли­ма­ном, были откры­ты руи­ны боль­шо­го горо­да, в том самом месте, где в соот­вет­ст­вии с опи­са­ни­я­ми Гоме­ра и мест­ной веко­вой тра­ди­ци­ей долж­на была лежать Троя-Или­он, на хол­ме, нося­щем ныне назва­ние Гис­сар­лык. Лишь на осно­ва­нии откры­тий Шли­ма­на руи­ны на хол­ме Гис­сар­лык назы­ва­ют Тро­ей. Не совсем ясно, какой имен­но из после­до­ва­тель­ных сло­ев сле­ду­ет иден­ти­фи­ци­ро­вать с Тро­ей Гоме­ра. Поэт мог собрать и уве­ко­ве­чить пре­да­ния о посе­ле­нии на при­мор­ской рав­нине и опи­рать­ся при этом на исто­ри­че­ские собы­тия, но он мог и на руи­ны, о про­шлом кото­рых мало знал, пере­не­сти геро­и­че­ские леген­ды, пер­во­на­чаль­но отно­сив­ши­е­ся к дру­го­му пери­о­ду, мог так­же сде­лать их аре­ной схва­ток, разыг­рав­ших­ся на дру­гой зем­ле. Дей­ст­вие Или­а­ды про­ис­хо­дит в кон­це девя­то­го года оса­ды Трои (дру­гое назва­ние горо­да Илиос, Или­он, отсюда и загла­вие поэ­мы). Собы­тия разыг­ры­ва­ют­ся на про­тя­же­нии несколь­ких десят­ков дней. Кар­ти­ны пред­ше­ст­ву­ю­щих лет вой­ны не раз воз­ни­ка­ют в речах геро­ев, уве­ли­чи­вая вре­мен­ную про­тя­жен­ность фабу­лы. Огра­ни­че­ние непо­сред­ст­вен­но­го рас­ска­за о собы­ти­ях столь крат­ким пери­о­дом слу­жит для того, чтобы сде­лать более ярки­ми собы­тия, решив­шие как исход вой­ны, так и судь­бу ее глав­но­го героя. В соот­вет­ст­вии с пер­вой фра­зой вступ­ле­ния, Или­а­да есть повесть о гне­ве Ахил­ла. Раз­гне­ван­ный уни­жаю­щим его реше­ни­ем вер­хов­но­го вождя Ага­мем­но­на, Ахилл отка­зы­ва­ет­ся от даль­ней­ше­го уча­стия в войне. Он воз­вра­ща­ет­ся на поле боя лишь тогда, когда его друг Патрокл нахо­дит смерть от руки Гек­то­ра, несги­бае­мо­го защит­ни­ка Трои, стар­ше­го сына царя При­а­ма. Ахилл при­ми­ря­ет­ся с Ага­мем­но­ном и, мстя за дру­га, уби­ва­ет Гек­то­ра в поедин­ке и бес­че­стит его тело. Одна­ко в кон­це кон­цов, он отда­ет тело При­аму, когда ста­рый царь Трои сам при­хо­дит в стан гре­ков, пря­мо в палат­ку убий­цы сво­их сыно­вей. При­ам и Ахилл, вра­ги, смот­рят друг на дру­га без нена­ви­сти, как люди, объ­еди­нен­ные одной судь­бой, обре­каю­щей всех людей на боль. Наряду с сюже­том о гне­ве Ахил­ла, Гомер опи­сал четы­ре сра­же­ния под Тро­ей, посвя­щая свое вни­ма­ние дей­ст­ви­ям отдель­ных геро­ев. Гомер пред­ста­вил так­же обзор ахей­ских и тро­ян­ских войск (зна­ме­ни­тый спи­сок кораб­лей и пере­чень тро­ян­цев во вто­рой песне — воз­мож­но, наи­бо­лее ран­няя часть эпо­пеи) и при­ка­зал Елене пока­зы­вать При­аму со стен Трои самых выдаю­щих­ся гре­че­ских вождей. И то и дру­гое (а так­же мно­гие иные эпи­зо­ды) не соот­вет­ст­ву­ет деся­то­му году борь­бы под Тро­ей. Впро­чем, как и мно­го­чис­лен­ные реми­нис­цен­ции из пред­ше­ст­ву­ю­щих лет вой­ны, выска­зы­ва­ния и пред­чув­ст­вия, отно­ся­щи­е­ся к буду­щим собы­ти­ям, все это устрем­ле­но к одной цели: объ­еди­не­ния поэ­мы о гне­ве Ахил­ла с исто­ри­ей захва­та Или­о­на, что авто­ру Или­а­ды уда­лось поис­ти­не мастер­ски. Если глав­ным геро­ем Или­а­ды явля­ет­ся непо­беди­мый воин, ста­вя­щий честь и сла­ву выше жиз­ни, в Одис­сее иде­ал прин­ци­пи­аль­но меня­ет­ся. Ее героя, Одис­сея, отли­ча­ет, преж­де все­го, лов­кость, уме­ние най­ти выход из любой ситу­а­ции. Здесь мы попа­да­ем в иной мир, уже не в мир воин­ских подви­гов, но в мир купе­че­ских путе­ше­ст­вий, харак­те­ри­зу­ю­щий эпо­ху гре­че­ской коло­ни­за­ции. Содер­жа­ни­ем Одис­сеи явля­ет­ся воз­вра­ще­ние геро­ев с Тро­ян­ской вой­ны. Повест­во­ва­ние начи­на­ет­ся на деся­том году ски­та­ний глав­но­го героя. Гнев Посей­до­на до сего вре­ме­ни не поз­во­лял герою вер­нуть­ся на род­ную Ита­ку, где воца­ри­лись жени­хи, сопер­ни­чаю­щие из-за руки его жены Пене­ло­пы. Юный сын Одис­сея Теле­мах уез­жа­ет в поис­ке вестей об отце. Тем вре­ме­нем Одис­сей по воле богов отправ­лен­ный в путь дер­жав­шей его до той поры при себе ним­фой Калип­со, дости­га­ет полу­ле­ген­дар­ной стра­ны феа­ков. Там в дол­гом и необы­чай­но кра­соч­ном повест­во­ва­нии он опи­сы­ва­ет свои при­клю­че­ния с момен­та отплы­тия из-под Трои (сре­ди про­че­го — путе­ше­ст­вие в мир мерт­вых). Феа­ки отво­зят его на Ита­ку. Под видом нище­го он воз­вра­ща­ет­ся в свой дво­рец, посвя­ща­ет Теле­ма­ха в план уни­что­же­ния жени­хов и, вос­поль­зо­вав­шись состя­за­ни­ем в стрель­бе из лука, уби­ва­ет их. Леген­дар­ные эле­мен­ты повест­во­ва­ния о мор­ских стран­ст­ви­ях, суще­ст­во­вав­шие дол­гое вре­мя в фольк­лор­ной тра­ди­ции вос­по­ми­на­ния о древ­них вре­ме­нах и их обы­ча­ях, «новел­ли­сти­че­ский» мотив мужа, воз­вра­щаю­ще­го­ся домой в послед­ний момент, когда дому угро­жа­ет опас­ность, а так­же инте­ре­сы и пред­став­ле­ния совре­мен­ной Гоме­ру эпо­хи коло­ни­за­ции были исполь­зо­ва­ны для изло­же­ния и раз­ви­тия тро­ян­ско­го мифа. Или­а­да и Одис­сея име­ют мно­же­ство общих черт как в ком­по­зи­ции, так и в идео­ло­ги­че­ской направ­лен­но­сти. Харак­тер­ны орга­ни­за­ция сюже­та вокруг цен­траль­но­го обра­за, неболь­шая вре­мен­ная про­тя­жен­ность рас­ска­за, постро­е­ние фабу­лы вне зави­си­мо­сти от хро­но­ло­ги­че­ской после­до­ва­тель­но­сти собы­тий, посвя­ще­ние про­пор­цио­наль­ных по объ­е­му отрез­ков тек­ста важ­ным для раз­ви­тия дей­ст­вия момен­там, кон­траст­ность сле­дую­щих друг за дру­гом сцен, раз­ви­тие фабу­лы путем созда­ния слож­ных ситу­а­ций, оче­вид­но замед­ля­ю­щих раз­ви­тие дей­ст­вия, а затем их бле­стя­щее раз­ре­ше­ние, насы­щен­ность пер­вой части дей­ст­вия эпи­зо­ди­че­ски­ми моти­ва­ми и интен­си­фи­ка­ция основ­ной линии в кон­це, столк­но­ве­ние глав­ных про­ти­во­сто­я­щих сил толь­ко в кон­це повест­во­ва­ния (Ахилл — Гек­тор, Одис­сей — жени­хи), исполь­зо­ва­ние апо­строф, срав­не­ний. В эпи­че­ской кар­тине мира Гомер зафик­си­ро­вал важ­ней­шие момен­ты чело­ве­че­ско­го бытия, все богат­ство дей­ст­ви­тель­но­сти, в кото­рой живет чело­век. Важ­ным эле­мен­том этой дей­ст­ви­тель­но­сти явля­ют­ся боги; они посто­ян­но при­сут­ст­ву­ют в мире людей, вли­я­ют на их поступ­ки и судь­бы. Хотя они и бес­смерт­ны, но сво­им поведе­ни­ем и пере­жи­ва­ни­я­ми напо­ми­на­ют людей, а упо­доб­ле­ние это воз­вы­ша­ет и как бы освя­ща­ет все, что свой­ст­вен­но чело­ве­ку. Гума­ни­за­ция мифов явля­ет­ся отли­чи­тель­ной чер­той эпо­пей Гоме­ра: он под­чер­ки­ва­ет важ­ность пере­жи­ва­ний отдель­но­го чело­ве­ка, воз­буж­да­ет сочув­ст­вие к стра­да­нию и сла­бо­сти, про­буж­да­ет ува­же­ние к тру­ду, не при­ни­ма­ет жесто­ко­сти и мсти­тель­но­сти; пре­воз­но­сит жизнь и дра­ма­ти­зи­ру­ет смерть (про­слав­ляя, одна­ко, ее отда­чу за отчиз­ну). В древ­но­сти Гоме­ру при­пи­сы­ва­ли и дру­гие про­из­веде­ния, сре­ди них 33 гим­на, Вой­ну мышей и лягу­шек, Мар­ги­та. Гре­ки гово­ри­ли о Гоме­ре про­сто: «Поэт». Или­а­ду и Одис­сею мно­гие, хотя бы частич­но, зна­ли наизусть. С этих поэм начи­на­лось школь­ное обу­че­ние. Вдох­но­ве­ние, наве­ян­ное ими, мы видим во всем антич­ном искус­стве и в лите­ра­ту­ре. Обра­зы гоме­ров­ских геро­ев ста­ли образ­ца­ми того, как сле­ду­ет посту­пать, стро­ки из поэм Гоме­ра сде­ла­лись афо­риз­ма­ми, обо­роты вошли во все­об­щее употреб­ле­ние, ситу­а­ции обре­ли сим­во­ли­че­ское зна­че­ние. (Одна­ко фило­со­фы, в част­но­сти Ксе­но­фан, Пла­тон, обви­ня­ли Гоме­ра в том, что он при­вил гре­кам лож­ные пред­став­ле­ния о богах.) Поэ­мы Гоме­ра счи­та­лись так­же сокро­вищ­ни­цей вся­че­ских зна­ний, даже исто­ри­че­ских и гео­гра­фи­че­ских. Это­го взгляда в элли­ни­сти­че­скую эпо­ху при­дер­жи­вал­ся Кра­тет из Малл, его оспа­ри­вал Эра­то­сфен. В Алек­сан­дрии иссле­до­ва­ния тек­стов Гоме­ра поро­ди­ли фило­ло­гию как нау­ку о лите­ра­ту­ре (Зено­дот Эфес­ский, Ари­сто­фан Визан­тий­ский, Ари­старх Само­фра­кий­ский). С пере­во­да Одис­сеи на латин­ский язык нача­лась рим­ская лите­ра­ту­ра (см. Ливий Анд­ро­ник). Или­а­да и Одис­сея послу­жи­ли моде­ля­ми для рим­ской эпо­пеи (см. Вер­ги­лий). Одно­вре­мен­но с упад­ком зна­ния гре­че­ско­го язы­ка Гоме­ра пере­ста­ют читать на Запа­де (ок. IV в. н. э.), зато его посто­ян­но чита­ли и ком­мен­ти­ро­ва­ли в Визан­тии. На Запа­де Евро­пы Гомер вновь ста­но­вит­ся попу­ляр­ным начи­ная со вре­мен Пет­рар­ки; пер­вое его изда­ние было выпу­ще­но в 1488 г. Вели­кие про­из­веде­ния евро­пей­ской эпи­ки созда­ют­ся под вли­я­ни­ем Гоме­ра.