Гражданская община древнего мира
Санкт-Петербург, 1906 г.
Издание «Популярно-Научная Библиотека». Типография Б. М. Вольфа. 459 с.
Перевод с французского А. М.
ПОД РЕДАКЦИЕЙ
проф. Д. Н. Кудрявского
Экземпляр книги любезно предоставлен А. В. Коптевым.
Мы намерены указать в предлагаемом сочинении те начала и принципы, которыми управлялись греческое и римское общества. Греки и римляне объединены здесь, в этом исследовании, потому, что эти два народа, составлявшие две ветви одной и той же расы, говорившие наречиями, которые развились из одного и того же общего языка, имели оба общие основы своих учреждений и оба прошли ряд сходных между собой преобразований.
Мы постараемся выяснить те коренные и существенные различия, которые делают совершенно непохожими друг на друга древние и новые народы. Наша система воспитания, переносящая нас с детства в среду греков и римлян, приучает нас беспрестанно сравнивать их с собой, судить об их истории по нашей и объяснять наши революции их переворотами. То, что мы получили от них, и то, что они нам завещали, заставляет нас думать, что они были похожи на нас; нам трудно рассматривать их, как народы чуждые нам, и мы почти всегда видим в них самих себя. Это служит источником многих заблуждений. Мы непременно ошибемся по отношению древних народов, если станем их рассматривать с точки зрения принципов и событий нашего времени.
с.4 Ошибки же в этой области могут быть очень опасны. Представления, созданные о Греции и Риме, не раз волновали умы наших поколений. Так как учреждения древнего мира были плохо поняты, то явилась мысль, будто их можно снова воскресить к жизни среди нас. Свобода у древних была неверно понята, и эта ошибка подвергла опасности свободу народов новейших. Последние восемьдесят лет нашей истории ясно показали, что одним из больших препятствий на пути прогресса современного общества является привычка видеть вечно перед глазами древних греков и римлян.
Чтобы знать правду об этих древних народах, нужно изучать их, оставляя совершенно в стороне нас так, как если бы они были нам совершенно чужды, с таким же беспристрастием и полной свободой мысли, как стали бы мы изучать древнюю Индию или Аравию.
Изучая таким образом Грецию и Рим, мы увидим, что характер их является совершенно недоступным подражанию. Ничто в новейшее время не похоже на них. Ничто в будущем не может стать на них похожим. Мы постараемся выяснить, какие принципы управляли этими обществами, и легко будет понять, что те же принципы не могут более управлять человечеством.
Но отчего же? Почему условия управления людьми теперь не те же, что были некогда прежде? Великие перемены, которые от времени до времени совершаются в строе общества, не могут порождаться ни случаем, ни одною лишь силою. Причина, производящая их, должна быть могущественна, и она должна непременно корениться в самом человеке. Если законы человеческого общежития теперь не те, что были некогда в древности, то причина здесь та, что и в самом человеке нечто изменилось. Одна часть нашего существа действительно изменяется постоянно из века в век; с.5 эта изменяющаяся часть есть наше умственное развитие. Оно всегда в движении, почти всегда прогрессирует, и в силу этого наши учреждения и законы тоже подвержены изменениям. У человека в настоящее время не те идеи, которые были двадцать пять веков тому назад, а потому он и не может управляться так, как управлялся прежде.
История Греции и Рима является свидетельством и примером той тесной связи, которая всегда существует между понятиями человеческого разума и социальным строем общества. Посмотрим на учреждения древних народов, оставляя совершенно в стороне их верования, и эти учреждения покажутся вам странными, непонятными, необъяснимыми. К чему эти патриции и плебеи, патроны и клиенты, эвпатриды и феты, и откуда произошли неизгладимые родовые отличия, которые мы видим между названными классами? Какой смысл в учреждениях лакедемонян, которые представляются нам столь противоестественными? Как объяснить несправедливые странности древнего частного права: в Коринфе и Фивах — запрещение продавать землю; в Афинах и Риме — неравенство в наследовании между братом и сестрой? Что именно разумели юристы под именем агнации и рода? В силу чего произошли все эти перевороты в праве и перевороты в политике? Что такое представлял собою тот совершенно особенный патриотизм, поглощавший иногда все естественные чувства? Что понимали под именем свободы, о которой беспрестанно говорилось? Как случилось, что учреждения, стоящие так далеко от нашего современного миропонимания, могли возникнуть и господствовать так долго? Какой высший принцип дал им власть над человеческими умами?
Но поставьте только рядом с этими учреждениями и законами — верования, и факты сразу станут ясными, объяснения явятся сами собой. Если, восходя к первым с.6 векам существования данного племени, т. е. к тому времени, когда сложились его учреждения, заметить, какие идеи сложились у него о человеке, о жизни, смерти, будущей жизни, о божественном начале, то сейчас же видна будет тесная связь между упомянутыми выше идеями и древними нормами частного права, между ритуалом, вытекающим из его верований, и политическими учреждениями.
Сравнение верований и законов показывает, что первобытная религия установила греческую и римскую семью, учредила брак и власть отца, обозначила степени родства и освятила право собственности и наследования. Та же самая религия, расширив и распространив семейную группу, установила более крупную ассоциацию — общину, где и продолжала властвовать так же, как и в семье. Из нее вытекают все учреждения точно так же, как и все частное право древних. От нее гражданская община получила свое руководящее начало, свои нормы, свои обычаи, свое управление. Но с течением времени эти старинные верования изменились или исчезли: а вместе с ними изменились и частное право и политические учреждения. Наступил ряд переворотов, и социальные преобразования всегда правильно следовали за изменениями в области умственного развития.
Итак, прежде всего нужно изучать верования данных народов. Особенно важно для нас узнать наиболее древние, так как учреждения и верования, которые мы находим в цветущие эпохи Греции и Рима, есть лишь дальнейшее развитие предшествовавших верований и учреждений, и корни их нужно искать в далеком прошедшем. Племена греческие и италийские бесконечно древнее Ромула и Гомера. Верования сложились, а учреждения установились или подготовились в эпоху более древнюю, во времена незапамятные.
Но есть ли у нас надежда достигнуть познания с.7 этого отдаленного прошлого? Кто скажет нам, что думали люди за десять или пятнадцать веков до нашей эры? Можно ли уловить снова то, что так неуловимо и подвижно, — верования и взгляды? Мы знаем, что думали восточные арийцы тридцать пять веков тому назад; мы знаем это из гимнов Вед, которые, без сомнения, очень древни, из законов Ману, которые менее древни, но где попадаются места, принадлежащие весьма отдаленной эпохе. Но где же гимны древних эллинов? У них были, как и у италийцев, древние песни, древние священные книги, но ничто из всего этого не дошло до нас. Какое воспоминание может сохраниться у нас о поколениях, не оставивших нам никаких письменных памятников? По счастью, прошедшее никогда не умирает совершенно для человека. Человек может его забыть, но он хранит его всегда в самом себе, потому что таковым, каков он есть во всякую данную эпоху, он является продуктом и итогом всех предшествовавших эпох. Если человек заглянет в свою душу, то он может найти там и распознать эти различные эпохи по тем отпечаткам, какие каждая из них оставила в нем.
Посмотрим на грека времен Перикла, на римлянина времен Цицерона; они носят в себе несомненные отпечатки и ясные следы наиболее отдаленных веков. У современника Цицерона (я говорю главным образом о человеке из народа) воображение наполнено легендами; эти легенды дошли до него из глубокой древности и в них ясно виден характер всего строя мышления тех времен. Современник Цицерона говорит языком, корни слов которого бесконечно древни; этот язык, выражая мысли древнейших веков, сложился сообразно духу того времени и сохранил этот отпечаток, который он и передает из века в век. Внутренний смысл какого-нибудь корня может иногда вскрыть древнее воззрение или древний с.8 обычай. Идеи видоизменились, и воспоминания о них исчезли, но остались слова — подлинные и непреложные свидетели исчезнувших верований. Современник Цицерона совершает известные обряды при жертвоприношениях, при погребениях, при брачных церемониях; эти обряды много древнее его самого, и доказательством этому служит то, что они более не соответствуют его верованиям. Но посмотрите ближе на исполняемые им обряды, на известные, точно определенные слова, которые он при этом произносит, и вы найдете в них отпечаток того, во что веровали люди пятнадцать или двадцать веков ранее.