Гражданская община древнего мира.

КНИГА ТРЕТЬЯ.

Гражданская община.

с.125

До сих пор мы не при­во­ди­ли и не мог­ли при­во­дить ника­ких хро­но­ло­ги­че­ских ука­за­ний. В исто­рии древ­них обществ эпо­хи лег­че отли­ча­ют­ся пре­ем­ст­вен­ной сме­ной идей и учреж­де­ний, чем года­ми.

Изу­че­ние древ­них зако­нов част­но­го пра­ва дало нам воз­мож­ность про­видеть за пре­де­ла­ми вре­мен, назы­вае­мых исто­ри­че­ски­ми, пери­од веков, когда семья была един­ст­вен­ною фор­мою обще­жи­тия. Семья тех вре­мен мог­ла заклю­чать в сво­ем обшир­ном кру­гу по несколь­ко тысяч чело­век. Но в этих пре­де­лах фор­ма чело­ве­че­ско­го обще­жи­тия была еще слиш­ком узка как в смыс­ле удо­вле­тво­ре­ния нужд мате­ри­аль­ных, так как труд­но было семье обхо­дить­ся соб­ст­вен­ны­ми сила­ми во всех слу­ча­ях жиз­ни, так и в смыс­ле удо­вле­тво­ре­ния нрав­ст­вен­ных, духов­ных потреб­но­стей нашей при­ро­ды, пото­му что мы виде­ли, как недо­ста­точ­но было в этом малень­ком мир­ке поня­тие о боже­стве и как несо­вер­шен­ны были поня­тия о нрав­ст­вен­но­сти.

Малые раз­ме­ры пер­во­быт­но­го обще­ства соот­вет­ст­во­ва­ли вполне тому узко­му пони­ма­нию боже­ства, какое соста­ви­ло себе это обще­ство. У каж­дой семьи были свои боги, и чело­век спо­со­бен был пред­став­лять себе толь­ко домаш­них богов с.126 и толь­ко им покло­нять­ся. Но боги эти не мог­ли удо­вле­тво­рять его дом, они были слиш­ком ниже того уров­ня, како­го спо­со­бен достиг­нуть чело­ве­че­ский разум. Если для него тре­бо­ва­лось еще мно­го веков, чтобы дой­ти до пред­став­ле­ния о Боге, как о суще­стве еди­ном, несрав­нен­ном, бес­ко­неч­ном, то он мог, по край­ней мере, при­бли­жать­ся к это­му иде­а­лу неза­мет­но, рас­ши­ряя из века в век свое поня­тие о боже­стве и раз­дви­гая поне­мно­гу гори­зонт, линия кото­ро­го отде­ля­ла для него Боже­ст­вен­ное Суще­ство от пред­ме­тов внеш­не­го мира.

Таким обра­зом, и рели­ги­оз­ная идея и чело­ве­че­ское обще­ство рос­ли одно­вре­мен­но.

Древ­няя рели­гия запре­ща­ла двум семьям сме­ши­вать­ся или сли­вать­ся воеди­но. Но было вполне воз­мож­но, совер­шен­но не посту­па­ясь сво­ей домаш­ней рели­ги­ей, соеди­нить­ся несколь­ким семьям для отправ­ле­ния ново­го, обще­го им всем куль­та. Это имен­но и про­изо­шло. Извест­ное коли­че­ство семей обра­зо­вы­ва­ли груп­пы, кото­рые назы­ва­лись по-гре­че­ски фра­трии и по-латы­ни курии. Суще­ст­во­ва­ла ли меж­ду семья­ми одной и той же груп­пы связь по рож­де­нию? Это­го нель­зя ска­зать утвер­ди­тель­но, но досто­вер­но одно, что это­му ново­му обще­ст­вен­но­му сою­зу соот­вет­ст­во­ва­ло и рас­ши­ре­ние рели­ги­оз­ных поня­тий. В тот момент, когда семьи соеди­ни­лись в груп­пу, у них появи­лось пред­став­ле­ние о неком боже­стве, сто­яв­шем выше их домаш­них богов; о том боже­стве, кото­рое было обще им всем и всех их вме­сте, всю груп­пу, охра­ня­ло сво­им попе­че­ни­ем. Это­му боже­ству воз­двиг­ли они алтарь, зажгли свя­щен­ный огонь и уста­но­ви­ли культ.

Не было ни одной ни курии, ни фра­трии, кото­рая бы не име­ла сво­его алта­ря и сво­его бога-покро­ви­те­ля. Рели­ги­оз­ные обряды носи­ли в них тот же харак­тер, что и в семье. Они состо­я­ли глав­ным обра­зом в общей тра­пе­зе; пища при­готов­ля­лась на самом алта­ре и была в силу это­го свя­щен­ной; вку­ша­ли ее читая молит­вы; боже­ство при­сут­ст­во­ва­ло тут же и полу­ча­ло свою долю пищи и пития.

с.127 Эти рели­ги­оз­ные тра­пезы курий суще­ст­во­ва­ли еще дол­го в Риме; о них упо­ми­на­ет Цице­рон, их опи­сы­ва­ет Овидий. Еще во вре­ме­на Авгу­ста они сохра­ня­ли все свои древ­ние фор­мы. «Я видел в этих свя­щен­ных учи­ли­щах, — гово­рит один исто­рик той эпо­хи, — тра­пе­зу, угото­ван­ную перед лицом боже­ства; сто­лы были дере­вян­ные, по обы­чаю пред­ков, и сосуды были гли­ня­ные. Пища состо­я­ла из хле­ба, пече­ний из пше­нич­ной муки и пло­дов. Я видел, как совер­ша­лись воз­ли­я­ния; они не лились из золотых или сереб­ря­ных чаш, но из гли­ня­ных сосудов; и я удив­лял­ся людям наших дней, кото­рые оста­ва­лись столь вер­ны­ми обрядам и обы­ча­ям отцов». В Афи­нах в дни празд­ни­ков, вро­де Ана­ту­рий и Фор­ге­лий, каж­дая фра­трия соби­ра­лась вокруг сво­его алта­ря, совер­ша­лось жерт­во­при­но­ше­ние, мясо зажа­ри­ва­лось на свя­щен­ном огне и разде­ля­лось меж­ду все­ми чле­на­ми фра­трии, при­чем следи­ли очень стро­го, чтобы в свя­щен­ной тра­пе­зе не при­нял уча­стия кто-либо из посто­рон­них.

Есть обы­чаи, сохра­нив­ши­е­ся до послед­них вре­мен гре­че­ской исто­рии, кото­рые бро­са­ют неко­то­рый свет на харак­тер древ­них фра­трий. Так, напри­мер, мы видим, что во вре­ме­на Демо­сфе­на, для того, чтобы стать чле­ном фра­трии, нуж­но было родить­ся от закон­но­го бра­ка в одной из семей, состав­ляв­ших фра­трию, пото­му что рели­гия фра­трии, так же, как и рели­гия семьи, пере­да­ва­лась толь­ко по кро­ви. Моло­до­го афи­ня­ни­на пред­став­лял фра­трии его отец и клял­ся в том, что это дей­ст­ви­тель­но его сын. При­ня­тие во фра­трию носи­ло рели­ги­оз­ный харак­тер. Фра­трия при­но­си­ла жерт­ву и на алта­ре жари­ла ее мясо; все чле­ны фра­трии при­сут­ст­во­ва­ли при этом; если они отвер­га­ли при­ня­тие вновь при­быв­ше­го, на что име­ли пра­во в том слу­чае, когда воз­ни­ка­ло сомне­ние в его закон­ном рож­де­нии, то мясо жерт­вы долж­ны были снять с алта­ря. Если же они это­го не дела­ли, если они разде­ля­ли со вновь при­быв­шим изжа­рен­ное жерт­вен­ное мясо, то это зна­чи­ло, что юно­ша с это­го вре­ме­ни при­нят и ста­но­вит­ся навсе­гда чле­ном сою­за. Подоб­ные обряды объ­яс­ня­ют­ся теми поня­ти­я­ми, кото­рые име­лись у с.128 древ­них: они вери­ли, что вся­кая пища, при­готов­лен­ная на алта­ре и разде­лен­ная меж­ду людь­ми, уста­нав­ли­ва­ет меж­ду ними нерас­тор­жи­мую свя­щен­ную связь, кото­рая может пре­кра­тить­ся толь­ко вме­сте с жиз­нью.

У каж­дой фра­трии или курии был свой гла­ва, кури­он или фра­три­арх; его глав­ной обя­зан­но­стью было руко­во­дить жерт­во­при­но­ше­ни­я­ми. Быть может, его пол­но­мо­чия были вна­ча­ле и обшир­нее; фра­трия име­ла свои собра­ния, обсуж­да­ла дела и выно­си­ла свои поста­нов­ле­ния. И в ней так же, как и в семье, было боже­ство, был культ, было свя­щен­но­слу­же­ние, пра­во­судие, управ­ле­ние; это было неболь­шое обще­ство, устро­ен­ное вполне по образ­цу семьи.

Союз про­дол­жал есте­ствен­но раз­рас­тать­ся и далее по тому же типу: несколь­ко курий или фра­трий сгруп­пи­ро­вы­ва­лись вме­сте и обра­зо­вы­ва­ли три­бу.

Эта новая груп­па опять-таки име­ла свою рели­гию; у каж­дой три­бы был свой алтарь и покро­ви­тель­ст­во­вав­шее ей боже­ство.

Бог три­бы был по при­ро­де тем же, что и бог фра­трии или семьи. Это был обо­готво­рен­ный чело­век, герой. По его име­ни назы­ва­лась и три­ба; вот поче­му гре­ки назы­ва­ли его геро­ем епо­ни­мом. Ему был посвя­щен годо­вой празд­ник. Самой глав­ной частью рели­ги­оз­ной цере­мо­нии была тра­пе­за, в кото­рой при­ни­ма­ла уча­стие вся три­ба.

Три­ба, подоб­но фра­трии, име­ла свои собра­ния и выно­си­ла поста­нов­ле­ния, кото­рым обя­за­ны были под­чи­нять­ся все ее чле­ны. У нее было свое суди­ли­ще и пра­во суда над сво­и­ми чле­на­ми; у нее был свой гла­ва tri­bu­nus, φυ­λοβα­σιλεύς. Из того, что дошло до нас от учреж­де­ний три­бы, мы можем заклю­чить, что она скла­ды­ва­лась вна­ча­ле для того, чтобы стать сою­зом неза­ви­си­мым и как бы не име­ю­щим над собой ника­кой выс­шей обще­ст­вен­ной вла­сти.