История Рима.

Книга четвертая
Революция.

с.96 75

Тибе­рий Гракх погиб, но дело его — разда­ча земель и рево­лю­ция — пере­жи­ло сво­его твор­ца. В борь­бе про­тив раз­ло­жив­ше­го­ся зем­ледель­че­ско­го про­ле­та­ри­а­та сенат мог отва­жить­ся на убий­ство, но он не мог исполь­зо­вать это убий­ство для отме­ны аграр­но­го зако­на Сем­п­ро­ния. Безум­ный взрыв пар­тий­ной нена­ви­сти ско­рее укре­пил, чем поко­ле­бал силу ново­го зако­на. Та часть ари­сто­кра­тии, кото­рая сочув­ст­во­ва­ла рефор­ме и откры­то одоб­ря­ла разда­чу земель, во гла­ве с Квин­том Метел­лом (623) [131 г.], избран­ным в это вре­мя на долж­ность цен­зо­ра, и Пуб­ли­ем Сце­во­лой, объ­еди­ни­лась с при­вер­жен­ца­ми Сци­пи­о­на Эми­ли­а­на, кото­рые во вся­ком слу­чае не были про­тив­ни­ка­ми рефор­мы, и полу­чи­ла таким обра­зом боль­шин­ство даже в сена­те; поста­нов­ле­ние сена­та кате­го­ри­че­ски пред­пи­сы­ва­ло комис­сии по разде­лу земель при­сту­пить к сво­ей рабо­те. Соглас­но зако­ну Сем­п­ро­ния чле­ны этой комис­сии долж­ны были изби­рать­ся еже­год­но наро­дом и, веро­ят­но, так и было. Но по само­му харак­те­ру задач кол­ле­гии совер­шен­но есте­ствен­но, что выби­ра­лись посто­ян­но одни и те же лица, и новые выбо­ры про­ис­хо­ди­ли в сущ­но­сти толь­ко в слу­чае смер­ти кого-либо из чле­нов кол­ле­гии. Так, вме­сто Тибе­рия Грак­ха в комис­сию был избран тесть его бра­та Гая, Пуб­лий Красс Муци­ан. Когда же послед­ний был убит в 624 г. [130 г.], а Аппий Клав­дий умер, разда­чей земель ста­ли руко­во­дить вме­сте с моло­дым Гаем Грак­хом два наи­бо­лее актив­ных вождя пар­тии реформ — Марк Фуль­вий Флакк и Гай Папи­рий Кар­бон. Уже одни эти име­на могут слу­жить руча­тель­ст­вом, что дело ото­бра­ния и разда­чи заня­тых государ­ст­вен­ных земель велось усерд­но и энер­гич­но, и, дей­ст­ви­тель­но, нет недо­стат­ка в дока­за­тель­ствах это­го. Уже кон­сул на 622 г. [132 г.] Пуб­лий Попи­лий, — тот самый, кото­рый руко­во­дил судеб­ной рас­пра­вой над сто­рон­ни­ка­ми Грак­ха, — назы­ва­ет себя на одном пуб­лич­ном памят­ни­ке «пер­вым, кто очи­стил государ­ст­вен­ные зем­ли от пас­ту­хов и засе­лил их зем­ле­паш­ца­ми». Да и вооб­ще есть ряд ука­за­ний, что разда­ча земель про­из­во­ди­лась по всей Ита­лии и что всюду коли­че­ство кре­стьян­ских хозяйств в с.97 суще­ст­ву­ю­щих общи­нах уве­ли­чи­лось, ибо целью зако­на Сем­п­ро­ния было улуч­ше­ние поло­же­ния кре­стьян­ства не путем учреж­де­ния новых общин, а путем укреп­ле­ния суще­ст­ву­ю­щих. О раз­ме­рах и о глу­бо­ком вли­я­нии про­веден­но­го пере­де­ла земель свиде­тель­ст­ву­ют так­же мно­го­чис­лен­ные ново­введе­ния в рим­ском 76 зем­ле­мер­ном искус­стве, отно­ся­щи­е­ся ко вре­ме­ни грак­хов­ско­го аграр­но­го зако­на. Так, напри­мер, пра­виль­ная уста­нов­ка меже­вых кам­ней, устра­ня­ю­щая воз­мож­ность оши­бок, была, по-види­мо­му, впер­вые введе­на грак­хов­ски­ми меже­вы­ми учреж­де­ни­я­ми по слу­чаю разде­ла зем­ли. Но яснее все­го гово­рят о зна­че­нии рефор­мы дан­ные цен­зо­вых спис­ков. Циф­ры, опуб­ли­ко­ван­ные в 623 г. [131 г.], при­чем пере­пись про­из­веде­на была, надо думать, в нача­ле 622 г. [132 г.], пока­зы­ва­ют толь­ко 319000 граж­дан, спо­соб­ных носить ору­жие. Но спу­стя 6 лет (629 г.) [125 г.] эта циф­ра не толь­ко не сни­зи­лась, как это име­ло место во все преды­ду­щие годы, а, наобо­рот, еще под­ня­лась и достиг­ла 395000 чело­век, т. е. при­рост состав­лял 76000 чело­век. Это уве­ли­че­ние, — несо­мнен­но, резуль­тат того, что сде­ла­но было для рим­ско­го граж­дан­ства комис­си­ей по разда­че земель. Сомни­тель­но, чтобы раздел государ­ст­вен­ных земель вызвал сре­ди ита­ли­ков уве­ли­че­ние чис­ла участ­ков в такой же мере, как сре­ди пол­но­прав­ных рим­ских граж­дан. Во вся­ком слу­чае, комис­сия достиг­ла боль­ших и бла­го­де­тель­ных резуль­та­тов. Прав­да, дело не обхо­ди­лось без мно­го­крат­ных нару­ше­ний пра­во­мер­ных инте­ре­сов част­ных лиц и их закон­ных прав. Комис­сия состо­я­ла из реши­тель­ней­ших сто­рон­ни­ков рефор­мы и, будучи судьей в соб­ст­вен­ном деле, дей­ст­во­ва­ла бес­по­щад­но и даже бес­це­ре­мон­но. Пуб­лич­ные объ­яв­ле­ния комис­сии при­гла­ша­ли явить­ся всех, могу­щих дать сведе­ния о раз­ме­рах государ­ст­вен­ных земель. Комис­сия неумо­ли­мо обра­ща­лась к ста­рым земель­ным спис­кам и не толь­ко отби­ра­ла государ­ст­вен­ные зем­ли, неза­ви­си­мо от дав­но­сти их окку­па­ции, но неред­ко кон­фис­ко­ва­ла и дей­ст­ви­тель­ную част­ную соб­ст­вен­ность, если соб­ст­вен­ник не мог пред­ста­вить доста­точ­ных дока­за­тельств сво­их прав. Одна­ко, как ни жало­ва­лись на дей­ст­вия комис­сии, и по боль­шей части осно­ва­тель­но жало­ва­лись, сенат не мешал ей делать свое дело. Ясно было, что раз взя­лись за раздел государ­ст­вен­ных земель, спра­вить­ся с этим мож­но было толь­ко таки­ми энер­гич­ны­ми мера­ми.

Одна­ко эта поли­ти­ка попу­сти­тель­ства име­ла свои пре­де­лы. Государ­ст­вен­ные зем­ли в Ита­лии нахо­ди­лись не толь­ко в руках рим­ских граж­дан. На осно­ва­нии поста­нов­ле­ний сена­та и народ­но­го собра­ния боль­шая часть этих земель была розда­на в исклю­чи­тель­ное поль­зо­ва­ние союз­ным общи­нам. Дру­гие участ­ки заня­ли — закон­но или неза­кон­но — латин­ские граж­дане. Комис­сия взя­лась, нако­нец, и за эти вла­де­ния. По фор­маль­но­му пра­ву ото­бра­ние земель, попро­сту заня­тых неграж­да­на­ми, было, несо­мнен­но, допу­сти­мо; надо с.98 пола­гать, столь же допу­сти­мо было так­же ото­бра­ние государ­ст­вен­ных земель, пере­дан­ных ита­лий­ским общи­нам соглас­но поста­нов­ле­ни­ям сена­та и даже народ­но­го собра­ния; государ­ство, пере­да­вая им эти зем­ли, отнюдь не отка­зы­ва­лось от пра­ва соб­ст­вен­но­сти на них и, по всей веро­ят­но­сти, усту­па­ло их общи­нам, как и част­ным лицам, сохра­няя за собой пра­во ото­брать их обрат­но. Одна­ко от этих союз­ных и под­власт­ных общин посту­па­ли жало­бы, что Рим нару­ша­ет суще­ст­ву­ю­щие и не поте­ряв­шие сво­ей силы дого­во­ры. Сенат не мог про­сто оста­вить эти жало­бы без вни­ма­ния, как жало­бы рим­ских граж­дан, инте­ре­сы кото­рых были нару­ше­ны комис­си­ей. С юриди­че­ской точ­ки зре­ния жало­бы общин мог­ли быть и не луч­ше обос­но­ван­ны­ми, чем жало­бы граж­дан. Но в одном слу­чае дело шло лишь о част­ных инте­ре­сах рим­ских граж­дан, в отно­ше­нии же латин­ских вла­дель­цев вста­вал вопрос, целе­со­об­раз­но ли с поли­ти­че­ской точ­ки зре­ния нано­сить столь суще­ст­вен­ный ущерб их мате­ри­аль­ным инте­ре­сам. Рим рис­ко­вал при этом еще более оттолк­нуть от себя столь важ­ные в воен­ном отно­ше­нии латин­ские общи­ны; они и без того были доста­точ­но озлоб­ле­ны вслед­ст­вие юриди­че­ско­го и фак­ти­че­ско­го ущем­ле­ния их раз­лич­ных прав 77 (I, 755 и сл.). Реше­ние вопро­са зави­се­ло от уме­рен­ной пар­тии. После гибе­ли Грак­ха эта пар­тия в сою­зе со сто­рон­ни­ка­ми погиб­ше­го три­бу­на отсто­я­ла рефор­му про­тив оли­гар­хии. Толь­ко она, объ­еди­нив­шись с оли­гар­хи­ей, мог­ла теперь уста­но­вить пре­де­лы рефор­ме. Лати­ны обра­ти­лись к само­му вли­я­тель­но­му чле­ну этой пар­тии, Сци­пи­о­ну Эми­ли­а­ну, с прось­бой защи­тить их пра­ва. Он обе­щал им это, и глав­ным обра­зом бла­го­да­ря его вли­я­нию¹ народ­ное собра­ние поста­но­ви­ло в 625 г. [129 г.] отнять у аграр­ной комис­сии судеб­ную власть, а реше­ние спо­ров о том, какие зем­ли явля­ют­ся государ­ст­вен­ной соб­ст­вен­но­стью и какие част­ной соб­ст­вен­но­стью, пере­дать цен­зо­рам, или же — в каче­стве заме­сти­те­лей послед­них — кон­су­лам, кото­рым эти функ­ции при­над­ле­жа­ли на осно­ва­нии общих зако­но­по­ло­же­ний. Эта мера явля­лась не чем иным, как при­оста­нов­кой в мяг­кой фор­ме даль­ней­шей разда­чи государ­ст­вен­ных земель. Кон­сул Туди­тан, нисколь­ко не сочув­ст­во­вав­ший грак­хов­ской рефор­ме и не склон­ный зани­мать­ся сомни­тель­ным и опас­ным регу­ли­ро­ва­ни­ем земель­ных отно­ше­ний, вос­поль­зо­вал­ся слу­ча­ем и уехал в илли­рий­скую армию, оста­вив воз­ло­жен­ное на него дело невы­пол­нен­ным. Комис­сия по разде­лу земель про­дол­жа­ла суще­ст­во­вать; одна­ко, посколь­ку судеб­ное раз­би­ра­тель­ство вопро­сов, касаю­щих­ся государ­ст­вен­ных земель, было при­оста­нов­ле­но, она была обре­че­на на без­дей­ст­вие.

с.99 Пар­тия рефор­мы него­до­ва­ла. Даже такие люди, как Пуб­лий Муций и Квинт Метелл, пори­ца­ли Сци­пи­о­на за его вме­ша­тель­ство. В дру­гих кру­гах не огра­ни­чи­ва­лись одни­ми пори­ца­ни­я­ми. Сци­пи­он объ­явил о сво­ем наме­ре­нии в один из бли­жай­ших дней сде­лать доклад о поло­же­нии лати­нов. Утром это­го дня он был най­ден в посте­ли мерт­вым. Совер­шен­но несо­мнен­но, что этот 56-лет­ний здо­ро­вый и силь­ный чело­век, кото­рый еще нака­нуне высту­пал с пуб­лич­ной речью и вече­ром ранее обык­но­вен­но­го уда­лил­ся в свою спаль­ню, чтобы под­гото­вить свою речь к сле­дую­ще­му дню, пал жерт­вой поли­ти­че­ско­го убий­ства. Неза­дол­го до того он сам пуб­лич­но гово­рил о гото­вя­щем­ся поку­ше­нии на его жизнь. Чья пре­ступ­ная рука заду­ши­ла ночью луч­ше­го государ­ст­вен­но­го дея­те­ля и луч­ше­го пол­ко­во­д­ца сво­ей эпо­хи, оста­лось неиз­вест­ным. Исто­ри­ку не подо­ба­ет ни повто­рять спле­тен и слу­хов, ходив­ших по горо­ду в свя­зи с этим, ни наив­но пытать­ся вос­ста­но­вить исти­ну на осно­ва­нии тако­го рода дан­ных. С уве­рен­но­стью мож­но ска­зать лишь одно: винов­ник зло­де­я­ния при­над­ле­жал к сто­рон­ни­кам Грак­хов. Убий­ство Сци­пи­о­на было отве­том демо­кра­тии на кро­ва­вую рас­пра­ву, учи­нен­ную ари­сто­кра­ти­ей у хра­ма боги­ни Вер­но­сти. Вла­сти не ста­ли вме­ши­вать­ся в это дело. Народ­ная пар­тия, спра­вед­ли­во опа­са­ясь, что ее вожди — Гай Гракх, Флакк, Кар­бон — винов­ны ли они или нет, будут запу­та­ны в дело, все­ми сила­ми про­ти­ви­лась назна­че­нию след­ст­вия. Ари­сто­кра­тия утра­ти­ла в Сци­пи­оне чело­ве­ка, кото­рый был для нее столь­ко же союз­ни­ком, сколь­ко про­тив­ни­ком; она тоже была не прочь замять дело. Народ и люди уме­рен­ных взглядов были в ужа­се, осо­бен­но Квинт Метелл. Он не одоб­рял выступ­ле­ний Сци­пи­о­на про­тив реформ, но с ужа­сом отшат­нул­ся от таких союз­ни­ков. Он велел сво­им четы­рем сыно­вьям нести на костер носил­ки с остан­ка­ми сво­его вели­ко­го про­тив­ни­ка. Похо­ро­ны были совер­ше­ны наспех. Послед­не­го пред­ста­ви­те­ля рода Сци­пи­о­нов, из кото­ро­го вышел победи­тель при Заме, вынес­ли из дома с закры­той голо­вой, чтобы никто не мог видеть лица умер­ше­го. 78 Пла­мя кост­ра вме­сте с остан­ка­ми вели­ко­го чело­ве­ка уни­что­жи­ло и следы пре­ступ­ле­ния. В исто­рии Рима встре­ча­ют­ся люди более гени­аль­ные, чем Сци­пи­он Эми­ли­ан, но никто из них не может срав­нить­ся с ним по высо­кой нрав­ст­вен­но­сти, пол­но­му отсут­ст­вию поли­ти­че­ско­го эго­из­ма, бла­го­род­ней­шей люб­ви к родине. Вряд ли кому из них суж­де­на была более тра­ги­че­ская роль. Он созна­вал чистоту сво­их наме­ре­ний и свои неза­у­ряд­ные даро­ва­ния, но вынуж­ден был сло­жа руки смот­реть, как на его гла­зах гибнет оте­че­ство, и отка­зы­вать­ся от попыт­ки спа­сти его, так как пони­мал, что все подоб­ные попыт­ки могут лишь уси­лить зло. Он был вынуж­ден оправ­ды­вать такие дела, как зло­де­я­ние Нази­ки, и в то же вре­мя отста­и­вать дело уби­то­го про­тив его убийц. с.100 Тем не менее он мог ска­зать себе, что его жизнь не про­шла даром. Ему — во вся­ком слу­чае, в такой же мере, как ини­ци­а­то­ру зако­на Сем­п­ро­ния, — рим­ский народ был обя­зан при­ро­стом до 80000 новых кре­стьян­ских участ­ков. Он же и задер­жал разда­чу государ­ст­вен­ных земель, когда эта мера уже при­нес­ла всю ту поль­зу, какую мог­ла при­не­сти. Прав­да, в то вре­мя даже бла­го­на­ме­рен­ные люди счи­та­ли, что наста­ла пора пре­кра­тить эту разда­чу. Одна­ко тот факт, что даже Гай Гракх не наста­и­вал на разда­че земель, кото­рые долж­ны были быть розда­ны по зако­ну его бра­та, но оста­лись не роздан­ны­ми, ясно пока­зы­ва­ет, что Сци­пи­он в основ­ном выбрал пра­виль­ный момент для сво­его вме­ша­тель­ства. Обе меры про­веде­ны были в борь­бе — пер­вая про­тив ари­сто­кра­тии, вто­рая про­тив пар­тии реформ; ини­ци­а­то­ры обе­их мер попла­ти­лись за них жиз­нью. Сци­пи­он участ­во­вал во мно­гих сра­же­ни­ях и вер­нул­ся на роди­ну невреди­мым, чтобы пасть там от руки убий­цы. Но и в сво­ем мир­ном жили­ще он так же погиб за Рим, как если бы пал под сте­на­ми Кар­фа­ге­на.

Разда­ча земель закон­чи­лась; начи­на­лась рево­лю­ция. Рево­лю­ци­он­ная пар­тия, рас­по­ла­гав­шая в лице комис­сии по разде­лу земель сво­его рода орга­ни­зо­ван­ной вер­хуш­кой, име­ла еще при жиз­ни Сци­пи­о­на по раз­ным пово­дам стыч­ки с пра­ви­тель­ст­вом. Осо­бен­но мно­го хло­пот при­чи­нял сена­ту Кар­бон в быт­ность его народ­ным три­бу­ном в 623 г. [131 г.]. Один из луч­ших ора­то­ров сво­его вре­ме­ни, он про­вел закон о тай­ной пода­че голо­сов в народ­ных собра­ни­ях, посколь­ку она не была еще введе­на рань­ше. Он же внес харак­тер­ное пред­ло­же­ние раз­ре­шить народ­ным три­бу­нам домо­гать­ся вто­рич­но­го избра­ния на ту же долж­ность на сле­дую­щий год. Таким обра­зом, он наде­ял­ся закон­ным путем устра­нить пре­пят­ст­вие, послу­жив­шее бли­жай­шей при­чи­ной неуда­чи Тибе­рия Грак­ха. План этот потер­пел тогда кру­ше­ние вслед­ст­вие про­ти­во­дей­ст­вия Сци­пи­о­на. Одна­ко, спу­стя несколь­ко лет, как вид­но, уже после смер­ти Сци­пи­о­на, пред­ло­же­ние Кар­бо­на сно­ва было вне­се­но и про­шло, хотя с неко­то­ры­ми огра­ни­чи­тель­ны­ми ого­вор­ка­ми². Но глав­ная цель пар­тии заклю­ча­лась в воз­об­нов­ле­нии фак­ти­че­ски пре­кра­щен­ной дея­тель­но­сти кол­ле­гии по разде­лу земель. Вожди пар­тии серь­ез­но обсуж­да­ли вопрос, не сле­ду­ет ли пре­до­ста­вить ита­лий­ским союз­ни­кам пра­ва рим­ско­го граж­дан­ства и таким обра­зом устра­нить с их сто­ро­ны про­ти­во­дей­ст­вие рефор­ме. Аги­та­ция велась глав­ным обра­зом в этом направ­ле­нии. В ответ на это сенат побудил в 628 г. [126 г.] народ­но­го три­бу­на с.101 Мар­ка Юния Пен­на вне­сти пред­ло­же­ние о высыл­ке из сто­ли­цы всех лиц, не имев­ших пра­ва граж­дан­ства. Это пред­ло­же­ние было при­ня­то, 79 несмот­ря на про­ти­во­дей­ст­вие демо­кра­тов, осо­бен­но Гая Грак­ха, а так­же несмот­ря на вол­не­ния, вызван­ные этой жест­кой мерой в латин­ских общи­нах. В сле­дую­щем, 629, году [125 г.] Марк Фуль­вий Флакк, будучи кон­су­лом, внес пред­ло­же­ние об облег­че­нии граж­да­нам союз­ных общин полу­че­ния пра­ва рим­ско­го граж­дан­ства, а тем, кто это­го пра­ва не полу­чит, раз­ре­шить апел­ли­ро­вать на при­го­во­ры по уго­лов­ным делам в рим­ские коми­ции. Одна­ко его почти никто не под­дер­жал. Кар­бон успел за это вре­мя перей­ти в дру­гой лагерь и сде­лать­ся рев­ност­ным ари­сто­кра­том. Гай Гракх отсут­ст­во­вал, он нахо­дил­ся в долж­но­сти кве­сто­ра в Сар­ди­нии. Пред­ло­же­ние Флак­ка было откло­не­но, оно натолк­ну­лось на сопро­тив­ле­ние не толь­ко сена­та, но и граж­дан; послед­ние не были склон­ны рас­про­стра­нять свои при­ви­ле­гии на еще более широ­кие кру­ги. Флакк уда­лил­ся из Рима и при­нял глав­ное коман­до­ва­ние в войне про­тив кель­тов. Сво­и­ми заво­е­ва­ни­я­ми по ту сто­ро­ну Альп он тоже под­готов­лял поч­ву для широ­ких замыс­лов демо­кра­тии. Вме­сте с тем он избав­лял­ся от непри­ят­ной необ­хо­ди­мо­сти вое­вать про­тив ита­лий­ских союз­ни­ков, кото­рых он сам под­стрек­нул.

Откло­не­ние пред­ло­же­ния Флак­ка побуди­ло город Фре­гел­лы объ­явить Риму вой­ну. Фре­гел­лы нахо­ди­лись на гра­ни­це меж­ду Лаци­ем и Кам­па­ни­ей у глав­ной пере­пра­вы через реку Лирис, в обшир­ной и пло­до­род­ной обла­сти и были в то вре­мя, пожа­луй, вто­рым по зна­че­нию горо­дом в Ита­лии. В сно­ше­ни­ях с Римом Фре­гел­лы обыч­но высту­па­ли в каче­стве пред­ста­ви­те­ля всех латин­ских коло­ний. В тече­ние полу­то­ра­ста лет это был пер­вый слу­чай, когда в Ита­лии само­сто­я­тель­но, а не по нау­ще­нию ино­стран­ных дер­жав, воз­го­ре­лось серь­ез­ное вос­ста­ние про­тив рим­ской геге­мо­нии. Одна­ко на этот раз еще уда­лось поту­шить пожар в самом нача­ле, преж­де чем он успел охва­тить дру­гие союз­ные общи­ны. Пре­то­ру Луцию Опи­мию уда­лось очень ско­ро овла­деть вос­став­шим горо­дом не силой ору­жия, а бла­го­да­ря измене одно­го фре­гел­лан­ца — Квин­та Нуми­то­ра Пул­ла. Фре­гел­лы лиши­лись сво­их город­ских прав и город­ских стен и пре­вра­ти­лись подоб­но Капуе в дерев­ню. На части город­ской терри­то­рии была осно­ва­на в 630 г. [124 г.] коло­ния Фаб­ра­те­рия. Осталь­ная терри­то­рия, а так­же сам быв­ший город, были поде­ле­ны меж­ду сосед­ни­ми общи­на­ми. Эта быст­рая и ужас­ная рас­пра­ва наве­ла страх на осталь­ные союз­ные общи­ны. В Риме нача­лись нескон­чае­мые про­цес­сы по обви­не­нию в государ­ст­вен­ной измене, при­чем не толь­ко про­тив фре­гел­лан­цев, но так­же про­тив вождей народ­ной пар­тии в Риме, кото­рые в гла­зах ари­сто­кра­тии, конеч­но, были заме­ша­ны в вос­ста­нии.

Тем вре­ме­нем Гай Гракх сно­ва появил­ся в Риме. с.102 Ари­сто­кра­тия сна­ча­ла ста­ра­лась задер­жать в Сар­ди­нии это­го опас­но­го для нее чело­ве­ка, оття­ги­вая момент осво­бож­де­ния его от долж­но­сти кве­сто­ра. Когда же он, не выжидая сме­ны, вер­нул­ся в Рим, ари­сто­кра­тия при­влек­ла его к суду, как одно­го из винов­ни­ков фре­гел­лан­ско­го вос­ста­ния (629—630) [125—124 гг.]. Одна­ко граж­дане оправ­да­ли его. Тогда Гракх при­нял бро­шен­ный ему вызов и выста­вил свою кан­дида­ту­ру на долж­ность три­бу­на. Необы­чай­но мно­го­люд­ное изби­ра­тель­ное собра­ние выбра­ло Гая Грак­ха три­бу­ном на 631 г. [123 г.]. Итак, вой­на была объ­яв­ле­на. Демо­кра­ти­че­ская пар­тия, все­гда стра­дав­шая отсут­ст­ви­ем талант­ли­вых вождей, в тече­ние 9 лет поне­во­ле оста­ва­лась почти в пол­ном без­дей­ст­вии. Теперь пере­ми­рие кон­чи­лось. Во гла­ве демо­кра­тии сто­ял чело­век, более чест­ный, чем Кар­бон, и более талант­ли­вый, чем Флакк, во всех отно­ше­ни­ях создан­ный для роли вождя.

Гай Гракх (601—633) [153—121 гг.] мало похо­дил на сво­его бра­та, кото­рый был стар­ше его девя­тью года­ми. Подоб­но Тибе­рию, Гай тоже чуж­дал­ся 80 пош­лых раз­вле­че­ний, был высо­ко обра­зо­ван­ным чело­ве­ком и храб­рым сол­да­том. Он с отли­чи­ем сра­жал­ся под началь­ст­вом сво­его тестя под Нуман­ти­ей и затем в Сар­ди­нии. Но сво­ей талант­ли­во­стью, твер­до­стью харак­те­ра и осо­бен­но страст­но­стью сво­ей нату­ры он сто­ял несрав­нен­но выше Тибе­рия. С необы­чай­ной ясно­стью и уве­рен­но­стью этот моло­дой чело­век справ­лял­ся впо­след­ст­вии со мно­же­ст­вом вопро­сов и дел, воз­ни­кав­ших при прак­ти­че­ском при­ме­не­нии его мно­го­чис­лен­ных зако­нов, и обна­ру­жи­вал при этом круп­ней­шие даро­ва­ния насто­я­ще­го государ­ст­вен­но­го дея­те­ля. Страст­ная непо­ко­ле­би­мая пре­дан­ность, кото­рую пита­ли к нему его бли­жай­шие дру­зья, свиде­тель­ст­ву­ет о необык­но­вен­ной оба­я­тель­но­сти это­го бла­го­род­но­го чело­ве­ка. Прой­ден­ная им тяже­лая шко­ла стра­да­ний, вынуж­ден­ная скрыт­ность и сдер­жан­ность в тече­ние послед­них 9 лет, зака­ли­ли его волю и энер­гию. Он глу­бо­ко зата­ил в душе пыл­кую нена­висть к пар­тии, кото­рая губи­ла оте­че­ство и отня­ла у него бра­та. Эта пла­мен­ная страсть, не умень­шав­ша­я­ся с тече­ни­ем вре­ме­ни, а воз­рас­тав­шая, сде­ла­ла его луч­шим из ора­то­ров, когда-либо быв­ших в Риме. Но не будь ее, мы мог­ли бы при­чис­лить Гая Грак­ха к наи­бо­лее выдаю­щим­ся государ­ст­вен­ным дея­те­лям всех эпох. От его запи­сан­ных речей дошли до нас лишь немно­гие отрыв­ки, но и в них встре­ча­ют­ся места потря­саю­щей силы³. Мож­но пове­рить, что кто слы­шал или даже толь­ко читал эти речи, с.103 тот не мог про­ти­во­сто­ять бур­но­му пото­ку его крас­но­ре­чия. Одна­ко, при всем его ора­тор­ском искус­стве, им неред­ко овла­де­вал гнев, и речь его ста­но­ви­лась неяс­ной и пре­ры­ви­стой. В этом — вер­ное отра­же­ние его поли­ти­че­ских дел и тер­за­ний. В нату­ре Гая не было ни одной чер­ты общей с бра­том, ни кап­ли того несколь­ко сен­ти­мен­таль­но­го, крайне бли­зо­ру­ко­го и наив­но­го доб­ро­ду­шия, кото­рое наде­я­лось смяг­чить поли­ти­че­ских вра­гов прось­ба­ми и сле­за­ми. Он реши­тель­но всту­пил на путь рево­лю­ции и мести. «Я тоже, — писа­ла ему мать, — пола­гаю, что нет ниче­го более пре­крас­но­го и достой­но­го, как ото­мстить вра­гу, если толь­ко это мож­но сде­лать, не под­вер­гая оте­че­ство гибе­ли. Но если это невоз­мож­но, то пусть наши вра­ги суще­ст­ву­ют и живут по-преж­не­му, это в тыся­чу раз луч­ше, чем погу­бить оте­че­ство». Кор­не­лия хоро­шо зна­ла сына — его убеж­де­ния были совер­шен­но про­ти­во­по­лож­ны. Он хотел ото­мстить пре­зрен­но­му пра­ви­тель­ству, ото­мстить во что бы то ни ста­ло ценой сво­ей гибе­ли и даже ценой гибе­ли рес­пуб­ли­ки. Пред­чув­ст­вие, что и ему судь­ба гото­вит такую же участь, как бра­ту, застав­ля­ло его торо­пить­ся: подоб­но смер­тель­но ране­но­му вои­ну он бро­сал­ся на вра­га. Чув­ства мате­ри были бла­го­род­нее. Но и ее сына, эту пла­мен­но воз­буди­мую, страст­ную нату­ру насто­я­ще­го италь­ян­ца, потом­ство более опла­ки­ва­ло, чем пори­ца­ло, и оно было пра­во.

Тибе­рий Гракх пред­ло­жил наро­ду толь­ко одну адми­ни­ст­ра­тив­ную рефор­му. Но ряд отдель­ных зако­но­про­ек­тов, вне­сен­ных Гаем, пред­став­лял собой не что иное, как совер­шен­но новый государ­ст­вен­ный порядок. Пер­вым шагом к это­му было уже ранее про­веден­ное ново­введе­ние, раз­ре­шав­шее народ­но­му три­бу­ну выстав­лять свою кан­дида­ту­ру для вто­рич­но­го избра­ния на сле­дую­щий год. Этот закон давал народ­но­му вождю воз­мож­ность дли­тель­но оста­вать­ся в долж­но­сти, охра­ня­ю­щей его лич­ную без­опас­ность. Далее, необ­хо­ди­мо было обес­пе­чить ему мате­ри­аль­ную 81 силу, т. е. тес­но свя­зать с вождем сто­лич­ную тол­пу с ее инте­ре­са­ми, так как опыт доста­точ­но пока­зал, что на кре­стьян, лишь вре­мя от вре­ме­ни являв­ших­ся в город, пола­гать­ся нель­зя.

Для это­го пер­вым делом была введе­на разда­ча хле­ба сто­лич­но­му насе­ле­нию. Уже рань­ше хлеб, посту­пав­ший в каз­ну из про­вин­ций в каче­стве деся­тин­ных сбо­ров, неред­ко отда­вал­ся граж­да­нам за бес­це­нок (I, 792). Гракх рас­по­рядил­ся, что впредь каж­дый граж­да­нин в сто­ли­це, лич­но сде­лав­ший заяв­ку, будет полу­чать еже­ме­сяч­но из обще­ст­вен­ных скла­дов опре­де­лен­ное коли­че­ство хле­ба, по-види­мо­му пять моди­ев по цене 6⅓ асса за модий, что состав­ля­ло мень­ше поло­ви­ны низ­кой сред­ней цены. С этой целью обще­ст­вен­ные скла­ды были рас­ши­ре­ны построй­кой новых Сем­п­ро­ни­е­вых амба­ров. Из этих раздач весь­ма логич­но исклю­ча­лось насе­ле­ние, жив­шее вне сто­ли­цы; поэто­му они неиз­беж­но с.104 долж­ны были при­влечь в город всю мас­су граж­дан-про­ле­та­ри­ев. Весь же сто­лич­ный про­ле­та­ри­ат, до сих пор нахо­див­ший­ся в силь­ной зави­си­мо­сти от ари­сто­кра­тии, дол­жен был таким обра­зом быть втя­нут в сфе­ру вли­я­ния вождей рево­лю­ци­он­ной пар­тии и обес­пе­чить ново­му гла­ве государ­ства заод­но и лич­ную охра­ну и проч­ное боль­шин­ство в коми­ци­ях.

Для вяще­го обес­пе­че­ния это­го боль­шин­ства был отме­нен преж­ний порядок голо­со­ва­ния в цен­ту­ри­ат­ных коми­ци­ях, по кото­ро­му во всех три­бах пять цен­зо­вых клас­сов пода­ва­ли свои голо­са один после дру­го­го. Вме­сто это­го впредь все цен­ту­рии долж­ны были голо­со­вать в поряд­ке оче­реди, опре­де­ля­е­мой каж­дый раз по жре­бию. Эти ново­введе­ния про­во­ди­лись, глав­ным обра­зом, с той целью, чтобы новый гла­ва государ­ства мог, опи­ра­ясь на сто­лич­ный про­ле­та­ри­ат, обес­пе­чить себе пол­ную власть в сто­ли­це, а тем самым и во всем государ­стве, под­чи­нить себе маши­ну коми­ций и в слу­чае надоб­но­сти терро­ри­зи­ро­вать сенат и маги­ст­ра­ту­ру. Одна­ко вме­сте с тем Гракх энер­гич­но и рев­ност­но при­нял­ся и за исце­ле­ние соци­аль­ных зол.

Прав­да, вопрос о государ­ст­вен­ных зем­лях в Ита­лии был в извест­ной сте­пе­ни уже раз­ре­шен. Аграр­ный закон Тибе­рия не утра­тил сво­ей силы, и даже комис­сия по разде­лу земель про­дол­жа­ла номи­наль­но суще­ст­во­вать. Поэто­му аграр­ный закон, про­веден­ный Гаем, не мог вне­сти ниче­го ново­го, он лишь вер­нул комис­сии ее судеб­ные функ­ции. При этом зако­но­да­тель имел в виду лишь отсто­ять прин­цип; фак­ти­че­ская же разда­ча земель, если она и воз­об­но­ви­лась вооб­ще, то лишь в очень огра­ни­чен­ном раз­ме­ре. Об этом свиде­тель­ст­ву­ют цен­зо­вые спис­ки, в кото­рых на 639 г. [115 г.] зна­чит­ся та самая циф­ра граж­дан, что в 629 г. [125 г.]. Несо­мнен­но, Гай не пошел даль­ше, пото­му что пред­на­зна­чен­ные к разде­лу государ­ст­вен­ные зем­ли уже были в боль­шин­стве сво­ем розда­ны, а вопрос о разда­че земель, заня­тых лати­на­ми, мог быть сно­ва под­нят лишь в свя­зи с очень труд­ным вопро­сом о рас­про­стра­не­нии на союз­ни­ков прав рим­ско­го граж­дан­ства.

Зато Гай сде­лал вер­ный шаг впе­ред за пре­де­лы аграр­но­го зако­на Тибе­рия, пред­ло­жив осно­вать коло­нии в Ита­лии, в част­но­сти в Тарен­те и глав­ным обра­зом в Капуе. Таким обра­зом он вклю­чил в фонд под­ле­жав­ших разде­лу земель так­же те зем­ли, кото­рые до сих пор отда­ва­лись в арен­ду от каз­ны и исклю­ча­лись из разда­чи. При этом вза­мен преж­не­го спо­со­ба разда­чи, исклю­чав­ше­го орга­ни­за­цию новых общин, была при­ня­та коло­ни­за­ци­он­ная систе­ма. Несо­мнен­но, эта мера тоже вво­ди­лась для того, чтобы новые коло­нии, обя­зан­ные рево­лю­ции самим сво­им суще­ст­во­ва­ни­ем, посто­ян­но слу­жи­ли опо­рой рево­лю­ци­он­ной пар­тии.

82 Еще более важ­ные послед­ст­вия име­ло дру­гое меро­при­я­тие. Гай Гракх пер­вый пере­се­лил ита­лий­ских про­ле­та­ри­ев в с.105 замор­ские вла­де­ния государ­ства. Так напри­мер, на терри­то­рию преж­не­го Кар­фа­ге­на он отпра­вил 6000 коло­ни­стов, набран­ных, по-види­мо­му, не из одних рим­ских граж­дан, а так­же и из ита­лий­ских союз­ни­ков, и даро­вал ново­му горо­ду Юно­нии пра­ва рим­ской граж­дан­ской коло­нии. Осно­ва­ние этой коло­нии и само по себе име­ло важ­ное зна­че­ние, но еще важ­нее было уста­нов­ле­ние само­го прин­ци­па эми­гра­ции за пре­де­лы Ита­лии. Это созда­ва­ло посто­ян­ный отвод­ный канал для ита­лий­ско­го про­ле­та­ри­а­та и обе­ща­ло не толь­ко вре­мен­ную помощь. При этом, одна­ко, рушил­ся преж­ний прин­цип рим­ско­го государ­ст­вен­но­го пра­ва, соглас­но кото­ро­му Ита­лия счи­та­лась власт­ву­ю­щей стра­ной, а все про­вин­ции под­власт­ны­ми стра­на­ми.

Кро­ме этих меро­при­я­тий, непо­сред­ст­вен­но касав­ших­ся важ­но­го вопро­са о про­ле­та­ри­а­те, был издан ряд поста­нов­ле­ний с общей тен­ден­ци­ей заме­нить уна­сле­до­ван­ную от пред­ков стро­гость суще­ст­ву­ю­ще­го строя прин­ци­па­ми более мяг­ки­ми и более соот­вет­ст­ву­ю­щи­ми духу вре­ме­ни.

Сюда отно­сят­ся смяг­че­ния зако­нов о воен­ной служ­бе. В ста­ром пра­ве суще­ст­во­ва­ло толь­ко сле­дую­щее огра­ни­че­ние сро­ка воен­ной служ­бы: граж­дане моло­же 17 лет и стар­ше 46 не были обя­за­ны нести воен­ную служ­бу. Впо­след­ст­вии в резуль­та­те окку­па­ции Испа­нии воен­ная служ­ба ста­ла пре­вра­щать­ся в посто­ян­ную (I, 641); по-види­мо­му, тогда впер­вые было уста­нов­ле­но зако­ном, что сол­дат, про­слу­жив­ший непре­рыв­но 6 лет, имел пра­во на уволь­не­ние, что, одна­ко, не осво­бож­да­ло его от обя­зан­но­сти вер­нуть­ся в армию в слу­чае ново­го при­зы­ва. Позд­нее, воз­мож­но, в нача­ле седь­мо­го сто­ле­тия [сер. II в. до н. э.], уста­но­ви­лось пра­ви­ло, что после 20 лет служ­бы в пехо­те и 10 лет в кон­ни­це сол­дат пол­но­стью осво­бож­да­ет­ся от воен­ной служ­бы⁴. Гракх вос­ста­но­вил пра­ви­ло, по-види­мо­му, часто и насиль­ст­вен­но нару­шав­ше­е­ся, что нель­зя брать на воен­ную служ­бу граж­дан, кото­рым не испол­ни­лось 17 лет. Он, кажет­ся, умень­шил чис­ло похо­дов, кото­рое тре­бо­ва­лось для пол­но­го осво­бож­де­ния от воен­ной служ­бы. Кро­ме того государ­ство ста­ло бес­плат­но выда­вать сол­да­там одеж­ду; преж­де сто­и­мость ее вычи­та­лась из их воз­на­граж­де­ния.

Далее, сюда отно­сит­ся неод­но­крат­но про­яв­ля­ю­ща­я­ся в грак­хов­ском зако­но­да­тель­стве тен­ден­ция если не совер­шен­но отме­нить смерт­ную казнь, то огра­ни­чить ее при­ме­не­ние боль­ше, чем это было преж­де. Эта тен­ден­ция отча­сти ска­зы­ва­лась с.106 даже в воен­ном судо­про­из­вод­стве. Уже со вре­ме­ни уста­нов­ле­ния рес­пуб­ли­ки долж­ност­ные лица были лише­ны пра­ва выно­сить смерт­ные при­го­во­ры над граж­да­на­ми без согла­сия наро­да за исклю­че­ни­ем при­го­во­ров, выне­сен­ных по воен­ным зако­нам (I, 236, 407). Вско­ре после Грак­хов это пра­во рим­ских граж­дан апел­ли­ро­вать к наро­ду ста­ло при­ме­нять­ся и в вой­сках, и за глав­но­ко­ман­дую­щим оста­лось пра­во выно­сить окон­ча­тель­ные смерт­ные при­го­во­ры лишь по отно­ше­нию к союз­ни­кам и под­дан­ным; веро­ят­но, это огра­ни­че­ние было резуль­та­том зако­на Гая Грак­ха об апел­ля­ции. Одна­ко и пра­во наро­да 83 выно­сить или, вер­нее, утвер­ждать смерт­ные при­го­во­ры было огра­ни­че­но — кос­вен­но, но все же суще­ст­вен­но: пре­ступ­ле­ния, по кото­рым смерт­ные при­го­во­ры выно­си­лись чаще все­го, как то: отрав­ле­ния и вооб­ще убий­ства, были изъ­яты Грак­хом из ком­пе­тен­ции народ­но­го собра­ния и пере­да­ны посто­ян­ным судеб­ным комис­си­ям. При­го­во­ры послед­них не мог­ли отме­нять­ся вме­ша­тель­ст­вом народ­ных три­бу­нов, как это допус­ка­лось по отно­ше­нию к народ­ным собра­ни­ям; подоб­но реше­ни­ям исста­ри суще­ст­во­вав­ше­го суда при­сяж­ных по граж­дан­ским делам, они не под­ле­жа­ли так­же кас­са­ции наро­дом. Дав­но суще­ст­во­ва­ло пра­ви­ло, что при раз­би­ра­тель­стве в народ­ном собра­нии чисто поли­ти­че­ских дел обви­ня­е­мый не под­вер­гал­ся пред­ва­ри­тель­но­му аре­сту. Кро­ме того обви­ня­е­мый мог путем доб­ро­воль­но­го отка­за от сво­его пра­ва граж­дан­ства спа­сти по край­ней мере свою жизнь и сво­бо­ду; реше­ния же о кон­фис­ка­ции иму­ще­ства и лише­нии граж­дан­ских прав мог­ли выно­сить­ся и над изгнан­ни­ком. Одна­ко и пред­ва­ри­тель­ный арест и смерт­ная казнь оста­ва­лись здесь во вся­ком слу­чае допу­сти­мы­ми по зако­ну и при­ме­ня­лись ино­гда даже про­тив знат­ных. Так, напри­мер, пре­то­ру 612 г. [142 г.] Луцию Гости­лию Тубу­лу, обви­нен­но­му в тяж­ком пре­ступ­ле­нии, было отка­за­но в пра­ве спа­сти свою жизнь доб­ро­воль­ным изгна­ни­ем; он был аре­сто­ван и каз­нен. Судеб­ные комис­сии, постро­ен­ные по прин­ци­пам граж­дан­ско­го про­цес­са, веро­ят­но, с само­го нача­ла не име­ли пра­ва лишать граж­да­ни­на жиз­ни и сво­бо­ды и — самое боль­шее — мог­ли при­го­ва­ри­вать к изгна­нию. Теперь эта мера, являв­ша­я­ся преж­де смяг­че­ни­ем уча­сти осуж­ден­но­го, впер­вые пре­вра­ти­лась в фор­маль­ное нака­за­ние. Но и это при­нуди­тель­ное изгна­ние, так же как и изгна­ние доб­ро­воль­ное, не лиша­ло осуж­ден­но­го его иму­ще­ства за выче­том ком­пен­са­ции и пени.

Нако­нец, что каса­ет­ся дол­го­во­го пра­ва, то Гай Гракх не ввел в этой обла­сти ниче­го ново­го. Впро­чем, заслу­жи­ваю­щие дове­рия источ­ни­ки утвер­жда­ют, что он вну­шил долж­ни­кам надеж­ду на смяг­че­ние или отме­ну дол­гов, что, если это соот­вет­ст­ву­ет дей­ст­ви­тель­но­сти, так­же долж­но быть при­чис­ле­но к его выше при­веден­ным ради­каль­ным и попу­ляр­ным мерам.

Таким обра­зом Гай Гракх опи­рал­ся на народ­ную мас­су, кото­рая ожи­да­ла от него и отча­сти полу­чи­ла облег­че­ние с.107 сво­его поло­же­ния. С немень­шей энер­ги­ей Гай Гракх стре­мил­ся подо­рвать силу ари­сто­кра­тии. Хоро­шо созна­вая непроч­ность вла­сти гла­вы государ­ства, опи­раю­ще­го­ся толь­ко на про­ле­та­ри­ат, он в первую оче­редь ста­рал­ся вне­сти рас­кол в среду ари­сто­кра­тии и при­влечь часть ее на свою сто­ро­ну. Эле­мен­ты тако­го рас­ко­ла были нали­цо. Ари­сто­кра­тия бога­тых, еди­но­душ­но вос­став­шая про­тив Тибе­рия Грак­ха, состо­я­ла в дей­ст­ви­тель­но­сти из двух суще­ст­вен­но раз­лич­ных сло­ев; в извест­ной мере их мож­но срав­нить с ари­сто­кра­ти­ей англий­ских лор­дов и ари­сто­кра­ти­ей лон­дон­ско­го Сити. Пер­вая охва­ты­ва­ла фак­ти­че­ски замкну­тый круг пра­вя­щих сена­тор­ских семей; они дер­жа­лись в сто­роне от пря­мой спе­ку­ля­ции и вкла­ды­ва­ли свои огром­ные капи­та­лы в круп­ное земле­вла­де­ние или же в круп­ные тор­го­вые ассо­ци­а­ции в каче­стве неглас­ных пай­щи­ков. Ядро вто­ро­го клас­са состав­ля­ли спе­ку­лян­ты, зани­мав­ши­е­ся круп­ны­ми тор­го­вы­ми и денеж­ны­ми опе­ра­ци­я­ми на всей терри­то­рии рим­ской геге­мо­нии либо в каче­стве руко­во­ди­те­лей упо­мя­ну­тых тор­го­вых това­ри­ществ, либо за свой лич­ный страх и риск. Выше уже было изло­же­но, как этот класс посте­пен­но в тече­ние VI в. [сер. III — сер. II вв. до н. э.] всту­па­ет в ряды зна­ти наряду с сенат­ской ари­сто­кра­ти­ей и как закон Клав­дия, про­веден­ный при под­держ­ке пред­ше­ст­вен­ни­ка Грак­хов, Гая Фла­ми­ния, запре­ща­ет сена­то­рам уча­стие в тор­го­вых пред­при­я­ти­ях и тем 84 самым про­во­дит внеш­нюю грань меж­ду сена­то­ра­ми, с одной сто­ро­ны, куп­ца­ми и финан­си­ста­ми — с дру­гой. Теперь купе­че­ская ари­сто­кра­тия под име­нем «всад­ни­ков» начи­на­ет играть решаю­щую роль так­же в поли­ти­че­ской жиз­ни. Это назва­ние пер­во­на­чаль­но обо­зна­ча­ло толь­ко тех, кто слу­жил в граж­дан­ской кон­ни­це; посте­пен­но оно было пере­не­се­но, — по край­ней мере в обще­при­ня­том сло­во­употреб­ле­нии, — на всех тех, кто вла­дел иму­ще­ст­вом сто­и­мо­стью не менее 400000 сестер­ций и поэто­му обыч­но был обя­зан нести кава­ле­рий­скую служ­бу. Сле­до­ва­тель­но, оно обни­ма­ло все выс­шее рим­ское обще­ство, как сенат­скую, так и несе­нат­скую знать. Одна­ко неза­дол­го до Гая Грак­ха был издан закон, при­знав­ший недо­пу­сти­мым сов­ме­ще­ние зва­ния сена­то­ра со служ­бой в кон­ни­це. Таким обра­зом сена­то­ры были исклю­че­ны из спис­ков всад­ни­ков, и сосло­вие всад­ни­ков в общем и целом мож­но было счи­тать пред­ста­ви­те­лем финан­со­вой ари­сто­кра­тии в про­ти­во­по­лож­ность сена­ту, хотя млад­шие чле­ны сена­тор­ских семей, не всту­пав­шие в сенат, про­дол­жа­ли по-преж­не­му и слу­жить в граж­дан­ской кон­ни­це и назы­вать­ся всад­ни­ка­ми. Пре­иму­ще­ст­вен­но из этой ари­сто­кра­ти­че­ской сена­тор­ской моло­де­жи и впредь попол­ня­лась граж­дан­ская кон­ни­ца в соб­ст­вен­ном смыс­ле, т. е. 18 всад­ни­че­ских цен­ту­рий, так как состав их опре­де­лял­ся цен­зо­ра­ми (I, 743).

Меж­ду этим сосло­ви­ем всад­ни­ков, т. е., в сущ­но­сти с.108 гово­ря, бога­тым купе­че­ст­вом, и пра­вя­щим сена­том неред­ко про­ис­хо­ди­ли тре­ния. Меж­ду родо­вой зна­тью и теми, кто достиг высо­ко­го поло­же­ния путем богат­ства, суще­ст­во­вал есте­ствен­ный анта­го­низм. Люди, управ­ляв­шие государ­ст­вом, в осо­бен­но­сти луч­шие сре­ди них, чуж­да­лись спе­ку­ля­ций, люди же, заня­тые денеж­ны­ми дела­ми, были рав­но­душ­ны к поли­ти­че­ским вопро­сам и пар­тий­ной скло­ке. Меж­ду эти­ми обе­и­ми груп­па­ми неред­ко воз­ни­ка­ли рез­кие столк­но­ве­ния, в осо­бен­но­сти в про­вин­ци­ях. В общем, хотя жите­ли про­вин­ций име­ли гораздо боль­ше осно­ва­ний жало­вать­ся на при­страст­ность рим­ских долж­ност­ных лиц, чем рим­ские капи­та­ли­сты, одна­ко сена­то­ры не пота­ка­ли алч­но­сти и наси­ли­ям послед­них над под­дан­ны­ми в такой мере, в какой это было жела­тель­но для рим­ских денеж­ных тузов. Несмот­ря на то, что родо­вая ари­сто­кра­тия и денеж­ная ари­сто­кра­тия дей­ст­во­ва­ли согла­со­ван­но про­тив обще­го вра­га, каким являл­ся для них Тибе­рий Гракх, их все-таки разде­ля­ла глу­бо­кая про­пасть. Гай Гракх более лов­кий, чем его брат, все рас­ши­рял эту про­пасть, пока союз меж­ду обе­и­ми груп­па­ми не был разо­рван и купе­че­ство не пере­шло на его сто­ро­ну.

Впо­след­ст­вии чле­нов сосло­вия всад­ни­ков отли­ча­ли от осталь­но­го наро­да сле­дую­щие внеш­ние зна­ки: золо­тое коль­цо вме­сто обыч­но­го желез­но­го или мед­но­го и осо­бые, луч­шие места на обще­граж­дан­ских празд­не­ствах. Не уста­нов­ле­но, но не лише­но веро­я­тия, что эти внеш­ние зна­ки впер­вые были введе­ны Гаем Грак­хом, ибо во вся­ком слу­чае они появ­ля­ют­ся впер­вые в это вре­мя; рас­про­стра­не­ние этих при­ви­ле­гий, при­сво­ен­ных преж­де сена­то­рам (I, 742, 750), на всад­ни­че­ское сосло­вие было вполне в духе Грак­ха, кото­рый под­нял это сосло­вие на высоту. Гракх имен­но ста­вил себе целью пре­вра­тить всад­ни­че­ство в осо­бое, тоже замкну­тое и при­ви­ле­ги­ро­ван­ное сосло­вие, сто­я­щее меж­ду сенат­ской ари­сто­кра­ти­ей и народ­ны­ми мас­са­ми. Введе­ние внеш­них зна­ков отли­чия это­го сосло­вия боль­ше содей­ст­во­ва­ло этой цели, чем иные гораздо более важ­ные меро­при­я­тия, хотя сами по себе эти отли­чия были ничтож­ны и мно­гие всад­ни­ки сами не жела­ли ими поль­зо­вать­ся. Одна­ко, хотя эта пар­тия, пре­сле­до­вав­шая мате­ри­аль­ные инте­ре­сы, отнюдь не пре­не­бре­га­ла подоб­ны­ми почет­ны­ми зна­ка­ми, но все же ее нель­зя было купить толь­ко этим. Гракх хоро­шо 85 пони­мал, что эта пар­тия пой­дет за тем, кто ей боль­ше даст, необ­хо­ди­мо лишь пред­ло­жить ей высо­кую и вполне реаль­ную цену. И он пред­ло­жил ей сбор пода­тей в Азии и пра­во на вне­се­ние в спис­ки при­сяж­ных судей.

Рим­ское финан­со­вое управ­ле­ние, осно­ван­ное на сда­че в откуп как кос­вен­ных нало­гов, так и дохо­дов с государ­ст­вен­ных земель, обес­пе­чи­ва­ло рим­ским капи­та­ли­стам самые широ­кие воз­мож­но­сти нажи­вы за счет нало­го­пла­тель­щи­ков. Впро­чем, пря­мые нало­ги состо­я­ли в боль­шин­стве с.109 про­вин­ций из опре­де­лен­ных фик­си­ро­ван­ных сумм, упла­чи­вае­мых общи­на­ми; здесь посред­ни­че­ство рим­ских капи­та­ли­стов само собой отпа­да­ло. В дру­гих про­вин­ци­ях, как, напри­мер, в Сици­лии и Сар­ди­нии, пря­мые нало­ги заклю­ча­лись в деся­тин­ном сбо­ре, взи­ма­ние кото­ро­го с каж­дой отдель­ной общи­ны сда­ва­лось на откуп в самой про­вин­ции. Бога­тые жите­ли про­вин­ции, очень часто сами общи­ны, бра­ли на откуп эти сбо­ры в сво­ем окру­ге, устра­няя таким обра­зом опас­ных рим­ских посред­ни­ков. Когда шесть лет назад Риму доста­лась про­вин­ция Азия, сенат ввел там в основ­ном первую из этих двух систем. Гай Гракх⁵ путем народ­но­го поста­нов­ле­ния добил­ся отме­ны это­го поряд­ка. Он не толь­ко ввел в этой про­вин­ции, преж­де почти совер­шен­но сво­бод­ной от пода­тей, огром­ные пря­мые и кос­вен­ные нало­ги, в част­но­сти деся­тин­ные сбо­ры, но уста­но­вил так­же сда­чу их на откуп, при­чем сда­ча эта долж­на была про­ис­хо­дить в Риме и при­том рас­про­стра­ня­лась на всю про­вин­цию в целом. Это фак­ти­че­ски совер­шен­но устра­ня­ло про­вин­ци­а­лов от уча­стия в отку­пах. Для взи­ма­ния в про­вин­ции Азии деся­тин­ных, паст­бищ­ных и тамо­жен­ных сбо­ров обра­зо­ва­лась колос­саль­ная ассо­ци­а­ция рим­ских капи­та­ли­стов. Харак­тер­ное для Грак­ха стрем­ле­ние сде­лать сосло­вие капи­та­ли­стов неза­ви­си­мым от сена­та отра­жа­ет­ся еще в одном ново­введе­нии: сло­же­ние откуп­ных пла­те­жей, пол­ное или частич­ное, не зави­се­ло боль­ше, как рань­ше, от усмот­ре­ния сена­та, а име­ло место при опре­де­лен­ных усло­ви­ях в силу зако­на. Таким путем для рим­ско­го купе­че­ства откры­лось в Азии золо­тое дно, и чле­ны новой ассо­ци­а­ции ста­ли ядром финан­со­вой ари­сто­кра­тии, обра­зо­ва­ли нечто вро­де «купе­че­ско­го сена­та», с кото­рым вынуж­де­но было счи­тать­ся даже само пра­ви­тель­ство. Одно­вре­мен­но им отведе­на была опре­де­лен­ная сфе­ра обще­ст­вен­ной дея­тель­но­сти в судах при­сяж­ных.

Уго­лов­ное судо­про­из­вод­ство при­над­ле­жа­ло в Риме по зако­ну к ком­пе­тен­ции народ­но­го собра­ния. Но эта ком­пе­тен­ция с само­го нача­ла была очень узкой. Как ука­за­но выше, Гракх еще более огра­ни­чил ее. Боль­шин­ство дел уго­лов­ных и граж­дан­ских раз­ре­ша­лось еди­но­лич­ны­ми при­сяж­ны­ми или судеб­ны­ми комис­си­я­ми, посто­ян­ны­ми или чрез­вы­чай­ны­ми. Рань­ше те и дру­гие назна­ча­лись исклю­чи­тель­но из соста­ва сена­та. Гракх пере­дал функ­ции при­сяж­ных как в соб­ст­вен­но граж­дан­ских делах, так и в посто­ян­ных и чрез­вы­чай­ных судеб­ных комис­си­ях сосло­вию всад­ни­ков. По его пред­ло­же­нию, спис­ки при­сяж­ных ста­ли состав­лять­ся еже­год­но, подоб­но спис­кам всад­ни­че­ских цен­ту­рий, из чис­ла всех тех лиц, с.110 кото­рые мог­ли нести служ­бу всад­ни­ков. При этом из соста­ва судов сена­то­ры были исклю­че­ны пря­мо, а сыно­вья сена­то­ров кос­вен­но — путем введе­ния воз­раст­но­го цен­за⁶. Воз­мож­но, 86 что в при­сяж­ные выби­ра­ли пре­иму­ще­ст­вен­но тех самых людей, кото­рые игра­ли глав­ную роль в круп­ных купе­че­ских ком­па­ни­ях, а имен­но в ком­па­ни­ях откуп­щи­ков ази­ат­ских и дру­гих пода­тей; ведь эти люди были очень заин­те­ре­со­ва­ны в том, чтобы зани­мать места судей. Если таким обра­зом спи­сок при­сяж­ных сов­па­дал с вер­хуш­кой ассо­ци­а­ций пуб­ли­ка­нов, то это под­чер­ки­ва­ет все зна­че­ние создан­но­го таким спо­со­бом «анти­се­на­та». Суще­ст­вен­ным резуль­та­том это­го яви­лось сле­дую­щее: рань­ше в государ­стве суще­ст­во­ва­ли толь­ко две вла­сти — пра­ви­тель­ство, осу­ществляв­шее функ­ции управ­ле­ния и кон­тро­ля, и народ, кото­ро­му при­над­ле­жа­ла зако­но­да­тель­ная власть, судеб­ные же функ­ции были разде­ле­ны меж­ду сена­том и наро­дом; теперь денеж­ная ари­сто­кра­тия не толь­ко опи­ра­лась на устой­чи­вую базу мате­ри­аль­ных инте­ре­сов, как спло­чен­ный и при­ви­ле­ги­ро­ван­ный класс, но полу­чи­ла в государ­стве судеб­ную и кон­тро­ли­ру­ю­щую власть и заня­ла почти рав­ное место наряду с пра­вя­щей ари­сто­кра­ти­ей. Вся ста­рая анти­па­тия купе­че­ства к родо­вой зна­ти долж­на была теперь выли­вать­ся в очень реаль­ную фор­му судеб­ных при­го­во­ров. Сена­то­ры — намест­ни­ки про­вин­ций, при­вле­кае­мые к суду для отче­та по сво­е­му управ­ле­нию, долж­ны были ожи­дать реше­ния сво­ей уча­сти не от сво­их кол­лег, а от круп­ных куп­цов и бан­ки­ров. Рас­при меж­ду рим­ски­ми капи­та­ли­ста­ми и рим­ски­ми намест­ни­ка­ми были пере­не­се­ны из сфе­ры про­вин­ци­аль­но­го управ­ле­ния на опас­ную поч­ву судеб­ных про­цес­сов по делам отчет­но­сти. Таким обра­зом, ари­сто­кра­тия бога­чей не толь­ко была рас­ко­лота, но были при­ня­ты меры, чтобы этот рас­кол посто­ян­но уси­ли­вал­ся и не встре­чал пре­пят­ст­вий для сво­его выра­же­ния.

Под­гото­вив таким обра­зом два сво­их орудия — про­ле­та­ри­ат и купе­че­ство, Гракх при­сту­пил к сво­ей глав­ной цели — низ­вер­же­нию вла­сти ари­сто­кра­тии. Сверг­нуть власть сена­та зна­чи­ло, во-пер­вых, путем ново­го зако­но­да­тель­ства лишить его наи­бо­лее важ­ных функ­ций, а во-вто­рых, путем меро­при­я­тий более лич­но­го и вре­мен­но­го харак­те­ра разо­рить ари­сто­кра­тию. Гракх сде­лал то и дру­гое. До сих пор в исклю­чи­тель­ном веде­нии сена­та нахо­ди­лось в первую оче­редь адми­ни­ст­ра­тив­ное управ­ле­ние; Гракх лишил сенат его адми­ни­ст­ра­тив­ных функ­ций. С этой целью с.111 он раз­ре­шал важ­ней­шие вопро­сы управ­ле­ния через коми­ции и при­ни­мае­мые на них зако­ны, т. е. фак­ти­че­ски с помо­щью веле­ний три­бу­нов, затем по воз­мож­но­сти огра­ни­чи­вал сенат в теку­щих делах и, нако­нец, захва­ты­вал мно­же­ство дел в свои соб­ст­вен­ные руки. О меро­при­я­ти­ях пер­во­го рода мы уже гово­ри­ли. Новый хозя­ин государ­ства, не спра­ши­вая сена­та, рас­по­ря­жал­ся государ­ст­вен­ной каз­ной; разда­ча хле­ба воз­ла­га­ла на государ­ст­вен­ные финан­сы дли­тель­ное и тяже­лое бре­мя. Не спра­ши­вая сена­та, он рас­по­ря­жал­ся так­же государ­ст­вен­ны­ми зем­ля­ми, учреж­дал коло­нии не на осно­ва­нии поста­нов­ле­ния сена­та и наро­да, как это дела­лось преж­де, а по одно­му лишь поста­нов­ле­нию наро­да. Он рас­по­ря­жал­ся так­же в про­вин­ци­ях, отме­нил путем народ­но­го поста­нов­ле­ния систе­му обло­же­ния, введен­ную сена­том в про­вин­ции Азии, и заме­нил ее совер­шен­но дру­гой систе­мой обло­же­ния. К важ­ней­шим теку­щим делам сена­та при­над­ле­жа­ло еже­год­ное раз­гра­ни­че­ние дея­тель­но­сти обо­их кон­су­лов; это пра­во оста­лось, прав­да, за сена­том, но кос­вен­ное дав­ле­ние, кото­рое сенат ока­зы­вал преж­де на этих выс­ших долж­ност­ных лиц, было теперь ослаб­ле­но, так как раз­гра­ни­че­ние функ­ций обо­их кон­су­лов долж­но было отныне про­из­во­дить­ся сена­том еще до выбо­ров дан­ных кон­су­лов. Нако­нец, с бес­при­мер­ной энер­ги­ей Гай сосре­дото­чил в сво­их руках раз­но­об­раз­ней­шие и слож­ней­шие дела пра­ви­тель­ства: он сам кон­тро­ли­ро­вал разда­чу хле­ба, выби­рал 87 при­сяж­ных, сам осно­вы­вал коло­нии, несмот­ря на то, что по долж­но­сти три­бу­на не имел пра­ва выез­жать из горо­да, руко­во­дил дорож­ным хозяй­ст­вом и заклю­чал дого­во­ры о построй­ках, руко­во­дил пре­ни­я­ми в сена­те, назна­чал выбо­ры кон­су­лов. Коро­че гово­ря, он при­учал народ к мыс­ли, что все исхо­дит от одно­го чело­ве­ка; управ­ле­ние вялой и как бы пара­ли­зо­ван­ной сенат­ской кол­ле­гии он затмил сво­им лич­ным управ­ле­ни­ем, энер­гич­ным и искус­ным.

С пол­но­вла­сти­ем сена­та в обла­сти суда Гракх рас­пра­вил­ся еще энер­гич­нее, чем с его адми­ни­ст­ра­тив­ны­ми функ­ци­я­ми. Мы уже гово­ри­ли, что он устра­нил сена­то­ров из соста­ва при­сяж­ных. То же про­изо­шло с судеб­ны­ми функ­ци­я­ми, кото­рые сенат брал на себя в исклю­чи­тель­ных слу­ча­ях в каче­стве выс­ше­го пра­ви­тель­ст­вен­но­го орга­на. Под стра­хом стро­го­го нака­за­ния он вос­пре­тил, — кажет­ся путем воз­об­нов­ле­ния зако­на об апел­ля­ции⁷, — назна­чать впредь поста­нов­ле­ни­ем сена­та чрез­вы­чай­ные судеб­ные комис­сии по делам о государ­ст­вен­ной измене, вро­де той комис­сии, кото­рая после убий­ства Тибе­рия суди­ла его при­вер­жен­цев. В резуль­та­те всех этих меро­при­я­тий сенат совер­шен­но лишил­ся сво­их прав кон­тро­ля, а из адми­ни­ст­ра­тив­ных с.112 функ­ций удер­жал толь­ко те, кото­рые гла­ва государ­ства нашел нуж­ным ему оста­вить. Одна­ко Гай не огра­ни­чил­ся эти­ми мера­ми. Он обру­шил­ся на лич­ный состав пра­вя­щей ари­сто­кра­тии. Руко­вод­ст­ву­ясь толь­ко лич­ной местью, Гракх при­дал послед­не­му из выше­при­веден­ных зако­нов обрат­ное дей­ст­вие; это заста­ви­ло уда­лить­ся из Ита­лии Пуб­лия Попи­лия, на кото­ром после смер­ти Нази­ки сосре­дото­чи­лась нена­висть демо­кра­ти­че­ской пар­тии. Инте­рес­но, что это пред­ло­же­ние было при­ня­то при народ­ном голо­со­ва­нии по три­бам лишь боль­шин­ст­вом одно­го голо­са (18 про­тив 17). Это пока­зы­ва­ет, как силь­но было еще вли­я­ние ари­сто­кра­тии на народ­ные мас­сы — по край­ней мере в пер­со­наль­ных вопро­сах. Гай внес ана­ло­гич­ное, но еще менее заслу­жи­ваю­щее одоб­ре­ния пред­ло­же­ние про­тив Мар­ка Окта­вия; он пред­ло­жил, чтобы вся­кий граж­да­нин, лишен­ный сво­ей долж­но­сти по поста­нов­ле­нию народ­но­го собра­ния, навсе­гда лишал­ся пра­ва зани­мать обще­ст­вен­ные долж­но­сти. Одна­ко, по прось­бе мате­ри, Гай взял свое пред­ло­же­ние обрат­но и изба­вил себя от позо­ра лега­ли­за­ции явно­го нару­ше­ния кон­сти­ту­ции. Этот закон был бы лишь актом низ­кой мести по отно­ше­нию к чест­но­му чело­ве­ку, не ска­зав­ше­му ни еди­но­го обид­но­го сло­ва о Тибе­рии и дей­ст­во­вав­ше­му лишь в согла­сии с кон­сти­ту­ци­ей и сво­им дол­гом, как он пони­мал его.

Гораздо важ­нее всех этих меро­при­я­тий был заду­ман­ный Гаем, но вряд ли осу­щест­влен­ный, план уве­ли­че­ния соста­ва сена­та на 300 чело­век, почти удво­е­ния его, при­чем выбор новых сена­то­ров из сосло­вия всад­ни­ков пред­по­ла­га­лось пре­до­ста­вить коми­ци­ям. Назна­че­ние тако­го боль­шо­го чис­ла новых пэров поста­ви­ло бы сенат в пол­ную зави­си­мость от гла­вы государ­ства.

Тако­во было то государ­ст­вен­ное устрой­ство, кото­рое Гракх заду­мал и в основ­ном фак­ти­че­ски про­вел в тече­ние двух лет сво­его три­бу­на­та (631—632) [123—122 гг.], не встре­тив, насколь­ко нам извест­но, ника­ко­го серь­ез­но­го сопро­тив­ле­ния и не при­бе­гая к наси­лию.

Дошед­шие до нас сведе­ния о рефор­мах Грак­ха настоль­ко отры­воч­ны, что они не дают нам воз­мож­но­сти уста­но­вить после­до­ва­тель­ность, в кото­рой про­во­ди­лись рефор­мы; на ряд воз­ни­каю­щих вопро­сов мы не можем дать отве­та. Впро­чем, это, по-види­мо­му, не суще­ст­вен­ные момен­ты, так как о самых важ­ных фак­тах мы име­ем вполне досто­вер­ные сведе­ния, и Гай, в про­ти­во­по­лож­ность бра­ту, не давал пото­ку собы­тий увле­кать себя все даль­ше и даль­ше, 88 а, оче­вид­но, имел хоро­шо про­ду­ман­ный и обшир­ный план и пол­но­стью осу­ще­ст­вил его в основ­ном в ряде отдель­ных зако­нов.

Для вся­ко­го, спо­соб­но­го и желаю­ще­го разо­брать­ся в собы­ти­ях, Сем­п­ро­ни­е­вы зако­ны свиде­тель­ст­ву­ют с пол­ней­шей оче­вид­но­стью, что Гай Гракх вовсе не соби­рал­ся утвер­дить с.113 рим­скую рес­пуб­ли­ку на новых демо­кра­ти­че­ских осно­ва­ни­ях, как это вооб­ра­жа­ли мно­гие доб­ро­душ­ные люди в ста­рые и новые вре­ме­на. Наобо­рот, он хотел совер­шен­но отме­нить рес­пуб­ли­кан­ские учреж­де­ния, он стре­мил­ся к еже­год­но воз­об­нов­ля­е­мо­му и фак­ти­че­ски пожиз­нен­но­му три­бу­на­ту с неогра­ни­чен­ной вла­стью, опи­раю­щей­ся на пол­ное под­чи­не­ние фор­маль­но суве­рен­ных коми­ций. Вза­мен рес­пуб­ли­ки он хотел вве­сти тира­нию, или, гово­ря совре­мен­ным язы­ком, монар­хию, не фео­даль­ную и не тео­кра­ти­че­скую, а напо­лео­нов­скую абсо­лют­ную монар­хию. В самом деле, если Гракх стре­мил­ся сверг­нуть власть сена­та, о чем совер­шен­но ясно свиде­тель­ст­ву­ют его соб­ст­вен­ные сло­ва, а еще яснее его дела, то какой же образ прав­ле­ния, кро­ме тира­нии, был бы воз­мо­жен после паде­ния ари­сто­кра­ти­че­ско­го строя в государ­стве, кото­рое уже пере­рос­ло ста­рые фор­мы искон­ных народ­ных собра­ний, но еще не дорос­ло до пар­ла­мен­та­риз­ма? Меч­та­те­ли, подоб­ные пред­ше­ст­вен­ни­ку Гая, и нечест­ные поли­ти­че­ские дель­цы более позд­них вре­мен мог­ли оспа­ри­вать эту исти­ну, но Гай Гракх был государ­ст­вен­ным мужем, и хотя те фор­мы, в кото­рые он хотел облечь свое вели­кое созда­ние, не дошли до нас, и мы можем по-раз­но­му пред­став­лять их себе, он сам, несо­мнен­но, знал, что делал. Одна­ко, несмот­ря на всю оче­вид­ность наме­ре­ния Грак­ха захва­тить в свои руки монар­хи­че­скую власть, его нель­зя осуж­дать за это, если вник­нуть в сло­жив­ши­е­ся усло­вия. Абсо­лют­ная монар­хия — боль­шое несча­стье для наро­да, но абсо­лют­ная оли­гар­хия — еще худ­шее зло. Исто­рия не может осудить чело­ве­ка, заме­нив­ше­го боль­шее зло мень­шим, осо­бен­но чело­ве­ка, обла­дав­ше­го таким глу­бо­ко серь­ез­ным харак­те­ром, как Гракх, и совер­шен­но дале­ко­го от вся­ких низ­мен­ных побуж­де­ний. Тем не менее исто­рия не долж­на так­же замал­чи­вать ту пагуб­ней­шую двой­ст­вен­ность, кото­рая про­яв­ля­ет­ся во всей зако­но­да­тель­ной дея­тель­но­сти Грак­ха. С одной сто­ро­ны, эта дея­тель­ность направ­ле­на к обще­ст­вен­но­му бла­гу, с дру­гой — она слу­жит лич­ным целям пра­ви­те­ля и даже его лич­ной мести. Гракх рев­ност­но трудил­ся над устра­не­ни­ем соци­аль­ных зол и лече­ни­ем рас­ту­ще­го пау­пе­риз­ма. Но в то же вре­мя он созна­тель­но содей­ст­во­вал росту в сто­ли­це улич­но­го про­ле­та­ри­а­та само­го худ­ше­го сор­та, введя разда­чу хле­ба; послед­няя долж­на была слу­жить и дей­ст­ви­тель­но слу­жи­ла пре­ми­ей для вся­ко­го голод­но­го сбро­да из граж­дан, не желав­ших работать. Гракх жесто­ко клей­мил про­даж­ность сена­та, бес­по­щад­но и спра­вед­ли­во изоб­ли­чил скан­даль­ный торг Мания Акви­лия с мало­азий­ски­ми про­вин­ци­я­ми⁸. Одна­ко он же был с.114 винов­ни­ком того, что суве­рен­ная рим­ская чернь в награ­ду за свои пра­ви­тель­ст­вен­ные 89 труды кор­ми­лась за счет под­власт­ных наро­дов. Гракх горя­чо осуж­дал позор­ное ограб­ле­ние про­вин­ций. Бла­го­да­ря ему не толь­ко при­ни­ма­лись в отдель­ных слу­ча­ях суро­вые и бла­го­де­тель­ные меры, но были пол­но­стью упразд­не­ны совер­шен­но несо­сто­я­тель­ные сенат­ские суды, от кото­рых даже Сци­пи­о­ну Эми­ли­а­ну при всем его авто­ри­те­те не уда­ва­лось добить­ся нака­за­ния самых заяд­лых пре­ступ­ни­ков. С дру­гой сто­ро­ны, вво­дя свои новые купе­че­ские суды, Гракх отда­вал жите­лей про­вин­ций на пол­ный про­из­вол пар­тии денеж­ных людей, т. е. во власть тира­нии, еще более бес­по­щад­ной, чем преж­няя тира­ния ари­сто­кра­тов. Он ввел в Азии нало­ги, в срав­не­нии с кото­ры­ми даже подат­ная систе­ма, введен­ная в Сици­лии по кар­фа­ген­ско­му образ­цу, мог­ла казать­ся мяг­кой и гуман­ной. Оба эти меро­при­я­тия были про­веде­ны пото­му, что Гракх нуж­дал­ся в пар­тии капи­та­ли­стов и ему необ­хо­ди­мо было изыс­кать новые и более бога­тые источ­ни­ки для разда­чи хле­ба и для дру­гих рас­хо­дов, кото­ры­ми он обре­ме­нил государ­ст­вен­ную каз­ну. Гракх, несо­мнен­но, стре­мил­ся создать твер­дую адми­ни­ст­ра­цию и хоро­ший суд; об этом свиде­тель­ст­ву­ют мно­гие поста­нов­ле­ния, без­услов­но целе­со­об­раз­ные. Тем не менее вся его новая систе­ма управ­ле­ния осно­вы­ва­лась на целом ряде лишь фор­маль­но лега­ли­зо­ван­ных узур­па­ций. Он с умыс­лом втя­нул в водо­во­рот рево­лю­ции суд, кото­рый вся­кое бла­го­устро­ен­ное государ­ство ста­ра­ет­ся поста­вить если не над поли­ти­че­ски­ми пар­ти­я­ми, то хотя бы вне их. Прав­да, в этой двой­ст­вен­но­сти в очень зна­чи­тель­ной мере винов­на не столь­ко лич­ность Грак­ха, сколь­ко поло­же­ние, в кото­ром он нахо­дил­ся. Здесь, на поро­ге тира­нии, воз­ни­ка­ет роко­вая мораль­но-поли­ти­че­ская дилем­ма: один и тот же чело­век при­нуж­ден укреп­лять свою власть с помо­щью средств, так ска­зать, при­ли­че­ст­ву­ю­щих ата­ма­ну раз­бой­ни­ков, и в то же вре­мя управ­лять государ­ст­вом как его пер­вый граж­да­нин. Этой дилем­ме долж­ны были при­но­сить опас­ные жерт­вы такие люди, как Перикл, Цезарь, Напо­ле­он. Впро­чем, поведе­ние Гая Грак­ха нель­зя объ­яс­нять все­це­ло этой необ­хо­ди­мо­стью. Наряду с ней в его душе сви­реп­ст­ву­ет все­по­жи­раю­щая страсть, пла­мен­ная жаж­да мести, и Гракх, пред­видя соб­ст­вен­ную гибель, торо­пит­ся под­жечь дом вра­га. Он сам с.115 выра­зил свой взгляд на введен­ный им порядок суда при­сяж­ных и дру­гие подоб­ные меры, дол­жен­ст­ву­ю­щие создать рас­кол сре­ди ари­сто­кра­тии. Это, — ска­зал он, — ножи, кото­рые я бро­саю на форум для того, чтобы граж­дане (разу­ме­ет­ся знать) пере­ре­за­ли ими друг дру­га. Гай был поли­ти­че­ским под­жи­га­те­лем. Сто­лет­няя рево­лю­ция, веду­щая от него свое нача­ло, была его созда­ни­ем, посколь­ку она вооб­ще дело рук одно­го чело­ве­ка. А самое глав­ное — он был истин­ным созда­те­лем отвра­ти­тель­но­го сто­лич­но­го про­ле­та­ри­а­та, кото­ро­му вся­че­ски стре­ми­лись угож­дать свы­ше и кото­рый кор­мил­ся за счет каз­ны. При­вле­чен­ный в сто­ли­цу разда­чей хле­ба, совер­шен­но демо­ра­ли­зо­ван­ный, но сознаю­щий свою силу, этот про­ле­та­ри­ат сво­и­ми ребя­че­ски­ми при­тя­за­ни­я­ми и сво­ей кари­ка­ту­рой народ­но­го суве­ре­ни­те­та в тече­ние пяти сто­ле­тий был кош­ма­ром рим­ско­го государ­ства и исчез лишь вме­сте с ним. И все-таки этот вели­чай­ший из поли­ти­че­ских пре­ступ­ни­ков был в то же вре­мя вос­со­зда­те­лем сво­ей стра­ны. В рим­ской монар­хии нет почти ни одной поло­жи­тель­ной идеи, кото­рая не вос­хо­ди­ла бы к Гаю Грак­ху. От него ведет свое нача­ло прин­цип, что вся терри­то­рия под­власт­ных Риму государств явля­ет­ся соб­ст­вен­но­стью рим­ско­го государ­ства. Этот прин­цип до извест­ной сте­пе­ни осно­вы­вал­ся на ста­рых воен­ных тра­ди­ци­ях, но в таком объ­е­ме и в таком прак­ти­че­ском при­ме­не­нии он был чужд ста­ро­му рим­ско­му государ­ст­вен­но­му пра­ву. На него ста­ли 90 ссы­лать­ся сна­ча­ла для обос­но­ва­ния пра­ва государ­ства взи­мать с заво­е­ван­ных земель нало­ги по сво­е­му про­из­во­лу, как это дела­лось в Азии, или пра­ва осно­вы­вать на них коло­нии, как в Афри­ке. Впо­след­ст­вии этот прин­цип стал основ­ным пра­во­вым поло­же­ни­ем эпо­хи импе­рии. От Грак­ха ведет свое нача­ло так­ти­ка дема­го­гов и тира­нов — свер­гать власть пра­вя­щей ари­сто­кра­тии, опи­ра­ясь на мате­ри­аль­ные инте­ре­сы, и вооб­ще заме­нять преж­нее дур­ное управ­ле­ние стро­гой и хоро­шо орга­ни­зо­ван­ной адми­ни­ст­ра­ци­ей, чтобы таким обра­зом лега­ли­зо­вать зад­ним чис­лом изме­не­ние государ­ст­вен­но­го строя. А самое глав­ное — с Гая Грак­ха начи­на­ет­ся урав­не­ние Рима с про­вин­ци­я­ми, неиз­беж­но свя­зан­ное с уста­нов­ле­ни­ем монар­хии. Попыт­ка вос­ста­но­вить Кар­фа­ген, раз­ру­шен­ный сопер­ни­че­ст­вом ита­ли­ков, и вооб­ще открыть ита­лий­ской эми­гра­ции путь в про­вин­ции, была пер­вым зве­ном в длин­ной цепи бла­готвор­ной по сво­им послед­ст­ви­ям эво­лю­ции. В этом исклю­чи­тель­ном чело­ве­ке и в этой уди­ви­тель­ной поли­ти­че­ской судь­бе так тес­но пере­пле­лись пра­во и пре­ступ­ле­ние, уда­ча и неуда­ча, что на этот раз мож­но поз­во­лить себе то, что лишь в ред­ких слу­ча­ях доз­во­ля­ет­ся исто­ри­ку: воз­дер­жать­ся от оцен­ки.

Осу­ще­ст­вив в глав­ных чер­тах свой план пре­об­ра­зо­ва­ния государ­ст­вен­но­го устрой­ства, Гракх при­сту­пил ко вто­рой, с.116 более труд­ной зада­че. Вопрос об ита­лий­ских союз­ни­ках все еще не был раз­ре­шен. Отно­ше­ние к нему вождей демо­кра­ти­че­ской пар­тии выяви­лось уже доста­точ­но ясно. Они, есте­ствен­но, стре­ми­лись к воз­мож­но боль­ше­му рас­про­стра­не­нию прав рим­ско­го граж­дан­ства не толь­ко для того, чтобы мож­но было разда­вать зем­ли, заня­тые лати­на­ми, но глав­ным обра­зом для того, чтобы вклю­чить в сфе­ру сво­его вли­я­ния гро­мад­ную мас­су новых граж­дан, укре­пить путем уве­ли­че­ния коли­че­ства изби­ра­те­лей свою власть в коми­ци­ях и вооб­ще устра­нить раз­ли­чие в пра­вах, кото­рое с уни­что­же­ни­ем рес­пуб­ли­кан­ско­го строя все рав­но утра­чи­ва­ло вся­кое серь­ез­ное зна­че­ние. Одна­ко здесь они натолк­ну­лись на сопро­тив­ле­ние в сво­ей соб­ст­вен­ной пар­тии и, глав­ным обра­зом, со сто­ро­ны той самой бан­ды, кото­рая во всех про­чих слу­ча­ях все­гда была гото­ва про­из­не­сти свое суве­рен­ное «да» на все, что ей было понят­но и что ей было непо­нят­но. Эти люди были в дан­ном слу­чае не соглас­ны про­сто по той при­чине, что в их гла­зах пра­во рим­ско­го граж­дан­ства было, так ска­зать, акци­ей, обла­да­ние кото­рой достав­ля­ло им уча­стие в раз­лич­ных, весь­ма ося­за­тель­ных, выго­дах — пря­мых и кос­вен­ных. Поэто­му понят­но, что они никак не были склон­ны уве­ли­чи­вать коли­че­ство акци­о­не­ров. Откло­не­ние зако­на Фуль­вия (629) [125 г.] и вспых­нув­шее на этой поч­ве вос­ста­ние во Фре­гел­лах были гроз­ны­ми симп­то­ма­ми и свиде­тель­ст­во­ва­ли об упрям­стве и эго­из­ме той части наро­да, кото­рая гос­под­ст­во­ва­ла в коми­ци­ях, и о настой­чи­во­сти тре­бо­ва­ний союз­ни­ков. В кон­це сво­его вто­ро­го три­бу­на­та (632) [122 г.] Гракх отва­жил­ся на вто­рую попыт­ку, веро­ят­но, вынуж­ден­ный к это­му обе­ща­ни­я­ми, дан­ны­ми союз­ни­кам. Вме­сте с Грак­хом высту­пил Марк Флакк; хотя Флакк был уже одна­жды кон­су­лом, он сно­ва при­нял долж­ность три­бу­на, чтобы про­ве­сти теперь свой преж­де откло­нен­ный закон; Гай пред­ло­жил пре­до­ста­вить лати­нам пол­ное пра­во рим­ско­го граж­дан­ства, а всем про­чим ита­лий­ским союз­ни­кам — преж­ние пра­ва лати­нов. Но это пред­ло­же­ние вызва­ло объ­еди­нен­ное сопро­тив­ле­ние сена­та и сто­лич­ной чер­ни. О харак­те­ре этой коа­ли­ции и об ее мето­дах борь­бы свиде­тель­ст­ву­ет слу­чай­но уцелев­ший отры­вок из речи Гая Фан­ния к наро­ду. «Неуже­ли вы дума­е­те, — высту­пал этот опти­мат про­тив пред­ло­же­ния Грак­ха и Флак­ка, — что пре­до­ста­вив лати­нам граж­дан­ские пра­ва, вы и впредь буде­те сто­ять здесь 91 в народ­ном собра­нии, как вы сто­и­те теперь пере­до мной, или что вы и впредь буде­те зани­мать те же места, что теперь, на всех играх и раз­вле­че­ни­ях? Неуже­ли вы не пони­ма­е­те, что эти люди запол­нят все места?». Рим­ские граж­дане V в. [сер. IV — сер. III вв. до н. э.], кото­рые в один день даро­ва­ли всем саби­нам пра­во граж­дан­ства, веро­ят­но, осви­ста­ли бы тако­го ора­то­ра. Но в VII в. его дово­ды пока­за­лись в выс­шей сте­пе­ни убеди­тель­ны­ми, а пред­ло­жен­ная Грак­хом ком­пен­са­ция — раздел латин­ских с.117 земель — слиш­ком незна­чи­тель­ной. Уже тот факт, что перед решаю­щим голо­со­ва­ни­ем сена­ту уда­лось выслать из горо­да всех неграж­дан, ясно гово­рил об уча­сти, ожи­даю­щей пред­ло­жен­ный закон. Когда перед голо­со­ва­ни­ем сото­ва­рищ Грак­ха Ливий Друз заявил про­тест про­тив зако­на, народ так при­нял это ve­to, что Гракх не осме­лил­ся ни наста­и­вать на сво­ем пред­ло­же­нии, ни заста­вить Дру­за разде­лить участь Мар­ка Окта­вия.

Кажет­ся, этот успех вну­шил сена­ту сме­лость сде­лать попыт­ку сверг­нуть власть победо­нос­но­го дема­го­га. Спо­со­бы напа­де­ния были по суще­ству те же, к каким при­бе­гал преж­де сам Гракх. Могу­ще­ство Грак­ха опи­ра­лось на купе­че­ство и про­ле­та­ри­ат, в осо­бен­но­сти на этот послед­ний. В борь­бе, в кото­рой ни одна из сто­рон не рас­по­ла­га­ла воен­ной силой, про­ле­та­ри­ат как бы играл роль армии. Было ясно, что сенат не в силах отнять новые пра­ва ни у про­ле­та­ри­а­та, ни у купе­че­ства. Вся­кая попыт­ка отме­нить разда­чу хле­ба или новую орга­ни­за­цию суда при­сяж­ных при­ве­ла бы к улич­ным схват­кам, в более или менее гру­бой фор­ме; спра­вить­ся с ними сенат был совер­шен­но бес­си­лен. Но не менее оче­вид­но было так­же, что Гракх свя­зан с куп­ца­ми и про­ле­та­ри­я­ми толь­ко обо­юд­ны­ми выго­да­ми и что для людей нажи­вы и для чер­ни без­раз­лич­но, будут ли они полу­чать свои места и свой хлеб от Гая Грак­ха или от кого дру­го­го. Грак­хов­ские учреж­де­ния, по край­ней мере в тот момент, были непо­ко­ле­би­мы, за един­ст­вен­ным исклю­че­ни­ем его соб­ст­вен­но­го вер­хо­вен­ства. Непроч­ность это­го вер­хо­вен­ства заклю­ча­лась в том, что в грак­хов­ском государ­ст­вен­ном устрой­стве отсут­ст­во­ва­ла вза­им­ная пре­дан­ность меж­ду вождем и его арми­ей. Этот строй обла­дал все­ми про­чи­ми эле­мен­та­ми жиз­не­спо­соб­но­сти за исклю­че­ни­ем одно­го: не было той мораль­ной свя­зи меж­ду пра­ви­те­лем и управ­ля­е­мы­ми, без кото­рой вся­кое государ­ство ока­зы­ва­ет­ся колос­сом на гли­ня­ных ногах. В откло­не­нии зако­на о при­ня­тии лати­нов в рим­ское граж­дан­ство обна­ру­жи­лось с пора­зи­тель­ной ясно­стью, что в дей­ст­ви­тель­но­сти народ­ная тол­па нико­гда не голо­со­ва­ла за Грак­ха, а все­гда лишь за свои инте­ре­сы. Ари­сто­кра­тия соста­ви­ла план дать сра­же­ние ини­ци­а­то­ру раздач хле­ба и разде­ла государ­ст­вен­ных земель, дать ему бой на его соб­ст­вен­ной поч­ве.

Разу­ме­ет­ся, сенат пред­ло­жил про­ле­та­ри­а­ту не толь­ко то, что уже было обес­пе­че­но ему Грак­хом, — разда­ча хле­ба и дру­гие меро­при­я­тия; пред­ло­же­ны были еще боль­шие выго­ды. По пору­че­нию сена­та народ­ный три­бун Марк Ливий Друз пред­ло­жил отме­нить подать, кото­рую долж­ны были упла­чи­вать вла­дель­цы грак­хов­ских земель­ных наде­лов, и при­знать эти наде­лы их пол­ной и неогра­ни­чен­ной соб­ст­вен­но­стью. Далее Друз пред­ло­жил устра­и­вать про­ле­та­ри­ат с.118 не в замор­ских коло­ни­ях, а в 12 коло­ни­ях в Ита­лии по 3000 чело­век в каж­дой; выбор лиц для про­веде­ния этой меры пре­до­став­лял­ся наро­ду. Сам Друз в про­ти­во­по­лож­ность чле­нам грак­хов­ской семей­ной кол­ле­гии отка­зал­ся от вся­ко­го лич­но­го уча­стия в этой почет­ной зада­че. Веро­ят­но, пред­по­ла­га­лось осу­ще­ст­вить этот план за счет лати­нов, так как к тому вре­ме­ни в Ита­лии кро­ме земель, заня­тых лати­на­ми, вряд ли оста­ва­лись еще сколь­ко-нибудь обшир­ные терри­то­рии, год­ные для 92 коло­ни­за­ции. Кро­ме того име­ют­ся отдель­ные поста­нов­ле­ния Дру­за, выне­сен­ные, по всей веро­ят­но­сти, с целью воз­на­гра­дить лати­нов за дру­гие поте­ри: так напри­мер, име­ет­ся поста­нов­ле­ние, что латин­ских сол­дат мог­ли под­вер­гать телес­ным нака­за­ни­ям толь­ко латин­ские, а не рим­ские началь­ни­ки. Этот план был не из очень тон­ких. Слиш­ком ясна была его цель — кон­ку­рен­ция, слиш­ком про­зрач­но стрем­ле­ние скре­пить союз меж­ду зна­тью и про­ле­та­ри­а­том даль­ней­шим сов­мест­ным угне­те­ни­ем лати­нов. Вста­вал вопрос: где же на всем полу­ост­ро­ве, когда все государ­ст­вен­ные зем­ли уже розда­ны, мож­но най­ти доста­точ­но зем­ли для устрой­ства 12 мно­го­люд­ных и замкну­тых граж­дан­ских общин, даже если будут кон­фис­ко­ва­ны все государ­ст­вен­ные зем­ли, пре­до­став­лен­ные лати­нам? И, нако­нец, заяв­ле­ние Дру­за, что он не жела­ет при­ло­жить руку к осу­щест­вле­нию сво­его зако­на, было настоль­ко хит­ро, что гра­ни­чи­ло с глу­по­стью. Но эта гру­бая ловуш­ка ока­за­лась как раз под­хо­дя­щей для той гру­бой дичи, кото­рую хоте­ли изло­вить. С этим сов­па­ло, и, быть может, име­ло решаю­щее зна­че­ние, то обсто­я­тель­ство, что Гракх, лич­ное вли­я­ние кото­ро­го игра­ло глав­ную роль, как раз в это вре­мя нахо­дил­ся в Афри­ке, где устра­и­вал кар­фа­ген­скую коло­нию, а рез­кие и неуме­лые выступ­ле­ния заме­щав­ше­го его в сто­ли­це Мар­ка Флак­ка были на руку про­тив­ни­кам. Поэто­му «народ» утвер­дил зако­ны Ливия с такой же готов­но­стью, как рань­ше зако­ны Сем­п­ро­ния. Затем он, как обыч­но, отбла­го­да­рил сво­его ново­го бла­го­де­те­ля тем, что дал лег­ко­го тума­ка преж­не­му бла­го­де­те­лю, и когда в 633 г. [121 г.] Гракх в тре­тий раз выста­вил свою кан­дида­ту­ру в три­бу­нат, он не был избран. Впро­чем, утвер­жда­ют, что на этих выбо­рах были допу­ще­ны непра­виль­но­сти так­же и три­бу­ном, кото­рый руко­во­дил выбо­ра­ми и при­над­ле­жал к чис­лу оби­жен­ных Грак­хом. Это озна­ча­ло кру­ше­ние фун­да­мен­та его вла­ды­че­ства.

Новым уда­ром яви­лись для Грак­ха кон­суль­ские выбо­ры. Они не толь­ко ока­за­лись вооб­ще небла­го­при­ят­ны­ми для демо­кра­тии, но поста­ви­ли во гла­ве государ­ства Луция Опи­мия, кото­рый, будучи пре­то­ром в 629 г. [125 г.], поко­рил Фре­гел­лы. Это был один из самых энер­гич­ных и нераз­бор­чи­вых на сред­ства вождей стро­го ари­сто­кра­ти­че­ской пар­тии, твер­до решив­ший при пер­вом удоб­ном слу­чае отде­лать­ся от опас­но­го про­тив­ни­ка.

с.119 Слу­чай вско­ре пред­ста­вил­ся. 10 декаб­ря 632 г. [122 г.] Гракх пере­стал быть народ­ным три­бу­ном. 1 янва­ря 633 г. [121 г.] Опи­мий всту­пил в испол­не­ние сво­их обя­зан­но­стей. Пер­вое напа­де­ние было направ­ле­но, как и сле­до­ва­ло ожи­дать, на самое полез­ное, но и самое непо­пу­ляр­ное из всех меро­при­я­тий Грак­ха — вос­ста­нов­ле­ние Кар­фа­ге­на. До сих пор на его пла­ны устрой­ства замор­ских коло­ний вра­ги напа­да­ли толь­ко кос­вен­но, выдви­гая про­тив них более заман­чи­вые про­ек­ты ита­лий­ских коло­ний. Теперь же в Риме ста­ли рас­про­стра­нять слу­хи, что афри­кан­ские гие­ны выка­пы­ва­ют из зем­ли меже­вые кам­ни, постав­лен­ные на терри­то­рии Кар­фа­ге­на, и рим­ские попы под­твер­ди­ли, что это чудо и зна­ме­ние явля­ет­ся пря­мым пре­до­сте­ре­же­ни­ем про­тив вся­ко­го стро­и­тель­ства на месте, про­кля­том бога­ми. Тогда сенат заявил, что совесть вынуж­да­ет его вне­сти закон, запре­щаю­щий построй­ку коло­нии Юно­нии.

Гракх вме­сте с дру­ги­ми лица­ми, назна­чен­ны­ми для устрой­ства коло­нии, был занят в это вре­мя под­бо­ром коло­ни­стов. В день голо­со­ва­ния он явил­ся на Капи­то­лий, где было назна­че­но народ­ное собра­ние; он наде­ял­ся с помо­щью сво­их при­вер­жен­цев добить­ся откло­не­ния зако­на. Он желал избе­жать насиль­ст­вен­ных дей­ст­вий, чтобы не давать про­тив­ни­кам пово­да, кото­ро­го они иска­ли. Одна­ко он не мог поме­шать тому, что боль­шин­ство его при­вер­жен­цев яви­лись на собра­ние 93 воору­жен­ны­ми, так как они пом­ни­ли гибель Тибе­рия и зна­ли, что замыш­ля­ет ари­сто­кра­тия. А при край­нем воз­буж­де­нии обе­их пар­тий труд­но было избе­жать столк­но­ве­ния. В Капи­то­лий­ском хра­ме кон­сул Луций Опи­мий совер­шал обыч­ное жерт­во­при­но­ше­ние. Один из при­слу­жи­вав­ших ему лик­то­ров, Квинт Анту­лий, дер­жа в руках свя­щен­ные внут­рен­но­сти жерт­вен­но­го живот­но­го, власт­но потре­бо­вал от «дур­ных граж­дан» уда­лить­ся и, по-види­мо­му, наме­ре­вал­ся нало­жить руку на само­го Гая. Тогда один из горя­чих при­вер­жен­цев Грак­ха выхва­тил меч и зако­лол лик­то­ра. Под­нял­ся страш­ный шум. Гракх тщет­но пытал­ся обра­тить­ся с речью к наро­ду и снять с себя ответ­ст­вен­ность за свя­тотат­ст­вен­ное убий­ство. Он лишь доста­вил сво­им про­тив­ни­кам лиш­ний фор­маль­ный пред­лог для обви­не­ния, так как пре­рвал гово­рив­ше­го в ту мину­ту к наро­ду три­бу­на; голо­са его Гракх в общем смя­те­нии не слы­шал. За этот про­сту­пок одно дав­но забы­тое поста­нов­ле­ние из эпо­хи ста­рой сослов­ной борь­бы (I, 259) назна­ча­ло стро­жай­шее нака­за­ние. Кон­сул Луций Опи­мий при­нял меры, чтобы силой ору­жия пода­вить вос­ста­ние, гро­зив­шее свер­же­ни­ем рес­пуб­ли­кан­ско­го строя, как назы­ва­ли собы­тия это­го дня. Сам он про­вел всю ночь в хра­ме Касто­ра на фору­ме. С ран­не­го утра Капи­то­лий запол­ни­ли отряды крит­ских стрел­ков, в сена­те и на фору­ме собра­лись сто­рон­ни­ки пра­ви­тель­ст­вен­ной с.120 пар­тии, сена­то­ры и при­мы­кав­шая к ним фрак­ция всад­ни­ков; они яви­лись по при­зы­ву кон­су­ла воору­жен­ны­ми и каж­дый в сопро­вож­де­нии двух воору­жен­ных рабов. Ари­сто­кра­тия собра­лась в пол­ном соста­ве, даже пре­ста­ре­лый, все­ми ува­жае­мый Квинт Метелл, бла­го­склон­но отно­сив­ший­ся к рефор­ме, явил­ся с мечом и щитом. Даро­ви­тый и испы­тан­ный в испан­ских вой­нах офи­цер Децим Брут при­нял коман­до­ва­ние над воору­жен­ны­ми сила­ми. Сенат собрал­ся в курии. Носил­ки с тру­пом лик­то­ра поста­ви­ли перед кури­ей. Сена­то­ры, при­тво­ря­ясь оше­лом­лен­ны­ми, стол­пи­лись у вхо­да, чтобы взгля­нуть на труп, затем вер­ну­лись в курию для при­ня­тия реше­ния. Вожди демо­кра­ти­че­ской пар­тии отпра­ви­лись с Капи­то­лия к себе домой. Марк Флакк про­вел ночь в при­готов­ле­ни­ях к улич­но­му бою, Гракх же, по-види­мо­му, не хотел бороть­ся про­тив судь­бы. Узнав утром о при­готов­ле­ни­ях про­тив­ни­ка на Капи­то­лии и на фору­ме, оба они отпра­ви­лись на Авен­тин­ский холм, кото­рый издав­на слу­жил цита­де­лью народ­ной пар­тии во вре­мя боев пат­ри­ци­ев и пле­бе­ев. Гракх шел туда мол­ча и без ору­жия. Флакк при­звал к ору­жию рабов и укре­пил­ся в хра­ме Диа­ны; в то же вре­мя он послал сво­его млад­ше­го сына Квин­та в непри­я­тель­ский лагерь, чтобы попы­тать­ся добить­ся согла­ше­ния. Юно­ша вер­нул­ся с изве­сти­ем, что ари­сто­кра­ты тре­бу­ют без­услов­но­го под­чи­не­ния; он пере­дал тре­бо­ва­ние сена­та, чтобы Гракх и Флакк яви­лись к отве­ту по обви­не­нию в оскорб­ле­нии досто­ин­ства три­бу­на. Гракх хотел испол­нить это тре­бо­ва­ние, но Флакк удер­жал его и вме­сто это­го воз­об­но­вил без­на­деж­ную и мало­душ­ную попыт­ку скло­нить тако­го про­тив­ни­ка к согла­ше­нию. Когда вме­сто обо­их вождей сно­ва явил­ся в сенат толь­ко моло­дой Квинт Флакк, кон­сул при­знал отказ Грак­ха и Флак­ка явить­ся по вызо­ву сена­та нача­лом откры­то­го вос­ста­ния про­тив пра­ви­тель­ства. Он аре­сто­вал послан­ца и отдал при­каз штур­мо­вать Авен­тин. В то же вре­мя по его при­ка­за­нию гла­ша­таи объ­яв­ля­ли на ули­цах Рима, что при­нес­ше­му голо­вы Грак­ха и Флак­ка пра­ви­тель­ство запла­тит столь­ко золота, сколь­ко весят эти голо­вы, и что вся­ко­му, кто покинет Авен­тин до нача­ла борь­бы, гаран­ти­ру­ет­ся пол­ная без­на­ка­зан­ность. Тогда ряды защит­ни­ков Авен­ти­на быст­ро пореде­ли. Храб­рые ари­сто­кра­ты с помо­щью кри­тян и рабов взя­ли при­сту­пом почти неза­щи­щен­ную гору и пере­би­ли всех, кто там 94 ока­зал­ся, — око­ло 250 чело­век, боль­шей частью из наро­да. Марк Флакк вме­сте со сво­им стар­шим сыном спас­ся бег­ст­вом, но их убе­жи­ще было обна­ру­же­но, и они были уби­ты. Гракх в самом нача­ле бит­вы уда­лил­ся в храм Минер­вы и там хотел зако­лоть себя мечом. Но его друг Пуб­лий Лето­рий схва­тил его за руку, умо­ляя побе­речь себя до более бла­го­при­ят­но­го вре­ме­ни. Гракх согла­сил­ся сде­лать попыт­ку спа­стись бег­ст­вом на дру­гой берег Тиб­ра. Но, сбе­гая с.121 с горы, он упал и вывих­нул ногу. Чтобы дать ему вре­мя скрыть­ся, оба его спут­ни­ка бро­си­лись навстре­чу пре­сле­до­ва­те­лям. Марк Пом­по­ний стал под­ле Три­ге­мин­ских ворот у подош­вы Авен­ти­на, а Пуб­лий Лето­рий на мосту через Тибр, на том месте, где, по пре­да­нию, Гора­ций Коклес один задер­жи­вал вой­ско этрус­ков; они оба погиб­ли. Гракх в сопро­вож­де­нии лишь сво­его раба Эвпо­ра успел добрать­ся до пред­ме­стья на пра­вом бере­гу Тиб­ра. Здесь в свя­щен­ной роще Фурри­ны были позд­нее най­де­ны их тру­пы. Оче­вид­но, раб сна­ча­ла убил сво­его гос­по­ди­на, а затем и себя. Голо­вы уби­тых Флак­ка и Грак­ха, соглас­но рас­по­ря­же­нию кон­су­ла, были достав­ле­ны пра­ви­тель­ству. При­нес­ший голо­ву Грак­ха Луций Сеп­ту­ме­лий, чело­век знат­но­го про­ис­хож­де­ния, полу­чил обе­щан­ное воз­на­граж­де­ние и даже свы­ше того; убий­цы же Флак­ка, люди из наро­да, ушли с пусты­ми рука­ми. Тела уби­тых были бро­ше­ны в реку, дома вождей отда­ны тол­пе на раз­граб­ле­ние. Про­тив при­вер­жен­цев Грак­ха нача­лись мас­со­вые судеб­ные про­цес­сы. Сооб­ща­ют, что око­ло 3000 чело­век было пове­ше­но в тюрь­мах, в том чис­ле и 18-лет­ний Квинт Флакк, кото­рый не при­ни­мал уча­стия в борь­бе. Казнь это­го моло­до­го чело­ве­ка, все­ми люби­мо­го за мяг­кость харак­те­ра, воз­буди­ла все­об­щее сожа­ле­ние.

На пло­ща­ди у под­но­жия Капи­то­лия сто­ял алтарь, воз­двиг­ну­тый Камил­лом после вос­ста­нов­ле­ния в Риме внут­рен­не­го мира (I, 281). Там же нахо­дил­ся и ряд дру­гих свя­ти­лищ, воз­двиг­ну­тых впо­след­ст­вии по ана­ло­гич­ным пово­дам. Теперь все эти свя­ти­ли­ща были сне­се­ны, а на сред­ства, полу­чен­ные от кон­фис­ка­ции иму­ще­ства каз­нен­ных или осуж­ден­ных государ­ст­вен­ных измен­ни­ков (кон­фис­ко­ва­лось все вплоть до при­да­но­го их жен), Луций Опи­мий по поста­нов­ле­нию сена­та постро­ил новый вели­ко­леп­ный храм Согла­сия с пор­ти­ком. Дей­ст­ви­тель­но, вполне своевре­мен­но было уни­что­жить сим­во­лы преж­не­го согла­сия и начать новую эру над тру­па­ми трех вну­ков победи­те­ля при Заме. Все они ста­ли жерт­ва­ми рево­лю­ции — сна­ча­ла Тибе­рий Гракх, затем Сци­пи­он Эми­ли­ан, нако­нец, и Гай Гракх, самый млад­ший и самый выдаю­щий­ся из них. Память Грак­хов была офи­ци­аль­но пре­да­на про­кля­тию; даже Кор­не­лии было запре­ще­но надеть тра­ур после смер­ти ее послед­не­го сына. Одна­ко страст­ная при­вя­зан­ность, кото­рую очень мно­гие пита­ли к обо­им бла­го­род­ным бра­тьям, осо­бен­но к Гаю, еще при их жиз­ни, тро­га­тель­ным обра­зом обна­ру­жи­лась и после их смер­ти в том почти рели­ги­оз­ном почи­та­нии, кото­рое народ­ные мас­сы, вопре­ки всем поли­цей­ским запре­там, возда­ва­ли памя­ти Грак­хов и тем местам, где они погиб­ли.