Характер принципата
После победы над Марком Антонием Октавиан стал единовластным правителем Римской державы. В его распоряжении находилась громадная армия. Италия и провинции не только подчинялись, но и поклонялись ему как спасителю и избавителю от кровавых гражданских смут, бесконечных грабежей и поборов. Отныне никто не мог открыто бросить ему вызов.
Однако, несмотря на все это, он оказался в очень сложном положении, ведь теперь его власть не имела законного основания. Срок действия чрезвычайных полномочий, декретированных ему как триумвиру, истек еще в 33 г. до н. э. Присяга, данная ему как главнокомандующему в 32 г. до н. э. гражданами всех муниципиев Италии, могла считаться законным основанием его власти только на время войны.
Разумеется, он мог управлять державой, опираясь на военную силу и не считаясь ни с кем, кроме армии, то есть, выступить перед всеми в незавидной и чрезвычайно опасной роли тирана. И судьба Цезаря, и печальный опыт самого Октавиана свидетельствовали о том, насколько ненадежна и опасна основанная на неприкрытом насилии власть для самого правителя.
Чтобы сохранить и упрочить единовластие, Октавиану было необходимо придать ему хотя бы видимость законности в глазах сограждан и обеспечить себе их прочную поддержку. Зажиточные граждане, составлявшие цвет римского народа, мечтали об окончательном прекращении смут и усобиц и возвращении к строю предков, не особенно задумываясь, насколько одно совместимо с другим. Попытка реставрации республиканского прошлого могла привести к новым гражданским смутам и войнам, но то же самое мог вызвать и резкий разрыв с этим прошлым, неприемлемый для многих римлян. Октавиан выбрал третий путь: он «восстановил» республику, сохранив и упрочив при этом свое единовластие.
После захвата Египта он щедро расплатился со своими воинами. 120 тысяч легионеров получили крупные земельные наделы в ветеранских колониях, основанных как в Италии, так и в провинциях. Благодаря богатой египетской добыче земля для ветеранов впервые за многие десятилетия была не конфискована, а выкуплена у прежних владельцев. Таким образом, Октавиан примерно вдвое сократил разбухшую во время гражданских войн и ставшую очень своевольной армию и обеспечил себе преданность и поддержку хорошо организованных и сплоченных ветеранов. При этом он сохранил лояльность остальных землевладельцев, довольных прекращением бесконечных конфискаций земли (около двух третей земли в Италии во время последних гражданских войн было отобрано у собственников в пользу ветеранов Цезаря и триумвиров).
В 28 г. до н. э. Октавиан простил накопившиеся во время гражданских войн недоимки гражданам — должникам государственного казначейства и сжег долговые документы. Затем он особым указом отменил все законы и постановления, изданные по инициативе триумвиров. В глазах сограждан это выглядело как демонстративное отречение от несправедливостей и злоупотреблений, связанных со смутами и междоусобицами.
Октавиан позаботился не только об укреплении гражданского мира, но и — «мира с богами», что считалось одним из главных условий процветания гражданской общины. Он приказал восстановить в Риме множество обветшавших, разрушенных или сгоревших древних храмов потомкам их основателей (полководцев — триумфаторов). 82 храма, которые некому было восстанавливать, он воздвиг заново за собственные средства и украсил богатыми дарами.
В том же самом году Октавиан провел чистку сената, невероятно разросшегося во время гражданских войн за счет разного рода темных личностей и откровенных проходимцев, введенных туда по милости Цезаря и триумвиров. Рассказывают даже, что некий римлянин узнал в одном из только что назначенных квесторов своего беглого раба. Изгнав из сената множество подобных членов, Октавиан постепенно довел его численность с 1000 до 600 человек — столько входило туда накануне гражданских войн. Он ввел для сенаторов минимальный имущественный ценз в миллион сестерциев. Обедневшим представителям древних родов, выходцы из которых из поколения в поколение заседали в сенате, Октавиан подарил средства, достаточные для того, чтобы они могли сохранить свое былое положение. Таким образом, благодаря Октавиану сенат, олицетворявший для римлян республиканский строй, снова стал работоспособным и авторитетным органом власти.
В связи с чисткой был составлен новый список сенаторов, первое место в котором было отведено Октавиану. Это означало, что отныне он стал принцепсом сената и имел почетное право первым высказывать свое мнение при обсуждении государственных дел. Принцепс сената не обладал никакими особыми полномочиями, но считался самым авторитетным и заслуженным не только из сенаторов, но и из всех римских граждан.
Впервые после длительного перерыва Октавиан провел ценз, а после него в соответствии с древним обычаем — люстр, представлявший собой торжественный обряд, сопровождавшийся ритуальными шествиями, богатым жертвоприношением и молитвой богам с просьбой обеспечить сохранение и процветание римского народа и его владений. Считалось, что этот обряд способствует очищению народа от накопившейся после прошлого люстра скверны. Поскольку тот проводился в 70 г. до н. э., новый люстр должен был очистить народ от скверны, накопившейся во время гражданских смут и войн. Так же как и прочие мероприятия Октавиана, он знаменовал разрыв с кровавыми междоусобицами последних десятилетий и начало новой мирной и достойной жизни.
Все эти мероприятия, отвечавшие ожиданиям и чаяниям большинства римских граждан, сопровождались невиданно пышными празднествами и зрелищами, богатыми пирами и щедрыми раздачами. Неудивительно, что Октавиан пользовался в эти годы необыкновенной популярностью, как в Риме, так и в Италии.
13 января 27 г. до н. э. на заседании сената Октавиан заявил, что, поскольку в государстве установился гражданский мир, он отрекается от власти и передает ее сенату и народу римскому, а сам навсегда уходит в частную жизнь. Сенаторы растерялись. Некоторые из них не верили в искренность Октавиана. Другие верили, но не знали, радоваться ли им восстановлению республики или страшиться новых гражданских смут и междоусобиц. Ближайшие сподвижники Октавиана, подготовленные заранее, стали умолять его не покидать нуждающееся в нем государство. К ним присоединились и остальные сенаторы, но Октавиан стоял на своем. Тогда сенаторы приказали ему остаться у власти, и он подчинился. Однако он согласился сохранить под эгидой сената и народа римского лишь некоторые из своих полномочий и только на 10 лет, пока окончательно не минуют все угрозы спокойствию и благополучию государства.
Он оставил себе управление пограничными провинциями, населенными по большей части бедными и беспокойными племенами и находившимися под угрозой вражеских вторжений. Они отныне назывались провинциями цезаря, а сам он стал их наместником (проконсулом), управлявшим ими через своих помощников — легатов сенаторского звания. Поскольку легионы — главная сила римской армии — были расквартированы в этих провинциях, то, став их проконсулом, Октавиан сохранил свой статус главнокомандующего и контроль над вооруженными силами.
Богатые и мирные внутренние провинции отныне назывались провинциями народа римского и управлялись сенаторскими пропреторами и проконсулами, получавшими свой пост по жребию. Попасть в список кандидатов, бросающих жребий, можно было только с одобрения Октавиана, и он нередко отдавал приказы не только наместникам провинций цезаря, но и — народа римского.
В награду за восстановление республики Октавиан получил от сената и народа почетное имя «Август», под которым он и вошел в историю. Оно буквально означает «священный» или «возвеличенный божеством». Отныне его стали называть Император Цезарь Август. Над входом его дома, по постановлению сената, был прикреплен гражданский венок из дубовых листьев — почетная награда воину, спасшему в бою жизнь римского гражданина. Август, таким образом, официально был признан спасителем государства и всех сограждан. Через 10 лет он снова попытался отречься от власти, но, по приказу сената, был вынужден остаться у кормила государства. За время его правления эта процедура повторялась еще несколько раз.
Отречение от власти, а затем принятие тех или иных постов, полномочий и почестей по требованию сената и народа должны были демонстрировать их верховенство и выборный республиканский характер власти Августа, а также и то, что он участвует в управлении государством ради общественного блага. Большинство его преемников начинали свое правление с торжественного отказа от власти и каждые 10 лет отмечали особый юбилей ее обновления.
В 23 г. до н. э. Август на основании принятого народным собранием закона получил пожизненную власть (но не должность) народного трибуна. Отныне он считался лицом священным и неприкосновенным и имел право вето, то есть мог наложить запрет на любое действие или решение любого органа власти. Он также мог созывать сенат и народное собрание и выдвигать свои предложения и законопроекты на их утверждение. Он рассматривался как защитник и заступник плебеев, то есть подавляющего большинства римских граждан. Поскольку сам Август не был народным трибуном, другие трибуны не могли использовать свое право вето по отношению к нему.
Несколько раз Августу предлагали от имени сената и народа незаконные или беспрецедентные должности и полномочия, такие, например, как пост диктатора, ликвидированный после смерти Цезаря, или попечение о законах и нравах. В этих случаях он отказывался наотрез, указывая, что они несовместимы с сохранением строя предков.
В 12 г. до н. э. после смерти великого понтифика Эмилия Лепида Август при небывалом стечении народа не только из Рима, но и из всей Италии был избран народным собранием на этот высший жреческий пост. К тому времени он был членом всех жреческих коллегий, связанных с государственными культами. Таким образом, теперь он был облечен не только высшей военной и гражданской, но и высшей жреческой властью. Под его контролем отныне находилась вся религиозная жизнь римской гражданской общины. Это позволяло ему лучше и надежнее контролировать также и политическую жизнь: деятельность сената, комиций и магистратов.
Еще через десять лет по единодушному требованию сената и народа он принял самое почетное в Римской республике звание Отца отечества, которого ранее удостаивались лишь наиболее выдающиеся государственные деятели за особые заслуги перед государством.
Преемникам Августа эти полномочия и почести декретировались сенатом и народом сразу же после их прихода к власти, причем не на определенный срок, а пожизненно. Иногда даже очень юные правители объявлялись отцами отечества. Личные имена Император, Цезарь и Август со временем превратились в обозначение верховной власти и в таком качестве дошли до нашего времени. Поэтому в России и в Германии монарха называли царь или кайзер (это разные варианты произношения слова caesar), а членов его семьи — «августейшими особами». А от слова «принцепс», обозначавшего правителя «восстановленной республики», произошло современное слово «принц».
При жизни Августа один из его ближайших родственников, выбранный им в качестве возможного преемника, нередко получал от сената и народа те же самые чрезвычайные полномочия — пост проконсула провинций цезаря и власть народного трибуна. Эти люди считались равноправными, (а на деле были младшими) коллегами Августа. Поэтому в своем политическом завещании, получившем название «Деяния божественного Августа», он заявил, что превосходил всех своим авторитетом, но власти имел ничуть не более, чем те, кто были его коллегами по каждой магистратуре.
Итак, власть Августа и его преемников внешне выглядела как республиканская: формально она была выборной, срочной, а нередко и коллегиальной и рассматривалась как своеобразная чрезвычайная магистратура.
Вместе с тем при всем своем республиканском антураже эта бессрочная, никому не подотчетная и фактически неограниченная власть противоречила коренным принципам республиканского правления.
В «Деяниях…» Август утверждает, что получил свое почетное имя за то, что, потушив пожар гражданских войн и владея при всеобщем согласии высшей властью, он передал государство из своей власти в распоряжение сената и народа римского. И если Цезарь, придя к власти, заявлял, что «республика — ничто, пустое имя без тела и облика», а люди отныне должны слова его считать законом, то Август ставил себе в заслугу «восстановление республики» и постоянно подчеркивал, что он выполняет решения сената и народа римского и подчиняется законам. И хотя фактически и Цезарь и Август были единовластными правителями, лишившими сенат и народ римский их былого значения, тем не менее, большинство римлян считали правление Цезаря тираническим, а Августа — законным и благодетельным.
Преемники Августа, следуя его примеру, утверждали, что они правят восстановленной республикой, а для обозначения своего положения в государстве, так же, как и он, использовали слово «принцепс», то есть первый сенатор или первый гражданин. Подвластных им римлян называли не подданными, а согражданами, а главным достоинством принцепса считалась «гражданственность (civilitas)».
Созданный Августом новый политический строй получил название принципата. Большинство историков древнего Рима считают, что этот политический строй продержался в древнем Риме примерно два с половиной столетия — до конца правления последнего императора из династии Северов Александра Севера (222—
Августу удалось не только «потушить пожар гражданских войн», но и положить начало длительной эпохе социально-политической стабильности, гражданского мира и процветания. Эта эпоха (I—
На протяжении многих поколений большинство жителей Римской империи не сталкивались ни с гражданскими войнами, ни с рабскими восстаниями, ни с вражескими нашествиями. Ни до, ни после периода Принципата народы, населявшие территорию Римской империи, не знали ничего подобного.
Историки древнего Рима, жившие в прошлые столетия, нередко называли это время «самой благодетельной эпохой в истории человечества». Многие из них полагали, что секрет «августова мира» заключался в переходе от республики к монархии, от изжившего себя полисного строя к строю империи. Однако более поздние исследования заставили отказаться от слишком простых однозначных ответов на сложные вопросы о характере принципата и причине перехода от эпохи гражданских войн к эпохе августова мира.
При Августе и его преемниках республиканские органы власти: народное собрание, сенат и магистраты, формально пользовались своими полномочиями наряду и наравне с принцепсами и сохраняли свое былое значение, но фактически в значительной мере утратили и то и другое.
а) народное собрание (комиции)
Если при Цезаре и триумвирах правители не считались с комициями и могли сами издавать указы, имеющие силу закона, и назначать магистратов на много лет вперед, то Август, по свидетельству своего биографа Светония, «восстановил в народном собрании древний порядок выборов, сурово наказывая за подкуп». «Присутствуя на выборах должностных лиц — пишет Светоний — он всякий раз обходил трибы со своими кандидатами и просил за них по старинному обычаю. Он и сам подавал голос в своей трибе как простой гражданин». Как и раньше, в народном собрании принимались законы, в том числе и закон о наделении полномочиями самого принцепса, когда очередной правитель приходил к власти. Таким образом, формально римский народ оставался высшей властью в государстве и считался источником всякой иной власти.
Однако на деле власть, принадлежавшая некогда римскому народу, переходит к принцепсу. Если раньше римский гражданин, пользуясь правом провокации, мог апеллировать к суду народного собрания, то теперь — к суду принцепса. «Апелляция к цезарю» вытеснила «провокацию к народу». Государственную измену в Риме, как и в прошлом, называли «оскорблением величества народа римского», но теперь так именовалось не покушение на власть и авторитет римского народа и его законных представителей, а покушение на жизнь и авторитет принцепса.
Принцепс имел право рекомендовать, а фактически назначать часть кандидатов на магистратские посты. Уже Август использовал это право, чтобы диктовать комициям свою волю. Когда народ избирал неугодного ему кандидата, он мог отменить выборы и «рекомендовать» на высокий пост, кого считал нужным. В конце своего правления Август однажды отменил сопровождавшиеся народными волнениями выборы и «рекомендовал» своих кандидатов на все магистратские посты.
К концу правления Августа была подготовлена реформа избирательной системы, осуществленная сразу же после его смерти. Отныне сенат составлял список, в котором было по одному кандидату на каждый пост, а комиции утверждали его своим голосованием. Таким образом, избирательные комиции, по меткому выражению одного современного антиковеда, превратились в органы обязательного одобрения.
Теперь тех магистратов, которые не были кандидатами принцепса, фактически выбирали сенаторы из своей собственной среды, из числа тех, против кого принцепс не возражал. Обычно принцепс «рекомендовал» всех кандидатов на пост консула и определенную часть кандидатов на другие посты.
Постепенно народ утратил не только избирательную, но и законодательную власть. После смерти Августа принимаемые в народном собрании законы постепенно вытесняются постановлениями сената (сенатусконсультами), получившими при Августе обязательную силу. Последний известный нам закон был принят народным собранием в конце I в. н. э. Превратившись в чисто формальный институт, народные собрания постепенно хиреют, но долгое время не исчезают полностью. Еще в начале III в. н. э. встречаются свидетельства о деятельности в Риме какой-то смутной тени былых комиций.
Чтобы оценить масштаб произошедших перемен, следует иметь в виду, что в последнее столетие республики, когда народное собрание было особенно активным, в выборах обычно принимала участие лишь незначительная часть всех граждан. Да и тех нередко подкупали или терроризировали.
Положение сената, на первый взгляд, изменилось к лучшему. Если раньше сенат был (по крайней мере, формально) совещательным органом при магистратах, располагавшим не столько властью, сколько авторитетом, то после установления принципата он считается наряду с народным собранием высшим органом власти.
Отныне сенат обладает законодательной, судебной и избирательной властью. Вместе с народным собранием он принимает участие в «выборах» принцепса и наделении его полномочиями и почестями. Сенат может обожествить покойного принцепса, либо, наоборот — лишить его указы законной силы, а память о нем подвергнуть проклятию. Он вправе объявить принцепса вне закона и отстранить от власти. Хотя воспользоваться этим правом сенату удавалось крайне редко.
Так же, как и раньше, в сенате обсуждались государственные дела, в его ведении находились государственные финансы, дипломатия, контроль над управлением Италией и провинциями. В представлении как римских граждан, так и провинциалов сенат был воплощением законности, порядка и самой «восстановленной республики».
Вместе с тем, и отдельные сенаторы и сенат в целом оказались в зависимости от принцепса. Получив после установления принципата новые полномочия, сенат утратил инициативу и самостоятельность. Как правило, самые важные государственные дела он разбирал по поручению принцепса и выносил по ним лишь угодные тому решения. Компетенция сената и принцепса не были четко разграничены, поэтому тот мог взять на себя разбор любого государственного дела, а затем оформить свое решение либо как постановление сената (сенатусконсульт), либо как собственный указ. В этих условиях участие сенаторов в обсуждении важных государственных проблем постепенно теряло реальное значение. Лишь при обсуждении и решении повседневных дел, не привлекавших внимания принцепса, сенат мог действовать более или менее самостоятельно.
Если раньше сенат фактически играл роль римского правительства, то теперь эту роль принимает на себя принцепс со своими «друзьями» из сенаторов и всадников и слугами из отпущенников и рабов. Римские историки эпохи Принципата, принадлежавшие к сенаторскому сословию, жалуются, что теперь писать историю стало значительно труднее, чем раньше, когда самые важные политические решения обсуждались и принимались публично, а не тайно, как в их время.
Со временем сенат теряет даже видимость власти. К концу II в. н. э. там уже не появляются посольства от зарубежных владык и подвластных Риму городов и племен, редко разбираются важные судебные или государственные дела, нечасто бывают прения. Выслушав речь принцепса, зачитанную им самим или его представителем, сенаторы одобряют ее бурными аплодисментами и хоровыми хвалами (аккламациями), а затем публикуют как постановление сената (сенатусконсульт). Юристы этого времени ссылаются не на сенатусконсульт по какому-либо вопросу, а на речь принцепса в сенате. С начала III в. н. э. сенатусконсульты постепенно вытесняются императорскими указами.
Многие современные историки считают, что в эпоху Принципата сенат сохранялся лишь как реликт республиканского прошлого, что он был политически бессильным чисто декоративным органом власти. Сами же сенаторы находились в полной зависимости от принцепса, способного при желании любого из них как вознести к вершинам власти и почета, так и подвергнуть ссылке, казни либо каким угодно издевательствам. Нередко эти исследователи приводят в пример полубезумного императора Калигулу (37—
Утратив в эпоху Принципата свою самостоятельность, а со временем и бо́льшую часть своих полномочий и функций, сенат сохранил при этом немалое политическое влияние. Он пережил не только отдельных императоров, но и саму империю и продолжал пользоваться влиянием и престижем под властью германских конунгов.
Разумеется, и сенат в целом, и каждый отдельный сенатор во всем зависели от принцепса, но и тот в свою очередь зависел от сената и сенаторского сословия. Люди, принадлежавшие к этому сословию, составляли цвет сначала италийской, а затем имперской городской знати. Они обладали высшим социальным престижем и привилегиями, немалым политическим опытом, громадными богатствами, обширными клиентелами и влиянием на местах: в своих родных городах и областях. За ними были зарезервированы почти все самые высшие военные и государственные посты, включая и пост самого принцепса.
Когда на исходе эпохи Принципата в III в. н. э. этот пост начали занимать люди, не принадлежавшие к сенаторам, то на первых порах те их не приняли, и принцепсы-выскочки очень быстро утратили свою власть вместе с жизнью. И только после того как сами сенаторы перестали претендовать на этот смертельно опасный пост, империю возглавили выходцы из простых солдат, сыновья крестьян и вольноотпущенников.
в) традиционные магистраты и новые государственные служащие
При Августе и его преемниках сохранились все регулярные республиканские магистратуры (кроме цензуры), а также обычная сенаторская карьера (cursus honorum), заключавшаяся в продвижении по лестнице магистратур. Отныне она зависела не от расположения римского народа, а от милости принцепса и поддержки его влиятельных приближенных, а также большинства сенаторов. При желании принцепс мог ввести угодного ему человека, принадлежавшего к всадническому сословию, сразу в число сенаторов высокого ранга, например, причислить к бывшим преторам.
Магистраты исполняли, как правило, в Риме и Италии, свои должностные обязанности, а также устраивали за свой счет дорогостоящие зрелища и празднества. После отправления магистратуры они служили за пределами Италии в качестве промагистратов, командуя легионами и управляя или помогая управлять провинциями. Особенно важные посты занимали бывшие консулы, возглавлявшие крупные провинции цезаря и расположенные там армии или такие богатые и многолюдные провинции народа римского, как Азия или Африка.
Чтобы укрепить свою власть в Риме и в Италии, Август и его преемники в дополнение к старым республиканским постам создали новые, на которые, как правило, люди не выбирались, а назначались. Главными из них были посты высших префектов, имевшие не только чисто административное, но и немалое политическое значение.
Вершиной сенаторской карьеры стал пост префекта города, отвечавшего за сохранение общественного порядка в Риме. На эту должность принцепсы назначали обычно пользующегося их особым доверием бывшего консула. Он обладал юрисдикцией по уголовным делам в Риме и его окрестностях, обширными полицейскими полномочиями, распоряжался воинами, входившими в так называемые городские когорты, и занимал свой пост не два-три года, как наместники провинций цезаря, а пожизненно. Его обязанности во многом совпадали с обязанностями республиканских магистратов: эдилов, отвечавших за городское благоустройство и поддержание в Риме общественного порядка, а также консулов и преторов, ведавших судопроизводством в Риме и в Италии. Однако его полномочия были намного шире, а влияние и авторитет — значительно выше, чем у любого магистрата.
Еще больше влияния и власти было у префектов претория, возглавлявших преторианскую гвардию — привилегированную воинскую часть, охранявшую самого принцепса. Они отвечали за охрану не только принцепса и его близких, но и государственной безопасности в целом, имели не только военные, но и полицейские и судебные обязанности и полномочия. В их обязанности в числе прочего входила охрана общественного порядка в Италии за пределами Рима и его окрестностей. В военное время они могли командовать действующей армией по поручению принцепса. Нередко они вмешивались в решение важных политических вопросов.
Поскольку они могли достигнуть громадного могущества и представлять опасность для самого принцепса, их пост сделали коллегиальным и предназначенным не для сенаторов, а для представителей всаднического сословия, которые, как считалось, не могли претендовать на высшую власть. Противовесом преторианским когортам в самом Риме были городские когорты, а во всей империи — расквартированные в провинциях легионы. Благодаря своему посту префект претория стал фактически вторым лицом в государстве после самого принцепса. Префекты нередко обладали громадной закулисной властью.
Для высокопоставленных всадников предназначались и другие высшие префектуры: пост префекта Египта, снабжавшего Рим хлебом, пост префекта анноны, отвечавшего за сбор и хранение хлеба для громадного населения Рима, пост префекта вигилов (букв. бодрствующих), исполнявших в Риме обязанности ночной стражи и одновременно пожарной охраны. Префект вигилов, так же как и его высокопоставленные коллеги, префекты города и претория, обладал полицейскими и судебными обязанностями и полномочиями.
Отношения между назначаемыми принцепсом высшими префектами и традиционными республиканскими магистратами во многом напоминали отношения между принцепсом и сенатом. Так же, как в империи в целом, компетенция и полномочия принцепса не были четко разграничены с компетенцией и полномочиями сената и нередко совпадали, в самом Риме и в Италии полномочия и компетенция высших префектов нередко дублировали полномочия и компетенцию традиционных магистратов. При этом полномочия высших префектов постепенно расширялись, а своей властью и влиянием они с самого начала превосходили большинство магистратов.
Последствия такого параллелизма в деятельности высших органов власти и должностных лиц так же во многом были сходными. Как и сенат, римские магистраты постепенно утрачивают значительную часть своих традиционных функций и полномочий. В III в. н. э. почти все низшие магистраты исчезают, а высшие ограничиваются главным образом устройством игр и зрелищ. В это же время постепенно сходит на нет практика «рекомендации» их сенатом и «выборов» народным собранием. Всех их напрямую назначает принцепс.
В провинциях наряду с традиционной администрацией, состоявшей из наместников и их помощников появляется новая финансовая администрация, во главе которой были так называемые прокураторы (букв. управляющие) провинций, принадлежавшие к всадническому сословию или к императорским отпущенникам. В их распоряжении находился вспомогательный штат из императорских рабов и отпущенников.
Прокураторы контролировали сбор налогов, податей и ренты, выплачиваемой арендаторами императорских поместий и рудников, а также выдавали жалование воинам и другим государственным служащим. Со временем они получили судебную власть в делах, касающихся доходов императорской казны.
Кроме того, они должны были наблюдать за деятельностью сенаторов, управлявших провинциями и командующих расквартированными там легионами, и обо всем подозрительном докладывать принцепсу. Наместники и прокураторы провинций обычно конфликтовали друг с другом, и это усиливало власть принцепса. Некоторыми слабо романизованными провинциями, где было мало городов античного типа, управляли не наместники-сенаторы, а прокураторы всаднического ранга, как, например, Понтий Пилат в Иудее.
Рабы и отпущенники принцепса занимали также множество постов (например, служащих финансовых ведомств, управляющих императорскими поместьями и рудниками) в Риме и Италии. Главными из них были придворные посты в непосредственном окружении принцепса: императорских постельничих и начальников ведомств императорской канцелярии. Самыми важными из них были ведомство императорских финансов (a rationibus), ведомство императорской переписки (ab epistulis) и ведомство прошений (a libellis). Со II в. н. э. посты начальников ведомств императорской канцелярии были зарезервированы за всадниками.
Приближенные принцепса даже из числа его рабов и отпущенников могли время от времени играть важную политическую роль, обладать несметными богатствами и влиянием.
Постепенно у всадников, занятых на государственной службе, появляется свой тип служебной карьеры, параллельный сенаторской. После длительной службы в армии на средних офицерских постах они могли стать прокураторами провинций, начальниками ведомств императорской канцелярии, а затем, если повезет, то и — высшими префектами. Свои возможности для продвижения по службе были также у императорских рабов и отпущенников.
Администрация, укомплектованная всадниками, была дополнением и своеобразным противовесом традиционной сенаторской. Благодаря своим рабам и отпущенникам принцепс мог контролировать все государственные доходы и расходы, в том числе и те, которые формально находились в ведении сената.
Таким образом, принцепс и его служащие сосуществуют и взаимодействуют с традиционными органами власти римской гражданской общины. С помощью новых государственных служащих принцепс мог упрочить свою власть и пользоваться ею более эффективно.
г) особенности римской государственности в эпоху Принципата
Еще сравнительно недавно многие современные исследователи, рассматривая появление в эпоху принципата новых органов власти, постов и государственных служащих, делали вывод о переходе Рима от полисной республики к новому виду государственности — бюрократической монархии. По их мнению, она опиралась на профессиональную армию и эффективный, хорошо организованный и построенный по бюрократическим принципам государственный аппарат, укомплектованный многочисленными профессиональными чиновниками. Однако благодаря появившимся в последние десятилетия новым исследованиям ученые пересмотрели свои взгляды на так называемую римскую бюрократию и отказались от этих представлений.
В эпоху принципата в римской державе не было не только бюрократии, но даже и государственного аппарата в современном смысле этого слова. Ее основой, как в центре, так и на местах являлись городские гражданские общины (полисы) с характерными для них органами власти и управления. Именно они несли на себе основную тяжесть управления, а немногочисленная императорская администрация ограничивалась общим контролем и вмешивалась в их деятельность только в чрезвычайных случаях, как правило, по инициативе снизу.
Ни наместники-сенаторы, ни прокураторы-всадники не были профессиональными чиновниками, посвящавшими службе всю свою жизнь и зависевшими от связанных с ней доходов. По своему происхождению в большинстве своем они были крупными городскими землевладельцами, выходцами из сословия декурионов, заседавших в сенатах (куриях) италийских и провинциальных муниципиев и колоний.
Даже находясь на государственной службе, они не теряли связи с родными городами, выступая их патронами, занимая там посты магистратов и жрецов. Ни своей подготовкой, ни особыми знаниями и навыками они не отличались от образованных декурионов и, точно так же как последних, их нельзя отнести к администраторам-профессионалам. Государственное жалование не было основным источником их доходов. Их главными достоинствами считались не профессиональные знания, опыт и выслуга лет, а личная преданность принцепсу, богатство, полезные связи, дипломатические способности и красноречие.
В начале III в. н. э., когда численность государственных служащих достигла максимальных для эпохи Принципата размеров, в императорской администрации было примерно 350 постов, предназначенных для администраторов сенаторского и всаднического ранга, и несколько тысяч — для вспомогательных и канцелярских служащих. При населении в 50—
Эти бросающиеся в глаза различия объясняются тем, что в древнем Риме в эпоху Принципата государственное управление было построено не на бюрократических, а на полисных принципах.
Наместники и прокураторы провинций имели в своем распоряжении помощников из числа своих родственников, клиентов и рабов, а также императорских рабов и отпущенников. Однако они не могли опереться на органы государственного управления на уровне городских и сельских округов нигде, кроме Египта (но и там число чиновников и звеньев управления в период Принципата резко сокращается по сравнению с эпохой Птолемеев).
Не обладавшие специальной подготовкой, знанием местных условий и штатом высококвалифицированных чиновников наместники и прокураторы провинций могли выполнять свои обязанности только при добровольном содействии со стороны местных органов городского, то есть полисного самоуправления. Находившиеся под контролем местных полисных элит, эти органы выполняли только те приказы и распоряжения принцепса и его служащих, которые не противоречили интересам этих элит. В равной мере это относилось и к самому Риму.
Так, например, когда ненавидевший сенат император Калигула (37—
В этих условиях задачи, стоявшие перед принцепсом и его немногочисленными служащими, имели не столько административный, сколько политический характер. Принцепсы с помощью своих сотрудников должны были обеспечивать взаимоприемлемый баланс интересов между императором и сенатом, а также между Римом и подвластными ему полисами и народами, между центральной и местными властными элитами. Нужно было также уничтожить или ослабить опасность социальных катаклизмов и междоусобиц.
Для того, чтобы понять, что лежало в основе «римского» или «августова мира», необходимо разобраться во внутренней политике Августа и его преемников.
Своей внутренней политикой Август и его преемники демонстрировали приверженность институтам, обычаям и нравам предков. В «восстановленной республике» делалось все возможное для реставрации и укрепления традиционной социальной иерархии, устранения или смягчения наиболее острых социальных противоречий.
Исключение из общего правила представляла собой политика по отношению к тем социальным слоям, которые до установления принципата были особенно тесно связаны с государственным управлением: к старинной римской знати (нобилитету) и городскому плебсу самого Рима.
Одной из самых тяжких язв, унаследованных от прошедшей эпохи, был рабский вопрос. Неотложной задачей любой власти была ликвидация опасности могучих рабских восстаний, перераставших в настоящие рабские войны, ослабление острых противоречий между рабами и господами. Для решения этого вопроса Август и его преемники использовали политику кнута и пряника.
В 10 г. н. э. был принят Силаниев сенатусконсульт, предусматривавший за убийство господина казнь всех его рабов, находившихся с ним под одной крышей и, следовательно, имевших возможность его защитить. Преемники Августа дополнили этот сенатусконсульт, еще более расширив и ужесточив его действие.
Когда в правление императора Нерона (54—
Однако и после этого убийства рабами своих господ не прекратились и, по свидетельству современников, по-прежнему представляли собой большую общественную опасность.
Одновременно с усилением репрессий Август и его преемники стремились ограничить жестокость и произвол господ по отношению к рабам. Еще и раньше, некоторые немногочисленные храмы имели право предоставлять убежище рабам, подвергавшимся бесчеловечному обращению. В эпоху Принципата рабы могли обратиться за защитой и убежищем к статуям или изображениям принцепса, которые можно было найти едва ли не в каждом доме. Если жалоба раба подтверждалась, его продавали новому господину, а вырученные деньги отдавали старому.
Август милостиво относился к своим рабам и постоянно подчеркивал, что чрезмерная жестокость господ по отношению к собственным рабам ему не по душе. Когда один скаредный и бесчеловечный богач был убит своими рабами, Август, как передают, счел его недостойным отмщения и только что не сказал открыто, что тот был убит по справедливости.
Современник Августа знаменитый юрист Лабеон писал, имея в виду рабов, что владельцу следует с умеренностью пользоваться своим движимым имуществом, дабы не испортить его диким и свирепым обращением.
Преемники Августа запретили господам без предварительного судебного разбирательства в домашнем суде убивать своих рабов, отдавать их в гладиаторы, пожизненно держать в эргастуле (поместной тюрьме) закованными в колодки, принуждать рабынь к занятиям проституцией.
Император Адриан (117—
Эти меры соответствовали общему настрою эпохи и, насколько известно, пользовались общественной поддержкой. Они были направлены против злоупотреблений господ своей властью над рабами, но не против самой этой власти.
Да и само понятие «злоупотребление» было очень неопределенным. Эргастулы никуда не исчезли и после их запрещения. И, если там и сидели закованные в колодки рабы, то никто не мог доказать, что это наказание было пожизненным. Множество рабынь по-прежнему занималось проституцией, а рабов — сражалось на арене.
Господин по-прежнему мог на законном основании с соблюдением всех формальностей пытать провинившегося раба, а затем приговорить его к смерти или к суровому телесному наказанию. Если же после порки раб умирал, то это не считалось убийством, «поскольку цель наказания заключалась в том, чтобы сделать раба лучше, а не убить его».
Младший современник Антонина Пия придворный врач Гален сообщает, что ему нередко приходилось лечить богатых друзей от ушибов, которые они сами себе причиняли, избивая в гневе прислуживавших им рабов. Очевидно, такие побои не считались чрезмерной жестокостью.
Нелегко судить, насколько были ослаблены противоречия между рабами и господами. Во всяком случае, римская поговорка «сколько рабов, столько и врагов», впервые засвидетельствована в эпоху Принципата.
Нетрудно заметить, что и самые жестокие и самые гуманные законы и указы ориентировались в первую очередь на городских рабов, прислуживавших господину и входивших в его ближайшее окружение.
Но в наиболее тяжелом положении находились сельские рабы, трудившиеся в поместьях, которые не часто посещались господами. Именно они в прошедшую эпоху затевали рабские войны.
И, если в период Принципата, таких войн не было, то главным образом потому, что в условиях характерной для этой эпохи социально-политической стабильности выступления рабов подавлялись в зародыше, не успевая перерасти в могучие восстания. Это означало, что утрата стабильности была чревата новой волной рабских восстаний. Август и его преемники не решили рабский вопрос, а лишь на какое-то время сделали его менее острым.
Для сохранения и укрепления социально-политической стабильности в «восстановленной республике» Августу и его преемникам необходимо было в первую очередь заручиться поддержкой римского народа, который и в теории и на практике был народом-владыкой. Именно он обеспечивал Римскую державу лучшими воинами, служившими в привилегированных частях и на командных должностях, а также правителями: сенаторами, магистратами, наместниками и самими принцепсами.
При Августе римский народ состоял главным образом из римских граждан, проживавших в Италии. Из «Деяний божественного Августа» известно, что в 14 г. н. э., согласно цензу, проведенному Августом и Тиберием, в Римской державе было 4937 тыс. граждан. Они составляли примерно 10% всего ее населения. Судя по надписи, найденной в самом Риме, Август и Тиберий насчитали по этому цензу
К этой цифре можно добавить несколько сот тысяч римских граждан родом из Италии, служивших в расквартированных в провинциях легионах или проживавших в основанных Цезарем и Августом колониях. В итоге получается, что в конце правления Августа около 90% римских граждан были жителями или уроженцами Италии.
После смерти Цезаря в Италию входили не только Апеннинский полуостров, но и долина реки По (древний Пад). Некогда на этой земле, кроме римлян и их собратьев латинов, было множество других народов со своими языками и культурами, но к началу нашей эры от них уже почти ничего не осталось.
Политическое объединение Италии после Союзнической войны, а также пертурбации, связанные с гражданскими войнами, конфискациями земли и выведением колоний ветеранов привели к массовым переселениям и перемешиванию населения, исчезновению местных языков и связанных с ними систем письма и тотальной романизации. Единственным исключением из общего правила были немногочисленные греческие колонии Великой Греции (на юге Апеннинского полуострова).
Весьма ощутимая после Союзнической войны разница между привилегированными старыми и фактически неполноправными новыми гражданами к началу нашей эры практически полностью исчезает. Римский историк Веллей Патеркул, младший современник Августа, называет италийцев «людьми одной крови, принадлежащими к одному народу».
Таким образом, в начале нашей эры «римский народ» — это не только правовая абстракция, но и единый этнос, обладающий своей территорией — Италией, языком — латынью, и общей для всех римской культурой.
Как страна проживания народа-владыки Италия пользовалась множеством формальных и неформальных привилегий. И сама она, и ее обитатели были освобождены от прямых налогов: поземельного и подушного трибута, а также от воинских постоев.
В Италии, за пределами Рима, не было ни войск, ни наместников с их свитой, ни (за редкими исключениями) других представителей центральной власти. Так как при Августе армия окончательно стала профессиональной и комплектовалась добровольцами, то Италия была фактически освобождена не только от воинских постоев, но и от воинских наборов. Принудительная мобилизация проводилась только в случаях крайней необходимости, то есть чрезвычайно редко.
Как и все римские граждане, полноправные обитатели Италии были освобождены от пыток, телесных наказаний и смертной казни за большинство тяжких преступлений. Законом, изданным по инициативе Августа, была фактически отменена долговая кабала для римских граждан. Отныне неисправные должники отвечали за долги своим имуществом, но не своей свободой и трудом.
После установления принципата на протяжении двух столетий на территории Италии царил внутренний мир, и она не подвергалась вражеским нашествиям. Правда, на ее территории дважды за это время разворачивалась борьба между армиями претендентов на верховную власть, но она была недолговечной, затронула лишь небольшую часть обитателей страны, и нанесенные ей раны быстро затянулись.
До конца I в. н. э. принцепсы и почти все сенаторы и всадники были уроженцами Италии. Поэтому италийские города имели самых богатых и влиятельных патронов и наилучшие возможности для обращения к властям (сенату и принцепсу) за помощью и содействием. В случае природных бедствий и катастроф, как, например, гибели Помпей в результате извержения Везувия в 79 г. н. э., средства для помощи пострадавшим выделялись быстро и щедро.
Немалая доля средств, которая поступала в Рим из провинций и от завоеванных народов, расходовалась в Италии. Там были лучшие в Римской державе дороги, мосты, акведуки и самый высокий уровень урбанизации: в стране находилось около 400 городов, в которых проживало примерно 40% населения, то есть в два или в три раза больше, чем в среднем по всей империи. В италийских городах за счет богатых и влиятельных патронов, а также местных городских сенаторов (декурионов) и магистратов шло обширное общественное строительство, устраивались зрелища и раздачи.
По свидетельству римских географов, агрономов и писателей I в. н. э., Италия представляла собой как бы один цветущий сад и давала две трети вина, производимого во всем мире.
Таким образом, в целом, на протяжении первого столетия после установления принципата римская Италия переживала, быть может, самую лучшую пору своей истории. Время правления Августа и его ближайших преемников современные исследователи нередко называют веком Италии.
Наиболее многочисленными из римских граждан, проживавших в Италии и считавшихся цветом римского народа, были мелкие и средние землевладельцы — крестьяне и зажиточные собственники небольших рабовладельческих поместий.
Их положение с наступлением эпохи Принципата изменяется к лучшему. Массовое наделение землей ветеранов при Цезаре и триумвирах и основание множества ветеранских колоний Августом вызвали повышение удельного веса мелкого и среднего землевладения. А привилегированный статус Италии и установление в ней прочного мира и порядка способствовали процветанию крестьянских хозяйств и небольших рабовладельческих поместий. Об этом свидетельствую в частности раскопки небольших, но богатых и цветущих рабовладельческих вилл в окрестностях Помпей.
Обедневшие или разорившиеся крестьяне могли вступить в армию (в преторианскую гвардию или на худой конец в легионы). После 16- или 20-летней службы они получали земельный надел либо денежную сумму, достаточную для его приобретения, и снова обретали свой былой социальный статус.
Ветераны, которым удалось сделать карьеру на военной службе и дослужиться до центуриона, возвращались в свои муниципии богатыми людьми и становились городскими магистратами и сенаторами (декурионами).
В целом, положение италийских крестьян и средних землевладельцев было вполне приемлемым не только при Августе, но и на протяжении многих десятилетий после него. Этим во многом объясняется длительное сохранение в Италии установившегося там при Августе внутреннего мира и порядка.
В многочисленных италийских городах, представлявших собой самоуправляющиеся гражданские общины, принцепсы проводили традиционную политику опоры на местную городскую знать — членов городского сената (декурионов).
В большинстве случаев это были богатые местные землевладельцы, собственники средних и крупных рабовладельческих вилл. Благодаря своим богатствам и своему положению в местном самоуправлении они обладали политической, экономической и религиозной властью и могли контролировать свои города и их сельскую территорию и поддерживать в них внутренний мир и порядок.
В своих городах декурионы соперничали друг с другом в борьбе за высшие городские магистратуры, за почести, власть и влияние. Ради того, чтобы получить голоса избирателей и добиться своей цели, они готовы были потратить немалые средства.
Самые богатые из декурионов принадлежали к высшей городской знати и нередко — к привилегированному всадническому сословию. Они контролировали доступ к высшим городским магистратурам и нередко направляли деятельность городского сената (курии).
Им была открыта карьера в армии и на государственной службе. При поддержке принцепса они могли стать офицерами, высшими государственными служащими (прокураторами и префектами), магистратами и сенаторами в самом Риме и одновременно патронами своего родного муниципия.
Городской плебс состоял из ремесленников, торговцев, земледельцев, чьи участки располагались неподалеку от города, и наемных работников, принадлежавших как к свободнорожденным гражданам, так и к отпущенникам.
Они нередко объединялись в профессиональные, погребальные или соседские коллегии и, судя по свидетельствам, полученным при раскопках Помпей, принимали активное участие в местной политической жизни, например, в выборах городских магистратов.
Особенно энергичными и влиятельными были богатые отпущенники — торговцы, ростовщики, владельцы крупных ремесленных мастерских. Они пытались соперничать с декурионами и претендовали на власть и почести в своих городах. При Тиберии (14—
В то же самое время для них и других богатых плебеев были созданы в городах посты августалов — жрецов, ведавших культом ларов (домашних божеств) Августа. Они фактически стали вторым привилегированным городским сословием, заняв среднее место между декурионами и плебеями.
Кроме исполнения своих культовых обязанностей, августалы, подобно магистратам и декурионам, строили на свои средства общественные сооружения, устраивали пиры и раздачи и, так же, как и декурионы, пользовались за это различными почестями.
Сыновья августалов нередко приобретали поместья и сами становились декурионами. А их собственные дети могли претендовать на высшие городские магистратуры и зачисление во всадническое сословие.
Политика принцепсов по отношению к италийским городам в значительной степени сохраняла традиционный охранительный характер. Как и раньше, верховная власть стремилась поддерживать города и городские элиты, мобилизуя для этого как внешние, так и внутренние (городские) ресурсы, и одновременно — сама пользоваться их поддержкой.
Вместе с тем такая политика способствовала обновлению состава этих элит. Представители высшей городской знати пополняли собой римский сенат и ряды высших императорских служащих или разорялись из-за чрезмерных расходов на городские нужды. В то же время сословие городских декурионов постепенно пополнялось за счет сыновей зажиточных ветеранов и разбогатевших отпущенников-августалов.
Как и прежде, постепенный приток свежей крови способствовал не изменению, а сохранению традиционной социальной иерархии и системы ценностей. Вместе с тем новые сенаторы и декурионы, обязанные своим возвышением принцепсам, были их надежной опорой и самыми энергичными помощниками во всех их начинаниях.
При Августе и его преемниках италийские города и городская знать (декурионы) были довольны своим положением в «восстановленной республике» и поддерживали Августа как ее стража и хранителя.
Они дважды продемонстрировали эту поддержку. Так в 32 г. до н. э. граждане италийских муниципиев и колоний по своей инициативе принесли присягу на верность Октавиану и дали ему средства и солдат для войны с Антонием и Клеопатрой. А в 12 г. до н. э. на выборы Августа великим понтификом в Рим собралось такое множество народа со всей Италии, какого никогда не было до тех пор.
Однако с конца I в. н. э. положение Италии постепенно меняется к худшему. Она утрачивает свою исключительность и былое процветание. В это время легионеры, офицеры, высшие государственные служащие и принцепсы по-прежнему принадлежат к римским гражданам, но чаще всего — к уроженцам не Италии, а провинций. С конца II в. н. э. то же самое можно сказать и о преторианцах.
Многие из этих провинций не уступают Италии своим богатством и уровнем процветания. Бо́льшую часть потребляемого им оливкового масла и вина Рим получает теперь не из Италии, а из провинций.
Хотя италийские города по-прежнему освобождены от прямых налогов и воинских постоев, они все чаще сталкиваются с финансовыми трудностями. Поэтому во многих из них на рубеже I и II вв. н. э. появляются кураторы (попечители) сенаторского и всаднического ранга, которых назначают принцепсы по просьбе городских властей.
Наконец, с этого времени в Италии вводится так называемая алиментарная система. Италийские средние и крупные землевладельцы под залог своих поместий берут деньги в долг у государства под умеренный процент. Деньги, которые они уплачивают в качестве процентов по долгу, поступают в алиментарные фонды, которые оказывают материальную помощь детям и сиротам италийских бедняков. В этих фондах можно видеть новую привилегию италийцев, но вместе с тем и признак начинающегося упадка. В связи с введением алиментарной системы появляются монеты с новой легендой: «Восстановленная Италия».
Утрата Италией ее исключительности в немалой мере связана с тем, что статус римского гражданина сильно обесценился во II в. н. э. К концу этого столетия рядовые римские граждане мало чем отличались от рядовых перегринов. Они отныне уже не защищены от порки, пыток и смертной казни. Фактически они утратили право «апелляции к цезарю». А в 212 г. н. э. по эдикту (указу) императора Каракаллы (211—
С конца II в. н. э. Италия испытывает на себе те же самые бедствия, что и провинции. Во время войны Рима с германскими племенами маркоманов и квадов (167—
В ответ на новые угрозы в Риме с конца II в. н. э. была увеличена численность преторианской гвардии и городских когорт, а в Лации расквартирован новый легион. Теперь в Италии находилось не меньше войск, чем в любой пограничной провинции, и она уже не была свободна от воинских постоев.
В это же время бандитизм и разбой снова становятся в Италии серьезной проблемой, как и накануне установления принципата. В начале III в. н. э. прославился своей дерзостью и неизменной удачей италийский разбойник по имени Булла Феликс, напоминающий легендарного Робин Гуда. Он грабил только богатых и нередко оставлял ограбленным часть их достояния или делился добычей с бедняками. Отпуская на волю попавшего в плен офицера, он сказал: «Передай господам, чтобы они лучше кормили своих рабов, если хотят, чтобы разбойники перевелись».
Таким образом, период италийской исключительности и процветания оказался не очень долгим.
Если в эпоху Раннего принципата италийские города находились в привилегированном положении по сравнению с провинциальными, то Рим находился в привилегированном положении по сравнению с другими городами Италии. Все принцепсы, независимо от своего происхождения, симпатий и антипатий, скупости или щедрости, не жалели сил и средств для украшения, возвеличивания, снабжения и увеселения Рима.
Август первым делом восстановил и привел в порядок городское хозяйство, сильно запущенное в эпоху гражданских войн. Была отремонтирована и модернизирована римская канализация, восстановлены старые и построены новые водопроводы, возведены обширные склады для хранения зерна, приведены в порядок рынки, улицы и мостовые. Были организованы регулярная пожарная служба во главе с префектом вигилов, укомплектованная профессиональными пожарниками, и ведомство продовольственного снабжения Рима во главе с префектом анноны. Появляются должностные лица, отвечавшие за расчистку русла Тибра и защиту Рима от наводнений. Было основано ведомство по охране общественного порядка во главе с префектом города. Со временем под его властью оказались все отрасли городского хозяйства.
Кроме того, по свидетельству своего биографа Светония, Август так украсил Рим, что по справедливости мог хвалиться, говоря, что он принял город кирпичным, оставляет же его мраморным.
Были реставрированы старые римские храмы и построены новые, самым знаменитым из которых вплоть до нашего времени остается Пантеон. Рядом с заново отстроенным и украшенным при Августе Римским Форумом в эпоху Принципата появляются новые императорские с их мраморными храмами, базиликами, памятниками, портиками и публичными библиотеками.
Особым вниманием Августа и его преемников пользовались ремонт и строительство сооружений, предназначенных для зрелищ: цирков, театров, амфитеатров, одеонов (концертных залов) и стадионов. Большинство сооружений этого рода было построено в эпоху Принципата. Самым знаменитым из них до сих пор является величественный Колизей — амфитеатр Флавиев, возведенный в правление Веспасиана (69—
Одной из главных примет новой эпохи и вместе с тем одним из лучших украшений Рима стали великолепные императорские термы (общественные бани), громадные как провинции, по выражению одного римского историка. Это были огромные здания со сводчатыми потолками и множеством помещений различного предназначения, нередко с великолепной отделкой и богатыми украшениями наподобие роскошных дворцов. Их строительство началось при Августе и продолжалось при его преемниках. Многие из них были окружены парками с фонтанами, портиками и статуями.
Императорские термы были не только банями, но и своеобразными общественными клубами, увеселительными, образовательными и спортивными учреждениями. Рядовые римляне могли пользоваться ими бесплатно или за небольшую плату. В эпоху Принципата ежедневное посещение терм становится частью культурного досуга не только богачей, но и остальных римлян.
Нововведением эпохи Принципата также являются общественные сады и парки, предназначенные для культурного отдыха и развлечений. Они были украшены фонтанами, статуями великих греческих мастеров, портиками для прогулок, спортивными и зрелищными сооружениями, картинными галереями и библиотеками. В прошлом такие сады и парки были только у самых богатых римских магнатов и считались одним из главных атрибутов роскошной жизни богачей.
Первый общественный сад появился в Риме по завещанию Цезаря. Август разбил много новых общественных садов и парков и фактически превратил все Марсово поле (обширная низина в излучине Тибра, где раньше римская молодежь занималась военными и гимнастическими упражнениями) в один роскошный общественный парк. Его преемники мало что добавили к этому. Но они заботились об этих садах и парках и продолжали украшать их новыми постройками и произведениями искусства.
Благодаря императорским форумам, общественным термам и паркам рядовые римляне проводили свой досуг в такой роскоши, которой раньше могли пользоваться только немногие богачи.
Неослабевающее внимание принцепсов к благоустройству и украшению Рима объясняется не только тем, что «вечный город» был столицей и зримым воплощением Римской державы, но также и особым значением для новых правителей поддержки римского городского плебса.
В городе, насчитывавшем при Августе около миллиона жителей, проживали многие сотни тысяч рядовых граждан, как свободнорожденных, так и отпущенников.
Еще недавно считалось, что в массе своей они были люмпен-пролетариями, кормившимися подачками властей и богатых патронов. Однако сейчас полагают, что большинство из них сами зарабатывали себе на жизнь ремеслом, торговлей и трудом по найму.
Жизнь в громадном мегаполисе, не знавшем себе равных ни в древнем мире, ни в средние века, была очень нелегкой для большинства его обитателей. Непомерно высокая квартплата даже за самое плохое жилье, постоянная теснота и давка, связанная с большой плотностью населения, неискоренимая уличная преступность и постоянная угроза голода, пожаров и наводнений, обвалов многоэтажных домов (инсул) отравляли их существование и нередко провоцировали массовые волнения и выступления. Эти волнения представляли немалую опасность не только в силу многочисленности рядовых жителей Рима, но и вследствие их особого статуса.
Полноправные обитатели любого италийского муниципия были и сознавали себя в первую очередь гражданами своего малого отечества: перузинцами, нуцерийцами или арпинатами, и только во вторую — римлянами, то есть римскими гражданами и, следовательно, частью римского народа.
Полноправные обитатели самого Рима были и сознавали себя только римлянами и, следовательно, римским народом, обладателем высшей государственной власти, владыкой всех подвластных Риму стран.
На своем городском форуме они избирали не городских, а общегосударственных магистратов и принимали общегосударственные законы. Поэтому они считали себя вправе требовать от избранных ими представителей власти особого внимания к своим нуждам и интересам. Любое массовое выступление в Риме могло рассматриваться не как бунт распоясавшейся черни, а как выражение державной воли всевластного римского народа.
В эпоху гражданских войн городской плебс Рима отличался особой политической активностью, которая была отнюдь не бескорыстной. Он открыто торговал своими голосами на выборах магистратов и с помощью своих вожаков-популяров нередко добивался принятия законов в своих эгоистичных интересах. Действуя на народных сходках (конциях) и в народном собрании (комициях) от имени всего римского народа, он фактически узурпировал его верховную власть.
При Августе и его преемниках полномочия народного собрания, а вместе с тем и связанная с ним политическая активность римского городского плебса, были сначала сильно урезаны, а впоследствии почти совсем сошли на нет.
Тем не менее, городской плебс Рима сохранил немалое политическое влияние, поскольку по-прежнему мог выступать от лица всего римского народа. Большое значение имели также его близость к главным органам власти, многочисленность и привычка к организованной политической деятельности.
В этих условиях принцепсам было необходимо проводить политику, которая бы с лихвой компенсировала римским плебеям все их потери и позволила бы использовать их как свою опору.
Сразу же после установления нового политического режима одной из главных обязанностей принцепсов стала забота о снабжении Рима и его населения предметами первой необходимости.
200 тысяч полноправных обитателей Рима бесплатно получали от государства зерно из расчета 5 модиев в месяц на человека (легионер получал 3,5 модия). Префект города и его помощники следили за торговлей продовольственными товарами, контролировали цены, а также весы и меры на рынках.
Префект анноны и его служащие стремились наладить бесперебойный подвоз в город хлеба из заморских провинций (в первую очередь из Африки и Египта), его хранение и распределение. При Августе и его преемниках были введены особые привилегии для владельцев кораблей, привозивших в Рим зерно.
В голодные годы, когда случались перебои со снабжением, из Рима изгоняли рабов и чужеземцев с тем, чтобы легче было прокормить оставшихся граждан. Когда однажды в связи с очередными перебоями римским плебеям стали выдавать хлеб низкого качества, они окружили на Римском Форуме императора Клавдия (41—
В эпоху Принципата достигает своего высшего расцвета система раздач денег и подарков римскому городскому плебсу. Денежные раздачи (конгиарии) устраивались в связи с каким-либо важным событием в жизни принцепса или его годовщиной: приход к власти, рождение ребенка или похороны в семье самого правителя или его ближайших родственников, триумф по случаю одержанной на войне победы, государственный праздник. На монетах этого времени часто изображается раздача конгиария гражданам самолично принцепсом. Подарки обычно раздавались в связи с праздниками и зрелищами. Это могли быть корзинки с едой или жетоны беспроигрышной лотереи, по которым можно было выиграть плащ, фазана, а если повезет — дом или поместье.
Для завоевания симпатий городского плебса важнее всего были не хлебные раздачи, и не конгиарии, а зрелища. Как в Риме, так и в других городах державы они пользовались наибольшей популярностью и привлекали гораздо больше граждан, чем любое народное собрание. Как сообщают, Август во время зрелищ расставлял по всему Риму воинскую стражу, чтобы обезопасить обезлюдевший город от грабителей. По словам Цицерона, именно на зрелищах было легче всего узнать мнение и суждение римского народа.
И в отношении строительства предназначенных для зрелищ сооружений, и в отношении разнообразия, многочисленности и великолепия самих зрелищ эпоха Принципата не знает себе подобных. В это время римские магистраты устраивали не меньше зрелищ и раздач, чем раньше, но принцепсы намного превосходили их всех вместе взятых.
При Августе было 66 праздничных дней, занятых в основном играми и зрелищами. К концу эпохи Принципата праздничные дни занимали почти полгода.
По мнению римского оратора, писателя и государственного деятеля Фронтона (середина II в. н. э.), устройство зрелищ было одной из самых важных обязанностей правителя. Как правило, когда принцепс находился в Риме, он обязательно присутствовал на зрелищах вместе со всеми магистратами. Во время путешествий он устраивал за свой счет великолепные зрелища в тех городах, которые посещал. Большинство принцепсов разделяли любовь к зрелищам с остальными римлянами.
Август приказал зрителям посещать зрелища в тогах — римской гражданской одежде. Он также выделил особые сектора для разных категорий зрителей: отдельно для граждан и неграждан, для взрослых и детей, для мужчин и женщин, для военных и штатских. Среди граждан — отдельно для сенаторов, всадников, зажиточных и бедных плебеев. Таким образом, театр и амфитеатр, как в Риме, так и в других городах, стали наглядной моделью римского общества.
Благодаря своей многолюдности и раздельному размещению разных категорий зрителей зрелища могли использоваться для массовых манифестаций единства всех граждан любого сословия и статуса и их сплоченности вокруг принцепса. Когда тот входил в цирк, театр или амфитеатр все зрители вставали и устраивали ему овацию. Его также приветствовали хоровыми выкриками и хвалами — аккламациями.
Во 2 г. до н. э., когда Август вошел в театр, увенчанные венками зрители провозгласили его отцом отечества. Он принял это почетное звание, а в своих «Деяниях…» заявил впоследствии, что оно было ему вручено единодушно сенатом, всадниками и всем народом.
Поскольку считалось, что римский народ обладает высшей властью в государстве, такие массовые манифестации рассматривались как свидетельство всенародной поддержки политики правящего принцепса и, следовательно, — законности его власти. Рассказывают, что один из сыновей императора Веспасиана специально подстраивал манифестации на зрелищах с требованием казни того или иного тайного противника императора. После таких демонстраций «народной воли» незамедлительно проводились аресты и казни.
Но и рядовые граждане, собравшиеся на зрелищах, могли использовать их в своих интересах, обращаясь к присутствующему принцепсу с просьбами и требованиями от имени всего римского народа. Зрители могли вести себя на зрелищах более свободно, чем где бы то ни было еще (словосочетание «театральная вольность» стало в Риме крылатым выражением), а принцепс и другие представители власти, наоборот, вели себя очень предупредительно и часто шли народу навстречу.
Просьбы и требования зрителей чаще всего были связаны с теми же зрелищами, раздачами и подарками, но иногда они принимали характер политических манифестаций. Принцепса могли просить о снижении податей, отмене непопулярного закона или изгнании ненавистного всем фаворита. Такого рода просьбы, если к ним не прислушивались, могли иногда перерасти в массовые демонстрации, когда громадные толпы выплескивались за стены театра, сметая все на своем пути.
Таким образом, зрелища не только позволяли властям привлечь римских плебеев на свою сторону и манипулировать ими, они одновременно давали возможность самим плебеям оказывать давление на власти в своих интересах. Они создавали и поддерживали обратную связь между принцепсом и массами, помогая ему корректировать свою политику, если она оказывалась совершенно неприемлемой для «римского народа».
Именно благодаря зрелищам римский плебс мог проявлять политическую активность и пользоваться определенным политическим влиянием, несмотря на потерю народным собранием реальной власти и значения. Не случайно некоторые авторы эпохи Принципата сравнивают зрелища с народным собранием былых времен.
В целом, политические выступления на зрелищах были скорее исключением, чем правилом, поскольку в эпоху Принципата положение римского плебса изменилось к лучшему, и он поддерживал новый политический строй. Римский сатирик Ювенал (начало II в. н. э.) с горечью писал, что народ жаждет лишь «хлеба и зрелищ», а о делах государственных, после того как перестал торговать своими голосами, он не желает и думать.
Плебеи могли быть недовольны отдельными принцепсами, например, скуповатым и нелюдимым Тиберием, который редко устраивал зрелища, но сам принципат был им по душе.
Когда после убийства полубезумного тирана Калигулы в 41 г. н. э. сенаторы под охраной городских когорт собрались на заседание и решили на самом деле восстановить республику, против них выступили преторианцы и масса римских плебеев, требовавших, чтобы сенаторы дали им нового принцепса. Так была сорвана последняя попытка подлинного возвращения к «строю предков».
Таким образом, Август и его преемники, в целом, успешно решили проблему взаимоотношений между новой властью и городским плебсом Рима. Однако за это приходилось платить очень высокую цену. Как полагают современные исследователи, в государственном бюджете расходы на украшение и благоустройство Рима, на бесплатный хлеб и подарки для римского плебса, а также на его увеселения уступали только расходам на армию.
Налоговые поступления от самых богатых заморских провинций, таких, как Африка и Египет, поглощались ненасытным «римским народом», который мало что мог дать взамен. По словам Страбона, в главную гавань Рима ежедневно приплывало множество тяжело нагруженных кораблей, а обратно они выплывали налегке — вообще без всякого груза.
Несмотря на титанические усилия властей по налаживанию и поддержанию в порядке городского хозяйства, самые острые проблемы первого в мире мегаполиса кардинально решить не удалось. В лучшем случае их сумели немного смягчить.
Рим продолжали терзать пожары, от которых он несколько раз выгорал дотла, наводнения, из-за которых гибли люди, разрушались целые кварталы и пропадали многолетние запасы зерна, и голод, сопровождавшийся смертоносными эпидемиями и бунтами.
Даже в благополучное правление Августа (30 г. до н. э. — 14 г. н. э.), считавшегося самым счастливым из всех принцепсов, дважды наступал голод, несколько раз происходили крупные пожары и опустошительные наводнения. После каждой новой катастрофы принцепсам приходилось напрягать все государственные ресурсы, чтобы хоть как-то возместить римским плебеям понесенный ими ущерб.
Римская держава могла нести это тяжкое бремя, пока в ней сохранялся нерушимый «римский мир». Однако любые серьезные трудности и пертурбации, хотя бы временный разрыв налаженных связей, могли разрушить не очень устойчивую систему кормления и увеселения Рима за счет покоренных народов и превратить римских плебеев из опоры власти в опасную разрушительную силу.
д) римская знать (нобилитет)
Старая римская знать (нобилитет) — потомки республиканских консулов и диктаторов — являлась единственной социальной группой, которая не только ничего не выиграла, но, наоборот, многое проиграла в результате установления нового политического строя. Это была очень малочисленная, но по-прежнему весьма влиятельная социальная сила. Римские аристократы обладали громадными богатствами, множеством друзей, гостеприимцев и клиентов как в Италии, так и в провинциях, и высоким престижем урожденных политических и военных лидеров.
В большинстве своем они были приверженцами республиканского прошлого — эпохи их наивысшего политического и социального могущества. Они упорно сопротивлялись Цезарю и триумвирам, были разбиты в открытом бою, капитулировали, но так до конца и не смирились со своим поражением.
Первым правителям эпохи Принципата пришлось столкнуться с оппозицией нобилитета. При Августе аристократия редко проявляла враждебность новым порядкам. Самые активные противники единовластия погибли во время гражданских войн или были казнены за участие в заговорах против Августа. Остальные предпочитали пользоваться благами гражданского мира и участвовать в завоевательных войнах, вместо того чтобы затевать заговоры и мятежи.
Тем не менее, в высшем свете из рук в руки передавались злобные памфлеты на Августа и его близких, а также сочинения, прославлявшие Помпея, Катона и Брута. Август спокойно терпел поношения и сам охотно читал трактаты о достоинствах Катона и подвигах Помпея.
Пользуясь своим правом «рекомендации» консулов, он нередко награждал консульством лояльных ему аристократов. Дети тех нобилей, которые сражались против него при Филиппах, могли после консульства управлять «провинциями цезаря» и командовать расквартированными там армиями. Некоторые аристократы породнились с семьей Августа с помощью брачных союзов и входили в его ближайшее окружение заодно с его незнатными соратниками.
Вместе с тем Август ввел новую практику назначения так называемых «дополнительных консулов». Первые два консула, именуемые ординарными, складывали свои полномочия не через год, как раньше, а через несколько месяцев, и до конца года назначалось еще несколько пар «дополнительных консулов». Со временем на каждый год стало приходиться 8—
Аристократическая оппозиция оживилась в правление Тиберия, когда ослабела память об ужасах гражданских войн, и закончились великие завоевания. Тиберий, сам принадлежавший к старинной знати и чутко улавливавший ее настроения, характеризуя свое положение, нередко повторял римскую поговорку: «Я держу волка за уши».
Как и было принято, он назначал высокородных аристократов на важные посты, например, наместниками провинций. Но при этом многим из них Тиберий запрещал покидать Рим, и они вынуждены были управлять провинциями через своих помощников.
Об основательности опасений Тиберия свидетельствует история Лентула Гетулика. Этот высокородный аристократ управлял в те годы провинцией Верхняя Германия. Он был любим своими легионерами, а также воинами Нижней Германии, которую возглавлял его не менее знатный тесть.
Когда Гетулик узнал о поданном на него доносе, он написал принцепсу, что соблюдает безупречную верность, но если на его место будет прислан другой, он воспримет это как вынесение смертного приговора. Поэтому им лучше заключить своего рода союз, с тем, чтобы принцепсу сохранить власть над всем остальным государством, а ему удержать за собою свою провинцию. Так и вышло. Тиберий управлял империей, а Гетулик — своей провинцией, и оба не вмешивались в дела друг друга. Гетулик пережил Тиберия, но при его преемнике Калигуле (37—
Сочинения, прославлявшие республиканское прошлое, теперь сжигались на костре, а людей, уличенных в поношении принцепса, судили по обвинению «в оскорблении величия римского народа» и приговаривали к казни или ссылке. Их имущество забиралось в казну, за исключением четвертой части, которая шла в награду доносчикам. Начиная с Тиберия, это ремесло становится в Риме самым доходным и популярным. В последние годы его правления процессы и казни, идут непрерывной чередой. Их жертвой нередко становились не только свободомыслящие оппозиционеры, но также доносчики и приспешники тирана. Никто не мог быть уверен в завтрашнем дне.
Римские аристократы сумели по достоинству оценить Тиберия лишь после прихода к власти его преемника Калигулы. Тот за несколько лет своего правления сумел казнить и ограбить больше людей, чем Тиберий — за несколько десятилетий.
Новый принцепс, приказавший величать себя «господином и богом», сожалел лишь о том, что у римского народа нет одной шеи, которую можно было бы свернуть единым махом. Когда во время праздника Калигулу зарезали офицеры из его собственной охраны, никто о нем не пожалел.
Воспользовавшись моментом, сенат принял решение о восстановлении республики без принцепса. Но когда преторианская гвардия при поддержке римского плебса объявила новым принцепсом дядю Калигулы Клавдия (41—
Последнюю попытку восстановить республику предпринял знатный наместник Далмации Камилл Скрибониан, поднявший свои легионы на восстание против Клавдия (42 г. н. э.). Но когда его воины узнали, что им предстоит сражаться не за нового принцепса, который щедро наградит тех, кто приведет его к власти, а за республику и свободу, они немедленно убили своего командующего в доказательство своей нерушимой верности Клавдию.
После этого знатные противники тирании уже не пытались вернуть безвозвратное прошлое, а стремились лишь к замене плохого принцепса хорошим, забывая, что даже Калигула казался всем очень хорошим, пока не стал принцепсом.
В 54 г. н. э. Клавдий был отравлен своей женой Агриппиной, которая привела к власти собственного сына Нерона, чтобы через него править империей. Однако сама она была убита по приказу Нерона.
Тот долгое время успешно расправлялся со всеми аристократами, которые представляли или в будущем могли представлять угрозу для его власти. В конце концов, своими преступлениями и безумствами он вызвал всеобщее отторжение. Против него выступили провинции, легионы и даже преторианская гвардия.
Сенат отрешил его от власти и приговорил к смерти. Он бежал из Рима в одно из своих поместий и, не дожидаясь ареста и казни, покончил с собой в 68 г. н. э.
Преемники Тиберия, принадлежавшие к династии Юлиев-Клавдиев, истребили почти всю старую знать, включая и собственную родню, а также многих лучших представителей новой, выдвинувшихся при принципате, но живших идеалами республиканского прошлого. Однако и сами они пали жертвами заговоров и восстаний. Ни одному из них не удалось избежать насильственной смерти.
После прихода к власти Флавиев, близких по происхождению италийской муниципальной знати, выходцы из этой социальной среды начинают играть ведущую роль в сенате, тем более, что потомков старой республиканской знати там уже почти не осталось. Многие из них к тому времени пали жертвою императорских репрессий. Другие, потеряв былые источники доходов (военная добыча, ограбление провинций) и продолжая нести прежние расходы, связанные с устройством зрелищ и раздач в связи с отправлением той или иной магистратуры, постепенно беднели и вымирали.
Основатель династии Веспасиан Флавий (69—
Последняя вспышка борьбы императора с аристократической оппозицией, сопровождавшаяся многочисленными казнями и ссылками, относится к правлению Домициана (81—
«Правителям — говорил он — живется хуже всего: когда они обнаруживают заговоры, им не верят, покуда их не убьют». Эти жалобы вспомнили лишь после убийства самого Домициана в 96 г. н. э.
Новые императоры предали проклятию память Домициана и подтвердили его распоряжения и указы. Доносчиков посадили на старый корабль без руля и без ветрил, и отправили его в открытое море.
После прихода к власти династии Антонинов (96—
Старинная знать к этому времени уже почти вымерла, а новая, сложившаяся уже в эпоху Принципата, пользовалась богатством и почетом, получала престижные магистратуры и жреческие посты, но к управлению «провинциями цезаря» и армиями, как правило, не допускалась. Большинство доверенных сотрудников принцепсов, а нередко и они сами были сенаторами и магистратами в первом или во втором поколении. Одним из лучших, по общему признанию, принцепсов был Пертинакс, сын простого отпущенника (193 г. н. э.). Проблема старинной римской знати исчезла вместе с самой этой знатью.
Роль провинций в жизни римской державы трудно переоценить. На рубеже эр в них проживало примерно 80—
Отношение римлян к провинциям во многом определялось традиционными представлениями. Вся провинциальная земля по праву завоевания считалась собственностью римского народа, а сами провинции — как бы его поместьями (по выражению Цицерона).
Однако в соответствии с теми же представлениями римляне должны были заботиться о сохранении мира и порядка на подвластных им землях и о благе подвластных им народов. Официально провинциалы назывались в Риме не подданными, а союзниками.
Организуя управление своими провинциями и их эксплуатацию, римляне издавна стремились опереться там, где это было возможно, на города античного типа (полисы) и правящую ими знать. Она в свою очередь готова была пойти на союз с Римом при условии учета ее интересов.
Но поддерживать взаимовыгодное сотрудничество между Римом и провинциями, центральной и местными элитами было очень сложно в условиях господства коррумпированной римской знати (нобилитета) и бесконечных гражданских войн и гражданских смут.
По словам одного из римских ораторов, знатные наместники, а также друзья и клиенты, составлявшие их свиту, привозили в провинции амфоры, полные вина, а увозили оттуда амфоры, полные денег. А римских откупщиков государственных податей и налогов (публиканов), печально знаменитых своей ненасытной алчностью, сами же римляне называли разбойниками.
При республике провинции являлись не столько «поместьями римского народа», сколько управлявшей ими римской знати, представлявшей собой верхушку сенаторского сословия, а также собиравших в них налоги и подати компаний римских публиканов — «цвета всаднического сословия».
Хищническая эксплуатация провинций приводила к истощению ресурсов и терпения их населения. Цицерон с горечью констатировал: «Провинциалы ненавидят само имя римлян и готовы восстать при первом удобном случае».
Когда с установлением принципата был положен конец бесконтрольному владычеству римской знати и бесконечным гражданским смутам и войнам, положение провинций изменилось к лучшему.
Новые правители римской державы были заинтересованы в планомерной эксплуатации провинций и в поддержке местной городской знати. Когда наместник Египта предложил Тиберию собирать в своей провинции значительно больше налогов и податей, тот отказался от этого, заявив: «Хороший пастух стрижет своих овец, а не сдирает с них шкуру». Такое же отношение к провинциям характерно и для большинства других принцепсов.
Август и его преемники разработали и постепенно осуществили систему мер по борьбе с коррупцией римских наместников и публиканов. Наместники «провинций цезаря», а затем и «провинций римского народа» постепенно оказались в полной зависимости от принцепса.
При отъезде в провинцию они получали от него подробные инструкции (мандаты), которыми обязаны были руководствоваться. Кроме того, они поддерживали переписку с принцепсом и в случае, когда у них возникали сомнения, обращались к нему за советом.
У провинциалов появились новые возможности для борьбы с злоупотреблениями наместников. Теперь они могли апеллировать к принцепсу на приговоры наместников или прокураторов. Кроме того, они могли жаловаться на действия наместников и прокураторов в Рим, как от своего имени, так и от имени своего города или даже своей провинции.
Эти жалобы могли разрушить карьеру наместника или даже вызвать судебное разбирательство его дела в сенате. Осужденный наместник обычно приговаривался к штрафу и изгнанию или к исключению из сенаторского сословия.,
Для отправления императорского культа был созданы Советы провинций, включавшие в себя представителей входивших в них городских общин. Они обычно посылали благодарственное письмо императору после отъезда в Рим очередного наместника. Если тот не пользовался популярностью у провинциалов, Совет не отправлял письма, и у наместника могли быть неприятности по службе. Поэтому ему приходилось заботиться о завоевании поддержки и благорасположения влиятельных провинциалов, «обхаживать» их так, как раньше кандидаты в магистраты «обхаживали» своих избирателей.
Информацию о злоупотреблениях наместников принцепс мог получить от прокураторов-всадников и своих рабов и отпущенников, служивших в провинциях.
Важную роль в борьбе с коррупцией и злоупотреблениями играла введенная при Августе новая система сбора налогов и податей. Отныне сбор прямых налогов был отобран у римских публиканов и поручен местной городской знати: магистратам и декурионам провинциальных городов.
С помощью этой знати представители римской власти стали регулярно проводить в провинциальных городах ценз. На основе его данных определялась общая сумма прямых налогов, которую ежегодно должны были собирать и вносить в римскую казну городские власти.
Размеры норм налогообложения устанавливались с расчетом получать максимум возможного, не разоряя при этом налогоплательщиков. Они настолько хорошо отвечали своему предназначению, что попытки отдельных преемников Августа увеличить или уменьшить их терпели крах. Рано или поздно приходилось возвращаться к тому, что было введено Августом.
Теперь отвечавшие за сбор налогов магистраты и декурионы в случае налоговых недоимок обязаны были возмещать разницу из собственных средств. Правда, в эпоху «августова мира» это случалось не часто. Зато они стали играть более активную роль не только в управлении своими городскими общинами, но и в провинциальном управлении в целом.
К тому же они получили новые обширные полномочия и могли использовать их в своих интересах, перекладывая основное бремя по выплате налогов на сельский и городской плебс.
С другой стороны, в отличие от стремившихся к быстрому обогащению римских публиканов, они не могли позволить себе разорять и продавать в рабство местных налогоплательщиков. Ведь в этом случае им самим пришлось бы выплачивать все прямые налоги.
Таким образом, между центральной властью и местными городскими элитами устанавливается взаимоприемлемый баланс интересов и на этой основе налаживается взаимовыгодное сотрудничество.
Разумеется, оно было возможно лишь в урбанизированных районах, где ведущую роль играли городские гражданские общины. Поэтому центральная власть всячески способствовала распространению и укреплению городов античного типа. Принцепсы неоднократно заявляли, что считают своим долгом содействовать основанию новых городов и процветанию старых. Успешная урбанизация римской державы в эпоху Принципата и расцвет в ней городской жизни свидетельствуют о том, что эти заявления не были пустым звуком.
В первое время после установления принципата меры по борьбе с коррупцией не всегда оказывались действенными. Многие наместники и прокураторы по-прежнему рассматривали провинции как свою законную добычу и готовы были делиться награбленным с судьями — сенаторами и даже с самим принцепсом. Провинциалам не всегда удавалось заставить римские власти откликаться на свои жалобы.
Вымогательства и коррупция представителей римской власти в провинциях, хотя и не достигали таких масштабов, как раньше, но все еще продолжали оставаться серьезной проблемой. Про одного из назначенных Августом наместников говорили, что он прибыл бедным человеком в богатую провинцию, а уехал богатым человеком из бедной провинции.
Однако ситуация постепенно меняется в связи с изменением положения самих провинций. В них все больше и больше распространяются города и культура античного типа, латинский язык на Западе и греческий — на Востоке римского мира.
С переходом к принципату начинается широкое распространение римского гражданства за пределами Италии. Цезарь, а затем Август и его преемники начинают выводить в провинции колонии римских граждан.
Среди последних вышедшие в отставку ветераны, безземельные плебеи из самого Рима и муниципиев, получившие гражданские права отпущенники. В числе первых таких колоний были восстановленные заново Карфаген и Коринф. Они очень быстро стали многолюдными процветающими городами, столицами провинций.
Одновременно начинается широкая раздача римского гражданства провинциалам и предоставление статуса муниципия провинциальным городам в наиболее романизированных провинциях.
Хотя такая политика не была особенно популярной у жителей Рима и Италии, она активно, хотя и не столь открыто и поспешно, как при Цезаре, проводилась в жизнь Августом и его преемниками.
Рядовые провинциалы с начала принципата могли приобрести римское гражданство для себя и членов своей семьи в награду за службу во вспомогательных частях римской армии.
С середины I в. н. э. в наиболее романизованных западных провинциях многие города получают статус колонии, который предоставляет римское гражданство всем местным гражданам, или латинского муниципия. В муниципии римским гражданством наделяли всех местных граждан, имевших ранг городского сенатора (декуриона) или занимавших пост городского магистрата.
В восточных грекоязычных провинциях было меньше колоний и муниципиев. Но многие богатые и влиятельные граждане местных городов вместе со своими семьями получали римское гражданство от наместников провинций и принцепсов.
Во II в. н. э., считающемся «золотым веком» Римской империи, в провинциях, по всей видимости, проживало больше римских граждан, чем в Италии. Примерно, половина римских сенаторов и почти все императоры этого времени были по своему происхождению провинциалами.
С середины II в. н. э. наряду со старым делением на римских граждан и чужеземцев (перегринов) появляется новое — на «почтенных» и «низших». К почтенным, которые стали главной опорой власти, принадлежали в первую очередь римские сенаторы и всадники. Возглавлявшие местное самоуправление в Италии и провинциях декурионы также считались почтенными, независимо от того были или не были они римскими гражданами. Все остальные свободные (римляне называли их плебеями), независимо от гражданства, относились к низшим.
Почтенные отныне обладали всеми теми привилегиями, которые некогда были у римских граждан. Их нельзя было судить за тяжкие преступления никому, кроме принцепса, нельзя подвергать пыткам и телесным наказаниям, приговаривать к смерти или к каторжным работам.
Римские граждане, принадлежавшие к низшим, потеряли свои былые судебные привилегии, хотя формально их никто не отменял. Они во многом походили теперь на рядовых провинциалов.
Когда по указу императора Каракаллы в 212 г. н. э. все свободные подданные империи получили римское гражданство, это не вызвало сколько-нибудь заметного отклика ни в провинциях, ни в Италии. Статус римского гражданина к тому времени сильно обесценился.
Поскольку в эпоху Позднего принципата легионы и значительная часть центральной элиты рекрутируются из провинциалов, а местная городская знать постепенно наделяется римским гражданством и множеством привилегий, представителям центральной власти, как в Риме, так и в самих провинциях приходится считаться с интересами провинциалов гораздо больше, чем раньше.
Теперь простор для злоупотреблений и вымогательств оставался лишь в тех провинциях, где по тем или иным причинам античная городская община не получила сколько-нибудь широкого распространения, а представители местных элит — доступа к римскому гражданству и центральной власти. Именно в таких провинциях, как, например, Иудея, Египет и Британия, в эпоху золотого века все еще случались крупные восстания против римской власти. Однако у нее было достаточно сил, чтобы с ними бороться, поскольку основная масса населения жила в гражданских городских общинах.
Разумеется, это не означало, что большинство жителей римской державы стали горожанами. Хотя количество городов сильно выросло в эпоху Принципата и достигло 2000, большинство свободных жителей гражданских городских общин (около 80%) были крестьянами-собственниками, многие из которых едва сводили концы с концами, или арендаторами земли (колонами) в крупных поместьях, многие из которых не имели своего инвентаря и не вылезали из долгов.
К ним были близки по своему положению сельские рабы, которых начинают «сажать на землю» на манер колонов и даже называют квазиколонами. «Августов мир» держался на плечах этих людей, и именно они были самыми пассивными и вместе с тем самыми упорными его врагами.
Выдающийся римский врач Гален в своем трактате, написанном в середине II в. н. э. в эпоху расцвета «августова мира», рассказывая о самых распространенных болезнях и лекарствах против них, упомянул, что крестьяне чаще всего страдают от желудочных болезней и отравлений. Ведь почти весь выращенный ими хлеб они свозят в города в уплату налогов и аренды земли. Поэтому к весне, они, как правило, сами остаются без хлеба, начинают есть траву и все что ни попадя, а в результате болеют и даже иногда умирают.
Это свидетельство объясняет, почему жизнь за пределами городских стен и гаваней была столь неспокойной. Почему на прекрасных римских дорогах не было прохода от бандитов, а в морях, охраняемых римскими флотилиями, разбойничали пираты. Почему не только на границах, но и во внутренних областях было так много военных постов, и число их постоянно росло. Почему богатые землевладельцы нередко имели собственную стражу и частные тюрьмы, которые никогда не пустовали.
Поскольку далеко не все воспринимали «римский мир» как благо, он не мог быть по-настоящему прочным и долговечным. Уже в правление одного из последних Антонинов, императора-философа Марка Аврелия (161—
Император умер во время очередного похода, так и не увенчав свои самоотверженные труды решительной победой. Его сын Коммод (180—
Подводя итоги политики центральной власти в отношении провинций, можно отметить, что принцепсы еще более активно и последовательно, чем их республиканские предшественники, использовали социальную структуру античного города-государства для организации и унификации различных народов римской державы. Эта политика была эффективной там, где были подходящие условия существования для городской гражданской общины, и до тех пор, пока она оставалась жизнеспособной.
Итак, принципату присуща консервативная внутренняя политика, нацеленная на восстановление и укрепление традиционной социальной иерархии, характерной для античного полиса. Она во многом напоминает политику, традиционную для республики, но проводится гораздо более последовательно. Вместе с тем это достаточно гибкая политика, принимавшая во внимание требования эпохи и стремившаяся приспособиться к ним, чтобы устранить самые острые социальные противоречия или, по крайней мере, ослабить их остроту.
Августу и его преемникам в значительной мере удалось справиться с этой задачей. Положение всех социальных слоев и групп, за исключением старой римской знати (нобилитета) в эпоху Принципата изменилось к лучшему или, по крайней мере, не ухудшилось. На этой основе утвердился длительный «августов мир» — два столетия небывалого в истории покоя и стабильности.
Благодаря этому античный полис переживает эпоху нового расцвета, а на периферии римского мира распространяются и укрепляются античный город и античная культура. Тем самым закладываются основы для будущего развития современной Западной цивилизации.
Однако поскольку самые острые социальные противоречия были лишь смягчены, а не устранены, и положение тех социальных слоев, которые держали на своих плечах «августов мир» и включали в себя большинство жителей Римской империи, ненамного улучшилось либо совсем не изменилось, эпоха покоя и стабильности, в конечном счете, оказалась преходящей. А это в свою очередь предопределило конец эпохи Принципата.
а) характер принципата в представлении его современников
Первое определение характера принципата было дано его основателем. Если верить Августу, принципат — это «восстановленная республика», то есть возвращение к тому государственному и общественному строю, который сами римляне называли строем отцов, и который продержался в римской гражданской общине после изгнания Тарквиния Гордого в более или менее неизменном виде до начала эпохи гражданских войн и гражданских смут.
Видимо, у большинства римских граждан это определение не вызвало возражений. Младший современник Августа римский историк Веллей Патеркул, выходец из италийской муниципальной знати, яснее всех прочих объяснил, что входило в понятие «восстановленная республика».
«Окончились гражданские войны, продолжавшиеся 20 лет, — писал он, характеризуя установленный Августом государственный и общественный строй, — прекращены войны внешние, возвращен мир, повсюду исчез страх перед оружием, восстановлена сила законов, авторитет суда, величие сената, власть магистратов приобрела прежнее значение… был возвращен первоначальный и старинный образ правления (букв. образ республики)».
В этом определении перечислено все, что ассоциировалось у римлян с понятием res publica (букв. «общее дело», «общественное достояние»): характерный для античной гражданской общины приоритет общественных интересов (общественного блага) над личными, верховенство традиции и закона, свободное функционирование народного собрания, сената и магистратур. Одним словом — все, что в представлении римлян было связано с понятием правильного государства, противопоставлявшегося неправильному — тирании или царству (regnum).
Единственное, что не вписывалось в это определение, и поэтому не было упомянуто Веллеем — это главенствующее положение в «восстановленной республике» самого принцепса, обладавшего такой властью, которая и не снилась ни одному из государственных деятелей старого доброго времени. В связи с этим даже люди, принявшие новые порядки как необходимые и благотворные, нередко проводили различие между «восстановленной» и «свободной» или «прежней республикой».
Вместе с тем у римских авторов, например, у великого римского историка Тацита, встречается и определение, прямо противоположное общепринятому. Август, по его мнению, «после того как соблазнил воинов подарками, народ — раздачами хлеба и всех вместе — сладостными благами мира, начал мало-помалу возвышаться и присваивать себе полномочия сената, магистратов и законов». В результате «основы государственного порядка претерпели глубокое изменение, и от древних чистых нравов нигде ничего не осталось».
Однако даже Тацит не отождествляет новый государственный строй с ненавистным «царством» и противопоставляет Рим, и присущие ему порядки, Египту, где «люди вследствие распущенности склонны к мятежам и волнениям, незнакомы с законами и не знают магистратов». Римляне, по мнению Тацита, «не могут выносить ни полной свободы, ни полного рабства». Таким образом, и после Августа, римляне все-таки живут в республике, пусть и деградировавшей.
Греческие писатели этой эпохи в отличие от римских считали принципат монархией, а принцепсов называли царями (впрочем, республиканских сенаторов и полководцев они также нередко называли царями). Однако в римской державе греки эпохи Принципата видели монархию особого рода, правители которой ведут себя не как тираны, а как полисные магистраты.
В «Похвальном слове Риму» греческий ритор II в. н. э. Элий Аристид отмечает: «Вы (римляне) единственные из всех правите свободными людьми… Нельзя сказать, что народ этой страны кому-то повинуется, словно отданный в рабство тому, кто и сам не свободен. Но как граждане одного полиса назначают правителей, чтобы они защищали и заботились о них, так и вы, управляя всем населенным миром, как единым полисом, назначаете правителей как бы посредством выборов для защиты и заботы о подвластных, а не для того, чтобы распоряжаться ими как рабами». Уподобление римской державы одному громадному полису встречается и у многих других греческих авторов этого времени.
Современник Августа и Тиберия Страбон отмечает, что римляне стали владыками лучшей части населенного мира с помощью успешных войн и управления на гражданский лад.
Грекам вторит римский христианский писатель Тертуллиан, живший в начале III в. н. э. в провинции Африка. Укоряя наместников своей провинции за беззакония, допущенные в ходе судебных преследований христиан, он напоминает им: «Та держава, которой вы служите — это владычество гражданское, а не тираническое».
Таким образом, в державе, которая предстает перед нами в изображении жителей римских провинций эпохи Принципата, все, кроме ее правителя, полностью соответствует римским представлениям о правильном государстве (республике). И даже, если это изображение является идеализацией, характерно, что полисный идеал государства сохраняется в эту эпоху.
б) характер принципата в представлении современных исследователей
Из исследователей нашего времени первым, кто взялся за определение характера принципата, был крупнейший в мире специалист по истории древнего Рима и римскому государственному праву Т. Моммзен (1817—
При этом Моммзен отмечал различие между юридическим оформлением принципата и его сутью. Фактически принципат, по его мнению — это «автократия, ограниченная законной перманентной революцией».
В отличие от Моммзена большинство последующих историков древнего Рима главное внимание уделяли не юридическому оформлению, а фактическому положению вещей. Они чаще всего видели в принципате монархию, прикрывавшуюся одеждами республики, а в его основателе — лживого и лицемерного политика, стремившегося казаться не тем, кем он был на самом деле.
Эту концепцию наиболее ярко и четко сформулировал выдающийся советский антиковед
Некоторые историки и юристы вслед за Моммзеном уделяют большое внимание правовому оформлению принципата, считая, что оно само по себе является сущностным элементом новой системы власти и управления. Кое-кто из них видит в принципате своеобразную республику во главе с выборным пожизненным правителем. Ее нередко называют республикой Помпея.
Другие указывают на глубокую взаимосвязь монархических и республиканских элементов в конструкции принципата и на роль полисных структур и органов власти в управлении римской державой. Эти исследователи, как правило, не склонны отождествлять гибель аристократической республики и римской гражданской общины. Они считают, что поскольку принципат имел двоякую природу, он не поддается однозначному определению. Они нередко называют принципат республиканской монархией, подчеркивая, что в этом парадоксальном словосочетании оба слова в равной мере отражают его сущность.
Один из самых видных представителей этого направления современный французский антиковед Дж. Шайд отмечал, что полного совпадения формы и сути не было и при традиционной республике, в которой высшая власть фактически принадлежала не сенату и народу, а римской знати (нобилитету). Ее место в «восстановленной республике» занял принцепс, продолжавший управлять государством с помощью традиционных органов власти. Он мог потребовать и получить от сената и народа все, что угодно, но только от них одних. Он был одновременно пленником и властителем той системы институтов, от которой никто не хотел отказываться, а государство, находившееся под его управлением, не являлось ни республикой Помпея, ни монархией. По мнению Шайда, среди тех, кто больше всего выиграл от установления римского (или августова) мира, была и сама республика римского народа.
Спорным в его концепции представляется лишь то, что принцепс мог получить от сената и народа все, что угодно. Как уже отмечалось выше, органы полисного самоуправления выполняли только те приказы принцепса, которые не противоречили коренным образом интересам связанных с ними социальных слоев. Принцепсы, которые по примеру Калигулы считали себя вправе требовать чего угодно, обычно заканчивали свой жизненный путь так же, как и он сам.
По сути принцепс и римская гражданская община находились друг с другом в отношениях не столько власти и подчинения, сколько — взаимозависимости. По словам римского философа и мудреца Сенеки (I в. н. э.), «цезарь до такой степени связал себя с республикой, что их нельзя отделить друг от друга, не погубив при этом обоих».
