Тиберий и смерть Августа

с.145 Пыта­ясь как-либо оце­нить пись­мен­ную тра­ди­цию, свя­зан­ную с ран­ней Импе­ри­ей, сле­ду­ет преж­де все­го рас­смот­реть пред­взя­тость авто­ра, а затем пред­взя­тость источ­ни­ков, на осно­ва­нии кото­рых он состав­лял свое повест­во­ва­ние. Это может пока­зать­ся доста­точ­но оче­вид­ным, одна­ко дан­ный прин­цип посто­ян­но нару­ша­ет­ся: мно­гие уче­ные посвя­ща­ют себя более при­ят­но­му делу — обе­ле­нию дур­ных пер­со­на­жей, очер­не­нию доб­ро­де­тель­ных и отсле­жи­ва­нию несоот­вет­ст­вий и про­ти­во­ре­чий у исто­ри­ков. Но посколь­ку рас­смот­ре­ние про­из­во­дит­ся со всем адво­кат­ским рве­ни­ем, оно быва­ет под­вер­же­но пре­уве­ли­че­ни­ям: какой-нибудь Тибе­рий или Нерон пред­ста­ет обла­чен­ным в одеж­ды све­та, кото­рые вряд ли при­ста­ли бы и свя­то­му, а Агрип­пи­на Млад­шая под пером Ферре­ро ока­зы­ва­ет­ся образ­цо­вой мат­ро­ной. По каким-то неяс­ным при­чи­нам осо­бое усер­дие было про­яв­ле­но для спа­се­ния от бес­че­стия обра­за Тибе­рия, и вслед­ст­вие это­го были созда­ны самые пора­зи­тель­ные рекон­струк­ции. Но все подоб­ные попыт­ки окон­чи­лись неуда­чей, ибо обыч­но они объ­яс­ня­ют мало или ниче­го: разум вос­ста­ет, когда нам пред­ла­га­ет­ся пове­рить, что Тацит был колос­саль­ным лже­цом и гени­аль­ным фан­та­зе­ром или что Тибе­рий был непо­ня­тым филан­тро­пом. Невоз­мож­но так­же пред­по­ло­жить, что Тацит сле­до­вал толь­ко одно­му источ­ни­ку, лишь изред­ка ссы­ла­ясь на дру­гие; все попыт­ки уста­но­вить этот источ­ник (вслед­ст­вие мании выво­дить каж­до­го извест­но­го авто­ра из како­го-то совер­шен­но неиз­вест­но­го) окан­чи­ва­ют­ся внут­ренне про­ти­во­ре­чи­вой пута­ни­цей¹. Автор дан­ной работы попы­тал­ся взгля­нуть на про­бле­му под дру­гим углом: лич­ные пред­убеж­де­ния Таци­та хоро­шо извест­ны и лег­ко рас­по­зна­ют­ся; после того, как они будут учте­ны, у нас оста­нет­ся тра­ди­ция, в кото­рой мож­но про­следить и доволь­но уве­рен­но опре­де­лить бла­го­при­ят­ные и небла­го­при­ят­ные источ­ни­ки. И про­следить их важ­но, с.146 так как не один Тацит несет ответ­ст­вен­ность за дур­ную оцен­ку импе­ра­то­ров и он не настоль­ко зло­вреден, как обыч­но счи­та­ет­ся. Насто­я­щее иссле­до­ва­ние может послу­жить введе­ни­ем к более подроб­но­му рас­смот­ре­нию прин­ци­па­та Тибе­рия.

Фак­ти­че­ски исто­ри­че­ское повест­во­ва­ние Таци­та начи­на­ет­ся толь­ко с шестой гла­вы пер­вой кни­ги «Анна­лов», а перед этим дает­ся крат­кое опи­са­ние воз­рас­та­ния вла­сти Авгу­ста, кото­рое долж­но послу­жить пре­люди­ей к исто­рии импе­ра­тор­ской дина­стии Юли­ев. Это введе­ние, напи­сан­ное с боль­шой лако­нич­но­стью и мастер­ст­вом, пред­став­ля­ет собой вели­ко­леп­ный при­мер отно­ше­ния Таци­та к ран­не­му прин­ци­па­ту. Это была, как он под­ра­зу­ме­ва­ет, лишь раз­но­вид­ность раб­ства; Авгу­сту уда­лось под­ку­пить утом­лен­ное вой­на­ми обще­ство обе­ща­ни­ем мира и без­опас­но­сти, тогда как в реаль­но­сти он навя­зал фор­му прав­ле­ния, при кото­рой все смот­ре­ли на него как на гос­по­ди­на; и даже уста­нов­лен­ный им мир был лишь замас­ки­ро­ван­ным цар­ст­вом терро­ра². Сде­лан акцент на неудач­ных попыт­ках импе­ра­то­ра осно­вать дина­стию, и пред­по­ла­га­ет­ся, что Ливия посто­ян­но интри­го­ва­ла, чтобы добить­ся тро­на для сво­его сына и в кон­це кон­цов даже отра­ви­ла Авгу­ста и задер­жа­ла изве­стие о его смер­ти, пока при­ход к вла­сти Тибе­рия не был обес­пе­чен. Все это в целом явно долж­но созда­вать зло­ве­щее введе­ние к прав­ле­нию Тибе­рия, прав­ле­нию, кото­рое нача­лось с пре­ступ­ле­ния³. Преж­де все­го сле­ду­ет рас­смот­реть слу­хи о смер­ти Авгу­ста и попы­тать­ся най­ти истин­ную вер­сию этих собы­тий, но это­го недо­ста­точ­но: сле­ду­ет так­же поста­рать­ся объ­яс­нить, каким обра­зом воз­ник­ли эти слу­хи и како­вы были чув­ства тех, кто поста­рал­ся их рас­про­стра­нить; это может про­лить неко­то­рый свет на харак­тер источ­ни­ков по исто­рии ран­не­го прин­ци­па­та и на раз­ви­тие тра­ди­ции, свя­зан­ной с дина­сти­ей Юли­ев. Ибо важ­нее все­го пом­нить — как об источ­ни­ках — об огром­ном коли­че­стве враж­деб­ной и анти­це­за­ри­ан­ской лите­ра­ту­ры, кото­рая, несо­мнен­но, суще­ст­во­ва­ла. с.147 Это засвиде­тель­ст­во­вал сам Тацит, когда отме­тил, опро­вер­гая абсурд­ное обви­не­ние, выдви­ну­тое про­тив Тибе­рия: «ne­que quis­quam scrip­tor tam in­fen­sus ex­ti­tit ut Ti­be­rio obiec­ta­ret, cum om­nia alia con­qui­re­rent in­ten­de­rentque»^[1]4. Суще­ст­во­ва­ло мно­го исто­ри­че­ских сочи­не­ний, напри­мер, Кор­да, Сене­ки, Бас­са и Нони­а­на, напи­сан­ных, когда нена­висть была еще горя­ча⁵, поли­ти­че­ских пам­фле­тов и непри­стой­ных сти­хов (кото­рые при­хо­ди­лось тер­петь любо­му выдаю­ще­му­ся рим­ля­ни­ну), откуда мог­ли чер­пать инфор­ма­цию Тацит и Све­то­ний. Далее, извест­но, что когда Тибе­рий нахо­дил­ся фак­ти­че­ски в изгна­нии на Родо­се, взбе­шен­ная Юлия отпра­ви­ла Авгу­сту самые жесто­кие пись­ма о нем, и лег­ко мож­но себе пред­ста­вить, какое истол­ко­ва­ние она и ее сто­рон­ни­ки дали его обще­нию с аст­ро­ло­гом Фра­сил­лом⁶. И вооб­ще, если вспом­нить «Кни­гу муче­ни­ков», погиб­ших при Нероне, кото­рую писал Фан­ний, или тща­тель­но рас­смот­реть рас­ска­зы Лаби­е­на, Кас­сия Севе­ра и Суил­лия Руфа (не гово­ря о мему­а­рах Агрип­пи­ны, кото­рым при­да­ет­ся излиш­нее зна­че­ние), то сра­зу мож­но понять, сколь огром­ным и сби­ваю­щим с тол­ку был враж­деб­ный мате­ри­ал, кото­рый мог­ли исполь­зо­вать после­дую­щие авто­ры⁷.

Наши сведе­ния о послед­них днях Авгу­ста и о при­хо­де Тибе­рия к вла­сти исхо­дят, глав­ным обра­зом, от четы­рех авто­ров: Тацит, Све­то­ний, Дион Кас­сий и Вел­лей Патер­кул. Одну или две дета­ли при­во­дят так­же Пли­ний и Плу­тарх, но эти четы­ре источ­ни­ка наи­бо­лее важ­ны⁸. После вни­ма­тель­но­го про­чте­ния их повест­во­ва­ний ста­но­вит­ся оче­вид­но, что суще­ст­во­ва­ли про­ти­во­ре­чи­вые рас­ска­зы, вклю­чав­шие как бла­го­при­ят­ные, так и небла­го­при­ят­ные эле­мен­ты. В чис­ле послед­них была вер­сия, про­сле­жи­вае­мая у наших авто­ров, кото­рая пря­мо с.148 обви­ня­ла Тибе­рия и Ливию в отрав­ле­нии ста­ро­го импе­ра­то­ра. Она наи­бо­лее подроб­но (хотя и не пол­но­стью) изла­га­ет­ся у Дио­на Кас­сия; Тацит при­во­дит неко­то­рые дета­ли и под­ра­зу­ме­ва­ет дру­гие; Све­то­ний кое-что упо­ми­на­ет лишь затем, чтобы это опро­верг­нуть; Вел­лей вооб­ще все это про­пус­ка­ет. Поэто­му я пред­став­лю ком­би­ни­ро­ван­ное изло­же­ние обви­не­ния, состав­лен­ное на осно­ва­нии всех источ­ни­ков; оно будет выглядеть при­мер­но так.

В ста­ро­сти Август очень ост­ро пере­жи­вал, что у него нет пря­мых наслед­ни­ков: когда его вну­ки умер­ли или опо­зо­ри­ли его имя⁹, он вынуж­ден был усы­но­вить чело­ве­ка, кото­рый был ему лич­но непри­я­тен¹⁰. В послед­ние оди­но­кие годы Август испы­ты­вал силь­ное жела­ние посе­тить сво­его вну­ка Агрип­пу Посту­ма, живу­ще­го в изгна­нии на ост­ро­ве Пла­на­зия¹¹; от Ливии, мате­ри Тибе­рия, он скры­вал этот замы­сел, сооб­щив о нем лишь несколь­ким близ­ким дру­зьям, из чис­ла кото­рых выбрал одно­го, Фабия Мак­си­ма, чтобы тот сопро­вож­дал его в этой поезд­ке. На ост­ро­ве Август про­явил при­зна­ки вновь про­будив­шей­ся при­вя­зан­но­сти и люб­ви к несчаст­но­му Агрип­пе. После воз­ра­ще­ния Фабий был столь небла­го­ра­зу­мен, что рас­ска­зал обо всем слу­чив­шем­ся сво­ей жене Мар­ции, а та сооб­щи­ла Ливии, к кото­рой была близ­ка. Но Август узнал о его неосто­рож­но­сти, и через несколь­ко дней Фабий умер при таин­ст­вен­ных обсто­я­тель­ствах. Импе­ра­три­ца была очень встре­во­же­на и посо­ве­то­ва­лась с Тибе­ри­ем о том, какие шаги пред­при­нять¹². Послед­ний уже выехал в Илли­рик, когда Ливия, решив­ша­я­ся обес­пе­чить ему трон, отра­ви­ла Авгу­ста и отпра­ви­ла сроч­ное сооб­ще­ние, при­зы­ваю­щее сына. По ее при­ка­зу дом, в кото­ром лежа­ло тело импе­ра­то­ра, стро­го охра­нял­ся, и ника­ким вестям не поз­во­ли­ли про­со­чить­ся, пока Тибе­рий не вер­нул­ся и не при­нял импе­ра­тор­скую власть¹³. Агрип­па Постум немед­лен­но был убит, и заго­вор­щи­ки мог­ли вздох­нуть с облег­че­ни­ем.

Эта стран­ная исто­рия как тако­вая дра­ма­тич­на и обсто­я­тель­на, но когда мы начи­на­ем изу­чать ее, чтобы оце­нить ее с.149 прав­ди­вость и досто­вер­ность, то она в осно­ве сво­ей ока­зы­ва­ет­ся неве­ро­ят­ной и абсурд­ной. Гардт­ха­у­зен, прав­да, скло­нен счесть исто­ри­че­ски­ми поезд­ку на Пла­на­зию и при­ми­ре­ние с Агрип­пой. Но я пола­гаю, что тща­тель­ное иссле­до­ва­ние обсто­я­тельств, свя­зан­ных с изгна­ни­ем моло­до­го прин­ца, убедит нас отверг­нуть эту точ­ку зре­ния. Агрип­па дей­ст­ви­тель­но был усы­нов­лен Авгу­стом одно­вре­мен­но с Тибе­ри­ем, но очень ско­ро он стал про­яв­лять при­зна­ки ненор­маль­но­сти — что вряд ли уди­ви­тель­но, если вспом­нить о его мате­ри, — и даже безу­мия. Юно­ша обла­дал боль­шой физи­че­ской силой, но был необ­ра­зо­ван и имел угрю­мый и жесто­кий харак­тер. Он ссо­рил­ся с при­ем­ным отцом, кле­ве­тал на Ливию и назы­вал себя богом; нако­нец, его поступ­ки ста­ли настоль­ко дур­ны­ми, что он был сослан на ост­ров Пла­на­зию и поме­щен под воен­ную охра­ну, что было необыч­ной мерой пре­до­сто­рож­но­сти¹⁴. Здесь его поведе­ние не улуч­ши­лось; его сто­рон­ни­ки от его име­ни писа­ли оскор­би­тель­ные пись­ма Авгу­сту и совер­шен­но охла­ди­ли в нем вся­кую при­вя­зан­ность к юно­ше, кото­рая мог­ла еще сохра­нять­ся; в это же вре­мя состав­ля­лись заго­во­ры, чтобы осво­бо­дить его из изгна­ния и доста­вить к север­ным арми­ям¹⁵. Совер­шен­но неве­ро­ят­но, чтобы Август даже думал когда-либо о том, чтобы вызвать подоб­но­го безум­ца и сде­лать его наслед­ни­ком; он так силь­но боял­ся его побе­га, что при­ка­зал сол­да­там охра­нять его. Он даже не упо­мя­нул Агрип­пу в сво­ем заве­ща­нии и раз­ра­жал­ся про­кля­ти­я­ми каж­дый раз при упо­ми­на­нии его име­ни или име­ни обе­их Юлий: он опре­де­лен­но оже­сто­чил свое серд­це про­тив него. Таким обра­зом, пер­вым неве­ро­ят­ным собы­ти­ем явля­ет­ся пред­по­ла­гае­мое воз­вра­ще­ние Агрип­пы из изгна­ния. Но есть и дру­гие. В это вре­мя импе­ра­то­ру шел семь­де­сят шестой год, и его здо­ро­вье с.150 под­дер­жи­ва­лось лишь бла­го­да­ря само­му тща­тель­но­му вни­ма­нию и ухо­ду. Вряд ли воз­мож­но пред­ста­вить себе, что он мог пла­ни­ро­вать тай­ную поезд­ку на Пла­на­зию — ибо ост­ров нахо­дил­ся на рас­сто­я­нии по мень­шей мере пяти­де­ся­ти миль от бли­жай­ше­го пор­та, — и выне­сти столь дол­гое и уто­ми­тель­ное путе­ше­ст­вие. Даже если и так — как это мог­ло остать­ся в тайне от Ливии, его посто­ян­ной помощ­ни­цы и спут­ни­цы? Гардт­ха­у­зен желал дати­ро­вать «при­ми­ре­ние» с Агрип­пой 13 годом н. э. Это толь­ко уве­ли­чи­ва­ет пута­ни­цу, ибо пря­мо про­ти­во­ре­чит хро­но­ло­гии Дио­на Кас­сия, и, по сча­стью, нам извест­но (из прото­ко­лов арваль­ских бра­тьев)¹⁸, что 14 мая 14 г. Фабий еще был жив. Посколь­ку пред­по­ло­же­ние, что Фабий или его жена мог­ли хра­нить тай­ну целый год, пред­став­ля­ет­ся неесте­ствен­ным для чело­ве­че­ской нату­ры, при­хо­дит­ся при­знать, что поезд­ка на Пла­на­зию (если мы вооб­ще жела­ем верить этой исто­рии) состо­я­лась в послед­ние четы­ре меся­ца жиз­ни Авгу­ста, когда он, по-види­мо­му, был прак­ти­че­ски при­ко­ван к посте­ли. В общем, исход­ная неправ­до­по­доб­ность этих собы­тий слиш­ком уж вели­ка, и мож­но с уве­рен­но­стью утвер­ждать, что Август нико­гда не помыш­лял о воз­вра­ще­нии Агрип­пы и не совер­шал тай­ной поезд­ки на Пла­на­зию. Но отсюда сле­ду­ет важ­ный вывод: если отверг­нуть эту идею, то мож­но так­же отка­зать­ся от пред­по­ло­же­ния, что Ливия отра­ви­ла Авгу­ста, чтобы обес­пе­чить трон для Тибе­рия, ибо в рас­смат­ри­вае­мой вер­сии поезд­ка на Пла­на­зию сде­ла­на моти­вом для бес­по­кой­ства Ливии и ее заго­во­ра. Учтем так­же сме­хотвор­ность рас­ска­за об отрав­ле­нии. Отрав­ле­ние фиг на дере­ве созда­ет атмо­сфе­ру ско­рее Mäch­rer^[2] или «Али­сы в Стране чудес», чем серь­ез­ной исто­рии. И, кро­ме того, Ливия серь­ез­но испор­ти­ла дело, совер­шив убий­ство в то вре­мя, когда ее сына при­шлось вызы­вать из Илли­ри­ка. Раз­ве не про­ще было бы осу­ще­ст­вить это дея­ние, пока он еще нахо­дил­ся в Ноле, и немед­лен­но объ­явить о его при­хо­де к вла­сти? И, нако­нец, зачем вооб­ще Ливии затруд­нять себя отрав­ле­ни­ем Авгу­ста, если при­ход ее сына к вла­сти не вызы­вал сомне­ний?¹⁹

Но и поми­мо неустра­ни­мой неправ­до­по­доб­но­сти это исто­рии, все три авто­ра выра­жа­ют сомне­ния в прав­ди­во­сти с.151 неко­то­рых дета­лей. Так, в свя­зи с пред­по­ла­гае­мым убий­ст­вом Мак­си­ма Тацит гово­рит: «ut­cum­que se ea res ha­buit»^[3]; Све­то­ний без коле­ба­ний заяв­ля­ет, что Тибе­рий целый день бесе­до­вал с уми­раю­щим импе­ра­то­ром, и созна­тель­но опро­вер­га­ет злоб­ные слу­хи, буд­то меж­ду эти­ми дво­и­ми суще­ст­во­ва­ло несо­гла­сие; он утвер­жда­ет, напро­тив, что Август избрал Тибе­рия как чело­ве­ка, наи­бо­лее под­хо­дя­ще­го на эту роль. Дион Кас­сий тор­же­ст­вен­но при­во­дит рас­сказ об отрав­ле­нии, а затем отме­ча­ет, что хотя неко­то­рые авто­ры сооб­ща­ют, буд­то Тибе­рий застал Авгу­ста в живых, но более надеж­ные авто­ры отри­ца­ют это. Таким обра­зом, мож­но про­ве­сти инте­рес­ное срав­не­ние Дио­на Кас­сия и Све­то­ния: пер­вый неяв­но при­ни­ма­ет в каче­стве более надеж­ных анти­це­за­ри­ан­ские свиде­тель­ства, а вто­рой отвер­га­ет их и обос­но­вы­ва­ет свою пози­цию сооб­ра­же­ни­я­ми государ­ст­вен­ной выго­ды и предъ­яв­ле­ни­ем соб­ст­вен­ных писем Авгу­ста²⁰.

Но, по сча­стью, наш ана­лиз мож­но про­дол­жить и даль­ше. И Пли­ний, и Плу­тарх упо­ми­на­ют в свя­зи с этим Фабия Мак­си­ма, и оба, я пола­гаю (Плу­тарх — точ­но), сле­ду­ют иной вер­сии, чем вер­сия Таци­та. Рас­смот­рим спер­ва Плу­тар­ха, кото­рый более обсто­я­те­лен. Он рас­ска­зы­ва­ет сле­дую­щее: одна­жды Фабий под­слу­шал, как ста­рый импе­ра­тор опла­ки­ва­ет свою несчаст­ную участь в свя­зи с тем, что ему уна­сле­ду­ет не род­ной сын, а пасы­нок; Фабий опро­мет­чи­во рас­ска­зал об услы­шан­ном сво­ей жене (сле­ду­ет отме­тить, что не упо­ми­на­ет­ся даже мысль о поезд­ке на Пла­на­зию), а она пере­да­ла это Ливии. На сле­дую­щее утро Август, отве­чая Фабию на при­вет­ст­вие, дал понять, что хоро­шо осве­дом­лен о его небла­го­ра­зум­ном поступ­ке, и несчаст­ный пошел домой и ска­зал жене, что ему при­дет­ся покон­чить с собой. Та же, с силой духа, достой­ной Аррии, уби­ла себя на гла­зах мужа. Таков рас­сказ Плу­тар­ха. Пли­ний слу­чай­но упо­ми­на­ет, что Август подо­зре­вал Фабия в раз­гла­ше­нии его жела­ния вновь увидеть Агрип­пу, но боль­ше ниче­го не добав­ля­ет.

Здесь уже всем долж­но стать оче­вид­но, что эта сплет­ня начи­на­ет очень силь­но хро­мать. Нет ни наме­ка на поезд­ку на Пла­на­зию, а раз­но­гла­сие Плу­тар­ха и Таци­та по пово­ду роли Мар­ции неустра­ни­мо. Пер­вый гово­рит, что она уби­ла себя на гла­зах мужа, а вто­рой — что она рыда­ла над его погре­баль­ным кост­ром. К сожа­ле­нию, нет уве­рен­но­сти в том, что Плу­тарх с.152 точ­но вос­про­из­вел свой источ­ник: не во всех руко­пи­сях имя Фабия при­веде­но пра­виль­но, Мар­ция очень похо­жа на Аррию, а сама исто­рия пере­ска­за­на лишь для того, чтобы ука­зать на ее мораль, одна­ко вер­сии Плу­тар­ха в соче­та­нии с выше­из­ло­жен­ны­ми сооб­ра­же­ни­я­ми доста­точ­но для того, чтобы опро­верг­нуть всю эту бас­ню.

Когда тра­ди­ции нахо­дят­ся в таком кон­флик­те, на ситу­а­цию мож­но про­лить неко­то­рый свет, тща­тель­но рас­смот­рев, из како­го источ­ни­ка или источ­ни­ков мог­ло воз­ник­нуть это зло­сло­вие. Если в нем удаст­ся обна­ру­жить выра­жен­ное пред­убеж­де­ние или тен­ден­ци­оз­ность, то, воз­мож­но, будет най­де­но какое-то реше­ние. Пер­вое, что бро­са­ет­ся в гла­за чита­те­лю, — это очень явное пред­убеж­де­ние про­тив Тибе­рия и его мате­ри; эти двое — теат­раль­ные зло­деи, а Август явля­ет­ся лишь игруш­кой в руках жены и тщет­но пыта­ет­ся сохра­нить свои пла­ны в тайне от нее. Харак­тер Тибе­рия здесь рас­смат­ри­вать­ся не будет, его сле­ду­ет отло­жить до после­дую­ще­го иссле­до­ва­ния, но мож­но заме­тить, что до его при­хо­да к вла­сти един­ст­вен­ные эпи­зо­ды в его жиз­ни, вызы­вав­шие пори­ца­ние, — это уда­ле­ние на Родос и поведе­ние при смер­ти Авгу­ста. Хотя он отпра­вил­ся на Родос по совер­шен­но опре­де­лен­ной при­чине, извест­но, что об этом ходи­ли совер­шен­но дикие слу­хи, а его вра­ги усерд­но работа­ли про­тив него, и поэто­му мож­но рас­по­знать — и отверг­нуть — их неле­пые обви­не­ния²¹. Так же обсто­ит дело и с Ливи­ей: одна из самых зага­доч­ных про­блем состо­ит в том, каким обра­зом она, вели­че­ст­вен­ная и вер­ная супру­га Авгу­ста, обра­зец рим­ской мат­ро­ны, пре­вра­ти­лась у Таци­та в маче­ху-интри­ган­ку само­го мело­дра­ма­ти­че­ско­го тол­ка. У пред­ше­ст­ву­ю­щих авто­ров нет ни наме­ка на это: Пли­ний не гово­рит о ней ниче­го дур­но­го, Сене­ка вос­хва­ля­ет ее вли­я­ние в поль­зу мило­сер­дия, и даже Све­то­ний может предъ­явить про­тив нее лишь какие-то неяс­ные сплет­ни. В целом, вполне мож­но верить пре­вос­ход­но­му отзы­ву Вел­лея о ней: «fe­mi­na cui­us po­ten­tiam ne­mo sen­sit ni­si aut le­va­tio­ne pe­ri­cu­li aut ac­ces­sio­ne dig­ni­ta­tis»^[4]. Но у Таци­та все это меня­ет­ся; толь­ко в пер­вых деся­ти гла­вах «Анна­лов» она фигу­ри­ру­ет как «gra­vis no­ver­ca»^[5] наи­худ­ше­го рода, кото­рая пре­да­тель­ски избав­ля­ет­ся от сопер­ни­ков и обра­ба­ты­ва­ет пре­ста­ре­ло­го мужа, влияя на его наме­ре­ния. с.153 И обви­не­ния все­гда выдви­га­ют­ся в свя­зи с вопро­сом о насле­до­ва­нии вла­сти, более нигде²².

После­дую­щие обви­не­ния про­тив этих дво­их сле­ду­ет рас­смот­реть в буду­щем в дру­гой ста­тье, но мож­но утвер­ждать, что пока здесь нет при­чин верить тем подо­зре­ни­ям, кото­рые Тацит выска­зы­ва­ет отно­си­тель­но поведе­ния Тибе­рия и Ливии при смер­ти Авгу­ста. Тогда откуда он взял эту вер­сию? Если, в соот­вет­ст­вии с прин­ци­пом «Cui bo­no?»^[6], задать­ся вопро­сом, кто боль­ше всех выиг­ры­вал от это­го стран­но­го иска­же­ния фак­тов, един­ст­вен­ным отве­том будет: «Чле­ны семьи Агрип­пы и Юлии и их наслед­ни­ки»; ибо рас­сказ явно наме­ка­ет на то, что Агрип­па имел шанс уна­сле­до­вать трон, и этот шанс был уни­что­жен в резуль­та­те махи­на­ций Тибе­рия и его мате­ри. Далее, боль­ше всех от при­хо­да Агрип­пы к вла­сти выиг­ра­ли бы три жен­щи­ны: его мать Юлия, его сест­ра Юлия (обе в изгна­нии) и его гор­дая и често­лю­би­вая сест­ра Агрип­пи­на. Обе Юлии были бы воз­вра­ще­ны из изгна­ния, и их ста­тус и поло­же­ние были бы вос­ста­нов­ле­ны²³, тогда как Агрип­пи­на поль­зо­ва­лась бы всем вли­я­ни­ем, о кото­ром меч­та­ла, как сест­ра импе­ра­то­ра и жена попу­ляр­но­го пол­ко­во­д­ца Гер­ма­ни­ка. Все эти жен­щи­ны исклю­чи­тель­но охот­но пове­ри­ли бы, что Тибе­рий, кото­ро­го они нена­виде­ли, оттес­нил Агрип­пу от тро­на; а отвра­ще­ние Агрип­пи­ны Стар­шей долж­но было уси­ли­вать­ся, когда она раз­мыш­ля­ла над тем, что ее соб­ст­вен­ный муж мог стать импе­ра­то­ром, — ибо так гово­ри­лось, — если бы не улов­ки Ливии, и над тем, что через несколь­ко лет он был убит по тай­но­му при­ка­зу Тибе­рия²⁴. Ясно, что подоб­ный рас­сказ, содер­жа­щий подоб­ный намек, если даже и не исхо­дил от этих жен­щин, одна­ко был бы радост­но встре­чен ими и рас­про­стра­нен повсюду их с.154 мно­го­чис­лен­ны­ми сто­рон­ни­ка­ми. Он одно­вре­мен­но давал уте­ше­ние раз­би­тым надеж­дам и осно­ва­ние для нена­ви­сти: осо­бен­но при­ят­ное соче­та­ние.

Суще­ст­ву­ет еще один момент, кото­рый сто­ит рас­смот­реть: дело в том, что эта вер­сия пре­крас­но послу­жи­ла бы для про­па­ган­ды в нераз­бор­чи­вых руках Агрип­пи­ны Млад­шей. Она устро­и­ла успеш­ный заго­вор, чтобы сде­лать Неро­на наслед­ни­ком Клав­дия, и счи­та­ли даже, что она отра­ви­ла мужа, чтобы достичь сво­ей цели. Но в под­держ­ку сво­его сына она мог­ла пред­ста­вить серь­ез­ные при­тя­за­ния. Нерон, как она мог­ла прав­ди­во заявить, был более близ­ким род­ст­вен­ни­ком Авгу­ста, чем Бри­тан­ник, млад­ший сын Клав­дия. «Закон­ный наслед­ник Авгу­ста, сын его род­ной доче­ри Юлии, был вытес­нен усы­нов­лен­ным пасын­ком бла­го­да­ря интри­гам маче­хи. Клав­дий состо­ит в род­стве с Авгу­стом лишь через его пасын­ка Дру­за, но еще жив юно­ша, про­ис­хо­дя­щий от него по пря­мой линии — Нерон, пра­внук Юлии и Агрип­пы. Дети Юлии были лише­ны закон­но­го наслед­ства улов­ка­ми Ливии; но с при­хо­дом Неро­на к вла­сти семья вновь всту­пит в свои пра­ва и рим­ский мир полу­чит пра­ви­те­ля, кото­рый может гор­дить­ся пря­мым про­ис­хож­де­ни­ем от Авгу­ста, а так­же явля­ет­ся вну­ком попу­ляр­но­го Гер­ма­ни­ка»²⁵. Такие при­тя­за­ния были весь­ма убеди­тель­ны, и мож­но не сомне­вать­ся, что какие-то подоб­ные рас­суж­де­ния были исполь­зо­ва­ны Агрип­пи­ной и сослу­жи­ли ей хоро­шую служ­бу; когда она писа­ла свои зна­ме­ни­тые мему­а­ры, она, несо­мнен­но, без вся­ких коле­ба­ний изо­бра­зи­ла Тибе­рия и Ливию самы­ми чер­ны­ми крас­ка­ми. Рас­смат­ри­вая наши источ­ни­ки, нуж­но при­знать, что в дан­ный пери­од на зад­нем плане угро­жаю­ще раз­рос­лась лите­ра­ту­ра раз­би­тых надежд и завист­ли­во­го гне­ва, создан­ная эти­ми тре­мя жен­щи­на­ми и их сто­рон­ни­ка­ми.

Таким обра­зом, мож­но с уве­рен­но­стью утвер­ждать, что подоб­ные настро­е­ния в отно­ше­нии Тибе­рия и Ливии не были изо­бре­те­ни­ем Таци­та. При­вер­жен­цы Юлии, лич­ные вра­ги Тибе­рия, сто­рон­ни­ки Агрип­пи­ны Стар­шей и дома Гер­ма­ни­ка долж­ны были оста­вить огром­ный мате­ри­ал, кото­рый мог исполь­зо­вать исто­рик. Одна­ко пытать­ся с.155 при­пи­сать обсуж­дае­мую вер­сию како­му-либо извест­но­му авто­ру это­го пери­о­да было бы неосмот­ри­тель­но; доста­точ­но осо­знать тот факт, что подоб­ная лите­ра­ту­ра суще­ст­во­ва­ла, и при­знать, что она долж­на была играть важ­ную роль не толь­ко в каче­стве источ­ни­ка Таци­та, но и при фор­ми­ро­ва­нии его отно­ше­ния к пер­вым импе­ра­то­рам.

Мы увиде­ли, что эта враж­деб­ная вер­сия не выдер­жи­ва­ет тща­тель­но­го рас­смот­ре­ния. Но пока­зав, откуда она воз­ник­ла, сле­ду­ет так­же задать­ся вопро­сом, каким обра­зом она появи­лась и каков будет прав­ди­вый рас­сказ (насколь­ко воз­мож­но это уста­но­вить). Подоб­ные сплет­ни ред­ко воз­ни­ка­ют из ниче­го; как бы силь­но ни был пред­убеж­ден чело­век, он дол­жен сна­ча­ла иметь какую-то малень­кую деталь, кото­рая будет поло­же­на в осно­ву. Тут мне пред­став­ля­ет­ся, что ядро после­дую­щей леген­ды сохра­ни­лось у Плу­тар­ха, хоть и в иска­жен­ной фор­ме. В его рас­ска­зе Фабий все­го лишь под­слу­шал, как ста­рый импе­ра­тор жало­вал­ся на свою несчаст­ную судь­бу; боль­ше ника­ких пред­по­ло­же­ний не дела­ет­ся. Несо­мнен­но: ино­гда, ост­ро испы­ты­вая оди­но­че­ство и жалость к себе, Август мог опла­ки­вать тот факт, что его вну­ки умер­ли или изгна­ны²⁶ и что его наслед­ни­ком станет пасы­нок; и Фабий, пере­ска­зы­вая ново­сти, конеч­но, пре­уве­ли­чил их, и импе­ра­тор был раз­дра­жен тем, что его сокро­вен­ное горе было гру­бо раз­гла­ше­но. Но мы виде­ли, что коль ско­ро рас­сказ Фабия рас­про­стра­нил­ся, он пал на бла­го­дат­ную поч­ву и с радо­стью был при­нят дву­мя изгнан­ни­ца­ми и страст­ной и лег­ко­воз­буди­мой Агрип­пи­ной. Смерть Фабия взвол­но­ва­ла их еще боль­ше; ее сочли под­твер­жде­ни­ем того, что он совер­шил про­сту­пок, выдав тай­ну. Так воз­ник­ла эта исто­рия, и долж­но было най­тись мно­го желаю­щих раздуть ее с помо­щью пре­уве­ли­че­ний и инси­ну­а­ций. Затем тща­тель­ность, с кото­рой охра­ня­лась вил­ла в Ноле, долж­на была поро­дить подо­зре­ние в том, что вести о смер­ти Авгу­ста были задер­жа­ны до при­бы­тия Тибе­рия. Что же до отрав­ле­ния, то раз­ве не суще­ст­во­вал сорт фиг под назва­ни­ем «ливи­е­вы» и раз­ве это­го было не доста­точ­но²⁷? с.156 Подоб­ным же обра­зом убий­ство Агрип­пы при­пи­сы­ва­ет­ся Ливии, воз­мож­но, при соуча­стии Тибе­рия. Но един­ст­вен­ные люди, кото­рые мог­ли отдать при­каз, — это Август или Тибе­рий, ибо слух о том, что это сде­ла­ла Ливия, явля­ет­ся все­го лишь частью зло­сло­вия, буд­то бы она при­ня­ла на себя коман­до­ва­ние после отрав­ле­ния Авгу­ста. Кто из дво­их отдал этот при­каз, навсе­гда оста­нет­ся неиз­вест­ным, ибо у нас недо­ста­точ­но свиде­тельств, чтобы решить это; одна­ко извест­но, что Август окру­жил Агрип­пу воен­ной стра­жей, чтобы не допу­стить его побе­га, кото­рый опре­де­лен­но пла­ни­ро­вал­ся, и очень воз­мож­но, что он мог отдать при­каз о том, что по полу­че­нии изве­стия о его смер­ти Агрип­па дол­жен быть устра­нен; весть о его кон­чине, таким обра­зом, долж­на была стать для Агрип­пы смерт­ным при­го­во­ром²⁸. Конеч­но, это неве­се­лая исто­рия, но, воз­мож­но, дан­ный шаг спас импе­рию от вос­ста­ния и прав­ле­ния еще одно­го Кали­гу­лы.

Сде­лав эти выво­ды, лег­ко про­следить истин­ный ход собы­тий, лишь с неболь­шой ссыл­кой на Вел­лея, кото­рым обыч­но пре­не­бре­га­ют как «при­двор­ным писа­те­лем». Извест­но, что Август, про­явив изу­ми­тель­ное под­чи­не­ние лич­ных чувств обще­ст­вен­но­му бла­гу, созна­тель­но избрал Тибе­рия сво­им пре­ем­ни­ком; имен­но ради бла­га государ­ства такой чело­век дол­жен был уна­сле­до­вать власть²⁹. Август про­во­дил лето на отды­хе в Кам­па­нии и, хотя его здо­ро­вье было сла­бым, насто­ял на том, чтобы про­во­дить Тибе­рия, уез­жав­ше­го в Илли­рик, до Бене­вен­та³⁰. Оттуда он мед­лен­но ехал обрат­но и в Ноле серь­ез­но забо­лел. Тибе­рий сра­зу же был вызван; он при­был вовре­мя и застал вели­ко­го импе­ра­то­ра уми­раю­щим, но еще в созна­нии; затем состо­ял­ся дол­гий и тай­ный, про­дол­жав­ший­ся целый день, раз­го­вор, в ходе кото­ро­го Август воз­ло­жил бре­мя импе­рии на сво­его пре­ем­ни­ка³¹. Совер­шив это, он пере­стал тре­во­жить­ся с.157 о государ­ст­вен­ных делах и оста­вил свой пост, ожи­дая при­бли­жаю­ще­го­ся кон­ца; через несколь­ко дней, на руках жены, он нашел ту εὐθα­νασία^[7], о кото­рой часто молил.

Таков был мир­ный конец вели­ко­го импе­ра­то­ра. Может пока­зать­ся, что исто­рия об отрав­ле­нии, не полу­чив­шая при­зна­ния в наше вре­мя, не сто­ит того, чтобы ее опро­вер­гать. Одна­ко эта исто­рия тес­но свя­за­на с дру­ги­ми леген­да­ми, столь же абсурд­ны­ми, в кото­рые исто­ри­ки еще склон­ны верить; путе­ше­ст­вие на Пла­на­зию, при­ми­ре­ние с Агрип­пой и его воз­мож­ное воз­вра­ще­ние, убий­ство Фабия, заго­вор Ливии, задерж­ка изве­стий о смер­ти Авгу­ста явля­ют­ся ее частя­ми и состав­ля­ю­щи­ми, и раз мы можем отверг­нуть один или два инци­ден­та, то можем и изба­вить­ся и от всей исто­рии в целом. Август нико­гда не наме­ре­вал­ся вер­нуть Агрип­пу, и все сплет­ни, свя­зан­ные с этой иде­ей, мог­ли исхо­дить лишь от лич­ных вра­гов Тибе­рия, то есть, Юлии, Агрип­пи­ны и их при­вер­жен­цев. При суще­ст­ву­ю­щем состо­я­нии наших зна­ний было бы небла­го­ра­зум­но пытать­ся ска­зать, какие из авто­ров, пред­ше­ст­во­вав­ших Таци­ту, уве­ко­ве­чи­ли эти слу­хи, но их пред­убеж­де­ние ясно вид­но: доста­точ­но пока­зать суще­ст­во­ва­ние такой враж­деб­но­сти, и при любом кри­ти­че­ском ана­ли­зе Таци­та, при любой оцен­ке прав­ле­ния пер­вых прин­цеп­сов эту враж­деб­ную лите­ра­ту­ру сле­ду­ет при­ни­мать во вни­ма­ние, а неко­то­рые леген­ды, самые сме­хотвор­ные, — отме­тать.

Кол­ледж Иису­са,
Кэм­бридж, Англия.