Легенда о близнецах Ромуле и Реме.
Историко-литературное исследование.

с.123

Ромул, родо­на­чаль­ник Рому­ли­ев и защит­ник рим­ской терри­то­рии по ту сто­ро­ну Тиб­ра, с тече­ни­ем вре­ме­ни, бла­го­да­ря эти­мо­ло­ги­че­ско­му род­ству слов Ro­mu­lus и Ro­ma, сде­лал­ся родо­на­чаль­ни­ком рим­лян вооб­ще и осно­ва­те­лем их горо­да. Такое зна­че­ние Рому­ла во вся­ком слу­чае не древ­нее орга­ни­за­ции самой общи­ны рим­лян по типу гре­че­ских город­ских πό­λεις и раз­ви­лось окон­ча­тель­но уже толь­ко в тече­ние рес­пуб­ли­кан­ско­го пери­о­да под вли­я­ни­ем гре­че­ских воз­зре­ний на город­ских кти­стов.

Далее и в ска­за­ния о пала­тин­ской кре­по­сти и о ее борь­бе с капи­то­лий­ской кре­по­стью сабин­ско­го царя Т. Тация имя Рому­ла про­ник­ло срав­ни­тель­но позд­но. Ска­за­ние о саби­ня­нах, пред­став­ля­ю­щее с.124 собою самую суще­ст­вен­ную часть всех исто­ри­че­ских пре­да­ний рим­ско­го наро­да о цар­ском пери­о­де до Тарк­ви­ни­ев¹, в уста­но­вив­шей­ся анна­ли­сти­че­ской тра­ди­ции насиль­ст­вен­но раз­би­то на две части встав­кою Нумы Пом­пи­лия².

Пер­вая часть ска­за­ний о саби­ня­нах при­уро­че­на к име­ни Рому­ла. Одна­ко в леген­де о смер­ти Т. Тация³ Ромул вооб­ще не игра­ет ника­кой роли; имя Рому­ла слу­жит здесь исклю­чи­тель­но толь­ко хро­но­ло­ги­че­ским ярлы­ком, напо­до­бие того, как, напри­мер, Рому­лу при­пи­сы­ва­ет­ся обы­чай употреб­лять при жерт­во­при­но­ше­ни­ях моло­ко вме­сто позд­ней­ше­го вина⁴. Такое же зна­че­ние при­над­ле­жит име­ни Рому­ла и в леген­де о похи­ще­нии саби­ня­нок, пред­став­ля­ю­щей собою мотив, неза­ви­си­мый от наше­ст­вия саби­нян и толь­ко слу­чай­но при­ня­тый в цикл пре­да­ний о саби­ня­нах⁵. Толь­ко в бит­ве на фору­ме Рому­лу при­сво­е­на актив­ная роль, тес­но свя­зан­ная с ходом самих собы­тий. Одна­ко как раз в этом слу­чае постро­е­ние ска­за­ния ясно пока­зы­ва­ет, что уча­стие Рому­ла в этом деле появи­лось толь­ко допол­ни­тель­ным спо­со­бом, в виде позд­ней­ше­го насло­е­ния. Сопер­ни­ка­ми высту­па­ют с сабин­ской сто­ро­ны Met­tius Cur­tius, а с рим­ской — Hos­tius Hos­ti­lius⁶. Но появ­ле­ние послед­не­го, в сохра­нив­шей­ся фор­ме рас­ска­за, ока­зы­ва­ет­ся совер­шен­но бес­цель­ным, так как Гости­лий поги­ба­ет сей­час же, в самом нача­ле, не совер­шив ниче­го и не оста­вив ника­ко­го следа в даль­ней­шем ходе дела, руко­во­ди­мо­го от нача­ла до кон­ца Рому­лом. с.125 Про­ти­во­по­став­ле­ние сабин­ско­му Мет­тию Кур­цию рим­ско­го Гостия Гости­лия полу­ча­ет над­ле­жа­щий смысл толь­ко в том слу­чае, если, подоб­но Мет­тию Кур­цию, так­же и Гостий Гости­лий при­ни­мал уча­стие в этом деле от нача­ла до кон­ца. Пово­рот бит­вы в поль­зу рим­лян харак­те­ри­зу­ет­ся опас­но­стью сабин­ско­го Мет­тия Кур­ция в Кур­ци­е­вом боло­те (la­cus Cur­tius)⁷. И вот любо­пыт­но, что по сосед­ству с la­cus Cur­tius нахо­ди­лась не толь­ко cu­ria Hos­ti­lia, но и моги­ла Гости­лия, при­ни­мав­ша­я­ся так­же за моги­лу Фаусту­ла⁸ и даже Рому­ла⁹. Подоб­ное коле­ба­ние меж­ду Рому­лом и Гости­ли­ем заме­ча­ет­ся так­же и по отно­ше­нию к саби­нян­ке Гер­си­лии (Her­si­lia), кото­рая назы­ва­ет­ся то супру­гой Рому­ла, то супру­гой Гости­лия¹⁰. Если бы моги­ла и Гер­си­лия иско­ни при­над­ле­жа­ли осно­ва­те­лю горо­да Рому­ла, то вытес­не­ние его име­нем Гости­лия было бы зага­доч­но. Напро­тив, более прав­до­по­доб­на обрат­ная заме­на Гости­лия Рому­лом на том же осно­ва­нии, как и вытес­не­ние пер­во­го послед­ним в рас­ска­зе о бит­ве на фору­ме.

Вто­рая часть пре­да­ний о саби­ня­нах, отде­лен­ная от пер­вой части встав­кой леген­ды о сакраль­ном царе Нуме Пом­пи­лии, навсе­гда оста­лась при­уро­чен­ной к име­ни Гости­лия, пре­вра­тив­ше­го­ся здесь в само­сто­я­тель­ную лич­ность царя Тул­ла Гости­лия, отлич­ную от спо­движ­ни­ка Рому­ла, Госта Гости­лия. Одна­ко сход­ство дея­ний пер­во­го и третье­го царя столь оче­вид­но, что Тулл Гости­лий явля­ет­ся в сущ­но­сти толь­ко дуб­ли­ка­том Рому­ла¹¹. При­чи­на тако­го сход­ства и заклю­ча­ет­ся в том, что в тех ска­за­ни­ях, кото­рые при­над­ле­жат к сабин­ско­му цик­лу, имя Рому­ла явля­ет­ся позд­ней­шею срав­ни­тель­но заме­ною име­ни Гости­лия. При таком пред­по­ло­же­нии полу­ча­ет­ся пол­ный парал­ле­лизм обе­их частей сабин­ско­го цик­ла так­же и в име­нах. Тул­лу Гости­лию с Мет­ти­ем Фуфе­ци­ем соот­вет­ст­ву­ет Гост с.126 (= Гостий) Гости­лий с Мет­ти­ем Кур­ци­ем. Оба Гости­лия не раз­гра­ни­че­ны в совер­шен­стве еще и в лите­ра­тур­ной тра­ди­ции¹². При­том Гости­лий, спо­движ­ник Рому­ла, погиб­ший в самом нача­ле сабин­ской вой­ны, участ­ву­ет еще в дру­гих, более позд­них, делах Рому­ла¹³.

Судя по всем дан­ным, глав­ным геро­ем с рим­ской сто­ро­ны в ска­за­ни­ях о борь­бе с саби­ня­на­ми являл­ся Гости­лий, назы­вав­ший­ся то Гостом, то Тул­лом¹⁴, в то вре­мя как Ромул пред­став­лял собою глав­но­го героя затибр­ских ска­за­ний, в том чис­ле и ска­за­ний о борь­бе с веен­та­ми. Анна­ли­сти­че­ская тра­ди­ция о Рому­ле осно­вы­ва­ет­ся на частич­ной ком­би­на­ции обо­их цик­лов ска­за­ний.

Оба эти цик­ла, рав­но как их соеди­не­ние, в глав­ных чер­тах при­над­ле­жат еще пери­о­ду уст­ной народ­ной сло­вес­но­сти. Народ­ный харак­тер цик­ла сабин­ских ска­за­ний явст­ву­ет из того, что наравне с име­нем Рому­ла, в состав этих ска­за­ний вошли еще и дру­гие части, не имев­шие пер­во­на­чаль­но, по-види­мо­му, ника­ко­го отно­ше­ния к саби­ня­нам. Таков осо­бен­но рас­сказ о похи­ще­нии (умы­ка­нии) невест; тако­во, веро­ят­но, и имя Т. Тация, кото­рый в сохра­нив­шей­ся фор­ме леген­ды явля­ет­ся не толь­ко сабин­ским царем (впро­чем, с очень узким кру­гом дея­тель­но­сти в соб­ст­вен­но сабин­ских делах), но вме­сте с тем ока­зы­ва­ет­ся при­кос­но­вен­ным и к кров­ной мести, и к лав­рен­тя­нам, и, нако­нец, даже к пле­бе­ям¹⁵.

Цикл сабин­ских ска­за­ний, со вклю­че­ни­ем уже име­ни Рому­ла, еще око­ло 300 года до Р. Хр. состав­лял досто­я­ние народ­но­го твор­че­ства¹⁶, как вид­но из хро­но­ло­ги­че­ской наив­но­сти, заклю­чаю­щей­ся в при­об­ще­нии к бит­ве на фору­ме хра­ма Юпи­те­ра Ста­то­ра¹⁷, соору­жен­но­го толь­ко в 293 году¹⁸. Напро­тив, отно­си­тель­но хра­ма с.127 Юпи­те­ра Фере­трий­ско­го народ­ное про­ис­хож­де­ние рас­ска­за¹⁹ весь­ма сомни­тель­но, насколь­ко дело каса­ет­ся, по край­ней мере, Рому­ла²⁰.

Если же исклю­чить с одной сто­ро­ны цикл сабин­ских ска­за­ний, а с дру­гой — затибр­ские ска­за­ния о Рому­ле, то оста­ток био­гра­фии пер­во­го царя Рима содер­жит в себе весь­ма мало эпи­че­ско­го мате­ри­а­ла, огра­ни­чи­ва­ясь в этом отно­ше­нии одной толь­ко леген­дой о смер­ти Рому­ла, в осно­ва­нии кото­рой лежит несо­мнен­но народ­ное ска­за­ние. Но толь­ко это ска­за­ние каса­лось не Рому­ла, а како­го-то мест­но­го инди­ге­та Мар­со­ва поля. Di in­di­ge­tes соот­вет­ст­ву­ют гре­че­ским ἥρωες, в смыс­ле обо­готво­рен­ных людей. В отли­чие от обык­но­вен­ных Ma­nes, место­жи­тель­ство кото­рых, по рим­ским рели­ги­оз­ным воз­зре­ни­ям, пред­по­ла­га­лось под зем­лей в их моги­лах, инди­ге­ты после смер­ти, напро­тив, не пре­бы­ва­ют в моги­ле. Их место­жи­тель­ство пред­по­ла­га­лось или в реках и озе­рах²¹, или в рощах, а по позд­ней­шим гре­че­ским воз­зре­ни­ям, на небе в сооб­ще­стве богов. При­чи­ну тако­го посмерт­но­го пре­бы­ва­ния инди­ге­тов, отлич­но­го от состо­я­ния про­стых Ma­nes, рим­ляне нахо­ди­ли в том, что такие избран­ные люди, в момент смер­ти, вне­зап­но исче­за­ли, како­вое исчез­но­ве­ние обо­зна­ча­лось осо­бым выра­же­ни­ем, заим­ст­во­ван­ным, оче­вид­но, из эпи­че­ской тер­ми­но­ло­гии: non com­pa­ruit или nus­quam com­pa­ruit. (ap­pa­ruit), что Ливий, по отно­ше­нию к Рому­лу²², пере­фра­зи­ру­ет сло­ва­ми: nec dein­de in ter­ris fuit. Дру­гая отли­чи­тель­ная чер­та рим­ских воз­зре­ний об инди­ге­тах заклю­ча­лась в том, что соб­ст­вен­ное имя инди­ге­та не про­из­но­си­лось, состав­ляя сво­его рода сакраль­ную тай­ну²³. Такая безы­мян­ность инди­ге­тов достав­ля­ла позд­ней­шим про­све­щен­ным поко­ле­ни­ям воз­мож­ность давать инди­ге­там име­на каких угод­но геро­ев древ­но­сти. Подоб­но ото­жест­вле­нию ардей­ско­го инди­ге­та с Эне­ем, так­же и «неиз­ре­чен­ный» инди­гет Козье­го озе­ра (la­cus Car­pae) на Мар­со­вом поле ото­жест­влен с Рому­лом, быть может, толь­ко после Энния, у кото­ро­го конец с.128 Рому­ла изло­жен был в фор­ме обык­но­вен­но­го гре­че­ско­го апо­фе­о­за²⁴. Зато ото­жест­вле­ние Рому­ла с Кви­ри­ном, встре­чаю­ще­е­ся уже у Энния, мог­ло воз­ник­нуть еще по поч­ве народ­но­го эпи­че­ско­го твор­че­ства в свя­зи с цик­лом сабин­ских ска­за­ний.

Изло­же­ние био­гра­фии Рому­ла у Ливия и Дио­ни­сия обра­ща­ет на себя вни­ма­ние сво­ей схе­мой, про­веден­ной по опре­де­лен­но­му пла­ну. В осно­ва­ние клас­си­фи­ка­ции мате­ри­а­ла поло­же­ны поня­тия «do­mi mi­li­tiae­que»²⁵, а дела «do­mi», в свою оче­редь, разде­ле­ны на res di­vi­nae и res hu­ma­nae²⁶, с под­веде­ни­ем под имя Рому­ла, в каче­стве хро­но­ло­ги­че­ско­го ярлы­ка, вся­ких сакраль­ных и свет­ских учреж­де­ний и обы­ча­ев рим­ской общи­ны, суще­ст­во­вав­ших с неза­па­мят­ных вре­мен. Но меж­ду тем как Ливий дает очень огра­ни­чен­ный под­бор, Дио­ни­сий, напро­тив, пред­став­ля­ет уже целую энцик­ло­пе­дию рим­ских древ­но­стей²⁷. Все это про­из­во­дит такое впе­чат­ле­ние, как буд­то схе­ма био­гра­фии Рому­ла воз­ник­ла в шко­лах рито­ров, в каче­стве темы для рито­ри­че­ских упраж­не­ний²⁸.

В загла­вии пред­ла­гае­мая здесь работа назва­на нами исто­ри­ко-лите­ра­тур­ным иссле­до­ва­ни­ем. Непредубеж­ден­ный чита­тель, наде­ем­ся, при­зна­ет такую поста­нов­ку вопро­са пра­виль­ной. Цар­ская леген­да, в рас­смот­рен­ных нами пре­де­лах, пред­став­ля­ет собою целое, сло­жив­ше­е­ся из самых раз­но­об­раз­ных частей раз­лич­но­го про­ис­хож­де­ния: народ­но-эпи­че­ских, лите­ра­тур­но-поэ­ти­че­ских и науч­но-архео­ло­ги­че­ских, рим­ских и гре­че­ских. Мень­ше все­го в с.129 ней сле­дов мифо­ло­гии в том смыс­ле, как при­ня­то употреб­лять этот тер­мин. Основ­ной харак­тер рим­ской нацио­наль­ной рели­гии, хра­ни­те­ля­ми кото­рой были кол­ле­гии пон­ти­фи­ков и авгу­ров, совсем не бла­го­при­ят­ст­во­вал раз­ви­тию мифо­ло­гии о богах, напо­до­бие гре­че­ской. У рим­лян мог­ли быть толь­ко ска­за­ния о бога­ты­рях, но мифов о богах не было вовсе. Если, напри­мер, Паис пре­вра­ща­ет в богов не толь­ко Рею Силь­вию, Фаусту­ла и Акку Ларен­цию, но даже и Тарк­ви­ния²⁹, то это напо­ми­на­ет собою шут­ку авто­ра паро­дии «Le my­the so­lai­re d’Ox­ford» (1870), кото­рый, поль­зу­ясь при­е­ма­ми мифо­ло­ги­че­ской шко­лы Мак­са Мюл­ле­ра, дока­зал, что сам Макс Мюл­лер не что иное, как сол­неч­ное боже­ство, выра­жен­ное в мифо­ло­ги­че­ском обра­зе «вели­ко­го мель­ни­ка»³⁰.

Леген­да о рим­ских близ­не­цах весь­ма поучи­тель­на для над­ле­жа­щей оцен­ки мето­до­ло­ги­че­ских при­е­мов древ­них и новых мифо­ло­гов³¹.