Городской образ и визуальный сюжет: Марсово поле во времена Августа

Мар­со­во поле, в тече­ние сто­ле­тий рес­пуб­ли­ки нахо­див­ше­е­ся в состо­я­нии гра­до­стро­и­тель­ной спяч­ки, в импе­ра­тор­ский пери­од ясно засвиде­тель­ст­во­ва­но как впе­чат­ля­ю­щий мону­мен­таль­ный рай­он. Тогда как после­дую­щие импе­ра­то­ры допол­ня­ли Поле Мар­са, имен­но Август Цезарь дал важ­ней­ший тол­чок к изме­не­нию горо­да. В дан­ной ста­тье я наме­рен иссле­до­вать суще­ст­во­ва­ние сфор­му­ли­ро­ван­но­го сим­во­ли­че­ско­го город­ско­го обра­за в рим­ской север­ной долине раз­ли­ва. Обра­ща­ясь к архи­тек­тур­ным фор­мам, деко­ра­ци­ям и пла­ни­ров­ке, важ­но понять, дей­ст­ви­тель­но ли прин­цепс и его помощ­ни­ки осо­знан­но созда­ли на Мар­со­вом поле спла­ни­ро­ван­ный визу­аль­ный сюжет для рас­про­стра­не­ния идео­ло­гии Авгу­ста. Повли­ял ли умыш­лен­но создан­ный город­ской образ на внеш­ний вид рай­о­на, его стро­е­ния, укра­ше­ния и топо­гра­фию в ходе про­па­ган­де мира Авгу­ста, золо­то­го века и осо­бы импе­ра­то­ра? Если спон­тан­ная пла­ни­ров­ка Рима накла­ды­ва­ла огра­ни­че­ния на архи­тек­тур­ные начи­на­ния в пре­де­лах рес­пуб­ли­кан­ско­го город­ско­го пей­за­жа, то фак­ти­че­ски не исполь­зо­вав­ше­е­ся поле дало Авгу­сту ред­кую воз­мож­ность создать спла­ни­ро­ван­ный город­ской образ с само­го нача­ла. Бла­го­да­ря исполь­зо­ва­нию эсте­ти­че­ских форм и идей­но­го сим­во­лиз­ма и пре­вра­ще­нию рай­о­на в место для отды­ха, задан­ный город­ской образ мог ока­зать воздей­ст­вие на раз­но­род­ное насе­ле­ние Рима, безот­но­си­тель­но соци­аль­но­го поло­же­ния или нацио­наль­но­сти. При­вле­ка­тель­ный и доступ­ный вся­ко­му, этот образ дол­жен был играть роль актив­но­го сред­ства воздей­ст­вия при дости­же­нии целей про­па­ган­ды Авгу­ста.

«А кру­гом — мно­же­ство пор­ти­ков, пар­ки, три теат­ра, амфи­те­атр и пыш­ные хра­мы, рас­по­ло­жен­ные друг за дру­гом, так что опи­са­ние осталь­но­го горо­да, пожа­луй, излишне»¹.

Так уди­ви­ло Стра­бо­на архи­тек­тур­ное пре­об­ра­зо­ва­ние доли­ны раз­ли­ва к севе­ру от Рима. Треть сво­его рас­ска­за о горо­де вре­мен Авгу­ста он посвя­тил рас­смот­ре­нию это­го пре­об­ра­зо­ва­ния, и урба­ни­за­ция Мар­со­ва поля вопло­ти­ла архи­тек­тур­ное вели­ко­ле­пие эпо­хи. В дан­ной ста­тье я наме­рен уста­но­вить, игра­ло ли Мар­со­во поле роль тща­тель­но спла­ни­ро­ван­но­го, кон­цеп­ту­аль­но­го, зна­ко­во­го рай­о­на в зарож­даю­щей­ся Импе­рии (рис. 1). С помо­щью деталь­но­го кри­ти­че­ско­го ана­ли­за струк­тур­ных форм рай­о­на, его топо­гра­фи­че­ско­го обли­ка и тема­ти­че­ско­го содер­жа­ния я наме­рен про­ве­рить пред­по­ло­же­ние о том, что Поле содер­жа­ло эсте­ти­че­ски еди­ный, идео­ло­ги­че­ски при­вле­ка­тель­ный образ горо­да. При этом будут иссле­до­ва­ны такие базо­вые вопро­сы, как граж­дан­ская вос­при­им­чи­вость рим­ско­го насе­ле­ния и город­ская юрис­дик­ция Авгу­ста. Хоро­шо засвиде­тель­ст­во­ва­но, что Мар­со­во поле — един­ст­вен­ное место, пол­но­стью пере­пла­ни­ро­ван­ное за вре­мя прав­ле­ния Авгу­ста. С дру­гой сто­ро­ны, харак­тер это­го места как наме­рен­но спро­ек­ти­ро­ван­но­го рай­о­на, сим­во­ли­зи­ру­ю­ще­го авгу­стов­скую идео­ло­гию, нуж­да­ет­ся в ана­ли­зе.

В «Мора­ли­ях» Плу­тарх крат­ко наме­ка­ет на важ­ность струк­ту­ры и обли­ка горо­да в антич­ном мире: «Город слов­но живое созда­ние… еди­ное и непре­рыв­ное целое»². Их эффек­тив­ное исполь­зо­ва­ние, важ­ное для рас­про­стра­не­ния задан­ных идей, веро­ва­ний и поли­ти­ки, упро­чи­ло в гла­зах обще­ства ста­тус самых глав­ных горо­дов в антич­но­сти, а имен­но, Алек­сан­дрии, Пер­га­ма и само­го авгу­стов­ско­го Рима³. В отли­чие от неза­ви­си­мых худо­же­ст­вен­ных или архи­тек­тур­ных работ (кото­рые запе­чатле­ва­ют выбран­ную сце­ну в един­ст­вен­ном визу­аль­ном обра­зе), город­ской облик пред­став­ля­ет собой все­це­ло дина­ми­че­скую, раз­ви­ваю­щу­ю­ся струк­ту­ру. Она опре­де­ля­ет­ся кли­ма­том, стро­и­тель­ст­вом, раз­ру­ше­ни­ем и мигра­ци­ей насе­ле­ния, и ее мож­но наблюдать с раз­ных точек зре­ния и на раз­ных чув­ст­вен­ных уров­нях⁴. Опыт реаль­но­го вза­и­мо­дей­ст­вия, вопло­ще­ние целе­на­прав­лен­но­го визу­аль­но­го сюже­та потен­ци­аль­но могут повли­ять на уста­нов­ки, взгляды и даже поведе­ние город­ских наблюда­те­лей.

В отли­чие от рес­пуб­ли­кан­ско­го Рима⁵, изна­чаль­но пло­хо спла­ни­ро­ван­но­го, неза­стро­ен­ное Мар­со­во поле дало Авгу­сту воз­мож­ность начать ком­плекс­ную город­скую про­грам­му с нуля. Вели­ко­леп­ный театр-рези­ден­ция Пом­пея (Theat­rum Pom­pei), во вре­ме­на Рес­пуб­ли­ки под­вер­жен­ный затоп­ле­нию при раз­ли­вах Тиб­ра, был един­ст­вен­ным мону­мен­таль­ным соору­же­ни­ем, укра­шав­шим Поле до бит­вы при Акции⁶. Прак­ти­че­ски неве­ро­ят­но, чтобы Август, свя­зан­ный при вос­ста­нов­ле­нии Веч­но­го Горо­да спон­тан­ной город­ской пла­ни­ров­кой и асим­мет­рич­ны­ми изви­ли­сты­ми ули­ца­ми, упу­стил бы шанс сфор­ми­ро­вать еди­ный город­ской образ на Мар­со­вом поле. При­тя­га­тель­ное объ­еди­нен­ное Поле не толь­ко име­ло бы соб­ст­вен­ную непре­хо­дя­щую цен­ность, но и как нель­зя луч­ше отвле­ка­ло бы вни­ма­ние от город­ских недо­стат­ков само­го Рима.

Как и дру­гие древ­ние циви­ли­за­ции, рим­ляне были искус­ны в тол­ко­ва­нии город­ской среды оби­та­ния. В усло­ви­ях рас­про­стра­нен­ной негра­мот­но­сти даже у необ­ра­зо­ван­ных пле­бе­ев выра­ба­ты­ва­лась хоро­шие спо­соб­но­сти к вос­при­я­тию. Точ­но так же, как лица пат­ри­ци­ан­ско­го досто­ин­ства были све­ду­щи в пони­ма­нии поли­ти­че­ских посла­ний, рас­про­стра­ня­е­мых по все­му горо­ду, — так и пле­бей­ским мас­сам тре­бо­ва­лась доста­точ­ная ост­ро­та зре­ния, чтобы бро­дить по Риму и его окрест­но­стям. Сле­ду­ет пом­нить, что, в отли­чие от совре­мен­но­го обще­ства непре­рыв­но­го дви­же­ния и высо­ких ско­ро­стей, граж­дане пере­ме­ща­лись по Мар­со­ву полю эпо­хи Авгу­ста или пеш­ком или в мед­лен­ных повоз­ках. Каж­дый наблюда­тель, спо­соб­ный на досу­ге оце­нить и пере­смот­реть струк­ту­ру горо­да, спо­со­бен был и сфор­ми­ро­вать соб­ст­вен­ное вос­при­я­тие пре­об­ра­зо­ван­но­го рай­о­на. Тео­ре­ти­че­ски это озна­ча­ло идею или, точ­нее, город­ской образ Мар­со­ва Поля⁷. Обла­дая таки­ми спо­соб­но­стя­ми и воз­мож­но­стя­ми, зри­те­ли ока­зы­ва­лись вос­при­им­чи­вы к изо­бра­же­ни­ям, кото­рые встре­ча­лись им как в топо­гра­фии, так и в орна­мен­тах.

Итак, оче­вид­но, что струк­тур­но инте­гри­ро­ван­ное, кон­цеп­ту­аль­но еди­ное Поле долж­но было при­влечь все насе­ле­ние Рима, вне зави­си­мо­сти от соци­аль­но­го поло­же­ния или нацио­наль­но­сти⁸. Я бы пред­по­ло­жил, что этот рай­он испол­нил свое пред­на­зна­че­ние за счет нали­чия раз­но­об­раз­ных ком­по­нен­тов, замет­ных и инте­рес­ных для наблюда­те­лей, обла­даю­щих раз­лич­ным уров­нем интел­лек­та. Так как вос­при­я­тие пле­бе­ев неиз­беж­но было огра­ни­чен­но, они долж­ны были вос­хи­щать­ся мону­мен­таль­ны­ми построй­ка­ми Поля, рос­кош­ны­ми сада­ми (hor­ti) и спо­кой­ной обста­нов­кой. Точ­но так же и обра­зо­ван­ная эли­та, боль­шая часть кото­рой наслаж­да­лась откры­ты­ми вида­ми Мар­со­ва Поля из сво­их рос­кош­ных вилл на рим­ских хол­мах⁹, долж­на была изум­лять­ся гид­рав­ли­че­ским работам Агрип­пы, пря­мо­уголь­ной пла­ни­ров­ке рай­о­на и замыс­ло­ва­тым дета­лям Ara Pa­cis Augus­tae (Алта­ря Мира Авгу­ста). Кро­ме того, обнов­ле­ние рим­ско­го обще­ства, осу­ществля­е­мое Авгу­стом, было всем понят­но, и его ста­тус отца горо­да (pa­ter ur­bis) явно про­па­ган­ди­ро­вал­ся во всем этом рай­оне. С дру­гой сто­ро­ны, колос­саль­ный мас­штаб и гран­ди­оз­ные очер­та­ния Поля мог­ли вну­шить тре­пет и почте­ние наблюда­те­лям-ино­зем­цам; «вели­чие его силы (Рима) так же может при­сут­ст­во­вать с извест­ным авто­ри­те­том и в его обще­ст­вен­ный построй­ках»¹⁰. Все, от пора­зи­тель­ной фор­мы Mau­so­leum Augus­ti (Мав­зо­лея Авгу­ста) до обе­лис­ков поко­рен­но­го Егип­та, под­чер­ки­ва­ло двой­ное гос­под­ство: Веч­но­го Горо­да как вла­сте­ли­на импе­рии и Авгу­ста как пер­во­го граж­да­ни­на. Пред­став­ля­ет­ся несо­мнен­ным, что Поле Авгу­ста долж­но было быть не менее дей­ст­вен­ным, чем все­про­ни­каю­щий лейт­мо­тив воз­рож­де­ния рим­ско­го город­ско­го пей­за­жа¹¹.

В про­ти­во­по­лож­ность рес­пуб­ли­кан­ской без­де­я­тель­но­сти, в эпо­ху Авгу­ста засвиде­тель­ст­во­ва­но воз­веде­ние или рестав­ра­ция при­мер­но трид­ца­ти двух стро­е­ний на Мар­со­вом поле. Досто­вер­ность суще­ст­во­ва­ния «пла­на» застрой­ки Поля, кото­рый с лег­ко­стью при­пи­сы­ва­ет­ся прин­цеп­су и его помощ­ни­кам, по сути, зави­сит от того, имел ли Август пре­ро­га­ти­ву в обла­сти архи­тек­ту­ры. Хотя работы импе­ра­то­ра по стро­и­тель­ству и вос­ста­нов­ле­нию зда­ний в горо­де фор­маль­но про­из­во­ди­лись вла­стью сена­та (auc­to­ri­ta­te se­na­tus), вли­я­ние Авгу­ста, не име­ю­щее себе рав­ных, застав­ля­ет пред­по­ло­жить, что это была все­го лишь кон­сти­ту­ци­он­ная фик­ция¹². Напри­мер, кажет­ся непо­нят­ным, как явно про­ав­гу­стов­ский Алтарь Мира мог счи­тать­ся постро­ен­ным по обе­ту сена­та¹³. Лите­ра­тур­ные свиде­тель­ства дают даль­ней­шие под­твер­жде­ния. У Све­то­ния засвиде­тель­ст­во­ва­но, как прин­цепс поощ­ря­ет Ста­ти­лия Тав­ра, Мар­ция Филип­па и Луция Кор­ни­фи­ция про­во­дить стро­и­тель­ные или ремонт­ные работы на бла­го горо­да¹⁴. Этот факт, удо­сто­ив­ший­ся ред­кой похва­лы Таци­та¹⁵, ярко под­чер­ки­ва­ет, насколь­ко рим­ская город­ская поли­ти­ка была под­власт­на импе­ра­то­ру. Более того, он наво­дит на мысль, что меро­при­я­тия дру­гих лиц долж­ны были уве­ли­чи­вать вели­чие толь­ко горо­да; «он (Август) посто­ян­но забо­тил­ся об общем бла­ге, но не завидо­вал ничьей сла­ве, полу­чен­ной за такие обще­ст­вен­ные бла­го­де­я­ния»¹⁶. Из это­го сле­ду­ет вывод, что стре­мить­ся к архи­тек­тур­ной сла­ве мог теперь толь­ко сам импе­ра­тор, и выра­зи­тель­ной демон­стра­ци­ей этой кон­цеп­ции стал Мав­зо­лей Авгу­ста¹⁷.

После веков отно­си­тель­но­го без­дей­ст­вия, бес­спор­но, имен­но даль­но­вид­ность импе­ра­тор­ско­го дома послу­жи­ла при­чи­ной транс­фор­ма­ции Мар­со­ва Поля. Огром­ное зна­че­ние в этом отно­ше­нии име­ла непо­ко­ле­би­мая лояль­ность вер­но­го помощ­ни­ка прин­цеп­са Мар­ка Агрип­пы. Имен­но ком­плекс­ные уси­лия Агрип­пы, от завер­ше­ния стро­и­тель­ства акве­ду­ка Девы (19 г. до н. э.) до капи­таль­но­го ремон­та кана­ли­за­ци­он­ной систе­мы Рима под­гото­ви­ли Мар­со­во поле к обшир­ной урба­ни­за­ции¹⁸. Учи­ты­вая его поис­ти­не актив­ный под­ход к вос­ста­нов­ле­нию инфра­струк­ту­ры горо­да¹⁹, веро­ят­но так­же, что Агрип­па ока­зы­вал очень боль­шое вли­я­ние на раз­ви­тие Мар­со­ва Поля до сво­ей смер­ти в 12 г. до н. э. Агрип­па полу­чил от прин­цеп­са огром­ную власть, и его непо­ко­ле­би­мая пре­дан­ность вновь ука­зы­ва­ет на цен­тра­ли­за­цию город­ской вла­сти у импе­ра­то­ра. Дей­ст­ви­тель­но, вели­ко­ле­пие и прак­ти­че­ская поль­за от про­ек­тов Агрип­пы, укра­шав­ших рай­он, вновь под­твер­жда­ет это мне­ние²⁰. Хотя эти про­ек­ты и при­но­си­ли Агрип­пе боль­шой авто­ри­тет, их основ­ной целью было про­слав­ле­ние осо­бы импе­ра­то­ра и Золо­то­го века, кото­рый он осно­вал; «он (Агрип­па) сове­то­вал Авгу­сту самые гуман­ные, самые често­лю­би­вые и самые полез­ные про­ек­ты, но не пре­тен­до­вал даже на малую долю той сла­вы, кото­рые они при­но­си­ли. Напро­тив, он исполь­зо­вал поче­сти, кото­рые Август даро­вал ему, не в лич­ных целях или для удо­воль­ст­вий, а на поль­зу само­му импе­ра­то­ру и государ­ству в целом»²¹. Явно сим­во­ли­зи­руя прин­цеп­са, эти про­ек­ты, оче­вид­но, явля­лись неотъ­ем­ле­мы­ми ком­по­нен­та­ми воз­рож­ден­но­го город­ско­го сюже­та это­го рай­о­на. Агрип­пу, пре­дан­но под­чи­няв­ше­го­ся импе­ра­то­ру²², мож­но с пол­ным осно­ва­ни­ем счи­тать дви­жу­щей силой при под­готов­ке и созда­нии мону­мен­таль­но­го Поля Авгу­ста.

Безот­но­си­тель­но того вли­я­ния на гра­до­стро­и­тель­ную поли­ти­ку, кото­рым обла­дал Август, крат­ко­го рас­смот­ре­ния заслу­жи­ва­ет роль архи­тек­то­ра. Хотя наши зна­ния об архи­тек­то­рах того пери­о­да, к сожа­ле­нию, огра­ни­че­ны²³, сле­ду­ет понять, мог­ли ли они серь­ез­но повли­ять на эсте­ти­че­ское и струк­тур­ное раз­ви­тие реги­о­на? Обя­за­тель­ная кон­цен­тра­ция на про­па­ган­де Авгу­ста, пусть и пред­по­ла­гае­мая, по всей веро­ят­но­сти, долж­на была лишить их этой воз­мож­но­сти. Я пола­гаю, что ука­за­ния импе­ра­то­ра вытес­ни­ли инди­виду­аль­ное само­вы­ра­же­ние. Прин­цепс, наби­рав­ший­ся опы­та в тече­ние деся­ти­ле­тий, несо­мнен­но, пони­мал, какие воз­мож­но­сти для убеж­де­ния дает город­ской пей­заж, осо­бен­но для рас­про­стра­не­ния сре­ди зри­те­лей изо­бра­же­ний импе­ра­то­ра и его дости­же­ний. Более того, он дол­жен был осо­зна­вать, что эти воз­мож­но­сти все­це­ло зави­се­ли от архи­тек­тур­но-идей­ной орга­ни­за­ции, прин­ци­пы кото­рой лег­ко раз­ру­ша­ют­ся несоот­вет­ст­ви­я­ми или спон­тан­но­стью неза­ви­си­мой мыс­ли. Сле­до­ва­тель­но, целе­со­об­раз­ность насто­я­тель­но тре­бо­ва­ла огра­ни­чить архи­тек­тур­ную сво­бо­ду. Напро­тив, авто­ри­тар­ное руко­вод­ство немно­гих избран­ных, в основ­ном Агрип­пы и само­го Авгу­ста, гораздо луч­ше под­хо­ди­ло для созда­ния скон­цен­три­ро­ван­но­го и бес­ком­про­мисс­но­го обра­за горо­да.

В про­ти­во­по­лож­ность плот­но²⁴ и непро­ду­ман­но застро­ен­но­му Риму²⁵, Август пре­вра­тил Мар­со­во поле в изящ­ный город­ской рай­он. Исполь­зуя пря­мо­уголь­ный план для цен­траль­ной терри­то­рии, Август заме­нил преж­ние боло­ти­стые низи­ны, вет­хие зда­ния и опас­ные ули­цы рос­кош­ны­ми мра­мор­ны­ми стро­е­ни­я­ми, зеле­ным пар­ком (hor­ti) и зано­во вымо­щен­ной доро­гой (Via Fla­mi­nia)²⁶. Вполне прав­до­по­доб­но, что извест­ное само­вос­хва­ле­ние Авгу­ста: «Я нашел Рим кир­пич­ным, а остав­ляю его мра­мор­ным»²⁷ боль­ше под­хо­дит для опи­са­ния обнов­лен­ной доли­ны раз­ли­ва, чем само­го Рима. Пред­по­ла­га­ли, что этот рай­он, гео­гра­фи­че­ски близ­кий к горо­ду, играл роль дво­ра перед Римом. Он похож на атрий в рим­ском доме²⁸, и мож­но пред­ста­вить себе, как вну­ши­тель­но выгляде­ла его струк­ту­ра, убеди­тель­но вос­про­из­во­дя воен­ную сла­ву рас­по­ло­жен­но­го поза­ди Веч­но­го Горо­да. Веду­щая из Рима к Тиб­ру Фла­ми­ни­е­ва доро­га зри­тель­но уси­ли­ва­ла эту ассо­ци­а­цию. Доро­га пере­се­ка­ла поле с севе­ра, и ее при­под­ня­тый уро­вень поз­во­лял наблюда­те­лям бес­пре­пят­ст­вен­но наслаж­дать­ся обшир­ным город­ским пей­за­жем, рас­ки­нув­шим­ся вни­зу. Более того, веро­ят­но, прин­цепс наме­рен­но видо­из­ме­нил Фла­ми­ни­е­ву доро­гу, удач­но рас­по­ло­жив вдоль нее стро­е­ния. Дви­га­ясь по ней, наблюда­те­ли вос­при­ни­ма­ли эти стро­е­ния в созна­тель­но задан­ной после­до­ва­тель­но­сти, что дела­ло доро­гу целост­ным сред­ст­вом обзо­ра²⁹. Удач­ным при­ме­ром явля­ет­ся место­по­ло­же­ние Мав­зо­лея Авгу­ста, сим­во­ли­че­ски завер­шав­шее ряд гроб­ниц, тянув­ших­ся на под­сту­пах к Риму. Этот визу­аль­ный сим­вол выра­зи­тель­но под­твер­ждал для зри­те­лей ста­тус Авгу­ста как «пер­во­го граж­да­ни­на». Более того, по доро­ге граж­да­нам часто встре­ча­лись и скульп­тур­ные изо­бра­же­ния прин­цеп­са. Пред­став­ля­ет­ся несо­мнен­ным, что подоб­ная везде­сущ­ность, от верх­ней части Муль­вий­ско­го моста на Тиб­ре до «брон­зо­вой ста­туи импе­ра­то­ру Авгу­сту»³⁰ на вер­шине Мав­зо­лея Авгу­ста, актив­но про­па­ган­ди­ро­ва­ла его поло­же­ние как отца горо­да в деле физи­че­ско­го и нрав­ст­вен­но­го воз­рож­де­ния Рима. Такое поло­же­ние Авгу­ста было оче­вид­но для всех наблюда­те­лей, дви­гав­ших­ся по Фла­ми­ни­е­вой доро­ге, кото­рая была важ­ней­шим въездом в Рим и гаран­ти­ро­ва­ла обшир­ную зри­тель­скую ауди­то­рию.

Еди­ный город­ской образ функ­ци­о­ни­ру­ет на внут­ренне вза­и­мо­свя­зан­ных уров­нях — прак­ти­че­ском и сим­во­ли­че­ском. Я пола­гаю, что поле Авгу­ста удо­вле­тво­ря­ло пер­во­му кри­те­рию, будучи спро­ек­ти­ро­ва­но как центр отды­ха. Бла­го­да­ря объ­еди­не­нию теат­ров, бань и рос­кош­ных садов, ощу­ти­мое удоб­ство отды­ха долж­но было напо­ми­нать всем рим­ля­нам о спо­кой­ст­вии и ста­биль­но­сти эпо­хи. Уси­ли­вая чув­ство общ­но­сти в Риме при помо­щи мно­го­чис­лен­ных игр, празд­ни­ков и теат­раль­ных пред­став­ле­ний³¹, Август добил­ся того, чтобы Мар­со­во поле мог­ло соот­вет­ст­во­вать кол­лек­тив­но­му духу. При этом рес­пуб­ли­кан­ские построй­ки (цирк Фла­ми­ния) и стро­е­ния совре­мен­ни­ков (амфи­те­атр Тав­ра) были вклю­че­ны в город­ской сюжет Авгу­ста. Вдо­ба­вок к теат­рам Пом­пея и Баль­ба, прин­цепс постро­ил в 13 г. до н. э. театр Мар­цел­ла (Theat­rum Mar­cel­li)³². Этот про­ект, нача­тый Юли­ем Цеза­рем³³, был посвя­щен памя­ти умер­ше­го зятя Авгу­ста, юно­ши, пода­вав­ше­го надеж­ды на непре­взой­ден­ное вели­чие³⁴. Таким обра­зом, театр про­слав­лял весь род Юли­ев (Gens Julia), подоб­но мно­го­чис­лен­ным авгу­стов­ским памят­ни­кам, запол­няв­шим город. Хотя театр Пом­пея был глав­ным образ­цом в Риме, суще­ст­во­ва­ние трех теат­ров в такой бли­зо­сти друг от дру­га долж­но было иметь идей­ное зна­че­ние³⁵. С окон­ча­ни­ем граж­дан­ской вой­ны на Мар­со­вом Поле мож­но было бес­пре­пят­ст­вен­но наслаж­дать­ся неогра­ни­чен­ным сво­бод­ным вре­ме­нем. Напо­ми­ная о вре­ме­нах Золо­то­го века (aure­um Sae­cu­lum), сла­ва Авгу­ста как pa­ter ur­bis вновь ясно под­твер­жда­лась для при­зна­тель­ных жите­лей Рима.

Тер­мы Агрип­пы (Ther­mae Ag­rip­pae) (рис. 2), создав­шие при­мер для даль­ней­ше­го стро­и­тель­ства импе­ра­тор­ских бань, уси­ли­ва­ли раз­вле­ка­тель­ную направ­лен­ность Мар­со­ва поля. В про­цве­таю­щих после построй­ки Акве­ду­ка Дева тер­мах, пер­вом бан­ном ком­плек­се сто­ли­цы, име­лись озе­ле­нен­ные участ­ки для упраж­не­ний, бас­сей­ны для пла­ва­ния и вели­ко­леп­ные худо­же­ст­вен­ные про­из­веде­ния³⁶. После смер­ти Агрип­пы эти тер­мы были сде­ла­ны бес­плат­ны­ми³⁷, и их доступ­ность для всех жите­лей соот­вет­ст­во­ва­ла все­о­хват­но­му харак­те­ру отды­ха во вре­ме­на Авгу­ста. Так­же и мас­штаб­ная транс­фор­ма­ция это­го рай­о­на за счет раз­бив­ки садов, долж­на была зна­чи­тель­но под­креп­лять визу­аль­ный сюжет. Раз­ви­вая успе­хи Пом­пея и Юлия Цеза­ря, Август в отно­ше­нии Мар­со­ва поля сле­до­вал элли­ни­сти­че­ско­му прин­ци­пу, соглас­но кото­ро­му вели­ко­му горо­ду необ­хо­ди­мы при­вле­ка­тель­ные сады³⁸. Мож­но пред­по­ло­жить, что пыш­ная рас­ти­тель­ность, под­дер­жи­вае­мая обнов­лен­ной систе­мой сто­лич­ных акве­ду­ков, в тер­мах Агрип­пы, погре­баль­ных садах Мав­зо­лея и на лежа­щем рядом поле Агрип­пы слу­жи­ла двум целям. Эсте­ти­че­ски свя­зы­вая памят­ни­ки рай­о­на меж­ду собой, обиль­ная зелень под­дер­жи­ва­ла пред­став­ле­ние о непре­рыв­ном росте и про­цве­та­нии aure­um Sae­cu­lum. Мар­со­во поле, поз­во­ля­ю­щее город­ским жите­лям спа­стись от дав­ки и суе­ты Рима, сим­во­ли­че­ски было пре­вра­ще­но в спо­кой­ный зеле­ный парк.

Базо­вые эсте­ти­че­ские прин­ци­пы очень важ­ны при фор­ми­ро­ва­нии еди­но­об­раз­но­го обли­ка горо­да. Систе­ма­ти­че­ское сле­до­ва­ние этим прин­ци­пам обес­пе­чи­ва­ет опре­де­лен­ный физи­че­ский порядок на застро­ен­ной терри­то­рии и поз­во­ля­ет эффек­тив­но транс­ли­ро­вать зара­нее уста­нов­лен­ные поня­тия и идео­ло­гию. Стиль мате­ри­аль­но­го вопло­ще­ния осо­бен­но бро­са­ет­ся в гла­за, и на поле Авгу­ста ему сле­до­ва­ли, широ­ко исполь­зуя мра­мор. Ока­зы­вая непо­сред­ст­вен­ное визу­аль­ное воздей­ст­вие, он, несо­мнен­но, про­па­ган­ди­ро­вал обшир­ный сим­во­ли­че­ский под­текст сре­ди зри­те­лей, про­хо­дя­щих по Мар­со­ву полю. Рав­но­пра­вие Рима, укра­шен­но­го бле­стя­щи­ми мра­мор­ны­ми стро­е­ни­я­ми, с элли­ни­сти­че­ски­ми сто­ли­ца­ми было под­твер­жде­но. Кро­ме того, вну­ши­тель­ные фор­мы и исполь­зо­ва­ние цвет­но­го ино­зем­но­го мра­мо­ра при­вле­ка­ло вни­ма­ние к импер­ско­му ста­ту­су Веч­но­го Горо­да³⁹. Свер­каю­щие поверх­но­сти зда­ний, отра­жаю­щие сол­неч­ный свет, к месту напо­ми­на­ли бы зри­те­лям о чудес­ном aure­um Sae­cu­lum, кото­рый достиг­нут и сохра­ня­ет­ся бла­го­да­ря прин­цеп­су⁴⁰. При­ме­не­ние мра­мо­ра долж­но было обо­га­тить впе­чат­ле­ние от горо­да. От вну­ши­тель­ной фор­мы Мав­зо­лея Авгу­ста до деко­ра­тив­но­го оформ­ле­ния Алта­ря Мира Авгу­ста, мра­мор зани­мал вид­ное место на всем Поле на мону­мен­таль­ном и деко­ра­тив­ном уров­нях. Доро­гой, проч­ный и зри­тель­но впе­чат­ля­ю­щий мра­мор убеди­тель­но под­дер­жи­вал впе­чат­ле­ние о вос­ста­нов­ле­нии Рима и образ его пер­во­го граж­да­ни­на.

В антич­ном мире пре­вос­хо­дя­ще­му ста­ту­су все­гда соот­вет­ст­во­ва­ли огром­ные раз­ме­ры. Столк­нув­шись с пере­пол­нен­ным рес­пуб­ли­кан­ским ланд­шаф­том горо­да Рима и кон­сер­ва­тив­ным в сво­ей осно­ве обще­ст­вом, Август имел лишь огра­ни­чен­ные воз­мож­но­сти для мас­штаб­ных гра­до­стро­и­тель­ных экс­пе­ри­мен­тов⁴¹. Поэто­му прин­цепс поза­бо­тил­ся, чтобы Мар­со­во поле мог­ло про­сла­вить­ся колос­саль­ны­ми построй­ка­ми, пре­вос­хо­дя­щи­ми стро­е­ния как совре­мен­ни­ков, так и пред­ков. Как театр Мар­цел­ла имел боль­ший диа­метр и вме­сти­мость, чем его непо­сред­ст­вен­ный сопер­ник, театр Баль­ба, так и тер­мы Агрип­пы затме­ва­ли суще­ст­ву­ю­щие бан­ные ком­плек­сы⁴². Кро­ме того, в этом рай­оне нахо­дил­ся Дири­би­то­рий, опи­сан­ный Дио­ном Кас­си­ем как «самое боль­шое стро­е­ние, нахо­дя­ще­е­ся под одной кры­шей»⁴³. Мав­зо­лей Авгу­ста, гос­под­ст­ву­ю­щий над ланд­шаф­том север­ной части поля, был осо­бен­но вну­ши­тель­ным стро­е­ни­ем (рис. 3). Колос­саль­ный раз­мер мав­зо­лея, рядом с кото­рым осталь­ные рим­ские гроб­ни­цы каза­лись мини­а­тюр­ны­ми, выра­жал посто­ян­ство прин­цеп­са в жиз­ни и смер­ти. Дей­ст­ви­тель­но, выска­зы­ва­лось пред­по­ло­же­ние, что раз­ме­ры и вели­ко­ле­пие Мав­зо­лея воз­нес­ли Авгу­ста в гла­зах совре­мен­ни­ков над пред­ше­ст­во­вав­ши­ми sum­mi vi­ri, таки­ми, как Ромул, Сул­ла и Цезарь⁴⁴. Визу­аль­ная кре­пость и проч­ность стро­е­ния, в кото­ром в 23 г. до н. э. был похо­ро­нен Мар­целл⁴⁵, убеди­тель­но наме­ка­ла на дол­го­веч­ность прав­ле­ния Юли­ев. Ста­туя прин­цеп­са, укра­шав­шая вер­ши­ну Мав­зо­лея, явно про­па­ган­ди­ро­ва­ла везде­сущ­ность Авгу­ста. Ста­туя была хоро­шо замет­на изда­ле­ка, и зри­те­ли встре­ча­лись с пер­вым граж­да­ни­ном, при­хо­дя на Поле или покидая его. Весь­ма сим­во­лич­но выра­жен­ная исклю­чи­тель­ная спо­соб­ность прин­цеп­са обес­пе­чить и сохра­нить мир в Риме была оче­вид­на для всех наблюда­те­лей⁴⁶.

Кон­струк­тив­ное един­ство — еще одна замет­ная чер­та воз­рож­ден­но­го Поля. Мож­но сме­ло пред­по­ло­жить, что стро­е­ния были умыш­лен­но рас­по­ло­же­ны вбли­зи друг от дру­га для уве­ли­че­ния мону­мен­таль­но­сти рай­о­на. Уве­ли­чи­вая обзор­ные воз­мож­но­сти Фла­ми­ни­е­вой доро­ги, такие груп­пы долж­ны были пред­став­лять собой опре­де­лен­ные город­ские ансам­бли. Сол­неч­ные часы (Ho­ro­lo­gium) Авгу­ста, Мав­зо­лей Авгу­ста и кре­ма­то­рий Авгу­ста (Ustri­num Do­mus Augus­tae) слу­жат извест­ным при­ме­ром (рис. 1), а про­ло­жен­ные дорож­ки и обще­ст­вен­ный парк уси­ли­ва­ют струк­тур­ные свя­зи и вос­при­ни­мае­мое един­ство⁴⁷. Кро­ме того, веро­ят­но, что вер­ти­каль­ные и гори­зон­таль­ные линии доми­ни­ро­ва­ли на схе­ма­тич­ном и визу­аль­ном уров­нях. Топо­гра­фи­че­ски выде­ля­ю­ща­я­ся Фла­ми­ни­е­ва доро­га долж­на была при­вле­кать взгляд, про­чер­чи­вая линию через Поле. И такие соору­же­ния, как пор­ти­ки, пред­став­ля­ли собой ясные с эсте­ти­че­ской точ­ки зре­ния эле­мен­ты. Рай­он, вклю­чаю­щий пор­ти­ки Окта­вия, Окта­вии и Филип­па, имел про­тя­жен­ный фасад, тяну­щий­ся при­мер­но на 290 мет­ров⁴⁸. Неоспо­ри­мо, что это вну­ши­тель­ное соору­же­ние визу­аль­но и физи­че­ски при­вле­ка­ло зри­те­лей, воздей­ст­вуя таким обра­зом на пере­дви­же­ние горо­жан по рай­о­ну.

Такая архи­тек­тур­ная кон­фи­гу­ра­ция, несо­мнен­но, рас­про­стра­ня­ла сре­ди зри­те­лей идео­ло­гию Авгу­ста. Пред­по­ла­га­ет­ся, что суще­ст­во­ва­ла зара­нее пред­опре­де­лен­ная визу­аль­ная пря­мая меж­ду мав­зо­ле­ем Авгу­ста и Пан­тео­ном Агрип­пы (рис. 4)⁴⁹. Учи­ты­вая тон­кость зри­тель­но­го вос­при­я­тия мно­го­об­раз­но­го насе­ле­ния Рима, кон­цеп­ту­аль­ная важ­ность этой пря­мой долж­на была быть весь­ма зна­чи­тель­на; хотя огра­ни­че­ния, нала­гае­мые на монар­хию, не поз­во­ля­ли физи­че­ски поме­стить прин­цеп­са в Пан­те­он при жиз­ни⁵⁰, это, бес­спор­но, был намек, что Август достигнет апо­фе­о­за после смер­ти, как до него Ромул и Цезарь. Точ­но так же и мав­зо­лей Авгу­ста, види­мо, функ­ци­о­ни­ро­вал как эле­мент трех­част­но­го ком­плек­са, вме­сте с Алта­рем Мира Авгу­ста и Сол­неч­ны­ми часа­ми Авгу­ста (рис. 5а). Хотя они и стро­и­лись в тече­ние два­дца­ти лет, их топо­гра­фи­че­ская бли­зость и изо­ли­ро­ван­ность от дру­гих соору­же­ний под­твер­жда­ют, что они были зри­тель­но, идео­ло­ги­че­ски и про­грамм­но свя­за­ны. Ho­ro­lo­gium, воз­веден­ное в 10 г. до н. э., было огром­ны­ми сол­неч­ны­ми часа­ми (so­la­rium) с мас­сив­ной брон­зо­вой сет­кой у осно­ва­ния взды­маю­ще­го­ся еги­пет­ско­го обе­лис­ка око­ло трид­ца­ти мет­ров в высоту. Функ­ци­о­ни­руя как гно­мон, обе­лиск отбра­сы­вал тень на опре­де­лен­ные мону­мен­ты, свя­зан­ные с родом Юли­ев. На севе­ре — Мав­зо­лей Авгу­ста, на юге — Пан­те­он Агрип­пы и на восто­ке — Алтарь Мира Авгу­ста; семей­ный под­текст был ясен для наблюда­те­лей. Важ­ный момент насту­пал в осен­нее рав­но­ден­ст­вие, когда тень попа­да­ла внутрь Алта­ря Мира (рис. 5b), архи­тек­тур­ное оли­це­тво­ре­ние aure­um Sae­cu­lum. Это про­ис­хо­ди­ло 23 сен­тяб­ря, в день рож­де­ния прин­цеп­са. Этот осо­знан­ный сим­во­лизм обес­пе­чил еже­год­ное празд­но­ва­ние мир­но­го прав­ле­ния Авгу­ста как пред­опре­де­лен­но­го боже­ст­вен­но­го собы­тия.

Важ­но было, чтобы город­ской пей­заж Авгу­ста, поко­ясь в обста­нов­ке aure­um Sae­cu­lum, выра­жал и неотъ­ем­ле­мую двой­ст­вен­ность Мира Авгу­ста (Pax Augus­ta). В рим­ской идео­ло­гии вой­на и мир были нераз­рыв­но свя­за­ны, устой­чи­вая ста­биль­ность эпо­хи дости­га­лась и под­дер­жи­ва­лась бла­го­да­ря сво­ей идей­ной про­ти­во­по­лож­но­сти, рим­ско­му импе­ри­а­лиз­му⁵¹. Как пишет Вер­ги­лий: «Рим­ля­нин! Ты научись наро­да­ми пра­вить дер­жав­но — / В этом искус­ство твое! — нала­гать усло­вия мира, / Милость покор­ным являть и сми­рять вой­ною над­мен­ных!»⁵². Хотя после Акция народ­ная воля жаж­да­ла мира, эта жаж­да сли­ва­лась с проч­но уко­ре­нив­шим­ся жела­ни­ем неосла­бе­ваю­ще­го воен­но­го гос­под­ства. Боги­ня Мира сим­во­ли­зи­ро­ва­ла мир, но мир в рим­ском пони­ма­нии: «это был не идил­ли­че­ский мир, но мир рим­ско­го импе­ри­а­лиз­ма»⁵³. В то вре­мя, как форум Авгу­ста сим­во­ли­зи­ро­вал вну­ши­тель­ную «Рим­скую Валгал­лу»⁵⁴, про­слав­ляя воен­ную мощь горо­да, вполне прав­до­по­доб­но, что прин­цепс обес­пе­чил, чтобы зри­те­ли пости­га­ли Мир Авгу­ста, про­гу­ли­ва­ясь по Мар­со­ву Полю⁵⁵. Во всем этом преж­де воен­ном рай­оне вну­ши­тель­ные архи­тек­тур­ные фор­мы со зна­ни­ем дела были урав­но­ве­ше­ны рос­кош­ны­ми сада­ми и все­про­ни­каю­щей атмо­сфе­рой отды­ха. Мав­зо­лей Авгу­ста и Алтарь Мира были бы в этом отно­ше­нии осо­бен­но сим­во­лич­ны. Они про­па­ган­ди­ро­ва­ли раз­лич­ные поня­тия, но очень веро­ят­но, что их гео­гра­фи­че­ская бли­зость и дина­сти­че­ские ассо­ци­а­ции визу­аль­но под­твер­жда­ли двой­ст­вен­ную при­ро­ду мира.

Вме­сте с Сол­неч­ны­ми часа­ми Авгу­ста, Мав­зо­лей Авгу­ста уве­ко­ве­чи­вал актий­ский три­умф прин­цеп­са при помо­щи явных отсы­лок к Егип­ту. Зна­чи­мый мотив сим­во­ли­зи­ро­ва­ли обе­лис­ки. Они воз­во­ди­лись еги­пет­ски­ми царя­ми «по слу­чаю поко­ре­ния чужих наро­дов»⁵⁶, и под­ра­жа­ние Авгу­ста явно уве­ко­ве­чи­ва­ло поко­ре­ние само­го Егип­та. В то вре­мя, как обе­лиск сол­неч­ных часов сла­вил­ся над­пи­сью на базе, вос­хва­ля­ю­щей пред­по­ла­гае­мое зем­ное чудо, два колос­саль­ных обе­лис­ка, изготов­лен­ных из еги­пет­ско­го крас­но­го гра­ни­та рас­по­ла­га­лись по обе сто­ро­ны от вхо­да в Мав­зо­лей (рис. 3). Они были хоро­шо вид­ны со все­го Мар­со­ва Поля и, по-види­мо­му, вновь под­твер­жда­ли, что бит­ва при Акции зало­жи­ла осно­ву эпо­хи Авгу­ста. Сле­ду­ет пом­нить, что сим­во­лич­ный и несо­кру­ши­мый вид Мав­зо­лея и его колос­саль­ный раз­мер так­же рас­про­стра­ня­ли идею гос­под­ства Рима над Егип­том и вар­вар­ским Восто­ком⁵⁷. Как оли­це­тво­ре­ние вла­сти Авгу­ста, явно про­па­ган­ди­ро­ва­лась решаю­щая роль импе­ра­то­ра в импер­ской доб­ле­сти Рима как про­яв­ле­ние вла­сти Авгу­ста.

Обес­пе­чи­вая Мир Авгу­ста, прин­цепс, как отме­ча­ет Тацит: «поко­рил… всех вме­сте сла­дост­ны­ми бла­га­ми мира»⁵⁸. Алтарь Мира Авгу­ста, с его ясным назва­ни­ем, был пер­вой архи­тек­тур­ной декла­ра­ци­ей это­го прин­ци­па, эффект­ной данью aure­um Sae­cu­lum (рис. 6). Если уми­ротво­ре­ние импе­рии послу­жи­ло моти­вом для нача­ла построй­ки Алта­ря Мира⁵⁹, то его про­ду­ман­ное раз­ме­ще­ние в одной миле от поме­рия харак­те­ри­зо­ва­ло ста­биль­ность эпо­хи⁶⁰. Изыс­кан­ное деко­ра­тив­ное оформ­ле­ние, укра­шаю­щее сте­ны внеш­не­го ограж­де­ния, веро­ят­но, мог­ло оце­ни­вать­ся на раз­но­об­раз­ных интел­лек­ту­аль­ных уров­нях. Физи­че­ское и идей­ное един­ство про­ни­зы­ва­ло мону­мент, от жерт­вен­ной про­цес­сии импе­ра­тор­ской семьи до сим­во­ли­че­ско­го фри­за с боги­ней Тел­лус. На пер­вой пане­ли обра­зо­ван­ный зри­тель раз­глядел бы кол­ле­гии жре­цов (рис. 7а) вме­сте с чле­на­ми импе­ра­тор­ской семьи, рас­по­ло­жен­ны­ми дина­сти­че­ски в поряд­ке насле­до­ва­ния (рис. 7b)⁶¹. Видя лав­ро­вые вен­ки, сим­во­ли­зи­ру­ю­щие мир, зри­те­ли вспо­ми­на­ли бы, что про­дол­жи­тель­ная без­опас­ность Рима осно­ва­на на без­опас­но­сти рода Юли­ев. Дей­ст­ви­тель­но, моль­ба Овидия: «Чтоб соблюдаю­щий мир дом веко­веч­но сто­ял!»⁶² веро­ят­но, сов­па­да­ла с молит­ва­ми изо­бра­жен­ных жре­цов и рим­ско­го обще­ства. Воз­глав­ляя жерт­во­при­но­ше­ние, Август, тем не менее, оста­вал­ся его цен­траль­ной фигу­рой (рис. 7а). Хотя семья Юли­ев была изо­бра­же­на в иде­а­ли­зи­ро­ван­ной фор­ме, в этом гар­мо­нич­ном целом⁶³ зри­те­ли мог­ли раз­ли­чить прин­цеп­са в обра­зе из При­ма Пор­ты⁶⁴. Несо­мнен­но, это было новым напо­ми­на­ни­ем о том, что Август поло­жил нача­ло aure­um Sae­cu­lum, реши­тель­но зало­жил осно­ва­ние слав­но­го буду­ще­го Юли­ев.

Леп­ные вино­град­ные лозы и гир­лян­ды на Алта­ре Мира, покры­ваю­щие более поло­ви­ны сте­ны внеш­не­го ограж­де­ния, ока­зы­ва­ли непо­сред­ст­вен­ное зри­тель­ное воздей­ст­вие. Вполне мож­но пред­по­ло­жить, что даже необ­ра­зо­ван­ные пле­беи пони­ма­ли намек на соци­аль­ное воз­рож­де­ние Рима, содер­жа­щий­ся в этом обра­зе про­цве­та­ния и бла­го­по­лу­чия. Вме­сте с тем, их акку­рат­ное сим­мет­рич­ное рас­по­ло­же­ние ока­зы­ва­ло такое же воздей­ст­вие, явля­ясь, по мне­нию совре­мен­ных иссле­до­ва­те­лей, созна­тель­ным напо­ми­на­ни­ем о мораль­ном воз­рож­де­нии в эпо­ху Авгу­ста (рис. 6)⁶⁵. Соглас­но импе­ра­тор­ской про­па­ган­де aure­um Sae­cu­lum, фриз с Тел­лус-Ита­ли­ей ясно выра­жал для зри­те­лей изоби­лие и богат­ство (рис. 8). Основ­ной образ, к кото­ро­му часто обра­ща­лись в поэ­зии вре­мен Авгу­ста⁶⁶, сидя­щая жен­ская фигу­ра, вызы­вал в памя­ти зри­те­лей мно­же­ство животво­ря­щих богинь, вклю­чая Цере­ру, Тел­лус и Вене­ру. Воз­мож­но, ее сле­ду­ет пони­мать как пер­со­ни­фи­ка­цию самой рах⁶⁷. Ее мате­рин­скую при­ро­ду ясно иллю­ст­ри­ру­ют дети у нее на руках. Глядя на нее, окру­жен­ную пас­то­раль­ным фоном из живот­ных, рост­ков зерен и укруп­нен­ных листьев, мож­но пред­ста­вить себе, что зри­те­лей вынуж­да­ли вспом­нить о выше­упо­мя­ну­том изоби­лии эпо­хи. Понят­ные лишь обра­зо­ван­ным зри­те­лям aurae из гре­че­ской мифо­ло­гии, рас­по­ла­гаю­щи­е­ся по бокам, уси­ли­ва­ли этот эле­мент⁶⁸. Они были обра­ще­ны лицом к богине и, веро­ят­но, вос­при­ни­ма­лись как ее при­служ­ни­цы, и даже сопут­ст­ву­ю­щий дра­кон был укро­щен в новую эпо­ху мира. Алтарь Мира во всем сво­ем един­стве зри­тель­но утвер­ждал атмо­сфе­ру эпо­хи. Содер­жа­ние изо­бра­же­ний, рав­но понят­ное и пат­ри­ци­ям, и пле­бе­ям, удач­ное рас­по­ло­же­ние воз­ле доро­ги Фла­ми­ния силь­но уве­ли­чи­ва­ли его про­па­ган­дист­ский потен­ци­ал для огром­ной зри­тель­ской ауди­то­рии.

Нали­чие на Мар­со­вом Поле вре­мен Авгу­ста опре­де­лен­но­го город­ско­го обра­за — это увле­ка­тель­ная идея. Хотя П. Цан­кер отверг суще­ст­во­ва­ние про­па­ган­дист­ской сети Авгу­ста⁶⁹, бес­пре­цедент­ное раз­ви­тие «архи­тек­ту­ры как про­па­ган­ды» при пер­вом рим­ском импе­ра­то­ре, по мое­му мне­нию, дела­ет эту пер­спек­ти­ву несо­мнен­но реа­ли­стич­ной. Прин­цепс пони­мал необ­хо­ди­мость рас­про­стра­не­ния сво­его обра­за, дости­же­ний и свя­зан­ных с ними тем сре­ди обшир­но­го рим­ско­го насе­ле­ния для под­дер­жа­ния сво­ей непре­взой­ден­ной вла­сти. Раз­ве ста­ли бы Август и его помощ­ни­ки, огра­ни­чен­ные непро­ду­ман­ным город­ским пей­за­жем рес­пуб­ли­кан­ско­го Рима, урба­ни­зи­ро­вать неза­стро­ен­ное Поле, не имея пла­на? Август обла­дал при­о­ри­те­том в сфе­ре архи­тек­ту­ры, и с его сто­ро­ны вполне рацио­наль­но было стре­мить­ся к уси­ле­нию про­па­ган­дист­ско­го потен­ци­а­ла рай­о­на, фор­ми­руя эсте­ти­че­ски непро­ти­во­ре­чи­вый архи­тек­тур­ный план. В кон­це кон­цов, вполне понят­но, что толь­ко целост­ный город­ской образ спо­со­бен про­па­ган­ди­ро­вать при­вле­ка­тель­ную, кон­цен­три­ро­ван­ную идео­ло­гию. Под­чер­ки­вая ост­ро­ту зри­тель­но­го вос­при­я­тия раз­но­род­но­го насе­ле­ния Рима, я про­де­мон­стри­ро­вал, что Поле Авгу­ста было понят­но всем граж­да­нам, неза­ви­си­мо от интел­лек­та, соци­аль­но­го поло­же­ния или нацио­наль­но­сти. Более того, оче­вид­но, что этот рай­он убеди­тель­но про­па­ган­ди­ро­вал Pax Augus­ta, aure­um Sae­cu­lum и образ импе­ра­то­ра. Для этой цели прин­цеп­су обя­за­тель­но было нуж­но сфор­ми­ро­вать еди­ный при­вле­ка­тель­ный город­ской образ. Сим­во­ли­зи­руя опре­де­лен­ный визу­аль­ный сюжет, этот образ пред­став­лял собой дина­ми­че­ское, все­о­хват­ное сред­ство убеж­де­ния. Исто­ри­че­ские обсто­я­тель­ства пре­до­ста­ви­ли Авгу­сту ред­кую воз­мож­ность про­ил­лю­ст­ри­ро­вать пре­вра­ще­ние Рима из рес­пуб­ли­кан­ско­го горо­да в сто­ли­цу Импе­рии. Создав урба­ни­зи­ро­ван­ную мест­ность, про­слав­ля­ю­щую его дости­же­ния, Август сде­лал лич­ность прин­цеп­са непре­хо­дя­щей и все­про­ни­каю­щей темой.

Что же такое город­ской образ и как мож­но создать визу­аль­ный сюжет, ока­зы­ваю­щий воздей­ст­вие? Про­хо­дя по горо­ду, каж­дый наблюда­тель в уме фор­ми­ру­ет кар­ти­ну сво­его город­ско­го окру­же­ния. Это пер­со­на­ли­зи­ро­ван­ное вос­при­я­тие, на кото­рое воздей­ст­ву­ют непо­сред­ст­вен­ные чув­ства (осо­бен­но зре­ние) и пред­ше­ст­ву­ю­щие убеж­де­ния, пред­став­ля­ет собой идею горо­да, или, точ­нее, город­ской образ⁷⁰. Таким обра­зом, город­ской образ пред­став­ля­ет собой отвле­чен­ное поня­тие; это идея, направ­лен­ная созда­те­лем (при помо­щи созда­ния еди­ной, идео­ло­ги­че­ски при­вле­ка­тель­ной визу­аль­ной про­грам­мы), но в конеч­ном сче­те вос­при­ня­тая в созна­нии каж­до­го наблюда­те­ля. Оче­вид­но, что созда­тель, стре­мясь ока­зать воздей­ст­вие на всех, дол­жен обра­щать­ся к убеж­де­ни­ям и интел­лек­ту каж­до­го зри­те­ля. Фор­му­ли­руя опре­де­лен­ное поня­тие и свя­зан­ные с ним темы так, чтобы город­ская ауди­то­рия и узна­ва­ла их, и бла­го­склон­но вос­при­ни­ма­ла, созда­тель обес­пе­чи­ва­ет, чтобы эти темы про­ни­зы­ва­ли весь план, дизайн и мас­штаб город­ской застрой­ки, пре­вра­щая ее в целост­ный визу­аль­ный сюжет. За счет везде­су­ще­го напо­ми­на­ния всем зри­те­лям о зара­нее пред­опре­де­лен­ном поня­тии и темах реа­ли­зу­ет­ся при­су­щее город­ско­му обра­зу един­ство. Этот город­ской образ, на лич­ност­ном уровне при­вле­ка­тель­ный и даже вдох­нов­ля­ю­щий, спо­со­бен задать нуж­ное направ­ле­ние мыс­лям насе­ле­ния, выпол­няя про­па­ган­дист­ские цели созда­те­ля.

Выше­упо­мя­ну­тая тео­рия осо­бен­но при­ме­ни­ма к Риму в нача­ле Импе­рии. После деся­ти­ле­тий оже­сто­чен­ной граж­дан­ской вой­ны, рим­ское обще­ство после Акция жаж­да­ло мира. Соот­вет­ст­вен­но, Август обес­пе­чил, чтобы Рим и Мар­со­во поле пре­дель­но ясно про­па­ган­ди­ро­ва­ли сре­ди зри­те­лей устой­чи­вое спо­кой­ст­вие aure­um Sae­cu­lum, мораль­ное воз­рож­де­ние, рели­ги­оз­ное бла­го­че­стие и Pax Augus­ta. Одно­вре­мен­но прин­цепс поза­бо­тил­ся о сво­ем повсе­мест­ном при­сут­ст­вии за счет город­ской застрой­ки, ста­туй и мону­мен­тов, про­слав­ля­ю­щих его образ, дости­же­ния и ста­тус pa­ter ur­bis. Рим­ляне почи­та­ли Авгу­ста, фак­ти­че­ски обла­даю­ще­го цар­ской вла­стью, как осно­ва­те­ля Золо­то­го Века. Бла­го­да­ря явной везде­сущ­но­сти прин­цеп­са, все зри­те­ли мог­ли сфор­ми­ро­вать яркий город­ской образ, цен­тром кото­ро­го, несо­мнен­но, был прин­цепс.

Рису­нок 1. План Мар­со­ва Поля. Рим эпо­хи Аав­гу­ста. С раз­ре­ше­ния Пене­ло­пы Дэвис.

Рису­нок 2. Рекон­струк­ция Терм Агрип­пы, взгляд с запа­да. На пере­д­нем плане нахо­дит­ся «Стаг­нум». Рису­нок: Симон Вуд на осно­ва­нии К. Хель­се­на. Из Эрнст Нэш, Иллю­ст­ри­ро­ван­ный сло­варь Древ­не­го Рима, рис. 1228.

Рису­нок 3. Рекон­струк­ция Мав­зо­лея Авгу­ста, выпол­нен­ная Х. фон Хес­бер­гом. С раз­ре­ше­ния Хен­не­ра фон Хес­бер­га. Из кни­ги Пене­ло­пы Дэвис «Death and the Em­pe­ror», рис. 4.

Рису­нок 4. План Мар­со­ва Поля, Рим эпо­хи Авгу­ста с изо­бра­же­ни­ем зри­тель­ной линии от Пан­тео­на к Мав­зо­лею Авгу­ста. С раз­ре­ше­ния Пене­ло­пы Дэвис.

Рису­нок 5a. Рекон­струк­ция север­но­го Мар­со­ва Поля, спра­ва нале­во: Алтарь Мира, обе­лиск Сол­неч­ных часов Авгу­ста и на неко­то­ром отда­ле­нии Мав­зо­лей Авгу­ста. Рису­нок: Симон Вуд на осно­ва­нии Эдмун­да Бахе­ра. Из кни­ги Диа­ны Фав­ро «The Ur­ban Ima­ge of Augus­tan Ro­me», рис. 109.

Рису­нок 5a. Рекон­струк­ция Сол­неч­ных часов Авгу­ста; с высоты пти­чье­го поле­та с юга. Тень ука­зы­ва­ла на Алтарь Мира 23 сен­тяб­ря, в день рож­де­ния Авгу­ста. Рису­нок: Симон Вуд на осно­ва­нии Эдмун­да Бахе­ра. Из кни­ги Диа­ны Фав­ро «The Ur­ban Ima­ge of Augus­tan Ro­me», рис. 108.

Рису­нок 6. Алтарь Мира: глав­ный (восточ­ный) вход во внут­рен­нюю сте­ну. С раз­ре­ше­ния Ниль­са Ханн­сте­да.

Рису­нок 7a. Алтарь Мира: южная сто­ро­на, Август и про­цес­сия жре­цов. С раз­ре­ше­ния Ниль­са Ханн­сте­да.

Рису­нок 7b. Алтарь Мира: южная сто­ро­на, Агрип­па с покры­той голо­вой, за ним чле­ны импе­ра­тор­ской семьи. С раз­ре­ше­ния Ниль­са Ханн­сте­да.

Рису­нок 8. Алтарь Мира: панель с Тел­лус. Вене­рой / Ита­ли­ей. С раз­ре­ше­ния Пене­ло­пы Дэвис.

Биб­лио­гра­фия:

Пер­вич­ные источ­ни­ки:

Augus­tus. Res Ges­tae Di­vi Augus­ti. Ox­ford Uni­ver­si­ty Press, Ox­ford, 1967.

Dio Cas­sius. The Ro­man His­to­ry: The Reign of Augus­tus. Pen­guin Books, Lon­don, 1987.

Ho­ra­ce. The Comple­te Odes and Epo­des. Pen­guin Books, Lon­don, 1983.

Li­vy. The Ear­ly His­to­ry of Ro­me. Pen­guin Books, Lon­don, 1971.

Ovid. The Fas­ti. Pen­guin Books, Lon­don, 2000.

Pli­ny (El­der). The Na­tu­ral His­to­ry (Vo­lu­me IX). Loeb Clas­si­cal Lib­ra­ry, Har­vard Uni­ver­si­ty Press, 1969.

Pli­ny (El­der). The Na­tu­ral His­to­ry (Vo­lu­me X). Loeb Clas­si­cal Lib­ra­ry, Har­vard Uni­ver­si­ty Press, 1969.

Stra­bo. The Geo­gra­phy. Loeb Clas­si­cal Lib­ra­ry, Har­vard Uni­ver­si­ty Press, 1969.

Sue­to­nius. The Twel­ve Cae­sars. Pen­guin Books, Lon­don, 1989.

Ta­ci­tus. The An­nals of Im­pe­rial Ro­me. Pen­guin Books, Lon­don, 1996.

Vir­gil. The Aeneid. Pen­guin Books, Lon­don, 1991.

Vit­ru­vius. De Ar­chi­tec­tu­ra. Do­ver Pub­li­ca­tions, New York, 1960.

Вто­рич­ные источ­ни­ки:

An­der­son, J (jr). 1997, Ro­man Ar­chi­tec­tu­re and So­cie­ty. The John Hop­kins Uni­ver­si­ty Press, Bal­ti­mo­re.

Boatwright, M. 1987, Had­rian and the Ci­ty of Ro­me. Prin­ce­ton Uni­ver­si­ty Press, Prin­ce­ton, New Jer­sey.

Da­vies, P. 2000, Death and the Em­pe­ror: Ro­man Im­pe­rial Fu­ne­ra­ry Mo­nu­ments from Augus­tus to Mar­cus Aure­lius. Cambrid­ge Uni­ver­si­ty Press, Cambrid­ge.

Dud­ley, D. 1967, URBS RO­MA: A Sour­ce Book of Clas­si­cal: Texts on the Ci­ty and its Mo­nu­ments. Phai­don Press, Aber­deen.

Fav­ro, D. 1993, ‘Rea­ding the Augus­tan Ci­ty’. in, Hol­li­day, P (ed), Nar­ra­ti­ve and Event in An­cient Art, Cambrid­ge Uni­ver­si­ty Press, Cambrid­ge. pp. 230—57.

Fav­ro, D. 1996, The Ur­ban Ima­ge of Augus­tan Ro­me. Cambrid­ge Uni­ver­si­ty Press, Cambrid­ge.

Gruen, E. 1985, ‘Augus­tus and the Ideo­lo­gy of War and Pea­ce’. in, Win­kes, R (ed), The Age of Augus­tus, Lou­vain-la-Neu­ve, Bel­gium. pp. 51—72.

Han­nes­tad, N. 1988, Ro­man Art and Im­pe­rial Po­li­cy. Aar­hus Uni­ver­si­ty Press, Aar­hus.

Mac­do­nald, W. 1985, ‘Em­pi­re Ima­ge­ry in Augus­tan Ar­chi­tec­tu­re’. In, Win­kes, R (ed), The Age of Augus­tus, Lou­vain-la-Neu­ve, Bel­gium. pp. 137—48.

Nash, E. 1968, A Pic­to­rial Dic­tio­na­ry of An­cient Ro­me (2 Vo­lu­mes). Tha­mes and Hud­son Ltd, Lon­don.

Pal­mer, R. 1990, ‘Stu­dies of the Nor­thern Cam­pus Mar­tius in An­cient Ro­me’. Tran­sac­tions of the Ame­ri­can Phi­lo­sophi­cal So­cie­ty, Vo­lu­me 80, Part 2.

Plat­ner. S/Ashby. T. 1929, A To­po­gra­phi­cal Dic­tio­na­ry of An­cient Ro­me. Ox­ford Uni­ver­si­ty Press, Ox­ford.

Richardson, L (jr). 1992, A New To­po­gra­phi­cal Dic­tio­na­ry of An­cient Ro­me. The John Hop­kins Uni­ver­si­ty Press, Bal­ti­mo­re.

Ward-Per­kins, J. 1981, Ro­man Im­pe­rial Ar­chi­tec­tu­re, Pen­guin Books, Lon­don.

Weinstock, S. 1971, Di­vus Juli­us. Ox­ford Uni­ver­si­ty Press, Ox­ford.

Zan­ker, P. 1990, The Power of Ima­ges in the Age of Augus­tus. Uni­ver­si­ty of Michi­gan Press, Michi­gan.

Спи­сок иллю­ст­ра­ций:

Рису­нок 1. План Мар­со­ва Поля.

Рису­нок 2. Рекон­струк­ция терм Агрип­пы.

Рису­нок 3. Рекон­струк­ция Мав­зо­лея Авгу­ста.

Рису­нок 4. План Мар­со­ва Поля, визу­аль­ная линия от Пан­тео­на Агрип­пы к Мав­зо­лею Авгу­ста.

Рису­нок 5a. Рекон­струк­ция север­ной части Мар­со­ва Поля, пока­зы­ваю­щей Алтарь Мира, Ho­ro­lo­gium Авгу­ста и Мав­зо­лей Авгу­ста.

Рису­нок 5b. Рекон­струк­ция Ho­ro­lo­gium Авгу­ста.

Рису­нок 6. Алтарь Мира: глав­ный (восточ­ный) вход в наруж­ной стене.

Рису­нок 7a. Алтарь Мира: южная сто­ро­на, Август и про­цес­сия жре­цов.

Рису­нок 7b. Алтарь Мира: южная сто­ро­на, Агрип­па и импе­ра­тор­ская семья.

Рису­нок 8. Алтарь Мира: Рельеф с Тел­лус / Ита­ли­ей, боги­ней мира.