Плиний Старший и его «Естественная история»
(Предисловие к IV книге «Естественной истории»)

с.104 Опи­са­ние стран и мест­но­стей Южной и Юго-Восточ­ной Евро­пы, состав­лен­ное Пли­ни­ем Стар­шим в 40—50-е гг. н. э., выде­ля­ет­ся из всех глав или «книг» его энцик­ло­пе­ди­че­ской «Есте­ствен­ной исто­рии» осо­бой све­же­стью и аутен­тич­но­стью содер­жа­ния. Пли­ний рас­ска­зы­ва­ет здесь о местах, где он дол­гое вре­мя — в сущ­но­сти, в про­дол­же­ние боль­шей части сво­ей жиз­ни — сна­ча­ла вос­пи­ты­вал­ся, потом слу­жил и путе­ше­ст­во­вал, был в Риме при импе­ра­тор­ском дво­ре, напи­сал мно­го работ (все они погиб­ли, кро­ме «Есте­ствен­ной исто­рии»). Кон­чил жизнь он тра­ги­че­ски, открыв собою гале­рею жертв нау­ки, — а имен­но, он пытал­ся орга­ни­зо­вать (с помо­щью флота, кото­рым коман­до­вал) спа­се­ние жите­лей Неа­по­ля и его окрест­но­стей от извер­же­ния Везу­вия в 79 г. н. э. и задох­нул­ся ядо­ви­ты­ми газа­ми. Соб­ст­вен­но почти толь­ко об этом из его жиз­ни мы зна­ем из дру­гих источ­ни­ков, в част­но­сти, из писем его пле­мян­ни­ка Пли­ния Млад­ше­го — вооб­ще у нас очень мало сведе­ний о Пли­нии Стар­шем, поми­мо того, что напи­са­но им самим и под­не­се­но в дар импе­ра­то­ру Титу.

Но зато этот пода­рок, «Есте­ствен­ная исто­рия», един­ст­вен­ный дошед­ший до нас труд Пли­ния, пред­став­ля­ет собой нечто уни­каль­ное сре­ди сохра­нив­ших­ся памят­ни­ков исто­рии куль­ту­ры и нау­ки. Более тыся­че­ле­тия, без пре­уве­ли­че­ния, он лежал в осно­ве всех есте­ствен­но-науч­ных, а во мно­гом и гума­ни­тар­ных иссле­до­ва­ний в Евро­пе. Он сохра­нил все, что сред­не­ве­ко­вой Евро­пе или по край­ней мере основ­но­му слою ее куль­тур­но­го созна­ния воз­мож­но было сохра­нить из древ­не­го зна­ния, в том чис­ле зна­ния о Зем­ле и при­ро­де; кро­ме того, мно­же­ство исто­ри­че­ских и исто­ри­ко-науч­ных фак­тов, мне­ний и подроб­но­стей жиз­ни авто­ра — и отнюдь не его одно­го, а все­го свя­зан­но­го с его слож­ной и мно­го­пла­но­вой эпо­хой.

Имен­но эта мно­го­пла­но­вость дела­ет «Есте­ствен­ную исто­рию» осо­бен­но близ­кой к нам. В сущ­но­сти мно­гие фено­ме­ны рим­ской эпо­хи не слиш­ком рез­ко отли­ча­ют ее от дру­гих эпох и реги­о­нов. Рим­ляне так же забо­ти­лись о себе, сво­их полях и садах, домах, домаш­них живот­ных и т. д., как и дру­гие наро­ды; у них были те же заботы, потреб­но­сти, а зна­чит, те же про­фес­сии, заня­тия, инте­ре­сы, что и у дру­гих. Но было и нечто лежа­щее в осо­бом плане: свя­зан­ное с уси­лен­ным вни­ма­ни­ем к армии, одно вре­мя — к флоту (в эпо­ху Пли­ния это уже ото­шло в про­шлое, флот ослаб), к нало­го­вым и орга­ни­за­ци­он­ным меро­при­я­ти­ям на огром­ных терри­то­ри­ях. В эту же эпо­ху появи­лось мно­гое, став­шее затем неотъ­ем­ле­мым ком­по­нен­том едва ли не каж­дой эпо­хи и куль­ту­ры. В самом деле, ведь Пли­ний Стар­ший был свиде­те­лем фор­ми­ро­ва­ния нау­ки как систе­мы, во вся­ком слу­чае ран­не­го эта­па это­го фор­ми­ро­ва­ния. Этим уже созда­на неко­то­рая непо­вто­ри­мость эпо­хи. Вме­сте с тем он был свиде­те­лем укреп­ле­ния идеи миро­во­го государ­ства, вопло­щен­ной в Рим­ской импе­рии: все более ран­ние попыт­ки в этом направ­ле­нии огра­ни­чи­ва­лись с.105 каким-либо угол­ком ойку­ме­ны (а Рим­ская импе­рия про­стер­лась от тро­пи­че­ской Афри­ки до Шот­лан­дии, от Гибрал­та­ра до Пер­сии) и одним-дву­мя поко­ле­ни­я­ми вла­сти­те­лей, после чего раз­ва­ли­ва­лись. Но Пли­ний дожил до цар­ст­во­ва­ния Вес­па­си­а­на и Тита, при них огром­ные раз­ме­ры импе­рии ста­ли уже при­выч­ны­ми, а силь­но­го про­ти­во­дей­ст­вия на местах, — кро­ме иудей­ских войн, про­длив­ших­ся еще несколь­ко деся­ти­ле­тий, — боль­ше не было. При Пли­нии воз­ник­ло такое явле­ние, как миро­вые рели­гии (до него к этой кате­го­рии мож­но отне­сти раз­ве что буд­дизм). Мит­ра­изм был важ­ной, хотя в конеч­ном сче­те и не удав­шей­ся попыт­кой в этом рус­ле. Солн­цу посвя­ще­ны яркие стра­ни­цы «мето­до­ло­ги­че­ской» вто­рой кни­ги «Есте­ствен­ной исто­рии». Но делая эту (по-види­мо­му) уступ­ку мит­ра­из­му, Пли­ний не идет даль­ше и, в част­но­сти, ни разу не употреб­ля­ет в «Есте­ствен­ной исто­рии» име­ни «Мит­ра».

Пли­ний был совре­мен­ни­ком Иису­са Хри­ста, лет на 25 млад­ше его; и мог бы в «Есте­ствен­ной исто­рии» что-нибудь пере­дать из сво­их впе­чат­ле­ний о еван­гель­ских или после­е­ван­гель­ских собы­ти­ях (хотя бы по слу­хам). Одна­ко ниче­го тако­го там нет, хотя Пале­стине посвя­ще­но нема­ло стра­ниц «Есте­ствен­ной исто­рии», и мы можем из труда Пли­ния мно­гое почерп­нуть отно­си­тель­но пале­стин­ских нра­вов и собы­тий I в. н. э. В целом мож­но ска­зать, что «Есте­ствен­ная исто­рия» — в про­ти­во­по­лож­ность пись­мам Пли­ния Млад­ше­го с их ярки­ми свиде­тель­ства­ми о хри­сти­ан­стве I—II вв. н. э. в Малой Азии — есть послед­ний столь круп­ный памят­ник дохри­сти­ан­ской эпо­хи, что не озна­ча­ет, конеч­но, что отдель­ные ее места не могут нема­ло дать для пони­ма­ния про­цес­сов воз­ник­но­ве­ния хри­сти­ан­ства и его рас­про­стра­не­ния по сре­ди­зем­но­мор­ско­му миру.

Для мно­гих отрас­лей нау­ки «Есте­ствен­ная исто­рия» послу­жи­ла отправ­ной точ­кой. Пли­ний для сво­его вре­ме­ни был пер­во­раз­ряд­ным уче­ным и, види­мо, таким эруди­том, кото­ро­го ни с кем невоз­мож­но срав­нить, осо­бен­но по части люби­мой им есте­ствен­ной исто­рии. Его мно­готом­ный труд в тече­ние все­го Сред­не­ве­ко­вья оста­вал­ся по сво­ей части непре­ре­кае­мым авто­ри­те­том в есте­ствен­ных нау­ках, а потом — уже для новой нау­ки — памя­тью о ее колы­бе­ли.

Содер­жа­ние это­го огром­но­го труда, даже если бы речь шла толь­ко о его ошиб­ках, никак не может быть изло­же­но вкрат­це. В дан­ном слу­чае мы будем иметь в виду толь­ко его чет­вер­тую кни­гу с содер­жа­щи­ми­ся в ней «сре­ди­зем­ны­ми» мате­ри­а­ла­ми, в том чис­ле вос­хо­дя­щи­ми к мифо­ло­ги­че­ской пра­ос­но­ве. Типич­ным при­ме­ром может слу­жить свя­зы­ва­ние Пли­ни­ем, как и вооб­ще уче­ны­ми той эпо­хи, гре­че­ско­го назва­ния «Пал­лан­тий» и рим­ско­го «Пала­тин». В дей­ст­ви­тель­но­сти они воз­ник­ли на совер­шен­но раз­лич­ных язы­ко­вых осно­вах. Но их чисто внеш­няя связь послу­жи­ла устой­чи­вым ком­по­нен­том отста­и­вае­мой мно­ги­ми рим­ски­ми и осо­бен­но гре­ко-рим­ски­ми (напри­мер, Поли­би­ем и Плу­тар­хом) уче­ны­ми леген­ды о про­ис­хож­де­нии ита­лий­ской государ­ст­вен­но­сти от эллин­ской и, более того, от пер­вых людей, воз­ник­ших после Дев­ка­ли­о­но­ва пото­па. Подоб­но тому, как дуб был пер­вым из рас­те­ний, так и арка­дяне были «пер­вы­ми людь­ми, рож­ден­ны­ми на Зем­ле» (Плу­тарх. Рим­ские вопро­сы. 286a). Из Арка­дии и даже имен­но из Пал­лан­тия, яко­бы еще до Тро­ян­ской вой­ны, при­бы­ли на бере­га Тиб­ра полу­бог Эвандр (греч. «истин­ный муж») с дру­ги­ми посе­лен­ца­ми — пред­ка­ми пат­ри­ци­ев. Он и дал ново­му посе­ле­нию слег­ка изме­нен­ное имя ста­ро­го. Эта леген­дар­ная связь Пал­лан­тия с Пала­ти­ном нашла вопло­ще­ние в релик­ви­ях: на склоне Пала­тин­ско­го хол­ма, под «хижи­ной Рому­ла», и столь же свя­то, как она, сохра­нял­ся так назы­вае­мый Боль­шой алтарь, соору­жен­ный Эван­дром, где празд­но­ва­ли победу Герак­ла с.106 над вели­ка­ном Каком — еще и во вре­ме­на Пли­ния и поз­же, до само­го кон­ца Запад­ной Рим­ской импе­рии.

Соб­ст­вен­но кано­нич­ным рим­ский миф ста­но­вил­ся тогда, когда уда­ва­лось свя­зать его, с одной сто­ро­ны, с эллин­ской парал­ле­лью, а с дру­гой — с реаль­ны­ми памят­ни­ка­ми. «Есте­ствен­ная исто­рия» — дитя сво­его вре­ме­ни — как ста­ло ясно в XV—XVI вв., пол­на не толь­ко обоб­ще­ни­я­ми чело­ве­че­ско­го опы­та, но так­же недо­ра­зу­ме­ни­я­ми и ошиб­ка­ми. Это так, но вме­сте с тем в ней бьет­ся живая мысль. Чте­ние «Есте­ствен­ной исто­рии» — беседа с авто­ром, здесь и чита­тель не может оста­вать­ся пас­сив­ным, что при­да­ет тек­сту свое­об­раз­ную пре­лесть.

Связь слов «Пала­тин» и «Пал­лан­тий» во вре­ме­на Пли­ния была общим местом, и ему даже не при­шлось ниче­го изо­бре­тать. Одна­ко есть и более сомни­тель­ные в смыс­ле аутен­тич­но­сти места «Есте­ствен­ной исто­рии», свя­зы­ваю­щие Запад и Восток (Евро­пы). Тако­ва мысль о том, что «всей Элла­де даро­вал сво­бо­ду Доми­ций Нерон» (IV. 22). В самом деле, во вре­мя сво­его 15-месяч­но­го путе­ше­ст­вия по Гре­ции в 66—68 гг. н. э. Нерон в вос­тор­ге от при­зна­ния его арти­сти­че­ских талан­тов даро­вал мно­гим гре­че­ским поли­сам ста­тус сво­бод­ных горо­дов и вооб­ще при­знал за жите­ля­ми про­вин­ции Ахайи пра­ва, близ­кие к пра­вам рим­ских граж­дан. Объ­ек­тив­но это «даро­ва­ние сво­бо­ды» было зве­ном в цепи таких актов, как рас­про­стра­не­ние рим­ско­го граж­дан­ства на всех ита­лий­цев в 88 г. до н. э., на все сво­бод­ное насе­ле­ние Рим­ской импе­рии в 212 г. н. э. Одна­ко аутен­тич­ность фра­зы вызы­ва­ет сомне­ние. Пли­ний видел в Нероне коро­но­ван­но­го извер­га, а не даро­ва­те­ля сво­бо­ды, и ни одно­му меро­при­я­тию Неро­на, даже попыт­кам про­рыть канал через Истм (§ 10), не давал поло­жи­тель­ной оцен­ки. Если Пли­ний ни разу не упо­мя­нул Неро­на в III кни­ге, спе­ци­аль­но посвя­щен­ной Ита­лии, а в дру­гих слу­ча­ях явно ему враж­де­бен, поче­му он решил помя­нуть его доб­рым сло­вом в кни­ге о Гре­ции? Во вся­ком слу­чае не из бес­при­стра­стия, пото­му что «даро­ва­ние сво­бо­ды» лег­ко мож­но было сба­лан­си­ро­вать ука­за­ни­ем на тще­сла­вие Неро­на, на его недо­ве­рие к Риму и т. д. К тому же в дан­ном месте тек­ста фра­за ино­род­на, поме­ща­ясь меж­ду абсо­лют­но не свя­зан­ны­ми с ней сведе­ни­я­ми об ахай­ских поли­сах и раз­ме­рах Пело­пон­не­са. Она встав­ле­на, види­мо, чита­те­лем «Есте­ствен­ной исто­рии», желав­шим Пли­ни­е­вой чисто отри­ца­тель­ной оцен­ке Неро­на что-то про­ти­во­по­ста­вить, созна­тель­но или нет, но ско­рее все-таки желав­шим это­го созна­тель­но. Ведь фра­за «замас­ки­ро­ва­на» под Пли­ни­е­ву тем, что импе­ра­тор назван про­сто Доми­ци­ем Неро­ном, без титу­лов. Интер­по­ля­тор пошел на это, хотя был сто­рон­ни­ком и, быть может, даже поклон­ни­ком Неро­на. Тако­вые несо­мнен­но суще­ст­во­ва­ли по край­ней мере до кон­ца I в. н. э.

Дру­гой при­мер встав­ки, на этот раз более позд­ней, мож­но видеть в IV. 20, где пере­чис­ле­ны горо­да Арка­дии: «Псо­фис, Ман­ти­нея, Стюм­фал, Тегея, Анти­го­нея» и т. д. Соб­ст­вен­но Ман­ти­нея и Анти­го­нея — это был один и тот же город, но пер­вое назва­ние было во вре­ме­на Пли­ния лишь вос­по­ми­на­ни­ем. Македон­ский царь Анти­гон Досон, вос­ста­но­вив­ший Ман­ти­нею в 220-е гг. до н. э. из руин после граж­дан­ской вой­ны, пере­име­но­вал ее в Анти­го­нею, а преж­нее назва­ние Ман­ти­нея ей было воз­вра­ще­но толь­ко импе­ра­то­ром Адри­а­ном мно­го спу­стя после Пли­ния. О тож­де­стве Ман­ти­неи и Анти­го­неи Пли­ний не мог не знать, он глу­бо­ко изу­чил гре­че­скую топо­ни­мию: в этом же спис­ке, напри­мер, выде­ля­ет Леп­ре­он (и толь­ко его) как Арка­дий­ский, имен­но пото­му, что был еще Элид­ский. Поэто­му надо пола­гать, что «Ман­ти­нея» встав­ле­на в с.107 спи­сок после смер­ти Пли­ния и ско­рее все­го во II в. н. э. — под све­жим впе­чат­ле­ни­ем вос­ста­нов­ле­ния горо­ду его исто­ри­че­ско­го назва­ния.

В дру­гих фраг­мен­тах, хотя и несо­мнен­но при­над­ле­жа­щих Пли­нию, труд­но быва­ет решить, какую из близ­ких кате­го­рий объ­ек­тов он име­ет в виду. Напри­мер, в IV. 35 он упо­ми­на­ет «сво­бод­ные пле­ме­на аман­ти­нов и оре­стов». При этом неяс­но, име­ет ли Пли­ний в виду про­сто пле­ме­на или так­же и пле­мен­ные цен­тры. Сло­ва «пле­ме­на» в ори­ги­на­ле нет: в соче­та­нии li­be­ri Aman­ti­ni at­que Ores­tae под пер­вы­ми и вто­ры­ми могут под­ра­зу­ме­вать­ся жите­ли горо­дов Аман­ты и Оре­сты — если такие горо­да суще­ст­во­ва­ли. По опи­са­нию мест­но­сти похо­же, что аман­ти­ны тож­де­ст­вен­ны «вар­ва­рам-аман­там» из § 145 кни­ги III. Во вся­ком слу­чае Стра­бон упо­ми­на­ет о суще­ст­во­вав­шем одно вре­мя «Оре­сто­вом Арго­се» и о том, что оре­сты счи­та­лись потом­ка­ми героя Оре­ста¹.

В том же § 35 более ясен слу­чай с мюгдо­на­ми, это была и пле­мен­ная область (Мюгдо­ния) и ее центр, что более подроб­но рас­кры­то в § 38: «Рав­ни­на Мюгдо­нии, а на ней в уда­ле­нии от моря Апол­ло­ния и Аре­ту­са», при­чем рав­ни­на (так по кон­тек­сту, а бук­валь­но «область» — re­gio), это, види­мо, тот же gre­mium ter­ra­rum из § 35. На это ука­зы­ва­ет и упо­ми­на­ние рядом с мюгдо­на­ми Аре­ту­зы (Аре­ту­сы, Аре­фу­сы) в обо­их слу­ча­ях, в § 35 и 38 — но в § 25 дру­гая Аре­ту­са, хотя сам топо­ним, воз­мож­но, зане­сен имен­но из Бео­тии. К севе­ру от нее и от Фра­кии неко­гда, в леген­дар­ные вре­ме­на, жили так назы­вае­мые ски­фы-паха­ри. Назва­ние свя­зы­ва­ет их с Восточ­но-Евро­пей­ской рав­ни­ной, но пози­тив­ных пред­став­ле­ний о них нет. С мифо­ло­ги­че­ски­ми же мне­ни­я­ми о них свя­за­но назва­ние тех мест «Гера­ния» (от гре­че­ско­го γέ­ρανος, «журавль»). У Ари­сто­те­ля нахо­дим более рацио­на­ли­сти­че­ский (и даже рацио­наль­ный, если учесть дей­ст­ви­тель­ное суще­ст­во­ва­ние пиг­мей­ских пле­мен) вари­ант это­го мифа с отне­се­ни­ем его не к Ски­фии, а к Афри­ке: пиг­меи под­вер­га­ют­ся напа­де­нию журав­лей в вер­хо­вьях Нила². Но в поль­зу Пли­ни­е­вой фра­кий­ской Гера­нии гово­рит то, что во вся­ком слу­чае в эллин­ской топо­ни­ми­ке это назва­ние быто­ва­ло, напри­мер на Пело­пон­не­се, откуда мно­гие назва­ния пере­не­се­ны в Македо­нию и Фра­кию (ср. об элид­ской реке Гера­нии³; да и у само­го Пли­ния — город или горо­да Ge­ra­nia в § 16 и 23). Была так­же гор­ная цепь в Мега­риде Γε­ρανία или Γε­ρανεία. Зная эти «журав­ли­ные роди­ны» и, воз­мож­но, еще дру­гие, нам не извест­ные, в том чис­ле фра­кий­скую, Пли­ний тем не менее не знал об афри­кан­ской гипо­те­зе или не при­дал ей зна­че­ния.

Ниже сле­ду­ет рас­сказ о Кинос­се­ме, «погре­баль­ном хол­ме Геку­бы». Этот отры­вок завер­ша­ет рас­смот­ре­ние «третье­го зали­ва Евро­пы» и вме­сте с тем как бы замы­ка­ет ее исто­рию, отсы­лая чита­те­ля к леген­дам о Трое, раз­ва­ли­ны кото­рой нахо­дят­ся побли­зо­сти. Кинос­се­ма — бук­валь­но «гроб­ни­ца соба­ки» — яко­бы место, где бро­си­лась в воду пре­вра­щен­ная в соба­ку цари­ца Трои Геку­ба. Об этом гово­рит­ся в виде про­ро­че­ства в тра­гедии Еври­пида «Геку­ба». Поз­же этот миф не очень попу­ля­рен: ни у Фукидида, ни у Стра­бо­на, ни, как видим, у Пли­ния не объ­яс­не­на при­чи­на «соба­чье­го» назва­ния хол­ма. Дру­гая тра­ди­ция пред­став­ле­на у поэта Сте­си­хо­ра (VII—VI вв. до н. э.) и Пав­са­ния⁴: Геку­ба умер­ла в Ликии, т. е. гораздо южнее, куда была пере­не­се­на Апол­ло­ном. с.108 Назва­ние же «Кинос­се­ма» было и в дру­гих местах, напри­мер на Сала­мине: там в честь насто­я­щей соба­ки и ее вер­но­сти хозя­и­ну (Плу­тарх. Фемист. 10; Катон Ст. 5). В том же отрыв­ке упо­мя­нут Про­те­си­лай — фес­са­лий­ский царь, пер­вый со сто­ро­ны гре­ков погиб­ший в Тро­ян­ской войне (Гомер. Или­а­да. II. 698—702; Овидий. Мета­мор­фо­зы. XII. 67—68). О хра­ме Про­те­си­лая несколь­ко раз упо­ми­на­ет Геро­дот и один раз — о чуде, кото­рым тень это­го героя вдох­но­ви­ла гре­ков в борь­бе с пер­са­ми. Пли­ний не очень отчет­ли­во пред­став­ля­ет эти места. Храм Про­те­си­лая был в Эле­ун­те, ему в дан­ном отрыв­ке может соот­вет­ст­во­вать толь­ко Элей — греч. Ἐλαιοῦς или Ἐλεοῦς, род. падеж Ἐλαιοῦν­τος (Ἐλεοῦν­τος), — но он упо­мя­нут как нахо­дя­щий­ся в дру­гом месте. В обо­зна­че­нии гроб­ни­цы Про­те­си­лая Пли­ний колеб­лет­ся меж­ду tur­ris и de­lub­rum: види­мо, во вре­ме­на Пли­ния культ Про­те­си­лая как мест­но­го героя уже не отправ­лял­ся. Нако­нец, упо­мя­ну­тая здесь же Пли­ни­ем «Сто­ян­ка (гавань) ахей­цев» пред­став­ля­ла собой «бух­ту напро­тив моги­лы Про­те­си­лая», а над бух­той еще во вре­ме­на пере­пра­вы Алек­сандра Македон­ско­го через Гел­лес­понт «выси­лись над­гроб­ные кур­га­ны Аяк­са, Ахил­ла и Патрок­ла», — или хол­мы, счи­тае­мые таки­ми кур­га­на­ми⁵.

Даль­ней­шее ска­ни­ро­ва­ние бере­гов «третье­го зали­ва» при­во­дит Пли­ния к Эгей­ско­му морю, кото­ро­му «дала назва­ние ска­ла». В насто­я­щее вре­мя эти­мо­ло­гии Эгей­ско­го моря мно­го­чис­лен­ны. Наи­бо­лее извест­ную из них — по име­ни бро­сив­ше­го­ся в море Эгея — Пли­ний даже не упо­ми­на­ет, хотя к его вре­ме­ни она уже неред­ко встре­ча­лась (есть, напри­мер, у Катул­ла). Пли­ни­е­ва эти­мо­ло­гия (от назва­ния козы, см. в тек­сте) не хуже дру­гих: коза — одно из самых рас­про­стра­нен­ных живот­ных в сре­ди­зем­но­мор­ской топо­ни­мии, а ост­ро­вок Αἰγαί (меж­ду ост­ро­ва­ми Тено­сом и Хио­сом) был изве­стен еще в гоме­ров­ское вре­мя. Совре­мен­ные эти­мо­ло­ги чаще свя­зы­ва­ют назва­ние Эгей­ско­го моря с доин­до­ев­ро­пей­ским ком­по­нен­том. Отно­си­тель­но еще одно­го ост­ро­ва Кео­са отме­че­но, что там «дела­ют очень тон­кие тка­ни для жен­ских пла­тьев» — de­li­ca­tio­res fe­mi­nis ves­tem. Это гово­рит, види­мо, не столь­ко сам Пли­ний, сколь­ко его источ­ник и при­том сме­ши­ва­ет Кеос с Косом, на нем дей­ст­ви­тель­но изготов­ля­ли какие-то совсем осо­бые тка­ни и одеж­ды (Coae ves­tes). Этим источ­ни­ком, на кото­рый Пли­ний здесь ссы­ла­ет­ся, слу­жит Варрон. Одна­ко соглас­но более дав­не­му и надеж­но­му опи­са­нию Ари­сто­те­ля, имен­но на Косе была пред­при­ня­та древ­ней­шая в Евро­пе попыт­ка шел­ко­вод­ства⁶. О ней же повест­ву­ют, не без вли­я­ния Ари­сто­те­ля, гла­вы XXV—XXVII один­на­дца­той кни­ги «Есте­ствен­ной исто­рии». Мож­но при­ве­сти и мно­го дру­гих тако­го рода «ост­ров­ных» сооб­ще­ний; у Пли­ния они име­ют­ся в боль­шом коли­че­стве, хотя совре­мен­ные эти­мо­ло­ги чаще не счи­та­ют «Есте­ствен­ную исто­рию» как осо­бый источ­ник. Напри­мер, топо­ним «Делос» они свя­зы­ва­ют с албан­ским diell — «солн­це»⁷, учи­ты­вая, что ост­ров счи­тал­ся местом рож­де­ния Апол­ло­на, бога Солн­ца. Меж­ду тем и сооб­ще­ние Пли­ния — «Делос полу­чил свое имя отто­го, что вне­зап­но явил­ся из воды» (греч. δῆ­λος, явный, види­мый) — име­ет опре­де­лен­ный смысл. Оно по край­ней мере харак­те­ри­зу­ет язы­ко­вое созна­ние доволь­но дли­тель­но­го пери­о­да. У Ари­сто­те­ля в его извест­ных трак­та­тах оно не встре­ча­ет­ся, хотя В. Розе и вклю­чил дан­ный фраг­мент в свое собра­ние под с.109 № 446 (со ссыл­кой на Пли­ния). О свя­зи назва­ния Дело­са и при­ла­га­тель­но­го δῆ­λος пишет и Филон Алек­сан­дрий­ский («О веч­но­сти мира», 23), воз­во­дя эту вер­сию к Тео­фра­с­ту и дру­гим пери­па­те­ти­кам. Так­же назва­ние ост­ро­ва «Гид­ру­са» Пли­ний при­во­дит со ссыл­кой на Ари­сто­те­ля, кото­рый буд­то бы «гово­рит, что его имя Гид­ру­са, по при­чине оби­лия вод». Это объ­яс­не­ние повто­ря­ет в VII в. н. э. Сте­фан Визан­тий­ский без ссыл­ки на Ари­сто­те­ля или на кого-либо. Розе вклю­ча­ет в свои «Ари­сто­телев­ские фраг­мен­ты» дан­ный фраг­мент, и это его объ­яс­не­ние толь­ко на осно­ва­нии ссыл­ки у Пли­ния⁸. Пли­ний фак­ти­че­ски ока­зы­ва­ет­ся родо­на­чаль­ни­ком обшир­ной псев­до­э­ти­мо­ло­ги­че­ской тра­ди­ции.

Кни­га IV «Есте­ствен­ной исто­рии» дает, хотя и в огра­ни­чен­ных пре­де­лах, пред­став­ле­ние об исполь­зо­ва­нии рим­ля­на­ми при­род­ных ресур­сов. На ост­ро­вах Кас­си­те­ридах Пли­ний отме­ча­ет «изоби­лие свин­ца». К этой фор­му­ли­ров­ке (a fer­ti­li­ta­te plum­bi) неко­то­рые ком­мен­та­то­ры пред­ла­га­ли доба­вить al­bi, чтобы полу­чи­лось «за изоби­лие оло­ва». Рим­ляне не вполне раз­ли­ча­ли сви­нец и оло­во, поэто­му Пли­ни­е­во plum­bi (свин­ца) вполне мог­ло озна­чать plum­bi al­bi (оло­ва). В этом же плане любо­пыт­ны в «Есте­ствен­ной исто­рии» отно­ся­щи­е­ся к Ибе­рии имя пле­ме­ни «плюм­ба­ров» (§ 118) и назва­ние ост­ро­ва «Плум­ба­рия» («Плюм­ба­рия»), кото­рые тоже, оче­вид­но, свя­за­ны с добы­чей «чер­но­го» или «бело­го» свин­ца. По-гре­че­ски «сви­нец» и «оло­во» про­из­во­ди­лись от раз­ных кор­ней: μό­λυβ­δος и κασ­σί­τερος, хотя вто­рой тер­мин мог озна­чать и какой-то дру­гой металл или сплав. Во вся­ком слу­чае имен­но от него (κασ­σί­τερος) про­из­веде­но назва­ние ост­ро­вов, кото­рое ино­гда и пере­во­дят «Оло­вян­ные». Сло­ва Пли­ния о «мно­же­стве ост­ро­вов», как и утвер­жде­ние Стра­бо­на, что Кас­си­те­рид десять, про­ти­во­ре­чат тра­ди­ции отож­дествлять Кас­си­те­риды с Бри­тан­ски­ми ост­ро­ва­ми⁹. Геро­дот, у него, по-види­мо­му, впер­вые (III, 115) появ­ля­ет­ся назва­ние Кас­си­те­рид, не дает ниче­го для обос­но­ва­ния этой тра­ди­ции и вооб­ще сомне­ва­ет­ся в реаль­но­сти Кас­си­те­рид. Соглас­но Посидо­нию и Стра­бо­ну, оло­во добы­ва­ли арта­бры, «кото­рые живут даль­ше все­го на севе­ро-запа­де Лузи­та­нии»¹⁰. Так­же и в дру­гих местах у Стра­бо­на и еще у неко­то­рых древ­них авто­ров Кас­си­те­риды как-то соот­но­сят­ся с артабра­ми, напри­мер, «лежат к севе­ру напро­тив арта­бров»¹¹. Пли­ний в § 113—114 отри­ца­ет суще­ст­во­ва­ние арта­бров. Одна­ко поми­мо древ­не­го назва­ния мыса Рока («Артабр»), их имя до сих пор сохра­ни­лось в назва­нии неболь­шой бух­ты «Арта­бри» око­ло мыса Фини­стер­ре — севе­ро-запад­ной око­неч­но­сти Пире­ней­ско­го полу­ост­ро­ва. От нее близ­ко напря­мик к лежа­щим на юго-запад от Англии ост­ро­вам Сил­ли, на кото­рых до XVII в. добы­ва­ли оло­во. На их тож­де­ство с Кас­си­те­рида­ми есть наме­ки у Дио­до­ра Сици­лий­ско­го и в «Поли­ги­сто­ре» Юлия Соли­на, око­ло 300 г. н. э., да и сей­час есть сто­рон­ни­ки этой точ­ки зре­ния¹².

В заклю­че­ние при­ведем еще один при­мер из IV кни­ги Пли­ния, где нагляд­но вид­но харак­тер­ное для него сме­ше­ние исто­ри­че­ских (в том чис­ле исто­ри­ко-науч­ных) моти­вов с мифо­ло­ги­че­ски­ми. В § 90 (и далее) на осно­ва­нии с.110 ссы­лок на рас­ска­зы путе­ше­ст­вен­ни­ков обри­со­вы­ва­ет­ся кар­ти­на неко­е­го восточ­но­го государ­ства. Рас­ска­зы эти мифо­ло­ги­че­ские, но рань­ше и таких не было. Где-то «в стране полу­го­до­во­го дня» (харак­тер­ное сме­ше­ние даль­не­го севе­ра с восто­ком) оби­та­ет народ, о нем «рас­ска­зы­ва­ют, буд­то они утром сеют, жнут в пол­день, сры­ва­ют пло­ды с дере­вьев вече­ром, а ночью укры­ва­ют­ся в пеще­рах». Видеть тако­го никто не мог, но пере­ска­зать как зани­ма­тель­ную сказ­ку, — пожа­луй. Где-то за ними «огром­ный оке­ан», по-види­мо­му, тот самый «край­ний оке­ан», на бере­гу кото­ро­го меч­тал окон­чить свой поход Алек­сандр Македон­ский. Во вся­ком слу­чае у Пли­ния мы впер­вые в кон­крет­ной, хотя и мифо­ло­ги­зи­ро­ван­ной фор­ме стал­ки­ва­ем­ся с упо­ми­на­ни­ем о Тихом оке­ане. Пли­ний селит гипер­бо­ре­ев око­ло него, т. е. око­ло зани­маю­ще­го пол-Зем­ли «огром­но­го оке­а­на». У Геро­до­та (IV. § 13) про­сто «их стра­на про­сти­ра­ет­ся до моря». Неко­то­рые чер­ты гипер­бо­ре­ев про­смат­ри­ва­ют­ся уже в более исто­ри­че­ских серах, так­же упо­ми­нае­мых Пли­ни­ем. Тако­вы дол­го­ле­тие (пусть мни­мое), оби­та­ние на «краю све­та» (край­ний восток на каком-то эта­пе заме­нил­ся на край­ний север), бла­го­дат­ная при­ро­да и устой­чи­вая куль­ту­ра. Пле­мя атта­ков, с кото­ры­ми Пли­ний сбли­жа­ет здесь гипер­бо­ре­ев, застав­ля­ет вспом­нить ата­ко­ров, живу­щих рядом с сера­ми (см. VI. 55). Уси­ле­ние кон­крет­но­сти у Пли­ния по срав­не­нию с Геро­до­том свя­за­но с тем, что в про­ме­жут­ке меж­ду эти­ми дву­мя авто­ра­ми успе­ли сло­жить­ся и прой­ти цикл сво­его раз­ви­тия (пер­вая — пол­но­стью) огром­ные импе­рии Цинь и Хань. О них не мог­ли не рас­ска­зы­вать путе­ше­ст­вен­ни­ки и куп­цы, пусть не извест­ные нам, но что-то про­да­вав­шие и поку­пав­шие и создав­шие в Риме в каких-то эле­мен­тах реаль­ную кар­ти­ну жиз­ни осед­лых циви­ли­за­ций край­не­го Восто­ка.