Движение багаудов

с.101 Дви­же­ние багау­дов — важ­ный этап в исто­рии рево­лю­ции рабов. Это широ­кое мас­со­вое дви­же­ние, воз­ник­шее в Гал­лии в III веке, в тече­ние двух веков под­та­чи­ва­ло могу­ще­ство дер­жав­но­го Рима. Подав­ля­е­мое силой рим­ско­го ору­жия, оно вспы­хи­ва­ло вновь, втя­ги­вая в борь­бу новые силы.

Это дви­же­ние, направ­лен­ное в первую оче­редь про­тив круп­но­го гал­ло-рим­ско­го земле­вла­де­ния, спо­соб­ст­во­ва­ло раз­ру­ше­нию рабо­вла­дель­че­ско­го хозяй­ства и утвер­жде­нию на терри­то­рии Гал­лии вар­вар­ских пле­мен.

Гал­лия игра­ла важ­ную воен­но-стра­те­ги­че­скую и поли­ти­че­скую роль в эпо­ху рас­па­да импе­рии. Она ото­дви­га­ла рим­скую гра­ни­цу до само­го Рей­на и этим созда­ла про­тив втор­гав­ших­ся вар­ва­ров более мощ­ную защи­ту, чем Аль­пы. Поэто­му вос­ста­ния и рево­лю­ции в Гал­лии были гораздо опас­нее для импе­рии, чем такие же рево­лю­ции в дру­гих про­вин­ци­ях.

Дви­же­ние багау­дов до сих пор оста­ет­ся мало­ис­сле­до­ван­ным. Спе­ци­аль­ных работ о багаудах нет, а в общих работах бур­жу­аз­ных исто­ри­ков по исто­рии Рима и Гал­лии об этом дви­же­нии гово­рит­ся толь­ко в общих чер­тах, и трак­ту­ет­ся оно обыч­но как дви­же­ние «раз­бой­ни­чьих банд».

Что озна­ча­ет самое сло­во «багауды», како­ва его эти­мо­ло­гия, об этом рим­ские писа­те­ли не сооб­ща­ют нам реши­тель­но ниче­го. Поэто­му сре­ди уче­ных до насто­я­ще­го вре­ме­ни нет согла­сия в пони­ма­нии это­го сло­ва. Неко­то­рые исто­ри­ки тол­ку­ют сло­во «багауд» в смыс­ле «борю­ще­го­ся», «бор­ца», пред­по­ла­гая, что это сло­во про­ис­хо­дит от кельт­ско­го ba­ja — «борь­ба».

Рим­ские писа­те­ли, отра­жав­шие офи­ци­аль­ную точ­ку зре­ния, вкла­ды­ва­ли в тер­мин «багауды» пре­зри­тель­ный отте­нок, ото­жествляя багау­дов с раз­бой­ни­ка­ми.

Так, Евме­ний пря­мо назы­ва­ет багау­дов, оса­див­ших город Авгу­сто­дун, раз­бой­ни­ка­ми¹. Авре­лий Вик­тор гово­рит о «шай­ках посе­лян и раз­бой­ни­ков, кото­рых мест­ные жите­ли назы­ва­ют багауда­ми»². Оро­зий так­же гово­рит о «шай­ках посе­лян, кото­рых назы­ва­ли багауда­ми»³. Саль­ви­ан доста­точ­но ясно под­чер­ки­ва­ет, что сло­во «багауд» — оскор­би­тель­ное, уни­зи­тель­ное про­зви­ще. «Теперь — пишет он, — у меня речь о багаудах. с.102 Ограб­лен­ные жесто­ки­ми и кро­во­жад­ны­ми судья­ми, удру­чен­ные, угне­тен­ные, утра­тив пра­во на рим­скую сво­бо­ду, они поте­ря­ли так­же ува­же­ние к рим­ско­му име­ни. И мы вме­ня­ем им в вину их несча­стье, ста­вим в вину их бед­ст­вия и даем им нена­вист­ное имя, кото­рое сами созда­ли. Мы назы­ваем их мятеж­ни­ка­ми, назы­ваем погиб­ши­ми людь­ми, после того как сами при­нуди­ли их к пре­ступ­ле­нию. Ибо от чего дру­го­го они сде­ла­лись багауда­ми, как не от наших наси­лий, от неспра­вед­ли­во­сти наших судей, как не от побо­ров и гра­бе­жей со сто­ро­ны тех, кото­рые пре­вра­ти­ли обще­ст­вен­ные повин­но­сти в свой лич­ный доход и сде­ла­ли нало­ги сво­ей добы­чей… Мы сво­и­ми наси­ли­я­ми вынуж­да­ем их быть багауда­ми… они тер­пят муку по необ­хо­ди­мо­сти, не по жела­нию»⁴.

В устах гос­под­ст­ву­ю­щих клас­сов Гал­лии сло­во «багауд» было рав­но­знач­но нашим сло­вам «бан­дит, раз­бой­ник, бро­дя­га, бег­лый». Име­нем багау­дов гал­ло-рим­ские рабо­вла­дель­цы окре­сти­ли все, что было в Гал­лии без­дом­но­го, нище­го, угне­тен­но­го, — бег­лых рабов и коло­нов, разо­рен­ных ростов­щи­че­ской каба­лой кре­стьян, бег­лых сол­дат-дезер­ти­ров и город­ской плебс, выби­тый из колеи трудо­вой жиз­ни.

Эти эле­мен­ты не огра­ни­чи­ва­лись толь­ко чисто пас­сив­ной фор­мой борь­бы. Неод­но­крат­но они бра­ли в руки ору­жие и шли откры­то на смерт­ный бой про­тив сво­их гал­ло-рим­ских экс­пло­ата­то­ров. Но в гла­зах послед­них они были толь­ко пре­ступ­ни­ка­ми, раз­бой­ни­ка­ми, бан­ди­та­ми.

Дюканж в сво­ем Glos­sa­rium ad Scrip­to­res me­diae et in­fi­mae la­ti­ni­ta­tis гово­рит, что на древ­нем галль­ском язы­ке сло­во Ba­gat или Ba­gad обо­зна­ча­ло тол­пу, сброд, сбо­ри­ще людей (ho­mi­num col­lec­tio). У визан­тий­ско­го лек­си­ко­гра­фа Свиды сло­во βα­καύδας про­из­во­дит­ся от гла­го­ла βα­γεύειν, что зна­чит «шатать­ся», «бро­дить», и соот­вет­ст­ву­ет латин­ско­му va­ga­ri, va­gi, va­gan­tes.

Багауды дали знать о себе уже при импе­ра­то­ре Ком­мо­де (180—192) во вре­мя вос­ста­ния Матер­на.

С кон­ца II в. поло­же­ние сель­ско­го насе­ле­ния Гал­лии сде­ла­лось осо­бен­но тяже­лым. С 70—80-х годов Гал­лия всту­пи­ла в поло­су жесто­ко­го аграр­но­го кри­зи­са, из кото­ро­го не мог­ла вый­ти в про­дол­же­ние 15—20 лет. Осо­бен­но тяже­ло ото­зва­лись на сель­ском хозяй­стве Гал­лии дли­тель­ные внеш­ние вой­ны импе­рии и страш­ная эпиде­мия чумы.

Вой­ны — сна­ча­ла пар­фян­ская (161—165), а затем тяже­лая мар­ко­ман­ская вой­на (167—180) — сто­и­ли импе­рии колос­саль­ных жертв и силь­но сокра­ти­ли коли­че­ство рабо­чих рук на полях и план­та­ци­ях гал­ло-рим­ских маг­на­тов. Импе­ра­то­ру Мар­ку Авре­лию (161—180) при­шлось при­звать на воен­ную служ­бу пого­лов­но всех граж­дан-ита­ли­ков и про­вин­ци­а­лов, а для попол­не­ния убы­ли в армии он дол­жен был воору­жать гла­ди­а­то­ров, рабов, воль­ноот­пу­щен­ни­ков, и даже раз­бой­ни­ков (SHA, Marc. Aurel., 21).

Чума, зане­сен­ная с Восто­ка и охва­тив­шая все про­вин­ции, страш­но опу­сто­ши­ла и Гал­лию. Евтро­пий, быть может, несколь­ко пре­уве­ли­чи­вая, рису­ет печаль­ную кар­ти­ну. Вил­лы, поля, горо­да, — пишет он, — были забро­ше­ны, обез­люде­ли и пре­вра­ти­лись в руи­ны и леса (Eut­rop., VII, 15).

Есте­ствен­но, что аграр­ный кри­зис тяже­ло ото­звал­ся в первую оче­редь на рабах и коло­нах маг­нат­ских поме­стий. Маг­на­ты, ощу­щая недо­ста­ток в рабо­чих руках, не замед­ли­ли уси­лить экс­плуа­та­цию сво­их уцелев­ших рабов. Кро­ме того, во вре­мя эпиде­мии чумы рабы и коло­ны мас­са­ми сни­ма­лись с мест и бежа­ли, куда гла­за глядят. Изму­чен­ные и голод­ные они попол­ня­ли собой ряды бро­дяг и, чтобы не уме­реть с голо­ду, зани­ма­лись раз­бо­ем.

с.103 Мел­кое кре­стьян­ское хозяй­ство так­же пере­жи­ва­ло тяже­лое поло­же­ние. Рас­пы­лен­ные и неор­га­ни­зо­ван­ные мел­кие соб­ст­вен­ни­ки, уцелев­шие от чумы, на сво­их клоч­ках зем­ли в резуль­та­те про­дол­жи­тель­ных войн и страш­ных опу­сто­ше­ний чумы ста­ли разо­рять­ся и попа­дать в дол­го­вую каба­лу. На них, поми­мо всех бед­ст­вий, еще тяже­ло давил пресс государ­ст­вен­ных пода­тей и повин­но­стей, кото­рые они не в состо­я­нии были пла­тить. Нако­нец, нача­лось и раз­ло­же­ние рим­ской армии, изну­рен­ной про­дол­жи­тель­ной и тяже­лой вой­ной. Бег­ство сол­дат при­ня­ло огром­ные раз­ме­ры. Вся Гал­лия бук­валь­но кише­ла дезер­ти­ра­ми⁵.

Тако­ва была обста­нов­ка, когда в 186 г. в Гал­лии нача­лось вос­ста­ние Матер­на. Оно не было оди­но­кой и слу­чай­ной вспыш­кой собрав­ших­ся в Гал­лии шаек дезер­ти­ров и раз­бой­ни­ков, как обыч­но рас­це­ни­ва­ют его бур­жу­аз­ные исто­ри­ки. Это было серь­ез­ное вос­ста­ние широ­ких угне­тен­ных и пора­бо­щен­ных масс Гал­лии, нача­ло дви­же­ния багау­дов. При­чи­ны, его поро­див­шие, нель­зя искать в про­стом жела­нии куч­ки бег­лых сол­дат обо­га­тить­ся путем гра­бе­жа и опу­сто­ше­ния стра­ны. Гнет экс­плуа­та­ции, побо­ры и нало­ги нача­ли невы­но­си­мо давить на мас­сы. «Рим­ское государ­ство, — гово­рит Энгельс, — пре­вра­ти­лось в гигант­скую слож­ную маши­ну исклю­чи­тель­но для выса­сы­ва­ния соков из под­дан­ных. Нало­ги, государ­ст­вен­ные повин­но­сти и раз­но­го рода обро­ки погру­жа­ли мас­су насе­ле­ния во все более глу­бо­кую нище­ту»⁶. Поэто­му вос­ста­ние сра­зу же охва­ти­ло мно­гие рай­о­ны Гал­лии и про­дол­жа­лось око­ло двух лет. Наш един­ст­вен­ный источ­ник — Геро­ди­ан — очень ску­по рас­ска­зы­ва­ет об этом вос­ста­нии. По сло­вам Геро­ди­а­на (I, 10), во гла­ве вос­став­ших стал про­стой сол­дат галль­ско­го гар­ни­зо­на Матерн. Он преж­де был «вои­ном, отли­чив­шим­ся мно­ги­ми отваж­ны­ми подви­га­ми, но потом дезер­ти­ро­вал». Рабы и коло­ны, сол­да­ты и город­ская бед­но­та сте­ка­лись под его зна­ме­на, и ско­ро у Матер­на обра­зо­ва­лась боль­шая рево­лю­ци­он­ная армия. «Сна­ча­ла, — пишет Геро­ди­ан, — он про­из­во­дил раз­бой, опу­сто­шая поля, и гра­бил насе­ле­ние. Но, сде­лав­шись обла­да­те­лем боль­ших богатств, он при­влек к себе боль­шое чис­ло зло­де­ев, обе­щая им вели­кие бла­го­де­я­ния и раздел добы­чи. После это­го он стал уже не раз­бой­ни­ком, а опас­ным вра­гом».

Армия Матер­на была хоро­шо воору­же­на и всту­па­ла с пра­ви­тель­ст­вен­ны­ми отряда­ми войск в успеш­ные откры­тые бои. Она оса­жда­ла и захва­ты­ва­ла даже укреп­лен­ные горо­да. Вос­став­шие везде раз­би­ва­ли две­ри тюрем и выпус­ка­ли на сво­бо­ду заклю­чен­ных, кото­рые при­со­еди­ня­лись к вос­став­шим. В сво­их про­кла­ма­ци­ях Матерн при­зы­вал на свою сто­ро­ну всех угне­тен­ных и бед­ня­ков, обе­щая им сво­бо­ду и луч­шую жизнь. «Эти зло­деи, — пишет Геро­ди­ан, — напа­да­ли на боль­шие горо­да, раз­би­ва­ли тюрь­мы, осво­бож­да­ли от оков всех заклю­чен­ных в них по какой-либо вине, обе­ща­ли им без­опас­ность, бла­го­де­я­ния и вовле­ка­ли в свой союз».

Из Гал­лии дви­же­ние пере­бро­си­лось в Испа­нию. «Прой­дя всю стра­ну кель­тов и ибе­ров, — пишет Геро­ди­ан, — они напа­да­ли на круп­ней­шие горо­да, одни сжи­га­ли, а дру­гие, раз­гра­бив, остав­ля­ли».

За эти­ми ску­пы­ми сло­ва­ми Геро­ди­а­на чув­ст­ву­ет­ся боль­шой раз­мах вос­ста­ния Матер­на. Геро­ди­ан, прав­да, трак­ту­ет рево­лю­ци­он­ную армию Матер­на как про­стую шай­ку раз­бой­ни­ков и воров. Для него, пред­ста­ви­те­ля рабо­вла­дель­че­ско­го клас­са, Матерн, под­няв­ший ору­жие про­тив это­го клас­са, — толь­ко зло­дей и дезер­тир, а все, кто ста­но­вил­ся под его зна­ме­на, толь­ко пре­ступ­ни­ки, бан­ды убийц и воров. Но в дей­ст­ви­тель­но­сти перед нами мощ­ное рево­лю­ци­он­ное дви­же­ние пора­бо­щен­ных и угне­тен­ных масс, кото­рое воз­гла­вил и орга­ни­зо­вал про­стой сол­дат Матерн.

с.104 Насколь­ко серь­ез­но и мощ­но было это дви­же­ние, мож­но ясно видеть из того, что мест­ные рим­ские вла­сти не мог­ли с ним спра­вить­ся. Они настой­чи­во тре­бо­ва­ли от импе­ра­то­ра Ком­мо­да при­ня­тия энер­гич­ных мер. Пона­до­би­лась орга­ни­за­ция спе­ци­аль­ной армии. Ком­мод послал в Гал­лию одно­го из сво­их офи­це­ров, Пес­цен­ния Ниге­ра, с несколь­ки­ми леги­о­на­ми. Кро­ме того, он назна­чил глав­но­ко­ман­дую­щим войск, дей­ст­во­вав­ших про­тив вос­став­ших, лега­та Лион­ской про­вин­ции Сеп­ти­мия Севе­ра, чело­ве­ка искус­но­го и реши­тель­но­го, пре­до­ста­вив ему в пре­де­лах постав­лен­ных задач чрез­вы­чай­ные пол­но­мо­чия⁷. После упор­ных боев Сеп­ти­мию Севе­ру уда­лось при­жать армию Матер­на к Аль­пам, раз­бить ее, отбро­сить остат­ки за Аль­пы, в Ита­лию, где они и были уни­что­же­ны. Сооб­ще­ние Геро­ди­а­на о гибе­ли Матер­на похо­же ско­рее на леген­ду. Он пере­да­ет, буд­то бы Матерн со сво­и­ми при­бли­жен­ны­ми «пооди­ноч­ке, тай­но, непро­хо­ди­мы­ми тро­пин­ка­ми про­бра­лись в Ита­лию», про­ник­ли в Рим, заду­ма­ли убить импе­ра­то­ра Ком­мо­да и захва­тить вер­хов­ную власть. Заго­вор­щи­ки, по сло­вам Геро­ди­а­на, сго­во­ри­лись собрать­ся в Рим ко дню весен­не­го празд­ни­ка в честь вели­кой мате­ри богов, во вре­мя тор­же­ст­вен­ной про­цес­сии вме­шать­ся в отряд тело­хра­ни­те­лей Ком­мо­да, напасть на него, зако­лоть кин­жа­ла­ми и про­воз­гла­сить Матер­на. Но заго­вор­щи­ки поза­видо­ва­ли Матер­ну и выда­ли его. «И еще до празд­ни­ка, — пишет Геро­ди­ан, — Матерн был схва­чен и обез­глав­лен, а его соучаст­ни­ки понес­ли заслу­жен­ное нака­за­ние».

После подав­ле­ния вос­ста­ния Матер­на не наста­ло пол­но­го спо­кой­ст­вия в Гал­лии. В 192 г., когда раз­го­ре­лась борь­ба за импе­ра­тор­скую власть меж­ду Сеп­ти­ми­ем Севе­ром и Кло­ди­ем Аль­би­ном, про­воз­гла­сив­ши­ми себя в Гал­лии, там дей­ст­во­ва­ли рево­лю­ци­он­ные отряды дезер­ти­ров, коло­нов и рабов⁸. После победы над Кло­ди­ем Сеп­ти­мий Север дол­жен был спе­ци­аль­но занять­ся лик­вида­ци­ей этих отрядов, кото­рые успе­ли проч­но закре­пить­ся в неко­то­рых местах⁹. В кон­це кон­цов Север со сви­ре­пой бес­по­щад­но­стью уни­что­жал повсюду эти отряды.

Но и в пери­од Севе­ров в Гал­лии было неспо­кой­но. Мно­го­чис­лен­ные «раз­бой­ни­ки» (lat­ro­nes) опу­сто­ша­ли Гал­лию, и для борь­бы с ними тре­бо­ва­лись зна­чи­тель­ные воен­ные силы. Одна слу­чай­ная над­пись, дати­ру­е­мая 213—215 гг., гово­рит о посыл­ке воен­ных отрядов ad­ver­sus de­fec­to­res et re­bel­les, дей­ст­во­вав­ших в погра­нич­ных с Гер­ма­ни­ей обла­стях¹⁰. Оче­вид­но, это дей­ст­во­ва­ли бежав­шие из маг­нат­ских поме­стий коло­ны и рабы сов­мест­но с дезер­ти­ра­ми. В эпо­ху Севе­ров в Гал­лии, как и в дру­гих про­вин­ци­ях, появи­лись мно­го­чис­лен­ные отряды таких «опу­сто­ши­те­лей и мятеж­ни­ков», назы­вае­мых в источ­ни­ках «раз­бой­ни­ка­ми». Руко­во­ди­мые опыт­ны­ми и храб­ры­ми вождя­ми, эти «раз­бой­ни­ки» сде­ла­лись страш­ной угро­зой для галль­ских маг­на­тов. Они напа­да­ли на поля и вил­лы бога­чей и нахо­ди­ли пол­ное сочув­ст­вие сре­ди рабов и коло­нов, насе­ляв­ших маг­нат­ские поме­стья.

О широ­ком раз­ви­тии такой фор­мы клас­со­вой борь­бы при Алек­сан­дре Севе­ре (222—235) и о сочув­ст­вии к таким «раз­бой­ни­кам» со сто­ро­ны угне­тен­но­го насе­ле­ния мы можем заклю­чить из того, какое вни­ма­ние уде­ля­ет Уль­пи­ан в гл. VII De of­fi­cio pro­con­su­lis вопро­су об укры­ва­те­лях «раз­бой­ни­ков» (Dig., I, 18, 3, pr.). Вме­сте с тем в «Диге­стах» мы встре­ча­ем мно­го­чис­лен­ные поста­нов­ле­ния о бег­лых рабах и дезер­ти­рах и о мерах, какие необ­хо­ди­мо при­ни­мать для их поим­ки. Над­пи­си гово­рят об учреж­де­нии в про­вин­ци­ях Запа­да, в том чис­ле и в Гал­лии, спе­ци­аль­ных долж­но­стей для борь­бы с «раз­бой­ни­ка­ми»¹¹ и об учреж­де­нии широ­ко раз­бро­сан­ной сети с.105 воен­ных постов (sta­tio­nes). Одна­ко «раз­бой­ни­ки», воору­жен­ные не хуже рим­ских когорт, все более раз­мно­жа­лись, и ника­кие уси­лия пра­ви­тель­ства, ника­кая поли­ти­ка терро­ра не мог­ли лик­види­ро­вать их.

Во вто­рой поло­вине III в., в пери­од раз­ви­тия в импе­рии все­об­ще­го кри­зи­са, в Гал­лии нача­лась про­дол­жи­тель­ная граж­дан­ская вой­на меж­ду пре­тен­ден­та­ми на вер­хов­ную власть и попыт­ки отде­лить­ся от импе­рии. Стра­ну охва­ти­ла поли­ти­че­ская анар­хия, про­ис­хо­ди­ли вос­ста­ния в частях войск, про­мыш­лен­ность и сель­ское хозяй­ство при­шли в упа­док. На ули­цах раз­ру­шен­ных горо­дов и раз­граб­лен­ных дере­вень бро­ди­ли обез­до­лен­ные и нищие люди.

В это же вре­мя нача­лись и вол­не­ния багау­дов, кото­рые орга­ни­зо­ва­лись в отряды, опу­сто­ша­ли дерев­ни и пыта­лись брать горо­да. При галль­ском импе­ра­то­ре Тет­ри­ке (270—273) дви­же­ние багау­дов осо­бен­но воз­рос­ло. Багауды взя­ли один из самых боль­ших горо­дов Гал­лии, сто­ли­цу эду­ев, Авгу­сто­дун (ныне Отен).

Наши источ­ни­ки пере­да­ют об этом собы­тии так. Город Авгу­сто­дун отло­жил­ся от Тет­ри­ка и, при­знав власть рим­ско­го импе­ра­то­ра Клав­дия II (268—270), обра­тил­ся к нему с прось­бой перей­ти Аль­пы и вос­ста­но­вить в Гал­лии мир¹². Тет­рик выде­лил часть армии для оса­ды вос­став­ше­го горо­да. Но во вре­мя оса­ды сол­да­ты под­ня­ли мятеж и при­со­еди­ни­лись к тол­пам багау­дов, под­сту­пив­ших к Авгу­сто­ду­ну. Город оса­ждал­ся вос­став­ши­ми в тече­ние семи меся­цев. Не имея воз­мож­но­сти доль­ше ока­зы­вать сопро­тив­ле­ние, он при­нуж­ден был открыть ворота вос­став­шим. Багауды захва­ти­ли власть и обру­ши­ли свой гнев на знат­ных и бога­тых людей.

Опи­са­ние это­го собы­тия мы нахо­дим в речи Евме­ния (Pa­neg. lat., IV, 4), про­из­не­сен­ной, веро­ят­но, в 296—297 г., по слу­чаю вос­ста­нов­ле­ния авгу­сто­дун­ских школ, раз­ру­шен­ных багауда­ми¹³. Евме­ний рису­ет взя­тие Авгу­сто­ду­на, сла­вив­ше­го­ся сво­им богат­ст­вом и кра­сотой и быв­ше­го цен­тром про­све­ще­ния в Гал­лии, как огром­ную ката­стро­фу, кото­рая ото­зва­лась во всей импе­рии. Когда город был взят, все было уни­что­же­но бес­по­щад­но: мно­же­ство хра­мов и двор­цов, водо­про­во­ды, бани, зна­ме­ни­тые шко­лы. Не были поща­же­ны и част­ные дома наравне с обще­ст­вен­ны­ми зда­ни­я­ми, а сте­ны горо­да были раз­ру­ше­ны и срав­не­ны с зем­лей. Оче­вид­но, под горо­дом и в самом горо­де про­ис­хо­ди­ли упор­ные и оже­сто­чен­ные бои. Евме­ний кра­соч­но опи­сы­ва­ет несча­стия, постиг­шие бога­тых и знат­ных жите­лей Авгу­сто­ду­на. Они были частью истреб­ле­ны, а частью, обе­зу­мев от стра­ха, бежа­ли, оста­вив все свое иму­ще­ство на про­из­вол судь­бы. В чис­ле таких бег­ле­цов был один род­ст­вен­ник поэта Авзо­ния, по име­ни Арбо­рий. Багауды кон­фис­ко­ва­ли его иму­ще­ство и при­го­во­ри­ли его в смерт­ной каз­ни, но ему уда­лось бежать, и после дол­гих ски­та­ний он при­шел в город Тарб у подош­вы Пире­не­ев; обед­нев­ший и голод­ный, этот галль­ский маг­нат был готов на вся­кий труд, чтобы толь­ко зара­ботать на жизнь¹⁴.

После взя­тия Авгу­сто­ду­на сре­ди галль­ской зна­ти воз­ник­ла пани­ка. Сам Тет­рик при­шел в заме­ша­тель­ство, так как поло­же­ние ста­но­ви­лось гроз­ным. Вос­ста­ние багау­дов быст­ро раз­рас­та­лось. К ним при­со­еди­ни­лись с.106 и части галль­ских войск¹⁵. Один из коман­ди­ров армии Тет­ри­ка, Фау­стин, при­влек на свою сто­ро­ну рейн­ские гар­ни­зо­ны и гото­вил­ся высту­пить про­тив него¹⁶. С дру­гой сто­ро­ны, сме­нив­ший Клав­дия II импе­ра­тор Авре­ли­ан, хоро­шо инфор­ми­ро­ван­ный о поло­же­нии дел, вес­ной 273 г. пере­шел Аль­пы, чтобы нане­сти Тет­ри­ку реши­тель­ный удар и лик­види­ро­вать вос­ста­ние угне­тен­ных масс.

Очу­тив­шись меж­ду двух огней, Тет­рик поте­рял голо­ву. В стра­хе перед раз­го­рав­шей­ся рево­лю­ци­ей багау­дов он тай­но напи­сал Авре­ли­а­ну длин­ное пись­мо, в кото­ром отка­зы­вал­ся от борь­бы с Римом и умо­лял Авре­ли­а­на вос­ста­но­вить в Гал­лии мир¹⁷. Пись­мо закан­чи­ва­лось сти­хом из Вер­ги­лия: «О, непо­беди­мый! Осво­бо­ди меня от этих зол»¹⁸. Тет­рик ука­зы­вал Авре­ли­а­ну рас­по­ло­же­ние вер­ных ему войск и пред­у­преж­дал о дивер­сии, кото­рую сам он вме­сте с сыном и дру­зья­ми пред­при­мет во вре­мя боя, для того чтобы отдать­ся под защи­ту рим­ских войск.

Обе армии вско­ре встре­ти­лись на бере­гу Мар­ны в почти пустом горо­де Шалоне¹⁹. При нача­ле сра­же­ния Тет­рик выдви­нул впе­ред свои отряды для ата­ки, поз­во­лил окру­жить себя и пере­дал­ся Авре­ли­а­ну. Остав­шись без руко­вод­ства, армия Тет­ри­ка быст­ро рас­стро­и­лась, и ее раз­гром был пол­ный, несмот­ря на то, что рейн­ские леги­о­ны под коман­дой Фау­сти­на про­дол­жа­ли сра­жать­ся с упор­ной отва­гой и муже­ст­вом²⁰.

Так окон­чи­лась попыт­ка галль­ских сепа­ра­ти­стов создать неза­ви­си­мую от Рима галль­скую импе­рию. Перед лицом вос­ста­ния пора­бо­щен­ных масс — багау­дов — Тет­рик изме­нил делу осво­бож­де­ния Гал­лии от рим­ско­го гне­та и сам при­звал на помощь рим­скую армию, кото­рая нес­ла с собой нацио­наль­ный и соци­аль­ный гнет. Пре­да­тель­ство Тет­ри­ка доз­во­ли­ло Авре­ли­а­ну раз­бить мятеж­ные части войск и с бес­по­щад­ной жесто­ко­стью повсе­мест­но пода­вить вос­ста­ние багау­дов. Гал­лия была усми­ре­на и при­со­еди­не­на вновь к рим­ской дер­жа­ве. Бла­го­дар­ные галль­ские ари­сто­кра­ты ста­ви­ли в честь Авре­ли­а­на посвя­ти­тель­ные кам­ни с над­пи­сью: «Уми­ротво­ри­те­лю и вос­ста­но­ви­те­лю все­лен­ной, импе­ра­то­ру цеза­рю Авре­ли­а­ну»²¹.

Сам Тет­рик, кото­ро­го даже Евме­ний назы­ва­ет пре­да­те­лем, полу­чил высо­кую долж­ность в Лука­нии, был наде­лен зем­лей, а его сын был воз­веден в зва­ние сена­то­ра. Авре­ли­ан до кон­ца дней сохра­нил свое рас­по­ло­же­ние к нему и счи­тал его сво­им дру­гом (SHA, Aure­lian., 22, 2).

Через десять лет, в 283—286 гг., мы видим в Гал­лии новый, еще более гран­ди­оз­ный взрыв рево­лю­ции багау­дов. Участ­ни­ка­ми вос­ста­ния были глав­ным обра­зом сель­ские рабы и коло­ны, к кото­рым при­со­еди­ня­лись разо­рен­ные ростов­щи­че­ской каба­лой мел­кие сво­бод­ные зем­ледель­цы, а так­же весь бег­лый и без­дом­ный люд. Вос­ста­ние нача­лось в 283 г. при импе­ра­то­ре Карине (283—285). Заня­тый борь­бой с Дио­кле­ти­а­ном, оспа­ри­вав­шим у него трон, Карин не мог про­ти­во­дей­ст­во­вать дви­же­нию. Как толь­ко его леги­о­ны, вызван­ные в Ита­лию для борь­бы с Дио­кле­ти­а­ном, пере­шли с.107 Аль­пы, дви­же­ние багау­дов быст­ро раз­рос­лось и пре­вра­ти­лось во все­об­щее вос­ста­ние пора­бо­щен­ных масс.

Рабы и коло­ны в маг­нат­ских поме­стьях уби­ва­ли и ели гос­под­ский скот, сади­лись на рабо­чих лоша­дей и, воору­жен­ные зем­ледель­че­ски­ми оруди­я­ми, устрем­ля­лись к горо­дам, уни­что­жая все на сво­ем пути. Вос­став­шие гро­ми­ли и сжи­га­ли вил­лы сена­то­ров, кури­а­лов, маг­на­тов, рас­прав­ля­лись с импе­ра­тор­ски­ми чинов­ни­ка­ми, экс­про­прии­ро­ва­ли зем­ли и иму­ще­ство бога­чей. Мамер­тин упо­доб­ля­ет это вос­ста­ние «наше­ст­вию чудо­вищ­ных зве­рей»²². «То было вре­мя, — пишет он, — когда напа­ли зем­ледель­цы, не знаю­щие воин­ско­го обы­чая, когда пахарь пре­вра­тил­ся в пехо­тин­ца, пас­тух — во всад­ни­ка, когда посе­ля­нин опу­сто­шал свои посе­вы, под­ра­жая вар­ва­ру-вра­гу».

Евтро­пий (IX, 20) гово­рит, что вос­ста­ние посе­лян (rus­ti­ca­ni) вызва­ло пани­ку во всей Гал­лии, так как вос­став­шие экс­про­прии­ро­ва­ли маг­нат­ские зем­ли, заби­ра­ли хлеб, скот и дру­гое иму­ще­ство и гра­бе­жа­ми нару­ша­ли покой их вла­дель­цев. Авре­лий Вик­тор (De Caes., XXXIX) так­же гово­рит об экс­про­при­а­ции земель и иму­ще­ства маг­на­тов.

Менее чем через месяц багауды орга­ни­зо­ва­ли воору­жен­ную по рим­ско­му образ­цу армию. Мож­но почти с уве­рен­но­стью пред­по­ла­гать, что и теперь основ­ное ядро этой армии соста­ви­ли рим­ские сол­да­ты, пере­шед­шие на сто­ро­ну багау­дов. Мож­но так­же пред­по­ла­гать, что и вожди багау­дов, Эли­ан и Аманд, были, как и Матерн, про­сты­ми рим­ски­ми сол­да­та­ми. Багауды про­воз­гла­си­ли их импе­ра­то­ра­ми, и они при­ня­ли титу­лы: Аманд — импе­ра­то­ра, а Эли­ан — цеза­ря, зна­ки импе­ра­тор­ско­го досто­ин­ства и даже чека­ни­ли свои моне­ты, из кото­рых неко­то­рые дошли до нас²³.

Сво­им опор­ным пунк­том Аманд и Эли­ан избра­ли одну кре­пость-замок в Бель­ги­ке, в обла­сти пари­зи­ев, рас­по­ло­жен­ную на реке Марне, немно­го ниже сли­я­ния ее с Сеной. Осно­ва­ние этой кре­по­сти при­пи­сы­ва­ли Юлию Цеза­рю. Это была очень удоб­ная для защи­ты и силь­ная кре­пость, окру­жен­ная с трех сто­рон изги­ба­ми рус­ла реки, очень глу­бо­кой в этом месте. Через реку был пере­бро­шен един­ст­вен­ный мост, над кото­рым кре­пость гос­под­ст­во­ва­ла. С запад­ной сто­ро­ны, где кре­пость при­мы­ка­ла к суше, ее при­кры­ва­ла высо­кая и тол­стая сте­на, а так­же боль­шой ров, куда под­веде­на была вода из Мар­ны, так что кре­пость была окру­же­на водой со всех сто­рон, как буд­то бы сто­я­ла на неболь­шом ост­ро­ве²⁴.

Из это­го цен­тра Эли­ан и Аманд руко­во­ди­ли все­ми бое­вы­ми опе­ра­ци­я­ми багау­дов и орга­ни­зо­ва­ли здесь новые воору­жен­ные отряды из сте­кав­ших­ся сюда со всех сто­рон коло­нов, рабов и сво­бод­ной бед­но­ты. Вос­ста­ние раз­ви­ва­лось очень успеш­но, рево­лю­ция захлест­ну­ла и гро­зи­ла пото­пить всю гал­ло-рим­скую знать. Части рим­ских войск, бро­сае­мые про­тив багау­дов, отка­зы­ва­лись сра­жать­ся или же пере­бе­га­ли на их сто­ро­ну. Опас­ность для рабо­вла­дель­цев созда­лась очень боль­шая.

Тогда импе­ра­тор Дио­кле­ти­ан решил отпра­вить в Гал­лию боль­шие воен­ные силы во гла­ве с вер­ным дру­гом сво­им Мак­си­ми­а­ном. «Имен­но, — пишет Авре­лий Вик­тор (XXXIX 17—19), — когда Дио­кле­ти­ан узнал, что Эли­ан и Аманд, собрав шай­ку посе­лян и раз­бой­ни­ков, кото­рых мест­ные жите­ли назы­ва­ют багауда­ми, опу­сто­ша­ют на широ­ком про­стран­стве поля и напа­да­ют на мно­гие горо­да, тот­час отда­ет при­каз Мак­си­ми­а­ну, вер­но­му дру­гу, хотя и полу­де­ре­вен­ско­му, одна­ко хоро­ше­му и талант­ли­во­му вое­на­чаль­ни­ку… Отпра­вив­шись в Гал­лию, он раз­бил вра­гов или при­нял сдав­ших­ся и в ско­ром вре­ме­ни все успо­ко­ил».

с.108 Одна­ко пода­вить рево­лю­цию багау­дов было не так-то лег­ко. Дио­кле­ти­ан дол­жен был стя­нуть в Гал­лию зна­чи­тель­ное чис­ло самых надеж­ных и испы­тан­ных войск и меж­ду про­чим два­дцать вто­рой леги­он, назы­вае­мый фиван­ским, так как он квар­ти­ро­вал зимой в горо­де Фивах, в Верх­нем Егип­те. Дио­кле­ти­ан воз­ла­гал на этот леги­он осо­бен­ные надеж­ды, так как он зани­мал в рим­ской армии вид­ное и почет­ное место. Храб­рость его сол­дат и неиз­мен­ные победы в боях с вра­гом заслу­жи­ли ему назва­ние «счаст­ли­во­го леги­о­на»²⁵.

Инструк­ции Мак­си­ми­а­на гла­си­ли, что раз­лич­ные отряды войск, отправ­лен­ные с Восто­ка, из Гре­ции и Ита­лии, око­ло середи­ны сен­тяб­ря 286 г. долж­ны были соеди­нить­ся в Окто­ду­ру­ме (Oc­to­du­rum), пер­вом галль­ском горо­де у спус­ка с Пен­нин­ских Альп²⁶. Когда при­бы­ли в назна­чен­ное место все отряды, Мак­си­ми­ан сде­лал смотр вой­ску и тор­же­ст­вен­ным жерт­во­при­но­ше­ни­ем открыл кам­па­нию про­тив багау­дов.

Нача­ло этой кам­па­нии отме­че­но в хри­сти­ан­ских источ­ни­ках одним сооб­ще­ни­ем, в кото­ром мы можем при­знать отра­же­ние исто­ри­че­ско­го собы­тия. Бол­ланд­ские «Акты св. Мав­ри­кия» рас­ска­зы­ва­ют, буд­то Мак­си­ми­ан перед нача­лом похо­да при­ка­зал цели­ком истре­бить зна­ме­ни­тый два­дцать вто­рой фиван­ский леги­он, яко­бы весь состо­я­щий из хри­сти­ан. Акты рас­ска­зы­ва­ют, буд­то три стар­ших офи­це­ра леги­о­на — цен­ту­ри­он Мав­ри­кий, кам­пидук­тор Экзу­пе­рий и Кан­дид — от име­ни все­го леги­о­на дали клят­ву папе Мар­цел­ли­ну отка­зать­ся от пови­но­ве­ния импе­ра­то­ру, если он под пред­ло­гом вой­ны про­тив багау­дов при­ка­жет леги­о­ну высту­пить на пре­сле­до­ва­ние хри­сти­ан. Когда когор­ты два­дцать вто­ро­го леги­о­на при­бы­ли в назна­чен­ное место и им при­ка­за­но было высту­пить про­тив хри­сти­ан, они под­ня­ли бунт и отка­за­лись под­ни­мать ору­жие про­тив сво­их бра­тьев по вере. Леги­он сто­ял в этот момент меж­ду Агау­ном (Agau­num)²⁷ и Окто­ду­ру­мом в так наз. Агаун­ском уще­лье. Мак­си­ми­ан рас­сви­ре­пел от это­го непо­ви­но­ве­ния и при­ка­зал при­ме­нить деци­ма­цию к вос­став­шим когор­там. Казнь совер­ши­лась. Но остав­ши­е­ся в живых сол­да­ты сно­ва отка­за­лись высту­пить с ору­жи­ем в руках про­тив хри­сти­ан. Тогда Мак­си­ми­ан при­ка­зал при­ме­нить к ним вто­рую, а затем и третью деци­ма­ции. Но когор­ты про­дол­жа­ли бунт. Поте­ряв вся­кую надеж­ду сло­мить сопро­тив­ле­ние сол­дат, Мак­си­ми­ан при­ка­зал истре­бить весь леги­он. Были вызва­ны пре­дан­ные Мак­си­ми­а­ну части войск, кото­рые окру­жи­ли два­дцать вто­рой леги­он, и нача­лось изби­е­ние. Сол­да­ты не ока­зы­ва­ли ника­ко­го сопро­тив­ле­ния. Они сами кло­ни­ли голо­вы под меч, и кровь лилась ручья­ми. Таким обра­зом было уби­то 6000 чело­век — обыч­ное чис­ло сол­дат в рим­ском леги­оне.

Таков рас­сказ, пере­да­вае­мый бол­ланд­ски­ми акта­ми св. Мав­ри­кия. Като­ли­че­ские писа­те­ли пыта­ют­ся дока­зать его прав­ди­вость и исто­ри­че­скую досто­вер­ность. Ука­зы­ва­ют, глав­ным обра­зом, на то, что соста­ви­те­лем актов св. Мав­ри­кия был дей­ст­ви­тель­но и бес­спор­но Евге­рий, епи­скоп Лион­ский, кото­рый умер в 454 г. Он напи­сал рас­сказ «о муче­ни­че­стве фива­ид­ско­го леги­о­на» меж­ду 400 и 430 года­ми и при состав­ле­нии буд­то бы вос­поль­зо­вал­ся руко­пи­сью Мак­си­ми­а­на, епи­ско­па горо­да Три­ра (Augus­ta Tre­vi­ro­rum), умер­ше­го в 350 г.

Одна­ко Евге­рий жил уже спу­стя сто лет после Мак­си­ми­а­на, он не совре­мен­ник опи­сы­вае­мых собы­тий, а пото­му боль­шой науч­ной цен­но­сти его рас­сказ иметь не может. Утвер­жде­ние же бол­лан­ди­стов, буд­то сам Евге­рий с.109 заим­ст­во­вал рас­сказ из руко­пи­си трирско­го епи­ско­па Мак­си­ми­а­на, совер­шен­но без­до­ка­за­тель­но.

Кро­ме того, о таком, каза­лось бы, исклю­чи­тель­ном собы­тии, как пого­лов­ное изби­е­ние цело­го леги­о­на, реши­тель­но ниче­го не гово­рят нам нехри­сти­ан­ские писа­те­ли, опи­сы­ваю­щие те вре­ме­на, когда про­изо­шло: пред­по­ла­гае­мое собы­тие. Ни Евтро­пий, ни Авре­лий Вик­тор, ни дру­гие писа­те­ли ниче­го не гово­рят о нем. Да и сами хри­сти­ан­ские писа­те­ли IV в., опи­сы­ваю­щие гоне­ния Дио­кле­ти­а­на и Мак­си­ми­а­на, как, напри­мер, Лак­тан­ций и Евсе­вий Кеса­рий­ский, ниче­го не гово­рят о нем.

Поми­мо это­го, совер­шен­но неве­ро­ят­но, чтобы в эпо­ху Дио­кле­ти­а­на целый рим­ский гар­ни­зон состо­ял исклю­чи­тель­но из одних хри­сти­ан. Неве­ро­ят­но, чтобы при всей сво­ей жесто­ко­сти Мак­си­ми­ан решил­ся на уни­что­же­ние цело­го леги­о­на, «счаст­ли­во­го» фиван­ско­го леги­о­на, отли­чав­ше­го­ся храб­ро­стью в боях. В актах св. Мав­ри­кия мы встре­ча­ем и хро­но­ло­ги­че­ские несо­об­раз­но­сти. Так, напри­мер, в них фигу­ри­ру­ет папа Мар­цел­лин. На самом же деле в опи­сы­вае­мое вре­мя (286 г.) рим­ским епи­ско­пом был не Мар­цел­лин, а Кай. Мар­цел­лин зани­мал рим­скую кафед­ру позд­нее (296—304).

Поэто­му мы долж­ны отверг­нуть исто­ри­че­скую досто­вер­ность рас­ска­за о «муче­ни­че­стве фива­ид­ско­го леги­о­на», буд­то бы постра­дав­ше­го за дело веры. Мы долж­ны зачис­лить этот рас­сказ в раз­ряд хри­сти­ан­ских легенд и счи­тать его позд­ней­шим вымыс­лом церк­ви, пре­вра­тив­шим мощ­ное рево­лю­ци­он­ное дви­же­ние багау­дов в чисто рели­ги­оз­ную борь­бу хри­сти­ан за сво­бо­ду сво­ей веры.

Но воз­мож­но, что эта леген­да в иска­жен­ном виде все же отра­зи­ла собы­тие, имев­шее место в дей­ст­ви­тель­но­сти. Сол­да­ты фиван­ско­го леги­о­на, конеч­но, не были хри­сти­а­на­ми, но они мог­ли под­нять бунт и отка­зать­ся высту­пить с ору­жи­ем в руках про­тив багау­дов, сво­их бра­тьев по клас­су. В дей­ст­ви­тель­но­сти не было ниче­го неве­ро­ят­но­го и исклю­чи­тель­но­го в том, что леги­он рим­ских сол­дат отка­зал­ся высту­пать про­тив вос­став­ших угне­тен­ных масс и что при таких обсто­я­тель­ствах Мак­си­ми­ан для устра­не­ния и нака­за­ния сол­дат при­ме­нил деци­ма­цию. Это собы­тие не сто­я­ло ни в какой свя­зи с пре­сле­до­ва­ни­ем хри­сти­ан, но оно мог­ло послу­жить зер­ном для воз­ник­но­ве­ния хри­сти­ан­ской леген­ды. В галль­ской церк­ви дол­гое вре­мя хра­ни­лась память о жесто­ко­сти Мак­си­ми­а­на по отно­ше­нию к хри­сти­а­нам. Исто­ри­ки гово­рят, что Мак­си­ми­ан был, дей­ст­ви­тель­но фана­ти­ком и жесто­ким чело­ве­ком. Во вре­мя его прав­ле­ния име­ли место пре­сле­до­ва­ния хри­сти­ан в Гал­лии. Цер­ков­ная тра­ди­ция, несо­мнен­но, пре­уве­ли­чи­ла их, но такие гоне­ния были, и они послу­жи­ли поч­вой для созда­ния легенд, в кото­рых Эли­ан, Аманд и все галль­ские рево­лю­ци­о­не­ры, как и весь два­дцать вто­рой леги­он, пре­об­ра­зи­лись в хри­сти­ан, муче­ни­че­ски постра­дав­ших за дело сво­ей веры²⁸. Так вооб­ще созда­ва­ла хри­сти­ан­ская цер­ковь и сот­ни дру­гих легенд о гоне­ни­ях и муче­ни­ях хри­сти­ан.

Начав свой поход, Мак­си­ми­ан пере­ва­лил через гор­ную цепь Юры и всту­пил со сво­ей арми­ей на терри­то­рию эду­ев, боль­ше всех дру­гих охва­чен­ную вос­ста­ни­ем. То, что увидел Мак­си­ми­ан, пре­взо­шло все его ожи­да­ния. Везде были невозде­лан­ные, пустые поля, бро­шен­ные или почти без­люд­ные дерев­ни, боль­шин­ство горо­дов были раз­ру­ше­ны, неко­то­рые из них были захва­че­ны багауда­ми, а дру­гие день и ночь охра­ня­лись мили­ци­ей во избе­жа­ние неожи­дан­но­го напа­де­ния багау­дов. Страх обу­ял гал­ло-рим­скую знать, и повсюду цари­ла пани­ка. Не было ника­кой уве­рен­но­сти в ско­рой помо­щи, ника­кой надеж­ды на рейн­ские леги­о­ны, кото­рые с.110 вол­но­ва­лись и кото­рых боя­лись не мень­ше, чем багау­дов (Pa­ne­gyr. lat., IV, 4).

Пане­ги­ри­сты пыта­ют­ся под­черк­нуть, что Мак­си­ми­ан при подав­ле­нии вос­ста­ния про­явил снис­хо­ди­тель­ность и мило­сер­дие и что поэто­му пода­вить вос­ста­ние ему не сто­и­ло боль­шо­го труда. «Не знаю, цезарь, — пишет Мамер­тин (Pa­neg. Ma­xim., II, 4), — что ско­рее, твоя ли храб­рость пода­ви­ла, или мило­сер­дие уми­ротво­ри­ло напа­де­ние посе­лян… Я упо­ми­наю об этом бег­ло, ибо вижу, что сооб­раз­но с тво­им бла­го­че­сти­ем забве­ние этой победы ты пред­по­чи­та­ешь сла­ве от нее». Мамер­тин и дру­гие писа­те­ли пред­став­ля­ют дело так, буд­то бы Мак­си­ми­ан сво­ей снис­хо­ди­тель­но­стью при­влек на свою сто­ро­ну боль­шин­ство вос­став­ших голод­ных коло­нов и рабов, рас­пре­де­лил сре­ди голо­даю­щих кре­стьян вой­ско­вой про­ви­ант, а затем обру­шил­ся со всей бес­по­щад­но­стью на «раз­бой­ни­ков» и на тех, кото­рые «упор­ст­во­ва­ли», не желая воз­вра­щать­ся на маг­нат­ские поля. Евтро­пий (IX, 26) пря­мо пишет, что победа доста­лась Мак­си­ми­а­ну очень лег­ко. Авре­лий Вик­тор так­же заме­ча­ет, что, «отпра­вив­шись в Гал­лию, он раз­бил вра­гов или при­нял сдав­ших­ся и в ско­ром вре­ме­ни, все успо­ко­ил»²⁹.

Но это толь­ко по офи­ци­аль­ным вер­си­ям. На самом деле подав­ле­ние вос­ста­ния потре­бо­ва­ло огром­ных уси­лий и сто­и­ло Мак­си­ми­а­ну боль­ших жертв. Сочув­ст­вие широ­ких масс багаудам пуга­ло Мак­си­ми­а­на, и, всту­пив в Гал­лию, он начал бес­по­щад­ный террор по отно­ше­нию к «мужи­кам». Он зали­вал пото­ка­ми кро­ви дерев­ни и села и мед­лен­но про­дви­гал­ся впе­ред, не реша­ясь всту­пить с багауда­ми в откры­тый бой. Нако­нец, воз­ле Кус­си (Cus­sy) в Бур­го­ни он встре­тил­ся с рево­лю­ци­он­ной арми­ей. Здесь про­изо­шло боль­шое сра­же­ние, в кото­ром багауды потер­пе­ли пора­же­ние.

Раз­би­тая армия Аман­да и Эли­а­на, оттес­ня­е­мая все далее, сосре­дото­чи­лась в сво­ей глав­ной кре­по­сти на Марне. Вой­на про­дол­жа­лась там с небы­ва­лым оже­сто­че­ни­ем. Багауды засе­ли в кре­по­сти и герой­ски обо­ро­ня­лись от пре­вос­хо­див­ше­го их чис­лен­но­стью и воору­же­ни­ем вра­га. Толь­ко после дол­гой оса­ды, когда защит­ни­ки кре­по­сти были уже исто­ще­ны от голо­да и утом­ле­ния, кре­пость была взя­та. Рас­пра­ва Мак­си­ми­а­на была бес­по­щад­ной. Все, что нахо­ди­лось в этом послед­нем убе­жи­ще багау­дов, было истреб­ле­но мечом и огнем³⁰. Мак­си­ми­ан при­ка­зал срыть кре­пость до осно­ва­ния, засы­пать кана­лы и рвы, вырыть даже кам­ни, на кото­рых был зало­жен замок, и от гроз­ной кре­по­сти багау­дов оста­лись толь­ко груды раз­ва­лин.

Народ­ное пре­да­ние назва­ло это место «зам­ком багау­дов»³¹. Дол­гое вре­мя оно было забро­шен­ным и пустын­ным, и толь­ко око­ло поло­ви­ны VII в. мона­хи-бенедик­тин­цы осно­ва­ли тут мона­стырь, кото­рый в XII в. был посвя­щен св. Мару, одно­му из непо­сред­ст­вен­ных уче­ни­ков Бенедик­та (St. Maur sur les fos­ses). Мона­хи нашли на этом месте в зем­ле остат­ки чело­ве­че­ских костей, собра­ли их и сде­ла­ли пред­ме­том хри­сти­ан­ско­го куль­та.

Одна­ко като­ли­че­ская цер­ковь офи­ци­аль­но не при­чис­ли­ла к сон­му сво­их свя­тых двух храб­рых вождей угне­тен­ных масс — Эли­а­на и Аман­да. Эти защит­ни­ки бед­ных и угне­тен­ных не удо­сто­и­лись быть в сви­те Хри­ста. Но в народ­ном пре­да­нии они ста­ли свя­ты­ми, и память о них, как о бор­цах за осво­бож­де­ние наро­да, про­дол­жа­ет жить во фран­цуз­ской деревне и сей­час.

с.111 Вос­ста­ние багау­дов было подав­ле­но в 286 г., и сей­час же начал­ся жесто­кий мас­со­вый террор в стране. Импе­ра­тор­ская поли­ция, намест­ни­ки про­вин­ций, муни­ци­паль­ные маги­ст­ра­ты и дру­гие импер­ские чинов­ни­ки всех клас­сов долж­ны были отдать себя на дело сыс­ка. Мно­го­чис­лен­ные отряды вое­ни­зи­ро­ван­ной поли­ции рас­се­я­лись по селам и горо­дам. Сам пре­фект пре­то­рия Рик­ций Вар немед­лен­но при­был в Гал­лию, чтобы лич­но руко­во­дить каз­ня­ми и розыс­ка­ми подо­зри­тель­ных и опас­ных лиц. Этот террор был направ­лен и про­тив хри­сти­ан, и о нем мы узна­ем из хри­сти­ан­ских источ­ни­ков. В хри­сти­ан­ских леген­дах Рик­ций Вар рису­ет­ся как жесто­кий гони­тель и кро­ва­вый мучи­тель хри­сти­ан, как ини­ци­а­тор и руко­во­ди­тель мас­со­вых каз­ней, залив­ший хри­сти­ан­ской кро­вью всю Гал­лию³².

Мак­си­ми­ан ста­рал­ся иско­ре­нить в Гал­лии вся­кий дух непо­ви­но­ве­ния и свое­во­лия, чтобы впредь пред­от­вра­тить вся­кую воз­мож­ность повто­ре­ния рево­лю­ции багау­дов. Рик­ций Вар отправ­лял на казнь всех, кто казал­ся ему поче­му-либо опас­ным и подо­зри­тель­ным. Более все­го пуга­ло Мак­си­ми­а­на настро­е­ние сол­дат. Боя­лись заго­во­ров в частях войск и иска­ли мятеж­ни­ков сре­ди сол­дат. По всем глав­ней­шим горо­дам и кре­по­стям Гал­лии была про­из­веде­на осно­ва­тель­ная чист­ка гар­ни­зо­нов. Ино­гда экзе­ку­ции и каз­ни воен­ных совер­ша­лись в мас­со­вых раз­ме­рах. Каз­ни­ли зараз по 200—300 чело­век³³. Два пора­же­ния багау­дов (273 и 286 гг.) и мас­со­вый террор пове­ли к упад­ку дви­же­ния. Раз­гром­лен­ные, обес­кров­лен­ные и звер­ски заму­чен­ные багауды дол­гое вре­мя не пыта­лись под­нять все­об­щее вос­ста­ние. В тече­ние IV в. таких вос­ста­ний, по-види­мо­му, не было, во вся­ком слу­чае наши источ­ни­ки ниче­го не гово­рят о них. Но багауды и «багаудия» не были уни­что­же­ны, как не были уни­что­же­ны и при­чи­ны, порож­дав­шие их. Клас­со­вая борь­ба пора­бо­щен­ных масс про­дол­жа­лась, толь­ко она при­ня­ла фор­му пар­ти­зан­ской борь­бы. Скры­ва­ясь в лесах, горах и сре­ди болот, затрав­лен­ные, как дикие зве­ри, голод­ные и нищие багауды вели свою рево­лю­ци­он­ную борь­бу. Они были по-преж­не­му страш­ны и гроз­ны для гал­ло-рим­ских маг­на­тов. Часто боль­шие отряды выхо­ди­ли из сво­их убе­жищ и обру­ши­ва­лись на зам­ки и поме­стья бога­чей. Они вры­ва­лись вне­зап­но в маг­нат­ские поме­стья и, нахо­дя там сочув­ст­вие сре­ди сотен коло­нов и рабов, под­жи­га­ли вил­лы и дома, уби­ва­ли гос­под, заби­ра­ли в амба­рах хлеб, а в скла­дах — ору­жие, дра­го­цен­но­сти и тка­ни.

Рим­ское пра­ви­тель­ство было бес­силь­но лик­види­ро­вать такую пар­ти­зан­скую борь­бу. Отры­воч­ные сведе­ния источ­ни­ков дают нам воз­мож­ность, заклю­чить, что во вто­рой поло­вине IV в. дви­же­ние багау­дов ста­ло сно­ва воз­рас­тать. Мамер­тин про­слав­ля­ет импе­ра­то­ра Юли­а­на (361—363) меж­ду про­чим и за то, что, будучи пра­ви­те­лем Гал­лии, он обуздал «наг­лых раз­бой­ни­ков», дей­ст­во­вав­ших во мно­гих обла­стях³⁴. Одна­ко немно­го позд­нее, при импе­ра­то­ре Вален­ти­ни­ане I, в 368—370 гг., дви­же­ние багау­дов вновь при­ня­ло боль­шие раз­ме­ры. «Меж­ду тем в Гал­лии, — пишет Амми­ан Мар­цел­лин (XXVIII, 2, 10), — наг­лый раз­бой все уси­ли­вал­ся на все­об­щую гибель. Осо­бен­но ста­ли небез­опас­ны боль­шие доро­ги, и все, что обе­ща­ло какую-нибудь пожи­ву, рас­хи­ща­лось самым дерз­ким спо­со­бом».

Новый подъ­ем рево­лю­ции багау­дов отно­сит­ся к V в. Гал­лия в это вре­мя пере­жи­ва­ла исклю­чи­тель­ные бед­ст­вия. Посто­ян­ные втор­же­ния вар­ва­ров и вой­ны про­тив них, непо­мер­ные нало­ги и повин­но­сти совер­шен­но подо­рва­ли эко­но­ми­че­ское бла­го­со­сто­я­ние широ­ких кру­гов насе­ле­ния. Хуже с.112 все­го, конеч­но, при­хо­ди­лось низ­шим клас­сам насе­ле­ния, в осо­бен­но­сти сель­ским жите­лям-коло­нам, рабам и мел­ким соб­ст­вен­ни­кам. Поло­же­ние мел­ких соб­ст­вен­ни­ков в V в. сде­ла­лось дей­ст­ви­тель­но невы­но­си­мым. Раз­ла­гав­ше­е­ся рим­ское государ­ство дави­ло на них всею тяже­стью подат­но­го бре­ме­ни и выса­сы­ва­ло из них послед­ние соки. Нало­ги ста­но­ви­лись все тяже­лее и соби­ра­лись с исклю­чи­тель­ной жесто­ко­стью. Если верить пока­за­ни­ям неко­то­рых писа­те­лей, Гал­лия в V в. обед­не­ла от нало­гов. Уже в IV в. мы встре­ча­ем упо­ми­на­ния о сня­тии с жите­лей Гал­лии недо­и­мок, нако­пив­ших­ся за целый ряд лет³⁵.

Амми­ан Мар­цел­лин (XVI, 5), гово­ря о том, что Юли­ан пони­зил в Гал­лии позе­мель­ный налог, пря­мо выра­жа­ет­ся, что Гал­лия не мог­ла более дышать под таким бре­ме­нем. Сидо­ний Апол­ли­на­рий мно­го раз гово­рит о тяже­сти нало­гов³⁶. К это­му при­со­еди­ня­лись зло­употреб­ле­ния и взя­точ­ни­че­ство чинов­ни­ков фис­ка. Самые горь­кие упре­ки Саль­ви­а­на направ­ле­ны про­тив сбор­щи­ков пода­тей (exac­to­res) и про­тив того, что он назы­ва­ет vis exac­tio­nis (De gub. Dei, V, 17—29).

Раз­ви­тие пат­ро­ци­ния еще усу­губ­ля­ло тяже­лое поло­же­ние мел­ких соб­ст­вен­ни­ков. Саль­ви­ан гово­рит об алч­ных патро­нах, пре­вра­щав­ших сво­бод­ных зем­ледель­цев в сво­их рабов. Мно­гие бед­ня­ки, — пишет он, заду­шен­ные нало­га­ми и мате­ри­аль­ной нуж­дой, «остав­ля­ют свои ого­ро­диш­ки и домиш­ки, чтобы спа­стись от при­тес­не­ний, и, постав­лен­ные в без­вы­ход­ное поло­же­ние, они обра­ща­ют­ся к послед­не­му сред­ству. Они отда­ют себя под покро­ви­тель­ство и защи­ту бога­тых, дела­ют­ся их раба­ми (de­di­ti­tii) и, так ска­зать, пре­да­ют себя их вла­сти и суду… Сво­им покро­ви­тель­ст­вом те гра­бят бед­ных и, защи­щая несчаст­ных, дела­ют их тем еще более несчаст­ны­ми». Став­ши коло­на­ми бога­чей, бед­ные «нала­га­ют на себя ярмо и дово­дят­ся до такой край­но­сти, что теря­ют и пра­ва, и иму­ще­ство, и состо­я­ние… и, лиша­ясь все­го, лиша­ют­ся и соб­ст­вен­но­сти, и пра­ва сво­бо­ды… люди сво­бод­ные обра­ща­ют­ся в рабов» (V, 4—9).

В такой обста­нов­ке дви­же­ние багау­дов при­об­ре­ло огром­ную силу и широ­кий раз­мах.

Целые про­вин­ции, по выра­же­нию Про­спе­ра, «посвя­ща­лись в багауды»³⁷ и под­ни­ма­ли зна­мя вос­ста­ния про­тив рим­ских обанк­ро­тив­ших­ся вла­стей. Храб­рые рево­лю­ци­о­не­ры-багауды ста­ли теперь основ­ной силой в осво­бо­ди­тель­ной анти­рим­ской борь­бе. Основ­ную мас­су багау­дов состав­ля­ли и теперь rus­ti­ca­ni — сель­ские коло­ны и рабы. На них ста­ли опи­рать­ся галль­ские пат­риоты в сво­ей анти­рим­ской борь­бе.

Пер­вая мощ­ная вол­на рево­лю­ции багау­дов, слив­шей­ся с нацио­наль­но-осво­бо­ди­тель­ной борь­бой, пада­ет на 408—411 гг. В это вре­мя вос­ста­ние рабов и коло­нов буше­ва­ло почти по всей Гал­лии. Одно­вре­мен­но про­тив рим­ско­го ига вос­ста­ло сво­бод­ное насе­ле­ние той части Гал­лии, кото­рая назы­ва­лась Армо­ри­кой. «Вся Армо­ри­ка, — пишет Зосим (VI, 5) — и мно­гие галль­ские про­вин­ции, взяв в руки ору­жие, нача­ли муже­ст­вен­но сра­жать­ся во имя соб­ст­вен­ных инте­ре­сов, осво­бо­ди­ли свои горо­да от вар­ва­ров, изгна­ли рим­ских чинов­ни­ков и уста­но­ви­ли под­хо­дя­щее для себя пра­ви­тель­ство». В Армо­ри­ке была про­воз­гла­ше­на неза­ви­си­мая от Рима феде­ра­ция горо­дов. Это была очень обшир­ная область, кото­рая заклю­ча­ла в себе пять про­вин­ций — две Акви­та­нии и три Лион­ских про­вин­ции — и до соро­ка девя­ти горо­дов³⁸. Совре­мен­ни­ки назы­ва­ли вос­став­ших армо­ри­кан­цев багауда­ми³⁹, и импе­ра­тор­ские эдик­ты, отно­ся­щи­е­ся к это­му с.113 вре­ме­ни, так­же не дела­ли раз­ли­чия меж­ду багауда­ми и отпав­ши­ми армо­ри­кан­ца­ми. Так, напри­мер, указ импе­ра­то­ра Гоно­рия (395—423) от 409 г. (Cod. Theod., IX, 21, 1) запре­ща­ет давать детей на вос­пи­та­ние в отпав­шие от импе­рии обла­сти и жите­лей таких обла­стей назы­ва­ет багауда­ми, «ибо по их дей­ст­ви­ям обна­ру­жи­ва­ет­ся, что они сопри­чис­ли­ли себя к раз­бой­ни­кам».

Одна­ко власть в неза­ви­си­мой армо­ри­кан­ской феде­ра­ции при­над­ле­жа­ла рабо­вла­дель­цам-экс­плу­а­та­то­рам. Поэто­му в Армо­ри­ке не было и не мог­ло быть соци­аль­но­го мира. Рабы и коло­ны не полу­чи­ли сво­бо­ды и поэто­му про­дол­жа­ли борь­бу. На про­тя­же­нии трех лет рабы и коло­ны под­ни­ма­ли в Армо­ри­ке частые вос­ста­ния и сотря­са­ли угне­тав­шее их гос­под­ство экс­плу­а­та­то­ров. В мно­гих армо­ри­кан­ских горо­дах, по-види­мо­му, кипе­ла клас­со­вая борь­ба, и власть, воз­мож­но, пере­хо­ди­ла на вре­мя даже в руки рабов⁴⁰. Послед­ние, одна­ко, не мог­ли удер­жать власть в сво­их руках и укре­пить свое гос­под­ство. Эта клас­со­вая борь­ба облег­ча­ла рим­ско­му пра­ви­тель­ству борь­бу с отпав­ши­ми обла­стя­ми. Веро­ят­но, в 412 г. феде­ра­ция армо­ри­кан­цев была уни­что­же­на, и тогда же с помо­щью вест­готов было подав­ле­но вос­ста­ние рабов.

Вто­рая мощ­ная вол­на рево­лю­ции багау­дов пада­ет на 435—437 гг. В эти годы дви­же­ние багау­дов опять при­ня­ло харак­тер все­об­ще­го вос­ста­ния рабов и опять сов­па­ло с подъ­емом нацио­наль­но-осво­бо­ди­тель­ной борь­бы. В хро­ни­ке Про­спе­ра под 435 г. чита­ем, что в это вре­мя Транс­аль­пий­ская Гал­лия отпа­ла от Рима, при­чем вождем вос­ста­ния был некий Тиба­то. Вме­сте с тем хро­ни­кер отме­ча­ет, что в это вре­мя «почти все рабы Гал­лии взя­лись за ору­жие и при­со­еди­ни­лись к багаудам»⁴¹. Про­тив вос­став­ших сна­ча­ла дей­ст­во­вал буду­щий импе­ра­тор Май­о­ри­ан. Он вел круп­ные бои на Сене, на Луа­ре и на реке Алье, левом при­то­ке Луа­ры. Одна­ко все его попыт­ки пода­вить вос­ста­ние были неудач­ны. Толь­ко в 437 г. глав­но­ко­ман­дую­ще­му воен­ны­ми сила­ми Запад­ной импе­рии Аэцию уда­лось захва­тить Тиба­то и на вре­мя пода­вить дви­же­ние⁴². Затем дви­же­ние багау­дов в Армо­ри­ке сно­ва воз­об­но­ви­лось. В 448 г. здесь про­ис­хо­ди­ло боль­шое вос­ста­ние. К багаудам в это вре­мя при­мкну­ли и недо­воль­ные рим­ской вла­стью демо­кра­ти­че­ские груп­пы сво­бод­но­го насе­ле­ния. Некий врач Евдок­сий в источ­ни­ках назы­ва­ет­ся тай­ным руко­во­ди­те­лем багау­дов. Он при­ни­мал уча­стие в вос­ста­нии, а потом бежал к Атти­ле⁴³. В это вре­мя про­тив багау­дов дей­ст­во­вал вождь вторг­нув­ших­ся в Гал­лию ала­нов, по име­ни Гохар, или Гоар, кото­ро­го наши источ­ни­ки назы­ва­ют «самым сви­ре­пым» коро­лем. Он полу­чил от Аэция пору­че­ние пода­вить вос­ста­ние в Армо­ри­ке и открыл воен­ные дей­ст­вия про­тив багау­дов и их союз­ни­ков. Веро­ят­но, к 451 г. рим­ско­му пра­ви­тель­ству уда­лось окон­ча­тель­но подать вос­ста­ние, так как в этом году Армо­ри­ка боро­лась на сто­роне Аэция про­тив вторг­нув­ше­го­ся Атти­лы.

с.114 К поло­вине V в. дви­же­ние багау­дов рас­про­стра­ни­лось и в север­ной Испа­нии. Испан­ские багауды в сво­ей основ­ной мас­се так­же состо­я­ли рабов и коло­нов. В кон­крет­ных усло­ви­ях рас­па­да рим­ско­го государ­ства и втор­же­ния гер­ман­ских пле­мен народ­ные мас­сы Испа­нии так­же пере­жи­ва­ли боль­шие бед­ст­вия, кото­рые усу­губ­ля­лись про­дол­жи­тель­ным хозяй­ни­ча­ньем вар­ва­ров в угне­тен­ной стране. Поэто­му и здесь к вос­ста­нию багау­дов при­со­еди­ня­лось сво­бод­ное насе­ле­ние горо­дов и дере­вень, стре­мив­ше­е­ся к осво­бож­де­нию от рим­ско­го и вар­вар­ско­го гне­та и к неза­ви­си­мой поли­ти­че­ской жиз­ни. У нас име­ет­ся целый ряд отры­воч­ных ука­за­ний на то, как вест­гот­ские коро­ли сов­мест­но с рим­ским пра­ви­тель­ст­вом на про­тя­же­нии мно­гих лет души­ли геро­и­че­скую борь­бу испан­ских багау­дов.

В хро­ни­ке Ида­тия под 441 г. чита­ем: «Асту­рий, началь­ник воен­ных сил в Гал­лии, послан­ный в Испа­нию, изби­ва­ет мно­же­ство тарра­гон­ских багау­дов». Оче­вид­но, Тарра­го­на, один из самых круп­ных горо­дов рим­ской Испа­нии, сде­лал­ся цен­тром рево­лю­ци­он­но­го дви­же­ния багау­дов. Дру­гим таким цен­тром была Ара­цио­ла (Ara­cio­la), совре­мен­ная Навар­ра, область бас­ков, кото­рые и после сво­его поко­ре­ния сохра­ня­ли любовь к сво­бо­де, храб­рость и жаж­ду мести. В хро­ни­ке Ида­тия под 443 г. чита­ем: «К Асту­рию, началь­ни­ку того и дру­го­го вой­ска, посы­ла­ет­ся в каче­стве пре­ем­ни­ка зять его Меробавд… За корот­кое вре­мя сво­ей вла­сти он сокру­ша­ет над­мен­ность ара­цел­ли­тан­ских багау­дов». Про­дол­жав­ший­ся гнет рим­ских чинов­ни­ков давал испан­ским багаудам все новых и новых при­вер­жен­цев. Поэто­му багауды оста­ва­лись непо­беди­мы­ми. Они сде­ла­лись настоль­ко силь­ны, что обра­зо­ва­ли целые сою­зы и феде­ра­ции для борь­бы про­тив рим­ско­го и вар­вар­ско­го ига. В хро­ни­ке Ида­тия под 449 г. чита­ем: «Бази­лий в дока­за­тель­ство сво­его отмен­но­го дерз­но­ве­ния уби­ва­ет багау­дов, объ­еди­нен­ных в союз, когда они собра­лись в Тири­ас­сон­ской церк­ви».

Раз­ла­гав­ша­я­ся импе­рия, неспо­соб­ная спра­вить­ся с дви­же­ни­ем багау­дов, обра­ти­лась к помо­щи вест­готов, кото­рые в 454 г. раз­гро­ми­ли глав­ней­ший центр багау­дов — Тарра­го­ну. «Фреде­рик, брат коро­ля Тео­до­ри­ха, — чита­ем мы в хро­ни­ке, — изби­ва­ет тарра­гон­ских багау­дов на осно­ва­нии при­ка­за Рима».

Но и после это­го раз­гро­ма испан­ские багауды еще дол­гое вре­мя затруд­ня­ют рим­ских и вест­гот­ских пол­ко­вод­цев. В 458—460 гг. импе­ра­тор Май­о­ри­ан пред­при­нял воен­ный поход в Испа­нию и дей­ст­во­вал там про­тив багау­дов. А по исте­че­нии трид­ца­ти слиш­ком лет, когда вест­готы уни­что­жи­ли уже послед­ние остат­ки рим­ско­го вер­хо­вен­ства, багауды Тарра­го­нии вос­ста­ли про­тив вест­гот­ско­го коро­ля Ала­ри­ха II (484—507). Это вос­ста­ние вспых­ну­ло во вре­мя вой­ны вест­готов с фран­ка­ми и, веро­ят­но, при­ня­ло боль­шие раз­ме­ры. К сожа­ле­нию, подроб­ных сведе­ний о нем мы не име­ем. Извест­но толь­ко, что подав­ле­ние вос­ста­ния сто­и­ло Ала­ри­ху II огром­но­го напря­же­ния и что ему уда­лось захва­тить в плен вождя багау­дов Бур­ду­рел­ла (Bur­du­rel­lus). Послед­ний был при­ве­зен в Тулу­зу и там каз­нен в 498 г.⁴⁴ На этом закан­чи­ва­ют­ся наши сведе­ния о багаудах.