Великая греческая колонизация: экономические и политические мотивы (на примере ранней колонизационной деятельности Афин)*

с.20 При интер­пре­та­ции при­чин тако­го слож­но­го, ком­плекс­но­го явле­ния, каким была Вели­кая гре­че­ская коло­ни­за­ция VIII—VI вв. до н. э.¹, более все­го неуме­стен редук­ци­о­низм. Дума­ет­ся, все согла­сят­ся (по край­ней мере, в тео­рии) со сле­дую­щи­ми базо­вы­ми тези­са­ми: в ходе «кри­стал­ли­за­ции» фено­ме­на и далее по мере его эво­лю­ции дей­ст­во­вал ряд фак­то­ров само­го раз­лич­но­го харак­те­ра и, что нема­ло­важ­но, раз­лич­ной направ­лен­но­сти; в раз­ных реги­о­нах гре­че­ско­го мира эти фак­то­ры нахо­ди­лись в неоди­на­ко­вом соот­но­ше­нии, что при­да­ва­ло общей кар­тине допол­ни­тель­ную пест­ро­ту; кро­ме того, при­чи­ны коло­ни­за­ци­он­но­го дви­же­ния как тако­во­го и при­чи­ны коло­ни­за­ци­он­ной актив­но­сти того или ино­го кон­крет­но­го поли­са — не одно и то же, эти аспек­ты необ­хо­ди­мо отде­лять друг от дру­га.

На прак­ти­ке, одна­ко, обна­ру­жи­ва­ем, что пони­ма­ние фено­ме­на порой обес­пе­чи­ва­ет­ся за счет раз­но­го рода упро­щаю­щих схем. К чис­лу тако­вых, в част­но­сти, сле­ду­ет отне­сти чрез­вы­чай­но попу­ляр­ную тен­ден­цию обо­зна­чать какую-либо иссле­ду­е­мую апой­кию как «аграр­ное» или «тор­го­вое» посе­ле­ние². В каких-то слу­ча­ях подоб­ный под­ход, с.21 воз­мож­но, и ока­зы­ва­ет­ся коррект­ным, но чаще он спо­со­бен толь­ко вне­сти пута­ни­цу. Как буд­то в так назы­вае­мых «тор­го­вых» коло­ни­ях не прак­ти­ко­ва­лось сель­ское хозяй­ство — осно­ва эко­но­ми­ки любо­го поли­са³, — а жите­ли «аграр­ных» коло­ний, в свою оче­редь, не зани­ма­лись тор­гов­лей! Повто­рим и под­черк­нем: толь­ко посто­ян­ный учет мно­го­фак­тор­но­сти и даже мно­го­век­тор­но­сти рас­смат­ри­вае­мо­го про­цес­са может помочь вер­ной, а не пре­врат­ной рекон­струк­ции.

О каких же фак­то­рах идет речь? Тра­ди­ци­он­но акцент дела­ет­ся преж­де все­го на фак­то­рах эко­но­ми­че­ско­го поряд­ка, кото­рые сами по себе пред­став­ля­ют доволь­но слож­ный, запу­тан­ный ком­плекс; неко­то­рые эле­мен­ты это­го ком­плек­са даже не все­гда осо­зна­ют­ся как эко­но­ми­че­ские. Мы бы попы­та­лись про­ве­сти даль­ней­шую гра­да­цию и разде­лить дан­ную груп­пу фак­то­ров на эко­но­ми­ко-демо­гра­фи­че­ские и эко­но­ми­ко-ком­мер­че­ские.

К пер­вой под­груп­пе отно­сит­ся пре­сло­ву­тая сте­но­хо­рия, недо­ста­точ­ность терри­то­ри­аль­ных ресур­сов хоры мно­гих поли­сов для эле­мен­тар­но­го жиз­не­обес­пе­че­ния быст­ро при­рас­тав­ше­го в тече­ние арха­и­че­ской эпо­хи насе­ле­ния⁴. С этим всё более или менее ясно; ситу­а­ция не порож­да­ет суще­ст­вен­ных слож­но­стей. Сте­но­хо­рия как один из «кор­ней» коло­ни­за­ции — факт, под­ме­чен­ный уже антич­ны­ми авто­ра­ми, нашед­ший хоро­шее отра­же­ние в источ­ни­ках.

Гово­ря же об эко­но­ми­ко-ком­мер­че­ских фак­то­рах, то есть о таких, кото­рые свя­за­ны с инте­ре­са­ми тор­гов­ли, уже необ­хо­ди­ма даль­ней­шая нюан­си­ров­ка. Тор­гов­ля в древ­не­гре­че­ских поли­сах была ори­ен­ти­ро­ва­на пре­иму­ще­ст­вен­но на импорт, а не на экс­порт⁵; глав­ной про­бле­мой явля­лась не про­бле­ма сбы­та про­из­веден­ных жите­ля­ми поли­са това­ров с целью полу­че­ния денег, а про­бле­ма полу­че­ния тех това­ров или сырья, кото­рые отсут­ст­во­ва­ли в поли­се. Дан­ный момент тес­но свя­зан с эко­но­ми­че­ским иде­а­лом автар­кии, в выс­шей сте­пе­ни свой­ст­вен­ным гре­че­ско­му миру. На прак­ти­ке пол­ная автар­кия была недо­сти­жи­ма прак­ти­че­ски ни в одном государ­стве Элла­ды, осо­бен­но учи­ты­вая их с.22 малые раз­ме­ры и скудость при­род­ных ресур­сов. Чтобы быть автар­кич­ным, поли­су неиз­беж­но при­хо­ди­лось вос­пол­нять имев­ши­е­ся недо­стат­ки в том или ином про­дук­те; для это­го-то и всту­па­ли в тор­го­вые отно­ше­ния с соседя­ми либо более отда­лен­ны­ми парт­не­ра­ми. При­сут­ст­во­вал еще и такой ком­по­нент (пока не оце­нен­ный по досто­ин­ству в нау­ке об антич­но­сти), как пре­стиж­ная эко­но­ми­ка; но на этом сюже­те мы не можем здесь оста­нав­ли­вать­ся, посколь­ку это уве­ло бы нас слиш­ком дале­ко в сто­ро­ну, он насто­я­тель­но тре­бу­ет спе­ци­аль­но­го рас­смот­ре­ния.

В свя­зи с коло­ни­за­ци­ей из ска­зан­но­го выте­ка­ет, что если коло­ния осно­вы­ва­лась при решаю­щем дей­ст­вии эко­но­ми­ко-ком­мер­че­ских фак­то­ров, то под этим сле­ду­ет пони­мать не поиск рын­ков сбы­та (тако­вые мог­ли воз­ни­кать, но как вто­рич­ное, про­из­вод­ное явле­ние), а поиск сырье­вых баз, кото­рые в потен­ци­а­ле мог­ли бы работать на снаб­же­ние мет­ро­по­лии⁶, а так­же стрем­ле­ние утвер­дить­ся на тор­го­вых путях — с той же целью полу­чать необ­хо­ди­мое сырье и/или това­ры.

От эко­но­ми­че­ских пере­хо­дим теперь к фак­то­рам поли­ти­че­ско­го харак­те­ра. Этим послед­ним в иссле­до­ва­тель­ской лите­ра­ту­ре дале­ко не все­гда уде­ля­ют долж­ное вни­ма­ние (более того, слу­ча­ет­ся, что их про­сто игно­ри­ру­ют); одна­ко они, как нам уже неод­но­крат­но при­хо­ди­лось писать⁷, тоже игра­ли дале­ко не послед­нюю роль. Необ­хо­ди­мо даль­ней­шее под­разде­ле­ние и этой груп­пы фак­то­ров — на внут­ри­по­ли­ти­че­ские и внеш­не­по­ли­ти­че­ские. Вна­ча­ле — несколь­ко слов о пер­вых.

Одной из самых рельеф­ных и неотъ­ем­ле­мых реа­лий внут­рен­ней жиз­ни арха­и­че­ских (фор­ми­ру­ю­щих­ся) гре­че­ских поли­сов был посто­ян­ный ста­сис — борь­ба за власть меж­ду раз­лич­ны­ми ари­сто­кра­ти­че­ски­ми груп­пи­ров­ка­ми⁸. Сплошь и рядом пери­пе­тии этой борь­бы ста­но­ви­лись непо­сред­ст­вен­ным пово­дом к выведе­нию коло­нии. Для «про­иг­рав­ших» зача­стую про­сто не оста­ва­лось ино­го выхо­да, кро­ме как поки­нуть род­ной полис, ина­че их судь­ба была пла­чев­ной: поли­ти­че­ская борь­ба арха­и­че­ской эпо­хи отли­ча­лась край­ней жесто­ко­стью и с.23 бес­по­щад­но­стью⁹, ее исхо­дом мог­ло стать даже пол­ное, пого­лов­ное истреб­ле­ние побеж­ден­ных победи­те­ля­ми¹⁰.

В любом слу­чае, груп­пи­ров­ка, не сумев­шая добить­ся успе­ха «у себя дома», все­гда име­ла хоро­шую воз­мож­ность — уйти в апой­кию и там утвер­ждать свою власть уже бес­пре­пят­ст­вен­но. Лидер такой груп­пи­ров­ки ста­но­вил­ся осно­ва­те­лем и руко­во­ди­те­лем ново­го посе­ле­ния — ойки­стом (кти­стом); таким обра­зом он дости­гал на новом месте того высо­ко­го поло­же­ния, в кото­ром ему было отка­за­но на родине. В роли ойки­стов высту­па­ли, прак­ти­че­ски без исклю­че­ний, знат­ные ари­сто­кра­ты, выход­цы из древ­них родов. После смер­ти ойкист, как пра­ви­ло, геро­изи­ро­вал­ся, то есть при­чис­лял­ся к суще­ствам сверх­че­ло­ве­че­ско­го поряд­ка; его моги­ла, нахо­див­ша­я­ся обыч­но на аго­ре, ста­но­ви­лась объ­ек­том рели­ги­оз­но­го почи­та­ния¹¹.

Без­услов­но, одно­сто­рон­ний акцент на выше­опи­сан­ном поли­ти­че­ском фак­то­ре коло­ни­за­ции тоже был бы неоправ­дан­ным, как и любая край­ность. Для того, чтобы коло­ни­за­ци­он­ное меро­при­я­тие осу­ще­ст­ви­лось, была необ­хо­ди­ма либо сово­куп­ность не толь­ко поли­ти­че­ских, но и эко­но­ми­че­ских пред­по­сы­лок (груп­пи­ров­ка поли­ти­ков-ари­сто­кра­тов мог­ла, есте­ствен­но, осно­вать жиз­не­спо­соб­ную коло­нию толь­ко в том слу­чае, если ее сопро­вож­да­ла доста­точ­но зна­чи­тель­ная в коли­че­ст­вен­ном отно­ше­нии груп­па рядо­вых граж­дан, по той или иной при­чине заин­те­ре­со­ван­ных в пере­се­ле­нии), либо ситу­а­ция долж­на была быть крайне ост­рой, про­сто не остав­ляв­шей для какой-то части насе­ле­ния реаль­ной воз­мож­но­сти остать­ся на родине (напри­мер, если в ходе ста­си­са одна груп­пи­ров­ка пол­но­стью побеж­да­ла и пого­лов­но изго­ня­ла дру­гую, что слу­ча­лось все-таки дале­ко не все­гда). Сде­лан­ная здесь ого­вор­ка была необ­хо­ди­ма, но в целом сле­ду­ет отме­тить, что в исто­рио­гра­фии ско­рее наблюда­ет­ся не пере­оцен­ка, а, напро­тив, недо­оцен­ка поли­ти­че­ско­го фак­то­ра, так что к выяв­ле­нию его истин­ной (по наше­му мне­нию, весь­ма зна­чи­тель­ной) роли еще пред­сто­ит идти.

В свя­зи со ска­зан­ным, навер­ное, не лиш­ним будет напом­нить, что не нуж­но видеть в каж­дой коло­ни­за­ци­он­ной акции обя­за­тель­но цен­тра­ли­зо­ван­ное, орга­ни­зо­ван­ное полис­ны­ми вла­стя­ми меро­при­я­тие. Неред­ко сле­ду­ет вести речь о част­ной ини­ци­а­ти­ве кого-либо из ари­сто­кра­ти­че­ских лиде­ров¹², кото­рый рекру­ти­ро­вал буду­щих апой­ков, с.24 оче­вид­но, из чис­ла сво­их поли­ти­че­ских при­вер­жен­цев и отправ­лял­ся с ними в коло­ни­за­ци­он­ную экс­пе­ди­цию. Как раз в исто­рии ран­ней афин­ской коло­ни­за­ции, о кото­рой подроб­нее будет гово­рить­ся ниже, есть несколь­ко слу­ча­ев, кото­рые долж­ны быть одно­знач­но трак­то­ва­ны имен­но в таком духе.

На внут­ри­по­ли­ти­че­скую борь­бу, при­во­див­шую к осно­ва­нию коло­ний, часто ока­зы­ва­ла решаю­щее вли­я­ние внеш­не­по­ли­ти­че­ская ситу­а­ция (внеш­не­по­ли­ти­че­ские и внут­ри­по­ли­ти­че­ские дела вооб­ще посто­ян­но пере­пле­та­лись в реаль­ной дей­ст­ви­тель­но­сти эпо­хи). В дру­гой рабо­те мы ука­за­ли несколь­ко при­ме­ров подоб­но­го рода, а один из них — коло­ни­за­ци­он­ную актив­ность Герак­леи Пон­тий­ской в 540-х гг. до н. э. — рас­смот­ре­ли подроб­но¹³. В этих слу­ча­ях важ­ней­шим поли­ти­че­ским вопро­сом была выра­бот­ка неко­е­го mo­dus vi­ven­di по отно­ше­нию к толь­ко что вышед­шей на гре­че­ские рубе­жи Пер­сид­ской дер­жа­ве; это вело к воз­ник­но­ве­нию про­ти­во­сто­яв­ших друг дру­гу «про­пер­сид­ских» и «анти­пер­сид­ских» груп­пи­ро­вок. Их борь­ба мог­ла при­во­дить к раз­лич­но­му исхо­ду. Одним из вари­ан­тов, и не столь уж ред­ким, ока­зы­вал­ся пол­ный рас­кол граж­дан­ско­го кол­лек­ти­ва, когда сим­па­ти­зи­ро­вав­шие пер­сам или ней­траль­но отно­сив­ши­е­ся к ним граж­дане оста­ва­лись на месте, при­ни­ма­ли тира­на­ми пер­сид­ских став­лен­ни­ков и пере­жи­ва­ли про­чие пери­пе­тии пер­сид­ской поли­ти­ки, а реши­тель­ные про­тив­ни­ки под­чи­не­ния Ахе­ме­нидам покида­ли род­ные места. Так скла­ды­ва­лись собы­тия в Тео­се, Фокее, Визан­тии, Кал­хедоне и др.

Внеш­не­по­ли­ти­че­ские фак­то­ры коло­ни­за­ции мог­ли дей­ст­во­вать и неза­ви­си­мо от внут­рен­ней меж­до­усоб­ной борь­бы, в отсут­ст­вие послед­ней. Так, ряд коло­ний, выведен­ных при тира­нах, был осно­ван не толь­ко и не столь­ко в эко­но­ми­че­ских (тор­го­вых и проч.) целях, а ско­рее из чисто поли­ти­че­ских амби­ций — для улуч­ше­ния гео­стра­те­ги­че­ско­го поло­же­ния, в кон­це кон­цов, ради укреп­ле­ния мощи и пре­сти­жа тира­на и его горо­да.

Упо­мя­нув о пре­сти­же, мы орга­нич­но выхо­дим на еще одну груп­пу фак­то­ров коло­ни­за­ци­он­но­го дви­же­ния. Эти фак­то­ры, кото­рые мож­но опре­де­лить как мен­таль­но-идео­ло­ги­че­ские, в иссле­до­ва­тель­ской лите­ра­ту­ре нахо­дят­ся уже в пол­ном небре­же­нии, на них обыч­но про­сто не обра­ща­ют вни­ма­ния. Это, судя по все­му, свя­за­но с общей и дав­ней тен­ден­ци­ей пре­умень­шать зна­че­ние все­го, что свя­за­но со сфе­рой созна­ния, мен­та­ли­те­та, идей. А по наше­му глу­бо­ко­му убеж­де­нию, идеи вполне могут пра­вить миром, осо­бен­но на пере­лом­ных эта­пах исто­рии, — а имен­но тако­вым была, несо­мнен­но, арха­и­че­ская эпо­ха, в кото­рую осу­ществля­лась Вели­кая коло­ни­за­ция.

Какие важ­ней­шие фак­то­ры мен­таль­но­го поряд­ка сле­ду­ет пере­чис­лить? В нау­ке нашел широ­кое при­зна­ние совер­шен­но пра­во­мер­ный тезис об аго­наль­ном харак­те­ре древ­не­гре­че­ско­го соци­у­ма. При­чем в пери­од арха­и­ки этот аго­наль­ный дух был как раз осо­бен­но силен. Поли­сы, — во вся­ком слу­чае, те, кото­рые раз­ви­ва­лись доста­точ­но быст­ры­ми тем­па­ми, — вклю­чи­лись в интен­сив­ное сорев­но­ва­ние с.25 друг с дру­гом бук­валь­но на всех попри­щах обще­ст­вен­ной жиз­ни. Созда­ет­ся впе­чат­ле­ние, что это была самая насто­я­щая «борь­ба за пер­вен­ство», стрем­ле­ние не отстать от дру­гих. Начи­на­ют в каких-либо поли­сах созда­вать­ся пер­вые сво­ды пись­мен­ных зако­нов — и тут же эста­фе­ту под­хва­ты­ва­ют дру­гие горо­да, тоже назна­чаю­щие сво­их зако­но­да­те­лей, а то и пере­ма­ни­ваю­щие их от соседей. Появ­ля­ют­ся такие вещи, как фалан­га, чекан­ная моне­та и т. п., — и тут же начи­на­ют побед­ное шест­вие по гре­че­ско­му миру, новые и новые поли­сы пере­ни­ма­ют эти нов­ше­ства. Даже тира­ния, подоб­но какой-то эпиде­мии или пожа­ру, быст­ро пере­ме­ты­ва­лась из одно­го эллин­ско­го государ­ства в дру­гое.

Та же состя­за­тель­ность не мог­ла не дей­ст­во­вать и в сфе­ре коло­ни­за­ци­он­ной актив­но­сти. Соб­ст­вен­но, тут не нуж­но каких-то апри­ор­ных домыс­лов: на мате­ри­а­ле источ­ни­ков это мож­но наблюдать нево­ору­жен­ным взглядом. «Пио­не­ра­ми» Вели­кой гре­че­ской коло­ни­за­ции, сто­яв­ши­ми у ее исто­ков, были эвбей­цы¹⁴. В эпо­ху ран­ней арха­и­ки горо­да Эвбеи — рано погиб­ший Лелант (Лев­кан­ди)¹⁵, а затем уна­сле­до­вав­шие его дости­же­ния Эре­трия и Хал­кида — нахо­ди­лись во гла­ве раз­ви­тия все­го гре­че­ско­го мира, явля­лись пер­вей­ши­ми гре­че­ски­ми эко­но­ми­че­ски­ми, поли­ти­че­ски­ми, куль­тур­ны­ми цен­тра­ми, не имев­ши­ми себе рав­ных. Эвбей­цы в VIII в. до н. э. устрем­ля­ют­ся на запад, осно­вы­вая коло­нии в Ита­лии и на Сици­лии. Но прак­ти­че­ски сра­зу же там появ­ля­ют­ся и корин­фяне, и мега­ряне, и ахей­цы, и выход­цы из ряда дру­гих государств Бал­кан­ской Гре­ции. Как нам пред­став­ля­ет­ся, не все­гда и не во всем это сопер­ни­че­ство мож­но трак­то­вать как про­яв­ле­ние чисто эко­но­ми­че­ской кон­ку­рен­ции; здесь, поми­мо про­че­го, нахо­дил свое выра­же­ние и выше­упо­мя­ну­тый аго­наль­ный дух.

Ана­ло­гич­ная кар­ти­на — и на севе­ро-восточ­ном направ­ле­нии, в зоне Чер­но­мор­ских про­ли­вов. Без­услов­но, здесь пер­вен­ст­во­вал в осно­ва­нии апой­кий Милет¹⁶. Одна­ко наряду с милет­ски­ми в реги­оне актив­но появ­ля­лись лес­бос­ские, самос­ские, мегар­ские коло­нии. А как актив­но, едва ли не оттал­ки­вая друг дру­га, гре­че­ские поли­сы устре­ми­лись в еги­пет­ский Нав­кра­тис, где, впро­чем, в свя­зи с.26 с осо­бы­ми усло­ви­я­ми, про­дик­то­ван­ны­ми фара­о­на­ми, им при­хо­ди­лось не толь­ко сопер­ни­чать, но и сотруд­ни­чать…¹⁷

Отме­тим еще один фак­тор мен­таль­но­го поряд­ка. В VIII в. до н. э. — имен­но тогда, когда начи­на­лась Вели­кая коло­ни­за­ция, — про­ис­хо­дят инте­рес­ные изме­не­ния в гре­че­ской рели­ги­оз­но-куль­тур­ной тра­ди­ции. Рез­ко обост­ря­ет­ся инте­рес к леген­дам геро­и­че­ско­го цик­ла, в свя­зи с этим воз­рас­та­ет место эпо­са в обще­ст­вен­ной жиз­ни. Фигу­ра эпи­че­ско­го героя актив­но акту­а­ли­зу­ет­ся, он ста­но­вит­ся при­ме­ром для под­ра­жа­ния. Всё, о чем мы сей­час гово­рим, — вещи, в общем-то, доста­точ­но извест­ные: фено­мен «геро­и­че­ско­го ренес­сан­са» арха­и­че­ской эпо­хи неод­но­крат­но рас­смат­ри­вал­ся в исто­рио­гра­фии¹⁸. А нам хоте­лось бы в дан­ной свя­зи лишь отме­тить, что сре­ди дея­ний и подви­гов геро­ев нема­ло­важ­ное место зани­ма­ли даль­ние, пол­ные при­клю­че­ний мор­ские путе­ше­ст­вия. Доста­точ­но вспом­нить о стран­ст­ви­ях Одис­сея, похо­де арго­нав­тов, да и о том, что сама Тро­ян­ская вой­на, как она опи­сы­ва­лась в мифах, нача­лась с экс­пе­ди­ции объ­еди­нен­но­го ахей­ско­го флота. Даже такой, каза­лось бы, сугу­бо «сухо­пут­ный» пер­со­наж леген­дар­ной тра­ди­ции, как Геракл, соглас­но ряду мифов, отправ­лял­ся в пла­ва­ния (в стра­ну ама­зо­нок, в Трою и др.). В этих усло­ви­ях «упо­доб­ле­ние геро­ям»¹⁹ для гре­че­ско­го ари­сто­кра­та долж­но было вклю­чать в себя в каче­стве одно­го из важ­ных эле­мен­тов инте­рес к подоб­но­го же рода пред­при­я­ти­ям.

Гово­ря о мен­таль­ных фак­то­рах коло­ни­за­ции, невоз­мож­но не упо­мя­нуть и о вли­я­нии Дель­фий­ско­го ора­ку­ла²⁰. Тут мы выхо­дим на про­бле­му слож­ную, мно­го­крат­но дис­ку­ти­ро­вав­шу­ю­ся и пока не полу­чив­шую одно­знач­но­го раз­ре­ше­ния. Насколь­ко мож­но судить, это свя­за­но, поми­мо про­че­го, с тем, что не все­гда эта про­бле­ма «Дель­фы и коло­ни­за­ция» рас­смат­ри­ва­ет­ся под пра­виль­ным углом зре­ния, в коррект­ном исто­ри­че­ском кон­тек­сте. Пре­иму­ще­ст­вен­но роль ора­ку­ла в коло­ни­за­ци­он­ном дви­же­нии при­зна­ет­ся в луч­шем слу­чае слу­жеб­ной: государ­ства, высту­пав­шие ини­ци­а­то­ра­ми выведе­ния коло­ний, обра­ща­лись к дель­фий­ским жре­цам как к сво­его рода «экс­пер­там», а те, обла­дая раз­ветв­лен­ной «аген­ту­рой» и вла­дея боль­шим коли­че­ст­вом реле­вант­ной инфор­ма­ции, дава­ли соот­вет­ст­ву­ю­щие реко­мен­да­ции.

с.27 Здесь, как нам пред­став­ля­ет­ся, име­ет место модер­ни­за­ция миро­воз­зре­ния людей ран­ней антич­но­сти: не учи­ты­ва­ет­ся, что их созна­ние было еще все­це­ло рели­ги­оз­ным, чуж­дым како­го-либо скеп­ти­циз­ма в этой обла­сти²¹. Авто­ри­тет вели­ких ора­ку­лов был без­услов­ным. Не то чтобы хит­ро­ум­ные гре­ки, уже при­няв реше­ние о про­веде­нии коло­ни­за­ци­он­ной акции, отправ­ля­ли посоль­ство в Дель­фы лишь для полу­че­ния подо­баю­щей рели­ги­оз­ной санк­ции, то есть, в сущ­но­сти, из чисто праг­ма­ти­че­ских побуж­де­ний. Нет, слу­ча­лось, что пове­ле­ние, дан­ное уста­ми пифии, ока­зы­ва­лось для них самих неожи­дан­ным, — но при этом под­ле­жа­ло бес­пре­ко­слов­но­му выпол­не­нию.

Хоро­шей иллю­ст­ра­ци­ей подоб­но­го поло­же­ния дел может слу­жить подроб­ный, опи­раю­щий­ся на досто­вер­ную тра­ди­цию рас­сказ Геро­до­та (IV. 150 sqq.) об осно­ва­нии Кире­ны выхо­д­ца­ми с ост­ро­ва Фера. Этот рас­сказ заслу­жи­ва­ет того, чтобы его клю­че­вые момен­ты были здесь про­ци­ти­ро­ва­ны: «…Когда царь ферей­цев Гринн стал вопро­шать ора­кул о раз­лич­ных делах, Пифия пове­ле­ла осно­вать город в Ливии… По воз­вра­ще­нии на роди­ну царь и его спут­ни­ки пре­не­брег­ли изре­че­ни­ем ора­ку­ла: они не зна­ли, где нахо­дит­ся Ливия, и не реши­лись науда­чу отпра­вить посе­лен­цев. После это­го бог семь лет не посы­лал дождя на Феру, и на ост­ро­ве засох­ли все дере­вья, кро­ме одно­го. Тогда ферей­цы вопро­си­ли об этом ора­кул, и Пифия вновь пове­ле­ла выслать коло­нию в Ливию… Ферей­цы реши­ли отпра­вить туда по жре­бию от всех семи общин на ост­ро­ве по одно­му из двух бра­тьев, а пред­во­ди­те­лем и царем избра­ли Бат­та. Затем они отпра­ви­ли на Пла­тею (ост­ров у бере­гов Ливии — И. С.) два 50-весель­ных кораб­ля» (Геро­дот здесь и далее цити­ру­ет­ся в пер. Г. А. Стра­та­нов­ско­го).

Нель­зя не обра­тить вни­ма­ния на неко­то­рые харак­тер­ные нюан­сы. Изна­чаль­но жите­ли Феры вовсе не наме­ре­ва­лись осно­вы­вать коло­нию, что и не уди­ви­тель­но: граж­дан­ский кол­лек­тив ост­ро­ва был очень неве­лик, ощу­щал­ся ско­рее недо­ста­ток, чем избы­ток людей. Ини­ци­а­то­ром выведе­ния коло­ни­стов в Афри­ку высту­пил все­це­ло Дель­фий­ский ора­кул, кото­рый фак­ти­че­ски при­нудил к это­му ферей­цев вопре­ки их воле. Послед­ним меро­при­я­тие далось с боль­шим трудом: несмот­ря на то, что при набо­ре апой­ков были при­ня­ты экс­тра­ор­ди­нар­ные меры, близ­кие к воен­ной моби­ли­за­ции (во всех семьях, где име­лись два бра­та, один из них обя­за­тель­но дол­жен был поки­нуть роди­ну), едва-едва уда­лось отпра­вить око­ло 200 чело­век²². Но воле боже­ства нель­зя было пре­ко­сло­вить!

Тако­во слож­ное пере­пле­те­ние фак­то­ров, вли­яв­ших на про­веде­ние Вели­кой гре­че­ской коло­ни­за­ции. Есте­ствен­но, в раз­лич­ных поли­сах и реги­о­нах соот­но­ше­ние этих фак­то­ров было не оди­на­ко­вым по силе воздей­ст­вия. Мог­ло полу­чать­ся так, что поли­ти­че­ские и идео­ло­ги­че­ские пред­по­сыл­ки коло­ни­за­ци­он­ной актив­но­сти были уже нали­цо, а эко­но­ми­че­ские еще не назре­ли, или наобо­рот. В каж­дом кон­крет­ном с.28 слу­чае непо­вто­ри­мое соче­та­ние фак­то­ров дава­ло свою кар­ти­ну. Мы счи­та­ем (хотя, без­услов­но, отнюдь не наста­и­ва­ем на соб­ст­вен­ной точ­ке зре­ния как един­ст­вен­но истин­ной), что учет все­го это­го — необ­хо­ди­мое усло­вие для целост­ной и связ­ной рекон­струк­ции коло­ни­за­ции, поз­во­ля­ю­щее уйти от упро­щаю­щей аль­тер­на­ти­вы «аграр­ная коло­ния — тор­го­вая коло­ния».

Попы­та­ем­ся про­ил­лю­ст­ри­ро­вать такой под­ход на кон­крет­ном при­ме­ре — ран­ней афин­ской коло­ни­за­ции²³. При этом, несо­мнен­но, сле­ду­ет учи­ты­вать, что коло­ни­за­ци­он­ная дея­тель­ность Афин не может быть при­зна­на типич­ной. Афи­ны и в подав­ля­ю­щем боль­шин­стве дру­гих отно­ше­ний были, так ска­зать, поли­сом-исклю­че­ни­ем. Не укла­ды­ва­ют­ся в нор­маль­ные для гре­че­ско­го мира рам­ки и афин­ские коло­нии. Но в иссле­до­ва­нии подоб­но­го рода нети­пич­ных явле­ний тоже есть свой смысл: воз­мож­но, исклю­че­ние помо­жет луч­ше понять нор­му.

В чем кон­крет­но заклю­ча­ет­ся спе­ци­фи­ка афин­ско­го вари­ан­та коло­ни­за­ции? Преж­де все­го в том, что уже с весь­ма ран­не­го вре­ме­ни афи­няне прак­ти­ко­ва­ли выведе­ние коло­ний прин­ци­пи­аль­но ново­го типа, а имен­но кле­ру­хий²⁴. Их отли­чие от тра­ди­ци­он­ных коло­ний, апой­кий, заклю­ча­лось в том, что кле­ру­хия не ста­но­ви­лась неза­ви­си­мым поли­сом, ее жите­ли не при­об­ре­та­ли ново­го граж­дан­ства, а сохра­ня­ли афин­ское. Ины­ми сло­ва­ми, кле­ру­хии были как бы замор­ски­ми «отрост­ка­ми» афин­ско­го государ­ства. Поче­му афи­няне избра­ли имен­но такую прак­ти­ку? Воз­мож­но, даль­ней­шее рас­смот­ре­ние фак­тов поз­во­лит сде­лать какие-то намет­ки к реше­нию это­го вопро­са. В любом слу­чае нуж­но учи­ты­вать, что коло­ни­за­ци­он­ная дея­тель­ность афи­нян нико­гда не огра­ни­чи­ва­лась толь­ко кле­ру­хи­я­ми; созда­ва­ли они и обыч­ные апой­кии²⁵.

с.29 Кле­ру­хии ассо­ци­и­ру­ют­ся обыч­но с Афин­ской архэ. И дей­ст­ви­тель­но, имен­но в пери­од Пен­те­кон­та­этии их рос­сыпь покры­ла Эге­иду и вышла даже за ее пре­де­лы. Но афин­ские кле­ру­хии появ­ля­лись и рань­ше; имен­но на этих ран­них посе­ле­ни­ях мы оста­но­вим­ся в рам­ках дан­ной ста­тьи.

Еще одной спе­ци­фи­че­ски афин­ской чер­той явля­ет­ся то, что этот полис весь­ма позд­но вклю­чил­ся в Вели­кую коло­ни­за­цию, — в сущ­но­сти, тогда, когда мно­гие дру­гие вид­ные гре­че­ские цен­тры уже завер­ши­ли свою коло­ни­за­ци­он­ную дея­тель­ность. Како­вы при­чи­ны это­го? Сра­зу напра­ши­ва­ет­ся ответ в эко­но­ми­че­ском рус­ле: никто не сомне­ва­ет­ся в том, что одной из важ­ней­ших пред­по­сы­лок коло­ни­за­ции была сте­но­хо­рия, а от нее-то как раз арха­и­че­ские Афи­ны не стра­да­ли. Обла­дая огром­ной по гре­че­ским мер­кам хорой, они в то вре­мя — даже несмот­ря на доволь­но круп­ное насе­ле­ние — испы­ты­ва­ли недо­ста­ток не в зем­ле, а наобо­рот — в рабо­чих руках, необ­хо­ди­мых для обра­бот­ки этой зем­ли²⁶. Понят­но, что отто­ку насе­ле­ния это нико­им обра­зом не спо­соб­ст­во­ва­ло.

Ска­зан­ное пред­став­ля­ет­ся вер­ным. Но в таком слу­чае вста­ет вопрос: поче­му же арха­и­че­ские Афи­ны вооб­ще вклю­чи­лись в коло­ни­за­цию (а ведь когда они сде­ла­ли это, их уча­стие в осно­ва­нии коло­ний было не таким уж и мало­зна­чи­мым)? Ведь от сте­но­хо­рии афин­ский полис, в общем-то, не стра­дал и тогда. Оче­вид­но, роль дан­но­го фак­то­ра (в нача­ле ста­тьи мы обо­зна­чи­ли его как эко­но­ми­ко-демо­гра­фи­че­ский) для ран­ней коло­ни­за­ци­он­ной актив­но­сти афи­нян была мини­маль­ной, мож­но ска­зать, близ­кой к нуле­вой. Таким обра­зом, уже пер­вые, пока еще обоб­щен­ные и некон­кре­ти­зи­ро­ван­ные, наблюде­ния над фено­ме­ном, поз­во­ля­ют выска­зать опре­де­лен­ные кон­цеп­ту­аль­ные сооб­ра­же­ния. Нель­зя ли в таком слу­чае пред­по­ло­жить для афин­ской коло­ни­за­ции доста­точ­но вид­ную роль поли­ти­че­ских фак­то­ров? Это дол­жен про­яс­нить ана­лиз фак­ти­че­ско­го мате­ри­а­ла, содер­жа­ще­го­ся в источ­ни­ках.

Самая ран­няя коло­ни­за­ци­он­ная экс­пе­ди­ция афи­нян²⁷ была направ­ле­на в севе­ро-восточ­ный «угол» Эгей­ско­го моря, в то место, где начи­на­ют­ся Чер­но­мор­ские про­ли­вы. Афин­ская коло­ния была с.30 осно­ва­на в Сигее — в Тро­аде, у вхо­да в Гел­лес­понт. И инте­рес к это­му реги­о­ну, обла­дав­ше­му в антич­но­сти (как и поз­же) огром­ным стра­те­ги­че­ским зна­че­ни­ем, уже сам по себе зна­ме­на­те­лен.

Древ­ней­ший автор, пишу­щий о коло­нии афи­нян в Сигее, — Геро­дот. Он сооб­ща­ет (V. 94—95): «…Мити­лен­цы и афи­няне из горо­дов Ахил­лея²⁸ и Сигея вели посто­ян­ные вой­ны друг с дру­гом. Мити­лен­цы тре­бо­ва­ли назад Сигей­скую область, а афи­няне оспа­ри­ва­ли их пра­во на нее, ука­зы­вая, что на зем­ли древ­не­го Или­о­на эолий­цы име­ют отнюдь не боль­ше прав, чем они, афи­няне, и дру­гие, кто помо­гал Мене­лаю ото­мстить за похи­ще­ние Еле­ны. Во вре­мя этих войн в бит­вах слу­чи­лось мно­го заме­ча­тель­ных про­ис­ше­ст­вий. Меж­ду про­чим, после одной стыч­ки, в кото­рой победи­ли афи­няне, поэт Алкей спас­ся бег­ст­вом, но его ору­жие попа­ло в руки афи­нян, и они пове­си­ли его в хра­ме Афи­ны в Сигее. Алкей же вос­пел это собы­тие в песне и послал ее на Мити­ле­ну, чтобы сооб­щить о несча­стье сво­е­му дру­гу Мела­нип­пу. Мити­лен­цев же с афи­ня­на­ми при­ми­рил Пери­андр, сын Кип­се­ла, кото­ро­го они выбра­ли посред­ни­ком. А при­ми­рил он их вот на каких усло­ви­ях: каж­дая сто­ро­на полу­ча­ла то, что у нее было. Так-то Сигей остал­ся за афи­ня­на­ми».

Геро­дот на про­тя­же­нии сво­его труда еще несколь­ко раз упо­ми­на­ет о Сигее и афин­ском посе­ле­нии в нем (IV. 38; V. 65; V. 91)²⁹ — в раз­лич­ных кон­текстах, чаще все­го в свя­зи с повтор­ной коло­ни­за­ци­ей это­го места Писи­стра­ти­да­ми. Места­ми «отец исто­рии» выра­жа­ет­ся не вполне ясно, что может вести к хро­но­ло­ги­че­ским затруд­не­ни­ям в вопро­се о кон­крет­ном вре­ме­ни захва­та Сигея афи­ня­на­ми. Одна­ко не сле­ду­ет забы­вать о ссыл­ке Геро­до­та на Алкея. Более аутен­тич­ный источ­ник про­сто труд­но пред­ста­вить: лес­бос­ский поэт сам участ­во­вал в афи­но-мити­лен­ских вой­нах за Сигей. Ста­ло быть, к его вре­ме­ни афи­няне уже обос­но­ва­лись в назван­ном горо­де. А это ука­зы­ва­ет на конец VII в. до н. э. как на вре­мя коло­ни­за­ци­он­ной экс­пе­ди­ции. О том же свиде­тель­ст­ву­ет и сооб­ще­ние о посред­ни­че­стве коринф­ско­го тира­на Пери­андра.

Инфор­ма­ция, пре­до­став­ля­е­мая более позд­ни­ми авто­ра­ми, под­креп­ля­ет этот вывод. Стра­бон в сво­ей «Гео­гра­фии» подроб­но опи­сы­ва­ет Тро­аду, оста­нав­ли­ва­ясь в том чис­ле и на Сигее. Он гово­рит (XIII. 599—600): «…Пере­да­ют, что мити­ле­нец Архе­а­накт воз­вел из кам­ней, взя­тых оттуда (с раз­ва­лин древ­ней Трои — И. С.), сте­ну вокруг Сигея. Этот город захва­ти­ли афи­няне, кото­рые посла­ли туда Фри­но­на, победи­те­ля на Олим­пий­ских играх, хотя лес­бий­цы доби­ва­лись обла­да­ния почти всей Тро­адой. Дей­ст­ви­тель­но, боль­шин­ство посе­ле­ний в Тро­аде осно­ва­но лес­бий­ца­ми (неко­то­рые из них суще­ст­ву­ют и теперь, дру­гие с.31 же исчез­ли). Пит­так Мити­лен­ский, один из так назы­вае­мых Семи Муд­ре­цов, отплыл с кораб­ля­ми про­тив стра­те­га Фри­но­на и неко­то­рое вре­мя вое­вал с ним, пло­хо справ­ля­ясь с делом и тер­пя неуда­чи. В то вре­мя и поэт Алкей, как он сам гово­рит, в одной схват­ке попал в тяже­лое поло­же­ние, так что ему при­шлось, бро­сив ору­жие, бежать… (далее сле­ду­ет цита­та из Алкея — И. С.) Позд­нее, когда Фри­нон вызвал его на еди­но­бор­ство, Пит­так, взяв рыбац­кую сеть, напал на про­тив­ни­ка; он наки­нул на него сеть и убил, зако­лов тре­зуб­цем и кин­жа­лом. Но так как вой­на про­дол­жа­лась, то обе сто­ро­ны выбра­ли посред­ни­ком Пери­андра, кото­рый и поло­жил ей конец. По сло­вам Демет­рия (Скеп­сий­ско­го — И. С.), сооб­ще­ние Тимея о том, что Пери­андр воз­двиг укреп­ле­ние Ахил­лея про­тив афи­нян из кам­ней Или­о­на, чтобы помочь вой­ску Пит­та­ка, невер­но. В дей­ст­ви­тель­но­сти это место, как он гово­рит, было укреп­ле­но мити­лен­ца­ми про­тив Сигея, но не эти­ми кам­ня­ми и даже не Пери­ан­дром. Да и как же мож­но было выбрать посред­ни­ком лицо, при­ни­мав­шее уча­стие в войне?» (пер. Г. А. Стра­та­нов­ско­го).

Этот инте­рес­ней­ший рас­сказ во всех дета­лях сов­па­да­ет со свиде­тель­ст­вом Геро­до­та (у Стра­бо­на мы так­же встре­ча­ем и Алкея, и Пери­андра), а, кро­ме того, вно­сит ряд новых нема­ло­важ­ных нюан­сов, под­твер­ждаю­щих дати­ров­ку афин­ской экс­пе­ди­ции в Сигей кон­цом VII в. до н. э. Выяс­ня­ет­ся, что мити­лен­ским коман­дую­щим был зна­ме­ни­тый Пит­так — совре­мен­ник и «закля­тый друг» Алкея. Назва­но и имя гла­вы афин­ских коло­ни­стов. Это — Фри­нон, вид­ный борец-пан­кра­ти­аст, одер­жав­ший победу на Олим­пий­ских играх 636 г. до н. э.³⁰. Он, несо­мнен­но, при­над­ле­жал к выс­шей ари­сто­кра­тии Афин.

О собы­ти­ях, свя­зан­ных с Пит­та­ком и Фри­но­ном, а так­же в целом с раз­би­рае­мой здесь вой­ной меж­ду Афи­на­ми и Мити­ле­ной, упо­ми­на­ет так­же Дио­ген Лаэрт­ский (I. 74), повест­вуя о жиз­ни мити­лен­ско­го муд­ре­ца: «…Когда афи­няне вое­ва­ли с мити­ле­ня­на­ми за область Ахил­ле­и­ти­ду, то Пит­так началь­ст­во­вал над мити­ле­ня­на­ми, а Фри­нон, олим­пий­ский победи­тель-пан­кра­ти­аст, — над афи­ня­на­ми; Пит­так вызвал­ся с ним на поеди­нок и, спря­тав­ши под щитом сво­им сеть, набро­сил ее на Фри­но­на, убил его и тем отсто­ял спор­ную зем­лю. Одна­ко и после это­го (гово­рит Апол­ло­дор) афи­няне с мити­ле­ня­на­ми тяга­лись за ту зем­лю, а решал тяж­бу Пери­андр, кото­рый и отдал ее афи­ня­нам» (пер. М. Л. Гас­па­ро­ва с наши­ми поправ­ка­ми). Тот же эпи­зод с Пит­та­ком и Фри­но­ном сохра­нен еще в неко­то­рых источ­ни­ках (напри­мер: Po­lyaen. I. 25), но без каких-либо новых дета­лей. Неожи­дан­но инфор­ма­тив­ным ока­зы­ва­ет­ся свиде­тель­ство тако­го позд­не­го памят­ни­ка, как визан­тий­ский лек­си­кон X в. «Суда» (s. v. Πιτ­τα­κός): в нем при­во­дит­ся даже доволь­но точ­ная дати­ров­ка: «Пит­так… в 42-ю олим­пи­а­ду (612/611 — 609/608 гг. до н. э. — И. С.) убил Мелан­х­ра, тира­на Мити­ле­ны, а так­же сра­зил в поедин­ке Фри­но­на, пол­ко­во­д­ца (στρα­τηγόν) афи­нян, кото­рый вел вой­ну из-за Сигея. Пит­так набро­сил на него сеть». Инте­рес­но, что с.32 это един­ст­вен­ное кон­крет­ное собы­тие, подроб­но пере­ска­зан­ное авто­ром сло­ва­ря в био­гра­фии тако­го круп­но­го исто­ри­че­ско­го дея­те­ля, как Пит­так; оче­вид­но, еди­но­бор­ство с Фри­но­ном все­гда счи­та­лось одним из самых слав­ных его дея­ний³¹. Что же каса­ет­ся дати­ров­ки, то мы, конеч­но, не можем быть уве­ре­ны, что источ­ник, отде­лен­ный от опи­сы­вае­мо­го фак­та вре­мен­ным про­ме­жут­ком более чем в пол­то­ра тыся­че­ле­тия, дает ее абсо­лют­но точ­но. Тем не менее в све­те выше­из­ло­жен­но­го хро­но­ло­ги­че­ско­го кон­тек­ста афи­но-мити­лен­ских дел в Сигее эта дати­ров­ка не вызы­ва­ет абсо­лют­но ника­ких воз­ра­же­ний: мы оста­ем­ся в рам­ках кон­ца VII в. до н. э.

Нам пред­став­ля­ет­ся несо­мнен­ным, что в свя­зи с той же экс­пе­ди­ци­ей Фри­но­на сле­ду­ет рас­смат­ри­вать одно несколь­ко испор­чен­ное в руко­пис­ной тра­ди­ции место из перип­ла Псев­до-Ским­на (707—708), где при опи­са­нии Хер­со­не­са Фра­кий­ско­го гово­рит­ся бук­валь­но сле­дую­щее:

ἑξῆς Ἐλαιοῦς, Ἀττικὴν ἀποικίαν ἔχου­σα, ΦΟΡΒΟΩΝ ἣν συ­νοικί­σαι δο­κεῖ.

Ука­за­ние на то, что апой­кия в Эле­ун­те была афин­ской (атти­че­ской), вполне одно­знач­но. А вот вопрос об осно­ва­те­ле этой апой­кии более темен. Лич­ное имя Φορ­βοων, упо­мя­ну­тое здесь, не суще­ст­ву­ет и явно пред­став­ля­ет собой про­дукт како­го-то иска­же­ния пере­пис­чи­ка­ми (к тому же оно еще и не укла­ды­ва­ет­ся в метр сти­ха Псев­до-Ским­на). Небез­осно­ва­тель­но было пред­ло­же­но счи­тать, что изна­чаль­но в тек­сте сто­я­ло Φρύ­νων³². Тогда пере­вод цити­ру­е­мо­го тек­ста будет сле­дую­щим:

Вот Эле­унт; афин­ская коло­ния Здесь есть, и, гово­рят, Фри­нон — ойкист ее33.

Эле­унт по отно­ше­нию к Сигею нахо­дит­ся на про­ти­во­по­лож­ном, евро­пей­ском бере­гу Гел­лес­пон­та, в южной части полу­ост­ро­ва Хер­со­нес Фра­кий­ский. Стра­бон (VII. fr. 51; XIII. 596) спе­ци­аль­но отме­ча­ет, что Эле­унт (Эле­ус­са) и Сигей рас­по­ло­же­ны напро­тив друг дру­га, и рас­сто­я­ние меж­ду ними — все­го лишь 40 ста­ди­ев³⁴.

Осно­ва­ние Фри­но­ном двух афин­ских посе­ле­ний, как бы флан­ки­ро­вав­ших вход в Гел­лес­понт, со стра­те­ги­че­ской точ­ки зре­ния выглядит вполне зако­но­мер­ным; это, кста­ти, застав­ля­ет заду­мать­ся о целях все­го меро­при­я­тия, к чему мы ско­ро перей­дем, но пред­ва­ри­тель­но кос­нем­ся еще двух обсто­я­тельств. Во-пер­вых, обра­тим вни­ма­ние на то, что инте­рес афи­нян к Хер­со­не­су Фра­кий­ско­му, как выяс­ня­ет­ся, с.33 воз­ни­ка­ет не око­ло середи­ны VI в. до н. э., как обыч­но счи­та­ют³⁵, а зна­чи­тель­но рань­ше, уже к кон­цу VII в. до н. э. И эта заин­те­ре­со­ван­ность тес­но свя­за­на с афин­ской актив­но­стью в Тро­аде.

Вто­рой вопрос, кото­рый хоте­лось бы затро­нуть, — ста­тус коло­ни­за­ци­он­ной экс­пе­ди­ции Фри­но­на и, соот­вет­ст­вен­но, ста­тус осно­ван­ных им посе­ле­ний. Нам пред­став­ля­ет­ся, что непра­во­мер­но видеть здесь акцию, под­готов­лен­ную и пред­при­ня­тую афин­ским поли­сом. Ско­рее все­го, это была лич­ная, неза­ви­си­мая ини­ци­а­ти­ва Фри­но­на. Прав­да, у Стра­бо­на и в «Суде» Фри­нон обо­зна­чен как στρα­τηγός. Но если мы будем пере­во­дить это сло­во как «стра­тег» (в смыс­ле долж­ност­но­го лица поли­са), то допу­стим гру­бый ана­хро­низм³⁶. Кол­ле­гия стра­те­гов была учреж­де­на в Афи­нах лишь в ходе кли­сфе­нов­ских реформ, в кон­це VI в. до н. э., то есть целое сто­ле­тие спу­стя после изу­чае­мых здесь собы­тий. В дей­ст­ви­тель­но­сти в ука­зан­ных источ­ни­ках сло­во στρα­τηγός употреб­ле­но, конеч­но, не в тер­ми­но­ло­ги­че­ском смыс­ле, а в широ­ком и ней­траль­ном зна­че­нии «пол­ко­во­дец».

Фри­нон, отправ­ля­ясь с груп­пой коло­ни­стов в Тро­аду, дей­ст­во­вал на свой страх и риск. Перед нами типич­ней­ший слу­чай моде­ли коло­ни­за­ци­он­но­го меро­при­я­тия, порож­ден­но­го внут­ри­по­ли­ти­че­ски­ми при­чи­на­ми, межа­ри­сто­кра­ти­че­ской борь­бой за власть и пре­стиж. Фри­нон был олим­пи­о­ни­ком и уже поэто­му, не при­хо­дит­ся сомне­вать­ся, чело­ве­ком со зна­чи­тель­ны­ми поли­ти­че­ски­ми амби­ци­я­ми³⁷. Насколь­ко мож­но судить, он актив­но вклю­чил­ся в борь­бу за власть. К сожа­ле­нию, сле­ду­ет отме­тить, что источ­ни­ки не сохра­ни­ли сведе­ний о каких-либо кон­крет­ных собы­ти­ях внут­рен­ней афин­ской исто­рии на хро­но­ло­ги­че­ском про­ме­жут­ке меж­ду зако­но­да­тель­ст­вом Дра­кон­та (621 г. до н. э.) и зако­но­да­тель­ст­вом Соло­на (594 г. до н. э.), то есть как раз на инте­ре­су­ю­щем нас здесь пери­о­де. Одна­ко общая харак­те­ри­сти­ка ситу­а­ции в дан­ный пери­од, давае­мая антич­ны­ми авто­ра­ми (Arist. Ath. pol. 5. 1—2; Plut. Sol. 12—13), выглядит вполне одно­знач­ной: это было вре­мя ост­ро­го меж­до­усоб­но­го кон­флик­та.

Одним из участ­ни­ков это­го кон­флик­та, без­услов­но, был и Фри­нон, но ему не сопут­ст­во­ва­ла уда­ча. Он желал занять пози­цию, соот­вет­ст­во­вав­шую его ран­гу олим­пий­ско­го победи­те­ля, но не пре­успел в этом на родине³⁸. Вот тогда-то и воз­гла­вил коло­ни­за­ци­он­ную экс­пе­ди­цию. с.34 Явля­ясь ее вождем, Фри­нон дол­жен был стать ойки­стом ново­ос­но­вы­вае­мо­го горо­да; после смер­ти (и даже, воз­мож­но, еще при жиз­ни) ему долж­ны были ока­зы­вать­ся геро­и­че­ские поче­сти. Подоб­ный ста­тус был во всех отно­ше­ни­ях не менее пре­сти­жен, чем тира­ни­че­ская власть, но при этом, конеч­но, гораздо более без­опа­сен для афин­ско­го поли­са³⁹.

Как бы то ни было, на новом месте Фри­нон нашел свою гибель. Мы виде­ли из источ­ни­ков, что афин­ская актив­ность в Тро­аде вызва­ла оже­сто­чен­ное сопро­тив­ле­ние лес­бос­цев, рас­смат­ри­вав­ших этот реги­он как сфе­ру сво­их инте­ре­сов. Остал­ся в памя­ти потом­ков поеди­нок двух вождей — Пит­та­ка и Фри­но­на, с помо­щью кото­ро­го сто­ро­ны пыта­лись решить исход вой­ны. Кста­ти, обра­тим вни­ма­ние на сам этот чрез­вы­чай­но инте­рес­ный факт еди­но­бор­ства меж­ду коман­дую­щи­ми — пря­мо-таки в «гоме­ров­ском сти­ле». Он пока­зы­ва­ет, насколь­ко эпи­че­ским по сво­е­му духу было еще в то вре­мя миро­воз­зре­ние ари­сто­кра­тии.

Одна­ко убий­ство Пит­та­ком Фри­но­на не при­ве­ло к завер­ше­нию афи­но-мити­лен­ско­го кон­флик­та из-за Сигея. В кон­це кон­цов, чтобы пре­кра­тить затя­нув­ши­е­ся воен­ные дей­ст­вия, при­шлось при­бег­нуть к услу­гам авто­ри­тет­но­го внеш­не­го посред­ни­ка — коринф­ско­го тира­на Пери­андра⁴⁰. Послед­ний решил вопрос о Сигее в поль­зу афи­нян, и, с.35 види­мо, при жиз­ни это­го могу­ще­ст­вен­но­го пра­ви­те­ля при­ня­тое им реше­ние соблюда­лось. Но после свер­же­ния коринф­ской тира­нии мити­ле­няне на каком-то эта­пе (точ­ную дату уста­но­вить не пред­став­ля­ет­ся воз­мож­ным⁴¹) вновь вырва­ли спор­ный город из рук сво­их про­тив­ни­ков. Афи­ня­нам уда­лось в оче­ред­ной раз овла­деть Сиге­ем уже при Писи­стра­те, как счи­та­ет­ся, око­ло 530 г. до н. э.⁴². К сво­е­му сигей­ско­му вла­де­нию тиран отно­сил­ся с боль­шим вни­ма­ни­ем, оно, судя по все­му, было у него на осо­бом поло­же­нии: намест­ни­ком туда Писи­страт послал одно­го из сво­их млад­ших сыно­вей — Геге­си­стра­та (Hdt. V. 94). Впо­след­ст­вии, когда Гип­пий, пре­ем­ник Писи­стра­та у вла­сти в Афи­нах, был в 510 г. до н. э. сверг­нут и изгнан из поли­са, он нашел себе убе­жи­ще имен­но в Сигее (Hdt. V. 65; V. 91)⁴³.

При Писи­стра­ти­дах удер­жа­ние Сигея явно было ком­по­нен­том целост­ной и широ­кой внеш­не­по­ли­ти­че­ской линии, направ­лен­ной на кон­троль над Север­ной Эге­идой и Чер­но­мор­ски­ми про­ли­ва­ми. Что мож­но ска­зать в дан­ной свя­зи о пер­вой афин­ской коло­ни­за­ции Сигея в кон­це VII в. до н. э.? Э. Грэй­эм ука­зы­ва­ет⁴⁴, что на нее нель­зя экс­тра­по­ли­ро­вать тот же кон­текст. В ту эпо­ху, когда Фри­нон отпра­вил­ся в Тро­аду, афи­няне еще и помыш­лять не мог­ли о том, чтобы нало­жить свою руку на про­ли­вы. У них про­сто не было для это­го доста­точ­но сил: в кон­це VII в. до н. э. этих сил не хва­та­ло даже на то, чтобы отво­е­вать у Мегар Сала­мин, лежа­щий бук­валь­но по сосед­ству. Что уж гово­рить о более дале­ко иду­щих замыс­лах!

Суж­де­ние иссле­до­ва­те­ля пред­став­ля­ет­ся спра­вед­ли­вым, если вести речь об афин­ском поли­се в целом. Одна­ко не забудем, что коло­ни­за­ция Сигея была част­ной ини­ци­а­ти­вой Фри­но­на, кото­ро­го в тот с.36 момент боль­ше вол­но­ва­ли не обще­а­фин­ские дела, а свое соб­ст­вен­ное поло­же­ние. В све­те того, что он обос­но­вал­ся у вхо­да в Гел­лес­понт на обо­их бере­гах — не толь­ко в Сигее, но и в Эле­ун­те, — ответ на вопрос может быть толь­ко один: кон­троль над про­ли­ва­ми про­сто не мог не вхо­дить в его пла­ны.

Мы воз­вра­ща­ем­ся к про­бле­ме целей пер­вой сигей­ской экс­пе­ди­ции. Рас­смат­ри­вая эту про­бле­му, необ­хо­ди­мо пом­нить еще и о том, что коло­ни­сты были направ­ле­ны не в какой-либо уда­лен­ный и сла­бо засе­лен­ный реги­он. Ско­рее напро­тив: Тро­ада и в целом бере­га Гел­лес­пон­та к тому вре­ме­ни были уже густо усе­я­ны гре­че­ски­ми коло­ни­я­ми, в подав­ля­ю­щем боль­шин­стве лес­бос­ски­ми, посколь­ку выход­цы с круп­ней­ше­го эолий­ско­го ост­ро­ва про­яв­ля­ли осо­бую актив­ность в осво­е­нии этих терри­то­рий⁴⁵. В резуль­та­те афи­ня­нам при­хо­ди­лось гото­вить­ся к тому, что, пыта­ясь обос­но­вать­ся в Сигее, они отнюдь не будут дру­же­ски при­ня­ты, а натолк­нут­ся на оже­сто­чен­ное сопро­тив­ле­ние, как и полу­чи­лось: лес­бос­цы все­ми сила­ми пыта­лись изгнать незва­ных гостей.

Коль ско­ро Фри­нон, несмот­ря на все это, все-таки избрал полем сво­ей дея­тель­но­сти Тро­аду, зна­чит, у него были на то весо­мые при­чи­ны; Сигей был зачем-то нужен афин­ско­му олим­пи­о­ни­ку и при­быв­шим с ним коло­ни­стам. Зачем? Под­ни­мем преж­де все­го вопрос о воз­мож­но­сти дей­ст­вия эко­но­ми­че­ских фак­то­ров. Необ­хо­ди­мость отто­ка «лиш­не­го» насе­ле­ния из Атти­ки мож­но исклю­чить сра­зу же: выше уже отме­ча­лось, что от сте­но­хо­рии Афи­ны арха­и­че­ской эпо­хи, мяг­ко гово­ря, не стра­да­ли. Тор­го­вые инте­ре­сы? Неиз­беж­но выри­со­вы­ва­ет­ся вари­ант с полу­че­ни­ем пон­тий­ско­го хле­ба, для чего про­ли­вы, без­услов­но, были насущ­но нуж­ны. Но конец VII в. до н. э. — слиш­ком ран­няя эпо­ха для того, чтобы отно­сить к ней попыт­ки афи­нян уста­но­вить тор­гов­лю зер­ном с Пон­том⁴⁶. Не исклю­ча­ем, что Афи­ны столк­ну­лись с про­бле­мой недо­стат­ка соб­ст­вен­но­го хле­ба уже доста­точ­но рано, ко вре­ме­ни Соло­на⁴⁷. Но в любом слу­чае Фри­нон, навсе­гда поки­нув роди­ну, вряд ли думал о необ­хо­ди­мо­сти снаб­же­ния ее тем или иным про­дук­том.

Выска­жем идею, кото­рая, воз­мож­но, пока­жет­ся неожи­дан­ной и даже «ере­ти­че­ской», но, как пред­став­ля­ет­ся авто­ру этих строк, хоро­шо укла­ды­ва­ет­ся в общий кон­текст арха­и­че­ской эпо­хи. По наше­му мне­нию, Фри­нон, осев на обо­их бере­гах Гел­лес­пон­та, наме­ре­вал­ся попро­сту зани­мать­ся раз­бо­ем: гра­бить мину­ю­щие про­лив кораб­ли и таким обра­зом обо­га­щать­ся. В каком-то смыс­ле этот мотив, пожа­луй, тоже мож­но назвать «эко­но­ми­че­ским», но в целом под эко­но­ми­кой мы при­вык­ли пони­мать что-то иное, а не гра­беж — экс­про­при­а­цию цен­но­стей путем вне­эко­но­ми­че­ско­го, чисто сило­во­го нажи­ма.

с.37 Гово­ря о побуж­де­ни­ях, кото­рые мог­ли руко­во­дить Фри­но­ном, сто­ит отме­тить еще один момент чисто мен­таль­но­го поряд­ка. Тро­ада для любо­го гре­ка, осо­бен­но для ари­сто­кра­та, явля­лась мест­но­стью совер­шен­но осо­бо­го рода: совер­шен­но неотъ­ем­ле­мы­ми от нее были ассо­ци­а­ции с Тро­ян­ской вой­ной, с мифо­ло­ги­че­ски­ми геро­я­ми, с гоме­ров­ским эпо­сом. Доста­точ­но пере­чи­тать боль­шую гла­ву Стра­бо­на, посвя­щен­ную это­му реги­о­ну, чтобы увидеть, какой оре­ол легенд его оку­ты­вал, какой интен­сив­ный и раз­но­об­раз­ный мифо­по­ли­ти­че­ский дис­курс раз­вер­ты­вал­ся вокруг Тро­ады. Так было все­гда — не толь­ко во вре­ме­на Стра­бо­на, но и во вре­ме­на Геро­до­та (выше цити­ро­ва­лись почерп­ну­тые из его труда аргу­мен­ты афи­нян и лес­бос­цев в спо­ре за Тро­аду, свя­зан­ные с мифа­ми о Тро­ян­ской войне), и рань­ше. И, меж­ду про­чим, Сигей зани­мал на «мен­таль­ной кар­те»⁴⁸ Тро­ады весь­ма зна­чи­мое место. Ведь имен­но на его терри­то­рии, соглас­но пре­да­нию, нахо­ди­лась зна­ме­ни­тая «Кора­бель­ная сто­ян­ка», то есть лагерь ахей­цев, оса­ждав­ших Трою.

Хотя Афи­ны, каза­лось бы, нахо­ди­лись неблиз­ко от севе­ро-запа­да Малой Азии, в афин­ском поли­се арха­и­че­ской эпо­хи, осо­бен­но в кру­гу ари­сто­кра­тии сюже­ты, свя­зан­ные с Тро­ян­ской вой­ной, тоже были весь­ма акту­аль­ны. Дело в том, что эпи­че­ская тра­ди­ция полу­чи­ла в Афи­нах VII—VI вв. до н. э. осо­бен­ное раз­ви­тие. Афи­ны сыг­ра­ли зна­чи­тель­ную роль в скла­ды­ва­нии гоме­ров­ско­го эпо­са; неко­то­рые спе­ци­а­ли­сты счи­та­ют даже, что эта роль была опре­де­ля­ю­щей⁴⁹. При Солоне и Писи­стра­те осу­ществля­лась пись­мен­ная фик­са­ция кано­ни­че­ско­го тек­ста «Или­а­ды» и «Одис­сеи»⁵⁰, при­чем, есте­ствен­но, не с чисто анти­квар­ны­ми, а с насущ­но-поли­ти­че­ски­ми целя­ми.

Фри­нон же был чело­ве­ком, мыс­лив­шим вполне эпи­че­ски­ми кате­го­ри­я­ми. Доста­точ­но вспом­нить в дан­ной свя­зи его поеди­нок с Пит­та­ком, упо­ми­нав­ший­ся выше. Допус­ка­ем поэто­му, что он отпра­вил­ся совер­шать свои слав­ные подви­ги имен­но в Тро­аду, поми­мо про­чих при­чин, из стрем­ле­ния под­ра­жать эпи­че­ским геро­ям, да и в целом при­вле­чен­ный «свя­то­стью места»⁵¹.

с.38 Мы так подроб­но оста­но­ви­лись на афин­ской коло­ни­за­ции Сигея, посколь­ку, во-пер­вых, это было хро­но­ло­ги­че­ски пер­вое про­яв­ле­ние коло­ни­за­ци­он­ной актив­но­сти афи­нян, во-вто­рых, дан­ный эпи­зод арха­и­че­ской гре­че­ской исто­рии ста­вил нема­лое коли­че­ство инте­рес­ных про­блем, кото­рые необ­хо­ди­мо было попы­тать­ся решить. Дру­гие меро­при­я­тия Афин по выведе­нию коло­ний будут рас­смот­ре­ны уже более крат­ко, но с тех же мето­до­ло­ги­че­ских пози­ций.

Вто­рым по вре­ме­ни из этих меро­при­я­тий было овла­де­ние ост­ро­вом Сала­ми­ном. О нем суще­ст­ву­ет обшир­ная нарра­тив­ная тра­ди­ция, раз­би­рать кото­рую было бы здесь неумест­но, и поэто­му мы ото­шлем чита­те­ля к более подроб­но­му опи­са­нию в спе­ци­аль­ной рабо­те Н. А. Касат­ки­ной, где при­веде­ны ссыл­ки прак­ти­че­ски на все отно­ся­щи­е­ся к ука­зан­ной тема­ти­ке свиде­тель­ства источ­ни­ков⁵². Собы­тия раз­вер­ты­ва­лись сле­дую­щим обра­зом (хотя, разу­ме­ет­ся, не все иссле­до­ва­те­ли согла­си­лись бы с рекон­стру­и­ру­е­мой нами здесь их после­до­ва­тель­но­стью, посколь­ку в ней нема­ло «белых пятен»). Афи­ны уже в досо­ло­нов­ское вре­мя боро­лись с сосед­ни­ми Мега­ра­ми за Сала­мин, но на пер­вых порах тер­пе­ли пора­же­ния, что при­ве­ло их даже к ощу­ще­нию без­на­деж­но­сти. Лишь Соло­ну уда­лось вооду­ше­вить сограж­дан на воз­об­нов­ле­ние бое­вых дей­ст­вий и во гла­ве афин­ско­го опол­че­ния заво­е­вать ост­ров. Это про­изо­шло око­ло 600 г. до н. э. Одна­ко мега­ряне не жела­ли сми­рять­ся с поте­рей. Вой­на с ними про­дол­жа­лась с пере­ры­ва­ми несколь­ко деся­ти­ле­тий; еще в 560-х гг. до н. э. в ней участ­во­вал буду­щий тиран Писи­страт. В конеч­ном сче­те, вопрос о Сала­мине был, как и в слу­чае с Сиге­ем, выне­сен на тре­тей­ский суд; посред­ни­ка­ми-при­ми­ри­те­ля­ми на этот раз высту­па­ли спар­тан­цы. Арбит­раж опять закон­чил­ся в поль­зу Афин, и Сала­мин навсе­гда остал­ся за ними.

Ста­тус Сала­ми­на под афин­ским вла­де­ни­ем может быть без каких-либо сомне­ний опре­де­лен как кле­ру­хия. Об этом недву­смыс­лен­но свиде­тель­ст­ву­ет цен­ней­ший эпи­гра­фи­че­ский памят­ник, самый ран­ний сохра­нив­ший­ся афин­ский декрет (IG³. 1)⁵³, дати­ру­ю­щий­ся кон­цом VI в. до н. э. В нем боль­шин­ст­вом иссле­до­ва­те­лей вос­ста­нав­ли­ва­ет­ся выра­же­ние τ[ὸς ἐ Σ]αλαμ[ῖνι κλε­ρό­χος]. Ины­ми сло­ва­ми, жите­ли Сала­ми­на не име­ли како­го-либо соб­ст­вен­но­го граж­дан­ства, а оста­ва­лись граж­да­на­ми мет­ро­по­лии, Афин. Ост­ров зани­мал в неко­то­ром роде осо­бое, уни­каль­ное поло­же­ние. С одной сто­ро­ны, он нахо­дил­ся так близ­ко от Атти­ки и был свя­зан с ней таки­ми дав­ни­ми и проч­ны­ми уза­ми, что впо­след­ст­вии, в клас­си­че­скую эпо­ху рас­смат­ри­вал­ся уже как ее неотъ­ем­ле­мая часть. С дру­гой сто­ро­ны, на Сала­мин не была рас­про­стра­не­на кли­сфе­нов­ская систе­ма терри­то­ри­аль­ных фил, с.39 трит­тий и демов, а это озна­ча­ет, что юриди­че­ски он не вхо­дил в состав афин­ско­го поли­са⁵⁴.

В любом слу­чае, коло­ни­за­ция Сала­ми­на была уже не чьей-то част­ной ини­ци­а­ти­вой, а орга­ни­зо­ван­ной и спла­ни­ро­ван­ной акци­ей государ­ства. Како­вы были моти­вы этой акции? В част­но­сти, мож­но ли гово­рить о дей­ст­вии эко­но­ми­че­ско­го фак­то­ра в том или ином сво­ем про­яв­ле­нии?

Такой мотив, как смяг­че­ние земель­ной про­бле­мы путем высе­ле­ния в кле­ру­хию части насе­ле­ния, при­хо­дит­ся отверг­нуть. Поз­же, в клас­си­че­ский пери­од, Сала­мин, конеч­но, исполь­зо­вал­ся и с этой целью, но не будем авто­ма­ти­че­ски пере­но­сить реа­лии одной эпо­хи на дру­гую. Повто­рим еще раз, что соло­нов­ские Афи­ны не зна­ли сте­но­хо­рии. Полис, бес­спор­но, испы­ты­вал в то вре­мя серь­ез­ные соци­аль­но-эко­но­ми­че­ские про­бле­мы (обост­ре­ние дол­го­во­го вопро­са, недо­воль­ство так назы­вае­мых гек­те­мо­ров сво­им поло­же­ни­ем), но это были про­бле­мы тако­го рода, что коло­ни­за­ци­ей они не реша­лись. Попыт­кой их реше­ния, во мно­гом успеш­ной, ста­ли сами рефор­мы Соло­на.

Тогда, может быть, удаст­ся обна­ру­жить роль эко­но­ми­ко-ком­мер­че­ско­го фак­то­ра? Не был ли Сала­мин захва­чен и осво­ен с целью интен­си­фи­ка­ции тор­го­вой дея­тель­но­сти Афин? Как пра­ви­ло, имен­но так и счи­та­ет­ся в иссле­до­ва­тель­ской лите­ра­ту­ре. Н. А. Касат­ки­на, во мно­гом обоб­щая то, что ска­за­но об этом сюже­те в пред­ше­ст­ву­ю­щей исто­рио­гра­фии, пишет: «…Обла­да­ние этим ост­ро­вом дава­ло воз­мож­ность бес­пре­пят­ст­вен­но­го выхо­да в Эгей­ское море и овла­де­ния мор­ским “хлеб­ным” путем к Север­но­му При­чер­но­мо­рью. Для Афин это было насущ­ной необ­хо­ди­мо­стью, учи­ты­вая недо­ста­ток земель, при­год­ных для веде­ния зер­но­во­го хозяй­ства. Кро­ме того, уже гео­гра­фи­че­ские усло­вия Атти­ки пред­опре­де­ля­ли ее осо­бое назна­че­ние — зани­мать­ся мор­ским делом и тор­гов­лей»⁵⁵. И далее иссле­до­ва­тель­ни­ца, раз­мыш­ляя о том, по чьей ини­ци­а­ти­ве неза­дол­го до Соло­на в Афи­нах было запре­ще­но под­ни­мать вопрос о Сала­мине, утвер­жда­ет: «…В этом реше­нии усмат­ри­ва­ет­ся лишь воля круп­ных земле­вла­дель­цев, не заин­те­ре­со­ван­ных в овла­де­нии выхо­дом в море. Они опа­са­лись, что при­воз­ной хлеб из Север­но­го При­чер­но­мо­рья рез­ко сни­зит их дохо­ды»⁵⁶.

Каза­лось бы, всё про­сто, строй­но и логич­но. Одна­ко под­час, когда пред­ла­га­ет­ся очень уж про­стое реше­ние вопро­са, эта про­стота на деле ока­зы­ва­ет­ся лож­ной. У нас есть целый ряд серь­ез­ных воз­ра­же­ний про­тив выше­из­ло­жен­ной кон­цеп­ции. Преж­де все­го, о «бес­пре­пят­ст­вен­ном выхо­де в Эгей­ское море». Атти­ка обла­да­ла весь­ма зна­чи­тель­ной даже по гре­че­ским мер­кам про­тя­жен­но­стью бере­го­вой линии; Афи­ны, конеч­но же, име­ли выход к морю и до овла­де­ния Сала­ми­ном. Пирей во вре­ме­на, о кото­рых идет речь, еще не был постро­ен, а ста­рой афин­ской гава­ни в Фале­ре Сала­мин, в общем-то, никак не мешал. с.40 Кро­ме того, была в Атти­ке, судя по все­му, и еще более ста­рая гавань. Она рас­по­ла­га­лась на восточ­ном побе­ре­жье обла­сти и была ори­ен­ти­ро­ва­на на Эвбею; от Афин к ней вел путь.

Далее, о «хлеб­ном пути» в Север­ное При­чер­но­мо­рье: для рубе­жа VII—VI вв. до н. э. это оче­вид­ный ана­хро­низм. Никак не можем согла­сить­ся и с теле­о­ло­ги­че­ским суж­де­ни­ем, соглас­но кото­ро­му жите­ли Атти­ки уже самим ее гео­гра­фи­че­ским поло­же­ни­ем были как бы обре­че­ны зани­мать­ся мор­ским делом и тор­гов­лей. Допус­ка­ем еще, что такое мож­но ска­зать (да и то не без ого­во­рок) о Корин­фе или Мега­рах, но никак не об афин­ском поли­се с его очень обшир­ной хорой. Даже поз­же, в клас­си­че­скую эпо­ху, наи­бо­лее типич­ной для Афин фигу­рой был, в общем-то, кре­стья­нин, а не тор­го­вец.

Нако­нец, пас­саж о круп­ных земле­вла­дель­цах, не заин­те­ре­со­ван­ных в овла­де­нии выхо­дом в море, и вовсе не убеж­да­ет. Во-пер­вых, как уже гово­ри­лось, об овла­де­нии выхо­дом в море для афин­ско­го поли­са пери­о­да кон­флик­та с Мега­ра­ми речь не шла: зачем овла­де­вать тем, что и так в тво­ем рас­по­ря­же­нии? Во-вто­рых, как мог­ло сни­зить дохо­ды этих земле­вла­дель­цев поступ­ле­ние зер­на откуда-то извне? Не гово­ря уже о том, что некоррект­но при­ме­нять кате­го­рии товар­но-денеж­но­го хозяй­ства к соло­нов­ским Афи­нам, в кото­рых не было еще даже моне­ты, ситу­а­ция, опи­сан­ная Н. А. Касат­ки­ной, была бы воз­мож­на в слу­чае избыт­ка зер­на, пере­на­сы­ще­ния рын­ка, пре­вы­ше­ния пред­ло­же­ни­ем спро­са: толь­ко тогда цены на хлеб нача­ли бы падать, а дохо­ды тех, кто им тор­гу­ет, — умень­шать­ся. Но ведь сама же иссле­до­ва­тель­ни­ца, как мы виде­ли, чуть рань­ше утвер­жда­ет, что зер­на в Афи­нах, наобо­рот, не хва­та­ло. Воз­ни­ка­ет внут­рен­нее про­ти­во­ре­чие в кон­цеп­ции, что застав­ля­ет ее откло­нить даже неза­ви­си­мо от сте­пе­ни соот­вет­ст­вия эмпи­ри­че­ским дан­ным.

К таким издерж­кам при­во­дит тен­ден­ция искать для любо­го коло­ни­за­ци­он­но­го меро­при­я­тия обя­за­тель­но в первую оче­редь эко­но­ми­че­ские при­чи­ны. Понят­но, что если очень дол­го и упор­но искать, в кон­це кон­цов обя­за­тель­но что-нибудь най­дет­ся. Но не будет ли более пло­до­твор­ным рас­смот­реть про­бле­му в ином аспек­те?

Зачем Афи­нам на рубе­же VII—VI вв. до н. э. был нужен Сала­мин? Преж­де все­го для того, чтобы им не вла­дел кто-нибудь дру­гой. Под­черк­нем, что афи­няне не пыта­лись захва­тить ост­ров, пока пре­тен­зии на него не предъ­яви­ли соседи-мега­ряне. Дело в том, что Сала­мин зани­мал уж очень выгод­ное гео­стра­те­ги­че­ское поло­же­ние отно­си­тель­но Атти­ки. Он был отде­лен от нее лишь узким про­ли­вом и как бы нави­сал над ее побе­ре­жьем, при­чем в самом уяз­ви­мом месте — там, где к морю выхо­ди­ли не гор­ные цепи, а рав­ни­ны, Афин­ская и Фри­а­сий­ская. Ины­ми сло­ва­ми, с Сала­ми­на было очень удоб­но осу­ществлять напа­де­ния на Атти­ку. Пока ост­ров оста­вал­ся «ничей­ной» зем­лей, это было еще не так страш­но. Совсем дру­гое дело — поз­во­лить мега­ря­нам обос­но­вать­ся на Сала­мине. Отно­ше­ния меж­ду Афи­на­ми и Мега­ра­ми во вто­рой поло­вине VII в. до н. э. были весь­ма напря­жен­ны­ми. с.41 У сто­рон име­лись вза­им­ные терри­то­ри­аль­ные пре­тен­зии⁵⁷; кро­ме того, в 636 г. до н. э. мегар­ский тиран Феа­ген под­дер­жи­вал сво­его зятя — афи­ня­ни­на Кило­на, пытав­ше­го­ся сверг­нуть в Афи­нах закон­ные вла­сти. Сле­ду­ет под­черк­нуть, что, в отли­чие от более позд­них эпох, на рас­смат­ри­вае­мом хро­но­ло­ги­че­ском отрез­ке афин­ский и мегар­ский поли­сы были еще вполне сопо­ста­ви­мы­ми по силе и зна­че­нию государ­ства­ми. Мега­ры в арха­и­че­ский пери­од были осо­бен­но силь­ны, нахо­ди­лись в чис­ле наи­бо­лее пере­до­вых горо­дов гре­че­ско­го мира. Если бы Сала­мин ока­зал­ся в их руках, они мог­ли бы посто­ян­но исполь­зо­вать его в каче­стве пре­крас­но­го плац­дар­ма, направ­лен­но­го про­тив Афин. И вытес­не­ние недру­же­ст­вен­ных соседей с ост­ро­ва ста­но­ви­лось для афи­нян делом насущ­ной, жиз­нен­ной необ­хо­ди­мо­сти. А вытес­нить их оттуда и надеж­но пре­сечь даль­ней­шие пося­га­тель­ства с их сто­ро­ны мож­но было толь­ко одним спо­со­бом — самим укре­пив­шись на сала­мин­ской зем­ле.

Таким обра­зом, при коло­ни­за­ции Сала­ми­на клю­че­вую роль игра­ли, насколь­ко нам пред­став­ля­ет­ся, не эко­но­ми­че­ские, а внеш­не­по­ли­ти­че­ские и воен­но-стра­те­ги­че­ские сооб­ра­же­ния.

Важ­ней­шим коло­ни­за­ци­он­ным меро­при­я­ти­ем афи­нян середи­ны VI в. до н. э. было осно­ва­ние Миль­ти­а­дом Стар­шим коло­нии на полу­ост­ро­ве Хер­со­нес Фра­кий­ский⁵⁸ — вско­ре после 560 г. до н. э., как мы счи­та­ем⁵⁹, хотя точ­ные дати­ров­ки здесь вряд ли воз­мож­ны. Выхо­дя на про­бле­ма­ти­ку Хер­со­не­са Фра­кий­ско­го, мы затра­ги­ва­ем целый клу­бок слож­ных и нере­шен­ных вопро­сов⁶⁰, подав­ля­ю­щее боль­шин­ство кото­рых подроб­но рас­смат­ри­вать здесь нет ника­ко­го резо­на. В част­но­сти, остав­ля­ем откры­тым вопрос о том, была ли созда­на на Хер­со­не­се кле­ру­хия или апой­кия. Нам пред­став­ля­ет­ся, что струк­ту­ра посе­ле­ния (точ­нее, целой груп­пы посе­ле­ний) на полу­ост­ро­ве была неод­но­род­ной; сре­ди его жите­лей были и коло­ни­сты из Афин, и выход­цы из иных эллин­ских поли­сов, и пред­ста­ви­те­ли мест­но­го негре­че­ско­го насе­ле­ния. с.42 Все они афин­ски­ми кле­ру­ха­ми быть, без­услов­но, не мог­ли. И все же несо­мнен­но, что какая-то часть посе­лен­цев, при­быв­ших из Афин, сохра­ня­ла афин­ское граж­дан­ство. В част­но­сти, послед­ний тиран Хер­со­не­са — Миль­ти­ад Млад­ший, — в 493 г. до н. э. изгнан­ный оттуда пер­са­ми, при­был в Афи­ны и тут же начал актив­ную поли­ти­че­скую дея­тель­ность, неод­но­крат­но зани­мал выс­шие полис­ные долж­но­сти и т. п. Ему не потре­бо­ва­лось ника­кой спе­ци­аль­ной нату­ра­ли­за­ции. Ины­ми сло­ва­ми, он как был, так и оста­вал­ся граж­да­ни­ном Афин. То есть, мы допус­ка­ем, что на Хер­со­не­се про­жи­ва­ли как афин­ские апой­ки, так и афин­ские кле­ру­хи, но по како­му прин­ци­пу про­во­ди­лось раз­гра­ни­че­ние меж­ду ними — тут ответ вооб­ще вряд ли воз­мо­жен.

В рам­ках дан­ной ста­тьи мы, преж­де все­го, попы­та­ем­ся решить про­бле­му о моти­вах афин­ской коло­ни­за­ции Хер­со­не­са. Здесь боль­ше все­го помо­га­ет самое ран­нее и аутен­тич­ное, а так­же и самое инфор­ма­тив­ное свиде­тель­ство о собы­тии, при­над­ле­жа­щее Геро­до­ту (VI. 34—39)⁶¹. «Отец исто­рии» изла­га­ет фак­ты в такой после­до­ва­тель­но­сти: пле­мя долон­ков, оби­тав­шее на Хер­со­не­се Фра­кий­ском, при­зва­ло к себе пра­ви­те­лем афи­ня­ни­на Миль­ти­а­да Стар­ше­го, ссы­ла­ясь на ора­кул, полу­чен­ный в Дель­фах. Столь любез­ное пред­ло­же­ние вполне соот­вет­ст­во­ва­ло и поже­ла­ни­ям само­го Миль­ти­а­да, кото­рый «тяго­тил­ся вла­ды­че­ст­вом Писи­стра­та», неза­дол­го до того став­ше­го тира­ном в Афи­нах. Миль­ти­ад, со сво­ей сто­ро­ны, обра­тил­ся с запро­сом к Дель­фий­ско­му ора­ку­лу, полу­чил «доб­ро» и, как пишет Геро­дот, «отпра­вил­ся в путь вме­сте со все­ми афи­ня­на­ми, желав­ши­ми при­нять уча­стие в похо­де».

Таким обра­зом, перед нами вновь типич­ный при­мер коло­ни­за­ци­он­ной акции, порож­ден­ной внут­ри­по­ли­ти­че­ской борь­бой. Миль­ти­ад в резуль­та­те этой борь­бы ока­зал­ся на родине в поло­же­нии, кото­рое его не удо­вле­тво­ря­ло, и «рад был поки­нуть Афи­ны», как экс­пли­цит­но пишет «отец исто­рии». С ним напра­ви­лась груп­па дру­гих недо­воль­ных ситу­а­ци­ей афи­нян, что поз­во­ли­ло орга­ни­зо­вать пол­но­цен­ную коло­ни­за­ци­он­ную экс­пе­ди­цию. Что это были за люди, не сооб­ща­ет­ся, но не при­хо­дит­ся сомне­вать­ся в том, что речь идет о чле­нах поли­ти­че­ской груп­пи­ров­ки Миль­ти­а­да, при­вер­жен­цах рода Фила­идов, к кото­ро­му при­над­ле­жал афин­ский ойкист Хер­со­не­са. Таким обра­зом, перед нами, как и в слу­чае с Фри­но­ном, не государ­ст­вен­ное меро­при­я­тие, а част­ная ини­ци­а­ти­ва знат­но­го ари­сто­кра­та, вли­я­тель­ной лич­но­сти⁶².

Сде­ла­ем, пожа­луй, лишь одну необ­хо­ди­мую ого­вор­ку. Может быть, не сто­ит некри­тич­но при­ни­мать на веру ука­за­ние Геро­до­та на то, что Миль­ти­ад Стар­ший уехал из Афин, дви­жи­мый непри­яз­нью к Писи­стра­ту. Это ука­за­ние взя­то исто­ри­ком из тра­ди­ции, вос­хо­дя­щей к Фила­идам, — тра­ди­ции, кото­рая вполне мог­ла иска­жать фак­ты. В V в. до с.43 н. э. афин­ские ари­сто­кра­ти­че­ские семьи дела­ли всё, чтобы «откре­стить­ся» от став­ших оди­оз­ны­ми тира­нов Писи­стра­ти­дов⁶³, а за сто­ле­тие до того они — едва ли не без исклю­че­ния — были заме­ша­ны в сотруд­ни­че­стве с Писи­стра­том или его сыно­вья­ми⁶⁴. Не были исклю­че­ни­ем и Фила­иды. Нам пред­став­ля­ет­ся мало­ве­ро­ят­ным, чтобы Миль­ти­а­дом Стар­шим дви­га­ла исклю­чи­тель­но враж­да к тира­нии, тем более что он отпра­вил­ся на Хер­со­нес не с какой иной целью, как с той, чтобы само­му стать тира­ном⁶⁵. Ско­рее, Миль­ти­ад был удру­чен общей внут­ри­по­ли­ти­че­ской неста­биль­но­стью, харак­тер­ной для афин­ско­го поли­са середи­ны VI в. до н. э., когда власть несколь­ко раз пере­хо­ди­ла из рук в руки.

Во вся­ком слу­чае, Писи­стра­ту экс­пе­ди­ция Миль­ти­а­да на Хер­со­нес Фра­кий­ский была толь­ко выгод­на⁶⁶. Более того, поко­ле­ние спу­стя, око­ло 520 г. до н. э., пле­мян­ник Миль­ти­а­да Стар­ше­го — Миль­ти­ад Млад­ший (буду­щий мара­фон­ский победи­тель) — отпра­вил­ся на Хер­со­нес пере­ни­мать власть как пря­мой эмис­сар Гип­пия и Гип­пар­ха. Геро­дот (VI. 39) пишет: «…Писи­стра­ти­ды отпра­ви­ли на Хер­со­нес с три­е­рой захва­тить вер­хов­ную власть Миль­ти­а­да, сына Кимо­на (т. е. Миль­ти­а­да Млад­ше­го — И. С.)». Но в то вре­мя шел уже совер­шен­но новый этап в исто­рии афин­ской коло­ни­за­ции, к харак­те­ри­сти­ке кото­ро­го мы теперь и пере­хо­дим. Нача­ло это­го эта­па тес­но свя­за­но с дея­тель­но­стью Писи­стра­та.

Око­ло 557—556 гг. до н. э. Писи­страт, тира­ния кото­ро­го еще не уко­ре­ни­лась в Афи­нах, был изгнан из поли­са сво­и­ми поли­ти­че­ски­ми про­тив­ни­ка­ми. После это­го он актив­но занял­ся коло­ни­за­ци­он­ной дея­тель­но­стью на север­ном побе­ре­жье Эгей­ско­го моря. Как пишет Ари­сто­тель (Ath. pol. 15. 2), «сна­ча­ла Писи­страт осно­вал посе­ле­ние око­ло Фер­мей­ско­го зали­ва, в местеч­ке, кото­рое назы­ва­ет­ся Рекел, а оттуда пере­ехал в окрест­но­сти Пан­гея» («Афин­ская поли­тия» цити­ру­ет­ся в пер. С. И. Радци­га). На пер­вый взгляд может пока­зать­ся, что перед нами оче­ред­ной при­мер ари­сто­кра­та, потер­пев­ше­го пора­же­ние в поли­ти­че­ской борь­бе, поки­нув­ше­го роди­ну и ушед­ше­го в коло­нию. Одна­ко в дей­ст­ви­тель­но­сти на этом ана­ло­гия с Фри­но­ном и Миль­ти­а­дом Стар­шим кон­ча­ет­ся. В отли­чие от них, Писи­страт отнюдь не соби­рал­ся сда­вать­ся. По ука­за­нию Геро­до­та (I. 61), опаль­ный тиран, поки­нув Атти­ку, преж­де все­го, уда­лил­ся в эвбей­скую Эре­трию. Там «он стал сове­щать­ся со сво­и­ми сыно­вья­ми. Верх одер­жа­ло мне­ние Гип­пия о том, что сле­ду­ет попы­тать­ся вновь овла­деть вер­хов­ной вла­стью».

с.44 Этот пас­саж, мало­вра­зу­ми­тель­ный сам по себе, ста­но­вит­ся ясным, если трак­то­вать его в кон­тек­сте преды­ду­щей коло­ни­за­ци­он­ной актив­но­сти афин­ских ари­сто­кра­тов. Когда Писи­страт сове­щал­ся с сыно­вья­ми, какие аль­тер­на­ти­вы пред­ла­га­лись на этом сове­те? В сущ­но­сти, было два воз­мож­ных вари­ан­та: стать ойки­стом како­го-нибудь ново­го посе­ле­ния, остать­ся там навсе­гда и поза­быть об Афи­нах либо же стре­мить­ся к воз­вра­ще­нию на роди­ну. Пер­вый путь был путем Фри­но­на и Миль­ти­а­да Стар­ше­го. Вто­рой путь — впер­вые в афин­ской исто­рии — избрал имен­но Писи­страт. После это­го, в годы сво­его изгна­ния, он осно­вы­вал апой­кии, но не свя­зы­вал с ними сво­ей даль­ней­шей жиз­ни (пото­му-то, кста­ти, так лег­ко пере­ме­щал­ся с места на место). Коло­нии были для него лишь сту­пе­ня­ми к вла­сти в Афи­нах, источ­ни­ком мате­ри­аль­ных средств, необ­хо­ди­мых для вер­бов­ки отряда наем­ни­ков, с кото­рым он впо­след­ст­вии вторг­ся в Атти­ку.

Соот­вет­ст­вен­но, Писи­страт выби­рал для коло­ни­за­ции такие мест­но­сти, откуда мож­но было полу­чить иско­мые сред­ства, обос­но­вы­ва­ясь преж­де все­го там, где име­лись в нали­чии место­рож­де­ния цен­ных метал­лов — сереб­ра и золота. Вна­ча­ле он попы­тал сча­стья в Фер­мей­ском зали­ве, в Реке­ле, осво­ен­ном им сов­мест­но с союз­ни­ка­ми из Эре­трии⁶⁷. Затем более пло­до­твор­ным ока­за­лось для него пре­бы­ва­ние на фра­кий­ском побе­ре­жье Эге­иды, у бога­той руд­ни­ка­ми горы Пан­гей, близ устья Стри­мо­на. Ари­сто­тель про­дол­жа­ет: «Запас­шись там день­га­ми и навер­бо­вав наем­ных сол­дат, он на один­на­дца­том году при­ехал опять в Эре­трию». Оттуда он пред­при­нял успеш­ную акцию по захва­ту вла­сти в Афи­нах. А попав­шая в его вла­де­ние область на Стри­моне и впо­след­ст­вии, в быт­ность тира­ном, слу­жи­ла для него источ­ни­ком дохо­дов (Hdt. I. 64).

Таким обра­зом, имен­но в коло­ни­за­ци­он­ной дея­тель­но­сти Писи­стра­та, в отли­чие от пер­вых слу­ча­ев афин­ской коло­ни­за­ции, мы впер­вые со всей чет­ко­стью обна­ру­жи­ва­ем дей­ст­вие эко­но­ми­че­ских моти­вов. Писи­стра­ту нуж­ны были преж­де все­го богат­ства. Но, под­черк­нем сра­зу, нуж­ны они ему были не как само­цель и не для каких-то ком­мер­че­ских целей, а для наи­луч­шей реа­ли­за­ции сво­их поли­ти­че­ских инте­ре­сов. Ины­ми сло­ва­ми, в дан­ном эпи­зо­де исто­рии Афин эко­но­ми­ка при­сут­ст­ву­ет, но все-таки ока­зы­ва­ет­ся не опре­де­ля­ю­щей поли­ти­ку, а, напро­тив, под­чи­нен­ной ей, как по боль­шей части и быва­ло в антич­ном гре­че­ском мире.

При­дя к вла­сти, Писи­страт, а впо­след­ст­вии и его наслед­ни­ки про­во­ди­ли весь­ма актив­ную внеш­нюю поли­ти­ку. О новых коло­ни­ях, осно­ван­ных в их прав­ле­ние, источ­ни­ки не сооб­ща­ют, но уже суще­ст­во­вав­шие посе­ле­ния афи­нян исполь­зо­ва­лись мак­си­маль­но интен­сив­но и эффек­тив­но. Толь­ко что упо­ми­на­лось о зем­лях в рай­оне Стри­мо­на. Выше шла речь о том, что Писи­страт вновь запо­лу­чил у мити­ле­нян ранее поте­рян­ный Сигей на восточ­ном бере­гу Гел­лес­пон­та. А на запад­ном бере­гу того же про­ли­ва про­дол­жа­ла функ­ци­о­ни­ро­вать с.45 круп­ная коло­ния на Хер­со­не­се Фра­кий­ском; Писи­стра­ти­ды при­ла­га­ли уси­лия к ее удер­жа­нию.

Итак, основ­ным реги­о­ном инте­ре­сов афин­ско­го поли­са в пери­од тира­нии была Север­ная Эге­ида и зона Чер­но­мор­ских про­ли­вов. Таким обра­зом, в дан­ном отно­ше­нии наблюда­лась пре­ем­ст­вен­ность с пред­ше­ст­ву­ю­щей эпо­хой. Нали­чие эко­но­ми­че­ско­го фак­то­ра в коло­ни­за­ци­он­ной дея­тель­но­сти Афин со вре­мен Писи­стра­та нель­зя не при­зна­вать. Но, на наш взгляд, конеч­ной целью явля­лась все-таки поли­ти­че­ская: Писи­страт и его сыно­вья ста­ра­лись укреп­лять соб­ст­вен­ное могу­ще­ство и пре­стиж в гре­че­ском мире, а это в тот момент озна­ча­ло укреп­ле­ние могу­ще­ства и пре­сти­жа Афин.

Послед­ним в афин­ской исто­рии коло­ни­за­ци­он­ным меро­при­я­ти­ем «арха­и­че­ско­го» типа стал захват Миль­ти­а­дом Млад­шим ост­ро­ва Лем­но­са. Об этом собы­тии повест­ву­ет ряд антич­ных авто­ров (Hdt. VI. 140; Nep. Milt. 2; Diod. X. 19. 6; Ze­nob. III. 85), и меж­ду их рас­ска­за­ми наблюда­ет­ся рас­хож­де­ние, при­чем наи­бо­лее близ­кая к истине вер­сия, судя по все­му, содер­жит­ся у Геро­до­та. Сооб­ща­ет­ся, что Миль­ти­ад изгнал с Лем­но­са ранее насе­ляв­ших его пеласгов⁶⁸ и осно­вал на ост­ро­ве посе­ле­ние афи­нян. При этом спе­ци­аль­но под­чер­ки­ва­ет­ся та деталь, что он при­был к Лем­но­су с Хер­со­не­са Фра­кий­ско­го. Дан­ная деталь игра­ет важ­ную струк­ту­ро­об­ра­зу­ю­щую роль во всем эпи­зо­де и, соот­вет­ст­вен­но, долж­на быть аутен­тич­ной. Из ска­зан­но­го сле­ду­ет, что Миль­ти­ад овла­дел Лем­но­сом в тот пери­од, когда он жил на Хер­со­не­се. В дру­гом месте⁶⁹ мы выска­за­ли пред­по­ло­же­ние, что это мог­ло про­изой­ти в пери­од вынуж­ден­но­го бег­ства Миль­ти­а­да с полу­ост­ро­ва: после неудач­но­го похо­да Дария I на Ски­фию (око­ло 513 г. до н. э.) пере­шед­шие в наступ­ле­ние ски­фы вторг­лись на Хер­со­нес, а Миль­ти­ад ушел в изгна­ние. Вот тогда-то, как нам пред­став­ля­ет­ся, он и пере­брал­ся на Лем­нос: неда­ле­ко рас­по­ло­жен­ный ост­ров мог послу­жить хоро­шим плац­дар­мом для воз­вра­ще­ния, а если вер­нуть­ся так и не уда­лось бы, мож­но было там и остать­ся. Опять типич­ный при­мер «ари­сто­кра­ти­че­ской коло­ни­за­ции»: в сущ­но­сти, неваж­но, где пра­вить, лишь бы пра­вить⁷⁰!

Не исклю­ча­ем, впро­чем, что Миль­ти­ад захва­тил Лем­нос еще рань­ше инци­ден­та со ски­фа­ми, то есть в самые пер­вые годы сво­ей тира­нии на Хер­со­не­се Фра­кий­ском. Во вся­ком слу­чае, нам с.46 пред­став­ля­ет­ся мало­ве­ро­ят­ным выска­зан­ное Б. Айзе­ком⁷¹ мне­ние, что это про­изо­шло в пери­од Ионий­ско­го вос­ста­ния.

Оче­вид­но, при­мер­но тогда же, когда и Лем­нос, Миль­ти­а­дом Млад­шим был под­чи­нен близ­ле­жа­щий ост­ров Имброс. Он уже нахо­дил­ся в его руках к тому момен­ту, когда тиран Хер­со­не­са в 493 г. до н. э. под пер­сид­ским натис­ком вынуж­ден был бежать в Афи­ны. Геро­дот (VI. 41) сооб­ща­ет, что вна­ча­ле Миль­ти­ад укрыл­ся имен­но на Имбро­се, а уже оттуда при­был в Атти­ку.

Впо­след­ст­вии и Лем­нос, и Имброс все­гда нахо­ди­лись в чис­ле важ­ней­ших, клю­че­вых внеш­них вла­де­ний афи­нян. Их коло­ни­за­ция хоро­шо впи­сы­ва­ет­ся в про­грам­му афин­ско­го закреп­ле­ния в Север­ной Эге­иде и на под­сту­пах к Чер­но­мор­ским про­ли­вам. Поми­мо все­го про­че­го, эти ост­ро­ва мог­ли слу­жить удоб­ны­ми про­ме­жу­точ­ны­ми сто­ян­ка­ми при пла­ва­нии от Атти­ки к Гел­лес­пон­ту. В свя­зи со ска­зан­ным уме­стен вопрос: не дей­ст­во­вал ли и в дан­ном слу­чае Миль­ти­ад как эмис­сар Писи­стра­ти­дов? Дать одно­знач­ный и кате­го­рич­ный ответ на вопрос не пред­став­ля­ет­ся воз­мож­ным — хотя бы уже пото­му, что мы не зна­ем точ­но, были ли Лем­нос и Имброс захва­че­ны до свер­же­ния Гип­пия в 510 г. до н. э. или поз­же. Одна­ко в прин­ци­пе, как нам пред­став­ля­ет­ся, такая воз­мож­ность есть, и она не столь уж незна­чи­тель­на. В источ­ни­ках, прав­да, ниче­го не сооб­ща­ет­ся о при­част­но­сти Писи­стра­ти­дов к поко­ре­нию Лем­но­са и Имбро­са, но это вполне объ­яс­ни­мо: впо­след­ст­вии Фила­иды, как уже отме­ча­лось выше, тща­тель­но «зату­ше­вы­ва­ли» боль­шин­ство таких момен­тов исто­рии сво­его рода, кото­рые демон­стри­ро­ва­ли его связь с тира­на­ми.

Нако­нец, послед­ний факт, о кото­ром мы вкрат­це упо­мя­нем, имел место уже на самом исхо­де VI в. до н. э., в нача­ле рефор­ма­тор­ской дея­тель­но­сти Кли­сфе­на, т. е., ско­рее все­го, в 506 г. до н. э. На терри­то­рию афин­ско­го поли­са вторг­лось вой­ско одно­го из двух силь­ней­ших поли­сов Эвбеи — Хал­киды — и опу­сто­ша­ло атти­че­ские поля. Афи­няне в тот момент не пред­при­ня­ли ниче­го ввиду силь­ной спар­тан­ской опас­но­сти, не допус­кав­шей рас­пы­ле­ния сил, но чуть поз­же реши­ли ото­мстить. Даль­ней­шие собы­тия Геро­дот (V. 77) изла­га­ет так: «…Афи­няне пере­пра­ви­лись на Эвбею, напа­ли на хал­кидян и… одо­ле­ли их. После победы они оста­ви­ли 4000 кле­ру­хов-посе­лен­цев на зем­ле гип­по­ботов (гип­по­бота­ми назы­ва­лись хал­кид­ские бога­чи)». Таким обра­зом, со сто­ро­ны афи­нян после­до­вал «асим­мет­рич­ный ответ»: гра­би­тель­ский набег со сто­ро­ны соседей (явле­ние весь­ма частое в арха­и­че­ской гре­че­ской исто­рии) они пари­ро­ва­ли не таким же набе­гом, а чем-то гораздо более серь­ез­ным: про­сто взя­ли под свой кон­троль часть терри­то­рии враж­деб­но­го поли­са, коло­ни­зо­ва­ли ее.

Хро­но­ло­ги­че­ски мы еще в рам­ках арха­и­че­ской эпо­хи. Но типо­ло­ги­че­ски — перед нами нача­ло совер­шен­но ново­го эта­па коло­ни­за­ци­он­но­го дви­же­ния. Это — заря клас­си­че­ской афин­ской коло­ни­за­ции, пер­вый при­мер выведе­ния пра­виль­ной кле­ру­хии, при­чем не на отда­лен­ных, неосво­ен­ных или «вар­вар­ских» зем­лях, а на терри­то­рии сосед­не­го, с.47 гре­че­ско­го же государ­ства. Зна­ме­на­тель­но и даже пора­зи­тель­но, что назван­ная акция име­ла место немед­лен­но после уста­нов­ле­ния демо­кра­тии в Афи­нах. Ею афи­няне как бы «закла­ды­ва­ли пер­вый камень» в про­грам­му осно­ва­ния кле­ру­хий. Несколь­ко поз­же, в пери­од Пен­те­кон­та­этии, кле­ру­хии ана­ло­гич­но­го рода уси­ли­я­ми Кимо­на и Перик­ла усы­па­ли всю Эге­иду, про­дол­жа­ли, в част­но­сти, появ­лять­ся и на Эвбее⁷². Но эти сюже­ты уже выхо­дят за хро­но­ло­ги­че­ские рам­ки нашей ста­тьи, кото­рая и без того полу­чи­лась доста­точ­но объ­ем­ной.

А здесь мы толь­ко попро­бу­ем отве­тить на вопрос о моти­вах коло­ни­за­ци­он­но­го меро­при­я­тия в Хал­киде. Есте­ствен­но, преж­де все­го имел­ся в виду воен­но-стра­те­ги­че­ский кон­троль кле­ру­ха­ми хал­кидян, про­явив­ших враж­деб­ность, во избе­жа­ние буду­щих попы­ток напа­де­ния с их сто­ро­ны. В то же вре­мя боль­шое чис­ло выслан­ных кле­ру­хов — четы­ре тыся­чи, — по наше­му мне­нию, поз­во­ля­ет пред­по­ла­гать (и это тоже впер­вые в афин­ской исто­рии) появ­ле­ние тако­го фак­то­ра, как необ­хо­ди­мость уда­ле­ния избы­точ­но­го насе­ле­ния. Если ранее Атти­ка не стра­да­ла от сте­но­хо­рии, то в ходе реформ Кли­сфе­на в граж­дан­ский кол­лек­тив Афин было при­ня­то боль­шое коли­че­ство новых лиц. Не будем углуб­лять­ся в дис­кус­си­он­ный вопрос о том, кто были эти люди⁷³. Важен уже сам факт, что коли­че­ство граж­дан рез­ко воз­рос­ло⁷⁴, и это ста­ви­ло перед афин­ским поли­сом про­бле­мы, с кото­ры­ми он ранее еще не стал­ки­вал­ся. Ведь новых граж­дан нуж­но было обес­пе­чи­вать земель­ны­ми наде­ла­ми, а на атти­че­ской терри­то­рии это уже дале­ко не все­гда полу­ча­лось. Вот тут-то и ста­ли при­хо­дить на помощь кле­ру­хии⁷⁵.

Наста­ло вре­мя под­во­дить ито­ги иссле­до­ва­ния. Рас­смот­рев извест­ные из источ­ни­ков ран­ние коло­ни­за­ци­он­ные акции Афин (с кон­ца VII до кон­ца VI в. до н. э.), мож­но сде­лать сле­дую­щие выво­ды. На пер­вых эта­пах это­го про­цес­са эко­но­ми­че­ские фак­то­ры не игра­ли сколь­ко-нибудь зна­чи­тель­ной роли в афин­ской коло­ни­за­ции. Гораздо боль­шее зна­че­ние име­ли моти­вы поли­ти­че­ско­го, вре­ме­на­ми даже идео­ло­ги­че­ско­го харак­те­ра. С дея­тель­но­стью Писи­стра­та и Писи­стра­ти­дов, раз­вер­нув­шей­ся с середи­ны VI в. до н. э., свя­за­но нача­ло ново­го эта­па коло­ни­за­ци­он­ной актив­но­сти афин­ско­го поли­са. И вот толь­ко на этом эта­пе эко­но­ми­че­ские инте­ре­сы как один из «век­то­ров» инте­ре­су­ю­ще­го нас про­цес­са начи­на­ют более или менее чет­ко выкри­стал­ли­зо­вы­вать­ся. Да и теперь они не вытес­ня­ют инте­ре­сы поли­ти­че­ские, а суще­ст­ву­ют бок о бок с ними, пожа­луй, даже не нахо­дясь на пер­вом плане. Сле­дую­щий, «клас­си­че­ский» этап афин­ской коло­ни­за­ции берет нача­ло сра­зу после демо­кра­ти­че­ских реформ Кли­сфе­на. Мы кос­ну­лись толь­ко с.48 само­го пер­во­го слу­чая этой коло­ни­за­ции (кле­ру­хия в Хал­киде), но эту акцию мож­но рас­смат­ри­вать как пара­диг­ма­тич­ную для всех после­дую­щих. Дан­ный этап при­внес мно­го ново­го в целом ряде отно­ше­ний, но с точ­ки зре­ния моти­ва­ции осно­ва­ния коло­ний мож­но ска­зать, что в целом сохра­ня­ет­ся преж­няя кар­ти­на: парал­лель­ное дей­ст­вие поли­ти­че­ских и эко­но­ми­че­ских фак­то­ров, при том что ни тем, ни дру­гим нель­зя при­пи­сать одно­знач­но опре­де­ля­ю­щую роль.

Име­ет ли зако­но­мер­ность, выяв­лен­ная на при­ме­ре Афин — поли­са, повто­рим, нети­пич­но­го, — более широ­кое и общее зна­че­ние, мож­но ли при­ме­нить ее к каким-либо дру­гим гре­че­ским государ­ствам? Пока вопрос при­хо­дит­ся оста­вить откры­тым: попыт­ка отве­та на него мог­ла бы стать темой отдель­но­го иссле­до­ва­ния. Во вся­ком слу­чае, ясно одно: обна­ру­жи­ва­ет­ся, что был воз­мо­жен — не толь­ко в тео­рии, но и на прак­ти­ке — и такой вари­ант коло­ни­за­ци­он­но­го дви­же­ния, суще­ст­вен­но откло­ня­ю­щий­ся от тра­ди­ци­он­ных пред­став­ле­ний о пред­по­сыл­ках это­го про­цес­са и, ста­ло быть, демон­стри­ру­ю­щий, насколь­ко слож­ным, неод­но­знач­ным исто­ри­че­ским фено­ме­ном был сам про­цесс.

Su­ri­kov I. E.
The ar­chaic Greek co­lo­ni­za­tion: eco­no­mic and po­li­ti­cal cau­ses (on the example of ear­ly At­he­nian co­lo­ni­zing ac­ti­vi­ties)

Greek co­lo­ni­za­tion of the Ar­chaic pe­riod was con­di­tio­ned by a num­ber of va­rio­us pre­re­qui­si­tes. Usual­ly, scho­lars put in the fo­reg­round tho­se cau­ses of co­lo­ni­zing ac­ti­vi­ties, which are of eco­no­mic cha­rac­ter, such as ac­qui­si­tion of new ter­ri­to­ries in or­der to rid of surplus po­pu­la­tion, or tra­ding in­te­rests. The aut­hor of the ar­tic­le at­tempts to de­monstra­te, that of no less im­por­tan­ce were cau­ses of po­li­ti­cal cha­rac­ter. First of all, per­ma­nent in­ter­nal struggle (sta­sis) in Ar­chaic ci­ties of­ten ma­de the de­fea­ted fac­tion lea­ve for a co­lo­ny, to seek luck the­re. Ques­tions of in­ter-sta­te po­li­cies could al­so be re­le­vant to foun­da­tion of Greek settle­ments ab­road. Even cau­ses of pu­re­ly ideo­lo­gi­cal cha­rac­ter did exist, such as ty­pi­cal Greek com­pe­ti­ti­ve­ness, growth of in­te­rest in epic and he­roic du­ring the Ar­chaic Age, or influen­ce of the Del­phic orac­le.

The ar­tic­le deals with ear­ly co­lo­ni­zing ex­pe­di­tions of At­hens, from the la­te 7^th to the la­te 6^th cen­tu­ries B. C. Ana­ly­zed are such At­he­nian foun­da­tions as Si­geion by the Hel­les­pont, Sa­la­mis, the Thra­cian Cher­so­ne­sos, and al­so Pei­sistra­tos’ ac­ti­vi­ties in the North Aegean, and, fi­nal­ly, the Kleis­the­nic kle­rouc­hia in Euboea. The sour­ce da­ta al­low conclu­ding that the main cau­ses of the At­he­nian co­lo­ni­za­tion of that pe­riod were the po­li­ti­cal ones. As to eco­no­mic fac­tors, the­re were not of major im­por­tan­ce up to Pei­sistra­tos’ ti­me, and even la­ter they were on­ly supple­men­ta­ry to po­li­ti­cal pre­re­qui­si­tes. Su­re­ly, the At­he­nian co­lo­ni­zing mo­ve­ment was not ty­pi­cal, as At­hens in all res­pects was ra­ther an ex­cep­tio­nal po­lis. Ne­ver­the­less, we can see that such a va­riant of co­lo­ni­za­tion was, in any ca­se, theo­re­ti­cal­ly and prac­ti­cal­ly pos­sib­le in the Ar­chaic Greek world.