Парфия и Рим в 44–40 гг. до н. э.: от ограниченного вмешательства к массированному вторжению

с.138 Про­бле­ма отно­ше­ний с Пар­фи­ей, оста­вав­ша­я­ся доста­точ­но болез­нен­ной на про­тя­же­нии все­го деся­ти­ле­тия, после­до­вав­ше­го за бит­вой при Каррах, осо­бен­но обост­ри­лась в послед­ние меся­цы жиз­ни Цеза­ря. Если в нача­ле граж­дан­ской вой­ны Луци­лий Гирр, послан­ный Пом­пе­ем к пар­фян­ско­му царю Оро­ду II за помо­щью, не про­сто встре­тил холод­ный при­ем, но даже был заклю­чен в око­вы, а в даль­ней­шем пар­фяне соблюда­ли доволь­но стро­гий ней­тра­ли­тет, не пыта­ясь вос­поль­зо­вать­ся ослаб­ле­ни­ем рим­ско­го кон­тро­ля над восточ­ны­ми про­вин­ци­я­ми, то в 45 г.¹ наста­ло вре­мя для воору­жен­но­го вме­ша­тель­ства. В кон­це 45 г. зна­чи­тель­ные силы пар­фян­ской кон­ни­цы во гла­ве с царе­ви­чем Пако­ром, при­дя на помощь бло­ки­ро­ван­но­му в Апа­мее мятеж­но­му вое­на­чаль­ни­ку Л. Цеци­лию Бас­су, вторг­лись в Сирию и нанес­ли удар по вой­скам цеза­ри­ан­ца Г. Анти­стия Вета. Бло­ка­да была про­рва­на, а вой­ска Вета понес­ли боль­шие поте­ри. Инте­рес­ны два момен­та: во-пер­вых, хотя мы ниче­го не зна­ем об усло­ви­ях, на кото­рых пар­фяне ока­за­ли помощь Бас­су, нет ника­ких при­зна­ков того, что они пыта­лись как-то закре­пить­ся в Сирии, что, как буд­то, не очень вяжет­ся с их стрем­ле­ни­ем под­чи­нить себе эту рим­скую про­вин­цию. Во-вто­рых, любо­пыт­но, что втор­же­ние воз­глав­лял Пакор — фигу­ра, несо­мнен­но, зна­ко­вая, с кото­рой были свя­за­ны вос­по­ми­на­ния о преды­ду­щем втор­же­нии в Сирию в 51–50 гг.² Таким обра­зом, на пере­д­ний план вновь выдви­ну­лась груп­пи­ров­ка, настро­ен­ная на про­веде­ние актив­ной поли­ти­ки по отно­ше­нию к рим­ским вла­де­ни­ям.

Како­во бы ни было вли­я­ние воору­жен­но­го вме­ша­тель­ства пар­фян в рим­скую граж­дан­скую вой­ну на пла­ны Цеза­ря, и како­вы бы ни были сами эти пла­ны³, оста­вить откро­вен­но враж­деб­ные дей­ст­вия без отве­та было невоз­мож­но. Поэто­му со смер­тью дик­та­то­ра идея вой­ны с.139 с пар­фя­на­ми отнюдь не погиб­ла — ее дол­жен был вести Гн. Кор­не­лий Дола­бел­ла, кон­сул-суф­фект 44 г., полу­чив­ший Сирию в каче­стве про­вин­ции на 43 г. Этот факт упо­ми­на­ет толь­ко Аппи­ан, но упо­ми­на­ет неод­но­крат­но. Преж­де все­го, он рас­ска­зы­ва­ет, что Анто­ний под­го­во­рил Дола­бел­лу домо­гать­ся, чтобы ему вме­сто Кас­сия пере­да­ли Сирию и собран­ное про­тив пар­фян вой­ско. Когда сенат обви­нил его в том, что он изме­нил поста­нов­ле­ние Цеза­ря, он отве­тил, что пар­фян­ской вой­ны Цезарь нико­му не заве­щал (App. BC. III. 7. 23–24). После того, как Дола­бел­ле уда­лось добить­ся сво­его, Аппи­ан кон­ста­ти­ру­ет: «Таким обра­зом Дола­бел­ла сде­лал­ся пра­ви­те­лем Сирии, пол­ко­вод­цем в войне про­тив пар­фян и началь­ни­ком войск, набран­ных для этой вой­ны еще Цеза­рем» (App. BC. III. 8. 26)⁴. Нако­нец, рас­ска­зы­вая о наме­ре­нии Анто­ния взять под свое коман­до­ва­ние леги­о­ны, нахо­див­ши­е­ся в Македо­нии, Аппи­ан пояс­ня­ет: «…вой­ска, нахо­див­ши­е­ся в Македо­нии счи­та­лись при­над­ле­жав­ши­ми Дола­бел­ле, раз ему пору­че­на Сирия и поход про­тив пар­фян; ведь и Цезарь желал ими вос­поль­зо­вать­ся про­тив пар­фян» (App. BC. III. 24. 92).

Итак, алек­сан­дрий­ский исто­рик упо­ми­на­ет о том, что Дола­бел­ле была пору­че­на пар­фян­ская вой­на, как о само собой разу­ме­ю­щем­ся фак­те. Одна­ко оста­ет­ся вопрос: что под этим под­ра­зу­ме­ва­ет­ся? На наш взгляд, речь ни в коем слу­чае не может идти о пред­при­я­тии, рав­ном по раз­ма­ху тому, кото­рое при­пи­сы­ва­ла Цеза­рю мол­ва. Дело здесь не толь­ко в том, что сам пол­ко­во­дец в дан­ном слу­чае был лич­но­стью несрав­нен­но мень­ше­го мас­шта­ба в срав­не­нии с вели­ким дик­та­то­ром, и даже не в том, что ника­ких мер, свя­зан­ных с под­готов­кой тако­го похо­да, Дола­бел­лой пред­при­ня­то не было. Сто­ит обра­тить вни­ма­ние на то, как по-раз­но­му реа­ги­ро­ва­ло обще­ст­вен­ное мне­ние в Риме на пар­фян­ские пла­ны Цеза­ря и на пору­че­ние Дола­бел­ле вести вой­ну с пар­фя­на­ми. Отно­ше­ние к пла­нам Цеза­ря было доволь­но насто­ро­жен­ное⁵ — доста­точ­но вспом­нить слу­хи о том, что Сивил­ли­ны кни­ги пред­ска­зы­ва­ют победу над пар­фя­на­ми толь­ко царю, и о наме­ре­нии Цеза­ря при­нять этот нена­вист­ный рим­ля­нам титул, то ли после похо­да, то ли нака­нуне выступ­ле­ния в поход, на бли­жай­шем заседа­нии сена­та, где пред­ло­же­ние об этом дол­жен вне­сти Л. Кот­та (Plut. Caes. 58; 60; App. BC. II. 110. 459–461; Suet. Caes. 44. 3, 79. 3)⁶. с.140 В про­ти­во­по­лож­ность это­му, назна­че­ние Дола­бел­лы про­шло без ослож­не­ний — во вся­ком слу­чае, ника­ких зло­ве­щих про­ро­честв, свя­зан­ных с при­ня­ти­ем им на себя коман­до­ва­ния в пар­фян­ской войне, Аппи­ан не упо­ми­на­ет. Веро­ят­но, это свя­за­но с тем, что к это­му момен­ту вой­ну уже мож­но было счи­тать начав­шей­ся, и ее ини­ци­а­то­ра­ми высту­пи­ли имен­но пар­фяне. То, что Дола­бел­ла, види­мо, не имел серь­ез­ных наме­ре­ний вести внеш­нюю вой­ну и не пред­при­нял ника­ких дей­ст­вий про­тив пар­фян, напра­вив свои уси­лия на борь­бу с сограж­да­на­ми, при­над­ле­жав­ши­ми к враж­деб­ной пар­тии — это вопрос уже совсем ино­го пла­на.

Учи­ты­вая то, что с Цеза­рем и его наслед­ни­ка­ми недву­смыс­лен­но свя­зы­ва­лись направ­лен­ные про­тив Пар­фии пла­ны, вполне логич­ным выглядит сотруд­ни­че­ство пар­фян с их вра­га­ми, про­явив­ше­е­ся еще в помо­щи Цеци­лию Бас­су. В даль­ней­шем какие-то пар­фян­ские кон­тин­ген­ты при­сут­ст­во­ва­ли в вой­ске Г. Кас­сия во вре­мя его борь­бы с Дола­бел­лой. Аппи­ан пишет: «К нему при­мкну­ли в каче­стве союз­ни­ков (συ­νεμά­χουν) и неко­то­рые из пар­фян­ских кон­ных стрел­ков, так как он поль­зо­вал­ся у пар­фян извест­ным авто­ри­те­том с тех пор, как, будучи кве­сто­ром при Крас­се, ока­зал­ся более бла­го­ра­зум­ным, чем сам Красс» (App. BC. IV. 59. 257)⁷. При­сут­ст­вие пар­фян в армии Кас­сия несо­мнен­но — его под­твер­жда­ет и Дион Кас­сий, не уточ­няя, прав­да, их ста­ту­са⁸. Пожа­луй, мож­но допу­стить, что Аппи­ан не пре­уве­ли­чи­ва­ет, гово­ря об извест­но­сти Кас­сия сре­ди пар­фян; одна­ко, дума­ет­ся, авто­ри­тет его осно­вы­вал­ся не толь­ко на том, что он «был более бла­го­ра­зум­ным, чем сам Красс», но и на его воен­ных даро­ва­ни­ях, про­явив­ших­ся во вре­мя обо­ро­ны Сирии в 52–51 гг., когда пар­фяне понес­ли от него ряд чув­ст­ви­тель­ных пора­же­ний.

Вопрос о ста­ту­се пар­фян­ских отрядов может быть решен лишь пред­по­ло­жи­тель­но. Рас­ска­зы­вая о собы­ти­ях, после­до­вав­ших за взя­ти­ем Лаоди­кеи и победой над Дола­бел­лой, Аппи­ан гово­рит, что Кас­сий отпра­вил с поче­том пар­фян­ских кон­ных стрел­ков и одно­вре­мен­но напра­вил к царю посоль­ство с прось­бой о при­сыл­ке боль­ше­го союз­но­го вой­ска (μείζο­να συμ­μα­χίαις) (App. BC. IV. 63. 271). Из этих слов мож­но заклю­чить, что и отряды, имев­ши­е­ся у Кас­сия ранее, были не волон­те­ра­ми, не наем­ни­ка­ми, а имен­но союз­ни­ка­ми, кото­рых, прав­да, было мень­ше, чем хоте­лось Кас­сию. Во вся­ком слу­чае, труд­но пред­ста­вить, что их уча­стие в рим­ской граж­дан­ской войне осу­ществля­лось без ведо­ма пра­ви­тель­ства. Какую-то санк­цию царя на служ­бу в армии Кас­сия пар­фян­ские кон­ные стрел­ки долж­ны были иметь — ведь речь шла о воору­жен­ном уча­стии во внут­рен­них делах государ­ства, отно­ше­ния с кото­рым были отнюдь не дру­же­ст­вен­ны­ми.

Было ли это посоль­ство тем самым, кото­рое осу­ществлял Кв. Лаби­ен? При отве­те на этот вопрос сле­ду­ет учесть несколь­ко обсто­я­тельств. Во-пер­вых, един­ст­вен­ное ука­за­ние на вре­мя с.141 отправ­ле­ния Лаби­е­на в Пар­фию — это сло­ва Дио­на Кас­сия о том, что он был отправ­лен «перед сра­же­ни­ем» (πρὸ τῆς μά­χης). Какой про­ме­жу­ток вре­ме­ни здесь под­ра­зу­ме­ва­ет­ся — непо­нят­но, но Дион сооб­ща­ет так­же, что в Пар­фии Лаби­ен про­вел дол­гое вре­мя (συχ­νὸν… χρό­νον διετ­ρί­βη). Таким обра­зом, мало­ве­ро­ят­но, чтобы он был отправ­лен непо­сред­ст­вен­но перед сра­же­ни­ем. Во-вто­рых, кро­ме посоль­ства, отправ­лен­но­го после победы над Дола­бел­лой, источ­ни­ки не дают ни малей­ше­го наме­ка на какое-то дру­гое посоль­ство. Напро­тив, запозда­лое пар­фян­ское втор­же­ние в рим­ские вла­де­ния Аппи­ан изо­бра­жа­ет как при­сыл­ку имен­но того боль­ше­го вой­ска, о кото­ром про­сил Кас­сий (App. BC. IV. 63. 271)⁹.

Мож­но согла­сить­ся с А. Г. Бок­ща­ни­ным в том, что посоль­ство в Пар­фию, о кото­ром гово­рит Аппи­ан — это посоль­ство Кв. Лаби­е­на¹⁰. Когда оно было отправ­ле­но? Г. Ферре­ро счи­тал, что это про­изо­шло после сове­ща­ния Бру­та и Кас­сия в Смирне, т. е. в кон­це 43 г.¹¹ Как нам кажет­ся, это долж­но было про­изой­ти несколь­ко рань­ше. При­бли­зи­тель­ный рас­чет вре­ме­ни здесь таков: Лаоди­кея пала в кон­це июля¹²; до упо­ми­на­ния об отправ­ле­нии пар­фян­ских стрел­ков на роди­ну и одно­вре­мен­ном с этим направ­ле­нии рим­ско­го посоль­ства к царю, Аппи­ан рас­ска­зы­ва­ет о том, что Кас­сий дви­нул­ся на Еги­пет (App. BC. IV. 63. 269–270). С дру­гой сто­ро­ны, до состо­яв­шей­ся в кон­це года встре­чи с Бру­том (но уже после отправ­ле­ния посоль­ства!) Кас­сий успел отпра­вить кон­ный рейд в Кап­па­до­кию, полу­чить захва­чен­ную там добы­чу и побы­вать в Тар­се. Все это долж­но было занять какое-то вре­мя, так что, ско­рее все­го, посоль­ство отпра­ви­лось к пар­фя­нам при­мер­но в кон­це лета или нача­ле осе­ни 43 г.

Что каса­ет­ся целей посоль­ства, то Аппи­ан ука­зы­ва­ет их совер­шен­но недву­смыс­лен­но — прось­ба о при­сыл­ке боль­ше­го вой­ска. Поэто­му доволь­но наив­но выглядит кате­го­рич­ное заяв­ле­ние Г. Ферре­ро, счи­тав­ше­го, что речь на пере­го­во­рах шла о ней­тра­ли­те­те пар­фян: с.142 «Утвер­жда­ют, что Кас­сий про­сил пар­фян прий­ти к нему на помощь, но это, по-види­мо­му, выдум­ка его вра­гов. Это настоль­ко неве­ро­ят­но, что я не могу пове­рить, чтобы Кас­сий когда-нибудь даже думал об этом»¹³. Как пока­зы­ва­ют собы­тия граж­дан­ских войн, полу­че­ние помо­щи от пар­фян не было чем-то экс­тра­ор­ди­нар­ным, и непо­нят­но, поче­му Кас­сий, уже одна­жды вос­поль­зо­вав­ший­ся услу­га­ми пар­фян­ских кон­ных стрел­ков, дол­жен был пре­не­бречь ими на сле­дую­щем эта­пе борь­бы.

Несмот­ря на то, что посоль­ство встре­ти­ло бла­го­склон­ный при­ем, пере­го­во­ры затя­ги­ва­лись. Прав­да, в армии Бру­та и Кас­сия во вре­мя Филип­пий­ской кам­па­нии нахо­ди­лись вспо­мо­га­тель­ные отряды, состо­яв­шие из пар­фян (Just. XLII. 4. 7), но чис­лен­ность их не была зна­чи­тель­ной — 4 тыся­чи кон­ных стрел­ков из лука, ара­бов, мидян и пар­фян (App. BC. IV. 88. 373)¹⁴. Если верить Аппи­а­ну, Кас­сий в про­из­не­сен­ной перед вои­на­ми речи назвал пар­фян сре­ди союз­ни­ков рес­пуб­ли­кан­ской армии: мы, заявил он, дале­ко пре­вос­хо­дим вра­гов «по чис­лу союз­ни­ков — царей и пле­мен вплоть до мидян и пар­фян» (πολὺ προ­ύχο­μεν καὶ συμ­μά­χοις βα­σιλεῦσί τε καὶ ἔθνε­σι τοῖς μέχ­ρι Μή­δων καὶ Παρ­θυαίων) (App. BC. IV. 99. 414). Это заяв­ле­ние, несо­мнен­но, име­ло цель под­нять дух вои­нов перед решаю­щим сра­же­ни­ем, и пол­ко­во­дец в какой-то мере выда­вал желае­мое за дей­ст­ви­тель­ное. Одна­ко при­сут­ст­вие в армии даже неболь­шо­го чис­ла пар­фян­ских вои­нов вну­ша­ло надеж­ду на то, что более зна­чи­тель­ная помощь все-таки будет ока­за­на. Несмот­ря на то, что в речи Кас­сия пар­фяне назы­ва­ют­ся сре­ди союз­ни­ков, в ста­ту­се нахо­див­ших­ся у него отрядов есть опре­де­лен­ные сомне­ния, кото­рые реша­ют­ся в зави­си­мо­сти от лич­ной пози­ции иссле­до­ва­те­лей. Так, по мне­нию Н. Диб­вой­са и К. Шип­ман­на, эти отряды были пре­до­став­ле­ны в каче­стве офи­ци­аль­ной помо­щи¹⁵. А. Г. Бок­ща­нин, наобо­рот, утвер­жда­ет, что воен­ной помо­щи Ород так и не ока­зал, а отряды были раз­роз­нен­ны­ми груп­па­ми волон­те­ров, остав­ших­ся из отрядов, при­веден­ных Пако­ром на помощь Цеци­лию Бас­су¹⁶. Нако­нец, А. Н. Шер­вин-Уайт счи­та­ет, что эти всад­ни­ки вооб­ще не были пар­фя­на­ми — ведь Дион Кас­сий пря­мо гово­рит, что при Филип­пах не было ника­ких восточ­ных союз­ни­ков за исклю­че­ни­ем Дейота­ра (Dio Cass. XLVII. 48. 2). С его точ­ки зре­ния, кон­ные луч­ни­ки, воз­мож­но, с.143 были при­сла­ны Алха­у­до­ни­ем или царем Ком­ма­ге­ны, т. е. дина­ста­ми, кото­рые в граж­дан­ской войне сто­я­ли на сто­роне рес­пуб­ли­кан­цев¹⁷.

Конеч­но, окон­ча­тель­ный ответ на вопрос о том, на каких нача­лах нахо­ди­лись эти кон­ни­ки в армии Кас­сия и кем они были, невоз­мо­жен в силу недо­ста­точ­но­сти инфор­ма­ции. Тем не менее, сто­ит обра­тить вни­ма­ние на то, что источ­ни­ки ниче­го не гово­рят о при­сут­ст­вии в вой­ске Цеци­лия Бас­са каких-то пар­фян; ока­зав ему помощь, Пакор ушел восво­я­си, так что о пар­фян­ских волон­те­рах, остав­ших­ся на терри­то­рии рим­ской про­вин­ции, гово­рить вряд ли при­хо­дит­ся. Не вполне логи­чен и А. Н. Шер­вин-Уайт: если при­ни­мать, что восточ­ные союз­ни­ки в бит­ве при Филип­пах не участ­во­ва­ли, то какие осно­ва­ния заме­нять в сооб­ще­нии Аппи­а­на пар­фян на Алха­у­до­ния и царя Ком­ма­ге­ны? Таким обра­зом, веро­ят­но, сооб­ще­ние Аппи­а­на выглядит наи­бо­лее прав­до­по­доб­ным, если его при­ни­мать без каких-либо изме­не­ний, при­зна­вая пар­фян кон­тин­ген­та­ми союз­ных вспо­мо­га­тель­ных войск.

Оста­ет­ся вопрос о том, поче­му Ород так и не ока­зал более мас­си­ро­ван­ной помо­щи рес­пуб­ли­кан­цам. А. Г. Бок­ща­нин усмат­ри­ва­ет в этом целую поли­ти­че­скую кон­цеп­цию: «Руко­вод­ст­ву­ясь соб­ст­вен­ны­ми инте­ре­са­ми, пра­ви­тель Пар­фян­ской дер­жа­вы счи­тал более выгод­ным для себя вме­шать­ся в граж­дан­скую вой­ну рим­ско-сре­ди­зем­но­мор­ских рабо­вла­дель­цев лишь после того, как обе враж­дую­щие в борь­бе за власть груп­пы вза­им­но обес­си­лят друг дру­га. Тогда ста­но­ви­лось воз­мож­ным вос­ста­нов­ле­ние в пол­ном объ­е­ме древ­них гра­ниц пер­сид­ской дер­жа­вы, т. е. завер­ше­ние внеш­не­по­ли­ти­че­ской про­грам­мы, наме­чен­ной пред­ше­ст­ву­ю­щи­ми пред­ста­ви­те­ля­ми дер­жа­вы Арша­кидов»¹⁸. С этим объ­яс­не­ни­ем мож­но согла­сить­ся лишь отча­сти. Дей­ст­ви­тель­но, агрес­сив­ную состав­ля­ю­щую пар­фян­ской внеш­ней поли­ти­ки на Запа­де недо­оце­ни­вать не сле­ду­ет. Уже со II в. до н. э., с того вре­ме­ни как Арша­киды суме­ли добить­ся объ­еди­не­ния иран­ских наро­дов, осво­бож­ден­ных из-под вла­сти Селев­кидов, целью внеш­ней поли­ти­ки Пар­фии были, гово­ря сло­ва­ми Таци­та, «ve­te­res Per­sa­rum ter­mi­ni» (Tac. Ann. VI. 31)¹⁹. В этом смыс­ле, без­услов­но, ослаб­ле­ние вели­ко­го запад­но­го соседа отве­ча­ло импер­ским пла­нам пар­фян­ских царей. При этом, одна­ко, сто­ит обра­тить вни­ма­ние на тот факт, что пар­фян­ское втор­же­ние нача­лось не в самый бла­го­при­ят­ный момент. В 43–42 гг. все рим­ские силы, как с той, так и с дру­гой сто­ро­ны были стя­ну­ты на с.144 Бал­кан­ский полу­ост­ров, мощь Рима была рас­ко­лота граж­дан­ской вой­ной, а восточ­ные про­вин­ции оста­ва­лись прак­ти­че­ски без­за­щит­ны­ми и, фак­ти­че­ски, бро­шен­ны­ми на про­из­вол судь­бы. Тем не менее, пар­фян­ское втор­же­ние нача­лось не в этих бла­го­при­ят­ных усло­ви­ях, а года пол­то­ра-два спу­стя, когда Анто­ний уже осу­ще­ст­вил пер­вые меро­при­я­тия по реор­га­ни­за­ции восточ­ных про­вин­ций.

Поэто­му, как мне кажет­ся, отсут­ст­вие более зна­чи­тель­ных пар­фян­ских сил при Филип­пах невоз­мож­но объ­яс­нить толь­ко сооб­ра­же­ни­я­ми гло­баль­но­го гео­по­ли­ти­че­ско­го харак­те­ра. Самое про­стое и самое есте­ствен­ное тол­ко­ва­ние здесь — это при­зна­ние того, что театр воен­ных дей­ст­вий нахо­дил­ся слиш­ком дале­ко от Пар­фии и пере­брос­ка туда боль­ших масс войск, при всем жела­нии, была бы очень труд­ной. Это было необ­хо­ди­мо учи­ты­вать; в про­тив­ном слу­чае дей­ст­вия пар­фян сма­хи­ва­ли бы на аван­тю­ру, но в чрез­мер­ном аван­тю­риз­ме поли­ти­ку пар­фян­ских царей обви­нить невоз­мож­но²⁰.

Как бы то ни было, уча­стие пар­фян­ских под­разде­ле­ний в бит­ве при Филип­пах недву­смыс­лен­но ста­ви­ло «вели­ко­го царя» в поло­же­ние вра­га рим­лян, и не счи­тать­ся с этим победи­те­ли-три­ум­ви­ры не мог­ли. Поэто­му вполне есте­ствен­ным было, что при рас­пре­де­ле­нии пер­во­оче­ред­ных задач (а отнюдь не сфер вли­я­ния, как зача­стую счи­та­ют иссле­до­ва­те­ли!²¹) меж­ду Анто­ни­ем и Окта­виа­ном после бит­вы при Филип­пах Анто­ний как более опыт­ный пол­ко­во­дец полу­чил восточ­ные про­вин­ции, где в бли­жай­шее вре­мя была воз­мож­на пар­фян­ская агрес­сия²². Надо при­знать, что, несмот­ря на экс­цен­трич­ность сво­его поведе­ния, он успеш­но спра­вил­ся с теми слож­ны­ми зада­ча­ми, кото­рые перед ним сто­я­ли. На про­тя­же­нии 41–40 гг. им была про­веде­на огром­ная работа по сбо­ру денег для выпла­ты жало­ва­ния вой­скам и наведе­нию поряд­ка в восточ­ных про­вин­ци­ях Рима²³. Одна­ко его энер­гич­ные меро­при­я­тия неиз­беж­но долж­ны были при­ве­сти к кон­флик­ту с пар­фя­на­ми.

с.145 К сожа­ле­нию, наша инфор­ма­ция об этом крайне скуд­на. О собы­ти­ях в сосед­ней с Пар­фи­ей Сирии рас­ска­зы­ва­ет толь­ко Аппи­ан, да и то в самых общих чер­тах. «После смер­ти Гая Цеза­ря и после­до­вав­шей за нею сму­ты горо­да управ­ля­лись тира­на­ми, так как им содей­ст­во­ва­ли пар­фяне; ведь после постиг­ше­го Крас­са несча­стья пар­фяне вторг­лись в Сирию и там ока­за­ли тира­нам содей­ст­вие» (App. BC. V. 10. 41)²⁴. Эта кар­ти­на вызы­ва­ет неко­то­рое недо­уме­ние. Дей­ст­ви­тель­но, кто такие эти тира­ны, упо­ми­нае­мые в источ­ни­ке? Какие горо­да в дан­ном слу­чае под­ра­зу­ме­ва­ют­ся? Да и вооб­ще, как согла­со­вать эту инфор­ма­цию с тем, что мы зна­ем о ситу­а­ции в Сирии после пора­же­ния Крас­са? Ведь нам неиз­ве­стен ни один город, кото­рый бы в это вре­мя впу­стил к себе пар­фян, да и о суще­ст­во­ва­нии в сирий­ских горо­дах тира­ни­че­ских режи­мов из дру­гих источ­ни­ков мы не зна­ем ниче­го. В прин­ци­пе, ниче­го неве­ро­ят­но­го в этом сооб­ще­нии нет; его при­ни­ма­ет, напри­мер, Н. Диб­войс, кото­рый в общем виде пишет о том, что эти про­пар­фян­ские тира­ны уста­но­ви­ли свою власть в сирий­ских горо­дах, когда рим­ский кон­троль в про­вин­ции ослаб²⁵. Дру­гое дело, что вряд ли таких тира­нов было мно­го, как это утвер­жда­ет Аппи­ан (BC. V. 10. 39).

Соглас­но Аппи­а­ну, этих тира­нов Анто­ний изгнал, и они бежа­ли в Пар­фию (BC. V. 10. 39, 42). Если верить его рас­ска­зу, послед­ней кап­лей, пере­пол­нив­шей чашу тер­пе­ния пар­фян­ско­го царя, был рейд рим­ской кон­ни­цы на бога­тый тор­го­вый город Паль­ми­ру²⁶. Фор­маль­ным пред­ло­гом было то, что паль­мир­ские куп­цы «лов­ко вели дела» как с рим­ля­на­ми, так и с пар­фя­на­ми (ἐφό­ριοι ἐς ἑκα­τέρους ἐπι­δε­ξίως εἶχον) (App. BC. V. 9. 37). Наду­ман­ность этой моти­ви­ров­ки бро­са­ет­ся в гла­за — Аппи­ан под­чер­ки­ва­ет, что набег носил чисто гра­би­тель­ский харак­тер (Ibid. V. 9. 38), что и неуди­ви­тель­но в усло­ви­ях нехват­ки у три­ум­ви­ров денег для рас­че­та с леги­о­на­ми²⁷. Послу­жил ли поход на Паль­ми­ру при­чи­ной вой­ны? Аппи­ан утвер­жда­ет, что да: «И кажет­ся, что имен­но это дея­ние (τό­δε τὸ ἔργον) немно­го вре­ме­ни спу­стя воз­буди­ло вой­ну Анто­ния с пар­фя­на­ми, так как у них иска­ли убе­жи­ще мно­гие из сирий­ских тира­нов» (Ibid. V. 10. 39).

с.146 Одна­ко такое тол­ко­ва­ние явля­ет­ся слиш­ком про­стым. Ника­ко­го пово­да для вой­ны поход на Паль­ми­ру не давал. Хотя при при­бли­же­нии рим­ской кон­ни­цы жите­ли Паль­ми­ры со сво­и­ми богат­ства­ми пере­пра­ви­лись на пар­фян­ский берег Евфра­та и при­гото­ви­лись ока­зать сопро­тив­ле­ние, рим­ляне не сде­ла­ли ни малей­шей попыт­ки всту­пить с ними в бой, а про­сто ушли восво­я­си, не захва­тив ника­кой добы­чи (Ibid. V. 9. 38). Поэто­му вряд ли мож­но счи­тать, что дей­ст­вия Анто­ния были частью како­го-то мас­штаб­но­го пла­на. Застав Паль­ми­ру поки­ну­той жите­ля­ми, рим­ляне даже не попы­та­лись закре­пить­ся там, а про­сто повер­ну­ли обрат­но²⁸.

Так что же все-таки послу­жи­ло при­чи­ной того, что пар­фяне реши­лись на втор­же­ние на терри­то­рию рим­ских про­вин­ций? К сожа­ле­нию, точ­ный и одно­знач­ный ответ здесь вряд ли воз­мо­жен. Все фак­то­ры, о кото­рых нам гово­рят источ­ни­ки (изгна­ние из Сирии про­пар­фян­ских тира­нов, рейд на Паль­ми­ру, под­стре­ка­тель­ство со сто­ро­ны Кв. Лаби­е­на), мог­ли слу­жить при­чи­на­ми — но они не поз­во­ля­ют отве­тить на вопрос, поче­му интер­вен­ция про­изо­шла имен­но в тот момент. Пожа­луй, с неко­то­рой коррек­ти­ров­кой мож­но согла­сить­ся с интер­пре­та­ци­ей собы­тий, кото­рую дает А. Г. Бок­ща­нин. По его мне­нию, «после напа­де­ния Анто­ния на Паль­ми­ру у руко­во­ди­те­лей Пар­фян­ской дер­жа­вы уже не мог­ло быть сомне­ний о харак­те­ре пла­нов руко­во­ди­те­ля внеш­ней поли­ти­ки Рима к даль­ней­ше­му раз­ви­тию рим­ско-пар­фян­ских отно­ше­ний»²⁹. Как было пока­за­но выше, поход на Паль­ми­ру сам по себе вряд ли мог вызвать у пар­фян­ско­го царя бес­по­кой­ство; куда опас­нее выглядел курс на кон­со­лида­цию рим­ских вла­де­ний на Восто­ке и наведе­ние поряд­ка в мест­ных делах, кото­рые при­шли в пол­ное рас­строй­ство за вре­мя граж­дан­ской вой­ны. Если с пом­пе­ян­ца­ми, а затем с Бру­том и Кас­си­ем, еще мож­но было вести пере­го­во­ры, то дей­ст­вия Анто­ния не остав­ля­ли ника­ких сомне­ний в доста­точ­но жест­ком харак­те­ре той поли­ти­ки, кото­рую он будет про­во­дить. К этим общим сооб­ра­же­ни­ям доба­вил­ся удоб­ный момент — пере­брос­ка Анто­ни­ем зна­чи­тель­ной части войск на запад, где каза­лась неиз­беж­ной борь­ба с Окта­виа­ном³⁰. Таким обра­зом, в кон­це 41 или нача­ле 40 г. «пар­фян­ский шторм», кото­ро­го никто не ожи­дал, обру­шил­ся на рим­ские про­вин­ции.

с.147 Само это втор­же­ние доста­точ­но подроб­но опи­са­но Дио­ном Кас­си­ем. Пар­фян­ская армия, пере­пра­вив­шись через Евфрат, вторг­лась в Сирию, кото­рая ока­за­лась прак­ти­че­ски без­за­щит­ной. Л. Деци­дий Сак­са, остав­лен­ный здесь Анто­ни­ем, попы­тал­ся ока­зать сопро­тив­ле­ние, но потер­пел пора­же­ние, бежал, но был настиг­нут и убит. Прак­ти­че­ски вся рим­ская про­вин­ция ока­за­лась под кон­тро­лем армии Пако­ра — не впу­стил пар­фян и ока­зал сопро­тив­ле­ние толь­ко рас­по­ло­жен­ный на ост­ро­ве и пото­му недо­ступ­ный для их кон­ни­цы Тир. В целом отно­ше­ние насе­ле­ния к при­шед­шей с восто­ка армии было бла­го­же­ла­тель­ным, что не в послед­нюю оче­редь объ­яс­ня­ет­ся лич­ны­ми каче­ства­ми Пако­ра. По сло­вам Дио­на Кас­сия, в Сирии «Пако­ра люби­ли чрез­вы­чай­но, не мень­ше, чем вели­чай­ших из когда-либо пра­вив­ших царей, за его спра­вед­ли­вость и снис­хо­ди­тель­ность» (Dio Cass. XLIX. 20. 4).

Отли­чие это­го похо­да Пако­ра от его втор­же­ния, после­до­вав­ше­го за похо­дом Крас­са, состо­я­ло не толь­ко в том, что на этот раз ему уда­лось захва­тить сирий­ские горо­да, но и в том, что, види­мо, он наме­ре­вал­ся утвер­дить пар­фян­скую власть в Сирии всерь­ез и надол­го. Любо­пыт­ным свиде­тель­ст­вом в поль­зу это­го явля­ют­ся изме­не­ния, имев­шие место в монет­ной чекан­ке Антио­хии на Орон­те. Ко вре­ме­ни пар­фян­ской окку­па­ции отно­сит­ся исчез­но­ве­ние из леген­ды сло­ва ΑΥΤΟΝΟΜΟΣ и изме­не­ние эры с цеза­ри­ан­ской на селев­кид­скую, при­ня­тую в пар­фян­ской монет­ной чекан­ке. Кро­ме того, поза­ди голо­вы Зев­са появ­ля­ет­ся изо­бра­же­ние паль­мо­вой вет­ви — сим­вол одер­жан­ной пар­фя­на­ми победы³¹. Прав­да, в леген­дах сохра­ни­лись сло­ва ΙΕΡΑΣ ΚΑΙ ΑΣΥΛΟΣ, но, как под­чер­ки­ва­ет Г. Дау­ни, «оче­вид­но, пар­фяне не хоте­ли поз­во­лить сто­ли­це быв­шей рим­ской про­вин­ции даже име­но­вать­ся авто­ном­ной, хотя они, оче­вид­но, не име­ли воз­ра­же­ний про­тив поли­ти­че­ски менее зна­чи­мых эпи­те­тов “свя­щен­ная и непри­кос­но­вен­ная”»³².

После захва­та Сирии силы пар­фян разде­ли­лись. Сам Пакор дви­нул­ся на юг — в Пале­сти­ну; Лаби­ен через Кили­кию начал наступ­ле­ние в про­вин­цию Азия. Пожа­луй, самое стран­ное в исто­рии это­го пар­фян­ско­го втор­же­ния — это то, сколь мало уде­ля­лось вни­ма­ния обо­роне про­вин­ций от внеш­ней угро­зы, или, может быть, насколь­ко эту угро­зу недо­оце­ни­ва­ли. Если в Сирии нахо­ди­лись хоть какие-то вой­ска, то Азия оста­ва­лась прак­ти­че­ски без­за­щит­ной³³. Созда­ет­ся впе­чат­ле­ние, что никто даже не думал о воз­мож­ном появ­ле­нии вра­га в ее пре­де­лах. Ее намест­ник Муна­ций Планк не смог ока­зать сопро­тив­ле­ния — у него с.148 было явно недо­ста­точ­но сил для того, чтобы эффек­тив­но вести борь­бу с непри­я­тель­ской арми­ей³⁴. Несмот­ря на это Лаби­ен встре­тил в Азии доволь­но силь­ное сопро­тив­ле­ние со сто­ро­ны мест­но­го элли­ни­зи­ро­ван­но­го насе­ле­ния, при­чем его цен­тра­ми были как горо­да, имев­шие при­ви­ле­ги­ро­ван­ный ста­тус, так и те, кото­рые тако­го ста­ту­са не име­ли³⁵. В неко­то­рой сте­пе­ни это повто­ря­ло ситу­а­цию вре­ме­ни пер­вой Мит­ри­да­то­вой вой­ны, когда пон­тий­цы тоже наткну­лись на сопро­тив­ле­ние ряда эллин­ских горо­дов³⁶. В любом слу­чае, это сопро­тив­ле­ние было подав­ле­но, и Азия ока­за­лась под кон­тро­лем Лаби­е­на и при­шед­ших с ним пар­фян­ских войск.

Воз­ни­ка­ет вопрос: как оце­ни­вать поведе­ние Лаби­е­на и каков был его ста­тус в пар­фян­ском вой­ске? А. Г. Бок­ща­нин, опи­ра­ясь на сооб­ще­ние Плу­тар­ха, утвер­жда­ет, что Ород «назна­чил его сатра­пом Месо­пота­мии, т. е. коман­дую­щим вой­ска­ми в войне с Римом»³⁷. Эта трак­тов­ка вряд ли соот­вет­ст­ву­ет дей­ст­ви­тель­но­сти — она сра­зу же вызы­ва­ет вопрос: как Лаби­ен мог быть коман­дую­щим вой­ска­ми, если с.149 при армии нахо­дил­ся Пакор, сын и сопра­ви­тель Оро­да? Что каса­ет­ся назна­че­ния Лаби­е­на сатра­пом Месо­пота­мии, то оно еще менее веро­ят­но. Фра­зу Плу­тар­ха αἰωρου­μένης δὲ Παρ­θι­κῆς στρα­τιᾶς περὶ τὴν Με­σοπο­ταμίαν, ἧς Λα­διηνὸν οἱ βα­σιλέως στρα­τηγοὶ Παρ­θι­κὸν ἀνα­γορεύσαν­τες αὐτοκ­ρά­τορα Συ­ρίας ἐπι­βα­τεύσειν ἔμελ­λον (Ant. 28. 1) С. П. Мар­киш пере­во­дит сле­дую­щим обра­зом: «пар­фян­ское вой­ско дей­ст­во­ва­ло в Месо­пота­мии, и пол­ко­вод­цы царя уже объ­яви­ли Лаби­е­на пар­фян­ским намест­ни­ком этой стра­ны и гото­ви­лись захва­тить Сирию». Одна­ко в этом слу­чае воз­ни­ка­ет ряд смыс­ло­вых труд­но­стей. Если даже не учи­ты­вать того, что сло­во αὐτοκ­ρά­τωρ не име­ет и не может иметь зна­че­ния «намест­ник»³⁸, то назна­че­ние сатра­пов в обла­сти Пар­фян­ской импе­рии оста­ва­лось все-таки пре­ро­га­ти­вой Вели­ко­го царя, а не его пол­ко­вод­цев. Таким обра­зом, Плу­тарх, веро­ят­но, сам не вполне пони­мал смысл сооб­щае­мой им инфор­ма­ции³⁹.

О целях Лаби­е­на мы ниче­го не зна­ем. Веро­ят­нее все­го, об аннек­сии пар­фя­на­ми всех заво­е­ван­ных терри­то­рий речи идти не мог­ло⁴⁰. Обра­ща­ет на себя вни­ма­ние тот факт, что рим­ский изгнан­ник полу­чил нема­лую сво­бо­ду дей­ст­вий и свою сфе­ру веде­ния бое­вых дей­ст­вий, чет­ко отгра­ни­чен­ную от той, где дей­ст­во­вал Пакор с пар­фя­на­ми⁴¹. По-види­мо­му, Сирия долж­на была остать­ся за пар­фя­на­ми, а Лаби­ен с пере­шед­ши­ми на его сто­ро­ну рим­ски­ми сол­да­та­ми сирий­ских гар­ни­зо­нов и при под­держ­ке пар­фян дол­жен был вырвать Азию из-под вла­сти три­ум­ви­ров. В чьих инте­ре­сах это долж­но было слу­чить­ся — ска­зать труд­но; во вся­ком слу­чае, вряд ли все быв­шие рес­пуб­ли­кан­цы сми­ри­лись с пора­же­ни­ем при Филип­пах. Их есте­ствен­ным лиде­ром в таком слу­чае мог ока­зать­ся Секст Пом­пей, рас­по­ла­гав­ший в то вре­мя нема­лы­ми сила­ми, и к тому же являв­ший­ся сыном чело­ве­ка, хоро­шо извест­но­го пар­фя­нам⁴².

Здесь неволь­но вспо­ми­на­ет­ся исто­ри­че­ский пре­цедент — пере­го­во­ры Сер­то­рия с Мит­ри­да­том. При всех дис­кус­си­он­ных вопро­сах, свя­зан­ных с ними, боль­шин­ство иссле­до­ва­те­лей соглас­ны в том, что зна­ме­ни­тый мятеж­ник, при­знав пра­ва Мит­ри­да­та на Вифи­нию и дру­гие спор­ные терри­то­рии, сохра­нил рим­ский кон­троль над Ази­ей, куда в нача­ле третьей вой­ны с Мит­ри­да­том всту­пил его пред­ста­ви­тель М. Марий с инсиг­ни­я­ми рим­ско­го намест­ни­ка⁴³. Подоб­но Марию, с.150 Лаби­ен был послан «аль­тер­на­тив­ны­ми» носи­те­ля­ми вла­сти для пере­го­во­ров, и, подоб­но ему, пере­жил гибель сво­их вождей, нахо­дясь на чуж­бине; в даль­ней­шем сход­ным обра­зом и Марий, и Лаби­ен участ­ву­ют во втор­же­нии вра­же­ских войск на рим­скую терри­то­рию. Одна­ко сход­ство это чисто внеш­нее — дей­ст­вия Лаби­е­на и Мария име­ли раз­лич­ные осно­ва­ния.

Преж­де все­го, если инсиг­нии Мария ука­зы­ва­ли на его рим­ский ста­тус, а Мит­ри­дат демон­стра­тив­но под­чер­ки­вал свое ува­же­ние к это­му ста­ту­су, ниче­го подоб­но­го о Лаби­ене и пар­фя­нах ска­зать невоз­мож­но. Прав­да, в нашем рас­по­ря­же­нии име­ет­ся отче­ка­нен­ная Лаби­е­ном моне­та с леген­дой Q LA­BIE­NUS PAR­THI­CUS IMP, а так­же сооб­ще­ния ряда авто­ров о при­ня­тии им этих титу­лов. Все это, как буд­то, ука­зы­ва­ет на его импе­ра­тор­скую аккла­ма­цию, т. е. исполь­зо­ва­ние им рим­ской поли­ти­че­ской тра­ди­ции. Одна­ко одно­знач­ный ответ на вопрос о том, какой смысл име­ет эта леген­да, невоз­мо­жен — она была непо­нят­на уже в древ­но­сти (или, воз­мож­но, дву­смыс­лен­ность в ней была зало­же­на созна­тель­но). Все зави­сит от того, пони­мать ли ее как «Кв. Лаби­ен Пар­фян­ский, импе­ра­тор» или как «Кв. Лаби­ен, пар­фян­ский импе­ра­тор». В послед­нем смыс­ле ее пони­ма­ли Стра­бон и Плу­тарх (или их источ­ни­ки). Так, Стра­бон пере­да­ет сло­ва рито­ра Гиб­реи, орга­ни­зо­вав­ше­го сопро­тив­ле­ние пар­фя­нам в Мила­се: «Когда Лаби­ен про­воз­гла­сил себя пар­фян­ским импе­ра­то­ром, Гиб­рея ска­зал: “И хоро­шо, а я тоже про­воз­гла­шаю себя карий­ским импе­ра­то­ром!”» (Strab. XIV. 2. 24. C 660). Что каса­ет­ся Плу­тар­ха, о сло­вах кото­ро­го уже шла речь ранее, то, если верить его рас­ска­зу, зва­ние «Пар­фян­ский импе­ра­тор» было дано Лаби­е­ну цар­ски­ми пол­ко­во­д­ца­ми еще до втор­же­ния в Сирию. С дру­гой сто­ро­ны, Дион Кас­сий отде­ля­ет титу­лы Лаби­е­на друг от дру­га; по его сло­вам, «он назы­вал себя импе­ра­то­ром, и даже — совер­шен­но вопре­ки рим­ско­му обы­чаю! — Пар­фян­ским»⁴⁴.

Интер­пре­та­ция Стра­бо­на и Плу­тар­ха была при­ня­та рядом совре­мен­ных иссле­до­ва­те­лей. Так, Ф. Мюн­цер отме­ча­ет, что Дион допус­ка­ет ана­хро­низм — про­зви­ще «Пар­фян­ский» при­об­ре­ло три­ум­фаль­ный смысл толь­ко после побед Тра­я­на, и Лаби­ен явно употреб­ля­ет его не в каче­стве ког­но­ме­на⁴⁵. Этот взгляд име­ет широ­кое рас­про­стра­не­ние в лите­ра­ту­ре⁴⁶. Раз­ви­вая его, А. Г. Бок­ща­нин, напри­мер, пишет: с.151 «…В дан­ном слу­чае этот титул зву­чал сати­ри­че­ски — “Im­pe­ra­tor Par­thi­cus”, так как был дан не рим­ля­на­ми за победу над про­тив­ни­ком, а был при­сво­ен союз­ни­ком про­тив­ни­ков рим­лян за победу над ними сами­ми»⁴⁷. Одна­ко сто­рон­ни­ки это­го взгляда не учи­ты­ва­ют, что подоб­ные ког­но­ме­ны отнюдь не все­гда были свя­за­ны с победой над вра­гом. При­ме­ром может слу­жить зна­ме­ни­тый друг Цице­ро­на, про­зван­ный Атти­ком по совер­шен­но иным при­чи­нам⁴⁸.

Таким обра­зом, веро­ят­ность того, что на моне­те сле­ду­ет читать «Кв. Лаби­ен Пар­фян­ский, импе­ра­тор», пред­став­ля­ет­ся гораздо боль­шей⁴⁹. Дей­ст­ви­тель­но, посколь­ку выпуск монет был рас­счи­тан на рим­ских сол­дат, пере­шед­ших на сто­ро­ну Лаби­е­на (или тех, кото­рых он рас­счи­ты­вал пере­ма­нить к себе), было бы стран­ным акцен­ти­ро­ва­ние вни­ма­ния на том, что теперь он уже явля­ет­ся «пар­фян­ским пол­ко­вод­цем»⁵⁰. Сле­до­ва­тель­но, если ког­но­мен «Пар­фян­ский» озна­ча­ет «друг пар­фян» или что-либо подоб­ное, оста­ет­ся объ­яс­нить титул «импе­ра­тор». Конеч­но, Лаби­е­на не мог­ли наде­лить им пар­фяне — он был чужд их поли­ти­че­ской прак­ти­ке и не пред­став­лял для них зна­че­ния. Одна­ко это мог­ли сде­лать сол­да­ты сирий­ских гар­ни­зо­нов, соста­вив­шие его армию⁵¹. Прав­да, в таком слу­чае титул был полу­чен за победу над сограж­да­на­ми, но к тому вре­ме­ни это уже пере­ста­ло кого-либо сму­щать⁵².

Итак, к бед­ст­ви­ям полы­хав­шей уже око­ло деся­ти­ле­тия граж­дан­ской вой­ны и внут­рен­не­му хао­су при­ба­ви­лось еще внеш­не­по­ли­ти­че­ская ката­стро­фа — фак­ти­че­ское воз­вра­ще­ние вла­де­ний Рима на Восто­ке к тем гра­ни­цам, кото­рые он имел там к 133 г. до н. э. Одна­ко слу­чив­ше­е­ся, как кажет­ся, име­ло и поло­жи­тель­ную сто­ро­ну: ни Анто­ния, ни его кол­лег-сопер­ни­ков по три­ум­ви­ра­ту, разу­ме­ет­ся, не устра­и­ва­ло такое раз­ви­тие собы­тий. Необ­хо­ди­мость борь­бы с пар­фя­на­ми была одним из тех фак­то­ров (разу­ме­ет­ся, не един­ст­вен­ным, и, может быть, не самым важ­ным — но все-таки весь­ма суще­ст­вен­ным!), кото­рые спо­соб­ст­во­ва­ли дости­же­нию оче­ред­но­го вре­мен­но­го ком­про­мис­са меж­ду ними.