Из предыстории младшей тирании (выступление Гермократа Сиракузского)

с.132 По-види­мо­му, есть своя логи­ка в том, что в позд­не­клас­си­че­ский пери­од имен­но в Сира­ку­зах впер­вые в чистом виде вновь воз­ро­ди­лась тира­ния, и мы долж­ны поэто­му с осо­бен­ным вни­ма­ни­ем отне­стись к тем явле­ни­ям в поли­ти­че­ской жиз­ни это­го горо­да, кото­рые послу­жи­ли про­воз­вест­ни­ка­ми это­го воз­рож­де­ния.

Послед­ний пред­ста­ви­тель стар­шей тира­нии в Сира­ку­зах, млад­ший брат зна­ме­ни­то­го Гело­на Фра­си­бул дол­жен был отка­зать­ся от вла­сти в 466/5 г. до н. э. (см. Diod., XI, 67—68), и с этих пор в Сира­ку­зах, как и в боль­шей части дру­гих гре­че­ских горо­дов, полис­ные прин­ци­пы полу­ча­ют воз­мож­ность наи­бо­лее пол­но­го выра­же­ния¹. Прав­да, на пер­вых порах Сира­куз­ской рес­пуб­ли­ке при­шлось прой­ти через поло­су тяже­лых внут­рен­них смут, порож­ден­ных рас­пря­ми меж­ду искон­ны­ми граж­да­на­ми и новы­ми, став­ши­ми тако­вы­ми мило­стью тира­нов. При этом в свя­зи с выступ­ле­ни­ем неко­е­го Тин­да­рида воз­ник­ла даже опас­ность воз­рож­де­ния тира­нии, так что после его подав­ле­ния на корот­кое вре­мя вве­ли пета­лизм — осо­бую с.133 фор­му суда, слу­жив­шую, как и афин­ский ост­ра­кизм, целям кон­тро­ля граж­дан­ско­го кол­лек­ти­ва над отдель­ной лич­но­стью (см. Aris­tot., Pol., V, 2, 11, p. 1303, a38 — b2; Diod., XI, 72—73, 76, 86—87). Одна­ко несмот­ря на это, а так­же на внеш­ние ослож­не­ния — борь­бу с этрус­ка­ми (см. Diod., XI, 88, 4—5) и сикуль­ской дер­жа­вой Дуке­тия (см. ibid., XI, 91—92; ср. 76, 3; 78, 5; 88, 6 — 90, 2), к середине V сто­ле­тия сво­бод­ные Сира­ку­зы нахо­ди­лись на высо­кой сту­пе­ни про­цве­та­ния и могу­ще­ства, может быть, лишь немно­гим менее высо­кой, чем тогда, когда они были цен­тром обшир­ной дер­жа­вы Дей­но­ме­нидов. По-види­мо­му, раз­ви­тие про­ис­хо­ди­ло здесь в том же направ­ле­нии, что и в Афи­нах и в дру­гих эко­но­ми­че­ски раз­ви­тых поли­сах: внут­ри — в сто­ро­ну все боль­шей демо­кра­ти­за­ции обще­ст­вен­ной и поли­ти­че­ской жиз­ни, а вовне — в сто­ро­ну рас­ту­щей вели­ко­дер­жав­но­сти. О послед­ней сто­роне мы более осве­дом­ле­ны, и она, в свою оче­редь, поз­во­ля­ет судить о росте ради­каль­но-демо­кра­ти­че­ских тен­ден­ций во внут­рен­ней жиз­ни. Вой­на с Афи­на­ми, при­няв­шая харак­тер насто­я­щей народ­ной осво­бо­ди­тель­ной борь­бы, и в осо­бен­но­сти победы на море, пред­опре­де­лив­шие исход этой борь­бы, решаю­щим обра­зом долж­ны были содей­ст­во­вать росту этих тен­ден­ций и их окон­ча­тель­но­му тор­же­ству. Не слу­чай­но, что сра­зу же после победы над афи­ня­на­ми, в 412 г., вождь сира­куз­ских демо­кра­тов Диокл про­вел важ­ные пре­об­ра­зо­ва­ния в государ­ст­вен­ном устрой­стве Сира­куз, при­дав ему отчет­ли­во выра­жен­ный ради­каль­ный харак­тер (см. Aris­tot., Pol, V, 3, 6, p. 1304, a 27—29; Diod., XIII, 33, 2—3; 34, 6 — 35, 5)². Одна­ко след­ст­ви­ем этих пре­об­ра­зо­ва­ний было, есте­ствен­но, обост­ре­ние соци­аль­ных отно­ше­ний, рост про­ти­во­ре­чий меж­ду ради­каль­ны­ми и кон­сер­ва­тив­ны­ми груп­пи­ров­ка­ми, что долж­но было отри­ца­тель­но ска­зать­ся на полис­ном един­стве. Вме­сте с тем вой­на, поощ­рив про­фес­сио­на­ли­за­цию армии и уси­лив зна­че­ние отбор­ных, кад­ро­вых отрядов (об исполь­зо­ва­нии этих отрядов во вре­мя 2-й вой­ны с афи­ня­на­ми см. Thuc., VI, 96, 3; 3—4; VII, 43, 4—5; Diod., XIII, 11, 4), повы­сив роль вое­на­чаль­ни­ков и вызвав к жиз­ни прак­ти­ку чрез­вы­чай­ных назна­че­ний (осе­нью 415 г. вме­сто 15 стра­те­гов были назна­че­ны 3 стра­те­га-авто­кра­то­ра, см. Thuc., VI, 72—73; Diod., XIII, 4, 1; затем вме­сто них — сно­ва 3 стра­те­га-[авто­кра­то­ра?], см. Thuc., VI, 103, 4), долж­на была содей­ст­во­вать раз­ви­тию и дру­гих опас­ных для поли­са тен­ден­ций. с.134 В Сира­ку­зах, так же как в Афи­нах и в Спар­те, вой­на спо­соб­ст­во­ва­ла лич­но­му воз­вы­ше­нию про­фес­сио­наль­но­го пол­ко­во­д­ца — Гер­мо­кра­та, сына Гер­мо­на. Подоб­но Алки­ви­а­ду и Лисанд­ру, он тоже не избе­жал кон­флик­та со сво­ей общи­ной, но в отли­чие от них он в кон­це кон­цов решил­ся на откры­тое воору­жен­ное выступ­ле­ние про­тив сво­его государ­ства, вслед­ст­вие чего его, более чем кого-либо дру­го­го, долж­но отне­сти к чис­лу пред­теч млад­шей тира­нии³.

Гер­мо­крат, несо­мнен­но, про­ис­хо­дил из знат­но­го и бога­то­го рода. Поми­мо пря­мо­го свиде­тель­ства Тимея (см. F. Jaco­by, FgrHist., IIIB, 566, F. 102), на это ука­зы­ва­ет целый ряд фак­тов его био­гра­фии. Так, он, долж­но быть, полу­чил хоро­шее спе­ци­аль­ное обра­зо­ва­ние, как об этом мож­но заклю­чить на осно­ва­нии его репу­та­ции — весь­ма высо­кой — ора­то­ра и вое­на­чаль­ни­ка (см. Thuc., VI, 72, 2; Xen., Hell., I, 1, 30 сл.; ср. Plat., Tim., p. 20a), а так­же из того, что он даже дру­гих брал­ся обу­чать ора­тор­ско­му и воен­но­му искус­ству (см. Xen., Hell., I, 1, 30). Он дол­жен был так­же обла­дать досу­гом и состо­я­ни­ем, что было необ­хо­ди­мой пред­по­сыл­кой для про­фес­сио­наль­ных заня­тий поли­ти­кой. Нако­нец, в его поли­ти­че­ской дея­тель­но­сти крас­ной нитью про­хо­дит враж­деб­ное отно­ше­ние к дема­го­гам, к их пря­мо­ли­ней­но-ради­каль­ной поли­ти­ке (столк­но­ве­ния Гер­мо­кра­та с дема­го­га­ми: в 415 г. — с Афи­на­го­ром, см. Thuc., VI, 32, 3 и слл.; в 413 г. — с Дио­к­лом, см. Diod., XIII, 19, 4 и слл. [по Плу­тар­ху — с Эври­к­лом, см. Plut., Nic., 28]), из чего, впро­чем, мы долж­ны уже сде­лать вывод не толь­ко о про­ис­хож­де­нии, но и о поли­ти­че­ской ори­ен­та­ции Гер­мо­кра­та: он явно с.135 при­над­ле­жал к оли­гар­хи­че­ски настро­ен­ным кру­гам сира­куз­ско­го граж­дан­ства⁴.

Гер­мо­крат был вли­я­тель­ным поли­ти­ком уже к середине 20-х годов V в. Весь пер­вый пери­од его поли­ти­че­ской дея­тель­но­сти (до отъ­езда в Гре­цию в 412 г.) отме­чен после­до­ва­тель­ной, стой­кой борь­бой про­тив импе­ри­а­лист­ских пополз­но­ве­ний Афин в Сици­лии. В 424 г. он был одним из участ­ни­ков кон­грес­са сици­лий­ских гре­ков в Геле, и его выступ­ле­ние силь­но спо­соб­ст­во­ва­ло при­ня­тию участ­ни­ка­ми кон­грес­са реше­ния пре­кра­тить меж­до­усоб­ные рас­при, что заста­ви­ло афин­скую эскад­ру уда­лить­ся из Сици­лии (см. Thuc., IV, 58 слл.). В 415 г., когда ста­ло извест­но о дви­же­нии афи­нян в сто­ро­ну Сици­лии, он высту­пил с при­зы­вом к орга­ни­за­ции энер­гич­но­го отпо­ра и, оче­вид­но, уже тогда пред­ло­жил ряд мер, направ­лен­ных к огра­ни­че­нию «свое­во­лия» масс и к уста­нов­ле­нию после­до­ва­тель­ной воен­ной цен­тра­ли­за­ции, чем, по-види­мо­му, и навлек на себя подо­зре­ние в стрем­ле­нии к оли­гар­хи­че­ско­му пере­во­роту (см. ibid., VI, 32, 3 и слл.; ср. 72). Тем не менее осе­нью 415 г., когда угро­за вра­же­ской бло­ка­ды ста­ла оче­вид­ной, общи­на при­слу­ша­лась к сове­там Гер­мо­кра­та и, сле­дуя его реко­мен­да­ци­ям, пошла на учреж­де­ние чрез­вы­чай­ной воен­ной вла­сти — трех стра­те­гов-авто­кра­то­ров, одним из кото­рых стал сам Гер­мо­крат (см. Thuc., VI, 72—73; 96, 3; Diod., XIII, 4, 1; Plut., Nic., 16). Гер­мо­крат и его кол­ле­ги раз­вер­ну­ли энер­гич­ную под­готов­ку к новой борь­бе, как дипло­ма­ти­че­скую (посоль­ства в Гре­цию и в сици­лий­ские горо­да — Thuc., VI, 73, 2; 75, 3 и слл.; 88, 7 и слл.; Diod., XIII, 4, 1 сл.; 7, 1 сл.), так и воен­ную (соору­же­ние укреп­ле­ний, созда­ние отряда из 600 отбор­ных вои­нов — Thuc., VI, 75, 1; 96). Одна­ко в сле­дую­щую кам­па­нию (414 г.) новые стра­те­ги не суме­ли поме­шать афи­ня­нам выса­дить­ся, захва­тить Эпи­по­лы и начать бло­ка­ду горо­да и пото­му были отре­ше­ны от долж­но­сти (см. Thuc., VI, 103, 4). Это сме­ще­ние не поло­жи­ло конец воен­ной и поли­ти­че­ской карье­ре Гер­мо­кра­та; в кон­це кон­цов, в неуда­чах пер­вой поло­ви­ны кам­па­нии 414 г. он был пови­нен менее все­го. Поэто­му, хотя в после­дую­щем ему, по-види­мо­му, и не уда­ва­лось добить­ся вновь столь высо­ко­го назна­че­ния, как осе­нью 415 г., все же он про­дол­жал актив­но участ­во­вать в раз­ра­бот­ке пла­нов и ока­зы­вал суще­ст­вен­ное вли­я­ние на руко­вод­ство вой­ной. Вес­ной 413 г. он вме­сте с Гилип­пом убеж­да­ет сира­ку­зян обра­тить­ся к с.136 актив­ным дей­ст­ви­ям на море (см. ibid., VII, 21, 3 слл.). Несколь­ко поз­же, коман­дуя отрядом из 600 отбор­ных вои­нов, он отли­чил­ся при защи­те Эпи­пол (см. Diod., XIII, 11, 4; ср., впро­чем, Thuc., VII, 43, 4—5). Нако­нец пред­при­ня­тая им воен­ная хит­рость задер­жа­ла окон­ча­тель­ное отступ­ле­ние афи­нян и тем силь­но содей­ст­во­ва­ла их пора­же­нию и победе сира­ку­зян (см. Thuc., VII, 73; Diod., XIII, 18, 3—5; Plut., Nic., 261; Po­lyaen., I, 43, 2).

Вско­ре после раз­гро­ма афи­нян в Сици­лии сира­ку­зяне по насто­я­нию Гер­мо­кра­та отпра­ви­ли в Гре­цию на помощь пело­пон­нес­ским союз­ни­кам силь­ную эскад­ру с тем, чтобы содей­ст­во­вать окон­ча­тель­но­му пора­же­нию афи­нян; коман­до­вать эскад­рой было пору­че­но само­му Гер­мо­кра­ту (см. Thuc., VIII, 26, 1; Diod., XIII, 34, 4). Гер­мо­крат, по-види­мо­му, сам доби­вал­ся это­го назна­че­ния — не толь­ко пото­му, что это дава­ло ему воз­мож­ность про­дол­жать борь­бу с афи­ня­на­ми, но и пото­му, что на родине, в Сира­ку­зах, ввиду уси­ле­ния ради­каль­но-демо­кра­ти­че­ской груп­пи­ров­ки во гла­ве с Дио­к­лом теперь сло­жи­лись небла­го­при­ят­ные усло­вия для поли­ти­че­ской дея­тель­но­сти таких людей, как он (ср. неудач­ное для Гер­мо­кра­та столк­но­ве­ние с дема­го­га­ми по вопро­су о том, как надо посту­пить с афин­ски­ми плен­ны­ми, — Diod., XIII, 19, 4 и слл.; Plut., Nic., 28). С этих пор начи­на­ет­ся новый пери­од в воен­но-поли­ти­че­ской дея­тель­но­сти Гер­мо­кра­та. Под его руко­вод­ст­вом сира­куз­ский флот при­ни­ма­ет дея­тель­ное уча­стие в мор­ской войне у бере­гов М. Азии и в про­ли­вах — при дебло­ка­де пело­пон­нес­ца­ми Миле­та и взя­тии Иаса в 412 г. (см. Thuc., VIII, 26, 1; 28, 2), в бит­вах при Кинос­се­ме и при Абидо­се в 411 г. (см. ibid., VIII, 104, 3; 105, 2 и 3; 106, 3; Diod., XIII, 39, 4 и 40, 5; 45, 7) вплоть до несчаст­но­го сра­же­ния при Кизи­ке в 410 г. (см. Xen., Hell., I, 1, 18). Воз­глав­ляя круп­ное воин­ское соеди­не­ние, Гер­мо­крат авто­ри­тет­но вме­ши­вал­ся в руко­вод­ство вой­ною, меж­ду про­чим реши­тель­но про­ти­вясь попыт­кам Тис­са­фер­на сокра­тить суб­сидии союз­но­му флоту и раз­об­ла­чая его двой­ную игру и шаш­ни с Алки­ви­а­дом (см. Thuc., VIII, 29, 2; 45, 3; 85, 2—4; Xen., Hell., I, 1, 31). Нахо­дясь в тече­ние дол­го­го вре­ме­ни вда­ли от роди­ны, ведя вой­ну часто на свой страх и риск, Гер­мо­крат посте­пен­но пре­вра­щал­ся в неза­ви­си­мую поли­ти­че­скую фигу­ру подоб­но тому, как это было с Алки­ви­а­дом и Лисанд­ром⁵. Весь­ма воз­мож­но, что и это тоже, а не одно толь­ко с.137 пора­же­ние и поте­ря кораб­лей под Кизи­ком, как счи­та­ет Ю. Белох⁶, было при­чи­ной сме­ще­ния и изгна­ния Гер­мо­кра­та вме­сте с его това­ри­ща­ми по долж­но­сти (см. Thuc., VIII, 85, 3; Xen., Hell., I, 1, 27 слл.; Diod., XIII, 63, 1).

К это­му вре­ме­ни авто­ри­тет Гер­мо­кра­та в вой­ске, осо­бен­но сре­ди офи­це­ров-три­е­рар­хов и корм­чих, сто­ял столь высо­ко, что вои­ны, по свиде­тель­ству Ксе­но­фон­та, при полу­че­нии изве­стия о реше­нии народ­но­го собра­ния в Сира­ку­зах едва не взбун­то­ва­лись: они не поже­ла­ли (как, оче­вид­но, того тре­бо­ва­ла инструк­ция) выбрать вре­мен­ных коман­ди­ров на место сме­щен­ных стра­те­гов и насто­я­ли на том, чтобы эти послед­ние вме­сте с Гер­мо­кра­том про­дол­жа­ли выпол­нять свои обя­зан­но­сти вплоть до при­бы­тия вновь назна­чен­ных стра­те­гов. А когда насту­пил момент рас­ста­ва­ния, «боль­шин­ство началь­ни­ков три­ер покля­лось, что они, вер­нув­шись на роди­ну, добьют­ся отме­ны декре­та об изгна­нии» (Xen., Hell., I, 1, 29, пер. С. Я. Лурье). Ксе­но­фонт с обыч­ным сво­им вни­ма­ни­ем ко все­му, что харак­те­ри­зу­ет лич­ность пол­ко­во­д­ца-вла­сти­те­ля, рас­ска­зы­ва­ет любо­пыт­ные подроб­но­сти с тем, чтобы яснее пока­зать и объ­яс­нить попу­ляр­ность Гер­мо­кра­та сре­ди вои­нов: «Осо­бо обра­ща­ясь к Гер­мо­кра­ту, они (три­е­рар­хи. — Э. Ф.) сожа­ле­ли о раз­лу­ке с ним, отли­чав­шим­ся такой забот­ли­во­стью, вели­ко­ду­ши­ем и общи­тель­но­стью; так, напри­мер, он два раза в день — рано утром и с наступ­ле­ни­ем вече­ра — соби­рал в свою палат­ку тех из началь­ни­ков три­ер, корм­чих и мор­ских вои­нов, кото­рых счи­тал наи­бо­лее под­хо­дя­щи­ми, и сооб­щал им содер­жа­ние сво­их буду­щих речей и что он наме­рен совер­шать; он зани­мал­ся так­же их воен­ным обра­зо­ва­ни­ем, застав­ляя их выска­зы­вать свои мне­ния как экс­пром­том, так и по здра­вом раз­мыш­ле­нии. Поэто­му-то Гер­мо­крат поль­зо­вал­ся боль­шим успе­хом на собра­ни­ях, имея репу­та­цию наи­луч­ше­го ора­то­ра и так­ти­ка» (ibid., I, 1, 30 сл., пер. С. Я. Лурье с неко­то­ры­ми наши­ми изме­не­ни­я­ми). Весь­ма воз­мож­но, что побуж­да­ли к это­му Гер­мо­кра­та не толь­ко заботы о рито­ри­че­ском и воен­ном обра­зо­ва­нии сво­их под­чи­нен­ных, но и стрем­ле­ние укре­пить свою лич­ную связь с вой­ском, в первую оче­редь с наи­бо­лее под­хо­дя­щи­ми, с его точ­ки зре­ния, офи­це­ра­ми и сол­да­та­ми. Кста­ти заме­тим, что у Ксе­но­фон­та в сло­ве οἱ ἐπι­εικέσ­τα­τοι, кото­рое мы осто­рож­но пере­ве­ли выра­же­ни­ем «наи­бо­лее под­хо­дя­щие», может заклю­чать­ся не про­сто оцен­ка интел­лек­ту­аль­ных спо­соб­но­стей, как с.138 имен­но обыч­но и пони­ма­ют (ср. пере­во­ды: С. Я. Лурье — «наи­бо­лее даро­ви­тые», Ж. Хат­ц­фель­да — «les plus ca­pab­les»), но и оцен­ка мораль­но-поли­ти­че­ских качеств, т. е. под эти­ми «наи­бо­лее под­хо­дя­щи­ми» могут иметь­ся в виду люди, близ­кие Гер­мо­кра­ту по сво­им сим­па­ти­ям и инте­ре­сам, такие имен­но, в кото­рых он мог видеть сво­их дей­ст­ви­тель­ных или воз­мож­ных еди­но­мыш­лен­ни­ков, свою опо­ру в вой­ске⁷. Что он работал над созда­ни­ем такой опо­ры, это, во вся­ком слу­чае, не вызы­ва­ет сомне­ний.

Но если Гер­мо­крат был имен­но таким пол­ко­вод­цем, со склон­но­стью к упро­че­нию сво­его авто­ри­тет­но­го поло­же­ния, поче­му же тогда он не стал апел­ли­ро­вать к вой­ску и сдал все-таки коман­до­ва­ние вновь при­быв­шим стра­те­гам? На этот вопрос мы не можем отве­тить с уве­рен­но­стью. Воз­мож­но, он еще сам коле­бал­ся при­нять окон­ча­тель­ное реше­ние, а может быть про­сто не был уве­рен в том, что за ним после­ду­ет все вой­ско, ибо зна­чи­тель­ная часть флот­ских эки­па­жей долж­на была быть и соци­аль­но и поли­ти­че­ски свя­за­на с той самой демо­кра­ти­ей, кото­рая теперь поры­ва­ла с ним⁸. Ско­рее все­го — это послед­нее, ибо, сдав коман­ду, Гер­мо­крат немед­лен­но начал гото­вить­ся к насиль­ст­вен­но­му воз­вра­ще­нию на роди­ну, из чего, по-види­мо­му, сле­ду­ет, что у это­го често­лю­би­во­го и энер­гич­но­го пол­ко­во­д­ца с само­го нача­ла яви­лась мысль не сми­рять­ся на этот раз и силой отсто­ять свое пра­во на поли­ти­че­ское пер­вен­ство. При этом воз­мож­но, что какие-то под­гото­ви­тель­ные шаги были им пред­при­ня­ты еще до окон­ча­тель­ной сда­чи коман­до­ва­ния, в те пол­го­да, что отде­ля­ют полу­че­ние изве­стия о сме­ще­нии (зима 410/9 г.) от при­бы­тия новых стра­те­гов (лето 409 г.)⁹.

Так или ина­че летом 409 г., оче­вид­но сра­зу же после пере­да­чи вой­ска новым коман­ди­рам, Гер­мо­крат явил­ся к пер­сид­ско­му сатра­пу Фар­на­ба­зу, с кото­рым его уже рань­ше, по-види­мо­му, свя­зы­ва­ла общая враж­да к Тис­са­фер­ну, и без труда (у Ксе­но­фон­та — «преж­де чем попро­сил [πρὶν αἰτῆ­σαι]») с.139 полу­чил от него день­ги, на кото­рые «стал гото­вить наем­ни­ков и три­е­ры для воз­вра­ще­ния в Сира­ку­зы» (Xen., Hell., I, 1, 31, пер. С. Я. Лурье; ср. Diod., XIII, 63, 2). Из лояль­но­го пол­ко­во­д­ца Гер­мо­крат, таким обра­зом, пре­вра­тил­ся в кон­до­тье­ра-аван­тю­ри­ста, и этот кон­до­тьер гото­вил­ся теперь к воору­жен­но­му втор­же­нию на свою роди­ну. Впро­чем, кро­ме чуже­зем­ных денег и наем­ни­ков, Гер­мо­крат опре­де­лен­но рас­счи­ты­вал на помощь сво­их сто­рон­ни­ков в самих Сира­ку­зах, и преж­де все­го тех воен­ных, кото­рые, по свиде­тель­ству Ксе­но­фон­та, столь пыл­ко выра­зи­ли ему свою солидар­ность при рас­ста­ва­нии в Миле­те; ведь еще тем же летом сира­куз­ская эскад­ра была ото­зва­на на роди­ну (см. Diod., XIII, 61, 1; Jus­tin., V, 4, 5). Что у Гер­мо­кра­та в Сира­ку­зах име­лась груп­па лич­ных при­вер­жен­цев-«дру­зей» (φί­λοι), это пря­мо под­твер­жда­ет­ся свиде­тель­ства­ми Дио­до­ра в рас­ска­зе о после­дую­щих попыт­ках Гер­мо­кра­та про­ло­жить себе путь к воз­вра­ще­нию (см. Diod., XIII, 63, 3; 75, 6 слл.). При этом к чис­лу близ­ких дру­зей Гер­мо­кра­та в Сира­ку­зах мог­ли отно­сить­ся не толь­ко моло­дые и незнат­ные често­люб­цы, вро­де Дио­ни­сия, меч­тав­шие воз­вы­сить­ся, дер­жась за полу пла­ща Гер­мо­кра­та, но и отдель­ные вли­я­тель­ные граж­дане, такие, напри­мер, как Гип­па­рин и Филист, кото­рые позд­нее под­дер­жа­ли Дио­ни­сия и мог­ли, ста­ло быть, с сочув­ст­ви­ем отне­стись и к пред­при­я­тию Гер­мо­кра­та¹⁰, в про­ти­во­по­лож­ность осталь­ной части полис­ной эли­ты, кото­рая в прин­ци­пе отнес­лась враж­деб­но и к выступ­ле­нию Гер­мо­кра­та, и к выступ­ле­нию Дио­ни­сия.

С полу­чен­ны­ми от Фар­на­ба­за день­га­ми Гер­мо­крат явил­ся в Пело­пон­нес и здесь, в Мес­се­нии, постро­ил 5 три­ер и навер­бо­вал 1000 наем­ни­ков (см. Diod., XIII, 63, 2, где место стро­и­тель­ства кораб­лей — Мес­се­ния — спу­та­но с местом высад­ки в Сици­лии — Мес­са­ной). С эти­ми сила­ми он, по-види­мо­му, помог спар­тан­цам при взя­тии обрат­но Пило­са зимой 409/8 г. (см. Diod., XIII, 64, 5, с чте­ни­ем П. Вес­се­лин­га; ср. Xen., Hell., I, 2, 18). Вес­ной 408 г. мы заста­ем Гер­мо­кра­та и бра­та его Прок­се­на при­мкнув­ши­ми к лакеде­мон­ско­му посоль­ству, кото­рое направ­ля­лось к пер­сид­ско­му царю (см. Xen., Hell., I, 3, 13). Воз­мож­но, впро­чем, что цель само­го Гер­мо­кра­та была не столь дале­кой и что он отпра­вил­ся сно­ва в М. Азию про­сто для того, чтобы еще раз повидать сво­его покро­ви­те­ля Фар­на­ба­за. Нако­нец летом 408 г. при­готов­ле­ния к воз­вра­ще­нию с.140 были закон­че­ны, и Гер­мо­крат во гла­ве сво­его неболь­шо­го отряда отплыл в Сици­лию (см. Diod., XIII, 63, 1 слл.).

В Сици­лии Гер­мо­крат застал тре­вож­ную ситу­а­цию. В 409 г. вспых­ну­ла новая вой­на с Кар­фа­ге­ном, кото­рая вско­ре при­ня­ла опас­ный для гре­ков обо­рот. Уже в пер­вый год вой­ны кар­фа­ге­няне взя­ли штур­мом Сели­нунт и Гиме­ру, и теперь угро­за навис­ла над Акра­ган­том и осталь­ной частью Сици­лии (см. Diod., XIII, 43—44, 54 слл.; [Xen.], Hell., I, 1, 37). Как мы увидим даль­ше, эта ситу­а­ция ока­за­лась силь­но на руку Гер­мо­кра­ту. Выса­див­шись в Сици­лии, в Мес­сане (см. Diod., XIII, 63, 2, с уче­том при­веден­но­го выше разъ­яс­не­ния), Гер­мо­крат при­со­еди­нил к сво­е­му отряду око­ло 1000 гиме­рян, чей город неза­дол­го до это­го был взят и раз­ру­шен кар­фа­ге­ня­на­ми, и, пола­га­ясь на под­держ­ку дру­зей, к тому вре­ме­ни акти­ви­зи­ро­вав­ших свои уси­лия в Сира­ку­зах, сде­лал попыт­ку, оче­вид­но силой, про­ло­жить себе доро­гу на роди­ну. Одна­ко эта попыт­ка про­ва­ли­лась, оче­вид­но вслед­ст­вие про­ти­во­дей­ст­вия со сто­ро­ны пра­вя­щей ради­каль­но-демо­кра­ти­че­ской груп­пи­ров­ки во гла­ве с Дио­к­лом (см. ibid., XIII, 63, 3; о про­ти­во­дей­ст­вии про­тив­ни­ков Гер­мо­кра­та ср. 63, 1 и 6; 75, 4 сл.). Тогда он пере­сек весь ост­ров с восто­ка на запад, занял и укре­пил часть лежав­ше­го в раз­ва­ли­нах Сели­нун­та (он был взят кар­фа­ге­ня­на­ми еще до Гиме­ры) и стал созы­вать ото­всюду уцелев­ших сели­нун­тян и дру­гих гре­ков, постра­дав­ших от кар­фа­ген­ско­го втор­же­ния. Вско­ре у него было до 6000 отбор­ных вои­нов, и с ними он на свой страх и риск повел борь­бу с кар­фа­ге­ня­на­ми, опу­сто­шая искон­ные вла­де­ния фини­кий­цев в запад­ной части ост­ро­ва (см. ibid., XIII, 63, 3 слл.). Имя Гер­мо­кра­та ста­ло теперь сим­во­лом все­об­щей осво­бо­ди­тель­ной борь­бы, вслед­ст­вие чего рез­ко воз­рос­ла его попу­ляр­ность и в его род­ном горо­де Сира­ку­зах, где настро­е­ние обще­ства все боль­ше изме­ня­лось в поль­зу Гер­мо­кра­та и где народ (δῆ­μος) на собра­ни­ях все с боль­шим сочув­ст­ви­ем при­слу­ши­вал­ся к уча­стив­шим­ся теперь выступ­ле­ни­ям с при­зы­вом вер­нуть про­слав­лен­но­го пол­ко­во­д­ца из изгна­ния (см. ibid., XIII, 63, 5 сл.). Гото­вясь пред­при­нять новую попыт­ку к воз­вра­ще­нию, Гер­мо­крат из Сели­нун­та пере­шел в Гиме­ру. Здесь он собрал остан­ки пав­ших в 409 г. в бит­ве с кар­фа­ге­ня­на­ми сооте­че­ст­вен­ни­ков и с пыш­ной про­цес­си­ей в сопро­вож­де­нии вер­ных людей отпра­вил их для захо­ро­не­ния на роди­ну, а сам, под­черк­ну­то демон­стри­руя свое ува­же­ние к зако­ну, остал­ся на гра­ни­це и стал выжидать резуль­та­тов зате­ян­ной акции (см. ibid., XIII, 75, 2 слл.). Все это дела­лось в пику Дио­клу, кото­рый в 409 г. коман­до­вал с.141 сира­куз­ским отрядом, послан­ным на помощь гиме­ря­нам, и дол­жен был отсту­пить, оста­вив тела пав­ших без погре­бе­ния (ср. ibid., XIII, 59, 9 — 61, 6).

В Сира­ку­зах теперь раз­ра­зил­ся поли­ти­че­ский кри­зис: Диокл, пони­мая про­па­ган­дист­ский харак­тер пред­при­ня­то­го Гер­мо­кра­том шага, со свой­ст­вен­ной ему пря­мо­ли­ней­но­стью вос­про­ти­вил­ся погре­бе­нию при­слан­ных остан­ков и этим оттолк­нул от себя народ­ную мас­су, кото­рая теперь, несо­мнен­но по под­стре­ка­тель­ству дру­зей Гер­мо­кра­та, при­ня­ла реше­ние не толь­ко о тор­же­ст­вен­ном погре­бе­нии пав­ших вои­нов, но и об изгна­нии Диок­ла. Одна­ко и после это­го дру­зьям Гер­мо­кра­та не уда­лось про­ве­сти реше­ние о воз­вра­ще­нии его из изгна­ния. Сира­ку­зяне, пишет Дио­дор, «отно­си­лись с подо­зре­ни­ем к дерз­кой отва­ге это­го мужа, опа­са­ясь, как бы он не добил­ся руко­во­дя­ще­го поло­же­ния и не объ­явил себя тира­ном» (Diod., XIII, 75, 5). Посколь­ку, соглас­но Дио­до­ру, народ­ная мас­са скло­ня­лась на сто­ро­ну Гер­мо­кра­та, а с дру­гой сто­ро­ны нам извест­но, что в даль­ней­шем, при Дио­ни­сии, наи­бо­лее упор­ное сопро­тив­ле­ние тира­нии ока­за­ли ари­сто­кра­ты-всад­ни­ки, мож­но пред­по­ло­жить, что и тогда уже опа­се­ни­я­ми были охва­че­ны в осо­бен­но­сти эти ари­сто­кра­ти­че­ские слои и имен­но они ока­за­ли решаю­щее про­ти­во­дей­ст­вие пла­нам Гер­мо­кра­та. Сде­лать это им было тем лег­че, что после устра­не­ния Диок­ла боль­шим вли­я­ни­ем в государ­стве ста­ла поль­зо­вать­ся уме­рен­ная, близ­кая оли­гар­хии груп­пи­ров­ка во гла­ве с Даф­нэем (ср. Aris­tot., Pol., V, 4, 5, p. 1305, a26—28; Diod., XIII, 86, 4 и слл.; 96, 3; Po­lyaen., V, 7)¹¹.

Так или ина­че, но и эта попыт­ка Гер­мо­кра­та сорва­лась. Он воз­вра­тил­ся в Сели­нунт, но через неко­то­рое вре­мя, оче­вид­но уже в нача­ле 407 г., согла­со­вав свои дей­ст­вия с дру­зья­ми в Сира­ку­зах, в тре­тий раз сде­лал попыт­ку про­ло­жить себе доро­гу на роди­ну (см. Diod., XIII, 75, 6 слл.). С трех­ты­сяч­ным отрядом он высту­пил из Сели­нун­та, про­шел через область Гелы и ночью явил­ся под Сира­ку­зы, в услов­лен­ное место, к воротам, веду­щим в север­ную часть тогдаш­не­го горо­да — Ахра­ди­ну. Его сто­рон­ни­ки к это­му вре­ме­ни заня­ли отдель­ные пунк­ты (τοὺς τό­πους), оче­вид­но в этой же части горо­да. Во вре­мя ноч­но­го мар­ша бо́льшая часть вой­ска отста­ла от Гер­мо­кра­та, и он теперь решил обо­ждать их. Это дало воз­мож­ность рес­пуб­ли­кан­ско­му пра­ви­тель­ству орга­ни­зо­вать отпор. Граж­дане с.142 с ору­жи­ем в руках яви­лись на город­скую пло­щадь и оттуда ата­ко­ва­ли Гер­мо­кра­та и его дру­зей. В улич­ной схват­ке сам Гер­мо­крат пал, боль­шин­ство его сто­рон­ни­ков было пере­би­то, а остав­ши­е­ся в живых были пре­да­ны суду и при­го­во­ре­ны к изгна­нию. Впро­чем, неко­то­рые из тяже­ло­ра­не­ных были объ­яв­ле­ны сво­ею род­нею мерт­вы­ми, и это спас­ло их от немед­лен­но­го суда и изгна­ния. Одним из таких спа­сен­ных был 23-лет­ний Дио­ни­сий, буду­щий сира­куз­ский тиран.

Попыт­ка государ­ст­вен­но­го пере­во­рота, пред­при­ня­тая Гер­мо­кра­том, окон­чи­лась неуда­чей, одна­ко этот эпи­зод пока­зал, сколь близ­ка и реаль­на была угро­за воз­рож­де­ния тира­нии в Сира­ку­зах, в горо­де бога­том и про­цве­таю­щем, с раз­ви­ты­ми уже полис­ны­ми и демо­кра­ти­че­ски­ми тра­ди­ци­я­ми, где народ, гор­дый недав­нею победою над афи­ня­на­ми, толь­ко что, каза­лось бы, окон­ча­тель­но утвер­дил свой суве­ре­ни­тет. Навис­шая угро­за кар­фа­ген­ско­го наше­ст­вия поста­ви­ла под вопрос проч­ность сло­жив­шей­ся поли­ти­че­ской систе­мы, а выступ­ле­ние Гер­мо­кра­та пока­за­ло, что и в Сира­ку­зах не было недо­стат­ка в людях, гото­вых вос­поль­зо­вать­ся тре­вож­ной ситу­а­ци­ей и из често­лю­би­вых сооб­ра­же­ний пой­ти на свер­же­ние закон­но­го рес­пуб­ли­кан­ско­го пра­ви­тель­ства. В этой свя­зи под­черк­нем, что нам не пред­став­ля­ют­ся удач­ны­ми попыт­ки частич­ной реа­би­ли­та­ции Гер­мо­кра­та, кото­рые мы встре­ча­ем у ряда совре­мен­ных иссле­до­ва­те­лей. Утвер­жда­ют¹², что Гер­мо­крат почти до само­го кон­ца оста­вал­ся лоя­лен перед сво­им государ­ст­вом и на послед­ний отча­ян­ный шаг решил­ся не из често­лю­бия, а из пат­рио­тиз­ма, дви­жи­мый тре­во­гою за судь­бу сво­его оте­че­ства, остав­ше­го­ся нака­нуне решаю­щих схва­ток с кар­фа­ге­ня­на­ми на попе­че­нии неспо­соб­но­го пра­ви­тель­ства. Одна­ко, как мы виде­ли, сми­ре­ние Гер­мо­кра­та перед реше­ни­ем сира­куз­ско­го народ­но­го собра­ния зимой 410/9 г. было ско­рее все­го внеш­ним, вынуж­ден­ным; он рано стал гото­вить­ся к насиль­ст­вен­но­му воз­вра­ще­нию на роди­ну, и его извест­ный пат­рио­тизм не исклю­чал, как это при­зна­ют и его апо­ло­ге­ты, его конеч­ной поли­ти­че­ской мета­мор­фо­зы: в 408/7 г. этот ари­сто­крат готов был стать тира­ном.

Инте­рес­на ком­би­на­ция сил и средств, кото­ры­ми рас­по­ла­гал Гер­мо­крат при осу­щест­вле­нии сво­ей попыт­ки государ­ст­вен­но­го пере­во­рота. Отправ­ной точ­кой слу­жи­ла помощь со сто­ро­ны чуже­зем­но­го вла­сти­те­ля, непо­сред­ст­вен­ным оруди­ем — наем­ные вой­ска, а скры­той опо­рой — груп­па лич­ных с.143 при­вер­жен­цев на родине. Сла­бость оппо­зи­ции, — про­ти­во­дей­ст­вие Гер­мо­кра­ту со сто­ро­ны сира­куз­ско­го обще­ства было вплоть до послед­не­го момен­та дале­ко не еди­но­душ­ным, — повы­ша­ла шан­сы это­го често­люб­ца на успех. При этом с точ­ки зре­ния мето­дов борь­бы за власть поучи­тель­на экс­плуа­та­ция Гер­мо­кра­том попу­ляр­ной народ­ной идеи, пат­рио­ти­че­ско­го лозун­га борь­бы с кар­фа­ге­ня­на­ми. Вме­сте с тем опыт Гер­мо­кра­та пока­зал, что ука­зан­ных выше сил было еще недо­ста­точ­но для успе­ха и что этот недо­ста­ток не мог­ла ком­пен­си­ро­вать даже лов­кая экс­плуа­та­ция пат­рио­ти­че­ских настро­е­ний. Необ­хо­ди­мо было обес­пе­чить сотруд­ни­че­ство более широ­ких народ­ных масс, и здесь важ­но было допол­нить «нацио­наль­ную» дема­го­гию дема­го­ги­ей соци­аль­ной. Этот «недо­ста­ток» был исправ­лен Дио­ни­си­ем Стар­шим.