Сулла и Цезарь: противостояние*

с.114 Каза­лось бы, исто­рия отно­ше­ний двух зна­ме­ни­тей­ших рим­лян изу­че­на до послед­них мело­чей, выяс­не­но всё, что мож­но было выяс­нить, а по осталь­ным вопро­сам выска­за­но мно­же­ство пред­по­ло­же­ний, и желаю­щие могут выбрать любое на свой вкус. Одна­ко, как пред­став­ля­ет­ся, дан­ные источ­ни­ков поз­во­ля­ют суще­ст­вен­но скоррек­ти­ро­вать кар­ти­ну собы­тий по срав­не­нию с той, что гос­под­ст­ву­ет в исто­рио­гра­фии.

Преж­де чем перей­ти к рас­смот­ре­нию темы, для удоб­ства чита­те­ля при­ведём рас­ска­зы тех антич­ных авто­ров, в кото­рых изло­жен инте­ре­су­ю­щий нас сюжет и на кото­рых, соот­вет­ст­вен­но, стро­ят­ся суж­де­ния исто­ри­ков. Наи­бо­лее ран­ним из нуж­ных нам явля­ет­ся текст Вел­лея Патер­ку­ла: Цезарь «нахо­дил­ся в близ­ком кров­ном род­стве с Г. Мари­ем и одно­вре­мен­но был зятем Цин­ны, ника­кой страх не вынудил его разой­тись с его доче­рью, тогда как кон­су­ляр М. Пизон, чтобы уго­дить Сул­ле, раз­вёл­ся с Анни­ей, кото­рая преж­де была женою Цин­ны. Цеза­рю едва испол­ни­лось восем­на­дцать лет, когда Сул­ла захва­тил власть. Пере­ме­нив одеж­ду и при­няв облик, не соот­вет­ст­во­вав­ший его поло­же­нию, Цезарь ночью бежал из Горо­да ско­рее от соучаст­ни­ков и при­служ­ни­ков Сул­лы, разыс­ки­вав­ших его, чтобы убить, чем от него само­го» (Vell. Pat. II. 41. 2. Пер. А. И. Неми­ров­ско­го).

А вот что пишет Плу­тарх: «Когда Сул­ла захва­тил власть, он не смог ни угро­за­ми, ни обе­ща­ни­я­ми побудить Цеза­ря к раз­во­ду с Кор­не­ли­ей, доче­рью Цин­ны, быв­ше­го одно вре­мя еди­но­лич­ным вла­сти­те­лем Рима; поэто­му Сул­ла кон­фис­ко­вал при­да­ное Кор­не­лии. При­чи­ной же нена­ви­сти Сул­лы к Цеза­рю было род­ство послед­не­го с Мари­ем, ибо Марий Стар­ший был женат на Юлии, тёт­ке Цеза­ря; от это­го бра­ка родил­ся Марий Млад­ший, кото­рый был, сле­до­ва­тель­но, двою­род­ным бра­том Цеза­ря. Заня­тый вна­ча­ле мно­го­чис­лен­ны­ми убий­ства­ми и неот­лож­ны­ми дела­ми, Сул­ла не обра­щал на Цеза­ря вни­ма­ния, но тот, не доволь­ст­ву­ясь этим, высту­пил пуб­лич­но, доби­ва­ясь жре­че­ской долж­но­сти, хотя сам едва достиг юно­ше­ско­го воз­рас­та. Сул­ла вос­про­ти­вил­ся это­му и сде­лал так, что Цезарь потер­пел неуда­чу. Он наме­ре­вал­ся даже уни­что­жить Цеза­ря и, когда ему гово­ри­ли, что бес­смыс­лен­но уби­вать тако­го маль­чиш­ку, отве­тил: “Вы ниче­го не пони­ма­е­те, если не види­те, что в этом маль­чиш­ке — мно­го Мари­ев”. Когда Цезарь узнал об этих сло­вах Сул­лы, он дол­гое вре­мя скры­вал­ся, ски­та­ясь в зем­ле саби­нян. Но одна­жды, когда он зане­мог и его пере­но­си­ли из с.115 одно­го дома в дру­гой, он наткнул­ся ночью на отряд сул­лан­ских вои­нов, осмат­ри­вав­ших эту мест­ность, чтобы задер­жи­вать всех скры­ваю­щих­ся. Дав началь­ни­ку отряда Кор­не­лию два талан­та, Цезарь добил­ся того, что был отпу­щен, и тот­час, добрав­шись до моря, отплыл в Вифи­нию, к царю Нико­меду» (Plut. Caes. 1. 1—7. Пер. Г. А. Стра­та­нов­ско­го и К. П. Ламп­са­ко­ва).

И, нако­нец, Све­то­ний: «На шест­на­дца­том году [Цезарь] поте­рял отца. Год спу­стя, уже назна­чен­ный фла­ми­ном Юпи­те­ра, он рас­торг помолв­ку с Кос­су­ци­ей, девуш­кой из всад­ни­че­ско­го, но очень бога­то­го семей­ства, с кото­рой его обру­чи­ли ещё под­рост­ком, и женил­ся на Кор­не­лии, доче­ри того Цин­ны, кото­рый четы­ре раза был кон­су­лом. Вско­ре она роди­ла ему дочь Юлию. Дик­та­тор Сул­ла ника­ки­ми сред­ства­ми не мог добить­ся, чтобы он раз­вёл­ся с нею. Поэто­му, лишён­ный и жре­че­ско­го сана, и жени­но­го при­да­но­го, и родо­во­го наслед­ства, он был при­чис­лен к про­тив­ни­кам дик­та­то­ра и даже вынуж­ден скры­вать­ся. Несмот­ря на мучив­шую его пере­ме­жаю­щу­ю­ся лихо­рад­ку, он дол­жен был почти каж­дую ночь менять убе­жи­ще, отку­па­ясь день­га­ми от сыщи­ков, пока, нако­нец, не добил­ся себе поми­ло­ва­ния с помо­щью дев­ст­вен­ных веста­лок и сво­их род­ст­вен­ни­ков и свой­ст­вен­ни­ков — Мамер­ка Эми­лия и Авре­лия Кот­ты. Сул­ла дол­го отве­чал отка­за­ми на прось­бы сво­их пре­дан­ных и вид­ных при­вер­жен­цев, а те наста­и­ва­ли и упор­ст­во­ва­ли; нако­нец, как извест­но, Сул­ла сдал­ся, но вос­клик­нул, пови­ну­ясь то ли боже­ст­вен­но­му вну­ше­нию, то ли соб­ст­вен­но­му чутью: “Ваша победа, полу­чай­те его! Но знай­те: тот, о чьём спа­се­нии вы так ста­ра­е­тесь, когда-нибудь станет поги­бе­лью для дела опти­ма­тов, кото­рое мы с вами отста­и­ва­ли: в одном Цеза­ре таит­ся мно­го Мари­ев!”» (Suet. Div. Iul. 1. Пер. М. Л. Гас­па­ро­ва).

Преж­де чем про­ана­ли­зи­ро­вать содер­жа­щи­е­ся в этих рас­ска­зах сведе­ния, рас­смот­рим место Цеза­ря и его фами­лии в поли­ти­ке тех лет. Послед­няя отли­ча­лась знат­но­стью, воз­во­дя себя к самой Вене­ре, мате­ри пра­ро­ди­те­ля Энея, в V в. (здесь и далее — до н. э.) пять Юли­ев доби­лись кон­су­ла­та (вопрос о досто­вер­но­сти дан­ных об этом в нашем слу­чае зна­че­ния не име­ет), но в IV и III вв. этой чести удо­сто­и­лись лишь по одно­му из них, при­чём послед­ний — в 267 г.¹ Пер­вым выс­шей маги­ст­ра­ту­ры из инте­ре­су­ю­щей нас фами­лии достиг в 157 г. Секст Юлий Цезарь². Но в после­дую­щие годы этот успех повто­рить не уда­лось, в чис­ло семейств, актив­но вли­яв­ших на рим­скую поли­ти­ку, Цеза­ри пока не вошли. В кон­це II в. они не воз­ра­жа­ли про­тив того, чтобы на пред­ста­ви­тель­ни­це их фами­лии ок. 110 г. женил­ся ho­mo no­vus Марий, бле­стя­щей будущ­но­сти кото­рой пока ничто не пред­ве­ща­ло. Двое Цеза­рей при­ня­ли уча­стие в рабо­те аграр­ных комис­сий, создан­ных в соот­вет­ст­вии с аграр­ны­ми про­ек­та­ми Мария — Сатур­ни­на, а с.116 еди­но­утроб­ный брат Гая Юлия Цеза­ря Стра­бо­на Квинт Лута­ций Катул стал кон­су­лом 102 г. — его успех был тем более пока­за­те­лен, что перед тем он три­жды потер­пел пора­же­ние на выбо­рах, — в дру­гих усло­ви­ях это озна­ча­ло бы крах поли­ти­че­ской карье­ры, но, похо­же, под­держ­ка Мария сде­ла­ла своё дело³. Одна­ко самим Юли­ям уда­ча улыб­ну­лась лишь через десять с лиш­ним лет, когда вли­я­ние арпи­на­та уже зна­чи­тель­но осла­бе­ло — в 91 г. кон­су­ла­та добил­ся дядя буду­ще­го дик­та­то­ра Секст Юлий Цезарь, а в 90 г. — пред­ста­ви­тель дру­гой вет­ви фами­лии, Луций⁴, кото­рый в 89 г. занял и долж­ность цен­зо­ра⁵, что, несо­мнен­но, ока­за­лось круп­ней­шим успе­хом Юли­ев. В том же 89 г. в ходе бое­вых дей­ст­вий про­тив ита­лий­цев во вре­мя Союз­ни­че­ской вой­ны скон­чал­ся Секст Цезарь (App. BC. I. 48. 210), а Гай Цезарь Стра­бон без­успеш­но пытал­ся стать кон­су­лом, хотя не зани­мал необ­хо­ди­мой для это­го долж­но­сти пре­то­ра. В ходе пред­вы­бор­ной борь­бы про­изо­шли бес­по­ряд­ки, кото­рые Аско­ний назвал cau­sa bel­li ci­vi­lis (Scaur. 25C).

Не успе­ла закон­чить­ся вой­на с вос­став­ши­ми ита­лий­ца­ми, как раз­го­ре­лась сму­та в самом Риме. В 88 г. Город взя­ли вой­ска мятеж­но­го кон­су­ла Сул­лы, а в 87 г. — его вра­гов Цин­ны и Мария. Нача­лась рас­пра­ва над неугод­ны­ми победи­те­лям людь­ми, в резуль­та­те кото­рой погиб­ли Луций Цезарь, Цезарь Стра­бон и Лута­ций Катул⁶. В то же вре­мя отец буду­ще­го дик­та­то­ра (веро­ят­но, пре­тор 92 г. и брат покой­но­го кон­су­ла 91 г.⁷) не постра­дал и, судя по все­му, сотруд­ни­чал с новым режи­мом⁸; в 85 г. он скон­чал­ся в Пизе (Plin. NH. VII. 181)⁹.

с.117 Его сын, родив­ший­ся в 100 г., с само­го нача­ла ока­зал­ся в гуще поли­ти­че­ской борь­бы. Пер­во­на­чаль­но он был обру­чён с Кос­су­ци­ей¹⁰ — как уже гово­ри­лось, девуш­кой из бога­то­го всад­ни­че­ско­го семей­ства. В этом отно­ше­нии Цезарь про­дол­жил семей­ную тра­ди­цию — и отец, и дед его состо­я­ли в бра­ке с жен­щи­на­ми из пле­бей­ских фами­лий¹¹.

Затем, как мы узна­ём, он был назна­чен на чрез­вы­чай­но почёт­ную долж­ность фла­ми­на Юпи­те­ра¹², а помолв­ку с Кос­су­ци­ей рас­торг. Вел­лей Патер­кул сооб­ща­ет, что соот­вет­ст­ву­ю­щее назна­че­ние про­из­ве­ли Марий и Цин­на¹³, и в таком слу­чае это про­изо­шло меж­ду кон­цом 87 г., когда погиб преж­ний фла­мин, Меру­ла, и середи­ной янва­ря 86 г., когда умер Марий, а если верить Све­то­нию, то речь долж­на идти о 84 г. Но, как заме­ча­ет Л. Р. Тэй­лор, если мысль о назна­че­нии Цеза­ря на место фла­ми­на Юпи­те­ра и вос­хо­дит ко вре­ме­ни, когда Марий ещё был жив, то в дей­ст­ви­тель­но­сти ника­ких шагов по её прак­ти­че­ско­му осу­щест­вле­нию до 84 г. не пред­при­ни­ма­лось, и дати­ров­ку Све­то­ния мож­но пред­по­честь менее точ­но­му Вел­лею Патер­ку­лу¹⁴. (Дума­ет­ся, Вел­лей ука­зал Мария по небреж­но­сти или по догад­ке¹⁵, исхо­дя из его гла­вен­ст­ву­ю­ще­го поло­же­ния и род­ства с Цеза­рем.) Пред­по­ла­га­ет­ся, что это и обу­сло­ви­ло рас­тор­же­ние помолв­ки с Кос­су­ци­ей, про­ис­хо­див­шей из пле­бей­ской семьи¹⁶, тогда как фла­ми­ну над­ле­жа­ло состо­ять в бра­ке с пред­ста­ви­тель­ни­цей пат­ри­ци­ан­ской фами­лии, кото­рой и с.118 ста­ла дочь Цин­ны¹⁷. Одна­ко вряд ли это име­ло прин­ци­пи­аль­ное зна­че­ние — мать Цеза­ря была пле­бей­ско­го рода, что не подо­ба­ло фла­ми­ну Юпи­те­ра, и тем не менее Цин­ну это не сму­ти­ло (см. ниже). На пер­вом месте, оче­вид­но, сто­я­ло его жела­ние обес­пе­чить под­держ­ку знат­но­го и бога­то­го свя­зя­ми семей­ства¹⁸, фла­ми­нат же мог стать чем-то вро­де при­да­но­го¹⁹.

Обыч­но пред­по­ла­га­ет­ся, что брак с Кор­не­ли­ей состо­ял­ся до смер­ти Цин­ны²⁰, кото­рый погиб во вре­мя сол­дат­ско­го мяте­жа — судя по все­му, в кон­це зимы 84 г.²¹ Бла­го­да­ря бра­ку с Кор­не­ли­ей буду­щий дик­та­тор ста­но­вил­ся так­же и сво­я­ком женив­ше­го­ся на дру­гой доче­ри Цин­ны Гнея Доми­ция Аге­но­бар­ба — пред­ста­ви­те­ля одной из знат­ней­ших рим­ских фами­лий, сына кон­су­ла 96 г. и цен­зо­ра 92 г. (Oros. V. 24. 16). Теперь оста­ва­лось ждать при­ня­тия сана фла­ми­на. Неод­но­крат­но ука­зы­ва­лось, что поло­же­ние жре­ца Юпи­те­ра было сопря­же­но со мно­ги­ми огра­ни­че­ни­я­ми — в част­но­сти, с запре­том видеть вой­ско, садить­ся на коня, про­во­дить вне дома более двух ночей, при­но­сить клят­ву, раз­во­дить­ся и т. д.²², что мог­ло поста­вить под удар карье­ру буду­ще­го дик­та­то­ра²³. С. Вайн­шток объ­яс­ня­ет всё очень с.119 про­сто — Марий и Цин­на исхо­ди­ли из сво­их инте­ре­сов, а не Цеза­ря, учи­ты­вая важ­ность фла­ми­на­та²⁴. Но более логич­но пред­по­ло­жить, что им было пред­по­чти­тель­нее иметь в каче­стве жре­ца фла­ми­на сво­его или, по край­ней мере, лояль­но­го им чело­ве­ка²⁵. Пре­не­бре­же­ние же инте­ре­са­ми послед­не­го лег­ко мог­ло настро­ить его про­тив них, что в тех усло­ви­ях пред­став­ля­лось осо­бен­но неже­ла­тель­ным.

Э. Бэди­ан объ­яс­ня­ет пожа­ло­ва­ние послед­не­му столь обре­ме­ни­тель­ной жре­че­ской долж­но­сти так: «Учи­ты­вая отно­си­тель­ную неиз­вест­ность этой вет­ви Цеза­рей, Цин­на, несо­мнен­но, не видел для моло­до­го чело­ве­ка шан­сов на боль­шую карье­ру и пытал­ся ком­пен­си­ро­вать это пре­до­став­ле­ни­ем ему высо­чай­шей поче­сти непо­ли­ти­че­ско­го харак­те­ра»²⁶. Согла­сить­ся с этим труд­но, учи­ты­вая, что пред­по­ла­гае­мый дядя Цеза­ря Секст все­го несколь­ко лет назад добил­ся кон­су­ла­та (см. выше). По мне­нию Ж. Кар­ко­пи­но, мари­ан­цы, делая моло­до­го чело­ве­ка в 85 г. фла­ми­ном, хоте­ли убе­речь его от опас­но­стей надви­гав­шей­ся вой­ны с Сул­лой²⁷, одна­ко это чистое умо­зре­ние, осо­бен­но если учи­ты­вать совсем ещё юный воз­раст буду­ще­го дик­та­то­ра. Ещё более стран­ное объ­яс­не­ние пред­ла­га­ет У. Дж. Тэй­там: уже в это вре­мя у Цеза­ря, воз­мож­но, появи­лись при­зна­ки эпи­леп­сии, кото­рая ста­ви­ла под вопрос его буду­щую карье­ру, а пото­му мать и тёт­ка Цеза­ря (вдо­ва Мария) реши­ли хотя бы таким обра­зом поза­бо­тить­ся о поло­же­нии юно­ши²⁸. Одна­ко всерь­ёз вос­при­ни­мать это пред­по­ло­же­ние не при­хо­дит­ся, посколь­ку сведе­ния о «цар­ской болез­ни», от кото­рой яко­бы стра­дал дик­та­тор, появ­ля­ют­ся в доста­точ­но позд­них источ­ни­ках и очень напо­ми­на­ют сплет­ню — сло­во­охот­ли­вый Цице­рон об эпи­леп­сии Цеза­ря ниче­го не зна­ет, что застав­ля­ет серь­ёз­но усо­мнить­ся в досто­вер­но­сти слу­хов о ней²⁹. Более осто­ро­жен К. Смит, кото­рый пишет про­сто, что при­чи­ной назна­че­ния мог­ли стать моло­дость и сла­бое здо­ро­вье Цеза­ря³⁰. Это несколь­ко веро­ят­нее — хотя впо­след­ст­вии заво­е­ва­тель Гал­лии демон­стри­ро­вал завид­ную с.120 вынос­ли­вость, отсюда не сле­ду­ет, что в дет­стве он не был под­вер­жен частым болез­ням, а пото­му род­ст­вен­ни­ки мог­ли счи­тать его не слиш­ком здо­ро­вым. Но настоль­ко ли, чтобы он не мог сде­лать поли­ти­че­скую карье­ру?

Глав­ное, види­мо, в дру­гом. Упо­мя­ну­тые табу несколь­ко ско­вы­ва­ли актив­ность фла­ми­на, но в те вре­ме­на не так уж меша­ли ему делать карье­ру — суще­ст­во­ва­ло нема­ло лазе­ек, поз­во­ляв­ших обой­ти огра­ни­че­ния. Когда в 183 г. Л. Вале­рию Флак­ку потре­бо­ва­лось при­не­сти клят­ву при вступ­ле­нии в долж­ность эди­ла, что ему запре­ща­лось как фла­ми­ну Юпи­те­ра, это по обще­му согла­сию сде­лал за него брат — пре­тор-десиг­нат (Liv. XXXI. 50. 7—9). Оста­ва­ясь fla­men Dia­lis, Флакк зани­мал в 183 г. долж­ность пре­то­ра, и сенат попро­сил про­ве­сти жере­бьёв­ку таким обра­зом, чтобы он пред­седа­тель­ст­во­вал в суде по делам пере­гри­нов и тем самым не имел нуж­ды покидать Город (Liv. XXXIX. 45. 4). Пред­ше­ст­вен­ник Цеза­ря Меру­ла не толь­ко стал кон­су­лом (прав­да, суф­фек­том), но и участ­во­вал в обо­роне Рима, объ­ез­жая его укреп­ле­ния (App. BC. I. 66). Сам Цезарь, будучи вели­ким пон­ти­фи­ком, кото­ро­му не раз­ре­ша­лось покидать Ита­лию, боль­шую часть вре­ме­ни (63—44 гг.) про­вёл вне её³². Мож­но вспом­нить и гораздо более ран­ний слу­чай с П. Лици­ни­ем Крас­сом, кото­рый вопре­ки обы­чаю оста­вил Ита­лию для вой­ны с Ари­сто­ни­ком (Cic. Phil. XI. 18). Веро­ят­но, буду­щий заво­е­ва­тель Гал­лии или, ско­рее, его род­ст­вен­ни­ки не слиш­ком бес­по­ко­и­лись из-за свя­зан­ных с фла­ми­на­том огра­ни­че­ний, имея осно­ва­ния наде­ять­ся, что их удаст­ся в той или иной сте­пе­ни обой­ти³³. Поэто­му Р. Т. Рид­ли не без осно­ва­ний воз­ра­жа­ет Л. Р. Тэй­лор, счи­тав­шей, что «если бы Сул­ла про­ник в буду­щее Цеза­ря так, как то ему при­пи­сы­ва­ет­ся, он ока­зал бы нема­лую услу­гу ноби­ли­те­ту, сохра­нив за Цеза­рем назна­че­ние на пост жре­ца, кото­рое устра­ни­ло бы его от уча­стия в актив­ной поли­ти­че­ской жиз­ни»³⁴.

Одна­ко Цезарь, судя по все­му, так и не был инав­гу­ри­ро­ван. Све­то­ний пишет о Цеза­ре как о des­ti­na­tus (Div. Iul. 1. 1), Вел­лей Патер­кул — как о crea­tus (II. 43. 1), т. е. что Цезарь про­шёл про­цеду­ру инав­гу­ра­ции; боль­шин­ство исто­ри­ков пред­по­чи­та­ет дан­ные более обсто­я­тель­но­го Све­то­ния и пола­га­ет, что инав­гу­ра­ция Гая Юлия так и не состо­я­лась³⁵. К тому же Тацит опре­де­лён­но пишет, что после смер­ти Меру­лы в тече­ние 75 лет фла­мин с.121 Юпи­те­ра не назна­чал­ся (Ann. III. 58. 2)³⁶. Вряд ли Сул­ла решил­ся бы лишить Цеза­ря сана фла­ми­на, что яви­лось бы бес­пре­цедент­ным нару­ше­ни­ем обы­чая, в отно­ше­нии же десиг­на­та это было куда про­ще.

То, что Гай Юлий так и не дождал­ся инав­гу­ра­ции, Л. Р. Тэй­лор свя­зы­ва­ет с жёст­кой пози­ци­ей вели­ко­го пон­ти­фи­ка Кв. Муция Сце­во­лы — ведь роди­те­ли фла­ми­на долж­ны были при­над­ле­жать к чис­лу пат­ри­ци­ев, заклю­чив­ших брак по обряду con­far­rea­tio³⁷, кото­рый пред­пи­сы­вал­ся и ему само­му, одна­ко мать Цеза­ря, Авре­лия, про­ис­хо­ди­ла хотя и из знат­но­го, но пле­бей­ско­го рода³⁸. Но, как ука­зы­ва­ет Р. Т. Рид­ли, пре­тор 61 г. Лен­тул Нигр состо­ял в бра­ке с жен­щи­ной из пле­бей­ско­го рода, что не меша­ло ему состо­ять фла­ми­ном Мар­са³⁹. Заме­тим, что ни Цин­ну, ни род­ню Цеза­ря нисколь­ко не сму­ща­ло непо­д­хо­дя­щее для фла­ми­на про­ис­хож­де­ние мате­ри послед­не­го — любо­пыт­ное свиде­тель­ство очень «либе­раль­но­го» отно­ше­ния к свя­зан­ным с фла­ми­на­том запре­там. Э. Камм счи­та­ет, что после само­убий­ства Меру­лы, вскрыв­ше­го себе вены на алта­ре Юпи­те­ра, тре­бо­ва­лось зано­во освя­тить храм Юпи­те­ра Капи­то­лий­ско­го и при­ле­гаю­щую к нему терри­то­рию, но дело затя­ну­лось до 83 г., когда храм и вовсе сго­рел⁴⁰. Одна­ко дан­ны­ми источ­ни­ков эта гипо­те­за не под­твер­жда­ет­ся и, оче­вид­но, явля­ет собой сугу­бое умо­зре­ние. Дума­ет­ся, отсроч­ка с инав­гу­ра­ци­ей Цеза­ря была вызва­на его моло­до­стью (см.: Plut. Caes. 1. 3)⁴¹, а после гибе­ли Цин­ны вопрос отпал и вовсе.

В 83 г. в Ита­лии выса­ди­лись вой­ска Сул­лы, в апре­ле 82 г. они всту­пи­ли в Рим, а 1 нояб­ря 82 г. они нанес­ли решаю­щее пора­же­ние мари­ан­цам и их ита­лий­ским союз­ни­кам в бит­ве при Кол­лин­ских воротах. Сведе­ний об уча­стии Цеза­ря в этих собы­ти­ях нет — по-види­мо­му, он бла­го­ра­зум­но остал­ся в сто­роне от борь­бы⁴². Одна­ко «неудоб­ные» род­ст­вен­ные свя­зи с.122 весь­ма затруд­ня­ли поло­же­ние моло­до­го чело­ве­ка и вско­ре дали знать о себе — Сул­ла пред­ло­жил ему раз­ве­стись с Кор­не­ли­ей. В лите­ра­ту­ре неод­но­крат­но отме­ча­лось вме­ша­тель­ство дик­та­то­ра в брач­ные отно­ше­ния ноби­лей — по его жела­нию раз­вёл­ся с пер­вой женой, Анти­сти­ей, Пом­пей, чтобы женить­ся на пад­че­ри­це Сул­лы Эми­лии, а от самой Эми­лии пред­ва­ри­тель­но отка­зал­ся Аци­лий Глаб­ри­он; чтобы уго­дить Сул­ле, раз­вёл­ся с вдо­вой Цин­ны Анни­ей Пупий Пизон; по той же при­чине, види­мо, Марк Лепид рас­торг брак с Аппу­ле­ей — род­ст­вен­ни­цей Сатур­ни­на⁴³.

Так что слу­чай с Цеза­рем выглядит доста­точ­но зауряд­ным⁴⁴. Как пред­по­ла­га­ет­ся, Сул­ла «потре­бо­вал от Цеза­ря нагляд­но­го дока­за­тель­ства (os­ten­ta­ti­ve Sig­nal) того, что он дистан­ци­ру­ет­ся от сво­их преж­них свя­зей и тем самым про­яв­ля­ет готов­ность инте­гри­ро­вать­ся в новую систе­му»⁴⁵. Такой шаг имел бы не про­сто сим­во­ли­че­ский харак­тер — сто­рон­ни­ки раз­гром­лен­но­го режи­ма (а мно­гие из них про­дол­жа­ли борь­бу в про­вин­ци­ях) долж­ны были знать, что та ветвь Цеза­рей, по отно­ше­нию к кото­рой Гай Юлий стал после смер­ти отца pa­ter­fa­mi­lias⁴⁶, более их не под­дер­жи­ва­ет. Выска­зы­ва­лось так­же мне­ние, что Сул­ла пред­ла­гал ему не про­сто про­де­мон­стри­ро­вать свою лояль­ность, а пытал­ся запо­лу­чить его для соб­ст­вен­ной «пар­тии»⁴⁷. Намёк на это как буд­то мож­но усмот­реть в сло­вах Плу­тар­ха (Caes. 1. 1) о каких-то посу­лах дик­та­то­ра Цеза­рю (ἐλπί­σιν). Но даже если это так, то что мог пообе­щать дик­та­тор? Об орди­нар­ных маги­ст­ра­ту­рах вести речь ещё было слиш­ком рано. Что же до жре­че­ских долж­но­стей, то пред­по­ла­гае­мый раз­вод с Кор­не­ли­ей ста­вил под вопрос инав­гу­ра­цию Цеза­ря как фла­ми­на⁴⁸, посколь­ку жрец Юпи­те­ра не имел пра­ва раз­во­дить­ся с.123 (Gell. X. 15. 23)⁴⁹. Прав­да, пле­бей­ское про­ис­хож­де­ние его мате­ри пока­зы­ва­ет, что весь­ма важ­ны­ми фор­маль­но­стя­ми мож­но было пре­не­бречь, но до како­го пре­де­ла? Если же гово­рить о дру­гих жре­че­ских долж­но­стях, то их Цезарь мог достиг­нуть и сам — уже в 74 или 73 г. его кооп­ти­ро­ва­ли (заоч­но!) в кол­ле­гию пон­ти­фи­ков, что было невоз­мож­но без согла­сия вхо­див­ших в неё вид­ней­ших сул­лан­цев, преж­де все­го вели­ко­го пон­ти­фи­ка Метел­ла Пия⁵⁰. Нако­нец, пред­ло­же­ние более «под­хо­дя­ще­го» бра­ка, как в слу­чае с Пом­пе­ем, мало­ве­ро­ят­но⁵¹. Пред­ло­же­ния тако­го рода немед­лен­но ста­но­вят­ся досто­я­ни­ем мол­вы, и здесь мол­ча­ние источ­ни­ков мож­но рас­смат­ри­вать как нечто боль­шее, неже­ли ar­gu­men­tum e si­len­tio. Отме­тим и некоррект­ность иду­ще­го от Плу­тар­ха (или, веро­ят­нее, от само­го Цеза­ря) срав­не­ния поведе­ния Цеза­ря и Пом­пея в ука­зан­ной ситу­а­ции⁵² — им пред­ла­га­ли дале­ко не оди­на­ко­вые вещи⁵³.

Мно­гое в пози­ции Цеза­ря мог­ло опре­де­лять стрем­ле­ние отсто­ять свою dig­ni­tas, кото­рая в даль­ней­шем будет играть важ­ную роль в его поли­ти­че­ской дея­тель­но­сти⁵⁴ — перед нами пер­вый слу­чай тако­го рода; «раз­вод с жен­щи­ной, отец кото­рой совсем недав­но погиб ужас­ной смер­тью, мог быть вос­при­нят как про­яв­ле­ние мало­ду­шия и жесто­ко­сти»⁵⁵. Нель­зя с.124 исклю­чать и такую «мелочь», как чув­ства к Кор­не­лии⁵⁶, осо­бен­но если учесть юный воз­раст Гая Юлия, хотя, конеч­но, это мог­ло быть лишь одним из моти­вов, посколь­ку, как ука­зы­ва­ет М. Грант, мы не зна­ем в даль­ней­шем ни одно­го слу­чая, чтобы Цезарь пошёл на поли­ти­че­ские жерт­вы из люб­ви к жен­щине. Впро­чем, он мог пред­по­ла­гать, что дик­та­тор дол­го не про­дер­жит­ся и в буду­щем сохра­не­ние сою­за с его про­тив­ни­ка­ми при­не­сёт выго­ду. «Пере­ход на сто­ро­ну бес­по­щад­но­го дик­та­то­ра пред­став­лял собой зна­чи­тель­ный риск, а выиг­рыш ока­зал­ся бы неболь­шим». Этот фак­тор учи­ты­ва­ет и К. Май­ер: «Совсем ещё недав­но цин­нан­цы поль­зо­ва­лись силь­ной под­держ­кой во всей Ита­лии. Сул­лу не люби­ли, в сена­те он неод­но­крат­но натал­ки­вал­ся на сопро­тив­ле­ние. Поче­му бы ситу­а­ции было не изме­нить­ся вновь?» Прав­да, про­дол­жа­ет он, Цезарь ско­рее исхо­дил не столь­ко из подоб­ных рас­чё­тов, сколь­ко из соб­ст­вен­ных жела­ний, не счи­тая воз­мож­ным оста­вить одна­жды избран­ный им путь⁵⁷. Одна­ко этот вывод носит чисто умо­зри­тель­ный харак­тер — в источ­ни­ках ниче­го на сей счёт не гово­рит­ся, да и вооб­ще такое про­ти­во­по­став­ле­ние вряд ли вер­но, посколь­ку рас­чё­ты и жела­ния в дан­ном слу­чае не про­ти­во­ре­чи­ли друг дру­гу. Так или ина­че, оппо­зи­ци­он­ные настро­е­ния рим­ской зна­ти созда­ва­ли под­хо­дя­щую поч­ву для подоб­но­го поведе­ния Цеза­ря. Ука­жем ещё на одно обсто­я­тель­ство, иссле­до­ва­те­ля­ми, кажет­ся, не учтён­ное, — пози­цию его род­ст­вен­ни­ков. Вряд ли он решил­ся бы отка­зать Сул­ле без их под­держ­ки. А ведь они едва ли не более его само­го зна­ли обста­нов­ку в рим­ских вер­хах и мог­ли рас­счи­ты­вать не столь­ко на сме­ну вла­сти, сколь­ко на бла­го­при­ят­ное отно­ше­ние мно­гих ари­сто­кра­ти­че­ских фами­лий к тако­му акту непо­ви­но­ве­ния дик­та­то­ру.

Тем не менее мож­но согла­сить­ся, что в усло­ви­ях все­вла­стия Сул­лы и раз­гу­ла про­скрип­ций отказ Цеза­ря стал неожи­дан­но­стью — это един­ст­вен­ный извест­ный нам слу­чай тако­го рода⁵⁸. Посту­пок его не остал­ся без­на­ка­зан­ным — дик­та­тор рас­по­рядил­ся кон­фис­ко­вать фамиль­ную долю иму­ще­ства строп­тив­ца и при­да­ное его жены — uxo­ris do­te et gen­ti­li­cis he­re­di­ta­ti­bus mul­ta­tus (Suet. Div. Iul. 1. 2). О фла­ми­на­те теперь не мог­ло идти речи и вовсе. Здесь, одна­ко, необ­хо­ди­мо сде­лать ого­вор­ку — по зако­ну Сул­ла не мог ни лишить Цеза­ря ста­ту­са фла­ми­на-десиг­на­та, ни поме­шать его инав­гу­ра­ции. Дру­гое дело, что такие воз­мож­но­сти име­лись у вели­ко­го пон­ти­фи­ка — им стал после гибе­ли Муция Сце­во­лы двою­род­ный брат жены Сул­лы Метелл Пий⁵⁹, кото­рый, конеч­но, пошёл бы навстре­чу его поже­ла­нию⁶⁰.

с.125 Прав­да, Вел­лей Патер­кул (II. 43. 1) пишет о том, что дик­та­тор отме­нил ac­ta Мария и Цин­ны, в т. ч. и о назна­че­нии Цеза­ря фла­ми­ном (qui om­nia ab iis (Ma­rio et Cin­na. — А. К.) ac­ta fe­ce­rat ir­ri­ta, ami­sis­set id sa­cer­do­tium)⁶¹, но это явное недо­ра­зу­ме­ние: ни Марий, ни Цин­на так­же не име­ли пол­но­мо­чий назна­чать жре­ца Юпи­те­ра, речь шла явно лишь об их ини­ци­а­ти­ве. И уж совсем неле­по зву­чит рас­сказ Плу­тар­ха (Caes. 1. 3) о том, буд­то Цезарь стал доби­вать­ся у наро­да жре­че­ской долж­но­сти (με­τιὼν ἱερω­σύνην εἰς τὸν δῆ­μον προ­ῆλ­θεν), но Сул­ла это­му вос­пре­пят­ст­во­вал, — фла­мин Юпи­те­ра не изби­рал­ся коми­ци­я­ми, а пото­му ниче­го подоб­но­го про­изой­ти не мог­ло⁶². Тем не менее М. Леоне дове­ря­ет рас­ска­зу Плу­тар­ха, счи­тая обра­ще­ние Цеза­ря к коми­ци­ям реак­ци­ей на про­ти­во­дей­ст­вие со сто­ро­ны Метел­ла Пия⁶³. Дума­ет­ся, одна­ко, что всё объ­яс­ня­ет­ся про­ще — гре­че­ский писа­тель про­сто не знал, какая жре­че­ская долж­ность име­ет­ся в виду, а по lex Do­mi­tia 104 г. пон­ти­фи­ки, авгу­ры, децем­ви­ры и эпу­ло­ны изби­ра­лись коми­ци­я­ми⁶⁴, и мог­ла под­ра­зу­ме­вать­ся любая из этих долж­но­стей. Заме­тим, что закон Доми­ция был отме­нён Сул­лой и вос­ста­нов­лен в 63 г. по ини­ци­а­ти­ве пле­бей­ско­го три­бу­на Тита Лаби­е­на (Dio Cass. XXXVII. 37. 1). Цезарь ока­зал под­держ­ку это­му зако­ну и добил­ся сво­его избра­ния вели­ким пон­ти­фи­ком⁶⁵ — несмот­ря на то, как отме­ча­ет Дион Кас­сий (loc. cit.), что был ещё слиш­ком молод и даже не зани­мал хотя бы долж­но­сти пре­то­ра (καί τοι καὶ νέος καὶ μη­δέπω ἐστρα­τηγη­κώς)⁶⁶. Опре­де­лён­ное сход­ство с рас­ска­зом Плу­тар­ха о «выбо­рах» почти два­дца­ти­лет­ней дав­но­сти нали­цо. Воз­мож­но, в анти­це­за­ри­ан­ской тра­ди­ции (не исклю­че­но, что уже в те годы) про­во­ди­лась ана­ло­гия: в с.126 своё вре­мя Сул­ла поме­шал наг­ло­му юнцу занять не подо­баю­щее ему место фла­ми­на Юпи­те­ра, а теперь тот помог отме­нить разум­ное реше­ние Сул­лы, уго­дил этим тол­пе и, даже не достиг­нув пре­ту­ры и обой­дя ува­жае­мых людей — Лута­ция Кату­ла и Ватию Исаврий­ско­го (Plut. Caes. 7. 1—4), — добил­ся не заслу­жен­но­го им сана вели­ко­го пон­ти­фи­ка.

Затем Цезарь почёл за бла­го уда­лить­ся из Рима в Сабин­скую область⁶⁷. Плу­тарх уве­ря­ет, буд­то Сул­ла решил пре­дать его смер­ти. Даль­ней­шее похо­же на при­клю­чен­че­ский роман: несмот­ря на лихо­рад­ку, Гай Юлий вынуж­ден менять каж­дый день место ноч­ле­га, его насти­га­ют сыщи­ки дик­та­то­ра, и толь­ко за два талан­та (= 12 тысяч дена­ри­ев = 48 тысяч сестер­ци­ев) ему уда­ёт­ся отку­пить­ся от них, а затем он полу­ча­ет поми­ло­ва­ние и уез­жа­ет слу­жить в Азию (Plut. Caes. 1. 4—7; Suet. Div. Iul. 1. 2—3).

Всё это при­ве­ло мно­гих исто­ри­ков к заклю­че­нию, что имя Цеза­ря внес­ли в про­скрип­ции⁶⁸. Р. Т. Рид­ли при­во­дит сле­дую­щий аргу­мент: буду­щий дик­та­тор отку­пил­ся от коман­ди­ра настиг­нув­ше­го его сул­лан­ско­го отряда, Кор­не­лия Фаги­ты⁶⁹, как раз за сум­му, рав­ную награ­де за голо­ву про­скрип­та⁷⁰. Одна­ко даже если моло­дой чело­век рас­по­ла­гал таки­ми сред­ства­ми⁷¹, сто­ит задать­ся вопро­сом, откуда сведе­ния, сколь­ко имен­но денег дал Цезарь Фаги­те? Ответ оче­виден — от него само­го, при­чём спу­стя доста­точ­но дол­гое вре­мя — напри­мер, в 64 г., когда при его актив­ном уча­стии нача­лись про­цес­сы над участ­ни­ка­ми про­скрип­ций⁷². По-види­мо­му, Цезарь не слу­чай­но назвал имен­но такую сум­му, чтобы создать впе­чат­ле­ние, буд­то речь шла о пре­сле­до­ва­нии его как про­скрип­та. Намёк на это содер­жит­ся и у Све­то­ния (Div. Iul. 1. 2), кото­рый пишет, что Цеза­ря сочли при­вер­жен­цем враж­деб­ной груп­пи­ров­ки (di­ver­sa­rum par­tium ha­be­ba­tur)⁷³, после чего ему при­шлось скры­вать­ся, каж­дый день меняя убе­жи­ще, несмот­ря на лихо­рад­ку (ut etiam dis­ce­de­re e me­dio et quam­quam mor­bo quar­ta­nae adgra­van­te pro­pe per sin­gu­las noc­tes com­mu­ta­re la­teb­ras co­ge­re­tur). Но о вне­се­нии его в с.127 про­скрип­ции всё-таки не ска­за­но, хотя впе­чат­ле­ние созда­ёт­ся имен­но такое. Что же поме­ша­ло обой­тись без эки­во­ков? Оче­вид­но, что о вне­се­нии в ta­bu­lae столь знат­но­го лица немед­лен­но ста­ло бы извест­но уже тогда, при­чём доста­точ­но широ­ко­му кру­гу лиц, а посе­му попыт­ка при­пи­сать себе такую «честь» через 20 лет не име­ла шан­сов на успех. К тому же ока­за­лось бы, что Сул­ла вычерк­нул Цеза­ря из чис­ла про­скрип­тов, одна­ко и это было бы мало­убеди­тель­но — неиз­вест­но, чтобы дик­та­тор кого-то удо­сто­ил такой мило­сти. При­шлось огра­ни­чить­ся выра­зи­тель­ны­ми намё­ка­ми. Све­то­ний же доб­ро­со­вест­но вос­про­из­вёл их, но о том, что Цеза­ря проскри­би­ро­ва­ли, писать не стал, ибо это­го не гово­ри­лось и в его источ­ни­ке⁷⁴.

Таким обра­зом, счи­тать, что Цеза­ря внес­ли в ta­bu­lae, осно­ва­ний нет. Реше­ние же Сул­лы убить Цеза­ря, о чём, кста­ти, пря­мо сооб­ща­ет толь­ко Плу­тарх (Caes. 1. 4: ἀναι­ρέσεως βου­λευόμε­νος), вооб­ще без како­го бы то ни было юриди­че­ско­го оформ­ле­ния⁷⁵ в отно­ше­нии столь знат­но­го чело­ве­ка вряд ли мог­ло быть при­ня­то. Конеч­но, дик­та­тор имел такое пра­во, но бес­суд­ное убий­ство совсем ещё юно­го и в осталь­ном вполне лояль­но­го пат­ри­ция⁷⁶ за отнюдь не тяж­кий про­сту­пок⁷⁷ вызва­ло бы воз­му­ще­ние мно­гих вполне лояль­ных ноби­лей и к тому же выгляде­ло бы выст­ре­лом из пуш­ки по воро­бьям. Да и досто­вер­ность слу­хов о таком реше­нии под­твер­дить или опро­верг­нуть в 60-х гг. никто не мог — сам дик­та­тор уже умер, а кому он поведал о сво­их кро­ва­вых пла­нах, наш автор умал­чи­ва­ет.

Но поче­му тогда Цезарь не постес­нял­ся при­пи­сать Сул­ле жела­ние убить его? Веро­ят­нее все­го, он это сде­лал тогда же, в 60-х гг., на волне с.128 обли­че­ния сул­лан­ско­го терро­ра. Но ведь тогда ещё были живы бли­жай­шие спо­движ­ни­ки покой­но­го дик­та­то­ра — Лута­ций Катул, Сер­ви­лий Ватия⁷⁸, — кото­рые навер­ня­ка зна­ли, что тот не соби­рал­ся уби­вать Цеза­ря, и мог­ли пря­мо опро­верг­нуть измыш­ле­ния про­ти­во­по­лож­но­го тол­ка. Одна­ко нуж­ную ему вер­сию послед­ний рас­про­стра­нял, ско­рее все­го, в виде слу­хов (прес­сы, как извест­но, ещё не было), а на этом поле он имел все шан­сы пере­иг­рать ста­рых сорат­ни­ков Сул­лы.

Обра­ща­ет на себя вни­ма­ние ещё одно обсто­я­тель­ство. Если бы дик­та­тор решил убить строп­ти­во­го юнца, то, несо­мнен­но, сра­зу так и посту­пил бы, в таких слу­ча­ях он, насколь­ко извест­но, коле­ба­ний не испы­ты­вал. Что же ему мог­ло поме­шать? Пожа­луй, толь­ко одно — если бы Цезарь бежал сра­зу, как толь­ко дал отказ раз­ве­стись, не дожи­да­ясь реше­ния Сул­лы — так ска­зать, на вся­кий слу­чай⁷⁹. Одна­ко Плу­тарх пишет, что он скрыл­ся лишь после того, как узнал о гро­зя­щей ему опас­но­сти (Caes. 1. 4—5). Мож­но, конеч­но, счесть, что гре­че­ский писа­тель допу­стил здесь по каким-либо при­чи­нам обыч­ное для него нару­ше­ние хро­но­ло­гии, одна­ко тогда ничто не меша­ет пред­по­ла­гать и неточ­ность в пере­да­че пла­нов Сул­лы.

Рас­смот­рим теперь сооб­ще­ния об in­qui­si­to­res и Фаги­те. Харак­тер­но, что о пер­вых упо­мя­ну­то в Div. Iul. 1. 2, а о вто­ром — лишь в 74. 1, при­чём в обо­их пас­са­жах гово­рит­ся о том, что Цеза­рю при­шлось отку­пать­ся. Весь­ма веро­ят­но, что вто­рой эпи­зод явля­ет­ся кон­кре­ти­за­ци­ей пер­во­го, а мно­же­ст­вен­ное чис­ло при­ме­ни­тель­но к in­qui­si­to­res явля­ет­ся сво­его рода plu­ra­lis poe­ti­cus. Сооб­ще­ние о ноч­ной заса­де или ловуш­ке (noc­tur­nae in­si­diae), яко­бы устро­ен­ной Фаги­той боль­но­му бег­ле­цу (aeger ac la­tens), каж­дый день меняв­ше­му убе­жи­ще, есть и у Плу­тар­ха, кото­рый пере­ска­зы­ва­ет его несколь­ко более деталь­но: это были вои­ны Сул­лы, осмат­ри­вав­шие мест­ность в поис­ках скры­вав­ших­ся, и они застиг­ли боль­но­го Цеза­ря, когда того ночью пере­но­си­ли из одно­го дома в дру­гой (στρα­τιώταις τοῦ Σύλ­λα διερευ­νωμέ­νοις ἐκεῖ­να τὰ χω­ρία καὶ τοὺς κεκ­ρυμμέ­νους συλ­λαμ­βά­νουσιν), но тот отку­пил­ся, дав два талан­та коман­ди­ру отряда Кор­не­лию (ὧν τὸν ἡγε­μόνα Κορ­νή­λιον πεί­σας δυσὶ τα­λάν­τοις, ἀφεί­θη) (Caes. 1. 6—7). Ноч­ная обла­ва не в мятеж­ных Сам­нии или Этру­рии, а в лояль­ной Сул­ле Сабин­ской зем­ле выглядит несколь­ко стран­но. Най­ти бег­ле­ца, да ещё ночью, мог­ли лишь те, кто искал его целе­на­прав­лен­но и, разу­ме­ет­ся, знал в лицо, одна­ко в источ­ни­ках на сей счёт ниче­го не ска­за­но. Всё объ­яс­ня­ет­ся куда про­ще, если рас­смат­ри­вать этот рас­сказ с чисто лите­ра­тур­ной точ­ки зре­ния, как пол­ную с.129 при­клю­че­ний повесть о ски­та­ни­ях изгнан­ни­ка, кото­рый пре­одоле­ва­ет, несмот­ря на болезнь, мно­го­чис­лен­ные опас­но­сти, и дело при­хо­дит к счаст­ли­во­му кон­цу.

Осо­бо сле­ду­ет оста­но­вить­ся на сооб­ще­нии Вел­лея Патер­ку­ла (II. 41. 2) о том, что Цезарь скры­вал­ся ско­рее от желав­ших убить его сто­рон­ни­ков Сул­лы, неже­ли от него само­го (ma­gis mi­nistris Sul­lae adiu­to­ri­bus­que par­tium quam ip­so con­qui­ren­ti­bus eum ad ne­cem). Не исклю­че­но, что зер­но исти­ны здесь есть: там, где опаль­ный жил в ожи­да­нии реше­ния дик­та­то­ра, вполне мог­ли най­тись шан­та­жи­сты из чис­ла сул­лан­цев, кото­рые угро­жа­ли ему рас­пра­вой. Нет ниче­го неве­ро­ят­но­го в том, что во избе­жа­ние ненуж­ных ослож­не­ний он дей­ст­ви­тель­но от них отку­пил­ся, о чём пишут Плу­тарх и Све­то­ний.

Теперь при­смот­рим­ся к пер­соне Фаги­ты. В нём пред­по­ла­га­ют то цен­ту­ри­о­на⁸⁰, то воль­ноот­пу­щен­ни­ка Сул­лы⁸¹, что несов­ме­сти­мо⁸². С боль­шой долей веро­ят­но­сти счи­тать его либер­ти­ном поз­во­ля­ет то, что Плу­тарх назы­ва­ет его про­сто Кор­не­ли­ем. А ведь он не зна­ет даже имён родо­ви­тых заступ­ни­ков Цеза­ря, Лепида и Кот­ты. Вряд ли в дан­ном слу­чае он был осве­дом­лён луч­ше, а пото­му, ско­рее все­го, име­ет­ся в виду общее для всех воль­ноот­пу­щен­ни­ков Сул­лы имя-обо­зна­че­ние. Меж­ду тем у нас нет дан­ных об их пря­мом уча­стии в про­скрип­ци­ях (иное дело — скуп­ка иму­ще­ства про­скрип­тов). Куда более веро­ят­ным пред­став­ля­ет­ся сле­дую­щее: Фаги­та при­был сооб­щить Цеза­рю о бла­го­при­ят­ном для того реше­нии дик­та­то­ра — сво­его патро­на. Поэто­му-то у буду­ще­го поко­ри­те­ля Гал­лии и не было впо­след­ст­вии осно­ва­ний мстить Фаги­те (Suet Div. Iul. 74. 1), тем более если тот обе­щал не рас­ска­зы­вать об истин­ной цели сво­его визи­та к Цеза­рю⁸³.

Поче­му же тогда Цезарь вооб­ще уехал из Рима? Пред­став­ля­ют­ся воз­мож­ны­ми два вари­ан­та: либо он дей­ст­ви­тель­но решил до поры до вре­ме­ни не гне­вить дик­та­то­ра при­сут­ст­ви­ем в Риме, либо (что более веро­ят­но) тот сам дал ему неглас­ное ука­за­ние поки­нуть Город, пока вопрос с ним не будет решён — что-то вро­де re­le­ga­tio.

О чём же тогда вели пере­го­во­ры с Сул­лой Мамерк Лепид, Авре­лий Кот­та и вестал­ки, когда про­си­ли «поми­ло­вать» юно­го строп­тив­ца? с.130 Плу­тарх, гово­ря о наме­ре­нии дик­та­то­ра убить Цеза­ря, даёт понять, что речь шла преж­де все­го о жиз­ни послед­не­го, хотя сто­ит отме­тить, что в источ­ни­ках нигде пря­мо не гово­рит­ся о каких-либо мерах Сул­лы для задер­жа­ния или умерщ­вле­ния Цеза­ря⁸⁴, и мож­но толь­ко дога­ды­вать­ся, настоль­ко ли опа­са­лись заступ­ни­ки за судь­бу моло­до­го чело­ве­ка, чтобы про­сить не уби­вать его, — при пере­го­во­рах это силь­но осла­би­ло бы их пози­ции по дру­гим вопро­сам. Обсуж­да­ли, по-види­мо­му, воз­мож­ность сохра­не­ния бра­ка с Кор­не­ли­ей; даль­ней­шее место­пре­бы­ва­ние Цеза­ря; его пра­ва на иму­ще­ство, кото­рое дик­та­тор кон­фис­ко­вал или, воз­мож­но, толь­ко соби­рал­ся кон­фис­ко­вать. Послед­нее пред­став­ля­ет­ся более веро­ят­ным, посколь­ку нет ника­ких сведе­ний о тех, кто купил его иму­ще­ство. Мол­ча­ние источ­ни­ков вряд ли объ­яс­ня­ет­ся про­стой слу­чай­но­стью. Сохра­ни­лось упо­ми­на­ние о том, что он не стал мстить совер­шен­но незна­чи­тель­но­му Фаги­те, кото­рый, если верить Плу­тар­ху и Све­то­нию, взял с него толь­ко 12 тысяч дена­ри­ев, но ниче­го не слыш­но о тех, кто оста­вил его без иму­ще­ства вооб­ще, а ведь отно­ше­ния с таки­ми людь­ми как-то долж­ны были про­явить­ся — Цезарь навер­ня­ка раз­ре­кла­ми­ро­вал бы своё мило­сер­дие по отно­ше­нию к ним, если бы про­явил его, а если нет, то враж­да с ними вряд ли про­шла бы неза­ме­чен­ной. Таким обра­зом, дик­та­тор ско­рее все­го не кон­фис­ко­вал фамиль­ную долю иму­ще­ства юно­го пат­ри­ция и при­да­ное его жены, а толь­ко вре­мен­но лишил Гая Юлия прав на них.

На при­чи­нах, по кото­рым Сул­ла согла­сил­ся сме­нить гнев на милость, подроб­но оста­нав­ли­вать­ся нет смыс­ла — их мож­но счи­тать выяс­нен­ны­ми: за Цеза­ря про­си­ли вер­ные сто­рон­ни­ки дик­та­то­ра Мамерк Эми­лий Лепид Ливи­ан⁸⁵ и Авре­лий Кот­та⁸⁶, а так­же вестал­ки⁸⁷. К тому же не вызы­ва­ет сомне­ний, что они пред­став­ля­ли не толь­ко себя, и ссо­рить­ся со столь­ки­ми ува­жае­мы­ми людь­ми, в том чис­ле и сво­и­ми спо­движ­ни­ка­ми, из-за тако­го слу­чая было вряд ли разум­но. По-види­мо­му, Сул­ла поз­во­лил Цеза­рю не с.131 толь­ко остать­ся в бра­ке с Кор­не­ли­ей, но и сохра­нить пра­ва на иму­ще­ство⁸⁸. Одна­ко послед­не­му при­шлось рас­стать­ся с надеж­дой на фла­ми­нат⁸⁹, а так­же поки­нуть Ита­лию и отпра­вить­ся слу­жить в Азию под нача­ло про­пре­то­ра М. Мину­ция Тер­ма⁹⁰ — вер­но­го сул­лан­ца, кото­рый мог бы дер­жать его под кон­тро­лем. Это дава­ло Цеза­рю опре­де­лён­ные выго­ды, посколь­ку он ока­зы­вал­ся подаль­ше от дик­та­то­ра, при­чём в про­вин­ции, где был когда-то намест­ни­ком его отец, и мог усо­вер­шен­ст­во­вать своё обра­зо­ва­ние, а так­же, что куда важ­нее, обре­сти сла­ву на полях сра­же­ний⁹¹, в чём отча­сти и пре­успел, заслу­жив co­ro­na ci­vi­ca за отли­чие при взя­тии Мити­ле­ны (Suet. Div. Iul. 2)⁹². Но это уже выхо­дит за рам­ки рас­смат­ри­вае­мо­го сюже­та.

В заклю­че­ние несколь­ко слов об осо­бен­но­стях источ­ни­ков. Нач­нём с при­пи­сы­вае­мых Сул­ле фраз о мно­же­стве Мари­ев, заклю­чён­ных в Цеза­ре, кото­рый поэто­му опа­сен для опти­ма­тов⁹³, и о пло­хо под­по­я­сан­ном юнце. В цен­тре вни­ма­ния обыч­но нахо­дит­ся пер­вая из этих сен­тен­ций, и как в ста­рой⁹⁴, так и в совре­мен­ной лите­ра­ту­ре⁹⁵ её зача­стую при­ни­ма­ют как досто­вер­ную, хотя нет недо­стат­ка и в скеп­ти­ках⁹⁶. В дошед­шем до нас виде это, конеч­но, позд­ней­ший кон­структ. Но нель­зя исклю­чить, что в её осно­ве лежат под­лин­ные сло­ва дик­та­то­ра, о кон­тек­сте кото­рых мож­но толь­ко с.132 дога­ды­вать­ся. Пред­по­ло­жим, что отказ Цеза­ря раз­ве­стись с Кор­не­ли­ей после­до­вал вско­ре после смер­ти его двою­род­но­го бра­та — Мария-млад­ше­го, погиб­ше­го при взя­тии Пре­не­сте, и Сул­ла в шут­ку мог заме­тить, что в Цеза­ре, навер­ное, несколь­ко Мари­ев (коль ско­ро он так «занос­чи­во» себя ведет). Когда Цезарь стал актив­ным про­тив­ни­ком сул­лан­ской систе­мы (осла­бев­шей, но не сокру­шён­ной пол­но­стью меро­при­я­ти­я­ми 70—69 гг.), эти сло­ва мог­ли вспом­нить­ся и при­об­ре­сти новый смысл. Тогда-то и появи­лось упо­ми­на­ние об опти­ма­тах, кото­рым угро­жал Цезарь, — сло­во, для сул­лан­ской эпо­хи не харак­тер­ное⁹⁷. Не исклю­че­на подоб­ная мета­мор­фо­за и с извест­ным пред­у­преж­де­ни­ем, что опти­ма­там сле­ду­ет опа­сать­ся пло­хо под­по­я­сан­но­го юнца (ma­le prae­cinctum pue­rum)⁹⁸, — Сул­ла мог отпу­стить такую шут­ку (без упо­ми­на­ния опти­ма­тов, конеч­но) по адре­су, напри­мер, пода­вав­ше­го на него в суд в кон­це 90-х гг. Мар­ция Цен­зо­ри­на или три­бу­на Пуб­лия Суль­пи­ция, если те носи­ли столь же сла­бо затя­ну­тый пояс. Впо­след­ст­вии эти сло­ва ста­ли отно­сить исклю­чи­тель­но к Гаю Юлию. Конеч­но, мог­ло быть и по-дру­го­му, но в любом слу­чае апо­кри­фич­ность этих выска­зы­ва­ний Сул­лы не оче­вид­на.

Но важ­но в дан­ной свя­зи ука­зать и ещё на одно обсто­я­тель­ство, мало обра­щаю­щее на себя вни­ма­ния учё­ных. Не раз уже ука­зы­ва­лось на то, что цеза­ри­ан­ская тра­ди­ция стре­ми­лась по воз­мож­но­сти дра­ма­ти­зи­ро­вать его про­ти­во­сто­я­ние с все­силь­ным дик­та­то­ром⁹⁹. Отсюда и упор­ное неже­ла­ние Сул­лы «поми­ло­вать» упрям­ца, и намё­ки на вне­се­ние послед­не­го в про­скрип­ции, и его ски­та­ния по Сабин­ской зем­ле, и срав­не­ние с более покла­ди­сты­ми Пом­пе­ем и Пизо­ном. Но репли­ка дик­та­то­ра о мно­же­стве Мари­ев пока­зы­ва­ет, что суще­ст­во­ва­ла и анти­це­за­ри­ан­ская вер­сия это­го эпи­зо­да, в соот­вет­ст­вии с кото­рой Сул­ла вер­но пред­видел ту опас­ность, кото­рую пред­став­лял для государ­ства Цезарь, но вынуж­ден был под­дать­ся на уго­во­ры недаль­но­вид­ных хода­та­ев¹⁰⁰. Но если при­смот­реть­ся вни­ма­тель­нее, то мы увидим, что не толь­ко эта репли­ка, но и бо́льшая часть рас­ска­за Плу­тар­ха при­над­ле­жит анти­це­за­ри­ан­ской тра­ди­ции. Начи­на­ет­ся он, прав­да, с упо­ми­на­ния об отка­зе юно­го пат­ри­ция раз­ве­стись с доче­рью Цин­ны и с.133 кон­фис­ка­ции у него его иму­ще­ства и при­да­но­го жены, но затем речь захо­дит о его род­стве с Мари­я­ми, стар­шим и млад­шим.

Упо­ми­на­ние послед­не­го может носить как сугу­бо уве­до­ми­тель­ный, так и ком­про­ме­ти­ру­ю­щий харак­тер — Цезарь ока­зы­ва­ет­ся постав­лен в один ряд с дерз­ким юнцом, кото­рый не по воз­рас­ту рано достиг кон­су­ла­та и счи­тал­ся винов­ни­ком гибе­ли четы­рёх сена­то­ров, в т. ч. само­го Сце­во­лы Пон­ти­фи­ка¹⁰¹. И даль­ше сооб­ща­ет­ся, что Цезарь, несмот­ря на слиш­ком юный воз­раст (οὔπω πά­νυ μει­ράκιον ὤν), стал домо­гать­ся жре­че­ства и потер­пел пора­же­ние из-за про­ти­во­дей­ст­вия Сул­лы — парал­лель с Мари­ем-млад­шим нали­цо. Реше­ние Сул­лы убить Цеза­ря выглядит в этих усло­ви­ях не про­яв­ле­ни­ем жесто­ко­сти, а разум­ной пре­вен­тив­ной мерой, тем более что впо­след­ст­вии он ока­жет­ся губи­те­лем Рес­пуб­ли­ки¹⁰², а болезнь, настиг­шая Гая Юлия во вре­мя бег­ства, может озна­чать волю богов, выдав­ших его на спра­вед­ли­вую рас­пра­ву, от кото­рой он спа­са­ет­ся лишь низ­ким под­ку­пом, после чего поспеш­но уез­жа­ет в Азию, — перед нами нелест­ный образ fu­gax, спас­ше­го­ся лишь бла­го­да­ря cal­li­di­tas и lar­gi­tio. Плу­тарх не смог при­дать это­му рас­ска­зу какую-то опре­де­лён­ную направ­лен­ность и долж­ным обра­зом ском­по­но­вать и «при­ми­рить» мате­ри­ал, сде­лать его более логич­ным, что обыч­но ста­рал­ся делать и чем отли­чал­ся от Кор­не­лия Непота, Све­то­ния или Дио­ге­на Лаэрт­ско­го¹⁰³, — он сооб­ща­ет о нака­за­нии Цеза­ря за отказ раз­ве­стись с Кор­не­ли­ей, но никак не свя­зы­ва­ет его с даль­ней­шим кон­флик­том моло­до­го пат­ри­ция и дик­та­то­ра; пишет, что Сул­ла не обра­щал вни­ма­ния на Цеза­ря толь­ко пото­му, что был занят «мно­го­чис­лен­ны­ми убий­ства­ми» (πλή­θους φό­νων) и «неот­лож­ны­ми дела­ми» (ἀσχο­λίας), сме­ши­вая тем самым раз­но­пла­но­вые поня­тия; опи­сы­ва­ет при­тя­за­ния Гая Юлия на жре­че­ство, не вполне закон­ное из-за его воз­рас­та, и пре­сле­до­ва­ния его со сто­ро­ны дик­та­то­ра, ниче­го не гово­ря о том, как оце­ни­ва­ет дей­ст­вия обо­их, кото­рые дают осно­ва­ния для самых раз­но­ре­чи­вых оце­нок: моло­дой нобиль тер­пит пона­ча­лу толь­ко за своё род­ство с Мари­ем и Цин­ной, но его при­тя­за­ния на жре­че­ство труд­но при­знать закон­ны­ми; Сул­ла — убий­ца сограж­дан, но его гнев на Цеза­ря обос­но­ван, ибо послед­ний домо­га­ет­ся того, на что не име­ет пра­ва, — напра­ши­ва­ет­ся парал­лель с Лукре­ци­ем Афел­лой, уби­тым за попыт­ку стать кон­су­лом рань­ше поло­жен­но­го вре­ме­ни.

Что же каса­ет­ся Вел­лея Патер­ку­ла, то он изла­га­ет в обыч­ной для него мане­ре «на ходу», одна­ко, в отли­чие от Плу­тар­ха, он фор­му­ли­ру­ет свою пози­цию куда более чёт­ко, и его сим­па­тия к Цеза­рю в дан­ном слу­чае с.134 оче­вид­но выте­ка­ет из всей харак­те­ри­сти­ки, содер­жа­щей­ся в II. 41. Если же гово­рить о нашем слу­чае, то Вел­лей под­чёр­ки­ва­ет, что ника­кой страх не мог заста­вить Цеза­ря раз­ве­стись с Кор­не­ли­ей (ut re­pu­dia­ret nul­lo me­to com­pel­li po­tuit), тогда как кон­су­ляр Пизон разо­шёл­ся с вдо­вой Цин­ны. Меж­ду тем Пизон занял выс­шую маги­ст­ра­ту­ру лишь в 61 г.¹⁰⁴ Смысл это­го ана­хро­низ­ма оче­виден — Цезарь поз­во­лил себе то, на что не решил­ся даже кон­су­ляр. В то же вре­мя Вел­лей в бла­го­при­ят­ном для Сул­лы духе пишет, что Гай Юлий бежал ско­рее от наме­ре­вав­ших­ся его убить при­служ­ни­ков и соучаст­ни­ков дик­та­то­ра (mi­nistris Sul­lae adiu­to­ri­bus­que), неже­ли от него само­го. Не заде­ва­ет он и Пом­пея, срав­не­ние с кото­рым напра­ши­ва­ет­ся, пред­по­чи­тая гово­рить о менее стой­ком, чем Цезарь, Пизоне¹⁰⁵. В отно­ше­нии победи­те­ля Мит­ри­да­та при­чи­на оче­вид­на — нескры­вае­мая сим­па­тия к пол­ко­вод­цу, кото­ро­му он посвя­тил два пане­ги­ри­ка (II. 29; 53. 3)¹⁰⁶. Сул­лу он оце­ни­ва­ет куда более про­ти­во­ре­чи­во¹⁰⁷, но охот­нее рас­ска­зы­ва­ет о его доб­рых делах, чем о дур­ных, и даже при­во­дит явно неправ­до­по­доб­ную исто­рию о том, как тот отпу­стил Сер­то­рия после захва­та его в плен вме­сте с Луци­ем Сци­пи­о­ном (II. 25. 3)¹⁰⁸, — сюжет, в какой-то мере пере­кли­каю­щий­ся с нашим слу­ча­ем, где дик­та­тор фак­ти­че­ски объ­яв­ля­ет­ся непри­част­ным к дей­ст­ви­ям сво­их кро­во­жад­ных mi­nistri adiu­to­res­que.

И, нако­нец, Све­то­ний. Его рас­сказ наи­бо­лее свя­зен и логи­чен, в нём боль­ше все­го подроб­но­стей — имен­но он назы­ва­ет тех, кто засту­пил­ся за Цеза­ря перед Сул­лой. Прав­да, он (или, ско­рее, его источ­ник) назы­ва­ет имя Кор­не­лия Фаги­ты лишь в 74-й гла­ве, гово­ря о мило­сер­дии Цеза­ря, но всё же назы­ва­ет. Он не пишет о наме­ре­нии дик­та­то­ра убить Гая Юлия, зато при­во­дит рас­сказ о ски­та­ни­ях послед­не­го с частой пере­ме­ной ноч­ле­га и встре­че с in­qui­si­to­res. Это, как пред­став­ля­ет­ся, резуль­тат пере­ска­за источ­ни­ка, пред­став­ля­ю­щий, одна­ко, цен­ность как отра­же­ние цеза­ри­ан­ской про­па­ган­ды.

Под­ведём ито­ги. Мож­но кон­ста­ти­ро­вать, что изла­гае­мая в источ­ни­ках, а вслед за ними и во мно­же­стве исто­ри­че­ских трудов исто­рия о том, как Цезарь едва не погиб от рук сул­лан­ских пала­чей, по-види­мо­му, не соот­вет­ст­ву­ет дей­ст­ви­тель­но­сти. Он не скры­вал­ся от сыщи­ков дик­та­то­ра, а толь­ко ждал его реше­ния, уда­лив­шись из Рима. Но впо­след­ст­вии он поста­рал­ся спол­на извлечь выго­ды из это­го инци­ден­та, пре­под­не­ся его как с.135 смер­тель­ное про­ти­во­сто­я­ние¹⁰⁹. Нет спо­ру — Цезарь всё-таки рис­ко­вал, но не жиз­нью, а иму­ще­ст­вом или его зна­чи­тель­ной частью, кото­рое Сул­ла мог кон­фис­ко­вать, что умень­ши­ло бы воз­мож­но­сти его поли­ти­че­ской карье­ры. Одна­ко это про­из­во­ди­ло куда мень­ший эффект, и он сам, а затем, по-види­мо­му, сим­па­ти­зи­ро­вав­шие ему писа­те­ли созда­ли эту дра­ма­ти­че­скую исто­рию, а вра­ги Цеза­ря, под­хва­тив её, истол­ко­ва­ли на свой лад.

The ar­tic­le deals with the conflict between Sul­la and Cae­sar in 82 BC. Aut­hor strengthens ar­gu­men­ta­tion of tho­se scho­lars who be­lie­ve that Cae­sar was not proscri­bed. It is ob­vio­us that Cae­sar’s pro­per­ty was not con­fis­ca­ted, and he did not hi­de from Sul­la’s in­qui­si­to­res. He on­ly left Ro­me wai­ting for de­ci­sion of dic­ta­tor who was ir­ri­ta­ted with Cae­sar’s re­fu­sal to di­vor­ce his wife Cor­ne­lia, Cin­na’s daughter. Cor­ne­lius Fa­gi­ta who is sup­po­sed to over­ta­ke Cae­sar in Sa­bi­na, was sent me­re ac­cor­ding to aut­hor not to ar­rest Cae­sar but to tell him Sul­la’s de­ci­sion. Dic­ta­tor pro­bab­ly al­lowed Cae­sar not to ma­ke di­vor­ce but or­de­red to lea­ve Ita­ly and to de­part for Asia and ser­ve un­der Mi­nu­cius Ther­mus. Dra­ma­tic sto­ry which ca­me to us on this sub­ject emer­ged to the aut­hor’s mind on­ly in 60s BC, when an­ti-sul­lan wave was ari­sing in Ro­man pub­lic opi­nion and Cae­sar’s in­te­rest was to em­pha­si­ze his an­ta­go­nism to de­cea­sed dic­ta­tor.