«Consilium coercendi intra terminos imperii» (к проблеме преемственности европейской политики Августа и Тиберия)

с.109 Мож­но с уве­рен­но­стью утвер­ждать, что в послед­ние деся­ти­ле­тия Рим­ской рес­пуб­ли­ки ее внеш­няя поли­ти­ка была под­чи­не­на внут­ри­по­ли­ти­че­ским целям и была в доста­точ­ной сте­пе­ни пер­со­ни­фи­ци­ро­ва­на: доста­точ­но вспом­нить финал III Мит­ри­да­то­вой вой­ны и сопер­ни­че­ство Пом­пея с Лукул­лом, галль­ские вой­ны Цеза­ря, зло­счаст­ный пар­фян­ский поход Крас­са и немно­гим более удач­ный — Анто­ния, илли­рий­скую кам­па­нию Окта­ви­а­на и его во все­услы­ша­ние объ­яв­лен­ное, но так нико­гда и не осу­щест­влен­ное наме­ре­ние совер­шить экс­пе­ди­цию в Бри­та­нию (опять-таки не rei pub­li­cae cau­sa, а чтобы совер­шить нечто сопо­ста­ви­мое с дея­ни­я­ми Юлия Цеза­ря, как на это ука­зы­ва­ет Дион Кас­сий — XLIX. 38. 2).

Когда Окта­виан добил­ся окон­ча­тель­но­го успе­ха в борь­бе за власть, он уна­сле­до­вал от Рес­пуб­ли­ки и сво­их менее удач­ли­вых сопер­ни­ков целый ком­плекс про­блем, в том чис­ле и внеш­не­по­ли­ти­че­ских. Решать их было необ­хо­ди­мо, при­чем безот­ла­га­тель­но, так как имен­но победы над внеш­ним вра­гом мог­ли послу­жить наи­бо­лее эффект­ным и эффек­тив­ным оправ­да­ни­ем его еди­но­лич­но­го гос­под­ства. Сле­до­ва­тель­но, по край­ней мере, до тех пор, пока не была выстро­е­на систе­ма, вошед­шая в исто­рию под име­нем прин­ци­па­та, рим­ские вой­ска под ауспи­ци­я­ми «сына боже­ст­вен­но­го Юлия» долж­ны были одер­жи­вать победу за победой.

Поэто­му неуди­ви­тель­но, что после окон­ча­ния граж­дан­ских войн Рим раз­ви­ва­ет бук­валь­но лихо­ра­доч­ную воен­ную актив­ность едва ли не по все­му пери­мет­ру сво­их гра­ниц. Это тем более при­ме­ча­тель­но, если сопо­ста­вить про­ис­хо­див­шее в 20-е гг. до н. э. с тем, как вел себя новый пове­ли­тель Рима немно­ги­ми года­ми ранее по отно­ше­нию к глав­ной «голов­ной боли» на Восто­ке — Пар­фии. Когда в раз­гар послед­ней кам­па­нии граж­дан­ской вой­ны появи­лась уни­каль­ная воз­мож­ность для рим­ско­го вме­ша­тель­ства в пар­фян­скую меж­до­усо­би­цу на сто­роне либо царя Фра­ата IV, либо пре­тен­ден­та на пар­фян­ский трон Тирида­та, Окта­виан пред­по­чел ею пре­не­бречь. Позд­нее, когда победи­те­лем вышел Фра­ат, Окта­виан оправ­ды­вал край­ней заня­то­стью свое игно­ри­ро­ва­ние его прось­бы о помо­щи.

Когда же оза­бо­чен­ность внут­рен­ни­ми дела­ми несколь­ко ослаб­ла (в дей­ст­ви­тель­но­сти это была не более чем пере­дыш­ка — поли­ти­че­ская ситу­а­ция в Риме 20-х гг. оста­ва­лась доста­точ­но напря­жен­ной), при­шел черед дел внеш­них. С 27 по 20 гг. до н. э. было выдви­ну­то пять внеш­не­по­ли­ти­че­ских про­ек­тов (бри­тан­ский, испан­ский, пар­фян­ский, ара­вий­ский и эфи­оп­ский); неосу­щест­влен­ны­ми из них оста­лись два — бри­тан­ский и пар­фян­ский.

Если дело с Бри­та­ни­ей вновь, как и в 35 г., не вышло за рам­ки гром­ких декла­ра­ций, то пар­фян­ский про­ект, пожа­луй, пра­виль­нее назвать осу­щест­влен­ным, хотя и в реду­ци­ро­ван­ном виде: вме­сто утвер­жде­ния на пар­фян­ском троне с.110 рим­ско­го став­лен­ни­ка при­шлось огра­ни­чить­ся ком­про­мис­сом, с рим­ской сто­ро­ны заклю­чав­ших­ся в отка­зе от под­держ­ки Тирида­та, а с пар­фян­ской — в выда­че тро­фей­ных рим­ских зна­мен и плен­ных, остав­ших­ся от пора­же­ний Крас­са и Анто­ния.

Ара­вий­ская экс­пе­ди­ция завер­ши­лась про­ва­лом (преж­де все­го из-за пло­хой орга­ни­за­ции), воен­ные дей­ст­вия в Эфи­о­пии были свер­ну­ты после того, как в них мино­ва­ла необ­хо­ди­мость. Таким обра­зом, толь­ко испан­ская вой­на Авгу­ста при­нес­ла кон­крет­ные и дол­говре­мен­ные резуль­та­ты — заво­е­ва­ние Кан­та­брии и Асту­рии, т. е. пол­ное под­чи­не­ние Пире­ней­ско­го полу­ост­ро­ва вла­сти рим­лян.

Сле­ду­ет обра­тить вни­ма­ние на то, что евро­пей­ская состав­ля­ю­щая дей­ст­вий Авгу­ста на внеш­не­по­ли­ти­че­ской арене тогда была доста­точ­но скром­ной — одна пятая. Одна­ко пер­вый пери­од, кото­рый мож­но назвать вре­ме­нем экс­пе­ри­мен­тов, завер­шил­ся, и ито­ги его Август под­вел в пись­ме сена­ту, кото­рое Дион Кас­сий (LIV. 9. 1) дати­ру­ет 20 г. до н. э.: в нем импе­ра­тор обос­но­вы­вал неце­ле­со­об­раз­ность новых терри­то­ри­аль­ных захва­тов. На прак­ти­ке это озна­ча­ло пере­нос цен­тра тяже­сти рим­ской внеш­ней поли­ти­ки с Восто­ка на Запад: Рим раз­во­ра­чи­вал­ся лицом к Евро­пе, и послед­ней это не сули­ло ниче­го хоро­ше­го. Если на Восто­ке впредь при­о­ри­тет дей­ст­ви­тель­но отда­вал­ся дипло­ма­ти­че­ским мето­дам, кото­рые, впро­чем, не исклю­ча­ли и сило­во­го дав­ле­ния, но в мас­шта­бах огра­ни­чен­ных, исклю­чав­ших пере­рас­та­ния в боль­шую вой­ну, то Запад ста­но­вил­ся аре­ной гран­ди­оз­ных заво­е­ва­тель­ных кам­па­ний.

Г. Добеш счи­та­ет «отцом евро­пей­ской поли­ти­ки Рима» Юлия Цеза­ря, так как имен­но он ори­ен­ти­ро­вал Рим, до него быв­ший исклю­чи­тель­но сре­ди­зем­но­мор­ской дер­жа­вой, на Евро­пу. По мне­нию иссле­до­ва­те­ля, евро­пей­ские пла­ны Авгу­ста явля­лись реду­ци­ро­ван­ной копи­ей подоб­ных же пла­нов Цеза­ря¹. Здесь сле­ду­ет доба­вить, что Август вплот­ную занял­ся Евро­пой толь­ко после того, как убедил­ся в бес­пер­спек­тив­но­сти (под­черк­нем — на дан­ный момент) новых заво­е­ва­ний на Восто­ке.

Сле­дую­щий пери­од, начав­ший­ся после заклю­че­ния рим­ско-пар­фян­ско­го согла­ше­ния 20 г. до н. э., мож­но назвать «пяти­лет­кой стра­те­ги­че­ско­го пла­ни­ро­ва­ния». Круп­ных заво­е­ва­ний в это вре­мя не было, рим­ляне огра­ни­чи­ва­лись подав­ле­ни­ем вос­ста­ний (Испа­ния, Фра­кия) и отра­же­ни­ем вар­вар­ских втор­же­ний (Рейн и Дунай). Одна­ко имен­но тогда была заду­ма­на и осу­щест­вле­на воен­ная рефор­ма, завер­шив­шая про­цесс ста­нов­ле­ния про­фес­сио­наль­ной армии, и про­веде­на огром­ная под­гото­ви­тель­ная работа, кото­рая заклю­ча­лась в обес­пе­че­нии спо­кой­ст­вия на Восто­ке (мис­сия Агрип­пы) и созда­нии стра­те­ги­че­ских пред­по­сы­лок для гран­ди­оз­ных заво­е­ва­ний в Евро­пе. Вполне веро­ят­но, что имен­но в это пяти­ле­тие был обоб­щен опыт антич­ных кар­то­гра­фов и созда­на зна­ме­ни­тая «кар­та Агрип­пы» — сво­его рода про­грам­ма-мак­си­мум буду­ще­го or­bis Ro­ma­nus.

Чего же доби­ва­лись рим­ляне? Про­грам­ма Авгу­ста была, дума­ет­ся, осно­ва­на на двух неза­мыс­ло­ва­тых посту­ла­тах, сфор­му­ли­ро­ван­ных Титом Ливи­ем с.111 и Вер­ги­ли­ем² и полу­чив­ших широ­чай­ший обще­ст­вен­ный резо­нанс. Соглас­но пер­во­му авто­ру, «поли­ти­че­ское заве­ща­ние» Рому­ла обе­ща­ло, что в мире нет сил, спо­соб­ных про­ти­вить­ся рим­ско­му ору­жию: nul­las opes hu­ma­nas ar­mis Ro­ma­nis re­sis­te­re pos­se. Вер­ги­лий утвер­ждал: вла­сти Рима не будет кон­ца ни в про­стран­стве, ни во вре­ме­ни (im­pe­rium si­ne fi­ne). Авгу­сту оста­ва­лось «лишь» вопло­тить эти пунк­ты в жизнь.

Два­дца­тые годы были вре­ме­нем, когда весь оби­тае­мый мир был заво­е­ван Римом или под­чи­нен ему ины­ми сред­ства­ми, но глав­ным обра­зом на сло­вах. Одна­ко раз­рыв меж­ду сло­вом и делом, сколь­ко бы он ни при­кры­вал­ся про­чув­ст­во­ван­ны­ми сен­тен­ци­я­ми о бес­пре­ко­слов­ном под­чи­не­нии самых отда­лен­ных пле­мен малей­ше­му мано­ве­нию руки Авгу­ста, не мог оста­вать­ся веч­но. Дей­ст­ви­тель­ность вре­ме­на­ми напо­ми­на­ла о себе доста­точ­но болез­нен­ным обра­зом. Так, в 16 г. до н. э. гер­ман­ское пле­мя сугам­бров вторг­лось в рим­скую Гал­лию, раз­би­ло высту­пив­шие им навстре­чу рим­ские вой­ска под коман­до­ва­ни­ем Мар­ка Лол­лия, захва­тив при этом орла и знач­ки V леги­о­на, и бес­пре­пят­ст­вен­но вер­ну­лось за Рейн. Это был чув­ст­ви­тель­ный удар по само­лю­бию Авгу­ста: не слу­чай­но Све­то­ний кон­ста­ти­ро­вал, что это пора­же­ние при­нес­ло «боль­ше позо­ра, чем уро­на» (Suet. Aug. 23. 1). Если учесть огром­ную про­тя­жен­ность рим­ских гра­ниц, ради­каль­но решить «вар­вар­скую про­бле­му» мож­но было толь­ко одним спо­со­бом — лик­види­ро­вав «вар­вар­скую зону» пол­но­стью, т. е. заво­е­вав всю осталь­ную ойку­ме­ну. Как извест­но, вплоть до наших дней ни одно­му заво­е­ва­те­лю (из тех, кто зада­вал­ся этой целью), от Алек­сандра до Гит­ле­ра, решить эту зада­чу не уда­лось — она из тех, что при­ня­то име­но­вать бредо­вы­ми, мани­а­каль­ны­ми и т. п.

Одна­ко нель­зя мыс­лить совре­мен­ны­ми кате­го­ри­я­ми, в том чис­ле и гео­по­ли­ти­че­ски­ми, ста­но­вясь на место Авгу­ста и его окру­же­ния. Для них тогдаш­ний оби­тае­мый мир выглядел мень­ше и уют­нее, он огра­ни­чи­вал­ся лишь тре­мя мате­ри­ка­ми Ста­ро­го Све­та, точ­нее, их более извест­ны­ми антич­ным путе­ше­ст­вен­ни­кам и гео­гра­фам частя­ми: Запад­ной, Цен­траль­ной и Южной Евро­пой (Север­ная и Восточ­ная были извест­ны гораздо хуже), Запад­ной и (отча­сти) Южной Ази­ей и Север­ной Афри­кой. Таким обра­зом, Сре­ди­зем­но­мо­рье, уже под­власт­ное рим­ля­нам, зани­ма­ло цен­траль­ное место на «зем­ном кру­ге», а поко­ре­ние осталь­ных оби­тае­мых земель каза­лось вполне посиль­ной зада­чей.

Самое мир­ное пяти­ле­тие прин­ци­па­та Авгу­ста быст­ро подо­шло к кон­цу и плав­но пере­рос­ло в пер­вый этап боль­ших евро­пей­ских войн. Кам­па­ни­ей 16—15 гг. до н. э. был пол­но­стью поко­рен аль­пий­ский гор­ный мас­сив. Тем самым Рим решил сра­зу две стра­те­ги­че­ские зада­чи — обес­пе­че­ние ком­му­ни­ка­ций меж­ду рейн­ской и бал­кан­ской вой­ско­вы­ми груп­пи­ров­ка­ми и выход к «мяг­ко­му под­брю­шью» пока еще сво­бод­ной Гер­ма­нии. То и дру­гое созда­ва­ло целый набор стра­те­ги­че­ских воз­мож­но­стей для рим­ско­го воен­но­го коман­до­ва­ния, и впо­след­ст­вии неко­то­рые из них были реа­ли­зо­ва­ны.

с.112 Три года, с 16 по 13 гг. до н. э. оба неко­ро­но­ван­ных вла­сти­те­ля Рима, Август и Агрип­па, про­ве­ли вне сто­ли­цы — пер­вый вме­сте со сво­им пасын­ком Дру­зом нахо­дил­ся в Гал­лии, вто­рой в восточ­ных про­вин­ци­ях. Разу­ме­ет­ся, дело было не в обу­яв­шей вдруг обо­их дру­зей стра­сти к путе­ше­ст­ви­ям — эти годы были заня­ты напря­жен­ной под­готов­кой к войне, вклю­чав­шей в себя ее все­сто­рон­нее обес­пе­че­ние, в том чис­ле и дипло­ма­ти­че­ское (глав­ным обра­зом на Восто­ке). Завер­ши­лось это трех­ле­тие воен­ной рефор­мой, кото­рая сде­ла­ла омо­ло­жен­ную рим­скую армию пол­но­стью гото­вой к дей­ст­ви­ям.

Сле­дую­щие три года были вре­ме­нем интен­сив­ных воен­ных уси­лий за Рей­ном и в бас­сейне Дуная. В резуль­та­те Гер­ма­ния меж­ду Рей­ном и Эль­бой была сочте­на поко­рен­ной, заво­е­ван был весь север Бал­кан­ско­го полу­ост­ро­ва, и, каза­лось, после соот­вет­ст­ву­ю­щей под­готов­ки дол­жен был после­до­вать новый мощ­ный рывок. Жизнь, одна­ко, рас­по­ряди­лась ина­че: в 9 г. до н. э. поги­ба­ет Друз, галль­ское намест­ни­че­ство вме­сте с гер­ман­ским коман­до­ва­ни­ем пере­да­ет­ся его стар­ше­му бра­ту Тибе­рию, кото­рый три после­дую­щих года зани­мал­ся устрой­ст­вом поко­рен­ной терри­то­рии и, по сло­вам Вел­лея Патер­ку­ла, офи­це­ра его шта­ба, почти завер­шил под­готов­ку ее про­вин­ци­аль­но­го ста­ту­са (Vell. II. 97. 4). Одна­ко затем Тибе­рий уда­ля­ет­ся в изгна­ние на Родос, вна­ча­ле доб­ро­воль­ное, а затем и вынуж­ден­ное; в гер­ман­ских делах насту­па­ет дол­говре­мен­ная пау­за. Выяс­не­ние ее при­чи­ны про­ли­ва­ет свет на цель не толь­ко гер­ман­ской поли­ти­ки Авгу­ста, но и его внеш­ней поли­ти­ки вооб­ще.

Еще в 12 г. до н. э. рим­ский флот под коман­до­ва­ни­ем Дру­за совер­шил оке­ан­ское пла­ва­ние, достиг­нув север­ной око­неч­но­сти Ютлан­дии и даже попы­тав­шись про­дви­нуть­ся даль­ше, чему, похо­же, поме­ша­ли погод­ные усло­вия — насту­пи­ла осень и при­бли­жа­лась зима. Гово­ря воен­ным язы­ком, это была реко­гнос­ци­ров­ка, кото­рая наме­ча­ла гра­ни­цу буду­ще­го теат­ра воен­ных дей­ст­вий. Рим­ляне узна­ли от сво­их инфор­ма­то­ров, что пред­став­шее их взо­рам море (посколь­ку пла­ва­ние было каботаж­ным, они навер­ня­ка увиде­ли Бал­ти­ку) про­сти­ра­лось вплоть до Ски­фии, уже им зна­ко­мой. Через нее путь вел к Кас­пий­ским воротам (Дер­бент­ский про­ход), откры­вав­шим доро­гу в Пар­фию с Севе­ра (напом­ним, что Кас­пий­ское море счи­та­лось тогда зали­вом Оке­а­на и, сле­до­ва­тель­но, его мож­но было достиг­нуть, по тогдаш­ним пред­став­ле­ни­ям, и мор­ским путем через Бал­ти­ку).

В свою оче­редь, поко­ре­ние Пар­фии откры­ва­ло путь в Индию, и здесь сто­ит вспом­нить о зафик­си­ро­ван­ных наши­ми источ­ни­ка­ми кон­так­тах Авгу­ста с индий­ски­ми царя­ми³. В част­но­сти, в 20 г. до н. э. на Самос, быв­ший тогда рези­ден­ци­ей Авгу­ста, при­бы­ло индий­ское посоль­ство. Резуль­та­том пере­го­во­ров было заклю­че­ние воен­но-поли­ти­че­ско­го сою­за Рима с одним из индий­ских госуда­рей. Дого­вор вклю­чал в себя обя­за­тель­ство индий­ской сто­ро­ны пре­до­ста­вить коридор для про­хо­да рим­ских войск через ее терри­то­рию. От Индии до Оке­а­на на Восто­ке было, по рим­ским пред­став­ле­ни­ям, совсем рукой подать — о суще­ст­во­ва­нии могу­ще­ст­вен­ной импе­рии Хань рим­ляне, оче­вид­но, с.113 пред­став­ле­ния не име­ли и поме­ща­ли стра­ну серов (китай­цев), откуда они полу­ча­ли шелк, где-то в пре­де­лах терри­то­рии совре­мен­но­го Непа­ла.

Таким обра­зом, план поко­ре­ния мира, если тако­вой суще­ст­во­вал, пред­у­смат­ри­вал несколь­ко эта­пов, и выход рим­ских леги­о­нов на Эль­бу и Дунай был лишь пер­вым из них, созда­вав­шим выгод­ные стра­те­ги­че­ские пред­по­сыл­ки для ново­го наступ­ле­ния. Одна­ко, в силу гло­баль­но­го харак­те­ра этих замыс­лов, вопло­тить их в жизнь дол­жен был либо сам Август, либо кто-то из «прин­цев» импе­ра­тор­ско­го дома, жела­тель­но буду­щий наслед­ник прин­ци­па­та. Кто-либо из посто­рон­них исклю­чал­ся кате­го­ри­че­ски, ибо его успеш­ные дей­ст­вия созда­ли бы пря­мую угро­зу без­опас­но­сти дина­стии.

После смер­ти Агрип­пы и Дру­за, отстав­ки Тибе­рия ока­за­лось, что под­хо­дя­щей кан­дида­ту­ры у Авгу­ста про­сто нет, а сам он не в состо­я­нии воз­гла­вить новый восточ­ный поход как по воз­рас­ту и здо­ро­вью, так и пото­му, что трез­во оце­ни­вал свои более чем скром­ные спо­соб­но­сти вое­на­чаль­ни­ка. Поэто­му в реа­ли­за­ции заво­е­ва­тель­ных пла­нов по необ­хо­ди­мо­сти насту­пи­ла дли­тель­ная пау­за — до воз­му­жа­ния Гая и Луция Цеза­рей, род­ных вну­ков и при­ем­ных сыно­вей Авгу­ста.

Прав­да, абсо­лют­ной эту пау­зу назвать нель­зя, как нель­зя и абсо­лю­ти­зи­ро­вать извест­ное рас­по­ря­же­ние Авгу­ста рим­ским пол­ко­во­д­цам не пере­хо­дить Эль­бу во избе­жа­ние анти­рим­ско­го сою­за пле­мен по обе сто­ро­ны реки. Мож­но счи­тать уста­нов­лен­ным, что этот запрет отно­сил­ся толь­ко к кон­крет­ной ситу­а­ции 8 г. до н. э. Во вся­ком слу­чае, хоро­шо извест­но, что при­мер­но на рубе­же нашей эры легат Авгу­ста Доми­ций Аге­но­барб (сын извест­но­го рес­пуб­ли­кан­ца и дед импе­ра­то­ра Неро­на) совер­шил рейд в глу­би­ну гер­ман­ской терри­то­рии. В пер­вый и послед­ний раз в исто­рии рим­ский вое­на­чаль­ник фор­си­ро­вал Эль­бу, заклю­чил союз с жив­ши­ми на ее пра­вом бере­гу пле­ме­на­ми и даже попы­тал­ся учредить у них культ Авгу­ста. Немыс­ли­мо вооб­ра­зить, что он мог нару­шить при­каз импе­ра­то­ра, напро­тив, послед­ний был дово­лен дея­тель­но­стью сво­его лега­та — Аге­но­барб полу­чил три­ум­фаль­ные отли­чия (or­na­men­ta tri­um­pha­lia). Одна­ко счи­тать эту акцию чем-то боль­шим, чем раз­вед­ка боем, нель­зя: она, судя по име­ю­щим­ся дан­ным, не име­ла дол­говре­мен­ных послед­ст­вий, да и уда­лась лишь пото­му, что воен­но-поли­ти­че­ская обста­нов­ка в Гер­ма­нии тогда была исклю­чи­тель­но бла­го­при­ят­ной и круп­ных воен­ных столк­но­ве­ний уда­лось избе­жать.

Таким обра­зом, в армии жда­ли при­бы­тия Гая Цеза­ря с Восто­ка. Но вме­сто него вер­ну­лась урна с его пра­хом, а меж­ду тем ситу­а­ция в Гер­ма­нии ослож­ни­лась, и даже тогда, когда вакан­сия глав­но­ко­ман­дую­ще­го была запол­не­на новым при­ем­ным сыном Авгу­ста — его преж­де опаль­ным пасын­ком Тибе­ри­ем — тому при­шлось, преж­де чем брать­ся за гло­баль­ные пла­ны, подав­лять мощ­ное вос­ста­ние гер­ман­ских пле­мен. Ситу­а­ция ста­би­ли­зи­ро­ва­лась лишь в 5 г., когда сухо­пут­ная армия и флот, пере­сек­ший Север­ное море, соеди­ни­лись на Эль­бе. Уве­рен­ность рим­лян в сво­ей силе была убеди­тель­но про­де­мон­стри­ро­ва­на тем, что вся армия про­ве­ла зиму 4/5 гг. в воен­ных лаге­рях за Рей­ном (обыч­но меж­ду Рей­ном и Эль­бой на зиму оста­ва­лись толь­ко гар­ни­зо­ны, а основ­ные силы отво­ди­лись на базы по рейн­ско­му лево­бе­ре­жью, создан­ные еще Дру­зом).

с.114 В 6 г. после про­дол­жи­тель­ной пау­зы рим­ляне воз­об­но­ви­ли даль­ней­шее заво­е­ва­ние Евро­пы. Един­ст­вен­ным серь­ез­ным про­тив­ни­ком в цен­тре кон­ти­нен­та они счи­та­ли царя мар­ко­ман­нов Маро­бо­да, кото­рый, уведя свое пле­мя из пре­де­лов дося­гае­мо­сти рим­ско­го ору­жия, в пре­де­лах совре­мен­ной Чехии создал мощ­ное пле­мен­ное объ­еди­не­ние и тре­ни­ро­вал армию по рим­ско­му образ­цу, хотя ничем не обна­ру­жи­вал враж­деб­ных по отно­ше­нию к вели­ко­му соседу наме­ре­ний.

Кам­па­ния про­тив Маро­бо­да была разыг­ра­на по клас­си­че­ским кано­нам стра­те­гии: одна рим­ская вой­ско­вая груп­пи­ров­ка под коман­до­ва­ни­ем само­го Тибе­рия дви­ну­лась из Илли­ри­ка на севе­ро-запад, вто­рая груп­па леги­о­нов, руко­во­ди­мая Сен­ти­ем Сатур­ни­ном, высту­пив из леги­он­ных лаге­рей на Верх­нем Рейне, про­ру­ба­лась через Гер­цин­ский лес в юго-восточ­ном направ­ле­нии. Обе они долж­ны были соеди­нить­ся в зара­нее назна­чен­ном пунк­те и дать вождю мар­ко­ман­нов гене­раль­ное сра­же­ние, кото­рое сде­ла­ло бы рим­лян, по их мыс­ли, пол­ны­ми хозя­е­ва­ми Евро­пы.

До про­тив­ни­ка оста­ва­лось все­го три днев­ных пере­хо­да, когда кам­па­нию при­шлось сроч­но свер­нуть, а с Маро­бо­дом заклю­чить мир — гря­ну­ло Вели­кое илли­рий­ское вос­ста­ние, кото­рое не толь­ко поста­ви­ло под вопрос даль­ней­шее осу­щест­вле­ние внеш­не­по­ли­ти­че­ской про­грам­мы Авгу­ста, но и пред­став­ля­ло непо­сред­ст­вен­ную угро­зу Ита­лии и сто­ли­це импе­рии: сам Август заявил в сена­те, что, если не при­нять над­ле­жа­щих мер, непри­я­тель через десять дней будет сто­ять под сте­на­ми Рима. Прак­ти­че­ски это было при­зна­ние в банк­рот­стве гло­баль­ной поли­ти­ки.

Если верить Све­то­нию (Tib. 16. 2), импе­ра­тор был готов отка­зать­ся от борь­бы с вос­став­ши­ми и ото­звать Тибе­рия из Илли­ри­ка, но тот пони­мал ситу­а­цию луч­ше, и, в конеч­ном сче­те, путем мак­си­маль­но­го напря­же­ния сил, рим­ля­нам в тече­ние трех лет уда­лось спра­вить­ся с инсур­ген­та­ми, пре­вра­тив охва­чен­ные вос­ста­ни­ем обла­сти в без­люд­ную пусты­ню. Одна­ко это доро­го обо­шлось и самим рим­ля­нам: их армия понес­ла круп­ные поте­ри, в резуль­та­те ее каче­ст­вен­ный состав, как это при­знал сам Август в пись­ме к Тибе­рию, рез­ко ухуд­шил­ся.

Летом 9 г. были уни­что­же­ны послед­ние оча­ги Вели­ко­го илли­рий­ско­го вос­ста­ния, но дол­го почи­вать на лав­рах рим­ля­нам не при­шлось — через три неде­ли после полу­че­ния радост­ных для них изве­стий из Илли­ри­ка при­шло сооб­ще­ние об уни­что­же­нии за Рей­ном трех леги­о­нов — кра­сы и гор­до­сти рим­ской армии — во гла­ве с лега­том Авгу­ста Пуб­ли­ем Квин­ти­ли­ем Варом. Таким обра­зом, в тече­ние несколь­ких дней были поте­ря­ны пло­ды два­дца­ти­лет­них воен­ных уси­лий Рима в Гер­ма­нии. Здесь не место углуб­лять­ся в при­чи­ны поте­ри зарейн­ской Гер­ма­нии, ука­жем толь­ко, что она ока­за­лась необ­ра­ти­мой.

Имен­но после это­го собы­тия — оче­ред­но­го уда­ра, кото­рый дол­жен был выдер­жать пре­ста­ре­лый Август — и после­до­вал его зна­ме­ни­тый совет пре­ем­ни­ку, содер­жав­ший­ся в опуб­ли­ко­ван­ном посмерт­но отче­те о состо­я­нии Рим­ской дер­жа­вы: впредь при­дер­жи­вать­ся суще­ст­ву­ю­щих гра­ниц (con­si­lium coer­cen­di intra ter­mi­nos im­pe­rii) (Tac. Ann. I. 11. 4)

с.115 Одна­ко прав­ле­ние Тибе­рия — внешне в пол­ном про­ти­во­ре­чии с этой реко­мен­да­ци­ей — нача­лось сери­ей мас­си­ро­ван­ных рим­ских втор­же­ний в глу­би­ну гер­ман­ской терри­то­рии. Выход из это­го оче­вид­но­го про­ти­во­ре­чия обыч­но усмат­ри­ва­ют в при­пи­сы­ва­нии ини­ци­а­ти­вы гер­ман­ских похо­дов 14—16 гг. рим­ско­му намест­ни­ку Гал­лии и коман­дую­ще­му Рейн­ской арми­ей Гер­ма­ни­ку, пле­мян­ни­ку и при­ем­но­му сыну Тибе­рия.

Не вда­ва­ясь в ана­лиз дина­сти­че­ской ситу­а­ции нача­ла прин­ци­па­та Тибе­рия, ука­жем, что в дан­ном слу­чае ини­ци­а­то­ром эска­ла­ции рим­ско-гер­ман­ско­го кон­флик­та был не Гер­ма­ник и даже не Тибе­рий — сам Август в 13 г. ото­звал с Рей­на сво­его опыт­но­го и осто­рож­но­го пасын­ка, заме­нив его моло­дым, горя­чим и увле­каю­щим­ся Гер­ма­ни­ком. Если учесть раз­мах воен­ных пред­при­я­тий нача­ла прин­ци­па­та Тибе­рия, то ста­но­вит­ся оче­вид­ным, что фун­да­мен­таль­ная под­готов­ка про­во­ди­лась задол­го до их нача­ла. Таким обра­зом, полу­ча­ет­ся, что con­si­lium Авгу­ста каким-то зага­доч­ным обра­зом игно­ри­ро­вал Гер­ма­нию.

Чтобы понять, что же про­ис­хо­ди­ло на север­ной гра­ни­це импе­рии в 14—16 гг., надо учи­ты­вать, что терри­то­рия меж­ду Рей­ном и Эль­бой уже была офи­ци­аль­но вклю­че­на в состав Рим­ско­го государ­ства в 8 г. до н. э., когда был про­веден целый ком­плекс празд­нич­ных меро­при­я­тий, вклю­чав­ших в себя, в част­но­сти, пере­име­но­ва­ние меся­ца секс­ти­лия в август и пере­нос поме­рия — на послед­нее имел пра­во лишь тот, кто рас­ши­рил терри­то­рию дер­жа­вы. Таким обра­зом, Гер­ма­ния уже нахо­ди­лась intra ter­mi­nos im­pe­rii, и в отно­ше­нии пра­во­вом вос­ста­ние гер­ман­цев ниче­го не меня­ло — вре­мен­но утра­чен­ную терри­то­рию, есте­ствен­но, необ­хо­ди­мо было вер­нуть, а за «веро­лом­ное уни­что­же­ние вой­ска рим­ско­го наро­да» (Ta­bu­la Sia­ren­sis)⁴ — ото­мстить.

Так как прин­ци­пат Тибе­рия по всем основ­ным пара­мет­рам являл­ся про­дол­же­ни­ем прин­ци­па­та Авгу­ста, и вто­рой рим­ский прин­цепс, по сути дела, так и не вышел из тени сво­его вели­ко­го пред­ше­ст­вен­ни­ка, то он уна­сле­до­вал и ту зада­чу, кото­рую Август не успел решить. Это­му спо­соб­ст­во­ва­ло и настро­е­ние армии (или как мини­мум офи­цер­ско­го кор­пу­са), при­вык­шей побеж­дать и отнюдь не наме­рен­ной огра­ни­чить­ся обо­ро­ной по Рей­ну (мен­та­ли­тет «линии Мажи­но» был глу­бо­ко чужд рим­ля­нам того вре­ме­ни⁵). Если Тибе­рий, знав­ший Гер­ма­нию как никто, и созна­вал невы­пол­ни­мость постав­лен­ной Авгу­стом зада­чи, то у него все рав­но не оста­ва­лось ино­го выхо­да, как толь­ко при­сту­пить к ее реше­нию.

Здесь суще­ст­во­вал еще один дели­кат­ный момент: все хоро­шо зна­ли, что сохра­не­ни­ем сво­ей вла­сти осе­нью 14 г. Тибе­рий был обя­зан в первую оче­редь Гер­ма­ни­ку, кото­рый тогда про­явил без­уко­риз­нен­ную лояль­ность, отка­зав­шись при­нять импе­ра­тор­скую власть из рук мятеж­ных леги­о­нов, а теперь разде­лял мне­ние сво­его шта­ба, счи­тав­ше­го отво­е­ва­ние Гер­ма­нии хотя и труд­ной, но все же вполне выпол­ни­мой зада­чей. Импе­ра­тор дол­жен был счи­тать сво­им с.116 мораль­ным дол­гом отпла­тить пле­мян­ни­ку той же моне­той, поз­во­лив ему дей­ст­во­вать так, как тот счи­тал нуж­ным.

Прав­да, сам харак­тер рим­ских похо­дов поз­во­ля­ет усо­мнить­ся в том, что они всерь­ез ста­ви­ли перед собой целью воз­врат всей терри­то­рии меж­ду Рей­ном и Эль­бой. Похо­же, мас­си­ро­ван­ные втор­же­ния, мало напо­ми­нав­шие мед­лен­ное, мето­дич­ное сдав­ли­ва­ние желез­ных тис­ков вокруг основ­ных оча­гов Илли­рий­ско­го мяте­жа, были рас­счи­та­ны, преж­де все­го, на уни­что­же­ние живой силы про­тив­ни­ка, но не на посте­пен­ный, шаг за шагом, воз­врат утра­чен­ной терри­то­рии. Похо­ды Гер­ма­ни­ка в 14—16 гг. очень напо­ми­на­ют ана­ло­гич­ные пред­при­я­тия его отца в 12—9 гг. до н. э., когда, по ост­ро­ум­но­му выра­же­нию Э. Грю­на, «гер­ман­цы были ско­рее напу­га­ны, чем поко­ре­ны»⁶.

Лишь после трех лет напря­жен­ных воен­ных уси­лий, кото­рые так и не при­нес­ли желае­мо­го резуль­та­та, Тибе­рий счел себя впра­ве ото­звать Гер­ма­ни­ка с Рей­на, чтобы отпра­вить на Восток. Импе­рия была вынуж­де­на оста­но­вить­ся в сво­ем наступ­ле­нии на Евро­пу.

Озна­ча­ло ли это, что реко­мен­да­ция Авгу­ста, кото­рая неко­то­ры­ми иссле­до­ва­те­ля­ми пони­ма­ет­ся как «пред­пи­са­ние пре­кра­тить поиск новых дру­зей и вра­гов»⁷, выпол­не­на и Рим начал воз­дви­гать глухую сте­ну меж­ду собой и евро­пей­ским вар­вар­ским миром? Спра­вед­ли­ва ли харак­те­ри­сти­ка Таци­та, с отчет­ли­во уло­ви­мым пре­зре­ни­ем назвав­ше­го Тибе­рия «прин­цеп­сом, пре­не­бре­гав­шим рас­ши­ре­ни­ем пре­де­лов дер­жа­вы» (prin­ceps pro­fe­ren­di im­pe­ri in­cu­rio­sus — Ann. IV. 32. 2)?

На эти вопро­сы есть все осно­ва­ния отве­тить отри­ца­тель­но. Может быть, сам Тибе­рий и счи­тал пере­ход к стра­те­ги­че­ской обо­роне по все­му пери­мет­ру рим­ских гра­ниц опти­маль­ным вари­ан­том, под­чи­нен­ным прин­ци­пу мак­си­маль­ной эко­но­мии сил, кото­рые были исто­ще­ны деся­ти­ле­ти­я­ми непре­рыв­ных войн. Но откры­то обна­ро­до­вать новую внеш­не­по­ли­ти­че­скую док­три­ну он был не в состо­я­нии — это еще более усу­гу­би­ло бы его воз­рас­тав­шую непо­пу­ляр­ность.

Кро­ме того, к подоб­но­му кру­то­му пово­роту не была гото­ва и рим­ская воен­ная орга­ни­за­ция, выпе­сто­ван­ная Авгу­стом имен­но для целей насту­па­тель­ной вой­ны вплоть до края ойку­ме­ны. Поэто­му ника­кой ради­каль­ной пере­строй­ки не про­изо­шло, Рим огра­ни­чил­ся лишь при­оста­нов­кой воен­ной актив­но­сти в Евро­пе, отдав пред­по­чте­ние иным мето­дом, пред­по­ла­гав­шим дей­ст­вия plu­ra con­si­lio quam vi (Tac. Ann. II. 26. 3). Ина­че гово­ря, на сме­ну «дипло­ма­тии леги­о­нов» при­шла дипло­ма­тия тай­ная, основ­ной целью кото­рой ста­ло раз­ру­ше­ние пери­о­ди­че­ски воз­ни­кав­шей в вар­вар­ском хин­тер­лан­де пря­мой или потен­ци­аль­ной угро­зы рим­ским инте­ре­сам.