Sacra Argeorum как жреческий документ

с.139 Основ­ные жан­ры рим­ской исто­рио­гра­фии рес­пуб­ли­кан­ско­го вре­ме­ни — анна­ли­сти­ка и анти­ква­ри­а­низм — про­шли дли­тель­ный пери­од ста­нов­ле­ния. Ори­ен­ти­ру­ясь на гре­че­ские образ­цы, рим­ские авто­ры в то же вре­мя тво­ри­ли исто­рию сво­его Горо­да, выст­ра­и­вая ее, как пра­ви­ло, вокруг рели­ги­оз­ных куль­тов, оста­вав­ших­ся на про­тя­же­нии веков частью повсе­днев­ной жиз­ни рим­ско­го обще­ства, и тех пре­цеден­тов, кото­рые отно­си­лись к сакраль­но-пра­во­вой сфе­ре жиз­ни рим­ской ci­vi­tas. Подоб­ная инфор­ма­ция оседа­ла в доку­мен­тах основ­ных жре­че­ских кол­ле­гий — пон­ти­фи­ков и авгу­ров — и ста­ла объ­ек­том вни­ма­ния отдель­ных жре­цов, кото­рые зани­ма­лись ее тол­ко­ва­ни­ем. Скла­ды­вав­ша­я­ся таким обра­зом жре­че­ская тра­ди­ция сыг­ра­ла решаю­щую роль в окон­ча­тель­ном оформ­ле­нии анна­ли­сти­че­ско­го жан­ра, запол­нив хро­но­ло­ги­че­ский отре­зок, про­ле­гав­ший меж­ду осно­ва­ни­ем Горо­да и теку­щи­ми собы­ти­я­ми, исто­ри­че­ски­ми и псев­до­и­сто­ри­че­ски­ми рас­ска­за­ми¹.

Став осно­вой анна­ли­сти­че­ско­го повест­во­ва­ния, жре­че­ская тра­ди­ция, вклю­чив­шая в себя так­же и доку­мен­ты жре­че­ских кол­ле­гий², «рас­т­во­ри­лась» в эпи­че­ском повест­во­ва­нии анна­ли­стов. Тем боль­ший инте­рес пред­став­ля­ет для нас отры­вок из сочи­не­ния рим­ско­го анти­ква­ра Мар­ка Терен­ция Варро­на De lin­gua La­ti­na, отно­ся­щий­ся к так назы­вае­мо­му куль­ту арге­ев, кото­рый при­во­дит­ся как выдерж­ка из доку­мен­та под назва­ни­ем «Свя­щен­но­дей­ст­вия Арге­ев» (Sac­ra Ar­geo­rum или Sac­ri­fi­cia Ar­geo­rum — Var­ro. L. L. 5. 45—54). Это един­ст­вен­ный в антич­ной исто­рио­гра­фии слу­чай пере­чис­ле­ния свя­ти­лищ, кото­рые при­ня­то назы­вать аргей­ски­ми, с точ­ным ука­за­ни­ем их место­по­ло­же­ния. Одна­ко сам по себе этот факт не объ­яс­ня­ет про­ис­хож­де­ние куль­та, частью кото­ро­го была жре­че­ская про­цес­сия, обхо­див­шая ука­зан­ные в доку­мен­те свя­щен­ные терри­то­рии.

Доку­мен­таль­ное про­ис­хож­де­ние при­веден­но­го Варро­ном отрыв­ка не вызы­ва­ет сомне­ния; про­блем­ным явля­ет­ся опре­де­ле­ние харак­те­ра это­го доку­мен­та. Нам пред­сто­ит отве­тить на сле­дую­щие вопро­сы: отно­сит­ся ли инте­ре­су­ю­щий нас фраг­мент к чис­лу жре­че­ских доку­мен­тов; если да, то с какой целью он был состав­лен.

Жре­че­ская тра­ди­ция, сохра­нен­ная Варро­ном, име­ла в его сочи­не­нии при­клад­ное зна­че­ние, высту­пая часто в роли при­ме­ров арха­ич­ных слов и выра­же­ний. Поэто­му для ее истол­ко­ва­ния мы посто­ян­но будем обра­щать­ся к ана­ло­гич­ной инфор­ма­ции, содер­жа­щей­ся в дру­гих источ­ни­ках, пред­став­лен­ных раз­но­об­раз­ны­ми жан­ра­ми — от с.140 исто­ри­че­ских трудов и поэ­ти­че­ских про­из­веде­ний до позд­них ком­мен­та­ри­ев к сочи­не­ни­ям авто­ров клас­си­че­ской эпо­хи.

Сведе­ния Варро­на и дру­гих авто­ров

Сле­ду­ет отме­тить, что доку­мент при­во­дит­ся в сочи­не­нии Варро­на не сплош­ным тек­стом, а раз­бит на четы­ре отрыв­ка, кото­рые пере­ме­жа­ют­ся соб­ст­вен­ным ком­мен­та­ри­ем анти­ква­ра. В силу это­го обсто­я­тель­ства доку­мент не име­ет само­сто­я­тель­но­го зна­че­ния, а иллю­ст­ри­ру­ет пода­вае­мую Варро­ном инфор­ма­цию о сакраль­ной топо­гра­фии древ­ней­шей части Рима, свя­зан­ной с куль­то­вы­ми цере­мо­ни­я­ми арге­ев. Осно­вы­ва­ясь толь­ко на сведе­ни­ях, кото­рые пере­да­ет Варрон, мы можем соста­вить себе сле­дую­щее пред­став­ле­ние об инте­ре­су­ю­щем нас куль­те.

Преж­де все­го, назва­ние «аргеи» отно­си­лось к два­дца­ти семи свя­ти­ли­щам, рас­пре­де­лен­ным сре­ди четы­рех рай­о­нов Горо­да — Субу­ран­ско­го, Эскви­лин­ско­го, Кол­лин­ско­го и Пала­тин­ско­го. Разде­ле­ние Рима на четы­ре рай­о­на (три­бы) тра­ди­ци­он­но свя­зы­ва­ет­ся с име­нем Сер­вия Тул­лия (Liv. I. 43. 13; Dion. Hal. Ant. Rom. IV. 14). Варрон (L. L. V. 45) так­же объ­яс­ня­ет про­ис­хож­де­ние назва­ния «аргеи». Судя по все­му, он ссы­ла­ет­ся на широ­ко рас­про­стра­нен­ное мне­ние (pu­tant), что аргеи — это вожди, кото­рые при­шли в Рим с Гер­ку­ле­сом Аргив­ским и осе­ли в Сатур­нии.

Из два­дца­ти семи суще­ст­во­вав­ших свя­ти­лищ Варрон назвал толь­ко четыр­на­дцать. Из это­го чис­ла две­на­дцать свя­ти­лищ он лока­ли­зо­вал, сле­дуя непо­сред­ст­вен­но доку­мен­ту; в двух осталь­ных слу­ча­ях он, по-види­мо­му, опи­рал­ся на авто­ри­тет юри­ста и анти­ква­ра II в. до н. э. Юния Грак­ха­на (eidem re­gio­ni adtri­bu­ta Sub­ura; …in eo est Ar­geo­rum sa­cel­lum sex­tum. Sub­uram Iuni­us scri­bit ab eo, quod… — L. L. V. 48), либо вооб­ще не назы­ва­ет источ­ник сво­ей инфор­ма­ции (V. 46). Далее Варрон вновь воз­вра­ща­ет­ся к арге­ям, ком­мен­ти­руя стих из «Анна­лов» Энния о сакраль­ных уста­нов­ле­ни­ях Нумы Пом­пи­лия (VII. 44 = Enn. Ann. 120—21. Vah­len). Цита­та из про­из­веде­ния Энния сама по себе пред­став­ля­ет инте­рес, так как поз­во­ля­ет гово­рить о том, что поэт вла­дел инте­рес­ной инфор­ма­ци­ей, отно­ся­щей­ся к рели­ги­оз­ным инсти­ту­там. В этой свя­зи Варрон пред­ла­га­ет свою эти­мо­ло­гию и объ­яс­не­ние про­ис­хож­де­ния жре­че­ства арге­ев. Согла­су­ясь с уже упо­мя­ну­той широ­ко рас­про­стра­нен­ной в его вре­мя эти­мо­ло­ги­ей, Варрон про­из­во­дит арге­ев от арги­вян. Одна­ко на этот раз арге­я­ми он назы­ва­ет два­дцать семь спле­тен­ных из трост­ни­ка чело­ве­че­ских фигур, кото­рые каж­дый год сбра­сы­ва­лись жре­ца­ми со Свай­но­го моста в Тибр, при­чем дела­лось это все­на­род­но: Ar­gei fiunt e scir­peis, si­mu­lac­ra ho­mi­num XXVII; ea quo­tan­nis de Pon­te Sub­li­cio a sa­cer­do­ti­bus pub­li­ce dei­ci so­lent in Ti­be­rim (L. L. VII. 44).

Таким обра­зом, опи­ра­ясь исклю­чи­тель­но на сведе­ния Варро­на, мож­но утвер­ждать, что арге­я­ми назы­ва­лись сде­лан­ные из трост­ни­ка кук­лы, напо­ми­нав­шие людей. Чис­ло этих кукол и чис­ло свя­ти­лищ, рас­пре­де­лен­ных по четы­рем рай­о­нам Горо­да, сов­па­да­ло и состав­ля­ло два­дцать семь, что ука­зы­ва­ет на непо­сред­ст­вен­ную вза­и­мо­связь меж­ду с.141 ними. В свя­ти­ли­щах, оче­вид­но, гото­ви­ли трост­ни­ко­вых кукол, кото­рые сбра­сы­ва­лись в Тибр. Эта цере­мо­ния повто­ря­лась каж­дый год, и в ней, несо­мнен­но, участ­во­ва­ли пон­ти­фи­ки (у Варро­на они зна­чат­ся про­сто как жре­цы), свя­зан­ные, как мы уже виде­ли, со все­ми свя­щен­но­дей­ст­ви­я­ми, про­хо­див­ши­ми на Свай­ном мосту.

По мне­нию Дж. Фре­зе­ра, Варрон, веро­ят­но, более пол­но опи­сал этот обряд в утра­чен­ном сочи­не­нии «Древ­но­сти чело­ве­че­ские и боже­ст­вен­ные» и рас­ска­зы после­дую­щих авто­ров осно­ва­ны на опи­са­нии рим­ско­го анти­ква­ра³. Дей­ст­ви­тель­но, все, чем мы рас­по­ла­га­ем об арге­ях (за исклю­че­ни­ем сти­хотвор­ной стро­ки Энния), отно­сит­ся к более позд­не­му вре­ме­ни.

Судя по сведе­ни­ям Овидия, цере­мо­ния, свя­зан­ная с арге­я­ми, при­хо­ди­лась на 16 и 17 мар­та и выра­жа­лась в обхо­де аргей­ских свя­ти­лищ (itur ad Ar­geos — Fas­ti. III. 792). Кро­ме того, поэт опи­сы­ва­ет совер­шав­ший­ся 14 мая обряд сбра­сы­ва­ния с дубо­во­го моста в Тибр чучел (si­mu­lac­ra) ста­рых мужей (Fas­ti. V. 621—22). Отме­чен­ный Овиди­ем обряд хотя напря­мую не отож­дествля­ет­ся с арге­я­ми, сов­па­да­ет со свиде­тель­ст­вом Варро­на о трост­ни­ко­вых кук­лах, назван­ных им арге­я­ми, кото­рых сбра­сы­ва­ли в Тибр со Свай­но­го моста. В каче­стве испол­ни­те­лей это­го обряда у Овидия назва­ны вестал­ки. Зна­чи­тель­ное вни­ма­ние Овидий уде­ля­ет объ­яс­не­нию про­ис­хож­де­ния это­го обряда. Либо чуче­ла заме­ня­ли чело­ве­че­ские жерт­во­при­но­ше­ния, кото­рые суще­ст­во­ва­ли в Лации до при­хо­да Герак­ла и пред­на­зна­ча­лись Сатур­ну (Fas­ti. V. 627—32), либо напо­ми­на­ли о том вре­ме­ни, когда «юнцы ста­ри­ков низ­вер­га­ли с помо­стов», чтобы те не голо­со­ва­ли в народ­ном собра­нии (Fas­ti. V. 633—34). Так, объ­яс­не­ния поэта впер­вые свя­за­ли май­скую цере­мо­нию с чело­ве­че­ски­ми жерт­во­при­но­ше­ни­я­ми, а заме­нив­шие их чуче­ла ока­зы­ва­ют­ся сде­лан­ны­ми из соло­мы (si­mu­lac­ra uiro­rum scir­pea).

В рим­ской тра­ди­ции дей­ст­ви­тель­но мож­но най­ти следы чело­ве­че­ских жерт­во­при­но­ше­ний. Цице­рон, напри­мер, обви­ня­ет одно­го из недоб­ро­же­ла­те­лей Секс­та Рос­ция в том, что тот вопре­ки обы­чаю пред­ков сбро­сил чело­ве­ка с моста в Тибр, хотя ему еще не было шести­де­ся­ти лет (ha­beo etiam di­ce­re quem contra mo­rem maio­rum mi­no­rem an­nis LX de pon­te in Ti­be­rim deie­ce­rit — Pro Rosc. 100). На суще­ст­во­ва­ние в Риме обы­чая сбра­сы­вать в Тибр шести­де­ся­ти­лет­них стар­цев наме­ка­ет и Овидий, хотя сам же сомне­ва­ет­ся в этом (Fas­ti. V. 636)⁴. О при­не­се­нии в жерт­ву людей на Бычьем Фору­ме (двух гал­лов и двух гре­ков обо­е­го пола — Plut. Q. R. 83) после пора­же­ния при Кан­нах рас­ска­зы­ва­ет Ливий, при­чем отме­ча­ет, что это место спе­ци­аль­но было ого­ро­же­но кам­ня­ми и исполь­зо­ва­лось для чело­ве­че­ских жерт­во­при­но­ше­ний в преж­ние с.142 вре­ме­на (XXII. 57. 6)⁵. Одна­ко эти при­ме­ры никак не свя­зы­ва­ют обы­чай совер­шать чело­ве­че­ские жерт­во­при­но­ше­ния со свя­щен­но­дей­ст­ви­я­ми арге­ев.

Овидий отно­сит про­ис­хож­де­ние обряда, совер­шае­мо­го на Свай­ном мосту, к гре­кам, точ­нее — к ахей­цам Алкида, кото­рые поже­ла­ли таким спо­со­бом после смер­ти достичь вод­ным путем бере­гов род­но­го Аргоса. Но их прось­ба была выпол­не­на толь­ко отча­сти: вме­сто тел в реку были бро­ше­ны трост­ни­ко­вые кук­лы⁶. Итак, у Овидия май­ская цере­мо­ния на Свай­ном мосту, во-пер­вых, не свя­за­на с арге­я­ми, а во-вто­рых, ее про­ис­хож­де­ние от чело­ве­че­ских жерт­во­при­но­ше­ний — одно из трех воз­мож­ных объ­яс­не­ний, кото­рые при­во­дит поэт.

Лако­нич­но гово­рит об арге­ях Ливий: как и у Энния, они учреж­де­ны Нумой, а сам тер­мин отно­сит­ся не столь­ко к свя­щен­но­дей­ст­ви­ям, сколь­ко к местам, пред­на­зна­чен­ным для жерт­во­при­но­ше­ний⁷. Пред­став­ле­ние об арге­ях как о свя­щен­ных местах хоро­шо согла­су­ет­ся с пере­ч­нем аргей­ских свя­ти­лищ у Варро­на. Так­же и Фест, сведе­ния кото­ро­го, в конеч­ном сче­те, вос­хо­дят к Варро­ну, назы­ва­ет арге­я­ми те места в Риме, где были похо­ро­не­ны выдаю­щи­е­ся мужи из гре­ков (Ar­gea lo­ca Ro­mae ap­pel­lan­tur, quod in his se­pul­ti es­sent qui­dam Ar­gi­vo­rum il­lustres vi­ri — Fest. P. 18 L). Нако­нец, Мак­ро­бий гово­рит толь­ко об обы­чае сбра­сы­вать со Свай­но­го моста изо­бра­же­ния людей. Этот обы­чай, со ссыл­кой на Эпи­ка­да, он при­пи­сы­ва­ет Гер­ку­ле­су, кото­рый таким обра­зом решил вер­нуть на роди­ну сво­их това­ри­щей, погиб­ших в стран­ст­ви­ях (Sat. I. 11. 47). Как сооб­ща­ет Све­то­ний, Кор­не­лий Эпи­кад — воль­ноот­пу­щен­ник дик­та­то­ра Сул­лы — был слу­жи­те­лем при свя­щен­но­дей­ст­ви­ях авгу­ров (ca­la­tor in sa­cer­do­tio augu­ra­li — Gram. 12). Поэто­му мож­но пред­по­ло­жить, что связь обряда, про­ис­хо­див­ше­го на Свай­ном мосту, с ново­введе­ни­я­ми Гер­ку­ле­са, то есть с рас­про­стра­не­ни­ем гре­че­ских с.143 рели­ги­оз­ных пред­став­ле­ний в Риме⁸, уста­но­ви­лась в жре­че­ских кру­гах и ста­ла устой­чи­вой частью жре­че­ской тра­ди­ции.

Объ­яс­не­ние про­ис­хож­де­ния обряда у Мак­ро­бия почти пол­но­стью согла­су­ет­ся с тем, что мож­но встре­тить у Овидия, с той лишь раз­ни­цей, что поэт при­пи­сы­ва­ет автор­ство это­го обы­чая дру­го­му гре­ку. Кро­ме того, при­веден­ный отры­вок из сочи­не­ния Мак­ро­бия явля­ет­ся частью рас­суж­де­ний о наи­бо­лее «удоб­ных» жерт­во­при­но­ше­ни­ях. Обы­чаю изготав­ли­вать изо­бра­же­ния людей при про­веде­нии свя­щен­но­дей­ст­вий автор пред­по­чи­та­ет воз­жи­гать вос­ко­вые све­чи, как это дела­ет­ся для Сатур­на, или при­но­сить за себя некие вос­ко­вые изо­бра­же­ния, как это дела­ет­ся для Юпи­те­ра Дита (coe­pis­se Sa­tur­no ce­reos po­tius ac­cen­de­re et in sa­cel­lum Di­tis arae Sa­tur­ni co­hae­rens os­cil­la quae­dam pro suis ca­pi­ti­bus fer­re — Sat. I. 11. 49). Таким обра­зом, у нас нет осно­ва­ний пола­гать, что Мак­ро­бий свя­зы­вал каким-то обра­зом май­ский риту­ал с чело­ве­че­ски­ми жерт­во­при­но­ше­ни­я­ми, а послед­ние — со свя­ти­ли­ща­ми арге­ев.

Гре­ки Дио­ни­сий Гали­кар­насский и Плу­тарх про­яв­ля­ли инте­рес к рим­ским свя­щен­но­дей­ст­ви­ям и сохра­ни­ли важ­ные для нас сведе­ния. Дио­ни­сий свя­зы­ва­ет с ново­введе­ни­я­ми Гер­ку­ле­са обряд сбра­сы­ва­ния в Тибр похо­жих на людей изо­бра­же­ний, заме­нив­ших чело­ве­че­ские жерт­во­при­но­ше­ния. Этот обряд являл­ся частью цере­мо­нии, завер­шав­шей­ся на Свай­ном мосту 15 мая. Участ­ни­ка­ми обряда были пон­ти­фи­ки, вестал­ки, пре­то­ры (στρα­τηγοί) и граж­дане, кото­рые мог­ли на закон­ном осно­ва­нии при­сут­ст­во­вать при этом свя­щен­но­дей­ст­вии (τῶν ἄλ­λων πο­λιτῶν οὓς πα­ρεῖναι ταῖς ἱερουρ­γίαις θέ­μις — Ant. Rom. I. 38. 3). По Дио­ни­сию, изо­бра­же­ния — чис­лом трид­цать — сами рим­ляне назы­ва­ли арге­я­ми. Объ­яс­не­ния Дио­ни­сия во мно­гом при­ни­ма­ет и Плу­тарх. Он свя­зы­ва­ет обы­чай сбра­сы­вать в реку изо­бра­же­ния людей или с Гер­ку­ле­сом, или с Эван­дром. В обо­их слу­ча­ях Плу­тарх видит в этом обряде заме­ну чело­ве­че­ских жерт­во­при­но­ше­ний, для кото­рых исполь­зо­ва­лись плен­ные элли­ны или враж­до­вав­шие с арка­д­ца­ми арги­вяне (Q. R. 32). Вре­мя испол­не­ния это­го обряда при­хо­дит­ся у Плу­тар­ха на май­ское пол­но­лу­ние, то есть на 14/15 мая. Гре­че­ский био­граф — един­ст­вен­ный из всех авто­ров, кото­рый назы­ва­ет эти май­ские свя­щен­но­дей­ст­вия «важ­ней­ши­ми очи­сти­тель­ны­ми обряда­ми» (ἢ ὅτι τῷ μηνὶ τούτῳ τὸν μέ­γισ­τον ποιοῦν­ται τῶν κα­θαρ­μῶν, νῦν μὲν εἴδω­λα ῥιπ­τοῦν­τες ἀπὸ τῆς γε­φύρας εἰς τὸν πο­ταμὸν πά­λαι δ᾿ ἀνθρώ­πους — Q. R. 86).

Таким обра­зом, сохра­нен­ные в источ­ни­ках сведе­ния рису­ют сле­дую­щую кар­ти­ну аргей­ско­го куль­та. Соглас­но еди­но­душ­но­му при­зна­нию антич­ных авто­ров, культ арге­ев очень древ­не­го про­ис­хож­де­ния. Он вос­хо­дит ко вре­ме­ни до осно­ва­ния Рима. Дан­ные о свя­ти­ли­щах арге­ев и о май­ской цере­мо­нии сбра­сы­ва­ния с моста трост­ни­ко­вых (или соло­мен­ных) чучел пред­став­ля­ют собой само­сто­я­тель­ные сюже­ты в сочи­не­ни­ях антич­ных авто­ров. Эти авто­ры (за исклю­че­ни­ем с.144 Варро­на) опи­сы­ва­ют более или менее подроб­но цере­мо­нию, про­хо­див­шую на Свай­ном мосту. Ее связь с арге­я­ми осно­вы­ва­ет­ся на при­ня­той Варро­ном эти­мо­ло­гии, вос­хо­дя­щей к ᾿Αργεῖοι — гре­кам-арги­вя­нам, посе­тив­шим место буду­ще­го Рима. Мотив чело­ве­че­ских жерт­во­при­но­ше­ний как части аргей­ских свя­щен­но­дей­ст­вий появил­ся уже после Варро­на и стал одним из воз­мож­ных тол­ко­ва­ний май­ской цере­мо­нии.

Исто­рио­гра­фи­че­ское состо­я­ние про­бле­мы

Совре­мен­ные иссле­до­ва­те­ли рим­ской рели­гии пред­ла­га­ют столь же раз­но­об­раз­ные интер­пре­та­ции куль­та арге­ев, как и антич­ные авто­ры. Преж­де все­го, это отно­сит­ся ко вре­ме­ни воз­ник­но­ве­ния цере­мо­нии. Самое древ­нее про­ис­хож­де­ние куль­та отста­и­вал Т. Момм­зен. Он отно­сил его воз­ник­но­ве­ние ко вре­ме­ни суще­ст­во­ва­ния трех древ­ней­ших триб, кото­рые пред­ше­ст­во­ва­ли деле­нию Горо­да на четы­ре рай­о­на. В каж­дой из трех триб име­лось девять sa­cel­la арге­ев и, таким обра­зом, все­го насчи­ты­ва­лось два­дцать семь свя­ти­лищ⁹. Впо­след­ст­вии Э. Гьер­стед отнес культ арге­ев так­же к дого­род­ской фазе раз­ви­тия Рима, когда каж­дый холм являл­ся само­сто­я­тель­ной терри­то­ри­ей¹⁰. Край­нюю пози­цию в этом вопро­се занял Г. Вис­со­ва. Воз­ник­но­ве­ние куль­та он поме­стил в пери­од меж­ду пер­вой и вто­рой Пуни­че­ски­ми вой­на­ми¹¹.

Дру­гие исто­ри­ки обра­ща­ли вни­ма­ние на гре­че­ский мотив в объ­яс­не­нии содер­жа­ния аргей­ской цере­мо­нии. На этом осно­ва­нии они отно­си­ли воз­ник­но­ве­ние все­го куль­та к III в. до н. э., когда впер­вые в рим­ской рели­ги­оз­ной жиз­ни про­яви­лось гре­че­ское вли­я­ние¹². Но этим не исчер­пы­ва­ют­ся вари­ан­ты реше­ния суще­ст­ву­ю­щей про­бле­мы. Л. Кле­ри­чи отно­сит воз­ник­но­ве­ние цере­мо­нии арге­ев ко вре­ме­ни после втор­же­ния гал­лов в 390 г. до н. э.¹³ Такая дати­ров­ка куль­та опре­де­ля­ет и его содер­жа­ние как иску­пи­тель­ной цере­мо­нии рим­ско­го наро­да, состо­яв­шей­ся после осво­бож­де­ния горо­да от гал­лов. Для ее про­веде­ния, как утвер­жда­ет автор, была созда­на спе­ци­аль­ная кол­ле­гия из оби­та­те­лей рай­о­на arx (col­le­gia ar­ceo­rum), кото­рый в то вре­мя являл­ся само­сто­я­тель­ной терри­то­ри­ей Капи­то­лий­ско­го хол­ма. В пер­вой поло­вине III в. до н. э. у одно­слож­ных суще­ст­ви­тель­ных на -x в кос­вен­ных паде­жах «c» усту­пи­ло место «g». Поэто­му ar­cei ста­ли извест­ны под име­нем ar­gei и в такой фор­ме попа­ли в жре­че­ский доку­мент. Новое пра­во­пи­са­ние зату­ше­ва­ло про­ис­хож­де­ние сло­ва, тогда как еже­год­ная цере­мо­ния про­дол­жа­ла осу­ществлять­ся¹⁴. Выдви­ну­тое исто­ри­ком объ­яс­не­ние остав­ля­ет без отве­та вопрос, как мог­ла быть забы­та свя­зан­ная с осво­бож­де­ни­ем Рима еже­год­но про­во­ди­мая иску­пи­тель­ная цере­мо­ния, в то вре­мя как в памя­ти рим­лян сохра­ни­лось мало­при­ят­ное обсто­я­тель­ство с.145 осво­бож­де­ния их Горо­да от гал­лов с помо­щью выку­па (Liv. V. 48. 8—49. 3; Plut. Ca­mil. 28—29).

Обра­тим­ся еще раз к сочи­не­нию Дио­ни­сия, где сохра­ни­лось самое пол­ное про­за­и­че­ское опи­са­ние цере­мо­нии, кото­рую тра­ди­ци­он­но свя­зы­ва­ли с арге­я­ми. Дио­ни­сий, пожа­луй, един­ст­вен­ный автор, кото­рый назы­ва­ет всех участ­ни­ков цере­мо­нии на Свай­ном мосту. Это — пон­ти­фи­ки, девы, следя­щие за веч­ным огнем, то есть вестал­ки, пре­то­ры и те граж­дане, кото­рые закон­но мог­ли при­сут­ст­во­вать при обряде (Ant. Rom. I. 38. 3):

πον­τί­φικες, ἱερέων οἱ διαφα­νέσ­τα­τοι, καὶ σὺν αὐτοῖς, αἱ τὸ ἀθά­νατον πῦρ διαφυ­λάτ­του­σαι παρ­θέ­νοι στρα­τηγοί τε καὶ τῶν ἄλ­λων πο­λιτῶν οὓς πα­ρεῖναι ταῖς ἱερουρ­γίαις θέ­μις εἴδω­λα μορ­φαῖς.

Пере­чень участ­ни­ков поз­во­ля­ет пред­по­ло­жить, что цере­мо­ния не вклю­ча­ла всех граж­дан, а была обя­зан­но­стью толь­ко жре­цов и неко­то­рых маги­ст­ра­тов¹⁵. Это обсто­я­тель­ство поз­во­ля­ет думать, что обряд на Свай­ном мосту отно­сил­ся к чис­лу тай­ных свя­щен­но­дей­ст­вий (ar­ca­na sac­ra), к кото­рым не допус­ка­лась непо­свя­щен­ная пуб­ли­ка. Сце­на­рий испол­не­ния таких обрядов даже не запи­сы­вал­ся, сохра­ня­ясь в памя­ти сле­дую­щих друг за дру­гом поко­ле­ний¹⁶. Если непо­свя­щен­ные люди наблюда­ли за этим обрядом изда­ли, то пере­вя­зан­ные пуч­ки соло­мы или трост­ни­ка, кото­рые сбра­сы­ва­лись в Тибр, мог­ли быть при­ня­ты ими за изо­бра­же­ния людей. Веро­ят­но, тай­ный харак­тер обряда стал при­чи­ной того, что исто­ри­ки и анти­ква­ры не име­ли о нем ника­ких досто­вер­ных сведе­ний. Сохра­нен­ный Варро­ном доку­мент, в кото­ром упо­мя­ну­ты неко­то­рые свя­ти­ли­ща арге­ев, не содер­жит ника­ких сведе­ний о самом обряде и толь­ко уси­ли­ва­ет атмо­сфе­ру таин­ст­вен­но­сти вокруг sac­ra Ar­geo­rum.

Мате­ри­ал, из кото­ро­го были изготов­ле­ны «кук­лы» — соло­ма или трост­ник — исполь­зу­ет­ся совре­мен­ны­ми иссле­до­ва­те­ля­ми как аргу­мент в поль­зу опре­де­лен­но­го содер­жа­ния обряда. Так, В. Фау­лер выска­зал пред­по­ло­же­ние, что обряд явля­ет­ся при­ме­ром сим­па­ти­че­ской магии, цель кото­рой — обес­пе­чить хоро­ший уро­жай. Так как соло­ма сохра­ня­ет дух зер­на, то сде­лан­ные из нее «кук­лы», намо­кая в воде, могут вызвать дождь¹⁷.

с.146 При опре­де­ле­нии содер­жа­ния цере­мо­нии арге­ев так­же обра­ща­ет­ся вни­ма­ние на ее место в сакраль­ном кален­да­ре. Три­на­дца­то­го мая, нака­нуне сбра­сы­ва­ния «кукол» со Свай­но­го моста, закан­чи­ва­ют­ся Лему­рии — дни, отведен­ные каж­дой семье для изгна­ния духов. Изгна­ние духов в рам­ках семьи завер­ша­лось такой же цере­мо­ни­ей 14 мая, кото­рая име­ла ста­тус обще­ст­вен­ной. В этом слу­чае цере­мо­нию арге­ев мож­но рас­смат­ри­вать в согла­сии с опре­де­ле­ни­ем Плу­тар­ха как «вели­чай­шее из очи­ще­ний»¹⁸.

Соло­мен­ные «кук­лы» арге­ев часто срав­ни­ва­ют­ся с клуб­ка­ми шер­сти, кото­рые выве­ши­ва­лись на две­рях домов в дни Ком­пи­та­лий и пред­на­зна­ча­лись силам тьмы и смер­ти в защи­ту живых. Топо­гра­фия аргей­ских свя­ти­лищ пока­зы­ва­ет их непо­сред­ст­вен­ную бли­зость к свя­ти­ли­щам ларов пере­крест­ков¹⁹. Сосед­ство в сакраль­ном кален­да­ре обряда на Свай­ном мосту с Лему­ри­я­ми, а так­же его содер­жа­тель­ная схо­жесть с Ком­пи­та­ли­я­ми поз­во­ля­ют пред­по­ло­жить, что соло­мен­ные (или трост­ни­ко­вые) «кук­лы» сбра­сы­ва­лись в Тибр за души умер­ших, точ­нее уто­нув­ших в водах Тиб­ра людей.

Культ Отца Тибе­ри­на (Pa­ter Ti­be­ri­nus) в Риме был очень древним. Воды Тиб­ра исполь­зо­ва­лись для омо­ве­ния при под­готов­ке к свя­щен­но­дей­ст­ви­ям (Liv. I. 45. 6; Dion. Hal. I. 39, 40). Это боже­ство было вклю­че­но пон­ти­фи­ка­ми в Инди­ги­та­мен­ты (nam et a pon­ti­fi­ci­bus in­di­gi­ta­ri so­let — Serv. Ad Aen. VIII. 330). Культ Тибе­ри­на суще­ст­во­вал в Риме и в позд­не­рес­пуб­ли­кан­ское вре­мя, так как, по свиде­тель­ству Цице­ро­на, авгу­ры про­дол­жа­ли упо­ми­нать в сво­их молит­вах Тибр, Спи­нон, Аль­мон, Нодин и назва­ния дру­гих близ­ле­жа­щих рек (Ti­be­ri­num, Spi­no­nem, Al­mo­nem, No­di­num, alia pro­pin­quo­rum flu­mi­num no­mi­na — Cic. De nat deor. III. 52). Варрон про­из­во­дит имя бога Тибе­ри­на от Тиб­ра, то есть тем же спо­со­бом, что и име­на дру­гих богов, кото­рые про­изо­шли от источ­ни­ков, рек и про­чих водо­е­мов²⁰. Поэт Энний сохра­нил в «Анна­лах» при­зыв к Отцу Тибе­ри­ну²¹. Герой Гора­ций Коклит перед тем, как спрыг­нуть в реку, обра­ща­ет­ся к богу Тибе­ри­ну со сло­ва­ми: «Отец Тибе­рин! Тебя сми­рен­но молю: бла­го­склон­но при­ми это ору­жие и это­го вои­на!» (Ti­be­ri­ne pa­ter, te sancte pre­cor — Liv. II. 10. 11). Может быть, с таки­ми же сло­ва­ми с.147 обра­ща­лись к Тибе­ри­ну пон­ти­фи­ки, наблюдая, как воды реки при­ни­ма­ют соло­мен­ных «кукол».

Рим­ляне посто­ян­но забо­ти­лись об уми­ло­стив­ле­нии божеств рек, о чем свиде­тель­ст­ву­ет суще­ст­во­вав­ший у них обы­чай совер­шать ауспи­ции перед пере­пра­вой через реки²². С построй­кой Свай­но­го моста мож­но было уже не при­бе­гать к таким ауспи­ци­ям и не спра­ши­вать раз­ре­ше­ния у боже­ства на при­чи­не­ние ему бес­по­кой­ства. А чтобы такое пре­не­бре­же­ние не вызва­ло гнев Тибе­ри­на, ему отда­ва­лись соло­мен­ные «кук­лы» вза­мен тех жиз­ней, кото­рые он мог бы погло­тить при сохра­не­нии есте­ствен­ной пере­пра­вы через реку. Такое объ­яс­не­ние обряда на Свай­ном мосту выглядит вполне веро­ят­ным²³, но остав­ля­ет без объ­яс­не­ния чис­ло 27, кото­рым отме­че­но коли­че­ство аргей­ских свя­щен­ных мест и соло­мен­ных (или трост­ни­ко­вых) «кукол».

Дио­ни­сий Гали­кар­насский гово­рит о трид­ца­ти похо­жих на людей изо­бра­же­ни­ях, назы­вав­ших­ся арге­я­ми, пред­по­ла­гая, оче­вид­но, что их чис­ло долж­но соот­вет­ст­во­вать чис­лу трид­ца­ти курий. Варрон, сочи­не­ния кото­ро­го Дио­ни­сий, по-види­мо­му, хоро­шо знал, назы­ва­ет 27 аргей­ских свя­ти­лищ и столь­ко же трост­ни­ко­вых «кукол». Дио­ни­сий, веро­ят­но, посчи­тал такое чис­ло оши­боч­ным, но его заме­на на 30 не была про­из­воль­ной. В ней сохра­ни­лось пред­став­ле­ние о соот­но­ше­нии чис­ла «кукол» с чис­лом терри­то­рий, куль­то­вы­ми цен­тра­ми кото­рых были свя­ти­ли­ща арге­ев. Такое же пред­став­ле­ние утвер­ди­лось в совре­мен­ной исто­рио­гра­фии и наи­бо­лее пол­но выра­же­но в рабо­те Р. Пал­ме­ра. Автор утвер­жда­ет, что аргей­ские свя­щен­но­дей­ст­вия ука­зы­ва­ют на суще­ст­во­ва­ние 27 курий в Горо­де, состо­яв­шем из четы­рех реги­о­нов, во вре­мя прав­ле­ния Сер­вия Тул­лия. Позд­нее чис­ло курий уве­ли­чи­лось до 30²⁴. Если сле­до­вать пред­став­ле­нию Р. Пал­ме­ра о том, что обра­зо­ва­ние курий было дли­тель­ным есте­ствен­ным про­цес­сом, то мож­но пред­по­ло­жить, что чис­ло 30, появив­ше­е­ся у Дио­ни­сия, и было отра­же­ни­ем это­го про­цес­са.

Сов­па­де­ние чис­ла «кукол» и свя­ти­лищ озна­ча­ет, что одна «кук­ла» при­но­си­лась в жерт­ву от одно­го свя­ти­ли­ща, точ­нее, от каж­до­го рай­о­на, в кото­рых рас­по­ла­га­лись места аргей­ско­го куль­та. Неко­то­рые иссле­до­ва­те­ли, прав­да, вно­сят поправ­ку в текст Варро­на и пред­ла­га­ют читать вме­сто чис­ла 27 чис­ло 24²⁵. Такая поправ­ка луч­ше согла­су­ет­ся со ссыл­кой Варро­на на четы­ре рай­о­на горо­да, по кото­рым были рас­пре­де­ле­ны свя­ти­ли­ща арге­ев. В этом слу­чае в каж­дом из четы­рех рай­о­нов было по шесть свя­ти­лищ, и за каж­дое свя­щен­ное место в Тибр сбра­сы­ва­лась одна «кук­ла». Одна­ко чис­ло 27 сле­ду­ет при­нять как более надеж­ное и вот поче­му.

В. Фау­лер обра­тил вни­ма­ние на то, что в рим­ской рели­ги­оз­ной тра­ди­ции, вос­хо­дя­щей к маги­че­ским куль­там, сохра­ни­лись следы с.148 исполь­зо­ва­ния чисел 3, 9 и 27. Отго­лос­ки этой древ­ней­шей тра­ди­ции встре­ча­ют­ся и в сочи­не­ни­ях рим­ских авто­ров — Варро­на (R. R. I. 2) и Овидия (Me­tam. XIV. 58). Извест­ная рим­ля­нам девя­ти­ноч­ная неде­ля очень рано пре­вра­ти­лась в tri­num nun­di­num или пери­од два­дца­ти семи ночей²⁶. Поэто­му чис­ло 27 в ритуа­ле арге­ев выглядит не толь­ко оправ­дан­ным, но и ука­зы­ва­ет на древ­ней­шее про­ис­хож­де­ние само­го куль­та. Сле­до­ва­тель­но, точ­ка зре­ния Т. Момм­зе­на, что каж­дая из трех древ­них триб име­ла по девять свя­ти­лищ арге­ев, выглядит наи­бо­лее есте­ствен­ной. Варрон, оче­вид­но, ошиб­ся, соот­но­ся 27 свя­ти­лищ с четырь­мя рай­о­на­ми, воз­ник­ши­ми в середине VI в. до н. э. Веро­ят­нее все­го, чис­ло свя­ти­лищ отра­жа­ет вре­мя децен­тра­ли­зо­ван­но­го суще­ст­во­ва­ния посе­ле­ний на хол­мах, каж­дый из кото­рых, по заме­ча­нию Варро­на (L. L. V. 52), имел свое назва­ние. Свя­ти­ли­ща рас­по­ла­га­лись на окра­и­нах этих терри­то­рий и, воз­мож­но, отме­ча­ли их гра­ни­цы. Отсюда про­ис­хо­дит сход­ство куль­та арге­ев с куль­том пере­крест­ков, отра­зив­шим­ся в празд­ни­ке Ком­пи­та­лий. Поэто­му, когда эти посе­ле­ния были вклю­че­ны в чер­ту горо­да, свя­ти­ли­ща, как свиде­тель­ст­ву­ет сохра­нен­ный Варро­ном доку­мент, ока­за­лись рас­по­ло­жен­ны­ми вдоль город­ских стен, а про­цес­сия арге­ев оста­нав­ли­ва­лась на пере­крест­ках дорог и у город­ских ворот²⁷. Сгруп­пи­ро­ван­ные в гра­ни­цах общей терри­то­рии свя­ти­ли­ща ста­ли осно­вой для ее разде­ле­ния на рай­о­ны. В таком слу­чае они дей­ст­ви­тель­но мог­ли стать, как счи­та­ет А. Мастро­чин­кве, опло­том куль­та терри­то­рий в про­ти­во­вес ген­тиль­ным куль­там²⁸. Оста­ет­ся отве­тить на вопрос, для чего исполь­зо­ва­лись эти свя­ти­ли­ща.

Л. Хол­л­энд обра­тил вни­ма­ние на то, что 13 мая, нака­нуне сбра­сы­ва­ния в Тибр соло­мен­ных «кукол», вестал­ки закан­чи­ва­ли гото­вить жерт­вен­ную муку с солью (mo­la sal­sa). Поэто­му он наста­и­ва­ет на том, что «кук­лы» были имен­но из соло­мы, а не из трост­ни­ка. Зер­но для изготов­ле­ния муки вестал­ки бра­ли с кро­шеч­ных сим­во­ли­че­ских полей, кото­рые и назы­ва­лись арге­я­ми. С каж­до­го поля полу­ча­ли один сноп зер­на и, таким обра­зом, все 27 рай­о­нов име­ли свою долю уча­стия в при­готов­ле­нии жерт­вен­ной муки. Эти поля были свя­щен­ной зем­лей, обра­ботан­ной и засе­ян­ной в риту­аль­ном цик­ле, кото­рый дол­жен был при­не­сти изоби­лие рим­ско­му наро­ду²⁹. Впо­след­ст­вии Р. Пал­мер пред­ло­жил тол­ко­ва­ние цере­мо­нии арге­ев, близ­кое по содер­жа­нию к кон­цеп­ции Л. Хол­л­эн­да. Соглас­но Р. Пал­ме­ру, в реку еже­год­но сбра­сы­ва­лись про­шло­год­ние соло­мен­ные палат­ки, слу­жив­шие местом совер­ше­ния аргей­ских свя­щен­но­дей­ст­вий по кури­ям³⁰.

с.149

Содер­жа­ние цере­мо­нии арге­ев

Для опре­де­ле­ния харак­те­ра мест арге­ев обра­тим вни­ма­ние на тер­ми­но­ло­гию, кото­рой поль­зу­ет­ся сам Варрон, и на ту, кото­рая при­сут­ст­ву­ет в при­веден­ном им доку­мен­те. Сам Варрон назы­ва­ет аргей­ские места как sac­ra­ria (L. L. V. 45, 47), так и sa­cel­la (V. 48). Одна­ко в доку­мен­те эти тер­ми­ны не встре­ча­ют­ся. Места арге­ев там обо­зна­че­ны поряд­ко­вы­ми чис­ли­тель­ны­ми без какой-либо допол­ни­тель­ной харак­те­ри­сти­ки, в отдель­ных слу­ча­ях уточ­ня­ет­ся их внеш­ний вид. Два свя­щен­ных места нахо­ди­лись в доща­тых хижи­нах (in ta­ber­no­la — V. 47, 50), одно — in de­lub­ro, то есть непо­сред­ст­вен­но в свя­ти­ли­ще³¹. Еще одно явля­лось зда­ни­ем (aedi­fi­cium), при­чем, судя по кон­тек­сту, это зда­ние было един­ст­вен­ным на все 27 свя­щен­ных мест (aedi­fi­cium so­lum est — V. 52). Оно было никем не заня­то, тогда как in de­lub­ro жил хра­мо­вый смот­ри­тель (aedi­tu­mus).

Осме­лим­ся пред­по­ло­жить, что в доку­мен­те сре­ди пере­чис­лен­ных свя­щен­ных мест, свя­зан­ных с арге­я­ми, два места отме­че­ны как исполь­зу­ю­щи­е­ся не по назна­че­нию. Оба эти места нахо­ди­лись воз­ле (apud) хра­мов — Юно­ны Луци­ны и Юпи­те­ра Фиди­у­са — и были пре­вра­ще­ны в места про­жи­ва­ния хра­мо­вых смот­ри­те­лей³². Еще два места ока­за­лись «запер­ты­ми» внут­ри каких-то доща­тых постро­ек, вырос­ших, воз­мож­но, неза­кон­но на свя­щен­ных терри­то­ри­ях. Эти заме­ча­ния про­ли­ва­ют свет на вре­мя созда­ния доку­мен­та и его пред­на­зна­че­ние, но об этом речь пой­дет ниже. Осталь­ные свя­щен­ные места, судя по доку­мен­ту, были откры­ты­ми ого­ро­жен­ны­ми участ­ка­ми³³, то есть были sa­cel­la³⁴. Исполь­зо­ва­ние Варро­ном для харак­те­ри­сти­ки мест арге­ев двух тер­ми­нов — sa­cel­lum и sac­ra­rium, кото­рые явля­ют­ся у него сино­ни­ма­ми³⁵, может свиде­тель­ст­во­вать о том, что в его вре­мя в повсе­днев­ном сло­во­употреб­ле­нии не при­дер­жи­ва­лись стро­гих раз­ли­чий. Таким обра­зом, свя­ти­ли­ща­ми арге­ев изна­чаль­но были ого­ро­жен­ные участ­ки, кото­рые, воз­мож­но, исполь­зо­ва­лись как свя­щен­ные поля для выра­щи­ва­ния зер­на с целью при­готов­ле­ния жерт­вен­ной муки. Един­ст­вен­ное кры­тое соору­же­ние (aedi­fi­cium), отме­чен­ное в жре­че­ском с.150 доку­мен­те, веро­ят­но, было местом хра­не­ния свя­щен­ной утва­ри, кото­рая исполь­зо­ва­лась для тако­го про­из­вод­ст­вен­но­го про­цес­са.

Про­из­вод­ство жерт­вен­ной муки подроб­но опи­сал Сер­вий. Три самые стар­шие по воз­рас­ту вестал­ки, начи­ная с май­ских нон и закан­чи­вая днем перед май­ски­ми ида­ми (то есть 13 мая), через день сни­ма­ют пол­бен­ные коло­сья и кла­дут их в спе­ци­аль­ные кор­зи­ны, при­готов­лен­ные для жат­вы. Вестал­ки сами высу­ши­ва­ют эти коло­сья, тол­кут их, мелют и уже смо­лотые уби­ра­ют на хра­не­ние. Три­жды в году из это­го зер­на они гото­вят муку, добав­ляя в нее пова­рен­ную и твер­дую соль³⁶. Как сле­ду­ет из опи­са­ния Сер­вия, вестал­ки сами про­во­ди­ли жат­ву. Поэто­му для работы на свя­щен­ных полях они исполь­зо­ва­ли жерт­вен­ный нож (se­ces­pi­ta). Этот нож при­ме­нял­ся при совер­ше­нии жерт­во­при­но­ше­ний так­же фла­ми­ни­ка­ми и пон­ти­фи­ка­ми (se­ces­pi­ta autem est cul­ter ob­lon­gus fer­reus, … quo [fla­mi­nes], fla­mi­ni­cae, vir­gi­nes pon­ti­fi­ces­que ad sac­ri­fi­cia utun­tur — Ad Aen. IV. 262). Все они явля­лись участ­ни­ка­ми аргей­ской цере­мо­нии. Сле­до­ва­тель­но, мы можем пред­по­ло­жить, что сре­ди свя­щен­ной утва­ри, хра­нив­шей­ся в един­ст­вен­ном кры­том соору­же­нии, были кор­зи­ны и спе­ци­аль­ные ножи. Там же мог­ли быть уста­нов­ле­ны печи для про­суш­ки пол­бы, ана­ло­гич­ные тем, кото­ры­ми поль­зо­ва­лись кре­стьяне³⁷. Работа веста­лок по сбо­ру и обра­бот­ке свя­щен­но­го уро­жая была важ­ным эта­пом под­готов­ки к жерт­во­при­но­ше­ни­ям (sac­ri­fi­cia), в про­веде­ние кото­рых они вно­си­ли свой вклад. Ска­зан­ное согла­су­ет­ся с харак­те­ри­сти­кой Ливи­ем мест арге­ев как lo­ca sac­ris fa­ciun­dis — мест для совер­ше­ния свя­щен­но­дей­ст­вий, кото­рые вли­ва­лись в обряд, совер­шав­ший­ся на Свай­ном мосту.

Таким обра­зом, мы впра­ве пред­по­ло­жить сле­дую­щее. Во-пер­вых, культ арге­ев вос­хо­дит к дого­род­ской ста­дии суще­ст­во­ва­ния Рима. Во-вто­рых, он состо­ит из двух цере­мо­ний: одна — обход свя­щен­ных аргей­ских мест (то есть полей) — про­хо­ди­ла 16 и 17 мар­та и явля­лась древ­ней­шей частью обряда. Обход свя­щен­ных полей был свя­зан с про­пол­кой (run­ca­tio) буду­ще­го уро­жая, кото­рая, по свиде­тель­ству Пли­ния Стар­ше­го, при­хо­ди­лась на пери­од ран­ней вес­ны (tum et se­ge­tes con­ve­nit pur­ga­re, sa­ri­re hi­ber­nas fru­ges ma­xi­me­que far — Nat. hist. XVIII. 241). Сбор свя­щен­но­го уро­жая и обмо­лот зер­на про­хо­дил, по свиде­тель­ству Сер­вия, в мае и закан­чи­вал­ся 13 мая. Остав­ша­я­ся от это­го про­из­вод­ст­вен­но­го про­цес­са соло­ма вяза­лась в пуч­ки, кото­рые 14 мая сбра­сы­ва­лись в Тибр, напо­ми­ная изда­ли непо­свя­щен­ным чело­ве­че­ские изо­бра­же­ния. Этот обряд состав­лял вто­рой «акт» свя­щен­но­дей­ст­вий арге­ев. Цере­мо­ния в целом была свя­за­на с заботой о бла­го­по­лу­чии каж­до­го посе­ле­ния, вошед­ше­го в состав древ­ней­ше­го горо­да, и одно­вре­мен­но с.151 име­ла все при­зна­ки очи­сти­тель­но­го обряда. Завер­шаю­щим ее эта­пом было очи­ще­ние хра­ма Весты от ско­пив­ше­го­ся в нем мусо­ра, кото­рое закан­чи­ва­лось 15 июня. Вынос мусо­ра из хра­ма Весты отно­сил­ся к чис­лу очи­сти­тель­ных обрядов, имев­ших зна­че­ние для Горо­да в целом³⁸.

Уста­нов­ле­нию пер­во­на­чаль­но­го содер­жа­ния аргей­ской цере­мо­нии может спо­соб­ст­во­вать тот факт, что из зерен, отхо­ды от обмо­лота кото­рых сбра­сы­ва­лись в Тибр, три вестал­ки гото­ви­ли муку в Веста­лии — празд­ник в честь сво­ей боги­ни Весты, в сен­тябрь­ские иды и в Лупер­ка­лии. Зна­чит, в этих празд­ни­ках, в том чис­ле и в Лупер­ка­ли­ях, вестал­ки при­ни­ма­ли какое-то уча­стие.

Лупер­ка­лии справ­ля­лись 15 фев­ра­ля, то есть в послед­ний месяц года, соглас­но древ­ней­ше­му кален­да­рю. В этот месяц при­но­си­лись жерт­вы умер­шим (Ovid. Fas­ti. II. 33; Plut. Q. R. 19; Nu­ma. 19) и под­зем­ным богам (Var­ro. L. L. VI. 34). 15 фев­ра­ля при­хо­дит­ся на тре­тий день dies pa­ren­ta­les, когда нуж­но было уми­ло­сти­вить умер­ших (Ovid. Fas­ti. II. 533—70; Var­ro. L. L. VI. 13; Paul-Fest. p. 75—76 L; Lyd. De mens. 4. 29). Одно­вре­мен­но этот месяц счи­тал­ся очи­сти­тель­ным (Ovid. Fas­ti. II. 31—2; Plut. Rom. 21, Nu­ma. 19; Mac­rob. Sat. I. 13. 3). Для риту­а­лов лупер­ков антич­ные авто­ры так­же при­зна­ва­ли очи­сти­тель­ный аспект (Var­ro. L. L. VI. 13, 34; Dion. Hal. Ant. Rom. I. 80; Plut. Rom. 21; Q. R. 68, 111; Fest. P. 75—765 L), а риту­ал очи­ще­ния вос­при­ни­мал­ся как изна­чаль­ная защи­та от вли­я­ния мерт­вых³⁹. Дру­гой сто­ро­ной это­го куль­та, так­же свя­зан­ной с очи­ще­ни­ем, было обес­пе­че­ние пло­до­ро­дия живот­ных и чело­ве­ка⁴⁰. Тот же самый мотив — очи­ще­ние и пло­до­ро­дие — при­сут­ст­ву­ет и в цере­мо­нии арге­ев, при­чем очи­ще­ние (сбра­сы­ва­ние соло­мен­ных сно­пи­ков в реку) сосед­ст­ву­ет в кален­да­ре с послед­ни­ми в мае Лему­ри­я­ми (13 мая), когда живые защи­ща­ли себя от духов мерт­вых. В этот же день вестал­ки закан­чи­ва­ли обмо­лот коло­сьев, собран­ных с полей арге­ев. Риту­а­лы арге­ев и лупер­ков не пред­на­зна­ча­лись како­му-либо боже­ству⁴¹, что уже само по себе свиде­тель­ст­ву­ет об их глу­бо­кой древ­но­сти и маги­че­ском зна­че­нии⁴².

с.152 И Лупер­ка­лии, и цере­мо­ния арге­ев про­хо­ди­ли при уча­стии фла­ми­на Юпи­те­ра в пер­вом слу­чае (Ovid. Fas­ti. II. 282), и его жены — фла­ми­ни­ки — во вто­ром (Gell. X. 15. 30; Plut. Q. R. 86). Фла­ми­ни­ка помо­га­ла вестал­кам при обхо­де свя­щен­ных мест и при­сут­ст­во­ва­ла на май­ской цере­мо­нии. В обо­их слу­ча­ях она не при­че­сы­ва­лась⁴³, а во вре­мя май­ской цере­мо­нии она избе­га­ла омо­ве­ния, не носи­ла укра­ше­ний и вооб­ще долж­на была иметь угрю­мый вид. Пре­не­бре­же­ние к внеш­не­му виду счи­та­лось при­зна­ком скор­би и под­дер­жи­ва­ло пред­став­ле­ние о чело­ве­че­ских жерт­во­при­но­ше­ни­ях, совер­шав­ших­ся изна­чаль­но на Свай­ном мосту.

В то же вре­мя фла­ми­ни­ка участ­во­ва­ла в празд­не­стве сали­ев 1 мар­та, и ей так­же пред­пи­сы­ва­лось «воло­сы не уби­рать и непри­че­сан­ной быть» (His etiam co­niunx api­ca­ti cincta Dia­lis / lu­ci­bus im­pe­xas de­bet ha­be­re co­mas — Ovid. Fas­ti. III. 397). Марш­рут шест­вия сали­ев в этот день про­ле­гал от Пала­ти­на к Фору­му, а затем они обхо­ди­ли Город по пери­мет­ру древ­ней­ше­го поме­рия. Как и аргеи, салии не про­сто шест­во­ва­ли по Горо­ду, они обхо­ди­ли алта­ри⁴⁴. Запрет при­че­сы­вать­ся и остри­гать ног­ти рас­про­стра­нял­ся на фла­ми­ни­ку и в пер­вой поло­вине июня вплоть до дня очи­ще­ния хра­ма Весты (15 июня — VI. 227—29). И это тоже было свиде­тель­ст­вом скор­би. Запрет дей­ст­во­вал с пер­вых дней июня меся­ца, кото­рый начи­нал­ся Кар­на­ли­я­ми — празд­ни­ком в честь Кар­ны — защит­ни­цы детей и хра­ни­тель­ни­цы внут­рен­них орга­нов чело­ве­ка (VI. 106—168).

Как вид­но из при­веден­ных при­ме­ров, печаль­ный вид фла­ми­ни­ки никак не свя­зан с ее воз­мож­ным уча­сти­ем в чело­ве­че­ских жерт­во­при­но­ше­ни­ях. Во всех слу­ча­ях уча­стие фла­ми­на и фла­ми­ни­ки было свя­за­но с риту­а­ла­ми нача­ла выго­на скота на зазе­ле­нев­шие луга⁴⁵, про­буж­де­ния свя­зан­ных с вой­ной сил⁴⁶, а так­же — со всхо­дом посе­вов на свя­щен­ных полях арге­ев. Одно­вре­мен­но табу, воз­ло­жен­ные на фла­ми­ни­ку, начи­на­ли дей­ст­во­вать и в празд­нич­ные дни, пред­на­зна­чав­ши­е­ся для защи­ты людей (Кар­на­лии). И это так­же свя­зы­ва­ет ее с куль­том арге­ев, частью кото­ро­го была май­ская цере­мо­ния, защи­щав­шая живых от воз­мож­ной гибе­ли в водах Тиб­ра.

Пер­во­на­чаль­но вестал­ки сбра­сы­ва­ли остав­шу­ю­ся после обмо­лота зер­на соло­му в Тибр пря­мо с бере­га. Память об этом вре­ме­ни, с.153 оче­вид­но, сохра­ни­лась в леген­де о про­ис­хож­де­нии ост­ро­ва Тибе­ри­на (in­su­la Ti­be­ri­na), кото­рую рас­ска­зы­ва­ет Ливий (II. 5. 3—4). Про­ис­хож­де­ние ост­ро­ва Ливий свя­зал с раз­граб­ле­ни­ем иму­ще­ства изгнан­ных Тарк­ви­ни­ев, одна­ко, в рас­ска­зе сохра­ни­лись дета­ли, кото­рые ука­зы­ва­ют на сход­ство дей­ст­вий раз­гне­ван­но­го наро­да с дей­ст­ви­я­ми веста­лок при сбо­ре уро­жая со свя­щен­ных полей арге­ев. Во-пер­вых, уро­жай с «паш­ни Тарк­ви­ни­ев» был свя­щен­ным (fruc­tum re­li­gio­sum) и им нель­зя было поль­зо­вать­ся. Во-вто­рых, народ, сжав хлеб, вме­сте с соло­мой (cum stra­men­to) высы­пал его кор­зи­на­ми (cor­bi­bus) в Тибр. Послед­нее заме­ча­ние вызы­ва­ет удив­ле­ние тем, что в реку сбра­сы­ва­ет­ся не толь­ко зер­но, но и соло­ма, при­чем люди исполь­зу­ют для этой цели кор­зи­ны, кото­рые напо­ми­на­ют cor­bes mes­sua­rii, исполь­зо­вав­ши­е­ся вестал­ка­ми для сбо­ра уро­жая. По Ливию, для обра­зо­ва­ния ост­ро­ва ока­за­лось доста­точ­ным зер­на и соло­мы одно­го уро­жая, тогда как в дей­ст­ви­тель­но­сти этот про­цесс про­хо­дил на гла­зах не одно­го поко­ле­ния горо­жан. Отхо­ды от обра­бот­ки свя­щен­но­го уро­жая сбра­сы­ва­лись в Тибр и покры­ва­лись нано­са­ми ила, обра­зо­вав со вре­ме­нем уча­сток суши. С построй­кой Свай­но­го моста мусор и «кукол» удоб­нее ста­ло сбра­сы­вать оттуда, чтобы все это, попав в рус­ло реки, не пре­пят­ст­во­ва­ло ее сво­бод­но­му тече­нию⁴⁷.

Оста­но­вим­ся еще раз на мате­ри­а­ле, из кото­ро­го были сде­ла­ны «кук­лы». Варрон назы­ва­ет трост­ник, Овидий же назы­ва­ет и соло­му и трост­ник. Учи­ты­вая все, что было ска­за­но о куль­те арге­ев и месте их цере­мо­нии в сакраль­ном кален­да­ре, мож­но пред­по­ло­жить, что мы име­ем дело с дву­мя близ­ки­ми по содер­жа­нию, но само­сто­я­тель­ны­ми по зна­че­нию дей­ст­ви­я­ми, состав­ля­ю­щи­ми цере­мо­нию арге­ев. В мае с моста сбра­сы­ва­ли соло­мен­ных «кукол», появ­ле­ние кото­рых объ­яс­ня­ет­ся окон­ча­ни­ем сель­ско­хо­зяй­ст­вен­ных работ на свя­щен­ных полях. Откуда про­изо­шло пред­став­ле­ние об их сход­стве с чело­ве­че­ски­ми фигу­ра­ми, мы уже объ­яс­ни­ли. Печаль­ный вид фла­ми­ни­ки срод­ни тра­у­ру доче­рей во вре­мя похо­рон роди­те­лей (Plut. Q. R. 14). Печа­лью и мол­ча­ни­ем так­же окру­жа­лись гроб­ни­цы геро­ев⁴⁸. Фест гово­рит о том, что места арге­ев были места­ми погре­бе­ния знат­ных арги­вян. О таком же пред­на­зна­че­нии аргей­ских свя­ти­лищ свиде­тель­ст­ву­ет Варрон. Такое же, в сущ­но­сти, объ­яс­не­ние май­ско­го обряда (из трех пред­ло­жен­ных) при­ни­ма­ет Овидий. Отсюда мож­но сде­лать вывод о том, что май­ская цере­мо­ния име­ла зна­че­ние погре­баль­но­го куль­та, в кото­ром, воз­мож­но, нашел отра­же­ние культ геро­ев.

В то же вре­мя, как уже отме­ча­лось, цере­мо­ния име­ла очи­сти­тель­ный харак­тер, что выра­зи­лось в очист­ке хра­ма Весты (15 июня), то есть выно­се из него нако­пив­ше­го­ся за год мусо­ра. По свиде­тель­ству Овидия, храм Весты в древ­ней­шие вре­ме­на был крыт трост­ни­ком и его сте­ны были спле­те­ны из «гиб­кой лозы» (Fas­ti. VI. 261—2). Конеч­но, Овидий отда­вал дань «моде» Авгу­сто­ва века — иде­а­ли­за­ции скром­но­го обра­за жиз­ни и с.154 стро­гих нра­вов пред­ков. Но, по всей види­мо­сти, трост­ник, кото­рый в изоби­лии рос побли­зо­сти (Fas­ti. VI. 411), дей­ст­ви­тель­но мог исполь­зо­вать­ся в обще­ст­вен­ных и част­ных построй­ках дого­род­ско­го пери­о­да. В этой свя­зи сле­ду­ет упо­мя­нуть «Дом Рому­ла» (Ca­sa Ro­mu­li), кото­рый вплоть до вре­ме­ни сво­его уни­что­же­ния в огне пожа­ра, охва­тив­ше­го Рим при Авгу­сте, сохра­нял­ся как свя­ты­ня рим­ско­го наро­да в пер­во­здан­ном виде, кры­тый соло­мой (Dio Cass. XLVIII. 43. 4; καὶ πυ­ρί ἄλ­λα τε τῆς πό­λεως συχ­νὰ καὶ ἡ τοῦ Ῥω­μύλου σκηνὴ ἐκαύθη, κο­ράκων κρέα ἐς αὐτὴν ἐκ βω­μοῦ τι­νος ἔμπυ­ρα ἐμβα­λόν­των — LIV. 29. 8). Поэто­му свиде­тель­ство Овидия о внеш­нем обли­ке древ­ней­ше­го хра­ма Весты пред­став­ля­ет­ся вполне прав­до­по­доб­ным. Исполь­зо­ва­ние трост­ни­ка в каче­стве стро­и­тель­но­го мате­ри­а­ла тре­бо­ва­ло посто­ян­но­го под­нов­ле­ния и заме­ны отдель­ных частей соору­же­ния. Такие работы при­во­ди­ли к скоп­ле­нию стро­и­тель­но­го мусо­ра, от кото­ро­го мож­но было изба­вить­ся, сбро­сив его в реку. Удоб­нее все­го это было сде­лать, свя­зав в сно­пи­ки ста­рые трост­ни­ко­вые стеб­ли. Со вре­ме­нем, когда стро­и­тель­ная тех­ни­ка изме­ни­лась, обы­чай вязать трост­ни­ко­вые «кук­лы» мог сохра­нить­ся как напо­ми­на­ние о неко­гда суще­ст­во­вав­шей прак­ти­ке.

Таким обра­зом, культ арге­ев не имел ниче­го обще­го с чело­ве­че­ски­ми жерт­во­при­но­ше­ни­я­ми. Антич­ная тра­ди­ция не оста­ви­ла назва­ния обряда, но сохра­ни­ла назва­ния свя­щен­ных мест, кото­рые обхо­ди­ла про­цес­сия арге­ев до того, как она отправ­ля­лась к Свай­но­му мосту. Свиде­тель­ства антич­ных авто­ров об арге­ях остав­ля­ют про­ти­во­ре­чи­вое чув­ство. С одной сто­ро­ны, они пред­ла­га­ют раз­но­об­раз­ные тол­ко­ва­ния это­го обряда, с дру­гой — цере­мо­ния арге­ев оку­та­на таин­ст­вен­но­стью и мра­ком. В такой ситу­а­ции напра­ши­ва­ет­ся вопрос: не свя­за­но ли одно с дру­гим? Не заме­ня­ет ли суще­ст­ву­ю­щее раз­но­об­ра­зие тол­ко­ва­ний место дей­ст­ви­тель­но­го зна­ния? Подоб­ный вопрос оправ­дан уже тем, что объ­яс­не­ния цере­мо­нии арге­ев в источ­ни­ках зиждут­ся на двух опо­рах — на суще­ст­во­ва­нии «кукол» и на назва­нии «аргеи». Поэто­му мож­но пред­по­ло­жить, что часто вза­и­мо­ис­клю­чаю­щие объ­яс­не­ния — резуль­тат созна­тель­ной демон­стра­ции незна­ния, свя­зан­но­го с ува­же­ни­ем тра­ди­ци­он­ной таин­ст­вен­но­сти, окру­жав­шей мно­гие рим­ские куль­ты⁴⁹.

Вре­мя и при­чи­ны появ­ле­ния доку­мен­та

Оста­лось выяс­нить вре­мя созда­ния доку­мен­та и его назна­че­ние. Мы уже обра­ти­ли вни­ма­ние на тот факт, что спи­сок аргей­ских свя­щен­ных мест в сохра­нен­ном Варро­ном доку­мен­те явля­ет­ся непол­ным. В первую оче­редь в нем отме­ча­лись те места, кото­рые уже исполь­зо­ва­лись не по назна­че­нию. Осталь­ные по каким-то при­чи­нам мог­ли стать при­вле­ка­тель­ны­ми для потен­ци­аль­ных застрой­щи­ков и пото­му попа­ли в опись.

Как свиде­тель­ст­ву­ет Ливий, Рим столк­нул­ся с подоб­ной ситу­а­ци­ей уже в нача­ле II в. до н. э. Цен­зо­ры 180 г. до н. э. М. Эми­лий Лепид и М. Фуль­вий Ноби­ли­ор вер­ну­ли неболь­шим обще­ст­вен­ным свя­ти­ли­щам, с.155 заня­тым к тому вре­ме­ни част­ны­ми лица­ми, их преж­ний ста­тус и сде­ла­ли их доступ­ны­ми для наро­да (complu­ra sa­cel­la pub­li­ca­que lo­ca, oc­cu­pa­ta a pri­va­tis, pub­li­ca sac­ra­qae ut es­sent pa­te­rentque po­pu­lo cu­ra­runt — XL. 51. 8). При­ме­ча­тель­но то, что М. Эми­лий Лепид одно­вре­мен­но был вели­ким пон­ти­фи­ком. Оче­вид­но, он решил занять­ся реше­ни­ем этой про­бле­мы, став­шей уже акту­аль­ной для Рима, опи­ра­ясь на авто­ри­тет гла­вы государ­ст­вен­но­го куль­та и блю­сти­те­ля тра­ди­ций граж­дан­ско­го кол­лек­ти­ва.

Подоб­ная прак­ти­ка, веро­ят­но, при­но­си­ла лишь вре­мен­ный резуль­тат. Наступ­ле­ние част­ных лиц на суще­ст­во­вав­шие издрев­ле свя­щен­ные терри­то­рии, кото­рые уже к кон­цу III в. до н. э. ока­за­лись в цен­траль­ных рай­о­нах Горо­да⁵⁰, про­дол­жа­лось. Поэто­му неуди­ви­тель­но, что импе­ра­тор Август ста­вил себе в заслу­гу вос­ста­нов­ле­ние вось­ми­де­ся­ти двух хра­мов, при­чем делал он это в соот­вет­ст­вии с пред­пи­са­ни­ем сена­та (RgdA. 20). Мы можем пред­по­ло­жить, что состав­ле­нию тако­го спис­ка пред­ше­ст­во­ва­ла тща­тель­ная инвен­та­ри­за­ция древ­них свя­ти­лищ, при­шед­ших в упа­док из-за поте­ри мно­ги­ми куль­та­ми сво­его преж­не­го зна­че­ния. Неко­гда свя­щен­ные терри­то­рии ста­но­ви­лись объ­ек­та­ми част­ных инте­ре­сов. С такой ситу­а­ци­ей необ­хо­ди­мо было бороть­ся, и эту обя­зан­ность взял на себя рим­ский сенат, назна­чив комис­сию с целью сохра­не­ния свя­ти­лищ и хра­мов. По ито­гам работы комис­сии было состав­ле­но сенат­ское пред­пи­са­ние.

Такая же судь­ба, по всей види­мо­сти, постиг­ла и свя­щен­ные места арге­ев. Поэто­му сохра­нен­ный Варро­ном доку­мент пред­став­ля­ет собой опись постра­дав­ших и наи­бо­лее уяз­ви­мых аргей­ских мест. О вре­ме­ни состав­ле­ния это­го доку­мен­та может свиде­тель­ст­во­вать употреб­ля­е­мая в нем двой­ная ори­ен­ти­ров­ка свя­щен­ных терри­то­рий — по реги­о­нам Горо­да и по более позд­ним соору­же­ни­ям. Так, соглас­но Варро­ну, в доку­мен­те было запи­са­но, что свя­ти­ли­ще Cae­rio­len­sis нахо­дит­ся меж­ду Цели­ем и Кари­на­ми, и одно­вре­мен­но ука­зы­ва­ет­ся на его рас­по­ло­же­ние рядом с хра­мом Минер­вы (Mi­ner­vium — Var­ro. L. L. V. 47)⁵¹. На это обсто­я­тель­ство иссле­до­ва­те­ли уже обра­ща­ли вни­ма­ние⁵². Храм Минер­вы, рас­по­ло­жен­ный неда­ле­ко от Целий­ско­го хол­ма, упо­ми­на­ет Овидий и назы­ва­ет его хра­мом «Кап­та Минер­ва» (Минер­вы-плен­ни­цы — cap­tae de­lub­ra Mi­ner­vae — Fas­ti. III. 835 sqq.). На этом осно­ва­нии мож­но утвер­ждать, что Mi­ner­vium у Варро­на тож­де­ст­ве­нен хра­му Cap­ta Mi­ner­va у Овидия. Этот храм, о чем свиде­тель­ст­ву­ет его назва­ние, был постро­ен в честь победы, одер­жан­ной рим­ля­на­ми над фалис­ка­ми в 241 г. до н. э. (Ovid. Fas­ti. III. 843—4)⁵³. Сле­до­ва­тель­но, ссыл­ка на Mi­ner­vium ука­зы­ва­ет на вре­мя состав­ле­ния жре­че­ско­го доку­мен­та: не ранее вто­рой поло­ви­ны III в. до н. э.

с.156 Как сле­ду­ет из выше­ска­зан­но­го, культ арге­ев не имел спе­ци­аль­ных жре­цов. В нем при­ни­ма­ли уча­стие вестал­ки, фла­ми­ни­ка и пон­ти­фи­ки, кото­рые кон­тро­ли­ро­ва­ли всю цере­мо­нию. Поэто­му опись свя­щен­ных мест арге­ев была пред­при­ня­та по их ини­ци­а­ти­ве и ста­ла одним из доку­мен­тов, создан­ных кол­ле­ги­ей пон­ти­фи­ков. О том, что доку­мент под назва­ни­ем «Свя­щен­но­дей­ст­вия Арге­ев» про­ис­хо­дит имен­но из пон­ти­фи­каль­ной среды, свиде­тель­ст­ву­ет Ливий, отме­чая, что имен­но пон­ти­фи­ки назва­ли «арге­я­ми» опре­де­лен­ные места, пред­на­зна­чен­ные для свя­щен­но­дей­ст­вий (mul­ta alia sac­ri­fi­cia lo­ca­que sac­ris fa­cien­dis quae Ar­geos pon­ti­fi­ces vo­cant de­di­ca­vit — Liv. I. 21. 5). Но доку­мент созда­вал­ся, по всей види­мо­сти, для нужд граж­дан­ско­го кол­лек­ти­ва, поэто­му в нем были зафик­си­ро­ва­ны не все 27 аргей­ских свя­ти­лищ, а толь­ко те, кото­рые испы­та­ли на себе экс­пан­сию дру­гих куль­тов или инте­ре­сов част­ных лиц.

Ol­ga V. Si­do­ro­vich (Mos­cow).
Sac­ra Ar­geo­rum as a sa­cer­do­tal do­cu­ment

Var­ro in his work De lin­gua La­ti­na ci­tes the do­cu­ment na­med Sac­ra Ar­geo­rum. This do­cu­ment il­lustra­tes Var­ro’s in­for­ma­tion about sac­ral to­po­gra­phy of the ear­liest Ro­man ter­ri­to­ry re­la­ted to the Ar­gean ce­re­mo­ny. But the list of the­se sac­red areas Var­ro re­fer­red to is in­comple­te. The do­cu­ment men­tions on­ly 14 out of the well-known 27 Ar­gean ter­ri­to­ries. This cir­cumstan­ce puts the fol­lowing ques­tions: first, does this do­cu­ment re­la­te to the sa­cer­do­tal one; se­cond, when and with what pur­po­se it was com­po­sed.

The ana­ly­sis of the do­cu­ment, to­ge­ther with the at­ten­dant in­for­ma­tion from ot­her sour­ces, al­lows us to ma­ke the fol­lowing conclu­sions. This do­cu­ment men­tions on­ly tho­se sac­red Ar­gean areas that had been impro­per­ly used be­fo­re. Two of them be­ca­me re­si­den­tial pla­ces for so­me temple kee­pers. The ot­her two were blo­cked in­si­de so­me lig­neo­us buil­dings con­struc­ted il­le­gal­ly in this ter­ri­to­ry. The rest were enclo­sed plots in the open air (sa­cel­la). They may ha­ve been attrac­ti­ve to the buil­ders as they were lo­ca­ted in the centre of Ro­me, and that is why they were inclu­ded in the list. Li­vy no­tes that such si­tua­tion was com­mon for the Ro­mans from the ear­ly II B. C. Thus, Var­ro’s do­cu­ment lists the most vul­ne­rab­le Ar­gean areas. The pon­tiffs who were in char­ge of the Ar­gean ce­re­mo­ny drew up this re­cord in the se­cond half of the III B. C. As this do­cu­ment ref­lects the need for ci­vi­tas to pro­tect its sanctua­ries, it fo­cu­ses on tho­se 14 sac­red areas out of 27 that were influen­ced by ot­her cults or pri­va­te per­sons.

As the pri­mor­dial sanctua­ries be­lon­ged to Ar­gei, they were enclo­sed plots used as sac­red fields for cul­ti­va­ting ce­reals to pre­pa­re flour meant for sac­ri­fi­ce of the Ci­ty’s pu­ri­fi­ca­tion. The on­ly roo­fed over con­struc­tion (aedi­fi­cium) men­tio­ned in the do­cu­ment was the pla­ce of res­to­ra­tion of sac­red uten­sils used for flour pro­duc­tion.