Эпитафия Публия Сципиона
Перевод с англ. И. Ш.
с.264 Quei apice insigne Dial[is fl]aminis gesistei / mors perfec[it] tua ut essent omnia / brevia, honos, fama, virtusque / gloria atque ingenium. Quibus sei / in longa licuiset tibe utier vita, / facile facteis superases gloriam / maiorum. Qua re lubens te in gremiu, / Scipio, recipit terra, Publi, / prognatum Publio, Corneli. ILLRP. 311 (CIL. VI. 1288).
(О) ты, носивший шапочку фламина Юпитера! Смерть сделала так, чтобы кратким оказалось для тебя всё: честь, слава, доблесть, доброе имя и дарования. Если бы ты мог применить их в долгой жизни, то легко превзошел бы славой предков. Поэтому земля охотно принимает тебя в глубины свои, (о) Сципион — Публий Корнелий, рожденный от Публия.
Согласно преобладающей точке зрения, это эпитафия сына Сципиона Африканского-старшего, с.265 несмотря на мнение Моммзена, изложенное им в «Corpus Inscriptionum Latinarum», о неубедительности такой идентификации, а также на то, что она серьезно противоречит сведениям, которые сообщает нам Цицерон об этом Публии Сципионе (Sen. 35, Off. I. 121 и Brut. 77). Он описывает его как человека чрезвычайно одаренного, который, однако, по причине слабого здоровья был совершенно неспособен к военной и политической карьере, традиционной для его семьи, сколько бы он ни прожил. В эпитафии же, наоборот, говорится о молодом человеке, который, окажись его жизнь длиннее, мог сделать блестящую политическую карьеру.
Первая строка надписи была добавлена позднее, возможно, как считает Коарелли1, Сципионом Эмилианом, приемным сыном Публия Сципиона, описанного Цицероном. В этой дополнительной строке говорится о том, что покойный являлся фламином Юпитера, однако больше ни один античный автор не упоминает о данной жреческой должности в связи с каким-либо Публием Сципионом. Правда, в тексте XLI книги Ливия имеются обширные лакуны, поэтому можно допустить возможность непродолжительного фламината Публия Сципиона между 176 и 175 годами, и его смерть, наступившую до 174 г., когда фламином стал Гней Корнелий; нельзя также исключить, что он стал фламином в 171 г., поскольку в XLIII книге Ливия и здесь имеется лакуна.
Сын Сципиона Африканского был авгуром; возможно, слово honos в надписи отражает именно этот факт. Закономерен вопрос, мог ли человек со слабым здоровьем занимать жреческую должность, но, не располагая точными сведениями о природе его болезни, оценить весомость данного возражения затруднительно. По-видимому, именно это противоречие побудило
Такое толкование объясняет причину противоречий между рассказом Цицерона о Публии Сципионе и утверждениями, содержащимися в эпитафии. И Самнер нашел в хронологической схеме подходящее место для этого, не известного по другим источникам внука, хотя подобное толкование и не является единственно возможной реконструкцией событий. Сомнения появляются при рассмотрении обстоятельств, связанных с фламинатом. Хорошо известно, что эта должность была сопряжена со многими неудобствами. Фламин не мог покидать Рим, давать клятвы и смотреть на мертвое тело, в повседневной жизни он был связан множеством древних табу. Поэтому ему очень трудно было занять любую должность в карьере (cursus) сенатора, и он не мог служить в армии.
При знакомстве же с эпитафией складывается впечатление, что молодой человек имел верные шансы занять высокий общественный пост и командовать в войнах, которые вел Рим. В этой связи представляется весьма сомнительным, чтобы семья позволила ему принять в юности жреческий сан, резко ограничивавший его устремления, если не пресекавший их полностью. Хотя, с другой стороны, фламинат мог быть возложен на него верховным понтификом (в то время — Марком Эмилием Лепидом), но такое действие стало бы выражением политической вражды, о чем обязательно упомянули бы сторонники Сципионов.
Таким образом, гипотетический внук Сципиона Африканского, предложенный Самнером, оказывается фигурой, еще менее подходящей для должности жреца Юпитера, чем та, которой, как обычно считается, принадлежит эпитафия. Разумеется, для Публия, сына Сципиона Африканского, каким он предстает в изображении Цицерона, относительно спокойная жизнь фламина Юпитера могла оказаться вполне посильной формой службы обществу, обеспечившей ему, в отличие от авгурата, место в сенате (Liv. XXVII. 8. 5—
с.266 Давайте еще раз вернемся к этому несоответствию. Конечно, напрашивается возражение, что упоминание в надписи больших надежд, которые не осуществились из-за преждевременной смерти, является общим местом в эпитафиях, но в данном случае принять такое объяснение не позволяют два обстоятельства. Первое заключается в том, что автор, выполнявший заказ Сципионов, кем бы он ни был, не рискнул бы спустя несколько лет после смерти Сципиона Африканского утверждать, что кто-то мог надеяться превзойти его блестящую карьеру, и, тем более, сделать это с легкостью (facile). Второе обстоятельство вытекает из общего тона эпитафии. Она отличается от остальных надписей в гробнице Сципионов тем, что адресована покойному и написана в очень личной тональности, особенно нежные последние строки, напоминающие печальное прощание с покойным на похоронах, где к нему обращаются по имени. Она явно была сочинена другом; возможно, даже Эннием, который жил и писал до 169 г. до н. э., и статуя которого была установлена на фасаде семейной гробницы рядом со статуями Сципиона Африканского и его брата Луция. Он менее, чем кто-либо другой, мог бы легкомысленно предсказать появление воина и государственного деятеля, более великого, чем Сципион Африканский, о котором он писал:
nemo est qui factis aequiperare queat[1]. |
Небезоснователен вопрос, должно ли «facteis» в надписи относиться исключительно к военным победам и высоким государственным должностям? В этой эпитафии, единственной из всех, найденных в гробнице Сципионов, в описании качеств покойного употреблено слово «ingenium». Цицерон же сообщает, что Публий Сципион превзошел своего великого отца широтой познаний а также оставил после себя несколько достойных восхищения свидетельств своего литературного дара, в то время как Сципион Африканский не был известен как автор «ingenii monumenta mandata litteris»[2] (Off. 3. 4).
Таким образом, утверждение о том, что Публий, проживи он долгую жизнь, на своем поприще превзошел бы славою (gloria) своих предков, может оказаться верным и никоим образом не является вызывающим. Я бы даже предположила, что здесь один из друзей-литераторов оплакивает кончину писателя, который мог бы стать великим.
В эпитафии говорится о молодом человеке. Публий, сын Сципиона Африканского, родился в 216/215 г., и к 175 году ему должно было исполниться около 40 лет — не столь уж ранний, по римским стандартам, срок ухода из жизни. Однако вполне вероятно, что если существовал первенец Сципиона Африканского, носивший имя Публий и умерший в детстве, то отцовский преномен перешел к другому сыну, родившемуся в 205/204 г., после возвращения его отца из Испании или даже после окончания войны с Ганнибалом. В таком случае, Публию из эпитафии в 175 г. могло быть 30 лет или даже менее.
В коротком промежутке между 176 и 175 годами он имел возможность стать фламином Юпитера, и его смерть как авгура Ливий должен был зафиксировать в конце
Эдинбург.
ПРИМЕЧАНИЯ