Юлий Цезарь

с.74

3. ТРИУМВИРАТ. КОНСУЛЬСТВО.

Так назы­вае­мый заго­вор Кати­ли­ны может слу­жить доволь­но любо­пыт­ной иллю­ст­ра­ци­ей к вопро­су о зна­че­нии (или свое­об­раз­ной судь­бе) исто­ри­че­ско­го фак­та. Непо­мер­но разду­тый и в какой-то мере даже спро­во­ци­ро­ван­ный самим Цице­ро­ном, «заго­вор» вовсе не был столь выдаю­щим­ся или исклю­чи­тель­ным собы­ти­ем в ту насы­щен­ную раз­лич­ны­ми потря­се­ни­я­ми эпо­ху. По сво­е­му зна­че­нию и мас­шта­бам заго­вор Кати­ли­ны не дол­жен счи­тать­ся более круп­ным явле­ни­ем, чем, напри­мер, вос­ста­ние Лепида, о кото­ром гово­ри­лось выше. Но если наши сведе­ния об этом вос­ста­нии исчер­пы­ва­ют­ся раз­роз­нен­ны­ми, мимо­лет­ны­ми упо­ми­на­ни­я­ми в источ­ни­ках, то бла­го­да­ря тем­пе­ра­мен­ту и ода­рен­но­сти вра­гов Кати­ли­ны — а враг все­гда име­ет ска­зать боль­ше, чем любой доб­ро­же­ла­тель, — мы полу­чи­ли очень подроб­ное, хотя и крайне тен­ден­ци­оз­ное изло­же­ние хода заго­во­ра и несо­раз­мер­но высо­кую оцен­ку его зна­че­ния. Этим и объ­яс­ня­ет­ся та свое­об­раз­ная аберра­ция, кото­рая харак­те­ри­зу­ет тра­ди­ци­он­ное вос­при­я­тие «заго­во­ра» Кати­ли­ны.

Но из ска­зан­но­го отнюдь не сле­ду­ет, что инте­ре­су­ю­щие нас собы­тия лише­ны како­го бы то ни было исто­ри­че­ско­го зна­че­ния. Одна­ко их зна­че­ние вовсе не в том, на что ори­ен­ти­ру­ют нас источ­ни­ки и обыч­но соглас­ная с ними спе­ци­аль­ная лите­ра­ту­ра. Важ­но преж­де все­го под­черк­нуть, что заго­вор Кати­ли­ны воз­ник в обста­нов­ке раз­ло­же­ния ста­рин­ной полис­ной демо­кра­тии: коррум­пи­ро­ван­ный сенат уже дав­но утра­тил свой преж­ний непре­ре­кае­мый авто­ри­тет; зна­че­ние рес­пуб­ли­кан­ских маги­ст­ра­тур так­же было подо­рва­но уже с.75 имев­шим место при­ме­ром пожиз­нен­ной дик­та­ту­ры; коми­ции после фак­ти­че­ской заме­ны народ­но­го опол­че­ния кор­по­ра­тив­ной арми­ей ока­за­лись в состо­я­нии глу­бо­ко­го кри­зи­са. Исто­рия заго­во­ра и в осо­бен­но­сти его подав­ле­ния мог­ла пре­по­дать неко­то­рые небес­по­лез­ные уро­ки самим совре­мен­ни­кам собы­тий, и в первую оче­редь тем, кто пре­тен­до­вал в то вре­мя на актив­ное уча­стие в поли­ти­че­ской жиз­ни и борь­бе.

При подав­ле­нии заго­во­ра Кати­ли­ны был без­за­стен­чи­во попран, пожа­луй, послед­ний и почти уже сим­во­ли­че­ский атри­бут полис­ной демо­кра­тии — пра­во обра­ще­ния к народ­но­му собра­нию в слу­чае выне­се­ния смерт­но­го при­го­во­ра, пра­во, кото­рое еще Момм­зен¹ оха­рак­те­ри­зо­вал как «один из опло­тов древ­ней рим­ской рес­пуб­ли­кан­ской сво­бо­ды» и кото­рое, по его мне­нию, мог­ло слу­жить дока­за­тель­ст­вом идеи народ­но­го суве­ре­ни­те­та, лежа­щей яко­бы в осно­ве непи­са­ной рим­ской кон­сти­ту­ции.

Подав­ле­ние заго­во­ра, кро­ме того, убеди­тель­но пока­за­ло край­нюю сла­бость так назы­вае­мой рим­ской «демо­кра­тии», рас­пы­лен­ность ее сил, отсут­ст­вие эле­мен­тар­ной орга­ни­за­ции и доста­точ­но ярко под­черк­ну­ло без­на­деж­ность попы­ток захва­та поли­ти­че­ской вла­сти при опо­ре на эти неустой­чи­вые, рас­пы­лен­ные, неор­га­ни­зо­ван­ные слои насе­ле­ния. Само собой напра­ши­вал­ся вывод о замене этой бес­фор­мен­ной мас­сы какой-то более опре­де­лен­ной, более чет­кой орга­ни­за­ци­ей. Если к тому же она мог­ла ока­зать­ся воору­жен­ной, то в дан­ных усло­ви­ях это сле­до­ва­ло рас­смат­ри­вать как лиш­ний и несо­мнен­но решаю­щий козырь.

Но собы­тия, после­до­вав­шие непо­сред­ст­вен­но за каз­нью заго­вор­щи­ков в Риме, как это обыч­но и быва­ет, едва ли мог­ли сра­зу под­твер­дить толь­ко что изло­жен­ные выво­ды. Ситу­а­ция про­яс­ня­лась посте­пен­но и, конеч­но, дале­ко не для всех.

10 декаб­ря 63 г. всту­пи­ли в долж­ность вновь избран­ные три­бу­ны. Сре­ди них был и Кв. Цеци­лий Метелл Непот — пред­ста­ви­тель неко­гда могу­ще­ст­вен­ной, а ныне в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни дегра­ди­ро­вав­шей «дина­стии» Метел­лов². Он при­был в Рим еще летом 63 г. непо­сред­ст­вен­но из армии Пом­пея, лега­том кото­ро­го состо­ял. Кро­ме того, — и это обсто­я­тель­ство, как нам уже извест­но, име­ло не мень­шее зна­че­ние в усло­ви­ях поли­ти­че­ской жиз­ни того вре­ме­ни — он был шури­ном с.76 Пом­пея, посколь­ку тот был женат на его сест­ре. Зада­ча Метел­ла заклю­ча­лась в соот­вет­ст­ву­ю­щей под­готов­ке обще­ст­вен­но­го мне­ния нака­нуне воз­вра­ще­ния Пом­пея с Восто­ка, т. е. в свое­об­раз­ной «рас­чист­ке» ему доро­ги. Одна­ко эта акция, нехит­рый смысл кото­рой был слиш­ком оче­виден, сра­зу же вызва­ла ответ­ные меры сенат­ских кру­гов, и одно­вре­мен­но с Метел­лом народ­ным три­бу­ном был избран Катон, дав­но уже извест­ный как непри­ми­ри­мый рев­ни­тель кон­сти­ту­ци­он­ных тра­ди­ций, сугу­бо «прин­ци­пи­аль­ный» чело­век, кото­рый на самом деле, как мно­гие так назы­вае­мые прин­ци­пи­аль­ные люди, мог про­явить и здра­вый смысл, и объ­ек­тив­ность, и даже опре­де­лен­ное муже­ство, пока речь шла о том, что его лич­но никак не каса­лось.

Метелл Непот с пер­вых же дней сво­его вступ­ле­ния в долж­ность начал актив­ную кам­па­нию про­тив Цице­ро­на. Для послед­не­го это не было неожи­дан­но­стью: еще и до 10 декаб­ря Метелл поз­во­лял себе рез­кие выпа­ды про­тив кон­су­ла, а все попыт­ки Цице­ро­на най­ти путь к при­ми­ре­нию с враж­деб­ным ему три­бу­ном, исполь­зуя для это­го весь­ма три­ви­аль­ный, но зато почти все­гда эффек­тив­ный спо­соб — дей­ст­во­вать через жен­щин³, не дали на сей раз ожи­дае­мых резуль­та­тов. Поэто­му после 10 декаб­ря Метелл Непот и его кол­ле­га, быв­ший кати­ли­на­рий Л. Каль­пур­ний Бес­тия, ста­ли откры­то обви­нять Цице­ро­на в неза­кон­ной каз­ни рим­ских граж­дан, а когда послед­ний по окон­ча­нии сро­ка сво­их пол­но­мо­чий, нака­нуне январ­ских календ, поже­лал обра­тить­ся с речью к наро­ду, ему было в этом отка­за­но и поз­во­ле­но про­из­не­сти лишь обыч­ную в этих слу­ча­ях клят­ву, что он за вре­мя сво­ей маги­ст­ра­ту­ры не нару­шал зако­нов.

Но Цице­ро­на такие вещи мало сму­ща­ли — со свой­ст­вен­ной ему изво­рот­ли­во­стью в подоб­ных делах он фак­ти­че­ски обо­шел запрет и пре­вра­тил про­из­не­се­ние клят­вы в речь, в кото­рой вос­хва­лял свои дей­ст­вия по подав­ле­нию заго­во­ра и сумел добить­ся одоб­ре­ния со сто­ро­ны собрав­ше­го­ся наро­да.

Тем не менее Метелл Непот сно­ва обру­шил­ся на Цице­ро­на 1 янва­ря 62 г. на заседа­нии сена­та, а 3 янва­ря — на народ­ной сход­ке (con­tio) с явным наме­ре­ни­ем под­гото­вить при­вле­че­ние его к суду. На сей раз Метелл опи­рал­ся на под­держ­ку не толь­ко сво­его с.77 кол­ле­ги Каль­пур­ния Бес­тии, но и пре­то­ра Цеза­ря, всту­пив­ше­го в испол­не­ние сво­их обя­зан­но­стей с 1 янва­ря 62 г. Цице­рон отве­чал на ярост­ные напад­ки Метел­ла не дошед­шей до нас речью; кро­ме того, в его защи­ту высту­пил Катон, кото­рый, если верить Плу­тар­ху, сумел в сво­ем выступ­ле­нии перед наро­дом настоль­ко воз­ве­ли­чить кон­су­лат Цице­ро­на, что имен­но тогда ему были ока­за­ны небы­ва­лые поче­сти и он был про­воз­гла­шен отцом оте­че­ства⁴. В это же вре­мя сенат при­нял реше­ние о том, что вся­кий, кто попы­та­ет­ся тре­бо­вать отче­та от участ­ни­ков каз­ни кати­ли­на­ри­ев, будет объ­яв­лен вра­гом государ­ства⁵.

Одна­ко аги­та­ци­он­ная кам­па­ния, про­во­див­ша­я­ся Метел­лом Непотом, а ныне и объ­еди­нив­шим­ся с ним Цеза­рем, отнюдь не исчер­пы­ва­лась выступ­ле­ни­я­ми про­тив Цице­ро­на, кото­рый был в дан­ный момент лишь наи­бо­лее уяз­ви­мой мише­нью. Пом­пе­я­нец Метелл и — в силу сло­жив­ших­ся к дан­но­му момен­ту обсто­я­тельств — еще более ярый пом­пе­я­нец Цезарь стре­ми­лись под­гото­вить и облег­чить усло­вия для того гряду­ще­го государ­ст­вен­но­го пере­во­рота, кото­рый, по их, а кста­ти и не толь­ко по их⁶, мне­нию, дол­жен был про­из­ве­сти Пом­пей, вер­нув­шись со сво­ей арми­ей с Восто­ка. Имея эту общую цель, каж­дый из них, конеч­но, дей­ст­во­вал по-сво­е­му: Метелл пря­мо­ли­ней­но и без­за­стен­чи­во «рас­чи­щал доро­гу», Цезарь же, види­мо счи­тая победу и гос­под­ство Пом­пея неиз­беж­ным фак­том бли­жай­ше­го буду­ще­го, стре­мил­ся все­ми сила­ми не допу­стить его сбли­же­ния с сенат­ски­ми кру­га­ми, а тем самым укре­пить и свое соб­ст­вен­ное, несколь­ко пошат­нув­ше­е­ся после каз­ни кати­ли­на­ри­ев поло­же­ние.

В этой свя­зи он сра­зу же после вступ­ле­ния в долж­ность внес явно про­во­ка­ци­он­ный про­ект отно­си­тель­но того, чтобы вос­ста­нов­ле­ние сго­рев­ше­го хра­ма Юпи­те­ра на Капи­то­лии, кото­рое после смер­ти Сул­лы в 78 г. было пору­че­но кон­су­лу это­го года Квин­ту Лута­цию Кату­лу и так с тех пор и оста­ва­лось за ним, теперь было бы отня­то у Кату­ла и пере­по­ру­че­но Пом­пею.

Пред­ло­же­ние, конеч­но, не про­шло, так как опти­ма­ты, по сло­вам Све­то­ния, даже отка­зав­шись при­вет­ст­во­вать вновь избран­ных кон­су­лов, тол­па­ми устре­ми­лись в собра­ние, дабы под­дер­жать одно­го из сво­их вождей и дать отпор Цеза­рю⁷. Но Цезарь вовсе и не наста­и­вал на сво­ем пред­ло­же­нии; так­ти­че­ская цель с.78 была им достиг­ну­та: с одной сто­ро­ны, он эффект­но про­де­мон­стри­ро­вал свою пре­дан­ность Пом­пею, с дру­гой — был вбит новый клин меж­ду Пом­пе­ем и сена­то­ром⁸.

Еще боль­шее бес­по­кой­ство вызва­ли пред­ло­же­ния Метел­ла Непота, опять-таки под­дер­жан­ные Цеза­рем. Непот пред­ла­гал, чтобы Пом­пею было раз­ре­ше­но заоч­но бал­ло­ти­ро­вать­ся в кон­су­лы и чтобы он был вызван с вой­ском из Азии для веде­ния вой­ны про­тив Кати­ли­ны. Это была совер­шен­но непри­кры­тая аги­та­ция за воен­ную дик­та­ту­ру. Обсуж­де­ние этих пред­ло­же­ний в народ­ном собра­нии про­хо­ди­ло в оже­сто­чен­ной борь­бе.

Метелл и Цезарь при­ве­ли в собра­ние тол­пу воору­жен­ных при­вер­жен­цев и даже гла­ди­а­то­ров. Одна­ко Катон и его кол­ле­га Квинт Мину­ций Терм, рас­счи­ты­вая на свою три­бун­скую непри­кос­но­вен­ность, пред­при­ня­ли сме­лую попыт­ку интер­цес­сии. Когда Метелл хотел зачи­тать пись­мен­ное пред­ло­же­ние, Катон вырвал у него ману­скрипт, а Терм даже зажал ему рот. Про­изо­шла свал­ка; во вре­мя этой свал­ки Като­на чуть не уби­ли — его спас кон­сул Муре­на, с обви­не­ни­ем кото­ро­го в под­ку­пе изби­ра­те­лей Катон высту­пал все­го несколь­ко дней тому назад. Шум и сума­то­ха были тако­вы, что Метелл не смог дове­сти дело до голо­со­ва­ния.

После это­го сена­то­ры обла­чи­лись в тра­ур­ные одеж­ды, кон­су­лам же были вру­че­ны чрез­вы­чай­ные пол­но­мо­чия. В резуль­та­те Метел­ла и Цеза­ря отре­ши­ли от их долж­но­стей. Метелл, высту­пив с обви­ни­тель­ной речью про­тив Като­на и сена­та, уехал из Рима к Пом­пею, Цезарь же пытал­ся игно­ри­ро­вать реше­ние сена­та и про­дол­жал выпол­нять обя­зан­но­сти пре­то­ра. Но узнав, что про­тив него гото­вы при­ме­нить силу, он рас­пу­стил лик­то­ров и запер­ся в сво­ем доме. Он и здесь сумел оста­но­вить­ся у послед­ней гра­ни. Когда к его дому яви­лась воз­буж­ден­ная тол­па, гото­вая любой ценой вос­ста­но­вить его в долж­но­сти, Цезарь уго­во­рил их разой­тись. Сенат, убедив­шись на этом при­ме­ре в лояль­но­сти, а глав­ное, еще раз в попу­ляр­но­сти Цеза­ря и опа­са­ясь новых вол­не­ний, выра­зил ему бла­го­дар­ность, при­гла­сил в курию и, отме­нив свой преж­ний декрет, вос­ста­но­вил его в долж­но­сти. Более того, когда, исполь­зуя, как им каза­лось, выгод­ный момент, Луций с.79 Вет­тий и Квинт Курий высту­пи­ли с пока­за­ни­я­ми отно­си­тель­но уча­стия Цеза­ря в заго­во­ре Кати­ли­ны, сенат реши­тель­но откло­нил эту попыт­ку, и донос­чи­ки понес­ли, как уже гово­ри­лось, доволь­но суро­вое нака­за­ние.

Оче­вид­но, в это же вре­мя⁹ сена­том была пред­при­ня­та акция и несколь­ко ино­го рода: по пред­ло­же­нию Като­на чис­ло тех, кто полу­чал от государ­ства хлеб, было настоль­ко уве­ли­че­но, что еже­год­ный рас­ход на эти разда­чи воз­рос на 7,5 мил­ли­о­на дена­ри­ев. Плу­тарх не скры­ва­ет, что это меро­при­я­тие было про­веде­но с целью вырвать город­ской плебс из-под вли­я­ния Цеза­ря¹⁰.

Тако­вы были собы­тия, раз­вер­нув­ши­е­ся в самом Риме в тече­ние янва­ря 62 г. В этом же меся­це на севе­ре Ита­лии, под Писто­ри­ей, разыг­рал­ся послед­ний акт тра­гедии, име­ну­е­мой заго­во­ром Кати­ли­ны. Рас­те­ряв зна­чи­тель­ную часть сто­рон­ни­ков, но вме­сте с тем как истый пат­ри­ций отка­зы­ва­ясь при­ни­мать в свое вой­ско бег­лых рабов, кото­рые, по свиде­тель­ству Сал­лю­стия, вна­ча­ле сте­ка­лись к нему огром­ны­ми тол­па­ми¹¹, тес­ни­мый, с одной сто­ро­ны, Метел­лом Целе­ром, а с дру­гой — Гаем Анто­ни­ем, Кати­ли­на нако­нец решил поме­рить­ся сила­ми с послед­ним. Анто­ний, кото­ро­му при­хо­ди­лось в этом сра­же­нии высту­пать про­тив быв­ших союз­ни­ков и еди­но­мыш­лен­ни­ков, пере­дал под пред­ло­гом болез­ни коман­до­ва­ние сво­е­му лега­ту Мар­ку Пет­рею. Про­изо­шла упор­ная бит­ва, столь дра­ма­ти­че­ски опи­сан­ная тем же Сал­лю­сти­ем¹². Кати­ли­на был раз­бит и погиб.

После этих бур­ных собы­тий, сосре­дото­чив­ших­ся в самом нача­ле года, осталь­ные меся­цы про­тек­ли доволь­но спо­кой­но. Прав­да, на про­тя­же­нии все­го 62 г. не пре­кра­ща­лись поли­ти­че­ские про­цес­сы про­тив быв­ших кати­ли­на­ри­ев. Одним из послед­них про­цес­сов подоб­но­го рода был, оче­вид­но, про­цесс Пуб­лия Кор­не­лия Сул­лы, пле­мян­ни­ка дик­та­то­ра. Он обви­нял­ся в том, что при­ни­мал уча­стие еще в 65 г. в так назы­вае­мом пер­вом заго­во­ре Кати­ли­ны. Защит­ни­ка­ми его были Квинт Гор­тен­зий и Цице­рон. Послед­ний нахо­дил­ся в несколь­ко щекот­ли­вом поло­же­нии, так как было извест­но, что он занял у Пуб­лия Сул­лы круп­ную сум­му денег для покуп­ки дома на Пала­тине. Одна­ко Цице­ро­на с.80 это обсто­я­тель­ство не оста­но­ви­ло. Про­цесс Сул­лы окон­чил­ся его оправ­да­ни­ем.

Но гораздо важ­нее всех этих про­цес­сов был вопрос о пред­сто­я­щем воз­вра­ще­нии Пом­пея с его вой­ском. Одна­ко и здесь напря­жен­ность ситу­а­ции в зна­чи­тель­ной мере раз­ряди­лась: Кати­ли­на был раз­бит, на про­вал сво­его аген­та Метел­ла Пом­пей реа­ги­ро­вал лишь тем, что обра­тил­ся с прось­бой отло­жить кон­суль­ские выбо­ры до его при­бы­тия, дабы он мог ока­зать под­держ­ку кан­дида­ту­ре сво­его лега­та Мар­ка Пупия Пизо­на. Конеч­но, после это­го — и опять-таки не без уча­стия Като­на — в прось­бе было отка­за­но, хотя на состо­яв­ших­ся затем выбо­рах кан­дида­ту­ра Пизо­на про­шла.

Но Пом­пей сумел уди­вить даже тех, кто, может быть, и не свя­зы­вал его воз­вра­ще­ние с неиз­беж­но­стью граж­дан­ской вой­ны: выса­див­шись в декаб­ре 62 г. со сво­им вой­ском в Брун­ди­зии, он, даже не доби­ва­ясь како­го-либо реше­ния сена­та или коми­ций по пово­ду воз­вра­ще­ния с победо­нос­ной вой­ны, рас­пу­стил свою армию и в самом стро­гом соот­вет­ст­вии с суще­ст­ву­ю­щим обы­ча­ем в каче­стве рядо­во­го граж­да­ни­на напра­вил­ся к Риму, чтобы за чер­той поме­рия ожи­дать соот­вет­ст­ву­ю­ще­го раз­ре­ше­ния на три­умф. Тако­го при­ме­ра лояль­но­сти и зако­но­по­слу­ша­ния в Риме не виды­ва­ли со вре­мен гос­под­ства став­ших уже леген­дой «нра­вов пред­ков».

Поэто­му нет ниче­го неожи­дан­но­го в том, что подоб­ное поведе­ние Пом­пея вызы­ва­ло удив­ле­ние и раз­но­ре­чи­вые оцен­ки не толь­ко самих совре­мен­ни­ков или древ­них авто­ров, но даже новых исто­ри­ков. Посколь­ку фигу­ра Пом­пея, основ­но­го в даль­ней­шем анта­го­ни­ста и сопер­ни­ка Цеза­ря, не может не при­влечь наше­го вни­ма­ния, оче­вид­но, сле­ду­ет озна­ко­мить­ся хотя бы с неко­то­ры­ми из этих оце­нок.

Так, в свое вре­мя Момм­зен с при­су­щей ему ярко­стью и без­апел­ля­ци­он­но­стью суж­де­ний писал: «Если может счи­тать­ся сча­стьем полу­чить коро­ну без труда, то ни одно­му смерт­но­му сча­стье не улы­ба­лось так, как Пом­пею; но чело­ве­ку, лишен­но­му муже­ства, не помо­жет и милость богов». В дру­гом месте он сно­ва под­чер­ки­ва­ет этот же момент: «…когда нуж­но было сде­лать реши­тель­ный шаг, ему опять изме­ни­ло муже­ство».

Для Момм­зе­на, на фоне сто­я­ще­го все вре­мя перед его гла­за­ми гени­аль­но­го Цеза­ря, Пом­пей все­го лишь с.81 чело­век, обла­даю­щий в боль­шей сте­пе­ни при­тя­за­ни­я­ми, чем спо­соб­но­стя­ми; чело­век, стре­мя­щий­ся в одно и то же вре­мя быть чест­ным рес­пуб­ли­кан­цем и вла­сте­ли­ном Рима, с неяс­ны­ми целя­ми, бес­ха­рак­тер­ный, уступ­чи­вый; чело­век, соеди­нив­ший в себе все усло­вия для того, чтобы захва­тить пре­стол, кро­ме само­го глав­но­го — «цар­ст­вен­ной сме­ло­сти». Момм­зен отме­ча­ет по суще­ству без­раз­лич­ное отно­ше­ние Пом­пея к поли­ти­че­ским груп­пи­ров­кам, его узкоэ­го­и­сти­че­ские инте­ре­сы, его стрем­ле­ние и вме­сте с тем боязнь сой­ти с поч­вы закон­но­сти. Для Момм­зе­на это чело­век вполне дюжин­ный «во всем, кро­ме сво­их пре­тен­зий»¹³.

Эд. Мей­ер, кото­рый не был столь вос­тор­жен­ным поклон­ни­ком Цеза­ря, как его зна­ме­ни­тый пред­ше­ст­вен­ник, пыта­ет­ся хотя бы в силу этой при­чи­ны подой­ти к Пом­пею объ­ек­тив­нее. Он спе­ци­аль­но при­во­дит тира­ду Момм­зе­на о короне и дарах богов, для того чтобы ее оспо­рить. Он счи­та­ет, что Момм­зен исхо­дит здесь из совер­шен­но непра­виль­ной пред­по­сыл­ки, ибо Пом­пей вовсе и не стре­мил­ся к короне, наобо­рот, если бы она была ему пред­ло­же­на, он бы отверг ее с непри­твор­ным воз­му­ще­ни­ем¹⁴.

Свою общую оцен­ку дея­тель­но­сти и лич­но­сти Пом­пея Эд. Мей­ер начи­на­ет со слов о том, что одной из труд­ней­ших задач, кото­рые могут быть постав­ле­ны перед исто­ри­ком, явля­ет­ся спра­вед­ли­вая оцен­ка побеж­ден­но­го¹⁵. Харак­те­ри­сти­ку Пом­пея, дан­ную Момм­зе­ном, он при­зна­ет бле­стя­щей, но не соот­вет­ст­ву­ю­щей дей­ст­ви­тель­но­сти. Так, напри­мер, он счи­та­ет, что Момм­зен не прав, отка­зы­вая Пом­пею в воен­ных даро­ва­ни­ях, а в осо­бен­но­сти извра­щая (как, впро­чем, и мно­гие дру­гие) его поли­ти­че­ские цели.

Эд. Мей­ер утвер­жда­ет, что поли­ти­че­ские взгляды и цели Пом­пея на всем про­тя­же­нии его жиз­нен­но­го пути совер­шен­но ясны и недву­смыс­лен­ны. Мысль о нис­про­вер­же­нии рес­пуб­ли­ки и о том, чтобы само­му занять поло­же­ние монар­ха, была Пом­пею абсо­лют­но чуж­да. Он два­жды (в 70 и 62 гг.) удер­жал­ся от иску­ше­ния воз­гла­вить пре­дан­ную ему армию с целью захва­та еди­но­лич­ной вла­сти. Поэто­му и вой­на меж­ду Цеза­рем и Пом­пе­ем, когда она вспых­ну­ла, вовсе не была, как это обыч­но трак­ту­ют, борь­бой двух пре­тен­ден­тов на пре­стол, ско­рее ее сле­ду­ет рас­смат­ри­вать как состя­за­ние трех воз­мож­ных типов с.82 государ­ст­вен­но­го устрой­ства: ста­рой сенат­ской рес­пуб­ли­ки (так назы­вае­мая демо­кра­тия была окон­ча­тель­но подав­ле­на и не игра­ла ныне ника­кой поли­ти­че­ской роли), абсо­лют­ной монар­хии Цеза­ря и, нако­нец, той поли­ти­че­ской фор­мы, выра­зи­те­лем кото­рой и был Пом­пей, т. е. прин­ци­па­та. И даль­ше Эд. Мей­ер раз­ви­ва­ет свое основ­ное воз­зре­ние на «прин­ци­пат» Пом­пея, кото­рый яко­бы пред­вос­хи­щал режим, уста­нов­лен­ный Авгу­стом¹⁶.

Одна­ко несколь­ко ниже и в неко­то­ром про­ти­во­ре­чии с пред­став­ле­ни­ем о Пом­пее как о выра­зи­те­ле ново­го типа государ­ст­вен­но­го устрой­ства Эд. Мей­ер утвер­жда­ет, что Пом­пей если и был энер­гич­ным орга­ни­за­то­ром, то нико­им обра­зом не дол­жен счи­тать­ся выдаю­щим­ся государ­ст­вен­ным дея­те­лем: твор­че­ская мысль и высо­кие цели были ему недо­ступ­ны. В этом смыс­ле он без­услов­но усту­пал Цеза­рю¹⁷.

И нако­нец, оцен­ка Пом­пея в совре­мен­ной исто­рио­гра­фии. Она, одна­ко, не отли­ча­ет­ся боль­шой ори­ги­наль­но­стью. М. Гель­цер, автор боль­шой моно­гра­фии, посвя­щен­ной Пом­пею (он же автор моно­гра­фий о Цице­роне и о Цеза­ре), в заклю­чи­тель­ной части сво­его труда дает как бы обоб­щен­ную харак­те­ри­сти­ку. Гель­цер в общем счи­та­ет, что все неуда­чи, или, как он их назы­ва­ет, «разо­ча­ро­ва­ния», Пом­пея объ­яс­ня­ют­ся его край­ней непо­сле­до­ва­тель­но­стью и неса­мо­сто­я­тель­но­стью как поли­ти­ка. Пом­пей все­гда под­да­вал­ся посто­рон­ним вли­я­ни­ям, в осо­бен­но­сти дав­ле­нию опти­ма­тов, а в решаю­щие, пово­рот­ные момен­ты сво­ей карье­ры обна­ру­жи­вал недо­пу­сти­мую нере­ши­тель­ность и неуме­ние вос­поль­зо­вать­ся даже пло­да­ми успе­ха.

Сча­стье, кото­рое сопут­ст­во­ва­ло всем его дей­ст­ви­ям и начи­на­ни­ям в моло­до­сти, ока­за­лось его несча­стьем. Он нахо­дил­ся в каком-то осо­бом поло­же­нии. Всю жизнь он стре­мил­ся вой­ти как рав­ный в круг пра­вя­щей сенат­ской оли­гар­хии и всю жизнь это ему не уда­ва­лось. Обла­дая огром­ной кли­ен­те­лой, он ори­ен­ти­ро­вал­ся толь­ко на само­го себя и счи­тал ниже сво­его досто­ин­ства зани­мать­ся столь при­ня­ты­ми в сенат­ских кру­гах поли­ти­че­ски­ми интри­га­ми, этой «воз­ней» на фору­ме и в курии. Но его осо­бое поло­же­ние вну­ша­ло опа­се­ния, его стрем­ле­ние сто­ять в сто­роне рас­це­ни­ва­лось как ковар­ство. Пом­пей попы­тал­ся сбли­зить­ся с с.83 демо­кра­ти­че­ской оппо­зи­ци­ей, что, кста­ти гово­ря, сра­зу укре­пи­ло его поло­же­ние — вплоть до уча­стия в три­ум­ви­ра­те, но он, види­мо, сам рас­смат­ри­вал эту свою попыт­ку все­го лишь как вре­мен­ный маневр и затем сно­ва стал искать кон­так­тов с опти­ма­та­ми. Одна­ко они про­дол­жа­ли отно­сить­ся к нему недо­вер­чи­во, подо­зри­тель­но, не жела­ли доб­ро­воль­но под­чи­нить­ся его руко­вод­ству, и толь­ко общий страх перед Цеза­рем при­вел к вре­мен­но­му и непроч­но­му объ­еди­не­нию опти­ма­тов и Пом­пея.

И хотя Гель­цер гово­рит о Пом­пее как о круп­ном «воен­ном и поли­ти­че­ском орга­ни­за­то­ре», вме­сте с тем он в каче­стве ито­га под­чер­ки­ва­ет, что, несмот­ря на свои боль­шие пре­тен­зии, Пом­пей все же нико­гда не имел ясных поли­ти­че­ских целей. Цезарь ока­зал­ся для него непо­силь­ным про­тив­ни­ком: гени­аль­ность Цеза­ря пере­чер­ки­ва­ла все рас­че­ты — и воен­ные и поли­ти­че­ские — «ста­ро­го орга­ни­за­то­ра», и он был перед ним по суще­ству бес­си­лен. Цезарь же в сопо­став­ле­нии со сво­им сопер­ни­ком оце­ни­ва­ет­ся Гель­це­ром чрез­вы­чай­но высо­ко и выглядит в его изо­бра­же­нии не толь­ко гени­аль­ной, роко­вой, но даже демо­ни­че­ской лич­но­стью¹⁸.

На наш взгляд, все при­веден­ные харак­те­ри­сти­ки стра­да­ют общим недо­стат­ком. Веро­ят­но, тако­ва исто­ри­че­ская судь­ба Пом­пея — под­вер­гать­ся оцен­ке даже не столь­ко в срав­не­нии или в свя­зи с Цеза­рем, сколь­ко на его фоне. Так про­ис­хо­дит и здесь: в при­веден­ных харак­те­ри­сти­ках Пом­пей воль­но (Момм­зен) или неволь­но (Эд. Мей­ер, Гель­цер), но неиз­беж­но сопо­став­ля­ет­ся с Цеза­рем или, вер­нее, про­ис­хо­дит сопо­став­ле­ние в более общем и широ­ком смыс­ле — сопо­став­ля­ет­ся эта­лон гения с эта­ло­ном посред­ст­вен­но­сти, огра­ни­чен­но­сти. При­чем пред­став­ле­нию об эта­лоне гения, как пра­ви­ло, сопут­ст­ву­ет тот взгляд, что истин­но выдаю­ще­му­ся государ­ст­вен­но­му дея­те­лю все­гда свой­ст­вен­но стрем­ле­ние к захва­ту еди­но­лич­ной вла­сти и, соб­ст­вен­но гово­ря, имен­но это стрем­ле­ние и дела­ет того или ино­го поли­ти­че­ско­го дея­те­ля выдаю­щим­ся, гени­аль­ным.

Оче­вид­но, если отка­зать­ся от подоб­но­го пред­взя­то­го и непри­ем­ле­мо­го для нас в мето­до­ло­ги­че­ском отно­ше­нии про­ти­во­по­став­ле­ния «гения» и «посред­ст­вен­но­сти», лич­ность Пом­пея без осо­бо­го труда может занять с.84 подо­баю­щее ей место. Это был круп­ный рим­ский вель­мо­жа, в меру обра­зо­ван­ный и про­све­щен­ный — его послед­няя фра­за, обра­щен­ная к жене и сыну за несколь­ко минут до тра­ги­че­ской гибе­ли, была цита­той из Софок­ла — и, види­мо, с ран­них лет вос­пи­тан­ный в духе ари­сто­кра­ти­че­ско­го ува­же­ния к рим­ским зако­нам и обы­ча­ям. Его наи­бо­лее харак­тер­ной чер­той было отсут­ст­вие аван­тю­риз­ма, т. е. того каче­ства, кото­рое весь­ма импо­ни­ру­ет мно­гим исто­ри­кам, как древним, так и новей­шим. Отсюда без­услов­ная лояль­ность, выпол­не­ние все­го, что долж­но и как долж­но. Он дей­ст­ви­тель­но два­жды — по зако­ну Габи­ния и по зако­ну Мани­лия — поль­зо­вал­ся таким объ­е­мом и широтой вла­сти, каких не имел до него ни один рим­ский вое­на­чаль­ник, но оба раза это было сде­ла­но «закон­но», в соот­вет­ст­вии с тре­бо­ва­ни­я­ми рим­ской кон­сти­ту­ции. Он так­же два­жды, в 70 и 62 гг., рас­пус­кал свои вой­ска — вопре­ки всем ожи­да­ни­ям, во вся­ком слу­чае в 62 г., — что опять-таки дик­то­ва­лось обы­ча­ем и непи­са­ны­ми поло­же­ни­я­ми рим­ской кон­сти­ту­ции. Нако­нец, он еще раз полу­чил фак­ти­че­ски неогра­ни­чен­ную власть, когда был в 52 г. избран кон­су­лом si­ne col­le­ga, но и на сей раз, хотя самая маги­ст­ра­ту­ра была неслы­хан­ной и, вооб­ще гово­ря, про­ти­во­ре­ча­щей рим­ской кон­сти­ту­ции, избра­ние его было обстав­ле­но вполне «закон­но».

Таким обра­зом, сам Пом­пей по сво­ей соб­ст­вен­ной ини­ци­а­ти­ве ни разу не нару­шил ни зако­нов, ни тра­ди­ции и посту­пал так, «как долж­но». Конеч­но, ему ино­гда при­хо­ди­лось искать «околь­ные пути», но он ни разу не дей­ст­во­вал «анти­кон­сти­ту­ци­он­но». Поэто­му вся его карье­ра — ред­чай­ший в исто­рии Рима при­мер заво­е­ва­ния чрез­вы­чай­но круп­ных успе­хов абсо­лют­но «чест­ным» путем, что с удив­ле­ни­ем отме­ча­лось еще сами­ми древни­ми¹⁹. Дума­ет­ся, что эта гипер­тро­фи­ро­ван­ная лояль­ность и стрем­ле­ние посту­пать «как долж­но» не могут быть при­зна­ны сами по себе ни чер­той гени­аль­но­сти, ни чер­той посред­ст­вен­но­сти. Но тем не менее они явля­ют­ся харак­тер­ной чер­той само­го Пом­пея, и пото­му из того, что было ска­за­но о Пом­пее Момм­зе­ном, наи­бо­лее мет­кой ока­зы­ва­ет­ся, пожа­луй, сле­дую­щая фра­за: «Он… охот­но поста­вил бы себя вне зако­на, если бы толь­ко это мож­но было сде­лать, не покидая закон­ной поч­вы»²⁰.

с.85 Но вме­сте с тем Момм­зен совер­шен­но неправ, рисуя облик дея­те­ля и чело­ве­ка более чем посред­ст­вен­но­го, бес­ха­рак­тер­но­го, к тому же лишен­но­го муже­ства. И все это лишь пото­му, что Пом­пей не протя­нул руку к короне в тот момент, когда она, по мне­нию Момм­зе­на, лежа­ла от него так близ­ко. Но, с дру­гой сто­ро­ны, едва ли более прав и Эд. Мей­ер, счи­тав­ший, что Пом­пей отка­зал­ся бы — да еще без вся­ко­го при­твор­ства! — от цар­ской коро­ны в том гипо­те­ти­че­ском слу­чае, если б она была ему пре­под­не­се­на. Пожа­луй, нет смыс­ла гадать, как посту­пил бы в этой мало­ве­ро­ят­ной ситу­а­ции Пом­пей, но какие у нас могут быть осно­ва­ния счи­тать, что, если бы все было про­веде­но и оформ­ле­но «долж­ным обра­зом», он вел бы себя ина­че, чем после при­ня­тия зако­нов Габи­ния и Мани­лия или после пред­ло­же­ния Бибу­ла, под­дер­жан­но­го Като­ном, об избра­нии его кон­су­лом si­ne col­le­ga?

Но глав­ное не в этом. Пред­став­ля­ет­ся весь­ма мало­ве­ро­ят­ным осно­ва­ние Пом­пе­ем «прин­ци­па­та», если, конеч­но, пони­мать под этим тер­ми­ном некую теле­о­ло­ги­че­ски орга­ни­зо­ван­ную поли­ти­че­скую систе­му, ибо в этом плане «прин­ци­пат» — такая же кон­струк­ция новей­ших иссле­до­ва­те­лей, как «элли­ни­сти­че­ская монар­хия» Цеза­ря, о чем уже гово­ри­лось²¹. Сле­ду­ет иметь в виду, что и прин­ци­пат Авгу­ста пред­став­лял собой на деле отнюдь не зара­нее начер­тан­ную или целе­со­об­раз­но измыш­лен­ную «систе­му», но некое поли­ти­че­ское обра­зо­ва­ние, сло­жив­ше­е­ся, во-пер­вых, посте­пен­но, а во-вто­рых, под вли­я­ни­ем совер­шен­но кон­крет­ных фак­то­ров.

В заклю­че­ние мож­но согла­сить­ся с утвер­жде­ни­ем о том, что Пом­пей не был поли­ти­че­ским мыс­ли­те­лем. Но, с дру­гой сто­ро­ны, нам хоро­шо извест­но, что и поли­ти­че­ские мыс­ли­те­ли не так уж часто быва­ют выдаю­щи­ми­ся государ­ст­вен­ны­ми дея­те­ля­ми. Пом­пей же, как и мно­гие воен­ные люди, имел опре­де­лен­ное поня­тие (и чув­ство!) дол­га, был чело­ве­ком дела, а не даль­них поли­ти­че­ских рас­че­тов и ком­би­на­ций. Он посту­пал в каж­дый дан­ный момент так, «как долж­но», и, веро­ят­но, мало заду­мы­вал­ся над тем, что из это­го вос­по­сле­ду­ет для буду­ще­го. Если учесть, что имен­но так дей­ст­ву­ют не толь­ко посред­ст­вен­но­сти, но гораздо чаще, чем это при­ня­то думать, и гении, с тою лишь раз­ни­цей, что послед­ним исто­ри­ки — масте­ра с.86 va­ti­ci­nium post even­tum при­пи­сы­ва­ют затем про­виден­ци­аль­ное зна­че­ние, образ Пом­пея ста­но­вит­ся для нас более ясным.

Одна­ко вер­нем­ся к собы­ти­ям кон­ца 62 г. Поведе­ние Пом­пея и его дей­ст­вия после при­бы­тия в Ита­лию не при­нес­ли ему, как и сле­до­ва­ло ожи­дать, ника­кой сла­вы и не впле­ли новых лав­ров в его венок даже в гла­зах совре­мен­ни­ков. Бли­жай­шим резуль­та­том этих дей­ст­вий ока­за­лось лишь то, что воз­вра­ще­ние, ожи­дав­ше­е­ся с таким напря­жен­ным вни­ма­ни­ем и с таки­ми опа­се­ни­я­ми, через несколь­ко дней было почти забы­то и вытес­не­но дру­ги­ми, более зло­бо­днев­ны­ми собы­ти­я­ми.

К чис­лу таких собы­тий отно­си­лось в первую оче­редь дело Кло­дия, кото­рое обыч­но изо­бра­жа­ет­ся как харак­тер­ный при­мер рим­ской скан­даль­ной хро­ни­ки, но кото­рое с само­го нача­ла при­об­ре­ло явно выра­жен­ный поли­ти­че­ский харак­тер. По суще­ству это была пер­вая, после раз­гро­ма дви­же­ния Кати­ли­ны, попыт­ка «демо­кра­ти­че­ских», или, точ­нее гово­ря, анти­се­нат­ских, сил сно­ва под­нять голо­ву и взять некий реванш за послед­ние неуда­чи и пора­же­ния.

Кло­дий, кото­рый в момент совер­ше­ния сво­его галант­но­го пре­ступ­ле­ния — он, как извест­но, в день празд­ни­ка в честь Доб­рой боги­ни, пере­оде­тый в жен­ское пла­тье, про­ник в дом Цеза­ря, где и про­ис­хо­ди­ло это празд­но­ва­ние, на свида­ние с его женой — был избран кве­сто­ром (на пред­сто­я­щий год) и, кро­ме того, имел уже доволь­но широ­кую извест­ность как пред­ста­ви­тель анти­се­нат­ских кру­гов, как люби­мец «наро­да». Этим, оче­вид­но, объ­яс­ня­ет­ся и шум­но орга­ни­зо­ван­ный поход про­тив него со сто­ро­ны сена­та, и более чем стран­ное поведе­ние Цеза­ря во всей исто­рии.

Дело Кло­дия рас­смат­ри­ва­лось в сена­те в янва­ре 61 г. Было при­ня­то реше­ние обра­тить­ся к кол­ле­гии пон­ти­фи­ков для выяс­не­ния вопро­са о том, име­ло ли место в дан­ном слу­чае свя­тотат­ство (sac­ri­le­gium). Кол­ле­гия пон­ти­фи­ков дала утвер­ди­тель­ный ответ, и сенат пору­чил кон­су­лам под­гото­вить закон о назна­че­нии чрез­вы­чай­но­го три­бу­на­ла для суда над Кло­ди­ем. Суд состо­ял­ся в мае 61 г. Про­се­нат­ские свиде­те­ли обру­ши­лись на Кло­дия с обыч­ным в таких слу­ча­ях набо­ром обви­не­ний в раз­вра­те, кро­во­сме­си­тель­стве и т. п. Лукулл, напри­мер, дошел до того, что обви­нил Кло­дия в свя­зи с его соб­ст­вен­ной сест­рой, кото­рая, кста­ти с.87 ска­зать, была, кро­ме того, женой само­го Лукул­ла. Цице­рон под нажи­мом сво­ей жены Терен­ции, рев­но­вав­шей его к дру­гой сест­ре Кло­дия, дал наи­бо­лее небла­го­при­ят­ное для обви­ня­е­мо­го пока­за­ние: когда Кло­дий пытал­ся уве­рить суд в том, что в день празд­ни­ка Доб­рой боги­ни его вовсе не было в Риме, Цице­рон опро­верг его али­би, сооб­щив, что Кло­дий в этот день захо­дил к нему домой. Цезарь же, наобо­рот, заявил, что ему по суще­ству дела ниче­го неиз­вест­но, а на вопрос о при­чине раз­во­да с женой отве­чал, что его жена долж­на быть выше даже подо­зре­ний.

Во вре­мя судеб­но­го раз­би­ра­тель­ства тол­па на фору­ме настоль­ко явно выра­жа­ла свое сочув­ст­вие Кло­дию, что судьи потре­бо­ва­ли от кон­су­лов воору­жен­ной охра­ны. Но ее так и не при­шлось пустить в ход, ибо, к него­до­ва­нию и рас­те­рян­но­сти про­се­нат­ских дея­те­лей, Кло­дий был оправ­дан (31 голо­сом про­тив 25!)²². Конеч­но, после это­го немед­лен­но был рас­пу­щен слух о под­ку­пе судей. О пол­ном смя­те­нии сенат­ских кру­гов свиде­тель­ст­ву­ют отча­ян­ные заве­ре­ния Цице­ро­на, что бла­го­да­ря оправ­да­нию Кло­дия еди­но­ду­шие всех бла­го­на­ме­рен­ных, «укреп­ле­ние» государ­ства, авто­ри­тет его кон­суль­ства — все это повер­же­но в прах одним уда­ром²³.

Раз­би­ра­тель­ство дела Кло­дия задер­жа­ло в 61 г. рас­пре­де­ле­ние про­вин­ций. В резуль­та­те жере­бьев­ки Цезарь полу­чил Испа­нию (His­pa­nia Ul­te­rior), где он уже был несколь­ко лет назад в каче­стве кве­сто­ра. Он стре­мил­ся немед­лен­но выехать в про­вин­цию, ибо его дол­ги вырос­ли до фан­та­сти­че­ской сум­мы — 25 мил­ли­о­нов дена­ри­ев. Креди­то­ры угро­жа­ли пре­дать его суду и нало­жить запрет на все его иму­ще­ство. Труд­но ска­зать, уда­лось бы Цеза­рю избе­жать этой вполне реаль­ной угро­зы, если бы не помощь Крас­са, кото­рый пору­чил­ся за него на сум­му в 5 мил­ли­о­нов дена­ри­ев (830 талан­тов)²⁴.

С поезд­кой в Испа­нию свя­зан анек­дот и оче­ред­ной афо­ризм, при­пи­сы­вае­мый Цеза­рю. Плу­тарх рас­ска­зы­ва­ет об этом так: «Когда Цезарь пере­ва­лил через Аль­пы и про­ез­жал мимо бед­но­го город­ка с крайне немно­го­чис­лен­ным вар­вар­ским насе­ле­ни­ем, его при­я­те­ли спро­си­ли со сме­хом: “Неуже­ли и здесь есть сорев­но­ва­ние из-за долж­но­стей, спо­ры о пер­вен­стве, раздо­ры сре­ди зна­ти?” “Что каса­ет­ся меня, — отве­тил им с.88 Цезарь с пол­ной серь­ез­но­стью, — то я пред­по­чел бы быть пер­вым здесь, чем вто­рым в Риме”»²⁵.

Но дело Кло­дия, заняв­шее почти всю первую поло­ви­ну 61 г., име­ло для сена­та еще тот смысл, что оно дава­ло воз­мож­ность под раз­лич­ны­ми пред­ло­га­ми оття­ги­вать рас­смот­ре­ние тре­бо­ва­ний, настой­чи­во выдви­гав­ших­ся Пом­пе­ем. Речь шла об утвер­жде­нии ряда сде­лан­ных им в Азии рас­по­ря­же­ний и о наде­ле­нии его сол­дат зем­лей. Сам Пом­пей в пер­вые дни после сво­его воз­вра­ще­ния пытал­ся уста­но­вить кон­такт с сена­том, его выступ­ле­ния — и перед наро­дом и в сена­те — в свя­зи с делом Кло­дия носи­ли, по сло­вам Цице­ро­на, «весь­ма ари­сто­кра­ти­че­ский харак­тер»²⁶.

Одна­ко очень ско­ро ему при­шлось убедить­ся в том, что, дей­ст­вуя таким обра­зом, он ниче­го не смо­жет добить­ся. Сле­до­ва­ло, как это уже ста­ло обы­ча­ем в поли­ти­че­ской жиз­ни Рима, искать околь­ных путей. При­бли­жа­лись кон­суль­ские выбо­ры на 60 г. Одним из кан­дида­тов был Квинт Цеци­лий Метелл Целер, с сест­рой кото­ро­го Муци­ей Пом­пей толь­ко что раз­вел­ся. Оче­вид­но, не счи­тая, что эта кан­дида­ту­ра может его в дан­ной ситу­а­ции устро­ить, Пом­пей выдви­га­ет ново­го пре­тен­ден­та — Луция Афра­ния, быв­ше­го его лега­том в Азии, при­чем не оста­нав­ли­ва­ет­ся перед самым без­за­стен­чи­вым под­ку­пом. Вооб­ще в раз­вер­нув­шей­ся пред­вы­бор­ной кам­па­нии под­ку­пы достиг­ли небы­ва­лых еще мас­шта­бов. На состо­яв­ших­ся 27 июля 61 г. выбо­рах про­шли кан­дида­ту­ры Метел­ла Целе­ра и Луция Афра­ния.

Через два меся­ца после этих выбо­ров, в послед­них чис­лах сен­тяб­ря, состо­ял­ся пыш­ный двух­днев­ный три­умф Пом­пея. Он кра­соч­но опи­сан Пли­ни­ем-стар­шим, Аппи­а­ном, Плу­тар­хом и дру­ги­ми авто­ра­ми²⁷. В пер­вый день три­ум­фа в про­цес­сии были про­не­се­ны две огром­ные таб­ли­цы, на кото­рых были пере­чис­ле­ны круп­ней­шие дея­ния Пом­пея: его победы над 22 царя­ми, рас­про­стра­не­ние рим­ских вла­де­ний до Евфра­та, уве­ли­че­ние годо­во­го дохо­да рим­ско­го государ­ства (бла­го­да­ря пода­тям с новых про­вин­ций) с 50 до 80 мил­ли­о­нов драхм, празд­но­ва­ние три­ум­фа за победы во всех трех частях све­та. За эти­ми дву­мя таб­ли­ца­ми дви­га­лись нескон­чае­мым пото­ком колес­ни­цы и мулы, нагру­жен­ные воен­ны­ми доспе­ха­ми, золо­том, сокро­ви­ща­ми, худо­же­ст­вен­ны­ми изде­ли­я­ми, дра­го­цен­ной с.89 утва­рью, про­из­веде­ни­я­ми искус­ства. На сле­дую­щий день про­цес­сия состо­я­ла из «живых тро­фе­ев»: сна­ча­ла были про­веде­ны тол­пы плен­ных из раз­лич­ных стран, затем шли знат­ные лица и залож­ни­ки, сре­ди кото­рых было семь сыно­вей Мит­ри­да­та, Ари­сто­бул с сыном и дву­мя дочерь­ми, сын Тиг­ра­на, вожди пира­тов, албан­ские и ибе­рий­ские кня­зья. Нако­нец, окру­жен­ный бле­стя­щей сви­той из сво­их лега­тов и три­бу­нов, на укра­шен­ной жем­чу­гом колес­ни­це сле­до­вал сам три­ум­фа­тор, обла­чен­ный в туни­ку, кото­рую, по пре­да­нию, носил еще Алек­сандр Македон­ский.

Но все это было лишь кра­соч­ным спек­так­лем в пыш­ных деко­ра­ци­ях. Ни сам Пом­пей, ни его вли­я­тель­ные про­тив­ни­ки из сенат­ской среды не име­ли на этот счет ника­ких иллю­зий. Обста­нов­ка в сена­те была в дан­ное вре­мя малобла­го­при­ят­ной, и Пом­пей едва ли мог рас­счи­ты­вать на удо­вле­тво­ре­ние сво­их глав­ных тре­бо­ва­ний. Наме­чал­ся рас­кол меж­ду сена­тор­ским и всад­ни­че­ским сосло­ви­ем, кро­ме того, в сена­те после про­ва­ла осуж­де­ния Кло­дия откры­то гос­под­ст­во­ва­ли уль­тра­кон­сер­ва­тив­ные настро­е­ния. Пом­пей вынуж­ден был сно­ва искать околь­ных путей: он ста­ра­ет­ся сбли­зить­ся с Цице­ро­ном и с Като­ном, у послед­не­го он даже про­сит двух пле­мян­ниц (или доче­рей), с тем, чтобы на одной из них женить­ся само­му, а дру­гую выдать за сво­его стар­ше­го сына, одна­ко полу­ча­ет отказ²⁸.

Обсуж­де­ние тре­бо­ва­ний, выдви­ну­тых Пом­пе­ем, состо­я­лось в сена­те лишь в нача­ле 60 г. Оба кон­су­ла, не гово­ря уже о Метел­ле Целе­ре, но и Луций Афра­ний, на кото­ро­го Пом­пей воз­ла­гал осо­бые надеж­ды, ока­за­лись недо­ста­точ­ной опо­рой. Враж­деб­ную кам­па­нию открыл Лукулл, кото­рый полу­чил нако­нец воз­мож­ность све­сти ста­рые сче­ты с Пом­пе­ем. Он высту­пил про­тив сум­мар­но­го утвер­жде­ния сде­лан­ных Пом­пе­ем рас­по­ря­же­ний и пред­ло­жил обсуж­дать их в отдель­но­сти, по пунк­там, что, конеч­но, откры­ва­ло про­стор нескон­чае­мым дис­кус­си­ям. Его немед­лен­но под­дер­жа­ли Квинт Метелл Крит­ский, Красс и Катон²⁹.

Убедив­шись на этом при­ме­ре, насколь­ко дли­тель­ной, а ско­рее все­го и бес­плод­ной будет борь­ба в сена­те за осу­щест­вле­ние его тре­бо­ва­ний, Пом­пей решил в отно­ше­нии аграр­но­го вопро­са дей­ст­во­вать иным обра­зом. В нача­ле 60 г. близ­кий ему три­бун Луций Фла­вий внес про­ект аграр­но­го зако­на. Про­ект затра­ги­вал с.90 наде­ле­ния зем­лей, осу­щест­влен­ные при Сул­ле и даже при Грак­хах; вопрос ста­вил­ся так, что зем­ля долж­на поку­пать­ся в тече­ние пяти лет на дохо­ды от пода­тей с тех новых про­вин­ций, кото­рые были заво­е­ва­ны Пом­пе­ем. Цице­рон высту­пил в защи­ту аграр­но­го зако­но­про­ек­та, ого­во­рив в нем, одна­ко, ряд суще­ст­вен­ных изме­не­ний. Но про­тив зако­на опол­чил­ся на сей раз не толь­ко веч­ный оппо­зи­ци­о­нер из кон­сер­ва­тив­но­го лаге­ря Катон, но и кон­сул 60 г. Кв. Метелл Целер. Борь­ба вокруг зако­но­про­ек­та раз­го­ре­лась столь оже­сто­чен­но, что Фла­вий, желая сло­мить упор­ное сопро­тив­ле­ние Метел­ла, при­бег­нул к край­не­му сред­ству: заклю­чил кон­су­ла в тюрь­му и запре­тил ему сно­сить­ся с сена­том. Пом­пею при­шлось исправ­лять про­мах сво­его не в меру рети­во­го сто­рон­ни­ка и отка­зать­ся от про­веде­ния аграр­но­го зако­на.

Таким обра­зом, Пом­пей пока тер­пел неуда­чу за неуда­чей. Поло­же­ние его ста­но­ви­лось кри­ти­че­ским: кон­такт с сенат­ски­ми кру­га­ми не толь­ко не нала­жи­вал­ся, но, наобо­рот, про­пасть замет­но рас­ши­ря­лась, и каза­лось, ничто не может ее запол­нить. С дру­гой сто­ро­ны, он не мог и не хотел отка­зать­ся от сво­их тре­бо­ва­ний, реа­ли­за­ция кото­рых была тес­но свя­за­на со всей его репу­та­ци­ей, с его поло­же­ни­ем в государ­стве. Пом­пей, кста­ти ска­зать, про­явил в этой столь небла­го­при­ят­но сло­жив­шей­ся для него ситу­а­ции поли­ти­че­скую осмот­ри­тель­ность, гиб­кость и целе­устрем­лен­ность. Оче­вид­но, теперь сле­до­ва­ло искать дру­гих воз­мож­но­стей. И эти воз­мож­но­сти были им най­де­ны.

В июне 60 г. воз­вра­тил­ся из Испа­нии Юлий Цезарь. Он воз­вра­тил­ся оттуда бога­тым чело­ве­ком, хотя перед сво­им отъ­ездом, как уже гово­ри­лось³⁰, был настоль­ко опу­тан дол­га­ми, что креди­то­ры не хоте­ли выпус­кать его из Рима. В Испа­нии он вел удач­ные воен­ные дей­ст­вия, под­чи­нил непо­кор­ные еще Риму пле­ме­на лузи­та­нов и кал­ла­и­ков и про­вел ряд мер в обла­сти внут­рен­не­го управ­ле­ния: уре­гу­ли­ро­вал отно­ше­ния меж­ду креди­то­ра­ми и долж­ни­ка­ми (не забыв при этом и соб­ст­вен­ных инте­ре­сов) и добил­ся через сенат отме­ны пода­тей, ранее нало­жен­ных на мест­ное насе­ле­ние. Он сно­ва высту­пил в роли патро­на как отдель­ных лиц, так и неко­то­рых общин. «Совер­шив эти дела, полу­чив­шие все­об­щее одоб­ре­ние, — пишет Плу­тарх, — Цезарь выехал из про­вин­ции, где он и сам с.91 раз­бо­га­тел и дал воз­мож­ность обо­га­тить­ся во вре­мя похо­дов сво­им сол­да­там, кото­рые про­воз­гла­си­ли его импе­ра­то­ром»³¹.

Цезарь вер­нул­ся из Испа­нии весь­ма спеш­но, не дождав­шись даже сво­его пре­ем­ни­ка по управ­ле­нию про­вин­ци­ей. При­чи­на этой спеш­ки заклю­ча­лась в том, что он решил выста­вить свою кан­дида­ту­ру на пред­сто­я­щих кон­суль­ских выбо­рах. Одна­ко было одно обсто­я­тель­ство, кото­рое ослож­ня­ло вопрос о бал­ло­ти­ров­ке его кан­дида­ту­ры: Цезарь, посколь­ку он был про­воз­гла­шен импе­ра­то­ром, мог пре­тен­до­вать на три­умф, но в этом слу­чае он не имел пра­ва всту­пать в город, счи­тал­ся отсут­ст­ву­ю­щим, а будучи отсут­ст­ву­ю­щим, в свою оче­редь не имел пра­ва выстав­лять свою кан­дида­ту­ру на выбо­рах. Стре­мясь най­ти выход из это­го поло­же­ния, Цезарь обра­тил­ся в сенат с прось­бой раз­ре­шить ему заоч­но домо­гать­ся кон­суль­ско­го зва­ния, и так как на сей раз име­лись осно­ва­ния рас­счи­ты­вать на бла­го­при­ят­ное отно­ше­ние мно­гих сена­то­ров, то неуто­ми­мый рев­ни­тель закон­но­сти и лич­ный враг Цеза­ря Катон высту­пил с явно обструк­ци­о­нист­ской речью, кото­рая про­дол­жа­лась целый день. Сро­ки исте­ка­ли, и боль­ше терять вре­ме­ни было нель­зя. Поэто­му Цезарь при­нял реше­ние отка­зать­ся от три­ум­фа, полу­чив таким обра­зом воз­мож­ность вой­ти в город и выста­вить свою кан­дида­ту­ру³².

Наи­бо­лее непри­ми­ри­мая по отно­ше­нию к кан­дида­ту­ре Цеза­ря груп­па сена­то­ров во гла­ве с тем же Като­ном выдви­ну­ла в каче­стве про­ти­во­ве­са кан­дида­ту­ру Мар­ка Каль­пур­ния Бибу­ла, кото­рый уже был кол­ле­гой Цеза­ря по эди­ли­те­ту и пре­ту­ре. Их отно­ше­ния были дале­ко не дру­же­ст­вен­ны­ми. Кро­ме того, желая обез­вредить Цеза­ря на буду­щее вре­мя и вме­сте с тем счи­тая, что он, несо­мнен­но, будет избран, сенат еще до выбо­ров при­нял реше­ние, соглас­но кото­ро­му буду­щим кон­су­лам после исте­че­ния сро­ка их пол­но­мо­чий назна­ча­лось не управ­ле­ние той или иной вне­ита­лий­ской обла­стью или стра­ной, как это обыч­но дела­лось, но лишь наблюде­ние за леса­ми и паст­би­ща­ми. В резуль­та­те выбо­ров про­шли обе кан­дида­ту­ры — и Цезарь и Бибул, при­чем кан­дида­ты и их сто­рон­ни­ки доволь­но без­за­стен­чи­во зани­ма­лись покуп­кой голо­сов; кста­ти, на сей раз не ока­зал­ся без­упреч­ным даже сам Катон.

с.92 Неза­дол­го до выбо­ров или вско­ре после них воз­ник­ло обсто­я­тель­ство, имев­шее решаю­щее зна­че­ние для даль­ней­ше­го хода собы­тий: три поли­ти­че­ских дея­те­ля Рима — Пом­пей, Цезарь и Красс — заклю­чи­ли тай­ное согла­ше­ние (ини­ци­а­ти­ва кото­ро­го обыч­но без­ого­во­роч­но при­пи­сы­ва­ет­ся Цеза­рю), согла­ше­ние, нося­щее в лите­ра­ту­ре назва­ние пер­во­го три­ум­ви­ра­та.

Вопрос о дати­ров­ке это­го согла­ше­ния чрез­вы­чай­но неясен. Без­услов­но, прав Эд. Мей­ер, ука­зы­ваю­щий на то, что тай­ный харак­тер согла­ше­ния вооб­ще не дает воз­мож­но­сти точ­но­го реше­ния вопро­са³³. Он был неясен уже для самих древ­них. Свиде­тель­ство един­ст­вен­но­го совре­мен­ни­ка собы­тий Цице­ро­на в силу сво­ей лапидар­но­сти³⁴ ниче­го не разъ­яс­ня­ет. Все осталь­ные сведе­ния идут, во-пер­вых, от позд­ней­ших авто­ров, а во-вто­рых, явля­ют­ся доволь­но про­ти­во­ре­чи­вы­ми. Прав­да, почти все древ­ние авто­ры, за исклю­че­ни­ем Вел­лея Патер­ку­ла, выска­зы­ва­ют­ся за 60 г., но Плу­тарх, Аппи­ан, Ливий и Дион Кас­сий счи­та­ют, что тай­ное согла­ше­ние состо­я­лось еще до выбо­ров Цеза­ря в кон­су­лы, тогда как Све­то­ний отно­сит его к осе­ни 60 г., т. е. вско­ре после выбо­ров³⁵.

Подоб­ные раз­но­гла­сия в источ­ни­ках име­ют сво­им след­ст­ви­ем тот факт, что и в новей­шей исто­рио­гра­фии суще­ст­ву­ют раз­лич­ные точ­ки зре­ния на дату обра­зо­ва­ния пер­во­го три­ум­ви­ра­та. Кар­ко­пи­но, Кор­не­манн, Сайм и Чаче­ри сто­ят за лето 60 г. Эд. Мей­ер, хотя и не счи­та­ет воз­мож­ным, как уже гово­ри­лось, точ­но опре­де­лить дату, скло­нен ото­дви­нуть ее бли­же к кон­цу года. Одна­ко Э. Шварц и неко­то­рые дру­гие иссле­до­ва­те­ли отно­сят обра­зо­ва­ние три­ум­ви­ра­та даже к 59 г.³⁶. Все эти вопро­сы доволь­но подроб­но рас­смот­ре­ны в спе­ци­аль­ной рабо­те Ханс­ли­ка³⁷, но основ­ной вывод иссле­до­ва­ния, соглас­но кото­ро­му обра­зо­ва­ние три­ум­ви­ра­та сле­ду­ет отне­сти к фев­ра­лю 59 г., пред­став­ля­ет­ся, на наш взгляд, все же мало­убеди­тель­ным.

Да и сто­ит ли уде­лять вопро­су о точ­ной дате три­ум­ви­ра­та столь серь­ез­ное вни­ма­ние? К при­веден­но­му выше сооб­ра­же­нию Эд. Мей­е­ра мож­но лишь доба­вить сомне­ние в целе­со­об­раз­но­сти попы­ток най­ти реше­ние этой дале­ко не пер­во­сте­пен­ной по сво­е­му зна­че­нию про­бле­мы. На наш взгляд, дело обсто­ит сле­дую­щим обра­зом: точ­ная дати­ров­ка «осно­ва­ния» пер­во­го три­ум­ви­ра­та и ненуж­на, и невоз­мож­на, посколь­ку он с.93 скла­ды­вал­ся посте­пен­но, к тому же в тайне, и мы можем опре­де­лить срав­ни­тель­но точ­но лишь тот момент, когда он себя впер­вые «обна­ру­жил»³⁸.

Гораздо суще­ст­вен­нее, на наш взгляд, вопрос о при­чи­нах, обу­сло­вив­ших скла­ды­ва­ние подоб­но­го сою­за, и об его исто­ри­че­ском зна­че­нии. Объ­еди­не­ние трех поли­ти­че­ских дея­те­лей Рима было, конеч­но, не слу­чай­ным явле­ни­ем, а дик­то­ва­лось опре­де­лен­ной поли­ти­че­ской обста­нов­кой. Ука­жем здесь лишь наи­бо­лее харак­тер­ные чер­ты этой обста­нов­ки, кото­рые поз­во­ля­ют понять, как и поче­му сов­па­ли в дан­ный момент инте­ре­сы чле­нов три­ум­ви­ра­та.

Пом­пея при­ве­ла в три­ум­ви­рат крайне «твер­до­ло­бая» поли­ти­ка сена­та. Мы име­ли воз­мож­ность про­следить в общих чер­тах раз­ви­тие этой поли­ти­ки после подав­ле­ния заго­во­ра Кати­ли­ны. Ника­кой гиб­ко­сти, ника­ко­го уче­та реаль­ной обста­нов­ки, ника­кой пози­тив­ной ини­ци­а­ти­вы. Это была даже не поли­ти­ка наступ­ле­ния, но лишь поли­ти­ка глу­хой, упор­ной обо­ро­ны, про­во­ди­мая с помо­щью запре­тов, интриг, обструк­ций. Един­ст­вен­ное меро­при­я­тие из чис­ла про­веден­ных за это вре­мя сена­том, кото­рое име­ло какое-то более широ­кое, обще­ст­вен­ное зна­че­ние и смысл, — уве­ли­че­ние хлеб­ных раздач — и то было пред­при­ня­то, как уже ука­зы­ва­лось выше³⁹, в целях узко­пар­тий­ных интриг. И наряду со всем этим — рез­ко выра­жен­ная, часто даже без нуж­ды под­чер­ки­вае­мая кон­сер­ва­тив­ность, кото­рая откры­то и демон­стра­тив­но про­воз­гла­ша­лась как при­вер­жен­ность к пре­сло­ву­тым «нра­вам пред­ков» — поня­тие, дав­но пре­вра­тив­ше­е­ся для рядо­во­го рим­ля­ни­на в пустой звук.

Так было в пери­од три­бу­на­та Метел­ла Непота, в пери­од пре­ту­ры Цеза­ря, так было и после воз­вра­ще­ния Пом­пея с Восто­ка, когда нача­лась его дли­тель­ная тяж­ба с сена­том. Одна­ко это­му не при­хо­дит­ся удив­лять­ся, если толь­ко вспом­нить, что пред­став­ля­ли собой люди, счи­тав­ши­е­ся в то вре­мя руко­во­ди­те­ля­ми (prin­ci­pes) сена­та. Это ста­рый сул­ла­нец Кв. Катул; без­дар­ный и твер­до­ло­бый кол­ле­га Цеза­ря по эди­ли­те­ту, пре­ту­ре, а затем и кон­су­ла­ту М. Бибул; Л. Лукулл, кото­рый про­яв­лял инте­рес к обще­ст­вен­ным делам как буд­то лишь тогда, когда он мог сде­лать какую-либо непри­ят­ность сво­е­му ста­ро­му сопер­ни­ку Пом­пею; и нако­нец, М. Катон, про кото­ро­го Цице­рон, с.94 будучи почти его еди­но­мыш­лен­ни­ком, тем не менее с иро­ни­ей гово­рил, что он забы­ва­ет, что нахо­дит­ся не в иде­аль­ном государ­стве Пла­то­на, а сре­ди «подон­ков Рому­ла»⁴⁰. Это были люди, с кото­ры­ми невоз­мож­но было най­ти общий язык (попыт­ка Пом­пея пород­нить­ся с Като­ном и та не уда­лась!), более того, это была поли­ти­ка, не имев­шая ника­ких пер­спек­тив.

Что каса­ет­ся Крас­са, то на его реше­ние при­мкнуть к три­ум­ви­ра­ту, несо­мнен­но, долж­на была ока­зать опре­де­лен­ное вли­я­ние пози­ция всад­ни­ков. Мы вскользь упо­ми­на­ли о наме­тив­шем­ся рас­ко­ле меж­ду всад­ни­ка­ми и сена­том. Суть раз­но­гла­сий состо­я­ла в том, что всад­ни­кам при­шел­ся не по вку­су вне­сен­ный по ини­ци­а­ти­ве Като­на вско­ре после кло­ди­е­ва про­цес­са про­ект поста­нов­ле­ния сена­та о след­ст­вии над судья­ми, кото­рых подо­зре­ва­ли в том, что они бра­ли взят­ки. Еще боль­шее недо­воль­ство вызва­ла реак­ция сена­та на обра­ще­ние откуп­щи­ков с прось­бой отме­нить суще­ст­ву­ю­щее согла­ше­ние отно­си­тель­но про­вин­ции Азия. Суть дела заклю­ча­лась в том, что в свое вре­мя, увле­чен­ные алч­но­стью, они взя­ли откуп по слиш­ком высо­кой цене.

Несмот­ря на под­держ­ку (и даже ини­ци­а­ти­ву в этом деле) Крас­са, а так­же содей­ст­вие Цице­ро­на, кото­рый, одна­ко, счи­тал тре­бо­ва­ния откуп­щи­ков постыд­ны­ми, но тем не менее по так­ти­че­ским сооб­ра­же­ни­ям высту­пал за них, из попыт­ки откуп­щи­ков ниче­го не полу­чи­лось, а Катон окон­ча­тель­но про­ва­лил дело. Это и при­ве­ло, как утвер­жда­ет тот же Цице­рон⁴¹, к тому, что всад­ни­ки «отвер­ну­лись» от сена­та, «порва­ли» с ним. В подоб­ной ситу­а­ции Крас­су, кото­рый вооб­ще нико­гда не гре­шил осо­бой лояль­но­стью по отно­ше­нию к сена­ту, был пря­мой резон при­мкнуть к наме­чав­ше­му­ся согла­ше­нию. Во вся­ком слу­чае этот его шаг вполне сов­па­дал с настро­е­ни­я­ми, гос­под­ст­во­вав­ши­ми сре­ди опре­де­лен­ных всад­ни­че­ских кру­гов.

И нако­нец, Цезарь. Сто­рон­ни­ки теле­о­ло­ги­че­ско­го под­хо­да к исто­ри­че­ским собы­ти­ям счи­та­ют, что Цезарь — ини­ци­а­тор и орга­ни­за­тор так назы­вае­мо­го пер­во­го три­ум­ви­ра­та — уже в этот пери­од сво­ей дея­тель­но­сти пре­сле­до­вал вполне опре­де­лен­ные цели — цели захва­та еди­но­лич­ной, монар­хи­че­ской вла­сти. Подоб­ным взглядам не чуж­ды были и сами древ­ние. Так, уже упо­ми­на­лось о том, как Цице­рон уве­рял (но, само собой разу­ме­ет­ся, не в пери­од воз­ник­но­ве­ния с.95 три­ум­ви­ра­та, а уже после смер­ти Цеза­ря), что Цезарь дол­гие годы вына­ши­вал идею захва­та цар­ской вла­сти⁴², а Плу­тарх писал, что Цезарь под видом гуман­но­го поступ­ка (т. е. при­ми­ре­ния Пом­пея с Крас­сом) совер­шил насто­я­щий государ­ст­вен­ный пере­во­рот⁴³. В новое вре­мя про­виден­ци­аль­но-монар­хи­че­ские устрем­ле­ния Цеза­рю при­пи­сы­ва­лись Момм­зе­ном⁴⁴, а поз­же — Кар­ко­пи­но⁴⁵. Но все это — лишь позд­ней­шие выво­ды ex even­tu, в том чис­ле и оцен­ка само­го Цице­ро­на.

У нас нет серь­ез­ных осно­ва­ний пред­по­ла­гать, что, при­мы­кая к сою­зу трех или даже орга­ни­зуя его, Цезарь уже ста­вил перед собой какие-то более дале­ко иду­щие цели, кро­ме тех насущ­ных и зло­бо­днев­ных вопро­сов, кото­рые под­ска­зы­ва­лись самой поли­ти­че­ской обста­нов­кой. К ним могут быть отне­се­ны: удо­вле­тво­ре­ние тре­бо­ва­ний Пом­пея, уми­ротво­ре­ние всад­ни­ков, ста­би­ли­за­ция соб­ст­вен­но­го поли­ти­че­ско­го поло­же­ния. Конеч­но, послед­нее было для Цеза­ря пер­во­оче­ред­ной зада­чей, но при­сту­пить к ее реа­ли­за­ции он мог лишь после реше­ния двух пер­вых вопро­сов.

Одна­ко из все­го изло­жен­но­го отнюдь не выте­ка­ет, что создан­ный для реше­ния бли­жай­ших так­ти­че­ских задач «союз трех» не мог их пере­ра­с­ти. Так оно фак­ти­че­ски и полу­чи­лось. Нам кажет­ся вполне веро­ят­ным мне­ние Н. А. Маш­ки­на, утвер­ждав­ше­го, что пре­цеден­та­ми дан­но­го сою­за мож­но счи­тать неофи­ци­аль­ные пред­вы­бор­ные согла­ше­ния, доволь­но частые и обыч­ные для Рима того вре­ме­ни. Раз­ни­ца лишь в том, что подоб­ные согла­ше­ния были, как пра­ви­ло, крат­ковре­мен­ны­ми, в дан­ном же слу­чае поли­ти­че­ская обста­нов­ка сло­жи­лась так, что «вре­мен­ное согла­ше­ние пре­вра­ти­лось в посто­ян­ное и в конеч­ном ито­ге сыг­ра­ло боль­шую роль в исто­рии Рим­ской рес­пуб­ли­ки»⁴⁶.

С нашей точ­ки зре­ния, исто­ри­че­ское зна­че­ние пер­во­го три­ум­ви­ра­та заклю­ча­лось в том, что он был вопло­ще­ни­ем (в лице трех поли­ти­че­ских дея­те­лей Рима) кон­со­лида­ции всех анти­се­нат­ских сил. Таким обра­зом, его воз­ник­но­ве­ние, неза­ви­си­мо от тех целей, ради кото­рых он был создан, ока­зы­ва­ет­ся чрез­вы­чай­но важ­ным и даже пере­лом­ным момен­том в исто­рии Рима I в. до н. э. Если и не пра­вы те, кто счи­та­ет это собы­тие кон­цом рес­пуб­ли­ки и нача­лом монар­хии, то во вся­ком слу­чае сле­ду­ет со вни­ма­ни­ем отне­стись к сло­вам Като­на, кото­рый в свое вре­мя гово­рил, что не столь была с.96 страш­на для рим­ско­го государ­ства внут­рен­няя борь­ба поли­ти­че­ских груп­пи­ро­вок и их гла­ва­рей или даже граж­дан­ская вой­на, сколь­ко объ­еди­не­ние всех этих сил, союз меж­ду ними⁴⁷. Если вме­сто слов «рим­ское государ­ство» под­ста­вить сло­ва «сенат­ская рес­пуб­ли­ка» — ибо имен­но ее имел в виду Катон, — то, пожа­луй, его оцен­ку мож­но при­нять пол­но­стью.

* * *

1 янва­ря 59 г. оба кон­су­ла — Цезарь и Бибул — всту­пи­ли в новую долж­ность. Более или менее откро­вен­ные выра­зи­те­ли теле­о­ло­ги­че­ской точ­ки зре­ния склон­ны видеть не толь­ко в орга­ни­за­ции пер­во­го три­ум­ви­ра­та, но и в кон­суль­стве Цеза­ря цепь меро­при­я­тий, про­во­ди­мых с «даль­ним при­це­лом». Даже в срав­ни­тель­но недав­но появив­ших­ся работах пер­вый кон­су­лат Цеза­ря рас­смат­ри­ва­ет­ся ино­гда как прото­тип его дик­та­ту­ры⁴⁸.

Одна­ко с подоб­ны­ми утвер­жде­ни­я­ми нель­зя согла­сить­ся. Не гово­ря уже о том, что доволь­но напря­жен­ная поли­ти­че­ская обста­нов­ка и борь­ба, раз­вер­нув­ша­я­ся в пер­вые же меся­цы 59 г., тре­бо­ва­ли всех сил и вни­ма­ния к теку­щим, зло­бо­днев­ным вопро­сам, Цезарь в то вре­мя был настоль­ко еще вто­ро­сте­пен­ной фигу­рой не толь­ко сре­ди поли­ти­че­ских дея­те­лей Рима вооб­ще, но и сре­ди чле­нов три­ум­ви­ра­та в част­но­сти, что гово­рить о каких-то меро­при­я­ти­ях, про­во­ди­мых им в рас­че­те на буду­щее еди­но­вла­стие, абсо­лют­но не при­хо­дит­ся. Да и объ­ек­тив­ный ана­лиз зако­но­да­тель­ной дея­тель­но­сти Цеза­ря за вре­мя его пер­во­го кон­су­ла­та не дает осно­ва­ний для подоб­ных выво­дов.

Цезарь еще до вступ­ле­ния в долж­ность заявил о сво­ем наме­ре­нии пред­ло­жить про­ект ново­го аграр­но­го зако­на. Оче­вид­но, сле­ду­ет гово­рить о двух аграр­ных зако­нах Цеза­ря и о том, что эти зако­ны объ­еди­ня­ли основ­ные момен­ты, имев­ши­е­ся в про­ек­тах Сер­ви­лия Рул­ла, с теми тре­бо­ва­ни­я­ми, кото­рые в преды­ду­щем году столь неудач­но пытал­ся про­ве­сти в инте­ре­сах Пом­пея три­бун Фла­вий⁴⁹.

Несмот­ря на уме­рен­ный харак­тер пер­во­го аграр­но­го зако­на, несмот­ря на попыт­ки Цеза­ря сохра­нить лояль­ность по отно­ше­нию к сена­ту и его заиг­ры­ва­ние с отдель­ны­ми вли­я­тель­ны­ми сена­то­ра­ми вплоть до с.97 Цице­ро­на и Бибу­ла, про­ект аграр­но­го зако­на был встре­чен рез­ко отри­ца­тель­но. Сена­то­ров шоки­ро­ва­ло уже то, что в нару­ше­ние тра­ди­ций кон­сул вно­сит аграр­ные зако­но­про­ек­ты — пре­цедент, неслы­хан­ный со вре­мен полу­ле­ген­дар­но­го Спу­рия Кас­сия, — т. е. зани­ма­ет­ся дела­ми, совер­шать кото­рые, по сло­вам Плу­тар­ха, подо­ба­ло бы «како­му-нибудь дерз­ко­му народ­но­му три­бу­ну, а отнюдь не кон­су­лу»⁵⁰.

Одна­ко пер­вый аграр­ный закон Цеза­ря дей­ст­ви­тель­но был уме­рен­ным и осто­рож­ным. Пред­по­ла­гал­ся раздел государ­ст­вен­ных земель, за неко­то­рым исклю­че­ни­ем (напри­мер, ager Cam­pa­nus), а так­же покуп­ка зем­ли за счет средств от пода­тей с новых про­вин­ций и воен­ной добы­чи Пом­пея, но лишь у лиц, соглас­ных про­да­вать ее по цене, уста­нов­лен­ной при состав­ле­нии цен­зо­вых спис­ков. Земель­ные наде­лы, кото­рые мог­ли быть полу­че­ны по это­му зако­ну, нель­зя было отчуж­дать в тече­ние 20 лет. Для осу­щест­вле­ния зако­на пред­ла­га­лось создать комис­сию в соста­ве 20 чело­век (кста­ти гово­ря, Цезарь отка­зал­ся в нее вой­ти), руко­вод­ство кото­рой пору­ча­лось кол­ле­гии из 5 чело­век.

Вно­ся про­ект аграр­но­го зако­на в сенат, Цезарь заявил, что он даст ему ход лишь при усло­вии одоб­ре­ния про­ек­та сена­том и что он согла­сен пой­ти на при­ем­ле­мые изме­не­ния и допол­не­ния к про­ек­ту. Вме­сте с тем, для того чтобы поста­вить сенат под кон­троль обще­ст­вен­но­го мне­ния, Цезарь впер­вые ввел регу­ляр­ную пуб­ли­ка­цию отче­тов о сенат­ских заседа­ни­ях и народ­ных собра­ни­ях. Одна­ко меры не помог­ли. Когда, после дли­тель­ных про­во­ло­чек, в сена­те нако­нец состо­я­лось обсуж­де­ние аграр­но­го зако­но­про­ек­та, то ряд сена­то­ров выска­зал­ся про­тив, а Катон, при­ме­нив излюб­лен­ный им спо­соб обструк­ции — выступ­ле­ние с речью, для­щей­ся до кон­ца заседа­ния, пытал­ся вооб­ще сорвать голо­со­ва­ние зако­но­про­ек­та. Цезарь отдал рас­по­ря­же­ние об аре­сте Като­на. Но когда вслед за этим боль­шин­ство сена­то­ров ста­ло покидать заседа­ние, Цеза­рю при­шлось фак­ти­че­ски отме­нить (через одно­го из три­бу­нов) свое рас­по­ря­же­ние и рас­пу­стить заседа­ние, заявив, что отныне ему ниче­го не оста­ет­ся, как обра­тить­ся к наро­ду⁵¹.

Сенат­ские кру­ги, вер­ные сво­ей так­ти­ке, попы­та­лись орга­ни­зо­вать «глухую обо­ро­ну». Бибул и трое под­дер­жи­вав­ших его три­бу­нов на осно­ва­нии с.98 наблюде­ний за небом гово­ри­ли о небла­го­при­ят­ных зна­ме­ни­ях и со дня на, день откла­ды­ва­ли созыв коми­ций. Нако­нец Бибул объ­явил, что вооб­ще все дни теку­ще­го года не годят­ся для про­веде­ния народ­ных собра­ний. Цеза­рю при­шлось назна­чить день голо­со­ва­ния вопре­ки этим запре­там. Сена­то­ры, собрав­шись в доме Бибу­ла, реши­ли ока­зать про­ти­во­дей­ст­вие в самом народ­ном собра­нии. Одна­ко, когда Бибул появил­ся на фору­ме, еще в тот момент, пока Цезарь высту­пал с речью перед наро­дом, про­изо­шла свал­ка: кон­суль­ские фас­цы Бибу­ла были сло­ма­ны, сопро­вож­дав­шие его три­бу­ны ране­ны, а Като­на, пытав­ше­го­ся гово­рить с три­бу­ны, два­жды выно­си­ли на руках. После это­го закон был при­нят. Попыт­ка Бибу­ла на сле­дую­щий день добить­ся реше­ния сена­та, объ­яв­ля­ю­ще­го на осно­ва­нии фор­маль­ных момен­тов закон недей­ст­ви­тель­ным, уже не име­ла успе­ха. Более того, когда Цезарь обя­зал сена­то­ров дать клят­ву в соблюде­нии при­ня­то­го зако­на, то после недол­го­го коле­ба­ния даже самые ярые про­тив­ни­ки как зако­на, так и лич­но Цеза­ря, в том чис­ле Катон, вынуж­де­ны были поклясть­ся. После это­го были про­веде­ны выбо­ры комис­сии 20, в кото­рую вошли Пом­пей, Красс, М. Терен­ций Варрон и др. Вой­ти в комис­сию — даже в ее руко­во­дя­щую пятер­ку — было пред­ло­же­но и Цице­ро­ну, но он, поко­ле­бав­шись, не дал согла­сия.

Веро­ят­но, в ходе борь­бы, раз­вер­нув­шей­ся вокруг пер­во­го аграр­но­го зако­на, тай­ный союз меж­ду Пом­пе­ем, Цеза­рем и Крас­сом «само­об­на­ру­жил­ся»: во вся­ком слу­чае Красс и Пом­пей впер­вые высту­пи­ли в под­держ­ку цеза­ре­ва зако­на «еди­ным фрон­том», при­чем Пом­пей угро­жал даже при­ме­не­ни­ем ору­жия. Извест­но так­же, что в апре­ле 59 г. Цице­рон уже писал о «сою­зе трех» как о всем извест­ном фак­те⁵².

В апре­ле же был при­нят вто­рой аграр­ный закон Цеза­ря. По это­му зако­ну под раздел под­па­да­ли теперь зем­ли, изъ­я­тие кото­рых спе­ци­аль­но ого­ва­ри­ва­лось пер­вым зако­ном. При наде­ле­нии зем­лей пред­по­чте­ние отда­ва­лось отцам семейств, имев­шим трех и более детей. И хотя Цице­рон писал, что, узнав об этой ново­сти, он не смог спо­кой­но спать после обеда⁵³, вто­рой аграр­ный закон, види­мо, не встре­тил серь­ез­но­го сопро­тив­ле­ния. Бла­го­да­ря же его про­веде­нию Цеза­рю уда­лось укре­пить соб­ст­вен­ное поло­же­ние: в первую оче­редь были с.99 удо­вле­тво­ре­ны Пом­пей и его вете­ра­ны, а затем, по сло­вам Аппи­а­на, Цезарь создал себе таким путем огром­ное чис­ло при­вер­жен­цев, так как одних толь­ко отцов, имев­ших трех детей, ока­за­лось 20 тысяч⁵⁴.

Цезарь доволь­но энер­гич­но вос­поль­зо­вал­ся рас­те­рян­но­стью, царив­шей в сенат­ской среде после пора­же­ния, испы­тан­но­го во вре­мя борь­бы вокруг пер­во­го аграр­но­го зако­на. Бибул, про­явив­ший неожи­дан­ное муже­ство в момент схват­ки на фору­ме, теперь окон­ча­тель­но сник, запер­ся в сво­ем доме, про­дол­жая сооб­щать о небла­го­при­ят­ных небес­ных пред­зна­ме­но­ва­ни­ях и поно­ся Цеза­ря в сво­их эдик­тах, на что сам Цезарь не обра­щал ника­ко­го вни­ма­ния. Имен­но в эти дни рим­ские ост­ро­сло­вы вме­сто обыч­но­го «в кон­суль­ство Цеза­ря и Бибу­ла» ста­ли гово­рить «в кон­суль­ство Юлия и Цеза­ря».

В бли­жай­шее вре­мя после при­ня­тия пер­во­го аграр­но­го зако­на про­шли еще два зако­но­про­ек­та, кото­рые были вне­се­ны Цеза­рем непо­сред­ст­вен­но в коми­ции (минуя сенат). По пер­во­му из них Пто­ле­мей Авлет, ока­зав­ший в свое вре­мя суще­ст­вен­ную под­держ­ку Пом­пею, про­воз­гла­шал­ся «союз­ни­ком и дру­гом рим­ско­го наро­да», одна­ко дале­ко не бес­ко­рыст­но: Пто­ле­мей упла­тил за эту честь 6000 талан­тов, кото­рые поде­ли­ли меж­ду собой Пом­пей и Цезарь. По вто­ро­му зако­ну, про­веден­но­му, види­мо, в уго­ду Крас­су, решал­ся — и весь­ма бла­го­при­ят­но для пуб­ли­ка­нов — вопрос, с кото­рым они в свое вре­мя без­успеш­но обра­ща­лись к сена­ту⁵⁵; с них сни­ма­лась треть откуп­ной сум­мы. Аппи­ан счи­та­ет, что бла­го­да­ря это­му лов­ко­му поли­ти­че­ско­му ходу Цезарь заво­е­вал на свою сто­ро­ну зна­чи­тель­ную часть всад­ни­ков, т. е. поли­ти­че­скую силу, как он под­чер­ки­ва­ет, более зна­чи­мую, чем «народ»⁵⁶.

Вско­ре было выпол­не­но послед­нее обя­за­тель­ство по отно­ше­нию к Пом­пею: через народ­ное собра­ние Цезарь про­вел закон, кото­рый нако­нец утвер­ждал столь дол­го не при­зна­вае­мые сена­том рас­по­ря­же­ния Пом­пея на Восто­ке. Попыт­ку Лукул­ла про­ти­во­дей­ст­во­вать это­му зако­ну Цезарь момен­таль­но пре­сек, при­гро­зив ему воз­будить судеб­ное пре­сле­до­ва­ние за веде­ние вой­ны в Азии. Лукулл был так напу­ган, что, если верить Све­то­нию, бро­сил­ся Цеза­рю в ноги⁵⁷.

Цезарь без­уко­риз­нен­но выпол­нил все обя­за­тель­ства, взя­тые им на себя по отно­ше­нию к сво­им кол­ле­гам.

с.100 Союз трех замет­но окреп и из тай­но­го согла­ше­ния пре­вра­тил­ся в явный и весь­ма суще­ст­вен­ный фак­тор поли­ти­че­ской дей­ст­ви­тель­но­сти. Теперь ста­но­ви­лись реаль­но­стью и неко­то­рые меро­при­я­тия, рас­счи­тан­ные на бли­жай­шее буду­щее; в част­но­сти, вста­вал вопрос не толь­ко о сохра­не­нии уже заво­е­ван­ных пози­ций, но и об опре­де­лен­ном обес­пе­че­нии поли­ти­че­ско­го поло­же­ния каж­до­го из чле­нов три­ум­ви­ра­та в свя­зи с пред­сто­я­щи­ми кон­суль­ски­ми выбо­ра­ми. Про­ще все­го это мож­но было сде­лать при помо­щи дина­сти­че­ских бра­ков.

В свя­зи с этим дочь Цеза­ря Юлия была выда­на замуж за Пом­пея, несмот­ря на то что она уже была обру­че­на с Сер­ви­ли­ем Цепи­о­ном. Послед­не­му же была обе­ща­на дочь Пом­пея, кста­ти ска­зать, так­же обру­чен­ная с Фав­стом, сыном Сул­лы. Сам Цезарь женил­ся на Каль­пур­нии, доче­ри Пизо­на. В резуль­та­те этих мат­ри­мо­ни­аль­ных ком­би­на­ций наме­ти­лись и кан­дида­ту­ры для пред­сто­я­щих выбо­ров: тесть Цеза­ря Каль­пур­ний Пизон и фаво­рит Пом­пея Авл Габи­ний. Катон, может быть в этот момент всерь­ез пожалев­ший, что он в свое вре­мя так нерас­чет­ли­во отверг сва­тов­ство Пом­пея, с тем боль­шим него­до­ва­ни­ем заяв­лял, что нель­зя выно­сить этих людей, кото­рые свод­ни­че­ст­вом добы­ва­ют выс­шую власть в государ­стве и вво­дят друг дру­га с помо­щью жен­щин в управ­ле­ние про­вин­ци­я­ми и раз­лич­ны­ми долж­но­стя­ми⁵⁸.

Цезарь, удо­вле­тво­рив все при­тя­за­ния сво­их кол­лег по три­ум­ви­ра­ту, мог теперь, рас­счи­ты­вая в свою оче­редь на их под­держ­ку, поду­мать и о сво­ем бли­жай­шем буду­щем. Конеч­но, то незна­ча­щее и даже оскор­би­тель­ное пору­че­ние, кото­рое пред­у­смот­рел сенат для кон­су­лов 59 г.⁵⁹, его никак не устра­и­ва­ло. Вме­сте с тем сло­жи­лась такая ситу­а­ция, кото­рая дава­ла воз­мож­ность с боль­ши­ми шан­са­ми на успех ста­вить вопрос о Гал­лии.

В 62 г., когда в свя­зи с дви­же­ни­ем Кати­ли­ны алло­бро­ги сде­ла­ли попыт­ку отло­жить­ся от Рима, про­тив них был направ­лен Гай Помп­тин во гла­ве кара­тель­ной экс­пе­ди­ции; ему уда­лось вос­ста­но­вить поло­же­ние. Одна­ко в Транс­аль­пий­ской Гал­лии было неспо­кой­но. В 61 г. в Рим при­был Диви­ти­ак, вождь эду­ев, кото­рый обра­тил­ся в сенат с прось­бой о помо­щи и под­держ­ке про­тив сек­ва­нов. В 60 г. в Риме вооб­ще опа­са­лись с.101 вой­ны с гал­ла­ми и даже был при­нят ряд пред­у­преди­тель­ных мер. После это­го насту­пи­ло вре­мен­ное зати­шье, и по ини­ци­а­ти­ве Цеза­ря вождь гер­ман­ско­го пле­ме­ни све­вов Арио­вист, при­зван­ный арвер­на­ми и сек­ва­на­ми, был в Риме даже при­знан царем и про­воз­гла­шен союз­ни­ком и дру­гом рим­ско­го наро­да.

По про­ек­ту зако­на, вне­сен­но­му три­бу­ном 59 г. Пуб­ли­ем Вати­ни­ем⁶⁰, пред­ла­га­лось пере­дать Цеза­рю (в свя­зи со смер­тью Метел­ла Целе­ра, кото­рый полу­чил эту про­вин­цию по жре­бию в 60 г.) в управ­ле­ние Циз­аль­пин­скую Гал­лию вме­сте с Илли­ри­ком. Срок управ­ле­ния про­вин­ци­ей опре­де­лял­ся в пять лет (с 1 мар­та 59 г.); Цеза­рю раз­ре­шал­ся набор трех леги­о­нов и назна­че­ние лега­тов в пре­тор­ском ран­ге по его соб­ст­вен­но­му усмот­ре­нию, без согла­со­ва­ния с сена­том. Когда закон Вати­ния про­шел в коми­ци­ях, сена­ту при­шлось «сде­лать хоро­шую мину при пло­хой игре» и под дав­ле­ни­ем Пом­пея и Крас­са при­со­еди­нить к цеза­ре­вой про­вин­ции так­же Нар­бонн­скую Гал­лию с пра­вом набо­ра еще одно­го леги­о­на. Катон счи­тал, что этим сво­им реше­ни­ем сенат сам «вво­дил тира­на в акро­поль»⁶¹.

Бла­го­да­ря всем пере­чис­лен­ным выше меро­при­я­ти­ям бли­жай­шие зада­чи и неот­лож­ные пре­тен­зии всех чле­нов три­ум­ви­ра­та были, по-види­мо­му, удо­вле­тво­ре­ны. Не слу­чай­но поэто­му вся зако­но­да­тель­ная дея­тель­ность Цеза­ря как кон­су­ла носи­ла столь зло­бо­днев­ный, крат­ко­сроч­ный, вызван­ный прак­ти­че­ски­ми потреб­но­стя­ми момен­та харак­тер. В этом смыс­ле лишь одно меро­при­я­тие Цеза­ря сто­ит в дан­ном ряду особ­ня­ком и име­ет более прин­ци­пи­аль­ное и в соб­ст­вен­ном смыс­ле сло­ва государ­ст­вен­ное зна­че­ние — закон о вымо­га­тель­ствах (lex Iulia de re­pe­tun­dis).

Новей­шие иссле­до­ва­те­ли вооб­ще чрез­вы­чай­но высо­ко рас­це­ни­ва­ют этот зако­но­да­тель­ный акт Цеза­ря. Эд. Мей­ер счи­та­ет, что наряду с аграр­ны­ми зако­на­ми закон о вымо­га­тель­ствах, регу­ли­ру­ю­щий про­вин­ци­аль­ное управ­ле­ние, «был выдаю­щим­ся тво­ре­ни­ем государ­ст­вен­но­го дея­те­ля, заклю­чав­шим в себе мно­го­обе­щаю­щее буду­щее, пре­вос­хо­дя­щим не толь­ко все меро­при­я­тия про­гнив­ше­го сена­та, но и все цели Пом­пея»⁶². Автор спе­ци­аль­ной работы о lex Iulia de re­pe­tun­dis — Уст рас­це­ни­ва­ет инте­ре­су­ю­щий нас закон как один из наи­бо­лее важ­ных памят­ни­ков государ­ст­вен­ной с.102 дея­тель­но­сти Цеза­ря. Он счи­та­ет, что этот закон более пяти­сот лет слу­жил путе­вод­ной нитью для рим­ских маги­ст­ра­тов в про­вин­ци­ях⁶³.

По суще­ству гово­ря, об этом законе мы зна­ем лишь на осно­ва­нии кос­вен­ных источ­ни­ков. Он был тща­тель­но раз­ра­ботан и содер­жал не менее 101 пунк­та. Закон уста­нав­ли­вал ряд новых пра­вил дея­тель­но­сти про­вин­ци­аль­ных намест­ни­ков. Так, напри­мер, им запре­ща­лось покидать свои про­вин­ции и вести вне их терри­то­рии по сво­ей ини­ци­а­ти­ве воен­ные дей­ст­вия; в законе стро­го регла­мен­ти­ро­ва­лись и огра­ни­чи­ва­лись постав­ки про­вин­ци­а­лов по отно­ше­нию к намест­ни­кам и их сви­те. Все пря­мые и кос­вен­ные под­ку­пы во вре­мя судеб­ных про­цес­сов или при набо­ре войск, лже­свиде­тель­ства и т. п. — все это под­вер­га­лось само­му суро­во­му пре­сле­до­ва­нию и штра­фам. Запре­щал­ся при­ем золотых вен­ков, кото­рые обыч­но под­но­си­лись намест­ни­ку горо­да­ми про­вин­ций, если толь­ко не пред­сто­ял раз­ре­шен­ный сена­том три­умф. Сокра­щал­ся ход судеб­но­го про­цес­са, так как и обви­ни­тель­ная и защи­ти­тель­ная речи огра­ни­чи­ва­лись опре­де­лен­ным сро­ком. Во избе­жа­ние слу­чай­ных или наме­рен­ных иска­же­ний тек­ста зако­на было пред­у­смот­ре­но, чтобы поми­мо ори­ги­на­ла, хра­ня­ще­го­ся в эра­рии, в Риме, копии его, заве­рен­ные пре­то­ром, нахо­ди­лись не менее чем в двух горо­дах каж­дой про­вин­ции.

Тако­во было основ­ное содер­жа­ние зако­на. Что каса­ет­ся вопро­са о его дати­ров­ке, то она нам точ­но неиз­вест­на, но ряд сооб­ра­же­ний, напри­мер тща­тель­ность обра­бот­ки зако­на и неко­то­рые дру­гие, более част­ные момен­ты, застав­ля­ют нас отне­сти его к послед­ним меся­цам кон­су­ла­та Цеза­ря и счи­тать при­ем­ле­мым вывод Уста, кото­рый дати­ру­ет закон сен­тяб­рем 59 г.⁶⁴.

К кон­цу кон­су­ла­та Цеза­ря наблюда­ет­ся неко­то­рое изме­не­ние в поло­же­нии три­ум­ви­ров. Если их поли­ти­че­ские пози­ции в общем не были ослаб­ле­ны, ско­рее наобо­рот, то все же мож­но кон­ста­ти­ро­вать опре­де­лен­ный пово­рот в обще­ст­вен­ном мне­нии. Пока союз трех вос­при­ни­мал­ся как сме­лая оппо­зи­ция пра­ви­тель­ству, т. е. дер­жа­ще­му в сво­их руках власть сена­ту, он мог поль­зо­вать­ся извест­ным креди­том, но когда он сам начал пре­вра­щать­ся в фак­ти­че­ское пра­ви­тель­ство, а сенат был вынуж­ден уйти чуть ли не в под­по­лье, то с.103 это, есте­ствен­но, вызва­ло отри­ца­тель­ную реак­цию. Бес­ко­неч­ные эдик­ты Бибу­ла, в кото­рых он не стес­нял­ся касать­ся тем­ных сто­рон част­ной жиз­ни Пом­пея и Цеза­ря, воз­буж­да­ли любо­пыт­ство рим­ско­го насе­ле­ния и в какой-то сте­пе­ни вли­я­ли на настро­е­ния. Появил­ся поли­ти­че­ский пам­флет Варро­на «Трех­гла­вие». Цице­рон в пись­мах к Атти­ку с удо­воль­ст­ви­ем сооб­щал о том, как было встре­че­но руко­плес­ка­ни­я­ми сме­лое выступ­ле­ние моло­до­го Кури­о­на про­тив три­ум­ви­ров и как, наобо­рот, был осви­стан сто­рон­ник Цеза­ря три­бун Кв. Фуфий Кален, или о том, как во вре­мя игр в честь Апол­ло­на пуб­ли­ка вос­тор­жен­но реа­ги­ро­ва­ла на «дерз­кие» наме­ки в отно­ше­нии Пом­пея, встре­ти­ла Цеза­ря холод­ным мол­ча­ни­ем, а моло­до­му Кури­о­ну апло­ди­ро­ва­ла⁶⁵.

Не менее харак­тер­ным при­зна­ком неко­то­ро­го пово­рота в обще­ст­вен­ном мне­нии был инци­дент с пере­но­сом дня кон­суль­ских выбо­ров. Цеза­рем они были наме­че­ны на конец июля, но Бибул сво­им эдик­том пере­нес коми­ции на 18 октяб­ря, и ни спе­ци­аль­ное выступ­ле­ние Пом­пея, ни попыт­ка Цеза­ря орга­ни­зо­вать демон­стра­цию перед домом Бибу­ла с тре­бо­ва­ни­ем отме­нить его эдикт ника­ко­го успе­ха не име­ли. Вати­ний был уже готов при­ме­нить силу и аре­сто­вать Бибу­ла, но Цезарь, памя­туя, оче­вид­но, неудач­ный опыт с аре­стом Като­на, удер­жал его от это­го рис­ко­ван­но­го шага и согла­сил­ся на пере­нос изби­ра­тель­ных коми­ций.

Тем не менее Цезарь совер­шил дру­гую, и зна­чи­тель­но более круп­ную ошиб­ку. Была сде­ла­на попыт­ка устра­нить ряд лиц из сенат­ской вер­хуш­ки путем их обви­не­ния и при­вле­че­ния к суду. Имел­ся бла­го­при­ят­ный пре­цедент: осуж­де­ние кол­ле­ги Цице­ро­на по кон­су­ла­ту Гая Анто­ния, кото­рое состо­я­лось в мар­те 59 г., несмот­ря на то что Цице­рон высту­пал в каче­стве защит­ни­ка. Теперь был сде­лан опыт при­вле­че­ния к суду (за вымо­га­тель­ства в Ази­ат­ской про­вин­ции) Л. Вале­рия Флак­ка, быв­ше­го в кон­суль­ство Цице­ро­на пре­то­ром. Но обста­нов­ка осе­нью 59 г., когда и обсуж­да­лось дело Флак­ка, ока­за­лась уже не той, что была в нача­ле года. Флакк, кото­ро­го защи­ща­ли Гор­тен­зий и опять-таки Цице­рон, был оправ­дан. Тогда-то Цезарь и решил пред­при­нять более дале­ко иду­щую акцию, кото­рая в слу­чае успе­ха сули­ла соблаз­ни­тель­ную воз­мож­ность устра­нить одним уда­ром целый ряд неже­ла­тель­ных с.104 для три­ум­ви­ров лиц. Таким обра­зом воз­ник­ло так назы­вае­мое дело Вет­тия.

Исто­рия с Вет­ти­ем была настоль­ко аван­тюр­но и настоль­ко неук­лю­же разыг­ра­на, что поклон­ни­ки Цеза­ря — Момм­зен⁶⁶, Кар­ко­пи­но⁶⁷ вооб­ще счи­та­ют Цеза­ря к ней непри­част­ным. Одна­ко дру­гой точ­ки зре­ния, и, на наш взгляд, с доста­точ­ным осно­ва­ни­ем, при­дер­жи­ва­ют­ся Эд. Мей­ер⁶⁸ и более позд­няя иссле­до­ва­тель­ни­ца вопро­са Лили Росс Тей­лор⁶⁹. Если так назы­вае­мое дело Вет­тия и явля­ет­ся, по выра­же­нию Эд. Мей­е­ра, «одним из самых гряз­ных пятен на обли­ке Цеза­ря», то это еще не может слу­жить при­чи­ной всю ответ­ст­вен­ность за неудав­шу­ю­ся аван­тю­ру взва­ли­вать, как это неод­но­крат­но дела­лось, на Вати­ния.

Цезарь для про­веде­ния заду­ман­ной им акции решил исполь­зо­вать того само­го Вет­тия, кото­рый вско­ре после подав­ле­ния заго­во­ра Кати­ли­ны высту­пил, но неудач­но с обви­не­ни­ем Цеза­ря как соучаст­ни­ка заго­вор­щи­ков⁷⁰. Ныне Вет­тий дол­жен был обра­тить­ся к моло­до­му Кури­о­ну с пред­ло­же­ни­ем при­нять уча­стие в заго­во­ре на жизнь Пом­пея. План, види­мо, состо­ял в том, что, когда Вет­тий попы­та­ет­ся орга­ни­зо­вать поку­ше­ние, он будет схва­чен и тогда смо­жет назвать в чис­ле сво­их сообщ­ни­ков и Кури­о­на и еще ряд дея­те­лей сенат­ской пар­тии, воз­мож­но, даже Лукул­ла и Цице­ро­на. Одна­ко план не удал­ся и был сорван в самом нача­ле бла­го­да­ря дей­ст­ви­ям Кури­о­на.

Кури­он сооб­щил о гото­вя­щем­ся на Пом­пея поку­ше­нии сво­е­му отцу, тот — Пом­пею, и дело было выне­се­но на обсуж­де­ние сена­та. Вет­тий сна­ча­ла все отри­цал, затем заявил, что суще­ст­ву­ет заго­вор знат­ных юно­шей во гла­ве с Кури­о­ном-млад­шим на жизнь Пом­пея, затем в чис­ле заго­вор­щи­ков назвал Л. Пав­ла, кото­рый был в это вре­мя в Македо­нии (в каче­стве кве­сто­ра), Лен­ту­ла, сына кан­дида­та в кон­су­лы, моло­до­го Бру­та, буду­ще­го убий­цу Цеза­ря, и даже заявил, что он сам полу­чил для орга­ни­за­ции поку­ше­ния кин­жал от Бибу­ла. Все это было настоль­ко неправ­до­по­доб­но, что сенат при­нял реше­ние об аре­сте Вет­тия.

На сле­дую­щий день Цезарь попы­тал­ся спа­сти поло­же­ние. Он вывел Вет­тия на рост­ры, чтобы тот повто­рил свои пока­за­ния перед наро­дом. На сей раз Брут уже не был упо­мя­нут — по мне­нию Цице­ро­на, из-за веро­ят­ной свя­зи его мате­ри Сер­ви­лии с с.105 Цеза­рем, — но зато был назван ряд новых имен: Л. Лукул­ла, Г. Фан­ния, Л. Доми­ция Аге­но­бар­ба, а после сход­ки под нажи­мом три­бу­на Вати­ния — М. Лате­рен­сия и цице­ро­но­ва зятя Г. Пизо­на. Одна­ко и эти обви­не­ния были сно­ва настоль­ко не аргу­мен­ти­ро­ва­ны и про­из­ве­ли столь стран­ное впе­чат­ле­ние, что орга­ни­за­то­ры всей этой аван­тю­ры пред­по­чли поста­вить вовре­мя точ­ку, и Вет­тий был попро­сту убит в тюрь­ме.

«Дело Вет­тия» про­ис­хо­ди­ло, види­мо, неза­дол­го до выбор­ных коми­ций, ско­рее все­го в нача­ле октяб­ря, и, несо­мнен­но, было свя­за­но с попыт­кой ском­про­ме­ти­ро­вать неко­то­рых кан­дида­тов как на кон­суль­ские, так и на пре­тор­ские долж­но­сти. На состо­яв­ших­ся 18 октяб­ря коми­ци­ях кон­су­ла­ми были все же избра­ны став­лен­ни­ки три­ум­ви­ров: Авл Габи­ний и Луций Каль­пур­ний Пизон, но в чис­ле избран­ных пре­то­ров были такие ярые при­вер­жен­цы сенат­ской «пар­тии», как Луций Доми­ций Аге­но­барб и Гай Мем­мий.

Кон­су­лат Цеза­ря едва ли укре­пил «союз трех» в целом. Хотя с момен­та «демас­ки­ров­ки» три­ум­ви­ра­та Цезарь стал в сена­те пре­до­став­лять все­гда пер­вое сло­во Пом­пею (до это­го он обыч­но давал его Крас­су), чем под­чер­ки­ва­лось теперь его офи­ци­аль­ное поло­же­ние прин­цеп­са сена­та, пер­во­го граж­да­ни­на Рим­ской рес­пуб­ли­ки, все же это поло­же­ние, к кото­ро­му Пом­пей столь дол­го стре­мил­ся и кото­ро­го он нако­нец достиг, доста­лось ему в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни ценой поте­ри преж­не­го авто­ри­те­та и попу­ляр­но­сти⁷¹. Поло­же­ние Крас­са вооб­ще мало в чем изме­ни­лось. Пожа­луй, наи­бо­лее окреп­шей поли­ти­че­ской фигу­рой из «сою­за трех» к кон­цу 59 г. сле­ду­ет счи­тать само­го Цеза­ря, хотя и его поло­же­ние было дале­ко не бес­спор­ным⁷².

Кон­су­лат Цеза­ря нель­зя счи­тать осу­щест­вле­ни­ем тра­ди­ци­он­ной про­грам­мы вождей попу­ля­ров. Если его аграр­ное зако­но­да­тель­ство и было выдер­жа­но еще в духе этих тра­ди­ций, то они ско­рее дава­ли себя здесь знать толь­ко в обла­сти внеш­ней фор­мы, а не в суще­стве про­во­ди­мых меро­при­я­тий. Кро­ме того, дру­гие зако­ны и меро­при­я­тия Цеза­ря, про­веден­ные за вре­мя его кон­су­ла­та, даже и по фор­ме не при­бли­жа­ют­ся к тра­ди­ци­он­но­му зако­но­да­тель­ству вождей попу­ля­ров. Может быть, и не столь наив­но при­во­див­ше­е­ся выше выска­зы­ва­ние Аппи­а­на, кото­рый усмат­ри­вал в законе, с.106 при­ня­том в инте­ре­сах пуб­ли­ка­нов, попыт­ку най­ти новую опо­ру, более силь­ную и зна­чи­мую, чем «народ»⁷³. Мы не хотим и не ста­ра­ем­ся на осно­ва­нии все­го выше­ска­зан­но­го утвер­ждать, что Цезарь уже в пери­од сво­его кон­суль­ства ото­шел от «демо­кра­тии», но, оче­вид­но, опре­де­лен­ное пони­ма­ние того, что недо­ста­точ­но орга­ни­зо­ван­ная мас­са «наро­да» не может слу­жить проч­ной и надеж­ной опо­рой, было ему уже не чуж­до. Те выво­ды, кото­рые мы пыта­лись сфор­му­ли­ро­вать, гово­ря о подав­ле­нии заго­во­ра Кати­ли­ны, и кото­рые лишь посте­пен­но мог­ли дой­ти до созна­ния совре­мен­ни­ков, хотя они долж­ны были носить­ся в возду­хе, теперь, под­креп­лен­ные печаль­ным опы­том Пом­пея и опы­том соб­ст­вен­но­го кон­су­ла­та, веро­ят­но, и тол­ка­ли Цеза­ря к основ­но­му ито­го­во­му реше­нию — полу­че­нию про­вин­ции и четы­рех леги­о­нов сол­дат.

Вме­сте с тем кон­су­лат Цеза­ря было бы абсо­лют­но непра­виль­но рас­смат­ри­вать как некое «про­виден­ци­аль­ное» собы­тие или по мень­шей мере прото­тип его буду­ще­го еди­но­дер­жа­вия. Цезарь, как и мно­гие дру­гие поли­ти­че­ские дея­те­ли его вре­ме­ни, стре­мил­ся к вла­сти и руко­во­дя­ще­му поло­же­нию, но в 59 г. он еще не мог реаль­но ста­вить перед собой столь дале­ко иду­щих целей. Да и все меро­при­я­тия, про­веден­ные им за вре­мя его кон­суль­ства, как уже ука­зы­ва­лось, в силу необ­хо­ди­мо­сти име­ли лишь зло­бо­днев­ный, теку­щий и «крат­ко­сроч­ный» харак­тер. Един­ст­вен­ное меро­при­я­тие несколь­ко ино­го пла­на — закон о вымо­га­тель­ствах может свиде­тель­ст­во­вать о чем угод­но, но толь­ко не о его монар­хи­че­ских устрем­ле­ни­ях.

После кон­суль­ства Цеза­ря наи­бо­лее круп­ным поли­ти­че­ским собы­ти­ем рас­смат­ри­вае­мо­го пери­о­да был, несо­мнен­но, три­бу­нат Кло­дия. Пер­вые его попыт­ки добить­ся три­бу­на­та, а в свя­зи с этим перей­ти в сосло­вие пле­бе­ев отно­сят­ся еще к 60 г. Но они окон­чи­лись неуда­чей.

В сле­дую­щем году, в кон­суль­ство Цеза­ря, обста­нов­ка сло­жи­лась для Кло­дия более бла­го­при­ят­но. Когда во вре­мя про­цес­са Анто­ния — победи­те­ля Кати­ли­ны, кото­рый после управ­ле­ния Македо­ни­ей был обви­нен в вымо­га­тель­ствах, защи­щав­ший его Цице­рон не удер­жал­ся от кое-каких рез­ких выска­зы­ва­ний о поло­же­нии дел в государ­стве и едких наме­ков на Цеза­ря, то Цезарь, по свиде­тель­ству Све­то­ния, в тот же самый с.107 день про­вел в кури­ат­ных коми­ци­ях усы­нов­ле­ние Кло­дия неким пле­бе­ем Фон­те­ем⁷⁴. На состо­яв­ших­ся в октяб­ре 59 г. выбо­рах Кло­дий был избран народ­ным три­бу­ном.

Боль­шин­ство новей­ших иссле­до­ва­те­лей счи­та­ют Кло­дия лишь «оруди­ем» Цеза­ря, его «аген­том-про­во­ка­то­ром». Одна­ко, на наш взгляд, это обще­рас­про­стра­нен­ное мне­ние вовсе неосно­ва­тель­но. Кло­дий — вполне само­сто­я­тель­ная и даже порой враж­деб­ная три­ум­ви­рам сила, как на это наме­кал еще до его три­бу­на­та Цице­рон⁷⁵ и как это пока­за­ли кон­флик­ты с Пом­пе­ем и Цеза­рем уже во вре­мя само­го три­бу­на­та.

Кло­дий всту­пил в испол­не­ние долж­но­сти народ­но­го три­бу­на 10 декаб­ря 59 г. и сра­зу же вслед за этим обра­тил­ся к наро­ду с пред­ло­же­ни­ем четы­рех новых зако­нов. Пер­вый из них отме­нял вся­кую опла­ту еже­ме­сяч­но разда­вае­мо­го бед­ней­ше­му насе­ле­нию хле­ба; вто­рой вос­ста­нав­ли­вал запре­щен­ные сена­тус­кон­суль­том 64 г. так назы­вае­мые квар­таль­ные кол­ле­гии и раз­ре­шал осно­вы­вать новые; тре­тий раз­ре­шал про­во­дить голо­со­ва­ние в зако­но­да­тель­ных собра­ни­ях даже в дни, счи­тав­ши­е­ся непо­д­хо­дя­щи­ми, и одно­вре­мен­но запре­щал в эти дни наблюде­ние небес­ных зна­ме­ний; и нако­нец, чет­вер­тый огра­ни­чи­вал пра­ва цен­зо­ров при состав­ле­нии спис­ков сена­то­ров, запре­щая вычер­ки­вать кого-либо из этих спис­ков, если толь­ко тот или иной сена­тор не под­верг­ся фор­маль­но­му обви­не­нию, кото­рое еди­но­глас­но при­зна­ва­лось сами­ми цен­зо­ра­ми.

Все эти четы­ре зако­но­про­ек­та были при­ня­ты коми­ци­я­ми 3 янва­ря 58 г., а сла­бая попыт­ка интер­цес­сии со сто­ро­ны три­бу­на Л. Нин­ния Квад­ра­та, сто­рон­ни­ка Цице­ро­на, была лег­ко отведе­на Кло­ди­ем. Он пообе­щал, что, если не будет ока­за­но сопро­тив­ле­ния при­ня­тию четы­рех выше­на­зван­ных зако­но­про­ек­тов, он не станет высту­пать с каки­ми-либо пред­ло­же­ни­я­ми, направ­лен­ны­ми про­тив Цице­ро­на, и Нин­ний по прось­бе само­го Цице­ро­на отка­зал­ся от сво­его наме­ре­ния.

Одна­ко в самом неда­ле­ком буду­щем, оче­вид­но в фев­ра­ле 58 г., Кло­дий высту­пил с новы­ми зако­но­про­ек­та­ми. Один из них по суще­ству сво­дил­ся к вопро­су об устра­не­нии Като­на, хотя это устра­не­ние долж­но было быть про­веде­но под видом почет­но­го и ответ­ст­вен­но­го зада­ния. Като­ну пору­ча­лось отпра­вить­ся с.108 на ост­ров Кипр, кото­рый по заве­ща­нию Пто­ле­мея Алек­сандра отхо­дил Риму. Пору­че­ние моти­ви­ро­ва­лось без­упреч­ной порядоч­но­стью Като­на, посколь­ку речь шла о кон­фис­ка­ции круп­ных сумм и иму­ществ в поль­зу рим­ской каз­ны, зна­чи­тель­но исто­щен­ной в резуль­та­те про­веде­ния аграр­ных зако­нов Цеза­ря и хлеб­но­го зако­на само­го Кло­дия.

Закон, направ­лен­ный про­тив Цице­ро­на, не назы­вал его име­ни. В нем гово­ри­лось лишь о нало­же­нии кары — «лише­ние воды и огня», т. е. изгна­ние, — на тех маги­ст­ра­тов, кото­рые были повин­ны в каз­ни рим­ских граж­дан без суда. Но направ­лен­ность это­го зако­на была ясна для всех, и преж­де все­го для само­го Цице­ро­на. Одно­вре­мен­но с эти­ми дву­мя зако­но­про­ек­та­ми был выдви­нут закон Кло­дия о про­вин­ци­ях, весь­ма про­зрач­ной целью кото­ро­го был свое­об­раз­ный под­куп кон­су­лов. Кон­су­лам назна­ча­лись новые, более выгод­ные для них про­вин­ции, чем те, кото­рые были наме­че­ны сена­том, а имен­но: Пизо­ну — Македо­ния, а Габи­нию — Сирия.

Цице­рон после опуб­ли­ко­ва­ния этих про­ек­тов впал в пол­ное отча­я­ние. Он обла­чил­ся в тра­ур, уни­жен­но про­сил о защи­те Пизо­на и Пом­пея, кото­ро­му даже бро­сил­ся в ноги, но в обо­их слу­ча­ях полу­чил отказ: в пер­вом — со ссыл­кой на Габи­ния, во вто­ром — на Цеза­ря. Тогда, по сло­вам Аппи­а­на, он, оде­тый в бед­ную и гряз­ную одеж­ду, не стес­нял­ся оста­нав­ли­вать на ули­цах Рима всех, кто ему попа­дал­ся навстре­чу, ища сочув­ст­вия и под­держ­ки⁷⁶.

Всад­ни­ки и часть сена­то­ров так­же обла­чи­лись в тра­ур. Была отправ­ле­на спе­ци­аль­ная депу­та­ция к кон­су­лам. Одна­ко даже Пизон, на кото­ро­го Цице­рон воз­ла­гал боль­шие надеж­ды и кото­рый еще совсем на днях пре­до­став­лял в сена­те сло­во Цице­ро­ну ter­tio lo­co, т. е. третьим, счи­тал, что един­ст­вен­ным сей­час выхо­дом для Цице­ро­на явля­ет­ся доб­ро­воль­ный отъ­езд из Рима, не гово­ря уже о Габи­нии, кото­рый запре­тил доступ депу­та­ции в сенат, выслал из Рима осо­бен­но актив­но­го хода­тая за Цице­ро­на всад­ни­ка Л. Элию Ламию, а сена­то­рам пред­пи­сал немед­лен­но снять тра­ур. Когда же ряд сто­рон­ни­ков Цице­ро­на и депу­та­ция, направ­ляв­ша­я­ся к Габи­нию, под­верг­лись напа­де­нию воору­жен­ных людей Кло­дия и когда сам Катон посо­ве­то­вал Цице­ро­ну доб­ро­воль­но уехать из Рима, дабы с.109 избе­жать бес­по­лез­но­го кро­во­про­ли­тия, послед­не­му уже ниче­го не оста­ва­лось делать, как после­до­вать это­му сове­ту.

Кло­дий собрал народ­ную сход­ку, на кото­рой оба кон­су­ла высту­пи­ли с осуж­де­ни­ем рас­пра­вы над кати­ли­на­ри­я­ми и были под­дер­жа­ны Цеза­рем. Закон, направ­лен­ный про­тив Цице­ро­на, был при­нят, оче­вид­но, 20 мар­та, одно­вре­мен­но с ним при­нят закон Кло­дия о про­вин­ци­ях, а вско­ре после это­го и закон, соглас­но кото­ро­му Катон направ­лял­ся на Кипр. Цице­рон поки­нул Рим, как извест­но, до при­ня­тия реше­ния⁷⁷, затем отбы­ли Катон и Цезарь. Послед­ний отпра­вил­ся в свою про­вин­цию, т. е. в Гал­лию⁷⁸.

Устра­не­ние этих трех лиц окон­ча­тель­но раз­вя­зы­ва­ло руки Кло­дию. Он раз­ви­ва­ет бур­ную дея­тель­ность. В день при­ня­тия зако­на, направ­лен­но­го про­тив Цице­ро­на, его дом в Риме был сожжен, его вил­лы раз­граб­ле­ны, и Кло­дий заявил о сво­ем жела­нии на месте раз­ру­шен­но­го дома воз­двиг­нуть храм Сво­бо­ды. Затем, чтобы пре­вра­тить доб­ро­воль­ное изгна­ние Цице­ро­на в акт, име­ю­щий юриди­че­ское зна­че­ние и силу, Кло­дий про­во­дит новый, уже откры­то направ­лен­ный про­тив Цице­ро­на закон. Послед­ний гла­сил, что имен­но Цице­рон под­па­да­ет под более ран­ний, сфор­му­ли­ро­ван­ный в общем виде закон, что реше­ние сена­та, на осно­ва­нии кото­ро­го каз­ни­ли кати­ли­на­ри­ев, было фаль­шив­кой; под стра­хом смерт­ной каз­ни запре­ща­лось пре­до­став­лять убе­жи­ще изгнан­ни­ку в том слу­чае, если он ока­жет­ся на рас­сто­я­нии менее 50 миль от Рима, и запре­ща­лось когда-либо в буду­щем ста­вить вопрос о пере­смот­ре или отмене зако­на.

Кло­дий и его сто­рон­ни­ки поль­зо­ва­лись в это вре­мя без­услов­ной под­держ­кой широ­ких сло­ев насе­ле­ния Рима, или, как выра­жа­ет­ся Плу­тарх, «раз­нуздав­ше­го­ся наро­да»⁷⁹. Но Кло­дий не соби­рал­ся, тем более в момент наи­выс­ших успе­хов, огра­ни­чи­вать поле сво­ей дея­тель­но­сти толь­ко Римом. Он начи­на­ет актив­но вме­ши­вать­ся в дела внеш­не­по­ли­ти­че­ско­го харак­те­ра. Еще в 59 г. он инте­ре­со­вал­ся Арме­ни­ей и соби­рал­ся отпра­вить­ся туда в каче­стве посла, теперь же он начи­на­ет ока­зы­вать покро­ви­тель­ство отдель­ным общи­нам и дина­стам, напри­мер Визан­тию и Гала­тии, и, нако­нец, устра­и­ва­ет скан­даль­ный побег моло­до­му Тиг­ра­ну, нахо­див­ше­му­ся под охра­ной пре­то­ра Л. Фла­вия. Одна­ко с.110 эта послед­няя акция, как и неко­то­рые дру­гие попыт­ки взять под сомне­ние рас­по­ря­же­ния Пом­пея на Восто­ке, послу­жи­ла нача­лом серь­ез­но­го и дли­тель­но­го кон­флик­та с Пом­пе­ем. Кло­дий откры­то шел на этот кон­фликт, как несколь­ко поз­же он откры­то высту­пил про­тив Цеза­ря, при­зы­вая кас­си­ро­вать его зако­ны. Все это нако­нец вскры­ва­ет истин­ный харак­тер отно­ше­ний меж­ду Кло­ди­ем и три­ум­ви­ра­ми.

Необ­хо­ди­мо дать хотя бы в общих чер­тах оцен­ку три­бу­на­та или, гово­ря шире, дви­же­ния Кло­дия. Со вре­ме­ни Момм­зе­на весь­ма рас­про­стра­нен взгляд на Кло­дия как на анар­хи­ста и бес­прин­цип­но­го дема­го­га⁸⁰. Так, Хитон в рабо­те, посвя­щен­ной рим­ской «чер­ни», гово­рит, что Кло­дий опи­рал­ся на «бан­дит­ские эле­мен­ты»⁸¹. Такие утвер­жде­ния, конеч­но, не могут быть при­ня­ты всерь­ез.

Пожа­луй, наи­бо­лее осно­ва­тель­ная попыт­ка дать оцен­ку дви­же­ния Кло­дия в соци­аль­ном аспек­те при­над­ле­жит совет­ско­му иссле­до­ва­те­лю Н. А. Маш­ки­ну⁸². Он ука­зы­ва­ет на то, что ква­ли­фи­ка­ция дви­же­ния Кло­дия как анар­хи­че­ско­го ниче­го не дает для выяс­не­ния его сущ­но­сти. Н. А. Маш­кин подроб­но раз­би­ра­ет вопрос о соста­ве «отрядов» Кло­дия и об уча­стии рабов в его дви­же­нии. Вывод Н. А. Маш­ки­на состо­ит в том, что дви­же­ние не име­ло «осво­бо­ди­тель­но-демо­кра­ти­че­ско­го харак­те­ра», но было «дви­же­ни­ем люм­пен-про­ле­тар­ских сло­ев город­ско­го рим­ско­го насе­ле­ния в усло­ви­ях кри­зи­са рим­ско­го государ­ства». Само­го Кло­дия Н. А. Маш­кин счи­та­ет бес­прин­цип­ным поли­ти­ком.

Нам кажет­ся, что с эти­ми ито­го­вы­ми выво­да­ми иссле­до­ва­те­ля едва ли мож­но пол­но­стью согла­сить­ся. Дви­же­ние Кло­дия, на наш взгляд, име­ло более широ­кую соци­аль­ную осно­ву, чем толь­ко люм­пен-про­ле­тар­ские слои насе­ле­ния.

Если про­ана­ли­зи­ро­вать пер­вые зако­но­да­тель­ные меро­при­я­тия Кло­дия, то их «демо­кра­ти­че­ский» харак­тер — в смыс­ле их вер­но­сти тра­ди­ци­ям про­грам­мы попу­ля­ров — едва ли может вызвать какие-либо сомне­ния. В этом отно­ше­нии на пер­вое место дол­жен быть постав­лен фру­мен­тар­ный закон, кото­рый являл­ся логи­че­ским раз­ви­ти­ем хлеб­ных зако­нов «вели­ких три­бу­нов» начи­ная с Гая Грак­ха. Но не в мень­шей сте­пе­ни закон, с.111 касаю­щий­ся квар­таль­ных кол­ле­гий — этих поли­ти­че­ских «клу­бов» рим­ско­го плеб­са, как и закон Кло­дия о коми­ци­аль­ных днях, содей­ст­во­вал ожив­ле­нию анти­се­нат­ских, или, как при­ня­то их назы­вать, «демо­кра­ти­че­ских», сил и настро­е­ний. Конеч­но, мож­но кон­ста­ти­ро­вать, что все три назван­ные зако­на удо­вле­тво­ря­ли поли­ти­че­ские запро­сы город­ско­го пле­бей­ско­го насе­ле­ния и никак не каса­лись инте­ре­сов сель­ско­го плеб­са. Но не сле­ду­ет забы­вать, что пере­чис­лен­ные зако­но­да­тель­ные меро­при­я­тия Кло­дия про­во­ди­лись вско­ре после при­ня­тия аграр­ных зако­нов Цеза­ря, реа­ли­за­ция кото­рых сня­ла — хотя, конеч­но, вре­мен­но — ост­ро­ту аграр­но­го вопро­са. И нако­нец, если даже иметь в виду город­ской плебс, кото­рый в это вре­мя, в смыс­ле сво­ей поли­ти­че­ской актив­но­сти, играл более суще­ст­вен­ную и яркую роль, чем сель­ское насе­ле­ние, то все же нет ника­ких осно­ва­ний сво­дить его пол­но­стью к люм­пен-про­ле­тар­ским эле­мен­там.

Неко­то­рое, хотя, к сожа­ле­нию, недо­ста­точ­но чет­кое пред­став­ле­ние о соци­аль­ной опо­ре Кло­дия дает зна­ком­ство с соци­аль­ным соста­вом орга­ни­зо­ван­ных им «отрядов», кото­рые были чис­лен­но настоль­ко вну­ши­тель­ны, что Цице­рон гово­рит ино­гда о «кло­ди­е­вом вой­ске»⁸³. Орга­ни­за­ция этих «отрядов», конеч­но, сто­я­ла в тес­ной свя­зи с вос­ста­нов­ле­ни­ем пле­бей­ских кол­ле­гий. Совер­шен­но есте­ствен­но, что в состав упо­мя­ну­тых «отрядов» широ­ко при­ни­ма­лись новые полу­ча­те­ли хле­ба, новые чле­ны кол­ле­гий; послед­ние ино­гда даже воз­глав­ля­ли отдель­ные отряды. Сре­ди них были, несо­мнен­но, ремес­лен­ни­ки, боль­шое коли­че­ство воль­ноот­пу­щен­ни­ков, ибо в это вре­мя в свя­зи с рас­ши­ре­ни­ем хлеб­ных раздач силь­но воз­рос отпуск рабов на волю; были в соста­ве «отрядов» так­же рабы и гла­ди­а­то­ры. Цице­рон даже уве­рял, что Кло­дий соби­ра­ет­ся орга­ни­зо­вать армию рабов, при помо­щи кото­рой он хочет овла­деть государ­ст­вом и иму­ще­ст­вом всех граж­дан⁸⁴. Но, конеч­но, это — зло­на­ме­рен­ное пре­уве­ли­че­ние.

Все ска­зан­ное выше поз­во­ля­ет, на наш взгляд, прий­ти к выво­ду о дви­же­нии Кло­дия как о послед­нем широ­ком дви­же­нии, про­хо­див­шем под лозун­га­ми и в тра­ди­ци­ях попу­ля­ров. Как и в слу­чае с Кати­ли­ной, мы — если гово­рить о совре­мен­ных дан­но­му дви­же­нию источ­ни­ках — име­ем сведе­ния о Кло­дии и о всех с.112 собы­ти­ях, свя­зан­ных с его име­нем, лишь от его злей­ше­го вра­га — Цице­ро­на. Поэто­му в этих сведе­ни­ях мно­го нанос­но­го, неправ­до­по­доб­но­го, извра­щен­но­го, как тра­ди­ци­он­но извра­щен и самый облик Кло­дия. В про­ти­во­вес этим тра­ди­ци­он­ным дан­ным есть осно­ва­ния счи­тать, что в 50-е годы широ­кое обще­ст­вен­ное мне­ние при­зна­ва­ло гла­вой попу­ля­ров ско­рее Кло­дия, чем Цеза­ря, и три­бу­нат Кло­дия был поэто­му свое­об­раз­ной «демо­кра­ти­че­ской» реак­ци­ей на разо­ча­ро­вав­шую широ­кие мас­сы дея­тель­ность Цеза­ря во вре­мя его кон­суль­ства.

Этим же, кста­ти ска­зать, и объ­яс­ня­ет­ся то стран­ное, на пер­вый взгляд мало­по­нят­ное и слиш­ком «береж­ное» отно­ше­ние Цеза­ря к Кло­дию, начи­ная со скан­даль­но­го слу­чая во вре­мя празд­ни­ка в честь Доб­рой боги­ни. Кло­дий уже тогда, несмот­ря на свою моло­дость, поль­зо­вал­ся, как об этом соглас­но свиде­тель­ст­ву­ет ряд источ­ни­ков⁸⁵, боль­шой попу­ляр­но­стью сре­ди «наро­да». Таким обра­зом, имен­но это обсто­я­тель­ство, а отнюдь не то, что Цезарь еще в то вре­мя «уга­дал» в Кло­дии весь­ма при­год­ное для него «поли­ти­че­ское орудие», дает нам воз­мож­ность понять поведе­ние Цеза­ря как в дан­ном кон­крет­ном слу­чае, так и в исто­рии его даль­ней­ших вза­и­моот­но­ше­ний с Кло­ди­ем. Цезарь ока­зы­вал­ся в щекот­ли­вом поло­же­нии. Откры­тый кон­фликт с Кло­ди­ем по мере роста попу­ляр­но­сти послед­не­го мог при­ве­сти к уте­ре вся­ких свя­зей с рим­ской «демо­кра­ти­ей». Хотя Цезарь, как мы виде­ли, не пере­оце­ни­вал ее сил и зна­че­ния, но такой обо­рот дела его никак не устра­и­вал. Поэто­му в сло­жив­шей­ся ситу­а­ции для того и дру­го­го было гораздо выгод­нее сохра­нять «воору­жен­ный ней­тра­ли­тет» или даже идти ино­гда на част­ные и вре­мен­ные согла­ше­ния, тем более что Кло­дий был доста­точ­но умен, чтобы до поры до вре­ме­ни ни в чем серь­ез­ном не мешать Цеза­рю.

Но как в подоб­ной ситу­а­ции Цезарь мог риск­нуть на то, чтобы надол­го оста­вить Рим? В этом реше­нии, одна­ко, не было ниче­го нело­гич­но­го. Цезарь, на осно­ва­нии все­го преды­ду­ще­го поли­ти­че­ско­го опы­та разу­ве­рив­ший­ся в «демо­кра­тии», в неор­га­ни­зо­ван­ной народ­ной мас­се как в недо­ста­точ­но надеж­ной опо­ре, искал новых путей и мето­дов в борь­бе за власть, за упро­че­ние сво­его поло­же­ния. В его руках ока­за­лась армия, с кото­рой он, может быть, пока еще не свя­зы­вал с.113 опре­де­лен­ных наме­ре­ний и пла­нов, но все же это откры­ва­ло какие-то новые пер­спек­ти­вы. По суще­ству гово­ря, вопрос сто­ял теперь так: решаю­щим фак­то­ром явля­лось уже не сопер­ни­че­ство меж­ду отдель­ны­ми лица­ми, но борь­ба (хотя сами ее участ­ни­ки едва ли мог­ли это отчет­ли­во пони­мать) меж­ду дву­мя кон­цеп­ци­я­ми — кон­цеп­ци­ей опо­ры на широ­кие, но пло­хо орга­ни­зо­ван­ные народ­ные мас­сы и кон­цеп­ци­ей опо­ры на касто­вую армию. Собы­тия само­го неда­ле­ко­го буду­ще­го пока­за­ли, за какой из этих двух кон­цеп­ций сто­я­ли реаль­ная власть и победа.