Смыков Е. В.

Рим и Парфия: путь к договору (Гней Помпей и парфяне)

Текст приводится по изданию: Античность: общество и идеи. Казань, 2001. С.118—129. Предоставлено автором.

с.118 Появление на Востоке в 66 г. до н. э. Гнея Помпея, наделенного чрезвычайными полномочиями для завершения войны с Митридатом и урегулирования всего комплекса проблем, связанных с ситуацией в регионе, открывает новый этап в истории римской восточной политики. Чисто военная задача, стоявшая перед новым главнокомандующим, была не из сложных — во всяком случае, легче тех задач, которые приходилось решать Лукуллу. Несмотря на сходство «линии фронта» в Азии в 74 и в 67 гг., силы, которыми располагал вернувшийся в Понт Митридат, были гораздо меньшими, чем семь лет назад, и на стороне Помпея было явное численное превосходство¹. Поэтому гораздо более сложными были не военные, а дипломатические и организационные проблемы, стоявшие перед Помпеем: ему надлежало сформировать систему отношений с местными государствами, не вовлеченными в римско-понтийский конфликт, но оказавшимися в зоне римских интересов. Самым значительным из них была, несомненно, Парфия, до сих пор соблюдавшая нейтралитет, несмотря на все попытки Митридата и Тиграна привлечь ее на свою сторону. Можно вполне согласиться с Р. Сигером, который, отвергнув как недостоверную информацию о переговорах Помпея с Метрофаном, представителем Митридата, отмечает: «Ближайшей заботой Помпея была, скорее, позиция Фраата III, царя Парфии»².

Подробностей дипломатических сношений с парфянским двором с.119 источники не содержат. Некоторые из них просто упоминают заключенный Помпеем договор, не уточняя, когда именно он был заключен (Flor. I. 40/31; I. 46. 4; Oros. VI. 13. 2), и только Тит Ливий и Дион Кассий дают более подробную информацию. Согласно Ливию, «Гней Помпей, отправленный для ведения войны против Митридата, возобновил дружбу с царем парфян Фраатом»³. К этому же времени, между прибытием Помпея на Восток и его победой над Митридатом, относит договор Дион Кассий. Сначала он сообщает о попытках Митридата вступить в союз с недавно вступившим на трон Фраатом, а затем — о том, что «Помпей как можно скорее установил с Фраатом дружбу на тех же условиях»⁴. Эти сообщения вызывают два вопроса: во-первых, почему Помпею понадобилось amicitiam renovavit, и, во-вторых, что означает выражение ἐπὶ τοῖς αὐτοῖς?

В первом случае естественно было бы предположить, что, подобно Митридату, Помпей обратился к новому парфянскому царю, не к тому, с которым вел переговоры Лукулл; согласно Диону, Лукулл вел переговоры с «Арсаком» (т. е. Аршаком XII Синатруком), а Помпей — с Фраатом (Dio Cass. XXXVI. 3. 2; 45. 3). В этом случае слова эпитоматора Тита Ливия были бы вполне естественны и обозначали стандартную дипломатическую процедуру. Но подобное объяснение не выдерживает критики с точки зрения хронологии, и Дион при описании переговоров Лукулла с парфянами допускает неточность: речь в обоих случаях должна идти о Фраате⁵. Более обоснованной кажется интерпретация, предложенная А. Кивни: парфяне, вступив в сношения с Митридатом и Тиграном, нарушили тем самым договор о дружбе, заключенный с Лукуллом⁶. Действительно, даже если под термином amicitia скрываются неформальные отношения и он не предполагает договора, попытка одновременно поддерживать отношения с обеими враждующими сторонами, в которой Лукулл уличил Фраата, должна была рассматриваться римлянами как нарушение «дружбы». Поэтому, независимо от того, кто был инициатором возобновления контактов⁷, выражение Ливия (или его эпитоматора) следует отнести к возобновлению с.120 дипломатических отношений, разорванных Лукуллом.

Что касается «тех же самых условий», то, несомненно, здесь не могут иметься в виду условия договора с Лукуллом или, тем более, с Суллой⁸. Дело здесь даже не в том, что сам факт существования названных договоров довольно сомнителен; но Дион ни словом не упоминает в данном контексте о предшествующих соглашениях римлян и парфян и, кроме того, в переговорах с Лукуллом речь шла о нейтралитете, Помпей же добился обещания выступить на стороне Рима⁹, так что условия договора «теми же самыми» считаться никак не могут. Поэтому, вне всяких сомнений, правы те исследователи, которые считают, что речь здесь идет о тех же условиях, которые предлагал Фраату Митридат, т. е. о территориальных уступках Парфии за счет территории Армении¹⁰. Это заставляет поставить вопрос о причинах выбора парфянского царя в пользу Рима — выбора, знаменовавшего отход от проводившейся долгое время политики нейтралитета и невмешательства в борьбу Рима с Митридатом.

По мнению Диона Кассия, на выбор парфянскими царями нейтралитета в качестве линии поведения повлияло желание не допустить чрезмерного усиления ни одной из борющихся сторон, что могло гарантировать бо́льшую безопасность для Парфии¹¹. Однако наряду с этим вполне естественным стремлением действовал в противоположном направлении другой фактор, связанный со старыми территориальными претензиями к Армении, союзнице Митридата. Именно «армянский фактор» оказался решающим в данном случае, поскольку здесь пересекались внешнеполитические интересы Парфии, имеющие целью расширение своей территории, и Рима, чьей целью был скорейший вывод Армении из войны.

Судя по очень скупой информации наших источников, Парфия претендовала на области Гордиена (Кордуэна) (Dio Cass. XXXVII. 5. 3) и Адиабена (Memn. F. 38. 7), а также на Северную Месопотамию (Plut. Pomp. 30. 1). Часть из них обещал в качестве платы за сотрудничество Митридат, но, видимо, посулы эти не выглядели достаточно убедительными: Митридат в данном случае выступал в качестве посредника, и не было никакой гарантии, что Тигран Великий, политик достаточно лукавый и вероломный, согласится выполнить обещанное впоследствии, когда нужда с.121 в союзе отпадет. К тому же до 67 г. до н. э. спорные земли были оккупированы римскими войсками, так что принятие предложений Митридата означало неизбежное военное столкновение с Римом, исход которого был неведом. Ситуация же, сложившаяся в Армении к 66 г., позволяла надеяться на осуществление желаемого без ненужных осложнений с Римом.

Несмотря на то, что Тигран вернул свои владения, внутреннее положение Армении было далеко от стабильности. Аппиан сообщает о мятеже, поднятом против отца Тиграном Младшим (Mithr. 104); бунт окончился неудачей, и царевич бежал к парфянскому двору. Дальнейшая информация содержится в повествовании Диона Кассия. Он не упоминает о мятеже, но говорит, что Тигран Младший бежал к парфянам вместе с «некоторыми из первых людей» (τινας τῶν πρώτων), считавшими, что Тигран правит не к их удовольствию (οὐ καθ᾿ ἡδονὴν αὐτοῖς… ἦρχε) (Dio Cass. XXXVI. 51. 1). Именно Тигран Младший выступает в дальнейшем инициатором похода Фраата в Армению.

Таким образом, в нашем распоряжении есть два пассажа Диона Кассия, на первый взгляд противоречащие друг другу. Согласно одному из них, вторжение является следствием договора с Помпеем¹², второй утверждает: ὁ Τιγράνης πρός τε τὸν Φραάτην κατέφυγε, καὶ περισκοποῦντα αὐτὸν διὰ τὰς συνθήκας τὰς πρὸς τὸν Πομπήιον γενομένας ὅ τι χρὴ πρᾶξαι, ἐς τὴν Ἀρμενίαν ἐμβαλεῖν ἀνέπεισε (Dio Cass. XXXVI. 51. 1). Большинство исследователей принимает первое из этих сообщений¹³, однако некоторые отдают предпочтение второму. Так, по мнению Н. Дибевойса, оно является предпочтительным, так как договор Помпея с Фраатом был заключен на тех же условиях, что и с Лукуллом, т. е. предполагал нейтралитет, а не военное сотрудничество¹⁴. Уязвимость этой точки зрения очевидна, поскольку она основана исключительно на понимании слов Диона Кассия ἐπὶ τοῖς αὐτοῖς, которые, как было показано выше, интерпретируются исследователем не вполне точно. А. Кивни считает, что парфяне вообще не хотели вмешиваться в армянские дела вооруженной силой, предпочитая добиваться своих целей дипломатическим путем¹⁵. В такой интерпретации с.122 источника проявляется одна из любимых мыслей этого автора — признание Парфии миролюбивым государством; но это тезис очень сомнительный, поскольку парфянские цари претендовали на право быть политическими наследниками Ахеменидов, а их держава по праву может считаться одной из великих восточных монархий древности¹⁶. Наконец, римское подстрекательство к наступлению на Армению отрицает и Г. Вирт, по мнению которого парфянский царь должен был опасаться препятствий со стороны Помпея своей экспансии в Армении, а сам Помпей не желал еще большего осложнения обстоятельств в условиях начинающейся кампании против Митридата¹⁷. Однако участие союзных царей в войнах на стороне Рима было стандартной практикой, скорейший вывод Армении из войны являлся задачей не меньшей важности, чем разгром Митридата, а заключенное соглашение четко оговаривало цену парфянской помощи. Поэтому выступление Фраата против Тиграна Великого, несомненно, отвечало тем задачам, которые стояли перед Помпеем.

В свое время К. Циглер сделал попытку примирить два сообщения Диона между собой, предположив, что промедление Фраата можно объяснить какими-то условиями его договора с Помпеем или же личными качествами парфянского царя¹⁸. На наш взгляд, это предположение заслуживает самого серьезного внимания; но, как кажется, правомерна и иная постановка вопроса: было ли вообще это промедление, которое приписывают Фраату современные исследователи?

К событиям в Армении Дион обращается после того, как завершает рассказ о понтийской кампании Помпея и основании им Никополя¹⁹; при этом его рассказ содержит подробность, позволяющую, хотя бы отчасти, синхронизировать события в Понте и в Армении — примерную одновременность поражения Митридата в борьбе с Помпеем и Тиграна Младшего в борьбе с отцом.

Приведенная ниже таблица дает лишь примерную синхронизацию событий: точность даже до месяца, не говоря уже о днях и неделях, здесь невозможна. Тем не менее, из сочинения Аппиана известно, что кампания Помпея против Митридата длилась около двух месяцев; вряд ли события в Армении заняли меньший срок. Таким образом, мятеж Тиграна Младшего и его бегство в Парфию приходятся на то время, когда Помпей вел с.123 переговоры с Метрофаном и встречался с Лукуллом, а его совместная с Фраатом кампания в Армении примерно совпадает по времени с кампанией Помпея против Митридата. Вряд ли такая синхронность начала боевых действий в Понте и Армении является простым совпадением.

Dio Cass. XXXVI.

Dio Cass. XXXVI. 51. 1—3.

45. 3: переговоры Помпея с Фраатом
45. 4—5: переговоры Помпея с Метрофаном
46: встреча Помпея с Лукуллом в Данале в Галатии
47—49: кампания Помпея против Митридата
50. 1: бегство Митридата, получение им известия о том, что Тигран считает его причастным к мятежу сына
50. 2: бегство Митридата в Колхиду и затем на Боспор
50. 3: основание Помпеем Никополя

Бегство Тиграна Младшего к Фраату.

Поход парфян к Артаксате, поражение и бегство Тиграна Старшего, уход парфян из Армении²⁰
Возвращение Тиграна Великого в Армению.
Поражение Тиграна Младшего в борьбе с отцом, намерение его бежать к Митридату, получение известия о его разгроме Помпеем

Бегство Тиграна Младшего к Помпею²¹

Если мы теперь обратимся к тексту Диона Кассия, то окажется, что о промедлении или нерешительности Фраата он ничего не говорит. Ключевое для понимания всей фразы слово περισκοποῦντα представляет собой participium praes. act. от глагола περισκοπέω в форме acc. sing. Глагол этот имеет значение «смотрю вокруг, рассматриваю, тщательно обдумываю»²², следовательно, фраза «περισκοποῦντα αὐτὸν διὰ τὰς συνθήκας τὰς πρὸς τὸν Πομπήιον γενομένας ὅ τι χρὴ πρᾶξαι» в более точном переводе должна означать: «когда он тщательно обдумывал, что он должен предпринять с.124 в соответствии с заключенным с Помпеем договором»²³. В таком случае, она вполне может относиться к обдумыванию Фраатом плана военной кампании и подготовке им армии к боевым действиям.

Совершив поход в Армению, Фраат честно выполнил свои обязательства перед Помпеем: Тигран Великий, изгнанный из столицы, не смог оказать помощь Митридату в его борьбе с римской армией²⁴. После этого он, естественно, посчитал себя вправе завладеть обещанными ему территориями²⁵.

Однако к тому времени общеполитическая ситуация изменилась для Фраата в худшую сторону. Тигран Младший, изгнанный отцом из Армении, явился к Помпею в лагерь и послужил ему проводником в походе на Артаксату (Dio Cass. XXXVI. 51. 3; App. Mithr. 104; Plut. Pomp. 33. 1). За этим последовало картинно обставленное, с проскинесисом, появление в римском лагере Тиграна Старшего и столь же демонстративное милостивое отношение к царю и прощение его Помпеем (Cic. Sest. 58; Vell. II. 37. 3; Val. Max. V. 1. 9; Liv. Per. 101; Flor. I. 40. 27; Eutrop. VI. 13; Oros. VI. 4. 8; Dio Cass. XXXVI. 52. 2 f.; App. Mithr. 104; Plut. Pomp. 33. 1 f.; comp. Cim. Luc. 3). Реальным политическим итогом встречи римского главнокомандующего и властителя Великой Армении стало то, что последний, сохранив за собой наследственные владения, был лишен всех завоеваний за их пределами (Vell. II. 37. 5; Liv. Per. 101; Eutrop. VI. 13; Dio Cass. XXXVI. 53. 2; App. Mithr. 106; Syr. 49; Plut. Pomp. 33. 5). Армении больше никогда не суждено было подняться до статуса великой державы, и в качестве контрибуции Тигран должен был выплатить лично Помпею сумму в 6 тыс. талантов, к которой добавлялись щедрые выплаты его воинам (Cic. Sest. 58; Vell. II. 37. 4; Eutrop. VI. 13; Strabo. XI. 14. 10; Dio Cass. XXXVI. 53. 2; App. Mithr. 104; Plut. Pomp. 33. 8). В обмен на все это он получил титул amicus et socius populi Romani (Cic. Sest. 59; Dio Cass. XXXVI. 52. 4; 53. 5; App. с.125 Mithr. 106).

Таким образом, Тигран Младший обманулся в своих ожиданиях, получив от Помпея вместо армянской короны всего лишь княжество Софену (Dio Cass. XXXVI. 53. 2; Plut. Pomp. 33. 5)²⁶. В дальнейшем, когда он стал демонстративно выказывать свое недовольство и отказался передать Помпею средства из находившихся в Софене царских сокровищниц, он был заключен в оковы, а Софена вновь перешла под власть его отца²⁷.

В оценке политики Помпея в отношении побежденной Армении существует два крайних мнения. С одной стороны, ее расценивают как проявление политической мудрости и дальновидности Помпея²⁸, а с другой — видят в ней классическое проявление пресловутой политики «divide et impera»²⁹. В сущности, обе эти оценки дополняют друг друга: мудрость политики Помпея именно в том и состояла, что, сохранив Армению в качестве буферного государства, он направил усилия Парфии не на военное противостояние с Римом на Евфрате, в опасной близости от провинции Сирии, а на борьбу за влияние в этом государстве, без которого успешная война на западе для Парфии была невозможна³⁰. Таким образом были заложены основы ситуации, которая в дальнейшем будет сохраняться на протяжении десятилетий и которая нашла свое выражение в чередовании римских и парфянских ставленников на армянском престоле.

Что касается Парфии, то после ликвидации военной угрозы со стороны Митридата и Тиграна отношения Фраата и Помпея начинают резко ухудшаться, причем на первый взгляд может показаться, что римский полководец сознательно идет на их обострение. Действительно, поступки, с.126 которые могли рассматриваться Фраатом как оскорбительные и нарушающие условия договора, следуют один за другим. Когда парфянский царь просил освободить его зятя, Тиграна Младшего, Помпей ответил отказом под тем предлогом, что тот в большей степени приходится родственником отцу, чем тестю (Plut. Pomp. 33. 6). На высказанное одновременно с этим предложение считать границей Евфрат³¹, он уклончиво заявил, что граница будет установлена по справедливости³². Оценка заявления Помпея современными исследователями различна. Так, Й. Добиаш констатировал: «Манера, в которой Помпей реагировал на этот демарш, характерна, прежде всего, по представлению о благодарности, которое он имел, и по мнению, которое было у него о силе парфян… Он намеревался зафиксировать границу по своему усмотрению»³³. К его мнению присоединился К. Циглер, по словам которого на жалобы парфян Помпей не обратил внимания, будучи преисполнен высокомерия (voller Hochmut)³⁴. А. Н. Шервин-Уайт считает этот ответ «типично римским» (characteristic Roman), причем в дальнейшем, отказавшись обращаться к Фраату с полным титулом, Помпей добавил к несправедливости оскорбление (added insult to injury)³⁵. С другой стороны, Г. Вирт отказывается видеть в словах Помпея выражение произвола, усматривая в них скорее обещание, чем угрозу³⁶.

Видимо, и та и другая позиция представляют собой крайности. Конечно, слова Помпея могут быть истолкованы и как обещание, но обращает на себя внимание то, что на предложение установить границу по конкретному географическому рубежу последовал ответ, выдержанный в отвлеченных моральных категориях. С другой стороны, угрозы они также не содержали и означали лишь то, что римский главнокомандующий в своих действиях будет исходить прежде всего из римских представлений о справедливости и римских интересов в регионе. Среди прочего, отказ принять предложение Фраата о границе означал и то, что Помпей оставлял за собой право распоряжаться судьбой Гордиены, расположенной на парфянской стороне Евфрата.

За словами последовали действия, которые, являясь демонстрацией с.127 силы, вполне могли рассматриваться парфянской стороной как открытое нарушение заключенного договора: Л. Афраний получил приказ Помпея оттеснить парфян из занятой ими Гордиены³⁷, а затем проследовал в Сирию через Северную Месопотамию, принадлежавшую парфянам (Dio Cass. XXXVII. 5. 5). Еще раньше Габиний переправился через Евфрат и продвинулся на Запад до Тигра (Ibid. XXXVII. 5. 2). Венцом оскорблений было послание к Фраату, в котором Помпей заменил традиционный аршакидский титул «царь царей» на простое обращение «царь» (Dio Cass. XXXVII. 6. 2; Plut. Pomp. 38. 3). Совершенно очевидно, что подобное обращение с властителем великой империи не могло быть случайным. Необычность поведения Помпея делается особенно заметной на фоне его отношения к другим восточным правителям³⁸ и объясняется этими же отношениями³⁹. Умалением достоинства парфянского монарха Помпей как бы ставил его в один ряд с прочими царями и династами, демонстрируя этим Фраату, что договор с ним ни в коем случае не является соглашением двух равноправных и равновеликих государств⁴⁰.

При этом удивительнее всего выглядит не эта демонстрация силы, а реакция на нее Фраата. Единственным его поползновением отстоять свой статус было вторжение в переданную Тиграну Гордиену, совершенное вопреки воле Помпея (Dio Cass. XXXVII. 6. 2; Plut. Pomp. 39. 5). Однако с.128 после обращения армянского царя за помощью к римлянам он предпочел уступить и передать дело на рассмотрение комиссии из трех посредников (διαιτηταί), присланной Помпеем. Этим, в сущности, завершается история взаимоотношений Помпея и Парфии; конфликт, угрожавший перерасти в вооруженное противостояние⁴¹, был разрешен мирным путем. Такой метод решения конфликтов имел в греческом мире долгую историю и давно сложившиеся традиции. Согласившись принять посредничество римлян, Фраат тем самым заранее принимал и их решение, каким бы оно ни оказалось⁴². С другой стороны, и решение Помпея было обусловлено давно сложившейся римской практикой, поскольку «одно из важнейших условий, которые предписывалось соблюдать третейскому органу, заключалось в том, что спорную территорию следовало присуждать той стороне, которой эта земля принадлежала во время вхождения спорящих городов или государств в отношения amicitia с Римом»⁴³. В случае с Гордиеной вопрос был совершенно ясен: область принадлежала Тиграну, который и получил ее в итоге разбирательства.

Итак, в результате действий Помпея на Востоке был завязан новый узел политических отношений. Статус Парфии в ее отношениях с Римом наконец получил закрепление в формальном договоре. Современные исследователи склонны считать основным пунктом этого договора установление между двумя империями границы, проходящей по Евфрату, своего рода раздел «сфер влияния». Думается, что такое заключение для времени Помпея несколько преждевременно. Как показывает обзор конкретных событий, в сношениях Помпея с Парфией вопрос о границе по Евфрату играл второстепенную роль. Она упоминается только однажды, и при этом весь контекст сообщения заставляет усомниться в том, что Помпей был готов признать ее. Во всяком случае, бросается в глаза слабость и нерешительность, проявленная Парфией в ходе конфликта. Фраат явно был не готов отстаивать свои притязания вооруженной силой⁴⁴. Особенно рельефно необычность такого поведения выявляется на фоне судьбы Оробаза, с.129 представителя Митридата Великого, казненного за допущенное им во время переговоров с Суллой унижение царского достоинства⁴⁵. К сожалению, внутриполитическая история Парфии известна нам не в той степени, которая позволила бы судить о причинах такой уступчивости парфянского царя.

Конфликтная ситуация была создана не вопросом о границе по Евфрату, а ситуацией в Армении, утверждением на ее престоле удобной кандидатуры. Помпей, сделавший ставку на Тиграна II, побежденного в войне и имеющего старые счеты с парфянским двором, и изолировавший Тиграна Младшего, который неизбежно оказался бы под сильным парфянским влиянием, учел интересы Рима наилучшим образом. Более того, как показывает вся дальнейшая история римско-парфянских отношений, вопрос об армянском престоле сохранял свое принципиальное значение на протяжении многих десятилетий. В этом смысле все римские политики, в противоборстве с Парфией делавшие ставку на Армению и ее царей, являются политическими наследниками Помпея.

Созданная Помпеем система отношений между Римом, Арменией и Парфией на какое-то время обеспечила в регионе политическое равновесие, базировавшееся на римской гегемонии. Однако уже ближайшее будущее показало, что уступчивость Парфии была всего лишь проявлением ее временной слабости, а равновесие основывалось на столь зыбкой базе, как личностный фактор. То, что было приемлемо в отношениях с Тиграном и Фраатом III, не оказалось столь же приемлемым в отношениях с их преемниками, и династический кризис в Парфии в начале 50-х гг. послужил прологом к кризису в отношениях двух империй, начавшемуся неудачной экспедицией М. Красса и завершившемуся новым урегулированием, на сей раз более прочным, только при Августе.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹Численность армии Помпея не сообщает ни один из наших источников. Для ее определения исходят из той же пропорции в распределении добычи, которая применялась во время триумфа Цезаря — центуриону вдвое, а военному трибуну вчетверо больше, чем рядовому воину; в этом случае получается цифра около 50 тыс. легионеров, не считая вспомогательных войск. Исследователи принимают разные цифры для численности легионеров, от 40 до 50 тыс. человек. См.: Моммзен Т. История Рима. СПб., 1995. Т. 3. С. 84; Reinach T. Mithridate Eupator, roi de Pont. P., 1890. P. 382; Holmes T. R. The Roman Republic and the Founder of the Empire. N. Y., 1968. Vol. 1. P. 427 f.; Magie D. Roman Rule in Asia Minor. Princeton, 1950. P. 353, 1220 f.; Gelzer M. Pompeius. Lebensbild eines Romers. Wiesbaden; Stuttgart, 1984. S. 79; 215. Anm. 40; Ormerod H. A., Cary M. Rome and the East // CAH. Ed. I. 1932. Vol. IX. P. 377; Leach J. Pompey the Great. L., 1978. P. 76; Sherwin-White A. N. Roman Foreign Policy in the East. 168 B. C. to A. D. 1. Univ. of Oklahoma Pr., 1984. P. 192; idem. Lucullus, Pompey and the East // CAH. Ed. II. 1994. Vol. IX. P. 250 f. О методике расчетов см.: Holmes. Op. cit. P. 428; Magie. Op. cit. P. 1221. Как бы то ни было, численный перевес был на стороне Помпея, так как армия Митридата насчитывала всего лишь около 32—33 тыс. человек (App. Mithr. 97; Plut. Pomp. 32. 1), что несопоставимо с размерами его армии в начале войны — от 120 до 140 тыс. пехоты и 16 тыс. конницы (App. Mithr. 69; Plut. Luc. 7. 5).

²«Pompeius immediate concern was rather the attitude of Phraates III of Parthia» (Seager R. Pompey. A Political Biography. Oxf., 1979. P. 44).

³Liv. Per. 100: Cn. Pompeius, ad gerendum bellum adversus Mithridatem profectus, cum rege Parthorum Phraate amicitiam renovavit.

⁴Dio Cass. XXXVI. 45. 3: ὁ Πομπήιος τὴν φιλίαν τῷ Φραάτῃ διὰ ταχέων ἐπὶ τοῖς αὐτοῖς προσυνέθετο.

⁵Подробную критику с точки зрения хронологии см.: Keaveney A. Roman Treaties with Parthia circa 95 — circa 64 B. C. // AJPh. 1981. Vol. 102. № 2. P. 202 f.

⁶Ibid. P. 203 f.

⁷По мнению Т. Либман-Франкфорт, к которой в данном случае присоединяется Г. Вирт, инициатива исходила от парфян (см.: Liebmann-Frankfort T. La frontière orientale dans la politique extérieure de la République romaine depuis le traite d’Apamee jusqu’a la fin de la conquête asiatiques de Pompee (189/88—63). Bruxelles, 1969. P. 263; Wirth G. Pompeius —Armenien — Parther. Mutmassungen zur Bewaltigung einer Krisensituation // Bonner Jahrbücher des Rheinischen Landesmuseums in Bonn im Landschaftsverband Rheinland und des Vereins von Altertumsfreunden im Rheinlande. 1983. Bd. 183. S. 14. Anm. 31). Впрочем, по мнению Г. Вирта, основания для возобновления переговоров имел и Помпей.

⁸К договору с Лукуллом относят эти слова Н. Дибевойс и А. Кивни, с Суллой — Ж. ван Отехем. См.: Debevoise N. C. A Political History of Parthia. Chicago, 1938. P. 72. Not. 8; Keaveney. Op. cit. P. 203 f.; Ooteghem J. van. Pompee le Grand, Batisseur d’empire. Namur, 1954. P. 205. Not. 7.

⁹Dio Cass. XXXVI. 45. 3: ἐς τὴν Ἀρμενίαν αὐτὸν τὴν τοῦ Τιγράνου προεμβαλεῖν ἀνέπεισε.

¹⁰Ormerod, Cary. Op. cit. P. 377; Gelzer. Op. cit. S. 76 f.; Sherwin-White. Roman Foreign Policy… P. 221; Ziegler K. H. Die Beziehungen zwischen Rom und dem Partherreich. Ein Beitrag zur Geschichte des Volkerrects. Wiesbaden, 1964. S. 28. Anm. 41.

¹¹Dio Cass. XXXVI. 3. 3: …ἐκ μέσου ἀμφοῖν ἔστη, μηδετέρους… ἐθελήσας αὐξῆσαι· τὸν γὰρ πόλεμον αὐτῶν ἰσοπαλῆ ὄντα ἀσφάλειάν οἱ μεγίστην οἴσειν ἐνόμιζεν.

¹²Dio Cass. XXXVI. 45. 3: ὁ Πομπήιος τὴν φιλίαν τῷ Φραάτῃ… προσυνέθετο καὶ ἐς τὴν Ἀρμενίαν αὐτὸν τὴν τοῦ Τιγράνου προεμβαλεῖν ἀνέπεισε.

¹³Dobiáš J. Les premiers rapports des Romains avec les Parthes et l’occupation de la Syrie // Archiv orientalni. 1931. Vol. 3. P. 235; Miltner F. Gn. Pompeius Magnus // RE. Hbd. 42. 1952. S. 2105; Моммзен. Указ. соч. С. 84; Gelzer. Op. cit. S. 76 f.; Ormerod, Cary. Op. cit. P. 377; Sherwin-White. Roman Foreign Policy… P. 221 f. Р. Сигер признает военный характер союза Помпея и Фраата, но несколько ниже утверждает, что колебания последнего перед вторжением в Армению связаны с его боязнью нарушить договор, заключенный с римским полководцем (см.: Seager. Op. cit. P. 45, 47).

¹⁴Debevoise. Op. cit. P. 72. Not. 8.

¹⁵«The Parthians… wanted Rome’s friendship but saw no reason to became involved in her quarrels» (Keaveney. Op. cit. P. 206). Сходного мнения придерживается и А. Н. Шервин-Уайт, считающий, что промедление Фраата было связано не с тем, что он не знал, чего ожидает от него Помпей, а с его остающимся в силе нежеланием вмешиваться в борьбу на любой стороне (Sherwin-White. Roman Foreign Policy… P. 221).

¹⁶По мнению А. Н. Шервина-Уайта, «модель их монархии была та же, что и у Ахеменидов до них и Сасанидов после них: они хотели стать Шах-ан-шахами, Царями Царей» (Sherwin-White. Roman Foreign Policy… P. 219. Ср.: idem. Lucullus, Pompey and the East. P. 262). Об агрессивности парфянской внешней политики см.: Wolski J. Les Achéménides et les Arsacides. Contribution à l’histoire de la formation des traditions iranniennes // Syria. 1966. T. 43. P. 73 f.; idem. Iran und Rom. Versuch einer historischen Wertung der gegenseitigen Beziehungen // ANRW. 2. Bd. 9. 1. S. 202 f.

¹⁷Wirth. Op. cit. S. 16. Anm. 32.

¹⁸Ziegler. Op. cit. S. 29.

¹⁹Dio Cass. XXXVI. 51. 1: καὶ ὁ (sc. Πομπήιος — Е. С.) μὲν ταῦτ᾿ ἐποίει· ὁ δὲ δὴ Τιγράνης τοῦ Τιγράνου παῖς.

²⁰По мнению Г. Келера, так как Парфия в это время не имела ни внешнеполитических, ни внутриполитических затруднений, причиной столь быстрого ухода было стремление устроить к своей выгоде дела в Месопотамии (см.: Koehler H. Die Nachfolge in der Seleukidenherrschaft und die partische Haltung in römisch-pontischen Konflikt. Bochum, 1978. S. 43).

²¹Если верить Аппиану, такое решение было подсказано ему Фраатом (App. Mithr. 104).

²²См.: Синайский И. Греческо-русский словарь. М., 1869. Ч. 2; Вейсман А. Древнегреческо-русский словарь. М., 1990; Дворецкий И. Х. Древнегреческо-русский словарь. М., 1958. Т. 2 (s. v.).

²³Возможно, представление о колебаниях Фраата перед началом боевых действий и все проистекающие отсюда гипотезы (во всяком случае, в англоязычной литературе, например, у А. Н. Шервин-Уайта и Р. Сигера) объясняются не вполне точным переводом разбираемой нами фразы Диона Кассия. В английском переводе, выполненном М. Кэри, она выглядит так: (Phraates) «hesitated about what he ought to do» (Dio’s Roman History. Transl. by M. Cary. L.; N. Y., 1914. Vol. III. P. 87). Между тем, на английский язык глагол περισκοπέω переводится «look round; examine, observe carefully; consider well», но не «hesitate» (см.: Liddell H. G., Scott R. A., Jones H. S. A Greek-English Lexicon. Oxf., 1994 (s. v.)).

²⁴«…Tigranes was unable to offer any support to Mithridates in Pontus. Phraates had fulfilled his side of the bargain» (Sherwin-White. Roman Foreign Policy… P. 222).

²⁵Дион Кассий и Плутарх определенно говорят о занятии им Гордиены (Dio Cass. XXXVII. 5. 4; Plut. Pomp. 36. 2). По предположению А. Н. Шервин-Уайта, должна была быть занятой и Адиабена, поскольку через ее территорию шел единственный удобный путь из Парфии в Гордиену (см.: Sherwin-White. Roman Foreign policy… P. 223). О географическом положении Гордиены см: Ибатуллин Р. У. Княжество Кордуэна в римско-парфянско-армянских отношениях середины IV в. н. э. // Межгосударственные отношения и дипломатия в античности. Казань, 2000. С. 333 сл.

²⁶Аппиан добавляет к этому Гордиену (Mithr. 105), но, по-видимому, ошибочно. См. критический анализ этого утверждения Аппиана: Liebmann-Frankfort. Op. cit. P. 269 f.

²⁷Dio Cass. XXXVI. 53. 3—4; App. Mithr. 105; Plut. Pomp. 33. 7—8. Интересно, что все три этих автора указывают разные причины ареста Тиграна Младшего. У Диона Кассия это происходит из-за отказа выдать сокровища, у Плутарха — из-за оскорбительной формы, в которой он отказался от приглашения на пир, у Аппиана — из-за попытки организовать покушение на отца и интриг против Помпея при парфянском дворе. Видимо, все это были лишь предлоги, реальные или вымышленные, а причиной ареста послужили слишком большие амбиции молодого принца и его тесные связи с парфянским двором. Не исключено, что к его устранению с политической арены приложил руку и Тигран Старший, у которого были все основания опасаться конкуренции со стороны сына в борьбе за власть. С другой стороны, римляне, имея на троне Армении побежденного прежнего царя, а в своих руках — его молодого соперника, получали хорошее средство обеспечить себе верность нового союзника.

²⁸«The settlement was an act of wisdom, comparable in its spirit to that made with the Seleukid Antiochus after Magnesia…» (Sherwin-White. Roman Foreign Policy… P. 194).

²⁹Так, например, Д. Лич не без оснований видит проявление такой политики в передаче Тиграну в 65 г. спорной Гордиены. См.: Leach. Op. cit. P. 85—86.

³⁰П. Гринхол справедливо отметил, что имперские амбиции Тиграна остались в прошлом, не пережили ликвидацию его завоеваний, а против более могущественного потенциального империалиста буфер был необходим (Greenhalgh P. Pompey. The Roman Alexander. L., 1980. Р. 123, 130).

³¹По мнению А. Н. Шервина-Уайта, граница по Евфрату возникает именно в это время (Sherwin-White. Roman Foreign policy… P. 222 f.). Ср.: idem. Lucullus, Pompey and the East. P. 264 f.

³²Plut. Pomp. 33. 8: ὅρῳ δὲ χρήσεσθαι τῷ δικαῖῳ. Несколько иная версия этого ответа приводится Плутархом в другом месте (Apophth. 88. 8: μάλλον… χρῆσθαι Ῥωμαίους ὅρῳ πρὸς Πάρθους τῷ δικαίῳ). Видимо, именно эту фразу имеет в виду А. Г. Бокщанин, когда (со ссылкой: Plut. Pomp. 38) приводит слова, по его мнению, сказанные Помпеем: «На протест парфянских послов… Помпей цинично ответил, что господство Рима простирается так же далеко, как и его право» (Бокщанин А. Г. Парфия и Рим. М., 1966. Ч. 2. С. 40). Разумеется, ничего подобного у Плутарха нет.

³³Dobiáš. Op. cit. P. 236.

³⁴Ziegler. Op. cit. S. 30.

³⁵Sherwin-White. Roman Foreign Policy… P. 223.

³⁶Wirth. Op. cit. S. 50. Anm. 134.

³⁷Dio Cass. XXXVII. 5. 4; Plut. Pomp. 36. 2. Источники расходятся в описании характера действий Афрания. Согласно Диону Кассию, он занял Гордиену без сопротивления (κατασχὼν αὐτὴν ἀμαχεί), по Плутарху — изгнал парфян и преследовал их до Арбелитиды. Второй вариант кажется более вероятным: сомнительно, чтобы парфяне так просто оставили территорию, которой они упорно домогались.

³⁸Такое противопоставление отчетливо видно даже из построения у Плутарха фразы, содержащей эту информацию: καὶ τῷ μὲν Ἐλυμαίων καὶ Μήδων βασιλεῖ… ἀντέγραψε φιλικῶς, τὸν δὲ Πάρθων… ἐξήλασε (Pomp. 36. 2). На контраст в поведении Помпея в отношении Фраата и по отношению к другим царям обратил внимание Й. Добиаш (см.: Dobiáš. Op. cit. P. 237).

³⁹Плутарх даже утверждает, что это делалось «в угоду» более мелким восточным властителям (Plut. Pomp. 38. 3).

⁴⁰К. Циглер в своем исследовании утверждает: «In Frage kommt nur ein gleices Bündnis, ein foedus aequum» (Ziegler. Op. cit. S. 29). Сам он склоняется к признанию договора Помпея и Фраата равным, однако этот подход не учитывает римского отношения к понятию «союз». Прежде всего, как показал Э. Грюн, само противопоставление foedus aequum — foedus iniquum является конструкцией современных исследователей; в древности оба этих выражения никогда не употреблялись в техническом смысле (Gruen E. S. The Hellenistic World and the Coming of Rome. Berkeley; Los Angeles; London, 1984. Vol. 1. P. 14—15, 26—27). Кроме того, в отличие от греков, чья дипломатия предполагала возможность взаимодействия с равноправным партнером, римляне всегда считали себя стороной, имеющей право самостоятельно определять как степень своих обязательств, обусловленных договором, так и обязательства другой стороны в отношении Рима (Кащеев В. И. Эллинистический мир и Рим: Война, мир и дипломатия в 220—146 годах до н. э. М., 1993. С. 238 сл.). Исходя из этих теоретических соображений, договор 66 г. с римской точки зрения ни в коем случае не мог быть равным, что снимает и вопрос, поставленный К. Циглером.

⁴¹У Диона Кассия содержится упоминание о том, что окружение Помпея склоняло его к походу на парфян, хотя и не уточняется, кто именно — римляне из его штаба или местные царьки (Dio Cass. XXXVII. 7. 2). Однако Помпей предпочел не ввязываться в новую войну, мотивируя это тем, что он не имеет для нее полномочий, а Митридат, для войны с которым он послан, еще жив и представляет угрозу для Рима (Dio Cass. XXXVII. 7. 1; App. Mithr. 106). Несомненно, это не было пустой отговоркой, и отражало действительное понимание Помпеем своих задач и прав. Ср.: Sherwin-White. Lucullus, Pompey and the East. P. 264.

⁴²Об обязательности решений третейских судов для спорящих сторон в греческой дипломатической практике см.: Кащеев. Ук. соч. С. 251 сл.

⁴³Кащеев В. И. Из истории межгосударственных отношений в эпоху эллинизма: Два очерка. М., 1997. С. 98.

⁴⁴По словам А. Н. Шервин-Уайта, «the Parthians were left to prove their military effectiveness at the expense of M. Crassus» (Sherwin-White. Lucullus, Pompey and the East. P. 264).

⁴⁵Этот эпизод подробно рассматривался нами в статье: Смыков Е. В. Рим и Парфия: первые контакты (к вопросу о договорах Суллы и Помпея с Парфией) // Межгосударственные отношения и дипломатия в античности. Казань, 2000. С. 317 сл.