Картины из бытовой истории Рима
в эпоху от Августа до конца династии Антонинов.
Часть I.

с.351

Если все устрой­ство сооб­ще­ния в рим­ском государ­стве так силь­но вырос­ло со вре­ме­ни осно­ва­ния монар­хии, как в объ­е­ме, так и в ожив­лен­но­сти, то без сомне­ния силь­нее все­го был подъ­ем тор­го­во­го дви­же­ния, на рост кото­ро­го силь­но вли­я­ли, кро­ме без­опас­но­сти и удоб­ства систе­мы дорог, еще мно­гие суще­ст­вен­ные усло­вия. Рим­ское государ­ство заклю­ча­ло в себе часть бога­тей­ших и бла­го­сло­вен­ней­ших стран зем­ли, из кото­рых мно­гие в тече­ние этих сто­ле­тий наслаж­да­лись такой куль­ту­рой и бла­го­со­сто­я­ни­ем, каких они, как уже было ска­за­но, потом нико­гда не достиг­ли. Оно было одно­вре­мен­но вели­чай­шей из когда-либо суще­ст­во­вав­ших обла­стей сво­бод­ной тор­гов­ли и обла­да­ло на всем сво­ем про­тя­же­нии все­ми выго­да­ми един­ства моне­ты, мер и весов. «Весь­ма веро­ят­но, что рим­ский дена­рий еще во вре­мя рес­пуб­ли­ки был един­ст­вен­ной всюду при­ни­мае­мой моне­той, так что им мож­но было рас­пла­чи­вать­ся повсюду, в Ита­лии так же, как и в Испа­нии и в Сирии. Ново­введе­ние Авгу­ста состо­я­ло оче­вид­но в том, что он пред­пи­сал выра­жать в дена­ри­ях все государ­ст­вен­ные сче­та и сме­ты» (Момм­зен). Толь­ко Еги­пет, в кото­ром даже и во вре­мя импе­рии счи­та­ли на драх­мы, удер­жал так­же и в этом свое исклю­чи­тель­ное поло­же­ние. В той поло­вине государ­ства, кото­рая позд­нее ста­ла запад­ной рим­ской импе­ри­ей, дена­рий был един­ст­вен­ной сереб­ря­ной моне­той, в восточ­ной наряду с ним суще­ст­во­ва­ли и ста­рин­ные сереб­ря­ные день­ги, как про­вин­ци­аль­ная моне­та. Государ­ст­вен­ные мед­ные день­ги были без сомне­ния в ходу во всей импе­рии, но, по-види­мо­му, менее употреб­ля­лись на восто­ке в срав­не­нии с мест­ной мел­кой моне­той. Золотая импер­ская моне­та была еди­ною.

Рим­ская моне­та цени­лась и была в ходу так­же и дале­ко за пре­де­ла­ми государ­ства. В прав­ле­ние импе­ра­то­ра Клав­дия при­шло в Рим посоль­ство с ост­ро­ва Цей­ло­на, при­веден­ное отпу­щен­ни­ком Аннея Пло­ка­ма, откуп­щи­ка пошлин на Крас­ном море. Этот послед­ний, объ­ез­жая морем Ара­вию, был зане­сен на Цей­лон и побудил мест­но­го кня­зя искать друж­бы импе­ра­то­ра; тот уже рань­ше мно­го удив­лял­ся рим­ля­нам, глядя на их дена­рии: они были все одно­го веса, несмот­ря на то, что их изо­бра­же­ния ука­зы­ва­ли на чекан­ку их раз­лич­ны­ми импе­ра­то­ра­ми¹. «Со вре­ме­ни Неро­на (при кото­ром нача­ли силь­но пор­тить сереб­ря­ную моне­ту) боль­ше не было уже пово­да для тако­го удив­ле­ния»². Сво­бод­ные гер­ман­цы, кото­рые пред­по­чи­та­ли золоту сереб­ро, более удоб­ное для их тор­гов­ли, с тех пор охот­нее все­го при­ни­ма­ли пла­ту в ста­рых зазуб­рен­ных дена­ри­ях рес­пуб­ли­кан­ско­го вре­ме­ни с печа­тью колес­ни­цы; позд­ней­шие наход­ки монет под­твер­жда­ют, «что даже потер­тый рес­пуб­ли­кан­ский дена­рий луч­ше шел к севе­ру от Альп, чем столь же хоро­ший ран­не­го импе­ра­тор­ско­го вре­ме­ни, по-види­мо­му пото­му, что толь­ко его мож­но было сра­зу отли­чить от Неро­нов­ско­го»³.

с.352 Для тор­го­вых пред­при­я­тий за гра­ни­цей могу­ще­ство и оба­я­ние миро­во­го государ­ства достав­ля­ло повсюду зна­чи­тель­ную защи­ту его пред­ста­ви­те­лям. Уже Цице­рон мог ска­зать, что бла­го­род­ное и зна­ме­ни­тое сре­ди всех имя рим­ско­го граж­да­ни­на ока­зы­ва­ло услу­гу даже неиз­вест­но­му у вар­ва­ров, у окра­ин­ных и дале­ких наро­дов, у индий­цев и пер­сов, и поэто­му весь мир с дав­них вре­мен был открыт для рим­лян⁴. В гораздо боль­шей сте­пе­ни это мож­но отне­сти ко вре­ме­ни монар­хии. Тогдаш­ний купе­че­ский мир, нашед­ший уже гото­вы­ми глав­ные пути тор­гов­ли в трех частях све­та, бла­го­да­ря бес­при­мер­но бла­го­при­ят­но­му сте­че­нию всех обсто­я­тельств, чув­ст­во­вал себя в состо­я­нии рас­ши­рять и уве­ли­чи­вать чис­ло этих путей, и направ­лять­ся по ним с новы­ми и луч­ши­ми надеж­да­ми. Ему доста­лись в невидан­ном до тех пор объ­е­ме огром­ные выго­ды миро­вой тор­гов­ли, доход­ность кото­рой для евро­пей­ских наций поко­ит­ся на том, что она ведет­ся с менее куль­тур­ны­ми наро­да­ми и уве­ли­чи­ва­ет­ся с ростом куль­тур­но­го раз­ли­чия. Дохо­ды тогдаш­ней рим­ской миро­вой тор­гов­ли долж­ны были быть так же вели­ки или боль­ше, чем дохо­ды совре­мен­ной вели­ко­бри­тан­ской, фран­цуз­ской, бель­гий­ской и нидер­ланд­ской тор­гов­ли, кото­рые внут­ри Евро­пы счи­та­ют­ся сред­ним чис­лом в 10 про­цен­тов, во вне­ев­ро­пей­ском обра­ще­нии в 29 %, для Бри­тан­ской Индии 35, Явы 33¹∕₂, Китая 58, Япо­нии 66. Рас­ши­ре­ние миро­вой тор­гов­ли (наряду с про­дол­жи­тель­ным миром, с экс­плуа­та­ци­ей столь мно­гих новых про­вин­ций и с веро­ят­но уси­лен­ной быст­ро­той денеж­но­го обра­ще­ния) было, конеч­но, глав­ной при­чи­ной того, что во вре­ме­на импе­рии богат­ство стра­ны было мно­го боль­ше, чем даже в послед­нее вре­мя рес­пуб­ли­ки, кото­рое уже Пли­нию Стар­ше­му каза­лось в срав­не­нии с насто­я­щим вре­ме­нем бед­но­стью. Хотя мы обла­да­ем лишь скуд­ны­ми и раз­бро­сан­ны­ми сведе­ни­я­ми о рим­ской мор­ской и сухо­пут­ной тор­гов­ле это­го вре­ме­ни, все же они доста­точ­ны для того, чтобы дать нам пол­ное пред­став­ле­ние об ее ширине, ожив­лен­но­сти и мно­го­об­ра­зии.

Тогда гораздо более, чем теперь, купец был при­нуж­ден про­во­дить зна­чи­тель­ную часть сво­его вре­ме­ни в путе­ше­ст­ви­ях. Имен­но в тор­гов­ле во мно­гих слу­ча­ях, если не в боль­шин­стве их, надо было всту­пать в лич­ное обще­ние там, где теперь доволь­ст­ву­ют­ся пись­мен­ным. Преж­де чем всту­пить в тор­го­вые сно­ше­ния, надо было позна­ко­мить­ся лич­но, лич­но осве­до­мить­ся о состо­я­нии чуже­зем­ных рын­ков — «совсем так же, как в сред­ние века до уста­нов­ле­ния регу­ляр­ной почты немец­кие куп­цы с этой же целью езди­ли лич­но в Ант­вер­пен, Брюс­сель, Амстер­дам, Аугс­бург и т. д.»⁵.

«Бере­гись, — обра­ща­ет­ся Гора­ций к куп­цу, — чтобы дру­гой не занял преж­де тебя гава­ни, и ты не поте­рял вифин­ских и киби­рат­ских това­ров⁶ (желез­ных изде­лий и куре­ний)». «Спе­ши, — зовет его Алч­ность (у Пер­сия), — при­во­зи соле­ную рыбу, пак­лю, чер­ное дере­во, ладан, кос­ские тка­ни с Чер­но­го моря, пер­вый сни­май меш­ки с пер­цем с жаж­ду­щих вер­блюдов»⁷. Юве­нал гово­рит о мор­ских поезд­ках в Кили­кию и в Крит для закуп­ки шафра­на и вина из изю­ма⁸. Так, по Гора­цию, «блуж­даю­щий с.353 тор­го­вец» ездил с восто­ка на запад, от холод­ных поя­сов к горя­чим и под­вер­гал­ся даже опас­но­стям зим­не­го путе­ше­ст­вия по морю⁹. Он про­во­зил через горо­да (по одно­му несколь­ко более позд­не­му поэту) свое состо­я­ние, пре­вра­щен­ное в загра­нич­ные това­ры, узна­вал о поте­рях в зерне, при­чи­нен­ных пожа­ра­ми, и дове­рял тогда свои сокро­ви­ща вет­рам. Он про­да­вал все­му миру бла­га все­го мира, заклю­чал тор­го­вые сно­ше­ния в незна­ко­мых стра­нах и под новым солн­цем при­об­ре­тал новые богат­ства¹⁰. «Неиз­ме­ри­мое мно­же­ство, — гово­рит Пли­ний, — пла­ва­ет ради выго­ды по всем сколь­ко-нибудь доступ­ным морям»¹¹. Слу­чай­но сохра­нив­ша­я­ся, уже упо­мя­ну­тая могиль­ная над­пись одно­го тор­гов­ца из Гиера­по­ля во Фри­гии, Фла­вия Зевк­сида, кото­рый хва­лит­ся, что он 72 раза про­ехал из Ита­лии мимо Малеи, поз­во­ля­ет допу­стить, что мно­гие тор­гов­цы и него­ци­ан­ты из года в год пред­при­ни­ма­ли опас­ные мор­ские путе­ше­ст­вия. Трак­та­ты Тал­муда упо­ми­на­ют о тор­го­вых поезд­ках пале­стин­ских евре­ев в Рим и в Испа­нию. Гора­ций, гово­ря, что купец посе­ща­ет три или четы­ре раза в год Атлан­ти­че­ский оке­ан, веро­ят­но име­ет в виду Гады, тор­го­вые сно­ше­ния кото­рых с Ита­ли­ей были самы­ми ожив­лен­ны­ми¹². Некий Окта­вий Ага­фон гово­рит в сво­ей могиль­ной над­пи­си, най­ден­ной в Путе­о­лах, что он здесь отды­ха­ет от уто­ми­тель­ных путе­ше­ст­вий с восто­ка на запад¹³.

Не толь­ко Сре­ди­зем­ное и Чер­ное моря, но и Атлан­ти­че­ский оке­ан был ожив­лен рим­ски­ми кораб­ля­ми¹⁴. «Посмот­ри, — гово­рит Юве­нал, — на гава­ни и на море, напол­нен­ное боль­ши­ми кораб­ля­ми; там почти боль­ше людей, чем на суше; куда вле­чет посто­ян­но надеж­да на выго­ду, туда устрем­ля­ют­ся целые тол­пы; они пере­ез­жа­ют не толь­ко Архи­пе­лаг и афри­кан­ские воды, но остав­ля­ют так­же дале­ко за собой Кал­пу (Гибрал­тар) и слы­шат, как шипит солн­це, погру­жа­ясь в море»¹⁵. «День за днем, без пере­ры­ва, — гово­рит Ари­стид, — едут гру­зо­вые кораб­ли и тор­гов­цы через оба моря (Сре­ди­зем­ное и Атлан­ти­че­ский оке­ан), и в Бри­та­нию пере­прав­ля­ют­ся не толь­ко долж­ност­ные лица и вой­ска, но и «бес­чис­лен­ные част­ные люди» (без сомне­ния, по делам тор­гов­ли)»¹⁶. Уже в прав­ле­ние Авгу­ста, кото­ро­му при­сяг­ну­ли на вер­ность мно­гие пра­ви­те­ли ост­ро­ва, рим­ляне путе­ше­ст­во­ва­ли там как по сво­ей зем­ле¹⁷, и уже при Доми­ци­ане так­же и гава­ни Ирлан­дии были извест­ны бла­го­да­ря тор­го­вым сно­ше­ни­ям¹⁸.

Новая эра рим­ской тор­гов­ли насту­пи­ла с заво­е­ва­ни­ем Егип­та, кото­рое откры­ло ей путь в Индию. «Куп­цы, — гово­рит Пли­ний, — нашли крат­чай­шую доро­гу, и таким обра­зом Индия бла­го­да­ря стрем­ле­нию к нажи­ве при­бли­зи­лась к нам. Гип­па­лом зва­ли моря­ка (гре­ко-егип­тя­ни­на), кото­рый (в I в. до Р. Хр.) впер­вые исполь­зо­вал для пере­езда откры­тым морем в Индию юго-запад­ный мус­сон, позд­нее назван­ный его име­нем»¹⁹. Путе­ше­ст­вие начи­на­лось обык­но­вен­но в середине лета; выез­жа­ли из Алек­сан­дрии и еха­ли Нилом вверх по тече­нию до Коп­та, что при с.354 бла­го­при­ят­ном вет­ре тре­бо­ва­ло 12 дней. Здесь тюки с това­ра­ми нагру­жа­лись на вер­блюдов и кара­ва­ны шли частью на севе­ро-восток до Myos-Hor­mos, частью на юго-восток до Вере­ни­ки, очень ожив­лен­но­го при­мор­ско­го горо­да с боль­ши­ми мага­зи­на­ми и кара­ван-сара­я­ми; путе­ше­ст­вие тре­бо­ва­ло 12 дней²⁰. Сооб­ще­ние пере­шло посте­пен­но с пер­вой доро­ги, более извест­ной во вре­мя Стра­бо­на, ко вто­рой, кото­рая во вре­мя Пли­ния была почти един­ст­вен­ной; через нее шла вся тор­гов­ля с Ара­ви­ей, Инди­ей и Эфи­о­пи­ей и поэто­му она охра­ня­лась рим­ски­ми гар­ни­зо­на­ми. Путе­ше­ст­вия кара­ва­нов через верх­не­еги­пет­скую пусты­ню про­ис­хо­ди­ли летом вслед­ст­вие жары по ночам. «Глядя на звезды, — гово­рит Стра­бон, — они шли от одно­го водо­е­ма до дру­го­го и отды­ха­ли днем». Уже во вре­мя Авгу­ста были устро­е­ны на извест­ных местах дорог, веду­щих к Миос-Гор­мос и к Вере­ни­ке, колод­цы и цистер­ны. Из пер­во­го уже во вре­мя Стра­бо­на отплы­ва­ло 120 кораб­лей через Ара­вий­ский залив в Индию²¹; как сооб­ща­ет Пли­ний, они были снаб­же­ны стрел­ка­ми для защи­ты от пира­тов, сре­ди кото­рых аски­ты южной Ара­вии, пла­вав­шие на свя­зан­ных бычьих мехах, поль­зо­ва­лись отрав­лен­ны­ми стре­ла­ми. Во вре­мя Пли­ния при­ез­жа­ли из Вере­ни­ки в Оке­лиду в Ара­вии на Южном кон­це Черм­но­го моря или в Кану на южном бере­гу Ара­вии на 30-й день, оттуда в 40 дней в гавань Музи­рас на Мала­бар­ском бере­гу (веро­ят­но, Ман­га­лу­ру), в кото­рой, впро­чем, не оста­нав­ли­ва­лись из-за бли­зо­сти пира­тов и по неко­то­рым дру­гим при­чи­нам, но про­дол­жа­ли путе­ше­ст­вие до гава­ни Бара­ки (Бари­га­за), лежа­щей несколь­ко южнее. Спе­ши­ли раз­гру­зить­ся и нагру­зить­ся, чтобы еще в декаб­ре отпра­вить­ся с севе­ро-восточ­ным мус­со­ном к Черм­но­му морю, а там поль­зо­ва­лись южны­ми вет­ра­ми, кото­рые гос­под­ст­во­ва­ли там до Вере­ни­ки. Таким обра­зом, доро­гу из Алек­сан­дрии в Индию, кото­рая теперь тре­бу­ет 18 дней, совер­ша­ли в 94 дня; все же путе­ше­ст­вие туда и обрат­но мог­ло про­дол­жать­ся от шести до семи меся­цев (от лет­не­го солн­це­по­во­рота до фев­ра­ля сле­дую­ще­го года).

Совер­шен­но немыс­ли­мо, чтобы куп­цы Ита­лии и запад­ных про­вин­ций пре­до­ста­ви­ли дол­гое вре­мя поль­зо­вать­ся колос­саль­ны­ми выго­да­ми этой тор­гов­ли одним гре­кам и егип­тя­нам. Без сомне­ния, надо бук­валь­но пони­мать сло­ва Гора­ция, что купец бод­ро ездит к дале­ким индий­цам²²; так­же и Сене­ка, гово­ря в сво­ем рас­суж­де­нии о малом объ­е­ме зем­ли, что меж­ду самым даль­ним бере­гом Испа­нии и Индии при бла­го­при­ят­ном вет­ре лежит рас­сто­я­ние лишь немно­гих дней — вряд ли мог бы употре­бить эту гипер­бо­лу, если бы в то вре­мя, на самом деле, уже не был изве­стен этот путь²³. Уже зна­ком­ство Пли­ния Стар­ше­го с про­из­веде­ни­я­ми при­ро­ды пере­д­ней Индии ука­зы­ва­ет на то, что к его вре­ме­ни там пере­бы­ва­ло уже бес­чис­лен­ное мно­же­ство гре­че­ских и рим­ских куп­цов, на осно­ва­нии уст­ных и пись­мен­ных сооб­ще­ний кото­рых он давал свои сведе­ния. Дошед­ший до нас «Pe­rip­lus ma­ris Eryth­raei», лоц­ман­ская кни­га для алек­сан­дрий­ских куп­цов, кото­рые езди­ли к восточ­но­му бере­гу Афри­ки до пред­го­рья Рап­та (Киль­ва?) по ту сто­ро­ну ост­ро­ва Зан­зи­ба­ра и с.355 к Мала­бар­ско­му бере­гу, — состав­ле­на во вре­мя Вес­па­си­а­на. Дио­ни­сий, автор поэ­ти­че­ско­го опи­са­ния мира, жив­ший в прав­ле­ние Адри­а­на, гово­рит, что он не купец и не море­пла­ва­тель и не ездит через Индий­ский оке­ан к Ган­гу, «как столь мно­гие, ста­вя­щие на кар­ту жизнь для того, чтобы зара­ботать неиз­ме­ри­мое богат­ство»²⁴.

Зна­чи­тель­ное раз­ви­тие и рас­ши­ре­ние тор­го­вых сно­ше­ний меж­ду рим­ским государ­ст­вом и Инди­ей вид­но из состав­лен­ной око­ло середи­ны вто­ро­го века гео­гра­фии Пто­ле­мея, «имев­ше­го уже в сво­ем рас­по­ря­же­нии отче­ты о путе­ше­ст­ви­ях, в кото­рых были даны в ста­ди­ях рас­сто­я­ния мест не толь­ко от мыса Кори, до устьев Ган­га, но так­же и оттуда к Золо­то­му полу­ост­ро­ву, или Малак­ке, и оттуда в Кат­ти­га­ру». Так­же и мно­го­чис­лен­ные гре­че­ские пере­во­ды назва­ний индий­ских горо­дов в сочи­не­нии Пто­ле­мея ука­зы­ва­ют на ожив­лен­ные сно­ше­ния с эти­ми места­ми гре­че­ских и еги­пет­ских куп­цов, кото­рые, по-види­мо­му, оста­ва­лись там надол­го, как в Южной Ара­вии или на ост­ро­ве Сокото­ре. Пто­ле­мей имел сведе­ния о поло­же­нии индий­ской гава­ни Симил­лы в бух­те Бари­га­за, «от тех, кото­рые езди­ли туда и очень дол­гое вре­мя посто­ян­но посе­ща­ли эти стра­ны, так­же и от тех, кото­рые при­еха­ли к нам оттуда». В Пен­джа­бе и вооб­ще в пере­д­ней Индии неред­ко встре­ча­ют­ся рим­ские моне­ты, а имен­но золотые моне­ты импе­ра­тор­ско­го вре­ме­ни, дена­рии послед­не­го вре­ме­ни рес­пуб­ли­ки и нача­ла Импе­рии и алек­сан­дрий­ские тет­ра­д­рах­мы. «Заме­ча­тель­ным обра­зом здесь был осо­бен­но рас­про­стра­нен дена­рий вре­ме­ни Авгу­ста с изо­бра­же­ни­я­ми его при­ем­ных сыно­вей Гая и Луция; очень воз­мож­но, что этот сорт пред­на­зна­чал­ся спе­ци­аль­но для тор­гов­ли с Инди­ей, где, конеч­но, не так лег­ко как на родине раз­ли­ча­ли хоро­шие дена­рии от пло­хих» (Момм­зен). В руи­нах ста­ро­го горо­да воз­ле Ман­тот­те на Цей­лоне най­де­но мно­го монет импе­ра­тор­ско­го вре­ме­ни от Авгу­ста до Анто­ни­нов. Даль­ше Цей­ло­на и мыса Комо­ри­на рим­ские моне­ты встре­ча­ют­ся очень ред­ко.

Зем­ля серов, в пред­став­ле­нии Пли­ния и Стра­бо­на, лежа­ла там, где кара­ва­ны, везу­щие шелк, всту­па­ли на поч­ву извест­но­го мира, — в Тоха­ри­стане, кото­рый еще при­над­ле­жал ко гре­ко-бак­трий­ской обла­сти. «Послы с Цей­ло­на к импе­ра­то­ру Клав­дию сооб­щи­ли, — гово­рит Пли­ний, — так же, как и наши куп­цы, что това­ры для серов они кла­ли с целью обме­на на бере­гу реки воз­ле шел­ка, и серы уно­си­ли их, если были доволь­ны меною»²⁵. Но гео­граф Марин Тир­ский (самое позд­нее в пер­вой поло­вине II века) имел уже опи­са­ние кара­ван­но­го пути в Китай, состав­лен­ное македон­ским куп­цом Мае­сом, по про­зви­щу Тици­а­ном, кото­рый сна­рядил экс­пе­ди­цию в сер­ский город Иссе­дон. Его кара­ван отпра­вил­ся из Бал­ха в севе­ро-восточ­ном направ­ле­нии при­бли­зи­тель­но до Гис­са­ра, оттуда про­шел через начи­наю­щу­ю­ся на восто­ке гор­ную область до Сур­ха­ба, где начи­на­ет­ся уще­лье Комедов (Кара­те­гин). Непо­сред­ст­вен­но по ту сто­ро­ну тес­ни­ны, где горы отсту­па­ют, нахо­ди­лась часто иско­мая «камен­ная баш­ня», теперь «руи­ны кре­по­сти» Дара­ут Кур­ган; на той же широ­те (43°), пря­мо на восток, нахо­ди­лось место, из кото­ро­го отправ­ля­лись кара­ва­ны, иду­щие в зем­лю серов, — Каш­гар. Оттуда «шел­ко­вая доро­га» вела в дале­кую с.356 «сто­ли­цу серов», веро­ят­но Син-ган-фу. В про­вин­ции Шан­си най­де­но 16 рим­ских монет из вре­ме­ни от Тибе­рия до Авре­ли­а­на. По китай­ским отче­там, пред­ме­та­ми вво­за из Рима были ков­ры, стек­лян­ные изде­лия, метал­лы, крас­ки, дра­го­цен­ные кам­ни, гем­мы, янтарь, корал­лы, апте­кар­ские това­ры и др. Впро­чем (судя по одно­му китай­ско­му сочи­не­нию о рас­те­ни­ях, при­ве­зен­ных по морю, напи­сан­но­му в 300 г.), Кан­тон был уже тогда открыт для чуже­зем­цев.

Офи­ци­аль­ные исто­рии китай­ских дина­стий содер­жат в себе неко­то­рые сведе­ния о сно­ше­ни­ях Китая с Ан-си (Пар­фи­ей) и с Та-Тзи­ном (Боль­шой Тзин), — под кото­рым под­ра­зу­ме­ва­ет­ся восточ­ная часть рим­ско­го государ­ства (осо­бен­но Сирия). В 120 году по Р. Хр. пар­фян­ский царь послал шутов и музы­кан­тов к китай­ско­му дво­ру, где они дали пред­став­ле­ние импе­ра­то­ру Ан-ти на новый год 121. В октяб­ре 166 года при­шло морем посоль­ство от Ан-туна (Мар­ка Анто­ни­на), царя Та-Тзи­на, к импе­ра­то­ру Хуан-ти. По китай­ско­му отче­ту, цари Та-Тзи­на с дав­них пор име­ли жела­ние отправ­лять посоль­ства в Китай, но пря­мо­му сно­ше­нию меж­ду обо­и­ми государ­ства­ми пре­пят­ст­во­ва­ли Ан-си, кото­рые хоте­ли удер­жать за собой посред­ни­че­ство в тор­гов­ле китай­ским шел­ком. Воз­мож­но, что эти­ми «посла­ми» были куп­цы, при­сва­и­вав­шие себе офи­ци­аль­ный харак­тер; за это гово­рят так­же и при­ве­зен­ные ими, ни в коем слу­чае не цар­ские подар­ки (зубы сло­нов, рога носо­ро­гов, щиты чере­пах). Так­же и мни­мое посоль­ство из Та-Тзи­на, при­вез­шее в 284 году в пода­рок импе­ра­то­ру 30000 сверт­ков бума­ги, сле­ду­ет счи­тать посоль­ст­вом сирий­ских или алек­сан­дрий­ских куп­цов. С дру­гой сто­ро­ны, исто­рио­гра­фы сооб­ща­ют о двух посоль­ствах из Китая в Та-Тзин, из кото­рых, впро­чем, ни одно не достиг­ло цели. Послан­ный в 97 году Кан-Иинг, при­был лишь на берег Пер­сид­ско­го зали­ва. В 226 году к китай­ско­му импе­ра­то­ру был при­веден сирий­ский купец, кото­ро­го китай­ский чинов­ник дол­жен был про­во­дить обрат­но в Та-Тзин. По сове­ту сирий­ца, этот послед­ний дол­жен был пере­дать пода­рок царю этой стра­ны, состо­я­щий из деся­ти кар­ли­ков и деся­ти кар­лиц, но он умер на пути. Все-таки и в Китае мог­ли собрать неко­то­рые сведе­ния о Та-Тзине: об употреб­ле­нии там кри­стал­ла (стек­ла) для архи­тек­тур­ных деко­ра­ций, о боль­ших доро­гах и о поч­то­вых учреж­де­ни­ях (подоб­ных китай­ским); о львах и тиг­рах, кото­рые дела­ли опас­ны­ми доро­ги (в Месо­пота­мии), так­же и об ама­зон­ках и о пиг­ме­ях (живу­щих на юге Та-Тзи­на). О глав­ном горо­де Та-Тзи­на, Ан-Ту (Антио­хии), зна­ли, что он состо­ял из четы­рех обне­сен­ных сте­на­ми горо­дов и сверх того был окру­жен высо­кою камен­ною сте­ною; так­же и то, что там было искус­ст­вен­ное при­спо­соб­ле­ние объ­яв­ле­ния 12 часов дня через паде­ние золо­то­го ядра.

Зна­ком­ство с севе­ром Евро­пы было откры­то рим­ля­нам лишь отча­сти бла­го­да­ря тор­гов­ле янта­рем. По всем веро­я­ти­ям, берег Бал­тий­ско­го моря был изве­стен и посе­ща­ем еще задол­го до рим­ско­го пери­о­да, и мы зна­ем так­же от Пли­ния об одном путе­ше­ст­вии, пред­при­ня­том туда в пер­вом сто­ле­тии. В прав­ле­ние Вес­па­си­а­на жил еще один рим­ский всад­ник, кото­рый был туда послан для того, чтобы заку­пить в мас­сах янтарь для гла­ди­а­тор­ских игр импе­ра­то­ра Неро­на. Отпра­вив­шись из Кар­нун­та с.357 Пет­ро­нелль воз­ле Вены), он объ­е­хал глав­ные тор­го­вые пунк­ты и бере­га Бал­тий­ско­го моря, отно­си­тель­но кото­рых от него впер­вые узна­ли в Риме нечто опре­де­лен­ное, а имен­но, что рас­сто­я­ние их от Кар­нун­та рав­но 600 рим­ским (120 геогр.) милям. Веро­ят­но, это посе­ще­ние стра­ны янта­ря рим­ля­ни­ном оста­лось един­ст­вен­ным; боль­шей частью янтарь попа­дал на юг кос­вен­ным путем. Воз­мож­но, что он был лишь частью, и при­том неболь­шой, всей тор­гов­ли с севе­ром. Ибо рим­ские моне­ты и фаб­ри­ка­ты (осо­бен­но брон­зо­вые изде­лия) рас­про­стра­не­ны по все­му севе­ру Гер­ма­нии (от Запад­ной Прус­сии вплоть до Ган­но­ве­ра), так же как и в Дании, южной Шве­ции и Нор­ве­гии. Нахож­де­ния монет в этих стра­нах свиде­тель­ст­ву­ют о про­дол­жи­тель­ных ожив­лен­ных сно­ше­ни­ях с рим­ским миром, а рас­пре­де­ле­ние их по мест­но­стям пока­зы­ва­ет направ­ле­ние тор­го­вых путей вдоль боль­ших рек и через них в высо­кие и сухие зем­ли, лежа­щие меж­ду ними. Из Силе­зии (в южной части кото­рой най­де­ны древ­ней­шие рим­ские моне­ты из вре­ме­ни рес­пуб­ли­ки), по-види­мо­му, шли доро­ги на юг через Мора­вию и Боге­мию, а оттуда в Рим­ское государ­ство и к Адри­а­ти­че­ско­му морю.

Рим­ские моне­ты, най­ден­ные в восточ­ной Прус­сии отча­сти спо­ра­ди­че­ски, отча­сти боль­ши­ми коли­че­ства­ми (из чего преж­де заклю­ча­ли о пря­мой тор­гов­ле янта­рем с рим­ля­на­ми) — мог­ли про­ник­нуть туда самое ран­нее с кон­ца II века, веро­ят­но, вслед­ст­вие пере­дви­же­ний наро­дов, кото­рые ска­за­лись впер­вые в мар­ко­ман­ской войне. Ибо к это­му вре­ме­ни, не рань­ше, сле­ду­ет отне­сти моги­лы, в кото­рых исклю­чи­тель­но и попа­да­ют­ся моне­ты и вме­сте с тем совер­шен­но новые фор­мы укра­ше­ний.

Меж­ду тем, как тор­гов­ля рим­лян с севе­ром дока­за­на бес­чис­лен­ны­ми наход­ка­ми монет и фаб­ри­ка­тов в такой боль­шой обла­сти и так бога­то, что мы не толь­ко можем счи­тать веро­ят­ны­ми частые путе­ше­ст­вия куп­цов и аген­тов, выхо­дя­щие дале­ко за пре­де­лы рим­ско­го государ­ства, но так­же и вре­мен­ное посе­ле­ние их на житель­ство в вар­вар­ских зем­лях, — в лите­ра­ту­ре лишь один раз упо­ми­на­ет­ся о подоб­ном пред­при­я­тии у Таци­та. Уже в 19 году по Р. Хр., рим­ляне, ворвав­ши­е­ся в кре­пость мар­ко­ман­ско­го кня­зя Мар­бо­да, нашли там куп­цов и мар­ки­тан­тов из рим­ских про­вин­ций, «кото­рых пере­нес­ли с род­ных мест в непри­я­тель­скую зем­лю сна­ча­ла сво­бо­да тор­гов­ли (вслед­ст­вие одно­го дого­во­ра), затем — страсть к выго­де и, нако­нец, забве­ние оте­че­ства»²⁶.

Если уже в пер­вые два сто­ле­тия совер­ша­лись такие боль­шие тор­го­вые путе­ше­ст­вия и при­том отча­сти регу­ляр­но, то мож­но допу­стить, что гораздо чаще рим­ские, гре­че­ские и еги­пет­ские куп­цы посе­ща­ли менее отда­лен­ные пунк­ты вне гра­ниц государ­ства. Уже во вре­мя Стра­бо­на целые флоты отправ­ля­лись из Алек­сан­дрии в даль­нюю Эфи­о­пию²⁷ и в зем­лю тро­гло­ди­тов. Копт в верх­нем Егип­те был полон куп­ца­ми, кото­рые еха­ли в Эфи­о­пию и Индию²⁸. Дио­дор дает опи­са­ния ихтио­фа­гов южной Ара­вии, осно­вы­ва­ясь на свиде­тель­ствах еги­пет­ских куп­цов, кото­рые при­ста­ва­ли к их бере­гам²⁹. От Пто­ле­мея-Феро­на (на эфи­оп­ском бере­гу Черм­но­го с.358 моря) до Аду­лы, глав­ной гава­ни зем­ли тро­гло­ди­тов и Эфи­о­пии (в бух­те к югу от Мас­са­уа) поезд­ка, по Пли­нию, про­дол­жа­лась пять дней; в Аду­лу при­во­зи­ли из глу­би­ны стра­ны очень мно­го сло­но­вой кости, зубов носо­ро­гов, шкур гип­по­пота­мов, чере­пах, обе­зьян и рабов. Но куп­цы заез­жа­ли и мно­го далее на юг: в гавань Иси­ды, нахо­дя­щу­ю­ся на деся­ти­днев­ном рас­сто­я­нии от Аду­лы (к югу от Бабель­ман­деб­ско­го про­ли­ва), откуда тро­гло­ди­ты при­во­зи­ли мир­ру, и в гавань мос­си­лов (про­тив южно­го бере­га Ара­вии) — глав­ное место для тор­гов­ли кори­цей и алек­сан­дрий­ским листом³⁰. В самую южную стан­цию на восточ­но-афри­кан­ском бере­гу, извест­ную еги­пет­ским куп­цам (Рапт близ Зан­зи­ба­ра), плы­ли во вре­мя Вес­па­си­а­на, по край­ней мере, тор­го­вые кораб­ли из Музы в южной Ара­вии. О рас­сто­я­нии горо­да Хара­к­са Спа­си­ну (вбли­зи устья Тиг­ра) от бере­га Пер­сид­ско­го зали­ва было извест­но впер­вые досто­вер­ным обра­зом со слов ездив­ших туда рим­ских куп­цов³¹; может быть, они езди­ли с кара­ва­на­ми (συ­νοδίαι) из Паль­ми­ры: эти путе­ше­ст­вия к Пер­сид­ско­му зали­ву засвиде­тель­ст­во­ва­ны мно­го­крат­но для II и III сто­ле­тий. В Пет­ре в Ара­вии, друг Стра­бо­на, фило­соф Афи­но­дор, нашел так­же и мно­гих рим­лян сре­ди дру­гих чуже­стран­цев, кото­рые жили там ради тор­гов­ли³². Оби­та­те­ли ост­ро­ва Дио­ско­рида (Сокото­ры у мыса Гвар­да­фуи) были, по лоц­ман­ской кни­ге Ери­фрей­ско­го моря, — сме­сью ара­бов, индий­цев и (еги­пет­ских) гре­ков, кото­рые пред­при­ни­ма­ли тор­го­вые поезд­ки в эти моря³³.

Еще до заво­е­ва­ния «длин­но­во­ло­сой» Гал­лии Цеза­рем, рим­ские куп­цы, по-види­мо­му, езди­ли туда, частью из рим­ской про­вин­ции Нар­бонн­ской Гал­лии, частью из Ита­лии через Боль­шой Бер­нард (где пере­ход поку­пал­ся с боль­ши­ми опас­но­стя­ми и упла­тою даров у жив­ших кру­гом пле­мен)³⁴ и дохо­ди­ли ино­гда до диких бел­гов³⁵. Осо­бен­но выгод­ным пред­при­я­ти­ем для ита­лий­ских куп­цов в Гал­лии была тор­гов­ля вином, кото­рое они отча­сти сплав­ля­ли туда по рекам, отча­сти же пере­во­зи­ли по суше: за боч­ку вина кель­ты дава­ли раба³⁶. Веро­ят­но, уже во вре­мя похо­дов Цеза­ря были во всех боль­ших горо­дах стра­ны посе­ле­ния рим­ских куп­цов — в Цена­бе (Орле­ане), Кабил­лоне (Шалоне), Нови­о­дуне (Неве­ре)³⁷; веро­ят­но, они сели­лись там рань­ше, подоб­но тому, как еще в послед­ние вре­ме­на рес­пуб­ли­ки их было мно­го во всех круп­ных пунк­тах внеш­ней тор­гов­ли: на Дело­се, в Алек­сан­дрии, в нуми­дий­ской Цир­те³⁸. Поход Мар­ка Вини­ция в 25 г. до Р. Хр. про­тив кельт­ских пле­мен был вызван тем, что рим­ские куп­цы были уби­ты эти­ми вар­ва­ра­ми³⁹. На восточ­ном бере­гу Чер­но­го моря Тра­ян при­ка­зал поста­вить цепь воен­ных постов⁴⁰. Арри­ан нашел там одно укреп­ле­ние воз­ле устья Фази­са, с 900 отбор­ных сол­дат, лежа­щее на очень выгод­ном месте для защи­ты судо­ход­ства; для защи­ты жив­ших вне его вете­ра­нов и куп­цов, а так­же и гава­ни, он при­ка­зал вырыть ров от кре­по­сти до реки⁴¹. В Дио­с­ку­ри­а­де (Сева­сто­по­ле Кав­каз­ском), почти опу­стев­шей во вре­мя Пли­ния, неко­гда быв­шей глав­ным рын­ком с.359 кав­каз­ских наро­дов, где, по одним свиде­тель­ствам, гово­ри­ли на 70, по дру­гим на 300 язы­ках, где куп­цы для веде­ния дел нуж­да­лись в 130 тол­ма­чах⁴² — при Адри­ане тоже сто­ял рим­ский гар­ни­зон⁴³. Так же и в гава­нях Азов­ско­го моря все вре­мя про­ис­хо­дил ожив­лен­ный обмен фаб­ри­ка­тов куль­тур­ных стран на сырые про­дук­ты южно-рус­ских сте­пей⁴⁴.

Таким обра­зом, куп­цы и тор­гов­цы всех родов из Ита­лии и из про­вин­ций были пер­вы­ми посе­лен­ца­ми, сле­до­вав­ши­ми за рим­ски­ми вой­ска­ми в каж­дую вновь заво­е­ван­ную стра­ну; наряду с сол­да­та­ми они были повсюду пио­не­ра­ми рим­ской куль­ту­ры. Из рядов их лавок и бара­ков (can­na­bae), кото­рые быст­ро стро­и­лись воз­ле лаге­рей, воз­ник­ло нема­ло горо­дов. В 43 г. в Майн­це «рим­ские граж­дане, тор­гу­ю­щие пла­ща­ми», учреди­ли памят­ник импе­ра­то­ру Клав­дию; если там ита­лий­цы (в про­вин­ци­ях пра­во рим­ско­го граж­дан­ства было тогда ред­ко­стью) зани­ма­лись этим про­мыс­лом, то навер­ное были и дру­гие про­мыс­лы, соот­вет­ст­ву­ю­щие потреб­но­стям сол­дат и обо­за. Таким обра­зом, и гений тор­гов­ли мно­го спо­соб­ст­во­вал рома­ни­за­ции про­вин­ций. «Из всех частей Гал­лии, — заме­ча­ет Амми­ан Мар­цел­лин, — Акви­та­ния ока­зы­ва­ла наи­мень­шее сопро­тив­ле­ние рим­ской куль­ту­ре пото­му, что она преж­де дру­гих была откры­та для тор­гов­ли»⁴⁵. Мно­го­чис­лен­ные при­ме­ры пока­зы­ва­ют, как быст­ро и энер­гич­но куп­цы овла­де­ва­ли тор­гов­лей в про­вин­ци­ях и как они моно­по­ли­зи­ро­ва­ли ее. Нар­бонн­ская Гал­лия через 50 лет после заво­е­ва­ния была пол­на куп­ца­ми и рим­ски­ми граж­да­на­ми: ни один про­вин­ци­ал не обхо­дил­ся без их помо­щи при веде­нии дел; каж­дый упла­чен­ный там дена­рий про­хо­дил через их кни­ги⁴⁶. С убий­ства рим­ских куп­цов, кото­рым нача­лось вос­ста­ние в Пан­но­нии в 6 г. по Р. Хр.⁴⁷ (через 15 лет после заво­е­ва­ния), нача­лось так­же и вос­ста­ние тре­ве­ров в 26 г. по Р. Хр.⁴⁸. Когда в 88 г. до Р. Хр., по при­ка­за­нию царя Мит­ри­да­та, в рим­ской про­вин­ции Азии были уби­ты все ита­лий­цы, постра­да­ло по одним сведе­ни­ям 80000, по дру­гим 150000 чело­век обо­е­го пола и всех воз­рас­тов. Без сомне­ния, и туда боль­шая если не бо́льшая часть ита­лий­цев была зане­се­на тор­гов­лей; два­дцать два года спу­стя Цице­рон гово­рит, что дея­тель­ные и трудо­лю­би­вые люди из всех сосло­вий зани­ма­ют­ся в этой про­вин­ции тор­гов­лей или ростов­щи­че­ст­вом⁴⁹. В Ути­ке в 46 г. до Р. Хр. было 300 рим­ских бан­ки­ров и круп­ных тор­гов­цев⁵⁰, и в сосед­них горо­дах, Фап­се и Гад­ру­ме­те, были рим­ские тор­го­вые пред­при­я­тия⁵¹. Лон­ди­ний (Лон­дон) уже в 61 году (через 18 лет после заво­е­ва­ния Бри­та­нии) был необы­чай­но насе­лен­ным, бла­го­да­ря мно­же­ству куп­цов и ожив­лен­ной тор­гов­ле; без сомне­ния, боль­шая часть из 70000 граж­дан и союз­ни­ков, кото­рые были тогда уби­ты в этой про­вин­ции, при­над­ле­жа­ла к тор­го­во­му сосло­вию⁵². Кор­по­ра­ции рим­ских граж­дан (con­ven­tus), состо­я­щая исклю­чи­тель­но или пре­иму­ще­ст­вен­но из куп­цов, в тече­ние обо­их пер­вых сто­ле­тий были посто­ян­ным инсти­ту­том в восточ­ной поло­вине государ­ства и зани­ма­ли при­ви­ле­ги­ро­ван­ное поло­же­ние в мест­ных город­ских общи­нах.

с.360 Наравне с ита­лий­ца­ми, конеч­но, не было нигде недо­стат­ка и в про­вин­ци­а­лах, кото­рых веде­ние их дел заста­ви­ло пере­ме­нить роди­ну на новое место житель­ства. Над­пись в Целее (Cil­li) состав­ле­на «посе­лив­ши­ми­ся в Реции рим­ски­ми граж­да­на­ми из Ита­лии и дру­гих про­вин­ций»⁵³. Над­пи­си в Аугс­бур­ге назы­ва­ют куп­цов из Лио­на, Три­ра и Бур­жа. В Акви­лее най­де­на могиль­ная пли­та жите­ля Кёль­на, кото­рый оттуда вел тор­гов­лю с Даки­ей и обрат­но⁵⁴; в Гифии, в Лако­ни­ке — судов­щи­ка из Нико­медии, кото­рый жил в Кизи­ке; в Поле — тор­гов­ца пла­тья­ми из Гал­лии, в Целее — афри­кан­ско­го тор­гов­ца⁵⁵. В горо­дах, подоб­ных Акви­лее, быв­шей боль­шим скла­доч­ным местом тран­зит­ной тор­гов­ли из севе­ро-восточ­ных про­вин­ций в Ита­лию⁵⁶, на Восток⁵⁷, в Афри­ку⁵⁸ и обрат­но, чуже­зем­ное купе­че­ское насе­ле­ние⁵⁹, несо­мнен­но, состо­я­ло из раз­лич­ных нацио­наль­но­стей.

Но мно­го­чис­лен­нее всех были, по всей види­мо­сти, восточ­ные куп­цы. Берит, веро­ят­но так­же Дамаск и мно­гие дру­гие фини­кий­ские и сирий­ские горо­да, име­ли фак­то­рии в Путе­о­лах⁶⁰, Тир, еще в IV сто­ле­тии вели­чай­ший центр восточ­ной тор­гов­ли⁶¹, имел одну фак­то­рию в Риме, дру­гую в Путе­о­лах; послед­ней в 174 году тир­ский сенат при­ка­зал упла­чи­вать пер­вой еже­год­но 10000 дена­ри­ев за наем амба­ров и мага­зи­нов. Одна ста­туя в Перин­фе была постав­ле­на алек­сан­дрий­ца­ми, зани­мав­ши­ми­ся там тор­гов­лей⁶². Как там и в Томах на Чер­ном море (где они учреди­ли алтарь Сера­пи­су и импе­ра­то­рам Мар­ку Авре­лию и Луцию Веру) — това­ри­ще­ства алек­сан­дрий­ских куп­цов нахо­ди­лись во всех боль­ших тор­го­вых пунк­тах и их кораб­ли во всех гава­нях. Цен­ту­ри­он, сопро­вож­дав­ший апо­сто­ла Пав­ла в Ита­лию, нашел направ­ля­ю­щий­ся туда алек­сан­дрий­ский корабль на Мир­ском рей­де в Ликии⁶³. Далее, чаще все­го упо­ми­на­ют­ся сирий­цы. Наобо­рот, почти нет осно­ва­ний заклю­чить, что из мно­гих посе­ле­ний евре­ев хоть одно было след­ст­ви­ем тор­гов­ли, что вряд ли слу­чай­но. Сирий­ские же куп­цы и сирий­ские фак­то­рии были рас­про­стра­не­ны повсюду в гава­нях Ита­лии, как Порт⁶⁴, Неа­поль⁶⁵, Равен­на⁶⁶ и мно­го­чис­лен­нее все­го в Путе­о­лах. Одна испан­ская над­пись назы­ва­ет пред­ста­ви­те­ля сою­за сирий­цев в Мала­ге⁶⁷. Сирий­ский тор­го­вец Авре­лий Фла­вий, судя по над­пи­си на над­гроб­ном памят­ни­ке, постав­лен­ном его отцом в Салоне, умер в Сир­мии; дру­гой, граж­да­нин и член сове­та в Кана­фе в Сирии, кото­рый вел дела в Акви­та­нии и в Лугдуне (Лионе), умер в этом послед­нем месте; в Апу­ле в Дакии най­ден камень, посвя­щен­ный Юпи­те­ру дву­мя сирий­ски­ми куп­ца­ми. Куп­ца­ми же сле­ду­ет счи­тать, по край­ней мере, боль­шей частью и дру­гих сирий­цев, упо­ми­нае­мых в запад­ных над­пи­сях. Ино­зем­цы, погре­бен­ные на клад­би­ще малень­ко­го север­но-италь­ян­ско­го город­ка Кон­кор­дии, все сирий­цы, боль­шей частью из Апа­меи⁶⁸; так­же и все гре­че­ские над­пи­си, най­ден­ные в Три­ре, при­над­ле­жат сирий­цам⁶⁹. До с.361 сего­дняш­не­го дня, — пишет Иеро­ним око­ло кон­ца IV века, — живет у сирий­цев врож­ден­ная страсть к тор­гов­ле. Из алч­но­сти они ездят по все­му све­ту, и безум­ное стрем­ле­ние к тор­го­вым сдел­кам так силь­но в них, что они теперь даже там, где рим­ское государ­ство уже захва­че­но (вар­ва­ра­ми), сре­ди зво­на мечей и убийств ищут богат­ства»⁷⁰. На язы­ке V века (по край­ней мере в Гал­лии), сло­во «сири­ец» озна­ча­ло бан­ки­ра, так же как в сред­ние века «лом­бар­дец». Саль­ви­ан гово­рит о мас­се куп­цов и сирий­цев, кото­рые вла­де­ют боль­шей частью зда­ний почти во всех горо­дах⁷¹, и Апол­ли­на­рий Сидо­ний в одном опи­са­нии равенн­ской жиз­ни, кото­рую он пред­став­ля­ет све­том наизнан­ку, гово­рит, что там духов­ные лица зани­ма­ют­ся ростов­щи­че­ст­вом, а сирий­цы поют псал­мы⁷². В жиз­не­опи­са­нии св. Гено­ве­вы (око­ло середи­ны V века) упо­ми­на­ет­ся о куп­цах, кото­рые путе­ше­ст­во­ва­ли из Гал­лии в Антио­хию и обрат­но. Еще в VI сто­ле­тии сирий­ские куп­цы в боль­шом коли­че­стве были осед­лы­ми в Гал­лии. Гри­го­рий Тур­ский гово­рит о тако­вых, жив­ших в Бор­до и в Пари­же, и раз­ли­ча­ет их от евре­ев, по его частым упо­ми­на­ни­ям тоже очень мно­го­чис­лен­ных в Гал­лии. Когда 1 июля 585 г. король Гун­трам всту­пил в Орле­ан, в хва­леб­ных пес­нях встре­чав­шей его тол­пы слы­шал­ся язык лати­нян, сирий­цев и евре­ев. В 589 году Нар­бонн­ский собор поста­но­вил, что готы, рим­ляне, сирий­цы, гре­ки и евреи не долж­ны работать по вос­кре­се­ньям. Сирий­ские вина, имен­но из Газы, Сареп­ты и Аска­ло­на, в V и VI веках были в боль­шом употреб­ле­нии в Гал­лии. Еще Карл Вели­кий мог исправ­лять Еван­ге­лия с помо­щью гре­ков и сирий­цев.

О рас­про­стра­не­нии пред­ме­тов тор­гов­ли в рим­ском государ­стве мы име­ем скуд­ные и отры­воч­ные изве­стия; но даже и опи­ра­ясь на них, нель­зя сомне­вать­ся в том, что все това­ры и про­дук­ты при­во­зи­лись во все места, где они нахо­ди­ли сбыт. Более все­го были напол­не­ны мага­зи­ны и скла­ды в Риме; здесь мож­но было видеть вбли­зи бла­га все­го мира (Пли­ний); сюда сте­ка­лось со всех земель и морей все, что про­из­во­ди­ли все вре­ме­на года и все поя­са зем­ли, что рож­да­лось в реках и морях и что созда­ва­ла работа элли­нов и вар­ва­ров. Про­дук­ты и това­ры всех наро­дов были здесь все­гда нали­цо (Ари­стид)⁷³. Подоб­ным же обра­зом про­слав­ля­ет Ари­стид богат­ство Корин­фа бла­га­ми всех земель и морей. «В Алек­сан­дрии, — гово­рит он, — мож­но было най­ти все, кро­ме сне­га»⁷⁴. В Антио­хию гру­зо­вые кораб­ли при­во­зи­ли со всех сто­рон бла­га и про­из­веде­ния трех частей све­та, суши и ост­ро­вов; из луч­ше­го, что было в каж­дой стране, сюда при­хо­ди­ло самое луч­шее, так как быст­ро­та сбы­та при­вле­ка­ла сюда куп­цов; таким обра­зом, и здесь поль­зо­ва­лись всем, что дава­ла вся зем­ля (Лива­ний)⁷⁵. Так­же и осталь­ные боль­шие при­мор­ские и тор­го­вые горо­да были бога­то снаб­же­ны тем, что нуж­но было им и окрест­ным зем­лям. В одном источ­ни­ке 418 г. гово­рит­ся про Аре­лат, что там во мно­же­стве с.362 нахо­ди­лись про­дук­ты Восто­ка, Испа­нии, Гал­лии и Афри­ки, так как их мож­но было достав­лять сюда на кораб­лях и повоз­ках, морем, рекою и сушею⁷⁶.

Так же и пред­ме­ты, про­из­во­ди­мые лишь в отдель­ных местах, частью вне государ­ства, мож­но было полу­чить всюду, где толь­ко была в них потреб­ность. В опи­са­нии мира, состав­лен­ном в IV сто­ле­тии на Восто­ке, вос­хва­ля­ет­ся Алек­сан­дрия за то, что этот город один посы­ла­ет папи­рус­ную бума­гу по все­му све­ту, — како­вой деше­вый, но чрез­вы­чай­но полез­ный и необ­хо­ди­мый товар не про­из­во­дил­ся боль­ше ни в одной про­вин­ции⁷⁷; еще в VI сто­ле­тии алек­сан­дрий­ские кораб­ли при­во­зи­ли (вме­сте с дру­ги­ми алек­сан­дрий­ски­ми това­ра­ми, как тра­вы и коре­нья) бума­гу в Мас­си­лию, как, без сомне­ния, и в осталь­ные гава­ни Сре­ди­зем­но­го моря⁷⁸. Меж­ду дра­го­цен­ны­ми това­ра­ми, кото­рые шли из Алек­сан­дрии во все зем­ли, опи­са­ние мира выде­ля­ет спе­ции, под кото­ры­ми, конеч­но, надо под­ра­зу­ме­вать про­из­во­ди­мый там ладан, употреб­ле­ние кото­ро­го во всем государ­стве было огром­ным⁷⁹. К пред­ме­там тор­гов­ли, рас­про­стра­нен­ным более все­го, при­над­ле­жа­ло так­же и оло­во, необ­хо­ди­мое для литья брон­зы, но нахо­див­ше­е­ся лишь в немно­гих местах (тогда — в испан­ской Гали­сии, запад­ной Гал­лии, на Сор­линг­ских ост­ро­вах и в Кор­ну­эль­се). Еще в нача­ле VII сто­ле­тия алек­сан­дрий­ские кораб­ли направ­ля­лись пря­мо в Бри­та­нию, чтобы выме­нять зер­но, кото­рым они были нагру­же­ны, на тре­бу­е­мый металл; им запа­са­лись так­же и алек­сан­дрий­ские куп­цы, ездив­шие в Индию, так как он выгод­но сбы­вал­ся в индий­ских гава­нях⁸⁰. Деше­виз­на янта­ря оче­вид­на из того, что во вре­ме­на Пли­ния лом­бард­ские кре­стьян­ки носи­ли янтар­ные оже­ре­лья, меж­ду про­чим, как сред­ство про­тив опу­хо­лей шеи⁸¹. Про­из­веде­ния из при­ве­зен­но­го с Эль­бы желе­за, при­готов­ля­е­мые в Путе­о­лан­ских мастер­ских, — уже во вре­ме­на Дио­до­ра были так рас­про­стра­не­ны, что, по его сло­вам, мно­гие части насе­лен­ной зем­ли извле­ка­ли выго­ду из этой про­мыш­лен­но­сти⁸². Таким обра­зом воз­мож­но, что сре­ди рим­ских ору­жия и утва­ри, най­ден­ных в таком боль­шом коли­че­стве в моги­лах север­ных земель, от Силе­зии до Ютлан­дии и Скан­ди­на­вии, — мно­го вышло из Путе­о­лан­ских мастер­ских; все же боль­шая часть их про­ис­хо­дит из погра­нич­ных рим­ских про­вин­ций, где, бла­го­да­ря асси­ми­ля­ции вар­вар­ских эле­мен­тов, обра­зо­вал­ся род рим­ской куль­ту­ры, и откуда с нача­ла I сто­ле­тия фаб­ри­ка­ты про­вин­ци­аль­ной про­мыш­лен­но­сти, соот­вет­ст­ву­ю­щие вку­сам мест­но­го насе­ле­ния, рас­про­стра­ни­лись по север­ным зем­лям, в кото­рых они часто слу­жи­ли образ­ца­ми. Меж­ду брон­зо­вы­ми изде­ли­я­ми, най­ден­ны­ми на севе­ре, мно­гие носят штем­пе­ли ита­лий­ских фаб­рик. Каст­рюли с име­нем неко­е­го П. Ципия Поли­бия (или Поли­ба) оди­на­ко­вой фор­мы, как в Пом­пе­ях и в Гер­ку­лане, най­де­ны так­же в Поме­ра­нии, Дании, Швей­ца­рии, в Ган­но­ве­ре, Англии и Шот­лан­дии; дру­гие, из мастер­ской неко­е­го Нигел­ла, — на Фио­нии и в Савое. К гон­чар­ным мастер­ским, кото­рые дале­ко рас­про­стра­ня­ли свои това­ры на гре­че­ских ост­ро­вах (Книдос, Родос и с.363 Фасос) — в рим­ское вре­мя при­ба­ви­лись еще и дру­гие — в Пер­га­ме, в Сагун­те (в Испа­нии), Арре­ции и Мутине (Модене) в Ита­лии, про­из­веде­ния кото­рых со штем­пе­ля­ми зна­ме­ни­тых мастер­ских шли через зем­ли и моря⁸³. Так же и лион­ская посуда была пред­ме­том ожив­лен­но­го выво­за; ее нахо­дят во всей Гал­лии, в Англии, верх­ней Ита­лии, в аль­пий­ской обла­сти до Тиро­ля и в Вен­грии, повсюду с оди­на­ко­вым фаб­рич­ным клей­мом.

В алек­сан­дрий­ских стек­лян­ных заво­дах при­готов­ля­лись изде­лия всех форм гли­ня­ной посуды, кото­рая вво­зи­лась туда из всех земель. В опи­са­нии мира, состав­лен­ном в IV сто­ле­тии, гово­рит­ся так­же и о полотне зна­ме­ни­тых фаб­рик Ски­фо­по­ля, Лаоди­кеи, Биб­ло­са, Тира, Бери­та — что оно рас­сы­ла­лось по все­му све­ту⁸⁴; то же самое гово­рит Про­ко­пий о шел­ко­вых това­рах Бери­та и Тира⁸⁵. Издан­ный в 301 г. для восто­ка мак­си­маль­ный тариф Дио­кле­ти­а­на назы­ва­ет, прав­да, глав­ным обра­зом восточ­ные това­ры и фаб­ри­ка­ты, но все же мно­гие и из запад­ных, кото­рые, таким обра­зом, были в ходу в восточ­ной поло­вине государ­ства: ита­лий­ские вина (7 сор­тов), око­ро­ка и кол­ба­сы, афри­кан­ские ков­ры и пла­щи, нер­вий­ские пла­щи из доныне зна­ме­ни­тых мастер­ских Тур­нэ во Фланд­рии и норий­ские из Сир­мия и дру­гих фаб­рич­ных мест­но­стей на Дунае; в утра­чен­ных частях тари­фа мог­ли быть при­веде­ны еще и мно­гие дру­гие. В Лаоди­кее изготов­ля­лись пла­щи по образ­цу нер­вий­ских. Насто­я­щее яко­бы фалерн­ское вино, по Гале­ну, рас­сы­ла­лось по все­му государ­ству; ины­ми сло­ва­ми, так как оно, как теперь шам­пан­ское, рос­ло лишь в одной неболь­шой обла­сти (Кам­па­нии), тор­гов­цы ста­ра­лись удо­вле­тво­рить спрос дру­ги­ми вина­ми, кото­рым они уме­ли при­да­вать подоб­ный вкус⁸⁶. Нако­нец, мож­но допу­стить, что очень было рас­про­стра­не­но при­готов­ле­ние на сбыт лакомств. Из рыб­ных соусов зна­ме­ни­тый ga­rum so­cio­rum про­ис­хо­дил из Кар­та­ге­ны, mu­ria из Анти­ба и из Визан­тии; из Испа­нии при­хо­ди­ла в Рим так­же све­жая пасти­ла из айвы⁸⁷; тор­го­вец вином и гаст­ро­но­ми­че­ски­ми това­ра­ми в Реа­те назы­ва­ет себя «про­дав­цом всех родов замор­ских това­ров».

Не гово­ря уже о пере­дви­же­ни­ях, вызван­ных пере­ме­ною мест житель­ства и путе­ше­ст­ви­я­ми, о пере­дви­же­нии долж­ност­ных и офи­ци­аль­ных лиц, воен­ных и куп­цов — в рим­ском государ­стве не было незна­чи­тель­ным чис­ло заня­тий и про­фес­сий, кото­рые тре­бо­ва­ли посто­ян­ных или частых путе­ше­ст­вий. Недо­ста­точ­ность почты и прес­сы, так же как и мно­гие дру­гие учреж­де­ния и обы­чаи, свой­ст­вен­ные древ­не­му миру, име­ли сво­им послед­ст­ви­ем уве­ли­че­ние пред­ло­гов к путе­ше­ст­ви­ям.

В древ­но­сти все­гда было мно­го таких, кото­рых влек­ло в чужие зем­ли стрем­ле­ние к иссле­до­ва­ни­ям и жела­ние рас­ши­рить свои позна­ния. Потреб­ность учить­ся путем непо­сред­ст­вен­но­го наблюде­ния была тогда гораздо более рас­про­стра­не­на, чем в новей­шее вре­мя: не толь­ко пото­му, что антич­ная нау­ка гораздо более стре­ми­лась к нагляд­но­сти, чем совре­мен­ная, но так­же и пото­му, что уче­ние по кни­гам было несвяз­ным и скуд­ным, с.364 недо­сто­вер­ным и менее доступ­ным. Но не толь­ко уче­ные спе­ци­а­ли­сты, кото­рые нуж­да­лись в наблюде­нии, как исто­ри­ки и гео­гра­фы, иссле­до­ва­те­ли искус­ства и древ­но­стей, есте­ство­ис­пы­та­те­ли и вра­чи совер­ша­ли боль­шие путе­ше­ст­вия (доста­точ­но вспом­нить Посидо­ния, Дио­до­ра, Стра­бо­на, Апи­о­на, Пав­са­ния, Дио­ско­рида, Апу­лея и Гале­на; этот послед­ний осо­бен­но под­чер­ки­ва­ет необ­хо­ди­мость путе­ше­ст­вий для вра­чей); так же и вне этих непо­сред­ст­вен­ных целей стрем­ле­ние к широ­ко­му и раз­но­сто­рон­не­му обра­зо­ва­нию побуж­да­ло людей нау­ки часто к дале­ким и опас­ным стран­ст­во­ва­ни­ям. «Зна­ме­ни­тей­шие фило­со­фы, — гово­рит Цице­рон, — про­ве­ли всю жизнь в про­дол­жи­тель­ных путе­ше­ст­ви­ях; «нет чис­ла» тем из них, кото­рые, поки­нув свою роди­ну, нико­гда уж не воз­вра­ща­лись в нее»⁸⁸. Друг Плу­тар­ха, Клеом­брот из Спар­ты, состо­я­тель­ный и сво­бод­но рас­по­ла­гав­ший сво­им вре­ме­нем чело­век, путе­ше­ст­во­вал не ради тор­гов­ли, но из любо­зна­тель­но­сти и жаж­ды новых впе­чат­ле­ний до зем­ли тро­гло­ди­тов, посе­тил ора­кул Аммо­на и заехал дале­ко в Крас­ное море. Бес­со­вест­ные вымыс­лы, кото­рые рас­ска­зы­вал этот «свя­той», и стре­мя­щий­ся к высо­ким целям чело­век о про­ро­ке на Крас­ном море, гово­ря­щем на дорий­ском наре­чии, кото­рый лишь одна­жды в год поз­во­лял людям слы­шать себя, слу­жат при­ме­ром досто­вер­но­сти отче­тов о путе­ше­ст­ви­ях по мало извест­ным стра­нам⁸⁹. Путе­ше­ст­вия совер­ша­лись часто так­же с целью полу­чить лич­ные сооб­ще­ния: Гален гово­рит, что он не боял­ся дале­ких разъ­ездов по морю и суше для того, чтобы позна­ко­мить­ся со все­ми уче­ни­ка­ми вра­ча Квин­та⁹⁰. Тол­ко­ва­тель снов Арте­ми­дор из Даль­ди­са, чело­век пол­ный свя­то­го усер­дия к усо­вер­шен­ст­во­ва­нию в сво­ей «нау­ке», был в Гре­ции, Ита­лии, Малой Азии и на ост­ро­вах, чтобы позна­ко­мить­ся с воз­мож­но боль­шим коли­че­ст­вом това­ри­щей по спе­ци­аль­но­сти и обо­га­тить свои позна­ния их опы­том⁹¹.

Но боль­ше все­го при­ли­че­ст­во­ва­ло моло­де­жи путе­ше­ст­во­вать и «под­ни­мать­ся за пре­де­лы роди­ны»⁹². Повсюду было в обы­чае, чтобы юно­ши на про­дол­жи­тель­ное вре­мя покида­ли роди­тель­ский дом для того, чтобы в дру­гом месте полу­чить луч­шее обра­зо­ва­ние. «Для того ли долж­ны моло­дые люди покидать оте­че­ство, роди­те­лей, дру­зей, род­ст­вен­ни­ков и свое иму­ще­ство, — спра­ши­ва­ет Эпи­к­тет одно­го лже­фи­ло­со­фа, — чтобы слу­шать твои тол­ко­ва­ния сло­ве­чек и при заклю­че­нии тво­их речей вос­кли­цать: о!»⁹³. В каж­дой про­вин­ции и в каж­дой мест­но­сти в обла­дав­ших более высо­кой куль­ту­рой частях рим­ско­го государ­ства нахо­ди­лись уни­вер­си­те­ты, посе­щае­мые, преж­де все­го, моло­де­жью ближ­них и даль­них окрест­но­стей, но так­же и живу­щи­ми очень дале­ко. Извест­но­го софи­ста Ско­пе­ли­а­на очень про­си­ли устро­ить шко­лу в его род­ном горо­де Кла­зо­ме­нах, так как кла­зо­мен­цы были убеж­де­ны, что бла­го­да­ря это­му город силь­но поды­мет­ся⁹⁴. Силь­но посе­щае­мы­ми места­ми с выс­ши­ми шко­ла­ми были: Кре­мо­на⁹⁵ и с.365 Медио­ла­ний в циз­аль­пий­ской Гал­лии⁹⁶ и Авгу­сто­дун в обла­сти эду­ев⁹⁷; Кар­фа­ген в Афри­ке⁹⁸, Апол­ло­ния в Эпи­ре⁹⁹ и Мас­си­лия¹⁰⁰ име­ли зна­че­ние дале­ко за пре­де­ла­ми их про­вин­ций; в послед­ней учи­лись даже рим­ляне¹⁰¹. Тибе­рий во вре­мя сво­его пре­бы­ва­ния на Родо­се (6 г. до Р. Хр. — 2 г. по Р. Хр.) усерд­но посе­щал шко­лы и ауди­то­рии тамош­них учи­те­лей¹⁰², кото­рые, по-види­мо­му, и в позд­ней­шие вре­ме­на при­вле­ка­ли туда мно­гих чуже­зем­цев. В ази­ат­ских про­вин­ци­ях Тарс в Кили­кии имел наи­боль­шее чис­ло студен­тов (хотя во вре­мя Стра­бо­на почти все они были мест­но­го про­ис­хож­де­ния)¹⁰³; Фило­страт гово­рит, что Апол­ло­ний Тиа­н­ский здесь полу­чил свое обра­зо­ва­ние. Круп­ным обра­зо­ва­тель­ным цен­тром была, веро­ят­но, так­же и Антио­хия в Сирии [кото­рая уже во вре­мя Цице­ро­на была напол­не­на уче­ней­ши­ми мужа­ми¹⁰⁴] и более дру­гих Смир­на, зна­ме­ни­тые учи­те­ля кото­рой при­вле­ка­ли сюда моло­дежь не толь­ко со всей Малой Азии, но и с гре­че­ско­го мате­ри­ка, Асси­рии, Фини­кии и Егип­та. «Из всех муз, посе­щаю­щих житель­ства людей, — гово­рит Ари­стид, — ни одна не отсут­ст­ву­ет; вели­ко здесь чис­ло мест­ных жите­лей, вели­ко чис­ло при­шед­ших с чуж­би­ны; мож­но назвать этот город оча­гом обра­зо­ва­ния для все­го мате­ри­ка»¹⁰⁵. Но все осталь­ные уни­вер­си­тет­ские горо­да затем­ня­ли Рим, Афи­ны и Алек­сан­дрия, куда стре­ми­лись ищу­щие обра­зо­ва­ния со все­го све­та¹⁰⁶; Афи­ны были обя­за­ны сво­ей извест­но­стью не толь­ко при­тя­га­тель­ной силе сво­их ретор­ских и фило­соф­ских школ, но так­же и осо­бо­му учреж­де­нию для вос­пи­та­ния муж­ской моло­де­жи (инсти­ту­ту эфе­бов), кото­рое очень нра­ви­лось жите­лям полу­г­ре­че­ских земель севе­ра и восто­ка, где, по-види­мо­му, счи­та­лось важ­ным прой­ти эту наи­бо­лее при­знан­ную шко­лу элли­ни­за­ции. В III сто­ле­тии мно­гие нахо­ди­ли, что чистота язы­ка афи­нян силь­но постра­да­ла от обще­ния с моло­ды­ми людь­ми из Фра­кии, Пон­та и дру­гих вар­вар­ских стран¹⁰⁷. Коли­че­ство чуже­зем­ных эфе­бов ино­гда пре­вы­ша­ло коли­че­ство мест­ных; в 55 году чис­ло пер­вых было рав­но 114. В прав­ле­ние Мар­ка Авре­лия они соби­ра­лись здесь со все­го Восто­ка, из Ара­вии и Месо­пота­мии, из Ливии и Егип­та. Афи­ны и Рим, как позд­нее Кон­стан­ти­но­поль, бла­го­да­ря сво­им кафед­рам, осно­ван­ным и опла­чи­вае­мым государ­ст­вом, при­бли­жа­лись более все­го к уни­вер­си­тет­ским горо­дам совре­мен­ной Евро­пы.

С дру­гой сто­ро­ны, так­же уче­ные и учи­те­ля всех спе­ци­аль­но­стей вели стран­ни­че­скую жизнь, в бук­валь­ном смыс­ле сло­ва. Осо­бен­но рито­ры и софи­сты путе­ше­ст­во­ва­ли непре­стан­но из одно­го горо­да в дру­гой, чтобы пре­по­да­вать и читать лек­ции, и таким путем вер­нее все­го пожи­на­ли одоб­ре­ние, сла­ву и боль­шие богат­ства. Луки­ан был опре­де­лен в уче­ни­ки к скуль­п­то­ру, но выбрал крас­но­ре­чие; в сво­ем «Сне» он гово­рит, что оба искус­ства состя­за­лись из-за него; скульп­ту­ра гово­рит ему, что если он посвя­тит себя ей, ему не при­дет­ся идти на чуж­би­ну и покидать с.366 сво­их близ­ких¹⁰⁸. В дру­гом его сочи­не­нии Крас­но­ре­чие гово­рит, что оно обру­чи­лось с ним и сопро­вож­да­ло его во всех его путе­ше­ст­ви­ях, чтобы создать ему честь и бла­го­со­сто­я­ние — в Гре­цию и Ионию, через море в Ита­лию и даже Гал­лию¹⁰⁹. Зна­ме­ни­тые учи­те­ля того вре­ме­ни вели, судя по их био­гра­фи­ям у Фило­стра­та, в выс­шей сте­пе­ни непо­сто­ян­ную жизнь; так же как и учи­те­ля вре­ме­ни Воз­рож­де­ния, кото­рое так во мно­гом напо­ми­на­ет древ­ность, они пере­ез­жа­ли с места на место. Об Ари­сти­де Фило­страт гово­рит, что он немно­го путе­ше­ст­во­вал, ибо он побы­вал толь­ко в Гре­ции, Ита­лии и Егип­те¹¹⁰. Эти ора­то­ры откры­ва­ли свои докла­ды хва­леб­ною речью горо­ду, в кото­рый они всту­па­ли¹¹¹; было обы­ча­ем, чтобы наи­бо­лее зна­ме­ни­тым из них воз­дви­га­лись ста­туи прав­ле­ни­ем горо­да или бла­го­дар­ны­ми слу­ша­те­ля­ми за то, что они почти­ли их сво­им пре­бы­ва­ни­ем; Апу­лей хва­лит­ся, что эта почесть была возда­на ему даже незна­чи­тель­ны­ми горо­да­ми¹¹².

Но не толь­ко сре­ди рето­ров и софи­стов, но так­же и сре­ди грам­ма­ти­ков и вра­чей отли­ча­ли разъ­ез­жаю­щих (Pe­rio­deu­tai, cir­cu­la­to­res) от осед­лых¹¹³. Один отпу­щен­ник, врач П. Скри­бо­ний При­ми­ге­ний, гово­рит в сво­ей могиль­ной над­пи­си, что он, родом из Игу­вия, посе­тил мно­гие мест­но­сти и повсюду был изве­стен сво­им искус­ст­вом и еще более сво­ей вер­но­стью¹¹⁴. Само собой разу­ме­ет­ся, что кро­ме вра­чей разъ­ез­жа­ли с места на место так­же и шар­ла­та­ны. Так как в то вре­мя, при недо­ста­точ­но­сти почты и прес­сы, путе­ше­ст­вия были луч­шим сред­ст­вом, чтобы стать зна­ме­ни­тым, то этим, конеч­но, поль­зо­ва­лись кудес­ни­ки и шар­ла­та­ны, вро­де Апол­ло­ния тиа­н­ско­го и Алек­сандра из Або­ну­ти­хо­са; этот послед­ний сверх того посы­лал во все сто­ро­ны гон­цов, с целью рас­про­стра­не­ния сла­вы сво­его ора­ку­ла по все­му государ­ству¹¹⁵.

Так же и боль­шая часть худож­ни­ков и ремес­лен­ни­ков искус­ства про­во­ди­ла зна­чи­тель­ную часть сво­его вре­ме­ни в стран­ст­во­ва­ни­ях. Насколь­ко силь­но во всем рим­ском мире была раз­ви­та потреб­ность обла­го­ро­дить жизнь про­из­веде­ни­я­ми искус­ства, вид­но из их мно­го­чис­лен­ных остат­ков, най­ден­ных почти во всех про­вин­ци­ях; такая огром­ная потреб­ность в искус­стве мог­ла быть удо­вле­тво­ре­на лишь в том слу­чае, если «целые коло­нии, шест­вия, тол­пы, тучи — назы­вай­те это как угод­но — худож­ни­ков и ремес­лен­ни­ков мож­но было при­влечь туда, где в них была надоб­ность». Еще суще­ст­ву­ет над­пись тако­го стран­ст­ву­ю­ще­го худож­ни­ка-скуль­п­то­ра, Зено­на из Афро­ди­си­а­ды, кото­рая гла­сит, что он, дове­рив­шись сво­е­му искус­ству, про­шел через мно­гие горо­да; ста­туи с его име­нем най­де­ны в Риме и в Сира­ку­зах¹¹⁶.

Но еще более непо­сто­ян­ной долж­на была быть жизнь всех худож­ни­ков сце­ны, музы­кан­тов и атле­тов, кото­рые разъ­ез­жа­ли то по оди­ноч­ке, то труп­па­ми; осо­бен­но в Гре­ции и Малой Азии, где даже малень­кие местеч­ки име­ли пери­о­ди­че­ски повто­ря­ю­щи­е­ся сезо­ны тра­гедий и аго­нов; это­му более и более под­ра­жа­ли в восточ­ных про­вин­ци­ях. Любовь гре­ков к с.367 теат­ру рано при­ве­ла к обра­зо­ва­нию трупп стран­ст­ву­ю­щих акте­ров, чис­ло кото­рых, по-види­мо­му, было боль­шим уже во вре­мя Демо­сфе­на. «Дио­ни­си­че­ские», т. е. дра­ма­ти­че­ские арти­сты с тече­ни­ем вре­ме­ни обра­зо­ва­ли сою­зы, посвя­щен­ные куль­ту Дио­ни­са (сино­ды), кото­рые частью высту­па­ли в опре­де­лен­ных местах, частью разъ­ез­жа­ли из горо­да в город; один такой союз упо­ми­на­ет­ся в декре­те амфи­к­ти­о­нов, издан­ном в IV сто­ле­тии до Р. Хр. В элли­ни­сти­че­ский пери­од искус­ство Дио­ни­са про­цве­та­ло осо­бен­но в Ионии. Самым заме­ча­тель­ным из всех тамош­них обществ худож­ни­ков было обще­ство арти­стов Тео­са, «горо­да Дио­ни­са», имев­шее во вре­мя Стра­бо­на сво­им место­пре­бы­ва­ни­ем Лебедос и справ­ляв­шее там еже­год­но свои празд­ни­ки, соби­ра­ясь на кото­рых чле­ны сою­за, разъ­ез­жав­шие по Гре­ции и Малой Азии, соеди­ня­лись для при­не­се­ния жертв и уча­стия в состя­за­ни­ях. Во вре­мя импе­рии (по край­ней мере, начи­ная с прав­ле­ния Тра­я­на) одно из этих обществ (а может быть и мно­гие) избра­ло сво­им покро­ви­те­лем наравне с Дио­ни­сом или даже без Дио­ни­са пра­вя­ще­го импе­ра­то­ра (как «ново­го Дио­ни­са»). Теат­раль­ный синод в Ниме, назы­вав­ший­ся по име­ни Тра­я­на, — веро­ят­но тот самый, кото­рый по дру­гой най­ден­ной там над­пи­си назы­вал­ся позд­нее «свя­щен­ный Адри­а­нов союз поклон­ни­ков Адри­а­на, ново­го Дио­ни­са»¹¹⁷; его декре­ты были най­де­ны в Анки­ре в Гала­тии и в Афро­ди­сиа­де в Карии (127 г.), в кото­рых он, впро­чем, назы­ва­ет себя сою­зом арти­стов все­го государ­ства (ἀπ’ οἰκου­μένης). Этот же союз в прав­ле­ние Анто­ни­на Бла­го­че­сти­во­го назы­вал себя «свя­щен­ным Анто­ни­но­вым обще­ст­вом стран­ст­ву­ю­щих арти­стов, почи­таю­щих Дио­ни­са и импе­ра­то­ра Анто­ни­на Бла­го­че­сти­во­го как ново­го Дио­ни­са». Он мог иметь мно­го­чис­лен­ные под­разде­ле­ния, имев­шие место­пре­бы­ва­ния ино­гда в тех же самых горо­дах (осо­бен­но в Риме). Частью как чле­ны этих сою­зов, частью само­сто­я­тель­но, зна­ме­ни­тые дра­ма­ти­че­ские арти­сты и музы­кан­ты, а так­же и выдаю­щи­е­ся атле­ты, (кото­рые тоже ино­гда обра­зо­вы­ва­ли сою­зы) — совер­ша­ли регу­ляр­но кру­го­вые путе­ше­ст­вия по край­ней мере через Гре­цию, Малую Азию и Ита­лию, как это пока­зы­ва­ют их мно­го­чис­лен­ные памят­ни­ки. Некий М. Сем­п­ро­ний Нико­крат гово­рит в сво­ей могиль­ной над­пи­си, состав­лен­ной им самим, что он был музы­кан­том, поэтом и игро­ком на кифа­ре, более же все­го чле­ном одно­го сою­за; он испы­тал мно­го труд­но­стей в путе­ше­ст­ви­ях по морю и по суше. Арти­сты и атле­ты часто полу­ча­ли от горо­дов, в кото­рых они вызва­ли вос­хи­ще­ние, пра­во почет­но­го граж­дан­ства. Некий Авре­лий Харм, зна­ме­ни­тый певец, граж­да­нин Фила­дель­фии, Нико­медии и Афин, полу­чал вен­ки на всех свя­щен­ных состя­за­ни­ях от капи­то­лий­ско­го до антио­хий­ско­го в Сирии. Атлет М. Авре­лий Аскле­пи­ад, граж­да­нин Алек­сан­дрии, Гер­мо­по­ля, Путе­ол, Неа­по­ля и Элиды, сена­тор Афин, граж­да­нин и сена­тор мно­гих дру­гих горо­дов, хва­лит­ся, что он высту­пал в трех зем­лях — Ита­лии, Гре­ции и Малой Азии; то же гово­рит поэт нача­ла импе­рии о пер­гам­ском пан­кра­ти­а­сте Гли­коне. В рас­пи­са­нии постро­ек, кото­рые воз­вел один жрец в Корин­фе, П. Лици­ний Приск Ювен­ци­ан (может быть в кон­це II сто­ле­тия), назва­ны так­же с.368 гости­ни­цы для атле­тов, кото­рые съез­жа­ют­ся со все­го све­та на ист­мий­ские игры¹¹⁸. Устро­и­те­ли празд­ни­ков при­гла­ша­ли арти­стов для сво­их пред­став­ле­ний из тех мест, кото­рые сла­ви­лись ими: так, в IV сто­ле­тии (по край­ней мере, в восточ­ной поло­вине государ­ства) при­гла­ша­ли ездо­ков на колес­ни­це из Лаоди­кеи, мими­че­ских акте­ров из Тира и Бери­та, пан­то­ми­мов из Кеса­рии, игро­ков на флей­те из Гелио­по­ля, атле­тов из Аска­ло­на¹¹⁹. Что устро­и­те­ли гла­ди­а­тор­ских игр со сво­и­ми труп­па­ми тоже посто­ян­но пере­хо­ди­ли с места на место, мож­но допу­стить и без осо­бен­ных свиде­тельств¹²⁰. О пере­во­зе диких зве­рей для трав­ли (ve­na­tio­nes), ино­гда на очень боль­шие рас­сто­я­ния, речь будет ниже.

Празд­ни­ки и игры, так часто устра­и­вае­мые во всех про­вин­ци­ях, в свою оче­редь, все­гда при­вле­ка­ли мно­го зри­те­лей и участ­ни­ков. К боль­шим пред­став­ле­ни­ям в Риме съез­жа­лись чуже­стран­цы со все­го мира. На олим­пий­ские¹²¹ и пифий­ские игры стре­ми­лась вся Гре­ция не толь­ко в кон­це II сто­ле­тия¹²², но еще и во вре­ме­на Юли­а­на Отступ­ни­ка¹²³; и когда в кон­це празд­ни­ка все отправ­ля­лись домой, нелег­ко было достать эки­паж¹²⁴. Пере­грин Про­тей совер­шил свое само­со­жже­ние во вре­мя Олим­пий­ских игр 167 г., само­го мно­го­люд­но­го празд­ни­ка Гре­ции, как гово­рит Луки­ан (сам четы­ре раза посе­тив­ший игры) — желая про­из­ве­сти этим актом воз­мож­но боль­ший эффект.

Само собой понят­но, что ко вре­ме­ни этих празд­ни­ков схо­ди­лись туда мно­го­чис­лен­ные тор­гов­цы и ремес­лен­ни­ки, рас­счи­ты­вав­шие най­ти там хоро­ший зара­боток¹²⁵. Дион из Пру­сы гово­рит, что содер­жа­те­ли пуб­лич­ных домов езди­ли со сво­и­ми девуш­ка­ми к осен­ним собра­ни­ям амфи­к­ти­о­нов в Пилах и к дру­гим празд­нич­ным собра­ни­ям¹²⁶. Вооб­ще они, по-види­мо­му, мно­го путе­ше­ст­во­ва­ли; «нече­стив­цы, — гово­рит Кли­мент Алек­сан­дрий­ский, — едут по морю со сво­им това­ром, как с пше­ни­цею или с вином»). Стра­бон рас­ска­зы­ва­ет, что в Кару­ре (на гра­ни­це Фри­гии и у Карии), мно­го посе­щае­мой бла­го­да­ря сво­им целеб­ным водам, в одной гости­ни­це во вре­мя зем­ле­тря­се­ния был погло­щен зем­лей содер­жа­тель пуб­лич­но­го дома со мно­же­ст­вом деву­шек¹²⁷. Упо­мя­ну­тый выше Сем­п­ро­ний Нико­крат, оста­вив­ший свое арти­сти­че­ское попри­ще с целью тор­го­вать, по его сло­вам, кра­си­вы­ми жен­щи­на­ми, и в этом новом про­мыс­ле мог про­дол­жать свою преж­нюю ски­таль­че­скую жизнь.

Даже изгнан­ни­кам, жив­шим на ост­ро­вах Эгей­ско­го моря, было раз­ре­ше­но при­ни­мать уча­стие в боль­ших празд­ни­ках и в рели­ги­оз­ных тор­же­ствах. «Таким обра­зом, они могут оста­вать­ся в Элев­сине во вре­мя мисте­рий, справ­лять в Арго­се празд­ник Дио­ни­са, на вре­мя пифий­ских игр отправ­лять­ся в Дель­фы, на вре­мя ист­мий­ских — в Коринф»¹²⁸. Сре­ди рели­ги­оз­ных празд­ни­ков наи­боль­шей при­тя­га­тель­ной силой, так же для рим­лян, обла­да­ли элев­син­ские мисте­рии; ко вре­ме­ни их Афи­ны были пере­пол­не­ны с.369 чуже­стран­ца­ми¹²⁹. Наряду с ними боль­шим поче­том поль­зо­ва­лись мисте­рии на Само­фра­кии¹³⁰, с тех пор как рас­про­стра­ни­лась уве­рен­ность в том, что оттуда была осно­ва­на Троя; мно­гие рим­ские пол­ко­вод­цы и долж­ност­ные лица отправ­ля­лись туда для посвя­ще­ния и бога­то ода­ря­ли мест­ные свя­ты­ни; таким обра­зом этот дале­кий и труд­но доступ­ный для море­пла­ва­те­лей ост­ров при­вле­кал к себе на празд­ни­ки, устра­и­вае­мые в середине лета, как теперь Афон, целые мас­сы палом­ни­ков из ближ­них и дале­ких стран. Недав­но най­ден­ные над­пи­си из Само­фра­кии назы­ва­ют тако­вых, отправ­ляв­ших­ся туда то в каче­стве послан­ни­ков, то по соб­ст­вен­но­му побуж­де­нию из горо­дов Македо­нии, Малой Азии и Фра­кии, из Кри­та, Элиды и Рима, при­чем послед­ние сами назы­ва­ли себя «mys­tae pii»¹³¹. С тем же самым бла­го­го­ве­ни­ем, с кото­рым гре­че­ский пло­вец или стран­ник теперь смот­рит на вер­ши­ну Афо­на, глаз древ­них искал высо­кую гору Само­фра­кии. «Теперь толь­ко голо­са пас­ту­хов нару­ша­ют мол­ча­ли­вое оди­но­че­ство ост­ро­ва, неко­гда ожив­лен­но­го тол­па­ми бого­моль­цев» (Con­ze, стр. 73).

Наряду с эти­ми глав­ны­ми цен­тра­ми бла­го­че­сти­вых стран­ст­во­ва­ний было еще вели­кое мно­же­ство посе­щае­мых мест палом­ни­че­ства. Одним из них было, по-види­мо­му, уро­чи­ще воз­ле Эре­са на о. Лес­бо­се, где най­ден­ные камен­ные пли­ты с выре­зан­ны­ми на них ступ­ня­ми ног, как и на дру­гих местах, были, веро­ят­но, дара­ми пили­гри­мов; к ним же, долж­но быть, отно­сят­ся так­же над­пи­си «вспо­ми­най­те бра­тьев» и т. п. Зна­чи­тель­ным местом палом­ни­че­ства была Кома­на в Пон­те, куда во вре­мя так назы­вае­мо­го выхо­да почи­тае­мой там боги­ни (по Стра­бо­ну) сте­ка­лись ото­всюду муж­чи­ны и жен­щи­ны; меж­ду ними посто­ян­но встре­ча­лись такие, кото­рые шли туда, испол­няя обет, и при­но­си­ли богине жерт­вы. Город, быв­ший одно­вре­мен­но глав­ным рын­ком армян­ской тор­гов­ли, был сверх того пере­пол­нен гете­ра­ми, при­над­ле­жав­ши­ми боль­шей частью хра­му и таким обра­зом во всех отно­ше­ни­ях был малень­ким Корин­фом¹³². Конеч­но, было нема­ло веру­ю­щих, кото­рые, подоб­но Апу­лею, ходи­ли от одной свя­ты­ни к дру­гой, были посвя­ще­ны во все тай­ные слу­же­ния, не желая упу­стить ни одно­го бла­го­сло­ве­ния богов¹³³. Так же и ора­ку­лы Гре­ции, Малой Азии, Егип­та и Ита­лии, быть может, ни в один пери­од жиз­ни древ­не­го мира не были так посе­щае­мы, как в оба пер­вые сто­ле­тия нашей эры.

Нако­нец, очень часты­ми были путе­ше­ст­вия с целью вос­ста­нов­ле­ния здо­ро­вья. «Спра­вед­ли­во, — гово­рит Эпи­к­тет, — что вра­чи посы­ла­ют стра­даю­щих про­дол­жи­тель­ны­ми болез­ня­ми в дру­гую зем­лю и в дру­гой кли­мат»¹³⁴. При мно­гих заболе­ва­ни­ях — при посто­ян­ной голов­ной боли, душев­ных болез­нях, при пара­ли­че, водян­ке и болез­нях моче­во­го пузы­ря¹³⁵, осо­бен­но же при начи­наю­щих­ся болез­нях лег­ких и кро­во­из­ли­я­ни­ях¹³⁶, вра­чи реко­мен­до­ва­ли мор­ские путе­ше­ст­вия и пере­ме­ну кли­ма­та; из Ита­лии чахоточ­ных посы­ла­ли обык­но­вен­но в Еги­пет¹³⁷ или в Афри­ку (при­чем счи­та­лось с.370 полез­ным для них самое путе­ше­ст­вие по морю); Гален гово­рит, что мно­гие, отпра­вив­ши­е­ся из Рима в Афри­ку вслед­ст­вие легоч­ных нары­вов, воз­вра­ща­лись оттуда, по-види­мо­му, совсем выздо­ро­вев­ши­ми и несколь­ко лет оста­ва­лись здо­ро­вы­ми, но при неце­ле­со­об­раз­ном обра­зе жиз­ни болезнь воз­вра­ща­лась¹³⁸. Ино­гда им сове­то­ва­ли пре­бы­ва­ние в хвой­ных лесах или молоч­ное лече­ние в горах или на высо­ком месте вбли­зи моря¹³⁹; Гален осо­бен­но реко­мен­ду­ет в этом отно­ше­нии Ста­бии (Cas­tel­lam­ma­re, кото­рая, сле­до­ва­тель­но, уже тогда име­ла свою Qui­si­sa­na) — бла­го­да­ря ее поло­же­нию, возду­ху, рас­ти­тель­но­сти и ското­вод­ству. Еще в VI сто­ле­тии «молоч­ная гора» воз­ле Ста­бий (mons Lac­ta­rius) была курор­том для чахоточ­ных¹⁴⁰, где, как гово­рит Кас­си­о­дор, «здо­ро­вый воздух вме­сте с пло­до­ро­ди­ем туч­ной зем­ли про­из­ра­ща­ет тра­вы слад­чай­ше­го свой­ства; коро­вы, вскорм­лен­ные на этом паст­би­ще, дают моло­ко такой целеб­ной силы, что тем, кому не помо­га­ют сове­ты вра­чей, по-види­мо­му, помо­га­ет один этот напи­ток»¹⁴¹. Сре­ди мест, где про­из­во­ди­лись или при­готов­ля­лись осо­бен­но дей­ст­ви­тель­ные сред­ства, зна­ме­ни­тей­шим была Анти­ки­ра на Крис­ском зали­ве, куда езди­ло боль­ше боль­ных, чем в одно­имен­ный город у под­но­жья Эты, хотя здесь рос­ла луч­шая чеме­ри­ца; но там она луч­ше при­готов­ля­лась¹⁴². Всем извест­но, насколь­ко велик был наплыв к хра­мам Эску­ла­па, Иси­ды и Сера­пи­са, при кото­рых часто нахо­ди­лись лечеб­ни­цы и ора­ку­лы снов.

Употреб­ле­ние купа­ний вряд ли было мень­шим в древ­но­сти, чем в наше вре­мя, и боль­шая часть извест­ных теперь источ­ни­ков была откры­та уже тогда; таким обра­зом Баден воз­ле Цюри­ха уже во вто­рой поло­вине пер­во­го сто­ле­тия был очень ожив­лен­ным бла­го­да­ря сво­им источ­ни­кам¹⁴³; так­же несо­мнен­но, что и теп­лые ван­ны Теп­ли­ца, Эмса, Пир­мон­та и Аахе­на уже были извест­ны рим­ля­нам, судя по най­ден­ным там пред­ме­там рим­ской утва­ри. Горя­чие источ­ни­ки Бэса (Aquae Su­lis) «по-види­мо­му, с нача­ла рим­ской окку­па­ции мно­го посе­ща­лись ради лече­ния» (Hüb­ner, «Ber. über eine epigr. Rei­se nach England etc.») и «были таким обра­зом снаб­же­ны бога­то все­ми удоб­ства­ми для употреб­ле­ния смерт­ных», — как гово­рит один древ­ний писа­тель. Там же и теперь нахо­дят­ся пре­крас­ные руи­ны хра­ма почи­тае­мой там боги­ни Сулис (назван­ной рим­ля­на­ми Минер­вой), так же как и хра­мов дру­гих божеств и зна­чи­тель­ные остат­ки терм, неко­то­рые про­из­веде­ния искус­ства луч­шей работы (сре­ди них бюст жен­щи­ны вре­ме­ни Доми­ци­а­на). Почти все най­ден­ные там над­пи­си (осо­бен­но посвя­ще­ния) при­над­ле­жат кон­цу I или нача­лу II сто­ле­тий, из чего еще нель­зя заклю­чать о сокра­ще­нии чис­ла посе­ще­ний купа­ний в позд­ней­шее вре­мя, так как при построй­ках обык­но­вен­но употреб­ля­лись памят­ни­ки более древ­не­го вре­ме­ни. Остат­ки рим­ских бань, обна­ру­жи­ваю­щих боль­шую рос­кошь, нахо­дят­ся во всех зем­лях на Сре­ди­зем­ном море и далее, на Афри­кан­ском бере­гу — Ha­mam Rir­ra (Алжир), в Пире­не­ях, в Кар­па­тах (Me­ha­dia), в Аль­пах, в Овер­ни. О местах с купа­нья­ми, быв­ши­ми одно­вре­мен­но или даже с.371 пред­по­чти­тель­но места­ми уве­се­ле­ния, как Баи, Эде­ис и Кан­об, речь будет ниже. Так­же, по-види­мо­му, часто пред­при­ни­ма­лись путе­ше­ст­вия для раз­вле­че­ния и отды­ха¹⁴⁴.

Уже из это­го обо­зре­ния глав­ных при­чин, побуж­дав­ших к путе­ше­ст­ви­ям во вре­мя рим­ской импе­рии, мож­но выве­сти заклю­че­ние, что тогда путе­ше­ст­во­ва­ли по суше, по край­ней мере, не мень­ше, а может быть, и боль­ше, чем в Новой Евро­пе до нача­ла 19 сто­ле­тия. Это впе­чат­ле­ние уси­ли­ва­ет­ся, если обра­тить вни­ма­ние на путе­ше­ст­вия, о кото­рых до сих пор не было речи — пред­при­ни­мав­ши­е­ся ради удо­воль­ст­вия или обра­зо­ва­ния; их опи­са­ние неиз­беж­но в целях пони­ма­ния тогдаш­ней куль­ту­ры.