История рабства в античном мире

Том I
Рабство в Греции

Глава восьмая

ПОЛОЖЕНИЕ РАБОВ В СЕМЬЕ И В ГОСУДАРСТВЕ

с.135

Такой образ дей­ст­вий Афин дик­то­вал­ся не толь­ко сооб­ра­же­ни­я­ми гуман­но­сти — это была хоро­шая и умная поли­ти­ка. Дей­ст­ви­тель­но, когда ярмо гне­та дела­лось черес­чур тяж­ким, рабы име­ли два сред­ства изба­вить­ся от него — вос­ста­ние и бег­ство: вос­ста­ние явля­ет­ся оруди­ем масс, когда рабы име­ют воз­мож­ность сго­во­рить­ся и дей­ст­во­вать заод­но, бег­ство — сред­ство каж­до­го с.136 в отдель­но­сти в обыч­ной изо­ли­ро­ван­ной раб­ской жиз­ни. Без сомне­ния, оба при­е­ма, самые раз­лич­ные в сво­ем про­яв­ле­нии, тем не менее явля­ют­ся оди­на­ко­во гибель­ны­ми для инте­ре­сов хозя­ев: один более силь­ный, но более ред­кий, дру­гой — более сла­бый, но непре­рыв­но повто­ря­ю­щий­ся. Конеч­но, про­тив это­го двой­но­го зла государ­ство и хозя­е­ва не были совер­шен­но без­оруж­ны­ми. Чтобы пред­у­предить вос­ста­ния рабов, ста­ра­лись делать более труд­ным их обще­ние друг с дру­гом, насколь­ко воз­мож­но, спо­соб­ст­во­вать изо­ля­ции их друг от дру­га, объ­еди­няя их в груп­пы, раз­лич­ные по про­ис­хож­де­нию и язы­ку¹; осо­бен­но счи­та­ли нуж­ным их запу­ги­вать и сдер­жи­вать при помо­щи того пре­вос­ход­ства незна­чи­тель­ной по чис­лен­но­сти груп­пы над боль­шой мас­сой, кото­рое созда­ет­ся еди­ной и креп­кой орга­ни­за­ци­ей: на какие бы груп­пы ни дели­лось государ­ство, про­тив рабов долж­но было все­гда быть един­ство инте­ре­сов сре­ди хозя­ев². Не было недо­стат­ка в таких сред­ствах, кото­рые поз­во­ля­ли удер­жать рабов или вер­нуть их под ярмо: цепи на ноги³, кан­да­лы на руки⁴, желез­ный ошей­ник на шею⁵ и после пер­во­го пре­ступ­ле­ния — клей­мо на лоб⁶. Если, несмот­ря на это, раб убе­гал, то все это по мень­шей мере явля­лось ули­ка­ми, кото­рые всюду сле­до­ва­ли за ним и свиде­тель­ст­во­ва­ли про­тив него. Раз он был заклей­мен, то хозя­и­ну было доста­точ­но предъ­явить на него свои тре­бо­ва­ния, объ­явив его сво­им бег­лым рабом. Он это делал при помо­щи пись­мен­ных или уст­ных объ­яв­ле­ний⁷, кото­рые сверх того обе­ща­ни­я­ми воз­на­граж­де­ния поощ­ря­ли жела­ние разыс­кать раба и все­ля­ли уве­рен­ность, что он будет выдан; это явля­ет­ся содер­жа­ни­ем папи­ру­са, опуб­ли­ко­ван­но­го Летрон­ном со столь инте­рес­ным и обшир­ным ком­мен­та­ри­ем⁸. Мы даже можем видеть зачат­ки орга­ни­за­ций, име­ю­щих целью такие пре­сле­до­ва­ния: были дого­во­ры о выда­че меж­ду отдель­ны­ми горо­да­ми, кон­трак­ты вза­им­но­го стра­хо­ва­ния меж­ду част­ны­ми лица­ми. Как при­мер такой ста­тьи о выда­че бег­лых рабов мож­но ука­зать на Ники­ев мир меж­ду Спар­той, с одной сто­ро­ны, и Афи­на­ми и их союз­ни­ка­ми — с дру­гой⁹; извест­но, что позд­нее Пер­сей, желая обес­пе­чить себе помощь про­тив рим­лян и при­влечь ахе­ян на свою сто­ро­ну, ука­зы­вал им на этот союз, как на сред­ство поло­жить пре­дел бег­ству рабов от ахе­ян, для кото­рых Македо­ния из-за их вза­им­ных несо­гла­сий была местом убе­жи­ща¹⁰. Что кара­ет­ся дого­во­ров о вза­им­ном стра­хо­ва­нии, то у нас есть инте­рес­ный образ­чик подоб­ных доку­мен­тов: у Анти­ме­на, или Анти­ге­на, полу­чив­ше­го от Алек­сандра при­каз о под­дер­жа­нии дорог в Вави­ло­нии, роди­лась идея подоб­но­го рода спе­ку­ля­ции. За пре­мию в 8 драхм в год он застра­хо­вы­вал хозя­и­ну вся­ко­го раба в опре­де­лен­ной сум­ме и извле­кал, по сло­вам Ари­сто­те­ля, огром­ные дохо­ды: вещь, вполне понят­ная, несмот­ря на неиз­мен­ность так­сы стра­хо­ва­ния для рабов раз­лич­ной оцен­ки. Услов­лен­ную пре­мию за всех полу­чал он; если же один из рабов бежал, то на сатра­па про­вин­ции воз­ла­га­лась обя­зан­ность или най­ти его или упла­тить день­ги¹¹.

Все эти меры, как бы мно­го­чис­лен­ны они ни были, лишь кон­ста­ти­ру­ют зло, но вовсе не дока­зы­ва­ют, что они слу­жи­ли с.137 дей­ст­ви­тель­ным сред­ст­вом для его иско­ре­не­ния. Когда экс­цес­сы дес­по­тиз­ма бро­са­ли в среду рабов зер­на бро­же­ния, они вспы­хи­ва­ли ярким пла­ме­нем вос­ста­ний, и если рабы не лома­ли всех пре­град, то исче­за­ли тыся­ча­ми неожи­дан­ных и непред­виден­ных путей. Ино­гда рабы нахо­ди­ли для бег­ства широ­кие воз­мож­но­сти в тех потря­се­ни­ях, кото­рые про­из­во­ди­ли в государ­ствах внут­рен­ние вол­не­ния или ино­зем­ные втор­же­ния: дока­за­тель­ство — 20 тысяч афин­ских рабов, боль­шей частью рабо­чих, бежав­ших к спар­тан­цам в Деке­лею. Хит­рость и наси­лие были тогда уже бес­силь­ны. Раз­ве нена­висть к ярму и жаж­да сво­бо­ды у пора­бо­щен­ных клас­сов не ока­жут­ся более изо­бре­та­тель­ны­ми и более пло­до­твор­ны­ми в созда­нии сво­их воен­ных хит­ро­стей? Наси­лие и все сред­ства при­нуж­де­ния часто вызы­ва­ли взрыв, тем более ужас­ный, чем доль­ше они при­ме­ня­лись. Так, не было совер­шен­но вос­ста­ний в Афи­нах, где рабы были почти сво­бод­ны, но они были в Лаврий­ских копях, где рабы были при­став­ле­ны к тру­ду более тяже­ло­му и под­вер­га­лись более жесто­ко­му обра­ще­нию. Одна­жды они пере­би­ли сво­их сто­ро­жей, овла­де­ли укреп­ле­ни­ем на Суни­оне и дол­гое вре­мя опу­сто­ша­ли стра­ну¹². Не менее зна­чи­тель­ные вос­ста­ния были на ост­ро­ве Хио­се, в государ­стве, кото­рое после Спар­та име­ло наи­боль­шее чис­ло рабов и кото­рое, не будучи так креп­ко орга­ни­зо­ва­но (как Спар­та), жела­ло дер­жать их в сво­ем пови­но­ве­нии таки­ми же акта­ми суро­во­сти. Рабы под­ня­лись почти все, когда в 412 г. афи­няне пошли вой­ной на Хиос; вслед­ст­вие сво­его пре­крас­но­го зна­ния мест­но­сти они при­чи­ня­ли жите­лям чрез­вы­чай­ные беды¹³. Они еще раз под­ня­ли вос­ста­ние неза­дол­го до вре­ме­ни, в кото­рое жил сира­ку­зя­нин Нифо­дор, кото­рый сохра­нил вос­по­ми­на­ния об этом собы­тии в сво­ей «Поезд­ке вдоль бере­гов Азии»¹⁴. Бежав в горы, они оттуда устрем­ля­лись на те дома, где неко­гда были раба­ми, и пре­да­ва­ли их гра­бе­жу и опу­сто­ше­нию. Все уси­лия сво­бод­ных не име­ли ника­ко­го успе­ха про­тив талан­та и сча­стья вождя бег­лых рабов Дри­ма­ка; сво­бод­ные долж­ны были при­нять усло­вия, кото­рые он пред­ло­жил, и, так ска­зать, пре­до­ста­вить в его пол­ное рас­по­ря­же­ние все свои богат­ства. В этом дого­во­ре Дри­мак ста­вил усло­вия от име­ни всех рабов; для себя и сво­их това­ри­щей в част­но­сти он потре­бо­вал при­зна­ния пра­ва брать во всех жит­ни­цах по сво­им весам и мерам, сколь­ко ему пока­жет­ся спра­вед­ли­вым; для дру­гих рабов он открыл убе­жи­ще или ско­рее три­бу­нал для бег­лых, при­ни­мая тех, обиды кото­рых были осно­ва­тель­ны, и воз­вра­щая назад тех, кото­рые бежа­ли без осно­ва­ния¹⁵. Мы видим здесь, как под над­зо­ром преж­не­го раба уста­нав­ли­ва­ет­ся по всем фор­мам суда пра­во бег­ства, как про­из­во­дит­ся, так ска­зать, уза­ко­нен­ное маро­дер­ство, как он сам для себя уста­нав­ли­ва­ет гра­ни­цы это­го зако­на. По какой-то стран­ной пре­врат­но­сти судь­бы хозя­ин работал на сво­его раба и отда­вал ему отчет в резуль­та­тах сво­его труда. Повин­ность не была так точ­но фик­си­ро­ва­на, как это было в поло­же­нии илота: раб узна­вал, сколь­ко собра­но, и брал, сколь­ко он счи­тал пра­виль­ным; а затем печать Дри­ма­ка, постав­лен­ная на фер­ме, пред­о­хра­ня­ла ее от вто­рич­ной с.138 кон­три­бу­ции. Он сам, обла­дав­ший вла­стью как гос­по­дин, и даже боль­ше, чем гос­по­дин, сре­ди сво­их, страш­ный для всех сво­бод­ных — сво­их дан­ни­ков, отправ­лял­ся в дни празд­ни­ков по дерев­ням как новый сеньор, полу­чая при­но­ше­ния, вино и жив­ность, пре­сле­дуя «дур­ные мыс­ли» и нака­зы­вая за заго­во­ры, устра­и­вае­мые про­тив него. В кон­це кон­цов на Хио­се ста­ли при­хо­дить в него­до­ва­ние от это­го дол­го­го и уни­зи­тель­но­го под­чи­не­ния. Но поло­жить ему конец суме­ли толь­ко под­ло­стью: за голо­ву Дри­ма­ка была назна­че­на высо­кая цена, и он, уже пре­ста­ре­лый, вслед­ст­вие ли утом­ле­ния жиз­нью или вслед­ст­вие недо­ве­рия к сво­им рабам, при­ка­зал одно­му моло­до­му чело­ве­ку, кото­ро­му он хотел добра, отру­бить ему голо­ву. Жите­ли Хиоса запла­ти­ли с удо­воль­ст­ви­ем, но им не при­шлось дол­го радо­вать­ся. Дей­ст­ви­тель­но, Дри­мак не был един­ст­вен­ной силой вос­ста­ния, ско­рее он один был сдер­жи­ваю­щим его нача­лом. Чис­ло рабов не умень­ши­лось, и они уже не име­ли сдер­жи­ваю­ще­го нача­ла. Слу­чаи бег­ства про­дол­жа­лись, но уже без кон­тро­ля; про­дол­жа­лись и гра­бе­жи, но уже без меры и веса. При таком уси­ле­нии бед­ст­вий жите­ли Хиоса при­бег­ли к тому, кого они поста­ви­ли вне зако­на, и воз­двиг­ли ему алтарь с над­пи­сью: «Герою-бла­го­де­те­лю»¹⁶.

Но это не было для Хиоса кон­цом всех несча­стий; этот народ, кото­рый пер­вым освя­тил обы­чай тор­гов­ли раба­ми, погиб из-за раб­ства и в раб­стве. Попав­ший в руки сво­их соб­ст­вен­ных рабов, пере­се­лен­ный в Кол­хиду после победы Мит­ри­да­та, он сохра­нил­ся толь­ко в посло­ви­це как вели­чай­ший при­мер ото­мщен­ной неспра­вед­ли­во­сти: «Хиос купил себе сво­его гос­по­ди­на»¹⁷.