История рабства в античном мире

Том I
Рабство в Греции

Глава десятая

ВЗГЛЯД НА РАБСТВО В ДРЕВНОСТИ

с.157

Потре­бо­ва­лось очень мно­го лет, для того чтобы прин­цип един­ства и равен­ства чело­ве­че­ско­го рода, не раз выра­жен­ный в тво­ре­ни­ях древ­не­ев­рей­ско­го наро­да, про­ник в зако­но­да­тель­ства хри­сти­ан­ских наро­дов; и теперь сколь­ко еще есть государств, где он не успел окон­ча­тель­но вос­тор­же­ст­во­вать!

Этот прин­цип, очень рано забы­тый, не так лег­ко мог прий­ти на память и осо­бен­но про­явить­ся на прак­ти­ке, настоль­ко про­ти­во­дей­ст­ву­ю­щие ему инте­ре­сы были тра­ди­ци­он­ны и могу­ще­ст­вен­ны. В дей­ст­ви­тель­но­сти с ран­них пор чело­век, вынуж­ден­ный доби­вать­ся все­го толь­ко трудом, воз­му­тил­ся про­тив зако­на, кото­рый при­ни­жал его при­ро­ду, и, не имея сил раз­бить это ярмо, более силь­ный пере­ло­жил его на более сла­бо­го. Такое разде­ле­ние про­изо­шло не толь­ко в обще­ст­вен­ном труде, но даже в нед­рах семейств, состав­ля­ю­щих обще­ство, и это разде­ле­ние было объ­яв­ле­но необ­хо­ди­мым теми, для кото­рых оно слу­жи­ло осно­ва­ни­ем их бла­го­по­лу­чия и досу­га¹.

Эти фак­то­ры, кото­рые рас­про­стра­ни­ли и уве­ко­ве­чи­ли раб­ство сре­ди столь­ких вар­вар­ских наро­дов в тече­ние всех веков, с боль­шей силой про­яви­лись у гре­ков в силу харак­те­ра их поли­ти­че­ских учреж­де­ний. Досуг и как след­ст­вие его пора­бо­ще­ние дру­го­го клас­са, делав­шее воз­мож­ным этот досуг, ока­за­лись необ­хо­ди­мы­ми не толь­ко для бла­го­по­лу­чия в част­ной жиз­ни, но и для выпол­не­ния государ­ст­вен­ных обя­зан­но­стей. Граж­да­нин дол­жен был отдать все­го себя на служ­бу государ­ству; вся духов­ная его дея­тель­ность тре­бо­ва­лась на слу­же­ние государ­ству; все физи­че­ские силы его слу­жи­ли обя­зан­но­сти защи­щать свое государ­ство. До пери­о­да воз­му­жа­ло­сти вос­пи­та­ние долж­но было при­готов­лять его к этой двой­ной зада­че, и даже взрос­лым он про­дол­жал еще эту под­готов­ку сре­ди забот поли­ти­че­ской жиз­ни.

Тако­вы были взгляды гре­ков на обя­зан­но­сти в отно­ше­нии государ­ства, взгляды, кото­рые более или менее пол­но про­яв­ля­лись с.158 во всех кон­сти­ту­ци­ях, под вла­стью ли ари­сто­кра­тии или демо­кра­тии, и вполне осу­ще­ст­ви­лись в Спар­те в зако­нах Ликур­га. Таким обра­зом, раб­ство было свя­за­но с основ­ны­ми прин­ци­па­ми государ­ст­вен­ной жиз­ни. Чтобы его уни­что­жить, нуж­но было, чтобы чело­век не имел ни обя­зан­но­стей, ни потреб­но­стей или, еще луч­ше, чтобы при­ро­да сама все дава­ла ему для обслу­жи­ва­ния, — дис­кус­си­он­ная тема, кото­рая была под­хва­че­на и раз­ви­та соглас­но свой­ст­вен­но­му каж­дой из них духу антич­ной эпо­пе­ей и комеди­ей в опи­са­ни­ях золо­то­го века: одной — с той про­зрач­но­стью фор­мы и бла­го­род­ной про­стотой, кото­рую сумел при­дать ей Геси­од², дру­гой — с теми при­чуд­ли­вы­ми чер­та­ми, кото­рые были заим­ст­во­ва­ны из утон­чен­но­сти ино­го уже века, чтобы в кари­ка­тур­ном виде вве­сти ее в свои кар­ти­ны³. Един­ст­вен­но при этом усло­вии допус­ка­ли равен­ство людей и для того, чтобы оно вновь появи­лось в дан­ный момент, тре­бо­ва­ли по мень­шей мере, чтобы вер­ну­лись вновь к людям все эти чары древ­них вре­мен. Так, коми­че­ский писа­тель Кра­тес в новом про­ек­те соци­аль­ной кон­сти­ту­ции застав­ля­ет сво­его рефор­ма­то­ра вести такой раз­го­вор: «Сверх того, никто не будет вла­деть ни рабом, ни рабы­ней». «А как же, — воз­ра­жа­ет дру­гой, — ста­рик тоже дол­жен обслу­жи­вать сам себя?» «Вовсе нет, — про­дол­жа­ет рефор­ма­тор, — я застав­ляю дви­гать­ся все нуж­ные пред­ме­ты без малей­ше­го при­кос­но­ве­ния к ним. Вся­кий корабль будет при­бли­жать­ся сам собой, когда его позо­вут. Нуж­но будет толь­ко ска­зать: стол, стань пере­до мной! Накрой­ся! Кваш­ня, заме­сись! Ста­кан, напол­нись! Чаша, где ты? Опо­лос­нись хоро­шень­ко! Пиро­жок, иди сюда на стол! Чугун, вынь из сво­его нут­ра этих живот­ных! Рыба, под­хо­ди! — Но, ска­жет она, я еще не под­жа­ри­лась с двух сто­рон. — Хоро­шо, пере­вер­нись, под­сыпь под себя соли и сей­час же под­жарь­ся в жире»⁴.

Эти вре­ме­на дав­но уже про­шли и отде­ле­ны от рас­смат­ри­вае­мых нами новы­ми поко­ле­ни­я­ми, новы­ми тво­ре­ни­я­ми в нис­хо­дя­щем ряде веков. Это был век желе­за, век при­тес­не­ний и раб­ства, и поэт напо­ми­на­ет об этом роко­вом законе судь­бы, кото­рый при­гнул голо­вы всех⁵. Но в этих усло­ви­ях, создан­ных для чело­ве­че­ско­го рода, когда необ­хо­ди­мость труда влек­ла за собой необ­хо­ди­мость раб­ства, кто при­ме­нит его к ново­об­ра­зу­ю­щим­ся обще­ствам, по како­му при­зна­ку раз­ли­чать людей, име­ю­щих пра­во коман­до­ва­ния и обя­зан­но­сти пови­но­вать­ся?

Для пер­вых вре­мен воз­ник­но­ве­ния циви­ли­за­ции, когда нра­вы носи­ли еще отпе­ча­ток вар­вар­ства, ответ на эти вопро­сы прост и ясен. Гос­под­ст­ву­ет пра­во силы, пра­во, кото­рое лег­ко рас­по­знать и кото­рое про­яв­ля­ет себя в дей­ст­ви­ях. Раб­ство, поз­во­ляя утвер­дить себя путем наси­лия, тем самым в самом себе носи­ло при­знак закон­но­сти. Факт пре­вра­щал­ся в пра­во, и победи­тель пора­бо­щал побеж­ден­но­го не в силу логи­че­ско­го выво­да, что он, победи­тель, став вла­ды­кой над жиз­нью побеж­ден­но­го, мог ему вер­нуть ее на извест­ных усло­ви­ях и с извест­ны­ми ого­вор­ка­ми, но в силу пра­ва пре­вос­ход­ства, выте­каю­ще­го из фак­та победы. И такое его пра­во, пере­хо­дя к его потом­ству, не меня­ло сво­ей при­ро­ды по отно­ше­нию с.159 к потом­ству пора­бо­щен­ных наро­дов. Сво­бод­ный чело­век был все­гда началь­ни­ком не как более бла­го­род­ный, но как более силь­ный. Слав­ное про­ис­хож­де­ние само по себе не дава­ло ему пра­ва гос­под­ства, как и не защи­ща­ло его от тяже­ло­го поло­же­ния раба. Сыно­вья богов, сыно­вья царей в оди­на­ко­вой мере мог­ли под­пасть под его иго. Геракл был рабом, рав­но и все слав­ное пле­мя детей При­а­ма, как и бле­стя­щее потом­ство геро­ев, пора­бо­тив­ших их себе. Самое моло­дое из эллин­ских пле­мен, дори­че­ское пле­мя, кото­рое даже не упо­ми­на­ет­ся Гоме­ром, уста­но­ви­ло и твер­до дер­жа­ло свой дес­по­тизм над слав­ным наро­дом ахей­ским, запи­сан­ным пер­вым в золо­той кни­ге Гре­ции, над наро­дом, кото­рый в геро­и­че­ские вре­ме­на песен Гоме­ра пре­вос­хо­дил всех сла­вой сво­его име­ни. Кем ста­ли сыно­вья спут­ни­ков Ахил­ле­са? Пене­ста­ми. Кем ста­ли сыно­вья бла­го­род­ных вои­нов Мене­лая и Ага­мем­но­на? Илота­ми.

Это гру­бое гос­под­ство силы даже тогда, когда оно про­дол­жа­ло суще­ст­во­вать в зако­но­да­тель­стве наро­дов, все-таки не мог­ло удер­жать­ся в обще­ст­вен­ном мне­нии, и про­гресс куль­ту­ры дол­жен был его осудить. Духов­ное раз­ви­тие про­дол­жа­ло играть все бо́льшую и бо́льшую роль и обес­пе­чи­ва­ло себе пре­иму­ще­ст­вен­ное вли­я­ние в делах чело­ве­че­ства; самый силь­ный пере­ста­ет быть самым луч­шим; им ста­но­вит­ся более лов­кий и более умный; посте­пен­ное изме­не­ние это­го поня­тия пре­крас­но мож­но про­следить на после­до­ва­тель­ных оттен­ках сло­ва, кото­рое выра­жа­ет это поня­тие: ἂρισ­τος — «луч­ший, силь­ней­ший»⁶.

Но если пра­во повеле­вать пере­ста­ло теперь при­над­ле­жать силе, закон­ность раб­ства уже не оправ­ды­ва­ет­ся одним толь­ко фак­том [наси­лия], кото­рый его создал и его под­дер­жи­вал. Его оправ­да­ния ста­ли искать в самой сущ­но­сти раб­ства; и так как себя они счи­та­ли спо­соб­ны­ми власт­во­вать, то хоте­ли думать, что дру­гих при­ро­да умыш­лен­но созда­ла суще­ства­ми, год­ны­ми толь­ко для раб­ства. Раб­ство уни­жа­ло чело­ве­ка:

И вот реши­ли, что чело­век стал уни­жен­ным не вслед­ст­вие раб­ства, но для раб­ства — софизм, кото­рый при­ме­ня­ет­ся в инте­ре­сах дан­но­го инсти­ту­та вплоть до спе­ци­аль­но­го тол­ко­ва­ния это­го сти­ха Гоме­ра. Бук­валь­но созда­ли расы сво­бод­ные и расы рабов. И, таким обра­зом, раб­ство, уста­нов­лен­ное государ­ст­вен­ным пра­вом и граж­дан­ски­ми зако­на­ми, стре­ми­лось най­ти еще себе осно­ва­ние в есте­ствен­ном пра­ве, и чело­ве­че­ская совесть успо­ко­и­лась при этом трой­ном освя­ще­нии раб­ства.

Тако­вы были идеи, кото­рые гос­под­ст­во­ва­ли над чело­ве­че­ски­ми ума­ми; и когда име­лись столь поло­жи­тель­ные и столь настой­чи­вые инте­ре­сы для того, чтобы счи­тать раб­ство закон­ным, понят­но, что чув­ство пер­во­на­чаль­но­го равен­ства людей померк­ло и заво­лок­лось в созна­нии чело­ве­че­ско­го рода. Но ведь в кон­це кон­цов это забве­ние столь же мало гово­рит про­тив един­ства чело­ве­че­ских пле­мен и наро­дов, как и почти повсе­мест­но рас­про­стра­нен­ное с.160 язы­че­ство не мог­ло отверг­нуть един­ства бога. Но во вся­ком слу­чае поспе­шим ска­зать, что такое мне­ние, столь, каза­лось бы, рас­про­стра­нен­ное, не овла­де­ло окон­ча­тель­но душа­ми всех. Мож­но было при­нять факт суще­ст­во­ва­ния раб­ства, скло­нить­ся перед необ­хо­ди­мо­стью и тем не менее про­те­сто­вать про­тив мни­мых прав, предъ­яв­ля­ю­щих при­тя­за­ние на то, чтобы их при­зна­ва­ли. Поэты, осо­бен­но дра­ма­тур­ги, более близ­кие к чело­ве­че­ской при­ро­де бла­го­да­ря сво­ей при­выч­ке изу­чать без пред­взя­той идеи ее инстинк­ты и затем изо­бра­жать вдох­нов­ля­ю­щие ее идеи и нра­вы, не раз про­из­но­си­ли крас­но­ре­чи­вые и достой­ные сло­ва: «Если кто сде­лал­ся рабом, то раз­ве его тело не то же, что у нас? Нико­го при­ро­да не созда­ла рабом: судь­ба пора­бо­ти­ла его тело»⁸. Рав­ным обра­зом и фило­со­фы, загля­нув в глу­би­ну сво­его серд­ца, виде­ли истин­ное назна­че­ние чело­ве­ка и при­со­еди­ня­лись к этим про­те­стам. «Есть люди, — гово­рит Ари­сто­тель, — кото­рые смот­рят на власть хозя­и­на, как на про­ти­во­есте­ствен­ную. Это закон, гово­рят они, а не при­ро­да, разде­лил людей на сво­бод­ных и на рабов. Таким обра­зом, раб­ство неспра­вед­ли­во, так как оно насиль­ст­вен­но»⁹.

Одна­ко нуж­но ска­зать, что эти про­те­сты и в теат­ре и у фило­со­фов быва­ли доволь­но ред­ки. Театр обыч­но выра­жал мне­ние наро­да, а фило­со­фы черес­чур часто усту­па­ли сами тому обще­ст­вен­но­му мне­нию, кото­рое гос­под­ст­во­ва­ло в их вре­мя. Пред­став­ля­ет зна­чи­тель­ный инте­рес рас­смот­реть, как перед лицом столь важ­но­го вопро­са вели себя наи­бо­лее бле­стя­щие гении Гре­ции, како­вы были их пред­убеж­де­ния и систе­мы, их поуче­ния и рас­суж­де­ния, их утвер­жде­ния, их сомне­ния и при­зна­ния. В иссле­до­ва­ни­ях, где дока­за­тель­ства посто­ян­но стал­ки­ва­ют­ся с их выво­да­ми, в иссле­до­ва­ни­ях нере­ши­тель­ных, где встре­ча­ет­ся столь­ко про­ти­во­ре­чий, чув­ст­ву­ет­ся, что, желая убедить дру­гих, они чув­ст­во­ва­ли необ­хо­ди­мость убедить самих себя; и эти уси­лия явля­ют­ся новым выра­же­ни­ем ува­же­ния, возда­вае­мо­го свя­щен­но­му зако­ну при­ро­ды — неис­ко­ре­ни­мо­му в чело­ве­ке чув­ству пра­ва на сво­бо­ду.