Цезарь. Политик и государственный деятель

Гла­ва 2. Ран­няя поли­ти­че­ская карье­ра.

с.27 Несмот­ря на свои вели­кие талан­ты вое­на­чаль­ни­ка, дипло­ма­та, пол­ко­во­д­ца и государ­ст­вен­но­го дея­те­ля, Сул­ла ока­зал­ся слиш­ком боль­шим эпи­ку­рей­цем, чтобы пожиз­нен­но зани­мать достиг­ну­тую им дик­та­ту­ру. Сами функ­ции «дик­та­ту­ры для состав­ле­ния зако­нов и упо­рядо­че­ния государ­ства», взя­тые им на себя, свиде­тель­ст­ву­ют о том, что подоб­ная мысль нико­гда не при­хо­ди­ла ему в голо­ву. Так­же Сул­ла очень хоро­шо пони­мал, что одер­жал победу как защит­ник ноби­ли­те­та. Его лагерь в Гре­ции стал при­бе­жи­щем для изгнан­ни­ков, и имен­но по этой при­чине после высад­ки в Ита­лии к нему сте­ка­лись все эле­мен­ты, вопло­щав­шие преж­ние отно­ше­ния ноби­ли­те­та с их под­опеч­ны­ми (кли­ен­та­ми любо­го рода, даже целы­ми общи­на­ми). Так, поми­мо сво­их вете­ра­нов, он сумел выста­вить на север­ном фрон­те три армии — под коман­до­ва­ни­ем Гнея Пом­пея, Квин­та Метел­ла и Мар­ка Лукул­ла. Вот поче­му он исполь­зо­вал свои неогра­ни­чен­ные пол­но­мо­чия, чтобы закре­пить в кон­сти­ту­ци­он­ном зако­но­да­тель­стве пози­ции оли­гар­хии, прав­ле­ние кото­рой до рево­лю­ции опи­ра­лось на обы­чай. Посколь­ку рим­ская кон­сти­ту­ция, за исклю­че­ни­ем неко­то­рых дета­лей, не осно­вы­ва­лась на писа­ном законе, ей недо­ста­ва­ло систем­но­сти и един­ства. В част­но­сти, функ­ции народ­но­го три­бу­на­та — изна­чаль­но рево­лю­ци­он­но­го инсти­ту­та — в отно­ше­нии дру­гих долж­ност­ных лиц не были чёт­ко опре­де­ле­ны. Важ­ность это­го обсто­я­тель­ства впер­вые про­де­мон­стри­ро­ва­ла дея­тель­ность попу­ля­ров: с кон­сти­ту­ци­он­ной точ­ки зре­ния было неоче­вид­но, в чьих руках нахо­дит­ся пра­ви­тель­ст­вен­ная власть. Сул­ла поло­жил конец этой неопре­де­лён­но­сти уже в своё кон­суль­ство, когда поста­но­вил, что три­бун­ские зако­но­про­ек­ты долж­ны одоб­рять­ся сена­том. Теперь он ещё силь­нее свя­зал руки три­бу­нам новы­ми поста­нов­ле­ни­я­ми, сре­ди кото­рых сле­ду­ет упо­мя­нуть лишь то, кото­рое запре­ща­ло быв­шим три­бу­нам доби­вать­ся куруль­ных долж­но­стей: в буду­щем они не име­ли воз­мож­но­сти стать ни пре­то­ра­ми, ни кон­су­ла­ми.

Ядром пар­тии попу­ля­ров в граж­дан­ской вой­ны высту­па­ло всад­ни­че­ское сосло­вие. Теперь оно было не толь­ко ужа­саю­ще про­ре­же­но про­скрип­ци­я­ми, но и лише­но чрез­вы­чай­но важ­ной поли­ти­че­ской при­ви­ле­гии — пра­ва высту­пать при­сяж­ны­ми в уго­лов­ных судах. Эти суды сно­ва ста­ли сена­тор­ской моно­по­ли­ей. В то же вре­мя, рас­ши­рив сфе­ру веде­ния этих судов, Сул­ла пол­но­стью изба­вил­ся от преж­не­го народ­но­го пра­во­судия, и в этом отно­ше­нии тоже с.28 вопло­тил в жизнь сенат­ское прав­ле­ние. Одним из серь­ёз­ней­ших поро­ков кон­сти­ту­ции было то, что она до сих пор цеп­ля­лась за фор­мы горо­да-государ­ства, тогда как уча­стие всех граж­дан в государ­ст­вен­ных делах уже дав­но ста­ло неосу­ще­ст­ви­мым. Хоть Сул­ла и не отме­нил народ­ные собра­ния, он обес­пе­чил невоз­мож­ность их даль­ней­ше­го исполь­зо­ва­ния как инстру­мен­та анти­се­нат­ской поли­ти­ки — и их дей­ст­ви­тель­но нель­зя было даже счи­тать народ­ны­ми пред­ста­ви­тель­ства­ми.

Жёст­ко упо­рядо­чив долж­ност­ную карье­ру и адми­ни­ст­ра­тив­ные сфе­ры в Ита­лии и за её пре­де­ла­ми, Сул­ла желал, насколь­ко воз­мож­но, обес­пе­чить равен­ство всех сена­то­ров и пре­вра­тить сенат в эффек­тив­ный инстру­мент управ­ле­ния. Но имен­но эта надеж­да ока­за­лась иллю­зор­ной. Этот орган, чис­лен­ность кото­ро­го была уве­ли­че­на при­мер­но до 600 чле­нов¹, ока­зал­ся не спо­со­бен спра­вить­ся с про­бле­ма­ми управ­ле­ния импе­ри­ей. Равен­ство сена­то­ров сво­ди­лось глав­ным обра­зом к тому, что каж­дый из них тща­тель­но следил за тем, чтобы никто дру­гой не при­об­рёл боль­ше пре­иму­ществ, чем он сам, и стре­мил­ся не упу­стить воз­мож­но­сти обо­га­тить­ся. Поли­ти­ка даже боль­ше, чем преж­де, выро­ди­лась в непре­стан­ную борь­бу груп­пи­ро­вок. Эго­изм людей, убеж­дён­ных в незыб­ле­мо­сти сво­их вла­де­ний, едва ли поз­во­лял раз­вить­ся чув­ству ответ­ст­вен­но­сти за импе­рию в целом.

Тот, чьи устрем­ле­ния были бла­го­род­нее целей, удо­вле­тво­ряв­ших сред­не­го сена­то­ра, вынуж­ден был искать новые пути. Орга­ни­за­ция про­вин­ци­аль­ной адми­ни­ст­ра­ции была совер­шен­но неадек­ват­ной. Бла­го­да­ря систе­ме вза­им­но­го попу­сти­тель­ства в этой сфе­ре про­кон­су­лы и про­пре­то­ры име­ли даже более широ­кие, чем преж­де, более или менее закон­ные воз­мож­но­сти нажить или попра­вить состо­я­ние. С дру­гой сто­ро­ны, чело­век, шире смот­рев­ший на инте­ре­сы государ­ства, натал­ки­вал­ся на труд­но­сти, ибо оли­гар­хия не жела­ла пре­до­став­лять чрез­вы­чай­ные пол­но­мо­чия кому-либо из сво­их чле­нов. Опи­сан­ный выше опыт Цеза­ря про­ли­ва­ет доста­точ­но све­та на бес­по­рядок, воз­ник­ший вслед­ст­вие это­го в импе­рии.

Эти поро­ки спер­ва подо­рва­ли эффек­тив­ность сул­лан­ской кон­сти­ту­ции, а в кон­це кон­цов и опре­де­ли­ли даль­ней­шее раз­ви­тие Рим­ско­го государ­ства. Отно­ше­ние к ним Цеза­ря после его воз­вра­ще­ния в поли­ти­че­скую жизнь в 73 г. сло­жи­лось отча­сти под вли­я­ни­ем его свя­зей с попу­ля­ра­ми, но в боль­шей сте­пе­ни — бла­го­да­ря его соб­ст­вен­ным талан­там. Как мы уже отме­ча­ли, ничто не меша­ло ему делать обыч­ную опти­мат­скую карье­ру. Одна­ко мы видим, что при любой воз­мож­но­сти он ста­рал­ся рас­чи­стить путь для поли­ти­че­ской дея­тель­но­сти вопре­ки нало­жен­ным на неё оли­гар­хи­че­ским огра­ни­че­ни­ям. с.29 Непо­сред­ст­вен­ной целью чело­ве­ка, мыс­лив­ше­го в этом направ­ле­нии, есте­ствен­но, было вос­ста­нов­ле­ние преж­не­го народ­но­го три­бу­на­та. Уже в 75 г. род­ст­вен­ник Цеза­ря, Гай Кот­та, в долж­но­сти кон­су­ла внёс закон, соглас­но кото­ро­му быв­шие три­бу­ны сно­ва полу­чи­ли пра­во доби­вать­ся куруль­ных долж­но­стей; в 73 г. три­бун Гай Лици­ний Макр про­дол­жил борь­бу и встре­тил у Цеза­ря горя­чую под­держ­ку². В этом же году Цезарь был избран на 72 г. на долж­ность одно­го из два­дца­ти четы­рёх воен­ных три­бу­нов, еже­год­но назна­чае­мых народ­ным голо­со­ва­ни­ем — веро­ят­но, источ­ни­ки упо­ми­на­ют об этом лишь пото­му, что это была пер­вая долж­ность, пре­до­став­лен­ная ему наро­дом³. Мы можем лишь гадать о том, при­ни­мал ли он как воен­ный три­бун уча­стие в Раб­ской войне. Воз­мож­но, об этом ниче­го не слыш­но пото­му, что рас­ска­зы­вать было осо­бо нече­го. Сам Цезарь позд­нее про­слав­лял победу над Спар­та­ком как три­умф рим­ской стой­ко­сти (Con­stan­tia)⁴.

К это­му же пери­о­ду, несо­мнен­но, отно­сит­ся речь, кото­рую Цезарь про­из­нёс про­тив Мар­ка Юнка в деле о вымо­га­тель­стве, ини­ции­ро­ван­ном вифин­ца­ми. Из дошед­ше­го до нас фраг­мен­та вид­но, что он обос­но­вы­вал своё реше­ние выдви­нуть это обви­не­ние как долг перед сво­им преж­ним госте­при­им­цем Нико­медом и сво­и­ми кли­ен­та­ми в этой обла­сти. Но учи­ты­вая его соб­ст­вен­ный опыт вза­и­мо­дей­ст­вия с про­кон­су­лом Юнком, мож­но пред­по­ло­жить, что Цезарь взял­ся за это дело не слиш­ком неохот­но⁵. В сле­дую­щий раз мы слы­шим о Цеза­ре в 70 г., после того, как кон­су­лы Пом­пей и Красс осво­бо­ди­ли народ­ный три­бу­нат от всех огра­ни­че­ний. Дей­ст­вуя в духе Пом­пея, три­бун Плав­ций внёс в народ­ное собра­ние зако­но­про­ект о пре­до­став­ле­нии пол­ной амни­стии сто­рон­ни­кам Лепида и Сер­то­рия. Цезарь высту­пил за его при­ня­тие в речи, кото­рая тоже была опуб­ли­ко­ва­на, и сно­ва под­черк­нул, что его осо­бый долг состо­ит в том, чтобы доби­вать­ся воз­вра­ще­ния его шури­на Луция Цин­ны⁶.

с.30 Но ошиб­кой было бы счи­тать, что в эти годы Цеза­ря инте­ре­со­ва­ли толь­ко поли­ти­че­ские амби­ции. Совре­мен­ни­ки счи­та­ли его рас­то­чи­тель­ным сума­сбро­дом, жерт­вой доро­го­сто­я­щих вку­сов, дале­ко пре­вос­хо­див­ших его сред­ства. Ходи­ли слу­хи о том, что его дол­ги при­бли­жа­ют­ся к вось­ми мил­ли­о­нам дена­ри­ев. В опти­мат­ских кру­гах ожи­да­ли, что он пло­хо кон­чит, и он не счи­тал­ся серь­ёз­ным поли­ти­че­ским про­тив­ни­ком! Неко­то­рые дета­ли нам извест­ны. Цезарь постро­ил себе доро­гой заго­род­ный дом на озе­ре Неми, но, обна­ру­жив, что он не вполне соот­вет­ст­ву­ет его вку­су, немед­лен­но при­ка­зал его сне­сти. Кро­ме того, он был страст­ным кол­лек­ци­о­не­ром пред­ме­тов искус­ства и пла­тил бас­но­слов­ные день­ги за отбор­ных рабов. Нако­нец, не самой дешё­вой ста­тьёй его бюд­же­та, несо­мнен­но, были галант­ные при­клю­че­ния, о кото­рых так мно­го сооб­ща­ет скан­даль­ная хро­ни­ка выс­ших клас­сов. Напри­мер, утвер­жда­ет­ся, что позд­нее, в 59 г. он купил Сер­ви­лии, мате­ри сво­его буду­ще­го убий­цы Бру­та, жем­чу­жи­ну сто­и­мо­стью 1,5 мил­ли­о­на дена­ри­ев⁷.

В эти годы центр тяже­сти рим­ской поли­ти­ки нахо­дил­ся в про­вин­ци­ях. Вопре­ки сво­им прин­ци­пам, рим­ский сенат порой вынуж­ден был при­бе­гать к чрез­вы­чай­ным коман­до­ва­ни­ям. Как в 78 г. про­тив Лепида, так же в 77 г. два­дца­ти­де­вя­ти­лет­ний Гней Пом­пей полу­чил про­кон­суль­ское коман­до­ва­ние про­тив Сер­то­рия, что урав­ня­ло его с Квин­том Метел­лом Пием, орди­нар­ным про­кон­су­лом Даль­ней Испа­нии. Пом­пей был самым успеш­ным из всех сул­лан­цев. Хотя он был все­го лишь всад­ни­ком, дик­та­тор про­воз­гла­сил его импе­ра­то­ром (почёт­ный титул победо­нос­но­го пол­ко­во­д­ца) и Маг­ном («Вели­ким»), а позд­нее и раз­ре­шил ему отпразд­но­вать три­умф. Сле­дуя по сто­пам сво­его отца, Пом­пей не скры­вал, что сена­ту при­дёт­ся и даль­ше при­зна­вать его осо­бое поло­же­ние. В 74 г. пре­тор Марк Анто­ний полу­чил коман­до­ва­ние про­тив пира­тов на всём сре­ди­зем­но­мор­ском побе­ре­жье; сра­зу после это­го кон­сул Луций Лици­ний Лукулл был назна­чен руко­во­дить вой­ной с Мит­ри­да­том, полу­чив импе­рий (маги­ст­рат­ское пол­но­мо­чие по осу­щест­вле­нию коман­до­ва­ния) в двух про­вин­ци­ях — Кили­кии и Азии; с.31 нако­нец, про­кон­суль­ский импе­рий был пре­до­став­лен пре­то­рию Мар­ку Крас­су для подав­ле­ния вос­ста­ния рабов в Ита­лии.

Посколь­ку Сул­ла нагляд­но пока­зал, в какие поли­ти­че­ские аван­тю­ры может пустить­ся чело­век на команд­ной долж­но­сти, хра­ни­те­ли стро­гой оли­гар­хии взи­ра­ли на все эти меры с обос­но­ван­ны­ми опа­се­ни­я­ми. В 71 г. Красс и Пом­пей во гла­ве победо­нос­ных армий доби­лись кон­суль­ства на сле­дую­щий год при помо­щи воен­но­го шан­та­жа. После избра­ния два быв­ших сул­лан­ца вер­ну­ли три­бу­на­ту его преж­нее поло­же­ние, и в этом же году пре­тор Луций Авре­лий Кот­та (тоже двою­род­ный брат мате­ри Цеза­ря) про­вёл новый закон о соста­ве судеб­ных комис­сий. Он пред­у­смат­ри­вал, что суды долж­ны фор­ми­ро­вать­ся в рав­ных долях из сена­то­ров, всад­ни­ков и эрар­ных три­бу­нов (более низ­кая цен­зо­вая ква­ли­фи­ка­ция, чем та, что тре­бо­ва­лась для при­над­леж­но­сти к всад­ни­че­ско­му сосло­вию: таким обра­зом, мини­маль­ное тре­бо­ва­ние к состо­я­нию эрар­но­го три­бу­на состав­ля­ло менее 100 тыс. дена­ри­ев). Так были раз­ру­ше­ны два глав­ных стол­па сул­лан­ской кон­сти­ту­ции, и это при­ве­ло к тём­но­му пери­о­ду анар­хии и смя­те­ния. Теперь от тра­ди­ци­он­ной про­грам­мы попу­ля­ров оста­лись толь­ко лозун­ги: суве­рен­ные пра­ва наро­да пред­став­ля­ли собой дви­жу­щую силу огром­ной маши­ны, исполь­зу­е­мой все­ми про­тив­ни­ка­ми опти­мат­ской оли­гар­хии в непре­стан­ных попыт­ках уско­рить её паде­ние.

Цезарь, есте­ствен­но, при­вет­ст­во­вал такие тен­ден­ции, но, посколь­ку ещё не был сена­то­ром, мог играть в этих важ­ных собы­ти­ях лишь вто­ро­сте­пен­ную роль. Соглас­но сул­лан­ско­му поряд­ку, избра­ние на долж­ность кве­сто­ра влек­ло за собой вклю­че­ние в сенат. Цезарь зани­мал эту долж­ность в 69 г.⁸ Вско­ре после вступ­ле­ния в неё он про­из­нёс над­гроб­ную речь в честь вдо­вы Мария и, опи­ра­ясь на её родо­слов­ную как с отцов­ской, так и с мате­рин­ской сто­ро­ны, дал пол­ную волю гор­до­сти за своё про­ис­хож­де­ние: «По жен­ской линии род моей тет­ки Юлии про­ис­хо­дит от царей, по муж­ской же он сто­ит в свя­зи с бес­смерт­ны­ми бога­ми, ибо от Анка Мар­ция ведут свой род Мар­ции Рек­сы, а это было имя мате­ри моей тет­ки; род же Юли­ев, к кото­ро­му при­над­ле­жит моя семья, идет от Вене­ры. Таким обра­зом, наше­му роду при­ста­ли и непри­кос­но­вен­ность, подо­баю­щая царям, кото­рые всех могу­ще­ст­вен­нее сре­ди людей, и бла­го­го­вей­ное почи­та­ние, подо­баю­щее богам, во вла­сти кото­рых нахо­дят­ся сами цари». Одна­ко в похо­рон­ной про­цес­сии были про­не­се­ны изо­бра­же­ния Мари­ев, отца и сына, вопре­ки запре­ту Сул­лы, и народ радост­но их при­вет­ст­во­вал. Вско­ре после это­го умер­ла Кор­не­лия, жена Цеза­ря. Преж­де было не при­ня­то удо­ста­и­вать моло­дых с.32 жен­щин пуб­лич­ны­ми реча­ми, но Цезарь не побо­ял­ся создать пре­цедент, и его тро­га­тель­ные сло­ва были встре­че­ны с боль­шим одоб­ре­ни­ем⁹. Дошед­ший до нас фраг­мент стран­ным обра­зом выглядит как про­ро­че­ство о послед­них годах его соб­ст­вен­ной жиз­ни, хотя дру­гие сена­то­ры, веро­ят­но, сочли его хва­стов­ст­вом и ещё одним про­яв­ле­ни­ем его экс­тра­ва­гант­но­сти. Но «народ» в Риме, несо­мнен­но, его одоб­рил.

В долж­но­сти кве­сто­ра Цезарь был направ­лен к про­пре­то­ру Даль­ней Испа­нии¹⁰ и в каче­стве его пред­ста­ви­те­ля отправ­лял пра­во­судие в какой-то части окру­га, что дава­ло ему мно­го воз­мож­но­стей свя­зать про­вин­ци­а­лов обя­за­тель­ства­ми перед собой. Но вне­зап­но его охва­ти­ло стрем­ле­ние к ско­рей­ше­му про­дви­же­нию. В 68 г. он поки­нул про­вин­цию рань­ше намест­ни­ка и отпра­вил­ся в Транс­па­дан­скую Гал­лию. Дей­ст­вие зако­нов 90 и 89 гг. о пре­до­став­ле­нии рим­ско­го граж­дан­ства рас­про­стра­ня­лось толь­ко до реки По. К севе­ру от реки они при­ме­ня­лись толь­ко к двум латин­ским коло­ни­ям — Кре­моне и Акви­лее. В 89 г. кон­сул Гней Пом­пей Стра­бон объ­еди­нил осталь­ные галль­ские посе­ле­ния в несколь­ко город­ских общин, кото­рые полу­чи­ли пра­ва, ранее при­над­ле­жав­шие быв­шим латин­ским коло­ни­ям, важ­ней­шим из кото­рых было пра­во мест­но­го маги­ст­ра­та на полу­че­ние рим­ско­го граж­дан­ства¹¹. В послед­ние деся­ти­ле­тия эта область рома­ни­зи­ро­ва­лась, и жите­ли были недо­воль­ны тем, что име­ют мень­ше при­ви­ле­гий, чем их соседи к югу от По. Одна­ко оли­гар­хия сопро­тив­ля­лась любо­му рас­ши­ре­нию граж­дан­ства. Поэто­му часто слу­ча­лись бес­по­ряд­ки, и Цезарь, совер­шен­но в духе преж­них попу­ля­ров, спе­шил вос­поль­зо­вать­ся этой воз­мож­но­стью, посе­щал общи­ны и наде­ял­ся на воору­жён­ное вос­ста­ние. В это вре­мя в рас­по­ря­же­нии сена­та нахо­ди­лись два леги­о­на, пред­на­зна­чен­ные для Кили­кии, для Мит­ри­да­то­вой вой­ны, но сенат задер­жал их в Ита­лии, пока на севе­ре всё не затих­ло¹². Эта неудач­ная попыт­ка свиде­тель­ст­ву­ет, что в воз­расте трид­ца­ти двух лет Цезарь был сме­лым игро­ком, гото­вым на высо­кие став­ки на пер­вых же ходах. Кро­ме того, сво­ей горя­чей под­держ­кой транс­па­дан­цев он зало­жил осно­ву патро­на­та, кото­рый имел важ­ные послед­ст­вия.

с.33 Вер­нув­шись в Рим, Цезарь женил­ся на Пом­пее. Посколь­ку её отцом был сын Квин­та Пом­пея Руфа, кон­су­ла 88 г., а мате­рью — дочь Сул­лы, она явля­лась внуч­кой двух кон­су­лов, кото­рые в 88 г. столь реши­тель­но уре­за­ли пол­но­мо­чия три­бу­на­та¹³. Но вос­по­ми­на­ния тако­го рода явно не име­ли зна­че­ния для Цеза­ря. С 67 г. в каче­стве кве­сто­рия он посе­щал заседа­ния сена­та. Из-за неуда­чи Анто­ния пират­ство до такой сте­пе­ни вышло из-под кон­тро­ля, что спра­вить­ся с ним мож­но было толь­ко с помо­щью спе­ци­аль­ной воен­ной опе­ра­ции. Теперь три­бун Авл Габи­ний выдви­нул пред­ло­же­ние о созда­нии чрез­вы­чай­но­го коман­до­ва­ния с бес­пре­цедент­ны­ми в рим­ской исто­рии пол­но­мо­чи­я­ми. Все зна­ли, что оно пред­на­зна­ча­лось для Пом­пея. Весь сенат при­со­еди­нил­ся к мне­нию ува­жае­мо­го гла­вы опти­ма­тов, Квин­та Кату­ла, и отверг этот план; лишь Цезарь, при­над­ле­жав­ший к низ­ше­му ран­гу сена­тор­ской иерар­хии, имел дер­зость его под­дер­жать. Как бы мало его ни радо­ва­ло новое воз­вы­ше­ние Пом­пея, ему не оста­ва­лось ино­го выбо­ра, если он желал идти доро­гой попу­ля­ров¹⁴. Затем Цезарь был избран кура­то­ром Аппи­е­вой доро­ги; успеш­ная работа в этой долж­но­сти лег­ко мог­ла при­не­сти ему бла­го­дар­ность мно­гих. Несмот­ря на свои хро­ни­че­ские дол­ги, Цезарь внёс круп­ный вклад из соб­ст­вен­ных средств, и народ­ная любовь к нему ещё боль­ше уси­ли­лась¹⁵.

Тем вре­ме­нем на боль­шой поли­ти­че­ской сцене про­изо­шли важ­ные пере­ме­ны. Ещё до назна­че­ния Пом­пея Габи­ний лишил коман­до­ва­ния Луция Лукул­ла, несмот­ря на его вели­кие свер­ше­ния. Посколь­ку Лукулл поло­жил конец ограб­ле­нию про­вин­ции Азия неопи­су­е­мо жад­ны­ми рим­ски­ми финан­си­ста­ми, нена­висть всад­ни­че­ско­го сосло­вия пре­сле­до­ва­ла его до тех пор, пока их бес­пре­стан­ная аги­та­ция не при­ве­ла нако­нец к паде­нию это­го выдаю­ще­го­ся пред­ста­ви­те­ля ноби­ли­те­та. Подоб­но Метел­лу Пию, кото­ро­му Рим даже боль­ше, чем Пом­пею, был обя­зан завер­ше­ни­ем вой­ны про­тив Сер­то­рия, Лукулл был искрен­ним сто­рон­ни­ком сул­лан­ской систе­мы опти­мат­ской оли­гар­хии. Но тра­ги­че­ская сла­бость этой фор­мы прав­ле­ния состо­я­ла имен­но в том, что она не выно­си­ла выдаю­щих­ся лич­но­стей. Опти­мат­ские кли­ки под пред­во­ди­тель­ст­вом высо­ко­пар­ных доб­ро­хотов сва­ли­ли само­го вли­я­тель­но­го чело­ве­ка в режи­ме ноби­ли­те­та, тогда как сам он был выше того, чтобы заклю­чить союз с.34 с попу­ля­ра­ми. Пла­ни­ро­ва­лось, что Мит­ри­да­то­ву вой­ну завер­шат орди­нар­ные про­кон­су­лы. Но в 66 г. они ещё не взя­лись за свои зада­чи, а тем вре­ме­нем ини­ци­а­ти­ва выскольз­ну­ла из рук сенат­ских лиде­ров¹⁶.

На войне про­тив пира­тов талан­ты Пом­пея засвер­ка­ли в наи­луч­шем и ярчай­шем све­те: бла­го­да­ря хоро­шо спла­ни­ро­ван­ной орга­ни­за­ции он сумел скон­цен­три­ро­вать свои намно­го пре­вос­хо­дя­щие силы и нане­сти про­тив­ни­ку сокру­ши­тель­ные уда­ры. К кон­цу 67 г. пира­ты в Сре­ди­зем­ном море исчез­ли; мало того, мно­гие из этих неуго­мон­ных налёт­чи­ков были отправ­ле­ны на посе­ле­ние в поки­ну­тые гре­че­ские горо­да, чтобы вести там при­стой­ную и респек­та­бель­ную жизнь. Всё схо­ди­лось на том, что Пом­пей станет достой­ным пре­ем­ни­ком Лукул­ла — чего он страст­но желал. Про­стой народ в Риме вос­тор­жен­но отно­сил­ся к герою, обес­пе­чив­ше­му им еже­днев­ное про­пи­та­ние. Капи­та­ли­сты были встре­во­же­ны тем, что после того, как Лукул­лу свя­за­ли руки, вой­на сно­ва пере­ки­ну­лась на рим­ские про­вин­ции, что ста­ви­ло под угро­зу все их государ­ст­вен­ные акти­вы. Сам же Пом­пей был открыт для новых назна­че­ний.

В нача­ле 66 г. три­бун Гай Мани­лий пред­ло­жил вклю­чить в коман­до­ва­ние Пом­пея веде­ние Мит­ри­да­то­вой вой­ны и пре­до­ста­вить ему пра­во объ­яв­лять вой­ну, заклю­чать мир и под­пи­сы­вать дого­во­ры. Сло­вом, ему было пору­че­но всё уре­гу­ли­ро­ва­ние восточ­но­го вопро­са. После вос­ста­нов­ле­ния три­бу­на­та сенат боль­ше не мог про­ти­во­дей­ст­во­вать силе подоб­но­го дви­же­ния. Лиде­ры сена­та, Катул и Гор­тен­зий, сра­жа­лись за про­иг­ран­ное дело: в дан­ном слу­чае четы­ре кон­су­ля­ра, имев­ших соб­ст­вен­ные убеж­де­ния, в том чис­ле такие выдаю­щи­е­ся люди, как Пуб­лий Сер­ви­лий Исав­рик и Гай Скри­бо­ний Кури­он, при­мкну­ли к боль­шин­ству.

Теперь пуб­лич­ная власть пре­до­ста­ви­ла в рас­по­ря­же­ние Пом­пея такие поли­ти­че­ские воз­мож­но­сти, какие изгнан­ник Сул­ла добыл себе в граж­дан­ской войне. Вся­кий, кто не желал стать жерт­вой ново­го поряд­ка, пред­видеть кото­рый было неслож­но, дол­жен был угож­дать буду­ще­му хозя­и­ну. Цезарь ока­зал­ся перед лицом этой горь­кой необ­хо­ди­мо­сти. Но, раз уж это­го было не избе­жать, он не удо­воль­ст­во­вал­ся ролью про­сто­го при­спо­соб­лен­ца; он так горя­чо под­дер­жал зако­но­про­ект¹⁷, что срав­нить­ся с ним мог толь­ко пре­тор это­го года, Марк Тул­лий Цице­рон. Он тоже не мог дей­ст­во­вать ина­че, если желал испол­не­ния сво­ей вели­кой меч­ты, ибо, невзи­рая на своё всад­ни­че­ское про­ис­хож­де­ние, он стре­мил­ся к кон­суль­ству, опи­ра­ясь на силу сво­его крас­но­ре­чия. Хотя Цице­рон искренне чтил слав­ное про­шлое ари­сто­кра­ти­че­ско­го прав­ле­ния, при суще­ст­ву­ю­щем сенат­ском режи­ме он, как новый чело­век, не мог наде­ять­ся на с.35 кон­суль­ство. С точ­ки зре­ния этих высо­ко­мер­ных гос­под, он дол­жен был счи­тать себя счаст­лив­цем уже пото­му, что они поз­во­ли­ли ему под­нять­ся до пре­ту­ры.

До 62 г. Пом­пей испол­нил всё, что ожи­да­лось от него как от воен­но­го и адми­ни­ст­ра­то­ра. До его воз­вра­ще­ния в нача­ле 61 г. Риму при­хо­ди­лось доволь­ст­во­вать­ся слу­ха­ми о том, какие поли­ти­че­ские выго­ды он наме­рен извлечь из сво­его поло­же­ния¹⁸. Поэто­му поли­ти­че­ская жизнь про­те­ка­ла в атмо­сфе­ре страш­ной тре­во­ги. Вся­кий поли­тик, счи­таю­щий себя пред­на­зна­чен­ным для вели­ких дея­ний, дол­жен был дей­ст­во­вать, преж­де чем более могу­ще­ст­вен­ный чело­век лишит его сво­бо­ды. Внешне каза­лось, что дела идут как обыч­но, но посвя­щён­ные зна­ли, что живут на вул­кане, извер­же­ние кото­ро­го при­ведёт к неис­чис­ли­мым раз­ру­ше­ни­ям. Обста­нов­ка была угне­таю­щей.

Едва ли мож­но черес­чур сгу­стить крас­ки, опи­сы­вая мораль­ный упа­док рим­ско­го наро­да в эту эпо­ху. Ста­рая рим­ская мораль, подоб­но ста­рой рели­гии, была суро­вой и негиб­кой, но чув­ство спра­вед­ли­во­сти уме­ря­ло жесто­кий эго­изм¹⁹, быв­ший рим­ской нацио­наль­ной чер­той. Миро­вое гос­под­ство подо­рва­ло ту твёр­дую поч­ву, из кото­рой Рим чер­пал свои луч­шие эле­мен­ты. В част­но­сти, нарас­таю­щее про­ник­но­ве­ние все­го гре­че­ско­го мог­ло при­ве­сти лишь к раз­ло­же­нию. Ибо лишь высо­ко­мо­раль­ные и неза­ви­си­мые люди — кото­рых мало в любом обще­стве — спо­соб­ны усво­ить из гре­че­ской духов­ной жиз­ни достой­ные и непре­хо­дя­щие цен­но­сти. Гру­бую рим­скую чув­ст­вен­ность чаще впе­чат­ля­ли дру­гие сто­ро­ны этой пере­зре­лой куль­ту­ры — её лег­ко­мыс­лие и любовь к рос­ко­ши, её удо­воль­ст­вия и поро­ки. Рим­ляне на Восто­ке при­вы­ка­ли к поли­ти­че­ской корруп­ции и бес­прин­цип­но­му стя­жа­тель­ству гре­ков и каж­дый день мог­ли видеть, что про­ще и выгод­нее все­го обра­щать­ся с ними жесто­ко, а пото­му их преж­ние пред­став­ле­ния о чест­но­сти, несо­мнен­но, раз­мы­ва­лись. Гре­че­ская рито­ри­ка про­ни­зы­ва­ла судеб­ное и поли­ти­че­ское крас­но­ре­чие на фору­ме. Опти­ма­ты и попу­ля­ры напе­ре­бой под­ку­па­ли насе­ле­ние Рима. В кон­це II в. в Риме (как в Гре­ции — уже задол­го до это­го) за день­ги мож­но было купить всё, и это отно­си­лось как к выс­шим, так и к низ­шим сло­ям²⁰. Лица, обла­дав­шие вла­стью, при­ме­ня­ли её без­жа­лост­но, и речь идёт не толь­ко о высо­ко­по­став­лен­ных про­вин­ци­аль­ных адми­ни­ст­ра­то­рах: пред­при­ни­ма­те­ли во гла­ве с откуп­ны­ми ком­па­ни­я­ми и их слу­жа­щи­ми были ничем не луч­ше. Вер­ность и с.36 ответ­ст­вен­ность при­зна­ва­лись чело­ве­ком лишь до тех пор, пока слу­жи­ли его соб­ст­вен­ным инте­ре­сам. Семей­ная жизнь в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни раз­ру­ши­лась. Судеб­ные речи Цице­ро­на дают нас устра­шаю­щее пред­став­ле­ние о том, что тво­ри­лось не толь­ко в Риме, но и в муни­ци­пи­ях. Патро­но-кли­ент­ские отно­ше­ния и поли­ти­че­ская друж­ба, столь важ­ные в соци­аль­ном плане, тоже всё боль­ше ста­но­ви­лись про­сто дело­вы­ми свя­зя­ми. Бас­но­слов­ные состо­я­ния, сте­кав­ши­е­ся в Рим, посто­ян­но выво­ди­ли рос­кошь на новые вер­ши­ны. Их име­ло смысл поко­рять. Юно­ша мог про­мотать огром­ное состо­я­ние все­го за несколь­ко лет. Но как бы вели­ки ни были его дол­ги, сын сена­то­ра мог уте­шать­ся мыс­лью, что поли­ти­че­ская карье­ра воз­ме­стит ему всё с лих­вой.

С 90 г. этот демо­ра­ли­зо­ван­ный мир пере­жи­вал один эко­но­ми­че­ский кри­зис за дру­гим. Союз­ни­че­ская вой­на серь­ёз­но подо­рва­ла ита­лий­скую эко­но­ми­ку и затор­мо­зи­ла дело­вую актив­ность²¹. В 88 г. мас­со­вая рез­ня ита­лий­цев в Малой Азии по при­ка­зу Мит­ри­да­та унес­ла не толь­ко 80 тыс. жиз­ней, но и огром­ные состо­я­ния²². В после­дую­щий за этим рево­лю­ци­он­ный пери­од всад­ни­ки-победи­те­ли были про­зва­ны «денеж­ны­ми меш­ка­ми»²³. 1600 рим­ских всад­ни­ков, став­ших жерт­ва­ми про­скрип­ций Сул­лы, доро­го попла­ти­лись за то, что вос­поль­зо­ва­лись этим выгод­ным обо­ротом собы­тий²⁴. И сно­ва порядок вла­де­ния соб­ст­вен­но­стью рез­ко изме­нил­ся. Сул­лан­цы ску­па­ли кон­фис­ко­ван­ные поме­стья по бро­со­вым ценам, а в ита­лий­ских общи­нах было рас­се­ле­но 120 тыс. вете­ра­нов²⁵. Огром­ным при­бы­лям одной пар­тии сопут­ст­во­ва­ли стра­да­ния и нище­та изгнан­ни­ков, при­над­ле­жав­ших к дру­гой пар­тии. Зна­чи­тель­ная часть тех, кто вне­зап­но обо­га­тил­ся, про­мота­ла свои богат­ства столь же быст­ро. Из этой череды ужас­ных потря­се­ний обед­нев­шие и увяз­шие в дол­гах люди извлек­ли один урок: мож­но наде­ять­ся, что ско­ро коле­со фор­ту­ны вновь повер­нёт­ся, и угне­тён­ные вновь ока­жут­ся на вер­шине²⁶. Итак, с.37 атмо­сфе­ра в Риме была тако­ва, что в ней при­скорб­ным обра­зом гос­под­ст­во­ва­ло всё нечи­стое, от бес­прин­цип­но­го лег­ко­мыс­лия до пол­ной бес­со­вест­но­сти. И преж­де все­го в поли­ти­че­ском мире, где люди посто­ян­но стал­ки­ва­лись с подоб­ным поведе­ни­ем, лишь очень немно­гие спо­соб­ны были убе­речь­ся от этой пор­чи. Сле­ду­ет иметь всё это в виду, следя за раз­ви­ти­ем собы­тий в сле­дую­щие годы, чтобы избе­жать оши­боч­ных суж­де­ний.

На 65 г. Цезарь был избран куруль­ным эди­лом. Эди­ли­тет был чисто город­ской маги­ст­ра­ту­рой: в его зада­чи вхо­дил поли­цей­ский кон­троль за рыноч­ной тор­гов­лей и общий над­зор за обще­ст­вен­ным поряд­ком на ули­цах и пло­ща­дях, в том чис­ле попе­че­ние о хра­мах и обще­ст­вен­ных зда­ни­ях; эди­лы име­ли пра­во штра­фо­вать нару­ши­те­лей²⁷. Но эта долж­ность была желан­ной сту­пе­нью на лест­ни­це сена­тор­ской карье­ры ввиду того, что допол­ни­тель­ной обя­зан­но­стью эди­лов было устрой­ство игр, про­во­див­ших­ся в дни государ­ст­вен­ных празд­ни­ков. На эти цели выде­ля­лись день­ги из каз­ны²⁸; но кан­дида­ты на выс­шие долж­но­сти уже дав­но поня­ли, что луч­ший спо­соб при­об­ре­сти любовь изби­ра­те­лей — это устро­ить более вели­ко­леп­ные игры за соб­ст­вен­ный счёт. Мож­но себе пред­ста­вить, как Цезарь исполь­зо­вал эту воз­мож­ность. Куруль­ные эди­лы (суще­ст­во­ва­ло так­же два пле­бей­ских эди­ла, в обя­зан­но­сти кото­рых вхо­ди­ли дру­гие игры) отве­ча­ли за орга­ни­за­цию семи­днев­ных игр в апре­ле в честь боги­ни-мате­ри Кибе­лы (Мега­ле­зий­ские игры, lu­di Me­ga­len­ses)²⁹ и пят­на­дца­ти­днев­ных³⁰ Рим­ских игр в сен­тяб­ре (в честь Юпи­те­ра Капи­то­лий­ско­го).

Кол­ле­гой Цеза­ря был Марк Каль­пур­ний Бибул, чело­век прин­ци­пи­аль­ный, хоть и вер­ный сто­рон­ник опти­мат­ской систе­мы, и — в чём ему пред­сто­я­ло ещё более болез­нен­но убедить­ся в его кон­суль­ство в 59 г. — не ров­ня Цеза­рю. Как он в шут­ку заме­тил по это­му пово­ду, «его постиг­ла участь Пол­лук­са: как храм боже­ст­вен­ных близ­не­цов на фору­ме назы­ва­ли про­сто хра­мом Касто­ра, так и его сов­мест­ную с Цеза­рем щед­рость при­пи­сы­ва­ли одно­му Цеза­рю». Послед­ний упо­ми­нал­ся в оди­но­че­стве бла­го­да­ря тому, что выста­вил осо­бое допол­ни­тель­ное убран­ство. Но ещё боль­ше он затмил Бибу­ла, когда, невзи­рая на соб­ст­вен­ные дол­ги, исполь­зо­вал свой эди­ли­тет, чтобы почтить память умер­ше­го два­дцать лет назад отца невидан­но вели­ко­леп­ны­ми гла­ди­а­тор­ски­ми игра­ми. Обы­чай ока­зы­вать умер­шим подоб­ную честь вос­хо­дил к этрус­кам. Гла­ди­а­то­ры тре­ни­ро­ва­лись в соб­ст­вен­ных казар­мах, и неза­дол­го до это­го Спар­так с.38 бежал имен­но из тако­го заведе­ния³¹. Поэто­му неуди­ви­тель­но, что сенат с тре­во­гой вос­при­нял при­готов­ле­ния Цеза­ря. Несмот­ря на то, что ему было уста­нов­ле­но огра­ни­че­ние на чис­лен­ность гла­ди­а­то­ров, он вывел на аре­ну 320 пар, и их ору­жие и доспе­хи свер­ка­ли сереб­ром³². Не удо­воль­ст­во­вав­шись этим, одна­жды ночью Цезарь рас­по­рядил­ся вос­ста­но­вить на фору­ме памят­ни­ки в честь побед Мария, раз­ру­шен­ные Сул­лой. Про­стой народ был в вос­тор­ге, но хра­ни­те­ли опти­мат­ских тра­ди­ций чув­ст­во­ва­ли, что эта дема­го­гия ста­но­вит­ся всё опас­нее, и их лидер Лута­ций Катул ска­зал в сена­те: «Цезарь поку­ша­ет­ся на государ­ство уже не путем под­ко­па, но с осад­ны­ми маши­на­ми». Но обви­ня­е­мый отве­тил ему доста­точ­но рас­суди­тель­но, чтобы буря улег­лась³³. К сожа­ле­нию, мы не зна­ем, что имен­но он ска­зал, но мож­но пред­по­ло­жить, что он исполь­зо­вал сле­дую­щую аргу­мен­та­цию: пора похо­ро­нить ста­рую враж­ду и сно­ва при­знать непре­хо­дя­щие заслу­ги ста­ро­го героя вой­ны. Вновь и вновь Цезарь обна­ру­жи­вал осо­бый талант воз­ла­гать вину на сво­их про­тив­ни­ков и выстав­лять их неле­пы­ми фана­ти­ка­ми. Не сле­ду­ет забы­вать о том, что к это­му вре­ме­ни круг упор­ст­ву­ю­щих сул­лан­цев был весь­ма огра­ни­чен³⁴; ошиб­кой было бы счи­тать, что в среде ноби­ли­те­та Цезарь был гла­сом вопи­ю­ще­го в пустыне³⁵.

Эди­ли­тет Цеза­ря был дале­ко не самым тре­вож­ным собы­ти­ем это­го года, кото­рый начал­ся с неудач­ной попыт­ки пере­во­рота. Пуб­лий Автро­ний и Пуб­лий Сул­ла, избран­ные кон­су­ла­ми на 65 г., были осуж­де­ны за под­куп на выбо­рах, и их места заня­ли их более успеш­ные сопер­ни­ки на выбо­рах и обви­ни­те­ли — Луций Авре­лий Кот­та (двою­род­ный брат мате­ри Цеза­ря) и Луций Ман­лий Торк­ват. В сою­зе с Луци­ем Сер­ги­ем Кати­ли­ной осуж­дён­ные с.39 реши­ли стать кон­су­ла­ми, невзи­рая ни на что, даже ценой смер­ти сво­их сопер­ни­ков. Но поку­ше­ние, запла­ни­ро­ван­ное на 1 янва­ря, про­ва­ли­лось, как и попыт­ка повто­рить поста­нов­ку 5 фев­ра­ля. Кон­су­лы доби­ва­лись при­ня­тия поста­нов­ле­ния сена­та о подав­ле­нии заго­во­ра, но обсуж­де­нию это­го вопро­са поме­ша­ло три­бун­ское вето³⁶. Поэто­му в 62 г. Цице­рон мог утвер­ждать, что в то вре­мя ниче­го об этом не слы­шал³⁷.

На этом тём­ном деле сле­ду­ет оста­но­вить­ся, посколь­ку хоро­шо осве­дом­лён­ные источ­ни­ки³⁸ сооб­ща­ют, что в этом «заго­во­ре» участ­во­вал Цезарь: утвер­жда­ет­ся, что посреди этих бес­по­ряд­ков Красс соби­рал­ся захва­тить дик­та­ту­ру, а Цезарь стал бы его началь­ни­ком кон­ни­цы. Если гово­рить о Цеза­ре, то из источ­ни­ков, при­ведён­ных в снос­ках, оче­вид­но, что это обви­не­ние впер­вые появи­лось в про­дик­то­ван­ных исклю­чи­тель­но зло­бой поли­ти­че­ских пам­фле­тах 59 г. — года кон­суль­ства Цеза­ря; упо­ми­на­ют­ся эдик­ты Бибу­ла и речи кон­су­ля­ра Гая Скри­бо­ния Кури­о­на. Уча­стие Цеза­ря убеди­тель­но опро­вер­га­ет­ся тем, что Цице­рон в пам­фле­те «О сво­их замыс­лах» (De con­si­liis suis), напи­сан­ном в то вре­мя, но, соглас­но его ука­за­ни­ям, опуб­ли­ко­ван­ном лишь после его смер­ти, упо­ми­на­ет в свя­зи с этим делом толь­ко Крас­са³⁹. И дей­ст­ви­тель­но, чрез­вы­чай­но мало­ве­ро­ят­но, чтобы Цезарь стал участ­ни­ком пла­на, направ­лен­но­го на убий­ство его род­ст­вен­ни­ка Кот­ты. Таким обра­зом, при­пи­сан­ное ему стрем­ле­ние стать началь­ни­ком кон­ни­цы пре­вра­ща­ет­ся в злоб­ную выдум­ку, а вме­сте с ним и дик­та­ту­ра Крас­са; хотя поведе­ние послед­не­го и наво­ди­ло людей на мысль, что он посто­ян­но спо­соб­ст­ву­ет бес­по­ряд­кам⁴⁰.

Красс, как и Пом­пей, преж­де был сто­рон­ни­ком Сул­лы и тоже стре­мил­ся отво­е­вать себе пози­цию силы, неза­ви­си­мую от с.40 опти­мат­ской оли­гар­хии. При­умно­жая своё богат­ство искус­ны­ми и часто нечи­сто­плот­ны­ми мето­да­ми, он стал бога­тей­шим чело­ве­ком в Риме⁴¹. «У того, кто жела­ет пер­вен­ства в государ­стве, но содер­жать вой­ско на свои дохо­ды не может, денег дале­ко не доста­точ­но», — такие заяв­ле­ния от него порой слы­ша­ли⁴². Несмот­ря на его победу над Спар­та­ком, его воен­ная сла­ва дале­ко усту­па­ла сла­ве Пом­пея, кото­рый с тех пор вёл вой­ны про­тив пира­тов и Мит­ри­да­та. Но Красс любой ценой желал оста­вать­ся на вер­шине. В 65 г. он добил­ся избра­ния цен­зо­ром и свя­зы­вал с этой долж­но­стью боль­шие надеж­ды. Во-пер­вых, при состав­ле­нии спис­ков граж­дан он наме­ре­вал­ся вклю­чить в них транс­па­дан­цев (что при­нес­ло бы ему мно­го­чис­лен­ную новую кли­ен­те­лу); ещё более мно­го­обе­щаю­щим был его план сде­лать Еги­пет рим­ской про­вин­ци­ей. Для дости­же­ния этой цели он опи­рал­ся на яко­бы суще­ст­ву­ю­щее заве­ща­ние Пто­ле­мея XI Алек­сандра II, кото­рый был поса­жен на трон Сул­лой в 80 г., но через девят­на­дцать дней убит. Оба пред­ло­же­ния встре­ти­ли столь реши­тель­ное сопро­тив­ле­ние со сто­ро­ны его кол­ле­ги Кату­ла, что цен­зо­ры не мог­ли выпол­нять свои обыч­ные обя­зан­но­сти. Красс решил, что им обо­им сле­ду­ет сло­жить пол­но­мо­чия. Одним из их пре­ем­ни­ков, избран­ных на 64 г., стал Луций Кот­та, но при испол­не­нии сво­их обя­зан­но­стей они тоже были пара­ли­зо­ва­ны три­бун­ски­ми запре­та­ми⁴³.

Сооб­ща­ет­ся так­же, что во вре­мя спо­ра о еги­пет­ском наслед­стве Цезарь рас­счи­ты­вал в сле­дую­щем году полу­чить чрез­вы­чай­ное коман­до­ва­ние для испол­не­ния заве­ща­ния в силу народ­но­го поста­нов­ле­ния⁴⁴. Из это­го ниче­го не вышло, пото­му что опти­ма­ты сло­ма­ли игру с заве­ща­ни­ем. Я не счи­таю это доста­точ­ным осно­ва­ни­ем для того, чтобы вычёр­ки­вать этот эпи­зод из жиз­ни Цеза­ря⁴⁵. План по пре­до­став­ле­нию граж­дан­ства с.41 транс­па­дан­цам слу­жит аргу­мен­том в поль­зу того, что в это вре­мя меж­ду Цеза­рем и Крас­сом суще­ст­во­вал союз, и даже уди­ви­тель­но было бы, если бы они не высту­па­ли вме­сте про­тив их обще­го вра­га Кату­ла⁴⁶. В схват­ке с ним Цезарь уже одер­жи­вал верх бла­го­да­ря сво­ей победе в сена­те. Помыш­лять о чрез­вы­чай­ном коман­до­ва­нии, конеч­но, было дерз­ко, но неуди­ви­тель­но для Цеза­ря, кото­рый два­жды под­дер­жи­вал пре­до­став­ле­ние таких пол­но­мо­чий Пом­пею. К сожа­ле­нию, до нас не дошли про­из­не­сён­ные им тогда речи, но сам факт их про­из­не­се­ния свиде­тель­ст­ву­ет о мас­шта­бах его инте­ре­са к про­бле­ме. Едва ли мож­но сомне­вать­ся, что Цезарь счи­тал себя не менее спо­соб­ным, чем был Пом­пей, когда он в два­дца­ти­де­вя­ти­лет­нем воз­расте полу­чил такое коман­до­ва­ние для вой­ны про­тив Сер­то­рия.

Сле­дую­щий год начал­ся так же бур­но. Кан­дида­том на кон­суль­ство 63 г. высту­пал Луций Сер­гий Кати­ли­на; в этой кам­па­нии его финан­си­ро­вал Красс — в сою­зе с Цеза­рем, как был убеж­дён Цице­рон⁴⁷. Конеч­но, они ожи­да­ли чего-то вза­мен. Красс все­гда вни­ма­тель­но следил за Пом­пе­ем. Если Цезарь объ­еди­нил с ним силы, то не сле­ду­ет счи­тать это сотруд­ни­че­ство одно­сто­рон­ним; в таком сою­зе он видел воз­мож­но­сти для соб­ст­вен­но­го вели­ко­го буду­ще­го. Поэто­му он готов был сми­рить­ся с тем, что парт­нё­ром Кати­ли­ны станет гнус­ный Гай Анто­ний. Одна­ко в сво­ём соис­ка­нии они зашли так дале­ко, что опти­ма­ты встрях­ну­лись и помог­ли победить ново­му чело­ве­ку (ho­mo no­vus) Цице­ро­ну — тому, кто неза­дол­го до выбо­ров обли­чал пре­ступ­ное про­шлое двух сво­их сопер­ни­ков в бле­стя­щей речи перед сена­том⁴⁸.

Эта исто­рия име­ла пикант­ное про­дол­же­ние. В том же 64 г.⁴⁹ кве­сту­ру зани­мал Марк Пор­ций Катон, пра­внук зна­ме­ни­то­го цен­зо­ра, уже про­сла­вив­ший­ся силой харак­те­ра и дос­ко­наль­ным зна­ни­ем стои­че­ской фило­со­фии. Обыч­но юно­ши в нача­ле карье­ры, зани­мав­шие кве­сту­ру пото­му, что это пред­пи­сы­вал закон, регу­ли­ру­ю­щий государ­ст­вен­ную карье­ру, во всех долж­ност­ных вопро­сах пола­га­лись на сво­их под­чи­нён­ных. Одна­ко Катон под­гото­вил­ся на совесть и ворвал­ся в эту вялую рути­ну слов­но мол­ния⁵⁰. С 72 г. дей­ст­во­вал закон, пред­у­смат­ри­вав­ший взыс­ка­ние денег с.42 за при­об­ре­тён­ное иму­ще­ство проскри­би­ро­ван­ных, от выпла­ты кото­рых Сул­ла осво­бо­дил сво­их фаво­ри­тов. Но ниче­го не про­ис­хо­ди­ло⁵¹ до тех пор, пока Катон не поло­жил конец этой финан­со­вой небреж­но­сти⁵². Он пошёл даже даль­ше и при­ме­нил этот закон к полу­ча­те­лям кро­ва­вых денег (12 тыс. дена­ри­ев), обра­ща­ясь с ними как с пре­ступ­ни­ка­ми. В резуль­та­те была пред­при­ня­та попыт­ка при­влечь их к суду по обви­не­нию в убий­стве⁵³. Соглас­но сул­лан­ско­му поряд­ку, суще­ст­во­ва­ло семь судеб­ных комис­сий, упол­но­мо­чен­ных рас­смат­ри­вать раз­лич­ные пре­ступ­ле­ния⁵⁴. Ими руко­во­ди­ли пре­то­ры. Ввиду боль­шо­го коли­че­ства дел об убий­стве для руко­вод­ства этим кон­крет­ным судом при­хо­ди­лось при­вле­кать и эди­ли­ци­ев⁵⁵. В этом году Цезарь ока­зал­ся одним из таких кве­зи­то­ров (quae­si­to­res), или пред­седа­те­лей суда (iudi­ces quaes­tio­nis)⁵⁶. Посколь­ку Сул­ла в сво­ём эдик­те, объ­яв­ля­ю­щем про­скрип­ции, пред­у­смот­рел, что проскри­би­ро­ван­но­го мож­но убить без­на­ка­зан­но, име­лись сомне­ния в том, что судеб­ные обви­не­ния тако­го рода юриди­че­ски допу­сти­мы. Цезарь решил, что они допу­сти­мы — вполне понят­но, учи­ты­вая его соб­ст­вен­ный опыт во вре­мя цар­ства терро­ра. Тогда было осуж­де­но несколь­ко выдаю­щих­ся сул­лан­цев, в том чис­ле Луций Лус­ций, быв­ший цен­ту­ри­он, вла­дев­ший, как гово­ри­ли, 10 млн сестер­ци­ев, и Луций Бел­ли­ен, дядя Кати­ли­ны. Но когда пре­то­рий Луций Лук­цей, имев­ший тес­ные свя­зи с Пом­пе­ем и извест­ный сво­им крас­но­ре­чи­ем, поз­во­лил себе обви­нить само­го Кати­ли­ну, про­иг­рав­ше­го кон­суль­ские выбо­ры, тот был оправ­дан, невзи­рая на свою при­выч­ку хва­стать­ся позор­ны­ми дея­ни­я­ми⁵⁷.

Пред­седа­тель суда не участ­во­вал в выне­се­нии вер­дик­та при­сяж­ны­ми. Но ясно, что для сохра­не­ния Кати­ли­ны в поли­ти­че­ской жиз­ни было задей­ст­во­ва­но могу­ще­ст­вен­ное поли­ти­че­ское вли­я­ние. Он сно­ва стал кан­дида­том в кон­су­лы. Пом­пей слал доне­се­ния о сво­их вели­ких победах на Восто­ке. Всех одоле­ва­ли тре­вож­ные мыс­ли о буду­щем: кон­су­лу Цице­ро­ну пред­сто­ял нелёг­кий год в долж­но­сти.

Когда 10 декаб­ря 64 г. новые три­бу­ны всту­пи­ли в долж­ность, один из них, Пуб­лий Сер­ви­лий Рулл, внёс все­объ­ем­лю­щий аграр­ный закон. Он пред­став­лял собой не что иное как мас­штаб­ную попыт­ку Крас­са и Цеза­ря обес­пе­чить себе широ­кие с.43 чрез­вы­чай­ные пол­но­мо­чия⁵⁸. Это пред­ло­же­ние объ­еди­ня­ло в себе даль­но­вид­ные поли­ти­че­ские и соци­аль­ные цели с откро­вен­ной поли­ти­кой силы.

Город Рим пред­сто­я­ло осво­бо­дить от мно­го­чис­лен­ных граж­дан-про­ле­та­ри­ев — людей, про­зя­бав­ших в празд­но­сти на те подач­ки, кото­рые доста­ва­лись им в ходе поли­ти­че­ской борь­бы их знат­ных пра­ви­те­лей⁵⁹. Мно­гие тыся­чи этих людей пред­по­ла­га­лось рас­се­лить в Ита­лии на пре­крас­ных земель­ных наде­лах. В первую оче­редь для это­го пред­на­зна­ча­лась Кам­пан­ская обще­ст­вен­ная зем­ля — послед­няя обра­ба­ты­вае­мая зем­ля, кото­рая ещё оста­ва­лась государ­ст­вен­ной соб­ст­вен­но­стью после рас­се­ле­ний и рас­пре­де­ле­ний преды­ду­щих деся­ти­ле­тий и регу­ляр­ный доход с кото­рой состав­лял осно­ву государ­ст­вен­но­го бюд­же­та⁶⁰. Но её было совер­шен­но недо­ста­точ­но. Допол­ни­тель­ную зем­лю пла­ни­ро­ва­лось поку­пать. Зако­но­про­ект уста­нав­ли­вал, что все про­да­жи долж­ны быть доб­ро­воль­ны­ми, а чтобы успо­ко­ить сул­лан­ских посе­лен­цев, их иму­ще­ство было явным обра­зом гаран­ти­ро­ва­но⁶¹. Всё это выгляде­ло как путь к мир­но­му реше­нию соци­аль­ной про­бле­мы, уре­гу­ли­ро­ва­ние кото­рой пол­но­стью отве­ча­ло обще­ст­вен­ным инте­ре­сам.

Но выпол­не­ние этих поло­же­ний пору­ча­лось комис­сии из деся­ти чело­век, пол­но­мо­чия кото­рой пре­вос­хо­ди­ли всё виден­ное ранее. Эти долж­ност­ные лица полу­ча­ли пре­тор­ские пол­но­мо­чия на пять лет и ни перед кем не отчи­ты­ва­лись. Каж­до­му из них пола­гал­ся штат из два­дца­ти всад­ни­ков и мно­же­ства слу­жа­щих⁶². День­ги, с.44 необ­хо­ди­мые для покуп­ки зем­ли, пред­ла­га­лось изыс­кать за счёт про­да­жи государ­ст­вен­ной зем­ли или уве­ли­че­ния её доход­но­сти. Для Ита­лии это не име­ло осо­бо­го зна­че­ния, но под эту ста­тью под­па­да­ли обшир­ные терри­то­рии в про­вин­ци­ях⁶³. Кро­ме того, чле­ны комис­сии полу­ча­ли судеб­ные пол­но­мо­чия, чтобы опре­де­лять, какая зем­ля при­над­ле­жит государ­ству, а какая явля­ет­ся част­ной соб­ст­вен­но­стью. На их усмот­ре­ние даже было остав­ле­но реше­ние вопро­са об аннек­сии Егип­та в силу заве­ща­ния покой­но­го царя: впря­мую это не гово­ри­лось, но зако­но­про­ект мож­но было так истол­ко­вать. Впря­мую упо­ми­на­лись цар­ские поме­стья Мит­ри­да­та, цар­ство кото­ро­го недав­но заво­е­вал Пом­пей⁶⁴. Ещё один раздел был посвя­щён добы­че, захва­чен­ной маги­ст­ра­та­ми в воен­ных похо­дах: в част­но­сти, комис­сии долж­ны были пере­да­вать­ся не упла­чен­ные вовре­мя день­ги. Это поло­же­ние было глав­ным обра­зом направ­ле­но про­тив Фав­ста Сул­лы, сына дик­та­то­ра, и созвуч­но выше­упо­мя­ну­тым уго­лов­ным обви­не­ни­ям про­тив сул­лан­цев. На Пом­пея оно не рас­про­стра­ня­лось, что пря­мо ого­ва­ри­ва­лось. Доста­точ­но было того, что он лишал­ся воз­мож­но­сти наде­лить сво­их вете­ра­нов зем­лёй. Пред­по­ла­гае­мое рас­се­ле­ние в Ита­лии име­ло так­же воен­ное и поли­ти­че­ское зна­че­ние, так как люди, чьи сред­ства к суще­ст­во­ва­нию зави­се­ли от аграр­но­го зако­на, при необ­хо­ди­мо­сти мог­ли обра­зо­вать вой­ско для про­ти­во­дей­ст­вия воз­вра­щаю­ще­му­ся пол­ко­вод­цу⁶⁵.

Поло­же­ния, регу­ли­ру­ю­щие назна­че­ние чле­нов комис­сии, явно име­ли сво­ей целью обес­пе­чить избра­ние опре­де­лён­ных лиц. Пред­ла­га­лось исполь­зо­вать такую же про­цеду­ру, как при избра­нии вер­хов­но­го пон­ти­фи­ка. По рели­ги­оз­ным при­чи­нам в этих выбо­рах участ­во­ва­ло толь­ко 17 из 35 изби­ра­тель­ных окру­гов, так что девять окру­гов состав­ля­ли решаю­щее боль­шин­ство. В пере­во­де на язык реаль­ной поли­ти­ки это озна­ча­ло, что кан­дидат дол­жен был обес­пе­чить себе голо­са лишь девя­ти триб⁶⁶.

Если бы это пред­ло­же­ние было при­ня­то, Красс и Цезарь заня­ли бы очень силь­ное поло­же­ние, кото­рое при уме­лом под­хо­де поз­во­ли­ло бы им обой­ти сенат и обре­сти могу­ще­ство, спо­соб­ное урав­но­ве­сить могу­ще­ство Пом­пея⁶⁷. Но пер­вой победой Цице­ро­на в долж­но­сти кон­су­ла 63 г. ста­ло раз­об­ла­че­ние их наме­ре­ний, столь успеш­ное, что, несмот­ря на про­ти­во­дей­ст­вие кол­ле­ги Гая Анто­ния, ему уда­лось отра­зить эту ата­ку на сами осно­вы государ­ства. Двое попу­ля­ров, несо­мнен­но, с горе­чью вос­при­ня­ли новое пора­же­ние, но и в этом слу­чае они дер­жа­лись в доста­точ­но глу­бо­кой тени, чтобы не ощу­тить всю силу уда­ра. Цезарь с.45 про­дол­жил свою дея­тель­ность с преж­ним раз­ма­хом. Он предъ­явил обви­не­ние в вымо­га­тель­стве (re­pe­tun­dae, про­цеду­ра воз­вра­та денег, неза­кон­но взыс­кан­ных рим­ским маги­ст­ра­том с его под­дан­ных) Гаю Каль­пур­нию Пизо­ну (кон­су­лу 67 г.), быв­ше­му про­кон­су­лу Гал­лии и бес­ком­про­мисс­но­му опти­ма­ту, при­чём осо­бен­но оже­сто­чён­но обви­нял его в неза­кон­ной каз­ни транс­па­дан­ца. За своё оправ­да­ние кон­су­ляр дол­жен был бла­го­да­рить крас­но­ре­чи­во­го Цице­ро­на, но к Цеза­рю про­ник­ся горя­чей нена­ви­стью⁶⁸. Затем Цезарь про­явил такое же рве­ние в защи­те нуми­дий­ско­го ари­сто­кра­та, выда­чи кото­ро­го как сво­его вас­са­ла и дан­ни­ка тре­бо­вал царь Гием­псал. В сво­ём энту­зи­аз­ме Цезарь зашёл так дале­ко, что схва­тил за боро­ду царе­ви­ча Юбу, пред­став­ляв­ше­го сво­его отца. Это дело Цезарь про­иг­рал, но защи­тил сво­его кли­ен­та от послед­ст­вий — он укрыл его в сво­ём доме, а затем тай­но вывез в соб­ст­вен­ных носил­ках, отправ­ля­ясь в 61 г. в Испа­нию⁶⁹. В обо­их слу­ча­ях он про­явил себя как образ­цо­вый патрон, бес­страш­но и пре­дан­но испол­нив­ший обя­за­тель­ства, нала­гае­мые вер­но­стью. Для рим­ской поли­ти­че­ской репу­та­ции это было чрез­вы­чай­но важ­но: вся­кий раз, как поли­ти­ка это­го тре­бу­ет, мы обна­ру­жи­ва­ем в Цеза­ре твёр­дое нрав­ст­вен­ное чув­ство.

Поми­мо Рул­ла, его глав­ным сорат­ни­ком был три­бун Тит Лаби­ен. Он про­ис­хо­дил из Пице­на, где Пом­пей имел огром­ную кли­ен­те­лу, уна­сле­до­ван­ную от отца⁷⁰. Веро­ят­но, Цезарь был зна­ком с Лаби­е­ном с той поры, когда они вме­сте слу­жи­ли под коман­до­ва­ни­ем Сер­ви­лия Исав­ри­ка, и сле­ду­ет отме­тить, что он вовсе не под­дер­жи­вал враж­деб­ную Пом­пею поли­ти­че­скую линию Крас­са. Сле­дую­щей целью в сво­ей борь­бе с сул­лан­ской оли­гар­хи­ей Цезарь и Лаби­ен избра­ли ста­ро­го сена­то­ра Гая Раби­рия, вер­но­го дру­га опти­ма­тов. Он был обви­нён в государ­ст­вен­ной измене, заклю­чав­шей­ся в том, что в 100 г. он убил Сатур­ни­на, свя­щен­но­го и непри­кос­но­вен­но­го народ­но­го три­бу­на, после того, как кон­сул Марий от име­ни государ­ства обе­щал ему защи­ту. Но это обви­не­ние было выдви­ну­то не в обыч­ном суде; попу­ля­ры Цезарь и Лаби­ен обра­ти­лись к доволь­но уста­рев­шей про­цеду­ре, соглас­но кото­рой в пер­вой инстан­ции при­го­вор выно­си­ли два долж­ност­ных лица, спе­ци­аль­но назна­чен­ных для раз­бо­ра дел о государ­ст­вен­ной измене; затем осуж­дён­ный мог апел­ли­ро­вать к народ­но­му собра­нию. Одним из этих судей пре­тор — вовсе не попу­ляр — назна­чил само­го Цеза­ря, и выне­се­ние при­го­во­ра по жре­бию доста­лось ему. Он вынес смерт­ный при­го­вор. Исход апел­ля­ции к с.46 народ­но­му собра­нию на Мар­со­вом поле был ещё не решён, когда Раби­рия спас пре­тор и авгур Квинт Метелл Целер, с помо­щью одной из тех уло­вок, для кото­рых мно­же­ство пред­ло­гов дава­ло кон­сти­ту­ци­он­ное пра­во, педан­тич­но хра­нив­шее каж­дый древ­ний обы­чай. Он при­ка­зал спу­стить флаг на хол­ме Яни­кул. В древ­ние вре­ме­на, когда Рим окру­жа­ли враж­деб­ные соседи, это озна­ча­ло, что стра­жа сня­та, собра­ние боль­ше не охра­ня­ет­ся и, сле­до­ва­тель­но, долж­но быть рас­пу­ще­но. В дан­ном слу­чае собра­ние тоже разо­шлось. После это­го в дело в инте­ре­сах обви­ня­е­мо­го вме­шал­ся сенат под пред­во­ди­тель­ст­вом кон­су­ла Цице­ро­на. Лаби­ен согла­сил­ся про­дол­жить судеб­ный про­цесс в фор­ме обви­не­ния в государ­ст­вен­ной измене, кото­рое три­бун выдви­га­ет перед плеб­сом; обви­ня­е­мо­му в этом слу­чае гро­зил все­го лишь штраф. В этот раз защит­ни­ка­ми высту­па­ли Гор­тен­зий и Цице­рон: дело было нетруд­ным, так как имя раба, полу­чив­ше­го сво­бо­ду в награ­ду за убий­ство Сатур­ни­на, было извест­но, и Раби­рия оправ­да­ли⁷¹. Эта лег­ко­мыс­лен­ная игра с жиз­нью ста­ри­ка была зате­я­на ради поли­ти­че­ских целей — чтобы при­ни­зить один из вели­ких дней сенат­ско­го прав­ле­ния. Та же поли­ти­че­ская линия про­смат­ри­ва­ет­ся и в три­бун­ском зако­но­про­ек­те о воз­вра­ще­нии сыно­вьям проскри­би­ро­ван­ных пра­ва доби­вать­ся долж­но­стей. Цезарь, есте­ствен­но, его под­дер­жал, но Цице­рон и его тоже про­ва­лил. С точ­ки зре­ния сенат­ско­го прав­ле­ния, допуск к долж­но­стям этих лиц, жаж­ду­щих мще­ния, лишь ухуд­шил бы поло­же­ние⁷².

С дру­гой сто­ро­ны, Лаби­ен и его кол­ле­га Тит Ампий Бальб про­ве­ли зако­но­про­ект, поз­во­ля­ю­щий Пом­пею носить на празд­ни­ках осо­бое почёт­ное оде­я­ние в знак при­зна­ния его выдаю­щих­ся заслуг; эту почесть он в даль­ней­шем почти не исполь­зо­вал. Харак­тер­но, что Цезарь, кото­рый неза­дол­го до того исполь­зо­вал Рул­ла про­тив Пом­пея, с боль­шим рве­ни­ем под­дер­жал этот зако­но­про­ект. Сле­дую­щий зако­но­про­ект Лаби­е­на пред­у­смат­ри­вал вос­ста­нов­ле­ние народ­ных выбо­ров на жре­че­ские долж­но­сти (в кол­ле­гии пон­ти­фи­ков, авгу­ров и квин­де­цем­ви­ров свя­щен­но­дей­ст­вий), кото­рые Сул­ла ранее заме­нил кооп­та­ци­ей⁷³.

Нема­лая часть сла­вы за про­веде­ние это­го зако­но­про­ек­та доста­лась Цеза­рю и созда­ла пред­по­сыл­ки для его избра­ния на долж­ность вер­хов­но­го пон­ти­фи­ка. Ранее эта долж­ность — выс­шая рели­ги­оз­ная почесть в Рим­ском государ­стве — все­гда доста­ва­лась самым почтен­ным кон­су­ля­рам. Напри­мер, её преды­ду­щим обла­да­те­лем с.47 был Квинт Метелл Пий, один из самых выдаю­щих­ся сто­рон­ни­ков Сул­лы. Это даёт нам неко­то­рое пред­став­ле­ние о дер­зо­сти Цеза­ря, кото­рый, будучи все­го лишь кан­дида­том в пре­то­ры, устре­мил­ся так высо­ко. Его сопер­ни­ка­ми были про­слав­лен­ные пер­вые граж­дане (prin­ci­pes) — Квинт Лута­ций Катул и Пуб­лий Сер­ви­лий Исав­рик. Ввиду сво­его поло­же­ния оче­вид­ным пре­ем­ни­ком Метел­ла Пия был Катул. Но посколь­ку шан­сы Цеза­ря были столь же высо­ки бла­го­да­ря огром­ным сум­мам, кото­рые он потра­тил на под­куп изби­ра­те­лей, а его дол­ги — огром­ны, Катул попы­тал­ся убедить его доб­ро­воль­но отка­зать­ся от борь­бы, пред­ло­жив ему круп­ные отступ­ные. Но Цезарь лишь взял новые зай­мы и уве­ли­чил взят­ки изби­ра­те­лям. В день выбо­ров он ска­зал мате­ри, что теперь либо вер­нёт­ся домой победи­те­лем… либо не вер­нёт­ся вовсе. В ито­ге он одер­жал столь бли­ста­тель­ную победу, что даже в изби­ра­тель­ных окру­гах сво­их сопер­ни­ков полу­чил боль­ше голо­сов, чем они — во всех сем­на­дца­ти окру­гах, вме­сте взя­тых⁷⁴.

Тем вре­ме­нем Кати­ли­на доби­вал­ся кон­суль­ства. Изна­чаль­но его пер­спек­ти­вы были непло­хи­ми. Его под­дер­жи­вал один из кон­су­лов, Гай Анто­ний, неко­то­рые из три­бу­нов уже сле­до­ва­ли его кур­сом и доби­ва­лись отме­ны дол­гов⁷⁵; нет сомне­ний в том, что он имел кон­так­ты с Крас­сом и Цеза­рем. Но, как слу­ча­лось и рань­ше, эта опас­ность спло­ти­ла зажи­точ­ные клас­сы, осо­бен­но сосло­вия сена­то­ров и всад­ни­ков. Это «согла­сие сосло­вий» оста­ва­лось пред­ме­том гор­до­сти кон­су­ла Цице­ро­на, лиде­ра пар­тии зако­на и поряд­ка, до кон­ца его жиз­ни⁷⁶. Когда Кати­ли­на натолк­нул­ся на такое про­ти­во­дей­ст­вие, у него оста­лось мало надеж­ды достичь сво­ей цели кон­сти­ту­ци­он­ны­ми сред­ства­ми, и он при­гото­вил­ся заво­е­вать кон­суль­ство силой.

Это пред­при­я­тие име­ло несрав­ни­мо более широ­кую базу, чем аван­тю­ра 1 янва­ря 65 г., так как Кати­ли­на желал осу­ще­ст­вить свою рево­лю­цию рань­ше, чем Пом­пей смо­жет ему поме­шать⁷⁷. В союз с ним всту­пи­ло мно­же­ство сена­то­ров, кото­рым гро­зи­ло банк­рот­ство, так как они про­иг­ра­ли или рас­тра­ти­ли свои состо­я­ния. Это были офи­це­ры рево­лю­ции; их вой­ско состо­я­ло, с одной сто­ро­ны, из несчаст­ных, у кото­рых Сул­ла отнял всё, а с дру­гой — из их столь же зло­по­луч­ных пре­ем­ни­ков, сул­лан­цев, немед­лен­но про­мотав­ших своё иму­ще­ство⁷⁸. Подоб­ные с.48 эле­мен­ты были осо­бен­но мно­го­чис­лен­ны в Этру­рии, но засвиде­тель­ст­во­ва­ны так­же в Брут­тии, Апу­лии, Пицене и Гал­лии⁷⁹. Нако­нец, заго­вор­щи­ки все­гда мог­ли рас­счи­ты­вать на рим­скую чернь. Это силь­ное и ради­каль­ное рево­лю­ци­он­ное дви­же­ние, разу­ме­ет­ся, уже ни в коей мере не пред­став­ля­ло поли­ти­че­ские цели Крас­са⁸⁰.

Заго­вор таких мас­шта­бов невоз­мож­но было застра­хо­вать от пре­да­те­лей, и на про­тя­же­нии неко­то­ро­го вре­ме­ни Цице­ро­на осве­дом­ля­ли обо всех обсто­я­тель­ствах⁸¹. Но ввиду сим­па­тий мно­же­ства сена­то­ров к заго­вор­щи­кам ему не уда­ва­лось добить­ся при­ня­тия поста­нов­ле­ния, име­ю­ще­го закон­ную силу. Хотя пуб­лич­но все ужа­са­лись, слы­ша раз­об­ла­че­ния Цице­ро­на, суще­ст­во­ва­ла груп­па сена­то­ров, счи­тав­ших, что этим обви­не­ни­ям не сле­ду­ет верить или что заблуд­шим сле­ду­ет дру­же­люб­но и доб­ро­же­ла­тель­но объ­яс­нить оши­боч­ность их поли­ти­ки⁸². Мож­но пред­по­ло­жить, что сре­ди них был и Цезарь. Но несмот­ря на эти труд­но­сти, Цице­ро­ну уда­лось сохра­нить закон и порядок, и кон­су­ла­ми были избра­ны Децим Силан и Луций Муре­на, а не Кати­ли­на. С дру­гой сто­ро­ны, Цезарь без труда добил­ся пре­ту­ры — как и любой долж­но­сти в сво­ей карье­ре. Цице­рон рас­стро­ил пла­ны Кати­ли­ны, созвав силь­ный отряд воору­жён­ных сто­рон­ни­ков⁸³.

Одна­ко Кати­ли­на не соби­рал­ся покидать сце­ну; напро­тив, он начал набор доб­ро­воль­цев. Эта под­готов­ка к созда­нию рево­лю­ци­он­ной армии велась до кон­ца октяб­ря. Рево­лю­ция долж­на была начать­ся 27 октяб­ря в Этру­рии; на сле­дую­щий день пла­ни­ро­ва­лось под­жо­га­ми поверг­нуть в смя­те­ние граж­дан Рима, а выдаю­щих­ся чле­нов пра­ви­тель­ства — убить⁸⁴. Но ночью с 20 на 21 октяб­ря Красс пере­дал Цице­ро­ну ано­ним­ное пись­мо, сооб­щаю­щее об этих наме­ре­ни­ях; на сле­дую­щий день кон­сул доло­жил эти и дру­гие сведе­ния сена­ту, и сенат нако­нец наде­лил кон­су­лов дик­та­тор­ской вла­стью, чтобы они при­ня­ли в Риме и Ита­лии все необ­хо­ди­мые меры для обес­пе­че­ния без­опас­но­сти государ­ства⁸⁵. 27 октяб­ря в Этру­рии раз­ра­зи­лось вос­ста­ние, но совер­шить убий­ства, запла­ни­ро­ван­ные на сле­дую­щий день, не уда­лось; 30 октяб­ря сенат объ­явил воен­ное поло­же­ние⁸⁶. Тогда Кати­ли­на отдал новые с.49 при­ка­зы, и рано утром 7 нояб­ря⁸⁷ была пред­при­ня­та новая попыт­ка убить Цице­ро­на, кото­рый немед­лен­но созвал сенат, но обна­ру­жил, что зна­чи­тель­ная часть сена­то­ров до сих пор защи­ща­ет Кати­ли­ну. Поэто­му Цице­рон удо­воль­ст­во­вал­ся тем, что вытес­нил сво­его вра­га из горо­да, про­из­не­ся свою первую речь про­тив Кати­ли­ны. Когда око­ло 15 нояб­ря под­твер­ди­лись сведе­ния о том, что Кати­ли­на при­со­еди­нил­ся к сво­ей армии в Этру­рии, сенат объ­явил его вра­гом государ­ства и пря­мо при­ка­зал кон­су­лам набрать вой­ско.

Но лишь в нача­ле декаб­ря остав­ши­е­ся в горо­де заго­вор­щи­ки под­ста­ви­лись под удар: они выда­ли себя, напи­сав неким послам алло­бро­гов пись­мо о вос­ста­нии в Транс­аль­пий­ской Гал­лии, а те донес­ли об этом кон­су­лу. Немед­лен­но было аре­сто­ва­но пять гла­вен­ст­ву­ю­щих кати­ли­на­ри­ев. Когда на заседа­нии 3 декаб­ря эти доку­мен­ты были предъ­яв­ле­ны сена­ту, ему ниче­го не оста­ва­лось, кро­ме как одоб­рить дей­ст­вия Цице­ро­на и при­ка­зать аре­сто­вать ещё чет­ве­рых пре­ступ­ни­ков. Впро­чем, под стра­жей нахо­ди­лись лишь пер­вые пять, при­чём они содер­жа­лись под домаш­ним аре­стом у сена­то­ров⁸⁸, в чис­ле кото­рых были Красс и Цезарь⁸⁹, стре­мив­ши­е­ся засвиде­тель­ст­во­вать свою лояль­ность. Цице­ро­на и дру­гих маги­ст­ра­тов, при­ни­мав­ших уча­стие в аре­сте, осы­па­ли похва­ла­ми, а лич­но Цице­ро­на почти­ли бла­годар­ст­вен­ны­ми молеб­ст­ви­я­ми. Все эти меры Цезарь под­дер­жал⁹⁰. Тем вре­ме­нем непри­ми­ри­мые вра­ги двух выдаю­щих­ся попу­ля­ров не поз­во­ли­ли себя обма­нуть таким поведе­ни­ем. На заседа­нии 4 декаб­ря высту­пил свиде­тель, заявив­ший, что ему было дове­ре­но пись­мо Крас­са к Кати­лине. Это диа­мет­раль­но про­ти­во­ре­чи­ло поли­ти­ке Цице­ро­на, кото­рый хоть и не сомне­вал­ся, что Красс и Цезарь при­част­ны к заго­во­ру, но теперь желал удер­жать их на сво­ей сто­роне. Так что имен­но по его пред­ло­же­нию сенат решил отверг­нуть эти сведе­ния. Таким же обра­зом Квинт Катул и Гай Пизон очень ста­ра­лись навлечь подо­зре­ния на увяз­ше­го в дол­гах Цеза­ря и упре­ка­ли Цице­ро­на в том, что он его защи­ща­ет. Они виде­ли в этом пре­крас­ную воз­мож­ность окон­ча­тель­но изба­вить­ся от попу­ляр­ных лиде­ров, тогда как Цице­рон все­ми сила­ми стре­мил­ся изо­ли­ро­вать Кати­ли­ну и его шай­ку от серь­ёз­ных поли­ти­ков⁹¹.

с.50 5 декаб­ря сена­ту пред­сто­я­ло решить судь­бу аре­сто­ван­ных кати­ли­на­ри­ев. Красс пред­по­чёл не пока­зы­вать­ся на этом заседа­нии⁹², но Цезарь туда явил­ся и вёл себя вполне непри­нуж­дён­но. Цице­рон открыл слу­ша­ния докла­дом о поло­же­нии дел, но сра­зу же дал понять, какой план дей­ст­вий счи­та­ет пра­виль­ным. В ходе обсуж­де­ния, соглас­но обы­чаю, он спер­ва пре­до­ста­вил сло­во двум избран­ным кон­су­лам. Один из них, Децим Юний Силан, заявил, что кати­ли­на­рии заслу­жи­ва­ют «выс­шей меры нака­за­ния»⁹³. Все поня­ли это как «смерт­ную казнь», и с ним согла­си­лись его кол­ле­га и четыр­на­дцать при­сут­ст­во­вав­ших кон­су­ля­ров⁹⁴. После кон­су­ля­ров оче­редь высту­пать дошла до Цеза­ря, избран­но­го пре­то­ра. В длин­ной речи он обос­но­вал сле­дую­щее пред­ло­же­ние: осуж­дён­ных кати­ли­на­ри­ев сле­ду­ет пере­дать под стра­жу в наи­бо­лее укреп­лён­ные муни­ци­пии, выбрать кото­рые дол­жен Цице­рон. Эти муни­ци­пии будут отве­чать за их бди­тель­ную охра­ну; если кому-то из заклю­чён­ных удаст­ся бежать, это будет счи­тать­ся враж­деб­ным шагом общи­ны по отно­ше­нию к Риму. Сенат будет счи­тать вра­гом государ­ства любо­го маги­ст­ра­та, кото­рый в буду­щем попы­та­ет­ся пере­смот­реть дело кати­ли­на­ри­ев в сена­те или перед наро­дом. Иму­ще­ство осуж­дён­ных лиц долж­но быть кон­фис­ко­ва­но⁹⁵.

Таким обра­зом Цезарь отверг вся­кие мыс­ли о сво­ей вза­и­мо­свя­зи с эти­ми пре­ступ­ни­ка­ми, заслу­жив­ши­ми, по его мне­нию, самое суро­вое нака­за­ние. В сво­ей речи он пояс­нил, что не оспа­ри­ва­ет пра­во кон­су­ла испол­нить смерт­ный при­го­вор в силу его дик­та­тор­ских пол­но­мо­чий. Он не отри­цал это­го пра­ва и на про­цес­се Раби­рия, а позд­нее, в 49 г., не объ­яв­лял некон­сти­ту­ци­он­ным поста­нов­ле­ние, направ­лен­ное про­тив него само­го⁹⁶. В исто­ри­че­ском труде Сал­лю­стия Цезарь назы­ва­ет заго­вор­щи­ков «убий­ца­ми государ­ства», про­тив каз­ни кото­рых не может быть ника­ких воз­ра­же­ний, с.51 обос­но­ван­ных кон­сти­ту­ци­он­ны­ми прин­ци­па­ми. Сам Сал­лю­стий тоже при­зна­ёт закон­ность тако­го поста­нов­ле­ния сена­та⁹⁷.

Одна­ко Цезарь под­черк­нул, что пред­ло­жен­ное им пожиз­нен­ное заклю­че­ние — даже более суро­вая кара, ибо смерть вооб­ще явля­ет­ся не нака­за­ни­ем, а либо есте­ствен­ной необ­хо­ди­мо­стью, либо избав­ле­ни­ем от тягот и стра­да­ний. Его же пред­ло­же­ние, по его сло­вам, про­дик­то­ва­но поли­ти­че­ским бла­го­ра­зу­ми­ем. Казнь, испол­нен­ная в силу поста­нов­ле­ния, пре­до­став­ля­ю­ще­го пол­но­мо­чия кон­су­лам, — это мера, обу­слов­лен­ная край­ней необ­хо­ди­мо­стью; она про­ти­во­ре­чит обще­при­знан­ным пра­во­вым прин­ци­пам рим­ско­го наро­да, под­твер­ждён­ным в несколь­ких недав­но при­ня­тых зако­нах. Цезарь име­ет в виду закон, про­ведён­ный Гаем Грак­хом в 123 г., соглас­но кото­ро­му маги­ст­рат, каз­нив­ший рим­ских граж­дан без суда, дол­жен пред­стать перед народ­ным судом и быть изгнан, и в целом реше­ние о жиз­ни рим­ско­го граж­да­ни­на может при­нять толь­ко народ и никто не может быть каз­нён без закон­но­го суда и при­го­во­ра. Цезарь, при­знав­ший закон­ность чрез­вы­чай­но­го поста­нов­ле­ния сена­та (se­na­tus con­sul­tum ul­ti­mum), не мог фор­маль­но апел­ли­ро­вать к это­му зако­ну, так как дан­ное поста­нов­ле­ние его как раз и при­оста­нав­ли­ва­ло. Отве­чая ему, Цице­рон выиг­рал ещё одно очко, заявив, что тако­го рода пре­ступ­ни­ки утра­ти­ли своё граж­дан­ство. Но Цезарь под­черк­нул, что смерт­ная казнь, пред­ло­жен­ная Сила­ном, не соот­вет­ст­ву­ет рим­ским обы­ча­ям; это новый род нака­за­ния. Он не оспа­ри­вал его пра­во внед­рить такое ново­введе­ние, но утвер­ждал, что нет серь­ёз­ных при­чин выхо­дить за рам­ки суще­ст­ву­ю­щих зако­нов, и кри­ти­ко­вал нело­гич­ность Сила­на, кото­рый не пред­ло­жил перед каз­нью биче­вать винов­ных; совер­шив это упу­ще­ние, он при­знал, что Пор­ци­ев закон, запре­щаю­щий биче­вать граж­дан, оста­ёт­ся в силе. Кро­ме того, Цезарь был не удо­вле­тво­рён тем, что пред­ло­жен­ное нака­за­ние лиша­ло винов­ных воз­мож­но­сти избе­жать смерт­но­го при­го­во­ра путём доб­ро­воль­но­го ухо­да в изгна­ние, кото­рую гаран­ти­ро­ва­ло уго­лов­но-про­цес­су­аль­ное зако­но­да­тель­ство. Нако­нец, его глав­ный аргу­мент про­тив смерт­но­го при­го­во­ра состо­ял в том, что казнь столь выдаю­щих­ся людей при­вле­чёт огром­ное вни­ма­ние. Будет казать­ся, что сенат дал волю стра­стям — а бла­го­да­ря рим­ской государ­ст­вен­ной муд­ро­сти тако­го нико­гда рань­ше не слу­ча­лось, — и народ запом­нит лишь с.52 ужас­ную смерть кати­ли­на­ри­ев, а их пре­ступ­ле­ние будет совер­шен­но забы­то⁹⁸. Каж­дый участ­ник заседа­ния мог сам вооб­ра­зить, как этот слу­чай ста­нут исполь­зо­вать под­стре­ка­те­ли наро­да, ибо на сход­ках (con­tio­nes, народ­ные собра­ния, созы­вае­мые для заслу­ши­ва­ния маги­ст­рат­ских объ­яв­ле­ний) вся­кое упо­ми­на­ние о том, что пре­до­став­ле­ние дик­та­тор­ской вла­сти сена­том неза­кон­но, до сих пор вызы­ва­ло бур­ные апло­дис­мен­ты.

Такие обос­но­ва­ния при­вёл Цезарь, пред­ла­гая самое суро­вое нака­за­ние, соот­вет­ст­ву­ю­щее, одна­ко, до неко­то­рой сте­пе­ни зако­но­да­тель­ству, пред­на­зна­чен­но­му для защи­ты рим­ско­го граж­да­ни­на от маги­ст­рат­ских зло­употреб­ле­ний. Его речь была бес­при­мер­ным шедев­ром. На заседа­нии, где кипе­ли стра­сти, он гово­рил на язы­ке раз­мыш­ле­ний и объ­ек­тив­но­сти; он защи­щал прин­ци­пы попу­ля­ров, но сам лич­но оста­вал­ся без­упреч­ным, тогда как Красс не явил­ся на заседа­ние. Цезарь кри­ти­ко­вал преды­ду­щие пред­ло­же­ния не за их неза­кон­ность, но за их неце­ле­со­об­раз­ность. С дру­гой сто­ро­ны, он сде­лал всё воз­мож­ное на тот момент, чтобы спа­сти аре­сто­ван­ных, ибо в тогдаш­них поли­ти­че­ских обсто­я­тель­ствах поста­нов­ле­ние сена­та о веч­ном запре­те даль­ней­ше­го обсуж­де­ния это­го вопро­са вовсе не пред­ре­ша­ло их судь­бу.

Эта речь чрез­вы­чай­но успеш­но достиг­ла сво­ей непо­сред­ст­вен­ной цели — устра­шить сена­то­ров неиз­беж­ны­ми послед­ст­ви­я­ми каз­ни. Все осталь­ные избран­ные пре­то­ры, вклю­чая Квин­та Цице­ро­на⁹⁹, бра­та кон­су­ла, под­дер­жа­ли Цеза­ря. Затем пре­то­рий Тибе­рий Клав­дий Нерон¹⁰⁰ пред­ло­жил назна­чить день для повтор­но­го обсуж­де­ния вопро­са под воен­ной охра­ной. Марк Цице­рон счи­тал вся­кую отсроч­ку опас­ной: чтобы гаран­ти­ро­вать при­ня­тие реше­ние 5 декаб­ря, он пре­рвал обсуж­де­ние и сно­ва пред­ста­вил сена­то­рам впе­чат­ля­ю­щее опи­са­ние поло­же­ния дел в речи, кото­рую в 60 г. опуб­ли­ко­вал как чет­вёр­тую речь про­тив Кати­ли­ны¹⁰¹. Затем он при­сту­пил к ново­му опро­су, сно­ва начав с Сила­на, кото­рый под впе­чат­ле­ни­ем речи Цеза­ря заявил теперь, что под «выс­шей мерой нака­за­ния» под­ра­зу­ме­вал все­го лишь тюрем­ное заклю­че­ние. Из кон­су­ля­ров про­тив ново­го пред­ло­же­ния Цеза­ря высту­пил толь­ко Катул¹⁰², а осталь­ные сена­то­ры согла­ша­лись с Цеза­рем, пока оче­редь не дошла до избран­но­го три­бу­на Мар­ка Пор­ция Като­на, кото­ро­го мы уже упо­ми­на­ли в долж­но­сти кве­сто­ра. Этот необык­но­вен­ный чело­век был во всех отно­ше­ни­ях про­ти­во­по­лож­но­стью Цеза­ря. с.53 В сво­ём поведе­нии он во всех обсто­я­тель­ствах руко­вод­ст­во­вал­ся мораль­ны­ми прин­ци­па­ми сто­и­циз­ма, кото­рые при­нял вслед­ст­вие глу­бо­ко­го внут­рен­не­го убеж­де­ния. В част­ной и поли­ти­че­ской жиз­ни он все­гда был одним и тем же.

В дан­ном слу­чае Катон начал с бес­по­щад­ной кри­ти­ки Сила­на, мужа сво­ей сест­ры, за его позор­ный раз­во­рот на 180 гра­ду­сов. Но основ­ной удар его страст­ной речи был направ­лен про­тив Цеза­ря, кото­ро­го Катон обви­нил в том, что он раз­ру­ша­ет государ­ство под видом раз­го­во­ров об общем бла­ге и гуман­но­сти и запу­ги­ва­ет сенат заяв­ле­ни­я­ми о послед­ст­ви­ях, кото­рых дол­жен стра­шить­ся он сам. В то вре­мя, как он дол­жен радо­вать­ся тому, что сам избе­жал нака­за­ния, он име­ет наг­лость пытать­ся спа­сти их общих вра­гов от кары. Он не име­ет жало­сти к соб­ст­вен­но­му горо­ду, но опла­ки­ва­ет тех гнус­ных зло­де­ев, казнь кото­рых изба­вит государ­ство от страш­ной опас­но­сти. Нако­нец, Катон пред­ло­жил каз­нить при­знав­ших свою вину пре­ступ­ни­ков соглас­но обы­ча­ям пред­ков, пред­по­ла­гав­шим так­же кон­фис­ка­цию их иму­ще­ства¹⁰³.

Эта пла­мен­ная речь увлек­ла за Като­ном всех его сто­рон­ни­ков. Теперь Цице­рон поже­лал поста­вить на голо­со­ва­ние пред­ло­же­ния Цеза­ря и Като­на. Цезарь пред­при­нял ещё одну попыт­ку смяг­чить ини­ци­а­ти­ву Като­на, пред­ло­жив про­ве­сти раздель­ное голо­со­ва­ние отно­си­тель­но смерт­ной каз­ни и кон­фис­ка­ции иму­ще­ства. Эта попыт­ка встре­ти­ла реши­тель­ное про­ти­во­дей­ст­вие. Цезарь обра­тил­ся к три­бу­нам, но они ему не помог­ли. Дело чуть не дошло до мяте­жа, так как всад­ни­ки, созван­ные для охра­ны сена­та, набро­си­лись на Цеза­ря с меча­ми, и лишь бла­го­да­ря защи­те кон­су­ла он сумел поки­нуть храм Согла­сия, где заседал сенат. Но после ухо­да Цеза­ря Цице­рон поста­вил на голо­со­ва­ние пред­ло­же­ние Като­на без упо­ми­на­ния о кон­фис­ка­ции иму­ще­ства¹⁰⁴. В такой фор­ме оно было при­ня­то, и пять измен­ни­ков были немед­лен­но каз­не­ны¹⁰⁵.

Победив­шая пар­тия зако­на и поряд­ка пита­ла теперь к Цеза­рю чрез­вы­чай­но враж­деб­ные чув­ства, и поэто­му он до кон­ца года не посе­щал заседа­ний сена­та¹⁰⁶. с.54 Одна из важ­ней­ших осо­бен­но­стей Цеза­ря состо­ит в том, что он не тра­тил силы на поли­ти­че­ские стыч­ки. Он не оста­вил ника­ких сомне­ний в том, что одоб­рял пред­при­ня­тые в этом году ата­ки попу­ля­ров. В слу­чае с аграр­ным зако­но­про­ек­том (ro­ga­tio ag­ra­ria) Рул­ла лич­но Цезарь оста­вал­ся в тени, а если он пуб­лич­но под­дер­жи­вал дру­гие три­бун­ские ини­ци­а­ти­вы, то мож­но пред­по­ло­жить, что он вёл себя так же, как и 5 декаб­ря, то есть на созван­ных три­бу­на­ми сход­ках с делан­ной объ­ек­тив­но­стью реко­мен­до­вал при­нять их зако­но­про­ек­ты. Боль­ше ему не было необ­хо­ди­мо­сти дока­зы­вать, что он попу­ляр. Что же до попу­ляр­но­сти у наро­да, то он при­об­рёл её дру­ги­ми сред­ства­ми, о чём крас­но­ре­чи­во свиде­тель­ст­во­ва­ли его дол­ги. Но нико­му не хва­та­ло сме­ло­сти обви­нить его в нару­ше­ни­ях при соис­ка­нии (am­bi­tus)¹⁰⁷.

В опуб­ли­ко­ван­ной речи Цице­рон обхо­дит­ся с Цеза­рем с под­чёрк­ну­тым ува­же­ни­ем: да, конеч­но, он всту­пил на «путь попу­ля­ров», он «любим наро­дом и уго­ден ему», но он верен тре­бо­ва­ни­ям сво­его поло­же­ния (dig­ni­tas) — Цице­рон име­ет в виду сан вер­хов­но­го пон­ти­фи­ка — и тра­ди­ци­ям сво­их пред­ков, его пред­ло­же­ние свиде­тель­ст­ву­ет о его поли­ти­че­ской ответ­ст­вен­но­сти и ясно пока­зы­ва­ет раз­ни­цу меж­ду дема­го­гом и чело­ве­ком, пони­маю­щим под­лин­ные инте­ре­сы наро­да; и, одна­ко же, даже такой «мяг­ко­сер­деч­ный и бла­го­же­ла­тель­ный» чело­век пред­ла­га­ет очень суро­вое нака­за­ние¹⁰⁸. Цице­рон без оби­ня­ков пря­мо заяв­ля­ет, что такое реше­ние было бы менее опас­но для него само­го, но при­бав­ля­ет, что сенат дол­жен думать толь­ко об обще­ст­вен­ных инте­ре­сах¹⁰⁹.

Такая оцен­ка, конеч­но, не вос­хо­дит к чер­но­ви­ку этой речи, состав­лен­но­му сра­зу после 5 декаб­ря 63 г. Ско­рее она появи­лась в изда­нии, над кото­рым Цице­рон работал в июне 60 г.; в том же пись­ме, где он обе­ща­ет отпра­вить это изда­ние Атти­ку, он пишет, что наде­ет­ся вско­ре увидеть Цеза­ря, кото­рый тогда воз­вра­щал­ся из Испа­нии, и опти­ми­сти­че­ски ожи­да­ет, что суме­ет ока­зать смяг­чаю­щее вли­я­ние на его поли­ти­ку в слу­чае его избра­ния кон­су­лом¹¹⁰. Но когда это избра­ние состо­я­лось, в 59 г., в сво­ём неопуб­ли­ко­ван­ном пам­фле­те «О моих замыс­лах»¹¹¹ Цице­рон назы­вал Крас­са и Цеза­ря под­стре­ка­те­ля­ми сму­ты, устро­ен­ной Кати­ли­ной, и все­гда при­дер­жи­вал­ся это­го убеж­де­ния. Одна­ко уже в 63 г. он пре­крас­но знал, что они жела­ли лишь исполь­зо­вать Кати­ли­ну и отвер­ну­лись от него сра­зу же, как толь­ко его дикие пла­ны соци­аль­ной рево­лю­ции при­об­ре­ли скан­даль­ную извест­ность, а 5 декаб­ря Цице­рон, несо­мнен­но, хоро­шо осо­зна­вал поли­ти­че­ские талан­ты Цеза­ря. Исхо­дя из сведе­ний о пред­ше­ст­ву­ю­щем поведе­нии Цеза­ря, люди, не слиш­ком хоро­шо с ним зна­ко­мые, вполне мог­ли сомне­вать­ся в том, что он пред­став­ля­ет собой нечто боль­шее, чем с.55 талант­ли­во­го аут­сай­де­ра, весь­ма склон­но­го к аван­тю­рам¹¹². Каза­лось, что ему нет места в поли­ти­че­ском мире, где гос­под­ст­во­ва­ли опти­ма­ты и непо­беди­мый пол­ко­во­дец Пом­пей. Под­лин­ные опти­ма­ты с чутьём нена­ви­сти поня­ли под­лин­ную сущ­ность Цеза­ря рань­ше, чем Цице­рон, но ошиб­лись в том, что без раз­бо­ра отнес­ли его к той же кате­го­рии, что и Кати­ли­ну.

Какое-то вре­мя Цезарь спо­кой­но мог поз­во­лить собы­ти­ям идти сво­им чере­дом. Ибо когда 10 декаб­ря в долж­ность всту­пи­ли новые три­бу­ны, двое из них немед­лен­но нача­ли аги­та­цию про­тив смерт­ных при­го­во­ров, выне­сен­ных 5 декаб­ря, как и пред­ска­зы­вал Цезарь. В послед­ний день года, когда Цице­рон поже­лал про­из­не­сти про­щаль­ную речь к сограж­да­нам, один из этих три­бу­нов, Квинт Метелл Непот, нало­жил запрет и поз­во­лил ему лишь при­не­сти тра­ди­ци­он­ную клят­ву в том, что он доб­ро­со­вест­но соблюдал зако­ны¹¹³.

1 янва­ря новый пре­тор устро­ил насе­ле­нию неожи­дан­ную сен­са­цию. Когда новые кон­су­лы всту­па­ли в долж­ность на Капи­то­лии, Цезарь обна­ро­до­вал пред­ло­же­ние отме­нить пору­че­ние о рестав­ра­ции хра­ма Юпи­те­ра Капи­то­лий­ско­го, кото­рое в 78 г. сенат дал Квин­ту Лута­цию Кату­лу, и пере­дать его дру­го­му лицу. Он обос­но­вал это пред­ло­же­ние на сход­ке (con­tio) и поз­во­лил Кату­лу высту­пить в свою защи­ту, но оскор­бил его, запре­тив ему под­нять­ся на рост­ры. Этот храм сго­рел в 83 г. После победы Сул­ла спер­ва взял его вос­ста­нов­ле­ние на себя. В 69 г. храм был посвя­щён, но стро­и­тель­ные работы ещё не закон­чи­лись. Это мож­но было истол­ко­вать как опти­мат­ские про­во­лоч­ки, и Цезарь потре­бо­вал от Кату­ла отчё­та о рас­хо­дах, не без намё­ков на рас­тра­ту. Одна­ко с празд­но­ва­ния на Капи­то­лии при­бе­жа­ли дру­зья Кату­ла; посколь­ку каза­лось, что они соби­ра­ют­ся разо­гнать собра­ние, Цезарь рас­пу­стил сход­ку и отка­зал­ся от сво­ей затеи. Мож­но сде­лать оче­вид­ный вывод, что Цезарь наме­ре­вал­ся все­го лишь глу­бо­ко уни­зить ста­ро­го ноби­ля, кото­рый попы­тал­ся уни­что­жить его как сообщ­ни­ка Кати­ли­ны¹¹⁴. Пуб­ли­ку с.56 вол­но­ва­ли более важ­ные вопро­сы. Все с тре­во­гой ожи­да­ли Пом­пея. Вер­нёт­ся ли он как вто­рой Сул­ла? От чело­ве­ка, кото­рый вос­ста­но­вил пра­ва три­бу­нов и чей нынеш­ний авто­ри­тет опи­рал­ся на народ­ные поста­нов­ле­ния, никак не при­хо­ди­лось ожи­дать укреп­ле­ния опти­мат­ско­го прав­ле­ния. Не исклю­ча­лась воз­мож­ность тако­го кон­флик­та, рядом с кото­рым аван­тю­ра Кати­ли­ны пока­за­лась бы бурей в ста­кане воды. При таком поло­же­нии дел Цеза­рю оста­ва­лось лишь при­со­еди­нить­ся к Пом­пею, так как свя­зи с опти­ма­та­ми он порвал, а его попу­ляр­ность была недо­ста­точ­но проч­ной базой для неза­ви­си­мой пози­ции меж­ду груп­па­ми. Даже Красс, кото­рый в том вре­мя был куда силь­нее Цеза­ря, не мог зани­мать такую пози­цию и отпра­вил­ся в путе­ше­ст­вие¹¹⁵.

Всем было извест­но, что Метелл Непот, с 67 г. слу­жив­ший лега­том Пом­пея, вер­нул­ся в Рим, чтобы в долж­но­сти три­бу­на защи­щать инте­ре­сы сво­его пол­ко­во­д­ца. Его акция про­тив Цице­ро­на соот­вет­ст­во­ва­ла попу­ляр­ской поли­ти­ке, о кото­рой Цезарь гово­рил 5 декаб­ря, и вполне понят­но, поче­му Цезарь теперь пред­ло­жил свои услу­ги для манёв­ра, пред­на­зна­чен­но­го для того, чтобы после воз­вра­ще­ния Пом­пея сно­ва обес­пе­чить ему неодо­ли­мое поло­же­ние. Посколь­ку Кати­ли­на до сих пор вёл воен­ные дей­ст­вия, народ­ное поста­нов­ле­ние долж­но было пору­чить Пом­пею и его вой­ску вос­ста­нов­ле­ние поряд­ка в Ита­лии. В ито­ге Кати­ли­ну в фев­ра­ле уни­что­жи­ла армия, послан­ная сена­том. Воз­мож­но, Непот учи­ты­вал такую воз­мож­ность, так как его брат Целер, про­кон­сул Циз­аль­пий­ской Гал­лии, участ­во­вал в опе­ра­ци­ях про­тив кати­ли­на­ри­ев. Поэто­му вполне мож­но пове­рить рас­ска­зу о том, что Непот гото­вил ещё одно народ­ное поста­нов­ле­ние, доз­во­ля­ю­щее Пом­пею заоч­но доби­вать­ся кон­суль­ства на 61 г.¹¹⁶ Сле­ду­ет учи­ты­вать, что Цезарь имел воз­мож­ность обос­но­вать эти пред­ло­же­ния целе­со­об­раз­но­стью¹¹⁷. Но вновь имен­но Катон ярост­но обли­чил их как скры­тую ата­ку на опти­мат­скую рес­пуб­ли­ку и пред­у­предил, что нало­жит на них запрет.

Таким обра­зом, во вре­мя голо­со­ва­ния ожи­да­лись труд­но­сти, и на слу­чай все­воз­мож­ных опас­но­стей Непот при­гото­вил отряд гла­ди­а­то­ров и дру­гих вер­ных при­вер­жен­цев. Как толь­ко в день голо­со­ва­ния Непот вме­сте с пре­то­ром Цеза­рем занял своё место на сту­пе­нях хра­ма Касто­ра, яви­лись Катон и его кол­ле­га Мину­ций Терм, чтобы нало­жить запрет, и оба сели меж­ду Метел­лом и Цеза­рем. Когда они запре­ти­ли зачи­ты­вать зако­но­про­ект обыч­ным поряд­ком, Непот натра­вил на них сво­их людей. Спут­ни­ки Като­на бежа­ли, но он дер­жал­ся под гра­дом кам­ней и уда­ра­ми дуби­нок, пока с.57 не появил­ся кон­сул Луций Лици­ний Муре­на и не увёл его в храм, чтобы спа­сти его от худ­ше­го. Тогда Метелл поже­лал про­дол­жить голо­со­ва­ние, но его оппо­нен­ты за это вре­мя собра­ли столь­ко воз­му­щён­ных сто­рон­ни­ков, что он отка­зал­ся от сво­ей попыт­ки¹¹⁸.

В тот же день сенат отре­а­ги­ро­вал на эти скан­даль­ные собы­тия: он пре­до­ста­вил кон­су­лам дик­та­тор­скую власть для защи­ты государ­ства, запре­тил Метел­лу и Цеза­рю, двум мятеж­ным маги­ст­ра­там, даль­ней­шее испол­не­ние их обя­зан­но­стей, и объ­явил вра­гом государ­ства любо­го, кто потре­бу­ет нака­за­ния лиц, ответ­ст­вен­ных за казнь кати­ли­на­ри­ев¹¹⁹. По это­му слу­чаю Цезарь имел дер­зость про­из­не­сти речь в защи­ту себя и Метел­ла¹²⁰. К сожа­ле­нию, неиз­вест­но, что имен­но он ска­зал, но, судя по после­дую­ще­му поведе­нию в его кон­суль­ство, мож­но пред­по­ло­жить, что, будучи попу­ля­ром, он не сомне­вал­ся в сво­ём пра­ве силой про­ти­во­дей­ст­во­вать обструк­ции опти­ма­тов, кото­рые с помо­щью вето лиши­ли народ­ное собра­ние пра­ва выра­жать соб­ст­вен­ную волю. Со сво­ей сто­ро­ны он был полон реши­мо­сти игно­ри­ро­вать запрет на испол­не­ние сво­их обя­зан­но­стей. Метелл, одна­ко, при­знал своё пора­же­ние и в него­до­ва­нии отпра­вил­ся в Малую Азию, чтобы доло­жить об этом Пом­пею¹²¹. Цезарь тоже заме­тил, что кон­су­лы наме­ре­ны исполь­зо­вать про­тив него свою власть, и решил теперь, что муд­рее будет поко­рить­ся. Он рас­пу­стил лик­то­ров, снял тогу с пур­пур­ной кай­мой и уда­лил­ся в свой дом¹²². Через два дня обста­нов­ка изме­ни­лась. Тол­па так неисто­во тре­бо­ва­ла его воз­вра­ще­ния, что сроч­но был созван сенат. Но Цезарь успо­ко­ил воз­буж­дён­ную тол­пу; из при­зна­тель­но­сти за столь коррект­ное поведе­ние его вызва­ли в сенат и побла­го­да­ри­ли, а так­же отме­ни­ли направ­лен­ное про­тив его поста­нов­ле­ние¹²³. Несо­мнен­но, Цезарь про­явил вели­кое мастер­ство, заста­вив таким обра­зом людей забыть о том неудоб­ном фак­те, что он участ­во­вал в стыч­ке, в ходе кото­рой постра­дал свя­щен­ный и непри­кос­но­вен­ный народ­ный три­бун. с.58 Удер­жав «народ» от наси­лия, он сно­ва, как и 5 декаб­ря, про­явил себя как попу­ляр, отка­зы­ваю­щий­ся сле­до­вать обще­при­ня­то­му обра­зу это­го лозун­га, и уме­рен­ные опти­ма­ты спра­вед­ли­во отда­ва­ли ему за это долж­ное¹²⁴.

Цеза­ря вол­но­ва­ло при­зна­ние при­над­ле­жа­ще­го ему по пра­ву обще­ст­вен­но­го поло­же­ния (dig­ni­tas): об этом име­ет­ся его соб­ст­вен­ное свиде­тель­ство: «Он все­гда ста­вил на пер­вом плане свою честь и ценил ее выше жиз­ни»¹²⁵. Вско­ре ста­ло оче­вид­но, как оже­сто­чён­но он реа­ги­ру­ет на напад­ки в этой сфе­ре. После уни­что­же­ния Кати­ли­ны при Писто­рии в фев­ра­ле 62 г. победи­те­ли нача­ли обез­вре­жи­вать выжив­ших заго­вор­щи­ков с помо­щью судеб­ных при­го­во­ров. Подоб­но Квин­ту Курию, кото­рый уже выдал заго­вор до 21 октяб­ря 63 г., донос­чи­ком ока­зал­ся и рим­ский всад­ник Луций Вет­тий, ещё один участ­ник заго­во­ра. Этот чело­век пред­ста­вил целый спи­сок винов­ных и пред­у­предил, что ука­жет и на дру­гих. В чис­ле тех, кого он назвал Новию Ниге­ру, пред­седа­те­лю суда о насиль­ст­вен­ных пре­ступ­ле­ни­ях, был Цезарь, и Вет­тий пообе­щал в каче­стве дока­за­тель­ства пред­ста­вить его соб­ст­вен­но­руч­ное пись­мо Кати­лине. Курий под­твер­дил это раз­об­ла­че­ние в сена­те и сослал­ся на сведе­ния, кото­рые он полу­чил непо­сред­ст­вен­но от Кати­ли­ны. В сена­те Цезарь в самых рез­ких выра­же­ни­ях отри­цал свою вину, успеш­но воз­звал к Цице­ро­ну как свиде­те­лю защи­ты за под­твер­жде­ни­ем, что он доб­ро­воль­но сооб­щил кон­су­лу инфор­ма­цию, и добил­ся того, чтобы Курия лиши­ли награ­ды за донос, на кото­рую тот рас­счи­ты­вал. Но про­тив Вет­тия он исполь­зо­вал своё пра­во рим­ско­го маги­ст­ра­та обес­пе­чи­вать пови­но­ве­ние мера­ми при­нуж­де­ния (coer­ci­tio): он рас­по­рядил­ся нака­зать Вет­тия, уни­что­жив часть его иму­ще­ства. Его дом был раз­граб­лен, а сам он — избит перед рост­ра­ми и бро­шен в тюрь­му. Кро­ме того, Цезарь при­ка­зал аре­сто­вать Новия за то, что он в сво­ём суде допу­стил рас­смот­ре­ние дела про­тив выше­сто­я­ще­го маги­ст­ра­та. Столь кру­тые меры могут про­из­ве­сти на нас небла­го­при­ят­ное впе­чат­ле­ние, но Цезарь дей­ст­во­вал в пре­де­лах сво­их с.59 закон­ных прав. Все рим­ляне не мог­ли не при­знать, что он лишь защи­щал своё маги­ст­рат­ское досто­ин­ство¹²⁶. После это­го, насколь­ко нам извест­но, никто не осме­ли­вал­ся на него напа­дать.

Но в кон­це года Цезарь ока­зал­ся вовле­чён в непри­ят­ную исто­рию — свя­тотат­ство Пуб­лия Кло­дия Пуль­х­ра¹²⁷, скан­даль­но извест­но­го пред­ста­ви­те­ля рим­ской моло­дё­жи, видев­шей в сво­ём знат­ном про­ис­хож­де­нии и поли­ти­че­ской карье­ре, кото­рую оно гаран­ти­ро­ва­ло, преж­де все­го без­гра­нич­ные воз­мож­но­сти для бес­ко­неч­ных удо­воль­ст­вий. Кло­дий спер­ва слу­жил офи­це­ром в армии Луция Лукул­ла, мужа сво­ей сест­ры. Не удо­вле­тво­рён­ный постом, на кото­рый его назна­чи­ли, в 67 г. он сыг­рал веду­щую роль в круп­ном мяте­же, кото­рый при­вёл три­ум­фаль­ное наступ­ле­ние Лукул­ла к столь бес­слав­но­му кон­цу. Вер­нув­шись, он без­успеш­но при­влёк Кати­ли­ну к суду за вымо­га­тель­ство; неяс­но, одна­ко, зани­мал­ся ли он этим обви­не­ни­ем всерь­ёз. Тем вре­ме­нем в 63 г. он с энту­зи­аз­мом слу­жил во всад­ни­че­ской гвар­дии, набран­ной Цице­ро­ном. О его част­ной жиз­ни ходи­ли самые сквер­ные слу­хи. Лукулл уве­рен­но утвер­ждал, что Кло­дий состо­ял в кро­во­сме­си­тель­ной свя­зи с его (Лукул­ла) быв­шей женой Кло­ди­ей¹²⁸. В 62 г. Кло­дий обра­тил вни­ма­ние на Пом­пею, жену Цеза­ря. В то вре­мя он был избран­ным кве­сто­ром и дол­жен был всту­пить в долж­ность 5 декаб­ря. Неза­дол­го до это­го у него появи­лась воз­мож­ность увидеть­ся с Пом­пе­ей на празд­ни­ке Доб­рой Боги­ни (Bo­na Dea, жен­ское боже­ство). Это празд­но­ва­ние, на кото­рое допус­ка­лись толь­ко жен­щи­ны, обыч­но про­во­ди­лось в доме маги­ст­ра­та, обла­даю­ще­го осо­бым рим­ским пра­вом коман­до­вать (im­pe­rium). В этом году был избран дом пре­то­ра и вер­хов­но­го пон­ти­фи­ка Цеза­ря. Кло­дий, пере­одев­шись в жен­щи­ну, про­скольз­нул туда, но был узнан и лишь с помо­щью рабы­ни сумел бежать. В свой­ст­вен­ной ему уве­рен­ной с.60 мане­ре Цезарь немед­лен­но отпра­вил Пом­пее изве­стие о раз­во­де¹²⁹.

В кон­це кон­цов скан­дал пере­рос в круп­ный поли­ти­че­ский инци­дент. На про­тя­же­нии несколь­ких меся­цев рим­ская поли­ти­ка вра­ща­лась вокруг вопро­са, мож­но ли при­влечь Кло­дия к ответ­ст­вен­но­сти перед чрез­вы­чай­ным судом. У него было мно­же­ство дру­зей, кото­рые раз­вле­ка­лись тем, что на все лады доса­жда­ли хра­ни­те­лям рели­гии и мора­ли, уже вызвав­шим весь­ма враж­деб­ные чув­ства у побеж­дён­ных кати­ли­на­ри­ев. Поэто­му Кло­дий набрал воору­жён­ную охра­ну и начал изо­бра­жать из себя защит­ни­ка дела попу­ля­ров, пере­жи­ваю­ще­го упа­док. Одна­ко в кон­це кон­цов, вопре­ки всем интри­гам, зако­но­про­ект об учреж­де­нии чрез­вы­чай­но­го суда был при­нят, но в бла­го­при­ят­ной для обви­ня­е­мо­го фор­ме, а в послед­ний момент ему ока­зал финан­со­вую под­держ­ку Красс, и в ито­ге Кло­дий сумел купить трид­цать одно­го при­сяж­но­го, и лишь два­дцать пять объ­яви­ли его винов­ным¹³⁰. Цезарь к тому вре­ме­ни уже уехал в про­вин­цию, но до это­го про­явил необы­чай­ную сдер­жан­ность в деле, так близ­ко его касав­шем­ся. Когда его спро­си­ли о под­лин­ной при­чине раз­во­да с женой, он отве­тил: «Пото­му что мои близ­кие, как я пола­гаю, долж­ны быть чисты не толь­ко от вины, но и от подо­зре­ний»¹³¹.

И вновь его поведе­ние весь­ма при­ме­ча­тель­но. Он раз­вёл­ся с женой, так как, будучи государ­ст­вен­ным дея­те­лем высо­ко­го сти­ля, не желал ока­зать­ся в смеш­ном поло­же­нии обма­ну­то­го мужа. Но когда скан­дал пре­вра­тил­ся в поли­ти­че­ский вопрос, Цезарь обна­ру­жил, что люди, кото­рые могут быть полез­ны ему в поли­ти­ке, под­дер­жи­ва­ют Кло­дия.

Цице­рон занял в точ­но­сти про­ти­во­по­лож­ную пози­цию. Изна­чаль­но у него не было ника­ких лич­ных при­чин для осо­бых пере­жи­ва­ний. Но когда Кло­дий на сво­их сход­ках (con­tio­nes) начал напа­дать на таких лиде­ров сена­та, как Лукулл, Гор­тен­зий, Гай Пизон и кон­сул Мес­са­ла, он не поща­дил и Цице­ро­на, кото­рый с момен­та сво­ей победы «в мир­ном оде­я­нии» ощу­щал себя ров­ней Пом­пею; Кло­дий высме­и­вал частые заяв­ле­ния Цице­ро­на с.61 во вре­мя борь­бы с Кати­ли­ной о том, что он «собрал сведе­ния», и воз­буж­дал него­до­ва­ние про­тив насиль­ст­вен­ных мер, пред­при­ня­тых под его руко­вод­ст­вом. Это заде­ло Цице­ро­на за живое, и его месть не заста­ви­ла себя ждать. Когда Кло­дий на суде заявил, что во вре­мя собы­тий нахо­дил­ся в Инте­рамне, Цице­рон дал пока­за­ния о том, что в тот самый день Кло­дий нанёс ему визит. В выне­сен­ном вер­дик­те Цице­рон увидел раз­ру­ше­ние всей поли­ти­ки сво­его кон­суль­ства, обес­пе­чив­шей победу «людей доб­рой воли» над «пороч­ны­ми», и стал исполь­зо­вать любую воз­мож­ность для борь­бы с новым Кати­ли­ной, как в насмеш­ку, так и всерь­ёз. 15 мая 61 г. ему уда­лось оша­ра­шить Кло­дия сво­им едким сар­каз­мом, но при этом он нажил себе вра­га, кото­рый знал, как сде­лать мак­си­маль­но непри­ят­ны­ми сле­дую­щие девять лет его жиз­ни¹³².

Из-за дела Кло­дия рас­пре­де­ле­ние про­пре­тор­ских про­вин­ций было отло­же­но до 2 мар­та¹³³. Когда был бро­шен жре­бий, Цезарь полу­чил Даль­нюю Испа­нию, где он уже слу­жил кве­сто­ром, и немед­лен­но отпра­вил­ся, не дожи­да­ясь поста­нов­ле­ния сена­та о выде­ле­нии денег на его намест­ни­че­ство. В Риме для него ста­но­ви­лось слиш­ком жар­ко; ибо когда дело дошло до оцен­ки иму­ще­ства, его дол­ги яко­бы соста­ви­ли 25 мил­ли­о­нов дена­ри­ев¹³⁴. Его креди­то­ры жела­ли исполь­зо­вать интер­вал меж­ду его пре­ту­рой и про­пре­ту­рой, когда он сно­ва стал част­ным граж­да­ни­ном, чтобы по суду взыс­кать его дол­ги, и гро­зи­лись поме­шать его отъ­езду, нало­жив арест на багаж намест­ни­ка. В столь бед­ст­вен­ном поло­же­нии Красс помог ему достичь согла­ше­ния, пору­чив­шись за него при­мер­но на 5 мил­ли­о­нов дена­ри­ев¹³⁵. Конеч­но, наши источ­ни­ки об этом эпи­зо­де вос­хо­дят к слу­хам, про­ве­рить кото­рые невоз­мож­но. Но помощь Крас­са име­ла исто­ри­че­ские послед­ст­вия и дока­зы­ва­ет, что он всё ещё рас­счи­ты­вал на под­держ­ку Цеза­ря.

В Даль­ней Испа­нии Цезарь в пол­ной мере исполь­зо­вал воз­мож­но­сти, кото­рые про­вин­ция дава­ла рим­ско­му государ­ст­вен­но­му дея­те­лю. Его сле­дую­щей целью было дости­же­ние кон­суль­ства на 59 г. — самый ран­ний срок, когда оно было доступ­но ему соглас­но кон­сти­ту­ции. Хотя со вре­ме­нем фак­ти­че­ские пол­но­мо­чия этой выс­шей маги­ст­ра­ту­ры были суще­ст­вен­но огра­ни­че­ны, она всё же дава­ла доступ в круг пер­вен­ст­ву­ю­щих лиц в государ­стве (prin­ci­pes ci­vi­ta­tis), и даже такой новый чело­век (ho­mo no­vus), как Цице­рон, недав­но пока­зал, как её может исполь­зо­вать искус­ный поли­тик. Чтобы начать соис­ка­ние выс­шей долж­но­сти, Цезарь желал вер­нуть­ся домой с три­ум­фом. Он знал, что лузи­тан­ская часть про­вин­ции с.62 кишит раз­бой­ни­ка­ми, и исполь­зо­вал это как офи­ци­аль­ное объ­яс­не­ние сво­его преж­девре­мен­но­го отъ­езда¹³⁶, но тем самым так­же избе­жал вме­ша­тель­ства сена­та в свои пла­ны. По при­бы­тии Цезарь как пол­ко­во­дец про­явил себя тем же лихим офи­це­ром, каким был в юно­сти: он немед­лен­но набрал десять новых когорт, чтобы уси­лить те два­дцать, кото­рые же сто­я­ли под ору­жи­ем¹³⁷, и при­ка­зал раз­бой­ни­кам, зани­мав­шим Гер­мин­скую гряду к югу от Дуэ­ро, пере­се­лить­ся на рав­ни­ну и вести здесь мир­ную жизнь. Их отказ при­нёс Цеза­рю те победы, на кото­рые он наде­ял­ся. Когда неко­то­рые бег­ле­цы обос­но­ва­лись на ост­ро­ве на запад­ном побе­ре­жье, и его пер­вая попыт­ка пере­пра­вить­ся туда на плотах потер­пе­ла неуда­чу, он вызвал флот из Гаде­са и вынудил их сдать­ся.

Затем он вме­сте с эскад­рой отплыл к Бри­ган­тию¹³⁸, горо­ду кал­ла­и­ков на север­ном побе­ре­жье, жите­ли кото­ро­го, устра­шён­ные необыч­ным зре­ли­щем, тоже сда­лись. Вой­ско Цеза­ря про­воз­гла­си­ло его импе­ра­то­ром, а бога­тая добы­ча до какой-то сте­пе­ни поз­во­ли­ла ему попра­вить рас­стро­ен­ное состо­я­ние, но он не забыл поде­лить­ся с отваж­ны­ми сол­да­та­ми, а так­же отпра­вил зна­чи­тель­ные сум­мы в рим­скую каз­ну¹³⁹. Его про­тив­ни­ки, разу­ме­ет­ся, рас­ска­зы­ва­ли, что несколь­ко раз он раз­граб­лял горо­да, не ока­зы­вав­шие ему ника­ко­го сопро­тив­ле­ния, и при­ни­мал чрез­мер­ные подар­ки от бла­го­дар­ных под­дан­ных¹⁴⁰. Но никто не осме­лил­ся обви­нить его в вымо­га­тель­стве; напро­тив, сенат пре­до­ста­вил ему три­умф, и его надеж­ды испол­ни­лись самым вели­ко­леп­ным обра­зом. К сожа­ле­нию, неиз­вест­но, при каких обсто­я­тель­ствах было при­ня­то это поста­нов­ле­ние, но о сти­ле воен­ных доне­се­ний Цеза­ря мож­но соста­вить впе­чат­ле­ние по его запис­кам о Галль­ской войне. Его уме­ние заста­вить свои дости­же­ния гово­рить за себя — в кон­це кон­цов, всё это были слав­ные дея­ния рим­ских сол­дат — сего­дня кажет­ся таким же све­жим и живым, как в тот день, когда эти сло­ва были впер­вые напи­са­ны. Насколь­ко же труд­нее было сена­то­рам про­ти­во­сто­ять их чарам! Даже недоб­ро­же­ла­те­лям-опти­ма­там при­шлось при­знать, что в ходе этой кам­па­нии были зами­ре­ны обла­сти, ранее почти не затро­ну­тые, с.63 и что это было необ­хо­ди­мо для раз­ви­тия и про­цве­та­ния про­вин­ции¹⁴¹.

Исполь­зуя тер­мин «опти­мат» как удоб­ное сокра­ще­ние, мы долж­ны посто­ян­но напо­ми­нать себе, что не сле­ду­ет вооб­ра­жать совре­мен­ную пар­ла­мент­скую пар­тию. Для прин­цеп­сов сена­та делом чести было выска­зы­вать неза­ви­си­мое суж­де­ние. Они были вполне гото­вы защи­щать и при­умно­жать сла­ву и вели­чие государ­ства, как дела­ли их пред­ки¹⁴², но их доб­рая воля была огра­ни­че­на узки­ми рам­ка­ми тра­ди­ци­он­ных инте­ре­сов опти­мат­ско­го клас­са и про­па­да­ла из виду вся­кий раз, как они ощу­ща­ли угро­зу для сво­его гос­под­ства.

Зимой Цезарь про­явил столь же выдаю­щий­ся талант в граж­дан­ском адми­ни­ст­ри­ро­ва­нии. Неко­то­рые общи­ны до сих пор стра­да­ли от репа­ра­ций, нало­жен­ных на них Метел­лом Пием во вре­мя вой­ны про­тив Сер­то­рия. Цезарь попро­сил сенат отме­нить эти выпла­ты. Бла­го­да­ря его посред­ни­че­ству до сена­та дошли мно­гие дру­гие жало­бы, и нема­ло общин и отдель­ных лиц нашли в нём дея­тель­но­го патро­на¹⁴³. В этом ему помо­гал Луций Кор­не­лий Бальб, рим­ский всад­ник и уро­же­нец Гаде­са, один из самых вер­ных его сто­рон­ни­ков, с кото­рым Цезарь позна­ко­мил­ся во вре­мя сво­ей кве­сту­ры и кото­ро­го в 61 г. назна­чил сво­им адъ­ютан­том (prae­fec­tus fab­rum). Подоб­но Лукул­лу в Малой Азии, Цезарь издал при­каз об отмене дол­гов, кото­рый, одна­ко, был суще­ст­вен­но бла­го­при­ят­нее для креди­то­ров — в основ­ном рим­ских всад­ни­ков. Они полу­чи­ли закон­ное пра­во на две тре­ти дохо­да сво­их долж­ни­ков до выпла­ты дол­га, тогда как Лукулл пре­до­ста­вил им лишь чет­верть¹⁴⁴. В Испа­нии мы уже видим вполне сло­жив­ше­го­ся Цеза­ря эпо­хи Галль­ской вой­ны. Он вёл дела как при­рож­дён­ный пол­ко­во­дец и пра­ви­тель, но в этой дея­тель­но­сти на окра­и­нах импе­рии нико­гда не забы­вал о себе: важ­нее все­го были её послед­ст­вия в Риме.

Не дождав­шись, пока пре­ем­ник его сме­нит, Цезарь при­был в окрест­но­сти Рима в нача­ле июня 60 г., чтобы начать соис­ка­ние кон­суль­ства¹⁴⁵. Оно сопро­вож­да­лось мно­го­обе­щаю­щи­ми при­готов­ле­ни­я­ми к три­ум­фу, кото­рые велись за пре­де­ла­ми горо­да, так как с.64 маги­ст­рат-три­ум­фа­тор утра­чи­вал свой импе­рий в тот день, когда пере­се­кал свя­щен­ную гра­ни­цу горо­да — поме­рий¹⁴⁶. Это кон­сти­ту­ци­он­ное поло­же­ние ока­за­лось для Цеза­ря досад­ной поме­хой, так как в 63 г. было уста­нов­ле­но, что кан­дидат в кон­су­лы дол­жен лич­но явить­ся в Рим¹⁴⁷. День голо­со­ва­ния был уже объ­яв­лен, и, посколь­ку устро­ить три­умф зара­нее не было вре­ме­ни, Цезарь попро­сил сенат осво­бо­дить его от это­го тре­бо­ва­ния. Боль­шин­ство скло­ня­лось к тому, чтобы дать ему это раз­ре­ше­ние, но дело было сроч­ным. И Катон, самый непри­ми­ри­мый про­тив­ник Цеза­ря, сумел поме­шать при­ня­тию необ­хо­ди­мо­го поста­нов­ле­ния, высту­пая до тех пор, пока заседа­ние не при­шлось рас­пу­стить из-за наступ­ле­ния тем­ноты¹⁴⁸.

Цезарь вновь про­явил себя как целе­устрем­лён­ный государ­ст­вен­ный дея­тель: он пере­сёк поме­рий и тем самым отка­зал­ся от пра­ва на три­умф.

Дру­гим кан­дида­том был Марк Каль­пур­ний Бибул. После сов­мест­но­го с Цеза­рем эди­ли­те­та он так­же был его кол­ле­гой в долж­но­сти пре­то­ра и оже­сто­чён­ным вра­гом. Но уже в декаб­ре 61 г. кан­дида­ту­ра Цеза­ря выгляде­ла так мно­го­обе­щаю­ще, что Луций Лук­цей, пре­то­рий, ещё не став­ший чле­ном ноби­ли­те­та, пона­де­ял­ся, что если он заклю­чит пред­вы­бор­ное согла­ше­ние с Цеза­рем, то про­бьёт­ся к кон­суль­ству вме­сто почтен­но­го Бибу­ла¹⁴⁹. Бибул же, в свою оче­редь, рас­счи­ты­вал при­влечь бога­то­го Лук­цея на свою сто­ро­ну. Когда Цезарь вышел на сце­ну и оце­нил обста­нов­ку, то всту­пил в пред­вы­бор­ный союз с Лук­це­ем, дру­гом Пом­пея¹⁵⁰. Цице­рон, тоже при­мкнув­ший к Пом­пею, льстил себе мыс­лью, что ока­зы­ва­ет на него нема­лое вли­я­ние, и вооб­ра­жал, что смо­жет изме­нить «к луч­ше­му» Цеза­ря как поли­ти­ка¹⁵¹. В пред­вы­бор­ном согла­ше­нии (coi­tio) было уста­нов­ле­но, что Лук­цей, не име­ю­щий соб­ст­вен­ных поли­ти­че­ских сто­рон­ни­ков, заслу­жи­ваю­щих упо­ми­на­ния, дол­жен разда­вать в изби­ра­тель­ных окру­гах налич­ность от име­ни обо­их кан­дида­тов. Эта дого­во­рён­ность выгляде­ла так бле­стя­ще, что Бибу­лу нече­го было ей про­ти­во­по­ста­вить. Посколь­ку избра­ние Цеза­ря не вызы­ва­ло сомне­ний, дру­зья Бибу­ла сосре­дото­чи­ли все уси­лия на том, чтобы хотя бы дать ему чуж­до­го по духу кол­ле­гу. Они сде­ла­ли взно­сы с.65 в общий пред­вы­бор­ный фонд, и это одоб­рил даже Катон, так как в дан­ном слу­чае это совер­ша­лось в инте­ре­сах государ­ства¹⁵². Далее, чтобы мини­ми­зи­ро­вать ущерб от избра­ния Цеза­ря, они доби­лись при­ня­тия поста­нов­ле­ния сена­та, соглас­но кото­ро­му буду­щие кон­су­лы 59 г. после окон­ча­ния сро­ка их долж­но­сти в Риме полу­ча­ли курьез­ную зада­чу по демар­ка­ции «лесов и лес­ных троп», при­над­ле­жав­ших государ­ству¹⁵³. В день голо­со­ва­ния кон­су­ла­ми были избра­ны Цезарь и Бибул.

Так выгляде­ло то поло­же­ние дел, с кото­рым теперь столк­нул­ся Цезарь. После шести­лет­них победо­нос­ных войн, бес­при­мер­ных даже по рим­ским мер­кам, в нача­ле 61 г. Пом­пей выса­дил­ся в Брун­ди­зии со зна­чи­тель­ной частью вой­ска. Сре­ди­зем­но­мо­рье было очи­ще­но от пират­ской чумы, Малая Азия лежа­ла у его ног, Мит­ри­дат был мёртв. На севе­ре рим­ская армия вторг­лась на Кав­каз; на юге в состав Рим­ской импе­рии была вклю­че­на Сирия от Евфра­та до гра­ниц Егип­та. По при­бы­тии в Ита­лию Пом­пей немед­лен­но рас­пу­стил сво­их сол­дат по род­ным горо­дам, не дожи­да­ясь поста­нов­ле­ния сена­та или наро­да. Уже антич­ные исто­ри­ки нема­ло удив­ля­лись тому, что он не исполь­зо­вал свои воору­жён­ные силы, чтобы осно­вать воен­ную монар­хию¹⁵⁴. Но это суж­де­ние, как пред­став­ля­ет­ся, порож­де­но ретро­спек­тив­ной оцен­кой. Пись­ма Цице­ро­на, напи­сан­ные в этот пери­од, не дают для него ника­ких осно­ва­ний. Ника­кие разум­ные рас­чё­ты не тре­бо­ва­ли от Пом­пея совер­шить государ­ст­вен­ный пере­во­рот. Он имел все осно­ва­ния счи­тать себя пер­вым чело­ве­ком в Риме, прин­цеп­сом сре­ди прин­цеп­сов¹⁵⁵. Ещё в Малой Азии он по-цар­ски воз­на­гра­дил сво­их сол­дат. Мно­гие из них, есте­ствен­но, с нетер­пе­ни­ем жда­ли отстав­ки, и Пом­пей не имел осно­ва­ний отка­зы­вать им в этой мило­сти, посколь­ку власть рим­ско­го государ­ст­вен­но­го дея­те­ля зави­се­ла от чис­ла голо­сов, кото­рое он спо­со­бен был кон­тро­ли­ро­вать через сво­их сто­рон­ни­ков. В этом Пом­пей мог пола­гать­ся на сво­их вете­ра­нов, тем более что обе­щал щед­ро обес­пе­чить их с.66 зем­лёй. Даже будучи част­ным граж­да­ни­ном, он при необ­хо­ди­мо­сти мог в любое вре­мя набрать армию. В 50 г. он всё ещё питал иллю­зию, что сто­ит ему топ­нуть ногой, и сол­да­ты сте­кут­ся к нему тол­па­ми¹⁵⁶.

В нача­ле фев­ра­ля 61 г. Пом­пей при­был в Рим¹⁵⁷. Здесь он отка­зал­ся от всех после­дую­щих поче­стей, чтобы не давать ника­ких пово­дов для воз­му­ще­ния, и удо­воль­ст­во­вал­ся осо­бой при­ви­ле­ги­ей, поз­во­ляв­шей ему отло­жить три­умф. Его Пом­пей отпразд­но­вал в послед­ние два сен­тябрь­ских дня с вели­ко­ле­пи­ем, соот­вет­ст­ву­ю­щим его свер­ше­ни­ям¹⁵⁸. Поли­ти­че­ские выво­ды отно­си­тель­но сво­его поло­же­ния в Риме он отло­жил до сле­дую­ще­го маги­ст­рат­ско­го года (60 г.). Пока он удо­воль­ст­во­вал­ся тем, что один из вер­ней­ших его офи­це­ров, Луций Афра­ний, был избран кон­су­лом это­го года, хоть и с помо­щью мас­со­во­го под­ку­па изби­ра­те­лей¹⁵⁹.

Но когда на повест­ку дня в сена­те были постав­ле­ны два тре­бо­ва­ния, кото­рые долж­ны были лечь в осно­ву посто­ян­но­го гос­под­ства Пом­пея в государ­стве, ста­ло оче­вид­но, что он недо­оце­нил спо­соб­ность оли­гар­хии про­ти­во­сто­ять таким при­тя­за­ни­ям¹⁶⁰. Одно из этих тре­бо­ва­ний каса­лось утвер­жде­ния рас­по­ря­же­ний, кото­рые Пом­пей сде­лал отно­си­тель­но про­вин­ций и общин в заво­ё­ван­ных обла­стях, вто­рое — пре­до­став­ле­ния зем­ли его вете­ра­нам. В част­но­сти, пер­во­му пред­ло­же­нию вос­про­ти­вил­ся Луций Лукулл, кото­рый потре­бо­вал, чтобы каж­дое рас­по­ря­же­ние рас­смат­ри­ва­лось по отдель­но­сти и сенат про­яв­лял осо­бое вни­ма­ние к слу­ча­ям, когда Пом­пей отсту­пал от рас­по­ря­же­ний Лукул­ла в Малой Азии. Лукул­ла под­дер­жа­ли один из кон­су­лов — Квинт Метелл Целер, еди­но­утроб­ный брат Муции, с кото­рой недав­но раз­вёл­ся Пом­пей¹⁶¹, — Квинт Метелл Крит­ский, кон­сул 69 г., кото­рый, как и Лукулл, с.67 был глу­бо­ко уни­жен гро­мад­ны­ми пол­но­мо­чи­я­ми Пом­пея, а так­же Марк Катон и Марк Красс. Мера по обес­пе­че­нию вете­ра­нов была встре­че­на в сена­те столь же враж­деб­но, и, столк­нув­шись со столь мно­го­чис­лен­ной коа­ли­ци­ей вли­я­тель­ных про­тив­ни­ков, кон­сул Афра­ний, мало­опыт­ный в сенат­ской так­ти­ке, потер­пел пора­же­ние¹⁶².

Ещё в янва­ре Пом­пей пору­чил три­бу­ну Фла­вию вне­сти ком­плекс­ный зако­но­про­ект о рас­пре­де­ле­нии зем­ли в инте­ре­сах сво­их сол­дат. Чтобы обес­пе­чить его при­ня­тие, было пред­у­смот­ре­но так­же пре­до­став­ле­ние зем­ли дру­гим нуж­даю­щим­ся граж­да­нам. Но, несмот­ря на то, что зако­но­про­ект несо­мнен­но нахо­дил­ся в рам­ках поли­ти­че­ской и соци­аль­ной необ­хо­ди­мо­сти¹⁶³, сенат под пред­во­ди­тель­ст­вом тех же самых прин­цеп­сов ему вос­про­ти­вил­ся. Несча­стье оли­гар­хии состо­я­ла в том, что её поли­ти­ка опре­де­ля­лась преж­де все­го лич­ны­ми инте­ре­са­ми её выдаю­щих­ся пред­ста­ви­те­лей. Поэто­му спо­соб­ные и разум­ные люди отверг­ли этот зако­но­про­ект на том осно­ва­нии, что он дол­жен был при­не­сти новую власть Пом­пею. Из зна­чи­мых людей Пом­пея под­дер­жал лишь Цице­рон, но и он тоже руко­вод­ст­во­вал­ся лич­ны­ми моти­ва­ми, так как наде­ял­ся, что Пом­пей защи­тит его от пре­сле­до­ва­ний Кло­дия.

Пока велась аги­та­ция за зако­но­про­ект, кон­сул Целер чинил три­бу­ну все­воз­мож­ные пре­пят­ст­вия, и нако­нец в июне 60 г. Фла­вий, раз­гне­вав­шись, отпра­вил его в тюрь­му¹⁶⁴. Здесь Целер отка­зал­ся от помо­щи осталь­ных три­бу­нов, но спо­кой­но созвал сенат на заседа­ние в тюрь­ме. Тогда Фла­вий сел в две­рях, чтобы сена­то­ры не мог­ли вой­ти, а кон­сул в ответ при­ка­зал про­бить отвер­стие в стене. В этой заме­ча­тель­ной дра­ме сим­па­тии обще­ства доста­лись бес­страш­но­му Целе­ру, и Пом­пей велел три­бу­ну оста­но­вить­ся. Теперь народ был цели­ком и пол­но­стью на сто­роне оппо­зи­ции, и Пом­пей окон­ча­тель­но отка­зал­ся от зако­но­про­ек­та.

Из этих собы­тий Цезарь мог сде­лать вывод, что, несмот­ря на его бле­стя­щую победу на выбо­рах, с помо­щью умной так­ти­ки про­тив­ни­ки вполне спо­соб­ны пара­ли­зо­вать и его. Они уже взя­лись за дело, при­няв поста­нов­ле­ние о кон­суль­ских про­вин­ци­ях на 58 г. Имя Цеза­ря, как и Пом­пея, озна­ча­ло опас­ность, про­тив кото­рой с.68 все­гда объ­еди­ня­лись раз­дроб­лен­ные оли­гар­хи­че­ские груп­пи­ров­ки. Посколь­ку в оди­ноч­ку Цезарь не мог спра­вить­ся с объ­еди­нён­ны­ми сила­ми сто­яв­ших за ними дру­зей и кли­ен­тов, ему тоже тре­бо­ва­лись союз­ни­ки, если он желал бро­сить вызов оли­гар­хии. Оче­вид­ны­ми кан­дида­та­ми были Гней Пом­пей и Марк Красс, кото­рые уже дав­но счи­та­ли себя пре­вос­хо­дя­щи­ми оли­гар­хию или, по край­ней мере, рав­ны­ми ей, и кон­тро­ли­ро­ва­ли мно­го­чис­лен­ных сто­рон­ни­ков¹⁶⁵. На про­тя­же­нии мно­гих лет Цезарь стре­мил­ся под­дер­жи­вать с обо­и­ми дру­же­ские отно­ше­ния. Труд­ность состо­я­ла в том, что как раз в это вре­мя Красс из нена­ви­сти к Пом­пею сбли­зил­ся с оли­гар­хи­ей¹⁶⁶. Чтобы осу­ще­ст­вить свои пла­ны на кон­суль­ство, Цезарь нуж­дал­ся в надёж­ной под­держ­ке, а не про­сто в слу­чай­ной помо­щи. Поэто­му ему важ­но было при­ми­рить ста­рых вра­гов Пом­пея и Крас­са. К декаб­рю 60 г. он при­шёл к согла­сию с Пом­пе­ем. В это вре­мя Кор­не­лий Бальб, дове­рен­ный агент Цеза­ря, кото­ро­го он назна­чил сво­им лич­ным адъ­ютан­том (prae­fec­tus fab­rum) на 59 г., как ранее в 61 г.¹⁶⁷, явил­ся домой к Цице­ро­ну, само­му выдаю­ще­му­ся сто­рон­ни­ку Пом­пея, и сооб­щил ему, что в своё кон­суль­ство Цезарь рас­счи­ты­ва­ет и на его под­держ­ку, осо­бен­но в вопро­се об аграр­ном законе, с кото­ро­го он соби­ра­ет­ся начать свою про­грам­му; что Цезарь будет во всех делах спра­ши­вать сове­та у него и у Пом­пея и наме­рен при­ми­рить Пом­пея с Крас­сом. Цице­рон, одна­ко, не сумел дать Баль­бу твёр­дый ответ, так как счи­тал, что вся его преды­ду­щая карье­ра — реаль­ную зна­чи­мость кото­рой он пре­уве­ли­чи­вал — не поз­во­ля­ет ему жерт­во­вать неза­ви­си­мо­стью ради без­опас­но­сти¹⁶⁸.

Одна­ко чуть поз­же согла­ше­ние с Крас­сом было заклю­че­но. Трое участ­ни­ков свя­за­ли себя тор­же­ст­вен­ным обе­ща­ни­ем не пред­при­ни­мать ника­ких поли­ти­че­ских дей­ст­вий, кото­рые хоть один из них не одоб­рил бы¹⁶⁹. Эта нега­тив­ная фор­му­ла поз­во­ля­ет почув­ст­во­вать, какие огром­ные уси­лия потре­бо­ва­лись, чтобы пре­одо­леть недо­ве­рие меж­ду Пом­пе­ем и Крас­сом; веро­ят­но, мы не слиш­ком оши­бём­ся, если пред­по­ло­жим, что фор­му­ли­ров­ка порож­де­на наход­чи­вым умом Цеза­ря. Силы тро­их союз­ни­ков были дале­ко не рав­ны: Пом­пей был гораздо силь­нее Крас­са, а Цезарь по срав­не­нию с обо­и­ми был все­го лишь нович­ком; но посколь­ку он зани­мал кон­суль­ство, так­ти­че­ская ини­ци­а­ти­ва при­над­ле­жа­ла ему; а посколь­ку он дале­ко пре­вос­хо­дил обо­их интел­лек­том и поли­ти­че­ским мастер­ст­вом, с.69 ему доста­лось и фак­ти­че­ское лидер­ство¹⁷⁰. Теперь Пом­пею аук­ну­лась его карье­ра, гру­бо нару­шав­шая воз­раст­ные зако­ны (le­ges an­na­les). С юно­сти изба­ло­ван­ный сво­ей счаст­ли­вой судь­бой, он пре­зрел обыч­ную дея­тель­ность сена­то­ра в курии и на фору­ме и так и не научил­ся отста­и­вать там свои инте­ре­сы; соот­вет­ст­вен­но, теперь, когда круп­ные воен­ные про­бле­мы импе­рии каза­лись решён­ны­ми, он вынуж­ден был занять выжида­тель­ную пози­цию. С Цеза­рем дело обсто­я­ло ина­че: он про­бил­ся наверх обыч­ным путём и умел най­ти выход из любых затруд­не­ний, кото­рые ему чини­ли.

Про­грам­ма кон­суль­ско­го года Цеза­ря, несо­мнен­но, была согла­со­ва­на сра­зу, по край­ней мере в общих чер­тах; для её реа­ли­за­ции три вели­чай­ших рим­ских патро­на пре­до­ста­ви­ли объ­еди­нён­ные силы сво­их сто­рон­ни­ков, с помо­щью кото­рых они рас­счи­ты­ва­ли кон­тро­ли­ро­вать маги­ст­ра­тов, сенат и народ­ное собра­ние. В тече­ние како­го-то вре­ме­ни реши­мость участ­ни­ков заклю­чён­но­го согла­ше­ния дер­жа­лась в стро­гой тайне — Красс, веро­ят­но, при­со­еди­нил­ся к сою­зу толь­ко в нача­ле 59 г. В осталь­ном Цезарь стре­мил­ся при­влечь на свою сто­ро­ну прак­ти­че­ски любо­го, кто про­яв­лял готов­ность к нему при­со­еди­нить­ся. Одним из таких людей стал тогдаш­ний пре­тор Пуб­лий Кор­не­лий Лен­тул Спин­тер, кото­ро­му Цезарь обес­пе­чил место в кол­ле­гии пон­ти­фи­ков и Циз­аль­пий­скую Испа­нию^[1] как про­вин­цию на 59 и 58 гг.¹⁷¹

Цеза­рю было чрез­вы­чай­но важ­но гаран­ти­ро­вать себе услу­ги неко­то­рых три­бу­нов. Из тех, кто занял долж­ность 10 декаб­ря 60 г., сво­им глав­ным помощ­ни­ком он выбрал Пуб­лия Вати­ния, често­лю­би­во­го поли­ти­ка из сабин­ско­го горо­да Реа­та¹⁷². Вати­ний запро­сил за свои услу­ги такую цену, что даже Цезарь был пора­жён и затем поды­то­жил это сотруд­ни­че­ство сло­ва­ми: «В свой три­бу­нат Вати­ний ниче­го не сде­лал бес­плат­но»¹⁷³. Из пре­то­ров бли­же всех к Цеза­рю был Квинт Фуфий Кален: во вре­мя суда над Кло­ди­ем он уже отли­чил­ся как тол­ко­вый народ­ный три­бун. В нача­ле года сво­ей долж­но­сти Вати­ний опуб­ли­ко­вал целый ряд зако­но­про­ек­тов, один из кото­рых касал­ся соста­ва судеб­ных комис­сий, и пред­у­предил сенат, что совер­шен­но не наме­рен при­ни­мать во вни­ма­ние с.70 оли­гар­хи­че­скую обструк­цию со ссыл­ка­ми на пред­по­ла­гае­мые дур­ные зна­ме­ния, кото­рая всё боль­ше и боль­ше вхо­ди­ла в систе­му. Сре­ди кол­лег его под­дер­жал Гай Аль­фий¹⁷⁴. Эта пре­людия даёт нам неко­то­рое пред­став­ле­ние о той нена­ви­сти, кото­рой была про­ни­за­на поли­ти­че­ская атмо­сфе­ра, и о том напря­же­нии, кото­рое тре­бо­ва­лось раз­рядить в сле­дую­щем кон­суль­ском году.