Могила Ромула

с.90 Ско­ро испол­нит­ся год, с тех пор как я имел слу­чай пред­ло­жить несколь­ко заме­ча­ний по пово­ду откры­тых в 1899 г. на рим­ском фору­ме ста­рин­ных памят­ни­ков, извест­ных под назва­ни­я­ми la­pis ni­ger или моги­лы Рому­ла. С того вре­ме­ни лите­ра­ту­ра о них воз­рос­ла до зна­чи­тель­ных раз­ме­ров, но новых фак­ти­че­ских дан­ных при­ба­ви­лось немно­го. Нача­тые рас­коп­ки на месте «моги­лы Рому­ла» не были про­дол­же­ны. Заве­дую­щий рас­коп­ка­ми, архи­тек­тор Бони, к преж­ним заслу­гам сво­им при­ба­вит новую, если он сдер­жит свое обе­ща­ние позна­ко­мить пуб­ли­ку с рас­ко­пан­ным уже мате­ри­а­лом более подроб­но, чем это воз­мож­но было в крат­ком отче­те, в свое вре­мя издан­ном в No­ti­zie deg­li sca­vi. Этот новый, более пол­ный отчет дол­жен появить­ся в Mo­nu­men­ti an­ti­chi, изда­вае­мых рим­ской ака­де­ми­ей dei Lin­cei. До буду­ще­го про­дол­же­ния рас­ко­пок, от кото­рых может полу­чить осве­ще­ние нере­шен­ный до сих пор вопрос о топо­гра­фии памят­ни­ков, осо­бен­но жела­тель­но полу­чить более точ­ные и подроб­ные сведе­ния о так назы­вае­мой sti­pe vo­ti­va.

Извест­но, что вся ниж­няя пло­щадь, на кото­рой най­де­ны зага­доч­ные «поста­мен­ты», кону­со­об­раз­ный стол­бик и сте­ла с над­пи­сью, ока­за­лась покры­тою доволь­но тол­стым (в 0,45 мет­ра) сло­ем, состо­яв­шим из очень мно­го­чис­лен­ных остат­ков обет­ных при­но­ше­ний, а так­же и жерт­во­при­но­ше­ний, ука­зы­ваю­щих на свя­щен­ный харак­тер места. Все эти вещи теперь собра­ны во вновь осно­ван­ном музее рим­ско­го фору­ма, заве­дую­щим кото­ро­го назна­чен Сави­ньо­ни, один из глав­ных сотруд­ни­ков крит­ской архео­ло­ги­че­ской экс­пе­ди­ции. При­готов­ляя изда­ние пол­но­го ката­ло­га с.91 най­ден­ных пред­ме­тов, Сави­ньо­ни в апрель­ском выпус­ке жур­на­ла No­ti­zie deg­li sca­vi за этот год пока напе­ча­тал пред­ва­ри­тель­ный крат­кий раз­бор. Из послед­не­го полу­ча­ет­ся нема­ло новых дан­ных, важ­ных для дати­ров­ки сло­ев и рас­по­ло­же­ния их в месте нахож­де­ния. Сави­ньо­ни ста­ра­ет­ся пока­зать, что рядом с мас­сою пред­ме­тов древ­ней­ше­го про­ис­хож­де­ния есть целая груп­па пред­ме­тов про­ис­хож­де­ния позд­не­го, может быть, даже пер­во­го сто­ле­тия до Р. Хр. Общее рас­по­ло­же­ние всех ex-vo­to, сме­ше­ние древ­ней­ших пред­ме­тов с более позд­ни­ми, при­во­дит Сави­ньо­ни к заклю­че­нию, что пред­ме­ты эти не накоп­ля­лись в свя­тыне мало-пома­лу, как дума­ли рань­ше, а были сва­ле­ны сра­зу, послу­жив про­стым мате­ри­а­лом для засып­ки и урав­не­ния места. Сави­ньо­ни обра­ща­ет вни­ма­ние еще на одно инте­рес­ное обсто­я­тель­ство. Боль­шин­ство пред­ме­тов состо­ит из отдель­ных облом­ков, осталь­ные же облом­ки тех же пред­ме­тов не най­де­ны в этом месте. Сле­до­ва­тель­но, гово­рит Сави­ньо­ни, боль­шая часть все­го мусо­ра при­не­се­на из дру­гих сосед­них свя­тынь и сме­ша­лась с остат­ка­ми при­но­ше­ний того свя­ти­ли­ща, где была най­де­на. Если это вер­но, тогда мож­но заклю­чить, что в сосед­стве нахо­ди­лась целая груп­па свя­ти­лищ или жерт­вен­ни­ков, посвя­щен­ных раз­ным боже­ствам. По всей веро­ят­но­сти, одним из них было не вполне рас­ко­пан­ное еще соору­же­ние, кото­рое при­ле­га­ет к тре­уголь­ной пло­щад­ке с кону­сом и над­пи­сью. Это соору­же­ние, извест­ное под назва­ни­ем quad­ra­to coi gra­di­ni или Stu­fen­bau — рас­ко­пан пока толь­ко один фронт его с дву­мя сту­пе­ня­ми — Бони и Ком­па­рет­ти ото­жествля­ют с древ­ней­ши­ми рост­ра­ми, не под­креп­ляя одна­ко сво­ей догад­ки ничем, кро­ме самых общих топо­гра­фи­че­ских сооб­ра­же­ний. К той же груп­пе свя­щен­ных мест мог­ла при­над­ле­жать еще третья пло­щад­ка, откры­тая за пло­щад­кою с «поста­мен­та­ми» и по сво­е­му харак­те­ру сход­ная с послед­нею.

Мы толь­ко что упо­мя­ну­ли о мне­нии Ком­па­рет­ти. Он изло­жил свои взгляды в рос­кош­но издан­ной в нача­ле года бро­шю­ре «Iscri­zio­ne ar­cai­ca del Fo­ro Ro­ma­no edi­ta ed il­lustra­ta da Do­me­ni­co Com­pa­ret­ti, Fi­ren­ze-Ro­ma 1900». Изда­ние это, снаб­жен­ное пла­на­ми, иллю­ст­ра­ци­я­ми и фак­си­ми­ле, без сомне­ния, явля­ет­ся пока един­ст­вен­ной piè­ce de ré­sis­tan­ce в лите­ра­ту­ре вопро­са, раз­бро­сан­ной по самым раз­лич­ным пери­о­ди­че­ским изда­ни­ям. Изда­ние Ком­па­рет­ти, поми­мо про­чих досто­инств, тем цен­но, что в нем дает­ся новое подроб­ное опи­са­ние памят­ни­ков, заклю­чаю­щее в себе несколь­ко новых важ­ных фак­ти­че­ских дан­ных, отча­сти добы­тых с.92 из неопуб­ли­ко­ван­ных запи­сок архи­тек­то­ра Бони, отча­сти же осно­ван­ных на наблюде­ни­ях само­го авто­ра. Ком­па­рет­ти, напри­мер, на неко­то­рых облом­ках сосудов открыл бук­вы, кото­рые по сво­е­му палео­гра­фи­че­ско­му харак­те­ру никак не могут быть древ­нее III века. Отно­си­тель­но про­ис­хож­де­ния так назы­вае­мой sti­pe vo­ti­va Ком­па­рет­ти выска­зы­ва­ет в сущ­но­сти те же общие взгляды, к кото­рым потом при­шел Сави­ньо­ни. Очень инте­рес­но сооб­ще­ние, полу­чен­ное от Бони, что под мосто­вой пло­щад­ки с «поста­мен­та­ми» нахо­дит­ся еще не рас­ко­пан­ный слой, совер­шен­но одно­род­ный со сло­ем, напол­ня­ю­щим про­стран­ство над мосто­вою, а под нерас­ко­пан­ным сло­ем Бони кон­ста­ти­ро­вал суще­ст­во­ва­ние древ­ней­шей мосто­вой фору­ма.

Счи­тая веро­ят­ным, что пло­щад­ка со сту­пе­ня­ми ростр при­над­ле­жит вре­ме­нам рес­пуб­ли­ки, Ком­па­рет­ти тем не менее с неко­то­рым пре­зре­ни­ем отно­сит­ся к pro­fa­num vul­gus, кото­рый с лико­ва­ни­ем встре­тил вос­кре­се­ние из недр зем­ли моги­лы Рому­ла или la­pis ni­ger. Он, по-види­мо­му, даже не при­зна­ет суще­ст­во­ва­ния таких памят­ни­ков. Из изве­стий древ­них авто­ров о них Ком­па­рет­ти при­зна­ет един­ст­вен­ным вер­ным фак­том толь­ко то, что pro rostris были воз­двиг­ну­ты два льва. Откры­тые под чер­ною мосто­вою (la­pis ni­ger?) два плин­ту­са доста­точ­но про­дол­го­ва­ты, чтобы на них мог­ло поме­стить­ся по камен­но­му льву. Хотя на самом деле не най­де­но ни малей­ше­го следа или фраг­мен­та львов, пустые плин­ту­сы в италь­ян­ской лите­ра­ту­ре уже пря­мо при­ня­то назы­вать i leo­ni. Вот в этом-то исклю­чи­тель­ном пунк­те Ком­па­рет­ти снис­хо­дит к мне­ни­ям vul­gi, согла­ша­ясь с тем, что места упо­мя­ну­тых Варро­ном львов ука­за­ны най­ден­ны­ми плин­ту­са­ми.

Неволь­но у вни­ма­тель­но­го чита­те­ля рас­суж­де­ния Ком­па­рет­ти явля­ет­ся вопрос: поче­му из сооб­ще­ний схо­ли­а­стов к Гора­цию (Epod. 16, 13) Ком­па­рет­ти дает веру толь­ко сооб­ще­нию о львах pro rostris, осталь­ные же изве­стия их назы­ва­ет глу­по­стью (стр. 6 stu­pi­dez­za)? Какое, далее, пре­иму­ще­ство име­ет обще­при­ня­тое ото­жест­вле­ние плин­ту­сов с поста­мен­та­ми львов перед дру­гим обще­при­ня­тым ото­жест­вле­ни­ем чер­ной мосто­вой с la­pis ni­ger моги­лы Рому­ла? Поче­му к послед­не­му выво­ду Ком­па­рет­ти отно­сит­ся с пре­зре­ни­ем? Оче­вид­но, такая субъ­ек­тив­ная кри­ти­ка объ­яс­ня­ет­ся тем, что пара львов, нахо­див­ша­я­ся, по пока­за­нию схо­ли­а­стов, pro rostris, очень под­хо­дит к дру­го­му мне­нию Ком­па­рет­ти, усмат­ри­ваю­ще­го, как мы уже гово­ри­ли, в quad­ra­to coi gra­di­ni древ­ней­шие рост­ры.

Послед­няя же догад­ка опять нахо­дит­ся в тес­ной свя­зи с тем с.93 тол­ко­ва­ни­ем над­пи­си, на кото­ром оста­но­вил­ся Ком­па­рет­ти. Новое изда­ние и изу­че­ние ее состав­ля­ет глав­ный пред­мет его кни­ги. Тол­ко­ва­ние над­пи­си в общих чер­тах оста­лось тем же, какое дано было в преж­ней ста­тье Ком­па­рет­ти (Ate­ne e Ro­ma, II, Lug­lio-Agos­to 1899). Извест­но, что он содер­жа­ни­ем над­пи­си счи­та­ет запре­ще­ние, под стра­хом смер­ти, нару­ше­ния свя­то­сти и осквер­не­ния места. Преж­де этим местом ему пред­став­лял­ся весь коми­ций, соору­жен­ный в фор­ме templum. Теперь он коми­ций оста­вил, заме­нив его более под­хо­дя­щи­ми рост­ра­ми. Сте­ла с над­пи­сью постав­ле­на на малень­ком тре­уголь­ном высту­пе, кото­рый сам име­ет две сту­пе­ни и при­стро­ен к одно­му из углов квад­рат­ной пло­ща­ди со сту­пе­ня­ми. Кто спус­кал­ся по этим сту­пе­ням или сто­ял на пло­ща­ди, как раз имел пред собою лице­вую сто­ро­ну сте­лы, на кото­рой чита­ет­ся нача­ло над­пи­си. Ком­па­рет­ти поэто­му вполне спра­вед­ли­во утвер­жда­ет, что сте­ла при­над­ле­жа­ла к сза­ди лежа­щей воз­вы­шен­ной квад­рат­ной пло­щад­ке и нахо­ди­лась с нею в более тес­ной свя­зи, чем с пло­щад­кою «поста­мен­тов». Ото­жествляя теперь, по при­ме­ру Бони, зага­доч­ный quad­ra­to coi gra­di­ni с рост­ра­ми, а для под­креп­ле­ния догад­ки при­зна­вая в поста­мен­тах под­став­ки исчез­нув­ших львов pro rostris, он выво­дит и более цель­ное тол­ко­ва­ние над­пи­си. По край­ней мере она более преж­не­го при­уро­че­на к окру­жаю­щим памят­ни­кам. Одно­му толь­ко из памят­ни­ков не посчаст­ли­ви­лось от ново­го объ­яс­не­ния. Это сто­я­щий рядом со сте­лою усе­чен­ный конус. Рань­ше ему Ком­па­рет­ти давал доволь­но важ­ное назна­че­ние: слу­жить погра­нич­ным стол­бом для тер­ми­на­ции коми­ция. Но пере­ме­на обста­нов­ки теперь лиши­ла конус вся­ко­го серь­ез­но­го зна­че­ния и пре­вра­ти­ла его в пустое угло­вое укра­ше­ние (ἀκρω­τήριον). Подоб­ных ему еще было три стол­би­ка, кото­рые будут откры­ты при про­дол­же­нии рас­ко­пок, как в том по край­ней мере уве­рен Ком­па­рет­ти.

Корен­ной пере­ра­бот­ке Ком­па­рет­ти при­шлось под­верг­нуть преж­нее тол­ко­ва­ние вто­рой и третьей сто­ро­ны над­пи­си. Рань­ше puncta sa­lien­tia для него явля­лись ясно читае­мые в над­пи­си сло­ва re­gei, ka­la­to­rem hab… и ioux­men­ta. Смысл, свя­зы­ваю­щий эти сло­ва, по пред­по­ло­же­нию авто­ра, был такой, что рек­су (re­gei sc. sac­ro­rum), в виде исклю­че­ния, по боже­ст­вен­ным зако­нам дава­лось пра­во ездить по коми­цию, толь­ко с тем, чтобы кала­тор, если рекс захо­чет, пра­вил колес­ни­цей вож­жа­ми. В празд­ник же реги­фу­гий колес­ни­цу рек­са с.94 долж­ны возить лоша­ди, ведо­мые на узде¹. Это не осо­бен­но глу­бо­ко­мыс­лен­ное поста­нов­ле­ние зако­на о езде рек­са по коми­цию сде­ла­лось бы пол­ной бес­смыс­ли­цей в новом при­ме­не­нии зако­на, вме­сто коми­ция, к свя­то­сти ора­тор­ской три­бу­ны. Ком­па­рет­ти теперь (стр. 17) с боль­шим досто­ин­ст­вом заяв­ля­ет, что после напря­жен­ной и повто­ри­тель­ной про­вер­ки под­лин­ни­ка над­пи­си узнал, что «испа­ри­лось ясное чте­ние» букв N перед AI (стро­ка 4) и бук­вы C перед IOD в 10-й стро­ке. Мни­мая бук­ва C, ока­зы­ва­ет­ся, не бук­ва, а una rot­tu­ra se­mi­cir­co­la­re, полу­круг­лый след отко­ла. Это палео­гра­фи­че­ское откры­тие при­нуж­да­ет авто­ра отка­зать­ся не толь­ко от преж­не­го сво­его чте­ния, но и от преж­не­го объ­яс­не­ния все­го места над­пи­си. Оно раз­би­ва­ет­ся теперь на две части. В пер­вой, вме­сто преж­не­го раз­ре­ше­ния езды по коми­цию, рек­су вме­ня­ет­ся в обя­зан­ность совер­шать очи­сти­тель­ные цере­мо­нии² в слу­чае осквер­не­ния или раз­ру­ше­ния свя­щен­ной ора­тор­ской три­бу­ны, к како­му пре­ступ­ле­нию, по мне­нию Ком­па­рет­ти, отно­си­лась пер­вая ста­тья зако­на. Вто­рая часть поста­нов­ле­ния, отде­лен­ная теперь от пер­вой, остав­ле­на при­бли­зи­тель­но при преж­нем смыс­ле: пред­пи­сы­ва­ет­ся ездить мимо свя­щен­но­го места, ведя лоша­дей на узде. Чет­вер­той сто­роне над­пи­си при­да­ет­ся по-преж­не­му такой смысл: запре­ща­ет­ся про­хо­дить мимо это­го места днем рабам, ремес­лен­ни­кам или носиль­щи­кам.

Все эти допол­не­ния или объ­яс­не­ния Ком­па­рет­ти пред­ла­га­ет с боль­ши­ми ого­вор­ка­ми, ti­mi­da­men­te. Зато он счи­та­ет di cer­tis­si­mo sig­ni­fi­ca­to пред­ла­гае­мое им допол­не­ние нача­ла над­пи­си. Оно гла­сит: quoi honce lo­qom sciens vio­la­sid sak­ros esed; sordeis quoi fax­sid?. Дело в том, что незна­чи­тель­ные про­ступ­ки и отно­ся­щи­е­ся к ним поли­цей­ские пра­ви­ла во вто­рой поло­вине над­пи­си, во-пер­вых, очень худо вяжут­ся с уго­лов­ным пре­ступ­ле­ни­ем, пред­у­смат­ри­вае­мым в пер­вой поло­вине. Во-вто­рых, они сами по себе доволь­но стран­ны, а пото­му и, в-третьих, неслы­ха­ны во всем дошед­шем до нас лите­ра­тур­ном или эпи­гра­фи­че­ском пре­да­нии. Что каса­ет­ся допол­не­ния нача­ла над­пи­си, то автор здесь чув­ст­во­вал под нога­ми по край­ней мере извест­ную поч­ву, как бы она ни была, в сущ­но­сти, нетвер­да. Каж­дый, кро­ме зна­ме­ни­то­го глот­то­ло­га Чечи, пой­мет, что читае­мы­ми в нача­ле над­пи­си сло­ва­ми qui hon…… sak­ros esed с.95 про­из­но­си­лось про­кля­тие, соеди­нен­ное с каз­нью (con­sec­ra­tio ca­pi­tis) над совер­шив­шим извест­ное пре­ступ­ле­ние. В чем заклю­ча­лось пре­ступ­ле­ние, не вид­но, вслед­ст­вие раз­ру­ше­ния верх­ней части сте­лы. Ука­за­тель­ное место­име­ние honke — дру­гое допол­не­ние невоз­мож­но — застав­ля­ет пред­по­ло­жить, что пре­ступ­ле­ние отно­си­лось к при­сут­ст­ву­ю­ще­му на месте пред­ме­ту, веро­ят­но свя­щен­но­му, или же, как пред­по­ла­гал Ком­па­рет­ти, к само­му месту, при­зна­вае­мо­му свя­щен­ным. Како­го рода, одна­ко, мог­ло быть это нару­ше­ние свя­то­сти места, точ­ное опре­де­ле­ние кото­ро­го еще не най­де­но? В сле­дую­щем за sak­ros esed сло­ве ясно чита­ют­ся толь­ко бук­вы sor, так как далее уже раз­ру­ше­на поверх­ность кам­ня. На сби­той поверх­но­сти вид­но еще сла­бое полу­круг­лое углуб­ле­ние. Пер­вый изда­тель над­пи­си, Гамурри­ни, допус­кал воз­мож­ность, что это оста­ток бук­вы, или D, или S. Гюль­зен, как в преж­ней (Berl. Phil. Woch. 1899 стр. 1003), так и в новей­шей сво­ей тран­скрип­ции (Das hu­ma­nis­ti­sche Gym­na­sium, 1900, стр. 142), чита­ет толь­ко sor и ниче­го более. Один Ком­па­рет­ти решил, что чита­ет­ся ясней­шим обра­зом (chia­ris­si­mo) sord. Един­ст­вен­ным воз­мож­ным допол­не­ни­ем этих четы­рех букв явля­ет­ся сло­во sor­des. Бла­го­да­ря тако­му допол­не­нию, Ком­па­рет­ти полу­чил воз­мож­ность сбли­же­ния хотя бы одной малень­кой части над­пи­си с дей­ст­ви­тель­ны­ми зако­но­да­тель­ны­ми памят­ни­ка­ми рим­лян. Это дошед­ший до нас арха­и­че­ский закон коло­нии Луце­рии, запре­щаю­щий осквер­не­ние свя­щен­ной рощи. Закон начи­на­ет­ся сло­ва­ми: In hoc lou­ca­rid stir­cus ne quis fun­da­tid ne­ve ca­da­ver proie­ci­tad ne­ve pa­ren­ta­tid^[1]. Ком­па­рет­ти (стр. 15) ссы­ла­ет­ся еще на дру­гой закон de lu­co sac­ro, откры­тый в Спо­ле­те, где поста­нов­ле­но Hon­ce lou­com ne quis vio­la­tod ne­que ex­ve­hi­to ne­que ex­fer­to quod lou­ci sit ne­que caedi­to^[2]. На осно­ва­нии этих двух ана­ло­гий воз­ник­ло допол­не­ние Ком­па­рет­ти quoi honce lo­qom sciens vio­la­sid sak­ros esed: sordei quoi fax­sid?^[3]. При­ме­ни­мость ана­ло­гии, одна­ко, очень сомни­тель­на. Весь­ма есте­ствен­но, что народ имел склон­ность поль­зо­вать­ся пустын­ным местом в роще для свал­ки нечи­стот, экс­кре­мен­тов или пада­ли, но употреб­лять под свал­ку или вме­сто отхо­же­го места ора­тор­скую три­бу­ну, это такая необык­но­вен­ная дикость, что едва ли тре­бо­ва­ла спе­ци­аль­но­го пред­у­смот­ре­ния со сто­ро­ны зако­но­да­те­ля. Что же каса­ет­ся vio­la­tio, нару­ше­ния свя­то­сти места вооб­ще, и дру­ги­ми про­ступ­ка­ми, то в Луце­рии и Спо­ле­те пола­гал­ся за нее про­стой денеж­ный штраф. Мож­но ли пове­рить Ком­па­рет­ти, что винов­ный в подоб­ном же про­ступ­ке с.96 под­вер­гал­ся совер­шен­но несо­раз­мер­но­му нака­за­нию con­sec­ra­tio ca­pi­tis et bo­no­rum?

Счи­тая воз­мож­ным, что за нару­ше­ние свя­то­сти ора­тор­ской три­бу­ны в Риме пола­га­лась con­sec­ra­tio ca­pi­tis, Ком­па­рет­ти оста­вил без долж­но­го вни­ма­ния рим­скую тра­ди­цию о при­ме­рах при­ме­не­ния назван­но­го нака­за­ния. При­ме­ров таких при­во­дит­ся доволь­но мно­го в рим­ской лите­ра­ту­ре³. Оче­вид­но, это учреж­де­ние древ­ней­ше­го уго­лов­но­го пра­ва вызы­ва­ло живое любо­пыт­ство поко­ле­ний, при­вык­ших к более гуман­ным и мяг­ким нака­за­ни­ям. Наше пре­да­ние в этой части рим­ско­го пра­ва, надо думать, не толь­ко бога­то, но почти пол­но, что долж­но пре­до­сте­речь от вся­кой попыт­ки изо­бре­сти при­ме­ры, не встре­чаю­щи­е­ся в тра­ди­ции. Ком­па­рет­ти, конеч­но, хоро­шо созна­вал боль­шую рис­ко­ван­ность сво­ей догад­ки. Поэто­му он ста­рал­ся ее под­ве­сти под один из тра­ди­ци­он­ных при­ме­ров кон­сек­ра­ции, а имен­но под извест­ную sac­ra­ta lex tri­bu­ni­cia. Рост­ры, заклю­ча­ет он, одна из важ­ней­ших при­над­леж­но­стей три­бу­нов. Сле­до­ва­тель­но, нару­ше­ние свя­то­сти ростр долж­но было под­ле­жать зако­ну о свя­то­сти три­бу­нов. Заклю­че­ние это, одна­ко, неосно­ва­тель­но. Рост­ры, в осо­бен­но­сти в более древ­ний пери­од рес­пуб­ли­ки, не при­сва­и­ва­лись одним три­бу­нам, а наравне с ними, да еще и в боль­шей сте­пе­ни, общим маги­ст­ра­там все­го рим­ско­го наро­да, кон­су­лам и т. д. Кро­ме того, в этом слу­чае осо­бен­ное зна­че­ние име­ет ar­gu­men­tum ex si­len­tio. О содер­жа­нии lex tri­bu­ni­cia до нас дошли как раз осо­бен­но подроб­ные и пол­ные изве­стия, но о свя­то­сти ростр в них ниче­го не ска­за­но. Не гово­рит­ся о кон­сек­ра­ции нару­ши­те­лей свя­то­сти ростр ни у Цице­ро­на, ни в осталь­ной поли­ти­че­ской или исто­ри­че­ской лите­ра­ту­ре, хотя дей­ст­ви­тель­но слу­ча­лись при­ме­ры нару­ше­ния, как напр. стас­ки­ва­ние с ростр три­бу­на (см. при­веден­ные у Ком­па­рет­ти места Цице­ро­на in Va­tin. 10, 24; de In­vent. 2, 17, 52). Насто­я­щий закон о свя­то­сти три­бу­нов поучи­те­лен еще и тем, что в него вошли не толь­ко поста­нов­ле­ния отно­си­тель­но лич­но­го нака­за­ния винов­но­го, но и точ­ные ука­за­ния, касаю­щи­е­ся до кон­фис­ка­ции и пуб­лич­ной про­да­жи его иму­ще­ства. Это вполне соглас­но с извест­ным опре­де­ле­ни­ем у Феста: Sac­ra­tae le­ges sunt, qui­bus sanctum est, ut qui quid ad­ver­sus eas fe­ce­rit, sa­cer ali­cui deo­rum sit cum fa­mi­lia pe­cu­nia­que. Мы при­вык­ли рим­лян счи­тать образ­цо­вы­ми зако­но­да­те­ля­ми, а пото­му с.97 нам невоз­мож­но верить в при­пи­сы­вае­мую им у Ком­па­рет­ти lex sac­ra­ta тако­го рода, что отсут­ст­во­ва­ли бы в ней все подроб­но­сти, отно­ся­щи­е­ся к самой кон­сек­ра­ции, а вме­сто них была бы речь о раз­ных дру­гих бес­связ­ных меж­ду собою пред­пи­са­ни­ях.

Ком­па­рет­ти слиш­ком увлек­ся при­ня­тым им доволь­но нена­деж­ным чте­ни­ем sord вме­сто sor, уста­нов­ле­ни­ем кото­ро­го удо­воль­ст­во­ва­лись два не менее опыт­ных и зна­ме­ни­тых эпи­гра­фи­ста, Гамурри­ни и Гюль­зен. Ком­па­рет­ти поста­вил сво­ею целью пред­ло­жить уче­но­му миру вполне надеж­ное и «кри­ти­че­ское» изда­ние вза­мен офи­ци­аль­но­го изда­ния Гамурри­ни. Осме­ли­ва­ем­ся сомне­вать­ся в пол­ной кри­тич­но­сти ново­го изда­ния. По нашим, может быть не ком­пе­тент­ным, поня­ти­ям необ­хо­ди­мо было бы прин­ци­пи­аль­ное соблюде­ние кри­ти­че­ско­го пра­ви­ла, сто­я­ще­го в зави­си­мо­сти от нынеш­не­го состо­я­ния кам­ня. Сте­ла раз­би­та неров­но, так что на верх­нем крае места­ми отко­ло­лась вся поверх­ность. Здесь вид­ны, одна­ко, раз­ные углуб­ле­ния, боль­шею частью круг­ло­ва­тые. Воз­мож­но, конеч­но, что в чис­ле их нахо­дят­ся очер­та­ния раз­ру­шен­ных букв, но, без сомне­ния, меж­ду ними есть и про­стые выбо­и­ны или тре­щи­ны, какие мог­ли обра­зо­вать­ся или при раз­би­ва­нии кам­ня или от раз­ло­же­ния его, вслед­ст­вие сыро­сти. Осо­бен­ное вни­ма­ние заслу­жи­ва­ют круг­ло­ва­тые углуб­ле­ния двух раз­лич­ных раз­ме­ров. Одни, неболь­шие доволь­но глу­бо­кие дыроч­ки, встре­ча­ют­ся на той части поверх­но­сти, кото­рая в общем оста­лась в цело­сти. Дру­гие поболь­ше и име­ют полу­круг­лую фор­му. Ком­па­рет­ти в пер­вой ста­тье сво­ей о над­пи­си вер­но заме­тил, что дыроч­ки про­из­веде­ны ост­рым оруди­ем, напри­мер, кир­кою (pic­co­ne). Если пред­ста­вить себе, что у этой кир­ки или моты­ги был один конец ост­рый, клю­вом, а дру­гой — полу­круг­лым реб­ром, засту­пом, тогда объ­яс­ня­лись бы очень лег­ко полу­круг­лые выбо­и­ны на верх­нем крае кам­ня. Тако­во полу­круг­лое углуб­ле­ние в стро­ке 5, после L, при­ни­мае­мое еще у Ком­па­рет­ти за оста­ток бук­вы O, что, одна­ко, невоз­мож­но уже пото­му, что этим O закры­ва­лась бы попе­ре­ч­ная чер­точ­ка у L. В кон­це стро­ки 10-й сам Ком­па­рет­ти допус­ка­ет una rot­tu­ra se­mi­cir­co­la­re; сле­до­ва­ло бы допу­стить такую же rot­tu­ra так­же после SOR. Вооб­ще необ­хо­ди­мо при­дер­жи­вать­ся пра­ви­ла, при тол­ко­ва­нии над­пи­си не при­да­вать ника­ко­го зна­че­ния всем сомни­тель­ным бук­вам, по догад­ке читае­мым на раз­ру­шен­ном крае кам­ня.

Если же сле­ду­ет дер­жать­ся пра­ви­ла, при допол­не­нии при­ни­мать в рас­чет толь­ко те бук­вы, кото­рые ясно чита­ют­ся на с.98 нераз­ру­шен­ной поверх­но­сти кам­ня, остав­ляя в сто­роне углуб­ле­ния на раз­ру­шен­ном верх­нем кон­це, кото­рые могут быть или следа­ми букв, или про­сто следа­ми слу­чай­ных уда­ров, то необ­хо­ди­мо при­нять к руко­вод­ству осно­ван­ное на стро­гом соблюде­нии это­го пра­ви­ла новей­шее чте­ние над­пи­си, пред­ла­гае­мое Гюль­зе­ном (Das hu­ma­nis­ti­sche Gym­na­sium, 1900 г., стр. 153)^[4]:

CIL VI 36840
(Be­ro­li­ni, 1933)

Э́то чте­ние, незна­чи­тель­но толь­ко отли­чаю­ще­е­ся от пер­во­го чте­ния Гамурри­ни в No­ti­zie d. sc., долж­но лечь в осно­ву всех объ­яс­не­ний и допол­не­ний над­пи­си, а не чте­ние Ком­па­рет­ти, хотя оно, веро­ят­но из любез­но­сти к зна­ме­ни­то­му италь­ян­ско­му уче­но­му, реко­мен­ду­ет­ся тем же Гюль­зе­ном. Чте­ние Гюль­зе­на и Гамурри­ни под­ку­па­ют еще и тем, что ни тот, ни дру­гой не зани­ма­лись объ­яс­не­ни­ем и допол­не­ни­ем над­пи­си. Сле­до­ва­тель­но, им лег­че было отне­стись к чте­нию ее объ­ек­тив­нее, чем Ком­па­рет­ти, у кото­ро­го поне­во­ле спу­та­лись две зада­чи, объ­ек­тив­но­го уста­нов­ле­ния тек­ста и субъ­ек­тив­но­го отга­ды­ва­ния смыс­ла.

Из новых попы­ток вос­ста­нов­ле­ния над­пи­си появи­лась толь­ко одна, пред­ла­гае­мая болон­ским про­фес­со­ром К. Морат­ти (La iscri­zio­ne ar­cai­ca del Fo­ro Ro­ma­no ed altre, Боло­нья 1900 г.). С содер­жа­ни­ем ее мы мог­ли позна­ко­мить­ся толь­ко из отзы­вов Гюль­зе­на и Валье­ри⁵. с.99 Автор сюже­том над­пи­си счи­та­ет совер­шен­но неиз­вест­ный до сих пор, доволь­но фан­та­сти­че­ский закон о заклю­че­нии бра­ка и поряд­ке пере­да­чи сва­деб­ных подар­ков. Меж­ду про­чим, царю ста­вит­ся в обя­зан­ность отво­зить все сва­деб­ные подар­ки в сво­ей соб­ст­вен­ной каре­те (ioux­men­tum).

Допол­не­ния зани­ма­ют в пять или шесть раз боль­ше места, чем сохра­нив­ший­ся текст над­пи­си, так что вся сте­ла рас­счи­та­на в неве­ро­ят­ную выши­ну (боль­ше трех мет­ров). Допу­ще­ны зна­чи­тель­ные отступ­ле­ния от вер­но­го чте­ния, напри­мер ak dos вме­сто sak­ros, un­xi­men­ta вме­сто ioux­men­ta и т. п. Все вос­ста­нов­ле­ние про­из­во­дит впе­чат­ле­ние уче­ной шут­ки. Автор пред­чув­ст­ву­ет общий страш­ный хохот над все­ми попыт­ка­ми вос­ста­нов­ле­ния, когда в один пре­крас­ный день будет откры­та отло­ман­ная верх­няя часть сте­лы. Тогда он наде­ет­ся, что сам весе­ло будет сме­ять­ся над сво­им уче­ным про­из­веде­ни­ем.

Весь­ма свое­об­раз­ное объ­яс­не­ние дано над­пи­си сте­лы док­то­ром Рихар­дом Фре­зе⁶· Усмат­ри­вая в читае­мых в над­пи­си соче­та­ни­ях букв ka­pia и ha­ve­lod арха­и­че­ские фор­мы слов cae­pe «лук» и ha­lum «поле­вой чес­нок», Фре­зе пред­ла­га­ет всю над­пись отне­сти к куль­ту душ покой­ни­ков, так как в нем употреб­ля­лись и лук, и чес­нок. Hālum, гово­рит автор, сокра­ще­но из ha­ve­lom, как ma­lo из ma­ve­lo. Ана­ло­гия эта, одна­ко, совер­шен­но про­из­воль­на. Фре­зе оста­вил без вни­ма­ния дав­но извест­ное уже про­ис­хож­де­ние слов ha­lum или ha­lus, по пра­виль­но­му писа­нию alum, alus. Они одно­го про­ис­хож­де­ния с ālli­um, чес­нок, т. е. про­из­во­дят­ся от hāla­re, пра­виль­нее āla­re, «пах­нуть». Дав­но извест­но, меж­ду тем, что этот гла­гол hālo (вме­сто *ane­lo) при­над­ле­жит к индо­ев­ро­пей­ской осно­ве an ane «дышать, веять, пах­нуть», от кото­рой про­из­во­дят­ся ἄνε­μος, ani­ma ani­mus, anēlo, др.-ирл. anal дыха­ние, готск. anan ōn «дышать», дрсл. воня odor, ha­li­tus, скр. anití «дышать». Сле­до­ва­тель­но, здесь места нет ника­ко­му ha­ve­lod. Отно­си­тель­но ka­pia еще по край­ней мере есть фоне­ти­че­ская воз­мож­ность сбли­же­ния с cēpe, лук, если допу­стить суще­ст­во­ва­ние двух раз­ных сте­пе­ней чере­до­ва­ния глас­но­го (ē : a)⁷. Мож­но толь­ко удив­лять­ся наив­но­сти авто­ра, кото­рый берет­ся из двух слов, выхва­чен­ных науда­чу и снаб­жае­мых им или совсем непра­виль­ным, или сомни­тель­ным объ­яс­не­ни­ем, с.100 объ­яс­нить целую над­пись. При этом ему и в голо­ву не при­шла мысль, что перед ним не какое-нибудь сакраль­ное пред­пи­са­ние, а, как вид­но из пер­вых слов над­пи­си, опре­де­лен­но­го рода закон, lex sac­ra­ta⁸.

Рим­ский про­фес­сор язы­ко­веде­ния и доцент древ­не­ита­лий­ских наре­чий, Л. Чечи, в один год успел напе­ча­тать три запис­ки, в кото­рых он дает или допол­ни­тель­ные замет­ки, или поправ­ки к пер­во­на­чаль­но­му сво­е­му ком­мен­та­рию, вошед­ше­му в офи­ци­аль­ный доклад (No­ti­zie deg­li sca­vi 1899, Mag­gio). Доклад этот, вслед­ст­вие дав­ле­ния со сто­ро­ны адми­ни­ст­ра­ции, был состав­лен очень спеш­но. Чечи по это­му пово­ду счел нуж­ным сооб­щить, что запис­ка его, в 25 стра­ниц, была напи­са­на в 5 дней. Бла­го­да­ря такой поспеш­но­сти, а может быть, и одно­сто­рон­ней его под­готов­ки, Чечи не заме­тил в над­пи­си само­го важ­но­го, что состав­ля­ет соб­ст­вен­но кра­е­уголь­ный камень для ее объ­яс­не­ния. Он не понял, что в началь­ных сло­вах над­пи­си (quoi — sak­ros esed) сохра­ни­лась обыч­ная фор­му­ла зако­нов, в кото­рых назна­ча­лось нака­за­ние, назы­вае­мое по рим­ско­му пра­ву con­sec­ra­tio ca­pi­tis, дру­ги­ми сло­ва­ми, le­ges sac­ra­tae. Вполне заблуж­да­ясь таким обра­зом отно­си­тель­но обще­го содер­жа­ния над­пи­си, он сочи­нил такое вос­ста­нов­ле­ние ее, кото­рое сме­ло мож­но назвать от нача­ла до кон­ца фан­та­зи­ей, осно­ван­ной на одной линг­ви­сти­че­ской воз­мож­но­сти. В после­дую­щих запис­ках Чечи уди­ви­тель­ным обра­зом все еще не понял или не хотел пони­мать допу­щен­ную им основ­ную ошиб­ку, а при­бав­ля­ет, напро­тив, к сво­ей преж­ней линг­ви­сти­че­ской импро­ви­за­ции все новые вари­ан­ты, под­час отста­и­вая ее про­тив недо­воль­ных кри­ти­ков более или менее рез­ки­ми сло­ва­ми⁹.

с.101 В послед­ней сво­ей запис­ке (Nuo­ve os­ser­va­zio­ni etc. стр. 85 = отд. отт. 20 слл.), Чечи меж­ду про­чим счел необ­хо­ди­мым под­верг­нуть кри­ти­че­ско­му раз­бо­ру нашу скром­ную попыт­ку объ­яс­не­ния¹⁰, с целью обли­чить встре­чаю­щи­е­ся в ней «ines­sat­tez­ze fi­lo­lo­giche e glot­to­lo­giche». Осо­бым побуж­де­ни­ем для Чечи послу­жи­ло то обсто­я­тель­ство, что один из италь­ян­ских кри­ти­ков о наших допол­не­ни­ях ото­звал­ся как о più sempli­ci, me­no ampli, e più la­ti­ni di altri pro­pos­ti. Над­пись фору­ма, веро­ят­но, самый древ­ний из дошед­ших до нас памят­ни­ков рим­ской пись­мен­но­сти. При­бли­зи­тель­но оди­на­ко­вой с нею древ­но­сти толь­ко рим­ская над­пись Дуе­на и пре­нестская — Нума­сия, да еще несколь­ко над­пи­сей Лация, состо­я­щих из одно­го-двух слов или имен соб­ст­вен­ных. От древ­ней­ших для нас латин­ских писа­те­лей Энния, Като­на и Плав­та наша над­пись отсто­ит, по край­ней мере, на два сто­ле­тия. Понят­но, что в такой про­ме­жу­ток вре­ме­ни латин­ский язык успел более или менее изме­нить­ся, как в отно­ше­нии лек­си­каль­но­го его соста­ва, так и грам­ма­ти­че­ских форм. Кто при­ни­ма­ет­ся за объ­яс­не­ние нашей ста­рин­ной над­пи­си, тому необ­хо­ди­мо до извест­ной сте­пе­ни при­бе­гать к догад­кам отно­си­тель­но изме­не­ний, кото­рым мог­ли под­верг­нуть­ся в два сто­ле­тия сло­ва и грам­ма­ти­че­ские фор­мы. Чем мень­ше пред­по­ла­гае­мые фор­мы уда­ля­ют­ся от засвиде­тель­ст­во­ван­ных в пре­да­нии форм и слов древ­не­ла­тин­ско­го язы­ка и при­знан­ных в нем зако­нов фоне­ти­че­ских и грам­ма­ти­че­ских, тем надеж­нее долж­ны пока­зать­ся допус­кае­мые необ­хо­ди­мые конъ­ек­ту­ры. Мето­ди­че­ская ошиб­ка Чечи состо­я­ла в том, что он не поста­рал­ся по воз­мож­но­сти бли­же при­дер­жи­вать­ся тра­ди­ци­он­но­го латин­ско­го язы­ка. Обла­дая широ­кой начи­тан­но­стью в обла­сти дру­гих древ­не­ита­лий­ских наре­чий, кро­ме латин­ско­го, а так­же и в индо­ев­ро­пей­ской срав­ни­тель­ной грам­ма­ти­ке, он со сво­и­ми конъ­ек­ту­ра­ми сра­зу ушел в эти обла­сти, уже черес­чур отда­лен­ные от латин­ско­го язы­ка третье­го или вто­ро­го сто­ле­тий. Вино­ва­та в этом, может быть, была так­же та неимо­вер­ная древ­ность, кото­рую Чечи при­пи­сы­ва­ет нашей над­пи­си. Резуль­та­том чрез­мер­но­го раз­об­ще­ния над­пи­си от позд­ней­ше­го вида латин­ско­го язы­ка явля­ет­ся целый ряд пред­по­ла­гае­мых слов, с.102 кото­рые Чечи сам назы­ва­ет vo­ci nuo­ve e ig­no­te al­la gram­ma­ti­ca sto­ri­ca e al les­si­co la­ti­no, напри­мер vei­gead, men­to­rem авгу­ра, inim. koi­sed, im, ha­ve­lod, sor­dus сви­нья, ioux молит­ва. Осо­бен­но типич­ным при­ме­ром для мето­да Чечи может слу­жить объ­яс­не­ние читаю­ще­го­ся в над­пи­си сло­ва ioux­men­tum. Кто доро­жит уста­нов­ле­ни­ем свя­зи с тра­ди­ци­он­ным латин­ским язы­ком, тот ни на одну мину­ту не усо­мнит­ся в том, что здесь откры­лась новая арха­и­че­ская фор­ма извест­ных нам латин­ских слов iug­men­tum и iumen­tum. Чечи пред­по­чел с помо­щью умбрий­ско­го наре­чия кон­струи­ро­вать два новых сло­ва ioux и men­tum. Имен­но это невни­ма­ние Чечи к исто­ри­че­ско­му пре­да­нию спе­ци­аль­но латин­ско­го язы­ка побуди­ло неко­то­рых трез­вых кри­ти­ков назвать его вос­ста­нов­ле­ние над­пи­си «не латин­ским» и при­знать наше объ­яс­не­ние «более латин­ским», в виду того, что оно везде ста­ра­ет­ся оста­вать­ся на поч­ве латин­ско­го сло­ва­ря, допус­кая толь­ко для неко­то­рых извест­ных нам слов необ­хо­ди­мое и закон­ное суще­ст­во­ва­ние неиз­вест­ных нам до сих пор арха­и­че­ских раз­но­вид­но­стей.

Рим­ский глот­то­лог на обви­не­ния в чрез­мер­ной склон­но­сти к отступ­ле­ни­ям от грам­ма­ти­ки и лек­си­ко­на латин­ско­го язы­ка отве­чал до сих пор насмеш­ка­ми на огра­ни­чен­ную при­вя­зан­ность про­тив­ни­ков к тра­ди­ции. Всту­пая теперь в борь­бу с нами, Чечи избрал совер­шен­но новую так­ти­ку. При­ни­мая на себя роль стро­го­го защит­ни­ка тра­ди­ции, он неми­ло­серд­но осуж­да­ет каж­дое малей­шее наше отступ­ле­ние от точ­ных свиде­тельств пись­мен­ных латин­ских памят­ни­ков. Во вновь откры­той над­пи­си (стро­ка 2: esed), как и в одно­род­ных с нею по вре­ме­ни над­пи­сях Дуе­на и Нума­сия, окон­ча­ние 3 лица един­ст­вен­но­го чис­ла писа­лось через -d вме­сто пер­вич­но­го -t (fe­fa­ked, sied, as­ted, fe­ced). В ука­зан­ных корот­ких над­пи­сях слу­чай­но нет ни одно­го при­ме­ра гла­голь­ной фор­мы мно­же­ст­вен­но­го чис­ла, вслед­ст­вие чего нель­зя с пол­ной уве­рен­но­стью ска­зать, рас­про­стра­ня­лось ли писа­ние с -d так­же на соот­вет­ст­ву­ю­щее окон­ча­ние 3-го лица мно­же­ст­вен­но­го чис­ла. Этот орфо­гра­фи­че­ский вопрос почти рав­нял­ся бы тако­му вопро­су рус­ско­го пра­во­пи­са­ния: если бы счи­та­лось пра­ви­лом писать несед, пах­нед, не счи­тать ли тогда после­до­ва­тель­ным писа­ние несуд, пах­нуд, тем более что неволь­но чув­ст­ву­ет­ся одно­род­ность при­зна­ка 3-го лица мно­же­ст­вен­но­го чис­ла с тем же при­зна­ком един­ст­вен­но­го чис­ла. При­ни­мая во вни­ма­ние частое в древ­не­ла­тин­ских над­пи­сях опу­ще­ние в гла­голь­ном окон­ча­нии 3-го лица мно­же­ст­вен­но­го чис­ла носо­во­го с.103 зву­ка (напри­мер, ded­rot, is­ti­tue­rut, eme­rut, fe­ce­rut), мы нашли воз­мож­ным в фор­мах ve­lod (quoi ha ve­lod = qui haec vo­lunt) и vo­viod (= vo­veont) усмат­ри­вать гла­голь­ные фор­мы 3-го лица мно­же­ст­вен­но­го чис­ла, соот­вет­ст­ву­ю­щие фор­мам един­ст­вен­но­го чис­ла fa­ced as­ted esed (в нашей над­пи­си)¹¹. Чечи, кото­рый сам нисколь­ко не оста­нав­ли­вал­ся перед изо­бре­те­ни­ем per co­niec­tu­ram новых имен суще­ст­ви­тель­ных ha­ve­lom (= aus­pi­cium) и vo­viom (= vo­tum), при­хо­дит в вели­кое изум­ле­ние от нашей малень­кой конъ­ек­ту­ры: это-де дело неслы­хан­ное ни в латин­ских над­пи­сях, ни в ита­лий­ских наре­чи­ях, ни в индо­ев­ро­пей­ском мире, чтобы окон­ча­ние -nt писа­лось через -d в кон­це! Меж­ду окон­ча­ни­я­ми 3-го лица един­ст­вен­но­го и мно­же­ст­вен­но­го чис­ла лежит гро­мад­ная про­пасть, так­же как и меж­ду окон­ча­ни­ем -unt насто­я­ще­го вре­ме­ни и пер­фек­та (пра­во­пи­са­ние ded­rot, eme­rut и т. д. слу­чай­но сохра­ни­лось толь­ко в пер­фек­тах)¹². Далее, Чечи отно­си­тель­но невоз­мож­но­сти ослаб­ле­ния носо­во­го в vé­lod и vóviod ссы­ла­ет­ся на ioux­mén­ta, при­чем умыш­лен­но умал­чи­ва­ет о раз­ли­чии по уда­ре­нию.

Что каса­ет­ся пред­по­ла­гае­мых нами древ­не­ла­тин­ских форм soi = si, fa­mi­lia­sias = fa­mi­lia­rias (см. mi­li­ta­rius, sin­gu­la­rius у Плав­та) и ha = haec, Чечи не может не согла­сить­ся с их пра­виль­но­стью, но отвер­га­ет их все-таки на том осно­ва­нии, что эти фор­мы не засвиде­тель­ст­во­ва­ны дру­ги­ми памят­ни­ка­ми. Нако­нец, Чечи выра­жа­ет свое пол­ное неодоб­ре­ние пред­ла­гае­мо­му нами допол­не­нию sorsom. Он допус­ка­ет, что про­из­но­ше­ние sor­sum вме­сто seor­sum встре­ча­ет­ся уже у Плав­та, так­же как и в sen­ten­tia Mi­nu­cio­rum (C. I. L. 1, 199) пишет­ся то dor­sum, то deor­sum, что опять дока­зы­ва­ет пере­ход зву­ка e в крат­чай­ший полу­глас­ный. Но допус­кать подоб­ное с.104 сокра­ще­ние в нашей над­пи­си, по мне­нию Чечи, невоз­мож­но пото­му, что с одной сто­ро­ны в той же над­пи­си встре­ча­ет­ся не сокра­щен­ная фор­ма ioves­tod = ius­to, а с дру­гой il sen­so fi­lo­gi­co esclu­de as­so­lu­ta­men­te l’ipo­te­si che in un an­ti­chis­si­mo mo­nu­men­to pubbli­co, nel­la inscrip­tio-prin­ceps si pos­sa ri­costrui­re un sor­som, фор­ма, взя­тая-де из par­lar ve­lo­ce, из гово­ра обы­ден­ной жиз­ни. На это мы воз­ра­зим, что срав­нить seórsom с ioués­tod неудоб­но пото­му, что здесь опять реши­тель­ную роль игра­ет раз­ни­ца по уда­ре­нию. Мы затруд­ня­ем­ся отве­тить на дру­гую мысль наше­го оппо­нен­та, что писец или рез­чик мог пред­чув­ст­во­вать, что писал или выре­зы­вал inscrip­tio-prin­ceps, древ­ней­шую рим­скую над­пись, а по это­му тор­же­ст­вен­но­му пово­ду обя­зан был избе­гать зву­ко­вой ошиб­ки в пра­во­пи­са­нии.

Мы не дума­ем, чтоб мелоч­ные и при­дир­чи­вые заме­ча­ния Чечи мог­ли про­из­ве­сти на кри­ти­че­ских чита­те­лей серь­ез­ное впе­чат­ле­ние. Тем не менее мы поз­во­ли­ли себе воз­ра­зить на них по суще­ству и таким обра­зом гово­рить pro do­mo пото­му, что нашел­ся уже кри­тик, кото­рый без вся­кой кри­ти­че­ской ого­вор­ки под­пи­сал­ся под заме­ча­ни­я­ми Чечи. Лег­ко может слу­чить­ся, что най­дут­ся и дру­гие кри­ти­ки, кото­рые со сво­ей сто­ро­ны почтут доста­точ­но осно­ва­тель­ной кри­ти­ку, скреп­лен­ную уже дву­мя под­пи­ся­ми. Пер­вый одоб­ри­тель Чечи — это праж­ский про­фес­сор О. Кел­лер, высту­пив­ший в несколь­ких ста­тьях в роли судьи по вопро­сам о над­пи­си фору­ма и ее тол­ко­ва­ни­ях¹³. Кел­лер при­об­рел очень извест­ное и заслу­жен­ное имя в дру­гих обла­стях клас­си­че­ской фило­ло­гии, но дву­мя сво­и­ми мало­удач­ны­ми кни­га­ми La­tei­ni­sche Volkse­ty­mo­lo­gie и Zur la­tei­ni­schen Sprach­ge­schich­te пока­зал, что ино­гда берет­ся писать о вопро­сах, в кото­рых он, несмот­ря на всю его эруди­цию, соб­ст­вен­но доволь­но неком­пе­тен­тен¹⁴. Не совсем ясно, с какой целью Кел­лер напе­ча­тал свою ста­тью о над­пи­си фору­ма. В ста­тье нет ни одно­го ново­го фак­та, кото­рым бы выяс­ня­лись с.105 тем­ные места над­пи­си, если не счи­тать, конеч­но, почти курьез­ные откры­тия авто­ра, что сло­во et в над­пи­сях «ана­хро­низм» — Кел­лер, кажет­ся, этим хотел выра­зить, что в зако­нах при­ня­ты были ἀσύν­δε­τα, — что зако­ны, «как извест­но всем зна­то­кам», все­гда окан­чи­ва­лись сло­вом es­to, нако­нец, что послед­нее сло­во над­пи­си oivo­viod начер­та­но рез­чи­ком для заба­вы, что это про­стая игра букв. Почтен­но­му про­фес­со­ру, по-види­мо­му, не при­шла мысль, что с оди­на­ко­вым пра­вом мож­но было бы счесть игрою букв его соб­ст­вен­ные имя и фами­лию: Ot­to (K)el­le(r). Не боль­ше поль­зы, чем само­сто­я­тель­ные мыс­ли авто­ра, при­не­сет его оцен­ка чужих трудов. Нау­ка мало выиг­ры­ва­ет от лич­ных заяв­ле­ний вро­де того, что ему, Кел­ле­ру, осо­бен­но нра­вит­ся работа Ком­па­рет­ти, что вос­ста­нов­ле­ние над­пи­си Энма­ном доволь­но заман­чи­во, но им, Кел­ле­ром, нисколь­ко не одоб­ря­ет­ся¹⁵. Так как суж­де­ния авто­ра не под­креп­ле­ны почти ника­ки­ми дово­да­ми, а сле­до­ва­тель­но и не похо­жи на пра­виль­ный кри­ти­че­ский раз­бор, то опять спра­ши­ва­ет­ся, для чего они напе­ча­та­ны.

В послед­ней сво­ей ста­тье Кел­лер опять воз­вра­тил­ся к нашей попыт­ке допол­не­ния над­пи­си, ста­ра­ясь на этот раз неко­то­ры­ми дово­да­ми под­твер­дить преж­нее свое осуж­де­ние. В най­ден­ной на фору­ме над­пи­си мы при­зна­ем фраг­мент при­пи­сы­вае­мо­го Нуме Пом­пи­лию зако­на о свя­то­сти Тер­ми­на¹⁶. Про­тив это­го Кел­лер воз­ра­жа­ет, что ter­mi­num exa­ra­re толь­ко допол­не­но по конъ­ек­ту­ре; в над­пи­си чита­ет­ся не tau­roi, а толь­ко tav....; ясно читае­мое же сло­во ioux­men­ta, нако­нец, не обя­за­тель­но пони­мать в смыс­ле пары плу­го­вых быков, оно может озна­чать и пару ездо­вых живот­ных. Все это совер­шен­но вер­но, непра­виль­но толь­ко со сто­ро­ны Кел­ле­ра, что он избе­га­ет упо­мя­нуть о глав­ном нашем дово­де, кото­рый поз­во­ля­ет имен­но допол­нить и Ter­mi­nom exa­ra­sed, и tauroi, а ioux­men­ta пони­мать не в каком-нибудь смыс­ле, а имен­но в зна­че­нии bo­ves ara­to­res. Най­ден­ный закон, как вид­но из фор­му­лы пер­во­го пред­ло­же­ния, одна из le­ges sac­ra­tae. Ни один из зако­нов этой кате­го­рии не имел отно­ше­ния к iumen­ta, кро­ме зако­на о Тер­мине. Поче­му Кел­лер не при­вел это­го аргу­мен­та и не опро­верг его, как сле­до­ва­ло посту­пить серь­ез­но­му оппо­нен­ту?

с.106 Кел­лер пред­ста­вил еще одно воз­ра­же­ние про­тив наше­го объ­яс­не­ния над­пи­си. В этом месте фору­ма, гово­рит он, никак не мог­ло быть речи ни о погра­нич­ном стол­бе (ter­mi­nus), ни о пахот­ном поле, ни конеч­но о паха­нье или выпа­хи­ва­нии плу­гом погра­нич­но­го стол­ба. Эта мысль встре­ча­ет­ся так­же в крат­ком отзы­ве Гюль­зе­на о нашей рабо­те¹⁷: «закон Нумы отно­сил­ся к пре­ступ­ле­нию, совер­шае­мо­му за горо­дом, на полях. Чтобы желаю­щий раз­ру­шить нахо­див­ший­ся на коми­ции столб для это­го вос­поль­зо­вал­ся парою быков, и чтобы закон отно­сил­ся толь­ко к это­му спе­ци­аль­но­му слу­чаю [т. е. выпа­хи­ва­нию плу­гом тер­ми­на коми­ция], это такие пред­став­ле­ния, что автор вряд ли может наде­ять­ся на мно­го одоб­ре­ния». Мы пер­вые не сове­то­ва­ли бы верить такой небы­ли­це, какую нам при­пи­сы­ва­ют почтен­ные рецен­зен­ты. Сна­ча­ла спе­шим испра­вить малень­кий недо­смотр, допу­щен­ный нами при печа­та­нии сво­ей работы. Вме­сто quoi honke ter­mi­nom exa­ra­sed sak­ros esed = qui hunc ter­mi­num exa­ra­ve­rit, sa­cer erit, может быть, для ясно­сти сле­до­ва­ло напи­сать Ter­mi­nom, хотя это без того было ясно из пояс­не­ний на стр. 271 нашей работы. К наше­му удив­ле­нию, ни Гюль­зен, ни Кел­лер не обра­ти­ли вни­ма­ния или не сочли нуж­ным упо­мя­нуть о том, что зага­доч­ный конус, сто­я­щий рядом с над­пи­сью и не нашед­ший себе до сих пор ника­ко­го про­сто­го объ­яс­не­ния, по наше­му убеж­де­нию, пред­став­лял собою не обык­но­вен­ный погра­нич­ный столб, а сим­вол бога Тер­ми­на, свя­ти­ли­ще кото­ро­го, как мы дума­ем, нахо­ди­лось на этом месте фору­ма. Извест­но, что, по пред­став­ле­нию рим­лян, поня­тие о боге Ter­mi­nus сов­па­да­ло с поня­ти­ем о ter­mi­nus, погра­нич­ном стол­бе. С одной сто­ро­ны, рим­ляне на Капи­то­лии покло­ня­лись Тер­ми­ну в виде камен­но­го стол­ба (ter­mi­nus), а любо­му из камен­ных стол­бов на гра­ни­цах полей в день Тер­ми­на­лий покло­ня­лись как Тер­ми­ну. Сме­ще­ние како­го-нибудь погра­нич­но­го стол­ба на полях — самым обык­но­вен­ным, а пото­му типич­ным при­ме­ром это­го пре­ступ­ле­ния, оче­вид­но, явля­лось для зако­но­да­те­ля exa­ra­re — счи­та­лось свя­тотат­ст­вом по отно­ше­нию к Ter­mi­nus, тоже­ст­вен­ным с ter­mi­nus. Бес­чис­лен­ные ter­mi­ni и Ter­mi­ni, где бы они ни нахо­ди­лись, в самом ли горо­де Риме или за сте­на­ми его, на полях, счи­та­лись все одним и тем же Тер­ми­ном. Закон, обес­пе­чи­ваю­щий его свя­тость, как и все зако­ны рим­ские, обя­за­тель­но долж­но было выста­вить в извест­ном обще­ст­вен­ном месте. с.107 Какое же место более под­хо­ди­ло для это­го, если не цен­траль­ное место покло­не­ния Тер­ми­ну, его город­ское свя­ти­ли­ще, где ему при­но­си­лись sac­ra pub­li­ca, жерт­вы от име­ни рим­ско­го государ­ства? По тако­му побуж­де­нию, пола­га­ем, сте­ла с зако­ном о Тер­мине была постав­ле­на рядом с кону­со­об­раз­ным сим­во­лом Бога. На Тер­ми­на, как при­сут­ст­ву­ю­ще­го в том месте, в над­пи­си ука­зы­ва­лось ука­за­тель­ным место­име­ни­ем: кто Тер­ми­на это­го, т. е. рядом при­сут­ст­ву­ю­ще­го, выпа­шет (конеч­но, на каком-нибудь пахот­ном поле, где повсюду нахо­дил­ся тот же Тер­мин), тот будет про­клят вме­сте с при­част­ны­ми к делу быка­ми (ioux­men­ta). Пред­по­ла­гая, что свое­об­раз­ные поня­тия рим­лян о TER­MINVS, Ter­mi­nus или ter­mi­nus, хоро­шо извест­ны вся­ко­му, кто зани­ма­ет­ся рим­ской древ­но­стью, мы счи­та­ли ненуж­ным мно­го рас­про­стра­нять­ся о них. Во вся­ком слу­чае, мы нико­гда не мог­ли иметь при­пи­сы­вае­мое нам Гюль­зе­ном и Кел­ле­ром «пред­став­ле­ние», что на фору­ме нахо­ди­лось пахот­ное поле, по кото­ро­му за плу­гом, запря­жен­ным парою быков, ходил рим­ский зем­ле­па­шец, дол­жен­ст­во­вав­ший опа­сать­ся задеть плу­гом сто­яв­ший там же оди­но­кий погра­нич­ный столб, так как за выпа­хи­ва­ние исклю­чи­тель­но это­го стол­ба Нумой была назна­че­на смерт­ная казнь. Весь этот абсурд введен наши­ми рецен­зен­та­ми вслед­ст­вие одно­сто­рон­не­го пони­ма­ния сло­ва TER­MINVS в исклю­чи­тель­ном смыс­ле ter­mi­nus, погра­нич­ный столб, а затем посред­ст­вом осо­бен­но­го под­чер­ки­ва­ния выде­ля­ю­щей силы ука­за­тель­но­го место­име­ния hic. Гюль­зен пере­во­дит qui hunc ter­mi­num exa­ra­ve­rit, sa­cer erit, «кто вырвет плу­гом этот погра­нич­ный столб (а не дру­гой), будет про­клят». Мы же пере­во­дим: «кто вырвет плу­гом это­го Тер­ми­на (где бы то он ни нахо­дил­ся), будет про­клят». Нам могут воз­ра­зить, что в таком слу­чае сло­во hic лиш­нее, а обя­за­тель­но было напи­сать: qui Ter­mi­num и т. д., как у Пав­ла-Феста: Nu­ma Pom­pi­lius sta­tuit eum, qui ter­mi­num exa­ras­set, et ip­sum et bo­ves sac­ros es­se. Но у древ­ней­ших писа­те­лей латин­ских место­име­ние hic, как у гре­че­ских ὅδε, при­бав­ля­ет­ся там, где, по стро­гой логи­ке, оно не нуж­но. Hic и ὅδε ука­зы­ва­ют на лицо или вещь, нахо­дя­щи­е­ся в близ­ком отно­ше­нии к тому, кто гово­рит, или пред его гла­за­ми, в столь близ­ком рас­сто­я­нии, что воз­мож­но ука­зы­вать на пред­мет или лицо паль­цем или жестом. Haec ma­nus, у Плав­та, = ma­nus, quam ego os­ten­do; haec va­sa = va­sa, quae hic sunt; haec aedes = aedes cui ego as­to¹⁸. Чисто ука­за­тель­ное, не выде­ли­тель­ное зна­че­ние место­име­ний hic с.108 и ὅδε еще более явст­ву­ет в том при­ме­не­нии, кото­рое у древ­них грам­ма­ти­ков по пре­иму­ще­ству назы­ва­ет­ся δεικ­τι­κῶς; напри­мер, Или­а­да 20, 345 ἔγ­χος μὲν τό­δε κεῖ­ται ἐπὶ χθο­νός, «копье здесь лежит на зем­ле», Одис­сея 1, 185 νηῦς μοι ἥδ’ ἕστη­κεν ἐπ’ ἀγροῦ, «мой корабль здесь лежит на суше»; Софокл Ант. 758 τόνδ’ Ὄλυμ­πον; Эант 1389 τοιγάρ οφ’ Ὀλύμ­που τοῦδ’ ὁ πρεσ­βεύων πα­τήρ. Паку­вий ст. 86 (Ribb. Trag. p. 99) Hoc vi­de, cir­cum sup­ra­que quod comple­xu con­ti­net Ter­ram; Энний 280 (Ribb. p. 62) hoc lu­men can­di­dum cla­ret mi­hi. Плавт Ampb. 543 eamus Am­phit­ruo, lu­ces­cit hoc iam; Терен­ций Andr. 533 Nunc si quid po­tes aut tu aut hic Byr­ria. Дру­гие при­ме­ры из латин­ских поэтов собра­ны в изда­нии Лука­на (кн. 4-я стих 601) с комм. Кор­те и Вебе­ра.

Во всех этих при­ме­рах ука­за­тель­ное место­име­ние не слу­жит для выде­ле­ния инди­виду­аль­но­го пред­ме­та из цело­го рода ему рав­ных. Поэто­му и не нуж­но пере­во­дить hic Ter­mi­nus этот Тер­мин, в про­ти­во­по­лож­ность к дру­гим Тер­ми­нам, тем более, что суще­ст­во­вал толь­ко один Тер­мин. Нет ника­ко­го пре­пят­ст­вия пони­мать hunc Ter­mi­num в зна­че­нии hic, qui hic adest, qui hic as­tat, так как, в самом деле, кону­со­об­раз­ный сим­вол его нахо­дил­ся рядом.

Ска­жем еще несколь­ко слов о двух новей­ших рецен­зи­ях, в кото­рых под­во­дят­ся ито­ги всей лите­ра­ту­ре об арха­и­че­ской над­пи­си фору­ма. Обе рецен­зии при­хо­дят к крайне пес­си­ми­сти­че­ским выво­дам. Автор пер­вой рецен­зии, Бар­то­ло­ме¹⁹, не вхо­дя ни в какие подроб­но­сти, счи­та­ет все попыт­ки объ­яс­не­ния и допол­не­ния мало­ве­ро­ят­ны­ми по той общей при­чине, что невоз­мож­но знать, сколь­ко букв сле­ду­ет пред­по­ла­гать в отло­ман­ной части над­пи­си. Пока не най­дет­ся этот кусок сте­лы, все объ­яс­не­ния оста­нут­ся-де «игрою фан­та­зии, более или менее науч­ной». Пока мы долж­ны «удо­воль­ст­во­вать­ся сведе­ни­ем, что сюжет над­пи­си состав­ля­ет извест­ная lex sac­ra­ta». Это вид­но из того, что упо­ми­на­ют­ся rex sac­ro­rum и ka­la­tor, и из читае­мой в нача­ле фор­му­лы quoi ho.... sak­ros esed. «К како­му, одна­ко, пре­ступ­ле­нию отно­си­лась фор­му­ла запре­ще­ния и како­го рода были нака­за­ния, уста­нов­ля­е­мые зако­ном во вто­рой его части, об этом ниче­го знать нель­зя». С с.109 удо­воль­ст­ви­ем кон­ста­ти­ру­ем, что рецен­зент при­зна­ет вполне осно­ва­тель­ность двух глав­ных резуль­та­тов наше­го иссле­до­ва­ния. Он согла­ша­ет­ся с тем, что под­ле­жа­щий объ­яс­не­нию закон одна из le­ges sac­ra­tae и что во вто­рой части его содер­жа­лись деталь­ные поста­нов­ле­ния о нака­за­нии винов­ных в нару­ше­нии зако­на. Пер­вая исти­на оста­лась невы­яс­нен­ною у Чечи, а вто­рая у Ком­па­рет­ти. Если б Бар­то­ло­ме обра­тил вни­ма­ние на то, что сло­во ioux­men­ta встре­ча­ет­ся во вто­рой части над­пи­си, зна­чит отно­си­лось к одно­му из спе­ци­аль­ных поста­нов­ле­ний о нака­за­нии винов­ных, то он, по всей веро­ят­но­сти, сме­ем думать, согла­сил­ся бы еще с третьим нашим выво­дом: един­ст­вен­ная lex sac­ra­ta, кото­рой пред­у­смат­ри­ва­лось нака­за­ние не толь­ко людей, но и винов­ных ioux­men­ta, это был закон Нумы о свя­то­сти Тер­ми­на. Этот факт про­ли­ва­ет свет и на харак­тер пре­ступ­ле­ния, к кото­ро­му отно­си­лось запре­ще­ние в пер­вой фра­зе зако­на²⁰. Почтен­ный рецен­зент оши­ба­ет­ся, если он к при­зна­кам при­над­леж­но­сти наше­го зако­на к так назы­вае­мым le­ges sac­ra­tae, кро­ме началь­ной фор­му­лы, при­чис­ля­ет еще упо­ми­на­ние в над­пи­си жерт­вен­но­го царя и его при­служ­ни­ка, кала­то­ра. Бар­то­ло­ме, веро­ят­но, здесь сме­шал le­ges sac­rae, зако­ны, отно­ся­щи­е­ся к бого­слу­же­нию, и le­ges sac­ra­tae. Если б он попол­нил свои позна­ния о юриди­че­ском харак­те­ре послед­них, про­чи­тав, напри­мер, пре­крас­ное изло­же­ние Момм­зе­на (Straf­recht стр. 902), то он понял бы, что и чет­вер­тый вывод наш о содер­жа­нии зако­на сто­ит на доста­точ­но солид­ной поч­ве. Име­ем в виду пред­по­ло­же­ние, что в lex sac­ra­ta необ­хо­ди­мо была речь о кон­фис­ка­ции и про­да­же иму­ще­ства (pe­cu­nia fa­mi­lia­que) винов­но­го в поль­зу извест­но­го боже­ства. Соот­вет­ст­ву­ю­щая ста­тья в нашей над­пи­си раз­ру­ше­на почти совсем, так что наста­и­вать на том или дру­гом допол­не­нии здесь осо­бен­но труд­но. Все-таки не под­ле­жит сомне­нию, что она поме­ща­лась на не заня­той дру­гим поста­нов­ле­ни­ем вто­рой сто­роне сте­лы.

Дру­гой, новей­ший рецен­зент, В. Отто (Ar­chiv für lat. Le­xi­ko­gra­phie т. XII стр. 113) заяв­ля­ет, что резуль­тат его с.110 кри­ти­че­ских рас­суж­де­ний, как мож­но было пред­видеть, неот­рад­ный. Но он наде­ет­ся достиг­нуть хотя бы одной цели, пре­до­сте­речь в буду­щем всех от даль­ней­ших попы­ток ломать голо­ву над этим «жал­ким фраг­мен­том» (elen­des Bruchstück). Сим­па­тич­ная чело­ве­ко­лю­би­вая цель рецен­зен­та, оче­вид­но, вну­ши­ла ему склон­ность раз­не­сти реши­тель­но все, что до сих пор при­зна­ва­лось вер­ным. Из всей над­пи­си мож­но выве­сти толь­ко один несо­мнен­ный факт, что iumen­ta преж­де писа­лось ioux­men­ta (стр. 111). Скром­ность авто­ра не поз­во­ли­ла ему, веро­ят­но, ука­зать на дру­гой несо­мнен­ный факт, уста­нов­лен­ный им на стр. 107 в фор­ме про­сто­го заяв­ле­ния, что из над­пи­си поте­ря­но две тре­ти. Про­тив все­го осталь­но­го, что было писа­но о над­пи­си, мож­но най­ти, по мне­нию Отто, какое-нибудь воз­ра­же­ние. Мы поз­во­ля­ем себе оста­вить в сто­роне все воз­ра­же­ния, кото­ры­ми автор воору­жил­ся про­тив наших собра­тов по объ­яс­не­нию над­пи­си; пусть они сами раз­бе­рут­ся. Огра­ни­чим­ся тем, что запа­се­но в его арсе­на­ле про­тив нас. Мало удач­на, гово­рит он, попыт­ка Энма­на объ­яс­нить и допол­нить над­пись. Он дума­ет о про­кля­тии того, кто «выпа­шет» столб Тер­ми­на (Ter­mi­nusstein), кото­рым счи­та­ет наш cip­pus, хотя непо­сти­жи­мо, как воз­мож­но было совер­шать это пре­ступ­ле­ние на фору­ме или коми­ции. В грам­ма­ти­че­ском отно­ше­нии интер­пре­та­ция и допол­не­ния «сто­ят на доволь­но сла­бых ногах». Затем сле­ду­ют такие дока­за­тель­ства: мы «обра­зо­ва­ли фор­мы по лож­ным ана­ло­ги­ям, пред­по­ла­гая, что в древ­нем латин­ском язы­ке t в гла­голь­ных окон­ча­ни­ях без­раз­лич­но заме­ня­лось бук­вой d». Это воз­ра­же­ние заим­ст­во­ва­но у Чечи, как пер­вое, о невоз­мож­но­сти пахать на фору­ме — у Кел­ле­ра; о них мы уже выска­за­лись выше. От себя Отто еще при­бав­ля­ет, что во фра­зе reum ne­can­to qui haec vo­lunt есть ошиб­ка, так­же как в кон­струк­ции qui hunc ter­mi­num exa­ras­set, sa­cer erit. Послед­няя ошиб­ка, lap­sus ca­la­mi, дей­ст­ви­тель­но оста­лась в оттис­ках нашей ста­тьи, но исправ­ле­на в ори­ги­на­ле. Отно­си­тель­но пер­вой заме­тим, что место­име­ние во мно­жеств. ч. ср. р. может отно­сить­ся к един­ст­вен­но­му чис­лу име­ни суще­ст­ви­тель­но­го или к цело­му пред­ло­же­нию. Цице­рон гово­рит Tusc. 5, 21, 61 vis­ne, quo­niam te haec vi­ta de­lec­tat, ip­se eadem de­gus­ta­re, или 4, 30, 64 pri­mo et pro­xi­mo die dis­pu­ta­tum est. Quae si pro­ba­ta sunt и т. д. Впро­чем, мы соглас­ны, что луч­ше допол­нить reos ne­can­to, qui haec vo­lunt. Мно­же­ст­вен­ным чис­лом ioux­men­ta ука­за­но на повто­ри­тель­ное совер­ше­ние пре­ступ­ле­ния, винов­ных пар быков будет не одна. Так­же долж­на с.111 повто­рять­ся казнь винов­ных людей. Как у Цице­ро­на vi­ta и dis­pu­ta­tum est состав­ля­ет­ся из несколь­ких отдель­ных дей­ст­вий, так и reos ne­can­to — из несколь­ких отдель­ных слу­ча­ев уби­е­ния. Нако­нец, мы не соглас­ны с дру­гим воз­ра­же­ни­ем, кото­рым Отто жела­ет раз­ру­шить веру в пра­виль­ность объ­яс­не­ния важ­но­го пер­во­го пред­ло­же­ния над­пи­си. В сло­вах sak­ros esed, гово­рит он (стр. 112), неко­то­рые видят буду­щее вре­мя, но sa­cer erit, в смыс­ле sa­cer es­to или sit, мало веро­ят­но. Счи­та­ем это про­стой при­дир­кой. Употреб­ле­ние изъ­яв. накл. буду­ще­го вре­ме­ни вме­сто пове­ли­тель­но­го накло­не­ния или конъ­юнк­ти­ва явле­ние неред­кое²¹.

В дока­за­тель­ство невоз­мож­но­сти успеш­но­го объ­яс­не­ния древ­ней­шей рим­ской над­пи­си, Отто, по при­ме­ру дру­гих скеп­ти­ков, ссы­ла­ет­ся на то, что не достиг­ну­то пол­но­го объ­яс­не­ния ни над­пи­си Дуе­на, ни пес­ни сали­ев. Меж­ду тем эти тек­сты дошли до нас в цело­сти, не в виде жал­ко­го фраг­мен­та. Рас­суж­де­ние это не совсем пра­виль­но. И car­men Sa­lia­re, и над­пись Дуе­на дав­но объ­яс­не­ны ост­ро­ум­ны­ми и в выс­шей сте­пе­ни ком­пе­тент­ны­ми людь­ми, како­вы Бюхе­лер, Момм­зен и Жор­дан. Если после них еще оста­лись не вполне выяс­нен­ные места, вино­ва­то в этом то, что пер­вый памят­ник спи­сан неис­прав­ны­ми пис­ца­ми, а над­пись Дуе­на напи­са­на мало­гра­мот­ным чело­ве­ком. Вслед­ст­вие это­го недо­стат­ка, да еще очень ста­рин­но­го харак­те­ра язы­ка, неиз­беж­но, чтоб даже луч­шие тол­ко­ва­ния носи­ли несколь­ко конъ­ек­ту­раль­ный харак­тер. С эти­ми необ­хо­ди­мы­ми про­бе­ла­ми мож­но было бы поми­рить­ся, отда­вая долж­ное тому, что было вер­но отга­да­но. Вме­сто это­го мы видим, что недо­че­ты для одних слу­жат пово­дом отверг­нуть то, что было хоро­ше­го у пред­ше­ст­вен­ни­ков, и гонять­ся за совер­шен­но новы­ми объ­яс­не­ни­я­ми при помо­щи самых раз­но­об­раз­ных линг­ви­сти­че­ских при­е­мов. Дру­гие, от при­ро­ды не склон­ные ни к каким конъ­ек­ту­рам уче­ные, в недо­стат­ках преж­них и в празд­но­сти новых тол­ко­ва­ний нахо­дят удоб­ную опо­ру для уни­что­же­ния все­го вопро­са. Нам кажет­ся, что такая же судь­ба пред­сто­ит и объ­яс­не­нию вновь откры­той рим­ской над­пи­си. При­род­ный недо­ста­ток ее, что она сохра­ни­лась не вся, а веро­ят­но, в общем на поло­ви­ну. Если б это была над­пись позд­ней­ше­го пери­о­да, ни один эпи­гра­фист, с.112 дума­ем, не счи­тал бы допол­не­ние ее само по себе невоз­мож­ным делом. В сбор­ни­ках гре­че­ских и латин­ских над­пи­сей встре­ча­ет­ся нема­ло при­ме­ров допол­не­ния эпи­гра­фи­че­ских памят­ни­ков подоб­но­го же или еще мены­ше­го объ­е­ма. На помощь допол­ни­те­лям при­хо­ди­ло, смот­ря по роду над­пи­си, мно­же­ство гото­вых фор­мул и дру­гих дан­ных эпи­гра­фи­че­ских и лите­ра­тур­ных. Для воз­мож­но­сти при­ме­не­ния того или дру­го­го рода фор­мул и т. п. тре­бу­ет­ся, конеч­но, чтобы допол­ни­тель был ори­ен­ти­ро­ван вооб­ще насчет содер­жа­ния над­пи­си, государ­ст­вен­ный ли это декрет, над­гро­бие, посвя­ще­ние и т. д. Лите­ра­тур­ные и эпи­гра­фи­че­ские посо­бия для допол­не­ния нашей ста­рин­ной над­пи­си не могут быть не скуд­ны, а пото­му и допол­не­ние ее веч­но оста­нет­ся делом весь­ма услов­ным и конъ­ек­ту­раль­ным. Нау­ка, тем не менее, вме­ня­ет нам в непре­мен­ную обя­зан­ность исчер­пать по воз­мож­но­сти все дан­ные, сохра­нив­ши­е­ся в пре­да­нии. В общих чер­тах эта зада­ча испол­ни­ма. Не наше дело судить, выпол­не­на ли эта зада­ча нами. Наде­ем­ся одна­ко, что оцен­ка конъ­ек­ту­раль­ной работы нашей не оста­нет­ся в зави­си­мо­сти от суж­де­ний уче­ных, кото­рые рады под­вер­гать сомне­нию чужие конъ­ек­ту­ры за неиме­ни­ем сво­их.

с.49 Кро­ме вопро­са о зна­че­нии над­пи­си, воз­ник дру­гой вопрос, вызвав­ший не менее ожив­лен­ные пре­ния. Это вопрос о назва­нии откры­той груп­пы памят­ни­ков. Вся груп­па, как извест­но, делит­ся на две части, откры­тые не одно­вре­мен­но. Сна­ча­ла в янва­ре 1899 г. слу­чай­но была рас­ко­па­на пло­щад­ка, вымо­щен­ная чер­ным мра­мо­ром и лежав­шая на уровне мосто­вой фору­ма импе­ра­тор­ско­го пери­о­да. Дирек­тор рас­ко­пок Бони и проф. Валье­ри, кажет­ся, пер­вые выска­за­ли мысль, что к этой чер­ной пло­щад­ке долж­но отне­сти сло­ва Феста, допол­нен­ные Дет­леф­се­ном: Ni­ger la­pis in co­mi­tio lo­cum fu­nes­tum sig­ni­fi­cat, ut ali Ro­mu­li mor­ti des­ti­na­tum, sed non usu obve­nis­se ut ibi se­pe­li­re­tur, sed Faustu­lum nut­ricium eius, ut ali di­cunt, Hostili­um avum Tulli Hos­ti­li Ro­ma­no­rum re­gis, cui­us fa­mi­lia e Me­dul­lia Ro­mam ve­nit post destructio­nem eius^[5]. Итак, по сооб­ще­нию Феста, или ско­рее Веррия Флак­ка, «чер­ный камень» на коми­ции обо­зна­чал место, назна­чен­ное для уби­е­ния и погре­бе­ния Рому­ла. На самом деле вме­сто Рому­ла, по одним изве­сти­ям, тут уби­ли и похо­ро­ни­ли его вос­пи­та­те­ля Фав­сту­ла, по дру­гим — Госта Гости­лия, одно­го из глав­ных спо­движ­ни­ков Рому­ла. С Фестом отча­сти соглас­но свиде­тель­ство Дио­ни­сия Али­кар­насско­го, кото­ро­му так­же было извест­но пока­за­ние како­го-то писа­те­ля, что на коми­ции был убит и в том же месте похо­ро­нен Фав­стул. Дио­ни­сий ниче­го о чер­ном камне не гово­рит, зато сооб­ща­ет, что моги­ла Фав­сту­ла нахо­ди­лась близ ростр, а на моги­ле лежал (ἔκει­το) лев. В дру­гом месте Дио­ни­сий рас­ска­зы­ва­ет, что Гост Гости­лий так­же с.50 удо­сто­ил­ся погре­бе­ния «в самом луч­шем месте» фору­ма (как и Фав­стул), πρὸς τῶν βα­σιλέων, а на моги­ле его была постав­ле­на сте­ла с его евло­ги­ем²². Цар­ская моги­ла (τὰ βα­σιλέων), на кото­рую у Дио­ни­сия толь­ко наме­ка­ет­ся, яснее ука­за­на у Гора­ция (Epod. 16, 13 сл.), кото­рый пред­ве­ща­ет, что вар­вар-пар­фя­нин неко­гда про­никнет в Рим и

К этим сти­хам отно­сят­ся важ­ные пока­за­ния схо­ли­а­стов:

Por­phyr. Hoc sic di­ci­tur qua­si Ro­mu­lus se­pul­tus sit, non ad cae­lum rap­tus aut dis­cerptus. Nam Var­ro post rostra fuis­se se­pul­tum Ro­mu­lum di­cit^[6].

Schol. Cruq. Nam et Var­ro pro rostris se­pulcrum Ro­mu­li di­xit, ubi etiam in hui­us diei me­mo­riam duos leo­nes erec­tos fuis­se con­stat, un­de fac­tum est ut pro rostris mor­tui lau­da­ren­tur; ср. схо­ли­а­ста Cod. Pa­ris. 7975 ple­rum­que aiunt in rostris Ro­mu­lum se­pul­tum fuis­se et in me­mo­riam hui­us rei leo­nes duos ibi fuis­se, si­cut ho­die­que in se­pulcris vi­de­mus at­que in­de es­se, ut pro rostris mor­tui lau­da­ren­tur^[7].

Из рас­смот­ре­ния сооб­ще­ний Феста, Дио­ни­сия и ком­мен­та­то­ров Гора­ция выяс­ня­ет­ся, что все они гово­рят об одном и том же lo­cus fu­neb­ris. Место это нахо­ди­лось у ростр, конеч­но доце­за­ре­вых, еще на коми­ции, сле­до­ва­тель­но pro rostris, перед рост­ра­ми, если счи­тать со сто­ро­ны курии и коми­ция, а post rostra со сто­ро­ны фору­ма²³. Место это было укра­ше­но «чер­ным кам­нем», а пото­му a par­te po­tio­ri назы­ва­лось Ni­ger la­pis. Кро­ме того, на нем нахо­ди­лись два камен­ных льва, кото­рые счи­та­лись над­гроб­ны­ми эмбле­ма­ми, так как по гре­че­ско­му обы­чаю лев на моги­ле ста­вил­ся в каче­стве охра­ни­те­ля ее покоя²⁴. Из под­ра­жа­ния гре­че­ско­му обы­чаю объ­яс­ня­ет­ся и дру­гая над­гроб­ная эмбле­ма, ni­ger la­pis. Оче­вид­но, он соот­вет­ст­во­вал той μέ­λαινα πέτ­ρα, кото­рая у гре­ков слу­жи­ла с.51 зна­ком (ση­μεῖον) моги­лы²⁵. Очень важ­ны еще фак­ти­че­ские пока­за­ния схо­ли­а­стов, что на укра­шен­ном над­гроб­ны­ми эмбле­ма­ми месте перед рост­ра­ми про­из­но­си­лись похваль­ные речи над покой­ни­ка­ми. Выра­же­ние pro rostris lau­dat или lau­da­tur очень часто употреб­ля­ет­ся у рим­ских писа­те­лей²⁶. Покой­ни­ков при­но­си­ли к рост­рам и выстав­ля­ли перед три­бу­ною, затем ора­тор всту­пал на самые рост­ры и с них уже про­из­но­сил свое сло­во²⁷. Нетруд­но отга­дать, что место перед рост­ра­ми, к кото­рым отно­сят­ся цита­ты схо­ли­а­стов из Варро­на, имен­но слу­жи­ло для того, чтобы на нем во вре­мя про­из­не­се­ния над­гроб­ных речей ста­вить покой­ни­ков. Соглас­но это­му сво­е­му назна­че­нию, lo­cus fu­neb­ris и был укра­шен эмбле­ма­ми моги­лы.

К lo­cus fu­neb­ris pro rostris была при­уро­че­на леген­да, кото­рая до нас дошла в двух редак­ци­ях. Пер­вая из них, по сло­вам схо­ли­а­стов, при­над­ле­жит Варро­ну, а авто­ри­те­ту зна­ме­ни­то­го архео­ло­га, долж­но быть, дове­рил­ся меж­ду про­чим и Гора­ций. Варрон был уве­рен, что под чер­ною пли­тою и дву­мя льва­ми, или одним из двух, поко­ил­ся прах Рому­ла. Этот извод леген­ды был изве­стен так­же Дио­ни­сию Али­кар­насско­му, как мож­но заклю­чить из его слов, что Гост Гости­лий был похо­ро­нен πρὸς τῶν βα­σιλέων. Нель­зя сомне­вать­ся в суще­ст­во­ва­нии, соглас­но сло­вам Дио­ни­сия, в сосед­стве с рост­ра­ми и «моги­лою» Рому­ла, сте­лы, упо­ми­нав­шей о заслу­гах Гости­лия. Сте­ла эта, может быть, была воз­двиг­ну­та в память Гости­лия во вни­ма­ние к царю Гости­лию, кото­ро­му в анна­лах при­пи­сы­ва­лась построй­ка близ­ле­жа­щей Cu­ria Hos­ti­lia²⁸. Так как с.52 царь этот, по уста­нов­лен­но­му рас­ска­зу анна­лов, был убит мол­нией, а сле­до­ва­тель­но, по зако­ну Нумы, не мог быть удо­сто­ен закон­но­го погре­бе­ния, то «моги­ла», лежав­шая про­тив курии, была при­уро­че­на к дру­го­му леген­дар­но­му Гости­лию, совре­мен­ни­ку Рому­ла. Вслед­ст­вие того появил­ся рас­сказ, что Гост Гости­лий был убит на фору­ме в сра­же­нии с саби­ня­на­ми и на том же месте был похо­ро­нен. Мы даже счи­та­ем воз­мож­ным, что спер­ва един­ст­вен­ным оби­та­те­лем моги­лы pro rostris при­зна­вал­ся Гост Гости­лий — пото­му, что толь­ко ему, а не Рому­лу была воз­двиг­ну­та над­гроб­ная сте­ла. Это тем веро­ят­нее, что, по древ­ней­ше­му рас­ска­зу анна­лов, Ромул нико­гда и нигде не был похо­ро­нен, а живым воз­не­сен на небо и обо­готво­рен под назва­ни­ем Кви­ри­на²⁹. Рас­ска­зы о смер­ти Рому­ла без­услов­но более позд­не­го про­ис­хож­де­ния; это про­из­веде­ние рацио­на­лиз­ма позд­ней­ших анна­ли­стов или кон­ца вто­ро­го или нача­ла пер­во­го сто­ле­тия до Р. Хр. Из двух вари­ан­тов один, уби­е­ние Рому­ла сена­то­ра­ми, явно носит на себе отпе­ча­ток эпо­хи Грак­хов, а дру­гой, изби­е­ние недо­воль­ны­ми граж­да­на­ми и союз­ни­ка­ми, — века Сул­лы³⁰.

Толь­ко вслед за уста­нов­ле­ни­ем позд­ней­ше­го рас­ска­за об уби­е­нии Рому­ла мог явить­ся вопрос о его моги­ле. Так как уче­ные ком­мен­та­то­ры Гора­ция исклю­чи­тель­но ссы­ла­ют­ся на авто­ри­тет Варро­на, мы не име­ем ника­ко­го осно­ва­ния сомне­вать­ся в том, что усво­е­ние мни­мой моги­лы перед рост­ра­ми имен­но Рому­лу — один из резуль­та­тов уче­ных заня­тий само­го Варро­на.

Вся­кий, кто немно­го зна­ком с духом того гро­мад­но­го чис­ла с.53 этио­ло­ги­че­ских рос­сказ­ней, кото­ры­ми испещ­ре­ны все стра­ни­цы рим­ско­го пре­да­ния об оте­че­ст­вен­ной ста­рине, согла­сит­ся с нами, что моги­ла Рому­ла при­над­ле­жит к обла­сти этио­ло­ги­че­ско­го вымыс­ла. Фак­ти­че­ская под­клад­ка его такая: перед рост­ра­ми было отведе­но место для выстав­ле­ния покой­ни­ков во вре­мя про­из­не­се­ния на них с три­бу­ны похо­рон­ных речей. Это место было укра­ше­но сим­во­ли­че­ски­ми эмбле­ма­ми моги­лы, чер­ною над­гроб­ною пли­тою и парою львов. Когда воз­ник любо­пыт­ный вопрос о про­ис­хож­де­нии этих памят­ни­ков, сход­ством их с насто­я­щею моги­лою была вызва­на мысль о погре­бе­нии в этом месте выдаю­ще­го­ся сво­и­ми заслу­га­ми чело­ве­ка, так как погре­бе­ние в столь вид­ном месте оче­вид­но ука­зы­ва­ло на осо­бен­но высо­кое к нему почте­ние. Уче­ная тео­рия, как мы гово­ри­ли, спер­ва оста­но­ви­лась на Госте Гости­лии, одно­имен­ни­ке, так ска­зать, сосед­ней курии. Эта тео­рия на прак­ти­ке нашла себе выра­же­ние в том, что воз­двиг­ну­та была у мни­мой моги­лы над­гроб­ная сте­ла с евло­ги­ем Гости­лия. Такое реше­ние уче­но­го вопро­са, одна­ко, не удо­вле­тво­ри­ло Варро­на. Очень может быть, что он затруд­нял­ся объ­яс­нить суще­ст­во­ва­ние над моги­лою двух камен­ных львов, меж­ду тем как при­ня­то было, осо­бен­но для одно­го покой­ни­ка, доволь­ст­во­вать­ся одним. Моги­ла, оче­вид­но, скры­ва­ла в себе еще одно­го мерт­ве­ца, совре­мен­ни­ка Госта Гости­лия. Догад­ка Варро­на оста­но­ви­лась на Рому­ле, веро­ят­но, пото­му, что таким обра­зом, был попол­нен чув­ст­ви­тель­ный про­бел в архео­ло­гии. Пока­зы­ва­ли в то вре­мя в раз­ных местах Рима моги­лы царей: Рема, Тита Тация, Нумы Пом­пи­лия. Не оста­вать­ся же было пер­во­му царю без моги­лы, раз нау­ка уже при­зна­ла его смерть. Так или ина­че сло­жил­ся рас­сказ Варро­на, кото­ро­му сле­ду­ет Дио­ни­сий (3, 1), что Госту Гости­лию была ока­за­на осо­бен­ная честь — поко­ить­ся в моги­ле рядом с царем Рому­лом.

У Феста и Дио­ни­сия (1, 87) до нас дошла дру­гая редак­ция уче­но­го харак­те­ра ком­би­на­ции о моги­ле пред рост­ра­ми. Эта редак­ция сво­дит­ся к отри­ца­нию того фак­та, что в моги­ле был похо­ро­нен Ромул. Его буд­то бы хоте­ли убить в этом месте во вре­мя меж­до­усоб­ной борь­бы меж­ду Рому­лом и Ремом и их при­вер­жен­ца­ми. Но злой умы­сел не удал­ся; вме­сто Рому­ла, спас­ше­го­ся, был убит его при­ем­ный отец, Фав­стул, и погре­бен, где потом его и нашли, на месте чер­но­го кам­ня пред рост­ра­ми. В его честь на моги­ле поста­ви­ли одно­го льва; кому пред­на­зна­чал­ся дру­гой, из корот­ко­го сооб­ще­ния Дио­ни­сия не вид­но. Может быть, его поста­ви­ли в честь с.54 Госта Гости­лия. Весь рас­сказ этой вто­рой редак­ции явно пред­став­ля­ет собою поправ­ку к Варро­ну, что не уди­ви­тель­но, пото­му что Веррий Флакк, общий источ­ник Феста и Дио­ни­сия, вооб­ще был сорев­но­ва­те­лем и про­тив­ни­ком Варро­на, поле­ми­ка про­тив кото­ро­го про­гляды­ва­ет во мно­гих местах сочи­не­ния Феста. Не менее ясна тен­ден­ция поправ­ки. Веррий Флакк, как близ­кий чело­век к Авгу­сту, испол­нял роль, так ска­зать, при­двор­но­го анти­ква­рия. Извест­но, что Юлий Цезарь при Авгу­сте был обо­готво­рен по при­ме­ру Рому­ла. Рацио­на­ли­сти­че­ский рас­сказ об уби­е­нии Рому­ла так­же, как и усво­е­ние ему моги­лы пред рост­ра­ми, для офи­ци­аль­но­го мира долж­ны были быть крайне неудоб­ны­ми. Поэто­му ска­за­ние о воз­не­се­нии Рому­ла на небо было вос­ста­нов­ле­но в исто­рио­гра­фии и укра­ше­но новы­ми подроб­но­стя­ми, напри­мер, введе­ни­ем в рас­сказ сена­то­ра Про­ку­ла Юлия, пред­ка Юлия Цеза­ря³¹. Офи­ци­аль­ная архео­ло­гия, веро­ят­но, стре­ми­лась устра­нить из нау­ки моги­лу Рому­ла, заме­нив ее моги­лою Фав­сту­ла. Нако­нец, и послед­няя исчез­ла вме­сте со льва­ми и чер­ною пли­тою. Дио­ни­сий Али­кар­насский, при­ехав­ший в Рим в 31 году до Р. Х., сло­ва­ми: τὸν λέον­τα τὸν λί­θινον, ὃς ἔκει­το τῆς ἀγο­ρᾶς и т. д., кажет­ся, ука­зы­ва­ет на про­ис­шед­шее уже исчез­но­ве­ние памят­ни­ка. Если «os­sa Qui­ri­ni» Гора­ция отно­сят­ся еще к Варро­но­вой «моги­ле Рому­ла», а сомне­вать­ся в этом труд­но, то «моги­ла» суще­ст­во­ва­ла еще в 43 г., когда, по всей веро­ят­но­сти, напи­сан шест­на­дца­тый эпод. Моги­ла, в таком слу­чае, пере­жи­ла пере­ме­ще­ние ростр, состо­яв­ше­е­ся в послед­ний год цар­ст­во­ва­ния Цеза­ря, а потом, в нача­ле цар­ст­во­ва­ния Авгу­ста, когда достра­и­ва­лась нача­тая Цеза­рем новая курия, моги­ла исчез­ла, кажет­ся, без следа. По край­ней мере, нет более речи о моги­ле Рому­ла на коми­ции или фору­ме ни у Пли­ния, ни у дру­гих писа­те­лей, неред­ко упо­ми­наю­щих о слав­ных памят­ни­ках вре­мен осно­ва­ния Рима³². Так как и впо­след­ст­вии, во вре­ме­на импе­ра­то­ров, про­дол­жа­ли по покой­ни­кам про­из­но­сить похваль­ные речи pro rostris, очень воз­мож­но, что и око­ло новых ростр был устро­ен для это­го lo­cus fu­neb­ris. Но с.55 едва ли Август поз­во­лил при­дать ему, по-преж­не­му, вид моги­лы, ком­про­ме­ти­ру­ю­щий сла­ву боже­ст­вен­но­го осно­ва­те­ля Рима.

Когда в янва­ре 1899 года слу­чай­но была откры­та неболь­шая пло­щад­ка, вымо­щен­ная чер­ным мра­мо­ром, тот­час вспом­ни­ли о ni­ger la­pis Феста. Пер­вые, решив­ши­е­ся пря­мо ото­жествлять пло­щад­ку с моги­лою Рому­ла, кажет­ся, были те, кому посчаст­ли­ви­лось открыть ее, архи­тек­тор Бони и проф. Валье­ри, извест­ный дирек­тор нацио­наль­но­го музея в тер­мах Дио­кле­ци­а­на³³. Весть о наход­ке моги­лы по теле­гра­фу ско­ро пере­да­на была все­му обра­зо­ван­но­му миру, и уве­рен­ность в тоже­стве най­ден­но­го памят­ни­ка с моги­лою Рому­ла вполне окреп­ла. Прав­да, в самое пер­вое вре­мя после откры­тия разда­ва­лись голо­са несо­глас­ных. Пред­ла­га­лись раз­ные дру­гие объ­яс­не­ния и назва­ния, как то: три­бу­нал, путе­ал, la­cus Cur­tius, смо­ков­ни­ца Руми­ны. Но они так­же ско­ро были остав­ле­ны, пото­му что в поль­зу их нель­зя было при­ве­сти ров­но ника­ких дока­за­тельств, так что пол­ная неосно­ва­тель­ность их бро­са­лась в гла­за каж­до­му. В поль­зу же ni­ger la­pis все-таки мож­но было сослать­ся, во-пер­вых, на то, что дей­ст­ви­тель­но пло­щад­ка состо­ит из «чер­ной поро­ды кам­ня» или «чер­но­го мра­мо­ра»; эти пере­во­ды если и не совсем под­хо­дят к ni­ger la­pis у моги­лы Рому­ла, все-таки допус­ка­ют­ся духом латин­ско­го язы­ка. Затем, место наход­ки, если и не при­над­ле­жа­ло к коми­цию, поло­же­ние кото­ро­го до сих пор в точ­но­сти не извест­но, но все-таки нахо­ди­лось неда­ле­ко от нача­ла коми­ция.

Пер­вый серь­ез­ный про­тив­ник явил­ся в лице Гюль­зе­на³⁴. Ото­жест­вле­ние чер­ной пло­щад­ки с ni­ger la­pis или моги­лою Рому­ла он отри­цал на осно­ва­нии цело­го ряда дово­дов. Гра­ни­ца меж­ду фору­мом и коми­ци­ем, а вме­сте с нею поло­же­ние ста­рых ростр, хотя в точ­но­сти не извест­ны, но во вся­ком слу­чае они нахо­ди­лись к севе­ру от арки Сеп­ти­мия Севе­ра. Далее, най­ден­ная пло­щад­ка не соот­вет­ст­ву­ет опи­са­нию моги­лы Рому­ла у древ­них авто­ров. Ni­ger la­pis на моги­ле не целая мосто­вая, а одна чер­ная пли­та. От камен­ных львов не най­де­но ни малей­ше­го следа. Мосто­вая сде­ла­на до того небреж­но, что она реши­тель­но про­из­во­дит впе­чат­ле­ние работы позд­ней­ше­го пери­о­да упад­ка. Ори­ен­та­ция ее, нако­нец, соот­вет­ст­ву­ет с.56 соору­же­ни­ям пери­о­да послед­них импе­ра­то­ров. Дово­ды Гюль­зе­на в общем труд­но под­да­ют­ся опро­вер­же­нию, хотя чисто отри­ца­тель­ный резуль­тат его не давал пол­но­го удо­вле­тво­ре­ния. Поэто­му энер­гич­ный дирек­тор рас­ко­пок, не дол­го думая, решил дать самый убеди­тель­ный ответ Гюль­зе­ну. А имен­но, желая выяс­нить до осно­ва­ния тай­ну чер­ной мосто­вой, он при­сту­пил к рас­коп­ке сло­ев, лежав­ших под пло­щад­кою. Как извест­но, в мае 1899 года рас­коп­ки при­ве­ли к неожи­дан­но­му откры­тию целой новой груп­пы памят­ни­ков, из кото­рых наи­бо­лее обра­ща­ли на себя вни­ма­ние сте­ла с над­пи­сью, конус и два плин­ту­са, нако­нец, те мно­го­чис­лен­ные остат­ки жерт­во­при­но­ше­ний, кото­рые свиде­тель­ст­ву­ют о свя­щен­ном харак­те­ре места. Вто­рые рас­коп­ки были про­из­веде­ны с целью доста­вить допол­ни­тель­ные сведе­ния для окон­ча­тель­но­го выяс­не­ния зна­че­ния чер­ной мосто­вой. Новое откры­тие, таким обра­зом, явля­лось толь­ко про­дол­же­ни­ем пер­во­го. Неуди­ви­тель­но, что назва­ние моги­лы Рому­ла, кото­рое уже более или менее твер­до уста­но­ви­лось по отно­ше­нию к чер­ной пло­щад­ке, как бы само собою было пере­не­се­но на най­ден­ную под пло­щад­кою груп­пу памят­ни­ков. И верх­ние, и ниж­ние памят­ни­ки сами собою сли­лись в одно целое. Весь­ма арха­и­че­ский харак­тер соору­же­ний, в осо­бен­но­сти над­пи­си, ясно читае­мое в вей сло­во re­gei³⁵, нако­нец, высо­кая древ­ность неко­то­рых ex-vo­to с.57 силь­но дей­ст­во­ва­ли на вооб­ра­же­ние мно­гих уче­ных и поне­во­ле побуди­ли их отне­сти откры­тые памят­ни­ки цели­ком к цар­ско­му пери­о­ду Рима. Назва­ние моги­лы Рому­ла каза­лось вполне под­хо­дя­щим, так как уже одним име­нем царя Рому­ла была гаран­ти­ро­ва­на при­над­леж­ность Варро­но­вой моги­лы Рому­ла к цар­ско­му пери­о­ду. О необ­хо­ди­мо­сти пра­виль­но­го кри­ти­че­ско­го раз­бо­ра источ­ни­ков, о про­вер­ке досто­вер­но­сти их пока­за­ний о моги­ле Рому­ла никто до сих пор не думал. Вопрос, в каких отно­ше­ни­ях вновь откры­тые ста­рин­ные памят­ни­ки нахо­дят­ся к моги­ле Рому­ла, обсуж­дал­ся без долж­но­го вни­ма­ния, так как име­лись толь­ко доволь­но смут­ные поня­тия о самой моги­ле. В про­све­щен­ный век исто­ри­че­ской кри­ти­ки никто конеч­но не дума­ет, что моги­ла Рому­ла была насто­я­щей моги­лой насто­я­ще­го исто­ри­че­ско­го царя. Даже уче­ные, в общем вполне веру­ю­щие в пре­да­ние о рим­ских царях, в этом слу­чае укло­ня­лись от пре­да­ния, поз­во­ляя себе тол­ко­вать тра­ди­цию, каж­дый по лич­но­му усмот­ре­нию. Но такая же невы­яс­нен­ность ока­зы­ва­ет­ся и у дру­гой пар­тии, неве­ру­ю­щих кри­ти­ков³⁶.

с.58 Из работ кон­сер­ва­тив­но­го направ­ле­ния пер­вое место зани­ма­ет ста­тья Гамурри­ни: La tom­ba di Ro­mo­lo (Rend. Acc. Linc., cl. mor. IX, p. 163). Напи­са­на она очень изящ­но и при­вле­ка­тель­но, с бле­стя­щей эруди­ци­ей, достой­ной тако­го выдаю­ще­го­ся зна­то­ка архео­ло­гии древ­ней Ита­лии. Глав­ная мысль авто­ра сво­дит­ся к пред­по­ло­же­нию, что откры­тые под фору­мом памят­ни­ки, вме­сте с покры­ваю­щей их чер­ной мосто­вой, дей­ст­ви­тель­но та моги­ла Рому­ла, о кото­рой гово­рит «древ­нее пре­да­ние». Гамурри­ни, конеч­но, не верит в пре­да­ние в бук­валь­ном смыс­ле. Моги­ла, по его пред­по­ло­же­нию, не была насто­я­щая, это была свя­щен­ная моги­ла в роде гре­че­ских ἡρῷα. В дока­за­тель­ство вер­но­сти пред­по­ло­же­ния автор раз­би­ра­ет с боль­шой обсто­я­тель­но­стью най­ден­ную sti­pe vo­ti­va, везде пока­зы­вая, что подоб­ные при­но­ше­ния най­де­ны во мно­гих местах Ита­лии как раз в моги­лах, а сле­до­ва­тель­но при­над­ле­жа­ли к обык­но­вен­но­му инвен­та­рю куль­та покой­ни­ков. Аргу­мен­та­ция тако­го глу­бо­ко­го зна­то­ка, како­вым явля­ет­ся Гамурри­ни, с пер­во­го взгляда кажет­ся очень убеди­тель­ной. Но она гре­шит сво­ею одно­сто­рон­но­стью. с.59 Гро­мад­ное боль­шин­ство подоб­ных при­но­ше­ний дей­ст­ви­тель­но най­де­но в моги­лах, пото­му что толь­ко в них они и мог­ли сохра­нить­ся. Ино­гда, одна­ко, в хра­мах Ита­лии нахо­дят целые кла­ды, состо­я­щие из обет­ных при­но­ше­ний совер­шен­но одно­род­ных как со sti­pe vo­ti­va фору­ма, так и с могиль­ны­ми при­но­ше­ни­я­ми. Доста­точ­но будет ука­зать для при­ме­ра толь­ко на ex-vo­to, най­ден­ные в роще Диа­ны близ Ари­ции или еще недав­но в рим­ском хра­ме Весты. Если, сле­до­ва­тель­но, оди­на­ко­вые пред­ме­ты при­ня­то было при­но­сить и боже­ствам, и покой­ни­кам, тогда аргу­мен­та­ция Гамурри­ни долж­на поте­рять свою силу. Еще более шат­ко дру­гое пред­по­ло­же­ние Гамурри­ни — о суще­ст­во­ва­нии на фору­ме с древ­ней­ших цар­ских вре­мен до позд­не­го века рес­пуб­ли­ки государ­ст­вен­но­го куль­та Рому­ла. Автор (стр. 14 сл.) рису­ет нам ожив­лен­ную кар­ти­ну это­го покло­не­ния манам Рому­ла, кото­рое было устро­е­но, по мне­нию авто­ра, уже Нумою Пом­пи­ли­ем. В при­сут­ст­вии все­го рим­ско­го наро­да Fla­men Qui­ri­na­lis под­ни­ма­ет­ся на area Vol­ca­ni — ее Гамурри­ни при­зна­ет в quad­ra­to coi gra­di­ni, мни­мых рострах Бони и Ком­па­рет­ти — свя­тою водою окроп­ля­ет жерт­вен­ник и т. д. В более скром­ном виде пред­став­ля­ет себе культ Рому­ла зна­ме­ни­тый зна­ток топо­гра­фии древ­не­го Рима, Лан­ча­ни, в одном из сво­их цен­ных No­tes from Ro­me в Athe­nae­um (№ 3803). Он гово­рит о народ­ном покло­не­нии (po­pu­lar worship) памя­ти Рому­ла. Нет сомне­ния, утвер­жда­ет он, что центр куль­та нахо­дил­ся в этом месте, на гра­ни­це фору­ма и коми­ция, начи­ная с того дня, когда культ впер­вые был уста­нов­лен одним из царей Рима. Лан­ча­ни сам заяв­ля­ет, что он один из be­lie­vers in the authen­ti­ci­ty of Ro­man tra­di­tion. Гамурри­ни так­же гово­рит пря­мо о l’an­ti­ca tra­di­zio­ne, как о твер­до дан­ной, хотя в «пре­да­ние» вхо­дят раз­но­ре­чи­вые пока­за­ния Варро­на, Феста и Дио­ни­сия. В том же духе о куль­те Рому­ла выска­зы­ва­ет­ся Тро­пеа, неве­ру­ю­щий пред­ста­ви­тель исто­ри­че­ской кри­ти­ки³⁷. При­ни­мае­мый с такою верою факт нико­гда не суще­ст­во­вал. Во всем пре­да­нии нашем нет ни одно­го свиде­тель­ства о куль­те Рому­ла. Варрон, един­ст­вен­ный свиде­тель, при­пи­сы­ваю­щий «моги­лу» перед рост­ра­ми Рому­лу, ниче­го, одна­ко, не гово­рил ни о каких жерт­во­при­но­ше­ни­ях. Ина­че и не мыс­ли­мо, чтобы Фесту с.60 воз­мож­но было отри­цать суще­ст­во­ва­ние моги­лы Рому­ла. Осно­ва­тель горо­да и рим­ско­го государ­ства не какая-нибудь тем­ная лич­ность, следы куль­та кото­рой мог­ли про­пасть в рим­ском пре­да­нии без вся­ких сле­дов. О куль­те Рому­ла, меж­ду тем, нет ни малей­ше­го упо­ми­на­ния ни в рим­ских кален­да­ри­ях, ни у писа­те­лей, рас­ска­зы­ваю­щих с малей­ши­ми подроб­но­стя­ми всю исто­рию Рому­ла, не забы­вая при этом ни об одной из свя­щен­ных релик­вий героя. Если суще­ст­во­ва­ли бы в цар­ский или рес­пуб­ли­кан­ский пери­о­ды какие-нибудь sac­ra pub­li­ca или po­pu­la­ria³⁸ Рому­ла, они были бы извест­ней­шим фак­том для каж­до­го рим­ля­ни­на. Из пол­но­го мол­ча­ния всей рим­ской лите­ра­ту­ры и эпи­гра­фи­че­ско­го пре­да­ния с уве­рен­но­стью мож­но заклю­чить, что подоб­ных sac­ra не было. Хотя в древ­ней­ших анна­лах в третьем сто­ле­тии была сде­ла­на попыт­ка при­уро­чить Рому­ла к богу Кви­ри­ну, эта тео­рия, кажет­ся, совсем не при­ви­лась к ста­рин­но­му куль­ту Кви­ри­на. Стро­го кон­сер­ва­тив­ный дух рим­ско­го жре­че­ства, оче­вид­но, отка­зы­вал­ся санк­ци­о­ни­ро­вать покло­не­ние лицу, не при­зна­вае­мо­му в тра­ди­ци­он­ном ста­ром рас­пи­са­нии государ­ст­вен­но­го куль­та.

Вопро­сом, откры­ты ли на фору­ме моги­ла Рому­ла или Ni­ger la­pis Варро­на и Феста, зани­мал­ся в трех важ­ных ста­тьях Гюль­зен³⁹. В пер­вой, напи­сан­ной тот­час по обна­ро­до­ва­нии офи­ци­аль­но­го докла­да в No­ti­zie, он толь­ко слег­ка затра­ги­ва­ет вопрос, счи­тая в кон­це кон­цов воз­мож­ным, что откры­та одна из арха­и­че­ских свя­тынь фору­ма, может быть Вуль­ка­нал или sa­cel­lum Lu­nae in grae­cos­ta­si или какая-то дру­гая, не извест­ная нам из лите­ра­тур­но­го пре­да­ния. Во вто­рой ста­тье Гюль­зен вхо­дит уже в подроб­но­сти вопро­са. Реше­ние послед­не­го зави­сит от того, най­де­ны ли в одном месте ука­зы­вае­мые Варро­ном и Фестом памят­ни­ки: 1) чер­ный камень, 2) два камен­ных льва, 3) сте­ла Госта Гости­лия. с.61 Нако­нец, место нахож­де­ния их долж­но лежать там, где сто­я­ли ста­рые рост­ры вре­мен рес­пуб­ли­ки, на гра­ни­це коми­ция с фору­мом. Отно­си­тель­но послед­не­го пунк­та зна­ме­ни­тый зна­ток топо­гра­фии древ­не­го Рима уже не наста­и­ва­ет на преж­нем сво­ем отри­ца­нии, а пря­мо допус­ка­ет воз­мож­ность, что южная гра­ни­ца коми­ция нахо­ди­лась на 25 мет­ров южнее, чем им, Гюль­зе­ном, рань­ше пред­по­ла­га­лось. Что каса­ет­ся трех пер­вых при­зна­ков, Гюль­зен допус­ка­ет, что есть заме­ча­тель­но мно­го точек сопри­кос­но­ве­ния их с най­ден­ны­ми памят­ни­ка­ми, хотя пол­но­го согла­сия нет. На верх­нем уровне най­ден чер­ный камень, зато нет львов и сте­лы. Вни­зу откры­ты два поста­мен­та, под­хо­дя­щие ко львам, и сте­ла, одна­ко не Госта Гости­лия; зато нет Ni­ger la­pis. Этот камень на моги­ле Рому­ла имел вид чер­ной над­гроб­ной пли­ты. Верх­няя чер­ная мосто­вая, хотя в сво­ем роде тоже может счи­тать­ся la­pis ni­ger, с преж­ним состо­ит толь­ко, так ска­зать, в даль­нем род­стве. Ста­рый la­pis ni­ger, при­над­ле­жав­ший к моги­ле Рому­ла вре­мен Варро­на и Гора­ция, исчез уже ко вре­ме­нам Дио­ни­сия Али­кар­насско­го. Во всей после­дую­щей лите­ра­ту­ре гово­рит­ся неред­ко о дру­гих памят­ни­ках Рому­ла, напри­мер, смо­ков­ни­це Руми­ны, ca­sa Ro­mu­li и пр., о la­pis ni­ger или моги­ле Рому­ла нигде нет ни сло­ва. Гюль­зен из это­го заклю­ча­ет, что новый la­pis ni­ger, пло­щад­ка с чер­ной мосто­вой, в после­дую­щее вре­мя, начи­ная с Авгу­ста, не суще­ст­во­вал, а соору­жен толь­ко во вре­мя цар­ст­во­ва­ния одно­го из позд­ней­ших импе­ра­то­ров. На пери­од упад­ка, по мне­нию Гюль­зе­на, ука­зы­ва­ет необык­но­вен­но небреж­ная клад­ка мосто­вой и неров­ная отдел­ка кам­ней. Неда­ле­ко от это­го места на фору­ме в про­шлом году была най­де­на над­пись с деди­ка­ци­ей от име­ни импе­ра­то­ра Мак­сен­ция: Mar­ti in­vic­to pat­ri et aeter­nae ur­bis suae con­di­to­ri­bus. Деди­ка­ция дати­ро­ва­на от 24 апре­ля, дня осно­ва­ния Рима. Ввиду того, что Мак­сен­ций, как вид­но еще из дру­гих фак­тов, осо­бен­но высо­ко чтил память Рому­ла, Гюль­зен выска­зал догад­ку, что имен­но Мак­сен­ци­ем был обнов­лен Ni­ger la­pis в честь Рому­ла. Или по инстинк­ту, гово­рит Гюль­зен, или по каким-то сведе­ни­ям, новый la­pis ni­ger был соору­жен почти точ­но над преж­ней моги­лой Рому­ла, виден­ной Варро­ном. Послед­ние сло­ва Гюль­зе­на про­из­во­дят впе­чат­ле­ние зна­чи­тель­ной уступ­ки обще­му мне­нию италь­ян­ских уче­ных о зна­че­нии ниж­ней груп­пы памят­ни­ков. Все-таки эта уступ­ка дела­ет­ся не без зна­чи­тель­ных ого­во­рок, не толь­ко по отно­ше­нию к чер­ной с.62 пло­щад­ке, кото­рая не при­зна­ет­ся насто­я­щим la­pis ni­ger, но и к вопро­су об осталь­ных памят­ни­ках. Если допу­стить, гово­рит Гюль­зен, что это та моги­ла Рому­ла, кото­рую виде­ли еще Варрон и Гора­ций, тогда раз­ру­ше­ние ее необ­хо­ди­мо поста­вить в вину не гал­лам, а архи­тек­то­рам Авгу­ста. Затем оста­ет­ся под сомне­ни­ем вся хро­но­ло­гия так назы­вае­мой sti­pe vo­ti­va. Если она дей­ст­ви­тель­но вся состо­ит из пред­ме­тов глу­бо­кой древ­но­сти, VII, VI и V сто­ле­тий, то как же объ­яс­нить себе пол­ное отсут­ст­вие более позд­них изде­лий? Моги­ла Рому­ла суще­ст­во­ва­ла до вре­ме­ни Авгу­ста, неуже­ли послед­ние четы­ре сто­ле­тия не оста­ви­ли око­ло нее ника­ких сле­дов?

Уступ­ки авто­ри­тет­но­го гер­ман­ско­го архео­ло­га, несмот­ря на их нере­ши­тель­ность, про­из­ве­ли при­ят­ное впе­чат­ле­ние на италь­ян­ских поклон­ни­ков моги­лы Рому­ла и la­pis ni­ger. При­ме­ром может слу­жить то, что пишет по это­му пово­ду Валье­ри (Fan­ful­la del­la Dom. 4 мар­та 1900): преж­де нас, Бони и меня, чуть ли не били, если не пред­по­чи­та­ли сме­ять­ся над нами, за то, что мы осме­ли­лись утвер­ждать, что эта чер­ная мосто­вая есть la­pis ni­ger древ­но­сти, есть мни­мая моги­ла Рому­ла. Теперь как-то все обра­ти­лись на путь исти­ны, в том чис­ле Гюль­зен в послед­нем собра­нии Гер­ман­ско­го архео­ло­ги­че­ско­го инсти­ту­та.

Как бы то ни было, пока оста­лись в силе все сомне­ния Гюль­зе­на про­тив пол­но­го и пря­мо­го ото­жест­вле­ния вновь откры­тых памят­ни­ков с моги­лою Рому­ла. Оста­лось дока­зать без вся­ких ого­во­рок тоже­ство ниж­ней груп­пы и нераздель­ность с нею чер­ной мосто­вой. Эту зада­чу при­нял на себя архео­лог и исто­рик Де-Санк­тис, вновь назна­чен­ный про­фес­сор древ­ней исто­рии при турин­ском уни­вер­си­те­те. Обсто­я­тель­ная ста­тья его появи­лась в Ri­vis­ta di fi­lo­lo­gia (Lug­lio 1900, стр. 406—446) под загла­ви­ем Il la­pis ni­ger e la iscri­zio­ne ar­cai­ca del Fo­ro Ro­ma­no. Автор имел воз­мож­ность отча­сти поль­зо­вать­ся неопуб­ли­ко­ван­ны­ми архео­ло­ги­че­ски­ми мате­ри­а­ла­ми из запи­сок Бони и Сави­ньо­ни, запис­ка кото­ро­го о sti­pe vo­ti­va в то вре­мя еще не была изда­на. Сна­ча­ла Де-Санк­тис ста­вит целью дока­зать, что най­ден­ные памят­ни­ки не могут быть ничем дру­гим, кро­ме моги­лы Рому­ла. Для это­го он под­вер­га­ет кри­ти­че­ско­му рас­смот­ре­нию раз­ные назва­ния и опре­де­ле­ния места, пред­ла­гае­мые дру­ги­ми уче­ны­ми, напри­мер, Вуль­ка­нал (Паис, фон-Дун), Cap­reae pa­lus (Паис), la­cus Cur­tius (Маэс), mun­dus (Мила­ни). Доко­нать их победо­нос­ны­ми аргу­мен­та­ми нетруд­но. Боль­шин­ство ука­зан­ных гипо­тез с.63 было выска­за­но на ско­рую руку, в пер­вые дни по откры­тии места, поэто­му уже дав­но не под­дер­жи­ва­лись даже сами­ми авто­ра­ми. Вывод Де-Санк­ти­са такой: место — ни Vul­ca­nal, ни Cap­reae pa­lus и так далее. Един­ст­вен­ная гипо­те­за, кото­рая может выдер­жать кри­ти­ку (reg­ge al­la cri­ti­ca) — это ото­жест­вле­ние с la­pis ni­ger и моги­лою Рому­ла. Аргу­мен­та­ция, пожа­луй, немно­го напо­ми­на­ет зна­ме­ни­тый сил­ло­гизм: это — не бык, не коро­ва, не сви­нья, сле­до­ва­тель­но это лошадь. Важ­нее, чтобы тео­рия о моги­ле Рому­ла была дока­за­на и в самом деле выдер­жа­ла кри­ти­ку. К поло­жи­тель­ным дока­за­тель­ствам, одна­ко, Де-Санк­тис отно­сит­ся доволь­но поверх­ност­но. Два плин­ту­са ниж­ней груп­пы слу­жи­ли поста­мен­та­ми для двух львов Варро­на, это по сло­вам Де-Санк­ти­са, «доволь­но веро­ят­но и при­ня­то почти все­ми». Точ­ная интер­пре­та­ция лите­ра­тур­ных источ­ни­ков не поз­во­ля­ет сомне­вать­ся в том, что la­pis ni­ger нахо­дил­ся перед рост­ра­ми в одном месте, и конеч­но, на одном уровне со льва­ми и рост­ра­ми, а не 1,5 мет­ра выше их. Но об интер­пре­та­ции и кри­ти­ке источ­ни­ков Де-Санк­тис име­ет такие же смут­ные поня­тия, как и все его пред­ше­ст­вен­ни­ки. Сооб­ще­ние Феста, по его заяв­ле­нию, напри­мер, заим­ст­во­ва­но у Варро­на, а послед­ний узнал о моги­ле Рому­ла от Фабия Пик­то­ра (стр. 416, 421). Де-Санк­ти­са поэто­му и мало забо­тит интер­пре­та­ция Феста. Что Ni­ger la­pis это­го авто­ра мог лежать где-то над моги­лою Рому­ла, это тоже дав­но реши­ли qua­si tut­ti. По догад­ке Гамурри­ни (T. di Rom. p. 25), моги­ла была раз­ру­ше­на уже гал­ла­ми, а по пред­пи­са­нию авгу­ров (?) ее не реста­ври­ро­ва­ли, но зарыв, обо­зна­чи­ли место чер­ною над­гроб­ною пли­тою, кото­рая в тече­ние веков пре­вра­ти­лась в нынеш­нюю чер­ную мосто­вую. Тео­рия Де-Санк­ти­са не усту­па­ет этой догад­ке по пыл­ко­сти вооб­ра­же­ния. Моги­ла была раз­ру­ше­на не гал­ла­ми, заяв­ля­ет он, а сами­ми рим­ля­на­ми при одной из пере­стро­ек фору­ма. Тогда засы­па­ли все место и покры­ли, в роде путе­а­ла (?!), пло­щад­кою, вымо­щен­ною чер­ным мра­мо­ром. Мосто­вая в тече­ние веков, понят­но, несколь­ко раз поправ­ля­лась и изме­ня­лась, пока не достиг­ла нако­нец того вида и той ори­ен­та­ции, в кото­рых она была откры­та. Отно­си­тель­но вре­ме­ни раз­ру­ше­ния «моги­лы», то есть ниж­ней груп­пы памят­ни­ков, и одно­вре­мен­но­го соору­же­ния чер­ной мосто­вой, Де-Санк­тис осно­вы­ва­ет свои заклю­че­ния на резуль­та­тах Сави­ньо­ни. Послед­ний судит так (Not. 1900 p. 145): хро­но­ло­гия обет­ных при­но­ше­ний вра­ща­ет­ся в пре­де­лах меж­ду VII и I века­ми до Р. Хр., одна­ко самы­ми обиль­ны­ми груп­па­ми явля­ют­ся древ­ней­шая и с.64 позд­ней­шая. Отсюда явля­ет­ся воз­мож­ность сде­лать совер­шен­но пра­виль­ное заклю­че­ние, что здесь были пере­ме­ша­ны остат­ки двух совер­шен­но раз­лич­ных сло­ев, одно­го очень арха­и­че­ско­го, и дру­го­го, дохо­див­ше­го до I века, или, дру­ги­ми сло­ва­ми, одно­го, отно­сив­ше­го­ся к арха­и­че­ским памят­ни­кам ниж­ней пло­щад­ки, и дру­го­го, попав­ше­го туда при пре­об­ра­зо­ва­нии окру­жаю­щей части фору­ма, к кон­цу I века, когда, может быть, и была постро­е­на чер­ная мосто­вая. Не обра­щая вни­ма­ния на ука­зан­ное хро­но­ло­ги­че­ское деле­ние най­ден­ных пред­ме­тов на две груп­пы, Де-Санк­тис в новых дан­ных видит толь­ко пол­ную воз­мож­ность и раз­ру­ше­ние «моги­лы», и построй­ку la­pis ni­ger при­уро­чить к любо­му про­ме­жут­ку вре­ме­ни меж­ду VI и I сто­ле­ти­я­ми. Выбор сро­ка в кон­це кон­цов пада­ет на нача­ло I века, так как впе­ре­меш­ку со sti­pe vo­ti­va най­де­ны оскол­ки мра­мо­ра не толь­ко чер­но­го и бело­го, но и жел­то­го (la­pis Nu­mi­di­cus, gial­lo an­ti­co). Древ­ней­ший при­мер употреб­ле­ния жел­то­го мра­мо­ра как обык­но­вен­но­го стро­и­тель­но­го мате­ри­а­ла, по свиде­тель­ству Пли­ния (N. H. 36, 49), отно­сит­ся к 78 г. до Р. Хр., что дает повод Де-Санк­ти­су уста­но­вить ter­mi­nus a quo. Вопрос, кем же нако­нец раз­ру­ше­ны ста­рин­ные свя­щен­ные памят­ни­ки фору­ма, полу­ча­ет со сто­ро­ны наше­го авто­ра очень неопре­де­лен­ное реше­ние. Отри­цая воз­мож­ность воздей­ст­вия галль­ско­го погро­ма, он пред­по­ла­га­ет, что памят­ни­ки сде­ла­лись жерт­вою какой-нибудь пере­строй­ки коми­ция, в нача­ле I века свя­зан­ной с новой пла­ни­ров­кой его. При пол­ном отсут­ст­вии исто­ри­че­ских или архео­ло­ги­че­ских свиде­тельств или дока­за­тельств о подоб­ном фак­те, Де-Санк­тис дол­жен удо­воль­ст­во­вать­ся при­веде­ни­ем рав­ных более или менее отда­лен­ных парал­ле­лей, как то экс­ав­гу­ра­ция и раз­ру­ше­ние жерт­вен­ни­ков Тита Тация, раз­ру­ше­ние памят­ни­ков ста­ри­ны в пери­од воз­рож­де­ния искусств, построй­ки бази­лик на коми­ции в нача­ле II сто­ле­тия до Р. Хр., пожа­ры I века и т. п.

Не оспа­ри­вая, что у ста­тьи Де-Санк­ти­са есть неко­то­рые несо­мнен­ные досто­ин­ства, мы каса­тель­но зани­маю­ще­го нас вопро­са о моги­ле Рому­ла и Ni­ger la­pis дума­ем, что она не при­нес­ла осо­бен­но боль­шой поль­зы. Вопрос о назва­нии и опре­де­ле­нии откры­тых памят­ни­ков нима­ло не выяс­нен Де-Санк­ти­сом, а ско­рее еще более затем­нен. Из дан­но­го нами очер­ка раз­ви­тия вопро­са вид­но, что уже с само­го нача­ла пред­ста­ви­те­ли италь­ян­ской нау­ки оста­но­ви­лись на доволь­но поспеш­ном и недо­ста­точ­но про­ве­рен­ном ото­жест­вле­нии, при­чем, вме­сто спо­кой­но­го обсуж­де­ния вопро­са, к делу с.65 при­ме­ши­ва­лись увле­че­ния не чисто науч­но­го харак­те­ра. Откры­тие и науч­ное объ­яс­не­ние памят­ни­ков, веро­ят­но, не встре­ти­ло бы даже и поло­ви­ны того обще­го инте­ре­са, кото­рый им теперь дает оба­я­тель­ное для всех, а для мно­гих почти свя­щен­ное имя осно­ва­те­ля веч­но­го горо­да. Пока, за ред­ки­ми исклю­че­ни­я­ми, напри­мер, Паи­са, все италь­ян­ские уче­ные, кото­ры­ми толь­ко обсуж­дал­ся вопрос, име­ли одно и то же дог­ма­ти­че­ское убеж­де­ние, что чер­ная мосто­вая (la­pis ni­ger), вме­сте с най­ден­ны­ми под нею арха­и­сти­че­ски­ми памят­ни­ка­ми, состав­ля­ют одну общую груп­пу. Един­ст­вен­ное раз­но­гла­сие, при­ни­мав­шее в Ита­лии фор­му ожив­лен­ной, по вре­ме­нам даже горя­чей поле­ми­ки, вызва­но вто­ро­сте­пен­ным уже вопро­сом, откры­та ли в дей­ст­ви­тель­но­сти моги­ла Рому­ла или так назы­вае­мая толь­ко в «древ­нем пре­да­нии» «моги­ла Рому­ла». При­мкнуть к той или дру­гой фор­ме общей дог­мы пре­до­став­ле­но инди­виду­аль­ной вере каж­до­го. Ста­тья Де-Санк­ти­са под­ку­па­ет воз­дер­жа­ни­ем его от вся­кой страст­ной поле­ми­ки. Все у него как буд­то осно­ва­но на спо­кой­ных, разум­ных рас­суж­де­ни­ях. Но дово­ды его в сущ­но­сти толь­ко изощ­ре­ния разу­ма для лиш­не­го под­креп­ле­ния уже издав­на креп­ко уста­но­вив­шей­ся общей веры. Апо­ло­ги­че­ский харак­тер аргу­мен­та­ции не мог не вли­ять и на пра­виль­ность при­ме­ня­е­мо­го авто­ром науч­но­го мето­да. Если дан­ные рас­коп­ка­ми фак­ты про­ти­во­ре­чат гос­под­ст­ву­ю­щим основ­ным взглядам, к кото­рым при­мкнул Де-Санк­тис, он заме­ня­ет такие неудоб­ные фак­ти­че­ские дан­ные дру­ги­ми, толь­ко воз­мож­ны­ми. На осно­ва­нии подоб­ных под­та­со­вок достиг­ну­то у него реше­ние трех самых суще­ст­вен­ных вопро­сов, отно­ся­щих­ся к моги­ле Рому­ла и la­pis ni­ger.

Пер­вый вопрос каса­ет­ся откры­то­го в нача­ле 1899 г. верх­не­го памят­ни­ка. Это была неиз­вест­но­го назна­че­ния пло­щад­ка, вымо­щен­ная чер­ным кам­нем, нахо­дя­ща­я­ся на одном уровне и име­ю­щая оди­на­ко­вую ори­ен­та­цию с сосед­ней кури­ей Юлия Цеза­ря и Авгу­ста. Един­ст­вен­ное пра­виль­ное заклю­че­ние отсюда может быть то, что пло­щад­ка была постро­е­на или одно­вре­мен­но с кури­ей, или позд­нее ее. Это так же про­сто и вер­но, как если мы будем заклю­чать из фак­та обра­ще­ния фрон­та нашей Алек­сан­дров­ской колон­ны к фрон­ту Зим­не­го двор­ца, что колон­на постро­е­на после двор­ца. Факт остал­ся ясным фак­том и после рас­коп­ки вни­зу лежа­щих сло­ев, ими не было обна­ру­же­но реши­тель­но ника­ких новых фак­тов, про­ти­во­ре­ча­щих пер­во­му. Де-Санк­тис все-таки сумел затем­нить сам по себе ясный факт, впу­ты­вая сюда совсем еще невы­яс­нен­ные «poz­zi ri­tua­li», с.66 откры­тые Бони, из кото­рых невоз­мож­но выве­сти како­го-либо заклю­че­ния. В кон­це кон­цов, таким обра­зом полу­ча­ет­ся «новый факт», что чер­ная пло­щад­ка, как сле­ду­ет, в какое-то сто­ле­тие была ори­ен­ти­ро­ва­на ина­че, толь­ко не по новой курии. Дру­гой ясный факт — пол­ное отсут­ст­вие око­ло чер­ной пло­щад­ки не толь­ко камен­ных львов, но и малей­ших сле­дов преж­не­го их суще­ст­во­ва­ния в этом месте, напри­мер, остат­ков поста­мен­тов. Если допу­стить, что пло­щад­ку, покры­тую чер­ным мра­мо­ром, мож­но было назы­вать «чер­ным кам­нем», то оче­вид­но, что этот Ni­ger la­pis не тот, кото­рый был у Варро­но­вой «моги­лы Рому­ла», укра­шен­ной имен­но льва­ми. Недо­чет, по при­ме­ру дру­гих, Де-Санк­тис попол­нил дву­мя поста­мен­та­ми из чис­ла арха­и­че­ских памят­ни­ков, най­ден­ных на 1,5 мет­ра ниже чер­ной пло­щад­ки, при­над­ле­жа­щих к совер­шен­но дру­го­му насло­е­нию уров­ня, а сле­до­ва­тель­но и к дру­го­му, отда­лен­но­му пери­о­ду. На самом деле и на ниж­них поста­мен­тах нет львов, их уже при­шлось допол­нить фан­та­зи­ей. Вто­рой вопрос, пред­став­ля­ет ли ниж­няя груп­па памят­ни­ков моги­лу Рому­ла, без­услов­но, дол­жен быть отри­ца­ем, если судить по одним фак­там. Не най­де­ны здесь ни львы, ни чер­ный камень, ни сте­ла Госта Гости­лия, нако­нец, бли­зость ростр не уста­нов­ле­на пока ни одним поло­жи­тель­ным фак­том. Одним сло­вом, вполне отсут­ст­ву­ют все при­зна­ки моги­лы Рому­ла, ука­зы­вае­мые древни­ми авто­ра­ми. При­хо­дит­ся кон­ста­ти­ро­вать, что гос­под­ст­ву­ю­щее мне­ние о тоже­стве откры­то­го места с моги­лою Рому­ла осно­ва­ло толь­ко на воз­мож­но­сти преж­не­го нахож­де­ния на «поста­мен­тах» львов, фак­ти­че­ски не суще­ст­ву­ю­щих.

Тре­тий вопрос, о свя­зи чер­ной мосто­вой с арха­и­че­ски­ми памят­ни­ка­ми вни­зу лежа­щи­ми, соб­ст­вен­но уже пред­ре­шен дву­мя преды­ду­щи­ми вопро­са­ми. Един­ст­вен­ный факт, соеди­ня­ю­щий их меж­ду собою, это при­бли­зи­тель­ное сов­па­де­ние места. Оно слу­жи­ло един­ст­вен­ным пово­дом к соеди­не­нию верх­них и ниж­них памят­ни­ков в одну общую груп­пу. В этом тороп­ли­вом заклю­че­нии, кото­рое ско­ро без про­вер­ки было при­ня­то все­ми италь­ян­ски­ми уче­ны­ми, без сомне­ния, мож­но при­знать глав­ный источ­ник той неот­рад­ной пута­ни­цы, в кото­рой теперь завяз вопрос об объ­яс­не­нии памят­ни­ков. Меж­ду тем уже про­стой здра­вый смысл тре­бо­вал не увле­кать­ся такою слу­чай­но­стью, какою явля­ет­ся в этом слу­чае сов­па­де­ние места. Надо было при­нять во вни­ма­ние всю раз­ни­цу вре­мен, рез­ко отли­чаю­щую одну груп­пу от дру­гой. Ниж­няя груп­па носит на себе все при­зна­ки весь­ма отда­лен­но­го арха­и­че­ско­го пери­о­да. Самым с.67 явным свиде­тель­ст­вом глу­бо­кой древ­но­сти слу­жит най­ден­ная здесь in si­tu сте­ла с над­пи­сью, древ­ней­шей из рим­ских над­пи­сей. Чер­ная пло­щад­ка, напро­тив, покры­та мра­мо­ром, кото­рый в Риме вошел в употреб­ле­ние толь­ко в позд­нее вре­мя. Ори­ен­та­ция и уро­вень пло­щад­ки соот­вет­ст­ву­ет фрон­ту и уров­ню новой курии, что застав­ля­ет соору­же­ние ее отне­сти ко вре­ме­ни не позд­нее цар­ст­во­ва­ния Авгу­ста. Поло­же­ние и направ­ле­ние ее, нако­нец, зна­чи­тель­но рас­хо­дит­ся с ниж­ней груп­пой, послед­няя покры­ва­ет­ся ею толь­ко незна­чи­тель­ной частью. Из это­го вид­но, что чер­ную мосто­вую устро­и­ли, не обра­щая ника­ко­го вни­ма­ния на ниж­ние памят­ни­ки, дав­но, долж­но быть, засы­пан­ные и покры­тые.

К како­му вре­ме­ни мож­но отне­сти раз­ру­ше­ние и засып­ку арха­и­че­ских памят­ни­ков, вопрос пока откры­тый. Разде­ля­е­мое мно­ги­ми, меж­ду про­чим и нами, пред­по­ло­же­ние, что раз­ру­ше­ние было про­из­веде­но гал­ла­ми, при­дет­ся пока оста­вить в сто­роне. Вопрос весь­ма ослож­нил­ся после сооб­ще­ния Сави­ньо­ни. Отно­си­тель­но хро­но­ло­гии слоя обет­ных при­но­ше­ний теперь при­дет­ся счи­тать­ся не с одним сло­ем, а с дву­мя глав­ны­ми сло­я­ми. Один, по иссле­до­ва­нию Сави­ньо­ни, весь­ма арха­и­че­ско­го про­ис­хож­де­ния, дру­гой отно­сит­ся к послед­не­му пери­о­ду рес­пуб­ли­ки. Если бы тот и дру­гой были стро­го отде­ле­ны друг от дру­га, лег­ко было бы отне­сти пер­вый к ниж­не­му свя­щен­но­му месту, а дру­гой к како­му-то дру­го­му сосед­не­му свя­ти­ли­щу позд­ней­ших вре­мен. Но вся sti­pe vo­ti­va, и ста­рая, и новая, ока­за­лась сме­шан­но­го соста­ва. В сме­си нашлись меж­ду про­чим облом­ки того же чер­но­го мра­мо­ра, кото­рым покры­та верх­няя чер­ная пло­щад­ка. По объ­яс­не­нию Гюль­зе­на (D. h. G. 152, R. st. a. 389), при заклад­ке чер­ной мосто­вой, в цар­ст­во­ва­ние Мак­сен­ция, была сде­ла­на раз­вед­ка поч­вы, для уста­нов­ле­ния места ста­рой моги­лы Рому­ла. Но из новей­ше­го важ­но­го сооб­ще­ния Бони (Not. d. sc. 1900 Agos­to) о резуль­та­тах его поч­вен­ных иссле­до­ва­ний фору­ма вид­но, что такие же облом­ки чер­но­го мра­мо­ра попа­да­ют­ся и в дру­гих местах, так напри­мер, в рас­сто­я­нии 8 и 10 мет­ров от чер­ной мосто­вой, как по направ­ле­нию к курии, так и со сто­ро­ны фору­ма⁴⁰, а кро­ме того, еще даль­ше у бази­ли­ки Эми­лии «sot­to la pla­tea di cal­cestruz­zo di età augus­tea». Это наво­дит на мысль, что око­ло вре­ме­ни заклад­ки с.68 чер­ной мосто­вой, в цар­ст­во­ва­ние Авгу­ста, по слу­чаю ново­го регу­ли­ро­ва­ния коми­ция и фору­ма в зна­чи­тель­ных раз­ме­рах была рас­кры­та поч­ва, а потом после поправ­ки и скреп­ле­ния осно­вы покры­та новой мосто­вой. По это­му пово­ду, веро­ят­но, были рас­кры­ты так­же слои, лежав­шие под местом чер­ной пло­щад­ки: слой, состо­яв­ший из отбро­сов арха­и­че­ско­го свя­ти­ли­ща, и покры­вав­ший его дру­гой из туфо­во­го щеб­ня. Затем яма была засы­па­на в том же поряд­ке, при­чем к ста­ро­му свя­щен­но­му мусо­ру был под­бав­лен тако­вой же из одно­го сосед­не­го свя­ти­ли­ща, в то вре­мя или упразд­нен­но­го, или пере­не­сен­но­го на новое место. В этот слой и в щебень при засып­ке попа­ли облом­ки чер­но­го мра­мо­ра от при­готов­ле­ния куби­ков для клад­ки верх­ней пло­щад­ки. Камен­щи­ки в том же месте обте­сы­ва­ли и белый, и жел­тый мра­мор, облом­ки кото­рых так­же нашлись в ниж­ней сме­си. Достой­но при этом вни­ма­ния, что жел­тым мра­мо­ром как раз были покры­ты полы новой курии Авгу­ста, как выяс­не­но в про­шлом году при иссле­до­ва­нии основ церк­ви св. Адри­а­на.

Из все­го выше­из­ло­жен­но­го для нас ясно, что вопрос о зна­че­нии зани­маю­щих нас памят­ни­ков фору­ма дол­жен быть постав­лен в новом виде. Необ­хо­ди­мо преж­де все­го совсем разъ­еди­нить объ­яс­не­ние арха­и­че­ских ниж­них памят­ни­ков и объ­яс­не­ние памят­ни­ков верх­ней пер­вой пло­щад­ки. Нач­нем с послед­ней. Мы уже доста­точ­но гово­ри­ли о дово­дах, застав­ля­ю­щих при­знать в ней соору­же­ние вре­мен Авгу­ста. Допус­ка­ем, конеч­но, что в три­ста лет до цар­ст­во­ва­ния Мак­сен­ция она мог­ла прий­ти в вет­хость и быть поправ­ле­на, как дума­ет Гюль­зен, этим импе­ра­то­ром. Отне­сти ее первую заклад­ку к более ран­не­му пери­о­ду Гюль­зен затруд­ня­ет­ся пото­му, что в весь пери­од, начи­ная от вре­ме­ни Авгу­ста, в лите­ра­ту­ре не упо­ми­на­ет­ся о моги­ле Рому­ла. Но, по наше­му мне­нию, при­чи­на это­му та, что этот новый Ni­ger la­pis Авгу­ста не имел фор­мы моги­лы, а пото­му более он и не счи­тал­ся и не назы­вал­ся моги­лою Рому­ла. При рас­смот­ре­нии изве­стий Варро­на, Дио­ни­сия и Веррия Флак­ка (см. выше стр. 49 слл.) о ста­ром Ni­ger la­pis или моги­ле Рому­ла мы при­шли к тако­му резуль­та­ту: на доце­за­ре­вом коми­ции pro rostris нахо­ди­лась пло­щадь, назна­че­ние кото­рой тем или дру­гим обра­зом было свя­за­но с обы­ча­ем про­из­но­сить pro rostris похо­рон­ные речи. Счи­та­ем веро­ят­ным, что на этой пло­щад­ке выстав­ля­лись тела покой­ни­ков на вре­мя про­из­не­се­ния с самих ростр речей. С древ­них вре­мен этот lo­cus fu­neb­ris был укра­шен подо­баю­щи­ми над­гроб­ны­ми сим­во­ла­ми гре­че­ско­го образ­ца, дву­мя льва­ми и чер­ной камен­ной пли­той (μέ­λαινα с.69 πέτ­ρα). Сход­ство обста­нов­ки с насто­я­щей моги­лой впо­след­ст­вии вызва­ло раз­ные уче­ные этио­ло­ги­че­ские объ­яс­не­ния; меж­ду про­чим Варро­ном была при­ду­ма­на тео­рия, что в этом месте был убит и похо­ро­нен Ромул. В нача­ле цар­ст­во­ва­ния Авгу­ста пло­щад­ка, мни­мая моги­ла, исчез­ла, одно­вре­мен­но с пере­не­се­ни­ем ростр с коми­ция на форум. Обы­чай хва­лить покой­ни­ков pro rostris про­дол­жал­ся, конеч­но, по-преж­не­му. Веро­ят­но поэто­му, что вме­сто ста­рой пло­щад­ки устро­е­на была новая, новый Ni­ger la­pis, для выстав­ле­ния во вре­мя речей покой­ни­ков. Неве­ро­ят­но толь­ко, чтобы Август поз­во­лил при­дать пло­щад­ке по-ста­ро­му вид моги­лы, так как тео­рия о моги­ле Рому­ла про­ти­во­ре­чи­ла офи­ци­аль­но при­ня­той леген­де о его кон­чине. С той же целью Веррий Флакк вме­сто Варро­но­вой тео­рии пустил в обра­ще­ние новую тео­рию о преж­ней «моги­ле», с заме­ною Рому­ла его при­ем­ным отцом Фав­сту­лом. При­зна­вая во вновь откры­той чер­ной пло­щад­ке устро­ен­ную и пре­об­ра­зо­ван­ную, по нашим пред­по­ло­же­ни­ям, при Авгу­сте пло­щад­ку для выстав­ле­ния покой­ни­ков во вре­мя про­из­не­се­ния с ростр похо­рон­ных речей, мы обра­ща­ем, в заклю­че­ние, вни­ма­ние на то, что дей­ст­ви­тель­но и раз­ме­ры пло­щад­ки, и поло­же­ние ее меж­ду новы­ми рост­ра­ми и новою кури­ей, бли­же одна­ко к пер­вым, вполне соот­вет­ст­ву­ют пред­по­ла­гае­мо­му нами назна­че­нию ее.

Обра­тим­ся теперь к ниж­ней арха­и­че­ской груп­пе памят­ни­ков. Мы в преж­ней ста­тье сво­ей ука­за­ли на наблюде­ние одно­го англий­ско­го архео­ло­га⁴¹, что плин­ту­сы, мни­мые поста­мен­ты львов, собою напо­ми­на­ют извест­ный вид рим­ских жерт­вен­ни­ков. Дру­гой неза­ви­си­мый наблюда­тель, фран­цуз­ский архео­лог Дье­ла­фоа, заме­тил пора­зи­тель­ное сход­ство меж­ду про­фи­лем «поста­мен­тов» и капи­те­лью дори­че­ских колонн в Песту­ме. Дав­но извест­ны жерт­вен­ни­ки в виде дори­че­ских капи­те­лей⁴². Очень недав­но Мила­ни в Ren­di­con­ti напе­ча­тал ака­де­ми­че­скую речь, в кото­рой наши плин­ту­сы пря­мо срав­ни­ва­ет с этрус­ски­ми жерт­вен­ни­ка­ми, в осо­бен­но­сти с одним най­ден­ным недав­но близ Фье­зо­ле⁴³. Меж­ду плин­ту­са­ми най­ден с.70 in si­tu куби­че­ской фор­мы камень, кото­рый, дума­ет­ся нам, соот­вет­ст­во­вал гре­че­ской πρό­θυσις, камен­ной пли­те или сту­пе­ни, на кото­рую насту­пал жрец при при­не­се­нии жерт­вы. В поль­зу жерт­вен­ни­ка гово­рит и тот факт, что за пло­щад­кой с плин­ту­са­ми откры­ты следы еще несколь­ких пло­ща­док с плин­ту­са­ми, по обще­му харак­те­ру похо­жи­ми на первую пло­щад­ку (см. Ком­па­рет­ти стр. 3). Откры­ты, по всей веро­ят­но­сти, остат­ки целой груп­пы жерт­вен­ни­ков, чис­ло кото­рых, пола­га­ем, еще уве­ли­чит­ся при про­дол­же­нии рас­ко­пок. Заклю­че­ния Сави­ньо­ни о про­ис­хож­де­нии так назы­вае­мой sti­pe vo­ti­va, как мы рань­ше виде­ли (Жур­нал Мини­стер­ства Народ­но­го Про­све­ще­ния, 1900 ноябрь, стр. 91), так­же при­во­дят к пред­по­ло­же­нию целой груп­пы сосед­них свя­ти­лищ или жерт­вен­ни­ков (sa­cel­la), посвя­щен­ных, оче­вид­но, раз­ным боже­ствам.

Мы при­шли к заклю­че­ни­ям, близ­ким к пер­вой мыс­ли Гюль­зе­на (к сожа­ле­нию, потом остав­лен­ной в поль­зу моги­лы Рому­ла), что рас­коп­ка­ми 1899 года на фору­ме откры­ты какие-то свя­ты­ни древ­ней­ше­го пери­о­да, о кото­ром мол­чит наше лите­ра­тур­ное пре­да­ние. Нет сомне­ния, что нача­ло их вос­хо­дит к тому отда­лен­но­му пери­о­ду, кото­рый мы при­вык­ли назы­вать цар­ским. Лето­пис­ные замет­ки в этот век еще не дела­лись, поэто­му насто­я­щая исто­рия для нас на веки покры­та мра­ком. Но, без сомне­ния, суще­ст­во­вал тогда уже дру­гой род лите­ра­ту­ры, риту­аль­ная лите­ра­ту­ра рим­ских жре­цов. Ее дан­ные слу­жи­ли одним из глав­ных источ­ни­ков для этио­ло­ги­че­ских дога­док, кото­ры­ми древ­ней­шие изда­те­ли анна­лов пон­ти­фек­сов напол­ни­ли белые листы исто­рии цар­ско­го пери­о­да. На одну из духов­ных рос­сказ­ней неволь­но обра­ти­лось наше вни­ма­ние, с тех пор, что нам выяс­ни­лось отно­ше­ние арха­и­че­ской сте­лы с над­пи­сью и сосед­не­го кону­са к куль­ту Тер­ми­на. Введе­ние его куль­та в анна­лах, веро­ят­но уже в анна­лах Тибе­рия Корун­ка­ния третье­го сто­ле­тия, при­пи­сы­ва­лось царю Титу Тацию, наряду с куль­та­ми четыр­на­дца­ти дру­гих божеств. Устро­ен­ные Таци­ем на месте Капи­то­лий­ско­го хра­ма жерт­вен­ни­ки затем буд­то бы были уда­ле­ны при Тарк­ви­нии Гор­дом, толь­ко Тер­ми­на не мог­ли сдви­нуть с места (Ter­mi­no fa­num fuit: id ne­qui­tum exau­gu­ra­ri, Катон у Феста 162). Цель леген­ды, гово­рит Прел­лер (R. M. 1, 255), выра­зить недви­жи­мость Тер­ми­на и идей­ную его связь с Юпи­те­ром. с.71 С куль­том капи­то­лий­ско­го Юпи­те­ра свя­за­ны еще чти­мые так­же в капи­то­лий­ском хра­ме боги­ни Iuven­tas, урав­нен­ная с доче­рью Зев­са, Ἥβη; затем Ops = Рея, мать Зев­са по гре­че­ской мифо­ло­гии. Веро­ят­но, Тер­мин сде­лал­ся сообщ­ни­ком капи­то­лий­ско­го куль­та тоже под руко­вод­ст­вом гре­ков или гре­че­ско­го ора­ку­ла Сивил­лы. Ter­mi­nus в позд­ней­ших над­пи­сях назы­ва­ет­ся Iupi­ter Ter­mi­nus или Iupi­ter Ter­mi­na­lis, это пере­вод назва­ния Ζεὺς Ὄριος, гре­че­ско­го бога гра­ниц. В при­уро­че­нии ста­ро­го латин­ско­го бога к гре­че­ско­му Юпи­те­ру долж­но усмот­реть насто­я­щую при­чи­ну, поче­му при­со­еди­ни­ли Тер­ми­на к капи­то­лий­ско­му куль­ту. Леген­да третье­го сто­ле­тия, по обык­но­ве­нию всех этио­ло­ги­че­ских легенд, под тем­ный факт под­кла­ды­ва­ла новую исто­ри­че­скую при­чи­ну. Несо­сто­я­тель­ность леген­ды обна­ру­жи­ва­ет­ся еще в дру­гом пунк­те. Тер­мин вовсе не един­ст­вен­ный из богов Тация, кото­рый остал­ся на Капи­то­лии. В самом хра­ме Юпи­те­ра устро­ил­ся Sum­ma­nus, а в бли­жай­шем сосед­стве — Ve­dio­vis. Подоб­но Тер­ми­ну, они так­же преж­де счи­та­лись само­сто­я­тель­ны­ми бога­ми, потом были при­уро­че­ны к Юпи­те­ру (Iupi­ter Sum­ma­nus, Ve­dius Iovis). Ско­рее, эти боже­ства когда-то были откуда-то при­со­еди­не­ны к Юпи­те­ру, чем уда­ле­ны от него, как то уве­ря­ет леген­да о непо­движ­но­сти Тер­ми­на.

Во вся­ком слу­чае, жерт­вен­ни­ки божеств Тация, несмот­ря на exau­gu­ra­tio их, когда-то дей­ст­ви­тель­но суще­ст­во­ва­ли и состав­ля­ли совер­шен­но опре­де­лен­ную груп­пу соеди­нен­ных свя­ти­лищ, так как изве­стие о них сохра­ни­лось в жре­че­ской лите­ра­ту­ре, может быть, в одной из риту­аль­ных фор­мул, вхо­див­ших в кни­ги пон­ти­фек­сов. Поче­му эти боже­ства при­пи­сы­ва­лись саби­ня­нам, мы не зна­ем; заме­ча­тель­но, что боль­шин­ство их позд­нее не име­ло сво­их свя­ти­лищ в четы­рех рай­о­нах древ­ней­ше­го пала­тин­ско­го Рима, но око­ло капи­то­лий­ской и кви­ри­наль­ской гор, в гра­ни­цах сабин­ско­го при­го­ро­да. Хри­сти­ан Петер­сен, самый луч­ший зна­ток исто­рии систем две­на­дца­ти божеств Гре­ции и Ита­лии, в боже­ствах Тация при­знал древ­ней­шую такую систе­му в Риме⁴⁴. Систе­ма, веро­ят­но, состо­я­ла из 1) Sa­tur­nus et Ops, 2) Ve­dio­vis, 3) Sol et Lu­na, 4) Vul­ca­nus, 5) Sum­ma­nus, 6) Qui­ri­nus, 7) Vor­tum­nus, 8) La­res et La­run­da, 9) Ter­mi­nus, 10) Flo­ra, 11) Dia­na, 12) Lu­ci­na. Дру­гая систе­ма 12 божеств, может быть, пала­тин­ских рим­лян, с.72 сохра­ни­лась в назва­ни­ях 12 фла­ми­нов mi­no­res. Потом, в неиз­вест­ное для нас вре­мя, в Рим была введе­на систе­ма 12 гре­че­ских божеств, по всей веро­ят­но­сти, под вли­я­ни­ем сивил­ли­ных книг. Этим новым Con­sen­tes, по при­ме­ру Афин и мно­гих дру­гих гре­че­ских горо­дов, было отведе­но свя­щен­ное место на фору­ме, где до сих пор еще вид­ны остат­ки их пор­ти­ка.

Кон­ча­ем свои рас­суж­де­ния вопро­сом: не нахо­дил­ся ли в том же запад­ном кон­це фору­ма, при­ле­гаю­щем к «сабин­ско­му» Капи­то­лию до введе­ния сюда гре­че­ских Con­sen­tes, подоб­ный же культ сабин­ских божеств, груп­па жерт­вен­ни­ков, окру­жав­ших в сре­дине лежав­шую общую пло­щад­ку? Откры­ты до сих пор остат­ки жерт­вен­ни­ков и следы одно­го из сабин­ских богов, Тер­ми­на, а если верить Мила­ни (ук. м. стр. 300) и Бони (No­tiz. d. sc. 1900 стр. 325), еще брон­зо­вый идол вто­ро­го, Вер­тум­на. От даль­ней­ших рас­ко­пок ожи­да­ем реше­ние это­го наше­го пред­ва­ри­тель­но­го вопро­са.