На главную | Публикации | Государство | Римская генеалогия

Леллия Кракко Руджини

Аниции в Риме и в провинции

© 1988 г. Cracco Ruggini Lellia. Gli Anicii a Roma e in Provincia // Mélanges de l’Ecole française de Rome. Moyen-Age, Temps modernes, tome 100, n°1. 1988. pp. 69—85.
© 2020 г. Перевод с итальянского В. Г. Изосина.

с.69 Paene principibus pares, familia toto orbe praedicata^[1]¹: об Анициях — находившихся на вершине политической, интеллектуальной и духовной италийской и римской жизни с IV по VI вв. — известно немало того, что было отыскано в хитросплетениях их родственных связей (включая влиятельные константинопольские ветви) и что даже сделало их просопографию преимущественным ключом к пониманию историй сенаторских элит на протяжении этих столетий (упомянем новаторскую постановку вопроса А. Момильяно и последующие работы М. А. Веса, Б. Л. Тваймена, Ф. М. Кловера, Дж. Дзеккини, не говоря уже о пространстве, отведённом для разных Анициев в двух томах PLRE, или об исследованиях А. Бешауша и Д. М. Новака по ранней истории семьи Анициев в доконстантиновские времена)². Я решила написать об этих Анициях лишь несколько коротких — но, в определённом смысле, образцовых — заметок именно потому, что считаю себя избавленной от необходимости повторения уже проведённых исследований, в значительной степени совпадающих с.70 с результатами «фактического» анализа, несмотря на значительные отклонения в основных интерпретациях.

Именно введение имеющихся данных через «коллективную биографию» gens Anicia в Риме и в Константинополе является, я бы сказала, прекрасным примером неравномерного распределения исследований в просопографической области, слишком часто склонного отдавать предпочтение центру перед периферией, вершинам власти, а не её местным представителям. Я сама — в некоторых исследованиях о римской знати и италийских провинциальных сообществах в эпоху Боэция, Эннодия и Кассиодора — сталкивалась с противопоставлением их друг другу, подчёркивая различия в карьере, конкретных политических возможностях, культурной и идеологической ориентации, зеркально отражающие соответствующие различия в происхождении, традиции, географическом кругозоре³. Позже, однако, мне довелось заинтересоваться некоторыми провинциальными связями римских Анициев. Именно здесь я смогла увидеть, насколько сгущается туман в том, что касается надёжной информации, то есть уже разработанных и критически «переваренных» факторов, часто переводимых в приносящие моральное удовлетворение генеалогические stemmata^[2]; с другой стороны, благодаря почти механическому сочетанию определённых данных мне показалось, что я уловила некоторые любопытные проблески и направления исследований, которые могли бы оказаться плодотворными, если бы проводились посредством кропотливых и систематических региональных просопографических изысканий.

Я довольно основательно изучила Сицилию, а теперь занялась Венетиями. В том, что касается Сицилии, меня поразило краткое сообщение, относящееся к Флавию Руфию Петронию Никомаху Цетегу (Flavius Rufius Petronius Nicomachus Cethegus) в эпоху Юстиниана, источник которого хотя и упоминается в соответствующей просопографической статье PLRE II, но без тех даже минимальных ономастических и географических ссылок, которые могли бы помочь уяснить его значение. Цетег, как известно, был Аницием, наиболее выдающимся представителем римской аристократии после смерти Боэция и Симмаха (двух других знаменитых Анициев). Велизарий уже подозревал его в симпатиях к готам с.71 около 545 года — как сообщает Прокопий, — однако вскоре после этого он отправился в Константинополь вместе с папой Вигилием и другими представителями италийской знати⁴. Именно в Константинополе в 550 году он был избран в качестве того, кому посвятил Ordo generis Cassiodororum бруттиец Кассиодор, когда, исходя из соображений целесообразности, впервые решил похвастаться своим родством с Анициями (до тех пор сознательно игнорируемым) и завершить свою Готскую историю прославлением Германа — новорожденного сына одноимённого родственника Юстиниана и внучки Теодериха Матасунты, — символа союза между готской и римской знатью, оказав тем самым предпочтение родству Германа с Анициями перед родством с правящим домом Константинополя⁵. Мы, таким образом, до сих пор находимся в самом центре большой политики на «международном» уровне. Но по окончании войны, когда уже действовали те предусмотренные Прагматической санкцией (554 г.) меры, посредством которых Юстиниан хотел положить конец некоторым древним «монополиям» римской знати в провинциальной администрации (ограничив выбор губернаторов только местными primores в согласии с решением епископа), мы находим Цетега в восточной Сицилии, по-видимому, жившего там постоянно (несомненно, на какой-то вилле в своих островных латифундиях), и мы видим его находящимся в переписке с папой Пелагием, который около 558 года позаботился о том, чтобы держать патриция в курсе — согласно выраженному им самим желанию — текущих назначений новых епископов в Катании и Сиракузах⁶. Таким образом, теперь Цетег участвовал, как исключительно влиятельный местный primor, в той ассоциации между светским и церковным обществом, которую уравнивающая и теоретически объединяющая политика Юстиниана непреднамеренно усиливала регион за регионом (как надёжно показали недавние исследования, прежде всего Р. А. Маркуса)⁷.

Поэтому на ум приходит ещё один персонаж, почти два века назад породнившийся с Анициями (и прославленный Авсонием как novator этого gens^[3]) — с.72 Секст Петроний Проб⁸, в 374 году сыгравший активную роль в избрании епископом Милана Амвросия, в то время consularis Aemiliae et Liguriae, происходящего из знатной (clarissima) римской семьи своего протеже с самых первых его шагов в служебной карьере⁹. Но, говоря по правде, различие весьма велико: Цетег, оставив — добровольно или вынужденно — большую политику, похоже, испробовал новый способ вступления в союз — как частное лицо — с верхушкой провинциального общества благодаря престижности своих постоянных «городских» вступлений в должность на высоком уровне; католик Проб почти двумя столетиями ранее, напротив, управлял избранием доверенного никейского епископа (после смерти арианина Авксентия), рассматривая подходящие политико-религиозные варианты с учётом северо-италийских интересов (наличие которых в те самые годы открыто признавал Авианий Симмах) и с точки зрения официального положения префекта претория и высшего «патрона» в своей региональной административной сфере¹⁰. И эти связи Проба с паданской областью — в частности, с Венетиями: circa Veronam ac Benacum et Larium^[6] — уходят корнями в предыдущие поколения, о чём свидетельствуют не только известнейший отрывок Historia Augusta и некоторые не менее известные надписи¹¹, но и культурная с.73 миссия семьи, которая видна на примере трёх поколений Пробов, вносивших правки в De viris illustribus Корнелия Непота (паданца и друга веронца Катулла)¹², а также собиравших кодексы с другими сочинениями Непота, среди которых Chronica, преподнесённая в 374 году Сексту Петронию Пробу Авсонием¹³. В Милане фактически находились два полюса притяжения Italia Annonaria — как в конце IV века выразился Павлин — и даже привлекали визитёров из далёких стран, таких как Персия; ими были епископ Амвросий и префект Проб¹⁴.

Таким образом, разговор о Петрониях Пробах (в IV веке уже давно связанных родством с Анициями) приводит к Венетиям, той области, в которой преимущественно присутствовали провинциальные ветви Анициев. Думаю, немногое можно добавить к образцовому обзору, проведённому недавно Ш. Пьетри по всем свидетельствам (преимущественно эпиграфическим), относящимся к «социологии» правящих элит Венетий, который наконец-то переключает внимание на провинциальные фасты как римской аристократии, так и зарождающейся местной знати, стремясь извлечь из них как можно больше данных о динамике и столкновениях конкурирующих сил в постепенном переплетении интересов и альянсов¹⁵. Что, по сути, отсюда вытекает? Преобладание Анициев (впрочем, уже широко известное), в различных ответвлениях их семейства, в осуществлении префектуры претория Италии, особенно во второй половине IV и первой половине V века. Но это касалось только северной Италии — простой части этой префектуры, — хотя фактически префект должен был проживать при дворе, то есть в течение длительного времени в Милане, а затем в Равенне. Всё же нет сомнений, что при выборе префектов императором должны были учитываться, насколько это возможно, их с.74 потенциальные местные корни, уже упроченные, как, похоже, свидетельствует собранные Ш. Пьетри просопографические данные именно в отношении Анициев—Пробов и Гракхов (не случайно упоминаемых Филастрием Брешийским в качестве наиболее наглядных для его читателей примеров великих родов)¹⁶. Гораздо позже, во времена Теодериха, переписка Эннодия также позволяет увидеть частые и сложные переплетения родственных, дружеских и клиентских связей между Галлией и северо-центральной Италией, во главе с могущественным префектом претория из дома Анициев Фаустом, неутомимым устроителем придворных карьер представителей средних и даже низших слоёв италийской провинциальной аристократии¹⁷. Однако следует отметить постоянное отсутствие свидетельств о присутствии представителей семьи Анициев в списках высокопоставленных региональных чиновников уровнем ниже префекта (викариев диоцезов или губернаторов провинций), хотя в соответствующих фастах, какими бы фрагментарными они ни были, встречаются, главным образом в первой половине IV века, представители различных других римских gentes, позже постепенно замещаемые менее известными персонажами, вероятно — по крайней мере, частично — местными¹⁸. Не следует недооценивать и тот полностью аналогичный факт, что в с.75 региональной церковной иерархии того времени наряду с епископами внешнего происхождения (африканского, как Фортунациан Аквилейский и Зенон Веронский, или восточного, как Юлиан Парентийский), к концу IV века, видимо, усилилось присутствие епископов, привлечённых из зарождающихся местных сословий и из посвятивших себя церковному служению семейств (как в случае Хроматия Аквилейского и его брата Евсевия — который также был епископом, возможно, в Конкордии, — или в случае Флавия Латина, достигшего епископата Брешии после прохождения всего своего церковного cursus и чей сын Флавий Макрин стал, в свою очередь, «чтецом» после смерти отца)¹⁹. Было бы, несомненно, полезно углубиться в эту социологию духовенства в её параллелях и пересечениях с социологией местных светских элит по каждому из регионов; здесь могли бы быть выявлены общие тенденции или имеющие определённое значение обоюдные различия.

Однако похоже, что между Анициями и Венетиями, в частности, Аквилеей, вырисовываются более специфические связи, о чём можно судить по свидетельствам, отчасти менее наглядным, чем эпиграфические, но которые, будучи отражением времени и среды, которая их породила (а возможно, даже выдумала), показывают важность обращения также к этому виду информации в просопографических описаниях, в соответствии с эвристическими критериями, хотя и строгими, но достаточно широкими.

Речь идёт, прежде всего, о Passio^[14] Канциев (Канция, Канциана и Канцианиллы — аквилейских мучеников при Диоклетиане), чья первоначальная редакция утрачена, но сохранились её довольно древние переработки. Первая из них — проповедь Максима Туринского (ум. между 408 и 423 гг.), который, похоже, не знает ни о какой с.76 связи между аквилейскими святыми и Римом²⁰. О предполагаемом римском происхождении Канция, Канциана и Канцианиллы уже упоминает псевдоамвросиево письмо, связывая с ними в качестве наставника мученика Прота, остатки aula memoriae^[16] которого примерно первой половины IV века были обнаружены в Сан-Канциано-д’Изонцо (древний pagus Ad Aquas Gradatas на дороге между Аквилеей и Эмоной, где произошло мученичество). В первой половине V века на первоначальной memoria была поставлена базилика с мозаичными надписями благотворителей²¹; и, предположительно, по прошествии не столь долгих лет была подготовлена новая Passio, где Канцианы были связаны с могилой Хрисогона, ещё одного аквилейского мученика (возможно, его следует отождествлять с одноимённым третьим епископом города, предшественником Теодора), чей саркофаг с надписью IV века, как и в случае с Протом, был найден в Сан-Канциано-д’Изонцо, в той же самой aula memoriae²². В Passio он, в свою очередь, был связан с Римом (также в Мартирологе Иеронима Хрисогон и Канцианы оказываются связаны как с 31 мая, так и с 15 июня). В то же время, эта Passio явилась подтверждением принадлежности трёх Канцианов к gens Anicia, утверждая, что этот род происходит от императора с.77 Карина, того из сыновей Кара, который, согласно воспринятой византийским историком Малалой традиции, питал симпатии к христианам (de genere Aniciorum, hoc est divae memoriae Carini imperatoris^[17])²³. Если быть более точным, утверждалось, что Канцианы родились в Риме в XIV regio за Тибром у подножия Яникула, районе, где в IV веке действительно возвышалось немало сенаторских резиденций (одна из которых принадлежала Симмахам) и где — конечно, не случайно — мы также находим культ св. Хрисогона в одной посвящённой ему церкви, уже безусловно существовавшей в середине V века как titulus Chrysogoni (вероятно, связанной с Хрисогоном — римским собственником и (или) лицом, которому посвящена сама церковь)²⁴.

Связь между Канцианами—Анициями и Карином (ум. 285 г.) должна, как представляется, объясняться прежде всего с учётом того, что сообщает Historia Augusta о противоречивом происхождении родоначальника Кара: согласно циркулировавшим тогда — как утверждается — дневникам он был миланцем по рождению, но зарегистрирован в реестре аквилейской курии (и, следовательно, с земельными владениями на этой территории), тогда как некоторые авторы — и сам Кар — больше поддерживали римское происхождение семьи, а другие — иллирико-паннонское (согласно некоторым — от родителей-уроженцев Африки)²⁵. В этих сведениях присутствуют некоторые моменты, заслуживающие внимания. В Vita Cari, там, где упоминаются не известные иначе дневники, прежде всего проявляется типичная для IV века полярность между двумя северо-италийскими городами Миланом и Аквилеей, часто бывшими в то время местопребыванием двора и его entourage^[19]²⁶; с другой стороны, с.78 Historia Augusta — возникшая именно в то время (конец IV века) и в той среде (сенаторские семьи Рима), в которых вызрело возвышение христианского gens Anicia, но выступающая с противоположной, языческой точки зрения, — является единственным источником, упоминающим также предполагаемые римские, или иллирико-адриатические, или африканские связи семьи Кара, в то время как все другие авторы единодушно говорят о её нарбоннском, следовательно, галльском происхождении²⁷: связи, которые — возможно, не случайно — мы находим засвидетельствованными и для ветвей gens Anicia позднеимператорской эпохи. Поэтому возникает соблазн заподозрить в Historia Augusta и в её гапакс-версиях о родине Кара насмешливую, полемическую аллюзию на традицию — безусловно, уже циркулировавшую в римских кругах в конце IV века, — о якобы «императорском» и римском происхождении Анициев и на сведения, также тогда известные, о фактическом африканском происхождении и адриатико-иллирийских связях этой семьи²⁸ (не следует забывать и об аналогичной «императорской» генеалогической связи, именно в Historia Augusta, между Пробами и императором Пробом, предшественником Кара, который в языческой историографии конца IV века был воплощением пацифистских утопий того времени)²⁹.

Впрочем, в Passio Канцианов проявляется легендарная связь между Анициями и императором Карином, а не с родоначальником Каром. С одной стороны, это, по-видимому, отражает исторически обоснованное осознание того, римские успехи gens Anicia резко возросли именно в конце III века (как недавно выявил тщательный эпиграфико-литературный анализ с.79 Д. М. Новака); это было время, когда essor^[20] семьи вновь набрал высоту, когда надписи в Пренесте и Fabrateria Vetus приветствовали Аниция Аухения Басса (Anicius Auchenius Bassus) — городского префекта в 382—383 гг. — как restitutor generis Aniciorum^[21], а Авсоний, в свою очередь, превозносил префекта претория Проба как novator’а и stirps Annia, и stemmata Aniciorum. С другой стороны, предпочтение, отдаваемое агиографическим текстом Карину как родоначальнику христиан Анициев, по-видимому, является следствием чёткого выбора в пользу потомка Кара, которого определённая традиция желала видеть благосклонным к христианам и которого — возможно, именно по этой причине (оставаясь в ключе косвенной антианицианской полемики?) — идеологизированная языческая историография того времени, напротив, клеймила самыми позорными обвинениями³⁰.

Согласно остроумной гипотезе С. Мадзарино — которая, однако, не принимает во внимание все выявленные к настоящему времени данные — более поздняя редакция Passio Канцианов должна быть отнесена к тому периоду, когда, в первой половине V века, gens Anicia, всё ещё находясь на вершине своего могущества, стал мишенью для обвинений, намеренно распространяемых соперничающими сенаторскими кланами (такими, как Деции). Так, после разграбления Аларихом Рима в 410 году распространился слух о том, что именно Аниция Фальтония Проба (Anicia Faltonia Proba) (жена великого Секста Петрония Проба) открыла Алариху ворота Рима в 409 году, из-за вражды с доминировавшими тогда языческими группами знати (городской префект с.80 Аттал, консул Тертулл)³¹. Прокопий упоминает и другую версию — на этот раз не слишком враждебную Анициям — согласно которой около 300 варварских «рабов», подаренных Аларихом некоторым римским аристократическим семьям, впоследствии оказались переодетыми молодыми солдатами, которые в определённый момент должны были открыть ворота города своим осаждающим соратникам. Поэтому мне представляется, что — если признать римскими Анициями хотя бы часть этих нобилей, без подозрений принявших в свои дома рабов готского происхождения — мы сталкиваемся с двумя вариантами одного и того же эпизода, пусть даже интерпретируемого с разными значениями.

Таким образом, согласно Мадзарино более поздняя редакция Passio мучеников Канцианов была разработана в проаницианских кругах с целью придания святости и повышения преобладания семьи также в духовном плане в сложный момент вскоре после 409/410 гг. И в самом деле — как мне представляется — именно в таком духе Иероним писал Аннии Деметриаде, девушке из семьи Анициев, внучке Аниции Фальтонии Пробы, по случаю её velatio^[24] как раз в 413 году. В иеронимовском панегирическом преувеличении решение посвятить себя Богу даже представлено как знак божественного благоволения, начало восстановления после визиготских опустошений, сравнимого с реваншами, которые Рим одержал после набегов галлов в 390 году до н. э. и победы Ганнибала в 216 году до н. э. благодаря соответственно Камиллу и Марку Клавдию Марцеллу (победителю Ганнибала при Ноле). Теперь же «победа» над всесилием варваров была обязана слабой деве, в своей активной роли на благо renovation^[25] Рима и Италии ставшей наследницей — в духовном плане — политической и военной славы своего gens, рода консулов, уже прославленного столькими мирскими dignitates^[26]; и в то же время Иероним превозносит святость и bonitas^[27]— сделавшие её etiam inter barbaros venerabilis^[28] — той самой Фальтонии Пробы, обвинённой в передаче Рима готам несколькими годами ранее³². Прошло с.81 немного времени с тех пор, как Клавдиан использовал сравнение с Марцеллом и Камиллом для превознесения военных побед Стилихона над готами Алариха. Но новая «спасительная» роль семьи Анициев — вероятно, по настоянию матери Деметриады, Аниции Юлианы — была прежде всего ответом на выдвинутые против Анициев обвинения в симпатиях к готам, соответствуя тем же целям, которые должны были направлять недавнюю переработку Passio Канцианов. Это остаётся верным, даже если считать её — вопреки Мадзарино — относящейся к более позднему периоду V века, к одному из аналогичных, повторяющихся стечений обстоятельств, которыми усеяна история gens Anicia (возможно, после падения Аэция? а именно когда Петроний Максим — с большой вероятностью сам Аниций с выдающейся политической карьерой — хотя и известный своим благосклонным отношением к Аэцию, подозревался в потворстве его устранению, как позже — устранению Валентиниана III [445 г.]^[32], которого он заменил в качестве нового императора Запада)³³.

с.82 С другой стороны, связь между Канцианами (уже ставшими согласно традиции римлянами) и Анициями объясняется лишь с пониманием того, что в таком случае должны были существовать действительные связи между gens Anicia и аквилейской областью и, возможно, между этим кланом и почитанием в Риме Хрисогона и других мучеников Ad Aquas Gradatas (уже утвердившимся в V веке именно в XIV городском районе, с которым Passio связывала происхождение Канцианов—Анициев). Помимо определённого числа аквилейских и фриульских надписей доконстантиновского периода, в которых упоминаются персонажи, характеризующиеся аницианскими ономастическими элементами (их перечень приведён Сильвио Панчера в его монографии о Джироламо Асквини)³⁴, величайшее значение в этой связи приобретает, если можно быть уверенным в её подлинности, аквилейская погребальная надпись, датируемая 459 годом и посвящённая восемнадцатилетней virgo, deo devote^[33], Аниции Ульфине (Anicia Ulfina) её матерью Аделетой (Adeleta) и отцом vir inlustris Аницием Пробом (Anicius Probus). Уже Моммзен подозревал, что эта надпись была подделкой Асквини; в 1970 году Сильвио Панчера привёл серьёзные аргументы в пользу её «оправдания» и переоценки; в 1974 году Мария Пиа Билланович, напротив, вновь с горячностью отстаивала её подложность, но с аргументами, на мой взгляд, гораздо менее убедительными, чем они кажутся при первом прочтении (по сути, Билланович не удалось указать возможного cui bonum^[34] этой фабрикации, каковым, по её мнению, было желание Асквини поддержать новым эпиграфическим текстом присутствующую в агиографическом рассказе традицию о связях между Анициями и Аквилеей; однако об этом не обнаруживается ни единого упоминания в обильных рассуждениях Асквини о надписи и её литературных связях; факт заключается в том, что антиквар практически не использовал этот текст для какой-либо цели, а остальные доводы Билланович являются, по сути, аргументами ex silentio^[35])³⁵.

Если надпись — которую Асквини, по его утверждению, обнаружил и скопировал в 1789 году в компании своего старого учителя, скрупулёзного П. Кортеновиса, среди развалин церкви свв. Феликса и Фортуната в Аквилее — подлинна, то она относится к дочери Аниция Проба, вероятно, городского претора 423/425 гг., который, по словам Олимпиодора, потратил «среднюю» сумму в 1200 фунтов золота на организацию своих преторских игр с.83 и который был также отцом Аниция Олибрия, впоследствии ставшего императором в 472 году³⁶. Самый важный — но также сомнительный и спорный — элемент надписи составляют два верхнегерманских имени Ulfina и Adeleta, чрезвычайно редкие для раннего средневековья (однако не похоже, что можно говорить о безусловном анахронизме и «незатейливой» ономастике, как это делает Билланович, поскольку — помимо знаменитого монаха Ульфилы — Ульфулой (Ulphula) также звали военачальника, который в 411 году победил в Галлии Константина III вместе со своим соратником Констанцием, будущим мужем Галлы Плацидии и императором Запада)³⁷. Во всяком случае мы находимся в той среде, где начиная с середины III века н. э. готские слова проникали в латынь, переходя в несомненно подлинные надписи, в которых — как в Аквилее, так и в Норике — использовались такие термины как brutis вместо «невестка»³⁸. Отсюда самым наглядным образом выяснились бы и подтвердились различные аспекты: прежде всего, те римско-аквилейские связи и то почитание мучеников Аквилеи, которые другие современные источники, как археологические, так и литературные (безусловно неизвестные Асквини или не воспринимаемые им в их аллюзиях), похоже, менее отчётливо предполагали в предыдущем поколении, а именно во времена другой девы Аниции, Деметриады. Кроме того, существование готских родственных связей — значительно отличающихся от знаменитых браков, заключённых из политической целесообразности между некоторыми Анициями и прославленными варварскими с.84 персонажами (как, например, планировавшийся между Аницией Юлианой и Теодерихом около 478 года, или действительно заключённый позже между ней и Флавием Ареобиндом Дагалайфом в Константинополе) — объясняло бы гораздо более конкретным образом намеренно распространявшиеся упорные слухи о симпатиях Анициев к готам (позже опровергнутые осуждением Боэция и Симмаха Теодерихом за предполагаемый сговор с Византией, а несколькими десятилетиями позже — присутствием Цетега в Константинополе). Это также объясняло бы инсинуации, подобные тем, что позже привёл Прокопий, о том, что они приняли у себя рабов готского происхождения в 409 году; или известия наподобие того, что также приведено Прокопием — об образцовом уважении, проявленном Тотилой по отношению к Аниции Рустициане, вдове Боэция. Наконец, сведения, которые, будучи сопоставлены с фрагментом 44 Олимпиодора, могли бы оказаться весьма интересными, можно было бы получить о довольно скромном (скажем так, «провинциальном») уровне расходов аквилейской ветви Анициев, даже ниже, чем у римских Симмахов, потраченных на устройство преторских игр 423/425 гг. Возможно, мы даже оказались бы у колыбели той традиции о германском происхождении новолатинской аристократии Италии, которую позже подметил Эразм в Риме XV—XVI вв., и которую Гуго Гроций, в свою очередь, вновь воспринял столетием спустя³⁹.

Я говорила per exempla^[36] и «одушевлённые образы», как Григорий Великий в своих «Диалогах» (возможно, сам Аниций, последний из известных нам и ставший consul dei^[37])⁴⁰, чтобы прийти к простому заключению: если верно, с.85 что просопография подтверждается внешними данными, то она должна регистрировать их как можно больше и из любой категории источников, даже когда они выглядят ошибочными. По крайней мере, в некоторых случаях даже такая «просопография воображаемого» (которая не должна быть воображаемой просопографией) может побуждать учёных к дальнейшему углублённому исследованию и тем самым к участию в том скорее историческом, или биографическо-психологическом дискурсе, построить который иногда позволяет даже простое сопоставление хронологически, просографически и тематически сходящихся внешних данных.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹Cass., Varr. X, 11 и 12, 535 года, CC, SL 96, p. 394—396.

²Помимо старого J. Aschbach, Die Anicier und die römische Dichterin Proba, в: SAWW, Philos.-Hist. Kl., 64, 1870, p. 369—446, см. A. Momigliano, Gli Anicii e la storiografia latina del VI sec. d. C. (1956), в: Id., Secondo contributo alla storia degli studi classici, Roma, 1960, p. 231—254; A. Beschaouch, Uzappa et le proconsul d’Afrique Sex. Cocceius Anicius Faustus Paulinus, в: MEFR, 81, 1969, p. 195—218; M. A. Wes, Das Ende des Kaisertums im Westen des römischen Reiches, S’Gravenhage, 1967; B. L. Twyman, Aetius and the Aristocracy, в: Historia, 19, 1970, p. 480—503; F. M. Clover, The Family and Early Career of Anicius Olybrius, ibid., 27, 1978, p. 169—196; G. Zecchini, La politica degli Anicii nel V secolo, в: Aa. Vv., Atti del Congr. int. di st. Boeziani (Paria, 5—8 Ott. 1980), Roma, 1981, p. 123—138; Id., Aezio: l’ultima difesa dell’Occidente romano, Milano, 1982; Lellia Cracco Ruggini, Nobiltà romana e potere nell’età di Boezio, в: Aa. Vv., Atti del Congr. int. di st. Boeziani cit., p. 73—96; D. M. Novak, Constantine and the Senate. An Early Phase of the Christianization of the Roman Aristocracy, в: Ancient Soc., 10, 1979, p. 271—310; Id., The Early History of the Anician Family, в: Aa. Vv., Studies in Latin Literature and Roman History, I, ed. by C. Deroux (Coll. Latomus, 64), Bruxelles, 1979, p. 119—165; PLRE I (1971) и II (1980).

³Lellia Cracco Ruggini, La Sicilia tra Roma e Bisanzio, в: Aa. Vv., Storia della Sicilia, III, Napoli, 1980, p. 3—96; Ead., Tra la Sicilia e i Bruzii: patrimoni, potere politico e assetto amministrativo nell’età di Gregorio Magno, в: Aa. Vv., Misceli, di st. st., Un. della Calabria, Dip. di storia, II, Cosenza, 1982, p. 59—77; Ead., «Ticinum»: dal 476 d. C. alla fine del Regno Gotico, в: Aa. Vv., Storia di Pavia, I (L’Età Antica), Milano, 1984, p. 271—312; Ead., Giustiniano e la società italica, в: Aa. Vv., Il mondo del diritto nell’epoca giustinianea: caratteri e problematiche. Atti del Conv. int. Ravenna 30 sett.—1° ott. 1983, Ravenna, 1985, p. 173—207; Ead., Società provinciale, società romana, società bizantina in Cassiodoro, в: Aa. Vv., Flavio Magno Aurelio Cassiodoro. Atti della Sett. int. di st., Cosenza-Squillace, 19—24 sett. 1983, Soveria Mannelli (Cz), 1986, p. 245—261.

⁴Proc., De b. G., III, 13, 12 и 35, 10; Lib. Pont. 61, Vita Vigilii 7, ed. L. Duchesne, Paris, 1886, p. 298; PLRE, II, s. v. «Flavius Rufius Petronius Nicomachus Cethegus», p. 281—282.

⁵A. Momigliano, s. v. «Cassiodoro», в: Diz. biogr. degli Italiani, XXI, Roma, 1978, p. 494—504.

⁶Pel., Ep. 33, ed. P. M. Gassò, C. Battle (Scripta et documenta, 8), Montserrat, 1956, p. 89—92.

⁷R. A. Markus, Ravenna and Rome, 554—604, в: Byzantion, 51, 1981, p. 566—578; Id., La politica ecclesiastica di Giustiniano e la Chiesa di Occidente, в: Aa. Vv., Il mondo del diritto cit., p. 113—124.

⁸Auson., Ep. 12, v. 32—34 (…stirpis novator Anniae / paribusque comit infulis / Aniciorum stemmata^[4]); Ch. Pietri, Une aristocratie provinciale et la mission chrétienne. L’exemple de la «Venetia», в: Aa. Vv., Aquileia nel IV secolo (Ant. altoadriatiche, 22), I, Udine, 1982, p. 89—137 и особ. 112.

⁹Paul., V. A. 5; 8; 25; Maxim., Diss. c. Ambros. 120, PLS I, 2, ed. A. Hamman, Paris, 1958, col. 721—722; Clementina Corbellini, Sesto Petronio Probo e l’elezione episcopale di Ambrogio, в: RIL, 109, 1975, p. 181—189.

¹⁰Amm. Marc. 27, 11, 2—5 о Пробе, опытнейшем и эффективном патроне (как moderationis patronus и devotionis antistes^[5] его определяет надпись CIL VI, 1751 = ILS 1265, 378 года, о которой см. след. прим.); A. Giardina, Lettura epigrafica e carriere aristocratiche: il caso di Petronio Probo, в: RFIC, 111, 1983, p. 170—182; Symm., Ep. I, 2, 6, 375 года, ed. J.-P. Callu, I, Paris, 1972, p. 65 (в честь Петрония Пробиана, деда Проба); Lellia Cracco Ruggini, Simmaco e la poesia, в: Aa. Vv., La poesia tardoantica: tra retorica, teologia e politica. Centro di Cult. Sc. «E. Majorana», Erice (Trapani), 6—12 dic. 1981, Messina, 1984, p. 477—521 и особ. 501—503; Ead., Nascita e morte di una capitale, в: Aa. Vv., Milano capitale dell’impero. Atti del Conv. int., Milano, Un. Cattolica — Un. degli studi, 1°—5 giugno 1987 (в печати).

¹¹SS. H. A., Probus, 24; CIL VI, 1751 = ILS 1265 (надпись в честь Секста Петрония Проба, установленная венетами, peculiares eius^[7] и его подопечными, происходящая из дома Пробов в Риме); CIL V, 1344 = ILS 1266 (Верона); CIL V, 8772 = ILCV 816b (найденная в Конкордии христианская надгробная надпись Туррания Гонората (Turranius Honoratus), несомненно, близкого родственника (отца?) той Туррении Гонораты (Turrenia Honorata), которая вышла замуж за деда Секста Петрония Проба): S. Mazzarino, Per una nuova datazione della Historia Augusta (419—421 d. C. circa), в: BIDR, III s., 4, 1962, p. 65—67; Id., L’area veneta nel Basso Impero, в: Aa. Vv., Le origini di Venezia, Firenze, 1964, p. 37—55; Id., Il pensiero storico classico, II, 2, Bari 1966, p. 219—221 и 228—229; Id., Sulla carriera prefettizia di Sex. Petronius Probus, в: Helikon, 7, 1967, p. 414—418; Pietri, Una aristocratie provinciale cit., p. 112—115; D. M. Novak, Anicianae domus culmen, nobilitatis culmen, в: Klio, 62, 1980, p. 473—493; A. Giardina в: A. Giardina e F. Grelle, La tavola di Trinitapoli: una nuova costituzione di Valentiniano I, в: MEFRA, 95, 1983, p. 249—303 и особ. 271, n. 58, и 293.

¹²См. Anth. Lat., nr. 783 ed. F. Bücheler, A. Riese, E. Lommatzsch, I, 2; L. Agnes, Opere di Cornelio Nepote, Torino, 1977, p. 306 и Introd., p. 15 sgg.; Cracco Ruggini, Simmaco e la poesia cit., p. 501, n. 57. Эпиграмма также упоминает о вмешательстве в текст его отца Петрония Пробина и деда Петрония Пробиана. Впоследствии Петроний Проб подарил кодекс Непота Феодосию, сопроводив его вышеупомянутым посвящением в стихах.

¹³Auson., Epist. 12 (из трирского двора).

¹⁴Paul., V. A. 25.

¹⁵Une aristocratie provinciale cit. (см. прим. 8).

¹⁶Philastr. Brix., Diversarum hereseon liber, 24, 3 CC, SL 9, p. 226. Для преемника Филастрия, Гауденция, potential^[8] Анициев было заложено даже в этимологии их nomen^[9] (от греческого «непобедимые»); и он привёл для них библейское сравнение с Маккавеями из царской династии Хасмонеев: см. Gaud. Brix., Tr. 15 и 17, CSEL 68, p. 130—131 и 134. А в Vita Boethii^[10], предпосланном кассиодоровскому изданию Consolatio Philosophiae^[11], имя Анициев будет этимологически связано с именем Ания, царя Делоса: см. F. Troncarelli, Tradizioni perdute. La «Consolatio Philosophiae» nell’alto medioevo (Medioevo e Umanesimo, 42), Padova, 1981, p. 12—13.

¹⁷Cracco Ruggini, Nobiltà romana cit., с библиографией и источниками; Ead., «Ticinum» cit. О представителях галльской знати в V—VI вв., принадлежащих к семьям, прославленным многочисленными епископами и связанным родством с Анициями (Сацердот (Sacerdos) в бургундской Галлии, родившийся около 486/487 гг. и принадлежавший к семье, давшей также епископов в Лионе (545/546 гг.) и в Арле; Руриции (Ruricii) — предположительно, родственные Авитам и, следовательно, Григорию Турскому — давшие в период с 485 по 549 гг. двух епископов в Лиможе, прославленных Венанцием Фортунатом, Carm. IV, 5, vv. 7—8, MGH, AA, IV, p. 82, как Ruricii gemini flores, quibus Aniciorum / iuncta parentali culmine Roma fuit^[12]), см. K. F. Stroheker, Der senatorische Adel im spàtantiken Gallien, Tubinga, 1948, p. 237 и 328; M. Heinzelmann, Bischöfsherrschaft in Gallien. Zur Kontinuität römischer Führungsschichten vom 4. bis zum 7. Jahrhundert. Soziale, prosopographische und bildungsgeschichtliche Aspekte (Beih. der Francia, 5) Monaco di B., 1976, p. 146—147, 215—220, 238.

¹⁸См. Lellia Cracco Ruggini, Aquileia e «Concordia»: il duplice volto di una società urbana nel IV secolo d. C., в: Aa. Vv., Vita sociale, artistica e commerciale di Aquileia romana (Ant. altoadriatiche, 29), Udine, 1987, I, p. 57—95, с источниками. Тем не менее, родственная связь, по-видимому, прослеживается между Валерием Адельфием Бассом ([Val?]erius Adelfius Bassus), consularis в Venetia et Histria между 383 и 392 гг., и inlustris femina Италикой (Italica), для которой Квинт Аврелий Симмах старался добиться налоговых льгот (см. Symm., Ep., 9, 40, после 382 г.; S. Roda, Commento storico al libro IX dell’Epistolario di Q. Aurelio Simmaco (Bibl. di st. antichi, 27), Pisa, 1981, p. 164—167, 342—343, 387) и которую, возможно, следует отождествить со знатной дамой сенаторского происхождения Италикой, которая была христианкой, жила в Риме, переписывалась с Иоанном Златоустом (Ep. 170, 406 г.) и Августином (Epp. 92 и 99, 409 г.), имя которой появляется также в надписях Латерана и Остии; она была замужем — и позже оставалась его вдовой — за Валерием Фальтонием Адельфием (Valerius Faltonius Adelphius), возможно, сыном вышеупомянутого consularis Venetiae (однако, согласно другому мнению, у неё была дочь с таким же именем — возможно, Аниция Италика (Anicia Italica) из надписи на остийской fistula aquaria?^[13]— от одного из сыновей Секста Петрония Проба — Аниция Пробина? (Anicius Probinus)): см. PLRE, I, s. vv. «Valerius Adelphius Bassus» и «Italica», p. 152 и 465—466, а также stemma 9, p. 1136 (семья Луция Валерия Септимия Басса (Lucius Valerius Septimius Bassus)).

¹⁹О Фортунациане, Зеноне, Хроматии, Евсевии см. Cracco Ruggini, Aquileia e «Concordia» cit.; о Латине: CIL V, 4846 = ILCV 1038 (конец IV века).

²⁰Max. Taur., Sermo, 15, CC, SL 23, p. 56—58 (в параграфе 16 Максим ссылается на уже существующую письменную традицию: refert historia^[15]).

²¹B. Mombritius, Sanctuarium seu vitae Sanctorum, I, Parigi, 1910², p. 278—280 и 635—636; M. Mirabella Roberti, La basilica paleocristiana di San Canzian d’Isonzo, в: AN, 38, 1967, col. 61—86; G. Cuscito, Gradi e funzioni ecclesiastiche nelle epigrafi dell’alto Adriatico, в: Aa. Vv., Atti del II Congr. naz. di archeol. crisi. (Aquileia—Grado, 27 maggio — 2 giugno 1972) (Ant. altoadriatiche, 6), Trieste, 1974, p. 211—253 и особ. 225—226; Id., Economia e società в: Aa. Vv., Da Aquileia a Venezia. Una mediazione tra l’Europa e l’Oriente dal II secolo a. C. al VI secolo d. C., Milano, 1980, p. 569—694 и особ. 659 ss.; S. Tavano, Aquileia cristiana (Ant. altoadriatiche, 3), Udine, 1972, p. 21 ss.

²²Относительно надписей на саркофагах — соответственно из ауризинского камня и греческого мрамора — посвящённых Хрисогону и Проту, см. CIL, V, Suppl. I, 1224 и 1223; S. Tavano, Testimonianze epigrafiche del culto dei martiri Proto e Crisogono a San Canciano, в: St. goriziani, 28, 1960, p. 151—164; Id., Aquileia cristiana cit., p. Il s.; S. Tramontin, Origini cristiane, в: Aa. Vv., Storia della cultura veneta dalle origini al Trecento, I, Vicenza, 1976, p. 102—123 и особ. 105, n. 13. Следы почитания всех этих мучеников сохранились в десятках граффити на фрагментах штукатурки в aula memoriae в Сан-Канциано-д’Изонцо: G. Cuscito, Aspetti sociali della comunità cristiana di Aquileia attraverso le epigrafi votive (secoli IV—VI), в: Aa. Vv., Scritti st. in mem. di P. L. Zovatto, a e. di A. Tagliaferri, Milano, 1972, p. 237—258 и особ. 239; Id., Gradi e funzioni cit., p. 225. О сложном напластовании множественных — и разного времени — отсылок к Канцианам, Проту, Хрисогону в Мартирологе Иеронима, с некоторыми предложениями по их разъяснению, см. Id., Il culto di S. Crisogono fra Aquileia e Roma, в: Aa. Vv., Aquileia e Roma (Aquileia, 23—29 aprile 1986) (Ant. altoadriatiche, 30), в печати.

²³AA. SS. Maii, VI, Venezia, 1739, p. 776 sgg. и особ. § 2—3, p. 777—778; Malal., Chronogr., XII, CSHB, p. 304—305.

²⁴Amm. Marc, 27, 3, 4 (о доме Симмахов за Тибром). О titulus Chrysogoni (упомянут в таком виде на римском синоде 499 года и как titulus Sancii Chrysogoni на синоде 595 года), см. уже M. Mesnard, La basilique de Saint Chrysogone à Rome (St. di Ant. crisi, a e. del Pont. 1st. di archeol. crist., 9), Città del Vaticano, 1935, p. 37—39 (однако в критическом контексте, ныне уже устаревшем); E. Josi, s. v. «Crisogono, santo, martire di Aquileia», в: Bibl. sanctorum, IV (1964), col. 306—308; из последнего: V. Saxer, L’hagiographie ancienne d’Aquilée. À propos d’un livre récent, в: MEFRM, 92, 1980, p. 373—392 и особ. 378, со ссылками и более полной библиографией.

²⁵SS. H. A., Carus, Carinus et Numerianus, 4, 1—5 и 5, 3 (4, 1—5: Cari patria sic ambigue a plerisque proditur, ut prae summa varietate dicere nequeam, quae illa vera sit. Onesimus enim, qui diligentissime vitam Probi scripsit, Romae illum et natum et eruditum, sed Illyricianis parentibus fuisse contenait; sed Fabius Ceryllianus, qui tempora Cari, Carini et Numeriani solertissime persecutus est, neque Romae sed in Illyrico genitum, neque Pannoniis sed Poenis parentibus adserit natum; in ephemeride quadam legisse me memini Carum Mediolanensem fuisse, sed albo curiae Aquileiensis civitatis insertum^[18]).

²⁶Cracco Ruggini, «Ticinum» cit.; Ead., Aquileia e «Concordia» cit.

²⁷Источники в: A. Chastagnol, Quatre études sur la «Vita Cari», в: Aa. Vv., Bonner Historia-Augusta-Colloquium 1977—1978, Bonn, 1980, p. 45—70 и особ. 50—59 (5. La patrie de Carus), чьи выводы я, однако, не разделяю.

²⁸Свидетельства в: Beschaouch, Uzappa cit.; Novak, The Early History cit., где показана невозможность связи прославленного рода времён поздней империи с менее известными персонажами республиканской эпохи, носящими то же имя; следует отказаться от постулирования преемственности, охватывающей множество семей Анициев, фактически независимых и засвидетельствованных как в пренестинской области, так и в различных африканских центрах, а также в Антиохии Писидийской; первым достоверным предком следует признать Кв. Аниция Фауста (Q. Anicius Faustus,), чиновника эпохи Северов и первого сенатора в семье, принадлежавшей к землевладельческой элите Африки (Thamugadi, Cirta, Uzappa, Thubursicu Bure и Sabratha в Триполитании). В 298 году Аниций был впервые удостоен ординарного консульства (М. Юний Цезоний Никомах Аниций Фауст Павлин (M. Iunius Caesonius Nicomachus Anicius Faustus Paulinus), или Аниций Фауст Павлиниан (Anicius Faustus Paulinianus)). См. также Id., Cirta and the Anicii of Uzappa: A Note, in Klio, 58, 1976, p. 21—23. Об Анициях аквилейской области см. далее, прим. 34.

²⁹О Пробах см. выше прим. 11; I. Hahn, Das «goldene Jahrhundert» des Aurelius Probus, в: Klio, 59, 1977, p. 323—336; L. Polverini, L’utopia della pace nella «Vita Probi», в: Aa. Vv., La pace nel mondo antico, a c. di Marta Sordi (CISAUC, 11), Milano, 1985, p. 230—245.

³⁰CIL VI, 1679 = ILS 1262; CIL X, 5651; Novak, The Early History cit., p. 128—129. Об Авсонии см. выше, прим. 8. О Карине см. особ. SS. H. A., Carus 16 (развращённость и гомосексуальность); A. Chastagnol, Trois études sur la «Vita Cari», в: Aa. Vv., Bonner Historia-Augusta-Colloquium 1972—1974, Bonn, 1976, p. 75—90 и особ. 84—90 (3. Carinus effeminatus^[22] [Car. 16, 1—5]). Намёк на гомосексуальность Карина — ещё один гапакс в Historia Augusta, отсутствующий в других источниках (Евтропий, Аврелий Виктор, Орозий, Зосим, Зонара); кроме того, христианская castitas^[23] иногда высмеивалась язычниками как целомудрие, нуждающееся в оскоплении, и столь же частой была связка «евнухи — катамиты» (особенно по отношению к среде теперь уже христианского двора, несмотря на новое репрессивное законодательство по этому вопросу): Lellia Cracco Ruggini, Ebrei e Romani a confronto nell’Italia tardoantica, в: Aa. Vv., «Italia Judaica». Atti del I Conv. int., Bari 18—22 maggio 1981, Roma, 1983, p. 38—65 и особ. 60 sgg. Не имеет особого смысла объяснять отнесение Канцианов в Passio к семье Анициев, начиная с использования ими carpentum (повозки, используемой в публичных, религиозных и похоронных торжествах, особенно женщинами и священниками, имеющей, следовательно, символическое значение торжественного «ритуала», в выступлении Канцианов навстречу смерти; так в Passio, текст же Максима Туринского приводит quadriga). Эту деталь, если её вообще следует принимать во внимание, нужно рассматривать как элемент, производный от предполагаемого родства Канцианов с «царственным» родом (gens) Анициев, а не как его предпосылку, как утверждал, например, S. Tavano, Riflessioni sulle «memorie» dei martiri aquileiesi, в: Il Santo, 24, 1984, p. 341—354 и особ. 350.

³¹О Мадзарини см. выше прим. 11; Proc, De b. V.; I, 2; PLRE, I, s. v. «Anicia Faltonia Proba» 3, p. 732—733. Далее Прокопий (De b. G., 3, 20) также свидетельствует о большом уважении, проявленном в готскую эпоху Тотилой по отношению к Рустициане (происходившей из Анициев дочери Симмаха и вдове Боэция) и к другим римским дамам тем, что спас их от насилия солдатни.

³²Hieron., Ep. 130, 6, 3 и 6 и 7, CSEL 56, p. 177, 181, 183; см. о ней тонкий анализ Franca Ela Consolino, Fra Pelagio e Claudiano: l’elogio degli Anicii nell’epistola di Girolamo a Demetriade, в: Aa. Vv., St. in on. di S. Calderone (в печати); сведения о ней в PLRE, II, s. v. «Demetrias», p. 351—352. В письме, адресованном её матери Аниции Юлиане и бабке Аниции Пробе, Августин (Augustin., Ep. 150 (CSEL, 44, 2), p. 381—382) также восхваляет velatio Деметриады, называя её более славной и плодотворной, чем консульские должности предков, но только в качестве exemplum^[29] для женщин менее высокого ранга во всём христианском мире; в то же время Пелагий в письме к Деметриаде — некоторые части которого Августин счёл необходимым опровергнуть, написав деве также от имени Алипия — вспоминал о мирской славе предков Анициев только для того, чтобы отвергнуть всякую её ценность в сравнении с духовными благами: см. Pel., PL 30, col. 15—45 и особ. 28—29 = Ep. 17, 14, PL 33, col. 1099—1120 и особ. 1108—1109; см. Franca Eia Consolino, Modelli di comportamento e modi di santificazione per l’aristocrazia femminile d’Occidente, в: Aa. Vv., Società romana e impero tardoantico, I (Istituzioni, ceti, economie), a cura di A. Giardina, Roma—Bari, 1986, p. 273—306 (текст) и 684—699 (примечания), особ. 300 и 697, n. 246; Marcella Forlin Patrucco, Tra struttura sociale e prassi ecclesiastica: vescovi e realtà femminili nelle lettere di Agostino, в: Aa. Vv., Agostino d’Ippona: alcune «quaestiones disputatae» (Palermo, 3—4 dicembre 1987) (Augustinis, Centro Studi-Edizioni), в печати, с позднейшей библиографией в прим. 22. На латинском Западе прежде всего Амвросий Медиоланский превозносил целомудрие как форму мученичества sine cruore^[30] (De virginìbus, 1, 3, 10, ed. O. Faller [Florilegium patristicum, 31], Bonn 1933, p. 22; не случайно основанная им в Милане около 393 года — в атмосфере борьбы с иовинианистами — basilica virginum^[31] имела крестообразный план), делая его центральным элементом христианской идентичности и ортодоксии в противопоставлении язычникам, еретикам арианам и иовианистам, евреям. В более общем плане о целомудрии как добродетели, находящейся «выше человеческой природы» (Амвросий, Иоанн Златоуст) и тем самым связанной с харизмой посредника между человеком и Богом, в христианской мысли IV—V вв. см. проницательные соображения P. Brown, The Notion of Virginity in the Early Church, в: B. Me Ginn, J. Meyendorff (edrs.), Christian Spirituality. Origins to the Twelfth Century, New York, 1985, p. 427—443.

³³Ioh. Ant., fr. 201, 1, FHG, IV, p. 614 (из Приска); Wes, Das Ende des Kaisertums cit., p. 128—131; S. I. Oost, Galla Placidia Augusta, Chicago, 1968, p. 300—303; Zecchini, Aezio cit., p. 45—47, 50 sgg., 282—283, n. 18. О Петронии Максиме — которого новая надпись римского форума называет наставником Валентиниана III — см. S. Panciera, Il precettore di Valentiniano III: una iscrizione inedita del Foro Romano, в: Aa. Vv., Rencontre d’épigraphie du monde romain (École française de Rome — Un. di Bologna — Un. di Roma, Roma 12 apr. 1986). Atti (готовится к печати).

³⁴S. Panciera, Un falsario del primo Ottocento. Girolamo Asquini e l’epigrafia antica delle Venezie, Roma, 1970, p. 52—57 и особ. 65—66.

³⁵CIL V, 47*; Panciera, Un falsario cit., p. 52—67; Maria Pia Billanovich, Il falso epitaffio aquileiese di Anicia Ulfina, в: RIL, 108, 1974, p. 530—550.

³⁶Olympiod., fr. 44, FHG IV, p. 67—68 = fr. 41, 2 в: R. C. Blockley, The Fragmentary Classicising Historians of the Later Roman Empire. Eunapius, Olympiodorus, Priscus and Malchus, Liverpool, 1981—1983, II, p. 204—206. Однако другие исследователи полагают — опираясь на другой класс рукописей — что претор 423/425 гг. был сыном Фальтония Проба Алипия (Faltonius Probus Alypius) и внуком поэтессы Фальтонии Бетиции Пробы (Faltonia Betitia Proba) (во всяком случае, другим Аницием): A. Cameron, Probus’ Praetorian Games: Olympiodorus Fr. 44, в: GRBS, 25, 1984, p. 193—196.

³⁷Prosp., Chron. 1243, MGH IX, Chron. Min., I, p. 466; Sozom., H. E. IX, 14, 2, GCS p. 405; E. Förstermann, Altdeutsches Namenbuch, I, Bonn 1900², col. 1645; E. Gamillscheg, Romania Germanica. Sprach- und Siedlungsgeschichte der Germanen auf dem Boden des alten Römerreichs (Grundriss der germanische Philologie, 11, 1—3), Berlin—Lipsia, 1934—1936, III, p. 101—102; M. Schönfeld, Wörterbuch der altgermanischen Personen- und Völkernamen nach der Überlieferung des klassischen Altertums, Heidelberg, 1965², p. 1 sgg. и 271 sgg.; Panciera, Un falsario cit., p. 60—61, n. 5; Adaleta засвидетельствована в 1085/1086 гг. как указание на императрицу Аделаиду, а в конце XII века Adeleita — имя сестры Угуччоне, графа Виченцы (см. A. Castagnetti, I conti di Vicenza e di Padova dall’età ottomana al Comune, Verona, 1981, p. 169—170, n. 696); Ulfina появляется в Polypticus аббата Ирминона в VIII—IX вв.

³⁸E. Pais, Suppl. It. I, nr. 255 = O. Fiebiger, L. Schmidt, Inschriftensammlung zur Geschichte der Ostgermanen, в: Klass. Ak. der Wiss. in Wien, Phil.-hist. Kl., 60, 3, Abh., nr. 308 (ср. nr. 306—307 и 303); G. Restelli, I più antichi imprestiti gotici nel latino, в: Aa. Vv., Conoscenze etniche e rapporti di convivenza nell’antichità, a c. di Marta Sordi (CISAUC, 6), Milano, 1979, p. 229—246 и особ. 233—234, n. 8—9.

³⁹Proc, De b. G., III, 21, указ. в прим. 31. О германском происхождении итальянской аристократии см. в общем S. Mazzarino, La fine del mondo antico, Milano, 1959, p. 90; Lellia Cracco Ruggini, La fine dell’impero e le trasmigrazioni dei popoli, в: Aa. Vv., La Storia. I grandi problemi dal Medioevo all’età contemporanea, II (I popoli e le strutture politiche), Torino, 1986, p. 1—52 и особ. 25 и 32. Действительно, в Костоцце недалеко от Лонгаре (Виченца) в эпоху коммунального движения жила семья де Гутис, увековечившая, переиначив, имя Витигеса; в документе из архива св. Феликса, хранящемся в Бертолианской библиотеке Виченцы и датированном 27 марта 1076 года, Угуччоне, из рода графов Виченцы, хвастает лангобардским происхождением и приверженностью жизни по законам предков: C. Battisti, L’elemento gotico nella toponomastica e nel lessico italiano, в: Aa. Vv., I Sett. int. di st. sull’alto Medioevo («I Goti in Occidente», Spoleto 29 marzo-5 aprile 1955), Spoleto, 1956, p. 621—665 и особ. 661; A. Previtali, Longobardi a Vicenza. Una conquista, un ducato, una cultura, Vicenza, 1983, p. 27 и 34, n. 31.

⁴⁰S. Mazzarino, L’«èra costantiniana» e la «prospettiva storica» di Gregorio Magno, в: Aa. Vv., Passaggio dal mondo antico al Medio Evo da Teodosio a san Gregorio Magno. Conv. int., Roma 25—28 maggio 1977 (Atti Conv. Lincei, 45), Roma, 1980, p. 9—28; Ch. Pietri, Aristocratie et société cléricale dans l’Italie chrétienne au temps d’Odoacre et de Théodoric, в: MEFRA, 93, 1981, p. 417—467 и особ. 434 ss. (с осторожными оговорками).

ПРИМЕЧАНИЯ ПЕРЕВОДЧИКА:

^[1]«Почти равные государям; во всём мире прославленное семейство» (лат.).

^[2]Здесь — родословные ветви.

^[3]Обновитель рода (лат.).

^[4]«Потомок Анниев, срастивший родословный ствол с Анициевой порослью!» (пер. с лат. М. Л. Гаспарова).

^[5]Покровитель умеренности и предстоятель благочестия (лат.).

^[6]«В окрестностях Вероны, Бенака и Лария» (лат.).

^[7]Его собственными (лат.).

^[8]Могущество (лат.).

^[9]Имя (лат.).

^[10]«Жизнеописание Боэция» (лат.).

^[11]«Утешение философией» (лат.).

^[12]«Руриции — двойной цветок, с которыми был связан Рим возвышенным родством с Анициями» (лат.).

^[13]Водопроводная труба (лат.).

^[14]Страсти, описание мученичества (лат.).

^[15]«Как передаёт история» (лат.).

^[16]Место памяти (лат.).

^[17]«Из рода Анициев, то есть божественной памяти императора Карина» (лат.).

^[18]«Относительно родины Кара среди большинства писателей царит такое разногласие, что ввиду крайнего разнообразия мнений я не могу сказать, где он в действительности родился. Онезим, который очень тщательно составил жизнеописание Проба, настаивает на том, что Кар и родился, и воспитывался в Риме, но что его родители были иллирийцами. Фабий же Цериллиан, с величайшим умением изложивший историю времени Кара, Карина и Нумериана, утверждает, что он родился не в Риме, а в Иллирике и что его родители были не паннонцами, а пунийцами. Помнится, в каком-то дневнике я читал, что Кар был медиоланцем, но был записан на доске курии города Аквилеи» (пер. с лат. С. П. Кондратьева).

^[19]Окружение (фр.).

^[20]Подъём, взлёт, быстрый рост (фр.).

^[21]Восстановитель рода Анициев (лат.).

^[22]«Женоподобный Карин» (лат.).

^[23]Целомудрие (лат.).

^[24]Возложение на голову девы покрывала при посвящении в монашество.

^[25]Обновление (лат.).

^[26]Достоинства (лат.).

^[27]Доброта (лат.).

^[28]«Почитаемой даже среди варваров» (лат.).

^[29]Пример, образец (лат.).

^[30]Бескровное (лат.).

^[31]Базилика дев (лат.).

^[32]Явная опечатка; грамматическая конструкция фразы не позволяет однозначно понять, к какому событию должна относиться эта дата, должен быть либо [454 г.] — если речь идёт о потворстве Максима устранению Аэция, либо [455 г.] — если в виду имеется его же причастность к устранению Валентиниана III. .

^[33]Дева, посвящённая Богу (лат.).

^[34]Кому выгодно (лат.).

^[35]Из умолчания (лат.).

^[36]Через примеры (лат.).

^[37]Консул Божий (лат.).