Еще о памятниках царского периода и древнейшей латинской надписи на римском Форуме

с.107 В ста­тье¹ «Памят­ни­ки цар­ско­го пери­о­да и древ­ней­шая латин­ская над­пись на Рим­ском Фору­ме» я оста­вил вопрос об этом выдаю­щем­ся откры­тии послед­не­го вре­ме­ни на клас­си­че­ской поч­ве Рима в том виде, в каком он нахо­дил­ся в тот момент, когда писа­лась моя ста­тья, то есть в янва­ре теку­ще­го года. Меж­ду тем иссле­до­ва­ния и сооб­ра­же­ния отно­си­тель­но памят­ни­ков, сохра­нив­ших­ся под «чер­ным кам­нем», не пре­кра­ща­лись. Не толь­ко в самом Риме, где этот вопрос до сих пор не утра­тил сво­его жгу­че­го харак­те­ра, но и в осталь­ной Ита­лии, как и за ее пре­де­ла­ми, архео­ло­ги и фило­ло­ги про­дол­жа­ли работу выяс­не­ния важ­но­сти столь древ­них памят­ни­ков для древ­ней­шей исто­рии Рима, и вме­сте с тем дела­лись новые попыт­ки к про­чте­нию и раз­гад­ке смыс­ла, столь дра­го­цен­ной по сво­ей древ­но­сти и в то же вре­мя столь дур­но дошед­шей и столь труд­но под­даю­щей­ся уси­ли­ям вос­ста­нов­ле­ния, над­пи­си. Мне кажет­ся, поэто­му, не лиш­ним, хотя бы вкрат­це, позна­ко­мить инте­ре­су­ю­ще­го­ся делом чита­те­ля с дви­же­ни­ем дан­но­го вопро­са за послед­ние семь-восемь меся­цев.

Преж­де все­го, я дол­жен заме­тить, что рас­коп­ки вокруг места, где сто­ят новоот­кры­тые памят­ни­ки с древ­ней­шей над­пи­сью, про­дол­жа­лись, и резуль­та­том их было откры­тие сна­ча­ла трех, а затем все боль­ше­го и боль­ше­го чис­ла неболь­ших, непра­виль­ной четы­рех­уголь­ной фор­мы, колод­цев. Чис­ло это к момен­ту мое­го отъ­езда из Рима (нача­ло июня ново­го сти­ля) дошло до 17. Уве­ли­чи­лось ли оно потом, за неиме­ни­ем в Петер­бур­ге послед­них выпус­ков No­ti­zie deg­li с.108 sca­vi, не знаю. Во вся­ком слу­чае, это — факт, на кото­рый нель­зя не обра­тить вни­ма­ния. Появ­ле­ние колод­цев, и при­том столь мно­го­чис­лен­ных, оза­да­чи­ло рим­ских архео­ло­гов и сно­ва под­ни­ма­ло, во всей его важ­но­сти, вопрос о зна­че­нии, какое имел в древ­но­сти ком­плекс новоот­кры­тых памят­ни­ков, при­кры­вае­мых (в зна­чи­тель­ной части) чер­ным кам­нем.

Отве­том на этот вопрос яви­лась в кон­це апре­ля это­го года в отдель­ном изда­нии работа Гамурри­ни, пред­став­лен­ная им ака­де­мии Лин­че­ев в заседа­нии 18-го мар­та и пред­на­зна­чен­ная к напе­ча­та­нию в Ren­di­con­ti озна­чен­ной ака­де­мии, про­дол­жав­ших и в этом году, как и в преды­ду­щем, силь­но запазды­вать сво­им появ­ле­ни­ем наравне с No­ti­zie deg­li sca­vi². Мему­ар Гамурри­ни оза­глав­ли­ва­ет­ся: «La tom­ba di Ro­mo­lo e il Vul­ca­na­le nel Fo­ro Ro­ma­no» («Моги­ла Рому­ла и Вул­ка­нал на рим­ском Фору­ме»). Появ­ле­ние в печа­ти подроб­но­го и на этот раз очень тща­тель­но моти­ви­ро­ван­но­го мне­ния Гамурри­ни про­из­ве­ло в уче­ном рим­ском мире замет­ную сен­са­цию. Сам Гамурри­ни был очень дово­лен впе­чат­ле­ни­ем, про­из­веден­ным его новым трудом, и до такой сте­пе­ни был убеж­ден в неопро­вер­жи­мо­сти сво­их дока­за­тельств в поль­зу при­над­леж­но­сти этих памят­ни­ков к моги­ле осно­ва­те­ля Рима, что не сомне­вал­ся в пол­ном тор­же­стве сво­его взгляда. Почтив меня сво­им посе­ще­ни­ем, он настой­чи­во спра­ши­вал, согла­сен ли я с его взгляда­ми, и не был, по-види­мо­му, вполне дово­лен, когда я отве­тил: почти. Даже эпи­граф, постав­лен­ный им к мему­а­ру, ука­зы­вал, что автор как бы зара­нее обра­ща­ет­ся с упре­ком к неве­ру­ю­щим или к сомне­ваю­щим­ся в истине, им дока­зы­вае­мой. Ne­ge­mus om­nia, com­bu­ra­mus an­na­les, fic­ta haec es­se di­ca­mus! — гово­рит он уста­ми бра­та Цице­ро­но­ва, Квин­та, энер­ги­че­ски дока­зы­вав­ше­го дей­ст­ви­тель­ность искус­ства авгу­ров в пред­у­га­ды­ва­нии боже­ской воли в 1-й кни­ге (гл. 17) сочи­не­ния «De di­vi­na­tio­ne» вели­ко­го рим­ско­го ора­то­ра. И дей­ст­ви­тель­но, как бы кто ни смот­рел на дело, не счи­тать­ся с мне­ни­ем Гамурри­ни о том, что мы име­ем пред собою в дан­ном месте Фору­ма моги­лу Рому­ла или he­roon, посвя­щен­ный осно­ва­те­лю Рима, отныне нель­зя.

Рим­ский ака­де­мик, как и сле­до­ва­ло ожи­дать, выхо­дит в сво­ем мему­а­ре из извест­ных свиде­тельств древ­них, кото­рые с.109 чита­тель най­дет при­веден­ны­ми in ex­ten­so в нача­ле моей пер­вой ста­тьи о памят­ни­ках Фору­ма под la­pis ni­ger. Важ­ней­шим из этих свиде­тельств явля­ет­ся, конеч­но, свиде­тель­ство Варро­на, при­во­ди­мое схо­ли­а­ста­ми Гора­ция, о том, что близ Ростр («впе­ре­ди» — по одним, «поза­ди» — по дру­гим заяв­ле­ни­ям), то есть, ора­тор­ской три­бу­ны, еще не пере­не­сен­ной Юли­ем Кеса­рем на дру­гое место, нахо­дит­ся моги­ла Рому­ла. Место же этой моги­лы ука­зы­ва­ет­ся опре­де­лен­нее свиде­тель­ст­вом дру­го­го важ­но­го уче­но­го, Веррия Флак­ка, сохра­нив­шим­ся у Феста, сокра­ти­те­ля сло­ва­ря это­го уче­но­го грам­ма­ти­ка, ука­зы­ва­ет­ся имен­но под «чер­ным кам­нем на Коми­ции». Этим свиде­тель­ст­вом и начи­на­ет Гамурри­ни свое рас­суж­де­ние, при­во­дя затем из схо­ли­а­стов и свиде­тель­ство Варро­на. У схо­ли­а­стов, при­во­дя­щих Варро­на, нахо­дит­ся ука­за­ние, осо­бен­но под­хо­дя­щее к одно­му из новоот­кры­тых памят­ни­ков, имен­но, что на месте, где был похо­ро­нен Ромул, были постав­ле­ны два льва. Львы эти не нахо­дят­ся теперь на месте, но вдоль рва, озна­чаю­ще­го моги­лу, сохра­ни­лись два поста­мен­та для них. При­сут­ст­вие львов при моги­лах было в обы­чае в древ­но­сти, как об этом вер­но заме­ча­ет­ся одним из схо­ли­а­стов (si­cut ho­die quo­que in se­pulcris vi­de­mus), и как это и до сих пор — при­ба­вим мы от себя — мож­но наблюдать в раз­ных нек­ро­по­лях древ­ней Этру­рии, даже и в стен­ной живо­пи­си могиль­ных камер этих нек­ро­по­лей. Схо­ли­а­сты, впро­чем, идут еще далее. Они ста­ра­ют­ся при­сут­ст­ви­ем моги­лы Рому­ла близ Ростр объ­яс­нить обы­чай про­из­не­се­ния с ора­тор­ской три­бу­ны над­гроб­ных речей в про­слав­ле­ние памя­ти усоп­ше­го (un­de fac­tum est, ut pro Rostris mor­tui lau­da­ren­tur).

Исход­ная точ­ка, от кото­рой отправ­ля­ет­ся Гамурри­ни, как мы видам, очень почтен­на; толь­ко напрас­но он при­пи­сы­ва­ет Варро­ну то, что, по-види­мо­му, при­над­ле­жит схо­ли­асту, имен­но заяв­ле­ние о двух львах над моги­лой и объ­яс­не­ние обы­чая про­из­не­се­ния с Ростр похваль­ных над­гроб­ных речей. По край­ней мере, син­та­к­сис выра­же­ния con­stat у Кру­ки­е­ва схо­ли­а­ста, — сло­во, на кото­рое опи­ра­ет­ся Гамурри­ни, совсем не гово­рит фор­мой изъ­яви­тель­но­го накло­не­ния о том, что сло­во это при­над­ле­жит Варро­ну, на кото­ро­го ссы­ла­ет­ся схо­ли­аст в глав­ном пред­ло­же­нии пери­о­да. Сло­ва Кру­ки­е­ва схо­ли­а­ста тако­вы: Nam et Var­ro pro Rostris se­pulcrum Ro­mu­li di­xit, ubi etiam in hujus rei me­mo­riam duos leo­nes erec­tos fuis­se con­stat, un­de fac­tum est, ut pro Rostris mor­tui lau­da­ren­tur^[1]. Да если бы это заяв­ле­ние при­над­ле­жа­ло Варро­ну, то Дио­ни­сий с.110 Гали­кар­насский (I, 87), кото­ро­му так хоро­шо был изве­стен Варрон³, не гово­рил бы о суще­ст­во­ва­нии у Ростр лишь одно­го льва, видя здесь при этом моги­лу не Рому­ла, а Фав­сту­ла, что́, как сооб­щал об этом рань­ше него Веррий Флакк, пред­по­ла­га­лось и неко­то­ры­ми дру­ги­ми, наравне с третьим мне­ни­ем, буд­то у Ростр погре­бен не Ромул и не Фав­стул, а Гости­лий, дед третье­го царя Рима, носив­ше­го имя Тул­ла Гости­лия. Мы не зна­ем, откуда схо­ли­а­сты взя­ли свиде­тель­ство о двух львах, но не дума­ем, что они взя­ли его у Варро­на, кото­ро­му его поло­жи­тель­но при­пи­сы­ва­ет Гамурри­ни. То, что Дио­ни­сий гово­рит об одном льве, да и при том, как о фак­те, о кото­ром гово­рят неко­то­рые (τινὲς δὲ φά­σιν), исклю­ча­ет воз­мож­ность при­над­леж­но­сти con­stat заяв­ле­нию Варро­на. Впро­чем, это воз­ра­же­ние почтен­но­му рим­ско­му архео­ло­гу я делаю мимо­хо­дом. После­ду­ем луч­ше за ходом его аргу­мен­тов в поль­зу его тези­са.

Гамурри­ни пола­га­ет, что свя­зан­ные с местом ука­за­ния древ­них писа­те­лей нахо­дят себе под­твер­жде­ние в наход­ках под la­pis ni­ger. Он совсем не затра­ги­ва­ет вопро­са о вре­ме­ни про­ис­хож­де­ния покрыш­ки из это­го чер­но­го кам­ня, кото­рая в насто­я­щем его виде про­из­во­дит, по заме­ча­нию Гюль­зе­на⁴, впе­чат­ле­ние «eines Flick­baus aus al­lerspä­tes­ter Zeit», что́, заме­тим кста­ти, про­тив древ­но­сти памят­ни­ков, под ним скры­ваю­щих­ся, не гово­рит ров­но ниче­го. Мы гово­рим это на том осно­ва­нии, что пло­щад­ка из чер­но­го кам­ня, кото­рою при­кры­ты были памят­ни­ки в древ­ней­шее вре­мя, в тече­ние сто­ле­тий есте­ствен­но не раз долж­на была почи­нять­ся и, по всей веро­ят­но­сти, послед­няя почин­ка его про­изо­шла уже в IV веке по Р. Хр., при Мак­сен­тии, про­тив­ни­ке Кон­стан­ти­на Вели­ко­го и боль­шом почи­та­те­ле древ­них пре­да­ний Рима, как об этом свиде­тель­ст­ву­ет и недав­но близ пло­щад­ки с la­pis ni­ger най­ден­ный пьеде­стал с над­пи­сью: Mar­ti in­vic­to pat­ri et aeter­nae ur­bis suae con­di­to­ri­bus do­mi­nus nos­ter imp. Ma­xen­tius p. f. in­vic­tus Aug.⁵ Но, обхо­дя этот вопрос, Гамурри­ни оста­нав­ли­ва­ет­ся на с.111 дру­гом, кото­рый, под­ня­тый так­же Гюль­зе­ном, на пер­вое вре­мя спо­соб­ст­во­вал неко­то­рой сму­те в объ­яс­не­нии древ­но­сти памят­ни­ков. Гюль­зен, как я упо­ми­нал в сво­ей преж­ней ста­тье, ста­рал­ся в Ber­li­ner Phi­lo­lo­gi­sche Woc­henschrift⁶ пони­зить древ­ность этих памят­ни­ков заяв­ле­ни­ем, буд­то они постро­е­ны по атти­че­ской мере, кото­рая, по пред­по­ло­же­нию Момм­зе­на⁷, при­ня­та в Риме лишь децем­ви­ра­ми (то есть, в поло­вине V сто­ле­тия до Р. Хр.). Гамурри­ни нашел, что атти­че­ская мера име­ет тут при­ло­же­ние толь­ко в голов­ной части поста­мен­тов и отно­си­тель­но сто­я­ще­го сре­ди них парал­ле­ле­пи­пе­да, то есть по отно­ше­нию к частям, обра­щен­ным к Коми­цию и под­верг­шим­ся изме­не­нию в то вре­мя, когда взду­ма­ли поста­вить тут двух львов, и когда про­изо­шел уже неко­то­рый про­гресс в арти­сти­че­ском раз­ви­тии Рима. «Меры про­дол­го­ва­тых поста­мен­тов», гово­рит он, «не оди­на­ко­вы и не вышли из одно­го типа, так как в дли­ну они име­ют 2,66 м, а в шири­ну один 1,30 м, дру­гой 1,32 м; в то же вре­мя в голов­ной части их плин­ту­сов они обна­ру­жи­ва­ют меру дру­го­го про­ис­хож­де­ния, имен­но атти­че­ско-рим­ско­го фута: в выши­ну 0,29 м (то есть один фут), с широ­кой поло­сой в 0,435 м (один фут с поло­ви­ной); туфо­вый парал­ле­ле­пи­пед име­ет в выши­ну 0,29 м, в шири­ну 0,53 м и в дли­ну 0,725 м (два фута с поло­ви­ной)». Затем, пред­ста­вив изме­ре­ние дру­гих памят­ни­ков, в чис­ле их и усе­чен­но-пира­мидаль­но­го стол­ба с арха­и­че­ской над­пи­сью, Гамурри­ни про­дол­жа­ет: «Не пус­ка­ясь в рас­сле­до­ва­ние о том, како­го про­ис­хож­де­ния эти меры, этрус­ско­го или сабин­ско­го (исклю­чив то, что отно­сит­ся к раз­ру­ше­нию пира­миды), до оче­вид­но­сти выте­ка­ет, что они не при­над­ле­жат к атти­че­ской систе­ме, кото­рую жела­ют видеть при­ня­той в Риме не рань­ше 450 года до Р. Хр. (у Гамурри­ни, по обмолв­ке, ска­за­но: Рима), хотя такое обо­зна­че­ние совсем не похо­же на вер­ное, так как ничто не пре­пят­ст­ву­ет пред­по­ло­же­нию, что с.112 она при­ня­та рань­ше в силу гораздо более древ­них сно­ше­ний меж­ду Атти­кой в бере­га­ми Тиррен­ско­го моря». В вынос­ке к это­му месту Гамурри­ни заме­ча­ет: «Кро­ме алфа­ви­та⁸, сле­ду­ет так­же обра­тить вни­ма­ние на то, не про­ис­хо­дит ли вес и мера рим­ские из Цере или из Тарк­ви­ний». Затем он про­дол­жа­ет: «Невер­но одна­ко, что атти­че­ский фут явля­ет­ся нор­маль­ною мерой частей памят­ни­ка, коль ско­ро он оправ­ды­ва­ет­ся лишь в голо­вах поста­мен­тов и в постав­лен­ном сре­ди них камне, то есть в той их сто­роне, кото­рая смот­рит на Коми­ций, и кото­рая веро­ят­но была видо­из­ме­не­на, когда взду­ма­ли укра­сить ее изо­бра­же­ни­я­ми двух львов… Отсюда аргу­мент вре­ме­ни, кото­рый хоте­ли бы заим­ст­во­вать из появ­ле­ния атти­че­ско-рим­ско­го фута, теря­ет свою силу и встре­ча­ет про­ти­во­ре­чие, даже исклю­ча­ет­ся резуль­та­та­ми дру­гих сли­че­ний»⁹.

Пой­дем далее за Гамурри­ни.

Меж­ду озна­чен­ны­ми дву­мя поста­мен­та­ми, на кото­рых лежа­ли потом (?) два льва, нахо­ди­лась яма, кото­рая и была моги­лой Рому­ла, при­хо­див­ша­я­ся как раз под ni­ger la­pis, за нею сто­ит кони­че­ская колон­на, кото­рая, судя по лег­ко­му уто­не­нию ее (в сохра­нив­шей­ся части), «долж­на была быть очень высо­ка», а даль­ше впе­ред пира­мида, от кото­рой, судя по над­пи­си, не доста­ет теперь око­ло двух тре­тей. Позд­ней­шие рас­коп­ки обна­ру­жи­ли пря­мо­уголь­ную пло­щадь (3,44 × 1,60 м), выло­жен­ную боль­ши­ми туфо­вы­ми кам­ня­ми. Будучи рас­по­ло­же­на на одной плос­ко­сти с ямой (моги­лой), она име­ет с послед­ней связь, и Гамурри­ни заклю­ча­ет отсюда, что это было место для при­но­си­мых в жерт­ву живот­ных и для жре­цов. Меж­ду нею и колон­ной с над­пи­сью — дру­гая пло­щад­ка, к кото­рой вели четы­ре сту­пень­ки (общая высота плос­ко­сти 0,95 м) и кото­рая откры­ва­ет­ся со сто­ро­ны Капи­то­лия и свя­щен­но­го косо­го­ра (cli­vus Ca­pi­to­li­nus). Гамурри­ни счи­та­ет есте­ствен­ным думать, что здесь был жерт­вен­ник, к кото­ро­му фла­мин вос­хо­дил, преж­де чем совер­шить жерт­во­при­но­ше­ние.

«Опи­сан­ные памят­ни­ки», про­дол­жа­ет он, «име­ют внут­рен­нюю связь меж­ду собою, были постро­е­ны для одной и той же похо­рон­ной цели и состав­ля­ют то, что гре­ки назы­ва­ли he­roon, гроб­ни­цу, с.113 посвя­щен­ную герою, и в дан­ном слу­чае, насколь­ко это уже ска­за­но, Рому­лу, осно­ва­те­лю Рима». Место это было посвя­ще­но, огра­ни­че­но напо­до­бие templum, обне­се­но кру­гом огра­дой и защи­ще­но от досту­па пуб­ли­ки. «С раз­ных сто­рон вид­на сте­на, соору­жен­ная из квад­рат­ных кам­ней, вби­тых стой­мя, како­вой спо­соб ограж­де­ния или охра­ны нашел себе под­ра­жа­ние, или, луч­ше, был сохра­нен и навер­ху, когда повреж­ден­ный и осквер­нен­ный памят­ник был покрыт, и было при­ло­же­но рели­ги­оз­ное попе­че­ние к тому, чтобы отли­чить его посред­ст­вом ni­ger la­pis, дабы никто не дерз­нул сту­пить поверх него ногою». Затем автор отме­ча­ет в трех углах окруж­ной сте­ны несколь­ко, рань­ше упо­мя­ну­тых нами, колод­цев, кото­рым он при­пи­сы­ва­ет свя­зан­ное с обрядом зна­че­ние, имен­но зна­че­ние места, где народ мог совер­шать воз­ли­я­ние богам, «когда не мог вой­ти внутрь свя­щен­ной огра­ды».

Таким обра­зом, вза­им­ное рас­по­ло­же­ние частей это­го ком­плек­са памят­ни­ков и окру­жаю­щая их обста­нов­ка (остат­ки оград­ной сте­ны, колод­цы), а свер­ху пло­щад­ка из чер­но­го кам­ня, при­хо­дя­ща­я­ся имен­но над ямой, кото­рую с боков охра­ня­ли львы, лежав­шие на сохра­нив­ших­ся поста­мен­тах, застав­ля­ет Гамурри­ни думать, что свя­щен­ный памят­ник, с кото­рым мы тут име­ем дело, дол­жен быть не дру­гой какой-нибудь, а имен­но гроб­ни­ца героя, he­roon осно­ва­те­ля горо­да, как на то ука­зы­ва­ет сохра­нив­ше­е­ся лите­ра­тур­ное пре­да­ние. Мне кажет­ся, такая поста­нов­ка вопро­са не вызы­ва­ет воз­ра­же­ний. Тут все на сво­ем месте: и лите­ра­тур­ное пре­да­ние, и топо­гра­фия, и харак­тер памят­ни­ков, пока еще не во всей пол­но­те опре­де­лен­ных авто­ром, но заклю­чаю­щих в себе несо­мнен­но важ­ные при­зна­ки сво­его назна­че­ния в лице поста­мен­тов со льва­ми по бокам пред­по­ла­гае­мой моги­лы и в лице чер­но­го кам­ня, пря­мо ука­зы­ваю­ще­го на lo­cum fu­nes­tum, как это ска­за­но у Феста.

Но автор идет далее. Памят­ник соору­жен в цен­тре Рима, в его Um­bi­li­cus. Гамурри­ни видит здесь обряд ита­ло-гре­че­ский (?), кото­рый он «не поко­ле­бал­ся бы назвать аргив­ским или пелаз­ги­че­ским». Эти­ми сло­ва­ми ска­за­но мно­го, но разъ­яс­не­ния к ним не пред­став­ле­но. Впро­чем, чита­тель тот­час же пере­но­сит­ся в Гре­цию, и ему ука­зы­ва­ют на моги­лу Тезея (Фесея) в цен­тре Афин и ука­зы­ва­ют на то, что слу­чаи погре­бе­ния геро­ев на аго­ре или вооб­ще в цен­тре горо­да в гре­че­ских горо­дах не ред­ки. И там в he­roon нико­гда не отсут­ст­во­ва­ла яма, к ней под­во­ди­лась и зака­лы­ва­лась жерт­ва, кровь кото­рой лилась в нее, чтобы ее мог­ли вку­сить с.114 и насла­дить­ся ею при­зы­вае­мые над моги­лою Маны. Так точ­но было и на рим­ском Фору­ме: пря­мо­уголь­ной фор­мы узкая моги­ла, по бокам ее львы, в пере­д­ней части ее квад­рат­ный камень, назна­чен­ный, как кажет­ся Гамурри­ни, пря­мо для того, чтобы ста­вить на него и зака­лать жерт­ву. В под­твер­жде­ние тако­го мне­ния, про­тив кото­ро­го мы, впро­чем, ниче­го не име­ем воз­ра­зить, он при­во­дит место из Феста, где гово­рит­ся, что жерт­во­при­но­ше­ния под­зем­ным богам дела­лись in ef­fos­sa ter­ra¹⁰. Что каса­ет­ся до львов при моги­ле, обо­зна­чаю­щих буд­то бы тай­ную и несо­кру­ши­мую силу Манов героя, то этот восточ­ный обы­чай с самых древ­них вре­мен рас­про­стра­нил­ся по ост­ро­вам Эгей­ско­го моря, а так­же в Гре­ции и Ита­лии и отра­зил­ся в поэ­зии и в искус­стве, когда оно изо­бра­жа­ло моги­лы людей выдаю­щих­ся. Кони­че­ская колон­на так­же была у места при моги­ле Рому­ла. Такие колон­ны, о кото­рых гово­рит Сер­вий¹¹ — co­lum­nae mor­tuis no­bi­li­bus su­per­po­nun­tur, — употреб­ляв­ши­е­ся в Гре­ции и в Риме для обо­зна­че­ния доб­ле­сти и высо­ко­го могу­ще­ства усоп­ше­го, при­шли в Рим как могиль­ное укра­ше­ние, веро­ят­но, из Этру­рии. Похо­рон­ный харак­тер пира­мидаль­ных колонн, вышед­ших из Егип­та, ни для кого не состав­ля­ет тай­ны; поэто­му в древ­ней­шая над­пись, нахо­дя­ща­я­ся на пира­мидаль­ной колонне Фору­ма, долж­на отно­сить­ся к похо­рон­но­му памят­ни­ку. Нахо­дит тут Гамурри­ни и боль­шой жерт­вен­ник, состав­ля­ю­щий неиз­беж­ную при­над­леж­ность he­roon’а, где совер­ша­лись еже­год­ные жерт­во­при­но­ше­ния пред лицом наро­да, а тре­уголь­ная дыра, нахо­дя­ща­я­ся вле­во от пер­вой сту­пень­ки к жерт­вен­ни­ку, меж­ду жерт­вен­ни­ком, кони­че­скою колон­ной и пира­мидой с над­пи­сью, была тем местом, где вме­сте с при­но­ше­ни­я­ми (la sti­pe vo­ti­va) най­де­ны были пепел и угли, остат­ки от жерт­во­при­но­ше­ний. Нако­нец, по древ­ней­ше­му гре­че­ско­му обряду, he­roon дол­жен был нахо­дить­ся вбли­зи пото­ка, вооб­ще там, где стру­ит­ся живая вода, кото­рою окроп­лял себя жрец перед жерт­во­при­но­ше­ни­ем. Это мож­но ска­зать и о he­roon Рому­ла, так как с Кви­ри­на­ла, Вими­на­ла и Эскви­ли­на тек­ло на Форум нема­ло ручьев, вода кото­рых сте­ка­ла по Велаб­ру в Тибр, а так­же и обра­зо­вы­ва­ла сре­ди Фору­ма болота. Мел­кий гра­вий, най­ден­ный кру­гом рас­смат­ри­вае­мо­го памят­ни­ка, Гамурри­ни счи­та­ет остат­ком реч­но­го отло­же­ния, что́, впро­чем, еще очень сомни­тель­но. Но еще с.115 более сомни­тель­но то, что he­roon Гамурри­ни мог быть постро­ен в этом месте в то вре­мя, когда тек­шие с гор на Форум ручьи не были отведе­ны в водо­сточ­ные тру­бы, кото­рые вли­ва­ли затоп­ляв­шие Форум во́ды в глав­ную водо­сточ­ную тру­бу, назван­ную Cloa­ca Ma­xi­ma. Он дума­ет, что даль­ней­шие рас­коп­ки в наи­бо­лее низ­мен­ной части Фору­ма, или вдоль тече­ния того же само­го пото­ка долж­ны обна­ру­жить остат­ки гроб­ниц, соот­вет­ст­ву­ю­щих моги­лам VI и VII сто­ле­тия до Р. Хр. или еще более древним, какие были най­де­ны в Эскви­лин­ском могиль­ни­ке. Но, имея в виду, что ита­лий­ские насе­ле­ния люби­ли погре­бать не в низ­мен­ных частях, а на отло­го­стях хол­мов, мы силь­но сомне­ва­ем­ся, чтоб надеж­да авто­ра най­ти эти остат­ки могил мог­ла полу­чить оправ­да­ние. При­во­ди­мые им при­ме­ры погре­бе­ния Кар­мен­ты, Акки Ларен­ции, Вале­рия Пуб­ли­ко­лы так­же гово­рят, как кажет­ся, не о низ­мен­но­стях, а о при­гор­ках, отно­ся­щих­ся к Капи­то­лию, Пала­ти­ну и Велии.

Итак, все, по-види­мо­му, в аргу­мен­та­ции Гамурри­ни, за исклю­че­ни­ем незна­чи­тель­ных и не име­ю­щих решаю­ще­го зна­че­ния пунк­тов, идет настоль­ко глад­ко, что мы неволь­но нахо­дим­ся под ее оба­я­ни­ем и согла­ша­ем­ся с ним, что древ­ней­шие памят­ни­ки с древ­ней­шею над­пи­сью дей­ст­ви­тель­но как буд­то гово­рят о моги­ле Рому­ла, соглас­но с лите­ра­тур­ным пре­да­ни­ем. Если же в этом пре­да­нии есть раз­но­гла­сие, имен­но, что he­roon Гамурри­ни отно­сит­ся быть может не к Рому­лу, а к вскор­мив­ше­му его пас­ту­ху Фав­сту­лу, или к сорат­ни­ку его Госту Гости­лию, то объ­яс­не­ние это­го раз­но­гла­сия не осо­бен­но труд­но. Соеди­не­ние этих трех лиц явля­ет­ся не толь­ко в лите­ра­тур­ном пре­да­нии, но и в искус­стве. Гамурри­ни очень кста­ти ука­зы­ва­ет на извест­ное Боль­сен­ское (то есть из древ­них Вол­си­ний) брон­зо­вое зер­ка­ло с изо­бра­же­ни­ем ска­за­ния, отно­ся­ще­го­ся к Рому­лу: на факт корм­ле­ния вол­чи­цей близ­не­цов Рому­ла и Рема смот­рят с левой сто­ро­ны пас­тух Фав­стул, а с пра­вой чело­век в туни­ке и с копьем; есть там и дру­гие фигу­ры, одна муж­ская, а дру­гая жен­ская; есть лев с откры­тою пастью, с загну­тым в дугу хво­стом, с видом угро­жаю­щим; есть смо­ков­ни­ца (fi­cus ru­mi­na­lis) с дву­мя пти­ца­ми на ее вет­ках, есть дере­во с рас­пус­каю­щим­ся цвет­ком лото­са. Объ­яс­няя это изо­бра­же­ние ина­че, чем как это сде­лал в свое вре­мя Клюг­ман¹², и с.116 при­уро­чи­вая изо­бра­жае­мую сце­ну к Коми­цию, Гамурри­ни дума­ет, что худож­ник имел в виду имен­но свя­зать народ­ную леген­ду с памят­ни­ка­ми, воз­двиг­ну­ты­ми на Фору­ме и посвя­щен­ны­ми Рому­лу и зарож­де­нию Рима. В муж­чине, сто­я­щем в туни­ке и с копьем, он видит Госта¹³ Гости­лия, кото­рый, как и Фав­стул, созер­ца­ет это зарож­де­ние в лице кор­ми­мых вол­чи­цей Рому­ла и Рема. Мы охот­но при­со­еди­ня­ем­ся к объ­яс­не­нию Гамурри­ни в этом пунк­те, хотя в дру­гих слу­ча­ях, как напри­мер в объ­яс­не­нии жен­ской фигу­ры, кото­рую Гамурри­ни при­ни­ма­ет за Кар­мен­ту, а не за Рею Силь­вию или Акку Ларен­цию, рав­но как и в при­зна­нии лежа­ще­го навер­ху юно­ши гени­ем Пала­ти­на, как пола­га­ет Клюг­ман, пред­по­чи­та­ем сто­ять на сто­роне это­го послед­не­го.

Новое под­твер­жде­ние сво­ей идеи Гамурри­ни нахо­дит в харак­те­ре най­ден­ных при этих памят­ни­ках обет­ных при­но­ше­ний, сосре­дото­чен­ных пре­иму­ще­ст­вен­но в углуб­ле­нии меж­ду жерт­вен­ни­ком, кони­че­скою и пира­мидаль­ною колон­на­ми. Архео­ло­ги­че­ский мате­ри­ал, пред­став­ля­е­мый эти­ми при­но­ше­ни­я­ми, харак­тер кото­рых доста­точ­но обо­зна­чен в нашей преды­ду­щей ста­тье, очень важен, осо­бен­но для хро­но­ло­гии памят­ни­ков, при кото­рых он нахо­дит­ся, и пото­му было бы крайне жела­тель­но, чтобы про­из­во­див­ший рас­коп­ки инже­нер Бони дал, нако­нец, обсто­я­тель­ное и подроб­ное объ­яс­не­ние об отно­си­тель­ном поло­же­нии, в каком нахо­ди­лись раз­ные части это­го мате­ри­а­ла, и о том, каким обра­зом при­ме­ша­лись к нему кус­ки мра­мо­ра позд­ней­шей эпо­хи. Отсут­ст­вие это­го деталь­но­го и обсто­я­тель­но­го отче­та дает повод доб­ро­со­вест­ным или недоб­ро­со­вест­ным скеп­ти­кам к самым диким пред­по­ло­же­ни­ям, како­во напри­мер пред­по­ло­же­ние Валье­ри, буд­то эта «sti­pe vo­ti­va» не была най­де­на in si­tu, а при­не­се­на откуда-то со сто­ро­ны¹⁴. Гамурри­ни так­же затра­ги­ва­ет вопрос о недо­стат­ках отче­та с.117 про­из­во­ди­те­ля рас­ко­пок, о недо­стат­ках, кото­рые одна­ко не меша­ют сущ­но­сти дела, имен­но важ­но­сти фак­та, что эта «sti­pe vo­ti­va» захва­ты­ва­ет собой конец VII и бо́льшую часть VI сто­ле­тия, то есть, вся цели­ком отно­сит­ся к цар­ско­му пери­о­ду Рима, о чем в нашей ста­тье было гово­ре­но доста­точ­но. Но теперь вопрос не в хро­но­ло­гии, а в том, каким обра­зом этот мате­ри­ал обет­ных при­но­ше­ний слу­жит к под­дер­жа­нию идеи Гамурри­ни, если не о моги­ле Рому­ла, то об исто­ри­че­ском зна­че­нии памят­ни­ков под чер­ным кам­нем.

В оскол­ках раз­би­тых сосудов пре­об­ла­да­ет, гово­рит он, мрач­ный цвет (tet­ro co­lo­re), и пре­иму­ще­ст­вен­но хруп­кая гли­ня­ная пас­та buc­che­ro ne­ro, свиде­тель­ст­ву­ю­щая о том, что это не были сосуды для домаш­не­го употреб­ле­ния, а сде­лан­ные нароч­но для погре­баль­ной цели. К тому же эти чашеч­ки, блюдеч­ки, бокаль­чи­ки все были раз­би­ты нароч­но, как это дела­лось с теми сосуда­ми, кото­рые назна­ча­лись не к пред­по­ла­гае­мо­му употреб­ле­нию покой­ни­ка, а как зна­ки при­но­ше­ний с целью уго­ще­ния или уми­ло­стив­ле­ния Манов усоп­ше­го. Дру­гие пред­ме­ты этой «sti­pe vo­ti­va» так­же извест­ны как состав­ля­ю­щие боль­шею частью обык­но­вен­ное содер­жа­ние могиль­ной обста­нов­ки. Тако­вы: фибу­лы раз­ных форм: про­стой дуж­кой, пияв­кой, лодоч­кой, — форм, обыч­ных в моги­лах Сред­ней Ита­лии и харак­те­ри­зу­ю­щих послед­ние сто­ле­тия доис­то­ри­че­ской эпо­хи; фузай­о­лы, малень­кие дис­ки, пира­мид­ки из обо­жжен­ной гли­ны с дыроч­кой на вер­хуш­ке и т. п. Но осо­бен­но Гамурри­ни выстав­ля­ет на вид брон­зо­вые и отча­сти янтар­ные ста­ту­эт­ки, νεκ­ρῶν ἀγάλ­μα­τα, древ­ней­ше­го типа, пред­став­ля­ю­щие наго­го чело­ве­ка с тес­но сомкну­ты­ми нога­ми и с при­ло­жен­ны­ми к бед­рам рука­ми, фигур­ки, в кото­рых нет ника­ко­го при­зна­ка дви­же­ния. Неко­то­рые из этих фигу­рок спе­ле­на­ны, как мерт­вые. Тако­го рода изо­бра­же­ния, будучи обет­ны­ми при­но­ше­ни­я­ми, оче­вид­но явля­ют­ся сим­во­ла­ми чело­ве­че­ских жертв, при­но­си­мых в целях очи­ще­ния и уми­ло­стив­ле­ния божеств пре­ис­под­ней. К пред­ме­там погре­баль­но­го куль­та отно­сят­ся так­же и раз­но­го рода играль­ные кости, нахо­дя­щи­е­ся сре­ди раз­би­рае­мо­го нами архео­ло­ги­че­ско­го мате­ри­а­ла. Пред­ме­ты это­го рода часто быва­ют нахо­ди­мы в моги­лах Гре­ции и Ита­лии, и ука­зы­ва­ют­ся писа­те­ля­ми (Геро­до­том, Вер­ги­ли­ем), как такие, кото­ры­ми поль­зу­ют­ся для при­ят­но­го пре­про­вож­де­ния вре­ме­ни оби­та­те­ли жилищ бла­жен­ных в загроб­ном мире, и даже явля­ют­ся ино­гда сре­ди изо­бра­же­ний сцен меж­ду геро­я­ми с.118 на рас­пис­ных вазах или на дру­гих памят­ни­ках, како­во напри­мер изо­бра­же­ние играю­щих в кости Ахил­ле­са и Аяк­са¹⁵.

Таким обра­зом, все, по-види­мо­му, сво­дит­ся к тому, что в памят­ни­ках под ni­ger la­pis мы име­ем дело с местом погре­бе­ния, где совер­шал­ся культ усоп­ших с воз­ли­я­ни­ем и с обет­ны­ми при­но­ше­ни­я­ми. Культ этот был схо­ден с тем, какой в Гре­ции возда­вал­ся геро­ям, полу­чил систе­ма­ти­че­скую фор­му в Атти­ке к кон­цу VII сто­ле­тия до Р. Хр. и пере­шел в Этру­рию, где чест­во­вал­ся в Тарк­ви­ни­ях герой-эпо­ним это­го горо­да Тар­хонт, имея свой he­roon. Так имен­но дума­ет Гамурри­ни, видя­щий в памят­ни­ках под чер­ным кам­нем he­roon в честь осно­ва­те­ля Рима, назы­вав­ше­го­ся латин­скою три­бой Рому­лом, а сабин­скою — Кви­ри­ном, и культ этот, как культ Весты, содей­ст­во­вал еди­не­нию триб и обще­ст­вен­ной силе ново­го горо­да. Под­твер­жде­ние тому, что тут мы име­ем дело имен­но с куль­том героя, Гамурри­ни видит в одной из гли­ня­ных таб­ли­чек, пред­став­ля­ю­щих вои­на на коне с длин­ным копьем и высо­ким нашлем­ни­ком. Таб­лич­ка эта най­де­на под­ле жерт­вен­ни­ка. Изо­бра­жен­ный на ней воин и есть обо­готво­рен­ный герой. Изо­бра­жен он в сти­ле этрус­ско­го рельеф­но­го искус­ства, кото­рое носит еще ясные следы восточ­но­го вли­я­ния и может быть отне­се­но в этом виде к нача­лу VII сто­ле­тия до Р. Хр. Тако­го же точ­но сти­ля — дру­гая гли­ня­ная таб­лич­ка, най­ден­ная там же, с изо­бра­же­ни­ем быка, а гли­ня­ный акро­те­рий с рас­пис­ным релье­фом голо­вы Меду­зы, слу­жив­ший, конеч­но, укра­ше­ни­ем кров­ли эди­ко­лы he­roon’а, пред­став­ля­ет собой самую древ­нюю ста­дию пла­сти­че­ско­го искус­ства, какая до сих пор наблюда­лась в Риме и в Этру­рии, слу­жа вме­сте с тем свиде­тель­ст­вом, что aedi­co­la была кры­та, и новым дока­за­тель­ст­вом, что мы тут име­ем дело с памят­ни­ком, отно­ся­щим­ся к погре­баль­ной архи­тек­ту­ре.

На этом мы мог­ли бы и оста­но­вить­ся в пере­да­че содер­жа­ния мему­а­ра Гамурри­ни, если бы он не при­ба­вил еще несколь­ких сооб­ра­же­ний, более или менее инте­рес­ных. Так, он счи­та­ет Рим уже суще­ст­ву­ю­щим в X сто­ле­тии до Р. Хр., осно­вы­ва­ясь на архео­ло­ги­че­ском мате­ри­а­ле неко­то­рых могил Эскви­лин­ско­го могиль­ни­ка, о кото­ром я гово­рил несколь­ко лет назад, в ста­тье под загла­ви­ем «Древ­ней­ший пери­од Рима»¹⁶. Мне­ние это не заклю­ча­ет в с.119 себе ниче­го неве­ро­ят­но­го, если под Римом пони­мать несколь­ко групп посе­ле­ний сабин­ских и латин­ских на раз­ных его хол­мах, конеч­но еще не свя­зан­ных в одно целое, как это было нача­то при Рому­ле и окон­ча­тель­но состо­я­лось уже, быть может, лишь при Сер­вии Тул­лии, кото­рый обнес все эти посе­ле­ния частью зем­ля­ною, частью камен­ною огра­дой, а частью тою и дру­гою вме­сте. На осно­ва­нии того же архео­ло­ги­че­ско­го мате­ри­а­ла Эскви­лин­ско­го могиль­ни­ка, Мон­те­ли­ус в одном из заседа­ний ака­де­мии Лин­че­ев про­шло­го года заявил, что нача­ло Рима мож­но отне­сти даже к XII сто­ле­тию до Р. Хр.¹⁷ К вопро­су, обсуж­дае­мо­му в мему­а­ре Гамурри­ни, вопрос о нача­ле Рима име­ет то отно­ше­ние, что нече­го удив­лять­ся боль­шой древ­но­сти памят­ни­ков, отно­ся­щих­ся к моги­ле осно­ва­те­ля Рима, когда нача­ло это может быть отне­се­но гораздо рань­ше тра­ди­ци­он­ной эпо­хи. Далее автор гово­рит о раз­ных пре­да­ни­ях и памят­ни­ках на Фору­ме и Коми­ции, свя­зан­ных с име­нем Рому­ла, при­чем вспо­ми­на­ет оче­вид­но отно­ся­щи­е­ся к моги­ле осно­ва­те­ля Рима сти­хи Гора­ция¹⁸, кото­рые пода­ли схо­ли­а­стам поэта повод гово­рить о суще­ст­во­ва­нии этой моги­лы близ ора­тор­ской три­бу­ны на Фору­ме, рав­но как — менее осно­ва­тель­но — место у Ливия¹⁹, где на пред­ло­же­ние пере­се­лить­ся после разо­ре­ния Рима гал­ла­ми в Веи пат­ри­ции выстав­ля­ли на вид позор поки­нуть «бога Рому­ла, сына бога, отца и осно­ва­те­ля горо­да».

Гамурри­ни, наряду с дру­ги­ми рим­ски­ми архео­ло­га­ми, исто­ри­ка­ми и фило­ло­га­ми, уве­рен, что he­roon Рому­ла был разо­рен гал­ла­ми. На это я могу ска­зать, что, может быть, гал­лы, при сво­ем наше­ст­вии на Рим в 390 году (364 г. по осн. гор.), так­же име­ли свою долю уча­стия в разо­ре­нии памят­ни­ков, остат­ки кото­рых сохра­ни­лись под чер­ным кам­нем; но я про­дол­жаю сто­ять на выска­зан­ном мною в кон­це преды­ду­щей ста­тьи мне­нии, что вер­нее разо­ри­те­лем памят­ни­ков этих было вой­ско Пор­се­ны, так как толь­ко с этим пред­по­ло­же­ни­ем мож­но согла­сить факт пре­кра­ще­ния обет­ных при­но­ше­ний к кон­цу VI сто­ле­тия с.120 до Р. Хр. Если бы he­roon Рому­ла про­дол­жал суще­ст­во­вать до вре­ме­ни гал­лов, то чем же объ­яс­нить отсут­ст­вие этих при­но­ше­ний в тече­ние целых двух сто­ле­тий? Мне очень при­ят­но заявить, что с осно­ва­тель­но­стью мое­го мне­ния согла­сил­ся очень вид­ный архео­лог, пизан­ский про­фес­сор (недав­но пере­шед­ший из Павии в Пизу) Лучио Мари­а­ни, автор пре­вос­ход­но­го архео­ло­ги­че­ско­го иссле­до­ва­ния о Кри­те²⁰. В недав­но полу­чен­ном мною оттис­ке кри­ти­че­ской ста­тьи его о работах Тро­пеи и петер­бург­ско­го уче­но­го д-ра Энма­на, отно­ся­щих­ся к древ­ней­шей над­пи­си Фору­ма, он, при­ни­мая мое мне­ние, под­креп­ля­ет его еще новым сооб­ра­же­ни­ем. Он гово­рит (воз­ра­жая про­тив мне­ния о раз­ру­ше­нии этих памят­ни­ков гал­ла­ми): «Недав­но Моде­стов с бо́льшим осно­ва­ни­ем при­пи­сал раз­ру­ше­ние памят­ни­ка царю Пор­сене, что́ может хоро­шо объ­яс­нить, поче­му архи­тек­тур­ные мода­на­ту­ры и углы, как ни попор­че­ны они насиль­ст­вен­ною рукой, не пред­став­ля­ют пор­чи от дол­говре­мен­но­го поль­зо­ва­ния ими»²¹.

Не желая рас­стать­ся со сво­им пред­ме­том, Гамурри­ни гово­рит далее о свя­зи Вул­ка­на­ла, где, по слу­хам, был убит Ромул, с его моги­лой. Насиль­ст­вен­ная смерть осно­ва­те­ля Рима побуди­ла в этом месте создать ему he­roon. Автор пола­га­ет, что для при­ми­ре­ния с его Мана­ми потре­бо­ва­лись чело­ве­че­ские жерт­вы, и ста­ра­ет­ся вооб­ще дока­зать, что при­но­ше­ние в жерт­ву людей с этою целью допус­ка­лось в Риме и в пери­од рес­пуб­ли­ки, и что буд­то бы как re­gi­fu­gium, так и po­pu­li­fu­gium вызы­ва­лись имен­но этим жерт­во­при­но­ше­ни­ем, коре­нив­шим­ся, как дума­ет автор, в пелаз­ги­че­ском куль­те Сатур­на, кото­ро­му чело­ве­че­ские жерт­вы были при­ят­ны. Гамурри­ни здесь затра­ги­ва­ет вопрос, от рас­смот­ре­ния кото­ро­го в дан­ном слу­чае мы име­ем пра­во отка­зать­ся.

Сущ­ность мему­а­ра Гамурри­ни мы изло­жи­ли подроб­но, и он по сво­ей содер­жа­тель­но­сти, по сво­ей выдаю­щей­ся уче­но­сти и по ори­ги­наль­но­сти взглядов вполне это­го заслу­жи­вал. По наше­му мне­нию, это — наи­бо­лее выдер­жан­ная работа из тех, какие были порож­де­ны откры­ти­ем памят­ни­ков такой древ­но­сти на Фору­ме. Мож­но с иде­ей с.121 авто­ра не согла­сить­ся, но нель­зя не при­знать, что ни одно из дру­гих пред­по­ло­же­ний о свой­стве памят­ни­ков, най­ден­ных под ni­ger la­pis на Фору­ме, по серь­ез­но­сти осно­ва­ний и дока­за­тельств, не может идти с тео­ри­ей Гамурри­ни в срав­не­ние. Как идея Чечи о том, что это было место куль­та како­му-то жен­ско­му боже­ству, кото­рое долж­но быть, по его мне­нию, ско­рее все­го Lu­cia Vo­lu­mi­na или, что́ то же, Iuno Lu­ci­na, или пред­по­ло­же­ние Ком­па­рет­ти о том, что это свя­щен­ное место было древ­ней­шею ора­тор­скою три­бу­ной, явля­ют­ся совер­шен­но про­из­воль­ны­ми, так про­из­воль­но, если еще не более того, пред­по­ло­же­ние фон-Дуна о суще­ст­во­ва­нии на этом месте древ­ней­ше­го ustri­num, при­чем в сохра­нив­ших­ся памят­ни­ках сле­ду­ет буд­то бы видеть остат­ки свя­ти­ли­ща, где при­но­си­лись жерт­вы Вул­ка­ну, кото­ро­му была посвя­ще­на эта мест­ность. Нами еще в преды­ду­щей ста­тье было заме­че­но, что нет осно­ва­ний рас­про­стра­нять сюда aream Vol­ca­ni, на кото­рой, как извест­но, сто­ял потом храм Согла­сия и кото­рая сопри­ка­са­лась с устро­ен­ным впо­след­ст­вии к севе­ру фору­мом Юлия Кеса­ря. В то вре­мя как у всех трех выше­по­име­но­ван­ных уче­ных дока­за­тель­ства их тео­рий явля­ют­ся натя­ну­ты­ми, при­ду­ман­ны­ми, у Гамурри­ни они выхо­дят из очень поло­жи­тель­но­го лите­ра­тур­но­го пре­да­ния и нахо­дят себе вполне есте­ствен­ное под­креп­ле­ние в топо­гра­фии, в архи­тек­тур­ных остат­ках и в архео­ло­ги­че­ском мате­ри­а­ле, име­ю­щем харак­тер обет­ных при­но­ше­ний боже­ству, слу­жив­ше­му в том месте пред­ме­том куль­та. Если, быть может, еще нель­зя ска­зать, что вопрос о назна­че­нии откры­тых под чер­ным кам­нем памят­ни­ков решен Гамурри­ни окон­ча­тель­но, то сле­ду­ет при­знать, что его реше­ние — самое есте­ствен­ное, наи­бо­лее обсто­я­тель­ное и наи­ме­нее под­ле­жа­щее серь­ез­ным воз­ра­же­ни­ям.

Пере­хо­дим к сте­ле с древ­ней­шей латин­скою над­пи­сью. В вос­ста­нов­ле­нии, как и в объ­яс­не­нии этой необык­но­вен­но важ­ной над­пи­си — сле­ду­ет при­знать это напе­ред — сде­ла­но очень мало шагов впе­ред, почти ника­ких.

Про­фес­сор Чечи, кото­ро­му при­над­ле­жит пер­вая попыт­ка рестав­ра­ции и объ­яс­не­ния над­пи­си, напе­ча­тал две новых ста­тьи в Ren­di­con­ti ака­де­мии Лин­че­ев, кото­рые появи­лись в свет одна тогда, когда моя преды­ду­щая ста­тья уже печа­та­лась, дру­гая тогда, когда моя ста­тья уже вышла из печа­ти, так что он имел даже с.122 воз­мож­ность сде­лать на нее ука­за­ние. Об этих двух ста­тьях счи­таю нуж­ным ска­зать несколь­ко слов. Пер­вая из них носит загла­вие: «La iscri­zio­ne del Fo­ro Ro­ma­no e le Le­ges Re­giae»²². В ней сле­ду­ет отме­тить в деле ново­го объ­яс­не­ния над­пи­си лишь то, что автор, хотя и с неко­то­ры­ми изво­рота­ми, отка­зы­ва­ет­ся от сво­его мне­ния, что rex над­пи­си есть rex sac­ro­rum, но такой, кото­рый буд­то бы суще­ст­во­вал (вопре­ки лите­ра­тур­но­му пре­да­нию) в цар­ский пери­од, и видит в нем теперь царя поли­ти­че­ско­го, обла­дав­ше­го, как извест­но, и рели­ги­оз­ны­ми функ­ци­я­ми. В рестав­ра­ции тек­ста, после отме­чен­ных мною изме­не­ний его в «Nuo­vo contri­bu­to», он не сде­лал ника­ких изме­не­ний, кро­ме пред­ло­жен­но­го им ad li­bi­tum чте­ния на 2-й сто­роне сте­лы, вме­сто его Eidiasias re­cei loiba ad­fe­rad ad rem devam (или en­do devam), тако­го: Eidiasias re­cei loubead ha­pe­se ad rem devam. При этом ha­pe­se у него = ha­be­re — ad­mit­te­re. — Во вто­рой ста­тье, под загла­ви­ем «Nuo­ve os­ser­va­zio­ni sul­la iscri­zio­ne an­ti­chis­si­ma del Fo­ro Ro­ma­no»²³, он пред­ла­га­ет, вме­сто толь­ко что отме­чен­но­го места 2-й сто­ро­ны сте­лы читать: Agoniasias (или avias) re­cei loubead (или loube­tod) ad­fer­se ad rem devam. При этом в осно­ва­ние сво­его пред­по­ло­же­ния при­во­дит место из Феста: Ago­nium dies ap­pel­la­ba­tur, quo rex hos­tiam im­mo­la­bat, hos­tiam enim an­ti­qui ago­niam vo­ca­bant (Paul. Fest. 7 Th.). Сме­лость этой конъ­ек­ту­ры бро­са­ет­ся в гла­за. По край­ней мере, мы к тео­ре­ти­че­ски состав­ля­е­мым сло­вам не можем отно­сить­ся без силь­но­го сомне­ния. Впро­чем, при­ведем для люби­те­лей глот­то­ло­ги­че­ских ком­би­на­ций и даль­ней­шее объ­яс­не­ние авто­ра: «In asias av­rem­mo una vo­ce di ac­ce­zio­ne sac­ra­le: cfr. ant. lat. asa ara’. Una ba­se te­ma­ti­ca asio si rin­vie­ne for­se nell’ ome­ri­co ἤϊα (Prellvitz, Bezz. Beitr., XXIII, 72). An­che in avias si ri­co­nos­ce­reb­be una vo­ce sac­ra­le, sia che si pen­si all’ umbro avie «augu­rio» (te­ma avio-), mar­ruc. avia­tas «aus­pi­ca­tae», sia che si pen­si al lat. ave (Avens, Aven­ti­nus). In asias od avias av­rem­mo un acc. plur.»²⁴. Текст кон­ца 2-й и с.123 нача­ла 3-й сто­ро­ны, гла­сив­ший у него в «Nuo­vo contri­bu­to»: Quos reos rex (или quos rex) per kas­mi­lom ka­la­to­rem hapead en­do adaciod ioux­men­ta (или ioux men­ta) ka­piad, da­ta uouead, он пред­ла­га­ет теперь читать: Quos rex uei­ce­se per souom ka­la­to­rem hapead… При этом ha­pe­re уже у него = si­ne­re (сопо­став­ля­ет с pro-hi­be­re, запре­щать). Но полу­чив такое зна­че­ние это­го сло­ва, Чечи уже отка­зы­ва­ет­ся от рестав­ра­ции loubead вме­сто loiba, кото­рую он пред­ла­гал в преды­ду­щей ста­тье, толь­ко что нами отме­чен­ной. Очень про­из­воль­ное kas­mi­lom он теперь заме­ня­ет souom (suum), чте­ни­ем, кото­рое и я пред­ла­гал в сво­ей преды­ду­щей ста­тье, как самое есте­ствен­ное. В тек­сте 3-й сто­ро­ны сте­лы о сло­вах ioux men­ta, состав­ляв­ших такой круп­ный про­мах в его пер­вой рестав­ра­ции и не бро­шен­ных окон­ча­тель­но в «Nuo­vo contri­bu­to», нет теперь и поми­на. Вме­сто inim 4-й сто­ро­ны теперь пред­ла­га­ет­ся enim, кото­рое, в про­тив­ность употреб­ле­нию клас­си­че­ской латы­ни, сто­ит в древ­ней­шей впе­ре­ди, а не поза­ди начи­наю­ще­го пери­од сло­ва. Сло­во ha­ve­lod в новом объ­яс­не­нии нисколь­ко не утра­ти­ло сво­ей тем­ноты. В ioues­tod он теперь боль­ше, чем когда-нибудь, отвер­га­ет пред­ла­гав­ше­е­ся еще Гюль­зе­ном ius­to, как фило­ло­ги­че­ски невоз­мож­ную ком­би­на­цию. — Послед­ние сло­ва над­пи­си, начер­тан­ные на углу и сохра­нив­ши­е­ся в бук­вах: … oivo­viod…, он теперь чита­ет совсем ина­че, имен­но: Quoi fo­viod Jove stod или piak­lom da­tod, тогда как в Nuo­vo contri­bu­to он читал: Quoi uouiod sak­ros Jove stod. Fo­viom, новое, при­ду­ман­ное им, сло­во он ста­вит в род­ство с fun­do, и оно рав­ня­ет­ся, поэто­му, у него гре­че­ско­му χοή, li­ba­tio. Но допус­ка­ет, с дру­гой сто­ро­ны, и род­ство его с fo­veo, что́ дает ему зна­че­ние «горе­ния, огня». Нако­нец, сопо­став­ля­ет это сло­во с fo­vea, fa­vis­sa. Вхо­дить в тон­ко­сти ком­би­на­ций, при помо­щи кото­рых Чечи дела­ет такие выво­ды, в дан­ном слу­чае нет осно­ва­ний.

Во вто­ром отде­ле сво­ей послед­ней ста­тьи Чечи под­верг раз­бо­ру рестав­ра­цию над­пи­си, сде­лан­ную в «Изве­сти­ях Импе­ра­тор­ской Ака­де­мии Наук» (Bul­le­tin de l’ Aca­de­mie Im­pé­ria­le des Scien­ces de St.-Pé­tersbourg) (декабрь, 1899) д-ром Алек­сан­дром Энма­ном под загла­ви­ем: «Die neuentdeck­te ar­chai­sche Inschrift des rö­mi­schen Fo­rums». Почтен­ный автор это­го мему­а­ра, извест­ный сво­и­ми труда­ми по древ­ней­шей исто­рии Рима, своевре­мен­но при­слал несколь­ким рим­ским уче­ным его оттис­ки, но мне при­шлось позна­ко­мить­ся с этой работой уже тогда, когда моя ста­тья в Жур­на­ле Мини­стер­ства Народ­но­го Про­све­ще­ния не толь­ко была напе­ча­та­на, но и с.124 полу­че­на мною в отдель­ных оттис­ках в Риме. Сло­вом, я не мог, раз­би­рая труды дру­гих уче­ных, гово­рив­ших о над­пи­си Фору­ма, кос­нуть­ся в сво­ей ста­тье един­ст­вен­но­го труда по это­му вопро­су, вышед­ше­го к тому вре­ме­ни, хотя и на немец­ком язы­ке, в Рос­сии. Необ­хо­ди­мо поэто­му теперь ска­зать о нем несколь­ко слов.

Рестав­ра­ция г. Энма­на, встре­чен­ная с бо́льшим сочув­ст­ви­ем в среде немец­ких уче­ных, с мень­шим в среде италь­ян­ских, ста­вит вопрос на совер­шен­но осо­бую точ­ку зре­ния. Над­пись, по его мне­нию, гово­рит не о куль­те Рому­ла, не о куль­те Юно­ны Лучи­ны, не о куль­те Вул­ка­на, не о запре­ще­нии осквер­нять свя­щен­ное место, в какое обра­ще­ны были древ­ней­шие Rostra, а содер­жит в себе le­gem sac­ra­tam, закон, гро­зя­щий нака­за­ни­ем тому, кто нару­шит культ бога Тер­ми­на. Такая идея была выска­за­на еще в пер­вые дни по откры­тии этих памят­ни­ков про­фес­со­ром Джа­ко­мо Кор­те­зе, в его крат­ких заме­ча­ни­ях, напе­ча­тан­ных в Notìzie deg­li sca­vi, 1899 (май)²⁵, вслед за отче­том Гамурри­ни, но она раз­ви­та г. Энма­ном вполне само­сто­я­тель­но. К сожа­ле­нию, идея эта, не имея для себя ника­кой под­держ­ки ни в харак­те­ре сохра­нив­ших­ся памят­ни­ков, ни в отно­ся­щих­ся к это­му месту пре­да­ни­ях, явля­ет­ся совер­шен­но про­из­воль­ною, и пото­му осно­ван­ная на ней попыт­ка рестав­ра­ции над­пи­си долж­на быть при­зна­на совер­шен­но неудач­ною. В этом смыс­ле о ней выска­зал­ся не толь­ко Чечи, кото­рый под­верг эту попыт­ку доволь­но подроб­но­му раз­бо­ру, но и Отто Кел­лер, извест­ный изда­тель Гора­ция, праж­ский про­фес­сор, кото­рый стал к ней в реши­тель­но враж­деб­ное поло­же­ние. В сво­ем очень обсто­я­тель­ном рефе­ра­те, кото­рый он про­чел в праж­ском «Deutsche Ge­sell­schaft für Al­ter­tumskun­de», он, не вхо­дя в боль­шие подроб­но­сти и ука­зав толь­ко, как на «ein ec­la­tan­ter Anach­ro­nis­mus», на введе­ние г. Энма­ном в рестав­ра­цию над­пи­си части­цы et(ed) = рус­ско­му и, как она в древ­ней­ших над­пи­сях нико­гда не употреб­ля­ет­ся, он корот­ко и ясно заяв­ля­ет, что вооб­ще рестав­ра­ци­он­ная попыт­ка петер­бург­ско­го уче­но­го стра­да­ет, как и все дру­гие, «силь­ны­ми неве­ро­ят­но­стя­ми вся­ко­го рода»²⁶. Затем в рецен­зии на ста­тью Чечи, поме­щен­ную в январ­ском выпус­ке Ren­di­con­ti Ака­де­мии Лин­че­ев, ста­тью, о кото­рой у нас шла речь выше, Кел­лер, воз­вра­ща­ясь к тру­ду г. Энма­на, не без осно­ва­ния заме­ча­ет, с.125 что в над­пи­си нигде нет речи о меже­вом камне, и что в этом месте Фору­ма речь о меже­вом камне пря­мо невоз­мож­на, как и речь о пашне, о «паха­нии», о «выпа­ха­нии» меже­во­го кам­ня. Затем он при­со­еди­ня­ет­ся к линг­ви­сти­че­ским воз­ра­же­ни­ям Чечи и при­ни­ма­ет из всей рестав­ра­ции г. Энма­на толь­ко ha = haec, гово­ря, что «рядом с ea, ilia, is­ta, ip­sa, qua, ali­qua мог­ло суще­ст­во­вать и ha»²⁷.

Теперь нам нуж­но ска­зать, какие воз­ра­же­ния дела­ет Чечи про­тив рестав­ра­ции почтен­но­го петер­бург­ско­го уче­но­го, но для это­го тре­бу­ет­ся при­ве­сти пред­ва­ри­тель­но здесь саму его рестав­ра­цию. Вот имен­но в каком виде явля­ет­ся над­пись у г. Энма­на: Quoi ho uke ter­mi­nom exa­ra­sed sak­ros esed Sorsom po­po­lod vei­ved Res fa­mil iasias re­cei l ice­tod ve­nom da­re ad Dei­vam Devam. Quos rex ve­nom da­re volt hos per suom ka­la­to­rem hapetod et vin­ki­tod soi fugiod Ioux­men­ta ka­pia: do taura sta­ti m i: ter am fo­dia: do Reom ne­ka: tod kei­vio m quoi ha ve­lod ne­que pa­ri­kei­dai esod vot od ioves­tod s oi vo­viod²⁸.

В пере­во­де на обык­но­вен­ный латин­ский язык эта рестав­ра­ция у г. Энма­на гла­сит: Qui hunc ter­mi­num exa­ra­ve­rit²⁹, sa­cer erit. Seor­sum a po­pu­lo vi­vet. Rem fa­mi­lia­rem re­gi li­ce­to ve­num da­re ad Diam Deam. Quos rex ve­num da­re vult, hos per suum ca­la­to­rem ha­be­to et vin­ci­to, si fu­giunt. Iumen­ta ca­pian­tur, tau­ri sta­tim in ter­ram fo­dian­tur. Reum ne­can­to ci­vium qui haec vo­lunt, ne­que par­ri­ci­dae erunt, vo­to ius­to si vo­vent.

Чечи совер­шен­но вер­но заме­ча­ет, что почтен­ный автор новой рестав­ра­ции древ­ней­ше­го латин­ско­го тек­ста взял исход­ной точ­кою сво­ей работы не текст над­пи­си, а идею о буд­то бы здесь начер­тан­ном lex sac­ra­ta, кото­рый он и ста­рал­ся, во что бы то ни ста­ло, пред­ста­вить чита­те­лю. Это, по сло­вам рим­ско­го про­фес­со­ра срав­ни­тель­но­го язы­ко­зна­ния, под­твер­жда­ют наси­лия, при­чи­нен­ные им как тек­сту, так и нау­ке язы­ко­зна­ния (al­la scien­za glot­to­lo­gi­ca). Тако­во сло­во sor­som, для оправ­да­ния кото­ро­го г. Энман не ска­зал ниче­го; тако­во fa­miliasias, от fa­mi­li­sia­sius, фор­мы, кото­рая, если б с.126 суще­ст­во­ва­ла, веро­ят­но дошла бы до нас в каком-либо памят­ни­ке, так как поня­тие, им выра­жае­мое, очень обык­но­вен­но; тако­во li­ce­tod (или, луч­ше, li­ke­tod), невоз­мож­ное пото­му, что текст над­пи­си дает lo, а не li; тако­вы его fugiod, ve­lod, vo­viod, при­ни­мае­мые им за fu­giunt, vo­lunt, vo­vent, ком­би­на­ция, несо­сто­я­тель­ность кото­рой Чечи без труда дока­зы­ва­ет с обыч­ной для него в тако­го рода вопро­сах лов­ко­стью, ука­зы­вая на невоз­мож­ность в древ­ней­шей латы­ни выпа­де­ния носо­во­го зву­ка во мно­же­ст­вен­ном чис­ле 3-го лица насто­я­ще­го вре­ме­ни и на неудач­ность при­во­ди­мо­го авто­ром при­ме­ра из пиза­вр­ской над­пи­си III века до Р. Хр. ded­rot = de­de­runt³⁰; тако­во его ka­pian­do, кото­рое выхо­дит у авто­ра из ca­pia, отде­лен­но­го в над­пи­си трех­то­чи­ем, и сле­дую­ще­го сло­га do, и в кото­ром он видит «ca­pian­tur»; тако­во его in te­ram, состав­лен­ное из i : te ri (или ri i), что́ черес­чур про­из­воль­но, да и не соот­вет­ст­ву­ет язы­ку древ­ней­шей латы­ни, где вме­сто in дает­ся лишь en или en­do; тако­во, нако­нец, его soi, из кото­ро­го он дела­ет, вопре­ки всем дан­ным древ­ней­шей латы­ни, si.

Неудач­ность рестав­ра­ции мое­го почтен­но­го сооте­че­ст­вен­ни­ка, таким обра­зом, оче­вид­на. В оправ­да­ние его, одна­ко, сле­ду­ет заме­тить, что он, давая эту рестав­ра­цию, пред­ва­рил чита­те­ля сле­дую­щи­ми сло­ва­ми: «Само собою разу­ме­ет­ся, что пред­ло­жен­ные допол­не­ния име­ют в виду не вос­ста­но­вить этот древ­ней­ший текст бук­валь­но, но лишь вне­сти вооб­ще понят­ную связь в сохра­нив­ши­е­ся отрыв­ки слов и пред­ло­же­ний»³¹. Таким обра­зом, мы долж­ны смот­реть на эту рестав­ра­цию толь­ко как на одну из попы­ток, хотя и неудач­ных. Er­ra­re, как извест­но, вооб­ще hu­ma­num est, а в подоб­ных слу­ча­ях, где воз­мож­на лишь конъ­ек­ту­раль­ная работа, это даже неиз­беж­но.

Перед вами теперь новый труд Ком­па­рет­ти, на пред­сто­я­щее появ­ле­ние кото­ро­го мы ука­зы­ва­ли со слов само­го авто­ра. Это — рос­кош­ное изда­ние в боль­шом in-quar­to, где бума­га, печать, сни­мок с над­пи­си пре­вос­ход­ны. Оно носит загла­вие: «Iscri­zio­ne ar­cai­ca del Fo­ro Ro­ma­no» (Fi­ren­ze—Ro­ma, 1900). Что каса­ет­ся до содер­жа­ния, то в нем почти толь­ко раз­ви­то и допол­не­но то, что́ было рань­ше с.127 выска­за­но фло­рен­тин­ским уче­ным в ста­тье жур­на­ла Ate­ne e Ro­ma про­шло­го (1899) года (p. 154—164). Из при­ба­вок осо­бен­но выда­ют­ся рез­кие выход­ки про­тив Чечи, как офи­ци­аль­но­го вос­ста­но­ви­те­ля и объ­яс­ни­те­ля над­пи­си. Автор заяв­ля­ет о себе, что еще в пер­вой ста­тье о над­пи­си он «опи­сал, про­чел и объ­яс­нил ее с обра­ще­ни­ем к науч­но­му мето­ду, от кото­ро­го ока­за­лось столь дале­ким во всех сво­их частях, осо­бен­но в иллю­ст­ра­тив­ной, офи­ци­аль­ное изда­ние» (p. 8). Но затем он выра­жа­ет­ся еще рез­че, гово­ря: «что каса­ет­ся язы­ка (над­пи­си), то мы нахо­дим здесь не тот чудо­вищ­ный и каба­ли­сти­че­ский арха­изм, кото­рый взду­мал изо­бре­сти со смеш­ным безу­ми­ем дру­гой» (то есть Чечи). Я поз­во­лю себе на это заме­тить, что зна­ме­ни­то­му изда­те­лю Гор­тин­ских зако­нов не было нуж­ды делать подоб­ные поле­ми­че­ские заяв­ле­ния, и его серь­ез­ный труд нисколь­ко не поте­рял бы, если бы дело не дошло до таких напа­док на про­тив­ни­ка.

Из преж­ней моей ста­тьи чита­те­ли зна­ют, что Ком­па­рет­ти рас­смат­ри­ва­ет над­пись как поста­нов­ле­ние, запре­щаю­щее осквер­не­ние свя­щен­но­го места, templum, и пред­пи­сы­ваю­щее его риту­аль­ное очи­ще­ние от про­фа­на­ции, если б оно тако­вой под­верг­лось. Запре­ще­ние, гро­зя­щее уго­лов­ным нака­за­ни­ем (sac­ra­tio ca­pi­tis), нахо­дит­ся в пер­вой части; пред­пи­са­ние об очи­ще­нии заклю­ча­ет­ся во вто­рой. Сооб­раз­но с этим пред­став­ле­ни­ем постро­е­на и рестав­ра­ция, текст кото­рой, насколь­ко он дан авто­ром, вос­про­из­веден нами в преж­ней ста­тье. Отступ­ле­ний от преж­ней редак­ции мы в новом труде не видим, за исклю­че­ни­ем того, что автор здесь уже не гово­рит, что esed = es­set, а пола­га­ет, что эта фор­ма = sit (от esum), хотя вер­нее было бы ска­зать = erit (от eso = ero fut. simpl.). Но зато тут вос­про­из­веде­на та ошиб­ка, ve­han­to вме­сто ve­hun­to, кото­рую я рань­ше счел опе­чат­кой, а теперь дол­жен счи­тать недо­смот­ром, что́ неред­ко слу­ча­ет­ся — и этот при­мер под­твер­жда­ет мое заяв­ле­ние — и с очень силь­ны­ми уче­ны­ми. Объ­яс­не­ния, какие автор дает сво­ей рестав­ра­ции, дела­ют­ся авто­ри­тет­но и обна­ру­жи­ва­ют солид­ную уче­ность и под­ку­паю­щую осто­рож­ность в пред­по­ло­же­ни­ях, кото­рые для того, кто согла­сит­ся с исход­ной точ­кой авто­ра, пред­став­ля­ют­ся боль­шею частью очень есте­ствен­ны­ми. Чита­те­ли зна­ют, что свя­щен­ным местом, к кото­ро­му отно­сит­ся текст, в пред­став­ле­нии Ком­па­рет­ти явля­ет­ся древ­ней­шая три­бу­на, и те сту­пе­ни под­ле пира­мидаль­ной колон­ны с над­пи­сью, кото­рые у Гамурри­ни ведут к жерт­вен­ни­ку, у Ком­па­рет­ти теперь с.128 ока­зы­ва­ют­ся вхо­дом на те под­мост­ки, с кото­рых гово­ри­ли в древ­ней­шее вре­мя рим­ские вла­сти, а впо­след­ст­вии и ора­то­ры. Он ста­вит это освя­ще­ние ора­тор­ской три­бу­ны зако­ном (lex sac­ra­ta)³² в связь с учреж­де­ни­ем рес­пуб­ли­ки, но обра­ща­ет­ся так­же и к учреж­де­нию долж­но­сти три­бу­нов, лич­ность кото­рых в силу le­ges sac­ra­tae была объ­яв­ле­на непри­кос­но­вен­ною, sac­ro­sancta, как к явле­нию, кото­рое выяс­ня­ет необ­хо­ди­мость такой непри­кос­но­вен­ной три­бу­ны. Таким обра­зом, содер­жа­щая в себе le­gem sac­ra­tam над­пись отно­сит­ся им к послед­не­му деся­ти­ле­тию VI-го или к пер­во­му деся­ти­ле­тию V сто­ле­тия до Р. Хр. Понят­но после это­го, что rex над­пи­си у него необ­хо­ди­мо явля­ет­ся rex sac­ri­fi­cu­lus, хотя, как это было нами ука­за­но, над­пи­си совсем не дают под сло­вом rex жерт­вен­но­го царя без обо­зна­че­ния его sac­ro­rum или sacrûm³³.

От труда Ком­па­рет­ти, кото­рый вся­кий инте­ре­су­ю­щий­ся вопро­сом про­чтет с удо­воль­ст­ви­ем, хотя бы он, подоб­но пишу­ще­му эти стро­ки, и не при­ни­мал его выво­дов, как-то нелов­ко перей­ти к бро­шю­ре г. Кар­ла Морат­ти: «La iscri­zio­ne ar­cai­ca del Fo­ro Ro­ma­no e altre» (Bo­log­na 1900), Тут мы име­ем дело с рестав­ра­ци­ей уже совер­шен­но фан­та­сти­че­ской. Автор видит здесь ни боль­ше ни мень­ше как закон, касаю­щий­ся бра­ков per con­far­rea­tio­nem, избав­ля­ю­щий кли­ен­тов от тяже­сти брач­ных подар­ков в поль­зу их патро­нов и воз­ла­гаю­щий ее на жерт­вен­но­го царя. Закон этот есть буд­то бы поста­нов­ле­ние триб­ных коми­ций (co­mi­tia tri­bu­ta). Ясное дело, что при таком фан­та­сти­че­ском пони­ма­нии дела даже наи­бо­лее отчет­ли­во начер­тан­ные сло­ва над­пи­си с.129 пере­де­лы­ва­ют­ся по-сво­е­му. Так, ioux­men­ta у г. Морат­ти пре­вра­ща­ет­ся в un­xi­men­ta, sac­ros в ak dos и т. п. Мне кажет­ся, что мно­го рас­про­стра­нять­ся по пово­ду такой рестав­ра­ции нет нуж­ды.

Иное дело мему­ар проф. Отто Кел­ле­ра, авто­ра зна­ме­ни­то­го кри­ти­че­ско­го изда­ния Гора­ция в сотруд­ни­че­стве с Голь­де­ром, извест­но­го про­фес­со­ра праж­ско­го уни­вер­си­те­та. Тут все носит печать стро­го­сти мето­да, твер­до­го зна­ния, уме­нья обра­щать­ся с науч­ны­ми вопро­са­ми само­го дели­кат­но­го харак­те­ра, каков имен­но вопрос, зада­вае­мый нам над­пи­сью Фору­ма. Мы долж­ны поэто­му оста­но­вить­ся на таком труде несколь­ко долее.

Мему­ар Кел­ле­ра, часть кото­ро­го была чита­на им, как нами было мимо­хо­дом ука­за­но, в праж­ском немец­ком архео­ло­ги­че­ском обще­стве (Deutsche Ge­sell­schaft für Al­ter­tumskun­de) 13-го фев­ра­ля 1900 г., напе­ча­тан в Ber­li­ner Phi­lo­lo­gi­sche Woc­henschrift в №№ 22, 23 и 24 (от 2-го, 9-го и 16-го июня). Начи­на­ет­ся он заяв­ле­ни­ем о мало­успеш­но­сти попы­ток наше­го вре­ме­ни в деле точ­но­го раз­бо­ра и пони­ма­ния тек­ста древ­ней­ших латин­ских над­пи­сей. Так, не толь­ко до сих пор пред­став­ля­ет загад­ку боль­шая часть извест­ной над­пи­си Due­nos, но даже и древ­ней­ший гимн бра­тьев Арваль­ских, несмот­ря на трое­крат­ное вос­про­из­веде­ние его тек­ста в одной из позд­них над­пи­сей, оста­ет­ся для нас фило­ло­ги­че­ски еще не разъ­яс­нен­ным и не усту­паю­щим ника­ким уси­ли­ям к точ­но­му вос­ста­нов­ле­нию его тек­ста. Понят­ны после это­го труд­но­сти в вос­ста­нов­ле­нии дошед­шей до нас в таком жал­ком виде над­пи­си Фору­ма, где в каж­дой стро­ке недо­ста­ет двух тре­тей или поло­ви­ны тек­ста. По мне­нию авто­ра рефе­ра­та, тут проч­но сто­ят лишь сле­дую­щие сло­ва: «quoi = qui (nom. sing.), sac­ros esed sord… = sa­cer erit sordes, re­gei, quos, ka­la­to­rem hab…, ioux­men­ta (= jumen­ta) ca­pia­do­ta, mi­ter (= m iter), quoi ha­ve­lod neq…, odioues­tod = o diu es­to или = od ius­tod = o ius­to, oivo­viod». Из этих слов, про­дол­жа­ет он, вид­но, что «речь идет о rex и о ka­la­tor, и при­том так, что rex ясно име­ет ka­la­tor’а». Далее ясна речь о iumen­ta и нако­нец фра­за sa­cer erit = sa­cer es­to, что зна­чит: пусть будет про­клят, обре­чен на боже­ское нака­за­ние — обыч­ная фор­му­ла в арха­и­че­ских поста­нов­ле­ни­ях. Послед­нее сло­во над­пи­си oivo­viod про­из­во­дит на него «впе­чат­ле­ние какой-то шало­сти» (?). Обра­ща­ясь к объ­яс­не­нию над­пи­си, автор сна­ча­ла, види­мо, нахо­дит­ся под впе­чат­ле­ни­ем тол­ко­ва­ния ее, сде­лан­но­го Ком­па­рет­ти. Пер­вая сто­ро­на и для него содер­жит в себе про­кля­тие тому, кто осквер­нит это с.130 место. Вто­рая и третья име­ют ясное отно­ше­ние к rex sac­ro­rum (?) и его ka­la­tor’у, и в этом месте над­пись заклю­ча­ет в себе под­твер­жде­ние того, что́ было рань­ше толь­ко пред­по­ло­же­ни­ем, имен­но что жерт­вен­ный царь имел сво­его кала­то­ра. Далее, автор готов при­нять и утвер­ждае­мое здесь Ком­па­рет­ти re­gi­fu­gium, от чего он в при­ме­ча­нии к послед­ним стро­кам сво­его мему­а­ра отка­зы­ва­ет­ся. В соеди­не­нии букв: ka­pia­do­tau он видит ca­piad = ca­piat, отно­си­мое им к кала­то­ру, кото­рый дол­жен про­хо­дя­щие во вре­мя рели­ги­оз­ной цере­мо­нии iumen­ta «оста­нав­ли­вать» или «уда­лять», при­чем или ему дает od = ot = aut (ср. Fortlus = Faus­tu­lus), а остаю­ще­е­ся au он допол­ня­ет: auehad, то есть ave­hat. Тол­ко­ва­ние Ком­па­рет­ти ca­pia­do­ta, как ca­pissro duc­ta, он осно­ва­тель­но счи­та­ет фило­ло­ги­че­ски «очень сомни­тель­ным». Не согла­ша­ет­ся он с Ком­па­рет­ти и в объ­яс­не­нии чет­вер­той сто­ро­ны над­пи­си. Имен­но он совер­шен­но отвер­га­ет его обра­ще­ние ha­ve­lod в fa­mu­lod уже и пото­му, что вся эта семья слов fa­mu­lus, fa­mi­lia и пр. — осско­го про­ис­хож­де­ния (Fest., p. 87 M.); отсюда, если сле­до­вать Ком­па­рет­ти, выхо­дит, что осское m пере­шло в латин­ском в v, а затем опять в m; так же и пре­вра­ще­ние f в h несо­сто­я­тель­но. Про­тив сме­ло­сти ком­би­на­ций Ком­па­рет­ти по отно­ше­нию к дан­но­му сло­ву мы так­же воз­ра­жа­ли в преж­ней ста­тье и пото­му вполне при­со­еди­ня­ем­ся к заме­ча­нию Кел­ле­ра: «Mit einem Wor­te: ha­ve­lod kann un­mög­lich mit spä­te­rem fa­mu­lo iden­ti­fi­ziert wer­den». Он ско­рее согла­сен допу­стить ком­би­на­цию г. Энма­на: ha = haec, а в ve­lod пред­по­ла­га­ет фор­му от vel­le. Толь­ко напрас­но Кел­лер сно­ва обра­ща­ет­ся здесь к пред­по­ло­же­нию о re­gi­fu­gium, от кото­ро­го, как мы заме­ча­ли, в при­ме­ча­нии к сво­е­му про­дол­жен­но­му мему­а­ру ему при­шлось отка­зать­ся.

Имен­но появ­ле­ние ново­го труда Ком­па­рет­ти дало Кел­ле­ру повод воз­вра­тить­ся к над­пи­си Фору­ма и напи­сать инте­рес­ное сли­че­ние³⁴ ее в палео­гра­фи­че­ском отно­ше­нии с над­пи­сью на золо­той пре­не­стин­ской фибу­ле, о кото­рой у нас в преж­ней ста­тье шла речь неод­но­крат­но, и с над­пи­сью Due­nos. Сли­че­ние это при­во­дит его, и, по наше­му мне­нию, вер­ным путем, к выво­ду, что хро­но­ло­ги­че­ски над­пись Фору­ма сто­ит посредине меж­ду над­пи­сью пре­не­стин­ской фибу­лы и с.131 над­пи­сью Due­nos. Ука­зы­вае­мые им круг­лым чис­лом даты всех этих над­пи­сей тако­вы: 600 лет до Р. Хр. для фибу­лы, 500 для над­пи­си Фору­ма и 400 для над­пи­си Due­nos. Круг­лые циф­ры, конеч­но, удоб­ны, но ино­гда они вво­дят в заблуж­де­ние. Так, сам Кел­лер неод­но­крат­но заме­ча­ет, что палео­гра­фи­че­ски над­пись Фору­ма сто­ит бли­же к пер­вой, чем ко вто­рой над­пи­си. Уже поэто­му он дела­ет про­мах, ста­вя ее в циф­ре посредине. А если мы обра­тим вни­ма­ние на его заяв­ле­ние, как на вывод из сли­че­ния над­пи­си Фору­ма с над­пи­сью фибу­лы, что «обе над­пи­си при­над­ле­жат к одной и той же эпо­хе»³⁵, то постав­ле­ние над­пи­си Фору­ма в середине меж­ду над­пи­сью фибу­лы и Due­nos, кото­рая палео­гра­фи­че­ски (и фило­ло­ги­че­ски — доба­вим мы) к этой эпо­хе не при­над­ле­жит, явля­ет­ся вполне про­из­воль­ным. Но этот про­из­вол был до извест­ной сте­пе­ни необ­хо­дим Кел­ле­ру, коль ско­ро он a prio­ri счи­та­ет несо­мнен­ным при­над­леж­ность над­пи­си к пери­о­ду рес­пуб­ли­ки, видя в rex ее царя жерт­вен­но­го. Логи­ка его палео­гра­фи­че­ских сооб­ра­же­ний тре­бо­ва­ла ско­рее все­го отне­сти над­пись Фору­ма к 550 г. до Р. Хр., к чему, по мень­шей мере, вели его и архео­ло­ги­че­ские дан­ные, собран­ные под ni­ger la­pis; но в таком слу­чае ему при­шлось бы при­знать, что над­пись отно­сит­ся к цар­ско­му пери­о­ду и что rex ее есть царь поли­ти­че­ский, имев­ший и рели­ги­оз­ные пра­ва и обя­зан­но­сти, а не жерт­вен­ный, учреж­ден­ный вза­мен него с введе­ни­ем рес­пуб­ли­кан­ской кон­сти­ту­ции. Тогда, быть может, он нашел бы более есте­ствен­ной такую хро­но­ло­гию трех над­пи­сей: за 600 лет до Р. Хр. над­пись пре­не­стин­ской фибу­лы; за 550 — над­пись Фору­ма, за 450 — над­пись Due­nos. Пред­ла­га­ем эту хро­но­ло­гию вни­ма­нию почтен­но­го праж­ско­го про­фес­со­ра, в надеж­де, что эти стро­ки дой­дут до него, как дошла и преды­ду­щая ста­тья наша об этом пред­ме­те, кото­рую он почтил сво­им вни­ма­ни­ем³⁶.

Нам кажет­ся, что, не будь в над­пи­си соблаз­на видеть в rex ее царя жерт­вен­но­го, уче­ные сошлись бы гораздо ско­рее на мне­нии, что над­пись Фору­ма выше сво­ей древ­но­стью, чем пятое сто­ле­тие до Р. Хр., — на мне­нии, кото­рое так насто­я­тель­но под­ска­зы­ва­ет­ся пред­ме­та­ми жерт­вен­ных при­но­ше­ний, отно­си­тель­но хро­но­ло­гии кото­рых с.132 меж­ду архео­ло­га­ми нет сколь­ко-нибудь чув­ст­ви­тель­но­го раз­но­ре­чия³⁷. Для пол­ноты аргу­мен­тов в поль­зу этой хро­но­ло­гии, как отно­ся­щей памят­ни­ки под ni­ger la­pis не поз­же, как к шесто­му сто­ле­тию, не лиш­ним будет упо­мя­нуть и о сооб­ра­же­ни­ях в поль­зу той же эпо­хи, выска­зан­ных в заседа­нии париж­ской Aca­dé­mie des inscrip­tions et bel­les lettres Дьё­ла­фуа с точ­ки зре­ния инже­нер­но-архи­тек­тур­ной³⁸. Фран­цуз­ский ака­де­мик само­сто­я­тель­но иссле­до­вал рельеф поч­вы, на кото­рой воз­ник этот ком­плекс памят­ни­ков, ори­ен­ти­ров­ку их в свя­зи с окру­жаю­щей мест­но­стью и ее памят­ни­ка­ми, архи­тек­тур­ный харак­тер поста­мен­тов, и при­шел к заклю­че­нию, что с его точ­ки зре­ния в хро­но­ло­ги­че­ском поряд­ке построй­ка пира­миды с над­пи­сью долж­на была пред­ше­ст­во­вать построй­ке дру­гих сохра­нив­ших­ся памят­ни­ков, и уже за нею мог­ла сле­до­вать яма с поста­мен­та­ми, архи­тек­ту­ра кото­рых обли­ча­ет шестое сто­ле­тие до Р. Хр., так как для устрой­ства этой ямы с лежа­щи­ми вдоль нее поста­мен­та­ми тре­бо­ва­лось пред­ва­ри­тель­ное осу­ше­ние Фору­ма, кото­рое, как извест­но, было про­из­веде­но посред­ст­вом спус­ка вод при помо­щи устрой­ства боль­шой водо­сточ­ной тру­бы, извест­ной под име­нем Cloa­ca Ma­xi­ma. Соору­же­ние же это­го рода исто­ри­че­ское пре­да­ние твер­до при­пи­сы­ва­ет эпо­хе Тарк­ви­ни­ев.

Таким обра­зом, мы видим, что вне пони­ма­ния сло­ва rex в смыс­ле rex sac­ri­fi­cu­lus, — пони­ма­ния, кото­рое уже нахо­дит доста­точ­ное опро­вер­же­ние в выстав­лен­ном мною и Де-Мар­ки фак­те, что в над­пи­сях и впо­след­ст­вии жерт­вен­ный rex не писал­ся без при­бав­ле­ния sacrûm или sac­ro­rum, — все нас застав­ля­ет видеть в над­пи­си Фору­ма памят­ник цар­ско­го пери­о­да. Впро­чем, боль­шой выиг­рыш уже и в том, что в насто­я­щее вре­мя ни один зна­чи­тель­ный уче­ный, како­вы Ком­па­рет­ти во Фло­рен­ции, Кел­лер в Пра­ге и Дес­сау³⁹ с.133 в Бер­лине, не реша­ет­ся ото­дви­гать эту над­пись ниже пер­вой поло­ви­ны пято­го сто­ле­тия до Р. Хр. При этом Кел­лер, отно­ся ее круг­лым чис­лом к 500 году, ста­вит ее тем самым на гра­ни­це меж­ду шестым и пятым, Ком­па­рет­ти не прочь отне­сти ее к послед­не­му деся­ти­ле­тию шесто­го сто­ле­тия, а Дес­сау пола­га­ет, что было бы «самое позд­нее отно­сить ее к пер­вой поло­вине пято­го». Мож­но наде­ять­ся, что теперь и Гюль­зен пере­ме­нит свое преж­нее мне­ние отно­си­тель­но древ­но­сти над­пи­си, сво­див­шее ее к нача­лу чет­вер­то­го сто­ле­тия. Его заяв­ле­ние о рим­ско-атти­че­ском футе, при­ло­жен­ном к соору­же­нию поста­мен­тов, силь­но ослаб­ле­но изме­ре­ни­я­ми Гамурри­ни, а отне­се­ние введе­ния этой меры в Рим децем­ви­ра­ми, соглас­но буд­то бы пред­по­ло­же­нию Момм­зе­на, нашло рез­кое про­ти­во­ре­чие в Кел­ле­ре, кото­рый, при­во­дя⁴⁰ под­лин­ные сло­ва Момм­зе­на, заме­ча­ет, что из этих слов выхо­дит, что «введе­ние атти­че­ско­го фута в Риме отно­сит­ся к седой древ­но­сти», что оно, стоя в свя­зи с сици­лий­ской тор­гов­лей, про­изо­шло зна­чи­тель­но рань­ше эпо­хи децем­ви­ров, с «дея­тель­но­стью кото­рых оно не сто­ит ни в каком исто­ри­че­ски дока­зу­е­мом отно­ше­нии».

В заклю­че­ние мы долж­ны упо­мя­нуть об очень обсто­я­тель­ном труде, посвя­щен­ном над­пи­си Фору­ма о. Де-Кары в Ci­vil­tà Cat­to­li­ca теку­ще­го года, где досто­по­чтен­ный уче­ный иезу­ит еже­ме­сяч­но печа­та­ет свои труды, посвя­щен­ные древ­но­сти и язы­ко­зна­нию. К сожа­ле­нию, труд о над­пи­си Фору­ма, выра­зив­ший­ся уже в семи ста­тьях⁴¹, все еще не закон­чен о. Де-Карой. Это про­изо­шло от того, что автор дал слиш­ком мно­го места раз­бо­ру трудов дру­гих уче­ных, какие появи­лись и про­дол­жа­ют появ­лять­ся по это­му пред­ме­ту. Меж­ду про­чим, в июнь­ском (2-го июня) № Ci­vil­tà Cat­to­li­ca о. Де-Кара зани­ма­ет­ся и моей ста­тьей по это­му пред­ме­ту, отно­сясь к ней со свой­ст­вен­ною ему любез­но­стью и заме­чая, что в суще­ст­вен­ном пунк­те вопро­са, имен­но вопро­са хро­но­ло­ги­че­ско­го, меж­ду его и моим мне­ни­ем нет раз­ни­цы. Схо­дим­ся мы с почтен­ным уче­ным и в том пунк­те, что вос­ста­нов­ле­ние этой над­пи­си, при налич­ном ее состо­я­нии может быть толь­ко конъ­ек­ту­раль­ным. Как с рестав­ра­ци­ей Чечи, за кото­рым он, одна­ко, при­зна­ет с.134 боль­шой талант и выдаю­щу­ю­ся эруди­цию, так и с рестав­ра­ци­ей Ком­па­рет­ти, он совер­шен­но не согла­сен. Но он обе­ща­ет дать свою, кото­рая, при все­гдаш­ней ори­ги­наль­но­сти его уче­ных ком­би­на­ций, осо­бен­но в обла­сти язы­ко­зна­ния, долж­на быть очень инте­рес­на. Ожи­да­ни­ем этой новой рестав­ра­ции тек­ста, столь важ­ной уже одним фак­том сво­его появ­ле­ния, над­пи­си мы и закан­чи­ва­ем насто­я­щую ста­тью.