Саллюстий и боги

с.136 Еще Вел­лей Патер­кул (II. 36. 2) назы­вал Сал­лю­стия после­до­ва­те­лем Фукидида (aemu­lus Thu­cy­di­dis), и их срав­не­ние ста­ло в науч­ной лите­ра­ту­ре общим местом. Одной из точек сопри­кос­но­ве­ния мож­но счи­тать отно­ше­ние к рели­гии, посколь­ку оба исхо­дят из рацио­на­ли­сти­че­ско­го объ­яс­не­ния собы­тий; Сал­лю­стий исполь­зу­ет сло­во re­li­gio толь­ко для опи­са­ния куль­та или суе­ве­рий и избе­га­ет упо­ми­на­ний о зна­ме­ни­ях, nu­mi­na (Sy­me 1964. P. 247). Но при этом боги в его сочи­не­ни­ях всё же при­сут­ст­ву­ют куда боль­ше, чем в труде его вели­ко­го пред­ше­ст­вен­ни­ка. Тема эта почти не при­вле­ка­ла вни­ма­ния иссле­до­ва­те­лей. Рас­смот­рим соот­вет­ст­ву­ю­щие при­ме­ры. Сра­зу ого­во­рим­ся, что обра­ще­ния к богам пер­со­на­жей Сал­лю­стия (Cat. 20. 10; 33. 1; 51. 10 + 21; 52. 28; Iug. 14. 21; 70. 5; 85. 48; Hist. II. 98. 3) нами здесь не рас­смат­ри­ва­ют­ся, посколь­ку вряд ли всерь­ез выра­жа­ют отно­ше­ние к ним, так же как и в наше вре­мя не счи­та­ют­ся как-то свя­зан­ны­ми с верой выра­же­ния вро­де «сла­ва богу» или «видит бог».

В самом нача­ле «Заго­во­ра Кати­ли­ны» (1. 2) Сал­лю­стий пишет: «nostra om­nis vis (i. e. vir­tus: McGus­hin 1977. P. 32) in ani­mo et cor­po­re si­ta est: ani­mi im­pe­rio, cor­po­ris ser­vi­tio ma­gis uti­mur; al­te­rum no­bis cum dis, al­te­rum cum be­luis com­mu­ne est» («Вся наша сила — в духе и теле: дух боль­шей частью пове­ли­тель, тело — раб; пер­вый у нас — общий с бога­ми, вто­рое — с живот­ны­ми»; здесь и далее пер. В. О. Горен­штей­на). Как видим, боги для него в дан­ном слу­чае отнюдь не отвле­чен­ный образ, а нечто вполне кон­крет­ное, обла­даю­щее соб­ст­вен­ной при­ро­дой.

О небо­жи­те­лях Сал­лю­стий вспо­ми­на­ет и даль­ше, обли­чая поро­ки сво­их совре­мен­ни­ков: «ava­ri­tia… su­per­biam, cru­de­li­ta­tem, deos neg­le­ge­re, om­nia ve­na­lia ha­be­re edo­cuit» («Алч­ность… научи­ла людей быть гор­ды­ми, жесто­ки­ми, про­даж­ны­ми во всем и пре­не­бре­гать бога­ми». — Cat. 10. 3). В том же Катон обви­ня­ет заго­вор­щи­ка Лен­ту­ла Суру: «ve­rum par­ci­te dig­ni­ta­ti Len­tu­li, si ip­se pu­di­ci­tiae, si fa­mae suae, si dis aut ho­mi­ni­bus um­quam ul­lis pe­per­cit» («Что ж, сни­зой­ди­те к высо­ко­му поло­же­нию Лен­ту­ла, с.137 если сам он когда-нибудь обе­ре­гал свою стыд­ли­вость, свое доб­рое имя, щадил кого-либо из богов или людей». — Cat. 52. 33), а Адгер­бал — Югур­ту, обра­ща­ясь к сена­то­рам: послед­ний «уже не чтит ни вас, ни бес­смерт­ных богов и более все­го хочет про­лить мою кровь» («ne­que vos ne­que deos im­mor­ta­lis in ani­mo ha­beat, san­gui­nem meum quam om­nia ma­lit». — Iug. 24. 2). Мож­но было бы счи­тать это фигу­рой речи, где под бога­ми под­ра­зу­ме­ва­ют­ся про­сто стыд, чест­ность, порядоч­ность, но о пред­ках Сал­лю­стий гово­рит как о людях в выс­шей сте­пе­ни бла­го­че­сти­вых («nostri maio­res», «re­li­gio­sis­su­mi mor­ta­les»), укра­шав­ших свя­ти­ли­ща набож­но­стью, дома свои — сла­вой; побеж­ден­ных они лиша­ли одной толь­ко сво­бо­ды совер­шать без­за­ко­ния («ve­rum il­li de­lub­ra deo­rum pie­ta­te do­mos suas glo­ria de­co­ra­bant ne­que vic­tis quic­quam prae­ter iniu­riae li­cen­tiam eri­pie­bant». — Cat. 12. 3—4). Здесь как буд­то уже идет речь о вполне кон­крет­ном рели­ги­оз­ном чув­стве, кото­рое заслу­жи­ва­ет похва­лы наряду с дру­ги­ми каче­ства­ми и поступ­ка­ми. При­ме­ча­тель­но, одна­ко, что Сал­лю­стий, хотя и ста­вит pie­tas на пер­вое место, не рас­це­ни­ва­ет его как при­чи­ну достой­но­го поведе­ния, т. е. почи­та­ние богов высту­па­ет лишь как одна из доб­ро­де­те­лей vir bo­nus, а не как нечто, опре­де­ля­ю­щее всё осталь­ное. Нет и заяв­ле­ний о том, что рим­ляне пре­вос­хо­ди­ли бла­го­че­сти­ем сво­их вра­гов (Cic. Har. resp. 19) и что имен­но долж­ное почи­та­ние богов обес­пе­чи­ло вели­чие Рима (Cic. ND II. 8). Обра­ща­ет на себя так­же вни­ма­ние, что в харак­те­ри­сти­ках поло­жи­тель­ных (mu­ta­tis mu­tan­dis) геро­ев, будь то Цезарь, Катон или Метелл Нуми­дий­ский, pie­tas не упо­ми­на­ет­ся, рав­но как и в харак­те­ри­сти­ках геро­ев отри­ца­тель­ных.

Любо­пыт­но, что в «Исто­рии» (I. 77. 20) Сал­лю­стий не раз пишет о богах-пена­тах, о кото­рых ни сло­вом не упо­ми­на­ет в «Заго­во­ре Кати­ли­ны» и «Югур­тин­ской войне». Одна­ко отнюдь не оче­вид­но, что здесь может идти речь о каком-то рели­ги­оз­ном чув­стве. Луций Мар­ций Филипп (I. 77. 20) гово­рит о пре­да­те­лях, гото­вых взять­ся за ору­жие и обра­тить его про­тив богов-пена­тов, кото­рые, как и зако­ны, не хотят видеть граж­да­ни­ном обви­ня­е­мо­го в мяте­же Мар­ка Эми­лия Лепида (I. 77. 16). Гай Авре­лий Кот­та отри­ца­ет вооб­ра­жае­мое обви­не­ние в том, буд­то он ни во что не ста­вит богов-пена­тов, но бла­го­да­рит за то, что их вер­ну­ли ему сограж­дане (II. 47. 3—4), воз­вра­тив его из изгна­ния с.138 (McGus­hin 1992. P. 214). Гней Пом­пей наме­ка­ет, что если бы он вел вой­ну про­тив оте­че­ства и богов-пена­тов с тем же усер­ди­ем, с каким сра­жа­ет­ся про­тив их вра­гов, то сенат уже не имел бы вла­сти (II. 98. 1). Ины­ми сло­ва­ми, под бога­ми-пена­та­ми под­ра­зу­ме­ва­ет­ся res pub­li­ca, и весь­ма веро­ят­но, что это про­сто дань тра­ди­ци­он­но­му сло­во­употреб­ле­нию, а не про­яв­ле­ние рели­ги­оз­ных чувств.

Таким обра­зом, хотя Сал­лю­стий и не отри­ца­ет полез­но­сти бла­го­че­стия, оно носит у него, так ска­зать, музе­е­фи­ци­ро­ван­ный харак­тер. В этом смыс­ле весь­ма при­ме­ча­тель­но то, как он рас­це­ни­ва­ет вли­я­ние рели­гии на дей­ст­вия сво­их пер­со­на­жей. В «Заго­во­ре Кати­ли­ны» (47. 2), вслед за Цице­ро­ном (Cat. III. 9), он сооб­ща­ет, что Лен­тул Сура, по сло­вам алло­брог­ских послов, заяв­лял, «буд­то по кни­гам Сивил­лы цар­ская власть в Риме была пред­ска­за­на трем Кор­не­ли­ям; Цин­на и Сул­ла ею уже обла­да­ли, он — тре­тий, кому суж­де­но власт­во­вать в Горо­де» («ex lib­ris Si­byl­li­nis reg­num Ro­mae tri­bus Co­me­liis por­ten­di; Cin­nam at­que Sul­lam an­tea, se ter­tium es­se, cui fa­tum fo­ret ur­bis po­ti­ri»). Хотя пря­мо Сал­лю­стий не утвер­жда­ет, что это ста­ло побуди­тель­ным моти­вом Лен­ту­ла для уча­стия в заго­во­ре, такое пони­ма­ние цити­ро­ван­но­го пас­са­жа сомне­ний не вызы­ва­ет. И слов­но эхом про­ро­че­ства о трех Кор­не­ли­ях зву­чит «нек­ро­лог» Лен­ту­лу, когда сооб­ща­ет­ся о его каз­ни: «Так этот пат­ри­ций из про­слав­лен­но­го Кор­не­ли­е­ва рода, когда-то обле­чен­ный в Риме кон­суль­ской вла­стью, нашел конец, достой­ный его нра­вов и поступ­ков» (55. 5). Для пол­ноты кар­ти­ны сле­ду­ет доба­вить, что Сал­лю­стий пря­мо не утвер­жда­ет, буд­то упо­мя­ну­тое про­ро­че­ство име­ло место на самом деле, — как и Цице­рон, он вкла­ды­ва­ет сооб­ще­ние о нем в уста алло­брог­ских послов (весь­ма веро­ят­но, что его измыс­лил сам Лен­тул, чтобы про­из­ве­сти впе­чат­ле­ние на них: Дым­ская 2018. С. 33—34), и если он тем самым наме­ка­ет на вымыш­лен­ность про­ро­че­ства, то иро­ния писа­те­ля ока­зы­ва­ет­ся еще более мрач­ной.

А вот не менее извест­ный при­мер, на сей раз из «Югур­тин­ской вой­ны»: «Гаю Марию, по како­му-то пово­ду при­но­сив­ше­му в Ути­ке уми­ло­сти­ви­тель­ную жерт­ву богам, гаруспик пред­ска­зал вели­кое и чудес­ное буду­щее: поэто­му пусть он совер­ша­ет то, что заду­мал, пола­га­ясь на богов, пусть воз­мож­но с.139 чаще испы­ты­ва­ет судь­бу, и все окон­чит­ся бла­го­по­луч­но (fre­tus dis age­ret, for­tu­nam quam sae­pis­su­me ex­pe­ri­re­tur; cuncta pros­pe­re even­tu­ra)» (63. 1). Пря­мым след­ст­ви­ем это­го ора­ку­ла ста­но­вит­ся борь­ба Мария за кон­су­лат, при­во­дя­щая его к ссо­ре с Метел­лом, в кото­рой он про­яв­ля­ет себя, с точ­ки зре­ния Сал­лю­стия, дале­ко не луч­шим обра­зом, слу­шая «двух наи­худ­ших совет­чи­ков (pes­su­mis con­sul­to­ri­bus) — неуем­но­го жела­ния и гне­ва (cu­pi­di­ne at­que ira)». Марий не стес­ня­ет­ся пуб­лич­но кри­ти­ко­вать сво­его коман­дую­ще­го и под­го­ва­ри­ва­ет интри­го­вать про­тив него сла­бо­ум­но­го нуми­дий­ско­го прин­ца Гау­ду, а ради попу­ляр­но­сти у вои­нов он ослаб­ля­ет дис­ци­пли­ну (64—65). После избра­ния он про­из­но­сит хваст­ли­вую речь, в кото­рой бра­нит ноби­лей зача­стую в ущерб истине (85). Нако­нец, Марий при­ни­ма­ет в армию вопре­ки обы­чаю пред­ков («non mo­re maio­rum») едва ли не нищих (86. 2—3). Прав­да, вер­нув­шись в Нуми­дию, он начи­на­ет вести себя как разум­ный пол­ко­во­дец, уме­ло обу­чая ново­бран­цев воен­но­му делу и побеж­дая в боях Югур­ту и его союз­ни­ков (87—88). Но затем он из тще­слав­но­го жела­ния сме­лым рей­дом захва­ты­ва­ет рас­по­ло­жен­ный в пустыне город Кап­су (90—91), а затем, сверх меры уве­рив­шись в сво­ей уда­че, оса­жда­ет непри­ступ­ную мулукк­скую цита­дель, кото­рой овла­де­ва­ет толь­ко бла­го­да­ря слу­чай­но­сти, когда один из вои­нов неожи­дан­но нахо­дит путь в неохра­ня­е­мое место кре­по­сти (92—94). Лишь после это­го он пере­ста­ет пола­гать­ся на уда­чу и вновь начи­на­ет пла­ни­ро­вать опе­ра­ции более осмот­ри­тель­но, что и при­во­дит его к успе­ху. Таким обра­зом, в обо­зна­чен­ном Сал­лю­сти­ем про­ти­во­сто­я­нии ani­mus и cor­pus пер­вый пока берет верх, хотя писа­тель не забы­ва­ет напом­нить, что в кон­це кон­цов непо­мер­ное често­лю­бие при­ведет Мария к нрав­ст­вен­но­му паде­нию (63. 6: «nam pos­tea am­bi­tio­ne prae­ceps da­tus est») (Коро­лен­ков 2008. С. 98, 104, 107—112). Одна­ко даже эта вре­мен­ная победа дает­ся пол­ко­вод­цу нелег­ко, и дур­ное нача­ло не раз тол­ка­ет его на непо­до­баю­щие поступ­ки, при­чем про­ис­хо­дит это имен­но под вли­я­ни­ем ора­ку­ла.

В этом смыс­ле при­ме­ча­тель­на дис­кус­сия по пово­ду сле­дую­ще­го пас­са­жа. Во вре­мя под­готов­ки экс­пе­ди­ции про­тив Кап­сы Марий, «всё раз­ведав и, дума­ет­ся мне, поло­жив­шись на богов, ибо при таких труд­но­стях пред­у­смот­реть всё даже его муд­рость с.140 не мог­ла… всё-таки, насколь­ко воз­мож­но, гото­вит­ся весь­ма пред­у­смот­ри­тель­но» («om­ni­bus explo­ra­tis, cre­do dis fre­tus, nam contra tan­tas dif­fi­cul­ta­tes con­si­lio sa­tis pro­vi­de­re non po­te­rat. ta­men pro rei co­pia sa­tis pro­vi­den­ter exor­nat». — Iug. 90. 1). Одни иссле­до­ва­те­ли видят в сло­вах о надеж­де на богов («cre­do dis fre­tus») иро­нию Сал­лю­стия, дру­гие ее отри­ца­ют (обзор мне­ний см.: Коро­лен­ков 2008. С. 108—109). Обра­тим вни­ма­ние на мне­ние Кёстер­ма­на, кото­рый при­дер­жи­ва­ет­ся пер­вой точ­ки зре­ния, увя­зы­вая рас­смат­ри­вае­мый пас­саж с Iug. 92. 2, где гово­рит­ся, что даже неосмот­ри­тель­ные поступ­ки Мария («om­nia non be­ne con­sul­ta») при­пи­сы­ва­лись его доб­ле­сти (vir­tus), и вра­ги, и дру­зья счи­та­ли, буд­то он наде­лен боже­ст­вен­ным разу­мом (mens di­vi­na) или его дей­ст­вия выра­жа­ют волю богов (Koes­ter­mann 1971. S. 323). По мне­нию же Гил­бер­та, здесь нет ука­за­ния на чрез­мер­ную уве­рен­ность пол­ко­во­д­ца в помо­щи небо­жи­те­лей и недо­ста­точ­ную про­ду­ман­ность (con­si­lium) его дей­ст­вий — Сал­лю­стий два­жды под­чер­ки­ва­ет его тща­тель­ность, «om­ni­bus explo­ra­tis» и «sa­tis pro­vi­den­ter exor­nat», а сло­ва про неосмот­ри­тель­ные поступ­ки Мария из 92. 2 не отно­сят­ся к опе­ра­ции про­тив Кап­сы, хотя они и ста­ли ее резуль­та­том. В то же вре­мя Гил­берт резон­но усмат­ри­ва­ет в сло­вах о богах отсыл­ку к пред­ска­за­нию гаруспи­ка («fre­tus dis age­ret»), т. е. поход на Кап­су (Gil­bert 1973. Р. 104—105), чьей при­чи­ной Сал­лю­стий выше объ­яв­ля­ет тще­сла­вие Мария (Iug. 89. 6), ока­зы­ва­ет­ся так­же свя­зан с про­ро­че­ст­вом в Ути­ке. Грет­лейн же отме­ча­ет, что Сал­лю­стий выра­жа­ет лишь соб­ст­вен­ное мне­ние (cre­do), т. е. в точ­но­сти он не зна­ет, како­ва была истин­ная моти­ва­ция Мария (Greth­lein 2006. P. 305). Одна­ко при­ме­ча­тель­но, что писа­тель выска­зы­ва­ет имен­но такое мне­ние. Суть его, как пред­став­ля­ет­ся, в том, что Марий, поло­жив­шись на богов перед похо­дом на Кап­су в пре­де­лах разум­но­го, затем эти пре­де­лы пере­сту­па­ет, и при оса­де мулукк­ской цита­де­ли его спа­са­ет от неуда­чи лишь слу­чай­ность, for­tu­na, в помо­щи кото­рой vir bo­nus не нуж­да­ет­ся (Iug. 1. 3).

В завер­ше­ние мож­но ука­зать на вполне бла­го­при­ят­ный слу­чай вли­я­ния рели­ги­оз­ных воз­зре­ний на поведе­ние людей в той же «Югур­тин­ской войне» (75. 7—9): «Когда [рим­ское] вой­ско при­бы­ло к месту, назна­чен­но­му нуми­дий­цам, и был раз­бит лагерь, с неба, как гово­рят, неожи­дан­но хлы­ну­ло столь­ко воды, с.141 что ее одной с избыт­ком хва­ти­ло бы цело­му вой­ску». Нема­ло ее доста­ви­ли и нуми­дий­цы. «Но сол­да­ты из рели­ги­оз­ных побуж­де­ний боль­ше поль­зо­ва­лись дож­де­вой водой (mi­li­tes re­li­gio­ne plu­via ma­gis usi), и это при­да­ло им муже­ства (eaque res mul­tum ani­mis eorum ad­di­dit), ибо они реши­ли, что о них пекут­ся бес­смерт­ные боги (nam ra­ti se­se dis im­mor­ta­li­bus cu­rae es­se)». Воз­ни­ка­ет вопрос: поче­му в дру­гих слу­ча­ях уве­рен­ность в помо­щи богов если не сра­зу, то немно­го поз­же при­во­дит к дур­ным послед­ст­ви­ям, здесь же они ока­зы­ва­ют­ся поло­жи­тель­ны­ми, укреп­ляя дух армии? Ответ дума­ет­ся, прост: prin­ci­pes rei pub­li­cae не долж­ны руко­вод­ст­во­вать­ся рели­ги­оз­ны­ми сооб­ра­же­ни­я­ми ввиду их ирра­цио­наль­но­сти, тогда как для про­стых людей они могут быть вполне полез­ны.

Таким обра­зом, Сал­лю­стий отно­сил­ся к рели­гии так же, как мно­гие обра­зо­ван­ные рим­ляне того вре­ме­ни: хотя бы на сло­вах при­зна­вал необ­хо­ди­мость почи­та­ния богов, не ста­вил под сомне­ние их суще­ст­во­ва­ние, но ни в малей­шей мере не счи­тал воз­мож­ным руко­вод­ст­во­вать­ся сооб­ра­же­ни­я­ми рели­ги­оз­но­го харак­те­ра в серь­ез­ных делах — при этом, судя по все­му, вполне допус­кая их полез­ность для про­сто­на­ро­дья.

Лите­ра­ту­ра

Дым­ская Д. Д. Про­ро­че­ство о трех Кор­не­ли­ях // ВДИ. 2018. № 1. С. 28—35.

Коро­лен­ков А. В. Образ Мария у Сал­лю­стия // ВДИ. 2008. № 4. С. 94114.

Gil­bert C. D. Ma­rius and For­tu­na // Clas­si­cal Quar­ter­ly. N. S. 1973. Vol. 23. P. 104—107.

Greth­lein J. The Un­thu­cy­di­dean Voi­ce of Sal­lust // Tran­sac­tions of the Ame­ri­can Phi­lo­lo­gi­cal As­so­cia­tion. 2006. Vol. 136, N 2. P. 299—327.

Koes­ter­mann E. Kom­men­tar // Sal­lus­tius Cris­pus. Bel­lum Iugur­thi­num. Hei­del­berg, 1971. S. 23—389.

McGus­hin P. C. Sal­lus­tius Cris­pus. Bel­lum Ca­ti­li­nae. A Com­men­ta­ry. Lei­den, 1977.

McGus­hin P. Sal­lust. The His­to­ries. Ox­ford, 1992. Vol. 1.

Sy­me R. Sal­lust. Ber­ke­ley; Los An­ge­les; L., 1964.