стр.

Л. Фридлендер

Картины из бытовой истории Рима
в эпоху от Августа до конца династии Антонинов.
Часть I.

Общая история европейской культуры. Том IV. Фридлендер Л. Картины из бытовой истории Рима в эпоху от Августа до конца династии Антонинов. Часть I. Санкт-Петербург. Издание «Брокгауз-Ефрон», 1914.
Перевод под редакцией Ф. Зелинского, заслуженного профессора Санкт-Петербургского Университета и С. Меликовой, преподавательницы Санкт-Петербургских Высших Женских Курсов.
Постраничная нумерация примечаний в электронной публикации заменена на сквозную.

с.1

I. ГОРОД РИМ.

Еще в конце царского периода Рим походил многими существенными чертами на свайную деревню, несмотря на свои уже довольно значительные размеры, которые определялись Сервиевой стеной¹. Земледелием и скотоводством занимались еще в пределах города. Вокруг жилищ, построенных из глины, соломы и дерева, лежали нечистоты, и валялась разбитая домашняя и сельскохозяйственная утварь. Немощеные улицы летом покрывались облаками пыли, а зимой — грязью².

Неудобства позднейшего распланирования города древние приписывают тому, что, после сожжения его галлами (390 г. до Р. Хр.), город застраивался вновь без плана и определенного порядка. Кварталы были неправильны, улицы тесны и извилисты, дома построены часто скученными массами³. Черепичные крыши только мало-помалу входили в употребление; до войны с царем Пирром (284 г. до Р. Хр.) сохранялся обычай крыть дома тисом⁴, что указывает на изобилие лесов в Италии в то время. Впоследствии этих лесов стало значительно меньше, так как они истреблялись на постройку высоких полудеревянных, так часто горевших домов для эксплуатации⁵. Гораздо позже приступили к мощению городских улиц; первая известная проезжая улица была проложена в 237 г. до Р. Хр.⁶. Хотя Рим и утрачивал постепенно свой деревенский характер (например, еще до 310 г. до Р. Хр. деревянные лавки мясников на форуме уступили место конторам менял⁷, все же улучшения следовали так медленно и спорадически, что еще при дворе Филиппа Македонского (174 г.) враждебная Риму партия могла смеяться над некрасивым видом столицы Италии, не блиставшей ни публичными, ни частными постройками⁸. Сооружение видных городских построек началось лишь незадолго до этого. Первая из базилик, заменивших лавки и составивших со временем «каменный, однородный в архитектурном отношении, сводчатый корпус, определявший с.2 главные очертания форума», была выстроена около 185 года М. Порцием Катоном, после чего в 180 и 170 гг. появились базилики Фульвия Нобилиора и Семпрония Гракха⁹. Первый устроил также в 179 году (год его цензорства, составляющий эпоху в истории римской архитектуры) обширный центральный рынок для съестных припасов с бойней, покрытой куполом посредине и с окаймляющими ее кругом лавками для продажи¹⁰. Первый «мраморный храм», построенный Кв. Метеллом Македонским (консулом 143 г.), был, вероятно, украшен вывезенными колоннами и другими произведениями искусства¹¹. «Благодаря тому, что город постепенно разрастался на Марсовом поле, произошла крупная перемена. Проложение прямой Фламиниевой дороги и постройка Фламиниева цирка составили эпоху, за нею последовал период постройки портиков в южной части, затем период построек Помпея. За монументальными постройками следовал всегда и успех частного строительства и, вероятно, сеть улиц, примыкающих к Фламиниевой дороге, портикам и цирку, была проложена также под прямыми углами, как мы это затем видим из остатков, сохранившихся от императорской эпохи. Уже к концу республики должна была быть резкая разница между старым городом и новым, лежащим на равнине»¹².

После того, как уже значительно раньше (может быть, вскоре после 2-ой пунической войны)¹³, благодаря снятию укреплений Рима, устранилось главное препятствие для расширения города, рост последнего уже при Сулле вызвал необходимость дальнейшего переноса городской черты (pomerium), имеющей сакрально-правовое значение¹⁴.

Но хотя с эпохи Суллы Рим все более и более пополнялся величественными постройками¹⁵, однако, направления улиц оставались в общем прежними, равно как и характер их фронтов, и еще в 63 году Рим со своими не особенно хорошими улицами, то поднимавшимися по холмам, то спускавшимися в долины, со своими высокими домами и очень узкими переулками никак не мог сравниться с Капуей, «вторым Римом»¹⁶, широко расстилавшейся по равнине¹⁷, которая еще во время Домитиана не очень отставала от столицы¹⁸. Даже при Августе Рим производил впечатление не планомерно построенного, а случайно возникшего города¹⁹. В тридцатипятилетний период от смерти Суллы до смерти Цезаря (с 78—44 г. до Р. Хр.), Рим украсился многочисленными роскошными постройками, как общественными, так и частными, в которых полководцы, офицеры, гражданские чиновники и купцы выставляли на показ свои богатства, набранные в ту эпоху великих завоеваний на Востоке и Западе. В 44 г. до Р. Хр. в Риме было уже более ста дворцов²⁰. Цицерон уже в 70 году считал себя вправе назвать его прекрасным и богато украшенным городом²¹; хотя (по мнению Плутарха) все римские с.3 постройки до императорского периода не могли сравниться с постройками Перикла в Афинах²², и Светоний, без сомнения, был прав, говоря, что Август нашел город Рим по внешнему виду совершенно не соответствующим достоинству римского владычества²³.

При Августе строительное дело переживало новый пышный расцвет. Этому содействовали не только чувство безопасности, вернувшееся благодаря всеобщему миру, возрастающее благосостояние, рост населения и приток капиталов (понизивший в 29 г. до Р. Хр. процентную норму с 12 % до 4 %)²⁴, но в особенности стремление императора окружить Рим блеском и роскошью, необходимыми для престижа мировой столицы. Теперь только стал употребляться для построек в большом количестве благородный материал каррарских каменоломен²⁵. Хотя на первых порах украшению Рима способствовала масса общественных сооружений и памятников, все же предпринималось также и (частью вызванное этим) упорядочение и расширение уличной сети²⁶. Затем несомненно и то, что ясно выраженное желание монарха было законом для магнатов, капиталистов и предпринимателей также относительно и частных построек, вследствие чего и возникли вскоре многочисленные блестящие частные дома и дворцы, затмившие отчасти прежние²⁷. По поводу солидной постройки дворца какого-то Пизона²⁸ Август сказал с чувством удовлетворения, что Пизон строит так, как будто Рим будет существовать вечно²⁹.

Вообще, мы вправе предположить, что желание Августа имело не менее быстрое и внушительное воздействие на архитектурное обновление Рима, чем воля и пример многих правителей для современных столиц. В истории архитектуры Неаполя новая эпоха началась с правления испанского вице-короля Пиетро Толедского (1532—1553); Сикст V наложил печать своего духа на город Рим (1585—1590)³⁰. Стокгольм в конце XVI в. выделялся из городов северной Европы (не исключая и Лондона) количеством каменных домов, и это было вызвано приказом Густава Вазы (1523—1560), который энергично проводился в жизнь Иоанном III (1568—1592). Уже в 1582 г. из 658 домов 429 были каменными³¹. Париж был обязан частным постройкам, вызванным примером Людовика XIV, возникновением двух новых городов, расположившихся около церкви св. Сульпиция и около Палэ-рояля, которые и затмили старый город³². В Москве, где еще к концу XVII в. продавались на базарах грубо сколоченные срубы для восстановления сотен и тысяч домов, ежегодно уничтожавшихся пожарами, пример дворца, выстроенного князем Голицыным, имел такое влияние, что за время, когда он стоял во главе правления (1682—1689), было построено не менее 3000 каменных домов³³. Август Сильный превратил Дрезден, который до него был маленьким с.4 деревянным городом, в каменный и (по словам лэди Монтегью, 1716 г.) в самый красивый из всех немецких городов³⁴. Варшава лишь при Станиславе Августе, который выбрал ее своей столицей, вышла из своего жалкого состояния и была украшена благодаря ему и его магнатам многочисленными дворцами и другими видными строениями³⁵. Берлин разукрасился при Фридрихе-Вильгельме I и Фридрихе II благодаря значительным затратам государственных средств и упорядочению частных сооружений, что производилось отчасти принудительным путем³⁶. Очень оживленная строительная деятельность последовала после семилетней войны³⁷. Подобно этим столицам и Рим получил благодаря первому своему монарху новый архитектурный характер: при Августе и благодаря ему он превратился «из глиняного города³⁸ в мраморный»³⁹. Уже через 30 лет после битвы при Акции Овидий говорит о золотом Риме, владеющем сокровищами всего мира⁴⁰.

«В центральных кварталах города уже при Августе и его ближайших преемниках частные постройки были большей частью вытеснены общественными: десятый участок был занят императорскими дворцами, одиннадцатый — расширенным цирком, четвертый — императорскими форумами. Взамен этого Целий и Авентин превратились в элегантные, излюбленные аристократией части города»⁴¹.

Однако, распланировка улиц в Августовский век, вероятно, очень мало подверглась изменению. Так, при Тиберии раздавались жалобы на то, что дома так высоки, а улицы так узки, что против пожара нет защиты, а при обвале нет возможности спастись ни в ту, ни в другую сторону⁴². После пожара при Нероне (в 64 г. по Р. Хр.)⁴³, случившегося в один день с галльским пожаром (19 июля или, вернее, в ночь с 18-го на 19-ое), и после того, как он бушевал 6 дней, уничтожившего дотла 3 участка из 14, а из семи участков оставившего лишь немногие полусгоревшие развалины⁴⁴, Рим восстал совершенно новым. С этих пор дома возводились до известной высоты из огнеупорного материала — из габинского и албанского камня, — не были так стеснены и строились не такими высокими; — кварталы располагались по общему плану, улицы прокладывались более широкими и прямыми, и через них были перекинуты аркады⁴⁵. с.5 Само собой разумеется, что к году смерти Нерона (68 г.) эти новые сооружения далеко еще не были закончены. Еще Веспасиан застал город искаженным прежними пожарами и обвалами⁴⁶, и надпись, сделанная в 71 г., гласит, что он на свой счет привел в порядок улицы, обезображенные благодаря нерадению предыдущего времени⁴⁷.

Но и перестройки, доведенные до конца династией Флавиев и коснувшиеся более двух третей города, не могли совсем устранить прежние недостатки. По единогласным свидетельствам древних писателей, дома и после большого пожара оставались очень высокими. По словам Ювенала, повсюду были окна, из которых предметы на улице казались как бы в тумане⁴⁸. «Если, — говорит Плиний, — к протяжению и объему Рима прибавить высоту его домов, то ни один город в мире не может сравниться с ним по величине»⁴⁹. Дело в том, что по площади Александрия (вероятно также и Антиохия) превосходила Рим (по измерению 74 г., Рим имел 13200, а Александрия — 16360 шагов в окружности)⁵⁰, но оба эти города не имели таких высоких домов. Аристид в похвальной речи Риму говорит: «подобно тому, как силач поднимает других над своей головой и так носит их, так и Рим несет один город над другим, которые он поднял над своей головой. Если бы расположить их по земле, то вся Италия в поперечнике, вплоть до Адриатического моря, заполнилась бы ими, как одним сплошным городом»⁵¹. И действительно, причины, вызвавшие нагромождение многих этажей⁵², еще долго сохраняли свою силу. Они сводились к чрезвычайной густоте населения (особенно в старом городе) с одной стороны, с другой — к ограниченным размерам площади города и высоким ценам на землю; отчуждение места для форума Цезаря обошлось около 9 миллионов рублей, которые пошли на уплату землевладельцам и домовладельцам⁵³. В Риме дома были выше, чем в современных больших городах к северу от Альп⁵⁴. В то время, как берлинский строительный устав 1860 года допускает максимальную высоту фасадов в 36 футов при одинаковой ширине улицы, допуская большую высоту лишь при соответственной ширине улицы, венский устав разрешает лишь 45 футов (при 4 этажах), парижский — не более 63,6 футов (при условии одинаковой ширины улицы)⁵⁵, Август определил максимальную высоту передних домов в 70 римских (около 66 прусских футов) футов = 20,72 метра, допустив, таким образом, возможность существования шести, семи этажей, а Траян в 60 римских (около 56 прусских) футов = 17,70 метров⁵⁶, следовательно, 5—6 этажей. Эти оба постановления, которые едва ли строго соблюдались, не распространялись на надворные строения и дома, не выходившие на улицу, которые поэтому, без с.6 сомнения, часто превышали норму; так, например, у Мартиала бедняку приходится подниматься на «двести ступеней», чтобы дойти до своей комнаты⁵⁷. Кроме того, максимум вышины допускался при любой ширине улиц, а в этом последнем отношении Рим значительно уступал современным большим центрам. В то время как в Берлине средняя ширина всех улиц составляет 22 метра⁵⁸, в Риме ширина главных улиц была, по-видимому, не более 5—6,50 метров⁵⁹, следовательно, меньше самой узкой парижской улицы в 7,80, при которой там допускаются постройки не выше 11,90 метров. Такая оживленная, благодаря своим магазинам, улица, как Vicus Tuscus в Риме, имела мостовую лишь в 4,48 метра, а Vicus Iugarius лишь в 5,50 метра⁶⁰. Если город Тир, действительно, как говорит Страбон⁶¹, имел еще более высокие дома, чем Рим, то это обусловливалось его положением на тесном скалистом острове⁶².

Длинные и, вместе с тем, прямые улицы были на Марсовом поле, как, например, Via Lata, соответствующая южной части Корсо, а также улица, соответствующая Via dei Coronari, идущая от моста Ангела до Piazza Colonna. Несколько таких улиц было и в остальной части Рима, например: Vicus patricius (Via Urbana) и Alta Semita (Via del venti Settembre); однако, подобных улиц, которые должны были представлять очень красивый вид, не могло быть много, вследствие постоянного чередования долин с холмами, тем более, что долины, по большей части, были заняты форумами и другими общественными сооружениями. В Риме никогда не было таких грандиозных проспектов, какими были роскошные улицы Александрии и Антиохии, чуть не в милю длиной и пересекавшиеся под прямым углом другими великолепными улицами. В силу необходимости, обусловленной природой места, в направлении улиц средневекового Рима до эпохи Сикста V, а отчасти и до наших дней, сохранился в значительной степени старый план. Скудные и частью поврежденные фрагменты капитолийского городского плана начала III века представляют почти равное число правильных, прямоугольных и неправильно распланированных кварталов, причем наблюдается (едва ли случайная) целая градация разнообразнейших по ширине улиц⁶³.

Кроме того, архитектурной внешности римских улиц, по современным понятиям, вредили многие характерные особенности античного стиля: часто непрямолинейные фасады домов, неправильные и редкие окна в верхних этажах, неодинаковая высота различных частей в одних и тех же домах, но особенно часто встречающиеся пристройки и выступы, значительно суживавшие как раз самые оживленные улицы⁶⁴. Там, где вдоль фасада домов тянулись аркады, сообщение могло сосредоточиваться в них, но такие аркады встречались, вероятно, лишь в больших улицах. На других улицах таверны, лавки, магазины, мастерские, кабачки с.7 занимали часть улицы, как и в Помпеях, где на главных улицах перед каждым домом находились будки с каменными прилавками⁶⁵. При суматохе и давке на римских улицах неудобства от суживания их, благодаря этим пристройкам, иногда так сильно давали себя чувствовать, что приходилось принимать против этого какие-нибудь меры. «Весь Рим, — говорит Мартиал (в 92 г.), — превратился в большую гостиницу, все улицы заняты разносчиками и торговцами, мясниками, трактирщиками и цирюльниками, так что не видно уже порогов домов. Здесь на косяке шинка на цепочке висели винные бутылки, там в самой густой толпе цирюльник орудовал своей бритвой, закопченные дымящиеся кухмистерские занимали всю ширину улицы, и преторы бывали принуждены идти по грязи проезжей дороги». Домитиан сократил трактиры, и с тех пор улицы, бывшие лишь простыми тропинками, опять стали удобными для сообщения⁶⁶. Но, тем не менее, деревянные пристройки перед домами оставались многочисленны, как об этом определенно упоминает Геродиан, описывая уличную схватку между народом и преторианцами в 237 или 238 г.: благодаря этим постройкам, пожар, устроенный преторианцами, быстро охватил большую часть города⁶⁷. В 368 г. городской префект Претекстат совершенно устранил балконы и выступы верхних этажей⁶⁸, вероятно, вследствие опасности в пожарном отношении, увеличивавшейся, по-видимому, еще тем, что они обыкновенно были снабжены занавесками⁶⁹, а также, может быть, и ради безопасности⁷⁰.

Однако, несмотря на все недостатки улиц и положения Рима, не было города, равного ему. Еще Клавдиан был вправе сказать, что небо не взирает ни на что более величественное, что ничей взгляд не охватывает его ширины, никакой ум не постигает его красоты, ни одни уста не могут выразить достойной его хвалы⁷¹; и еще 100 лет спустя африканец Фульгентий воскликнул при виде Рима: «как прекрасен должен быть небесный Иерусалим, если уже земной Рим сияет таким великолепием!»⁷². Один панегирист Рима (Каллиник из Петры в Аравии) в III веке сравнивает лишение тех, которые не видят Рима, с несчастием слепых, не знающих солнца; только тот, кто знает Рим, может сказать, что он действительно жил, и его судьба отличается от судьбы людей, не знающих Рима, более, чем состояние посвященных — от нечистых⁷³. Такое могущественное впечатление создавалось, главным образом, следующим: громадной постоянно меняющейся толпой населения, стекающегося из всех стран, ошеломляющей и опьяняющей сутолокой истинно мирового общения, величием, роскошью и множеством общественных сооружений и построек и, наконец, неизмеримой площадью города. «С с.8 какого места, — спрашивает Аристид, — можно было бы вполне охватить взором столько холмов, покрытых домами, или долин, превратившихся в города или, вернее, такую громадную площадь земли, занятую одним городом? Где бы человек ни находился, он всегда оказывается в середине города»⁷⁴. И в самом деле, взор того, кто смотрел тогда вниз с вершины Капитолия, терялся в массе великолепных построек, дворцов, различного рода памятников, которые простирались под его ногами на целые мили, уходя через холмы и долины в необозримую даль. Там, где теперь расстилается по направлению к Албанским горам покрытая развалинами пустыня, над которой висит зараженная лихорадкой атмосфера, — в то время была совершенно здоровая, вся застроенная и прорезанная оживленными улицами равнина⁷⁵. Ни с одной стороны город не имел настоящей границы⁷⁶, не было никакого определенного признака, по которому можно было бы заключить, как далеко он простирался, и где начиналась новая область. Его слободы захватывали Кампанью и постепенно поглотили многочисленные окрестные местечки и области, а его предместья терялись в новых сооружениях роскошных вилл, храмов и монументов, мраморные зубцы, фронтоны и купола которых выделялись на темной зелени рощ и садов⁷⁷.

Из общественных сооружений постройки на Марсовом поле превосходили все прочие по грандиозности, не уступая им в то же время в роскоши и великолепии. То сильное впечатление, которое производил этот, возникший при Августе, мраморный город, передано Страбоном. Заключенная в изгибе реки широкая равнина, громадная площадь которой давала простор движению экипажей, наездников⁷⁸ и бесчисленной толпы людей, состязавшейся в гимнастических упражнениях; ее поверхность, постоянно покрытая зеленой травой, кругом — великолепные здания и памятники, лабиринт поддерживаемых колоннами портиков, сводчатые и украшенные фронтонами крыши, чередующиеся с зеленью рощ и аллей и окаймленные по ту сторону реки возвышающимися полукругом холмами, склоны которых спускались к самому берегу, — вот тот вид, от которого трудно было оторваться, и который заставлял остальной город казаться чем-то второстепенным. Но стоило только войти в самый город и увидеть ряд форумов, один возле другого, окруженных колоннадами и храмами, а также Капитолий с его архитектурными постройками и Палатин, и колоннаду Ливии, чтобы легко позабыть виденное вне города. «И таков, — восхищенно заключает свое описание Страбон, — город Рим»⁷⁹. То, что из этого великолепия погибло во время пожаров при Нероне и с.9 Тите, было потом снова восстановлено или заменено; старые же сооружения были пополнены новыми. Все Марсово поле можно было пройти под крышами колоннад; все протяжение 10 главных портиков девятого района (Фламиниев цирк) равнялось 4500 метрам, а пространство, защищенное ими от солнца и дождя, — 27500; площадь, ими охватываемая, — приблизительно 100000 квадр. метрам, а число их колонн доходило до 2000⁸⁰. В этих портиках находились указания их длины в футах и того, сколько раз надо было пройти их взад и вперед, чтобы пройти пространство в 1000 шагов (одну милю) и больше⁸¹. По словам Плиния, Рим является победителем вселенной и в каждом отдельном из своих шедевров, а вследствие скопления их в одном месте, кажется, как будто бы, наряду с существующими, возник другой мир. В последнее время республики, главным образом, приводили в изумление построенный царем Сервием с открытой восточной стороны Рима колоссальный вал⁸², в 50 футов шириной, огромный фундамент Капитолия и система клоак; из них семь главных подземных рукавов (как говорит Плиний), проведенных к одному месту, крутым наклоном низвергались вниз, неудержимо увлекая с собою всё; своды же этих клоак выдерживают еще до сих пор чудовищную тяжесть, и сотрясение почвы при обвалах и землетрясениях⁸³. Во времена Плиния самыми великолепными зданиями были: построенный Юлием Цезарем большой цирк, форум Августа, возобновленная при нем базилика Павла с колоннами из фригийского мрамора, дирибиторий Агриппы на Марсовом поле, имевший небывало широкую крышу, и выстроенный Веспасианом храм мира⁸⁴.

В течение полстолетия, между Веспасианом и Адрианом, Рим достиг своего наивысшего блеска, хотя при Антонинах, и позднее, особенно при Севере и Каракалле, многое было сделано для его украшения⁸⁵. Проведенная последним Via nova в местности, где были его термы, считалась самой красивой улицей Рима⁸⁶. Но тогда возникли, быстро следуя одно за другим, чудные произведения искусства, удивлявшие отдаленных потомков не менее современников. Аммиан описывает впечатление, которое Рим произвел на императора Констанция, когда он увидел его в первый раз в 357 году; в этом описании он упоминает, почти без исключения, только о постройках, возникших в это время⁸⁷. Взойдя на форум, это знаменитое место древнего могущества, он не мог говорить от восхищения. В какую сторону он не обращал взоры, повсюду его ослепляла масса чудес искусства. Когда потом он постепенно осматривал отдельные части города, где бы он ни находился, на вершинах ли семи холмов, на их ли склонах, или в равнине, ему всегда с.10 казалось, что то, что он видит в данную минуту, и есть самое величайшее. Храм Юпитера на Тарпейской скале сияет, как нечто божественное в сравнении с человеческим. Бани занимают своей площадью целые провинции. Громада (Флавиева) амфитеатра, величественное здание из тибуртинского камня, поднимается так высоко, что взгляд едва достигает самой вершины. Прекрасное круглое здание Пантеона с великолепным высоким сводом, гигантские колонны, к вершинам которых вели внутренние лестницы, увенчанные статуями прежних императоров, храм богини Рима, Форум мира, театр Помпея, Одеон, стадий — все эти красоты города соперничали между собою в красоте, пышности и великолепии. Но когда он подошел к форуму Траяна и увидел это сооружение, подобного которому нет под небом, и которое, конечно, сами боги должны были признать чудесным, он остановился в оцепенении, предоставив своей душе носиться по громадным пространствам, которых невозможно описать на словах, и осуществление которых во второй раз недоступно для смертных.

План этого в высшей степени блестящего сооружения Рима эпохи империи возможно еще распознать в общих чертах на основании значительных остатков. Гигантских размеров базилика, а позади высокая в 100 футов высоты колонна, гласившая о деяниях императора, составляли задний план, и идеальный центр открытой площади, которая (для идущего от форума Августа) замыкалась слева и справа колоннадами; позади них, в виде полукругов, симметрично возвышались здания, примыкавшие с одной стороны к склону Капитолия, с другой — к Квириналу; единственное украшение форума составляла находившаяся посредине конная статуя императора. Базилика представляла собою поддерживаемое колоннами здание; ее, по всей вероятности, двухэтажная средняя зала, окруженная двойной колоннадой, замыкавшаяся со стороны Капитолия и Квиринала полукруглыми экседрами, была шириною в 25 метров = 100 римским футам⁸⁸; впоследствии она была почти буквально повторена в базиликах св. Петра и S. Paolo fuori; деревянная крыша снаружи была покрыта позолоченными бронзовыми листами, щедро использован гранит, туземный и иностранный мрамор. По обеим сторонам колонны (с востока и запада) находились, вероятно, здания двойной (латинской и греческой) библиотеки; к северу, позади колонны, как бы заключая все, находился построенный Адрианом храм Траяна. Со временем форум Траяна все более наполнялся статуями заслуженных государственных деятелей, преимущественно из позолоченной бронзы; их постаменты, возникавшие от эпохи Антонинов до VI столетия, отчасти сохранились еще и доныне. «Если представить себе при этом вершины базилики и окружающих колоннад уставленными позолоченными конями и трофеями, а также фигуры пленных и плачущих варваров, из которых некоторые сохранились на триумфальной входной арке, и другие фигуры, сделанные из мрамора и порфира; если затем представить себе роскошную и смелую орнаментовку сохранившихся кусков фриза, то получится ясное с.11 представление об истинно-царском великолепии форм, которые заполняли эту парадную площадь, расчлененную так симметрически строго»⁸⁹.

Мы имеем подробное описание города Рима, где говорится о его 14 участках, только от середины VI столетия: именно два мало различающиеся между собою изложения, сделанные на основании официального документа, относящегося ко времени между 312 и 315 годами, и в основе которого очевидно лежал план города. При этих описаниях есть два дополнения⁹⁰, из которых одно содержит в себе перечисление некоторых главных классов общественных памятников (6 обелисков, 8 мостов, 11 терм, 19 водопроводов и т. д.), другое — указатель к описанию участков, в котором приведена общая сумма находящихся в этих четырнадцати участках памятников, зданий и учреждений; 2 цирка, 2 амфитеатра, 3 театра, 4 школы гладиаторов, 5 навмахий, 36 мраморных арок, 37 ворот, 290 магазинов и амбаров, 254 общественных пекарни, 1790 дворцов, 46602 дома с наемными квартирами, и т. д. Пользование этим справочником замечается впервые в календаре Полемия Сильвия (448 г. после Р. Хр.), где также перечисляются семь «главных чудес» Рима, которые, очевидно, противопоставляются семи чудесам мира. Вот эти семь чудес (их, конечно, называют весьма различно): клоаки, акведуки, (Флавиев) амфитеатр (Колизей), Одеон (построенный Домитианом), термы и высоты Яникула (на Acqua Paola), откуда, следовательно, и тогда, как теперь, чичероне заставляли посетителей вечного города восхищаться «семью холмами и всем Римом»⁹¹.

Но не одно это несравненное великолепие зданий и сооружений делало Рим городом чудес. Идущего по его бесконечной территории на каждом шагу приковывали новые зрелища. Повсюду его взгляд останавливали на себе произведения древнейшего и новейшего искусства, необозримой массой украшавшие весь город. Стены портиков и храмов сверкали блеском красок, фресок и картин⁹², а все свободные места как там, так и в банях, все улицы и площади еще в IV веке⁹³ были заставлены бронзовыми и мраморными статуями. В то время было выставлено публично 3785 бронзовых статуй императоров и полководцев, так что общее число выставленных пластических произведений превышало, вероятно, 10000. Если прибавить сюда все статуи, находящиеся внутри зданий, будет понятно, что еще спустя два столетия, после многих новых опустошений, Кассиодор мог сказать: «кажется, что в стенах Рима живет еще другой народ, состоящий из статуй»⁹⁴.

Повсюду массы домов чередовались и окаймлялись зеленью садов и с.12 парков, и во всякое время года можно было видеть в изобилии свежую листву. Эсквилин был покрыт садами Мецената, Палласа, Эпафродита, Торквата и другими, как одним огромным парком; сады Ацилиев, Лукулла, Саллюстия занимали собою всю площадь Monte Pincio и прилегающие долины: «так что от Porta del Popolo до Sante Croce в Gerusalemme тянулся один колоссальный парк, прерываемый только термами Диоклетиана»⁹⁵. Обширные участки дворцов часто также заключали в себе сады с великолепными, старыми деревьями, в которых раздавалось пение птиц⁹⁶. Излюбленными в городских садах были особенно лотосовые деревья (т. е. крапивница, каркас) за их широколиственную вершину. Шесть лотосовых деревьев в саду оратора Красса на Палатине, которые в 92 г. до Р. Хр. ценились так же дорого, как дворец (3 миллиона сестерций), погибли лишь спустя 150 лет, во время нероновского пожара⁹⁷. Цветы и букеты распространяли свое благоухание далее с крыш и балконов⁹⁸. Но особенно много садов, отчасти императорских, находилось на правом берегу Тибра⁹⁹ и на окружающих холмах. Многие из этих садов были доступны для народа¹⁰⁰; кроме того, лавровые и платановые аллеи на Марсовом поле манили прогуляться под густым, тенистым навесом ветвей¹⁰¹. В великолепной колоннаде Ливии (на высокой равнине между северо-восточной стороной терм Траяна и церковью S. Martino ai Monti)¹⁰² во времена Плиния листва только одного огромного винограда, из которого там под открытым небом были устроены шпалеры, давала тень прохожим¹⁰³. Гордиан III предполагал разбить большой сад под Monte Pincio на Марсовом поле, засадив его лавровыми, миртовыми и буковыми деревьями, в 1000 футов длины и 500 футов ширины; он предполагал прорезать его в длину аллеи, вымощенной мозаикой и окаймленной рядом колонн со статуэтками. Его обе длинные стороны должны были замыкаться колоннадами, а короткая — с одной стороны базиликой и летними термами, а с другой — зимними термами. Но этот план не был выполнен, и при Константине это место заняли частные сады и здания¹⁰⁴.

Но, может быть, самое прекрасное украшение, которое имел уже древний Рим, состояло в количестве и красоте его водопроводов; это украшение было притом сокровищем неизмеримой ценности для благополучия его жителей, и оно сглаживало многие недостатки построек и местоположения. Источники, проведенные в город с гор (при Нерве общая длина их равнялась приблизительно 58 немецким милям)¹⁰⁵ по подземным трубам, или же посредством ряда гигантских арок, скатывались с шумом из искусственных гротов, разливались наподобие прудов с.13 в широкие богато украшенные бассейны, или же с плеском поднимались в струях великолепных фонтанов, прохладная атмосфера которых освежала и очищала летний воздух¹⁰⁶. «Если бы, — говорит Плиний, — кто-нибудь захотел измерить все количество воды, текущей для общественного употребления в банях, прудах, каналах, дворцах, садах, в пригородных виллах, измерить те расстояния, которые она протекает, сооруженные арки, прорытые горы, сравненные долины, то он должен был бы сознаться, что во всем мире никогда не было ничего более достойного удивления»¹⁰⁷. Также и Гален причисляет к главным достоинствам Рима количество и красоту источников, из которых «ни один не имеет дурно-пахнущей, вредной, грязной или жесткой воды»¹⁰⁸. Все водопроводы в совокупности доставляли, после того, как Фронтину удалось почти удвоить их производительность, такое количество воды, которое исчисляется, по меньшей мере, в 675000 куб. метров¹⁰⁹. Постоянно возраставшая вплоть до III века масса воды не только делала пребывание в старых, больших публичных садах все более усладительным отдыхом, но побуждала также к постоянному увеличению числа публичных бань, доступных каждому вследствие низкой цены (менее 1 коп.), и фонтанов¹¹⁰. В описании города в IV веке упомянуты 856 бань (не считая 11 терм) и 1352 водяных бассейна с фонтанами (при Нерве их было 591). Большое число этих бассейнов было украшено произведениями искусства (так, один бассейн, устроенный Агриппой, был украшен изображением гидры), по которым они и назывались, например, источник Орфея, Ганимеда, Прометея: один с верхом покрываемый, как бы купающийся в воде конус народ прозвал: «потеющей целью для стрельбы». Руина этой колонны у Колизея¹¹¹ и великолепная руина одного монументального источника, называемая Trofei di Mario¹¹² — почти единственные сохранившиеся нам остатки «от этого, очевидно, пышного великолепия». Во втором приложении к описанию города перечислены, кроме того, 15 нимфеев, т. е. построек для ключей, конечно, с богатой орнаментовкой, из которых била или вытекала вода; об их устройстве может дать представление так называемый грот Эгерии¹¹³ так же, как о бассейнах, украшенных скульптурными работами, могут дать понятия Acqua Paola, Fontana di Trevi и di Termini. Совершенно разрушенный только Сикстом V септизоний Севера — трехэтажное, богатое колоннами великолепное здание на юго-западном углу Палатина, состоявшее из трех почти полукруглых ниш, замыкаемых справа и слева выступающими крыльями, — был, по-видимому, утроенной, «Fontana Trevi»¹¹⁴. «Тот, кто видит народ отдыхающим в жаркое время года у этих искусственных с.14 водопадов, а вечером видит, как он вдыхает, среди каменных масс, испускающих поглощенный солнечный жар, освежающий горный воздух, поймет ту гордость, с которой можно было при Нерве сказать, что теперь устранены причины, делавшие в прежние времена римский воздух губительным и тяжелым как свинец»¹¹⁵. «Но венцом всей системы было, снабжение частных домов проточной водой». С тех пор, как управление водопроводами в 11 г. до Р. Хр. перешло к императору, не только была совершенно уничтожена обычная прежде плата за пользование водой частными лицами, но каждый мог, независимо от характера потребления, получить позволение провести в свой дом воду, и уже при Страбоне почти каждый римский дом имел резервуары, водопроводы и богатые водометы»¹¹⁶.

Почти все известные в то время предметы роскоши и наслажденья были доступны при посредстве мировой торговли; она наполняла ряды, лавки и магазины Рима драгоценнейшими и редкими произведениями самых отдаленных стран, великолепнейшими и наиболее трудно выполнимыми предметами индустрии и художественной промышленности всех народов. Плиний называет Тибр «милым купцом всех предметов, производимых на земле»¹¹⁷. «В Риме можно было вблизи рассмотреть произведения всего мира»¹¹⁸: испанскую шерсть и китайский шелк, художественные пестрые стекла и тонкое полотно из Александрии, вино и устриц с греческих островов, сыр с Альп и морскую рыбу с Черного моря. В магазинах и лавках лежали целебные травы из Сицилии и Африки, арабские пряности и благовония, жемчуга с мелей Барейнских островов и смарагд из уральских рудников, куски драгоценного дерева с красивыми прожилками, растущего на Атласе, и гигантские пласты и плиты цветного мрамора, который ломали в горных цепях различных провинций¹¹⁹. О колоссальном количестве доставляемого мрамора нам дает представление открытый на Авентине мраморный склад, содержавший около 1000 каменных глыб, добытых из 40 каменоломен¹²⁰. «К вам, — говорится в уже упомянутой хвалебной речи Аристида в честь Рима¹²¹, — приходит из всех стран со всех морей все, что производят времена года, все пояса, реки и озера, труд греков и варваров. Так что желающий осмотреть все это должен либо объездить целый свет, либо пожить в этом городе, так как все, что производится и изготовляется у всех народов, здесь имеется в изобилии во всякое время». В продолжение целого лета и осени сюда приходит изо всех стран такое количество нагруженных судов, что город походит на общую мастерскую целой земли¹²². Здесь можно видеть такое с.15 количество товаров Индии и счастливой Аравии, что можно подумать, что впредь деревья там навсегда обнажены, и те народы будут принуждены явиться сюда, чтобы потребовать то, в чем они нуждаются, из своих же собственных произведений. Вавилонские одежды и драгоценности из глубины варварской Азии доходят сюда легче и в гораздо бо́льшем количестве, чем если бы их пришлось доставлять с одного из островов Архипелага в Афины. Одним словом, сюда свозится все то, что доставляют торговля и мореплавание, что добывает земледелие, что извлекает на свет горное дело, что производят все существующие искусства, все, что рождается и произрастает на земле.

Вообще, тысяча явлений напоминала, что Рим был центром мирового государства. Точно с высокой башни можно было обозревать отсюда всю землю. С отдаленнейших границ приходили по всем дорогам непрерывные сообщения, «точно приносимые птицами», к резиденции мирового владычества, так что имеющий здесь свою резиденцию император был в состоянии, посредством посланий, управлять целым миром¹²³. Возможно, что из главных центров приходили доклады (по крайней мере, время от времени) каждый день; Калигула предпочитал присылаемые ему из Александрии доклады всякому другому чтению¹²⁴. Выпал ли в верхнем Египте дождь, или было ли землетрясение в Малой Азии, взбунтовались ли легионы на Рейне, или парфянский двор переменил свою позицию по отношению к Риму, — все это делалось очень скоро предметом разговоров на Форуме и Марсовом поле, на пирах и при дружеских встречах¹²⁵. Если где-нибудь делалась неслыханная находка, она сейчас же посылалась императору и выставлялась публично в Риме. Художники стекались в Рим изо всех стран, чтобы показать свое искусство и свои произведения, или же для того, чтобы добиваться венка на больших римских состязаниях; поэты и ораторы, философы и ученые приезжали, чтобы здесь выступить публично. Способнейшие и наиболее честолюбивые молодые люди всего света стремились из провинциальной глуши к блеску и свету мирового города, «который привлекал к себе взоры всех богов и людей»¹²⁶, который открывал широкое поле честолюбию, и предоставлял богатые средства как для образования и учения, так и для отдыха и наслаждения.

В залах и портиках многочисленных библиотек (в описании города их названо 28)¹²⁷ друг науки и литературы мог вволю насладиться ценными пергаментами и свитками папируса, а в кружках ученых, собиравшихся там и в других общественных местах, напр., в храме мира и в термах Траяна¹²⁸, он мог найти всяческое побуждение и поощрение с.16 для своих занятий, а также такое обилие пособий, как ни в каком другом месте; в многочисленных же аудиториях он мог присутствовать на лекциях по всем предметам, читаемых специалистами. Большие литературные задачи, для выполнения которых нигде нельзя было найти более благоприятных условий, чем здесь (а некоторые и вообще могли быть выполнены исключительно здесь), постоянно заставляли подолгу проживать в Риме иностранных ученых, как, напр., уже в эпоху Августа, Дионисия Галикарнасского и Диодора¹²⁹. Сооружения несравненной роскоши и великолепия для отдыха и развлечения в императорских термах были доступны даже простому люду; там во всякое время года для тысяч людей были готовы всякого рода бани, начиная от бассейна для плавания и кончая паровыми ваннами; для телесных упражнений, бесед и прохлаждения были назначены места, отличавшиеся более, чем царским великолепием. Термы Каракаллы и Диоклетиана далеко оставили за собою, по крайней мере, по объему, старейшие термы, из которых первыми по великолепию считались, кажется, термы Нерона, так как их не раз называли образцом величайшего блеска¹³⁰. Сведение о том, что термы Нерона имели 1600 банных мраморных кресел, а новые почти вдвое более этого, заимствовано, по-видимому, из того же официального источника, как и описание города с его приложениями¹³¹. И все-таки зрелища на сцене, в цирке, на арене превосходили все чудеса, которые заключал в себе этот город чудес; плоды самой богатой фантазии превращались здесь в изумительную действительность.

Но величайшим из всех зрелищ Рима было его население, для которого, как пишет Сенека, в первое время правления Клавдия, едва хватало домов в этом неизмеримом городе¹³², где поедается жатва всех стран, где улицы должны вмещать толпу, стремящуюся одновременно в три театра, и где неизбежно было быть задавленным, если этой беспрерывно катящейся, точно быстрая вода, человеческой реке, представлялось препятствие¹³³. Эти последние слова, написанные в 56 году¹³⁴, были вызваны воспоминанием о землетрясении 51-го года, во время которого, вследствие беспорядочного бегства, произошла давка, в которой погибли более слабые¹³⁵. Подобные случаи были вдвойне опасны, вследствие узости и извилистости улиц донероновского времени; однако, нам передают только о двух подобных несчастных случаях, происшедших только по исключительным поводам. Так, когда Калигула рассыпал деньги с крыши базилики Юлии, погибли в давке 32 мужчины, 247 женщин и один евнух¹³⁶; в другой раз, когда он приказал бить палками по толпе, стремящейся ночью в цирк, за то, что она потревожила его сон, погибло более 20 всадников, столько же женщин, а сверх того бесчисленная масса народа¹³⁷. Кроме того, одна надгробная надпись говорит о женщине и с.17 тринадцатилетнем мальчике, задавленных в толпе, теснящейся у Капитолия или на нем¹³⁸.

Людская толпа, наполнявшая улицы и площади города, была весьма смешанного характера. Чем более Рим становился мировым центром, тем более стекались сюда все национальности. Уже Цицерон называл Рим общиной, образовавшейся из слияния народов¹³⁹. Но настоящее массовое переселение из провинций началось только со времени падения республики, и с изменяющейся интенсивностью, которая, однако, до Константина едва ли когда-нибудь надолго ослабевала; оно наводняло Рим и смешивало его население с элементами всех стран древнего мира. Лукан говорит про него, что он оживляется не собственными гражданами, но наполнен дрожжами всего света¹⁴⁰; Геродиан называет его население в III столетии пестрым, смешанным¹⁴¹; и еще император Констанций удивлялся, смотря на римский народ, с какой быстротой все существующие «на земле нации стекались в Рим»¹⁴². Чем далее, тем более Рим становился «общим городом»¹⁴³, «сборным пунктом всего мира»¹⁴⁴, «мировой гостиницей»¹⁴⁵, а один из его греческих хвалителей, софист Полемон (в первой половине II века) метко называл его «компендием мира»¹⁴⁶.

Пестрота населения еще увеличивалась вследствие массы беспрестанно приезжающих и отъезжающих иностранцев. Римских куртизанок посещали, как утверждает Мартиал, парфяне и германцы, киликийцы и каппадокийцы, египтяне и нубийцы, иудеи, даки и аланы¹⁴⁷. При таких исключительных случаях, как, напр., большие зрелища, число иностранцев также возрастало чрезмерно. Уже по поводу устроенного Августом состязания кораблей (2 г. до Р. Хр.), по словам Овидия, весь свет был в городе¹⁴⁸; на освящении Флавиева амфитеатра (согласно Мартиалу) были зрители из отдаленнейших народов: сарматы и сикамбры, арабы, сабейцы и эфиопы¹⁴⁹. Но и помимо этого число иностранцев было очень велико в городе, который непреодолимо притягивал к себе, действуя на самые сильные человеческие склонности, который «за добродетель, равно как и за порок, платил самую высокую цену»¹⁵⁰ и, конечно, представлял самое благодатное поприще авантюристам и обманщикам всякого рода. По Мартиалу, честный и надежный человек совершенно не мог там рассчитывать на обеспеченное существование¹⁵¹; еще менее мог надеяться на удачу тот, кто не умел быть ни сводником, ни кутилой, ни обвинителем, ни доносчиком, кто не умел соблазнить жену друга или получать плату за любовь от старых женщин, кто не умел «шарлатанить» у императорского дворца, или наниматься в качестве клакера у музыкальных виртуозов¹⁵².

Таким образом, в Риме раздавались 100 языков, перемешивались с.18 фигуры и цвета всех рас, одежды всех народов. Здесь рабы-мавры выводили слонов из императорских зверинцев¹⁵³. Там мчалась толпа белокурых германцев — императорских телохранителей — в блестящем вооружении¹⁵⁴. Здесь египтяне, с бритыми наголо головами, в льняных таларах, несли в процессии статую великой богини Исиды¹⁵⁵. За греческим ученым шел, нагруженный свитками, молодой нубиец¹⁵⁶. Восточные молодые князья, в высоких шапках и широких, пестрых одеждах, шествовали со своей свитой через толпу с молчаливой серьезностью¹⁵⁷, а татуированные дикари из Британии удивлялись окружающим их чудесам нового для них мира¹⁵⁸.

Иногда какая-нибудь особенно необычная процессия, двигавшаяся по улицам, приковывала всеобщее внимание, и тогда разносилась молва, что это послы из какой-нибудь далекой варварской страны, едва известной по имени, и что они пришли предложить императору от имени своего народа добровольное подчинение или союз. Уже Август принимал, как он сам хвалился, многочисленные посольства от народов, не имевших раньше никакого общения с Римом. Между ними были послы от кимвров и харидов Ютландии, семнонов, живших к востоку от Эльбы, от племен южно-русских степей вплоть до восточного берега Дона, послы из Мидии и Парфии, от черкесских и грузинских князей, от предводителей Британии и Феццана и многие посольства из Индии; одно из них, как рассказывали в Риме, было в пути 4 года¹⁵⁹.

Число жителей Рима можно установить только приблизительно. Хотя оно и подвергалось большим колебаниям, все-таки в период от Августа до Траяна (за исключением того времени, когда свирепствовали эпидемии и междоусобная война) оно, вероятно, постоянно возрастало, не уменьшаясь заметно вплоть до больших эпидемий при Марке Аврелии и Коммоде. Можно допустить с вероятностью, что уже при Августе оно составляло более миллиона, а к этому времени все более приближалось к 1½ миллиона, если даже не превзошло этого числа.

Привольнее всего жилось в Риме самым высшим и самым низшим слоям общества, которые в изобилии наслаждались преимуществами, развлечениями и зрелищами, представляемыми мировым городом. Подавляющая масса свободных жителей мужского пола кормилась всецело или отчасти на счет государства. Знатные находили здесь, как нигде на свете, простор и средства, чтобы вести княжеский образ жизни. На средних классах наиболее отражались темные стороны римской жизни. К последним принадлежали высокие цены на все жизненные потребности сравнительно с дешевыми ценами в муниципиях Италии и в провинциях¹⁶⁰. Прежде всего, в Риме ощущался более, чем в новейших больших с.19 городах, недостаток квартир, так как там возможность использовать окраины города очень ограничивалась отсутствием удовлетворительного и общедоступного сообщения с центром; даже езда в экипажах внутри города дозволялась частным лицам только в последние часы дня. Небольшое меньшинство захватило несоответственно большую часть городской земли, годной под постройки, так как тогдашняя архитектурная роскошь требовала простора; значительную часть земли заняли также общественные сооружения (напр., императорские форумы заняли 6 гектаров), регулировка и расширение улиц. Перестройка и украшение Рима Цезарями также увеличили цены на квартиры, как перестройка Парижа Наполеоном III¹⁶¹. Наконец, вздорожанию последних еще очень способствовали (в больших размерах практикуемая еще Крассом) спекуляция на дома и монопольное хозяйство профессиональных домовладельцев, причем дома (как lodging-houses английских больших городов) часто сдавались арендаторам, которые, в свою очередь, сдавали их по частям мелким арендаторам; и высокий предпринимательский барыш этих посредников естественно должен был также оплачиваться квартирантами¹⁶². В Пандектах, для примера, один раз вычисляется барыш арендатора более чем в 30 процентов; а в другой раз барыш вторичного арендатора — в 20 процентов; в действительности, несомненно, арендаторы получали иногда еще бо́льшие барыши. При Цезаре цены квартир в Риме были, по-видимому, в среднем, в 4 раза выше, чем в остальных городах Италии¹⁶³. Семьи низших классов ежегодно платили, как кажется, в Риме около 2000, здесь 500 сест. (около 215 и 54 р.)¹⁶⁴. Но в Риме, под влиянием указанных обстоятельств и при все возрастающих требованиях¹⁶⁵, цены, без сомнения, возрастали все больше, хотя, вероятно, Ювенал преувеличивает, говоря, что за ту сумму, которую платили в Риме, как годовую плату за темную квартиру, можно купить дом и сад в Сора Фабратерии или Фрузино¹⁶⁶.

Также высоки были цены всех других необходимых для жизни предметов; особенно цены на дрова и пищевые продукты были едва доступны для бедных¹⁶⁷, «в Риме ничего нельзя было иметь даром»¹⁶⁸; кроме того, каждого человека, не принадлежавшего к самым низшим классам, обстоятельства заставляли делать расходы, которые сами по себе не были необходимы. Даже от самых незначительных людей обычай требовал некоторого блеска во внешности, который часто был им не под силу, особенно трудящемуся классу. Так, считалось постыдным есть из глиняной посуды, нельзя было показаться в публичном месте иначе, как в тоге, а для многих — без некоторого числа провожатых и рабов. Блестящая бедность, дорого стоящее голодание — были весьма распространены; аферы и банкротства были заурядным явлением. У Мартиала говорится (в 86 году): этот человек, которого вы видите плетущимся медленным шагом в элегантном плаще лилово-пурпурного цвета, со свитой из клиентов и пажей и новыми носилками позади, только что заложил с.20 на прилавке ростовщика Клада кольцо за 8 сестерций, чтобы иметь возможность поесть на ночь¹⁶⁹. «Обанкротиться, — говорит спустя 40 лет Ювенал, — для большинства значит столько же, как переехать из одной части города в другую. Стыда люди уже почти не знают. Когда растраченные, на глазах у кредиторов, деньги идут на убыль, они отправляются в Байи лакомиться устрицами и жалеют только о том, что в продолжение года будут лишены цирковых зрелищ»¹⁷⁰. Резкий контраст обманчивому блеску римской жизни представляла муниципальная и провинциальная простота и беспритязательность, точно так же, как строгость нравов, сохранявшаяся в городах верхней Италии, представляла контраст распущенности и разврату в Риме, которые не только не пытались укрыться, но с оскорбительной откровенностью праздновали свои оргии¹⁷¹.

В Риме не прекращались шум и толкотня. Уже Гораций жаловался на беспрерывный шум, продолжавшийся днем и ночью, на тесноту и давку на улицах города, «из бурь и волн» которых он охотно бежал в тишину и уединение Сабинских гор¹⁷². В продолжение первого столетия население города и оживление значительно увеличились, и возможно, что, в то время, когда их изображают Мартиал и Ювенал, они достигли своего высшего предела. Еще до рассвета раздавались голоса булочников, выкрикивающих о своих товарах, несомненно также и пастухов, пришедших в город из окрестностей продавать молоко¹⁷³; затем в детских школах начинали хором читать по складам¹⁷⁴, а в мастерских приводились в движение молоты и пилы¹⁷⁵. Скрипящие телеги тащили огромные каменные плиты и бревна, от тяжести которых сотрясалась почва¹⁷⁶; тяжело нагруженные вьючные животные и носильщики наталкивались на пешеходов, со всех сторон теснили, толкали, наступали на ноги¹⁷⁷, и в этой тесноте ворам легко доставалась добыча¹⁷⁸. «Здесь, — говорит Мартиал — (около 100 г.), на грязном столе меняло гремит порчеными нероновскими монетами, там на наковальне работник ударяет молотом по испанскому золотому песку. Беспрерывно раздается крик процессии неистовствующих жрецов Беллоны, болтовня потерпевшего крушение моряка, который, держа в руке обвязанный кусок корабельного обломка, выпрашивает милостыню, еврейского мальчика, которого мать послала просить подаяние, возгласы торговца с гноящимися глазами, с другого берега Тибра, который предлагает за дешевую цену серные нитки для разбитого стекла»¹⁷⁹. Фигляры, многие с дрессированными животными¹⁸⁰ (Ювенал упоминает об одной, ездившей верхом на козе и потрясавшей копьем, обезьяне в солдатском костюме)¹⁸¹, марсийские пожиратели и укротители змей заманивали зрителей на свои представления¹⁸². Разносчики с платьем, с.21 полотном и другими товарами¹⁸³, продавцы протертого гороха и дымящихся колбас¹⁸⁴, мясники, предлагавшие «ужасную для обоняния» четверть быка, вместе с ногой, кишками и красным легким¹⁸⁵ — все пронзительно расхваливали свой товар, каждый на свой особый напев¹⁸⁶.

Шум не прекращался даже ночью. В расположенных далеко от улиц спальнях обширных дворцов спалось спокойно; зато тем хуже было в наемных квартирах. Грохот дорожных экипажей, которые бо́льшую часть дня не имели права ездить по городу, нарушал ночью самый крепкий сон, когда они круто огибали углы узких улиц¹⁸⁷. К этому присоединялся шум, производимый толпами бродящих повсюду буянов, ночных гуляк, а также гуляющих по ночам женщин, между которыми встречались иногда женщины высшего сословия (напр., дочь Августа, Юлия¹⁸⁸ или серенады влюбленных, которые просили или старались добиться силой, чтобы их впустили к их возлюбленным¹⁸⁹.

Когда же все дома затворялись, все таверны запирались и затихали, тогда на пустых, совершенно не освещенных, улицах одинокому путнику становилось жутко и действительно опасно¹⁹⁰. Часто встречались носилки с трупами бедных, которых отправляли ночью на сожжение¹⁹¹. Несмотря на то, что в Риме, начиная с 6 года после Р. Хр., существовал полицейский отряд (исполнявший одновременно обязанности пожарной команды), состоявший из 7 когорт (по 1000 человек каждая), причем каждая охраняла два района; несмотря на то, что в каждом из районов находилось помещение для стражи, и что патрули обходили каждую ночь, при свете факелов, свои участки, — все-таки на улицах всегда было очень опасно, а кражи и нападения были обыкновенным явлением¹⁹². Плиний говорит, что окна, на которых мелкий люд обыкновенно разводил зелень и цветы, придется запирать ставнями (даже днем), к чему их вынудили «ужасные разбои бесчисленной толпы»; по всей вероятности, после междоусобной войны 69 года, необеспеченность жителей необыкновенно увеличилась¹⁹³. В качестве частных ночных сторожей домовладельцы, как говорит Ювенал, часто пользовались своими рабами; Кассий Дион упоминает, что они носили колокольчики, которыми подавали друг другу сигналы¹⁹⁴. Также нередки были нападения разбойников; Тибулл говорит, что влюбленных, во время их ночных похождений, ограждала от нападений покровительствующая им Венера¹⁹⁵. Многим грозил кинжал подкупленного бандита¹⁹⁶; последние отправлялись целыми толпами в Рим, когда их убежища в Понтийских болотах и в сосновом лесу к югу от Волтурна занимали солдаты. Другая опасность грозила бедняку, освещавшему себе самому огарком дорогу домой, или заставлявшему светить себе своему единственному рабу¹⁹⁷, когда ему встречался молодой господин с.22 знатного рода, возвращавшийся домой с позднего пира в сопровождении большой свиты, при свете несомых впереди многочисленных факелов и фонарей. Ночные безобразия составляли постоянное удовольствие знатных молодых людей. Они задерживали несчастных, попавшихся им на пути, и подбрасывали кверху на растянутых плащах (солдатская шутка¹⁹⁸), или же оскорбляли иным образом. С крыш падали черепицы, из окон верхних этажей выливали из ведер или бросали вниз негодную посуду, разбивавшуюся с треском о мостовую¹⁹⁹.

Более серьезные опасности угрожали жителям домов, сдаваемых под квартиры, так как эти дома, по большей части, строились спекулянтами самым бессовестным образом. Спекуляция была заманчива, но опасна; в благоприятном случае, она доставляла очень большую прибыль, но, при столь часто случавшихся в Риме пожарах, очень легко можно было потерять капитал²⁰⁰. Таким образом, предприниматели, несомненно, старались так строить, чтобы с доходов за квартиры в небольшое число лет получить барыш или, по крайней мере, вернуть затраченный капитал. Они стремились использовать место, не только сооружая возможно большее число этажей, но также суживая и по возможности уменьшая до крайней степени размеры отдельных квартир, причем, главным образом, принимали в соображение то, чтобы по возможности свести до минимума издержки на ремонт: такой способ постройки со своей стороны сильно увеличивал опасность в пожарном отношении. «Тонкие стены нагроможденных одна на другую квартир, не могущие в достаточной мере защитить ни от жары, ни от холода, состояли из дерева или заштукатуренной драницы; особенно охотно употребляли так называемую сетчатку, соответствовавшую, вследствие своей красивой внешности, целям спекулянтов, которые, главным образом, и гонялись за внешностью, но вредившую, конечно, существенным образом солидности домовой постройки, так как построенные таким образом стены легко приобретали трещины и щели»²⁰¹. «Часть нашего страха, — говорит Сенека, — вызывается нашими крышами. Даже из украшенных живописью зал больших дворцов все с ужасом бежали, заслышав треск»²⁰². По большей части, сдававшиеся внаем дома были ветхи; самыми необходимыми поправками или вовсе пренебрегали, или же выполняли их неудовлетворительным образом; довольно управляющему домом подпереть шатающуюся стену и закрасить старую зияющую щель, чтобы он уверял жильцов, что они могут спокойно спать в то время, как обвал уже угрожает им²⁰³. Поэтому обвалы, вместе с пожарами, уже в последнее время республики составляли отличительное бедствие Рима. Катулл восхваляет в насмешку как преимущество бедности, что ей не надо бояться ни того, ни другого²⁰⁴. Страбон называет оба эти рода несчастий с.23 не прекращающимися²⁰⁵; во время Траяна страх перед ними мог боязливых людей²⁰⁶ прогнать из Рима, но надо думать, что и в последующие столетия дело не изменилось²⁰⁷. Еще Симмах сообщает в одном письме как городскую новость, что при обвале одного дома на Траяновой улице погибли жильцы²⁰⁸.

Пожары, которые в нынешнем выстроенном почти сплошь из камня и кирпича Риме почти не известны, в древнем Риме не только были чрезвычайно частым явлением, но были втройне опасны вследствие способа постройки, описанного выше, высоты домов и узости улиц; в особенности вследствие многочисленных деревянных надстроек и пристроек, которые, главным образом, и давали пищу пожарам, неудержимо распространяя огонь с ужасающей быстротой²⁰⁹. Через всю историю города Рима проходит целый ряд огромных пожаров, не считая массы беспрерывных маленьких пожаров, и холмы постепенно росли благодаря постоянно накопляющемуся мусору развалин²¹⁰. В 6 году после Р. Хр. многочисленные пожары, связанные с большими убытками, побудили Августа к учреждению уже упомянутой пожарной команды в 7000 человек, но она, по-видимому, вероятно, вследствие большого несовершенства приспособлений для тушения огня²¹¹, приносила сравнительно мало пользы²¹². При Тиберии произошли два больших пожара: в 27 году сгорел Целий, а в 37 г. — Авентин с примыкающей к нему частью большого цирка; оба раза Тиберий, по мере возможности, возмещал убытки; во второй раз пожертвованная им сумма доходила в 100 миллионов сестерций (10 миллионов рублей)²¹³. В начале своего правления и Калигула многим возместил убытки от пожара²¹⁴. Во время нероновского пожара погибли, кроме огромного числа наемных домов, дворцы древних полководцев, украшенные отнятой у врагов добычей, храмы богов, построенные по обету и освященные царями, и затем во время галльских и пунических войн, и вообще все достопримечательное, что только сохранилось от древности. «Приобретенные столькими победами сокровища, художественные произведения греческого искусства, затем древние неискаженные (литературные) произведения великих умов», — все это погибло невозвратно, как ни велика была красота вновь возрождающегося города²¹⁵. За нероновским пожаром следовал пожар при Тите, который свирепствовал на Марсовом поле три дня и три ночи²¹⁶. «Пожары, — говорил Плиний, — наказание за роскошь, которая, однако, все-таки накопляет драгоценности для того, чтобы как можно больше погибло в огне»²¹⁷. Мартиал (в 90 году) говорит, восхваляя постройки Домитиана (в особенности предпринятый для восстановления погибшего во время упомянутого с.24 пожара), что Рим, подобно Фениксу, вернул себе через огонь свою молодость и просит бога Вулкана впредь щадить город, так как он ведь не только город Марса, но и город Венеры²¹⁸. Пожар при Антонине Пии уничтожил 340 жилых домов²¹⁹. Геллий сообщает, как он однажды (при этом же императоре), будучи еще молодым человеком, провожал домой, вместе с другими учениками, ритора Юлиана. В окрестности Циспийской горы (одной из вершин Эсквилина) они увидели пылающий наемный дом, со многими высокими этажами, и уже все по соседству было охвачено сильнейшим пожаром; при этом один из присутствующих заметил, что он давно бы купил себе участок земли в городе, так как доходы с городской земли так велики, если бы можно было изыскать средство против беспрерывных пожаров в Риме²²⁰. Величайший пожар после нероновского произошел в 191 г. при Коммоде близ храма Мира; прежде всего он уничтожил находящиеся там склады египетских и арабских товаров, а потом перешел на Палатин. Все усилия остановить его были напрасны, и он прекратился лишь за неимением пищи для пламени уже после того, как сравнял с землей бо́льшую часть города и поглотил огромные богатства²²¹. Тогда погибли в особенности драгоценные книжные сокровища. Кроме больших библиотек на Палатине, сгорел, между прочим, склад на Священной улице, в котором находилась часть книг Галена²²². Капитолийский городской план (начерченный между 203 и 211 годами) заключает в себе уже новые постройки, которыми Север и Каракалла заменили или восстановили разрушенное²²³. Упомянутый выше пожар, вспыхнувший в 237 или 238 году, вследствие уличной борьбы, также превратил в пепел бо́льшую часть города²²⁴. Большой пожар у Форума при Карине побудил Диоклетиана восстановить площадь и окружающие ее строения²²⁵.

Рим был также в высшей степени подвержен разрушительным явлениям природы, повторявшимся через бо́льшие или меньшие промежутки времени. Землетрясения бывали нередко; так, они были в 5, 15, 51, 59, 68 годах после Р. Хр.²²⁶; чаще всего они сопровождались наводнениями, которые, и помимо этого, бывали довольно часто; Тибр нигде так широко не разливался, как в городе, — это явление подтвердили и опыты нового Рима²²⁷. «Как выше, так и ниже Рима — говорит Мольтке — долина реки имеет в поперечнике от одного склона до другого в среднем ¼ немецкой мили. Между Авентином и южной подошвой Яникула, там, где спускается в настоящее время городская стена, вершины сближаются до 1000 шагов. Здесь естественно должно происходить скопление воды всякий с.25 раз, когда, после сильного ливня в горах, Тибр, Hepa, Велино, Анио, Паглия и другие столь многочисленные притоки скатывают свои быстрые волны»²²⁸. «Особенно усложняло дело устройство устья Тибра, где при сильном сирокко река лишь медленно могла изливать в море водные массы»²²⁹. Императоры не преминули приложить величайшие старания для того, чтобы урегулировать берега и русло реки. Учрежденная для этого Августом должность продолжала существовать и постоянно занималась консулярами²³⁰. В 15 году в сенате обсуждался вопрос относительно отвода рек и озер, которые приводят в Тибр воду, но это не привело ни к каким результатам²³¹. В найденной у Остии надписи говорится, что в 46 году, при постройке гавани, Клавдий освободил Рим от опасности наводнения тем, что провел рвы от Тибра до самого моря²³². Траян в первую половину своего царствования также провел отводный канал, быть может, тот самый, который действует еще и теперь²³³; но, несмотря на это, в 108 или в 109 году река на большом пространстве затопила равнину, а происшедший вследствие этого подъем воды в Анио распространил опустошения еще гораздо дальше²³⁴. Таким образом, несмотря на все усилия и меры предосторожности, желтые воды Тибра, задерживавшиеся весной или осенью напором ветра и разраставшиеся от проливных дождей, всякий раз снова заливали низкие части Рима, а иногда достигали и более высоких мест, разрушали старые деревянные мосты, и уносили с собой, внезапно поднявшись, в большом числе животных и людей. В это время целые части города находились под водой в продолжение нескольких дней, так что из воды выступали только те дома, которые были построены на более высоких местах, причем они объезжались на лодках, доставлявших отрезанным пищу. После возвращения реки в свое русло, последствием наводнения являлись обвалы подмытых зданий, заразные болезни и голод; последний являлся, потому что наводнения очень часто уничтожали большие запасы зерна в амбарах, находившихся при речной гавани, как об этом определенно свидетельствует Плутарх относительно 69 года²³⁵. Еще Григорий Турский сообщает об одном наводнении в Риме, когда между прочим погибли принадлежащие церкви амбары с большим запасом зерна²³⁶.

Древнему Риму приходилось больше страдать от невыгодного положения при реке, чем нынешнему, потому что его низменности, повышенные с тех пор мусором от построек, лежали ниже, чем в настоящее время (на Марсовом поле на 1—2 метра, на форуме на 6—12 метров); высота же русла реки не увеличивалась в такой мере. Это обстоятельство естественно немало содействовало и частому повторению наводнений в древности²³⁷. Историки, без сомнения, отмечали только самые большие наводнения, и то не все; при Августе 5 — в 27, 23, 22, 13 годах до Р. Хр. и 5 с.26 после Р. Хр.²³⁸. Во время первого из них можно было только в лодках добраться до нового театра Корнелия Бальба, который, как раз в это время, освящал его представлениями; во время последнего в городе ездили на лодках в продолжение 7 или 8 дней, и число погибших людей и обрушившихся домов было значительно²³⁹. При Тиберии упоминаются два наводнения, в 15 и 36 годах²⁴⁰. Одно из величайших наводнений произошло в марте 69 года, когда волны, теснимые назад массой развалин, достигли даже высоко расположенных мест, бывших обыкновенно в безопасности даже при высоком уровне воды, многих уносили с улиц, иных настигали в лавках и спальнях. Отон, выступление которого было задержано этим наводнением, нашел улицу, находившуюся на расстоянии 20 римских миль от Рима (4 географические мили), загроможденной разрушенными зданиями²⁴¹. В период времени от Нервы до Марка Аврелия также не проходило ни одного правления без того, чтобы Рим, по крайней мере, хоть раз не подвергался большому наводнению²⁴².

Но не только вследствие наводнений наступал в Риме голод. Даже самое ревностное старание императоров не всегда могло устранить случайности, которые в переполненном, всецело живущем урожаем заморских жатв городе вызывали недостаток и дороговизну, а вместе с этим и опасность бунта. Главная причина, почему частная торговля не могла здесь помочь, заключалась в том, что большие повинности натурой²⁴³, которыми были обложены земледельческие страны, мало оставляли для вывоза²⁴⁴. Египет доставлял двойную десятину зерна, поскольку этого требовалось в Риме на 4 месяца; провинция Африка (при Веспасиане) доставляла хлеб в количестве, достаточном на остальные восемь месяцев²⁴⁵. Кроме того, частная торговля не могла выдерживать конкуренции с фиском, который продавал иногда даже ниже стоимости зерно, частью полученное в виде подати, частью купленное его агентами в провинциях; вследствие этого даже попытки императоров поощрить хлебную торговлю частных лиц посредством отличий и привилегий не могли иметь большого успеха²⁴⁶. Конечно, императоры принимали самые широкие меры для достаточного ввоза зерна. Собственный хлебный флот для Египта был сооружен уже в начале Империи; при Коммоде к нему присоединился другой флот для Африки²⁴⁷. Клавдий отстроил с огромными издержками римскую гавань Остию, к которой раньше корабли не могли приставать зимой, и перевел туда для охраны магазинов одну когорту римских пожарных. Траян прибавил к этому вторую надежную гавань, и расцветшее близ с.27 нее местечко Порт превзошло Остию, благодаря своему более выгодному положению²⁴⁸. В самом Риме, с течением времени, собирались все большие запасы. Уже Тиберий в 32 году упоминает в одной бумаге к сенату о том, насколько при нем подвоз хлеба стал больше, чем был при Августе, и из каких провинций он приходил²⁴⁹. При Траяне в амбарах складывались такие большие запасы, что при неурожае в Египте оказалось возможным послать туда хлеб из Рима²⁵⁰. Также при Марке Аврелии, во время голода, хлеб отправлялся из Рима в другие города Италии²⁵¹. Север оставил после себя запас хлеба, которого было достаточно на 7 лет²⁵². Но, несмотря на все это, в первые два столетия, дороговизна постоянно повторялась, как при плохих, так и при хороших правителях; это зависело отчасти от случайностей, которым подвергался иноземный транспорт, а отчасти от того, что запасы портились в римских амбарах или же гибли от огня и воды (в 62 году Нерон велел выбросить в Тибр испортившееся от времени зерно, чтобы успокоить народ относительно достаточного количества запасов; и действительно, цена не поднялась, несмотря на то, что 200 кораблей с зерном были разбиты бурей в гавани, 100 других погибли на реке от пожара)²⁵³; наконец, это зависело отчасти от больших хищений и нечестности чиновников; так, по словам Диона, префект Папирий Дионисий еще увеличил большую дороговизну в 189 году, для того, чтобы направить народную ненависть на императорского казначея Клеандра, который, главным образом, и вызвал ее, благодаря своим растратам²⁵⁴. Однажды во время возникшего, отчасти вследствие наводнения, голода, который затянулся благодаря неурожаям и продолжался от 5-го до 8-го года, цена зернового хлеба поднялась в пять, шесть раз сравнительно с обычной; месячная порция одного взрослого (5 модиев, 43½ литра), стоящая в среднем около 5 денаров, продавалась тогда за 27½ денаров²⁵⁵: повышение цен, неслыханное в наше время²⁵⁶. Из Рима были высланы все приведенные для продажи семьи рабов, банды гладиаторов, а также все иностранцы, за исключением врачей и учителей, и даже часть рабов, принадлежавших частным лицам; сам Август и другие отпустили большую часть своей прислуги. И, несмотря на это, только благодаря исключительным стараниям, удалось предотвратить угрожавший бунт²⁵⁷. В 19 году дороговизна возникла снова. Вследствие жалоб народа, Тиберий установил максимальную цену на хлеб и приплачивал хлебным торговцам за каждый модий 2 сестерция²⁵⁸. В 32 году, вследствие высокой цены, опять чуть не возник бунт. Толпа заявляла свои требования в продолжение многих дней более бурным образом, чем обыкновенно, вследствие отсутствия императора (бывшего на Капри)²⁵⁹. Для постройки моста Калигулы от Баи до Путеоли (39 г.) потребовалось большое количество судов, а это причинило такой большой ущерб судоходству, что в 41 году опять возникла дороговизна, которая и с.28 побудила императора Клавдия к постройке гавани Остии²⁶⁰. Другое вздорожание во время его правления возникло по причине неурожая в 52 году²⁶¹. Хлеба оставалось всего только на 15 дней, разразился бунт, и Клавдий с трудом избежал народной ярости. К счастью, зима была мягкая, и поощрение, в виде больших премий, которое император оказал судоходству и хлебной торговле, оказалось в достаточной мере действительным. В 68 году, незадолго до кончины Нерона, во время голода, недовольство народа усилило известие о прибытии корабля из Александрии, привезшего нильский песок для императорской палестры²⁶². Уже упомянуто о голоде, который возник вследствие большого наводнения в 69 году и увеличился еще больше вследствие недостатка в заработке при общей необеспеченности²⁶³. Во время всех правлений от Адриана до Коммода (при Адриане бедствие распространилось, по-видимому, на все государство или большую его часть) Рим, по крайней мере по одному разу, подвергался голоду и дороговизне²⁶⁴. По всей вероятности, и в этом отношении не произошло перемен в позднейшие времена. Так, Аммиан, говоря о Риме, почти никогда не забывает выставить на вид успех или неудачу префектов в деле управления хлебом, и, по большей части, ему приходится упоминать о неудачах²⁶⁵. Тогда массовое изгнание иностранцев во время вздорожаний было, по-видимому, как и в ранний период империи (как, напр., при Августе), излюбленным средством, для облегчения задачи прокормления²⁶⁶.

Также и зародыши опустошительных эпидемических болезней искони жили на этой почве. Всем известно нездоровое положение Рима²⁶⁷. Сеть каналов внутри туфовых холмов, которая в древности в значительной степени уменьшала влажность почвы, а вместе с тем и зародыши малярии²⁶⁸, принесла, по-видимому, гораздо больше пользы Кампании, чем самому городу, так как естественно, что мостовые улиц и фундаменты зданий всякого рода²⁶⁹ не могли в достаточной мере оградить город от миазмов малярии, распространенных в почве. «Там, во главе вселенной, — говорит Аммиан Марцеллин, — также и ярость болезней имеет большую силу, и вся врачебная наука слабеет в попытках ее смягчить»²⁷⁰. Еще древнейшие поселенцы воздвигали алтари богу лихорадки²⁷¹, которая всегда была местною болезнью в Риме; по Галену, люди заболевали там, по большей части, перемежающейся лихорадкой²⁷². Кроме того, при такой густоте населения, неизбежно должна была являться и распространяться до бесконечности масса вредных с.29 влияний. Гален говорит, что в Риме можно видеть ежедневно бесчисленное количество больных желтухой и водянкой (без сомнения, вследствие лихорадки)²⁷³. Вообще, врачи находили здесь богатейший материал для изучения. Одну форму искривления плеча, которой Гиппократ совсем не наблюдал, в Риме он сам видел четыре раза; правда, в Риме каждая улица была многолюднее многих городов, в которых жил Гиппократ²⁷⁴. Нездоровая бледность была обыкновенным цветом лица горожан. Мартиал пишет к некоему Домитию, который отправился в верхнюю Италию, что по возвращении в Рим его совсем не узнает толпа его бледных друзей и будет с завистью рассматривать его свежие щеки; но, каким бы загорелым он ни вернулся, Рим скоро похитит у него цвет лица, который ему дало путешествие²⁷⁵. Над городом стоял тяжелый воздух, пропитанный запахами бесчисленных дымящихся кухонь, зловонный чад которых смешивался с облаками пыли, при выходе за город сейчас же чувствовалось облегчение²⁷⁶. Хотя действие вредных влияний уменьшалось благодаря широкому распространенно водоснабжения, устроенного Фронтином²⁷⁷, все-таки вполне устранить их было невозможно²⁷⁸.

Как в императорском, так и в республиканском Риме, большие эпидемии, часто следовавшие одна за другой через угрожающе короткие промежутки времени, уносили бесчисленные жертвы. При Августе, господствовали, особенно в 23 и 22 году до Р. Хр., опустошительные болезни в Риме и по всей Италии²⁷⁹. Во время большой эпидемии осенью 65 года после Р. Х. не был пощажен ни пол, ни состояние, ни возраст; дома были полны трупов, а улицы — погребальных процессий. В книгу богини смерти Либитины (при храме которой находились и имели свой склад гробовщики) было занесено в течение этой одной осени 30000 погребений²⁸⁰; но это может составлять только часть всего числа. Помимо того, что аппарата Либитины далеко не хватало при больших эпидемиях, рабы и бедняки очевидно не могли быть похоронены так, по крайней мере, при такой ужасной смертности. После извержения Везувия (в 79 г.) также была опустошительная эпидемия в Риме²⁸¹, «какая едва ли бывала когда-либо раньше». В продолжение многих дней в ежедневные списки умерших (ephemeris) вносилось, как говорят, около 10000 смертных случаев²⁸² (позднее была сделана по ним классификация умерших по возрастам)²⁸³. 10000 смертных случаев ежедневно — не является невероятным числом, так как в Палермо (где было тогда около 168000 жителей)²⁸⁴ от 3 до 13 июля 1837 года ежедневно умирало более 1000, а 10-го умерло 1803 человека²⁸⁵.

с.30 Но самой ужасной из всех эпидемий по продолжительности и широкому распространению, не только для Рима, но и для древнего мира вообще, была та, которая началась в Вавилонии, в 162 году свирепствовала уже в Ионии²⁸⁶, и возвращающимся с востока на запад войском Л. Вера была занесена на запад; пройдя через огонь большую часть римского государства, она распространилась вплоть до Рейна и Галлии²⁸⁷, опустошила лагерь легионов и до такой степени обезлюдила Италию, что села, города и поля, за смертью жителей и землевладельцев, превратились в пустыни, наполненные развалинами и поросшие лесом²⁸⁸. Зараза охватила Рим в 167 или 168 году²⁸⁹ и похитила много тысяч людей, среди них большое число людей из высших сословий. Трупы кучами вывозились из города на ломовых телегах; Марк Аврелий велел хоронить мертвых из простонародья на государственный счет²⁹⁰. Гален говорит, что эта болезнь очень походила на описанную Фукидидом; как при той, так и при другой, тела больных покрывались черными прыщами, у них был сильный кашель и зловонное дыхание²⁹¹. Предполагают, что и то и другое была оспа²⁹². Эпидемия продолжалась несколько лет²⁹³, в продолжение которых, надо полагать, она то усиливалась, то ослабевала; она господствовала еще во время смерти Марка Аврелия (180 г.), который, быть может, сам от нее умер; на смертном одре его занимала мысль об опустошениях, производимых ею²⁹⁴; болезнь, свирепствовавшая в Риме при Коммоде (около 187—189 гг.), была, вероятно, ее последним сильным проявлением. По словам Диона, в Риме умирало тогда часто по 2000 человек ежедневно²⁹⁵. Уже тогда появилась, так легко выплывающая при опустошительных болезнях, молва, что болезнь распространяется умышленно, нарочно нанятыми для этого людьми (посредством уколов отравленными булавками).

Эти многочисленные, столь разнообразные и ужасные бедствия постоянно напоминали и в «золотом, святом, вечном» Риме слова Варрона: «Земля — божественного происхождения, города же выстроены человеческими руками»²⁹⁶.

<<<

ОГЛАВЛЕНИЕ

>>>

ПРИМЕЧАНИЯ

¹Согласно Белоху («Bevölkerung der griechisch-röm. Welt», стр. 392), последняя обнимала площадь в 426 гектаров.

²Helbig, «Die Italiker in der Poebene», стр. 63.

³Ливий, V, 55: Тац., «Анн.», XV, 43; Jordan, «Topographie», I, 1, 483 сл.

⁴Плин., «H. n.», XVI, 36. Jordan, ук. соч. стр. 533 (иначе Nissen, «Pompejan. Stud.», стр. 24).

⁵Nissen, «It. Landesk.», I, 434.

⁶Jordan, стр. 522. Когда Рим был сплошь замощен, нельзя определить с уверенностью. R. Pöhlmann, «Die Übervölkerung der antiken Grossstädte im Zusammenhange mit der Gesammtentwicklung städtischer Zivilisation dargestellt» (1884), стр. 118, считает, что это произошло до 121 г.

⁷Bekker, «Topogr.», 295. Jordan, I, 2, стр. 379 сл.

⁸Ливий, XL, 5.

⁹Jordan, I, 2, стр. 383 сл.

¹⁰Jordan, I, 2, стр. 433.

¹¹Jordan, I, 1, стр. 17.

¹²Hülsen-Jordan, I, 3, стр. 487 слл.

¹³Nissen, «Pompej. Stud.», стр. 473.

¹⁴Jordan, I, 1, стр. 319.

¹⁵Часть III, гл. I, 3.

¹⁶Цицер. d. l. agr. 2, 31, 86. Phil. 12, 3, 7.

¹⁷Цицер. d. l. agr. 2, 35, 96.

¹⁸Статий, Сильв. III, 5, 76.

¹⁹Ливий V, 55.

²⁰Плиний, «H. n.», XXXVI, 109; ср. часть III, гл. I, 3.

²¹ad Quirites p. red. гл. I. Verr. II. 5, 48, 127: ср. de nat. deor. III. 9, 21.

²²Плутарх, «Comparat. Pericl. c. Fab Max.», гл. 3, 7.

²³Светоний, «Август», гл. 28.

²⁴Дион Касс., LI, 21.

²⁵Jordan, ук. соч., стр. 16 слл.

²⁶Там же, стр. 486 сл.

²⁷Плиний, «H. n.», XXXVI, 110.

²⁸Drumann, «Gesch. Roms», II, 80, 13, или II, 90, 27?

²⁹Плутарх, «Apoph. Rom. Caes. Aug.», 15.

³⁰Hübner, «Sixtus V», II, 134.

³¹Troels Lund, «D. tägl. Leben in Skandinavien während des XVI. Jahrhunderts», стр. 104 сл.

³²Voltaire, «Siècle de Louis XIV», гл. 37.

³³Brückner, «Beiträge zur Kulturgesch. Russlands im 17. Jahrh.», стр. 299.

³⁴Vehse, «Gesch. d. Höfe», 33, 174 сл.; «Letters of L. Montague», 15.

³⁵F. v. d. Brüggen, «Polens Auflösung», стр. 235 сл.

³⁶Justi Winckelmann, I, 29; Büsching, «Neue Erdbeschr.», III, 2, 989—1002, 6-е изд.

³⁷Между 1763 и 1786 гг. было построено 439 домов, перестроено деревянных 912, исправлено и украшено 1203.

³⁸Nissen, «Pompej. Stud.», стр. 25, справедливо отвергает перевод «кирпичный», так как под этим мы разумеем всегда обожженные кирпичи, и ссылается на Кассия Диона, LVI, 30.

³⁹Светоний, «Авг.», гл. 28.

⁴⁰Овидий, «Ars am.», III, 113.

⁴¹Hülsen-Jordan, I, 3, 154, 229.

⁴²Сенека, «Controvers.», II, 9, изд. Bursian, стр. 121.

⁴³Нероновский пожар возник случайно; 17 июля 64 г. было полнолуние, и совершенно светлой ночи, очевидно, не выбрали бы для поджога. Hülsen, «The Burning of Rome under Nero», «Amer. Journ. of Arch.», 1909, стр. 45—48.

⁴⁴Указание о числе домов (132 domus, 4000 insulae) в переписке между Сенекой и Павлом, которым пользуется Jordan, ук. соч., стр. 488, я могу считать только за произвольную выдумку совершенно не осведомленного фальсификатора; ср. Hülsen, «Röm. Mitt.», 1894, стр. 98.

⁴⁵Тацит «Анн.», XV, 38 и 43.

⁴⁶Светоний, «Веспасиан», гл. 8.

⁴⁷Orelli, 742 = CIL, VI, 1, 931.

⁴⁸Ювенал, 6, 31; ср. 3, 269; Статий, «Сильв.», IV, 4, 14.

⁴⁹Плиний, «H. n.», III, 67.

⁵⁰Jordan, «Topogr.», II, 85 слл.; Mommsen, «Abh. d. Sächs. Ges. Ph. hist. Kl.», II, стр. 273 сл.

⁵¹Аристид, «Or.», XIV, стр. 199; Jebb. ср. Waddington, «Mem. del’Institut», 1867, стр. 253.

⁵²Витрувий, II, 8.

⁵³Pöhlmann, стр. 292 слл.

⁵⁴В Неаполе и Генуе существуют дома в 18—21 метров высоты, [в самом Риме я знаю дома со 180 ступенями].

⁵⁵Pöhlmann, стр. 94.

⁵⁶Страбон, v, 3, стр. 235; Аврел. Виктор, «Epit.», гл. 13.

⁵⁷ Мартиал, I, 117, 7.

⁵⁸Pöhlmann, стр. 95.

⁵⁹Jordan, «Topogr.», I, 1, стр. 493 сл. Lanciani, «Ruins and Excavations», стр. 570, указывает на то, что в современном Риме существуют две людные (правда, короткие) улицы, имеющие только 8—10 футов в ширину.

⁶⁰Jordan, I, 2, стр. 468.

⁶¹Страбон, XVI, стр. 757 С.

⁶²Pöhlmann, стр. 99, 7.

⁶³Jordan, «Topogr.», I, 1, 492.

⁶⁴О помещениях нижних этажей insulae Hülsen, «Röm. Mitt.», 1892, стр. 282.

⁶⁵Jordan, «Forma urbis», стр. 46b, табл. XXI слл.

⁶⁶Мартиал, VII, 61.

⁶⁷Геродиан, VII, 12, 5; ср. биогр. Максимина, гл. 20. «Максим. и Бальб.», гл. 9.

⁶⁸Амм. Марц., XXVII, 9, 10.

⁶⁹«Digg.», XLIII, 8, 2, § 6. Ср. так назыв. дом Ливии, «Rev. Archéol.», XXII (1870), табл. 20. G. Perrot, «Mém. d’archéol.», стр. III слл.

⁷⁰Ср. совет, который будто бы дал неаполитанский король Фердинанд папе Сиксту IV в 1475 г.; Gregorovius, «Gesch. Roms», VII, стр. 647, 2-ое изд.

⁷¹Клавдиан, «De cons. Stilich.», III, 131.

⁷²Gregorovius, «Gesch. d. Stadt Rom», 2-е изд., I, 275.

⁷³Mueller, «Hist. Gr.», fr. III, 663.

⁷⁴Аристид, «Or.», XIV, стр. 198.

⁷⁵Страбон, V, 3, 12, стр. 239 слл.

⁷⁶Юридической границей был камень у первой мили (от Сервиевой стены), фактическая — указывалась прекращением домов и улиц. Mommsen, «Staatsr.», 3-е изд., II, 2, 1035, 1—4.

⁷⁷Ср. живое описание тройного пояса из вилл, окружающего Рим и простирающегося до 7 и 8 мили на Via Appia и Nomentana, у Lanciani, «La villa Castrimeniese di Q. Voconio Pollione», «Bull. com. di Roma», 1884, стр. 143.

⁷⁸Но при этом надо иметь в виду не движение людей и товаров, так как Страбон подразумевает только спорт. Ср. Hülsen-Jordan, «Topographie», I, 3, стр. 499.

⁷⁹Страбон V, 3, стр. 236 С. (Написано после 747 г., ср. Becker, «Topogr.», I, 542, пр. 1144).

⁸⁰Lanciani, «I portici della regione IX», «Ann. d. Inst. d. corr. arch.», I, 1883, стр. 18 слл.

⁸¹De Rossi, «Di un’epigrafe di Baja», XIII, 1888, стр. 109 слл. De Rossie Gatti, «Miscellanea», «Bull. comm. di Roma», XVII, 1889, стр. 355 слл.; ср. также C. I. L. VI, 4, 1, № 29774—29778 с примеч. Hülsen’а.

⁸²Jordan, «Topogr.», I, 214 слл.

⁸³Jordan, «Topogr.», I, стр. 441 слл.

⁸⁴Плиний, «H. n.», XXXVI, 121 слл.

⁸⁵Ср. напр., Chr. Hülsen, «Das Septizonium des Septimius Severus», «Winckelmanns programm der Archäol. Ges.», 1886 (реставрация на табл. 4).

⁸⁶Richter, «Topogr.», стр. 889.

⁸⁷Аммиан, XVI, 10, 13.

⁸⁸G. Dehio, «Die kirchliche Baukunst d. Abendlandes», I, 76.

⁸⁹Jordan, «Topogr.», I, 2; стр. 455—467.

⁹⁰В основе статистической части описания районов лежит более древний (составленный приблизительно во время Веспасиановых обмеров города) и небрежно обработанный в константиновскую эпоху документ. Richter, «Topographie von Rom», у I. Müller, «Handbuch», III, 915.

⁹¹Jordan, II, 143 сл. и вообще стр. 1—178. Ср. Мартиал IV, 64, 11 слл. и примечание Dehio в моем издании Мартиала, II, 543 сл. Ср. противоположный (может быть, правильный) взгляд, A. Elter, «Rh. Mus.», XLVI, 411; H. Schenkl, «Röm. Mitt.», 1906, 211 слл.

⁹²R. Rochette, «Peintures antiques», стр. 61 сл.

⁹³Амврос., «Письма», 18, 3.

⁹⁴Часть III, гл. II, 1 b γ.

⁹⁵Lanciani, «I portici della regione IX», «Ann. dell’ Inst. d. corr. arch.», I, 1883, стр. 16.

⁹⁶Рутил. Намат. «Ит.», I, 111.

⁹⁷Плиний, «H. n.», XVII, 5.

⁹⁸Becker-Göll, II, 286. Плиний, «H. n.», XV, 47.

⁹⁹Статий, «Сильв.», IV, 4, 7.

¹⁰⁰Hirschfeld, 137—139; L. Homo, «Mélanges de l’Ecole. franç.» 1899, 101—129.

¹⁰¹Ср. описание портика Помпея и гекатостиля (г. очевидно не был садом) Becker, «Topogr.», I, стр. 64. Hülsen-Jordan, «Topogr. Roms», I, 3, стр. 530 сл.

¹⁰²Там же, стр. 315.

¹⁰³Плиний, «H. n.», XIV, 11.

¹⁰⁴Гордианы, гл. 32. ср. перечисление римских садов у Jordan, «Forma urbis», стр. 43а; Hirschfeld, «Klio», II (1902), стр. 45 слл., 284 слл.

¹⁰⁵Bauer, «Wasserversorgung Roms», «Vierteljahrsschr. f. Volkswirtsch. u. Kulturgesch.», LII, стр. 68.

¹⁰⁶Рутил. Намат., «Ит.», I, 97—106.

¹⁰⁷Плиний, «H. n.», XXXVI, 123.

¹⁰⁸Гален, XVIIb, 159.

¹⁰⁹Lanciani, «Acque», стр. 362; Hülsen, «Röm. Mitt.», 1893, стр. 277; Фронтин, «de aquis», II, 78 и 87.

¹¹⁰Jordan, «Topogr.», I, 460.

¹¹¹Может быть meta sudans было техническим термином, который встречается также в Байях. Сен., «Письма», 56, 2. Jordan, «Top.», I, 3, стр. 24, прим. 54.

¹¹²Hülsen-Jordan, «Topogr. Roms», I, 3, стр. 349.

¹¹³Ср. Preller, «R. R.», стр. 109 сл., и Jordan, «Topogr.», II, 48—66. О нимфеях в Греции и Малой Азии ср. Puchstein, «Jahrb. d. Arch. Inst.», XVII (1902), стр. 121 сл.

¹¹⁴Hülsen, «Das Septizonium des Septimius Severus», 1886, Maass, «Tagesgötter», стр. 105—111, считает слово septizonium испорченным septizodium (C. I. L. VIII, 14372) и предполагает, что это здание было посвящено культу планет. Против этого возражает Schürer, «Zeitschr. f. neutest. Wiss.», VI, стр. 29 слл. Провизорный рисунок милетского септизония см. «Arch. Anz.», 1902, стр. 152.

¹¹⁵Jordan, «Topogr.». I, 1, 459 сл.

¹¹⁶Pöhlmann, стр. 146—148; Страбон, V, 3, 8, стр. 235.

¹¹⁷Плиний, «H. n.», III, 54.

¹¹⁸Там же, XI, 240. Ср. Плутарх, «de fortuna Rom.», 12 (325 D), и Гален, XIV, 23.

¹¹⁹Ср. Pöhlmann, стр. 14 сл.

¹²⁰Часть III, гл. I, 3.

¹²¹Аристид, or. XIV стр. 200, 10 слл.

¹²²Здесь надо прежде всего иметь в виду доставку натурой хлеба, масла и вина из Сицилии, Испании, Африки, Египта и т. д. в склады, находящиеся под управлением префекта анноны (horrea). Из обломков разного рода глиняных сосудов, в которых привозились эти продукты, возник с течением времени Monte Testaccio. De Rossi, «Le horrea sotto l’Aventino e la statio annonae Urbis Romae», «Aun. dell’Inst.», 1885, стр. 223 слл., особ. стр. 226—228.

¹²³Аристид, ук. место, стр. 207. «Жизн. Антон. Пия», гл. 7.

¹²⁴Филон, «Посольство к Гаю», 570, М.

¹²⁵Ювенал, 6, 398. Мартиал, IX, 36.

¹²⁶П. Анний Флор (Jahn, «Juli Flori epit.», стр. XLI).

¹²⁷Hirschfeld, стр. 298., слл.

¹²⁸Гален XIX, 21, и X, 909; о bibliotheca T. Divi Augusti Hülsen, «Röm., Mitt.», 1902, 79 сл.; «Topogr.», I, 3, стр. 84; «Forum Romanum», 2-е изд., стр. 152 слл.

¹²⁹Дион. Галик., «Arch. Rom.», I, 7. Диодор, I, 4.

¹³⁰Мартиал, II, 48, 8. VII, 34, 4. Статий, «Сильв.», I, 5, 62.

¹³¹Jordan, «Topogr.», II, 252; «Forma urbis», стр. 42.

¹³²Сенека, «ad Helv.», 6, 2.

¹³³Сенека, «Clem.», I, 6, 1.

¹³⁴Jonas, «de ord. libr. Sen.», стр. 40.

¹³⁵Тацит, «Анн.», XII, 43.

¹³⁶«Chron. min.» ed. Mommsen, I, 145. По предположению Hülsen’a m(ulieres) XLVII вместо CCXLVII.

¹³⁷Светоний, «Калиг.», гл. 26.

¹³⁸C. I. L., VI, 29436 = Bücheler, «Anth. Lat.», 1159.

¹³⁹Цицерон, «De petit. cons.», 14, 54.

¹⁴⁰Лукан, VII, 405.

¹⁴¹Геродиан, VII, 7, 1.

¹⁴²Аммиан, XVI, 10, 5.

¹⁴³Сенека, «Ad Helv.», 6, 2.

¹⁴⁴П. Анн. Флор (Jahn, указ. место); ср. Мартиал, VIII, 4, 1.

¹⁴⁵Kaibel, «Inscr. Gr.», XIV, 1108.

¹⁴⁶Гален, XVIII a, 347. «Афиней», I, 20 B. Ср. Pöhlmann, стр. 17, 7 и 8.

¹⁴⁷Мартиал, VII, 30.

¹⁴⁸Овидий, «Ars amandi», I, 173.

¹⁴⁹Мартиал, «Spect.», I.

¹⁵⁰Сенека, «Ad Helv.», 6, 2.

¹⁵¹Мартиал, III, 38, 14.

¹⁵²Мартиал, IV, 5.

¹⁵³Ср. Сенека, «Письм.», 85, 41. Мартиал, VIII, 74.

¹⁵⁴Marquardt, «Staatsverwalt.», 2-е изд., II, 487 слл. Mommsen, «Staatsrecht», 3-е изд., II, 808 сл.

¹⁵⁵Аппиан, «Bell. civ.», IV, 47; ср. Marquardt, «Staatsverw.», 2-е изд., III, 81.

¹⁵⁶Филостр., «Жизн. соф.», I, 8.

¹⁵⁷Mommsen, «Res gestae d. Aug.», 2-е изд., стр. 135 сл. C. I. G. 6312 b. 6559. Иерон., «Ad Ol.», CCI; Orelli 510=C. I. G. VI, 1801; VI, 5207 = Kaib. I. Gr. XIV 1636; VI. 1797—1801.

¹⁵⁸Дион Касс. LX. 33.

¹⁵⁹«Res gestae d. Aug.» и комментарий Моммзена.

¹⁶⁰Ювенал, 3, 165 сл. Мартиал, IV, 66.

¹⁶¹Pöhlmann, ук. соч., стр. 299.

¹⁶²Все это отлично изложено Pöhlmann, стр. 78—89 и 105—108.

¹⁶³Drumann, «Röm. Gesch.», I, 400, прим. 33.

¹⁶⁴Дион Касс, XLVIII, 9.

¹⁶⁵Велл. Пат. II, 10, 1. Но ср. часть III, гл. I, 3a.

¹⁶⁶Ювенал, 3, 223 слл.

¹⁶⁷Мартиал, X, 96.

¹⁶⁸Ювенал, 3, 183.

¹⁶⁹Мартиал, II, 57.

¹⁷⁰Ювенал, 11, 46—55; ср. его же, 3, 168—189, и 7, 129—149.

¹⁷¹Тацит, «Анн.», XVI, 5. Плиний, «Письм.», I, 14, 4; II, 13. Мартиал, XI, 16.

¹⁷²Гораций, «Посл.», II, 2, 72—85.

¹⁷³Кальпурн. «Экл.», IV, 25.

¹⁷⁴Март. XII, 57; XIV, 223; IX, 29.

¹⁷⁵Плутарх, «Quaest. conv.», III, 6, 4, 9 (не относится к Риму).

¹⁷⁶Сенека, «Письм.», 90, 9.

¹⁷⁷Ювен. 3, 245 слл. Сенека, «de ira», III, 6, 4.

¹⁷⁸Диг. XLVII, 11, 7. Куяц. Обс. X, 27.

¹⁷⁹Мартиал XII, 57. Ср. Becker-Göll, I, 85, Jahn, «к Перс.» I, 88.

¹⁸⁰Петроний, гл. 47.

¹⁸¹Ювенал, 5, 153.

¹⁸²Мартиал, I, 41, 7. Манил. V, 390 слл. Гален, XI, 143. Corp. gloss. III, 272, 5.

¹⁸³Диг. XIV, 3, 5, 4.

¹⁸⁴Мартиал, I, 41.

¹⁸⁵Март. VI. 64, 18. Ман., «Astr.», IV, 184.

¹⁸⁶Сенека, «Письм.», 56, 2 (о Байях).

¹⁸⁷Ювен., 3, 236 слл.

¹⁸⁸Сенека, «Benef.» VI, 32, 1. Ювен., 6, 306 слл.

¹⁸⁹«Interpr. ad Horat.», C. I, 25, Jahn ad Pers. 5, 166.

¹⁹⁰Ювен. 3, 268—314.

¹⁹¹Март. VIII, 75. 9. Marquardt, «Privatl.», 2 изд., I, 343 сл.

¹⁹²Павел, «Диг.», I, 15, 3, 1. Mommsen, «Staatsr.», 3 изд., II, 2, 1058, 1.

¹⁹³Плиний, «H. n.», XIX, 59, Ср. Preller, «Regionen», стр. 104.

¹⁹⁴Дион Касс., LIV, 4; Ювен., 14, 305. Hirschfeld, ук. соч., 849, 12.

¹⁹⁵Тибулл, I, 2, 25.

¹⁹⁶Ювен. 13, 145.

¹⁹⁷Март., VIII, 75, 6.

¹⁹⁸Казауб. к Свет. Отон, 2, и Либан. περὶ ταπητος. О ночных похождениях Нерона Тацит, «Анн.», XIII, 25; Свет., «Нерон», 26; Дион Касс., LXI, 8 сл. Плин., «H. n.», XIII, 126; Vit. L. Veri, 4.

¹⁹⁹Ювен., 13, 145. Гай «Диг.» XLIV, 7, 5, § 5. C. I. L., III, 1, 2083, ст. 6.

²⁰⁰Preller, «Regionen d. St. Rom», стр. 89 слл. Геллий, «Noct. Att.», XV, 1, 2.

²⁰¹Pöhlmann, стр. 111. Плиний, «H. n.», XXXVI, 171; ср. Витрув. II, 8, 1.

²⁰²Сенека, «Письм.», 90, 43.

²⁰³Ювен., 3, 193. Ср. Сенека, «de ira» III, 35; «de benef.» VI, 15, 7. Диг., XV, 3, 3, 8.

²⁰⁴Плут., «Красс», 2; Катулл, 23, 9. Оба упоминаются обыкновенно вместе. Сен. «Controv.», II, 9. Сен. Clem., I, 26, 5. «Benef.», IV, 6, 2. Consol. ad. Marc., 22, 3; «Письм.», 103, 1. «Benef.», V, 18, 2; VII, 31, 5; «Письм.», 13. 11; 30, 4. Плиний, «H. n.», XXXVI, 106; только обвал Сен. tranqu. an. 11, 7. Ср. Baudrillart, «Hist. du luxe», I, 334, об обвалах в Персии.

²⁰⁵Страб., V, 3, 7, р. 235, c. XIV, 4, 4, р. 670 c. Ср. также Сен., «Contr.» II, 9.

²⁰⁶Ювен., 3, 7.

²⁰⁷Фирм. Мат. «de math.», IV, 4, 3.

²⁰⁸Симм., «Письм.», VI, 37.

²⁰⁹Ср. выше, стр. 4 сл.

²¹⁰Фронтин, «de aq.», I. 18.

²¹¹Jordan, «Topogr.», I, 460.

²¹²Дион, LV, 26 сл.

²¹³Тац., «Анн.», IV, 64; Свет., «Тиб.», 48; — Тац., «Анн.», VI. 45; Дион, LVIII, 26.

²¹⁴Свет., «Калиг.», гл. 16.

²¹⁵Свет., «Нерон», гл. 38; Тац., «Анн.», XV, 41.

²¹⁶Дион, LXVI, 24; Свет., «Тит», гл. 8; Hülsen-Jordan, «Topogr.», I, 3, стр. 501.

²¹⁷Плин. «H. n.», XXXV, 3; XXXVI, 110.

²¹⁸Март., V, 7. Jordan, «Topogr.», I, 491, 11. Ср. Hülsen-Jordan, «Topogr.», I, 3, стр. 128, 410, 425.

²¹⁹Антон. П., гл. 9.

²²⁰Геллий, XV, 1, 2.

²²¹Дион, LXII, 24. Геродиан, I, 14. 2 слл. Евсев., «Хрон.», 191 п. Р. Хр.

²²²Гален, XIII, 362; XV, 24.

²²³Jordan, «Forma urbis», стр. 8 сл.

²²⁴См. выше, стр. 8, 1; о пожарах до Августа и после 288 г. Jordan, «Topogr.», I, 428 сл.

²²⁵«Chron. min.» изд. Mommsen, I, 148.

²²⁶Дион, LV, 22. LVII, 14; Тац., «Анн.», XII, 43; Евсев., «Хрон.» 59 г. Свет., «Гальба», гл. 18. — В 191 г. Геродиан, I, 14, 217; Дион, LXXVIII, 25; «Chron. min.» изд. Mommsen, I, стр. 300 слл. Ср. перечисление землетрясений в Италии с 461 г. до Р. Хр. по 394 г. по Р. Хр. у Nissen, «Ital. Landeskde» I, 285 слл.

²²⁷Плин., «H. n.», III, 54; Лукрец. I. 281 слл.

²²⁸Moltke, «Wanderungen um Rom», «Deutsch. Rundsch.», V, 1879, Март, стр. 387.

²²⁹Этим объясняется происхождение fossae Claudii и Traiani.

²³⁰Mommsen «Hermes», III, 47. Hirschfeld, 262—264.

²³¹Тацит, «Анн.» I, 79.

²³²Henzen 5098 = C. I. L. XIV. 85.

²³³C. I. L. XIV. 88 и примеч.

²³⁴Плин., «Письм.» VIII, 17.

²³⁵Плутарх, «Отон», гл. 4. Ср. М. Антонин, гл. 8.

²³⁶Григ. Турск., «Hist. Franc.» X, 1.

²³⁷Nissen, «Ital. Landesk.». I, 323.

²³⁸Горац., «Од.» I. 2, 13? Дион, LIII. 20, 33, LIV. 1, 25; LV. 22.

²³⁹Кассиодор, «Хрон.»

²⁴⁰Дион, LVII. 14; Тац., «Анн.» I. 76; Дион, LVIII. 26.

²⁴¹Тац., «Ист.» I. 86. Плутарх, «Отон», гл. 4. Свет., «Отон», гл. 8.

²⁴²Аврел. Викт., «Epit.» 13. 12; Март. X. 85; Плин., «Письм.» VIII. 17 (C. I. L. VI. 964); «Hadr.» гл. 21; «Ant. P.» гл. 9. «М. Anton.» гл. 8. — Дион, LXXVIII, 25 (217). Аммиан, XXIX. 6, 18 (371); ср. также Jordan, «Topogr.» I, 128, 17. и Nissen, ук. соч. стр. 324.

²⁴³Marquardt, «Staatsverw.» 2 изд. II, 233 сл.

²⁴⁴Rodbertus, «Z. Gesch. d. Röm. Tributsteuern», в «Hilgebrands Jahrbb. f. Nat.-Ök.», VIII, 418 сл., прим. 60. Ср. том XIV. 371, прим. 11.

²⁴⁵Marquardt, ук. соч. Ср. Иосиф, «Иуд. в.» II. 16, 5.

²⁴⁶Hirschfeld, «Die Getreideverwaltung in der Röm. Kaiserzeit», «Philologus», XXIX. 22 сл.

²⁴⁷Там же, стр. 24.

²⁴⁸Там же, стр. 75 сл.

²⁴⁹Тац., «Анн.», VI, 13.

²⁵⁰Плин., «Панег.» 30.

²⁵¹«М. Антонин», гл. 11.

²⁵²Hirschfeld, стр. 24.

²⁵³Там же, стр. 7, прим. 10. Тац., «Анн.» XV, 18.

²⁵⁴Дион, LXXII. 13; «Коммод», гл. 14.

²⁵⁵Евсев., «Хрон.» 8 г.

²⁵⁶Pöhlmann, стр. 73, 1.

²⁵⁷Дион, LV, 22, 26, 27, 31. Свет., «Авг.», гл. 42.

²⁵⁸Тац., «Анн.», II, 87.

²⁵⁹Тац., «Анн.», VI, 13.

²⁶⁰Сенека, «Brev. vit.» 18, 5. Авр. Викт., «Caes.» гл. 4. Ср. Reimarus, к Диону LX, 14. Willrich, «Caligula», «Кlio», III, 419.

²⁶¹Свет., «Клавд.», гл. 18. Тац., «Анн.» XII, 43. Евсев., «Хрон.» 52.

²⁶²Свет. «Нер.», гл. 45.

²⁶³Тац., «Ист.» I, 86.

²⁶⁴«Адриан», гл. 21. «Антон. П.» гл. 8 сл. «М. Антон.» гл. 8. Дион, LXXII, 13. Герод. I. 12, 3.

²⁶⁵Pöhllmann, стр. 72.

²⁶⁶Cod. Theod. XIV, 3 (397). Амврос. «de offic. ministr.» III. 7. 49. Либан. изд. R. I. 329, 14.

²⁶⁷Ср. Schwegler, «Röm. Gesch.», I, стр. 454, 7; Gerlach-Bachofen, «Röm. Gesch.» I. 1, 43 сл. «Beschr. Roms» I, стр. 82 сл.

²⁶⁸Tommasi-Crudeli, «Die Malaria von Rom und die alte Drainage der röm. Hügel», нем. перев. Schuster, 1882. Представление, что возбудителями малярии являются маленькие живые существа, встречается уже у Варрона, r. r. I. 12.

²⁶⁹Tommasi-Crudeli, «Alcune riflessioni sul clima dell’ antica Roma», «Mitt. d. Arch. Inst.» Röm. Abt. II (1887) стр. 79.

²⁷⁰Амм. Март. XIV. 6, 23.

²⁷¹Preller, «Röm. Myth.» 3 изд. II. 240.

²⁷²Гален, XVII a, 121. Ср. Cael. Aurel, «de morb. acut.» II. 10.

²⁷³Гален, XI, 328.

²⁷⁴Гален. ХVIII а, 347.

²⁷⁵Март. X, 12.

²⁷⁶Горац., «Од.» III. 19, 12; ср. «Посл.» I. 17, 6. Сенека, «Письм.» 104, 6.

²⁷⁷Ср. выше, стр. 13, 4.

²⁷⁸По мнению R. Kobert’a, «Über den Zustand der Arzneikunde vor 18 Jahrh.» стр. 28 сл. в Риме, вследствие употребления свинца в посуде и в водопроводных трубах, должны были быть часты отравления свинцом.

²⁷⁹Дион, LIII, 33; LIV, 1.

²⁸⁰Тац. «Анн.» XVI. 13; Светоний, «Нерон», гл. 39.

²⁸¹Светоний, «Тит», 8. Дион, LXVI, 23.

²⁸²Евсев., «Хрон.».

²⁸³Ульпиан, «Диг.» XXXV. 2. 68. Ср. Hildebrand, «Bevölkerungsstatistik im alten Rom», «Jahrbb.» VI, 91; Евсев. «Ист. ц.» VII, 21, 9, предполагает также точные статистические данные.

²⁸⁴Adr. Balbi, «Abrégé de géographie», Париж 1834.

²⁸⁵Reuchlin, «Gesch. Italiens» I, 264 слл.

²⁸⁶Waddington, «Vie du rhéteur Aristide», «Mem. de l’ac.» XXVI, 250.

²⁸⁷Аммиан, XXIII, 6, 24.

²⁸⁸Opoc. VII. 15.

²⁸⁹Clinton, «Fasti Rom.» 167 г.

²⁹⁰«М. Антонин», гл. 13.

²⁹¹Hecker, «De peste Antoniniana», стр. 25—29.

²⁹²Krause, «Über das Alter der Menschenpocken».

²⁹³Гален, «Meth. med.» V. 12

²⁹⁴«М. Антонин», гл. 28; C. I. L. III. 1, 5567.

²⁹⁵Дион, LXXII, 14. Геродиан, I. 12; «Адриан», гл. 21. Tillemont, «Hist. des emp.» III.

²⁹⁶Варрон, r. r. III, 1, 4.

Картины из бытовой истории Римав эпоху от Августа до конца династии Антонинов.Часть I.

I. ГОРОД РИМ.

Картины из бытовой истории Рима
в эпоху от Августа до конца династии Антонинов.
Часть I.