Гражданская община древнего мира.

КНИГА ТРЕТЬЯ.

Гражданская община.

Не надо упус­кать из виду, что в древ­ние вре­ме­на свя­зу­ю­щим эле­мен­том вся­ко­го обще­ства был культ. Подоб­но тому, как домаш­ний алтарь соби­рал вокруг себя чле­нов одной семьи, точ­но так же и граж­дан­ская общи­на была собра­ни­ем лиц, имев­ших общих богов-покро­ви­те­лей и испол­няв­ших рели­ги­оз­ные свя­щен­но­дей­ст­вия у одно­го обще­го алта­ря.

Этот алтарь граж­дан­ской общи­ны нахо­дил­ся в осо­бо устро­ен­ной огра­де стро­е­ния, кото­рое гре­ки назы­ва­ли при­та­не­ем, а рим­ляне — хра­мом Весты.

В горо­де не было ниче­го более свя­щен­но­го, чем этот алтарь, на кото­ром под­дер­жи­вал­ся посто­ян­но свя­щен­ный огонь. Прав­да, что в Гре­ции это исклю­чи­тель­ное бла­го­го­ве­ние осла­бе­ло очень рано: вооб­ра­же­ние гре­ков было увле­че­но в сто­ро­ну более пре­крас­ных хра­мов, более рос­кош­ных легенд и вели­че­ст­вен­ных ста­туй. Но в Риме оно нико­гда не осла­бе­ва­ло. Рим­ляне не пере­ста­ва­ли верить, что судь­ба горо­да была свя­за­на с оча­гом, изо­бра­жаю­щим их богов. Почте­ние, каким рим­ляне окру­жа­ли веста­лок, дока­зы­ва­ло важ­ность их свя­щен­но­слу­же­ния. Если кон­сул встре­чал на пути сво­ем вестал­ку, он при­ка­зы­вал пре­кло­нить перед ней свои связ­ки. Но зато, если кото­рая-нибудь вестал­ка допус­ка­ла угас­нуть свя­щен­ный огонь или осквер­ня­ла культ нару­ше­ния обе­та цело­муд­рия, то город счи­тал, что за такой с.158 грех ему угро­жа­ет поте­ря богов, мстил вестал­ке, зары­вая ее живою в зем­лю.

Одна­жды храм Весты едва не погиб от пожа­ра окру­жав­ших его домов; весь Рим был в тре­во­ге, чув­ст­вуя, что всей его будущ­но­сти угро­жа­ет опас­ность. Когда же опас­ность мино­ва­ла, то сенат при­ка­зал кон­су­лу разыс­кать винов­ни­ков пожа­ра, и кон­сул немед­лен­но выста­вил обви­не­ние про­тив несколь­ких жите­лей Капуи, нахо­див­ших­ся тогда в Риме. Не то, чтобы у него были ули­ки про­тив них, но он рас­суж­дал так: «Пожар угро­жал наше­му оча­гу; этот пожар, кото­рый дол­жен был раз­ру­шить наше вели­чие и поме­шать испол­нить­ся наше­му назна­че­нию, мог быть зажжен толь­ко рукою наших жесто­чай­ших вра­гов. А у нас нет вра­гов более оже­сто­чен­ных, чем жите­ли Капуи. Этот город, союз­ник Анни­ба­ла в насто­я­щее вре­мя, он стре­мит­ся занять наше место и стать сто­ли­цею Ита­лии. Поэто­му имен­но эти люди хоте­ли нару­шить наш храм Весты, наш веч­ный очаг, залог и гаран­тию наше­го буду­ще­го вели­чия». Таким обра­зом, кон­сул под вли­я­ни­ем сво­их рели­ги­оз­ных идей пола­гал, что вра­ги Рима не могут най­ти более вер­но­го сред­ства поко­рить его, как толь­ко раз­ру­шить его очаг. Здесь мы видим веро­ва­ния древ­них: обще­ст­вен­ный очаг был свя­ти­ли­щем всей граж­дан­ской общи­ны; он создал ее и он же ее сохра­нял.

Подоб­но тому, как культ домаш­не­го оча­га был тай­ным, и одна толь­ко семья име­ла пра­во при­ни­мать в нем уча­стие, точ­но так же и культ обще­ст­вен­но­го оча­га был скрыт от посто­рон­них. Никто, кро­ме граж­дан, не имел пра­ва при­сут­ст­во­вать при жерт­во­при­но­ше­ни­ях. Один взгляд посто­рон­не­го чело­ве­ка осквер­нял рели­ги­оз­ное свя­щен­но­дей­ст­вие.

У каж­дой граж­дан­ской общи­ны были свои боги, при­над­ле­жа­щие толь­ко ей одной; боги эти были таки­ми же по при­ро­де, как и боже­ства пер­во­быт­ной семей­ной рели­гии; так же, как и те, назы­ва­лись они Лара­ми, Пена­та­ми, гени­я­ми, Демо­на­ми, геро­я­ми; под все­ми эти­ми име­на­ми скры­ва­лись с.159 души людей, воз­веден­ных по смер­ти на сте­пень богов. Мы виде­ли, что у индо­ев­ро­пей­ской расы чело­век преж­де все­го стал возда­вать культ той невиди­мой и бес­смерт­ной силе, кото­рую он чув­ст­во­вал в себе самом. Эти гении или герои были по боль­шей части пред­ка­ми наро­да. Тела умер­ших погре­ба­лись или в самом горо­де, или на при­над­ле­жа­щей ему зем­ле, а так как, соглас­но ука­зан­ным нами выше веро­ва­ни­ям, душа не покида­ла тела, то вслед­ст­вие это­го и боже­ст­вен­ные мерт­ве­цы были при­вя­за­ны к той зем­ле, в нед­рах кото­рой поко­и­лись их остан­ки. Из глу­би­ны сво­их могил блюли они общи­ну, они обе­ре­га­ли стра­ну и были, в неко­то­ром роде, ее вождя­ми и вла­ды­ка­ми. Это выра­же­ние — вожди стра­ны — при­ме­нен­ное к мерт­вым, встре­ча­ет­ся в одном пред­ска­за­нии, с кото­рым Пифия обра­ща­ет­ся к Соло­ну: «Чти куль­том вождей стра­ны, тех, кото­рые оби­та­ют под зем­лей». Подоб­ные поня­тия про­ис­те­ка­ли из веры в гро­мад­ное могу­ще­ство, при­пи­сы­вае­мое древни­ми душе чело­ве­ка по смер­ти. Каж­дый чело­век, ока­зав­ший граж­дан­ской общине боль­шую услу­гу, начи­ная с ее осно­ва­те­ля и до того, кто даро­вал ей победу или улуч­шил ее зако­ны, ста­но­вил­ся богом этой общи­ны.

Не явля­лось даже надоб­но­сти быть вели­ким чело­ве­ком или бла­го­де­те­лем обще­ства; доста­точ­но было пора­зить чем-нибудь вооб­ра­же­ние сво­их совре­мен­ни­ков, стать пред­ме­том пре­да­ния, чтобы сде­лать­ся геро­ем, т. е. могу­ще­ст­вен­ным мерт­ве­цом, чье покро­ви­тель­ство было жела­тель­но, чей гнев стра­шен. Фиван­цы в про­дол­же­ние шести сто­ле­тий при­но­си­ли жерт­вы Этео­клу и Поли­ни­ку. Жите­ли Акан­фа возда­ва­ли почи­та­ние неко­е­му пер­су, умер­ше­му у них во вре­мя наше­ст­вия Ксерк­са. Иппо­лит почи­тал­ся богом в Тре­зе­нах. Пирр, сын Ахил­ла, был богом в Дель­фах един­ст­вен­но пото­му, что он там умер и был похо­ро­нен. Кротон возда­вал поче­сти одно­му герою на том един­ст­вен­ном осно­ва­нии, что он был наи­бо­лее кра­си­вый чело­век во всем горо­де. Афи­ны покло­ня­лись, как богу-покро­ви­те­лю, Эври­сфею, несмот­ря на то, что он был арги­вя­нин; Эври­пид объ­яс­ня­ет нам с.160 про­ис­хож­де­ние это­го куль­та, выво­дя на сце­ну Эври­сфея перед его кон­чи­ной; Эври­сфей гово­рит афи­ня­нам: «Погре­би­те меня в Атти­ке, я буду к вам бла­го­скло­нен и из недр зем­ли я буду покро­ви­те­лем вашей стра­ны». Вся тра­гедия «Эдип в Колонне» осно­ва­на на этих веро­ва­ни­ях: Кре­он и Тезей, т. е. Фивы и Афи­ны, оспа­ри­ва­ют друг у дру­га тело чело­ве­ка, кото­рый дол­жен уме­реть и стать богом; Эдип, соглас­но леген­де, выска­зы­ва­ет­ся в поль­зу Афин и сам ука­зы­ва­ет то место, где жела­ет быть погре­бен­ным; «Умер­ший, я не буду бес­по­лез­ным жите­лем этой стра­ны, — гово­рит он, — я буду защи­щать вас про­тив ваших вра­гов; я буду для вас опло­том более силь­ным, чем мил­ли­о­ны вои­нов; тело мое, поко­я­ще­е­ся под зем­лей, будет упи­вать­ся кро­вью фиван­ских вои­нов».

Мерт­вые, кто бы они ни были, явля­лись покро­ви­те­ля­ми стра­ны, под усло­ви­ем, чтобы им возда­ва­ли поче­сти. «Жите­ли Мега­ры спра­ши­ва­ли одна­жды Дель­фий­ский ора­кул, что может дать сча­стье их горо­ду; бог отве­чал, чтобы они сове­ща­лись все­гда с воз­мож­но боль­шим чис­лом людей, и город будет наслаж­дать­ся бла­го­по­лу­чи­ем; мега­ряне поня­ли, что эти­ми сло­ва­ми бог ука­зы­вал на мерт­вых, кото­рые, дей­ст­ви­тель­но, мно­го­чис­лен­нее живых; и вслед­ст­вие это­го они постро­и­ли зда­ние для сове­ща­ний на самом месте погре­бе­ния сво­их геро­ев». Для граж­дан­ской общи­ны было боль­шим сча­стьем обла­дать сколь­ко-нибудь зна­чи­тель­ны­ми покой­ни­ка­ми. Ман­ти­нея гово­рит с гор­до­стью об остан­ках Арка­да; Фивы — о пра­хе Гери­о­на; Мес­се­ны — Ари­сто­ме­на. Чтобы добыть дра­го­цен­ные остан­ки, ино­гда при­бе­га­ли к хит­ро­сти. Геро­дот рас­ска­зы­ва­ет, с помо­щью како­го обма­на спар­тан­цы похи­ти­ли остан­ки Оре­ста. И дей­ст­ви­тель­но, кости эти, с кото­ры­ми была свя­за­на душа героя, даро­ва­ли немед­лен­но спар­тан­цам победу. Как толь­ко Афи­ны достиг­ли могу­ще­ства, пер­вое, на что они его употре­би­ли, было то, чтобы овла­деть пра­хом Тезея, погре­бен­но­го на ост­ро­ве Ски­ро­се; затем они воз­двиг­ли ему в горо­де храм, чтобы уве­ли­чить чис­ло сво­их богов-покро­ви­те­лей.

Кро­ме этих геро­ев и гени­ев, у людей были еще боги с.161 дру­го­го рода, как то: Юпи­тер, Юно­на, Минер­ва, к кото­рым влек­ло их мыс­ли созер­ца­ние при­ро­ды… Но мы видим, что эти созда­ния чело­ве­че­ско­го ума носи­ли дол­го харак­тер домаш­них или мест­ных богов; и пред­став­ле­ние о них не было вна­ча­ле пред­став­ле­ни­ем о богах-охра­ни­те­лях все­го чело­ве­че­ско­го рода.

Таким обра­зом, было в обы­чае, что каж­дая граж­дан­ская общи­на, не счи­тая сво­их геро­ев, име­ла еще Юпи­те­ра, Минерву, или какое-нибудь дру­гое боже­ство, кото­рое она при­об­ща­ла к сво­им пер­вым пена­там и к сво­е­му оча­гу. В Гре­ции и в Ита­лии было целое мно­же­ство божеств поли­ад (город­ских). У каж­до­го горо­да были боги, оби­тав­шие в нем.

Име­на мно­гих из этих божеств забы­ты; слу­чай­но сохра­ни­лось вос­по­ми­на­ние о боге Сатра­пе­се, при­над­ле­жав­шем горо­ду Элиде, и о богине Ден­ди­мен­де в Фивах, о Сотей­ре в Эги­оне, о Ври­то­мар­ти­де на Кри­те, о Гив­лее в Гив­ле. Име­на Зев­са, Афи­ны, Геры, Юпи­те­ра, Минер­вы, Неп­ту­на нам более извест­ны, и мы зна­ем, что они чаще при­ла­га­лись к боже­ствам поли­а­дам. Но из того, что два горо­да дава­ли сво­им богам одно и то же имя, не будем еще делать выво­да, что они и покло­ня­лись одно­му богу; в Афи­нах была Афи­на, и дру­гая Афи­на была в Спар­те; это были две боги­ни. У мно­гих горо­дов Юпи­тер был боже­ст­вом горо­да, и было столь­ко же Юпи­те­ров, сколь­ко было горо­дов. В ска­за­нии о тро­ян­ской войне мы видим Пал­ла­ду, кото­рая сра­жа­ет­ся на сто­роне гре­ков, и в то же вре­мя у тро­ян­цев есть дру­гая Пал­ла­да, име­ю­щая культ и покро­ви­тель­ст­ву­ю­щая сво­им почи­та­те­лям. Мож­но ли ска­зать, что это одно и то же боже­ство, явля­ю­ще­е­ся в обо­их вой­сках? Понят­но нет, пото­му что древ­ние не при­да­ва­ли сво­им богам свой­ства везде­сущ­но­сти. У горо­дов Аргоса и Само­са была у каж­до­го Гера поли­а­да, но это была не одна и та же боги­ня, пото­му что в обо­их горо­дах она явля­лась с раз­лич­ны­ми атри­бу­та­ми. В Риме была Юно­на, и в горо­де Вей­ях, в пяти милях оттуда, была дру­гая Юно­на: они настоль­ко мало тоже­ст­вен­ны, что мы с.162 видим, как дик­та­тор Камилл, оса­ждаю­щий Вейи, обра­ща­ет­ся к богине вра­гов сво­их, закли­ная ее поки­нуть город этрус­ков и перей­ти в его лагерь. Овла­дев горо­дом, он берет ста­тую боги­ни, вполне убеж­ден­ный, что вме­сте с тем он берет и самую боги­ню, и набож­но пере­но­сит ее в Рим. С тех пор у Рима ста­ло две Юно­ны-покро­ви­тель­ни­цы. То же самое повто­ри­лось, спу­стя несколь­ко лет, с Юпи­те­ром, кото­ро­го дру­гой дик­та­тор при­нес из Пре­не­ста, в то вре­мя, когда у Рима у само­го их было уже три или четы­ре.

Город, имев­ший соб­ст­вен­ное боже­ство, не желал, чтобы это боже­ство покро­ви­тель­ст­во­ва­ло посто­рон­ним, и не поз­во­лял поэто­му им покло­нять­ся ему. Боль­шую часть вре­ме­ни вход в храм был досту­пен толь­ко для граж­дан. Одни арги­вяне толь­ко име­ли пра­во вхо­дить в храм Геры Аргос­ской; чтобы про­ник­нуть в храм Афи­ны Афин­ской, нуж­но было быть афи­ня­ни­ном.

Рим­ляне, покло­няв­ши­е­ся у себя двум Юно­нам, не мог­ли вхо­дить в храм третьей Юно­ны, нахо­див­ший­ся в малень­ком город­ке Лави­ни­у­ме.

Нуж­но при­знать, что древ­ние, за исклю­че­ни­ем неко­то­рых ред­ких и избран­ных умов, нико­гда не пред­став­ля­ли себе Бога, как суще­ство един­ст­вен­ное, пра­вя­щее все­лен­ной. Каж­дый из их мно­го­чис­лен­ных богов имел свой опре­де­лен­ный круг дея­тель­но­сти, — у одно­го была в веде­нии семья, у дру­го­го — три­ба, у третье­го — граж­дан­ская общи­на. Вот тот мир, кото­рым удо­вле­тво­ря­лась дея­тель­ность каж­до­го из них. Что же каса­ет­ся до Бога все­го чело­ве­че­ства, то его мог­ли пред­у­га­ды­вать неко­то­рые фило­со­фы, и Элев­син­ские таин­ства дава­ли воз­мож­ность про­видеть это наи­бо­лее раз­ви­тым из чис­ла посвя­щае­мых. В про­дол­же­ние дол­го­го вре­ме­ни чело­век пони­мал боже­ство толь­ко как силу, кото­рая сохра­ня­ет его лич­но, и каж­дый чело­век или каж­дая груп­па людей жела­ла иметь сво­их богов. Еще и поныне сре­ди потом­ков этих гре­ков мы видим нераз­ви­тых кре­стьян, кото­рые горя­чо молят­ся свя­тым, но сомни­тель­но, чтобы они име­ли поня­тие о Боге. Каж­дый из них жела­ет иметь сре­ди с.163 этих свя­тых сво­его осо­бо­го покро­ви­те­ля, сво­его спе­ци­аль­но­го заступ­ни­ка. В Неа­по­ле каж­дый квар­тал име­ет свою мадон­ну; лаца­роне пре­кло­ня­ет с молит­вой коле­на перед сво­ей мадон­ной и оскорб­ля­ет мадон­ну сосед­ней ули­цы; мож­но неред­ко видеть, как два факи­ни (носиль­щи­ка) ссо­рят­ся меж­ду собой и даже дерут­ся на ножах из-за досто­инств сво­их мадонн. В насто­я­щее вре­мя это явля­ет­ся исклю­че­ни­ем и встре­ча­ет­ся толь­ко сре­ди неко­то­рых наро­дов и сре­ди неко­то­рых клас­сов обще­ства, у древ­них же это было общим пра­ви­лом.

У каж­дой граж­дан­ской общи­ны было свое сосло­вие жре­цов, неза­ви­си­мых ни от какой посто­рон­ней вла­сти. Меж­ду жре­ца­ми двух общин не было ника­кой свя­зи, ника­ких сно­ше­ний, ника­ко­го обще­ния уче­ний или обрядов. Если чело­век пере­хо­дил из одно­го горо­да в дру­гой, то он нахо­дил там дру­гих богов, дру­гие дог­ма­ты, дру­гие обряды. У древ­них были кни­ги обрядов, но кни­ги одно­го горо­да не были похо­жи на кни­ги дру­го­го. Каж­дая граж­дан­ская общи­на име­ла свои сбор­ни­ки молитв и обрядов, хра­ни­мые в глу­бо­кой тайне. Открыть их посто­рон­не­му зна­чи­ло нане­сти ущерб рели­гии и под­верг­нуть опас­но­сти свою судь­бу. Поэто­му рели­гия была вполне мест­ная, чисто граж­дан­ская, при­ни­мая это сло­во в том смыс­ле, как оно употреб­ля­лось у древ­них, т. е. осо­бая для каж­дой граж­дан­ской общи­ны.

Чело­век знал вооб­ще толь­ко богов сво­его горо­да, толь­ко их почи­тал и им покло­нял­ся. Каж­дый мог ска­зать то, что гово­рит в тра­гедии Эсхи­ла один чуже­стра­нец арги­вя­нам: «я не боюсь богов вашей стра­ны и я им ничем не обя­зан».

Каж­дый народ ожи­дал себе бла­го­по­лу­чия от сво­их богов. Их при­зы­ва­ли в опас­но­сти и им гово­ри­ли: «Боги это­го горо­да, не допу­сти­те, чтобы он был раз­ру­шен вме­сте с наши­ми дома­ми и наши­ми оча­га­ми… О, ты, живу­щий так дол­го на нашей зем­ле, неуже­ли ты ей изме­нишь? О, вы все, стра­жи наших стен, не пре­дай­те их в руки вра­га». И для того, чтобы обес­пе­чить себе их покро­ви­тель­ство, люди с.164 уста­нав­ли­ва­ли сво­им богам культ. Боги алч­ны и тре­бу­ют при­но­ше­ний, — им дава­ли их в изоби­лии, но с усло­ви­ем, чтобы они забо­ти­лись о бла­го­по­лу­чии горо­да. Не будем забы­вать, что идея чисто нрав­ст­вен­но­го куль­та, покло­не­ния в духе, появи­лась не очень дав­но сре­ди чело­ве­че­ства. В древ­но­сти культ состо­ял в том, чтобы питать бога, давать ему все: мясо, хлеб, вино, бла­го­во­ния, одеж­ды и дра­го­цен­но­сти, тан­цы и музы­ку. Но вза­мен от него тре­бо­ва­лись бла­го­де­я­ния и услу­ги. Так в Илиа­де Хриз гово­рит сво­е­му богу: «Уже дав­но сжи­гаю я перед тобою чуд­ных быков, внем­ли же ныне моим моль­бам и пошли стре­лы на моих вра­гов».

В дру­гом месте тро­ян­ки при­зы­ва­ют свою боги­ню; они при­но­сят ей пре­крас­ные одеж­ды и обе­ща­ют при­не­сти в жерт­ву две­на­дцать тель­цов, «если она спа­сет Или­он». Тут все­гда есть дого­вор меж­ду бога­ми и людь­ми: бла­го­че­стие одних не бес­ко­рыст­но, и дру­гие не дают ниче­го даром. У Эсхи­ла фивяне обра­ща­ют­ся к сво­им боже­ствам поли­а­дам и гово­рят им: «Будь­те нашей защи­той; наши выго­ды сов­па­да­ют: если город будет про­цве­тать, то он будет чтить сво­их богов. Пока­жи­те, что вы люби­те ваш город; поду­май­те о куль­те, кото­рый возда­ет­ся вам наро­дом, и вспом­ни­те вели­ко­леп­ные жерт­вы, при­не­сен­ные вам».

Эта мысль встре­ча­ет­ся сот­ни раз у древ­них; Фео­гнид гово­рит, что Апол­лоя спас Мега­ру от напа­де­ния пер­сов «затем, чтобы его город при­но­сил ему еже­год­но пыш­ные гека­том­бы».

Вслед­ст­вие это­го город и не поз­во­лял посто­рон­ним при­но­сить жерт­вы сво­им город­ским боже­ствам, ни даже вхо­дить в их хра­мы. Чтобы боже­ства забо­ти­лись толь­ко о сво­ем горо­де, надо было, чтобы толь­ко этот город хра­нил их культ. Поэто­му, так как их почи­та­ли толь­ко в дан­ном горо­де, то, если боги жела­ли про­дол­же­ния жерт­во­при­но­ше­ний и гека­томб, кото­рые были так милы их серд­цу, они долж­ны были защи­щать город, чтобы он с.165 суще­ст­во­вал веч­но, долж­ны были сде­лать его бога­тым и могу­ще­ст­вен­ным.

Обык­но­вен­но боги и в самом деле мно­го труди­лись на поль­зу горо­да; посмот­ри­те, как Юно­на у Вир­ги­лия «трудит­ся и ста­ра­ет­ся», чтобы ее Кар­фа­ген стал со вре­ме­нем вла­ды­кой мира. И каж­дый из богов, подоб­но Юноне Вир­ги­лия, при­ни­мал к серд­цу инте­ре­сы сво­ей граж­дан­ской общи­ны. У богов были те же инте­ре­сы, что и у людей, их сограж­дан. Во вре­мя вой­ны они шли в бит­ву вме­сте с ними. У Эври­пида мы видим чело­ве­ка, кото­рый гово­рит в виду при­бли­жаю­щей­ся бит­вы: «Боги, сра­жаю­щи­е­ся на нашей сто­роне, не менее силь­ны, чем те, кото­рые сто­ят на сто­роне наших вра­гов».

Нико­гда эгин­цы не высту­па­ли в поход, не взяв с собою ста­туи сво­их народ­ных геро­ев Эакидов. Спар­тан­цы бра­ли с собою во всех сво­их воен­ных пред­при­я­ти­ях Тан­да­ридов. В сра­же­ни­ях боги и граж­дане под­дер­жи­ва­ли вза­им­но друг дру­га, и если была одер­жа­на победа, то зна­чит все испол­ни­ли свой долг; если же, наобо­рот, вой­ско тер­пе­ло пора­же­ние, то за неуда­чу обру­ши­ва­лись на богов: их упре­ка­ли в том, что они пло­хо испол­ни­ли свой долг защит­ни­ков горо­да; ино­гда дохо­ди­ло до того, что бро­са­ли кам­ня­ми в их хра­мы и опро­киды­ва­ли их алта­ри.

Если город был побеж­ден, то вери­ли, что и боги побеж­де­ны вме­сте с ним. Если город бывал взят, то и сами боги его были пле­не­ны.

В послед­нем пунк­те, прав­да, мне­ния были неопре­де­лен­ны и раз­но­об­раз­ны. Мно­гие были убеж­де­ны, что город не мог быть взят, пока в нем оби­та­ли боги; если город падал, это зна­чи­ло, что боги, рань­ше того, его поки­ну­ли. Когда Эней видит гре­ков вла­сти­те­ля­ми Трои, он вос­кли­ца­ет, что боги горо­да ушли, оста­вив пустын­ны­ми свои хра­мы и свои алта­ри.

У Эсхи­ла хор фивя­нок выска­зы­ва­ет ту же мысль, когда, при виде при­бли­жаю­ще­го­ся непри­я­те­ля, закли­на­ет богов не покидать горо­да.

с.166 В силу это­го мне­ния рань­ше, чем взять город, нуж­но было заста­вить богов уйти из него. Рим­ляне употреб­ля­ли для это­го извест­ные закли­на­ния, суще­ст­ву­ю­щие в их ритуа­ле и сохра­нив­ши­е­ся для нас у Мак­ро­бия: «Ты, о, вели­чай­ший, ты, под чьим покро­ви­тель­ст­вом нахо­дит­ся этот город и этот народ, покинь его хра­мы и свя­щен­ные места и, уда­лив­шись от них, при­ди в Рим ко мне и к моим сограж­да­нам. Пусть наш город, наши хра­мы, наши свя­щен­ные места ста­нут тебе при­ят­нее и доро­же; при­ми нас под свое покро­ви­тель­ство. Если ты это сде­ла­ешь, я воз­двиг­ну храм в честь тебя». И древ­ние были убеж­де­ны в суще­ст­во­ва­нии столь дей­ст­ви­тель­ных и могу­ще­ст­вен­ных закли­на­ний, что если их про­из­не­сти совер­шен­но точ­но, не изме­няя ни одно­го сло­ва, то бог не смо­жет более усто­ять про­тив прось­бы чело­ве­ка. При­зы­вае­мый таким обра­зом бог пере­хо­дил на сто­ро­ну вра­га, и город бывал взят.

В Гре­ции мы нахо­дим те же поня­тия и сход­ные обы­чаи. Еще во вре­ме­на Фукидида, когда оса­жда­ли город, то обра­ща­лись к богам с прось­бой, чтобы они доз­во­ли­ли его взять. Часто вме­сто того, чтобы употреб­лять закли­на­ния, дол­жен­ст­ву­ю­щие при­влечь бога, гре­ки пред­по­чи­та­ли лов­ко похи­тить его ста­тую. Всем извест­на леген­да об Улис­се, похи­щаю­щем Пал­ла­ду у тро­ян­цев. В дру­гую эпо­ху эгин­цы, желая начать вой­ну с Эпидав­ром, нача­ли с того, что похи­ти­ли две ста­туи богов-покро­ви­те­лей горо­да и пере­нес­ли их к себе.

Геро­дот рас­ска­зы­ва­ет, что афи­няне заду­ма­ли вой­ну с эгин­ца­ми, но пред­при­я­тие было рис­ко­ван­но, пото­му что у Эги­ны был очень могу­ще­ст­вен­ный и исклю­чи­тель­но вер­ный ей герой-покро­ви­тель Эак. По зре­лом раз­мыш­ле­нии афи­няне отло­жи­ли на трид­цать лет испол­не­ние это­го про­ек­та и в то же вре­мя воз­двиг­ли у себя храм в честь того же Эака и уста­но­ви­ли ему культ. Они были убеж­де­ны, что если культ будет про­дол­жать­ся без пере­ры­ва в про­дол­же­ние трид­ца­ти лет, то бог не будет при­над­ле­жать более эгин­цам, но перей­дет к афи­ня­нам. Им каза­лось, что не может бог, с.167 в самом деле, при­ни­мать в тече­ние столь­ко­го вре­ме­ни туч­ные жерт­во­при­но­ше­ния и не чув­ст­во­вать себя обя­зан­ным перед теми, кто их ему при­но­сил. Поэто­му Эак при­нуж­ден будет поки­нуть в кон­це кон­цов эгин­цев и даро­вать победу афи­ня­нам.

У Плу­тар­ха есть сле­дую­щий рас­сказ. Солон хотел, чтобы Афи­ны овла­де­ли неболь­шим ост­ро­вом Сала­ми­ном, кото­рый при­над­ле­жал тогда мега­ря­нам. Он вопро­сил ора­кул; ора­кул отве­тил: «если ты хочешь заво­е­вать ост­ров, то дол­жен при­об­ре­сти бла­го­во­ле­ние геро­ев-покро­ви­те­лей, кото­рые на нем оби­та­ют». Солон пови­но­вал­ся; от име­ни Афин он при­нес жерт­вы двум глав­ным Сала­мин­ским геро­ям. Герои не усто­я­ли перед дара­ми; они пере­шли на сто­ро­ну афи­нян, и ост­ров, лишен­ный сво­их покро­ви­те­лей, был заво­е­ван.

Если во вре­мя вой­ны оса­ждаю­щие стре­ми­лись овла­деть бога­ми горо­да, то оса­жден­ные, со сво­ей сто­ро­ны, ста­ра­лись их все­ми сила­ми удер­жать. Ино­гда бога при­креп­ля­ли цепя­ми, чтобы поме­шать ему уйти. Ино­гда его пря­та­ли от взо­ров всех, чтобы враг не мог его най­ти. Или же закли­на­нию, силою кото­ро­го непри­я­тель пытал­ся сма­нить к себе бога, про­ти­во­по­став­ля­лось дру­гое закли­на­ние, кото­рое име­ло власть его удер­жать. Рим­ляне изо­бре­ли сред­ство, кото­рое каза­лось им самым вер­ным: они дер­жа­ли в тайне имя глав­но­го и наи­бо­лее могу­ще­ст­вен­но­го из сво­их богов-покро­ви­те­лей; они дума­ли, что так как вра­ги нико­гда не смо­гут назвать это­го бога по име­ни, то он нико­гда и не перей­дет на их сто­ро­ну, а пото­му и Рим нико­гда не будет взят.

Из все­го ска­зан­но­го вид­но, какое стран­ное поня­тие было у древ­них о богах. Дол­го не явля­лось у них пред­став­ле­ния о боже­стве, как о высо­чай­шей вла­сти. У каж­дой семьи была своя домаш­няя рели­гия, у каж­дой граж­дан­ской общи­ны — своя нацио­наль­ная рели­гия. Город был как бы малень­кая замкну­тая цер­ковь, имев­шая сво­их богов, свои дог­ма­ты, свой культ. Веро­ва­ния эти кажут­ся нам гру­бы­ми, но они были веро­ва­ни­я­ми наро­да наи­бо­лее раз­ви­то­го и духов­но с.168 ода­рен­но­го в те вре­ме­на, и они ока­за­ли такое могу­ще­ст­вен­ное вли­я­ние на гре­ков и рим­лян, что боль­шая часть их зако­нов, учреж­де­ний и исто­рии вышла оттуда.