Частная и общественная жизнь греков.

с.661

Ста­тьи, изъ­ятые из гла­вы вто­рой «Семья».

Пер­вым послед­ст­ви­ем бра­ка было под­чи­не­ние жен­щи­ны авто­ри­те­ту ее мужа; но этот авто­ри­тет не был, в сущ­но­сти гово­ря, вла­стью и нисколь­ко не похо­дил на ma­nus рим­ско­го пра­ва. На него смот­ре­ли как на обще­ст­вен­ную обя­зан­ность и, по сло­вам Ари­сто­те­ля, как на власть поли­ти­че­ско­го харак­те­ра. Муж ста­но­вил­ся κύ­ριος, т. е. гос­по­ди­ном сво­ей жены, так как вся­кая жен­щи­на долж­на иметь κύ­ριος’а; в бра­ке же это пра­во мог­ло при­над­ле­жать толь­ко мужу. Без раз­ре­ше­ния мужа она не име­ла пра­ва отчуж­дать сво­его иму­ще­ства. Она мог­ла брать в долг толь­ко на сум­му не свы­ше сто­и­мо­сти ½ гек­то­лит­ра ячме­ня. В слу­чае вдов­ства, ее κύ­ριος’ом ста­но­вил­ся сын, а за неиме­ни­ем его — бли­жай­ший род­ст­вен­ник. Муж поль­зо­вал­ся даже пра­вом выбрать жене перед сво­ей смер­тью дру­го­го мужа. В общем, в тече­ние всей ее жиз­ни на нее смот­ре­ли, как на несо­вер­шен­но­лет­нюю.

(Da­res­te. Plai­doyers ci­vils de Dé­mos­thè­ne. I, стр. XXV. Fus­tel de Cou­lan­ges. La Ci­té an­ti­que, стр. 95).

Спо­со­бы разде­ла наследств в Афи­нах были не менее слож­ны, чем у нас.

Преж­де все­го необ­хо­ди­мо было опре­де­лить общую сум­му под­ле­жа­ще­го разде­лу иму­ще­ства.

Сюда вхо­ди­ло, во-пер­вых, то состо­я­ние, кото­рым покой­ный вла­дел в момент смер­ти. Для пред­у­преж­де­ния каких бы то ни было недо­ра­зу­ме­ний в этом отно­ше­нии с.662 наслед­ни­ки спе­ши­ли соста­вить опись иму­ще­ства немед­лен­но после смер­ти вла­дель­ца его. К это­му налич­но­му иму­ще­ству при­со­еди­ня­лось иму­ще­ство, при­не­сен­ное наслед­ни­ка­ми: каж­дый наслед­ник обя­зан был при­об­щить к сум­ме наслед­ства подар­ки, полу­чен­ные им от умер­ше­го, и то, что он взял в долг у послед­не­го. Когда общая сум­ма наслед­ства таким путем была опре­де­ле­на, наслед­ни­ки име­ли пра­во совер­шить до разде­ла неко­то­рые пред­ва­ри­тель­ные выпла­ты. Так, напри­мер, если отец семей­ства заве­щал кому-либо из сво­их детей осо­бую долю (πρεσ­βεῖα), то она под­ле­жа­ла пред­ва­ри­тель­ной выпла­те. Если одним из наслед­ни­ков была совер­ше­на рас­тра­та части наслед­ст­вен­но­го иму­ще­ства, то каж­дый из наслед­ни­ков имел пра­во взыс­кать в свою поль­зу сум­му, рав­ную той, кото­рую рас­тра­тил их сона­след­ник. Нако­нец, если кто-либо из наслед­ни­ков был креди­то­ром умер­ше­го, то ему пре­до­став­ля­лось пра­во или про­из­ве­сти отчис­ле­ние из налич­ной сум­мы наслед­ства столь­ко, сколь­ко он дал в долг покой­но­му, или тре­бо­вать от сво­их сона­след­ни­ков выпла­ты ее.

Если раздел про­ис­хо­дил путем полю­бов­но­го согла­ше­ния сона­след­ни­ков, то послед­ние мог­ли по сво­е­му усмот­ре­нию делить наслед­ство на части, кото­рые рас­пре­де­ля­лись или по жре­бию или по сго­во­ру, сооб­раз­но с поже­ла­ни­я­ми каж­до­го. Часто быва­ло так­же, что один из наслед­ни­ков делил иму­ще­ство на доли, а дру­гие выби­ра­ли из них. Если они не мог­ли прид­ти к согла­ше­нию, то доли опре­де­ля­лись так назы­вае­мы­ми δα­τηταί’ами и назна­ча­лись по жре­бию. При разде­ле на доли руко­во­ди­лись не толь­ко сто­и­мо­стью иму­ще­ства, но при­ни­ма­ли во вни­ма­ние и солид­ность его. Так, напри­мер, фаб­ри­ка щитов, при­но­сив­шая 60 мин в год (око­ло 2220 руб.), при­рав­ни­ва­лась к бан­кир­ской кон­то­ре, кото­рая дава­ла еже­год­но до 100 мин (око­ло 3700 руб.) дохо­да. Сона­след­ни­ки усмат­ри­ва­ли в фаб­ри­ке проч­ное пред­при­я­тие, тогда как риск, свя­зан­ный с бан­кир­ским пред­при­я­ти­ем, пугал их.

Ино­гда, не желая под­вер­гать кого-либо из сона­след­ни­ков слу­чай­но­стям жере­бьев­ки, поста­нов­ля­ли изъ­ять с.663 от разде­ла неко­то­рые иму­ще­ства, напри­мер, бан­кир­скую кон­то­ру, фаб­ри­ку; дру­гие же части состо­я­ния рас­пре­де­ля­лись меж­ду наслед­ни­ка­ми. Отстра­нен­ное от разде­ла иму­ще­ство счи­та­лось общей соб­ст­вен­но­стью, и дохо­ды с него рас­пре­де­ля­лись меж­ду совла­дель­ца­ми в опре­де­лен­ные сро­ки.

(Cail­le­mer. Le Droit de suc­ces­sion lé­gi­ti­mé à At­hè­nes, стр. 199—204).

Я усло­вил­ся с Олим­пи­о­до­ром, что каж­дый из нас полу­чит поло­ви­ну наслед­ства Коно­на.

Мы соста­ви­ли отно­си­тель­но это­го пись­мен­ное согла­ше­ние и обя­за­лись друг перед дру­гом самой свя­щен­ной клят­вой поде­лить чест­но и соглас­но с зако­ном все, что ока­жет­ся из явно­го иму­ще­ства¹, так, чтобы ни один из нас не полу­чил более дру­го­го; кро­ме того, мы долж­ны были сооб­ща вести розыс­ки и опре­де­ле­ние осталь­но­го иму­ще­ства и сове­щать­ся друг с дру­гом вся­кий раз, как это ока­жет­ся необ­хо­ди­мым…

Мы при­зва­ли в свиде­те­ли наше­го согла­ше­ния богов, име­нем кото­рых при­нес­ли вза­им­ную клят­ву, затем — наших род­ст­вен­ни­ков и, нако­нец; Анд­ро­клида, кото­ро­му мы отда­ли наше усло­вие на хра­не­ние.

Я поде­лил наслед­ство на две части. В одну вхо­дил дом, где жил сам Конон, и рабы-тка­чи. Дру­гая вклю­ча­ла вто­рой дом и рабов, изготов­ляв­ших лекар­ства. Все же те налич­ные день­ги, кото­рые Конон оста­вил в бан­ке Герак­лида, были почти цели­ком истра­че­ны на похо­ро­ны и дру­гие цере­мо­нии, а так­же на соору­же­ние памят­ни­ка. Опре­де­лив содер­жи­мое обе­их этих частей, я пре­до­ста­вил выбор Олим­пи­о­до­ру: он мог сво­бод­но взять ту долю, кото­рая ему боль­ше нра­ви­лась, и он выбрал рабов, изготов­ля­ю­щих лекар­ства, и дом. Таким обра­зом, мне доста­лись тка­чи и дру­гой дом.

(Демо­сфен. Речь про­тив Олим­пи­о­до­ра, 8—13).

с.664

Вот до какой сте­пе­ни дошла их наг­лость! Эвк­те­мон умер. Тело его лежа­ло на посте­ли в его доме. Пер­вой их мыс­лью было запе­реть рабов в доме, чтобы никто из слуг не мог изве­стить о смер­ти Эвк­те­мо­на двух доче­рей, жену или кого-нибудь из род­ст­вен­ни­ков умер­ше­го. Затем они вме­сте с этой жен­щи­ной (преж­ней воз­люб­лен­ной покой­но­го) при­ня­лись пере­тас­ки­вать дви­жи­мое иму­ще­ство в сосед­ний дом, кото­рый с умыс­лом был нанят неким Анти­до­ром, одним из их шай­ки.

Когда же, в кон­це кон­цов, доче­ри и жена узна­ли о смер­ти Эвк­те­мо­на и яви­лись туда, их не впу­сти­ли в дом: перед ними запер­ли дверь и заяви­ли им, что хоро­нить Эвк­те­мо­на — не их дело. Толь­ко к захо­ду солн­ца они с вели­ким трудом про­ник­ли в жили­ще покой­но­го. Они нашли в доме труп, кото­рый, по сло­вам слуг, лежал там бро­шен­ный уже в тече­ние двух дней; что же каса­ет­ся обста­нов­ки дома, то она вся была выне­се­на теми людь­ми. Жен­щи­ны, выпол­няя свою обя­зан­ность, заня­лись покой­ни­ком; но дру­гие род­ст­вен­ни­ки немед­лен­но попро­си­ли сопро­вож­дав­ших их людей засвиде­тель­ст­во­вать состо­я­ние дома и при­ня­лись рас­спра­ши­вать слуг, куда была пере­не­се­на вся обста­нов­ка. Слу­ги отве­ти­ли, что она была отправ­ле­на в сосед­ний дом; тогда род­ст­вен­ни­ки хоте­ли, соглас­но зако­ну, про­из­ве­сти обыск для отыс­ка­ния укра­ден­ных вещей и допро­сить слуг, при­ни­мав­ших уча­стие в пере­нос­ке вещей. Но те люди отка­за­лись испол­нить хотя бы одно из предъ­яв­лен­ных закон­ных тре­бо­ва­ний.

(Исей. О наслед­стве Фил­ок­те­мо­на, 39—42).

Речь Исея о наслед­стве Нико­ст­ра­та, кото­рый умер за гра­ни­цей, оста­вив после себя два талан­та (око­ло 4440 руб.), дает нам живую и любо­пыт­ную кар­ти­ну алч­ных стрем­ле­ний, воз­буж­дае­мых объ­явив­шим­ся наслед­ст­вом.

с.665 «Кто не остри­гал себе в знак тра­у­ра волос, когда были при­ве­зе­ны два талан­та? Кто не оде­вал­ся в тем­ные одеж­ды, как буд­то бы этот тра­ур давал ему пра­во на наслед­ство? Сколь­ко появ­ля­лось мни­мых род­ст­вен­ни­ков и сыно­вей, кото­рые заяв­ля­ли, что они упо­мя­ну­ты в заве­ща­нии Нико­ст­ра­та! Демо­сфен, напри­мер, объ­явил себя его пле­мян­ни­ком; но, когда его изоб­ли­чи­ли во лжи, он отсту­пил­ся. Телеф утвер­ждал, что Нико­ст­рат заве­щал ему все свое состо­я­ние; но и он так­же через неко­то­рое вре­мя отка­зал­ся от это­го заяв­ле­ния. Ами­ни­ад при­вел к архон­ту ребен­ка, кото­рый не достиг еще и трех­лет­не­го воз­рас­та; он гово­рил, что это — сын Нико­ст­ра­та, тогда как было хоро­шо извест­но, что Нико­ст­рат не был в Афи­нах в тече­ние один­на­дца­ти лет. Пирр из Ламп­т­ры дока­зы­вал, что Нико­ст­рат посвя­тил свое состо­я­ние богине Афине, а часть оста­вил лич­но ему. Кте­сий из Бесы и Кра­най сна­ча­ла гово­ри­ли, что они выиг­ра­ли с Нико­ст­ра­та про­цесс, по кото­ро­му в их поль­зу был при­го­во­рен один талант; когда же ока­за­лось, что они не в состо­я­нии дока­зать это, они ста­ли утвер­ждать, что умер­ший был их воль­ноот­пу­щен­ни­ком; но и тут они не мог­ли засвиде­тель­ст­во­вать сво­их слов.

Тут пере­чис­ле­ны те люди, кото­рые пер­вы­ми предъ­яви­ли при­тя­за­ния на наслед­ство Нико­ст­ра­та. Тогда Хари­ад не заяв­лял еще ника­ких пре­тен­зий. Но позд­нее и он стал выда­вать за закон­но­го наслед­ни­ка не толь­ко себя, но и сво­его ребен­ка. Надо было бы, судьи, чтобы все те, кто пре­тен­ду­ет на наслед­ство по заве­ща­нию и не суме­ют дока­зать это­го перед судом, под­вер­га­лись штра­фу, рав­но­му по вели­чине состо­я­нию, кото­рым они наде­я­лись неза­кон­но овла­деть. Тогда закон не нахо­дил­ся бы в пре­зре­нии, семьи не были бы оскорб­ля­е­мы вся­ки­ми тем­ны­ми дель­ца­ми, и память умер­ше­го не стра­да­ла бы ото всей этой лжи».

(Исей. О наслед­стве Нико­ст­ра­та, 7—11).