«Республиканская монархия»:
метаморфозы идеологии и политики императора Августа

с.244

с.245

Вплоть до 80-х годов в совет­ской исто­рио­гра­фии отсут­ст­во­ва­ли спе­ци­аль­ные иссле­до­ва­ния государ­ст­вен­но-пра­во­вых основ прин­ци­па­та¹. Это не слу­чай­ность. Даже при раз­бо­ре зару­беж­ной и доре­во­лю­ци­он­ной («бур­жу­аз­ной») лите­ра­ту­ры прин­ци­па­та юриди­че­ский, или кон­сти­ту­ци­он­ный, под­ход про­ти­во­по­став­лял­ся (разу­ме­ет­ся, с оттен­ком осуж­де­ния) соци­аль­но-эко­но­ми­че­ско­му и исто­ри­че­ско­му. Судя, к при­ме­ру, по клас­си­че­ской рабо­те Н. А. Маш­ки­на, это было одним из осно­ва­ний для зачис­ле­ния в стан «идей­ных про­тив­ни­ков» столь непо­хо­жих друг на дру­га уче­ных, как Т. Момм­зен и Э. Гримм, М. Хэм­монд и А. Магде­лен². О серь­ез­но­сти про­ти­во­сто­я­ния в дан­ном слу­чае гово­рит по-види­мо­му и то, что для кри­ти­ки «фор­маль­но-юриди­че­ско­го под­хо­да» Маш­кин счел воз­мож­ным сослать­ся на авто­ри­тет сво­его посто­ян­но­го оппо­нен­та — Р. Сай­ма³. К сожа­ле­нию, ука­зан­ные оцен­ки не опи­ра­лись на соб­ст­вен­ные иссле­до­ва­ния в этой обла­сти, никто из совет­ских авто­ров так и не пред­ста­вил при­ме­ра орга­нич­но­го соче­та­ния исто­ри­ко-юриди­че­ско­го и соци­аль­но-эко­но­ми­че­ско­го ана­ли­за прин­ци­па­та. Пре­не­бре­же­ние государ­ст­вен­но-пра­во­вой про­бле­ма­ти­кой (в т. ч. в обла­сти изу­че­ния исто­рии) было в конеч­ном ито­ге резуль­та­том пра­во­во­го ниги­лиз­ма систе­мы, ока­зы­ва­ясь обо­рот­ной сто­ро­ной соци­аль­но-эко­но­ми­че­ско­го детер­ми­низ­ма и клас­со­во­го под­хо­да к ана­ли­зу исто­ри­че­ских собы­тий и явле­ний. Чрез­мер­ное вни­ма­ние к неко­то­рым аспек­там пра­во­вых основ любой вла­сти вызы­ва­ло у пред­ста­ви­те­лей пра­вя­щей эли­ты чув­ство дис­ком­фор­та, и это не мог­ло спо­соб­ст­во­вать раз­ра­бот­ке соот­вет­ст­ву­ю­щей тема­ти­ки.

Заго­вор мол­ча­ния был нару­шен срав­ни­тель­но недав­но. Юриди­че­ские аспек­ты прин­ци­па­та осве­ща­лись в пуб­ли­ка­ци­ях А. Б. Его­ро­ва с.246 и И. П. Порт­ня­ги­ной⁴. Сре­ди спе­ци­аль­ных иссле­до­ва­ний сле­ду­ет ука­зать дис­сер­та­цию и ста­тьи Ф. А. Михай­лов­ско­го, посвя­щен­ные три­бун­ским пол­но­мо­чи­ям Авгу­ста⁵. В част­но­сти, в рабо­те о гене­зи­се три­бун­ской вла­сти автор при­шел к выво­ду, что, посколь­ку в 23 году, полу­чая пол­ную три­бун­скую власть, Август не мог руко­вод­ст­во­вать­ся толь­ко идео­ло­ги­че­ски­ми моти­ва­ми, этот акт сле­ду­ет рас­смат­ри­вать как «важ­ное государ­ст­вен­но-пра­во­вое ново­введе­ние»⁶.

Три­бун­ской вла­сти Авгу­ста посвя­ще­на так­же ста­тья Е. И. Шако­ть­ко⁷. Автор счи­та­ет, что «имен­но tri­bu­ni­cia po­tes­tas соста­ви­ла пра­во­вую осно­ву граж­дан­ской вла­сти Окта­ви­а­на Авгу­ста»⁸. В то же вре­мя, поле­ми­зи­руя с Ф. А. Михай­лов­ским, он наста­и­ва­ет, что государ­ст­вен­ный строй «фак­ти­че­ски опи­рал­ся на мате­ри­аль­ную силу воен­но­го импе­ри­ума⁹. Неяс­но, каким обра­зом авто­ру уда­лось опре­де­лить отно­си­тель­ную сте­пень «мате­ри­аль­но­сти» (и «иде­аль­но­сти»?) двух пре­ро­га­тив вла­сти Авгу­ста. Тем более, тут же под­твер­жда­ет­ся, что «в пра­во­вом отно­ше­нии роль ее (tri­bu­ni­cia po­tes­tas — Я. М.) была вели­ка, что ста­но­вит­ся осо­бен­но замет­ным с с.247 23 г. до н. э.»¹⁰. И как все это согла­со­вать с утвер­жде­ни­ем, по кото­ро­му уста­но­вив­ший­ся после 27 г. «государ­ст­вен­ный строй опи­рал­ся не на три при­су­щих рес­пуб­ли­ке власт­ных эле­мен­та (сенат, народ­ные собра­ния, маги­ст­ра­ту­ра), а на четы­ре — к уже суще­ст­ву­ю­щим при­со­еди­нил­ся прин­цепс как осо­бый, юриди­че­ски наи­бо­лее силь­ный эле­мент государ­ст­вен­но-пра­во­вой систе­мы…». Поле­ми­зи­руя с мне­ни­ем, соглас­но кото­ро­му зва­ние прин­цеп­са не име­ло государ­ст­вен­но-пра­во­во­го зна­че­ния, автор аргу­мен­ти­ру­ет свою пози­цию тем, что «тер­мин этот проч­но вошел в поли­ти­че­ский лек­си­кон того вре­ме­ни»¹¹. Вряд ли это зву­чит доста­точ­но убеди­тель­но: ведь поли­ти­че­ская лек­си­ка никак не огра­ни­чи­ва­ет­ся государ­ст­вен­но-пра­во­вы­ми поня­ти­я­ми. Если же вер­нуть­ся к теме ста­тьи, то к чему в таком слу­чае нужен был «прин­цеп­су» еще и три­бу­нат (как и дру­гие пол­но­мо­чия, опи­рав­ши­е­ся на «рес­пуб­ли­кан­ские» эле­мен­ты вла­сти)?

Гово­ря о после­дую­щих при­ра­ще­ни­ях все той же три­бун­ской вла­сти в 22 и 19 гг., Шако­ть­ко кон­ста­ти­ру­ет, что «Окта­виан Август ста­но­вил­ся обла­да­те­лем выс­шей поли­цей­ско-кара­тель­ной вла­сти в Риме»¹². Имея в виду пра­ва Авгу­ста а) созы­вать народ­ные собра­ния и пред­седа­тель­ст­во­вать на них, б) пред­ла­гать на них зако­но­про­ек­ты, а так­же в) вли­ять на выбо­ры долж­ност­ных лиц (номи­на­ция и ком­мен­да­ция), — автор при­хо­дит к выво­ду, что «…и коми­ции (ранее шла речь о сена­те — Я. М.) нахо­ди­лись в фор­маль­но-юриди­че­ской зави­си­мо­сти от Авгу­ста, а зна­чит, нет ника­ких осно­ва­ний гово­рить о суве­ре­ни­те­те рим­ско­го наро­да…»¹³. Одна­ко при этом а) не ука­за­но, что все эти три «пра­ва» извест­ны по рес­пуб­ли­кан­ской прак­ти­ке; б) не постав­лен вопрос, поче­му все-таки Август (как и его пре­ем­ни­ки) счи­тал необ­хо­ди­мым про­во­дить важ­ней­шие реше­ния через сенат и коми­ции.

Впро­чем, ответ на послед­ний вопрос по суще­ству дает­ся, при­чем в пол­ном соот­вет­ст­вии с извест­ной тео­ри­ей «фаса­да» («личи­ны», «шир­мы»). При­хо­дя к заклю­че­нию, что «три­бун­ская власть прин­цеп­са не мог­ла выте­кать из рес­пуб­ли­кан­ской маги­ст­ра­ту­ры, с.248 наобо­рот, она сто­я­ла вне систе­мы маги­ст­ра­тур», автор кон­ста­ти­ру­ет: «…свиде­тель­ство Авгу­ста о том, что он не пре­вос­хо­дил вла­стью това­ри­щей по долж­но­сти, зву­чит не более как лице­мер­ное стрем­ле­ние скрыть свое истин­ное поло­же­ние за рес­пуб­ли­кан­ской шир­мой»¹⁴. Есте­ствен­но, «вос­ста­нов­ле­ние рес­пуб­ли­ки» в 27 г. (автор поче­му-то отож­дествля­ет дан­ный акт с вос­ста­нов­ле­ни­ем «ста­рой рес­пуб­ли­кан­ской кон­сти­ту­ции»¹⁵, пред­став­ля­ет­ся чистой фик­ци­ей. Ука­зы­вая, что в «спо­ре» двух титу­лов (?), кон­суль­ско­го и три­бун­ско­го, победил вто­рой, автор объ­яс­ня­ет это «дема­го­ги­че­ски-лице­мер­ным стрем­ле­ни­ем импе­ра­то­ра высту­пить под обо­лоч­кой три­бун­ской вла­сти защит­ни­ком народ­ных инте­ре­сов». Неяс­но, прав­да, чем «кон­суль­ский титул» с точ­ки зре­ния «“внеш­ней рес­пуб­ли­ка­ни­за­ции” государ­ст­вен­но­го строя» усту­па­ет «три­бун­ско­му»¹⁶? В целом авто­ру «пред­став­ля­ет­ся оче­вид­ным, что tri­bu­ni­cia po­tes­tas была созна­тель­но исполь­зо­ва­на Авгу­стом в государ­ст­вен­но-пра­во­вом оформ­ле­нии вла­сти в целях мас­ки­ров­ки сво­его авто­кра­ти­че­ско­го поло­же­ния в государ­стве»¹⁷.

Обра­ще­ние совет­ских юри­стов к раз­ра­бот­ке про­блем изу­че­ния прин­ци­па­та Авгу­ста мож­но толь­ко при­вет­ст­во­вать. К сожа­ле­нию, при этом крайне недо­ста­точ­но учи­ты­ва­ют­ся резуль­та­ты новей­ших исто­ри­че­ских штудий. Заме­ча­ние, пусть в мини­маль­ной мере, отно­сит­ся и к исто­ри­ко-пра­во­во­му иссле­до­ва­нию А. В. Игна­тен­ко «Древ­ний Рим: от воен­ной демо­кра­тии к воен­ной дик­та­ту­ре»¹⁸. При­ме­ни­тель­но к теме гене­зи­са прин­ци­па­та пред­став­ля­ет инте­рес пред­при­ня­тая авто­ром попыт­ка про­следить вза­и­мо­свя­зан­ные изме­не­ния поли­ти­че­ско­го режи­ма, фор­мы прав­ле­ния и фор­мы государ­ства.

с.249 По мне­нию А. В. Игна­тен­ко, «пря­мое полис­ное наро­до­вла­стие уже в III в. до н. э. при­об­ре­ло фор­маль­ный харак­тер… По суще­ству мож­но гово­рить о ноби­ли­тар­ном ари­сто­кра­ти­че­ском режи­ме, при кото­ром дик­та­ту­ра рим­ско­го ноби­ли­те­та была, одна­ко, заву­а­ли­ро­ва­на фор­ма­ми пря­мо­го наро­до­вла­стия». «Спе­ци­фи­че­ские фор­мы рим­ской демо­кра­тии исполь­зо­ва­лись при этом «в каче­стве орудия дик­та­ту­ры вер­хуш­ки общи­ны»¹⁹. В ходе собы­тий I в. до н. э. воен­но-ари­сто­кра­ти­че­ский режим пере­рас­та­ет в воен­но-авто­ри­тар­ный. А «при­ме­ни­тель­но ко вре­ме­ни прин­ци­па­та Окта­ви­а­на Авгу­ста мож­но гово­рить о почти пол­ном отка­зе даже от внеш­них про­яв­ле­ний демо­кра­тии: они выро­ди­лись в поли­ти­че­ское лице­ме­рие и дема­го­гию»²⁰. Автор поле­ми­зи­ру­ет с «неко­то­ры­ми» ано­ним­ны­ми оппо­нен­та­ми, пола­гаю­щи­ми, что «кри­зис полис­ной демо­кра­тии был пред­опре­де­лен вклю­че­ни­ем в поли­ти­че­скую борь­бу новых соци­аль­ных сил: всад­ни­ков, офи­цер­ства (?), муни­ци­паль­ной ита­лий­ской зна­ти. На наш взгляд, — про­дол­жа­ет она, — при­чи­ны раз­ло­же­ния полис­ной демо­кра­тии (все же была демо­кра­тия? — Я. М.) более зна­чи­тель­ны. Тен­ден­ция к уже­сто­че­нию дик­та­ту­ры гос­под­ст­ву­ю­ще­го клас­са про­ис­те­ка­ла из самой экс­плу­а­та­тор­ской сущ­но­сти рим­ско­го рабо­вла­дель­че­ско­го обще­ства»²¹. Клас­со­вое, рабо­вла­дель­че­ское содер­жа­ние окон­ча­тель­но уста­но­вив­ше­го­ся в Риме в кон­це I в. до н. э. поли­ти­че­ско­го режи­ма заклю­ча­лось в отка­зе «…от всех даже чисто внеш­них атри­бу­тов рабо­вла­дель­че­ской демо­кра­тии и пере­хо­де к непри­кры­той реак­ции»²². Труд­но ожи­дать, что в резуль­та­те столь после­до­ва­тель­но­го при­ме­не­ния «клас­со­во­го под­хо­да» автор мог бы прид­ти к выво­дам, в корне отли­чаю­щим­ся от сле­дую­ще­го: «Новый поли­ти­че­ский режим, новая фор­ма прав­ле­ния и вме­сте с тем — новая фор­ма государ­ства воз­ни­ка­ли посте­пен­но, под решаю­щим с.250 воздей­ст­ви­ем таких фак­то­ров, как соци­аль­ные сдви­ги и клас­со­вая борь­ба»²³. В ито­ге в кон­це I в. до н. э. уста­нав­ли­ва­ет­ся «откро­вен­но реак­ци­он­ный воен­но-авто­ри­тар­ный режим». «Тако­ва была эво­лю­ция поли­ти­че­ско­го строя в Риме (в осно­ве кото­рой лежит общий закон раз­ви­тия экс­плу­а­та­тор­ско­го обще­ства — обост­ре­ние клас­со­вой борь­бы), суть кото­рой мож­но све­сти к уже­сто­че­нию форм и мето­дов осу­щест­вле­ния вла­сти гос­под­ст­ву­ю­ще­го клас­са»²⁴. Подоб­ные кон­ста­та­ции мы уже встре­ча­ли в совет­ской исто­ри­че­ской лите­ра­ту­ре, прав­да, вышед­шей по мень­шей мере несколь­ко лет, а то и деся­ти­ле­тий тому назад.

Кон­сти­ту­ци­он­ное раз­ви­тие прин­ци­па­та не явля­ет­ся здесь пред­ме­том спе­ци­аль­но­го иссле­до­ва­ния²⁵. И дело не толь­ко в избран­ном ракур­се рас­смот­ре­ния про­бле­мы или в доста­точ­ной изу­чен­но­сти пра­во­вых аспек­тов прин­ци­па­та²⁶. Ника­кие юриди­че­ские с.251 уста­нов­ле­ния, взя­тые сами по себе, не спо­соб­ны одно­знач­но опре­де­лить сущ­ность государ­ст­вен­ной вла­сти. Пра­во­вые сред­ства могут исполь­зо­вать­ся для инсти­ту­а­ли­за­ции суще­ст­ву­ю­щих объ­ек­тив­но, явно или скры­то, обще­ст­вен­ных отно­ше­ний. В этом смыс­ле мож­но гово­рить о «юриди­че­ском оформ­ле­нии» тех или иных поли­ти­че­ских реа­лий. Ино­гда обхо­дят­ся и без оно­го. Одна­ко в слу­чае их при­ме­не­ния пра­во­вые инсти­ту­ты ста­но­вят­ся орга­нич­ной частью государ­ст­вен­ной систе­мы, и непра­во­мер­но про­ти­во­по­став­лять их в каче­стве «деко­ра­тив­но­го фаса­да» неким несу­щим суб­струк­ци­ям. В рав­ной мере ска­зан­ное отно­сит­ся и к так назы­вае­мым экс­тра­кон­сти­ту­ци­он­ным эле­мен­там (вро­де auc­to­ri­tas). В этом смыс­ле пра­во­вые и непра­во­вые эле­мен­ты рав­но­прав­ны; необос­но­ван­ны попыт­ки в том или ином поряд­ке выво­дить одни из дру­гих²⁷.

Сего­дня, как может быть нико­гда ранее, ясно, что сущ­ность с.252 государ­ства опре­де­ля­ют не в отдель­но­сти взя­тые юриди­че­ские уста­нов­ле­ния, идео­ло­ги­че­ские или даже «мате­ри­аль­ные» осно­вы вла­сти, а все это и ряд дру­гих фак­то­ров в сцеп­ле­нии и вза­и­мо­дей­ст­вии. Исто­рия ран­не­го прин­ци­па­та ока­зы­ва­ет­ся едва ли не самой убеди­тель­ной иллю­ст­ра­ци­ей ска­зан­но­го.

Заслу­жи­ва­ет вни­ма­ния мысль одно­го из самых авто­ри­тет­ных иссле­до­ва­те­лей государ­ст­вен­но-пра­во­вых аспек­тов прин­ци­па­та, А. Джо­у­н­за, что уже само по себе несо­мнен­ное вни­ма­ние Авгу­ста к «фаса­ду рес­пуб­ли­кан­ской леги­тим­но­сти» свиде­тель­ст­ву­ет о суще­ст­во­ва­нии «неко­е­го зна­чи­мо­го эле­мен­та в государ­стве» (по Джо­у­н­зу, и здесь с ним, види­мо, сле­ду­ет согла­сить­ся, это «боль­шой ита­лий­ский сред­ний класс»), для кото­ро­го были чрез­вы­чай­но важ­ны кон­сти­ту­ци­он­ные момен­ты²⁸. Разде­ляя мысль о самом серь­ез­ном соци­аль­но-поли­ти­че­ском, а не чисто деко­ра­тив­ном, зна­че­нии леги­ти­ми­за­ции вла­сти, необ­хо­ди­мо под­черк­нуть, что офи­ци­аль­ные пол­но­мо­чия Авгу­ста мог­ли «работать» и работа­ли лишь как эле­мент соци­аль­но-поли­ти­че­ской систе­мы, толь­ко в кон­крет­ной соци­аль­ной и идей­ной среде, при опо­ре на опре­де­лен­ные обще­ст­вен­ные настро­е­ния. Соот­вет­ст­вен­но, эво­лю­ция государ­ст­вен­но-пра­во­вых уста­нов­ле­ний несет инфор­ма­цию не толь­ко об этой под­си­сте­ме, но и о дру­гих эле­мен­тах обще­ст­вен­ной струк­ту­ры. В част­но­сти, важ­ней­шие пере­ме­ны в государ­ст­вен­но-пра­во­вом поло­же­нии Авгу­ста были свя­за­ны с идео­ло­ги­ей и поли­ти­кой «вос­ста­нов­ле­ния рес­пуб­ли­ки».

Если верить при­веден­но­му у Све­то­ния декре­ту (SA 28. 2), Август стре­мил­ся устро­ить дела «рес­пуб­ли­ки» на века. Взрыв энту­зи­аз­ма, с кото­рым было встре­че­но «уре­гу­ли­ро­ва­ние», вполне мог вну­шить мысль, что цель достиг­ну­та: уми­ротво­рен­ное и убеж­ден­ное с.253 бла­го­род­ны­ми поступ­ка­ми прин­цеп­са, обще­ство стре­ми­лось лишь спо­кой­но наслаж­дать­ся бла­га­ми мира, сла­вя сво­его защит­ни­ка и изба­ви­те­ля. На вся­кий слу­чай лич­но про­следив за ходом кон­суль­ских выбо­ров (кон­су­лом на сле­дую­щий год вме­сте с Авгу­стом был избран один из его быв­ших пол­ко­вод­цев Ста­ти­лий Тавр), осе­нью 27 г. импе­ра­тор отбыл на несколь­ко лет в Гал­лию и Испа­нию. Рим был остав­лен сена­ту и маги­ст­ра­там²⁹.

Дело было, види­мо, не толь­ко в необ­хо­ди­мо­сти веде­ния воен­ных дей­ст­вий самим прин­цеп­сом, что спо­соб­ст­во­ва­ло укреп­ле­нию его пре­сти­жа как победо­нос­но­го пол­ко­во­д­ца. Август не хотел мозо­лить гла­за сво­им «кол­ле­гам» по сена­ту; опыт Цеза­ря под­ска­зы­вал, что выгод­нее и без­опас­нее нахо­дить­ся сре­ди сво­их вои­нов на три­бу­на­ле и в поход­ной палат­ке пол­ко­во­д­ца, со сто­ро­ны наблюдая за поло­же­ни­ем в сто­ли­це, чем на куруль­ном крес­ле в сена­те еже­днев­но раз­ре­шать мно­го­чис­лен­ные затруд­не­ния на гла­зах у насто­ро­жен­но встре­чаю­щих каж­дое сло­во ари­сто­кра­тов. Было и иску­ше­ние испы­тать (подоб­но тому, как это сде­лал Солон за несколь­ко веков до, а Дио­кле­ти­ан — после него) надеж­ность достиг­ну­то­го с таким трудом уре­гу­ли­ро­ва­ния.

После­дую­щие собы­тия, под­твер­див пра­виль­ность основ­ных реше­ний, доволь­но ско­ро обна­ру­жи­ли неко­то­рые изъ­я­ны уста­но­вив­ше­го­ся поряд­ка и нере­шен­ные про­бле­мы. Знать с недо­ве­ри­ем вос­при­ня­ла уже то, что, отпра­вив­шись в про­вин­ции в каче­стве про­кон­су­ла, Август не сло­жил кон­суль­ских пол­но­мо­чий, как пред­по­ла­гал истин­но-рес­пуб­ли­кан­ский порядок³⁰. Уже через несколь­ко дней после отбы­тия прин­цеп­са остав­лен­ный для наблюде­ния за поряд­ком в сто­ли­це Мес­са­ла Кор­вин отка­зал­ся от сво­их пол­но­мо­чий, сочтя свое назна­че­ние некон­сти­ту­ци­он­ным³¹. Это, реше­ние, види­мо, с.254 отра­жа­ло мне­ние «рес­пуб­ли­кан­ски» настро­ен­ных сена­то­ров.

К 26 г. отно­сит­ся не совсем обыч­ное «дело» Кор­не­лия Гал­ла, извест­но­го поэта и пер­во­го пре­фек­та Егип­та (с 30 г.)³². Будучи хоро­шим адми­ни­ст­ра­то­ром и воен­ным коман­ди­ром, он взду­мал в под­ра­жа­ние фара­о­нам укра­сить сте­ны еги­пет­ских хра­мов само­вос­хва­ля­ю­щи­ми гран­ди­оз­ны­ми над­пи­ся­ми. Август ото­звал пре­фек­та, а сенат, обви­нив его в «оскорб­ле­нии вели­чия», при­го­во­рил к ссыл­ке и кон­фис­ка­ции иму­ще­ства. Галл покон­чил с собой. Сенат назна­чил бла­годар­ст­вен­ные молеб­ны, Август по пово­ду про­ис­шед­ше­го при­слал сена­ту пись­мо с дву­смыс­лен­ны­ми сожа­ле­ни­я­ми о слу­чив­шем­ся. Это, впро­чем, не поме­ша­ло ему ни полу­чить кон­фис­ко­ван­ное иму­ще­ство погиб­ше­го, ни позд­нее при­пи­сать себе дости­же­ния Кор­не­лия Гал­ла, как и его пре­ем­ни­ка Элия Гал­ла, в Егип­те³³.

Вряд ли Август счел выход­ки черес­чур роман­тич­но­го и под­дав­ше­го­ся оча­ро­ва­нию еги­пет­ских чудес поэта серь­ез­ной угро­зой сво­е­му гос­под­ству. Ни о каком заго­во­ре не было и речи. Воз­мож­но, чуда­че­ства дру­га насто­ро­жи­ли прин­цеп­са, кото­рый решил про­учить его в назида­ние дру­гим про­вин­ци­аль­ным намест­ни­кам, но не ожи­дал тако­го исхо­да. Похо­же, гораздо серь­ез­нее вос­при­нял пополз­но­ве­ния пре­фек­та Егип­та сенат, а воз­мож­но и дру­гие кру­ги с.255 рим­ско­го обще­ства, «при­ви­тые» про­тив любых про­яв­ле­ний ори­ен­та­лиз­ма в ходе про­па­ган­дист­ской вой­ны с Анто­ни­ем и Клео­патрой. Нель­зя нако­нец исклю­чить пред­по­ло­же­ние, что со сто­ро­ны неко­то­рых пред­ста­ви­те­лей зна­ти рас­пра­ва с Кор­не­ли­ем Гал­лом яви­лась пре­до­сте­ре­же­ни­ем само­му Авгу­сту, кото­рый по сто­пам сво­его при­ем­но­го отца отпра­вил­ся на Запад в поис­ках воин­ской сла­вы.

В сле­дую­щем, 25 г., сенат при­нял реше­ние об осво­бож­де­нии прин­цеп­са от неко­то­рых зако­нов³⁴. В нача­ле 24 г. Август воз­вра­тил­ся в Рим, будучи кон­су­лом в деся­тый раз. Вряд ли эти нару­ше­ния рес­пуб­ли­кан­ской тра­ди­ции ней­тра­ли­зо­ва­лись в гла­зах кон­сер­ва­тив­но настро­ен­ной зна­ти тем, что кол­ле­гой импе­ра­то­ра стал быв­ший сто­рон­ник Секс­та Пом­пея и Анто­ния — Нор­бан Флакк. Тогда же сенат даро­вал чрез­вы­чай­ные поче­сти отли­чив­шим­ся в испан­ских похо­дах род­ст­вен­ни­кам импе­ра­то­ра, его пле­мян­ни­ку Мар­цел­лу (сыну Окта­вии от пер­во­го мужа) и пасын­ку Тибе­рию Клав­дию Неро­ну (стар­ше­му сыну Ливии от пер­во­го бра­ка). Мар­целл был введен в сенат в ран­ге пре­то­рия, ему было пре­до­став­ле­но пра­во зани­мать все посты за 10 лет до уста­нов­лен­но­го воз­рас­та, Тибе­рию — за 5 лет. Вско­ре Мар­целл был избран эди­лом, Тибе­рий — кве­сто­ром. Это было бес­пре­цедент­ное про­дви­же­ние в карье­ре для столь моло­дых людей (им было по 18 лет), если не счи­тать сена­тус­кон­суль­та, про­веден­но­го неко­гда в отно­ше­нии само­го Окта­ви­а­на³⁵.

Таким же «амби­ва­лент­ным», дву­смыс­лен­ным, как и дело Кор­не­лия Гал­ла, был про­ис­хо­див­ший в нача­ле 23 года (в кон­суль­ство Цеза­ря Авгу­ста и Терен­ция Варро­на Муре­ны) про­цесс над про­кон­су­лом Македо­нии Мар­ком При­мом³⁶. Про­кон­сул обви­нял­ся по «зако­ну о с.256 вели­чии» в веде­нии без санк­ции сена­та вой­ны про­тив одно­го из фра­кий­ских пле­мен, одри­сов, вне терри­то­рии сво­ей про­вин­ции. В свое оправ­да­ние Прим пытал­ся сослать­ся на рас­по­ря­же­ния само­го Авгу­ста, а затем — на Мар­цел­ла. Прин­цепс опро­верг эти утвер­жде­ния. Об исхо­де про­цес­са источ­ни­ки не сооб­ща­ют, не вызы­ва­ет сомне­ния обви­ни­тель­ный при­го­вор. В каче­стве нака­за­ния, види­мо, были при­ме­не­ны кон­фис­ка­ция иму­ще­ства и ссыл­ка.

Важ­ней­шей про­бле­мой явля­ет­ся поли­ти­че­ский смысл про­цес­са и его связь с заго­во­ром Муре­ны и новым «уре­гу­ли­ро­ва­ни­ем» 23 г. до н. э. Что каса­ет­ся суще­ства обви­не­ния, то как и в эпи­зо­де с Кор­не­ли­ем Гал­лом, речь шла о пре­вы­ше­нии пол­но­мо­чий пра­ви­те­лем под­власт­ной терри­то­рии.

Во вто­ром слу­чае импе­ра­тор сам при­сут­ст­во­вал на про­цес­се, что вызва­ло под­черк­ну­то недо­умен­ный вопрос защит­ни­ка При­ма Муре­ны³⁷. В обо­их слу­ча­ях фигу­ри­ро­ва­ли Восточ­ные про­вин­ции. Осо­бое бес­по­кой­ство пра­ви­тель­ства, и осо­бен­но сена­та, было свя­за­но с про­бле­мой эффек­тив­но­сти кон­тро­ля над Восто­ком и рас­квар­ти­ро­ван­ны­ми там арми­я­ми. В свя­зи с делом Гал­ла тре­бу­ет, на наш взгляд, вни­ма­тель­но­го рас­смот­ре­ния вопрос о ста­ту­се Егип­та, кото­рый обыч­но харак­те­ри­зу­ет­ся как лич­ное вла­де­ние Авгу­ста. Во вся­ком слу­чае, сенат не соби­рал­ся, судя по все­му, совер­шен­но само­устра­нять­ся от еги­пет­ских дел, в долж­ной мере оце­ни­вая их важ­ность в жиз­ни импе­рии.

Зага­доч­но, если не дву­смыс­лен­но, выгляде­ли ссыл­ки обви­ня­е­мо­го на рас­по­ря­же­ния Авгу­ста и осо­бен­но Мар­цел­ла. М. Грант утвер­ждал, что име­лись в виду некие юриди­че­ские пол­но­мо­чия, посколь­ку Мар­целл (умер­ший осе­нью 23 года в девят­на­дца­ти­лет­нем воз­расте) не мог обла­дать доста­точ­ной auc­to­ri­tas тра­ди­ци­он­но­го типа (либо, доба­вим, экс­тра­ле­галь­ным вли­я­ни­ем, хариз­мой). Одна­ко воз­мож­ное реше­ние не огра­ни­чи­ва­ет­ся пред­по­ла­гае­мым Гран­том пре­вра­ще­ни­ем auc­to­ri­tas в тра­ди­ци­он­ную осно­ву вла­сти³⁸. Реше­ние с.257 сле­ду­ет искать, во-пер­вых, в кон­суль­ском импе­рии Авгу­ста, кото­рый в соот­вет­ст­вии с рес­пуб­ли­кан­ски­ми нор­ма­ми давал ему воз­мож­ность вме­ши­вать­ся в дела про­вин­ций³⁹ (хотя и не при­ни­мать реше­ние об объ­яв­ле­нии вой­ны); во-вто­рых, в исклю­чи­тель­ном поло­же­нии Мар­цел­ла, кото­рое ука­зы­ва­ло на него как наслед­ни­ка пре­сто­ла⁴⁰. Все это, хотя и оку­тан­ное обыч­ной для Авгу­ста заве­сой недо­ска­зан­но­сти, вызва­ло недо­воль­ство «рес­пуб­ли­кан­ски» настро­ен­но­го кры­ла пра­вя­ще­го клас­са. Оно, в част­но­сти, про­яви­лось в раз­го­рев­шей­ся на заседа­нии сена­та дис­кус­сии и выпа­де Муре­ны про­тив прин­цеп­са.

В том же кон­тек­сте сле­ду­ет рас­смат­ри­вать заго­вор Фан­ния Цепи­о­на и Лици­ния Муре­ны⁴¹ про­тив прин­цеп­са, рас­кры­тый вско­ре после дела При­ма⁴². Обви­ня­е­мые, не пред­став перед сенат­ским судом, в сущ­но­сти отпра­ви­лись в ссыл­ку, но были по доро­ге уби­ты по рас­по­ря­же­нию Авгу­ста. Не все иссле­до­ва­те­ли при­дер­жи­ва­ют­ся мне­ния, что в заго­во­ре участ­во­вал тот же орди­нар­ный кон­сул 23 г., кото­рый был рья­ным защит­ни­ком При­ма⁴³. Име­ют­ся раз­но­гла­сия с.258 и в дати­ров­ке обо­их дел. Мно­гие авто­ри­тет­ные авто­ры (напри­мер, Р. Сайм, М. Грант, А. Джо­у­нз), рас­смат­ри­ва­ют их как пред­по­сыл­ку или повод ново­го «уре­гу­ли­ро­ва­ния», соот­вет­ст­вен­но дати­руя вре­ме­нем до сер. 23 г. Дру­гие иссле­до­ва­те­ли не видят осно­ва­ний сомне­вать­ся в пра­виль­но­сти вре­ме­ни, ука­зан­но­го Дио­ном Кас­си­ем 22 г. (Р. Ханс­лик, К. Эткин­сон и др.). Хотя вопрос о дати­ров­ке дол­жен счи­тать­ся откры­тым, мож­но кон­ста­ти­ро­вать, что раз­но­гла­сия каса­ют­ся лишь меры при­чин­ной сопря­жен­но­сти ука­зан­ных «дел» с уре­гу­ли­ро­ва­ни­ем 23 года, сам факт нали­чия неко­е­го обще­го поли­ти­че­ско­го кон­тек­ста вряд ли может вызы­вать осо­бые сомне­ния⁴⁴.

с.259

1 июля 23 г. Август сло­жил свои кон­суль­ские пол­но­мо­чия в поль­зу извест­но­го «рес­пуб­ли­кан­ца», вое­вав­ше­го на сто­роне Бру­та и остав­ше­го­ся его откры­тым почи­та­те­лем, Л. Сестия Кви­ри­на­ла. Еще ранее «рес­пуб­ли­ка­нец» Гн. Каль­пур­ний Пизон, так­же при­ни­мав­ший уча­стие в бит­ве при Филип­пах про­тив три­ум­ви­ров, сме­нил заго­вор­щи­ка Муре­ну⁴⁵.

Офи­ци­аль­ным пред­ло­гом было сла­бое здо­ро­вье прин­цеп­са. Август и в самом деле серь­ез­но болел в 25 и 23 гг., когда он даже пере­дал свой пер­стень с печа­тью Агрип­пе, а государ­ст­вен­ные сче­та — кол­ле­ге по кон­су­ла­ту Пизо­ну⁴⁶. И все же дума­ет­ся, болезнь лишь дала повод и воз­мож­ность серь­ез­но заду­мать­ся над сло­жив­шей­ся к тому момен­ту поли­ти­че­ской ситу­а­ци­ей. Кон­крет­ные собы­тия и поступ­ки исто­ри­че­ских дея­те­лей все­гда ока­зы­ва­ют­ся резуль­та­том вза­и­мо­дей­ст­вия неод­но­род­ных, отно­ся­щих­ся к раз­ным уров­ням соци­аль­ной жиз­ни при­чин: лич­ных обсто­я­тельств и обще­ст­вен­ных потреб­но­стей, эко­но­ми­че­ских усло­вий и пси­хо­ло­ги­че­ской атмо­сфе­ры, — кото­рые спле­та­ют­ся в узел свер­шив­ше­го­ся фак­та. В этом смыс­ле все пред­по­сыл­ки были рав­но необ­хо­ди­мы, ибо при отсут­ст­вии или под­мене любой из них резуль­тат — собы­тие — был бы иным.

Поло­же­ние в государ­стве было непро­стым. Недо­ста­точ­но эффек­тив­ный кон­троль над про­вин­ци­я­ми и арми­ей со сто­ро­ны прин­цеп­са сопро­вож­дал­ся нарас­тав­шим бро­же­ни­ем в гос­под­ст­ву­ю­щем клас­се, чему спо­соб­ст­во­ва­ла кон­цен­тра­ция вла­сти в руках Авгу­ста и его семьи. Осо­бое недо­воль­ство вызы­ва­ло удер­жи­ва­ние импе­ра­то­ром в сво­их руках кон­су­ла­та, кото­рый был пред­ме­том вожде­ле­ний каж­до­го често­люб­ца. Об этом свиде­тель­ст­ву­ют преж­де все­го кос­вен­ные дан­ные. Во-пер­вых, пере­да­ча кон­сульств «рес­пуб­ли­кан­цам» обна­ру­жи­ва­ет осо­знан­ную необ­хо­ди­мость усту­пок в инте­ре­сах с.260 при­ви­ле­ги­ро­ван­ной части гос­под­ст­ву­ю­ще­го клас­са⁴⁷. Во-вто­рых, крат­кая, но надо думать, как все­гда поли­ти­че­ски точ­ная харак­те­ри­сти­ка заго­вор­щи­ка Муре­ны Вел­ле­ем Патер­ку­лом как мужа, кото­рый до это­го мог быть при­нят за «достой­но­го», обо­зна­ча­ла в его устах цеза­ри­ан­ца⁴⁸. Это долж­но было осо­бен­но насто­ро­жить Авгу­ста: сопро­тив­ле­ние назре­ва­ло в той части пра­вя­ще­го клас­са, кото­рая все­гда была самой надеж­ной опо­рой режи­ма.

Отказ Авгу­ста от пер­ма­нент­но­го кон­суль­ства ука­зы­ва­ет на эво­лю­цию прин­ци­па­та в целом, и в част­но­сти, мед­лен­ную транс­фор­ма­цию идео­ло­ги­че­ских основ ново­го режи­ма. Одни и те же, каза­лось бы, идеи и лозун­ги с тече­ни­ем вре­ме­ни меня­ли свой поли­ти­че­ский смысл, «валент­ность». Когда в 28 г. Окта­виан поде­лил­ся фас­ца­ми со сво­им кол­ле­гой по кон­су­ла­ту (и с кем — Агрип­пой) или при вступ­ле­нии в седь­мое⁴⁹ кон­суль­ство в янва­ре 27 г. «вер­нул рес­пуб­ли­ку» сена­ту и наро­ду, нико­му и в голо­ву не при­шло, что он уже слиш­ком дол­го удер­жи­ва­ет выс­шую маги­ст­ра­ту­ру. Через четы­ре года взгляд на вещи изме­нил­ся, и слиш­ком силь­ная при­вя­зан­ность прин­цеп­са к рес­пуб­ли­кан­ской маги­ст­ра­ту­ре ста­ла вос­при­ни­мать­ся как «анти­рес­пуб­ли­ка­низм».

Отказ от кон­суль­ства отра­зил так­же пере­ме­ны в цен­ност­ных ори­ен­та­ци­ях само­го Авгу­ста. Целых два­дцать лет про­шло с тех пор, как имен­но кон­су­лат был самой завет­ной его целью⁵⁰. Еще совсем недав­но, отка­зав­шись от чрез­вы­чай­ных пол­но­мо­чий, прин­цепс удер­жал кон­су­лат не толь­ко как инстру­мент вла­сти, но и желан­ную награ­ду, свиде­тель­ство при­зна­ния заслуг перед «рес­пуб­ли­кой». В уре­гу­ли­ро­ва­нии 23 г. чув­ства были под­чи­не­ны поли­ти­че­ско­му рас­че­ту. Кон­су­лат из цели пре­вра­тил­ся в сред­ство, и в таком каче­стве был при­не­сен в жерт­ву дру­гим, более эффек­тив­ным с.261 спо­со­бам кон­тро­ля над арми­ей и импе­ри­ей, а так­же начав­шей после­до­ва­тель­но про­во­дить­ся, невзи­рая на пре­пят­ст­вия поли­ти­че­ско­го и лич­но­го харак­те­ра, «дина­сти­че­ской поли­ти­ке». Тем не менее отказ от кон­суль­ства, как ранее его бес­пре­цедент­но дол­гое удер­жи­ва­ние, был обстав­лен как «рес­пуб­ли­кан­ский» жест⁵¹. Посте­пен­но осво­бож­да­ясь от иллю­зий, прин­цепс не соби­рал­ся рас­ста­вать­ся с «рес­пуб­ли­ка­низ­мом» в каче­стве идео­ло­гии ново­го режи­ма.

После это­го сенат пре­до­ста­вил Авгу­сту посто­ян­ный про­кон­суль­ский импе­рий (im­pe­rium pro­con­su­la­re), при­чем он не дол­жен был, в виде исклю­че­ния, сла­гать­ся при въезде в поме­рий, т. е. гра­ни­цы Горо­да. Власть Авгу­ста на любой терри­то­рии объ­яв­ля­лась боль­шей, чем пол­но­мо­чия дру­гих пра­ви­те­лей в сво­их про­вин­ци­ях⁵².

Кон­суль­ство ком­пен­си­ро­ва­лось Авгу­сту с избыт­ком. В Риме и Ита­лии его lo­cus stan­di дол­жен был обес­пе­чи­вать­ся пре­до­став­лен­ной тогда же пожиз­нен­ной три­бун­ской вла­стью (tri­bu­ni­cia po­tes­tas). А. Джо­у­нз пока­зал, что эта пре­ро­га­ти­ва име­ла в виду преж­де все­го не адми­ни­ст­ра­тив­ные и кон­крет­но-поли­ти­че­ские, а идео­ло­ги­че­ские и про­па­ган­дист­ские зада­чи (как впро­чем, и все с.262 уре­гу­ли­ро­ва­ние 23 г.)⁵³.

В самом деле, полу­чен­ные Авгу­стом вме­сте с пол­ной три­бун­ской вла­стью и отсут­ст­во­вав­шие у него ранее пол­но­мо­чия были полез­ны, но ни настоль­ко важ­ны, чтобы без них нель­зя было обой­тись, ни столь авто­ри­тет­ны с точ­ки зре­ния рим­ской «кон­сти­ту­ции», чтобы заме­нить в пол­ной мере кон­су­лат⁵⁴. Прак­ти­че­ски он их почти не исполь­зо­вал, дей­ст­вуя через сво­их сто­рон­ни­ков в сена­те и маги­ст­ра­тов. Мож­но в основ­ном согла­сить­ся с А. Джо­у­н­зом, отме­тив­шим, что «Август вряд ли вооб­ще нуж­дал­ся в исполь­зо­ва­нии tri­bu­ni­cia po­tes­tas, посколь­ку мог достичь того же посред­ст­вом сво­ей auc­to­ri­tas. Не тре­бо­ва­лось фор­маль­но­го вето, когда было доста­точ­но наме­ка; не было необ­хо­ди­мо­сти лич­но вно­сить пред­ло­же­ния в сенат или собра­ние, когда дру­гие, дей­ст­во­вав­шие по его “сове­ту”, мог­ли реа­ли­зо­вать необ­хо­ди­мые ини­ци­а­ти­вы»⁵⁵.

И все же, несмот­ря на недо­ста­точ­ную эффек­тив­ность, «тяже­ло­вес­ность» и «непрак­тич­ность», имен­но три­бун­ская власть ста­ла, как отме­тил Тацит, «обо­зна­че­ни­ем выс­шей вла­сти» (sum­mi fas­ti­gii vo­ca­bu­lum), кото­рой исчис­ля­лось прав­ле­ние Авгу­ста и посред­ст­вом пре­до­став­ле­ния кото­рой ука­зы­вал­ся пре­ем­ник⁵⁶. Тот же с.263 А. Джо­у­нз ука­зал на два важ­ней­ших моти­ва выбо­ра для этих целей имен­но три­бун­ской вла­сти. Во-пер­вых, эта «без­обид­ная пре­ро­га­ти­ва» дава­ла воз­мож­ность скры­вать «истин­ную кон­сти­ту­ци­он­ную осно­ву вла­сти» (т. е., выс­ший про­кон­суль­ский импе­рий, обес­пе­чи­вав­ший кон­троль над вой­ска­ми). Во-вто­рых, это попу­ляр­ность три­бу­на­та, кото­рый воз­буж­дал «сен­ти­мен­таль­ные чув­ства» про­сто­го наро­да. При­ня­тие три­бун­ской вла­сти ока­зы­ва­лось мно­го­зна­чи­тель­ным жестом — демон­стра­ци­ей готов­но­сти прин­цеп­са защи­тить плебс перед «опти­ма­та­ми»; для послед­них это слу­жи­ло пред­у­преж­де­ни­ем о воз­мож­но­сти обра­ще­ния к народ­ным чув­ствам по при­ме­ру Цеза­ря⁵⁷. При неко­то­рой схе­ма­ти­за­ции кар­ти­на наме­че­на вер­но. Оста­ет­ся заклю­чить, что попу­лист­ский харак­тер при­ня­той Авгу­стом в 23 году пожиз­нен­ной три­бун­ской вла­сти⁵⁸ был в сущ­но­сти анта­го­ни­сти­чен «рес­пуб­ли­ка­низ­му», обра­щен­но­му в первую оче­редь к тра­ди­ци­ям с.264 сенат­ской рес­пуб­ли­ки и к ари­сто­кра­тии. Здесь таи­лось про­ти­во­ре­чие, обу­сло­вив­шее не толь­ко соци­аль­ную напря­жен­ность в годы, непо­сред­ст­вен­но после­до­вав­шие за вто­рым «уре­гу­ли­ро­ва­ни­ем», но и важ­ные тен­ден­ции даль­ней­ше­го раз­ви­тия прин­ци­па­та.

В отно­ше­нии меро­при­я­тий 23 и 22 годов мож­но встре­тить раз­лич­ные суж­де­ния иссле­до­ва­те­лей. А. Сэл­мон, наста­и­вав­ший на посте­пен­но­сти и спон­тан­но­сти про­цес­са монар­хи­за­ции режи­ма, под­чер­ки­вал, что выс­ший импе­рий пона­до­бил­ся Авгу­сту не для испол­не­ния неко­е­го дале­ко иду­ще­го пла­на, а вслед­ст­вие чисто прак­ти­че­ской необ­хо­ди­мо­сти. Он соби­рал­ся посе­тить ряд сенат­ских про­вин­ций, и при­ня­тое реше­ние поз­во­ли­ло при­дать это­му более «кон­сти­ту­ци­он­ный вид», чем аль­тер­на­тив­ный вари­ант — при­ня­тие дан­ных про­вин­ций под непо­сред­ст­вен­ное руко­вод­ство импе­ра­то­ра⁵⁹. Тем не менее извест­ный иссле­до­ва­тель счи­тал 23 год неким рубе­жом: «В 27 году его (Авгу­ста) поло­же­ние было рес­пуб­ли­кан­ским, в 23 — нет». Сэл­мон утвер­ждал, что имен­но в 23 году был при­нят акт, пред­ше­ст­во­вав­ший «Зако­ну об импе­рии Вес­па­си­а­на». Свое­об­раз­но оце­ни­ва­лось пре­до­став­ле­ние Авгу­сту пожиз­нен­ной три­бун­ской вла­сти: «Это юриди­че­ское при­зна­ние исклю­чи­тель­но­го поло­же­ния одно­го лица озна­ча­ло, что рес­пуб­ли­ка фор­маль­но сде­ла­лась импе­ри­ей. Разу­ме­ет­ся, фак­ти­че­ски это про­изо­шло на несколь­ко лет ранее»⁶⁰.

А. Джо­у­нз, напро­тив, усмат­ри­вал в уре­гу­ли­ро­ва­нии 23 года отступ­ле­ние Авгу­ста, кото­рый из-за лич­ных пере­жи­ва­ний и стра­ха заго­во­ра зашел в сво­их уступ­ках сена­ту (име­ет­ся в виду отказ от кон­су­ла­та) «даль­ше, чем соби­рал­ся». Впро­чем, этот же иссле­до­ва­тель отме­чал, что пред­став­ле­ние об уре­гу­ли­ро­ва­нии 23 г. как о неко­ем финаль­ном акте, уста­но­вив­шем счаст­ли­вое прав­ле­ние, яви­лось резуль­та­том «дли­тель­ной и дей­ст­вен­ной аги­та­ции». В после­дую­щем Август, часто вынуж­дав­ший­ся к при­ня­тию допол­ни­тель­ных с.265 пол­но­мо­чий, вер­нул себе, «хоть и в менее навяз­чи­вой фор­ме, боль­шую часть той вла­сти, кото­рой обла­дал до 23 года»⁶¹.

Пред­став­лен­ный «раз­брос» мне­ний демон­стри­ру­ет преж­де все­го непра­во­мер­ность, при всем дра­ма­тиз­ме неко­то­рых момен­тов Авгу­сто­ва прин­ци­па­та, чрез­мер­но­го пре­уве­ли­че­ния исто­ри­че­ской роли отдель­ных собы­тий или реше­ний. В част­но­сти, не име­ет­ся ника­ких ука­за­ний на то, что уре­гу­ли­ро­ва­ние 23 г. вызва­ло недо­воль­ство или насто­ро­жи­ло ари­сто­кра­ти­че­скую часть сена­та. Напро­тив, отказ прин­цеп­са от кон­суль­ства был вос­при­нят с одоб­ре­ни­ем, и на фоне это­го «рес­пуб­ли­кан­ско­го» жеста осталь­ные нова­ции про­шли едва заме­чен­ны­ми.

Все обсто­я­тель­ства вто­ро­го уре­гу­ли­ро­ва­ния пока­зы­ва­ют, что осо­бое место Авгу­ста в фор­ми­ро­вав­шей­ся государ­ст­вен­ной систе­ме уже не было пред­ме­том дис­кус­сий. Речь мог­ла идти о част­но­стях, о под­дер­жа­нии «авто­ри­те­та» сена­та, но не о сущ­но­сти вла­сти прин­цеп­са. Послед­няя не опре­де­ля­лась жест­ко кон­крет­ны­ми пол­но­мо­чи­я­ми: их мож­но было менять, как пере­го­род­ки и деко­ра­тив­ные дета­ли. Капи­таль­ные опо­ры необо­зри­мо­го зда­ния импе­рии оста­ва­лись незыб­ле­мы­ми. При обна­ру­же­нии изъ­я­нов про­из­во­дил­ся ремонт, опо­ры посто­ян­но укреп­ля­лись, арми­ру­ясь мате­ри­а­лом, выра­ба­ты­вав­шим­ся внут­ри само­го же соору­же­ния. Как в доб­рот­но постро­ен­ном зда­нии, невиди­мый фун­да­мент и несу­щие кон­струк­ции ока­за­лись соору­же­ны таким обра­зом, что коле­ба­ния и нагруз­ки до неко­е­го пре­де­ла лишь выяв­ля­ли зало­жен­ные в них колос­саль­ные воз­мож­но­сти.

Исклю­чи­тель­ное поло­же­ние и авто­ри­тет Авгу­ста были бес­спор­ны, одна­ко неко­то­рая неопре­де­лен­ность систе­мы вла­сти и воз­ни­кав­шие на этой поч­ве ослож­не­ния и экс­цес­сы под­тал­ки­ва­ли к новым экс­пе­ри­мен­там по усо­вер­шен­ст­во­ва­нию государ­ст­вен­но­го меха­низ­ма. Вско­ре после уре­гу­ли­ро­ва­ния 23 года город­ской плебс начал выка­зы­вать бес­по­кой­ство по пово­ду недо­стат­ка кон­сти­ту­ци­он­ных пол­но­мо­чий импе­ра­то­ра. Впро­чем, не исклю­че­на искус­но орга­ни­зо­ван­ная с.266 аги­та­ция. В 22 г. вспых­ну­ло вол­не­ние в свя­зи с нехват­кой про­до­воль­ст­вия, и народ потре­бо­вал, чтобы Август стал дик­та­то­ром и цен­зо­ром. Вынуж­ден­ный в кон­це кон­цов взять на себя кон­троль за снаб­же­ни­ем Рима хле­бом (непо­сред­ст­вен­ное руко­вод­ство было воз­ло­же­но на Тибе­рия) и про­ве­сти назна­че­ние цен­зо­ров, Август наот­рез отка­зал­ся от дик­та­ту­ры (RG 5, сравн. Dio LIV. 1). Во вре­мя новых вол­не­ний, свя­зан­ных с кон­суль­ски­ми выбо­ра­ми, плебс, наста­и­вав­ший на кан­дида­ту­ре Авгу­ста, потре­бо­вал, чтобы его кон­су­лат стал посто­ян­ным, напо­до­бие три­бу­на­та (RG 5. 3, сравн. Dio LIV. 6. 1—2). Нахо­див­ший­ся уже на Восто­ке Август напра­вил в Рим Агрип­пу, кото­рый одна­ко не обла­дал при­знан­ным кон­сти­ту­ци­он­ным ста­ту­сом⁶². С нема­лым трудом ему уда­лось добить­ся избра­ния вто­ро­го кон­су­ла на теку­щий 21 год и про­ве­сти выбо­ры на сле­дую­щий. Одна­ко после отбы­тия Агрип­пы, во вре­мя выбо­ров на 19 год, народ вновь насто­ял на резер­ви­ро­ва­нии вакан­сии для Авгу­ста. Ситу­а­ция настоль­ко нака­ли­лась, что сенат при­нял se­na­tus­con­sul­tum ul­ti­mum, один из кон­су­лов умо­лял Авгу­ста вер­нуть­ся, что и было нако­нец сде­ла­но.

Сенат напра­вил в Кам­па­нию навстре­чу прин­цеп­су целую деле­га­цию, а позд­нее посвя­тил воз­вра­ще­нию Авгу­ста еже­год­ный празд­ник и алтарь Фор­туне воз­вра­ще­ния (For­tu­na re­dux)⁶³. По при­бы­тии в Рим 12 октяб­ря 19 г. Август полу­чил неко­то­рые допол­ни­тель­ные пол­но­мо­чия, кото­рые, по-види­мо­му, были пред­на­зна­че­ны для ком­пен­са­ции утра­чен­ных кон­суль­ских пре­ро­га­тив: пра­во на 12 фас­цев, на заня­тие куруль­но­го крес­ла меж­ду кон­су­ла­ми, на назна­че­ние пре­фек­та Горо­да⁶⁴. А. Джо­у­нз утвер­ждал, что Авгу­сту тогда с.267 же был пре­до­став­лен пожиз­нен­ный кон­суль­ский импе­рий. Отсут­ст­вие упо­ми­на­ния это­го в «Дея­ни­ях» иссле­до­ва­тель объ­яс­нил неже­ла­ни­ем Авгу­ста рекла­ми­ро­вать не вполне «рес­пуб­ли­кан­скую» власть, как и про­кон­суль­ский импе­рий в отно­ше­нии сво­их про­вин­ций⁶⁵.

В любом слу­чае отказ прин­цеп­са от дик­та­ту­ры и пред­по­чте­ние, отдан­ное пусть пре­об­ра­жен­ной, но все-таки орди­нар­ной маги­ст­рат­ской вла­сти, про­де­мон­стри­ро­ва­ли вер­ность идее «вос­ста­нов­лен­ной рес­пуб­ли­ки»⁶⁶, и реше­ния 19 г. под­ве­ли итог оче­ред­но­му эта­пу ее эво­лю­ции (22—19 гг.). Сенат, на сей раз в усло­ви­ях мир­но­го вре­ме­ни, про­явил свою неспо­соб­ность руко­во­дить даже Горо­дом, не гово­ря о мас­шта­бах импе­рии. Угро­за смут и новых граж­дан­ских войн уме­ри­ла амби­ции потом­ков рим­ской ари­сто­кра­тии, доба­вив им чув­ства реа­лиз­ма. Сена­то­рам ста­ло совер­шен­но ясно, что без твер­дой руки прин­цеп­са, наде­лен­но­го все­ми необ­хо­ди­мы­ми пол­но­мо­чи­я­ми, им не удаст­ся сохра­нить свое поло­же­ние даже в уре­зан­ном виде.

Для Авгу­ста ока­за­лось доста­точ­ным выждать, пока плод созре­ет, не под­да­ва­ясь соблаз­ну немед­лен­но полу­чить неогра­ни­чен­ную власть. В нуж­ный момент он точ­ным дви­же­ни­ем оста­но­вил посе­редине стрел­ку весов, кото­рую каж­дая про­ти­во­бор­ст­ву­ю­щая сто­ро­на без­успеш­но пыта­лась пере­тя­нуть на свою сто­ро­ну. При­да­вая решаю­щее зна­че­ние сосре­дото­че­нию в руках Авгу­ста раз­лич­ных импе­ри­ев, что в отли­чие от auc­to­ri­tas дава­ло воз­мож­ность опе­ра­тив­но вме­ши­вать­ся во все сфе­ры государ­ст­вен­но­го управ­ле­ния и эффек­тив­но с.268 кон­тро­ли­ро­вать армию, А. Джо­у­нз рас­смат­ри­ва­ет меро­при­я­тия 19 г. как завер­ше­ние про­цес­са созда­ния прин­ци­па­та. Эта оцен­ка в основ­ном спра­вед­ли­ва, если иметь в виду пра­во­вые осно­вы исклю­чи­тель­но­го поло­же­ния Авгу­ста. Одна­ко даже в этой обла­сти отно­си­тель­ная ста­би­ли­за­ция не озна­ча­ла пол­ной оста­нов­ки; что же каса­ет­ся прин­ци­па­та в целом, то про­цесс его эво­лю­ции не пре­кра­щал­ся ни до, ни после смер­ти его осно­ва­те­ля.

Актив­ность пра­ви­тель­ства в свя­зи с изме­не­ни­ем ситу­а­ции пере­ме­ща­лась в иные обла­сти: это были не очень замет­но, но тес­но свя­зан­ные меж­ду собой «дина­сти­че­ская» поли­ти­ка и идео­ло­ги­че­ское обос­но­ва­ние исклю­чи­тель­но­го поло­же­ния прин­цеп­са. Не слу­чай­но после 19 г. сме­ни­лись акцен­ты в про­па­ган­дист­ской дея­тель­но­сти пра­ви­тель­ства. Рубе­жом яви­лись с пом­пой отпразд­но­ван­ные в 17 г. Секу­ляр­ные игры, кото­рые долж­ны были озна­ме­но­вать наступ­ле­ние Ново­го века⁶⁷. Тем самым про­воз­гла­ша­лось, что имен­но в «вос­ста­нов­лен­ной рес­пуб­ли­ке» Авгу­ста ока­зал­ся осу­щест­влен­ным золо­той век, пред­ска­зы­вав­ший­ся ора­ку­ла­ми Восто­ка и Запа­да. Его харак­тер­ны­ми при­зна­ка­ми долж­ны были стать мир, про­цве­та­ние и ста­биль­ность⁶⁸.

Про­во­див­ши­е­ся после это­го меро­при­я­тия в государ­ст­вен­но-пра­во­вой сфе­ре име­ли целью реше­ние теку­щих поли­ти­че­ских вопро­сов. Тем не менее в сово­куп­но­сти с дру­ги­ми ини­ци­а­ти­ва­ми они с.269 созда­ва­ли важ­ные пре­цеден­ты и уже тем самым спо­соб­ст­во­ва­ли даль­ней­шей модер­ни­за­ции прин­ци­па­та. В 16 г. Август офи­ци­аль­но назна­чил пре­фек­та горо­да (TA VI. 11, Dio LIV. 19), види­мо, в после­дую­щие годы он вос­поль­зо­вал­ся и дру­ги­ми пре­до­став­лен­ны­ми ранее пра­ва­ми⁶⁹. Одной из важ­ней­ших пре­ро­га­тив Авгу­ста было про­веде­ние цен­за, поз­во­ляв­шее кон­тро­ли­ро­вать состав сена­та. Одна­ко в «Дея­ни­ях» под­чер­ки­ва­ет­ся, что он отка­зал­ся при­нять цен­зу­ру, как несов­ме­сти­мую с обы­ча­я­ми пред­ков. Это под­твер­жда­ет­ся и заме­ча­ни­ем Дио­на Кас­сия⁷⁰. Види­мо, име­лось в виду, что цен­зор — экс­тра­ор­ди­нар­ный маги­ст­рат, сто­яв­ший над дру­ги­ми государ­ст­вен­ны­ми учреж­де­ни­я­ми. Отсюда про­ис­те­ка­ют неко­то­рые труд­но­сти в опре­де­ле­нии пра­во­во­го ста­ту­са Авгу­ста, давав­ше­го ему воз­мож­ность пере­смат­ри­вать состав сена­та.

Так, в 8 г. до н. э. Август про­во­дил ценз, обла­дая кон­суль­ской вла­стью (con­su­la­ri cum im­pe­rio). Одна­ко ясно, что это не мог­ло быть пра­ви­лом, и А. Джо­у­нз резон­но отме­тил, что кон­суль­ский импе­рий — черес­чур тяже­ло­вес­ный инстру­мент для про­веде­ния цен­за⁷¹. В этой свя­зи Э. Сэл­мон обра­тил вни­ма­ние на более важ­ную необ­хо­ди­мость при­ня­тия кон­суль­ско­го импе­рия в тот пери­од. В 9 г. умер Друз, кото­рый вме­сте с Тибе­ри­ем мно­го лет коман­до­вал вой­ска­ми на севе­ре. Август почув­ст­во­вал необ­хо­ди­мость лич­но­го при­сут­ст­вия на фрон­те воен­ных дей­ст­вий (Dio LIV. 6. 1); кро­ме того, импе­рий тре­бо­вал­ся для про­веде­ния набо­ра в вой­ско. Ана­ло­гич­ные пол­но­мо­чия пона­до­би­лись Авгу­сту и в 14 г. н. э., когда необ­хо­ди­мо было попол­нить армию после Пан­нон­ско­го вос­ста­ния и поте­ри леги­о­нов в Тев­то­бург­ском лесу⁷².

После 23 г. Август еще два­жды изби­рал­ся кон­су­лом: на 5 и 2 гг. до н. э. Офи­ци­аль­ной (и обще­при­ня­той в лите­ра­ту­ре) моти­ви­ров­кой было жела­ние прин­цеп­са со все­ми поче­стя­ми вве­сти в поли­ти­че­скую жизнь сво­их вну­ков, Гая и Луция (SA 26, Dio IV. 9. 9). с.270 Впро­чем, не исклю­че­ны и дру­гие сооб­ра­же­ния. Пэл­хем выска­зы­вал пред­по­ло­же­ние о необ­хо­ди­мо­сти воз­об­нов­ле­ния про­кон­суль­ских пол­но­мо­чий⁷³. Э. Т. Сэл­мон при­вел ряд аргу­мен­тов в поль­зу того, что имен­но в 5 г. до н. э. была введе­на систе­ма des­ti­na­tio, кото­рая долж­на была помочь про­дви­же­нию «новых людей», пре­дан­ных импе­ра­то­ру⁷⁴.

Судя по кон­суль­ским фастам, во 2 г. до н. э. сро­ки кон­сульств окон­ча­тель­но опре­де­ли­лись в шесть меся­цев (орди­на­рии всту­па­ли в долж­ность 1 янва­ря, суф­фек­ты — 1 июля)⁷⁵. Это было одним из при­зна­ков отно­си­тель­ной ста­би­ли­за­ции государ­ст­вен­ной систе­мы. Осо­бое зна­че­ние име­ло даро­ва­ние Авгу­сту в том же году титу­ла «Отца оте­че­ства» (Pa­ter pat­riae). Сооб­ще­ние об этом, как о вен­це всей его карье­ры, заклю­ча­ет текст зна­ме­ни­тых Авгу­сто­вых «Дея­ний»⁷⁶.

Речь идет об очень важ­ном момен­те раз­ви­тия прин­ци­па­та, с.271 зна­ме­но­вав­шем оче­ред­ной этап в его идео­ло­ги­че­ском оформ­ле­нии. Вряд ли одна­ко мож­но согла­сить­ся с мне­ни­ем, что тем самым государ­ст­вен­ная систе­ма полу­чи­ла тогда «завер­шен­ную, аутен­тич­ную фор­му»⁷⁷. Даже если иметь в виду толь­ко прав­ле­ние Авгу­ста, то и здесь пред­сто­я­ло нема­ло нова­ций, в част­но­сти, в «дина­сти­че­ской» поли­ти­ке. Тем более непра­во­мер­но утвер­жде­ние Э. Т. Сэл­мо­на, что при­ня­тие титу­ла «Отец оте­че­ства» озна­ча­ло откры­тое про­воз­гла­ше­ние монар­хии⁷⁸.

Ни один из титу­лов, пол­но­мо­чий или иных эле­мен­тов sta­tio prin­ci­pis, взя­тых в отдель­но­сти, вне соци­аль­но-поли­ти­че­ско­го кон­тек­ста, не мог­ли иметь столь решаю­ще­го, едва ли не мисти­че­ско­го, зна­че­ния. Спе­ци­фи­ка прин­ци­па­та как поли­ти­че­ской систе­мы и заклю­ча­лась в том, что для оформ­ле­ния исклю­чи­тель­но­го поло­же­ния одно­го чело­ве­ка исполь­зо­ва­лись глав­ным обра­зом дав­но извест­ные, тра­ди­ци­он­ные и вполне «рес­пуб­ли­кан­ские» по про­ис­хож­де­нию с.272 инсти­ту­ты. Не добав­ле­ние долж­но­стей или титу­лов меня­ло харак­тер государ­ст­вен­ной вла­сти. Напро­тив, пере­рож­де­ние посто­ян­но обнов­ляв­шей­ся поли­ти­че­ской струк­ту­ры на осно­ве глу­бин­ных мета­мор­фоз, про­ис­хо­див­ших в обще­стве неза­мет­но для дей­ст­ву­ю­щих лиц, пре­об­ра­жа­ло смысл, каза­лось бы, дав­но извест­ных поня­тий и пре­ро­га­тив.

К чис­лу искон­но рес­пуб­ли­кан­ских отно­сил­ся и титул «Отца оте­че­ства». Подоб­ная почесть издав­на даро­ва­лась людям, имев­шим выдаю­щи­е­ся заслу­ги перед государ­ст­вом, защи­тив­шим Город от внеш­не­го вра­га или спас­шим его во вре­ме­на внут­рен­них неурядиц⁷⁹. Совер­шен­но ясно, что она пре­крас­но впи­сы­ва­лась в идео­ло­гию «вос­ста­нов­ле­ния рес­пуб­ли­ки», посколь­ку Август с само­го нача­ла прин­ци­па­та (и даже рань­ше) высту­пил в каче­стве тако­го «спа­си­те­ля», заслу­ги кото­ро­го при­рав­ни­ва­лись к ново­му осно­ва­нию Рима. Ранее гово­ри­лось, что уже тогда в возду­хе носи­лась идея даро­вать Окта­виа­ну почет­ное имя «Ромул», и его в неко­то­ром роде заме­ни­те­лем послу­жил «Август»⁸⁰. Вопрос состо­ит не толь­ко в том, поче­му зва­ние «Отец оте­че­ства» было даро­ва­но осно­ва­те­лю прин­ци­па­та во 2 г. до н. э., но и в том, поче­му это не было сде­ла­но сра­зу, в 27 г. Ответ сле­ду­ет искать не в при­шед­шем нако­нец реше­нии «уста­но­вить монар­хию» — тако­го еди­новре­мен­но­го реше­ния Август нико­гда не при­ни­мал, — а в осо­бен­но­стях идео­ло­ги­че­ской обста­нов­ки к кон­цу граж­дан­ских войн. Титул «Отец оте­че­ства» был ском­про­ме­ти­ро­ван в пери­од про­па­ган­дист­ской борь­бы вокруг оцен­ки дея­ний Цеза­ря⁸¹. Не менее важ­ным фак­то­ром был юный воз­раст Окта­ви­а­на, кото­рый всту­пил в граж­дан­скую рас­прю в каче­стве сына Юлия. В такой ситу­а­ции пре­тен­зии на титул «Отца оте­че­ства» не толь­ко выгляде­ли бы вызо­вом обще­ст­вен­но­му мне­нию, но и ста­ли бы пово­дом для насме­шек. При­ня­тие титу­ла Pa­ter pat­riae при игно­ри­ро­ва­нии двух необ­хо­ди­мых пред­по­сы­лок: обще­при­знан­ных заслуг перед оте­че­ст­вом (в трак­тов­ке сена­та) и опре­де­лен­но­го воз­раст­но­го цен­за, — мог­ло ква­ли­фи­ци­ро­вать­ся и как с.273 про­яв­ле­ние «тира­нии»⁸². Как мы убеди­лись, к собы­ти­ям 2 г. до н. э. это не име­ло отно­ше­ния. Прин­цип Авгу­ста — «поспе­шать, не торо­пясь»⁸³, при­су­щее ему чув­ство меры поз­во­ли­ли и на этот раз не вый­ти за рам­ки «рес­пуб­ли­кан­ской» идео­ло­гии.

Поня­тие «дина­сти­че­ская поли­ти­ка» обще­употре­би­тель­но в иссле­до­ва­тель­ской и попу­ляр­ной лите­ра­ту­ре по прин­ци­па­ту Авгу­ста и его пре­ем­ни­ков. При этом уси­лия осно­ва­те­ля прин­ци­па­та, направ­лен­ные на обес­пе­че­ние пре­ем­ст­вен­но­сти вла­сти, рас­смат­ри­ва­ют­ся как одно из бес­спор­ных свиде­тельств его монар­хиз­ма⁸⁴. Чтобы с.274 оце­нить пра­во­мер­ность подоб­но­го взгляда, необ­хо­ди­мо отве­тить по край­ней мере на два прин­ци­пи­аль­но важ­ных вопро­са: во-пер­вых, была ли соот­вет­ст­ву­ю­щая поли­ти­ка Авгу­ста дина­сти­че­ской в обще­при­ня­том смыс­ле это­го сло­ва; во-вто­рых, содер­жа­лось ли в ней нечто, бро­сав­шее вызов рим­ским тра­ди­ци­ям и тем самым — про­ти­во­ре­чив­шее идео­ло­гии «вос­ста­нов­лен­ной рес­пуб­ли­ки».

Рас­смот­рим вкрат­це фак­ти­че­скую сто­ро­ну дела. Пер­вые попыт­ки обес­пе­чить пре­ем­ст­вен­ность вла­сти Август начал пред­при­ни­мать вско­ре после «вос­ста­нов­ле­ния рес­пуб­ли­ки». Не имея сыно­вей (а от Ливии — и вовсе детей), Август, что соот­вет­ст­ву­ет обще­при­ня­то­му пред­став­ле­нию о дина­сти­че­ской поли­ти­ке как пере­да­че монар­хи­че­ской вла­сти внут­ри семьи, обра­тил взор на бли­жай­ших род­ст­вен­ни­ков. В 25 г. он выдал свою дочь Юлию (от вто­ро­го бра­ка со Скри­бо­ни­ей) за пле­мян­ни­ка, сына Окта­вии (от пер­во­го бра­ка с Гаем Клав­ди­ем Мар­цел­лом, вид­ным «рес­пуб­ли­кан­цем», про­тив­ни­ком Цеза­ря) — Мар­ка Клав­дия Мар­цел­ла. Мар­целл был введен в сенат, полу­чил эдиль­ство и пра­во быть избран­ным кон­су­лом на 10 лет ранее уста­нов­лен­но­го воз­раст­но­го цен­за. Ана­ло­гич­ные при­ви­ле­гии полу­чил пасы­нок Авгу­ста — стар­ший сын Ливии от пер­во­го бра­ка (с извест­ным «рес­пуб­ли­кан­цем» Тибе­ри­ем Клав­ди­ем Неро­ном) Тибе­рий Клав­дий Нерон⁸⁵. 23 год, когда состо­я­лось вто­рое «уре­гу­ли­ро­ва­ние» Авгу­ста, осо­бен­но важен для его «дина­сти­че­ской» поли­ти­ки. Тогда умер Мар­целл (Dio LIII. 33). Но осо­бен­но воздей­ст­во­ва­ла на умо­на­стро­е­ние прин­цеп­са соб­ст­вен­ная тяже­лей­шая болезнь. Будучи при смер­ти, он пере­дал пер­стень с печа­тью Агрип­пе, а государ­ст­вен­ные сче­та — кон­су­лу Пизо­ну (ibid. LIII. 30). Имен­но с это­го вре­ме­ни Август со всей серь­ез­но­стью заду­мал­ся над необ­хо­ди­мо­стью обес­пе­чить без­бо­лез­нен­ный пере­ход вла­сти в слу­чае его смер­ти. Един­ст­вен­ным под­хо­дя­щим пре­тен­ден­том на роль пре­ем­ни­ка был в то вре­мя Агрип­па. Поэто­му Август, раз­ведя его пред­ва­ри­тель­но с доче­рью Окта­вии Мар­цел­лой, женил на овдо­вев­шей Юлии (SA 63; Plut. Ant. 87). Со вре­ме­нем Агрип­па был наде­лен дву­мя важ­ней­ши­ми пол­но­мо­чи­я­ми, кото­рые ста­ви­ли его, по мне­нию неко­то­рых иссле­до­ва­те­лей, в поло­же­ние сопра­ви­те­ля: выс­шим импе­ри­ем и с.275 три­бун­ской вла­стью⁸⁶. Авгу­ста не сму­ти­ло, что Агрип­па не мог похва­стать­ся знат­ным про­ис­хож­де­ни­ем (по рим­ским поня­ти­ям, он как зять стал чле­ном фами­лии прин­цеп­са).

После смер­ти Агрип­пы (12 г. до н. э.) прин­цепс при­бли­зил к себе и ранее не оста­вав­ших­ся без вни­ма­ния пасын­ков — Тибе­рия и Дру­за Клав­ди­ев Неро­нов, кото­рые успеш­но коман­до­ва­ли вой­ска­ми в Пан­но­нии и Гер­ма­нии. Август при­нудил 30-лет­не­го Тибе­рия раз­ве­стись с женой Вип­са­ни­ей (доче­рью Агрип­пы от Пом­по­нии, кото­рая была в свою оче­редь доче­рью Пом­по­ния Атти­ка) и женить­ся на овдо­вев­шей Юлии (11 г. до н. э.). Друз, жена­тый на пле­мян­ни­це Авгу­ста Анто­нии (дочь Окта­вии от М. Анто­ния), умер в 9 г. до н. э.⁸⁷.

Еще рань­ше Август усы­но­вил двух сво­их вну­ков, родив­ших­ся у Агрип­пы с Юли­ей — Гая и Луция Цеза­рей (SA 64; Dio LIV. 8. 18), вся­че­ски спо­соб­ст­вуя вне­оче­ред­но­му про­хож­де­нию ими сту­пе­ней поли­ти­че­ской карье­ры: они еще под­рост­ка­ми полу­чи­ли пра­во при­сут­ст­во­вать на заседа­ни­ях сена­та, всад­ни­ки выбра­ли их пред­во­ди­те­ля­ми юно­ше­ства (prin­ci­pes iuven­tu­tis), в обход всех воз­раст­ных огра­ни­че­ний Гаю и Луцию пре­до­став­ля­лись маги­ст­ра­ту­ры (RG 14. 1). В честь юных Цеза­рей были отче­ка­не­ны моне­ты, имев­шие осо­бен­но широ­кое хож­де­ние в Восточ­ных про­вин­ци­ях.

Меж­ду тем брак Тибе­рия с Юли­ей ока­зал­ся неудач­ным. Уси­лен­ное выдви­же­ние Луция и Гая пока­зы­ва­ло, что ему отво­дит­ся вто­ро­сте­пен­ная роль, и Тибе­рий уда­лил­ся из Рима (6 г. до н. э.). Его пре­бы­ва­ние в тече­ние несколь­ких лет на Родо­се было сво­его рода ссыл­кой. Тем вре­ме­нем поведе­ние Юлии, подо­зре­вать кото­рую имел осно­ва­ния еще Агрип­па, ста­но­ви­лось про­сто скан­даль­ным. Август при­нял реше­ние раз­ве­сти ее с Тибе­ри­ем и сослать, в соот­вет­ст­вии с зако­на­ми о супру­же­ской измене, на один из пустын­ных ост­ро­вов (2 г. до н. э.). Жесто­ко были нака­за­ны соучаст­ни­ки оргий, в т. ч. Юлл Анто­ний, сын три­ум­ви­ра. А через три года был с.276 воз­вра­щен в Рим Тибе­рий. Во всем этом чув­ст­во­ва­лась чья-то если не режис­су­ра, то очень силь­ная воля. После­до­вав­шая вско­ре смерть Луция, а потом и Гая Цеза­ря (2 и 4 гг. н. э.) вновь со всей ост­ро­той поста­ви­ла вопрос о пре­ем­ни­ке прин­цеп­са. Ливия, поль­зо­вав­ша­я­ся все боль­шим вли­я­ни­ем на Авгу­ста, все­ми сила­ми под­дер­жи­ва­ла сво­его сына — Тибе­рия. Он был усы­нов­лен импе­ра­то­ром (4 г. н. э.) и стал глав­ным пре­тен­ден­том на роль наслед­ни­ка пре­сто­ла. По-види­мо­му, про­дол­же­ни­ем этих собы­тий ста­ла высыл­ка из Рима двух из остав­ших­ся в живых детей Агрип­пы и Юлии — Агрип­пы Посту­ма и Юлии Млад­шей (7—8 гг. н. э.). Пер­вый был нака­зан за «тяж­кий и строп­ти­вый нрав» (воз­мож­но, име­лась в виду душев­ная болезнь); Юлия, подоб­но сво­ей мате­ри, обви­ня­лась в нару­ше­нии зако­нов про­тив адюль­те­ра. В лите­ра­ту­ре по необ­хо­ди­мо­сти крат­ко изло­жен­ные здесь собы­тия не без осно­ва­ний свя­зы­ва­ют­ся с борь­бой за власть внут­ри импе­ра­тор­ской семьи. Сле­дуя за куль­ми­на­ци­ей Авгу­сто­ва прин­ци­па­та во 2 г. до н. э., они зна­ме­ну­ют его заклю­чи­тель­ный этап: с исчер­па­ни­ем созидаю­щих спо­соб­но­стей ста­ре­ю­ще­го твор­ца режим все более обна­ру­жи­вал имма­нент­но при­су­щие ему анта­го­низ­мы⁸⁸.

с.277 Тем вре­ме­нем поло­же­ние Тибе­рия упро­чи­ва­лось бла­го­да­ря воен­ным успе­хам. В послед­нее деся­ти­ле­тие прин­ци­па­та Авгу­ста он был самым вид­ным пол­ко­вод­цем Импе­рии. К момен­ту смер­ти прин­цеп­са Тибе­рий, подоб­но Авгу­сту, обла­дал дву­мя важ­ней­ши­ми пол­но­мо­чи­я­ми: про­кон­суль­ским импе­ри­ем и три­бун­ской вла­стью. Вме­сте с Авгу­стом он в мае 14 г. про­во­дил ценз сена­та и пере­пись насе­ле­ния. По заве­ща­нию Тибе­рий был глав­ным наслед­ни­ком иму­ще­ства импе­ра­то­ра⁸⁹. Все это дела­ло пере­ход к нему вер­хов­ной вла­сти прак­ти­че­ски пред­ре­шен­ным.

Ход собы­тий после смер­ти Авгу­ста под­твер­дил это. Власть шла к Тибе­рию как бы сама собой, и оста­ва­лось лишь уме­ло под­хва­тить ее. Нема­ло­важ­ную роль и в этот момент сыг­ра­ла Ливия. Не оста­нав­ли­ва­ясь на всех пери­пе­ти­ях собы­тий, отме­тим, что наи­боль­шие види­мые ослож­не­ния воз­ник­ли в пан­нон­ских и рейн­ских леги­о­нах, кото­рые бла­го­да­ря твер­до­сти Дру­за Млад­ше­го, и осо­бен­но Гер­ма­ни­ка, были усми­ре­ны соб­ст­вен­ны­ми сила­ми и при­веде­ны к при­ся­ге⁹⁰.

Заседа­ние сена­та 17 сен­тяб­ря, на кото­ром власть Тибе­рия полу­чи­ла оформ­ле­ние и юриди­че­скую санк­цию, мно­гие иссле­до­ва­те­ли рас­смат­ри­ва­ют как фор­маль­ность, ниче­го в сущ­но­сти уже не спо­соб­ную изме­нить, а отказ Тибе­рия от вер­хов­ной вла­сти — как при­твор­ство и лице­мер­ную игру⁹¹. Такая оцен­ка непра­во­мер­на по цело­му ряду сооб­ра­же­ний. Во-пер­вых, если даже брать во вни­ма­ние «мате­ри­аль­ную» осно­ву вла­сти импе­ра­то­ра — леги­о­ны, то неиз­вест­но, чем бы кон­чи­лось их недо­воль­ство и как повел бы себя Гер­ма­ник, не полу­чи Тибе­рий санк­ции сена­та на вер­хов­ную власть. Во-вто­рых, для кон­сер­ва­тив­но, «рес­пуб­ли­кан­ски» настро­ен­но­го Тибе­рия реше­ние сена­та, пусть льсти­во­го, пре­зи­рае­мо­го им, было ком­пен­са­ци­ей и заме­ной одоб­ре­ния граж­дан­ско­го кол­лек­ти­ва; оно с.278 дава­ло прин­цеп­су мораль­ное пра­во и воз­мож­ность убедить себя, что он дей­ст­ву­ет во имя и во бла­го «рес­пуб­ли­ки»⁹².

В конеч­ном сче­те пере­ход вла­сти к Тибе­рию открыл всем гла­за на монар­хи­че­ский аспект вла­сти прин­цеп­сов, и в этом смыс­ле явил­ся одним из важ­ней­ших эпи­зо­дов исто­рии ран­не­го прин­ци­па­та⁹³. В то же вре­мя был по воз­мож­но­сти соблюден «рес­пуб­ли­кан­ский» цере­мо­ни­ал, соот­вет­ст­во­вав­ший как поли­ти­че­ско­му миро­воз­зре­нию пра­вя­ще­го клас­са, так и цен­но­стям, кото­ры­ми руко­вод­ст­во­вал­ся новый прин­цепс.

Воз­вра­ща­ясь к пер­во­му из постав­лен­ных вна­ча­ле вопро­сов, сле­ду­ет при­знать, что Август дей­ст­ви­тель­но стре­мил­ся обес­пе­чить пере­да­чу пол­но­мо­чий и сво­его исклю­чи­тель­но­го поло­же­ния в государ­стве кому-либо из чле­нов сво­ей семьи. И все же назвать это «дина­сти­че­ской поли­ти­кой» в пол­ном смыс­ле сло­ва (если под дина­сти­ей пони­мать ряд монар­хов из одно­го и того же рода, сме­ня­ю­щих друг дру­га по пра­ву насле­до­ва­ния) пре­пят­ст­ву­ет целый ряд с.279 обсто­я­тельств:

1. Август не был, по край­ней мере в фор­маль­но-юриди­че­ском смыс­ле, монар­хом. Обра­ще­ние к себе как к «гос­по­ди­ну» или тем более — «царю» в Горо­де он счел бы тяг­чай­шим оскорб­ле­ни­ем.

2. Бра­ки Авгу­ста, кото­рый счи­та­ет­ся образ­цом рас­чет­ли­во­го поли­ти­ка (и в част­но­сти, проч­ный и дли­тель­ный брак с Ливи­ей), не обна­ру­жи­ва­ют каких бы то ни было «дина­сти­че­ских» целей. Не имея от Ливии на про­тя­же­нии несколь­ких десят­ков лет соб­ст­вен­но­го потом­ства, Август даже не помыш­лял о вступ­ле­нии в дру­гой брак.

3. Август выби­рал пре­ем­ни­ков сре­ди близ­ких и надеж­ных людей, руко­вод­ст­ву­ясь не толь­ко сте­пе­нью кров­но­го род­ства, но преж­де все­го сооб­ра­же­ни­я­ми государ­ст­вен­но­го поряд­ка. При­ме­ра­ми могут слу­жить, с одной сто­ро­ны, при­ня­тый в семью Вип­са­ний Агрип­па, усы­нов­лен­ные Гай и Луций, а с дру­гой, — исклю­чен­ный из чис­ла воз­мож­ных пре­ем­ни­ков внук Авгу­ста Агрип­па Постум и даже из чис­ла пре­тен­дую­щих на какую-либо роль в государ­стве — вну­ча­тый пле­мян­ник Клав­дий⁹⁴.

4. В рас­смат­ри­вае­мый пери­од, как соб­ст­вен­но на про­тя­же­нии все­го ран­не­го прин­ци­па­та, не суще­ст­во­ва­ло пра­ва насле­до­ва­ния вер­хов­ной вла­сти. Пере­ход ее к Тибе­рию был обес­пе­чен бла­го­да­ря уже зани­мав­ше­му­ся им фак­ти­че­ски исклю­чи­тель­но­му месту в государ­стве. Оно опре­де­ля­лось заслу­га­ми и «авто­ри­те­том», хоть и несрав­ни­мы­ми с тако­вы­ми у Авгу­ста, но без­услов­но, выде­ляв­ши­ми Тибе­рия из чис­ла дру­гих воз­мож­ных пре­тен­ден­тов.

Отве­чая на вто­рой вопрос, сле­ду­ет отме­тить, что меро­при­я­тия Авгу­ста, направ­лен­ные на пере­да­чу вла­сти тому или ино­му лицу из чис­ла чле­нов сво­ей семьи, не были каким-то вызо­вом тра­ди­ции. Все выдаю­щи­е­ся дея­те­ли рес­пуб­ли­кан­ской эпо­хи забо­ти­лись о пере­да­че наслед­ни­кам не толь­ко сво­его мате­ри­аль­но­го достат­ка, с.280 но и по мере воз­мож­но­сти — высо­ко­го обще­ст­вен­но­го ста­ту­са. На этом, соб­ст­вен­но, поко­и­лась Рим­ская ари­сто­кра­ти­че­ская рес­пуб­ли­ка. Нико­го не уди­ви­ли (если толь­ко не имел­ся в виду слиш­ком юный воз­раст пре­тен­ден­та) пре­тен­зии Окта­ви­а­на на «наслед­ство» Юлия Цеза­ря, нет так­же сведе­ний о том, что «дина­сти­че­ская поли­ти­ка» как тако­вая ста­ви­лась в вину Авгу­сту кем-либо из совре­мен­ни­ков⁹⁵. Не менее пока­за­тель­но, что сам прин­цепс не толь­ко не пытал­ся ута­ить соот­вет­ст­ву­ю­щие шаги, как напри­мер, уско­ре­ние cur­sus или под­держ­ку сво­их наслед­ни­ков на выбо­рах, но напро­тив, демон­стри­ро­вал эти дей­ст­вия и ста­вил их себе в заслу­гу⁹⁶.

Итак, Авгу­ста бес­по­ко­и­ла не «чистота кро­ви» буду­ще­го пре­ем­ни­ка, а судь­ба «вос­ста­нов­лен­ной рес­пуб­ли­ки». Прин­цепс, как и все его совре­мен­ни­ки, пони­мал, что борь­ба за пре­стол не толь­ко поста­ви­ла бы под вопрос все его дости­же­ния, но угро­жа­ла бы могу­ще­ству, если не суще­ст­во­ва­нию, Рим­ско­го государ­ства. В ряду всех про­чих сооб­ра­же­ний при­ни­ма­лось во вни­ма­ние, что лишь пред­ста­ви­тель дома Юли­ев, чье имя ока­зы­ва­ло маги­че­ское вли­я­ние на армию и широ­кие слои насе­ле­ния Импе­рии, смо­жет обес­пе­чить граж­дан­ский мир. При этом Август гото­вил наслед­ни­ков для государ­ства, а не пред­на­зна­чал государ­ство для сво­ей род­ни, и пони­ма­ние это­го ока­зы­ва­лось нема­ло­важ­ным фак­то­ром, вли­яв­шим на оцен­ку поли­ти­ки обще­ст­вен­ным мне­ни­ем. Насле­до­вав­шие Авгу­сту Юлии-Клав­дии не были «дина­сти­ей» в соб­ст­вен­ном смыс­ле сло­ва, и ни один из них не был потом­ком Авгу­ста. В какой-то мере Август пред­вос­хи­тил здесь поли­ти­ку «дина­стии» Анто­ни­нов, пра­ви­те­ли кото­рой стре­ми­лись вопло­тить иде­ал выбо­ра пре­ем­ни­ка из чис­ла достой­ней­ших граж­дан путем усы­нов­ле­ния, без огра­ни­че­ния выбо­ра рам­ка­ми одно­го «дома» (TH I. 15—16; comp.: Plin. Pan. 94. 5).

Необ­хо­ди­мо обра­тить вни­ма­ние на харак­тер пере­да­чи вла­сти не толь­ко от Авгу­ста к Тибе­рию, но и в эпо­ху прин­ци­па­та в целом. Обыч­но, гово­ря об отсут­ст­вии твер­до­го поряд­ка пре­сто­ло­на­следия, отме­ча­ют, что это было «Ахил­ле­со­вой пятой» прин­ци­па­та. Одна­ко, как и в слу­чае с гоме­ров­ским геро­ем, без тако­го с.281 недо­стат­ка не было бы и само­го выдаю­ще­го­ся ахей­ско­го вои­на: осо­бый меха­низм (а не толь­ко риту­ал) выбо­ра прин­цеп­са был неотъ­ем­ле­мой частью поли­ти­че­ской систе­мы и идео­ло­гии «рес­пуб­ли­ка­низ­ма», без кото­рых прин­ци­пат как тако­вой был бы не воз­мо­жен.

Осно­ва­тель прин­ци­па­та утвер­ждал, что после уре­гу­ли­ро­ва­ния янва­ря 27 года его пре­иму­ще­ство перед дру­ги­ми маги­ст­ра­та­ми заклю­ча­лось лишь в auc­to­ri­tas, но не в po­tes­tas, а испол­няв­ши­е­ся обя­зан­но­сти не про­ти­во­ре­чи­ли mos maio­rum (RG 34. 3; comp.: 6. 1). Мож­но быть уве­рен­ным, что с фор­маль­но-пра­во­вой точ­ки зре­ния это заяв­ле­ние име­ло осно­ва­ния: не таков был автор, чтобы так лег­ко дать себя ули­чить.

В самом деле, прак­ти­че­ски все пол­но­мо­чия Авгу­ста, взя­тые в отдель­но­сти, не выхо­ди­ли за рам­ки извест­ных пре­цеден­тов. Про­кон­суль­ская власть (im­pe­rium pro­con­su­la­re)⁹⁷ в неза­ми­рен­ных про­вин­ци­ях, где рас­квар­ти­ро­вы­ва­лась боль­шая часть вой­ска, нахо­ди­ла пря­мую ана­ло­гию с поло­же­ни­ем при­знан­но­го «рес­пуб­ли­кан­ца» Пом­пея Вели­ко­го, кото­рым тот обла­дал в соот­вет­ст­вии с Габи­ни­е­вым зако­ном. Подоб­ные про­кон­суль­ские пол­но­мо­чия полу­чи­ли после сове­ща­ния в Лук­ке (56 г.) участ­ни­ки пер­во­го три­ум­ви­ра­та, при­чем тот же Пом­пей управ­лял сво­ей про­вин­ци­ей через упол­но­мо­чен­ных (App. IV). Прав­да, Окта­виан с 31 по 23 гг. был еще кон­су­лом. Но и здесь был пре­цедент — поло­же­ние Пом­пея в 52 г. Внешне все выгляде­ло вполне «по-рес­пуб­ли­кан­ски»: Окта­виан взял на себя самую тяже­лую и небла­го­дар­ную область государ­ст­вен­но­го управ­ле­ния, свя­зан­ную к тому же с забота­ми о непо­кор­ной обыч­но сена­ту армии, пре­до­ста­вив это­му орга­ну рим­ской ари­сто­кра­тии все пре­иму­ще­ства рас­по­ря­жать­ся в дав­но зами­рен­ных и вполне лояль­ных про­вин­ци­ях. К тому же хло­пот­ные обя­зан­но­сти и пол­но­мо­чия были с.282 при­ня­ты Авгу­стом по настой­чи­вым прось­бам из рук сена­та и наро­да.

Уре­гу­ли­ро­ва­ние 27 года до н. э. было встре­че­но с энту­зи­аз­мом. Но по мере рас­се­и­ва­ния эйфо­ри­че­ско­го тума­на некая зыб­кость, неопре­де­лен­ность и даже дву­смыс­лен­ность поло­же­ния, осо­бен­но в кри­зис­ных ситу­а­ци­ях, все более тре­во­жи­ли не толь­ко тра­ди­ци­он­но мыс­лив­ших сена­то­ров, но и само­го прин­цеп­са. В конеч­ном сче­те, и все это пони­ма­ли, огром­ный орга­низм импе­рии скреп­лял­ся «авто­ри­те­том» одно­го чело­ве­ка с очень широ­ки­ми и в то же вре­мя доста­точ­но неопре­де­лен­ны­ми функ­ци­я­ми и пол­но­мо­чи­я­ми. В этих усло­ви­ях жела­ние Авгу­ста кон­сти­ту­ци­он­но закре­пить свое исклю­чи­тель­ное вли­я­ние было вполне понят­ным. Одна­ко он не осу­ще­ст­вил это­го в пол­ном объ­е­ме. Здесь, мож­но быть уве­рен­ным, ска­за­лось поли­ти­че­ское чутье и спо­соб­ность адек­ват­но оце­нить ситу­а­цию. Прин­цепс посто­ян­но нахо­дил­ся перед аль­тер­на­ти­вой. Без юриди­че­ско­го оформ­ле­ния сво­их пол­но­мо­чий он посто­ян­но вынуж­ден был отча­сти игно­ри­ро­вать эту сто­ро­ну государ­ст­вен­но­го поряд­ка и тем самым нару­шать тра­ди­ции и нор­мы, рискуя подо­рвать «рес­пуб­ли­кан­скую» идео­ло­гию режи­ма. Более того, в неопре­де­лен­но­сти пра­во­во­го ста­ту­са заклю­ча­лась неко­то­рая сла­бость поло­же­ния импе­ра­то­ра, в част­но­сти, это был один из фак­то­ров, про­во­ци­ро­вав­ших заго­во­ры. Одна­ко не мень­шая опас­ность таи­лась и в чет­ком юриди­че­ском оформ­ле­нии еди­но­лич­ной вла­сти: точ­ки над i мог­ли бы сде­лать слиш­ком явным изме­не­ние харак­те­ра государ­ства, что еще более оче­вид­но про­ти­во­ре­чи­ло бы тра­ди­цио­на­лист­ской вывес­ке. Мера соблюде­ния это­го неустой­чи­во­го рав­но­ве­сия явля­лась, таким обра­зом, весь­ма чув­ст­ви­тель­ным пока­за­те­лем сме­ще­ния неких кра­е­уголь­ных пред­став­ле­ний в обще­ст­вен­ном созна­нии, а так­же изме­не­ния кон­струк­тив­ной роли «рес­пуб­ли­ка­низ­ма» в зда­нии импе­рии.

Балан­си­ро­ва­ние меж­ду дву­мя ука­зан­ны­ми нару­ше­ни­я­ми «рес­пуб­ли­ка­низ­ма» состав­ля­ло объ­ек­тив­но задан­ную диа­лек­ти­ку ран­не­го прин­ци­па­та⁹⁸. Эта объ­ек­тив­ная двой­ст­вен­ность, имев­шая глу­бо­кие кор­ни в струк­ту­ре Рим­ско­го государ­ства и в мен­та­ли­те­те с.283 поли­ти­че­ски зна­чи­мых соци­аль­ных сло­ев, обу­сло­ви­ла в конеч­ном сче­те важ­ней­шие кон­сти­ту­ци­он­ные экс­пе­ри­мен­ты пер­вых деся­ти­ле­тий Импе­рии. Прин­цепс был самое боль­шее — режис­се­ром и глав­ным лицеде­ем в сочи­няв­шей­ся не им исто­ри­че­ской дра­ме. И все же надо при­знать: мастер­ское испол­не­ние Авгу­стом сво­ей роли (comp.: SA 99. 1) зало­жи­ло тра­ди­цию, с кото­рой, желая или нет, вынуж­де­ны были счи­тать­ся его пре­ем­ни­ки. Ни один из них не обна­ру­жил подоб­ных спо­соб­но­стей. Важ­ней­шая из них заклю­ча­лась в том, что в самых слож­ных ситу­а­ци­ях Окта­виан-Август неким шестым чув­ст­вом умел най­ти «золотую середи­ну», про­кла­ды­вая непря­мой путь меж­ду Сцил­лой свое­воль­но­го абсо­лю­тиз­ма и Харибдой бук­валь­но­го соблюде­ния кон­сти­ту­ци­он­ных уста­нов­ле­ний.