Л. Фридлендер

Картины из бытовой истории Рима
в эпоху от Августа до конца династии Антонинов.
Часть I.

Общая история европейской культуры. Том IV. Фридлендер Л. Картины из бытовой истории Рима в эпоху от Августа до конца династии Антонинов. Часть I. Санкт-Петербург. Издание «Брокгауз-Ефрон», 1914.
Перевод под редакцией Ф. Зелинского, заслуженного профессора Санкт-Петербургского Университета и С. Меликовой, преподавательницы Санкт-Петербургских Высших Женских Курсов.
Постраничная нумерация примечаний в электронной публикации заменена на сквозную.

с.229

f) Воль­ноот­пу­щен­ни­ки.

В заклю­че­ние необ­хо­ди­мо еще раз напом­нить о том, что насе­ле­ние Рима пред­став­ля­ло собою пол­ное сме­ше­ние всех нацио­наль­но­стей; это было вызва­но, глав­ным обра­зом, бес­пре­стан­ным мас­со­вым вво­зом рабов из всех частей государ­ства и из вар­вар­ских стран, из кото­рых сот­ни, даже тыся­чи отпус­ка­лись еже­год­но на волю и всту­па­ли в третье сосло­вие. Еще и теперь сре­ди гроб­ниц, кото­рые тянут­ся по обе­им сто­ро­нам боль­ших дорог перед ворота­ми Рима, пре­об­ла­даю­щее боль­шин­ство при­над­ле­жит воль­ноот­пу­щен­ни­кам. Те 80000 граж­дан, кото­рых Цезарь, как сооб­ща­ют, пере­се­лил в замор­ские стра­ны1, были боль­шей частью воль­ноот­пу­щен­ни­ка­ми2; с пол­ной уве­рен­но­стью это мож­но ска­зать отно­си­тель­но коло­ни­стов, отправ­лен­ных в Коринф3. Мы можем соста­вить себе неко­то­рое поня­тие о раз­ме­рах отпус­ка на волю на осно­ва­нии того, что Август, вся­че­ски ста­рав­ший­ся огра­ни­чить его, опре­де­лил мак­си­маль­ное чис­ло рабов, кото­рых мож­но было отпу­стить на волю по заве­ща­нию, все же в 100 чело­век. Сюда надо отне­сти еще мас­со­вый наплыв сво­бод­ных изо всех про­вин­ций, глав­ным обра­зом, из южных и восточ­ных, кото­рые навод­ня­ли собою Рим и с тече­ни­ем вре­ме­ни все более и более ста­ли оспа­ри­вать поч­ву Рима у его уро­жен­цев. Уже Лукан гово­рит, что Рим насе­лен не сво­и­ми граж­да­на­ми, а дрож­жа­ми все­го зем­но­го шара4. В нача­ле II в. рим­ляне жало­ва­лись на то, что Рим стал гре­че­ским горо­дом, хотя сре­ди лиц, гово­ря­щих по-гре­че­ски, мень­шин­ство было родом из Элла­ды; боль­шин­ство их явля­лось из Малой Азии и с Восто­ка, «точ­но весь Оронт (глав­ная река Сирии) влил­ся в Тибр»5. Афи­ней (в кон­це II в.) гово­рит, что нет воз­мож­но­сти сосчи­тать горо­дов, кото­рые заклю­ча­ют­ся в Риме; в него пере­се­ли­лось даже насе­ле­ние целых про­вин­ций, как напри­мер, жите­ли Кап­па­до­кии, Ски­фии, Пон­та и мно­гих дру­гих стран6. Неко­то­рые дан­ные о жив­ших в Риме евре­ях дают воз­мож­ность пред­ста­вить себе, как вели­ка была чис­лен­ность его восточ­но­го насе­ле­ния. Посоль­ство еврей­ско­го царя Иро­да яви­лось к Авгу­сту, как сооб­ща­ет­ся, в сопро­вож­де­нии 8000 сво­их еди­но­вер­цев, осед­ло жив­ших в Риме7. 4000 воль­ноот­пу­щен­ни­ков, «зара­жен­ных еги­пет­ским и еврей­ским суе­ве­ри­ем», спо­соб­ных носить ору­жие, были осуж­де­ны в 19 г. на пере­се­ле­ние в Сар­ди­нию8. В то вре­мя, как про­дол­жал­ся наплыв ино­стран­цев, чисто­кров­ное и сво­бод­ное насе­ле­ние Рима умень­ша­лось, глав­ным обра­зом, вслед­ст­вие посто­ян­но­го сме­ше­ния его с чужою и несво­бод­ной кро­вью. В 24 году, когда опа­са­лись ново­го раб­ско­го вос­ста­ния, в Риме осо­бен­но велик был страх перед без­мер­но раз­рас­таю­щим­ся чис­лом рабов «в то вре­мя, как чис­ло сво­бод­но­рож­ден­ных пле­бе­ев умень­ша­лось с каж­дым днем»9. Август, как уже гово­ри­лось, огра­ни­чил отпуск на волю и сове­то­вал сво­е­му пре­ем­ни­ку и сена­ту сле­до­вать его при­ме­ру, «чтобы не напол­нять с.230 город вся­ким сбро­дом»10. Несмот­ря на все это, чис­ло воль­ноот­пу­щен­ни­ков про­дол­жа­ло воз­рас­тать, и насе­ле­ние Рима все более и более пре­вра­ща­лось в пест­рую, хао­ти­че­скую мас­су, состо­яв­шую из самых раз­но­об­раз­ных эле­мен­тов и их бес­чис­лен­ных поме­сей.

Отпу­щен­ные на волю ино­стран­цы очень часто обла­да­ли боль­ши­ми богат­ства­ми. Они при­об­ре­та­ли себе эти богат­ства отча­сти служ­бою в знат­ных домах, где осо­бен­но гре­ки и уро­жен­цы Восто­ка уме­ли сде­лать­ся необ­хо­ди­мы­ми в доме лица­ми, снис­кать себе любовь гос­по­ди­на или вну­шить ему страх (в каче­стве посвя­щен­ных в его тяже­лые или позор­ные тай­ны)11 или же добить­ся бла­го­склон­но­сти гос­по­жи12; отча­сти же с помо­щью тор­го­вых и дру­гих пред­при­я­тий, кото­рые почти цели­ком нахо­ди­лись в руках этих дея­тель­ных и пред­при­им­чи­вых сынов Восто­ка. У Юве­на­ла бога­тый воль­ноот­пу­щен­ник, судя по дыр­кам в ушах — уро­же­нец Евфра­та, тре­бо­вал для себя пре­иму­ществ перед пре­то­ра­ми и три­бу­на­ми, так как пять его лавок дава­ли ему еже­год­ный доход в 400000 сестер­ци­ев13. Этот же поэт в дру­гом месте наме­ка­ет на то, каким обра­зом мог­ло быть поло­же­но осно­ва­ние подоб­но­му богат­ству, сооб­щая, что некий Гистер заве­щал все состо­я­ние сво­е­му воль­ноот­пу­щен­ни­ку14. Подроб­нее рас­ска­зы­ва­ет сам Три­маль­хи­он у Пет­ро­ния, как он маль­чи­ком был при­ве­зен из Азии в Рим и в про­дол­же­ние четыр­на­дца­ти лет был воз­люб­лен­ным сво­его гос­по­ди­на, но одно­вре­мен­но нахо­дил­ся в хоро­ших отно­ше­ни­ях с гос­по­жою; он наде­ет­ся, что его пой­мут, он не хочет хва­лить­ся, так как не при­над­ле­жит к чис­лу хва­сту­нов. По воле богов он стал, таким обра­зом, хозя­и­ном в доме; гос­по­дин назна­чил его сона­след­ни­ком импе­ра­то­ра и заве­щал ему сена­тор­ское состо­я­ние. Так как чело­век нико­гда ничем не может удо­воль­ст­во­вать­ся, то и он все-таки пустил­ся в раз­ные пред­при­я­тия; выстро­ил пять кораб­лей, нагру­зил их вином, кото­рое цени­лось тогда на вес золота, и отпра­вил их в Рим, но все они потер­пе­ли кру­ше­ние, и Неп­тун в один день погло­тил 30 мил­ли­о­нов сестер­ци­ев. Но он не рас­те­рял­ся, а выстро­ил дру­гие, луч­шие кораб­ли, нагру­зил их вином, салом, боба­ми, бла­го­во­ни­я­ми и раба­ми и за один транс­порт выру­чил десять мил­ли­о­нов, на кото­рые купил все поме­стья сво­его быв­ше­го гос­по­ди­на и посе­лил­ся на Неа­по­ли­тан­ском зали­ве, где он выстро­ил себе рос­кош­ный дом. Когда он стал бога­че все­го сво­его род­но­го горо­да, он пре­кра­тил все тор­го­вые пред­при­я­тия и толь­ко через сво­их воль­ноот­пу­щен­ни­ков про­дол­жа­ет еще вести денеж­ные дела. Он жела­ет, чтобы на его над­гроб­ной над­пи­си было рас­ска­за­но, что он начал с мало­го, а кон­чил боль­шим, оста­вил по себе 30 мил­ли­о­нов сестер­ци­ев и нико­гда не слы­шал ни одно­го фило­со­фа15. Рабы, отпу­щен­ные на волю вме­сте с Три­маль­хи­о­ном, тоже явля­ют­ся людь­ми, «заслу­жи­ваю­щи­ми поче­та». Один из них начал с того, что тас­кал вязан­ки дров на спине, а теперь вла­де­ет 800000 сестер­ци­я­ми; дру­гой, кредит кото­ро­го в насто­я­щее вре­мя силь­но подо­рван, вла­дел когда-то с.231 мил­ли­о­ном16. Все это, как и вооб­ще у Пет­ро­ния, спи­са­но с жиз­ни; менее все­го он пре­уве­ли­чи­ва­ет богат­ства воль­ноот­пу­щен­ни­ков. Уже Демет­рий, воль­ноот­пу­щен­ник Пом­пея, оста­вил после себя 4000 талан­тов (9430500 руб.)17. Дидим и Фило­мел, быв­шие в эпо­ху Доми­ти­а­на или неза­дол­го до это­го самы­ми бога­ты­ми людь­ми Рима, несо­мнен­но были преж­де раба­ми18. Богат­ство воль­ноот­пу­щен­ни­ков, без­вку­сие и наг­лость, с кото­ры­ми они поль­зо­ва­лись им, вошли в пого­вор­ку уже в нача­ле импе­рии. Сене­ка гово­рит про бога­то­го и необ­ра­зо­ван­но­го Каль­ви­сия Саби­на (кон­су­ла в 26 г. по Р. Хр.), что сво­им богат­ст­вом и обра­зом мыс­лей он похож на воль­ноот­пу­щен­ни­ка19. На сто­лах воль­ноот­пу­щен­ни­ков кра­со­ва­лись сосуды, «на выдел­ку кото­рых шел весь доход с сереб­ря­ных руд­ни­ков»20. В их банях нахо­ди­лось мно­же­ство ста­туй и колонн, кото­рые ниче­го не под­дер­жи­ва­ли и слу­жи­ли лишь для укра­ше­ния и уве­ли­че­ния рас­хо­дов; по рядам сту­пе­нек стру­и­лись бес­чис­лен­ные водя­ные пото­ки21. Сто­и­мость зер­ка­ла, перед кото­рым наря­жа­лись их доче­ри, пре­вы­ша­ла ту сум­му, кото­рую в преж­ние вре­ме­на полу­ча­ли доче­ри заслу­жен­ных мужей в при­да­ное от государ­ства22. Сво­ею сиба­рит­ской рос­ко­шью они мог­ли срав­нять­ся с самы­ми высо­ко­по­став­лен­ны­ми и знат­ны­ми лица­ми: поэто­му гру­бость их нра­вов, низость помыс­лов, неве­же­ство и наг­лость вызы­ва­ли еще боль­ше насме­шек и пре­зре­ния. Те люди, кото­рые неко­гда дро­жа­ли перед кну­том, кото­рые долж­ны пря­тать следы преж­них клейм под муш­ка­ми или уда­лять их с помо­щью уме­ю­щих мол­чать вра­чей23 (для чего Скри­бо­ний Ларг дает рецепт)24, теперь появ­ля­лись в бело­снеж­ной тоге, насто­я­щем пур­пу­ро­вом пла­ще из Тира, ярко-крас­ных баш­ма­ках из тон­чай­шей кожи, со свер­каю­щи­ми коль­ца­ми на паль­цах, с бла­го­ухаю­щи­ми воло­са­ми и вос­седа­ли в пер­вых рядах теат­ра Мар­цел­ла25. Глав­ным их наслаж­де­ни­ем было обна­ру­же­ние сво­ей гру­бой над­мен­но­сти перед луч­ши­ми людь­ми. Бога­тый воль­ноот­пу­щен­ник был в то вре­мя насто­я­щим типом низ­ко­го, бес­стыд­но­го и хваст­ли­во­го выскоч­ки. Зоил, кото­рый явля­ет­ся у Мар­ти­а­ла пред­ста­ви­те­лем это­го клас­са в Риме, как и Три­маль­хи­он Пет­ро­ния в сво­ей коло­нии, носит на паль­цах фун­то­вые коль­ца, почти такие же тяже­лые, как те, кото­рые он недав­но носил на ногах. Его носят на носил­ках необы­чай­ной вели­чи­ны; он при­тво­ря­ет­ся боль­ным, чтобы пока­зать сво­им гостям выпи­сан­ные из Егип­та подуш­ки в наво­ло­ках из насто­я­ще­го пур­пу­ра и ярко-крас­ные оде­я­ла. В про­дол­же­ние обеда он пере­оде­ва­ет­ся один­на­дцать раз; он услаж­да­ет себя чудес­ней­ши­ми блюда­ми и вина­ми, тогда как гостей его уго­ща­ют про­стой пищей и кис­лым вином, а когда он засы­па­ет за сто­лом, то все в почти­тель­ном мол­ча­нии долж­ны слу­шать его храп и могут толь­ко немы­ми кив­ка­ми голо­вы пить за здо­ро­вье друг дру­га26. «Кого подоб­ный пир может осчаст­ли­вить, — гово­рит поэт, — тот досто­ин нищен­ско­го хле­ба»27. Само­мне­ние этих людей несо­мнен­но с.232 уве­ли­чи­ва­лось еще вслед­ст­вие того могу­ще­ства, кото­рым поль­зо­ва­лись при дво­ре неко­то­рые люди их зва­ния, так как часть окру­жаю­ще­го их блес­ка пада­ла от них и на все сосло­вие. Сыно­вья их и вну­ки, как гово­ри­лось28, доби­ва­лись порою самых выс­ших долж­но­стей двух пер­вых сосло­вий, и уже в эпо­ху Неро­на родо­на­чаль­ни­ка­ми мно­гих всад­ни­че­ских и даже сена­тор­ских фами­лий были воль­ноот­пу­щен­ни­ки29.

Рядом с этой гру­бой гор­де­ли­во­стью, кото­рую обна­ру­жи­ва­ли раз­бо­га­тев­шие быв­шие рабы, встре­ча­лось так­же про­яв­ле­ние более бла­го­род­ной гор­до­сти, с кото­рой низ­ко­рож­ден­ные, но дель­ные и само­уве­рен­ные сво­бод­ные люди отно­си­лись к неспо­соб­ной и испор­чен­ной ари­сто­кра­тии. В эпо­ху непо­ко­ле­би­мо­го вла­ды­че­ства ари­сто­кра­тии Цице­рон осме­ли­вал­ся лишь очень роб­ко заме­тить, что и сред­нее сосло­вие может иметь одно пре­иму­ще­ство перед ари­сто­кра­ти­ей: «Ари­сто­кра­тия, — гово­рит он, — и в доб­ре и в зле слиш­ком уж выхо­дит за гра­ни­цы обыч­но­го, так что чело­век наше­го кру­га в этом отно­ше­нии не может тягать­ся с ними»30. Две­сти лет спу­стя, когда ари­сто­кра­тия была при­дав­ле­на монар­хи­ей, Юве­нал более уве­рен­но под­чер­ки­вал цен­ность сред­них и низ­ших клас­сов. Что было бле­стя­щее родо­слов­ной Кати­ли­ны и Цете­га, кото­рые, точ­но потом­ки гал­лов, дер­жа­ли нагото­ве горя­щие факе­лы для домов и хра­мов Рима. Но кон­сул Цице­рон, этот «новый чело­век» из Арпи­на, не знаю­щий пред­ков, раз­бил их замыс­лы; того, кто недав­но еще в Риме был ничем иным, как всад­ни­ком из муни­ци­пия, сво­бод­ный Рим назвал отцом оте­че­ства. Еще дру­гой муж из Арпи­на, устав от работы на чужих полях, зара­ба­ты­вал себе хлеб, трудясь в горах воль­сков; будучи впо­след­ст­вии цен­ту­ри­о­ном, он потря­сал суч­ко­ва­той пал­кой из вино­град­ной лозы, когда сол­дат, работая над построй­кою укреп­ле­ний, лени­во взма­хи­вал топо­ром. Но в каче­стве кон­су­ла он все-таки усто­ял перед кимб­ра­ми и один спас город в мину­ту наи­выс­шей опас­но­сти. Его кол­ле­га, при­над­ле­жав­ший к выс­шей ари­сто­кра­тии, удо­сто­ил­ся поэто­му толь­ко вто­ро­го лав­ра, когда на место бит­вы с кимб­ра­ми поле­те­ли воро­ны, еще не садив­ши­е­ся на такие огром­ные тру­пы. Мно­го пле­бей­ско­го было в душах Деци­ев, пле­бей­ским было и их имя, и все же под­зем­ные боги при­ня­ли их, как иску­пи­тель­ную жерт­ву за все вой­ско. Послед­ний хоро­ший царь Рима был сыном рабы­ни; сыно­вья кон­су­ла Бру­та пре­да­тель­ски откры­ли ворота изгнан­ным тира­нам, но раб открыл изме­ну. Как бы вы не пре­воз­но­си­ли ваше родо­вое дре­во, ваш пер­вый пред­ок был все-таки пас­ту­хом или раз­бой­ни­ком, нашед­шим себе убе­жи­ще в при­юте Рому­ла31. Непри­стой­ные анда­луз­ские пляс­ки и пес­ни, — гово­рит тот же поэт, — недо­пу­сти­мые в скром­ном доме, нахо­дят себе место в рос­кош­ных двор­цах бога­чей. Игра в кости и пре­лю­бо­де­я­ние, счи­таю­щи­е­ся позор­ны­ми для низ­ких, для чело­ве­ка знат­но­го явля­ют­ся толь­ко рез­во­стью и шало­стью32, выс­шая с.233 ари­сто­кра­тия про­ща­ет себе то, что опо­зо­ри­ло бы баш­мач­ни­ка»33. «Сре­ди низ­ших клас­сов наро­да, — гово­рит­ся в дру­гом месте, — ты най­дешь крас­но­ре­чи­вых людей, кото­рые ведут про­цес­сы неве­же­ст­вен­ной зна­ти; из наро­да выхо­дят те, кото­рые рас­пу­ты­ва­ют узлы пра­ва и раз­га­ды­ва­ют загад­ки зако­на. Моло­дежь их, све­ду­щая в воен­ном деле, отправ­ля­ет­ся за Евфрат и к орлам, что сто­ро­жат укро­щен­ных бата­вов, в то вре­мя, как лица, кото­рым нечем похва­лить­ся, как толь­ко бес­ко­неч­ным рядом пред­ков, напо­ми­на­ют собою без­ру­кие гер­мы34; высо­кое поло­же­ние в жиз­ни ред­ко сов­ме­ща­ет­ся со здра­вым умом»35.

Но из всех этих отры­воч­ных фак­тов и ука­за­ний, при­веден­ных в этом очер­ке, нель­зя все-таки соста­вить себе пол­но­го пред­став­ле­ния о том, как и из низ­ших сло­ев обще­ства посте­пен­но все выше и выше поды­ма­лись мощ­ные эле­мен­ты, тогда как бес­силь­ные пада­ли свер­ху до само­го дна, и как все три сосло­вия, все вре­мя изме­ня­ясь и бес­пре­стан­но пере­ли­ва­ясь, обме­ни­ва­лись до неко­то­рой сте­пе­ни сво­им содер­жа­ни­ем.

ПРИМЕЧАНИЯ


  • 1Све­тон., «Цез.», гл. 42.
  • 2Mom­msen, «L. col. Ge­ne­ti­vae», «Eph. ep.», II, 133.
  • 3Стра­бон, VIII, 6, 23.
  • 4Лукан, VII, 405.
  • 5Ювен., 3, 58 слл.
  • 6Афин., I, 36.
  • 7Иосиф, «Древн.», XVII, 11, 1.
  • 8Тац., «Анн.», II, 85. Исклю­чи­тель­но евре­ев назы­ва­ет Све­тон. «Тибер.», гл. 36. Иосиф, «Древн.», XVIII, 3, 5.
  • 9Тац., «Анн.», IV. 27.
  • 10Дион, LVI, 33.
  • 11Дио­нис. Галик., IV, 24.
  • 12Мар­ти­ал. VII, 64 (ср. стр. 154, 14 и 155, 1). Плин., «N. h.» XXXIV, 11 (стр. 154, 14).
  • 13Ювен., I, 104—106.
  • 14Ювен., 2, 58. Ср. выше, стр. 155, 1.
  • 15Пет­рон., гл. 76. Ср. 29 и 71.
  • 16Пет­рон., гл. 38.
  • 17Плу­тарх, «Помп.», гл. 2.
  • 18Мар­ти­ал, III, 31. Ср. III, 93, 22. IV, 5, 10.
  • 19Сене­ка, «Письм.», 27, 5. Мар­ти­ал, V, 13, 6.
  • 20Тер­тулл., «Апол.», гл. 6.
  • 21Сене­ка, «Письм.», 86, 7.
  • 22Его же, «Quaest. nat.», I, 17, 10.
  • 23Мар­ти­ал, VI, 64, 26. X, 56, 6.
  • 24Скриб. Ларг, 231.
  • 25Март., II, 29.
  • 26Март., II 16, 19, 42, 58, 81. III, 29, 82. IV, 77. V, 79. VI, 91. XI, 12, 30, 37, 54, 85, 92. XII, 54.
  • 27Март., II, 19.
  • 28См. выше, стр. 111, 8.
  • 29Hirschfeld, «Verwal­tungsb.», стр. 301. Если про­смот­реть фами­лии всад­ни­че­ской ари­сто­кра­тии, кото­рые мы нахо­дим в спис­ке адми­ни­ст­ра­тив­ных чинов­ни­ков от Авгу­ста до Дио­кле­ти­а­на, мы най­дем мно­же­ство импе­ра­тор­ских родо­вых имен, на осно­ва­нии чего можем заклю­чить, что боль­шин­ство этих семей про­ис­хо­ди­ло от импе­ра­тор­ских воль­ноот­пу­щен­ни­ков.
  • 30Цицер., «за Квинкт.», 8, 31.
  • 31Ювен., 8, 231—275.
  • 32Ювен., 11, 162—176.
  • 33Ювен., 8, 181 слл.
  • 34Ювен., 8, 39—55.
  • 35Ювен., 8, 73.
  • ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО РИМА
    1341515196 1303242327 1335253318 1350993210 1350994111 1350994610