Картины из бытовой истории Рима
в эпоху от Августа до конца династии Антонинов.
Часть I.
Перевод под редакцией Ф. Зелинского, заслуженного профессора Санкт-Петербургского Университета и С. Меликовой, преподавательницы Санкт-Петербургских Высших Женских Курсов.
Постраничная нумерация примечаний в электронной публикации заменена на сквозную.
с.219
Наконец, во все времена в Риме должно было быть очень велико число лиц, живших так называемой клиентской службой; некоторые делали из нее свою исключительную профессию, другие занимались одновременно каким-нибудь другим делом. Рисуя настроение Рима после смерти Нерона, Тацит из всей массы населения упоминает только два класса: чернь, привыкшую к театру и цирку, и неиспорченную еще часть народа, отличающуюся приверженностью к знатным семьям, а именно: клиентов и вольноотпущенников изгнанных и осужденных лиц1. Хотя деление всего народа на эти два только класса и неправильно и недостаточно, но из него можно заключить о большой распространенности клиентелы; она является настолько характерным для тогдашнего Рима явлением, что заслуживает с.220 особого рассмотрения. С первоначальной клиентелой у нее не осталось ничего общего, кроме имени. Первая из них, представлявшая собою священное и всеми уважаемое учреждение, основывалась на пиетете, вторая — на договоре. Клиент времени ранней республики был верным приверженцем, даже — как это рисуется у Энния — доверенным своего патрона, который помогал ему делом и советом и выступал в качестве его защитника и ходатая. Клиент императорской эпохи являлся одним из фигурантов в свите своего «господина» или «царя», которому очень мало платили и которого презирали.
В последние годы республики клиентела не совсем еще утратила свои прежние черты, как об этом свидетельствует описанное у Горация отношение между консуларом Л. Марцием Филиппом и Вольтеем Менатом. Консулар, которому бросилась в глаза личность Вольтея, собирает о нем сведения и, узнав, что он, хотя и низкого происхождения, но безупречный во всех отношениях и жизнерадостный человек, старается привлечь его в свой дом, надеясь, что общество его и беседы с ним дадут ему возможность отдохнуть и рассеяться от своих бесчисленных дел. Он делает его своим постоянным сотрапезником и спутником во время путешествий и с помощью подарка и ссуды старается обеспечить его существование, хотя и в довольно скромных размерах2. Но подобные близкие отношения между патроном и клиентом и наоборот стали понемногу исчезать по мере того, как стало возрастать число клиентов каждого отдельного дома, а связь между ними и патроном принимать все более и более внешний характер. Еще из эпохи республики3 сохранился обычай, чтобы каждый более или менее выдающийся человек окружал себя свитой, величина и значительность которой зависели от положения и состояния данного лица, о которых, в свою очередь, можно было по ней заключить. Свита эта наполняла каждое утро его атрий и всюду сопровождала его, когда он появлялся публично; назначение ее состояло в том, чтобы как можно пышнее и внушительнее обставить его появление. С течением времени обычай этот стал настолько общим явлением, что даже небогатые деловые люди должны были ради кредита держать при себе некоторое число клиентов, которые окружали их носилки4. Ввиду решительного отвращения римлян к малому, но честному труду5, наплыв желающих заняться этим делом стал возрастать, уже начиная со времени первой империи. Большое количество нуждающихся лиц за маленькое вознаграждение готово было составить и увеличить свиту и придворный штат богатых и знатных людей6. За ряд определенных услуг они получали определенное вознаграждение, состоявшее, главным образом, из угощения или денег на пропитание. Постоянно возраставшая конкуренция, без всякого сомнения, уменьшала и без того уже незначительную плату клиентам и вообще ухудшала их положение. В эпоху Мартиала и Ювенала клиенты жаловались на то, что великие мира сего стали суровыми и скупыми и плохо с.221 обращаются со своими смиренными «друзьями», и восхваляли щедрость и снисходительность Меммиев и Пизонов, Котты7 и Сенеки «в доброе старое время»8. Любовь к роскоши и щедрость знатных аристократических домов, действительно, перестали теперь быть тем, чем они были когда-то9. Но когда слышишь подобные жалобы на ухудшение времени, всегда является вопрос, не рисуется ли прошлое в памяти людей в слишком уж ярких красках. По крайней мере, одному современнику этих столь знаменитых людей и тогда уже положение клиентов казалось довольно жалким10.
Клиенты, кроме постоянного вознаграждения, независимо от того, состояло ли оно из денег или угощения, при случае пользовались еще и другими. К этим случайным наградам относится, например, приглашение к столу господина, когда последний, если одно место за столом оказывалось пустым, после долгого времени вспоминал о забытом им приверженце. Такое вознаграждение за долговременную службу очень высоко ценилось и той и другой стороной11. От поры до времени клиенты получали также подарки: сношенный плащ12, тогу, стиравшуюся не более трех или четырех раз, иногда и несколько тысяч сестерциев13 (во всех тех случаях, когда Мартиал говорит о скупости богатых по отношению к бедным друзьям, он имеет в виду клиентелу) или несколько моргенов земли14; этот последний дар жаловался, по всей вероятности, как окончательная награда за долголетнюю службу. Номентанское именьице Мартиала было, должно быть, тоже подарком патрона (может быть, из наследства Сенеки)15. В одном из позднейших, написанных в Риме, стихотворений он изощряется в смешных преувеличениях минимальных размеров именьица, подаренного ему его другом Лупом16. Оно меньше того куска земли, на котором он разводит цветы перед своим окном; крыло цикады может покрыть его; огурец не мог бы уместиться на нем; урожай с него едва наполняет раковину улитки, вино — скорлупу ореха и т. д.17. Некоторым лицам казалось более целесообразным делать старых, отслуживших клиентов надсмотрщиками своих имений; одного из тех «платных батраков», как говорит Колумелла, «который больше не желает нести своей ежедневной службы» и ничего не смыслит в том деле, которое ему поручается18. Патрон давал иногда своим клиентам и вольноотпущенникам даровую квартиру19. Всякие вспоможения с его стороны, вроде ссуд, поручительства, судебной защиты и другого рода заступничества считались в порядке вещей и в большинстве случаев и оказывались им20. Петея Трасею обвинитель его упрекал в том, что он, пропуская важные заседания сената, занимается частными делами своих клиентов21. Но заработок клиентов был, несмотря на все это, очень скуден. Некоторые должны были питаться исключительно обещаниями, и только двое или трое могли действительно прокормиться, с.222 посещая атрии; вся же остальная масса бледнела от голода22. Но, несмотря на все это, постоянно можно было найти людей, готовых на эту службу даже у таких лиц, которые не только не могли предоставить им каких-нибудь выгод, но и сами ничего не имели. «Сколько глупости скрывается в Риме за тогой!» — восклицает тот же поэт23.
Скудная поденная плата, в эпоху Мартиала 6¼ сест. (сумма, которую давали на чай рабу24 и которой вместе с другими доходами клиентам едва хватало на пропитание)25, зарабатывалась целым рядом тяжелых услуг, среди которых самой трудной и самой необходимой было ежедневное посещение «господина» или «царя» рано утром, так как ежедневно наполняющийся атрий считался одним из главнейших требований в знатном доме26. Утреннее посещение происходило в первом и втором часу дня. В виду того, что клиенты должны были являться вовремя и охотнее приходили до впуска, чем опаздывали, и так как многие приходили издалека, то они в большинстве случаев должны были пускаться в путь еще до рассвета (чтобы, как говорит Мартиал, ночью посетить друзей, которые не отвечают на визиты)27, не имея возможности ни выспаться, ни поесть28. «Когда блеск светил начинает гаснуть, — говорит Ювенал, — или когда еще медленные колесницы Боота двигаются на небе, бедный клиент уже должен оторваться от сна; второпях он забывает завязать башмаки, опасаясь, как бы армия посетителей не закончила до него своего кругообращения»29. Особенно трогательно жалуется Мартиал: за свои маленькие стихотворения он ведь ничего большего не требует, как позволения выспаться30. Ввиду того, что это его желание не могло исполниться, и вообще все бесконечные труды и заботы, которые приносила ему жалко оплачиваемая служба, заставили его, наконец, покинуть Рим; на своей родине он вновь нашел отдых и сон31. — Некоторым неудобством являлось также требование, чтобы клиент являлся к своему патрону не иначе, как в парадной и праздничной одежде, в тоге; этот жаркий и тяжелый шерстяной плащ стал в эпоху монархии выходить вообще из употребления и превратился, наконец, в отличительную одежду клиентов. Для человека бедного приобретение ее было сопряжено с большими расходами (в течение одного лета можно было износить четыре или больше таких тог)32. В этой столь проклинаемой ими тоге они, как было уже сказано, еще до рассвета с первыми петухами пускались в путь; на улицах они в такое раннее время почти никого не встречали, кроме булочников, выкрикивавших свой товар, их первых покупателей, мальчиков с фонарями в руках, отправлявшихся в школу33, и порою ночных гуляк, возвращавшихся с затянувшейся пирушки34. Никакая погода не могла удержать их дома, ни свистящий северный ветер, ни с.223 град, ни даже снежная метель35, считавшаяся обыкновенно достаточным поводом для отказа от приглашения36. Сюда следует еще отнести уличную грязь37, дальние расстояния38 (многие клиенты должны были поспеть в одно утро в несколько домов), а когда начиналась шумная уличная жизнь, то на каждом шагу препятствия и опасности, грозившие пешеходам в узких и извилистых улицах от тяжело навьюченных телег39. Ежедневного повторения всех затруднений было достаточно, чтобы сделать подобный образ жизни невыносимым; в одном стихотворении Мартиала, клиент, уставший от утренних посещений, притворяется больным подагрой40.
Утреннее посещение было самой важной обязанностью клиентов: их поэтому и называли «утренними посетителями» (salutatores), а по одежде — «носителями тоги» (togati). У многих служба отнимала большую часть дня и длилась порою до вечера, так как они должны были находиться в свите своего господина во время всех его публичных появлений. Они должны были идти впереди или позади его носилок41, сопровождать его во время всех его визитов (порою к десяти старухам)42 и сопутствовать ему, наконец (иногда это бывало в десятом часу дня), до терм Агриппы, в то время, как сами они собирались отправиться в термы Тита, до которых было еще полчаса ходьбы43. Они обязаны были прокладывать для него дорогу через толпу, порою бранью и толчками44. Если господин их собирался в деревню или намеревался путешествовать, то они должны были быть наготове, чтобы занять пустое место в его экипаже45. Если он читал вслух свои стихотворения, то они должны были подавать слушателям сигнал к выражению своего одобрения вставанием и восторженными жестами46. Если ему случалось говорить в суде, то «толпа в тоге» кричала ему «браво», что являлось, по словам Мартиала, доказательством доброкачественности кухни патрона, а не его речи47. Они хвалили все, что он говорил или делал и были всегда смиренны и подобострастны48. У вспыльчивого оратора Целия Руфа обедал однажды клиент, отличавшийся своим терпением, но и ему стоило большого труда воздержаться от ссоры. Его постоянные «да» наконец надоели Целию, и он крикнул: «Да возрази же хоть слово, а то не заметно, что здесь находятся двое!»49. Служба клиентов была не всегда безопасна. Ими порою пользовались как орудием для выполнения разных замыслов и заговоров, неудача или обнаружение которых могли погубить всех участников. Юния Силана воспользовалась в 55 г. услугами своих клиентов, Итурия и Кальвисия, чтобы навлечь подозрение Нерона на Агриппину, якобы стремившуюся к власти. Замысел не удался: Силана с.224 была сослана, оба ее клиента осуждены на изгнание50. В Помпеях мы видим, как клиенты перед выборами на городские должности вели в пользу своих патронов усиленную агитацию51. Клиенты знатного дома объединялись порою с целью почтить своего патрона сооружением его статуи в его атрии52.
Клиенты должны были сносить обиды не только от своих господ, но и от их рабов. Колумелла называет их профессию лживым расставлением сетей «платного посетителя», который ходит у порога великого мира сего и понаслышке составляет себе предположительное мнение относительно того, хорошо ли спал его царь. Вопрос его о том, что происходит внутри, не удостаивается ответа со стороны рабов, и часто ему приходится, будучи отвергнутым прикованным привратником, ждать поздней ночью перед негостеприимной дверью53. Если же у клиентов было дело, не терпящее отлагательства, и если им не хотелось быть отосланными под обычным предлогом, что господина нет дома54 или что он бреется, или что он торжественно прячет волосы впервые остриженного любимца-раба, то им приходилось подкупать прислугу, и сбережения разодетых рабов пополнялись деньгами более бедных клиентов, которые должны были зарабатывать их в поте лица55. Рабы, между прочим, поговаривали и о своих собственных клиентах56. Улучив удобную минуту и проскользнув через полуотворенную дверь57, клиенты внутри дома должны были вступать в борьбу с надменностью других, более важных рабов («гордость докладчика и сморщенный лоб камердинера»)58, и снова напрягать все свои силы, чтобы быть, наконец, допущенными. Господин дома принимал обыкновенно только утреннее приветствие «толпы» в заранее определенном порядке, сам же не открывал даже рта, чтобы ответить на него59. «Как много таких, — говорит Сенека, — которые под влиянием вчерашнего похмелья и еще полусонные, полуоткрыв рот при имени, слышанном тысячи раз, с надменным зевком обращаются к тем беднякам, которые, прервав свой сон, дожидались его пробуждения»60. Если господину случалось вспомнить имя смиренного посетителя, то это считалось уже большим снисхождением с его стороны61. Клиент же не смел обращаться с патроном иначе, как с глубочайшей почтительностью и называя его «господином» и «царем»; в противном случае он навлекал на себя его немилость и лишался ожидаемой награды62. «Дружба» патрона в лучшем случае выражалась в том, что он совсем не стеснялся в присутствии клиента63. Даже многолетняя служба не могла изменить этих отношений64. «Счастливые друзья» умели только сердиться65, что было для них очень выгодно, так как ненависть обходилась им дешевле, чем подарки66. Потеря клиента не имела для знатных римлян никакого значения67; своею слишком большою услужливостью они порою становились с.225 в тягость патрону68. Само собою разумеется, что, требуя покорности, патрон не мог рассчитывать на любовь69.
Самые большие унижения клиенты претерпевали за столом патрона, что очень пространно описывается у Ювенала в его пятой сатире; возможно, что в частностях он сгустил краски, но в общем его описание верно, за это говорит совпадение со свидетельством Мартиала и других писателей. Клиентов, как и других мелких сотрапезников, вроде вольноотпущенников, во многих домах угощали иначе, чем хозяина и равных ему по званию гостей. Кушанья, напитки, посуда и прислуга были разные, и клиентам всячески старались дать почувствовать, какая разница между ними и почетными гостями70. Плиний Младший предостерегает одного юного друга от подобного смешения роскоши и скупости, виденного им недавно во время одного пиршества, где, между прочим, подавались три различных сорта вина: для хозяина и его гостей, для «неважных друзей» и для вольноотпущенников. На замечание Плиния, что у него в доме всем, даже вольноотпущенникам, подается за столом одно и то же вино, сосед его заметил, что это должно ему дорого обходиться. На это Плиний ответил, что он ошибается, так как не вольноотпущенникам подается то вино, которое стал бы пить он, а он сам пьет то же, что и они71. У Мартиала патрон угощается лукринскими устрицами, лучшими грибами, камбалой, жирной горлицей или дроздом, клиент же — водянистыми раковинами, подорешниками, плохой рыбкой и умершей в клетке сорокой. Клиент пьет сабинское вино нынешнего года из стеклянного кубка, патрон — старое вино из кубка из мирры; «ему для того подается непрозрачный кубок, — замечает Мартиал, — чтобы нельзя было заметить разницы в качестве вина»72. А богачи еще удивляются, что не существует больше друзей, вроде Ореста и Пилада! Но ведь Орест и Пилад ели и пили то же самое! Если они хотят добиться любви, — заканчивает он тем же советом (стоика Гекатона), который давал и Сенека, — они должны сами обнаруживать любовь73. Подобным же образом рисует угощение клиентов и Ювенал. Хозяин дома пил из роскошных сосудов; если такой же доверялся и клиенту, то рядом с ним стоял сторож, который считал драгоценные камни на кубке и следил за движением пальцев гостя; иногда гостю подавали даже глиняный и разбитый горшок. Хозяину прислуживал цвет молодежи Малой Азии, клиенту — скороход-африканец или мавр с костлявым кулаком, которого жутко встретить ночью на большой дороге. Ему трудно дозваться рабов, которые сердятся на то, что они должны слушаться старого клиента, который может требовать и лежать в то время, как они должны стоять. Они подают ему черствый, заплесневелый хлеб; нежный и белый пшеничный хлеб остается для господина. Если клиент осмелится притронуться к нему, то раздается крик: наполняй себе желудок хлебом из твоей корзины! Господину подают лангуст с крупной спаржей и лучшим маслом, клиенту же простую рыбу из Тибра и масло, пахнущее с.226 лампой. Он не смеет пить за здоровье господина и, если осмелится самовольно открыть рот, то ему грозит опасность быть выгнанным; в то же время он должен терпеливо переносить относящиеся к нему унизительные насмешки хозяина и его гостей74. Автор похвальной оды в честь Пизона говорит тоже, что бедным клиентам очень часто приходилось этой ценой зарабатывать себе скудное вознаграждение, и восхваляет дом своего благодетеля за то, что в нем не раздаются оскорбления, вызывающие взрывы хохота75. Еще в V веке галльский епископ Валериан выражает свое возмущение по поводу того, что бедным гостям подают за столом разбитую посуду, дергают их за бороды, вытаскивают у них стулья и натравляют их друг на друга, чтобы дракою развеселить хозяина дома76.
Случайные упоминания о жизни клиентов, которые встречаются у Эпиктета, вполне соответствуют описаниям Ювенала и Мартиала. Он указывает на «суетню и утренние посещения», как на характерное для Рима явление. Он советует хладнокровно относиться к тому, если не позовут на пир, если обойдут за столом и во время посещений или во время заседаний. За каждое преимущество нужно отплачивать утренними посещениями, сопровождением и лестью. Кто желает получить доступ в дом знатного лица, должен рассчитывать на то, что ему могут отказать, закрыть перед ним дверь, и что хозяин дома не почтит его своим вниманием. Эпиктет сообщает также, что некоторые знатные люди заставляют просителей целовать их руки77.
Что касается сведений о жизни и службе клиентов во II веке, то они только случайны и отрывочны; по всей вероятности, и то и другое в общем не изменилось. Перемена, происшедшая в положении аристократии после Нерона, падение и уменьшение числа старой знати, усиливающееся значение новых фамилий, родом из муниципий и провинций, едва ли были в состоянии более или менее значительно повлиять на положение клиентов. У нас нет оснований для предположения, что число богатых и знатных семей во II и III вв. понизилось сравнительно с I в., и нет никакого сомнения, что люди сенаторского сословия, хотя бы и принадлежавшие к новой аристократии, могли предоставлять клиентам в силу своей власти, богатства и влиятельности такие же выгоды, как и представители старейших и благороднейших родов. Требования, предъявляемые к клиентам, были все те же самые. Фронтон говорит, что сенатор Гавий Клар неусыпным образом оказывал ему с детства услужливость, какую обнаруживают по отношению к патрону клиенты или верные и старательные вольноотпущенники78. Гален дает предписания79 тем лицам, которые не избрали себе спокойного образа жизни, а с рассветом должны отправляться к дверям сильных мира сего, которые не могут избегнуть того, чтобы потеть и затем простужаться, которые должны присутствовать при купании других и сопровождать их до дому, а затем второпях купаться самим и отправляться к обеду80. Тертуллиан неоднократно говорит о позорной с.227 терпеливости, которую обнаруживают рабы желудка, пользуясь постыдным покровительством богатых хозяев81. Судя по описаниям Лукиана в «Нигрине», можно даже заключить, что пропасть, разделявшая клиента и патрона, еще более расширилась, так что рабское смирение, с одной стороны, и высокомерное презрение — с другой, еще резче бросались в глаза. Но ввиду риторической окраски этого произведения, на него нельзя вполне положиться. Во всяком случае, положение и образ жизни клиентов в общих чертах остались такими же, как и в I в. Они встают в полночь, бегают по всему городу, рабы прогоняют их от дверей, и они должны сносить бранные слова, вроде собаки, льстеца и т. п. Богачи же блистают в пурпуровых одеждах, протягивают свои пальцы вперед, чтобы видны были кольца, и вообще отличаются безвкусной и напыщенной роскошью. Приближающиеся должны удовольствоваться их немым взглядом и словами, обращенными к ним кем-нибудь из свиты. Самые надменные допускают даже коленопреклонения совсем так, как этого требует обычай в Персии: подходящие к ним должны нагибаться и издали уже унижать свою душу, выражая состояние ее соответствующими телодвижениями. Они должны целовать им правую руку или грудь, и этим самым они вызывают уже зависть тех, кто не удостоился этой же чести. Наградой служило унизительное угощение, во время которого гости порою бывали вынуждены пить до опьянения, и в этом состоянии они выдавали тайны, а затем отправлялись домой, проклиная и пир, и скупость, и презрительное к ним отношение. Затем их можно было увидеть на углах улиц, мучимых рвотою или вступающих в драку перед дурными домами. На другой день большинство лежало в постели и приглашало врача; но были и такие, которые не успевали даже болеть.
Большая часть лиц, избирающих себе это недостойное занятие, действительно, принадлежала к низшим классам общества, это были «люди в дырявых плащах», как говорит Ювенал82. Вольноотпущенники, в большинстве случаев, становились клиентами своего бывшего господина. Среди них находились и солдаты, это можно заключить из того, что Клавдий запретил солдатам являться в качестве посетителей в дома знатных, имея, конечно, в виду господствовавшие в то время обычаи, которые казались ему до некоторой степени опасными для престола83. И Лукиан говорит о массе солдат, которые во время посещений не дожидаются очереди на своем месте, а проталкиваются вперед84. Многие лица, жившие когда-то в лучших условиях, а затем опустившиеся, коротали свой век в качестве клиентов. Об обоих вышеупомянутых клиентах Юнии Силаны, Итурии и Кальвисии, говорится, что они, прожив все свое состояние, согласились исполнить требование своей патронессы и принять участие в обвинении Агриппины85. Нужда заставляла и образованных людей смешиваться с толпою, исполнявшей обязанности клиентов в знатных домах, как например, стоика П. Эгнатия Целера (сначала клиента, потом обвинителя с.228 Бареи Сорана)86, Мартиала (принадлежавшего к сословию всадников) и юного автора похвальной оды в честь Пизона. Мы можем верить ему, когда он говорит, что дома, выбиравшие себе клиентов из людей образованных, представляли собою исключение из общего правила; таковым является дом его благодетеля. Приверженцы этого дома были сведущи в искусстве и науках и вообще заботились о своем образовании. Пизону не нравилась толпа грубых и неуклюжих клиентов, которые в состоянии предложить только жалкие услуги и ничего большого не умеют, как идти перед господином и прокладывать ему дорогу в толпе. Дом его не принадлежал поэтому к числу тех, в которых с презрением относятся к незнатному другу и надменно попирают ногою клиента.
Но и для патронов институт клиентов бывал порою в тягость, особенно в прежнее время, когда они представляли собою нечто большее, чем платных приспешников. Многие патроны, «не имея ни одной свободной минуты от окружавшей их толпы клиентов»87, спасались, по совету Горация, через заднюю дверь, в то время, как все ожидали их в атрии88; подобный поступок Сенека считал более негуманным, чем отказ89. Они надоедали патрону своими делами и попрошайничеством90; в силу роковой словоохотливости они разбалтывали тайны его дома91. За столом его они вели себя непристойным образом, вступали даже в драку с его вольноотпущенниками92. Во время сатурналий, в Новый Год и в день рождения патрона93 они приносили маленькие подарки, как например, салфетки, ложки, восковые свечи, бумагу, корзиночку с дамасскими сливами, но все это были «удочки», которыми они намеревались выудить большие подарки94. «Бедняк, — говорит Мартиал, — великодушнее всего по отношению к своему богатому другу тогда, когда он ему ничего не дарит». Но ответные подарки не всегда соответствовали лелеемым надеждам; «патрон очень редко дарил золотою монетой»95. Вместо расписки в уплате его квартирных денег за год, на что клиент сильно надеялся, он получал, может быть, бутылку вина, зайца или дичь96. Рабы утаивали иногда часть подарка или приносили его целой гурьбой, и каждый требовал для себя вознаграждения97. «Восемь коренастых носильщиков, — говорит Мартиал, — принесли ему в дом во время сатурналий массу вещей, общая стоимость которых не равнялась даже тридцати сестерциям: насколько легче было бы одному парню принести пять фунтов серебра»98. Помимо всего этого, бедняк обязан был восхвалять подарок богача в то время, как его собственный с презрением отбрасывался в сторону. По случаю праздников сатурналий, когда всех клиентов угощали за раз, Лукиан дословно повторяет все жалобы Ювенала на угощение и обращение с клиентами99 за столом патрона, но сознается в том, что и клиенты, со своей стороны, давали своим поведением достаточный повод к жалобам.
ПРИМЕЧАНИЯ