Мифы древней Греции

с.182

72. МЕЛАМП

a. Мини­ец Меламп был вну­ком Кре­тея и жил в мес­сен­ском Пиле. Он был пер­вым смерт­ным, наде­лен­ным бога­ми даром про­ро­че­ства, пер­вым вра­че­ва­те­лем, пер­вым стро­и­те­лем хра­мов Дио­ни­са в Гре­ции и пер­вым, кто стал раз­во­дить вино водой¹.

b. Его брат Биант, к кото­ро­му Меламп был креп­ко при­вя­зан, влю­бил­ся в свою двою­род­ную сест­ру Перо, одна­ко тре­бо­вать ее руки яви­лось так мно­го жени­хов, что отец ее — Нелей — обе­щал отдать Перо тому, кто доста­вит ему пре­крас­ных быков царя Фила­ка. Филак любил сво­их быков боль­ше все­го на све­те (после сво­его един­ст­вен­но­го сына — Ифик­ла) и сто­ро­жил их сам, а в дозо­ре ему помо­гал недрем­лю­щий и непод­ступ­ный пес.

c. К это­му вре­ме­ни Меламп научил­ся пони­мать язык птиц, посколь­ку уши ему дочи­ста выли­зал бла­го­дар­ный выво­док моло­дых змей, чуть не уби­тых его же слу­га­ми. Роди­те­лей этих змей Меламп похо­ро­нил со всем над­ле­жа­щим бла­го­че­сти­ем. Кро­ме того, Апол­лон, кото­ро­го он встре­тил одна­жды на бере­гу реки Алфей, научил его гадать по внут­рен­но­стям жерт­вен­ных живот­ных². Вот бла­го­да­ря этим спо­соб­но­стям Мелам­пу и уда­лось узнать, что тому, кто попы­та­ет­ся украсть этих быков, отда­дут их в пода­рок, но до это­го угон­щи­ку ста­да при­дет­ся отсидеть год у Фила­ка в пле­ну. Посколь­ку Биант был про­сто в отча­я­нии, Меламп решил посе­тить коров­ник Фила­ка под покро­вом ночи. Но сто­и­ло ему толь­ко поло­жить руку на коро­вий бок, как сто­ро­же­вой пес уку­сил его за ногу, и спав­ший на соло­ме Филак проснул­ся, схва­тил вора и зато­чил его в тем­ни­цу. Дру­ги­ми сло­ва­ми, все про­изо­шло имен­но так, как пред­ска­зал Меламп.

d. Вече­ром того дня, когда испол­нял­ся ров­но год его заклю­че­ния, Меламп под­слу­шал раз­го­вор двух чер­вей-дре­воточ­цев, сидев­ших на ухо­див­шей в сте­ну бал­ке пря­мо над его голо­вой. Один с уста­лым вздо­хом про­из­нес: «Сколь­ко еще дней нам при­дет­ся грызть ее, брат»?
Дру­гой червь с наби­тым опил­ка­ми ртом отве­тил: «Мы непло­хо про­дви­га­ем­ся, и если не будем тра­тить вре­мя на пустые раз­го­во­ры, то бал­ка упа­дет зав­тра утром на рас­све­те».

Меламп тут же закри­чал: «Филак, Филак, умо­ляю, пере­веди меня в дру­гой под­вал!» Хотя Филак и посме­ял­ся над объ­яс­не­ни­я­ми Мелам­па, но в прось­бе ему не отка­зал. Когда бал­ка, как и было пред­ска­за­но, упа­ла, при­да­вив жен­щи­ну, кото­рая помо­га­ла выно­сить постель, Филак поди­вил­ся тако­му пред­виде­нию Мелам­па. «Я пода­рю тебе сво­бо­ду и быков, — ска­зал он, — если ты изле­чишь мое­го сына Ифик­ла от муж­ской сла­бо­сти».

e. Меламп согла­сил­ся. Преж­де все­го он при­нес в жерт­ву Апол­ло­ну двух быков, сжег их бед­рен­ные кости вме­сте с жиром, а туши оста­вил око­ло алта­ря. Вдруг при­ле­те­ли два стер­вят­ни­ка, и один ска­зал дру­го­му: «Послед­ний раз мы были здесь уже несколь­ко лет назад, когда Филак каст­ри­ро­вал бара­нов, и нам кое-что доста­лось».

«Я хоро­шо пом­ню, — ска­зал вто­рой стер­вят­ник, — что Ификл был еще ребен­ком и силь­но испу­гал­ся, когда к нему подо­шел отец с окро­вав­лен­ным ножом. Он, оче­вид­но, поду­мал, что его тоже оско­пят и истош­но заво­пил. Филак воткнул нож в бли­жай­шую свя­щен­ную гру­шу, чтобы потом не искать его, а сам бро­сил­ся успо­ка­и­вать Ифик­ла. И с тех пор тот стра­да­ет муж­ской сла­бо­стью. Смот­ри, Филак так и забыл выта­щить нож! Вот он тор­чит, почти весь корой зарос, толь­ко один кон­чик руко­я­ти виден».

с.183 «В таком слу­чае, — заме­тил пер­вый стер­вят­ник, — Ификл изле­чит­ся, если из дере­ва выта­щить нож, соскре­сти с него ржав­чи­ну, остав­шу­ю­ся после бара­ньей кро­ви, и, раз­ме­шав ее с водой, давать ему в тече­ние деся­ти дней». — «Ты прав, — согла­сил­ся вто­рой стер­вят­ник. — Толь­ко кто ока­жет­ся умнее нас и доду­ма­ет­ся дать ему такое лекар­ство?»

f. Так Меламп смог выле­чить Ифик­ла, у кото­ро­го вско­ре родил­ся сын по име­ни Подарк и, потре­бо­вав вна­ча­ле ста­до, а потом и Перо, вру­чил ее, все еще непо­роч­ную, сво­е­му обра­до­вав­ше­му­ся бра­ту Биан­ту³.

g. К тому вре­ме­ни Прет, сын Абан­та, быв­ший, как и его брат Акри­сий, сопра­ви­те­лем Арго­лиды, женил­ся на Сфе­не­бее, кото­рая роди­ла ему трех доче­рей — Лисип­пу, Ифи­ною и Ифи­а­нассу. Неко­то­рые, прав­да, гово­рят, что двух млад­ших доче­рей зва­ли Гип­по­ноя и Кири­а­насса. Может быть, пото­му, что они рас­сер­ди­ли Дио­ни­са, а, может быть, пото­му, что на них обиде­лась Гера за их люб­ве­оби­лие, а быть может пото­му, они укра­ли золо­то с ее изва­я­ния в сто­ли­це их отца Тирин­фе, все три доче­ри Пре­та волей богов лиши­лись разу­ма и отпра­ви­лись в исступ­ле­нии бро­дить по горам, гони­мые, как коро­вы, слеп­ня­ми. Вели они себя самым непред­ска­зу­е­мым обра­зом и напа­да­ли на пут­ни­ков⁴.

h. Меламп, узнав об этом, при­шел в Тиринф и заявил, что смо­жет изле­чить их, если толь­ко Прет в каче­стве пла­ты отдаст ему треть сво­его цар­ства.

«Пла­та слиш­ком высо­ка», — отре­зал Прет, и Меламп уда­лил­ся. Поме­ша­тель­ство рас­про­стра­ни­лось на всех арги­вя­нок, мно­гие из кото­рых ста­ли уби­вать сво­их детей, бро­сать дома и, впа­дая в неистов­ство, при­со­еди­нять­ся к трем доче­рям Пре­та. Со вре­ме­нем все доро­ги ста­ли опас­ны­ми, всюду ста­ли воро­вать овец и коров, посколь­ку обе­зу­мев­шие жен­щи­ны рва­ли их на кус­ки и пожи­ра­ли. Тогда Прет спеш­но послал за Мелам­пом, при­няв его усло­вия.

«Ну, нет, — ска­зал Меламп, — рас­про­стра­ня­ет­ся болезнь — рас­тет и пла­та! Отдай третью часть сво­его цар­ства мне, а третью часть — мое­му бра­ту Биан­ту, и я избав­лю тебя от этой напа­сти. Если не согла­сишь­ся, то вско­ре ни в одном из аргос­ских домов не оста­нет­ся жен­щин».

Когда Прет согла­сил­ся, Меламп посо­ве­то­вал ему: «Обе­щай в жерт­ву Гелио­су два­дцать крас­ных быков, я под­ска­жу тебе, что за это потре­бо­вать, и все будет хоро­шо».

i. Прет пообе­щал быков Гелио­су при том усло­вии, что тот помо­жет изле­чить его доче­рей и всех, кого охва­тил недуг. Все­видя­щий Гелиос тут же пообе­щал Арте­ми­де назвать тех царей, кото­рые не при­нес­ли ей жерт­вы, но при усло­вии, что та уго­во­рит Геру снять свое про­кля­тие с арги­вя­нок. Посколь­ку Арте­ми­да лишь недав­но по прось­бе Геры участ­во­ва­ла в смер­тель­ной охо­те на ним­фу Кал­ли­сто, ей было нетруд­но выпол­нить усло­вие Гелиоса. Вот так дела­ют­ся дела и на небе, и на зем­ле: рука руку моет.

j. После это­го Меламп с помо­щью Биан­та и самых силь­ных юно­шей при­гна­ли бес­по­рядоч­ную тол­пу жен­щин с гор в Сики­он, где безу­мие поки­ну­ло их, после чего они про­шли очи­ще­ние, оку­нув­шись в свя­щен­ный коло­дец. Не най­дя сре­ди этой непри­гляд­ной тол­пы доче­рей Пре­та, Меламп и Биант отпра­ви­лись на их поис­ки и добра­лись до самой Лусы, что в Арка­дии, где сест­ры спря­та­лись в пеще­ре на высо­ком бере­гу Стикса. Тут к Лисип­пе и Ифи­а­нассе вновь вер­нул­ся рас­судок и они очи­сти­лись, одна­ко Ифи­ноя не выдер­жа­ла пути и умер­ла.

k. Меламп после это­го женил­ся на Лисип­пе, Биант, чья жена Перо толь­ко что умер­ла, женил­ся на Ифи­а­нассе, а Прет награ­дил их обо­их, как обе­щал. Неко­то­рые, прав­да, гово­рят, что Пре­та по-насто­я­ще­му зва­ли Ана­к­са­гор⁵.

с.184

* * *

1. Все чаро­деи утвер­жда­ли, что их уши выли­за­ны зме­я­ми, кото­рые счи­та­лись вме­сти­ли­щем духов геро­ев-ора­ку­лов (Дж. Фрэ­зер. Язык зве­рей. В: Архео­ло­ги­че­ский обзор, I, 1888), и что бла­го­да­ря это­му они спо­соб­ны пони­мать язык птиц и насе­ко­мых (см. 105. g и 158. p). Жре­цы Апол­ло­на, веро­ят­но, каза­лись еще более про­ни­ца­тель­ны­ми, утвер­ждая, что могут пред­ска­зы­вать буду­щее, исполь­зуя такие спо­соб­но­сти.

2. Муж­ская сла­бость Ифик­ла была ско­рее фак­ти­че­ской, чем мифи­че­ской; ржав­чи­на с ножа для каст­ра­ции живот­ных яви­лась бы непло­хим лекар­ст­вом от импо­тен­ции, вызван­ной вне­зап­ным испу­гом; при этом оно пол­но­стью соот­вет­ст­во­ва­ло прин­ци­пам сим­па­ти­че­ской магии. Апол­ло­дор счи­та­ет, что дере­вом, в кото­рое был воткнут нож, был дуб, одна­ко более веро­ят­ным явля­ет­ся пред­по­ло­же­ние, что это была дикая гру­ша — свя­щен­ное дере­во Белой боги­ни Пело­пон­не­са (см. 74. 6), пло­до­но­ся­щее в мае, когда объ­яв­ля­лось поло­вое воз­дер­жа­ние. Филак нанес оскорб­ле­ние богине, ранив ее свя­щен­ное дере­во. Заяв­ле­ние чаро­дея о том, что нуж­ное лече­ние ему под­ска­за­ли стер­вят­ни­ки, зани­мав­шие важ­ное место в прак­ти­ке авгу­ров (см. 119. i). долж­но было еще боль­ше убедить паци­ен­та в дей­ст­вен­но­сти лекар­ства.

3. Мож­но пред­по­ло­жить, что Меламп, пред­во­ди­тель эолий­цев из Пило­са, отторг часть Арго­лиды от хана­а­ней­ских посе­лен­цев, кото­рые назы­ва­ли себя «сыно­вья­ми Абан­та» (семит­ское сло­во, озна­чаю­щее «отец»), а имен­но бога Мель­кар­та (см. 70. 5), и в резуль­та­те воз­ник­ло дво­ецар­ст­вие. То, что ему уда­лось завла­деть быка­ми Фила­ка («хра­ни­тель»), у кото­ро­го был неусып­ный пес, напо­ми­на­ет деся­тый подвиг Герак­ла, при­чем оба мифа осно­вы­ва­ют­ся на эллин­ском обы­чае поку­пать неве­сту на день­ги, выру­чен­ные от про­да­жи угнан­но­го скота (см. 132. 1).

4. Прет — это, воз­мож­но, одно из имен Офи­о­на-деми­ур­га (см. 1. f). Мате­рью его доче­рей была Сфе­не­бея — луна-боги­ня в обра­зе коро­вы, т. е. Ио, при­чем обе боги­ни очень сход­ным обра­зом лиша­ют­ся рас­суд­ка (см. 56. a), а их име­на — это эпи­те­ты одной и той же боги­ни в ее раз­ру­ши­тель­ной ипо­ста­си: как Ламии (см. 61. 1) и как Иппо­ли­ты, чьи дикие кобы­ли­цы раз­ры­ва­ют на кус­ки царя-жре­ца в кон­це его прав­ле­ния (см. 71. a). Одна­ко оргии, для кото­рых жри­цы луны наря­жа­лись в кобы­лиц, сле­ду­ет отли­чать от тан­ца ово­да из обряда при­зы­ва­ния дождя, во вре­мя кото­ро­го они наря­жа­лись в телок (см. 56. 1), а так­же от осен­них пир­шеств козье­го куль­та, когда жри­цы раз­ры­ва­ли мла­ден­цев и живот­ных на кус­ки, опья­нен­ные медом, вином или при­готов­лен­ным из плю­ща пивом (см. 27. 2). Захват эолий­ца­ми свя­ти­ли­ща боги­ни в Лусии, запе­чат­лен­ный здесь в мифи­че­ской фор­ме, веро­ят­но, покон­чил с орги­я­ми «диких кобы­лиц». Покры­тие Посей­до­ном в обра­зе жереб­ца Демет­ры в обра­зе кобы­ли­цы (см. 16. 5) свиде­тель­ст­ву­ет об этом же собы­тии. Воз­мож­но, ключ к смер­ти Ифи­нои сле­ду­ет искать в жерт­вен­ных воз­ли­я­ни­ях в честь змеи-боги­ни в одном из аркад­ских свя­ти­лищ, рас­по­ло­жен­ном меж­ду Сики­о­ном и Луси­ей.

с.185 5. Офи­ци­аль­ное при­зна­ние Дель­фа­ми, Корин­фом, Спар­той и Афи­на­ми экс­та­ти­че­ско­го вин­но­го куль­та Дио­ни­са, кото­рое про­изо­шло несколь­ки­ми сто­ле­ти­я­ми поз­же, было направ­ле­но про­тив всех древ­них и более при­ми­тив­ных обрядов и, воз­мож­но, поло­жи­ло конец кан­ни­ба­лиз­му и риту­аль­ным убий­ствам повсюду, за исклю­че­ни­ем самых отда­лен­ных рай­о­нов Гре­ции. В ахей­ских Пат­рах, напри­мер, Арте­ми­да Трида­рия («три­жды жре­бий назна­чаю­щая») еже­год­но тре­бо­ва­ла при­не­се­ния в жерт­ву маль­чи­ков и дево­чек во вре­мя оргий по слу­чаю празд­ни­ка уро­жая. При этом голо­вы жертв укра­ша­лись вен­ка­ми из плю­ща и коло­сьев. Этот обряд, кото­рый, как счи­та­лось, испол­нял­ся, чтобы загла­дить перед боги­ней факт осквер­не­ния свя­ти­ли­ща Мела­нип­пом, овла­дев­шим жри­цей Арте­ми­ды Коме­то, был отме­нен, когда Эври­пил (см. 160. 6) доста­вил из Трои сун­дук с изва­я­ни­ем Дио­ни­са (Пав­са­ний VII. 19. 1—3);

6. Мелам­по­ды («чер­но­но­гие») — это обще­при­ня­тое для клас­си­че­ской эпо­хи про­зви­ще егип­тян. Поэто­му рас­ска­зы о том, что Меламп яко­бы пони­мал язык птиц и насе­ко­мых, ско­рее все­го, име­ют афри­кан­ское, а не эолий­ское про­ис­хож­де­ние.