Юлий Цезарь

с.214

6. ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА.

Граж­дан­ская вой­на, ее ход и основ­ные эта­пы осве­ще­ны в источ­ни­ках зна­чи­тель­но пол­нее и раз­но­сто­рон­нее, чем воен­ные дей­ст­вия в Гал­лии. Конеч­но, речь идет, как пра­ви­ло, о более позд­них авто­рах и свиде­тель­ствах: совре­мен­ны собы­ти­ям лишь «Запис­ки о граж­дан­ской войне» само­го Цеза­ря да корре­спон­ден­ция Цице­ро­на. Впро­чем, от послед­ней мы и не впра­ве ждать систе­ма­ти­че­ско­го или хотя бы после­до­ва­тель­но­го изло­же­ния собы­тий. Что же каса­ет­ся «Запи­сок», то хотя они и пред­став­ля­ют подроб­ное изло­же­ние хода воен­ных дей­ст­вий за пер­вые два года, но зато отли­ча­ют­ся край­ним субъ­ек­ти­виз­мом в оцен­ке обста­нов­ки. Цеза­рю теперь в гораздо боль­шей сте­пе­ни, чем во вре­мя галль­ских похо­дов, тре­бо­ва­лось убедить сво­их сограж­дан, сво­их совре­мен­ни­ков в том, что почин в меж­до­усоб­ной войне при­над­ле­жал не ему, что вой­на была ему навя­за­на, что он все­гда был готов к пере­го­во­рам и уступ­кам и не исклю­чал воз­мож­но­сти мир­но­го вари­ан­та даже после того, как воен­ные дей­ст­вия фак­ти­че­ски нача­лись. Эта тен­ден­ция само­ре­а­би­ли­та­ции осо­бен­но ощу­ти­ма в пер­вых гла­вах кни­ги, при­во­дя, как мы уже мог­ли в том убедить­ся¹, к отдель­ным, мяг­ко гово­ря, неточ­но­стям.

Как же, одна­ко, раз­ви­ва­лись собы­тия на ран­нем эта­пе вой­ны, после пере­хо­да через Руби­кон? Ари­мин был захва­чен в ту же ночь, на рас­све­те. Цезарь не встре­тил здесь ника­ко­го сопро­тив­ле­ния. В Ари­мине его ожи­да­ли бежав­шие к нему народ­ные три­бу­ны. Воз­мож­но, что с их уча­сти­ем он про­вел новую воен­ную сход­ку. Не менее веро­ят­но и то, что надоб­ность в ней уже отпа­ла.

с.215 Изве­стие о взя­тии Ари­ми­на достиг­ло Рима 16 янва­ря, а бук­валь­но на сле­дую­щий день рас­про­стра­ни­лись слу­хи о заня­тии вой­ска­ми Цеза­ря так­же Пизав­ра, Анко­ны, Арре­ти­ума. В горо­де нача­лась пани­ка. Было спеш­но созва­но заседа­ние сена­та, Пом­пея потре­бо­ва­ли к отве­ту. Где его вой­ско? Один из сена­то­ров упре­кал его в обмане, дру­гой зло­рад­но сове­то­вал «топ­нуть ногой». Ста­но­ви­лось ясно, что Пом­пей в дан­ный момент не рас­по­ла­гал доста­точ­ны­ми воен­ны­ми сила­ми. Воз­ник­ло даже пред­ло­же­ние напра­вить деле­га­цию к Цеза­рю, кста­ти гово­ря под­дер­жан­ное Цице­ро­ном. Одна­ко пред­ло­же­ние не про­шло, и после оже­сто­чен­ных деба­тов по ини­ци­а­ти­ве Като­на было при­ня­то реше­ние вру­чить вер­хов­ное коман­до­ва­ние Пом­пею на том осно­ва­нии, что «винов­ник этих вели­ких бед дол­жен сам поло­жить им конец»².

Но Пом­пей реа­ги­ро­вал на это реше­ние несколь­ко стран­ным обра­зом. Неожи­дан­но для всех он заявил, что при­шел к выво­ду о необ­хо­ди­мо­сти поки­нуть Рим, при­звал маги­ст­ра­тов и сена­то­ров после­до­вать его при­ме­ру, доба­вив, что тех, кто не отклик­нет­ся на этот при­зыв, он будет счи­тать вра­га­ми оте­че­ства и при­вер­жен­ца­ми Цеза­ря. Кста­ти, такой неук­лю­жий поли­ти­че­ский ход дал воз­мож­ность Цеза­рю сра­зу же про­воз­гла­сить, что всех тех, кто воз­дер­жит­ся и ни к кому не при­мкнет, он, наобо­рот, будет счи­тать сво­и­ми дру­зья­ми³.

Пом­пей поки­нул Рим 17 янва­ря, кон­су­лы и зна­чи­тель­ная часть сена­то­ров — на сле­дую­щий день. Отъ­езд, вер­нее, бег­ство было столь поспеш­ным, что не успе­ли совер­шить пола­гаю­щих­ся по слу­чаю вой­ны жерт­во­при­но­ше­ний, не успе­ли вывез­ти государ­ст­вен­ную каз­ну. Даже из соб­ст­вен­но­го иму­ще­ства хва­та­ли лишь то, что попа­да­лось под руку. Бежа­ли в сума­то­хе, поте­ряв голо­ву, и те, кому ничто не угро­жа­ло, и те, кто все­гда под­дер­жи­вал Цеза­ря. Город, по выра­же­нию Плу­тар­ха, «казал­ся подоб­ным суд­ну с отча­яв­ши­ми­ся корм­чи­ми, нося­ще­му­ся по вол­нам и бро­шен­но­му на про­из­вол сле­по­го слу­чая»⁴.

Цезарь тем вре­ме­нем еще оста­вал­ся в Ари­мине. Сюда к нему при­бы­ли пре­тор Рос­ций и Луций Юлий Цезарь-млад­ший, пом­пе­я­нец. Они пере­да­ли неко­то­рое поже­ла­ния Пом­пея, прав­да сфор­му­ли­ро­ван­ные доволь­но невнят­но. Цезарь почел сво­им дол­гом с.216 напра­вить ответ, в кото­ром сно­ва под­черк­нул пол­ную готов­ность рас­пу­стить вой­ско одно­вре­мен­но с Пом­пе­ем, а после это­го при­нять уча­стие в выбо­рах, не нару­шая обыч­но­го поряд­ка. Он выдви­гал так­же пред­ло­же­ние о лич­ной встре­че, при­да­вая ей решаю­щее зна­че­ние.

Посред­ни­ки вер­ну­лись к Пом­пею и кон­су­лам 23 янва­ря, застав их уже в Капуе (или Теа­ну­ме). Одна­ко и на сей раз пред­ло­же­ния Цеза­ря не нашли бла­го­при­ят­но­го при­е­ма: после их обсуж­де­ния были выдви­ну­ты усло­вия, заве­до­мо для Цеза­ря непри­ем­ле­мые. Оче­вид­но, боль­шую роль сыг­ра­ло то обсто­я­тель­ство, что за день до появ­ле­ния в Капуе посред­ни­ков туда при­был Лаби­ен, авто­ри­тет­но сооб­щив­ший о сла­бо­сти и нена­деж­но­сти цеза­ре­ва вой­ска, чем и вооду­ше­вил Пом­пея.

Тит Атий Лаби­ен, герой галль­ской вой­ны, один из самых зна­ме­ни­тых лега­тов Цеза­ря, был, насколь­ко нам извест­но, един­ст­вен­ным вид­ным офи­це­ром, изме­нив­шим сво­е­му вер­хов­но­му коман­дую­ще­му. При­чи­на этой изме­ны не совсем ясна. Цезарь ему очень дове­рял, по окон­ча­нии воен­ных дей­ст­вий оста­вил его намест­ни­ком Ближ­ней Гал­лии и дол­гое вре­мя не хотел при­да­вать зна­че­ния ходив­шим слу­хам о его свя­зях с враж­деб­ным лаге­рем. Выска­зы­ва­лось пред­по­ло­же­ние о яко­бы ущем­лен­ном често­лю­бии Лаби­е­на, но, пожа­луй, более прав­до­по­доб­на мысль о том, что Лаби­ен мог быть дав­ниш­ним сто­рон­ни­ком Пом­пея: ведь оба они роди­лись в Пицене, а Пом­пей все­гда поль­зо­вал­ся там боль­шим вли­я­ни­ем⁵.

Цезарь меж­ду тем не терял вре­ме­ни. Так как усло­вия, выдви­ну­тые Пом­пе­ем и кон­су­ла­ми, сво­див­ши­е­ся опять-таки к тому, что он, Цезарь, дол­жен вер­нуть­ся в Гал­лию и рас­пу­стить вой­ска рань­ше, чем сде­ла­ет то же самое Пом­пей, его абсо­лют­но не устра­и­ва­ли, то он напра­вил Кури­о­на с тре­мя когор­та­ми в Игу­вий, а сам с осталь­ны­ми когор­та­ми 13-го леги­о­на дви­нул­ся к Аук­си­му. Ни в том, ни в дру­гом горо­де вой­ска Цеза­ря не встре­ти­ли сопро­тив­ле­ния, а пре­тор Терм, коман­до­вав­ший гар­ни­зо­ном Игу­вия, и Аттий Вар, зани­мав­ший тре­мя когор­та­ми Аук­сим, вынуж­де­ны были бежать. Вар пытал­ся выве­сти из горо­да часть гар­ни­зо­на, но был настиг­нут отрядом Цеза­ря. Дело, одна­ко, до серь­ез­но­го сра­же­ния не дошло: сол­да­ты Вара раз­бе­жа­лись, бро­сив сво­его коман­ди­ра на про­из­вол судь­бы⁶.

с.217 Высту­пив из Аук­си­ма, Цезарь быст­ро про­шел через всю Пицен­скую область. Здесь он тоже почти не встре­тил сопро­тив­ле­ния, несмот­ря на то что пом­пе­ян­цев сре­ди мест­ной зна­ти было нема­ло. Даже из горо­да Цин­гу­ла, осно­ван­но­го Лаби­е­ном и отстро­ен­но­го на его сред­ства, к Цеза­рю при­бы­ла деле­га­ция, изъ­явив­шая готов­ность выпол­нить все его поже­ла­ния. Тем вре­ме­нем подо­спел 12-й леги­он, вызван­ный из Транс­аль­пий­ской Гал­лии, и Цезарь, рас­по­ла­гая теперь дву­мя леги­о­на­ми, лег­ко овла­дел Аску­лом Пицен­ским — глав­ным горо­дом обла­сти.

Для Пом­пея и его сто­рон­ни­ков насту­пил, каза­лось, тот решаю­щий час, пра­виль­но исполь­зуя кото­рый мож­но было еще сде­лать вовсе не без­на­деж­ную попыт­ку отсто­ять Ита­лию. Дело в том, что воен­ные силы пом­пе­ян­цев сосре­дото­чи­лись к это­му вре­ме­ни в двух местах: в Кам­па­нии и Апу­лии, т. е. на юге, под коман­до­ва­ни­ем само­го Пом­пея, и в сред­ней Ита­лии, в Кор­фи­нии, где их собрал ста­рый про­тив­ник Цеза­ря, толь­ко что назна­чен­ный его пре­ем­ни­ком по управ­ле­нию Гал­ли­ей, — Доми­ций Аге­но­барб. Все зави­се­ло теперь от объ­еди­не­ния этих сил, что пре­крас­но пони­мал Пом­пей и на чем он реши­тель­но наста­и­вал⁷.

Одна­ко тако­го объ­еди­не­ния не про­изо­шло, и при­чи­на это­го роко­во­го про­сче­та не совсем ясна. Доми­ций Аге­но­барб дей­ст­ви­тель­но наме­ре­вал­ся высту­пить на соеди­не­ние с Пом­пе­ем, но затем поче­му-то пере­ду­мал, остал­ся в Кор­фи­нии, стал гото­вить­ся к обо­роне и даже обра­тил­ся к Пом­пею, тре­буя от него помо­щи и под­креп­ле­ний. Воз­мож­но, что Цезарь появил­ся со сво­им вой­ском гораздо быст­рее, чем ожи­дал его про­тив­ник, и таким обра­зом стрем­ле­ние Доми­ция к актив­ным дей­ст­ви­ям было сра­зу же пара­ли­зо­ва­но. Во вся­ком слу­чае Цезарь бес­пре­пят­ст­вен­но рас­по­ло­жил­ся лаге­рем под Кор­фи­ни­ем и при­сту­пил к пра­виль­ной оса­де горо­да.

Каза­лось, оса­да гро­зи­ла затя­нуть­ся. Но помог неожи­дан­ный и вме­сте с тем весь­ма харак­тер­ный слу­чай. Цезарь полу­чил изве­стие, что жите­ли Суль­мо­на, горо­да, рас­по­ло­жен­но­го в семи милях от Кор­фи­ния, сочув­ст­ву­ют ему. Тогда в Суль­мон был направ­лен Марк Анто­ний с пятью когор­та­ми, и жите­ли горо­да, открыв ворота, вышли с при­вет­ст­ви­я­ми навстре­чу цеза­ре­вым вой­скам. Вско­ре после это­го (око­ло 19 с.218 фев­ра­ля) пал и Кор­фи­ний, где под коман­до­ва­ни­ем Доми­ция нахо­ди­лось 30 когорт, при­чем сол­да­ты и жите­ли горо­да сами захва­ти­ли Доми­ция при попыт­ке к бег­ству и выда­ли его Цеза­рю. Таким обра­зом, оса­да Кор­фи­ния про­дол­жа­лась все­го семь дней⁸.

Важ­но отме­тить, что после взя­тия Кор­фи­ния, пожа­луй, впер­вые в ходе граж­дан­ской вой­ны чрез­вы­чай­но нагляд­но, демон­стра­тив­но и в доволь­но широ­ком мас­шта­бе Цеза­рем была осу­щест­вле­на его «поли­ти­ка мило­сер­дия», его лозунг cle­men­tia. Он рас­по­рядил­ся вызвать к себе всю вер­хуш­ку горо­да — сена­то­ров, всад­ни­ков, воен­ных три­бу­нов, все­го 50 чело­век, в том чис­ле Доми­ция Аге­но­бар­ба, кон­су­ла Лен­ту­ла Спин­те­ра, кве­сто­ра Квин­ти­лия Вара и др., и, попе­няв на про­яв­лен­ную ими небла­го­дар­ность, отпу­стил всех невреди­мы­ми. И хотя почти все поми­ло­ван­ные ока­за­лись затем в лаге­ре Пом­пея и про­дол­жа­ли борь­бу, тем не менее слух о таких дей­ст­ви­ях Цеза­ря рас­про­стра­нил­ся по всей Ита­лии.

Пом­пей, узнав о паде­нии Кор­фи­ния, напра­вил­ся в Кану­сий, а оттуда в Брун­ди­зий, где долж­ны были собрать­ся вой­ска ново­го набо­ра. Он, оче­вид­но, уже при­нял реше­ние о пере­пра­ве на Бал­кан­ский полу­ост­ров и спе­шил выпол­нить необ­хо­ди­мые при­готов­ле­ния. Во вся­ком слу­чае, когда Цезарь, высту­пив из Кор­фи­ния 21 фев­ра­ля, попы­тал­ся уста­но­вить связь с кон­су­лом Лен­ту­лом и отвлечь его от Пом­пея, ока­за­лось, что оба кон­су­ла и часть вой­ска уже пере­прав­ле­ны Пом­пе­ем в Дирра­хий. Спра­вед­ли­вость тре­бу­ет отме­тить, что Цезарь сде­лал еще две попыт­ки добить­ся лич­ной встре­чи и пере­го­во­ров с Пом­пе­ем, но тот, ниче­го не отве­тив в пер­вом слу­чае, после вто­рич­но­го демар­ша Цеза­ря заявил, что посколь­ку кон­су­лы отсут­ст­ву­ют, то нет воз­мож­но­сти вести пере­го­во­ры.

Цезарь подо­шел к Брун­ди­зию 9 мар­та со сво­им вой­ском, к это­му вре­ме­ни вырос­шим уже до шести леги­о­нов. Он начал осад­ные работы, кро­ме того, хотел затруд­нить Пом­пею поль­зо­ва­ние гава­нью; одна­ко это ему не уда­лось, и Пом­пей с остав­шей­ся частью вой­ска 17 мар­та погру­зил­ся на вер­нув­ши­е­ся из Дирра­хия суда и тоже пере­пра­вил­ся на Бал­кан­ский полу­ост­ров. Почти весь налич­ный флот ока­зал­ся в его рас­по­ря­же­нии. Так как по этой при­чине Цезарь не смог тот­час же пре­сле­до­вать сво­его про­тив­ни­ка, то ему при­шлось с.219 огра­ни­чить­ся укреп­ле­ни­ем при­мор­ских горо­дов, где он и раз­ме­стил новые гар­ни­зо­ны.

Итак, Цезарь за шесть­де­сят дней стал гос­по­ди­ном всей Ита­лии, при­чем, как с удо­воль­ст­ви­ем отме­ча­ет Плу­тарх, «без вся­ко­го кро­во­про­ли­тия»⁹. Поведе­ние Пом­пея, наобо­рот, вызва­ло край­нее недо­воль­ство совре­мен­ни­ков. И хотя тот же Плу­тарх гово­рит, что отплы­тие Пом­пея неко­то­рые счи­та­ли весь­ма удач­но выпол­нен­ной воен­ной хит­ро­стью, вме­сте с тем он под­чер­ки­ва­ет, что сам Цезарь выра­жал удив­ле­ние, поче­му Пом­пей, вла­дея хоро­шо укреп­лен­ным горо­дом, ожи­дая под­хо­да войск из Испа­нии и, нако­нец, гос­под­ст­вуя на море, тем не менее оста­вил Ита­лию¹⁰.

Осо­бен­но горь­кое разо­ча­ро­ва­ние пере­жи­ва­ли сто­рон­ни­ки Пом­пея. Корре­спон­ден­ция Цице­ро­на дает яркое пред­став­ле­ние о подоб­ных чув­ствах и настро­е­ни­ях. Цице­рон вер­нул­ся из сво­ей про­вин­ции 4 янва­ря 49 г., т. е. нака­нуне пере­хо­да Цеза­ря через Руби­кон, и с пер­вых же дней вспых­нув­шей вой­ны его тре­во­жи­ло и сму­ща­ло поведе­ние Пом­пея. Сна­ча­ла он еще доволь­но осто­рож­но выска­зы­вал­ся по пово­ду того, что Пом­пей «слиш­ком позд­но начал боять­ся Цеза­ря», затем он явно неодоб­ри­тель­но и даже насмеш­ли­во срав­ни­вал его с Феми­сто­к­лом, а в кон­це янва­ря пря­мо гово­рил о неспо­соб­но­сти Пом­пея как вое­на­чаль­ни­ка¹¹.

Чем даль­ше, тем рез­че и реши­тель­нее ста­но­вят­ся кри­ти­че­ские отзы­вы Цице­ро­на, рас­тет его разо­ча­ро­ва­ние. «Наш Пом­пей ниче­го не сде­лал разум­но, ниче­го храб­ро, нако­нец, ниче­го, что не про­ти­во­ре­чи­ло бы моим сове­там и мое­му авто­ри­те­ту», — пишет он во вто­рой поло­вине фев­ра­ля, а еще через несколь­ко дней: «У меня есть от кого бежать, но мне не за кем сле­до­вать», при­чем в этом же пись­ме гово­рит­ся о наме­ре­нии Пом­пея поки­нуть Ита­лию как о пре­да­тель­стве «наше­го дела»¹².

И нако­нец, в пись­ме к Атти­ку от 24 фев­ра­ля дана как бы ито­го­вая оцен­ка всех дей­ст­вий Пом­пея: «Он вскор­мил Цеза­ря, он же вдруг начал его боять­ся, ни одно­го усло­вия мира не одоб­рил, для вой­ны ниче­го не под­гото­вил, Рим оста­вил, Пицен­скую область поте­рял по сво­ей вине, в Апу­лию забил­ся, нако­нец, стал соби­рать­ся в Гре­цию, не обра­тив­шись к нам, оста­вив нас непри­част­ны­ми к столь важ­но­му и столь необыч­но­му реше­нию»¹³.

с.220 Вме­сте с тем Цице­рон до само­го послед­не­го момен­та все же рас­счи­ты­вал на какую-то воз­мож­ность пере­го­во­ров и даже при­ми­ре­ния сопер­ни­ков. И толь­ко когда Пом­пей окон­ча­тель­но пре­дал «наше дело» и отпра­вил­ся в Дирра­хий, он понял пол­ную бес­пер­спек­тив­ность сво­его посред­ни­че­ства. Но теперь ему надо было решать вопрос о себе, о сво­ей пози­ции, о том к кому он при­мкнет, тем более что Цезарь в дан­ный момент счи­тал совсем не лиш­ним зару­чить­ся его содей­ст­ви­ем.

После Брун­ди­зия Цезарь напра­вил­ся в Рим. Здесь его ожи­да­ли с тре­пе­том. Это отно­сит­ся в первую оче­редь к сена­ту, вер­нее, к тем пред­ста­ви­те­лям сенат­ско­го «болота», кото­рые и не хоте­ли уез­жать, и боя­лись оста­вать­ся. По доро­ге в Рим Цезарь сна­ча­ла в пись­ме, а затем при лич­ной встре­че убеж­дал Цице­ро­на вер­нуть­ся и при­нять уча­стие в заседа­нии сена­та, назна­чен­ном на 1 апре­ля. Цице­рон откло­нил это пред­ло­же­ние, чем, конеч­но, вызвал недо­воль­ство сво­его могу­ще­ст­вен­но­го собе­сед­ни­ка¹⁴.

Наме­чен­ное заседа­ние все же состо­я­лось, и Цезарь высту­пил на нем с речью. В этой речи он пытал­ся дока­зать сена­то­рам, что все пред­при­ня­тые им дей­ст­вия были вызва­ны неспра­вед­ли­во­стью и обида­ми со сто­ро­ны его вра­гов. Он пред­ло­жил сена­ту сотруд­ни­чать с ним в деле управ­ле­ния государ­ст­вом, дав понять, одна­ко, что в слу­чае отка­за или неже­ла­ния обой­дет­ся и без тако­го сотруд­ни­че­ства. В заклю­че­ние Цезарь сно­ва гово­рил о том, что сле­ду­ет напра­вить посоль­ство к Пом­пею и всту­пить с ним в пере­го­во­ры.

Пред­ло­же­ние о посоль­стве было при­ня­то, но оста­лось невы­пол­нен­ным: не нашлось желаю­щих отпра­вить­ся к Пом­пею в каче­стве послов, сена­то­ры пом­ни­ли его угро­жаю­щее заяв­ле­ние по адре­су тех, кто не покинет Рима, а кро­ме того, и не дове­ря­ли искрен­но­сти наме­ре­ний Цеза­ря¹⁵. В это же вре­мя про­изо­шел зна­ме­ни­тый инци­дент с государ­ст­вен­ной каз­ной. Цеза­рю были нуж­ны день­ги для даль­ней­ше­го веде­ния вой­ны, и пото­му он, есте­ствен­но, решил не отка­зы­вать­ся от того, что столь неожи­дан­но ока­за­лось пре­до­став­лен­ным в его рас­по­ря­же­ние сами­ми же его вра­га­ми. Но здесь он натолк­нул­ся на сопро­тив­ле­ние народ­но­го три­бу­на Цеци­лия Метел­ла. Тем не менее Цезарь при­ка­зал взло­мать две­ри каз­но­хра­ни­ли­ща, а Метел­лу даже с.221 при­гро­зил смер­тью, доба­вив, что ему гораздо труд­нее это ска­зать, чем сде­лать.

Но то был един­ст­вен­ный слу­чай, когда Цезарь при­бег­нул к наси­лию. Вер­ный сво­ей поли­ти­ке мило­сер­дия, он твер­до дер­жал­ся избран­но­го им пути. Не толь­ко ниче­го не напо­ми­на­ло об угро­зе про­скрип­ций, наобо­рот, за это вре­мя (или вско­ре после отъ­езда Цеза­ря) Марк Анто­ний про­вел через коми­ции закон о вос­ста­нов­ле­нии в пра­вах детей тех, кто при Сул­ле попал в спис­ки проскри­би­ро­ван­ных. Что каса­ет­ся насе­ле­ния Рима в широ­ком смыс­ле сло­ва, то, види­мо, после появ­ле­ния Цеза­ря были орга­ни­зо­ва­ны хлеб­ные разда­чи и каж­до­му жите­лю горо­да выдан (или по край­ней мере твер­до обе­щан) денеж­ный пода­рок¹⁶.

Про­быв на сей раз в Риме все­го шесть-семь дней, Цезарь сам не про­во­дил каких-либо зако­но­да­тель­ных меро­при­я­тий, тем более что он, как про­кон­сул, даже не имел на это пра­ва. Ско­рее все­го он был занят гораздо более неот­лож­ной зада­чей — укреп­ле­ни­ем тылов. Он разо­слал по важ­ней­шим и бли­жай­шим про­вин­ци­ям — Сици­лии, Сар­ди­нии, Гал­лии — сво­их упол­но­мо­чен­ных, кото­рые долж­ны были сме­нить намест­ни­ков, направ­лен­ных туда сена­том, напри­мер Като­на в Сици­лии или Доми­ция в Гал­лии. Соби­ра­ясь оста­вить Рим, Цезарь пору­чил руко­вод­ство город­ски­ми дела­ми пре­то­ру М. Эми­лию Лепиду, а управ­ле­ние Ита­ли­ей и коман­до­ва­ние нахо­див­ши­ми­ся здесь вой­ска­ми три­бу­ну Мар­ку Анто­нию как сво­е­му лега­ту. Все это было лишь под­готов­кой к решаю­ще­му шагу по обес­пе­че­нию тыла — к похо­ду в про­вин­цию само­го Пом­пея, т. е. в Испа­нию.

Высту­пив из Рима в пер­вых чис­лах апре­ля, Цезарь еще по доро­ге узнал о том, что Доми­ций Аге­но­барб, взя­тый им в плен в Кор­фи­нии, а затем мило­сти­во отпу­щен­ный, направ­лен Пом­пе­ем для заня­тия горо­да Мас­си­лии. И дей­ст­ви­тель­но, Цезарь со сво­им вой­ском и Доми­ций в сопро­вож­де­нии боль­шой сви­ты из кли­ен­тов и рабов подо­шли к Мас­си­лии почти одно­вре­мен­но. Сна­ча­ла чле­ны мест­но­го сена­та, так назы­вае­мые пят­на­дцать пер­вых, заяви­ли Цеза­рю о сво­ем наме­ре­нии сохра­нять ней­тра­ли­тет, но затем очень быст­ро выяс­ни­лось, что они не толь­ко весь­ма охот­но при­ня­ли Доми­ция, но и назна­чи­ли его комен­дан­том горо­да. Воз­му­щен­ный таким веро­лом­ст­вом, Цезарь решил с.222 обло­жить город с суши и моря, постро­ив даже для этой цели спе­ци­аль­ную фло­ти­лию. Сам он дви­нул­ся даль­ше, а руко­вод­ство все­ми осад­ны­ми опе­ра­ци­я­ми пере­дал Деци­му Юнию Бру­ту и Гаю Тре­бо­нию.

В «Запис­ках о граж­дан­ской войне» деталь­но изла­га­ет­ся ход испан­ской кам­па­нии, при­чем с явным упо­ром на чисто воен­ную сто­ро­ну дела, с опи­са­ни­ем отдель­ных сра­же­ний и даже незна­чи­тель­ных сты­чек. Но так как испан­ская кам­па­ния, если брать граж­дан­скую вой­ну в целом, име­ет отнюдь не пер­во­сте­пен­ное зна­че­ние, то едва ли есть смысл оста­нав­ли­вать­ся на ней слиш­ком подроб­но.

Цеза­рю при­шлось в основ­ном вести борь­бу про­тив двух лега­тов Пом­пея — Луция Афра­ния и Мар­ка Пет­рея. Воен­ные дей­ст­вия сосре­дото­чи­лись в рай­оне горо­да Илер­да. Вна­ча­ле они раз­ви­ва­лись не очень успеш­но для Цеза­ря. Был даже такой момент, когда бур­ным тече­ни­ем реки Сика­рис ока­за­лись раз­би­ты и сне­се­ны мосты, а Цезарь со зна­чи­тель­ной частью сво­их войск очу­тил­ся чуть ли не в поло­же­нии оса­жден­но­го, отре­зан­но­го от про­до­воль­ст­вия, от под­креп­ле­ний.

Афра­ний и Пет­рей уже направ­ля­ли побед­ные реля­ции в Рим. Как пишет об этом сам Цезарь, здесь мно­гие счи­та­ли, что вой­на почти окон­че­на, и спе­ши­ли в дом Афра­ния с поздрав­ле­ни­я­ми¹⁷. Кое-кто из чис­ла сена­то­ров, пока оста­вав­ших­ся в Риме, решил, что нако­нец-то про­бил час при­нять окон­ча­тель­ное реше­ние и пере­бе­жать к Пом­пею. В чис­ле их был и Цице­рон. Несмот­ря на моль­бы и закли­на­ния Целия Руфа, пись­ма само­го Цеза­ря, нако­нец, напе­ре­кор пря­мо­му запре­ту Мар­ка Анто­ния 7 июня он тоже пере­пра­вил­ся в Гре­цию¹⁸.

Тем вре­ме­нем поло­же­ние Цеза­ря изме­ни­лось к луч­ше­му. Ему уда­лось при­мер­но в 30 кило­мет­рах от сво­его лаге­ря тай­но от про­тив­ни­ка наве­сти через реку мост и таким обра­зом обес­пе­чить снаб­же­ние армии про­до­воль­ст­ви­ем. В это же вре­мя при­шло изве­стие из-под Мас­си­лии: флот Деци­ма Бру­та нанес чув­ст­ви­тель­ное пора­же­ние эскад­ре мас­си­лий­цев, пытав­ших­ся про­рвать бло­ка­ду. Но решаю­щее зна­че­ние имел тот факт, что сна­ча­ла пять круп­ных испан­ских общин, рас­по­ло­жен­ных к севе­ру от Ибе­ра (Эбро), пере­шли на сто­ро­ну Цеза­ря, а затем к ним при­мкну­ло еще несколь­ко более отда­лен­ных общин. Веро­ят­но, на такое с.223 реше­ние ока­за­ли вли­я­ние не толь­ко теку­щие собы­тия, но и та доб­рая сла­ва, кото­рая сопро­вож­да­ла имя Цеза­ря еще с тех пор, когда он, как про­пре­тор Даль­ней Испа­нии, осво­бо­дил насе­ле­ние от кон­три­бу­ции, нало­жен­ной в свое вре­мя Метел­лом Пием¹⁹.

Во вся­ком слу­чае поло­же­ние изме­ни­лось настоль­ко, что Афра­ний и Пет­рей реши­ли отсту­пить в область кельт­ибе­ров, где, кста­ти ска­зать, пози­ции пом­пе­ян­цев были зна­чи­тель­но силь­нее. Одна­ко Цезарь, уме­ло манев­ри­руя, сумел отре­зать про­тив­ни­ку путь к Ибе­ру и вынудил в конеч­ном сче­те вра­же­ское вой­ско вер­нуть­ся в рай­он Илер­ды. Здесь ему уда­лось окру­жить вра­гов в без­вод­ной мест­но­сти, и, не дав ни одно­го круп­но­го сра­же­ния, избе­гая лиш­не­го кро­во­про­ли­тия, Цезарь вынудил Афра­ния и Пет­рея капи­ту­ли­ро­вать.

Соб­ст­вен­но гово­ря, вопрос о капи­ту­ля­ции был в зна­чи­тель­ной мере решен сами­ми сол­да­та­ми. Еще до того, как вой­ско пом­пе­ян­цев ока­за­лось в без­на­деж­ном поло­же­нии, про­ис­хо­ди­ли неод­но­крат­ные сце­ны бра­та­ния, при­чем в лагерь Цеза­ря явля­лись не толь­ко сол­да­ты, но и офи­це­ры и даже вожди неко­то­рых испан­ских общин, кото­рых Афра­ний дер­жал в сво­ем вой­ске в каче­стве залож­ни­ков. Пет­рей пытал­ся самы­ми реши­тель­ны­ми сред­ства­ми и тор­же­ст­вен­ным воз­об­нов­ле­ни­ем воин­ской при­ся­ги вос­ста­но­вить дис­ци­пли­ну, но ему это уда­лось лишь на самый корот­кий срок. 2 авгу­ста состо­я­лись пере­го­во­ры с Цеза­рем, и окру­жен­ное вой­ско долж­но было пой­ти на все его усло­вия.

Эти усло­вия ока­за­лись, в осо­бен­но­сти для сол­дат, вполне при­ем­ле­мы­ми. Цезарь потре­бо­вал лишь роспус­ка армии и остав­ле­ния про­вин­ции. Было дого­во­ре­но, что сол­да­ты, живу­щие в самой Испа­нии, рас­пус­ка­ют­ся немед­лен­но, осталь­ные же — у реки Вара, про­те­кав­шей по гра­ни­це меж­ду Испа­ни­ей и Гал­ли­ей. Чтобы дове­сти вой­ну в Испа­нии до кон­ца, сле­до­ва­ло еще решить вопрос о Даль­ней Испа­нии — про­вин­ции, кото­рой управ­лял в дан­ное вре­мя Марк Терен­ций Варрон, зна­ме­ни­тый уче­ный-энцик­ло­пе­дист. Его пози­ция была сна­ча­ла не очень опре­де­лен­ной, или, как иро­ни­че­ски заме­ча­ет Цезарь, он «коле­бал­ся по мере коле­ба­ния сча­стья»²⁰, и, когда дела обо­ра­чи­ва­лись как буд­то не в поль­зу Цеза­ря, он даже начи­нал гото­вить­ся к борь­бе про­тив него.

с.224 Одна­ко пока шла эта под­готов­ка, ситу­а­ция, как извест­но, изме­ни­лась. Варрон напра­вил­ся было с дву­мя леги­о­на­ми в Гадес, где он хотел сосре­дото­чить вой­ска, суда и про­ви­ант. Но преж­де чем он туда дошел, вся про­вин­ция, все общи­ны и горо­да, в том чис­ле Гадес, пере­шли на сто­ро­ну Цеза­ря. Один из его леги­о­нов дезер­ти­ро­вал. Тогда Варро­ну не оста­лось ниче­го дру­го­го, как пере­дать остав­ший­ся леги­он офи­це­ру, наме­чен­но­му Цеза­рем, а само­му с изъ­яв­ле­ни­ем покор­но­сти явить­ся в Кор­ду­бу, куда спе­ци­аль­ным эдик­том Цеза­ря были вызва­ны все пред­ста­ви­те­ли мест­ных вла­стей.

В Кор­ду­бе, на народ­ном собра­нии, в тор­же­ст­вен­ной обста­нов­ке, Цезарь высту­пил с речью и бла­го­да­рил всех тех, кто ока­зал ему содей­ст­вие и помощь. Ряду общин он опре­де­лил награ­ды от име­ни государ­ства или от себя лич­но. Из Кор­ду­бы он отпра­вил­ся в Гадес, а из Гаде­са в Тарра­кон, где его уже ожи­да­ли посоль­ства от Ближ­ней Испа­нии. Здесь он про­вел такое же тор­же­ст­вен­ное собра­ние и сно­ва награ­дил ряд общин и горо­дов. Одна­ко счи­тать кам­па­нию пол­но­стью завер­шен­ной было преж­девре­мен­но: кро­ме дел в Испа­нии оста­ва­лась еще Мас­си­лия²¹.

Хоро­шо укреп­лен­ный город стой­ко сопро­тив­лял­ся в тече­ние полу­го­да. И хотя мас­си­лий­цы потер­пе­ли неуда­чу еще в одном мор­ском сра­же­нии и нес­ли боль­шие поте­ри при неод­но­крат­ных вылаз­ках, они капи­ту­ли­ро­ва­ли лишь тогда, когда их поло­же­ние ста­ло абсо­лют­но без­на­деж­ным. Доми­цию Аге­но­бар­бу и на сей раз уда­лось спа­стись: он бежал на быст­ро­ход­ном кораб­ле. Цезарь при­нял капи­ту­ля­цию Мас­си­лии. Усло­вия, им про­дик­то­ван­ные, нель­зя счи­тать чрез­мер­но суро­вы­ми: мас­си­лий­цы долж­ны были выдать все воору­же­ние, флот, город­скую каз­ну, полу­ча­ли в каче­стве гар­ни­зо­на рим­ский леги­он, но зато сохра­ня­ли в цело­сти свой город и свое неза­ви­си­мое, хотя бы фор­маль­но, поло­же­ние. Цезарь пошел на это «во вни­ма­ние к слав­но­му име­ни горо­да и его древ­не­му про­ис­хож­де­нию»²².

Еще под сте­на­ми Мас­си­лии Цезарь узнал о том, что Эми­лий Лепид по упол­но­мо­чию народ­но­го собра­ния про­воз­гла­сил его дик­та­то­ром. Это было очень важ­ное изве­стие, так как дик­та­тор поми­мо все­го про­че­го имел пра­во созы­вать коми­ции для про­веде­ния с.225 кон­суль­ских выбо­ров, к чему Цезарь в дан­ное вре­мя питал осо­бый инте­рес. Конеч­но, назна­че­ние дик­та­то­ра все­го лишь город­ским пре­то­ром нель­зя было счи­тать вполне обыч­ным явле­ни­ем, но все же пре­цеден­ты суще­ст­во­ва­ли²³.

Не все изве­стия, посту­пав­шие к Цеза­рю в эти дни, были столь же при­ят­ны. Так, ста­ло извест­но, что, после того как Катон поки­нул Сици­лию, а Кури­он бес­пре­пят­ст­вен­но выса­дил­ся на ост­ро­ве с четырь­мя леги­о­на­ми, он, види­мо опья­нен­ный лег­ки­ми успе­ха­ми и недо­оце­ни­вая силы про­тив­ни­ка, отпра­вил­ся в Афри­ку, при­чем взял с собой лишь два леги­о­на и 500 всад­ни­ков. Здесь ему при­шлось столк­нуть­ся с П. Ати­ем Варом, кото­рый бежал в Афри­ку после Аук­си­ма и по пору­че­нию Пом­пея гото­вил­ся к воен­ным дей­ст­ви­ям про­тив Цеза­ря. Сна­ча­ла дела Кури­о­на пошли бле­стя­ще, он одер­жал победу над вой­ском Вара, был даже про­воз­гла­шен импе­ра­то­ром, но затем в сра­же­нии у реки Баг­рад с подо­спев­шим на помощь Вару нуми­дий­ским царем Юбой потер­пел реши­тель­ное пора­же­ние и сам погиб в бою.

Кро­ме того, в мор­ской бит­ве у бере­гов Илли­рии Дола­бел­ла поте­рял весь свой флот (40 кораб­лей), а поспе­шив­ший ему на помощь Гай Анто­ний, брат три­бу­на, был заперт и окру­жен пом­пе­ян­ски­ми вождя­ми Окта­ви­ем и Скри­бо­ни­ем на илли­рий­ском ост­ро­ве Курик­те, в резуль­та­те чего ему со всем его вой­ском (15 когорт) при­шлось сдать­ся на милость победи­те­лей. Эти неуда­чи, как в Афри­ке, так и в Илли­рии, ослож­ня­ли поло­же­ние и даже ста­ви­ли под вопрос успе­хи испан­ской кам­па­нии, так как теперь нель­зя было счи­тать, что Испа­ния надеж­но защи­ще­на от воз­мож­но­го втор­же­ния из Афри­ки, рав­но как Циз­аль­пин­ская Гал­лия — от втор­же­ния из Македо­нии.

И нако­нец, при воз­вра­ще­нии войск Цеза­ря в Ита­лию про­изо­шел небы­ва­лый до сих пор слу­чай — вос­ста­ние в Пла­цен­тии 9-го леги­о­на. Сол­да­ты тре­бо­ва­ли обе­щан­но­го воз­на­граж­де­ния, счи­тая, что поход наме­рен­но затя­ги­ва­ет­ся, дабы избе­жать его выпла­ты. Цезарь сроч­но при­был из Мас­си­лии в Пла­цен­тию, разъ­яс­нил поло­же­ние и заявил бун­то­вав­шим сол­да­там, что он про­ведет деци­ма­цию леги­о­на (т. е. казнь в строю каж­до­го деся­то­го по фрон­ту) на осно­ва­нии ста­рых «оте­че­ских зако­нов».

с.226 Это про­из­ве­ло такое впе­чат­ле­ние, что, по сло­вам Аппи­а­на, «под­нял­ся вопль все­го леги­о­на, и коман­ди­ры его, упав на коле­ни, умо­ля­ли Цеза­ря о поща­де». Цезарь дол­го не согла­шал­ся отме­нить свое реше­ние, нако­нец рас­по­рядил­ся под­верг­нуть деци­ма­ции толь­ко 120 чело­век, кото­рые были назва­ны ему как глав­ные зачин­щи­ки. Итак, сле­до­ва­ло каз­нить 12 чело­век. Но ока­за­лось, что один из них ого­во­рен сво­им цен­ту­ри­о­ном лож­но. Тогда по при­ка­зу Цеза­ря вме­сте с осталь­ны­ми был каз­нен не этот лож­но обви­нен­ный сол­дат, а ого­во­рив­ший его цен­ту­ри­он²⁴.

Все эти собы­тия застав­ля­ли Цеза­ря спе­шить в Ита­лию, спе­шить с про­веде­ни­ем ряда как воен­ных, так и поли­ти­че­ских мер для укреп­ле­ния соб­ст­вен­но­го поло­же­ния и для того, чтобы под­гото­вить­ся к решаю­щей схват­ке.

При­быв в Рим в кон­це нояб­ря 49 г., Цезарь всту­пил в пра­ва дик­та­то­ра. В дан­ном слу­чае он не стре­мил­ся к сохра­не­нию этой экс­тра­ор­ди­нар­ной маги­ст­ра­ту­ры, но был лишь заин­те­ре­со­ван в тех воз­мож­но­стях, кото­рые пре­до­став­ля­ла власть дик­та­то­ра для под­готов­ки и про­веде­ния кон­суль­ских выбо­ров. Из мятеж­но­го про­кон­су­ла, каким он все же оста­вал­ся в гла­зах мно­гих рим­лян, ему необ­хо­ди­мо было пре­вра­тить­ся в закон­но избран­но­го выс­ше­го маги­ст­ра­та. Поэто­му Цезарь вос­поль­зо­вал­ся дик­та­тор­ской вла­стью на очень недол­гий срок, все­го лишь на те один­на­дцать дней, что он про­вел в Риме.

Но зато эти один­на­дцать дней про­шли не напрас­но. На состо­яв­ших­ся коми­ци­ях кон­су­ла­ми были избра­ны сам Цезарь и Пуб­лий Сер­ви­лий Исав­рик, сын того Сер­ви­лия, под нача­лом кото­ро­го когда-то в годы сво­ей моло­до­сти слу­жил Цезарь. Были избра­ны и дру­гие долж­ност­ные лица (в основ­ном сто­рон­ни­ки Цеза­ря!), запол­не­ны обра­зо­вав­ши­е­ся за послед­нее вре­мя вакан­сии в жре­че­ских кол­ле­ги­ях. Цезарь так­же не пре­ми­нул про­ве­сти празд­ник в честь Юпи­те­ра Лати­а­рия, тра­ди­ци­он­ный празд­ник, кото­рый в нача­ле теку­ще­го года не состо­ял­ся вслед­ст­вие бег­ства кон­су­лов.

За те же один­на­дцать дней был про­веден ряд зако­но­да­тель­ных меро­при­я­тий. Народ­ное собра­ние при­ня­ло реше­ние о даро­ва­нии граж­дан­ских прав транс­па­дан­цам, что фак­ти­че­ски при­во­ди­ло (впер­вые!) к рас­про­стра­не­нию пра­ва рим­ско­го граж­дан­ства на целую с.227 про­вин­цию (тем более, что Циз­аль­пин­ская Гал­лия пока еще оста­ва­лась на поло­же­нии про­вин­ции). Граж­дан­ские пра­ва были даро­ва­ны и жите­лям Гаде­са, что тоже мож­но счи­тать пер­вым при­ме­ром рас­про­стра­не­ния прав муни­ци­пия на про­вин­ци­аль­ный город. Кро­ме того, вне­ся в народ­ное собра­ние соот­вет­ст­ву­ю­щие пред­ло­же­ния через пре­то­ров и народ­ных три­бу­нов, Цезарь добил­ся воз­вра­ще­ния из изгна­ния осуж­ден­ных в кон­суль­ство Пом­пея.

Но пожа­луй, наи­боль­шее зна­че­ние имел закон, рас­счи­тан­ный на вос­ста­нов­ле­ние кредит­ных отно­ше­ний и хозяй­ст­вен­ной дея­тель­но­сти, нару­шен­ной пер­вы­ми же меся­ца­ми граж­дан­ской вой­ны. Как отме­ча­ет сам Цезарь, «во всей Ита­лии упал кредит и пре­кра­ти­лась упла­та дол­гов»²⁵. Креди­то­ры со стра­хом, а долж­ни­ки с надеж­дой обра­ща­ли свои взо­ры к Цеза­рю, ожи­дая, что он, как в свое вре­мя Кати­ли­на, про­воз­гла­сит отме­ну дол­гов (зна­ме­ни­тый лозунг ta­bu­lae no­vae). Одна­ко Цезарь на сей раз обма­нул ожи­да­ния и тех, и дру­гих. Он избрал по суще­ству путь явно­го ком­про­мис­са. В соот­вет­ст­вии с про­веден­ным им зако­ном назна­ча­лись тре­тей­ские судьи (арбит­ры), кото­рые долж­ны были про­из­во­дить оцен­ку земель­ных вла­де­ний и дви­жи­мо­го иму­ще­ства по ценам дово­ен­но­го вре­ме­ни и сооб­раз­но с этой оцен­кой удо­вле­тво­рять креди­то­ров. Кро­ме того, для ожив­ле­ния денеж­но­го обра­ще­ния вос­ста­нав­ли­вал­ся в силе ста­рин­ный закон, запре­щав­ший кому бы то ни было дер­жать налич­ны­ми день­га­ми более 15 тысяч дена­ри­ев (60 тысяч сестер­ци­ев)²⁶.

Перед тем как поки­нуть Рим, Цезарь про­вел оче­ред­ную хлеб­ную разда­чу. Кста­ти, для харак­те­ри­сти­ки настро­е­ний, царив­ших в горо­де как сре­ди выс­ших, так и сре­ди более широ­ких сло­ев насе­ле­ния, мож­но, пожа­луй, упо­мя­нуть о неко­то­рых фак­тах. Тесть Цеза­ря, Луций Каль­пур­ний Пизон, пред­ло­жил в сена­те воз­об­но­вить пере­го­во­ры с Пом­пе­ем, что, одна­ко, встре­ти­ло воз­ра­же­ния со сто­ро­ны кон­су­ла Сер­ви­лия. Да и Цезарь, види­мо, пред­по­чи­тал если уж воз­об­нов­лять пере­го­во­ры, то толь­ко от себя лич­но, но отнюдь не от име­ни сена­та. Тем не менее при его отъ­езде в собрав­шей­ся тол­пе наро­да доволь­но настой­чи­во выска­зы­ва­лись поже­ла­ния отно­си­тель­но пре­кра­ще­ния вой­ны и при­ми­ре­ния с Пом­пе­ем.

с.228 Соот­но­ше­ние сил про­тив­ни­ков перед бал­кан­ской кам­па­ни­ей было сле­дую­щим. Пом­пей имел в сво­ем рас­по­ря­же­нии почти целый год для под­готов­ки. Он сумел его исполь­зо­вать и собрал боль­шие силы. У запад­ных бере­гов Гре­ции был сосре­дото­чен огром­ный флот: 500 бое­вых кораб­лей и боль­шое чис­ло лег­ких и сто­ро­же­вых судов. Вер­хов­ное коман­до­ва­ние фло­том нахо­ди­лось в руках злей­ше­го вра­га Цеза­ря, его ста­ро­го сопер­ни­ка по эди­ли­те­ту и кон­суль­ству, Мар­ка Каль­пур­ния Бибу­ла. В Македо­нии сто­я­ло пешее вой­ско, девять леги­о­нов; союз­ные государ­ства и горо­да Восто­ка высла­ли мно­го­чис­лен­ные вспо­мо­га­тель­ные отряды. С дву­мя леги­о­на­ми спе­шил на помощь из сво­ей про­вин­ции Сирии Квинт Метелл Сци­пи­он. Кон­ни­ца Пом­пея насчи­ты­ва­ла 7 тысяч всад­ни­ков, при­чем к ним отно­сил­ся, по сло­вам Плу­тар­ха, весь цвет рим­ской и ита­лий­ской моло­де­жи. Пом­пей лич­но руко­во­дил воен­ны­ми упраж­не­ни­я­ми сво­ей армии — уме­ние и лов­кость пяти­де­ся­ти­вось­ми­лет­не­го пол­ко­во­д­ца, как уве­ря­ет тот же Плу­тарх, вызы­ва­ли все­об­щее вос­хи­ще­ние²⁷. Рас­по­ла­гая таки­ми огром­ны­ми сила­ми, Пом­пей соби­рал­ся пере­зи­мо­вать со сво­им вой­ском на илли­рий­ском побе­ре­жье, где он под защи­той флота чув­ст­во­вал себя спо­кой­но и откуда ран­нею вес­ной 48 г. лег­ко мог вторг­нуть­ся на терри­то­рию Ита­лии.

Что каса­ет­ся Цеза­ря, то его воз­мож­но­сти были, по-види­мо­му, не столь бле­стя­щи­ми. В его рас­по­ря­же­нии нахо­ди­лось при­мер­но две­на­дцать леги­о­нов, но бое­спо­соб­ность частей была дале­ко не оди­на­ко­ва. Мно­гие участ­ни­ки галль­ских похо­дов ожи­да­ли дав­но желан­но­го уволь­не­ния, да и дол­гий путь из Испа­нии изну­рил сол­дат; вдо­ба­вок в Апу­лии и в окрест­но­стях Брун­ди­зия сто­я­ла в этом году сырая и холод­ная пого­да. Но самая круп­ная непри­ят­ность заклю­ча­лась в том, что, когда Цезарь при­был в Брун­ди­зий, он убедил­ся в невоз­мож­но­сти пере­пра­вить все свои налич­ные силы на Бал­кан­ский полу­ост­ров. Для это­го не хва­та­ло судов. Но не в его мане­ре было откла­ды­вать уже решен­ное дело: он и на сей раз пред­по­чел вне­зап­ность дей­ст­вий дол­гой и тща­тель­ной под­готов­ке. Поса­див на име­ю­щи­е­ся суда при­мер­но 20 тысяч чело­век, он, неза­ме­чен­ный вра­же­ским фло­том, 5 янва­ря 48 г. бла­го­по­луч­но пере­пра­вил­ся к бере­гам Эпи­ра.

с.229 Желая пол­но­стью исполь­зо­вать все выго­ды, выте­каю­щие из быст­ро­ты и вне­зап­но­сти появ­ле­ния на Бал­кан­ском полу­ост­ро­ве, Цезарь решил пред­при­нять еще одну, теперь уже послед­нюю, попыт­ку мир­ных пере­го­во­ров. Дан­ный момент он нахо­дил наи­бо­лее под­хо­дя­щим, а общую ситу­а­цию — наи­бо­лее бла­го­при­ят­ной. Поми­мо того, он все же пом­нил напут­ст­вие рим­ской тол­пы, и демон­стра­ция миро­лю­би­вых устрем­ле­ний мог­ла быть ему толь­ко на поль­зу.

Нашел­ся и под­хо­дя­щий чело­век для тако­го щекот­ли­во­го пору­че­ния. В каче­стве посла, кото­рый дол­жен был сооб­щить его пред­ло­же­ния Пом­пею, Цезарь избрал Л. Вибул­лия Руфа, два­жды попа­дав­ше­го к нему в плен: в пер­вый раз под Кор­фи­ни­ем, а затем в Испа­нии. Суть пред­ло­же­ний сво­ди­лась к сле­дую­ще­му: оба пол­ко­во­д­ца долж­ны нако­нец сло­жить ору­жие и не иску­шать судь­бу. Они оба понес­ли серь­ез­ные поте­ри. Так, если иметь в виду Пом­пея, то он лишил­ся Ита­лии, Сици­лии, Сар­ди­нии, обе­их Испа­ний и 13 когорт вои­нов. Цезарь же поте­рял афри­кан­скую армию Кури­о­на и вой­ска Анто­ния, капи­ту­ли­ро­вав­шие под Курик­той. Таким обра­зом, их поло­же­ние, их силы в дан­ный момент были при­мер­но рав­ны, и эти-то обсто­я­тель­ства дела­ют вполне воз­мож­ны­ми и даже жела­тель­ны­ми пере­го­во­ры, ибо тот, кому судь­ба пошлет в даль­ней­шем пере­вес, конеч­но, не захо­чет и слы­шать о мире. Поэто­му оба пол­ко­во­д­ца долж­ны сей­час дать на воен­ной сход­ке клят­ву о роспус­ке сво­их войск в трех­днев­ный срок, пре­до­ста­вив под­готов­ку самих мир­ных усло­вий сена­ту и наро­ду²⁸.

Вибул­лий Руф поспе­шил к Пом­пею, стре­мясь не столь­ко выпол­нить дели­кат­ное пору­че­ние, сколь­ко как мож­но быст­рее изве­стить Пом­пея о самом фак­те появ­ле­ния Цеза­ря с вой­ском. Пом­пей же нахо­дил­ся на пути из Македо­нии к Апол­ло­нии и Дирра­хию. Узнав теперь о при­хо­де Цеза­ря, он уско­рил про­дви­же­ние сво­их частей, дабы не дать Цеза­рю воз­мож­но­сти захва­тить горо­да на запад­ном побе­ре­жье. Но и Цезарь, конеч­но, не терял вре­ме­ни впу­стую. Выса­див сол­дат, он бук­валь­но в ту же ночь отпра­вил кораб­ли обрат­но в Брун­ди­зий для достав­ки осталь­ных леги­о­нов и кон­ни­цы. Одна­ко этот рейс ока­зал­ся несчаст­ли­вым. Марк Бибул, доса­дуя на то, что уже один раз он упу­стил Цеза­ря, под­сте­рег воз­вра­щав­ший­ся флот, уни­что­жил с.230 его и уста­но­вил стро­жай­шую охра­ну и кон­троль над всем побе­ре­жьем.

Но тем не менее Цезарь и часть его вой­ска все же нахо­ди­лись на терри­то­рии Бал­кан­ско­го полу­ост­ро­ва. Стре­мясь преж­де все­го к тому, чего и опа­сал­ся Пом­пей, а имен­но к заня­тию при­мор­ских горо­дов, Цезарь уже в день высад­ки напра­вил­ся к Ори­ку. Комен­дант горо­да, назна­чен­ный Пом­пе­ем, пытал­ся орга­ни­зо­вать сопро­тив­ле­ние, но гар­ни­зон и жите­ли кате­го­ри­че­ски вос­про­ти­ви­лись этой попыт­ке, и город сдал­ся, за что и был поща­жен. Точ­но такая же исто­рия повто­ри­лась с Апол­ло­ни­ей, а затем и с дру­ги­ми при­мор­ски­ми горо­да­ми Эпи­ра.

Узнав об этих собы­ти­ях, Пом­пей начал опа­сать­ся за Дирра­хий и, для того чтобы попасть туда рань­ше Цеза­ря, шел и днем и ночью, так что даже воз­будил недо­воль­ство сво­их сол­дат. Но ему все же уда­лось опе­ре­дить Цеза­ря, и он, перей­дя реку Апс, рас­по­ло­жил­ся лаге­рем вбли­зи Дирра­хия. Когда туда подо­шел Цезарь, ему уже не оста­ва­лось ниче­го луч­ше­го, как раз­бить свой лагерь на дру­гом бере­гу реки. Про­тив­ни­ки рас­по­ло­жи­лись надол­го, с наме­ре­ни­ем пере­зи­мо­вать, что в дан­ном слу­чае вполне устра­и­ва­ло Цеза­ря, посколь­ку он все рав­но дол­жен был ждать при­бы­тия леги­о­нов из Ита­лии.

Одна­ко пер­спек­ти­вы в этом смыс­ле были пока малобла­го­при­ят­ны. Цеза­рю даже при­шлось один раз отме­нить сроч­ным рас­по­ря­же­ни­ем пере­пра­ву уже после того, как кораб­ли с вой­ска­ми вышли из гава­ни Брун­ди­зия. Это спас­ло не толь­ко кораб­ли, но и армию от вер­ной гибе­ли. Флот Бибу­ла без­раздель­но гос­под­ст­во­вал на море, хотя Цеза­рю в свою оче­редь уда­лось отре­зать его от суши, от бли­жай­ших баз снаб­же­ния. Но мор­ская бло­ка­да тем не менее никак не осла­бе­ва­ла, во вся­ком слу­чае до тех пор, пока не забо­лел и не умер коман­дую­щий фло­том Марк Бибул.

Тем вре­ме­нем стал изве­стен ответ Пом­пея на мир­ные пред­ло­же­ния Цеза­ря. Он, конеч­но, был отри­ца­тель­ным, посколь­ку сно­ва пред­ла­га­лось пере­ве­сти борь­бу в рус­ло поли­ти­че­ских отно­ше­ний, что если и сули­ло какие-то выго­ды, то лишь для одно­го из сопер­ни­ков. Поэто­му Пом­пей заявил, что для него нетер­пи­ма даже самая мысль сохра­нить жизнь и пра­ва как бы по мило­сти Цеза­ря. Но послед­ний, не желая, по его с.231 соб­ст­вен­ным сло­вам, отка­зать­ся от надеж­ды на мир, решил исполь­зо­вать дру­гой путь, или, гово­ря точ­нее, «испан­ский вари­ант». Дело в том, что в резуль­та­те дли­тель­но­го про­ти­во­сто­я­ния обо­их лаге­рей меж­ду сол­да­та­ми неиз­беж­но нача­ли завя­зы­вать­ся какие-то отно­ше­ния. Цезарь учел это обсто­я­тель­ство и пору­чил одно­му из сво­их лега­тов обра­тить­ся с мир­ны­ми пред­ло­же­ни­я­ми непо­сред­ст­вен­но к вой­ску про­тив­ни­ка. Был даже наме­чен день для пере­го­во­ров, с обе­их сто­рон сошлось мно­же­ство наро­да, но эта «мир­ная акция» ока­за­лась сорва­на тем, что от име­ни пом­пе­ян­цев высту­пил Лаби­ен, кото­рый дер­жал себя над­мен­но и гру­бо, а под конец пря­мо заявил, что о мире не может быть и речи, пока им не выда­дут голо­ву Цеза­ря²⁹.

Поло­же­ние ослож­ня­лось. Зима уже под­хо­ди­ла к кон­цу, а кораб­ли с леги­о­на­ми из Брун­ди­зия все еще не при­бы­ва­ли. Счи­тая, види­мо, ситу­а­цию крайне опас­ной, Цезарь риск­нул на отча­ян­но сме­лый шаг. Он решил лич­но отпра­вить­ся в Брун­ди­зий, чтобы само­му вывез­ти оттуда вой­ска. Глу­бо­кой ночью, тай­но, пере­оде­тый в одеж­ду раба, он взо­шел на неболь­шой корабль, кото­рый дол­жен был по реке вый­ти в море. Одна­ко разыг­ра­лась силь­ная буря, осо­бен­но в устье реки, где ее воды стал­ки­ва­лись с мор­ским при­ли­вом. Корм­чий, видя свое бес­си­лие совла­дать со сти­хи­ей, при­ка­зал мат­ро­сам повер­нуть обрат­но. Тогда Цезарь решил, что насту­пил момент открыть­ся, и высту­пил впе­ред, обра­тив­шись к корм­че­му со сво­ей оче­ред­ной исто­ри­че­ской фра­зой: «Сме­лее, ты везешь Цеза­ря и его сча­стье!» Но тем не менее при­шлось повер­нуть обрат­но³⁰.

Насколь­ко прав­до­по­до­бен этот рас­сказ, судить, конеч­но, труд­но. Но если сме­лая попыт­ка и окон­чи­лась неуда­чей, то уда­лось нечто гораздо более важ­ное: Марк Анто­ний и Фуфий Кален в соот­вет­ст­вии с насто­я­тель­ны­ми тре­бо­ва­ни­я­ми Цеза­ря суме­ли нако­нец выве­сти кораб­ли с вой­ском из Брун­ди­зия, и 10 апре­ля на гла­зах как Цеза­ря, так и Пом­пея транс­порт про­сле­до­вал вдоль илли­рий­ско­го побе­ре­жья. Высад­ка про­изо­шла непо­да­ле­ку от Лис­са, горо­да, кото­рый был мно­гим обя­зан Цеза­рю и пото­му охот­но при­нял Анто­ния и даже снаб­дил его всем необ­хо­ди­мым. И Цезарь и Пом­пей тот­час выве­ли свои вой­ска из посто­ян­ных лаге­рей; пер­вый — желая как мож­но ско­рее соеди­нить­ся с Анто­ни­ем, вто­рой — стре­мясь пред­от­вра­тить с.232 это соеди­не­ние. Бла­го­да­ря уме­ло­му манев­ри­ро­ва­нию Анто­ния опе­ра­ция про­шла все же успеш­но; Цезарь мог теперь рас­по­ла­гать при­мер­но 34 тыся­ча­ми чело­век пехоты и 1400 чело­век кон­ни­цы.

Одна­ко исполь­зо­вать все эти силы толь­ко в каком-либо одном месте, напри­мер про­тив само­го Пом­пея, было невоз­мож­но. Сле­до­ва­ло поза­бо­тить­ся как об укреп­ле­нии тыла, так и о заготов­ке про­ви­ан­та. Поэто­му Цеза­рю при­шлось отрядить часть вой­ска под руко­вод­ст­вом сво­их лега­тов в Македо­нию, Фес­са­лию и Это­лию, тем более что из этих обла­стей к нему яви­лись послы с прось­бой о при­сыл­ке гар­ни­зо­нов. С неко­то­ры­ми общи­на­ми Цезарь был свя­зан дав­но, со вре­ме­ни сво­его актив­но­го уча­стия в анти­сул­лан­ских про­цес­сах. Кро­ме того, перед отряда­ми, направ­лен­ны­ми в Македо­нию, сто­я­ла еще одна зада­ча: вос­пре­пят­ст­во­вать под­хо­ду тех леги­о­нов, кото­рые вел к Пом­пею из Сирии Квинт Метелл Сци­пи­он.

Таким обра­зом и теперь, после при­бы­тия войск из Брун­ди­зия, силы, кото­ры­ми рас­по­ла­гал Пом­пей, почти вдвое пре­вос­хо­ди­ли налич­ные силы Цеза­ря. Тем не менее послед­ний готов был дать реши­тель­ное сра­же­ние и даже про­во­ци­ро­вал на то Пом­пея. Одна­ко Пом­пей, счи­тая, види­мо, что вре­мя работа­ет на него, стой­ко дер­жал­ся обо­ро­ни­тель­ной так­ти­ки. Тогда Цезарь, совер­шив удач­ный, хотя дале­ко не лег­кий, обход­ной маневр, сумел отре­зать Пом­пея от Дирра­хия. Тому не оста­ва­лось ниче­го дру­го­го, как пере­не­сти свой лагерь на новое, более под­хо­дя­щее место, что он и осу­ще­ст­вил.

Пом­пей раз­бил теперь лагерь на ска­ли­стой воз­вы­шен­но­сти, непо­да­ле­ку от мор­ско­го побе­ре­жья. Так как воен­ные дей­ст­вия явно затя­ги­ва­лись, при­ни­ма­ли пози­ци­он­ный харак­тер, то Цезарь решил­ся на сме­лый и необыч­ный шаг. Он заду­мал пол­но­стью окру­жить лагерь Пом­пея поле­вы­ми укреп­ле­ни­я­ми. Сме­лость, необыч­ность пла­на заклю­ча­лись в том, что армия, мень­шая по чис­лен­но­сти, пыта­лась взять в коль­цо армию зна­чи­тель­но более мно­го­чис­лен­ную. Бла­го­да­ря напря­жен­ной и самоот­вер­жен­ной рабо­те сол­дат Цеза­ря зада­чу эту в общем уда­лось осу­ще­ст­вить.

Пози­ци­он­ная вой­на дли­лась с кон­ца апре­ля и вплоть до июля. В лаге­ре Пом­пея сре­ди его при­бли­жен­ных рос­ло нетер­пе­ние; в лаге­ре Цеза­ря с.233 по-преж­не­му суще­ст­во­ва­ли труд­но­сти со снаб­же­ни­ем. Сол­да­ты вынуж­де­ны были печь хлеб из каких-то коре­ньев, кото­рые они мел­ко руби­ли и сме­ши­ва­ли с моло­ком. Ино­гда они пере­бра­сы­ва­ли эти хлеб­цы в лагерь Пом­пея, кри­ча, что, пока зем­ля родит такие коре­нья, они не сни­мут оса­ду. Гово­ри­ли, что Пом­пей, попро­бо­вав такой хле­бец, ужас­нул­ся, счи­тая тех, кто может доволь­ст­во­вать­ся подоб­ной пищей, дики­ми зве­ря­ми.

В июле уча­сти­лись стыч­ки меж­ду про­тив­ни­ка­ми. Еще в самом нача­ле меся­ца Цезарь сде­лал попыт­ку захва­тить Дирра­хий. Попыт­ка не уда­лась, но одно­вре­мен­но с нею, воз­мож­но исполь­зуя крат­ковре­мен­ное отсут­ст­вие Цеза­ря в лаге­ре, пом­пе­ян­цы ата­ко­ва­ли несколь­ко реду­тов, стре­мясь про­рвать окру­же­ние. В резуль­та­те доволь­но упор­но­го боя все ата­ки были отра­же­ны, про­тив­ник понес боль­шие поте­ри. В один из реду­тов попа­ло око­ло 30 тысяч стрел, а в щите цен­ту­ри­о­на Сце­вы, спе­ци­аль­но достав­лен­ном Цеза­рю, ока­за­лось сто два­дцать про­бо­ин. Цезарь щед­ро награ­дил цен­ту­ри­о­на и пере­вел его в выс­ший ранг; награж­де­на была и вся когор­та, доб­лест­но защи­щав­шая этот редут³¹.

Но все же в середине июля Пом­пею уда­лось про­рвать линию цеза­ре­вых укреп­ле­ний в самом уда­лен­ном пунк­те от глав­но­го лаге­ря, там, где эта линия под­хо­ди­ла к морю. Цезарь счи­тал, что место для про­ры­ва укреп­ле­ний было ука­за­но про­тив­ни­ку дву­мя пре­да­те­ля­ми, дву­мя бра­тья­ми из пле­ме­ни алло­бро­гов, пере­бе­жав­ши­ми к Пом­пею. Но как бы то ни было, от пла­на окру­же­ния теперь при­хо­ди­лось отка­зать­ся. Тогда Цезарь, стре­мясь как-то воз­ме­стить поне­сен­ную неуда­чу, решил ата­ко­вать один изо­ли­ро­ван­ный леги­он Пом­пея, кото­рый, по доне­се­ни­ям лазут­чи­ков, сосре­дото­чил­ся во вспо­мо­га­тель­ном лаге­ре. Он вывел про­тив это­го леги­о­на трид­цать три когор­ты. Завя­за­лось серь­ез­ное сра­же­ние. Но Пом­пей сумел вовре­мя под­бро­сить кон­ни­цу, а затем пять леги­о­нов пехоты. Это про­из­ве­ло пере­лом в ходе боя, вой­ско Цеза­ря дрог­ну­ло, а затем вспых­ну­ла пани­ка.

Доволь­но подроб­ное опи­са­ние это­го сра­же­ния в «Запис­ках о граж­дан­ской войне» не отли­ча­ет­ся доста­точ­ной ясно­стью. Небла­го­при­ят­ный пере­лом объ­яс­нен вме­ша­тель­ст­вом судь­бы, кото­рая «часто про­из­во­дит огром­ные пере­ме­ны бла­го­да­ря самым с.234 незна­чи­тель­ным слу­чай­но­стям». Прав­да, спра­вед­ли­вость тре­бу­ет отме­тить, что Цезарь наряду с этим все же при­зна­ет свое пора­же­ние, при­зна­ет и то, что от пол­но­го раз­гро­ма его вой­ско спас­ла тоже толь­ко чистая слу­чай­ность³².

Плу­тарх и Аппи­ан, пожа­луй, опи­сы­ва­ют это сра­же­ние более дра­ма­тич­но. «Рвы напол­ни­лись тру­па­ми, — пишет Плу­тарх, — сол­да­ты Цеза­ря пада­ли под­ле соб­ст­вен­но­го вала и часто­ко­ла, пора­жае­мые непри­я­те­лем во вре­мя поспеш­но­го бег­ства». «Каж­дый бежал, где кому слу­чи­лось, без огляд­ки, не внем­ля ника­ким при­ка­зам, лишив­шись сты­да и разу­ма», — вто­рит ему Аппи­ан. Цезарь пытал­ся оста­но­вить бегу­щих, хва­тал­ся за зна­ме­на, но зна­ме­нос­цы бро­са­ли их в пани­ке, так что непри­я­тель захва­тил в этот день трид­цать два зна­ме­ни. Во вре­мя сво­их тщет­ных попы­ток задер­жать бегу­щих Цезарь едва не был убит — один из сол­дат замах­нул­ся на него мечом (Плу­тарх) или заост­рен­ным древ­ком зна­ме­ни (Аппи­ан), но, к сча­стью, подо­спел ору­же­но­сец. Пом­пей, одна­ко, не вос­поль­зо­вал­ся в пол­ной мере сво­им успе­хом и не решил­ся вторг­нуть­ся в лагерь. Это и спас­ло армию Цеза­ря от окон­ча­тель­но­го раз­гро­ма. Но поте­ри были вели­ки: более 1000 чело­век пехо­тин­цев и всад­ни­ков, не гово­ря уже о мораль­ных послед­ст­ви­ях пора­же­ния. Сам Цезарь пре­крас­но пони­мал все зна­че­ние слу­чив­ше­го­ся. Неда­ром в тот же день вече­ром он ска­зал, обра­ща­ясь к дру­зьям: «Вой­на мог­ла бы быть сего­дня окон­че­на пол­ной победой, если б вра­ги име­ли во гла­ве чело­ве­ка, уме­ю­ще­го побеж­дать»³³.

Эта серь­ез­ная неуда­ча поста­ви­ла перед Цеза­рем вопрос о необ­хо­ди­мо­сти изме­не­ния все­го пла­на кам­па­нии. Какой смысл оста­вать­ся в лаге­ре у моря, посколь­ку на море пере­вес явно при­над­ле­жит про­тив­ни­ку, тер­петь затруд­не­ния со снаб­же­ни­ем и фак­ти­че­ски нахо­дить­ся на поло­же­нии оса­жден­но­го, вме­сто того чтобы само­му оса­ждать вра­га? Поче­му не пере­не­сти воен­ные дей­ст­вия в дру­гие обла­сти Гре­ции, не подыс­кать дру­гой, более под­хо­дя­щий, более выгод­ный для себя театр вой­ны? И Цезарь при­ни­ма­ет реше­ние напра­вить­ся в Фес­са­лию, в Македо­нию, про­тив Сци­пи­о­на, рас­счи­ты­вая, как гово­рит Плу­тарх, либо зама­нить Пом­пея туда, где тот будет вынуж­ден сра­жать­ся в оди­на­ко­вых с ним усло­ви­ях, не полу­чая под­держ­ки с.235 с моря, либо раз­гро­мить Сци­пи­о­на, пре­до­став­лен­но­го само­му себе³⁴.

Реше­ние было при­ня­то, за ним, как все­гда, безот­ла­га­тель­но после­до­ва­ли дей­ст­вия. Цезарь снял­ся с лаге­ря в первую же ночь после сра­же­ния, но перед этим он созвал воен­ную сход­ку и обра­тил­ся к сол­да­там с весь­ма при­ме­ча­тель­ной речью. Она при­ме­ча­тель­на в том смыс­ле, что преж­де все­го и боль­ше все­го харак­те­ри­зу­ет само­го Цеза­ря. Эта речь не вло­же­на в уста ора­то­ра, как при­ня­то в антич­ной исто­рио­гра­фии, каким-то дру­гим авто­ром, а вос­про­из­веде­на в «Запис­ках о граж­дан­ской войне» самим Цеза­рем. Если эта речь даже и не пере­да­ет дослов­но ска­зан­но­го им, все же бес­спор­но отра­жа­ет его отно­ше­ние и реак­цию на собы­тия.

Цезарь стре­мил­ся глав­ным обра­зом обо­д­рить сол­дат, вну­шая им, что не сле­ду­ет под­да­вать­ся пани­ке из-за одно­го про­иг­ран­но­го сра­же­ния, наобо­рот, надо бла­го­да­рить судь­бу за то, что она дала им воз­мож­ность почти без потерь занять Ита­лию, поко­рить обе Испа­нии и, нако­нец, счаст­ли­во и удач­но пере­пра­вить­ся на Бал­кан­ский полу­ост­ров. «Если не все­гда и не во всем быва­ет уда­ча, то на помощь судь­бе долж­ны прий­ти соб­ст­вен­ные уси­лия». В поне­сен­ном пора­же­нии он, их пол­ко­во­дец, не вино­ват, он, каза­лось, пред­у­смот­рел все, что сле­ду­ет, но ино­гда и пора­же­ние может пой­ти на поль­зу, как было, напри­мер, под Гер­го­ви­ей³⁵.

Про­из­не­ся эту речь и уда­лив несколь­ко зна­ме­нос­цев с их почет­ной долж­но­сти, Цезарь отдал при­каз о выступ­ле­нии, несмот­ря на то что мно­гие сол­да­ты и офи­це­ры счи­та­ли нуж­ным дать новое сра­же­ние на тех же пози­ци­ях. После корот­кой оста­нов­ки в Апол­ло­нии Цезарь дви­нул­ся даль­ше через Эпир. Око­ло пер­во­го фес­са­лий­ско­го горо­да Эги­ний к нему при­со­еди­нил­ся со сво­им вой­ском Доми­ций Каль­вин, кото­ро­му уда­лось ускольз­нуть от Пом­пея и Сци­пи­о­на, избе­жать угро­зы окру­же­ния. Зато когда Цезарь подо­шел к Гом­фам, фес­са­лий­ско­му горо­ду, кото­рый по соб­ст­вен­но­му почи­ну недав­но направ­лял к нему послов и про­сил о при­сыл­ке гар­ни­зо­на, он нашел ворота горо­да запер­ты­ми. Сюда уже успе­ли дой­ти слу­хи о пора­же­нии под Дирра­хи­ем, и Анд­ро­сфен, стра­тег фес­са­лий­ско­го сою­за горо­дов, рез­ко изме­нил свою пози­цию, с.236 «пред­по­чи­тая разде­лять победу с Пом­пе­ем, вме­сто того чтобы быть това­ри­щем Цеза­ря по несча­стью»³⁶.

Гом­фы были взя­ты мол­ние­нос­ным штур­мом, и город в нака­за­ние за изме­ну выдан на поток и раз­граб­ле­ние сол­да­там. После это­го Цезарь сра­зу же напра­вил­ся к Мет­ро­по­лю, жите­ли кото­ро­го, узнав о судь­бе Гомф, не ока­за­ли ника­ко­го сопро­тив­ле­ния, за что Мет­ро­поль был остав­лен в цело­сти и невреди­мо­сти. Как и сле­до­ва­ло ожи­дать, срав­не­ние судь­бы Мет­ро­по­ля и Гомф при­ве­ло к тому, что почти все осталь­ные горо­да Фес­са­лии (кро­ме Лариссы, заня­той круп­ны­ми сила­ми Сци­пи­о­на) пред­по­чли изъ­явить Цеза­рю свою покор­ность. Решив таким обра­зом про­бле­му снаб­же­ния войск и най­дя севе­ро-запад­нее горо­да Фар­са­ла³⁷ удоб­ные пози­ции, он раз­бил здесь лагерь и стал ожи­дать Пом­пея.

Пом­пей же, идя вслед за Цеза­рем и объ­еди­нив­шись у Герак­леи со Сци­пи­о­ном, появил­ся в Фес­са­лии через несколь­ко дней. Он выбрал для сво­его лаге­ря место к запа­ду от рас­по­ло­же­ния Цеза­ря, на окрест­ных хол­мах. Сре­ди его бли­жай­ше­го окру­же­ния цари­ло совер­шен­но осо­бое настро­е­ние. После Дирра­хия все были так уве­ре­ны в победе, что не столь­ко дума­ли о том, каким путем они могут добить­ся этой победы, сколь­ко о том, какие выго­ды из нее сле­ду­ет извлечь. Откры­то шел дележ почет­ных долж­но­стей, кото­рые доста­нут­ся победи­те­лям, как толь­ко они воз­вра­тят­ся в Рим. Мно­гие пре­тен­до­ва­ли на дома и иму­ще­ство цеза­ри­ан­цев. На одном из воен­ных сове­тов воз­ник спор по пово­ду Луци­лия Гир­ра и обе­ща­ния, дан­но­го ему Пом­пе­ем. Дело в том, что Пом­пей, направ­ляя Гир­ра послом к пар­фян­ско­му царю, обе­щал ему заоч­ное избра­ние на долж­ность пре­то­ра в бли­жай­шие выбо­ры. Это и вызва­ло про­те­сты тех, кто нахо­дил­ся в лаге­ре и счи­тал, что все бла­га и при­ви­ле­гии долж­ны быть разде­ле­ны толь­ко меж­ду ними, несу­щи­ми на себе глав­ные тяготы вой­ны.

Осо­бен­но жесто­кие рас­при воз­ник­ли меж­ду Луци­ем Доми­ци­ем, Метел­лом Сци­пи­о­ном и Лен­ту­лом Спин­те­ром: они никак не мог­ли поде­лить меж­ду собой долж­ность вер­хов­но­го пон­ти­фи­ка, зани­мае­мую, как извест­но, Цеза­рем. Некто Аку­тий Руф откры­то обви­нял Афра­ния в пре­да­тель­стве за неуда­чу в испан­ской кам­па­нии. Тот же Луций Доми­ций внес пред­ло­же­ние с.237 орга­ни­зо­вать по окон­ча­нии вой­ны судеб­ный про­цесс над теми, кто остал­ся в Риме или вооб­ще не поже­лал при­мкнуть к Пом­пею. Для это­го каж­дый сена­тор, участ­ник воен­ных дей­ст­вий, полу­чал бы три таб­лич­ки: одна из них озна­ча­ла оправ­да­ние, дру­гая — при­суж­де­ние к смер­ти, третья — к денеж­но­му штра­фу. Все хло­пота­ли либо о поче­стях и награ­дах, либо о пре­сле­до­ва­нии вра­гов, неред­ко мож­но было слы­шать раз­го­во­ры о про­скрип­ци­ях.

В такой обста­нов­ке и при таких настро­е­ни­ях не уди­ви­тель­но, что все толь­ко и дума­ли о воз­вра­ще­нии в Ита­лию, и пото­му осто­рож­ность и даже неко­то­рая мед­ли­тель­ность дей­ст­вий, к чему был скло­нен Пом­пей в нача­ле бал­кан­ской кам­па­нии, теперь вызы­ва­ли край­нее недо­воль­ство. Про Пом­пея гово­ри­ли, что он наме­рен­но затя­ги­ва­ет вой­ну, чтобы наслаж­дать­ся вер­хов­ной вла­стью над быв­ши­ми кон­су­ла­ми и пре­то­ра­ми, над союз­ны­ми пра­ви­те­ля­ми и дина­ста­ми, и то ли в насмеш­ку, то ли из зави­сти его вели­ча­ли Ага­мем­но­ном и царем царей. Во вся­ком слу­чае на Пом­пея ока­зы­ва­лось непре­рыв­ное дав­ле­ние, и даже Афра­ний, обви­нен­ный в измене и в том, что он был под­куп­лен Цеза­рем, иро­ни­че­ски выра­жал удив­ле­ние, поче­му его обви­ни­те­ли до сих пор не дают бит­вы опто­во­му поку­па­те­лю про­вин­ций. Пом­пею в кон­це кон­цов при­шлось усту­пить, и «он скло­нил­ся к сра­же­нию, на горе само­му себе и тем, кто его к это­му скло­нял»³⁸.

Вой­ско Пом­пея после объ­еди­не­ния его с сила­ми Сци­пи­о­на насчи­ты­ва­ло до 50 тысяч чело­век и пре­вос­хо­ди­ло силы Цеза­ря более чем в пол­то­ра раза. Осо­бен­но ощу­тим был пере­вес в кон­ни­це: на тыся­чу всад­ни­ков Цеза­ря при­хо­ди­лось семь тысяч у Пом­пея, и он сам, выска­зы­ва­ясь на воен­ном сове­те нака­нуне сра­же­ния, под­чер­ки­вал преж­де все­го имен­но это пре­иму­ще­ство и воз­ла­гал на него боль­шие надеж­ды. Опти­ми­сти­че­ский план и про­гноз Пом­пея были горя­чо под­дер­жа­ны Лаби­е­ном, пре­не­бре­жи­тель­но ото­звав­шим­ся о бое­вых каче­ствах цеза­ре­ва вой­ска, в кото­ром яко­бы почти не оста­лось зака­лен­ных и опыт­ных сол­дат вре­мен галль­ских похо­дов. Закан­чи­вая свою речь, Лаби­ен дал клят­ву вер­нуть­ся в лагерь не ина­че как победи­те­лем, и дру­гие вое­на­чаль­ни­ки после­до­ва­ли его при­ме­ру.

с.238 Цезарь охот­но пошел на реши­тель­ное сра­же­ние. В сво­их «Запис­ках» он дает яркую кар­ти­ну зна­ме­ни­той Фар­саль­ской бит­вы (9 авгу­ста 48 г.). Вой­ско Пом­пея было постро­е­но сле­дую­щим обра­зом. На левом флан­ге сто­я­ли те два леги­о­на, кото­рые были в свое вре­мя пере­да­ны ему Цеза­рем³⁹ по реше­нию сена­та. Здесь же нахо­дил­ся и сам Пом­пей. Центр постро­е­ния зани­мал Метелл Сци­пи­он с сирий­ски­ми леги­о­на­ми. Еще один леги­он, объ­еди­нен­ный с испан­ски­ми когор­та­ми, кото­рые уда­лось пере­пра­вить Афра­нию, был раз­ме­щен на пра­вом флан­ге. Эти вой­ска Пом­пей счи­тал наи­бо­лее надеж­ны­ми. Осталь­ные части, в том чис­ле и доб­ро­воль­цев-вете­ра­нов, он рас­пре­де­лил по все­му фрон­ту. Семь когорт были остав­ле­ны для охра­ны лаге­ря. Так как пра­вый фланг постро­е­ния при­мы­кал к кру­тым бере­гам реч­ки, то вся кон­ни­ца, все стрел­ки и пращ­ни­ки были сосре­дото­че­ны на левом флан­ге.

Цезарь поме­стил 10-й леги­он на пра­вом флан­ге, а на левом — 8-й и 9-й, посколь­ку послед­ний силь­но поредел после сра­же­ния под Дирра­хи­ем. На левом флан­ге он пору­чил коман­до­ва­ние Мар­ку Анто­нию, на пра­вом — Пуб­лию Сул­ле, в цен­тре — Доми­цию Каль­ви­ну. Сам он нахо­дил­ся про­тив Пом­пея. Опа­са­ясь того, чтобы его пра­вое кры­ло не было обой­де­но пре­вос­хо­дя­щи­ми сила­ми вра­же­ской кон­ни­цы, Цезарь, ото­брав по одной когор­те из каж­до­го леги­о­на третьей линии, обра­зо­вал таким обра­зом чет­вер­тую линию и пред­у­предил вои­нов, что исход сра­же­ния, веро­ят­нее все­го, будет зави­сеть имен­но от них. Вме­сте с тем он запре­тил третьей линии идти в ата­ку до его сиг­на­ла.

Так как Пом­пей дал при­каз ждать в строю, не дви­га­ясь с места, напа­де­ния со сто­ро­ны про­тив­ни­ка, дабы при этом фронт напа­даю­щих рас­тя­нул­ся, то пер­вый удар был нане­сен пехо­тин­ца­ми Цеза­ря. Это про­изо­шло так. Одно­вре­мен­но с сиг­на­лом к наступ­ле­нию Цезарь обра­тил­ся к одно­му из сво­их опыт­ных, лич­но ему извест­ных цен­ту­ри­о­нов: «Гай Кра­сти­ний, како­вы у нас надеж­ды на успех и како­во настро­е­ние?» Тот гром­ко отве­чал: «Мы одер­жим, Цезарь, пол­ную победу. Сего­дня ты меня похва­лишь живым или мерт­вым!» С эти­ми сло­ва­ми он пер­вый ринул­ся на вра­га, увле­кая за собой сол­дат цело­го мани­пу­ла.

Пока в цен­тре раз­вер­ты­ва­лось оже­сто­чен­ное сра­же­ние пехо­тин­цев, кон­ни­ца Пом­пея, как и сле­до­ва­ло с.239 ожи­дать, потес­нив более сла­бые кава­ле­рий­ские части про­тив­ни­ка, нача­ла обход неза­щи­щен­но­го пра­во­го флан­га Цеза­ря. Заме­тив это, Цезарь немед­лен­но дал сиг­нал когор­там спе­ци­аль­но обра­зо­ван­ной им чет­вер­той линии. Они с такой яро­стью бро­си­лись на всад­ни­ков, стре­мясь пора­жать их в гла­за и лицо, что те не усто­я­ли и обра­ти­лись в бег­ство. Стрел­ки и пращ­ни­ки, остав­шись без­за­щит­ны­ми, под­верг­лись почти пол­но­му истреб­ле­нию.

Соб­ст­вен­но гово­ря, этой удач­ной ата­кой и был совер­шен решаю­щий пере­лом в ходе боя. Для его закреп­ле­ния Цезарь ввел в дело све­жие вой­ска третьей линии. Это­го напо­ра пом­пе­ян­цы уже не смог­ли выдер­жать, и бег­ство ста­ло все­об­щим. Но в отли­чие от сво­его про­тив­ни­ка Цезарь не удо­вле­тво­рил­ся такой непол­ной победой и сумел добить­ся того, что его сол­да­ты, изну­рен­ные боем и жарой (сра­же­ние затя­ну­лось до полу­дня), тем не менее ата­ко­ва­ли вра­же­ский лагерь и ворва­лись в него.

Пом­пей, увидев, что его кон­ни­ца рас­се­я­на, а те части, на кото­рые он более все­го пола­гал­ся, обра­ще­ны в бег­ство, пал духом настоль­ко, что «похо­дил на чело­ве­ка, кото­ро­го боже­ство лиши­ло рас­суд­ка». Он уда­лил­ся в палат­ку, пре­до­ста­вив даль­ней­ший ход боя сво­е­му тече­нию, и, толь­ко когда сол­да­ты Цеза­ря уже про­ник­ли в самый лагерь, он очнул­ся, ски­нул с себя бое­вые доспе­хи и вме­сте с немно­ги­ми дру­зья­ми через зад­ние ворота лаге­ря уска­кал по направ­ле­нию к Лариссе. В лаге­ре Пом­пея победи­те­ли, к сво­е­му удив­ле­нию, увида­ли наряд­ные бесед­ки, сто­лы, устав­лен­ные сереб­ря­ной посудой, пол в палат­ках был выло­жен све­жим дер­ном, при­чем неко­то­рые палат­ки, напри­мер Лен­ту­ла да и дру­гих вое­на­чаль­ни­ков, были уви­ты плю­щом. Все недву­смыс­лен­но ука­зы­ва­ло на то, что нака­нуне сра­же­ния у при­бли­жен­ных Пом­пея не было даже тени сомне­ния в успе­хе.

Так как отдель­ные отряды раз­гром­лен­но­го вой­ска пыта­лись сна­ча­ла спа­стись на окрест­ных хол­мах, а затем отой­ти к Лариссе, то Цезарь начал их пре­сле­до­ва­ние. На сле­дую­щий день после Фар­саль­ской бит­вы они капи­ту­ли­ро­ва­ли. Победи­тель и на сей раз обо­шел­ся с побеж­ден­ны­ми весь­ма мяг­ко: все были поми­ло­ва­ны. Более того, Цезарь рас­по­рядил­ся сжечь захва­чен­ную в лаге­ре корре­спон­ден­цию Пом­пея, дабы не с.240 обна­ру­жен­ные до сих пор свя­зи (и сто­рон­ни­ки) его сопер­ни­ка так и оста­лись нерас­кры­ты­ми.

В тот же день Цезарь с несколь­ки­ми леги­о­на­ми достиг Лариссы. Одна­ко Пом­пея здесь уже не было: через Тем­пей­скую доли­ну, не зная отды­ха ни днем, ни ночью, он со сво­и­ми спут­ни­ка­ми доска­кал до бере­га моря. Ему уда­лось най­ти тор­го­вое суд­но, хозя­ин кото­ро­го согла­сил­ся при­нять его на борт вме­сте со спут­ни­ка­ми.

Таков был итог бал­кан­ской кам­па­нии и ее апо­фе­о­за — Фар­саль­ской бит­вы. По под­сче­там само­го Цеза­ря, поте­ри сто­рон в этом сра­же­нии ока­за­лись тако­вы: Пом­пей поте­рял уби­ты­ми око­ло 15 тысяч, а плен­ны­ми более 24 тысяч чело­век, при­чем во вре­мя бег­ства из лаге­ря на хол­мы погиб ста­рый непри­ми­ри­мый враг Цеза­ря — Луций Доми­ций Аге­но­барб. Было захва­че­но 180 воин­ских зна­мен и девять леги­он­ных орлов. Что же каса­ет­ся потерь Цеза­ря, то у него погиб­ло яко­бы не более 200 сол­дат, но — и это была тяже­лая утра­та! — 30 заслу­жен­ных цен­ту­ри­о­нов. Конеч­но, все эти циф­ры не сле­ду­ет при­ни­мать без­ого­во­роч­но; еще Аппи­ан гово­рил о раз­ных вари­ан­тах под­сче­тов. Да и вооб­ще Фар­саль­ская бит­ва, как и вся­кое яркое, впе­чат­ля­ю­щее собы­тие, уже в самой древ­но­сти оброс­ла леген­да­ми. Аппи­ан и Плу­тарх, рас­ска­зы­вая о ней, в пол­ном соот­вет­ст­вии с тра­ди­ци­ей антич­ной исто­рио­гра­фии ссы­ла­ют­ся на мас­су чудес­ных явле­ний и пред­зна­ме­но­ва­ний, кото­рые ей пред­ше­ст­во­ва­ли и, конеч­но, уже зара­нее сули­ли победу Цеза­рю⁴⁰.

Итак, сра­же­ние при Фар­са­ле завер­ши­ло бал­кан­скую кам­па­нию. До сих пор теат­ром граж­дан­ской вой­ны слу­жи­ла сна­ча­ла терри­то­рия Апен­нин­ско­го, а затем Бал­кан­ско­го полу­ост­ро­ва. Неволь­но воз­ни­ка­ет вопрос: были ли рас­по­ло­жен­ные на этой терри­то­рии мно­го­чис­лен­ные горо­да, муни­ци­пии, коло­нии лишь плац­дар­мом воен­ных дей­ст­вий или они сами при­ни­ма­ли актив­ное уча­стие в собы­ти­ях? Ины­ми сло­ва­ми, како­ва была роль ита­лий­ских и про­вин­ци­аль­ных общин, горо­дов в так назы­вае­мой боль­шой рим­ской поли­ти­ке?

Это уча­стие не вызы­ва­ет сомне­ний. Конеч­но, общее состо­я­ние источ­ни­ков не поз­во­ля­ет нари­со­вать отчет­ли­вую кар­ти­ну поли­ти­че­ской жиз­ни и внут­рен­ней борь­бы в отдель­ных горо­дах (общи­нах). Труд­но судить и об отдель­ных поли­ти­че­ских груп­пи­ров­ках; мож­но лишь с.241 с боль­шой долей веро­ят­но­сти утвер­ждать, что рим­ляне тра­ди­ци­он­но под­дер­жи­ва­ли выс­шие, при­ви­ле­ги­ро­ван­ные слои насе­ле­ния и отри­ца­тель­но отно­си­лись к раз­лич­но­го рода «демо­кра­ти­че­ским систе­мам»⁴¹. Но это общее сооб­ра­же­ние еще не дает, конеч­но, воз­мож­но­сти опре­де­лить, како­во было отно­ше­ние к Пом­пею или к Цеза­рю в затро­ну­тых вой­ной горо­дах и общи­нах.

Тем не менее мы рас­по­ла­га­ем неко­то­ры­ми дан­ны­ми, свиде­тель­ст­ву­ю­щи­ми о том, что вожди борю­щих­ся сто­рон пре­крас­но пони­ма­ли зна­че­ние поли­ти­че­ской и воен­ной под­держ­ки в первую оче­редь муни­ци­пи­ев и коло­ний, а так­же про­вин­ци­аль­ных горо­дов. Так, еще нака­нуне граж­дан­ской вой­ны Цезарь, как извест­но, стре­мил­ся укре­пить свои отно­ше­ния с общи­на­ми Циз­аль­пин­ской Гал­лии, а имея в виду пред­сто­я­щие кон­суль­ские выбо­ры, совер­шил спе­ци­аль­ное турне по ряду ита­лий­ских муни­ци­пи­ев и коло­ний⁴². Решаю­щую роль при всем этом игра­ли «обя­за­тель­ст­вен­ные свя­зи», кли­ент­ские отно­ше­ния.

После пере­хо­да Цеза­ря через Руби­кон и во вре­мя дви­же­ния его с вой­ска­ми к Риму отно­ше­ние муни­ци­паль­ных горо­дов к раз­вер­ты­ваю­щим­ся собы­ти­ям име­ло огром­ное зна­че­ние. Уже гово­ри­лось о том, что пре­тор Терм не смог обо­ро­нять про­тив войск Цеза­ря город Игу­вий, так как игу­вин­цы были на сто­роне Цеза­ря, и Кури­о­ну не соста­ви­ло труда занять город. С такой же лег­ко­стью и по той же схе­ме был взят и Аук­сим⁴³. После заня­тия Аук­си­ма Цезарь быст­ро про­шел весь Пицен, при­чем, по его соб­ст­вен­ным сло­вам, все пре­фек­ту­ры этой обла­сти при­ни­ма­ли его с боль­шой готов­но­стью и снаб­жа­ли его вой­ско всем необ­хо­ди­мым⁴⁴. Это, одна­ко, зву­чит очень стран­но, ибо уро­жен­цем Пице­на был Пом­пей и здесь его кли­ент­ские свя­зи были и обшир­ны, и силь­ны.

Об оса­де Кор­фи­ния и о доб­ро­воль­ной капи­ту­ля­ции горо­да Суль­мо­на уже гово­ри­лось⁴⁵. Мож­но еще упо­мя­нуть о пози­ции брун­ди­зий­цев, кото­рые тоже сочув­ст­во­ва­ли Цеза­рю и ока­зы­ва­ли помощь его сол­да­там про­тив войск Пом­пея⁴⁶. Во вся­ком слу­чае, опи­сы­вая ход кам­па­нии на терри­то­рии Ита­лии, Цезарь изо­бра­жа­ет дело так, что все или почти все муни­ци­паль­ные горо­да и общи­ны были на его сто­роне. Даже если это и не совсем объ­ек­тив­ная кар­ти­на, то быст­ро­та его про­дви­же­ния к Риму дей­ст­ви­тель­но необыч­на и гово­рит с.242 об отсут­ст­вии серь­ез­но­го сопро­тив­ле­ния, а так­же о бла­го­же­ла­тель­ном отно­ше­нии опре­де­лен­ных кру­гов насе­ле­ния хотя бы тех горо­дов, кото­рые нахо­ди­лись в рай­оне дей­ст­вия цеза­ре­вых войск. Воз­мож­но, что и самый марш­рут про­дви­же­ния наме­чал­ся с уче­том этих обсто­я­тельств. Кро­ме того, пом­пе­ян­цы, види­мо, суме­ли вос­ста­но­вить про­тив себя ряд муни­ци­пи­ев чрез­вы­чай­ны­ми побо­ра­ми еще в пери­од под­готов­ки к войне⁴⁷.

Что каса­ет­ся даль­ней­ше­го хода воен­ных дей­ст­вий, и преж­де все­го испан­ской кам­па­нии, то уже самое реше­ние Цеза­ря, отка­зав­шись от немед­лен­но­го пре­сле­до­ва­ния Пом­пея, напра­вить­ся в Испа­нию свиде­тель­ст­ву­ет о том, какое зна­че­ние при­да­вал Цезарь про­вин­ци­ям и насколь­ко опас­ным для успеш­но­го исхо­да все­го дела он счи­тал испан­ские свя­зи Пом­пея. Более того, гото­вясь к испан­ско­му похо­ду, Цезарь счи­тал необ­хо­ди­мым укре­пить и соб­ст­вен­ные пози­ции в бли­жай­ших к Риму про­вин­ци­ях. В Сар­ди­нии это ему уда­лось без труда, и Мар­ку Кот­те, намест­ни­ку про­вин­ции, при­шлось бежать, так как он убедил­ся в общем сочув­ст­вии насе­ле­ния к Цеза­рю. Отно­ше­ние сици­лий­ских горо­дов и общин менее ясно; Цезарь о нем умал­чи­ва­ет, он ссы­ла­ет­ся лишь на то, что Катон оста­вил про­вин­цию, жалу­ясь на отсут­ст­вие под­держ­ки со сто­ро­ны Пом­пея. И нако­нец, в Афри­ке силам Цеза­ря было ока­за­но реши­тель­ное сопро­тив­ле­ние⁴⁸.

Чрез­вы­чай­но харак­те­рен уже упо­ми­нав­ший­ся эпи­зод с Мас­си­ли­ей⁴⁹. Борь­ба за этот город велась до опре­де­лен­но­го момен­та чисто поли­ти­че­ски­ми сред­ства­ми. Когда мас­си­лий­цы, при­гото­вив­шись к обо­роне, запер­ли ворота перед Цеза­рем, послед­ний всту­пил в пере­го­во­ры с пред­ста­ви­те­ля­ми мест­ной вла­сти и стре­мил­ся вну­шить им мысль, что Мас­си­лия долж­на после­до­вать при­ме­ру ита­лий­ских горо­дов. Из отве­та мас­си­лий­ско­го сена­та, пере­дан­но­го Цеза­рю, ста­ло ясно, что пра­вя­щие кру­ги Мас­си­лии вели­ко­леп­но раз­би­ра­ют­ся в поли­ти­че­ском харак­те­ре борь­бы, в кото­рую они ока­за­лись втя­ну­ты­ми. Поли­ти­че­ски­ми же сооб­ра­же­ни­я­ми они пыта­лись обос­но­вать и свой ней­тра­ли­тет. Этот ней­тра­ли­тет, как извест­но, ока­зал­ся фаль­ши­вым, мас­си­лий­цы дер­жа­ли сто­ро­ну Пом­пея, и город дол­гое вре­мя оста­вал­ся важ­ным опор­ным пунк­том пом­пе­ян­цев.

В даль­ней­шем ходе испан­ской кам­па­нии под­держ­ка мест­ных общин име­ла не менее важ­ное зна­че­ние. Не с.243 гово­ря уже о набо­ре вспо­мо­га­тель­ных войск из про­вин­ций как пом­пе­ян­ца­ми, так и Цеза­рем, огром­ную и даже решаю­щую роль играл вопрос о поли­ти­че­ской под­держ­ке мест­ных пра­вя­щих кру­гов. Неда­ром легат Цеза­ря Фабий в самом нача­ле кам­па­нии стре­мил­ся про­щу­пать их настро­е­ния. А когда после пер­вых неудач похо­да про­изо­шел нако­нец явный пере­лом к луч­ше­му, то сам Цезарь, пере­чис­ляя при­чи­ны изме­не­ния ситу­а­ции, на одно из пер­вых мест выдви­гал факт пере­хо­да на его сто­ро­ну пяти круп­ных испан­ских общин⁵⁰.

Вооб­ще все изло­же­ние хода воен­ных дей­ст­вий в Испа­нии Цеза­рем изоби­лу­ет при­ме­ра­ми актив­но­го уча­стия мест­ных общин и горо­дов. Так, даже выбор теат­ра вой­ны ста­вил­ся в зави­си­мость от отно­ше­ния общин к борю­щим­ся сто­ро­нам. После окон­ча­ния опе­ра­ций про­тив Пет­рея и Афра­ния, когда центр воен­ных дей­ст­вий пере­ме­стил­ся в Даль­нюю Испа­нию, то и здесь конеч­ный успех, вплоть до капи­ту­ля­ции Мар­ка Варро­на, был обу­слов­лен отно­ше­ни­ем ряда горо­дов. Осо­бен­но ярко это про­яви­лось в дей­ст­ви­ях вла­стей Кор­ду­бы, Кар­мо­на и Гаде­са⁵¹.

В ходе бал­кан­ской кам­па­нии пер­вые же успе­хи Цеза­ря после его высад­ки в Эпи­ре были свя­за­ны с бла­го­при­ят­ной по отно­ше­нию к нему пози­ци­ей мест­ных горо­дов. Орик был занят без боя бла­го­да­ря тому, что гар­ни­зон и жите­ли горо­да, как уже гово­ри­лось, не поже­ла­ли взять­ся за ору­жие про­тив Цеза­ря. Такая же исто­рия повто­ри­лась в Апол­ло­нии, где жите­ли заяви­ли, что не наме­ре­ны про­ти­вить­ся мне­нию «всей Ита­лии». Это­му при­ме­ру после­до­ва­ли и дру­гие горо­да Эпи­ра⁵².

После объ­еди­не­ния с Анто­ни­ем Цезарь стре­мит­ся при­влечь на свою сто­ро­ну горо­да и общи­ны в глу­бине стра­ны. Он всту­па­ет в пере­го­во­ры с пред­ста­ви­те­ля­ми Фес­са­лии, Это­лии, а затем и Македо­нии. Послан­ный им в Это­лию Каль­ви­сий Сабин с пятью когор­та­ми и неболь­шим отрядом всад­ни­ков овла­де­ва­ет всей обла­стью без осо­бо­го труда бла­го­да­ря под­держ­ке мест­но­го насе­ле­ния. Несколь­ко слож­нее ока­за­лось поло­же­ние в Фес­са­лии. Направ­лен­ный сюда с леги­о­ном ново­бран­цев Кас­сий Лон­гин заста­ет в горо­дах раз­лич­ное настро­е­ние: одни были на сто­роне Цеза­ря, дру­гие — на сто­роне Пом­пея. Что пред­став­ля­ли собой в с.244 соци­аль­но-поли­ти­че­ском отно­ше­нии «одни» и «дру­гие», едва ли воз­мож­но выяс­нить более деталь­но, но ско­рее все­го в обо­их слу­ча­ях речь идет о при­ви­ле­ги­ро­ван­ных сло­ях насе­ле­ния, если даже один из гла­ва­рей «пар­тии» цеза­ри­ан­цев опре­де­ля­ет­ся как «моло­дой чело­век из выс­шей зна­ти», к тому же, види­мо, обла­дав­ший нема­лы­ми сред­ства­ми⁵³.

После заня­тия Это­лии, Акар­на­нии и Амфи­ло­хии Цезарь пред­при­нял подоб­ную же попыт­ку в отно­ше­нии Ахайи. Туда был послан с вой­ска­ми Квинт Фуфий Кален, заняв­ший Дель­фы, Фивы, Орхо­мен по «согла­ше­нию с насе­ле­ни­ем», неко­то­рые же горо­да взял с бою. В осталь­ные общи­ны Кален напра­вил посоль­ства, желая скло­нить их на сто­ро­ну Цеза­ря чисто дипло­ма­ти­че­ским путем⁵⁴.

Пора­же­ние под Дирра­хи­ем повли­я­ло, конеч­но, не толь­ко на воен­ную, но и на поли­ти­че­скую обста­нов­ку. Цеза­рю при­шлось спе­ци­аль­но «обо­д­рять» сво­их союз­ни­ков, и все же неко­то­рые общи­ны под впе­чат­ле­ни­ем слу­хов о его пол­ном раз­гро­ме изме­ни­ли ему⁵⁵. Уже гово­ри­лось о том, как Цезарь брал штур­мом Гом­фы, как город был нака­зан за веро­лом­ство и как этот при­мер подей­ст­во­вал на осталь­ные фес­са­лий­ские горо­да⁵⁶. С дру­гой сто­ро­ны, когда после бит­вы при Фар­са­ле Пом­пей и его спут­ни­ки ока­за­лись в поло­же­нии бес­по­мощ­ных бег­ле­цов, горо­да Кип­ра и Родо­са, к кото­рым они преж­де все­го обра­ти­лись, кате­го­ри­че­ски отка­за­лись их при­нять⁵⁷. Кста­ти, рас­ска­зы­вая о соста­ве войск, про­ти­во­сто­яв­ших друг дру­гу под Фар­са­лом, Аппи­ан спе­ци­аль­но под­чер­ки­вал, что на сто­роне Пом­пея были пред­став­ле­ны «в огром­ном чис­ле» и восточ­ные наро­ды, при­веден­ные мест­ны­ми дина­ста­ми, и жите­ли ост­ро­вов — киприоты, родо­с­цы, кри­тяне⁵⁸. Что же каса­ет­ся афри­кан­ской кам­па­нии — но об этом речь еще впе­ре­ди, — то и здесь отно­ше­ние отдель­ных горо­дов и общин к борю­щим­ся сто­ро­нам про­дол­жа­ло ока­зы­вать нема­лое вли­я­ние на весь ход воен­ных дей­ст­вий.

Сум­ми­руя при­веден­ные выше при­ме­ры, нель­зя не прий­ти к выво­ду, что и сама Ита­лия, и про­вин­ции не толь­ко были теат­ром вой­ны, но при­ни­ма­ли доста­точ­но дея­тель­ное уча­стие в воен­ной и поли­ти­че­ской борь­бе, ока­зы­вая под­держ­ку то одной, то дру­гой борю­щей­ся сто­роне. Едва ли есть воз­мож­ность выяс­нить, какой из сто­рон при­над­ле­жа­ло в этом смыс­ле с.245 пре­иму­ще­ство, тем более что пози­ции отдель­ных общин неод­но­крат­но меня­лись в зави­си­мо­сти от успе­хов или неудач сопер­ни­чаю­щих пол­ко­вод­цев. Не так про­сто решить и вопрос о соци­аль­ной харак­те­ри­сти­ке сло­ев насе­ле­ния, при­ни­мав­ших наи­бо­лее актив­ное уча­стие в борь­бе. Одна­ко если в под­держ­ку «дела Цеза­ря», как мы име­ли слу­чай убедить­ся, высту­па­ли люди из чис­ла «выс­шей зна­ти»⁵⁹, то труд­но, даже невоз­мож­но пред­по­ло­жить, чтобы на сто­роне Пом­пея и его сто­рон­ни­ков, про­воз­гла­сив­ших сво­им лозун­гом воз­рож­де­ние сенат­ской рес­пуб­ли­ки, мог­ли ока­зать­ся «демо­кра­ти­че­ские» слои насе­ле­ния. Оче­вид­но, сле­ду­ет иметь в виду внут­рен­нюю борь­бу меж­ду раз­лич­ны­ми груп­пи­ров­ка­ми зна­ти.

Это, конеч­но, не озна­ча­ет, что более широ­кие кру­ги сто­я­ли совсем в сто­роне от раз­вер­ты­ваю­щих­ся собы­тий. Кли­ен­ты, сви­та знат­ных лиц и воен­ных вождей, слу­ги, рабы тоже при­ни­ма­ли уча­стие в борь­бе. Так, когда воен­ные дей­ст­вия раз­вер­ты­ва­лись непо­сред­ст­вен­но под сте­на­ми или на терри­то­рии како­го-либо горо­да, то уже самим этим фак­том насе­ле­ние побуж­да­лось к опре­де­лен­ной актив­но­сти. Конеч­но, едва ли мож­но пред­по­ла­гать, что жите­ли муни­ци­пи­ев, а тем более про­вин­ци­аль­ных общин про­яв­ля­ли в сво­ей мас­се глу­бо­кое пони­ма­ние само­го харак­те­ра борь­бы пре­тен­ден­тов, разде­ляв­ших их лозун­гов и инте­ре­сов, но тем не менее всем ходом собы­тий — общей поли­ти­че­ской ситу­а­ци­ей и воен­ной необ­хо­ди­мо­стью — они все же ока­зы­ва­лись вовле­чен­ны­ми в эту борь­бу, в боль­шую рим­скую поли­ти­ку!

* * *

Пока на Бал­кан­ском полу­ост­ро­ве раз­вер­ты­ва­лись воен­ные дей­ст­вия — и, види­мо, еще до сра­же­ния под Дирра­хи­ем, — в Риме про­изо­шли сле­дую­щие собы­тия. Пре­тор М. Целий Руф, извест­ный сна­ча­ла как сто­рон­ник Пом­пея, а затем Цеза­ря, теперь сно­ва высту­пил фак­ти­че­ски как пом­пе­я­нец, посколь­ку он пытал­ся подо­рвать послед­ние цеза­ре­вы рас­по­ря­же­ния и зако­ны. Древ­ние авто­ры, склон­ные даже чисто поли­ти­че­ские акции объ­яс­нять лич­ны­ми моти­ва­ми — что часто менее наив­но, чем ныне при­ня­то думать, — счи­та­ли при­чи­ной раз­ры­ва обиду Целия Руфа на Цеза­ря, кото­рый с.246 более почет­ную долж­ность город­ско­го пре­то­ра отдал не ему, а Тре­бо­нию⁶⁰.

Поэто­му Целий Руф поста­вил свое судей­ское крес­ло рядом с креслом Тре­бо­ния и объ­явил, что он готов при­ни­мать жало­бы всех тех, кто будет обжа­ло­вать реше­ния тре­тей­ских судей, касаю­щи­е­ся оцен­ки иму­ще­ства и упла­ты дол­гов в духе послед­них рас­по­ря­же­ний Цеза­ря⁶¹. Одна­ко эта акция успе­ха не име­ла и ника­ких апел­ля­ций к Целию Руфу не посту­па­ло. Тогда он выдви­нул зако­но­про­ект об упла­те дол­гов в тече­ние шести лет, при­чем за эти годы запре­ща­лось начис­лять про­цен­ты. Когда про­тив это­го зако­но­про­ек­та опол­чи­лись кон­сул Сер­ви­лий и дру­гие маги­ст­ра­ты, то Руф взял его обрат­но, но «для воз­буж­де­ния стра­стей» выдви­нул два новых зако­но­про­ек­та: один из них, пред­у­смат­ри­ваю­щий отме­ну квар­тир­ной пла­ты за целый год, был, види­мо, рас­счи­тан на широ­кие слои насе­ле­ния; дру­гой, про­воз­гла­шав­ший чуть ли не пол­ную кас­са­цию дол­гов (ta­bu­lae no­vae), — глав­ным обра­зом на долж­ни­ков из чис­ла рим­ской зна­ти. Бла­го­да­ря это­му Руфу уда­лось орга­ни­зо­вать какую-то груп­пу при­вер­жен­цев и с ее помо­щью про­гнать Тре­бо­ния после кро­во­про­лит­ной схват­ки с три­бу­на­ла⁶².

Воз­мож­но, что чис­ло сто­рон­ни­ков Руфа было не столь незна­чи­тель­но, как пыта­ет­ся вну­шить сво­им чита­те­лям Цезарь, и дви­же­ние при­об­ре­ло доволь­но широ­кий раз­мах, вызвав опре­де­лен­ные откли­ки на юге Ита­лии. Да и в самом Риме дей­ст­вия кон­су­ла Сер­ви­лия свиде­тель­ст­во­ва­ли о том, что ситу­а­ция рас­це­ни­ва­лась как весь­ма опас­ная. Заседа­ние сена­та было созва­но под защи­той нахо­див­ших­ся неда­ле­ко от Рима и вер­ных Цеза­рю войск. Целию было пред­ло­же­но взять обрат­но его зако­но­про­ек­ты. Когда он отка­зал­ся это сде­лать, был при­нят сена­тус­кон­сульт, на осно­ва­нии кото­ро­го Сер­ви­лий отре­шил Целия Руфа от долж­но­сти, запре­тил ему посе­щать заседа­ния сена­та, запре­тил созы­вать народ­ные сход­ки (con­tio) и даже отдал рас­по­ря­же­ние сло­мать его судей­ское крес­ло.

Тогда Целий поки­нул Рим и напра­вил­ся на юг Ита­лии. Туда же он вызвал из изгна­ния Мило­на; с ним он был свя­зан еще во вре­мя третье­го кон­су­ла­та Пом­пея. Милон, собрав отряд из сво­их быв­ших гла­ди­а­то­ров и бег­лых пас­ту­хов и про­воз­гла­сив, что он дей­ст­ву­ет от име­ни и по пору­че­нию Пом­пея, оса­дил кре­пость с.247 Косу в Турий­ской обла­сти. Одна­ко оса­да завер­ши­лась для него тра­ги­че­ски: он был убит кам­нем, пущен­ным в него со сте­ны. Целий пытал­ся сна­ча­ла про­из­ве­сти пере­во­рот в Капуе, когда же ему это не уда­лось, напра­вил­ся в Турии. В Тури­ях он стал под­стре­кать к воз­му­ще­нию жите­лей горо­да и хотел под­ку­пить сто­яв­ших здесь гар­ни­зо­ном всад­ни­ков Цеза­ря. Но из этих попы­ток тоже ниче­го не полу­чи­лось — всад­ни­ки его уби­ли. Таков конец дви­же­ния Целия Руфа, кото­рое все же вызва­ло, как вынуж­ден был при­знать сам Цезарь, «нема­лое вол­не­ние в Ита­лии»⁶³.

Тем вре­ме­нем про­дол­жа­ли раз­вер­ты­вать­ся воен­ные дей­ст­вия на Бал­кан­ском полу­ост­ро­ве. При­был с под­креп­ле­ни­ем Марк Анто­ний, про­изо­шло неудач­ное для Цеза­ря сра­же­ние под Дирра­хи­ем, и, нако­нец, исход кам­па­нии был решен зна­ме­ни­той Фар­саль­ской бит­вой. Мы зна­ем, что Пом­пей бежал, когда сол­да­ты Цеза­ря ворва­лись в лагерь⁶⁴. Даль­ней­шая судь­ба его сло­жи­лась тра­ги­че­ски.

Пом­пей при­был сна­ча­ла в Мити­ле­ну на Лес­бо­се, где в то вре­мя нахо­ди­лись его жена Кор­не­лия и один из сыно­вей. Затем он неко­то­рое вре­мя еще про­дол­жал пла­ва­ние. У него воз­ник доволь­но фан­та­сти­че­ский план искать при­бе­жи­ща в Пар­фии, где, по его мне­нию, он мог стать во гла­ве огром­но­го вой­ска. Одна­ко этот план, когда он поде­лил­ся им с бли­жай­ши­ми дру­зья­ми, был кате­го­ри­че­ски отверг­нут. Взя­ло верх пред­ло­же­ние отпра­вить­ся в Еги­пет — бога­тую стра­ну, нахо­див­шу­ю­ся срав­ни­тель­но близ­ко, мало­лет­ний пра­ви­тель кото­рой Пто­ле­мей был сыном царя Пто­ле­мея Авле­та, обя­зан­но­го сво­им тро­ном в зна­чи­тель­ной мере имен­но Пом­пею.

Кораб­лю Пом­пея и несколь­ким кораб­лям, на кото­рых нахо­ди­лись его спут­ни­ки (сви­та его за это вре­мя уве­ли­чи­лась, сре­ди спут­ни­ков Пом­пея были сно­ва вое­на­чаль­ни­ки и сена­то­ры), уда­лось пере­сечь море бес­пре­пят­ст­вен­но. Узнав, что Пто­ле­мей сто­ит с вой­ском у горо­да Пелу­сия (он вел тогда вой­ну про­тив сво­ей сест­ры Клео­пат­ры), Пом­пей напра­вил­ся имен­но туда, выслав пред­ва­ри­тель­но послов.

Изве­стие, при­не­сен­ное посла­ми, поста­ви­ло в весь­ма слож­ное и затруд­ни­тель­ное поло­же­ние не столь­ко маль­чи­ка-царя, сколь­ко его совет­ни­ков — евну­ха Поти­на, вос­пи­та­те­ля царя Тео­до­та и вое­на­чаль­ни­ка Ахил­лу.

с.248 На сове­ща­нии этих трех вли­я­тель­ных лиц, пред­став­ляв­ших собой фак­ти­че­ски еги­пет­ское пра­ви­тель­ство, выска­зы­ва­лись раз­лич­ные точ­ки зре­ния. В конеч­ном сче­те было при­ня­то пред­ло­же­ние Тео­до­та о том, чтобы при­гла­сить Пом­пея, но затем его убить.

Выпол­не­ние ковар­но­го замыс­ла воз­ла­га­лось на Ахил­лу. Взяв с собой неко­е­го Сеп­ти­мия, быв­ше­го когда-то воен­ным три­бу­ном у Пом­пея, затем цен­ту­ри­о­на Саль­вия и несколь­ких слуг, Ахил­ла вышел из гава­ни на рыба­чьей лод­ке навстре­чу кораб­лю рим­лян. Когда Пом­пей стал спус­кать­ся в эту лод­ку, он вдруг, повер­нув­шись к жене и сыну, про­ци­ти­ро­вал два сти­ха Софок­ла. Смысл сти­хов сво­дил­ся к тому, что, как толь­ко сво­бод­ный чело­век всту­па­ет в дом тира­на, он сра­зу же пре­вра­ща­ет­ся в раба.

Тем вре­ме­нем на бере­гу выстро­ил­ся круп­ный отряд еги­пет­ско­го вой­ска во гла­ве с обла­чен­ным в пур­пур царем. Кор­не­лия и знат­ней­шие спут­ни­ки Пом­пея наблюда­ли с бор­та кораб­ля, как лод­ка при­бли­жа­лась к бере­гу. Тогда на гла­зах у тех и дру­гих Сеп­ти­мий нанес Пом­пею пер­вый пре­да­тель­ский удар в спи­ну, затем обна­жи­ли мечи Ахил­ла и Саль­вий. Увидев все это, рим­ляне поспеш­но под­ня­ли яко­ря и устре­ми­лись в откры­тое море.

Пом­пей погиб при­мер­но через два меся­ца после сра­же­ния при Фар­са­ле. Цезарь же начал его пре­сле­до­вать бук­валь­но на тре­тий день после этой бит­вы. Сна­ча­ла он наде­ял­ся захва­тить Пом­пея в Амфи­по­ле, но, узнав, что его здесь нет, начал гото­вить­ся к пере­пра­ве через Гел­лес­понт. За неиме­ни­ем боль­ших воен­ных кораб­лей пере­пра­ву (двух леги­о­нов!) при­шлось орга­ни­зо­вать на неболь­ших лег­ких судах, даже чел­но­ках. Во вре­мя этой опе­ра­ции лег­кие суда Цеза­ря неожи­дан­но столк­ну­лись с эскад­рой пом­пе­ян­цев, кото­рой коман­до­вал Кас­сий. Каза­лось, поло­же­ние Цеза­ря без­на­деж­но, но Кас­сий даже и не попы­тал­ся зате­ять сра­же­ние, наобо­рот, про­сил о поми­ло­ва­нии и сам пере­дал Цеза­рю весь свой флот. Таков был резо­нанс бле­стя­щей победы при Фар­са­ле.

При­быв в Малую Азию и еще точ­но не зная, куда напра­вил­ся его быв­ший сопер­ник, Цезарь занял­ся устрой­ст­вом неко­то­рых неот­лож­ных дел. Во-пер­вых, он назна­чил для про­вин­ции Азия (Вифи­нии, Пафла­го­нии, Кили­кии и Пон­та) намест­ни­ка, при­чем его выбор пал с.249 на Доми­ция Каль­ви­на, толь­ко что отли­чив­ше­го­ся под Фар­са­лом. Види­мо, в это же вре­мя (а ско­рее все­го перед пере­пра­вой через Гел­лес­понт) был назна­чен пра­ви­те­лем Ахайи (т. е. фак­ти­че­ски Гре­ции!) дру­гой легат Цеза­ря — Фуфий Кален. Сам же Цезарь преж­де все­го отпра­вил­ся в Или­он (Троя) — город его леген­дар­но­го пред­ка Энея, сына Афро­ди­ты (Вене­ры). В знак это­го посе­ще­ния он, как неко­гда Алек­сандр Македон­ский, осы­пал город мило­стя­ми и при­ви­ле­ги­я­ми: даро­вал жите­лям само­управ­ле­ние, осво­бо­дил их от нало­гов. Так же он посту­пил в отно­ше­нии горо­да Книда, роди­ны сво­его уче­но­го дру­га Тео­пом­па, а что каса­ет­ся дру­гих горо­дов и общин Малой Азии, то для всех жите­лей нало­ги были сни­же­ны на одну треть.

По всей веро­ят­но­сти, с пре­бы­ва­ни­ем Цеза­ря на элли­ни­сти­че­ском Восто­ке сов­па­да­ют пер­вые свиде­тель­ства, пер­вые симп­то­мы его обо­готво­ре­ния. В горо­дах начи­на­ют воз­дви­гать ста­туи с над­пи­ся­ми, под­чер­ки­ваю­щи­ми его боже­ст­вен­ное про­ис­хож­де­ние, про­ис­хож­де­ние от Аре­са и Афро­ди­ты (т. е. Мар­са и Вене­ры)⁶⁵. Несо­мнен­но, что подоб­ным про­яв­ле­ни­ям вер­но­под­дан­ни­че­ских чувств на «элли­ни­сти­че­ский лад» содей­ст­во­вал и сам Цезарь, когда он пред­при­ни­мал такие демон­стра­тив­ные шаги, как посе­ще­ние Или­о­на. Не слу­чай­но так­же и то, что он спе­ци­аль­но и подроб­но оста­нав­ли­ва­ет­ся в сво­их «Запис­ках о граж­дан­ской войне» на чудес­ных зна­ме­ни­ях, воз­ве­стив­ших во мно­гих горо­дах и общи­нах Азии о его победе в Фар­саль­ской бит­ве яко­бы в тот же самый день⁶⁶.

Кста­ти, об этой победе Цезарь пред­по­чи­тал опо­ве­щать в той или иной фор­ме всех, кро­ме самих рим­лян. Это ведь была победа в меж­до­усоб­ной войне, победа над сво­и­ми же сооте­че­ст­вен­ни­ка­ми и сограж­да­на­ми. Поэто­му в Рим Цезарь даже не напра­вил офи­ци­аль­но­го доне­се­ния⁶⁷. Тем не менее, когда слух о Фар­са­ле достиг Рима, то народ раз­бил ста­туи Сул­лы и Пом­пея, сто­яв­шие на рострах. Более осто­рож­ный сенат выждал сооб­ще­ния о гибе­ли Пом­пея, и толь­ко после это­го Цеза­рю был декре­ти­ро­ван ряд поче­стей и пол­но­мо­чий. Ему было дано пра­во пред­при­ни­мать по отно­ше­нию к пом­пе­ян­цам любые меры, пра­во объ­яв­ле­ния вой­ны и заклю­че­ния мира без санк­ции сена­та и наро­да, пра­во в тече­ние бли­жай­ших пяти лет еже­год­но выстав­лять свою кан­дида­ту­ру на кон­суль­ских выбо­рах, с.250 реко­мен­до­вать на выбор­ных коми­ци­ях наро­ду сво­их кан­дида­тов (кро­ме народ­ных три­бу­нов) и рас­пре­де­лять пре­тор­ские про­вин­ции не по жре­бию, а по сво­е­му соб­ст­вен­но­му усмот­ре­нию. Ему даже было декре­ти­ро­ва­но пра­во на буду­щий (!) три­умф в буду­щей (!) войне про­тив нуми­дий­ско­го царя Юбы.

Кро­ме все­го про­че­го Цезарь полу­чил и пожиз­нен­ное пра­во вос­седать на ска­мье народ­ных три­бу­нов, т. е. быть почи­тае­мым во всех отно­ше­ни­ях наравне с три­бу­на­ми. Это был, одна­ко, не толь­ко почет, но и реаль­ная власть, т. е. та три­бун­ская власть (tri­bu­ni­cia po­tes­tas)⁶⁸, кото­рая ста­ла в даль­ней­шем неотъ­ем­ле­мой и важ­ней­шей состав­ной частью вла­сти рим­ских импе­ра­то­ров. И нако­нец, Цезарь был вто­рич­но про­воз­гла­шен дик­та­то­ром, при­чем срок дик­та­тор­ских пол­но­мо­чий, види­мо, на сей раз даже не ого­ва­ри­вал­ся.

Уре­гу­ли­ро­вав наи­бо­лее неот­лож­ные дела в Азии и узнав о том, что Пом­пей отпра­вил­ся в Еги­пет, Цезарь отплыл на Родос. Здесь он не стал задер­жи­вать­ся, и посколь­ку вызван­ное им вой­ско при­бы­ва­ло частя­ми, то, собрав налич­ные силы, он сел на три­ре­мы, взя­тые им у Кас­сия и частич­но у родо­с­цев. В самом нача­ле октяб­ря 48 г. трид­цать пять кораб­лей Цеза­ря, на кото­рых нахо­ди­лось 3200 леги­о­на­ри­ев и 800 всад­ни­ков, появи­лись в гава­ни Алек­сан­дрии.

Здесь Цезарь узнал о гибе­ли Пом­пея. Ему услуж­ли­во была пре­под­не­се­на голо­ва Пом­пея и его пер­стень. Но он не при­нял страш­ный дар, отвер­нул­ся и, взяв в руки как буд­то толь­ко пер­стень с печа­тью, про­сле­зил­ся. Почти всех при­бли­жен­ных Пом­пея, ока­зав­ших­ся в Егип­те, Цезарь поми­ло­вал и даже ста­рал­ся при­бли­зить к себе. В этом отно­ше­нии он оста­вал­ся верен себе, и лозунг мило­сер­дия (cle­men­tia) ста­но­вил­ся все более и более твер­дой осно­вой его поведе­ния по отно­ше­нию к поли­ти­че­ским про­тив­ни­кам.

Появ­ле­ние Цеза­ря с незна­чи­тель­ны­ми воен­ны­ми сила­ми в Егип­те по суще­ству с само­го нача­ла было встре­че­но крайне недру­же­люб­но⁶⁹, так что ему при­шлось сроч­но вызвать из Азии еще два леги­о­на. Воз­мож­но, что Цезарь пер­во­на­чаль­но не наме­ре­вал­ся надол­го задер­жать­ся в Егип­те — в его «Запис­ках» гово­рит­ся о том, что, мол, небла­го­при­ят­ные вет­ры дела­ли невоз­мож­ным в то вре­мя отплы­тие из Алек­сан­дрии⁷⁰. Одна­ко он был крайне заин­те­ре­со­ван в полу­че­нии с.251 денеж­ных средств, необ­хо­ди­мых ему для содер­жа­ния вой­ска. Дело в том, что за Пто­ле­ме­ем Авле­том, т. е. отцом нынеш­не­го еги­пет­ско­го царя, чис­лил­ся огром­ный долг в 17 мил­ли­о­нов дена­ри­ев. Эту огром­ную сум­му он в свое вре­мя полу­чил в Риме сна­ча­ла при помо­щи Раби­рия Посту­ма, а затем и само­го Цеза­ря. Цезарь про­стил теперь детям царя часть дол­га, но тре­бо­вал воз­вра­та 10 мил­ли­о­нов. Потин, фак­ти­че­ский гла­ва еги­пет­ско­го пра­ви­тель­ства, к тому же министр финан­сов, чинил вся­че­ские пре­пят­ст­вия и вел себя вызы­ваю­ще: велел кор­мить сол­дат Цеза­ря черст­вым хле­бом, гово­ря, что они долж­ны быть доволь­ны и этим, посколь­ку едят чужое, а само­му Цеза­рю и его при­бли­жен­ным выда­вал к сто­лу толь­ко гли­ня­ную или дере­вян­ную посу­ду, уве­ряя, что золотая и сереб­ря­ная пошла яко­бы на упла­ту дол­гов.

Все это, вме­сте взя­тое, послу­жи­ло при­чи­ной или толь­ко желан­ным пред­ло­гом для актив­но­го вме­ша­тель­ства Цеза­ря во внут­рен­ние дела еги­пет­ско­го государ­ства. Соглас­но заве­ща­нию Пто­ле­мея Авле­та, еги­пет­ский пре­стол долж­ны были занять сов­мест­но Пто­ле­мей Дио­нис и его стар­шая сест­ра и супру­га Клео­пат­ра. Одна­ко меж­ду бра­том и сест­рой нача­лась враж­да, и Клео­пат­ра была изгна­на из Алек­сан­дрии при непо­сред­ст­вен­ном уча­стии Поти­на. Теперь в пику послед­не­му Цезарь тай­но при­гла­сил ее к себе. При пер­вом же свида­нии он был оча­ро­ван ее умом, кра­сотой, сме­ло­стью и, высту­пив в каче­стве посред­ни­ка меж­ду бра­том и сест­рой, добил­ся их при­ми­ре­ния. В ответ на это Потин вызвал в Алек­сан­дрию вой­ска из-под Пелу­сия; эти­ми вой­ска­ми коман­до­вал его сто­рон­ник Ахил­ла.

Появ­ле­ние в Алек­сан­дрии армии в 20 тысяч чело­век, воз­вра­ще­ние в гавань 50 воен­ных судов, послан­ных в свое вре­мя на помощь Пом­пею, — все это созда­ва­ло для Цеза­ря с его явно недо­ста­точ­ны­ми воен­ны­ми сила­ми крайне опас­ное, даже кри­ти­че­ское поло­же­ние. Вско­ре рим­ляне ока­за­лись фак­ти­че­ски на поло­же­нии оса­жден­ных в той части горо­да, где нахо­дил­ся дво­рец. При­шлось вести улич­ные бои; кро­ме того, Цезарь удер­жи­вал при себе в каче­стве полуп­лен­ни­ка или залож­ни­ка юно­го еги­пет­ско­го царя.

Ахил­ла занял сво­и­ми вой­ска­ми почти всю терри­то­рию горо­да и пытал­ся отре­зать Цеза­ря от моря. Бой шел как на ули­цах, так и в рай­оне гава­ни. Цеза­рю с.252 при­шлось пой­ти на то, чтобы под­жечь кораб­ли, в том чис­ле и те, кото­рые нахо­ди­лись в доках. Рас­про­стра­нив­ший­ся отсюда пожар охва­тил зна­ме­ни­тую алек­сан­дрий­скую биб­лио­те­ку. После это­го Цезарь для сохра­не­ния надеж­ной свя­зи с морем спеш­но выса­дил сво­их сол­дат на Фаро­се, занял этот ост­ров, соеди­нен­ный дам­бой с Алек­сан­дри­ей, и закре­пил­ся на нем.

Борь­ба про­дол­жа­лась с пере­мен­ным успе­хом. Потин, глав­ный ини­ци­а­тор и фак­ти­че­ский руко­во­ди­тель всех анти­це­за­ри­ан­ских сил, был схва­чен и каз­нен. Но это мало что изме­ни­ло в общем поло­же­нии и рас­ста­нов­ке сил. Млад­шая дочь царя Арси­ноя бежа­ла к Ахил­ле и вме­сте с ним нача­ла весь­ма энер­гич­но руко­во­дить воен­ны­ми дей­ст­ви­я­ми. Одна­ко вско­ре их отно­ше­ния испор­ти­лись, воз­ник­ли тре­ния, и Ахил­ла был по ее рас­по­ря­же­нию убит. Коман­до­ва­ние арми­ей Арси­ноя пору­чи­ла сво­е­му вос­пи­та­те­лю евну­ху Гани­меду.

Воен­ные дей­ст­вия затя­ги­ва­лись. Ста­но­ви­лось ясно, что без осно­ва­тель­ной помо­щи извне не обой­тись. Тогда Цезарь напра­вил Мит­ри­да­та Пер­гам­ско­го, одно­го из сво­их наи­бо­лее при­бли­жен­ных и наи­бо­лее дове­рен­ных лиц, в Сирию и Кили­кию для сроч­ной орга­ни­за­ции под­креп­ле­ний. Мит­ри­дат, при­над­ле­жав­ший у себя на родине к выс­шей зна­ти, извест­ный сво­им муже­ст­вом и зна­ни­ем воен­но­го дела, быв­ший к тому же, по слу­хам, неза­кон­но­рож­ден­ным сыном зна­ме­ни­то­го Мит­ри­да­та Пон­тий­ско­го, поль­зо­вал­ся боль­шой попу­ляр­но­стью в раз­лич­ных ази­ат­ских горо­дах и общи­нах и пото­му как нель­зя более под­хо­дил для выпол­не­ния воз­ло­жен­ной на него мис­сии. Кста­ти гово­ря, выбор Мит­ри­да­та и харак­тер дан­но­го ему пору­че­ния еще раз свиде­тель­ст­ву­ют о важ­ной и вме­сте с тем актив­ной роли мест­ных общин в ходе граж­дан­ской вой­ны.

Одна­ко вопрос об исполь­зо­ва­нии под­креп­ле­ний был для Цеза­ря пока еще вопро­сом буду­ще­го. Сей­час сле­до­ва­ло рас­счи­ты­вать лишь на налич­ные силы. Тем не менее, когда к бере­гам Афри­ки при­ста­ли кораб­ли с хле­бом, ору­жи­ем (вплоть до мета­тель­ных машин), людь­ми (37-й леги­он, состо­яв­ший из быв­ших пом­пе­е­вых сол­дат), направ­лен­ные к Цеза­рю Доми­ци­ем Каль­ви­ном, все же уда­лось при­нять весь этот транс­порт и исполь­зо­вать его, обез­опа­сив от напа­де­ния вра­гов. Не менее удач­ны­ми были дей­ст­вия флота, кото­рый еще с.253 оста­вал­ся в рас­по­ря­же­нии Цеза­ря, осо­бен­но родос­ских кораб­лей — ими коман­до­вал весь­ма опыт­ный в мор­ском деле грек Эвфра­нор. Но вме­сте с тем Цезарь потер­пел чув­ст­ви­тель­ную неуда­чу при попыт­ке овла­деть мостом непо­да­ле­ку от дам­бы, веду­щей на Фарос. В этом сра­же­нии он поте­рял 400 леги­о­не­ров и при­мер­но столь­ко же мат­ро­сов и греб­цов. Ему само­му при­шлось спа­сать­ся вплавь, и древ­ние авто­ры рас­ска­зы­ва­ют об этом эпи­зо­де с любо­пыт­ны­ми подроб­но­стя­ми. Цезарь плыл с под­ня­той рукой, в кото­рой он дер­жал свои запис­ные книж­ки, а свой пур­пур­ный плащ пол­ко­во­д­ца он, по одной вер­сии, тащил за собой, заку­сив его зуба­ми, дабы не остав­лять вра­гам в каче­стве тро­фея, по дру­гой же вер­сии, плащ все-таки достал­ся алек­сан­дрий­цам⁷¹.

Вско­ре после этих собы­тий к Цеза­рю обра­ти­лись алек­сан­дрий­ские упол­но­мо­чен­ные с прось­бой вер­нуть им царя, осво­бо­див его из-под охра­ны. Им, мол, надо­е­ли свое­воль­ное прав­ле­ние дев­чон­ки и жесто­кая тира­ния Гани­меда, и они гото­вы бес­пре­ко­слов­но пови­но­вать­ся царю, а сле­до­ва­тель­но, и Цеза­рю. И хотя Цезарь сомне­вал­ся в искрен­но­сти этих заве­ре­ний, как и в бла­го­при­ят­ной для рим­лян пози­ции юно­го царя, несмот­ря на все его клят­вы и сле­зы, тем не менее он пошел по ряду при­чин навстре­чу поже­ла­ни­ям алек­сан­дрий­цев. Но сомне­ния все же ока­за­лись совсем не напрас­ны­ми: царь, «слов­но его выпу­сти­ли из клет­ки на аре­ну, столь энер­гич­но повел вой­ну про­тив Цеза­ря, что, види­мо, про­ли­тые им при про­ща­нии сле­зы были ско­рее сле­за­ми радо­сти»⁷².

Поло­же­ние сно­ва рез­ко ухуд­ши­лось. Силы Цеза­ря по-преж­не­му были недо­ста­точ­ны для веде­ния серь­ез­ной вой­ны, для круп­но­го поле­во­го сра­же­ния вне стен горо­да, а, види­мо, толь­ко такое сра­же­ние мог­ло при­ве­сти к окон­ча­тель­ной раз­вяз­ке. Вести улич­ные бои и выдер­жи­вать оса­ду в горо­де с почти полу­мил­ли­он­ным насе­ле­ни­ем мож­но было, конеч­но, срав­ни­тель­но недол­го. Вме­сте с тем все мыс­ли­мые сро­ки уже под­хо­ди­ли к кон­цу. И вот в этот кри­ти­че­ский момент про­изо­шел нако­нец пере­лом.

Он про­изо­шел пото­му, что Мит­ри­дат Пер­гам­ский бле­стя­ще спра­вил­ся со сво­ей зада­чей. При­чем он не толь­ко орга­ни­зо­вал боль­шие силы, с кото­ры­ми и под­сту­пил к Пелу­сию, но ему уда­лось энер­гич­ным и с.254 неожи­дан­ным штур­мом взять этот силь­но укреп­лен­ный город. Оста­вив там свой гар­ни­зон, он поспе­шил затем в Алек­сан­дрию на соеди­не­ние с Цеза­рем, лег­ко поко­ряя раз­лич­ные общи­ны, лежав­шие на его пути.

Решаю­щее сра­же­ние про­изо­шло в дель­те Нила. Егип­тяне напра­ви­ли сюда круп­ные силы про­тив Мит­ри­да­та, вско­ре при­был и сам царь. Одна­ко Цеза­рю, хотя он и избрал круж­ной путь по морю, уда­лось объ­еди­нить­ся с Мит­ри­да­том, и теперь соот­но­ше­ние сил ста­но­ви­лось более при­ем­ле­мым. В двух­днев­ном сра­же­нии еги­пет­ское вой­ско не толь­ко потер­пе­ло неуда­чу, но на вто­рой день был штур­мом взят и лагерь. Царю при­шлось бежать на корабль, кото­рый вско­ре вме­сте с ним зато­нул. Сра­же­ние закон­чи­лось 27 мар­та 47 г., и Цезарь в тот же вечер во гла­ве сво­ей кон­ни­цы при­был в Алек­сан­дрию, где при­нял капи­ту­ля­цию насе­ле­ния.

Овла­дев, таким обра­зом, этим горо­дом и Егип­том, как пишет неиз­вест­ный автор «Алек­сан­дрий­ской вой­ны», Цезарь воз­вел на цар­ский пре­стол тех, о ком гово­рил в сво­ем заве­ща­нии Пто­ле­мей Авлет, закли­нав­ший рим­ский народ не нару­шать его воли. Одна­ко одно откло­не­ние было неиз­беж­ным: посколь­ку стар­ший из сыно­вей погиб, пре­стол при­шлось пере­дать Клео­пат­ре и дру­го­му, млад­ше­му сыну⁷³. И хотя этот вопрос был уре­гу­ли­ро­ван, а воен­ные дей­ст­вия окон­че­ны, Цезарь еще оста­вал­ся в Егип­те боль­ше двух меся­цев, при­чем совер­шил за это вре­мя в обще­стве Клео­пат­ры путе­ше­ст­вие по Нилу вплоть до южной гра­ни­цы государ­ства, пре­да­ва­ясь при этом, как пишет Аппи­ан, «и дру­гим наслаж­де­ни­ям»⁷⁴.

Цезарь про­был в Егип­те в общей слож­но­сти девять меся­цев. Еще в древ­но­сти эта еги­пет­ская экс­пе­ди­ция, а точ­нее гово­ря, еги­пет­ская аван­тю­ра вызы­ва­ла весь­ма раз­но­ре­чи­вые оцен­ки и выска­зы­ва­ния. Плу­тарх, кото­рый, види­мо, в свое вре­мя уже мог под­ве­сти некий итог всем раз­но­гла­си­ям, писал: «Одни писа­те­ли не счи­та­ли вой­ну необ­хо­ди­мой и гово­ри­ли, что един­ст­вен­ной при­чи­ной это­го опас­но­го и бес­слав­но­го для Цеза­ря похо­да была его страсть к Клео­пат­ре, дру­гие выстав­ля­ли винов­ни­ка­ми вой­ны цар­ских при­двор­ных, в осо­бен­но­сти могу­ще­ст­вен­но­го евну­ха Поти­на, кото­рый неза­дол­го до это­го убил Пом­пея, изгнал Клео­пат­ру и теперь зло­умыш­лял про­тив Цеза­ря»⁷⁵. Сле­ду­ет с.255 отме­тить, что и в новой исто­рио­гра­фии еги­пет­ская аван­тю­ра Цеза­ря вызы­ва­ет не толь­ко раз­но­гла­сия, но и откро­вен­ное недо­уме­ние. Напри­мер, такой серь­ез­ный иссле­до­ва­тель, как М. Гель­цер, пря­мо гово­рит: «Девя­ти­ме­сяч­ное еги­пет­ское интер­мец­цо зада­ет любо­му наблюда­те­лю жиз­нен­но­го пути Цеза­ря более чем про­сто загад­ку»⁷⁶. И даль­ше он выска­зы­ва­ет край­нее удив­ле­ние по пово­ду того, что Цезарь столь отча­ян­но и лег­ко­мыс­лен­но ста­вил в Алек­сан­дрии на кар­ту все то, что дала ему вели­кая Фар­саль­ская победа, сокру­ша­ет­ся, что спа­се­ние Цеза­ря — дик­та­то­ра рим­ско­го наро­да! — зави­се­ло от вар­вар­ско­го вой­ска, набран­но­го Мит­ри­да­том. Клео­пат­ру име­ну­ет «демо­ни­че­ской жен­щи­ной», при­вле­кав­шей Цеза­ря имен­но эти­ми каче­ства­ми, а не толь­ко тем, что она при­над­ле­жа­ла к дина­стии послед­них диа­до­хов⁷⁷.

Нам труд­но, конеч­но, в насто­я­щее вре­мя судить, кого имел в виду Плу­тарх, гово­ря о раз­лич­ных авто­рах, выска­зы­вав­ших свои оцен­ки при­чин Алек­сан­дрий­ской вой­ны. Ско­рее все­го речь идет о выска­зы­ва­ни­ях, до нас не дошед­ших. Что каса­ет­ся неиз­вест­но­го нам авто­ра сохра­нив­ше­го­ся сочи­не­ния «Алек­сан­дрий­ская вой­на», то он по суще­ству этот вопрос обхо­дит. Сам Цезарь в кон­це сво­их «Запи­сок», посвя­щен­ных граж­дан­ской войне, объ­яс­ня­ет свое появ­ле­ние в Егип­те тем, что он отпра­вил­ся туда вслед за Пом­пе­ем и сра­зу же столк­нул­ся с крайне недру­же­люб­ным отно­ше­ни­ем насе­ле­ния Алек­сан­дрии, а затем с откры­то враж­деб­ны­ми дей­ст­ви­я­ми Поти­на. Он же сам высту­пал яко­бы в каче­стве искрен­не­го дру­га и посред­ни­ка, желая лишь ула­дить рас­при меж­ду наслед­ни­ка­ми Пто­ле­мея и тем самым обес­пе­чить реа­ли­за­цию его заве­ща­ния⁷⁸.

Все это, вме­сте взя­тое, не дает, конеч­но, ника­ко­го вра­зу­ми­тель­но­го отве­та на целый ряд вопро­сов. Поче­му, рас­по­ла­гая столь незна­чи­тель­ны­ми сила­ми, Цезарь риск­нул ввя­зать­ся в столь опас­ную и затяж­ную вой­ну? Какую цель он пре­сле­до­вал, идя на такой риск, тем более что он, види­мо, с само­го нача­ла не стре­мил­ся к пре­вра­ще­нию Егип­та в новую рим­скую про­вин­цию? Была ли у него не толь­ко цель, но и какой-то опре­де­лен­ный план дей­ст­вий в Егип­те, или, дру­ги­ми сло­ва­ми, какое место долж­на занять еги­пет­ская экс­пе­ди­ция в общей кар­тине, общем ходе граж­дан­ской вой­ны? И нако­нец, чем объ­яс­нить, что он, стре­мя­щий­ся все­гда с.256 дово­дить нача­тое дело до кон­ца, в осо­бен­но­сти когда речь шла об уни­что­же­нии про­тив­ни­ка, на сей раз как бы созна­тель­но давал воз­мож­ность недо­би­то­му еще про­тив­ни­ку опра­вить­ся, собрать­ся с сила­ми, и даже когда окан­чи­ва­ют­ся свя­зы­вав­шие его воен­ные дей­ст­вия в Егип­те, он и тогда отнюдь не спе­шит вер­нуть­ся к выпол­не­нию (вер­нее, к завер­ше­нию!) основ­ной сво­ей зада­чи?

По всей веро­ят­но­сти, если и воз­мо­жен ответ на эти вопро­сы, он дол­жен иметь какой-то нега­тив­ный, вер­нее, небла­го­при­ят­ный для обыч­ных наших пред­став­ле­ний о Цеза­ре харак­тер. Да, в Алек­сан­дрий­ской войне Цезарь явно шел на мало­оправ­дан­ный риск, дей­ст­во­вал лег­ко­мыс­лен­но и даже дале­ко не все­гда разум­но. Поче­му? Это неиз­вест­но, да и едва ли под­да­ет­ся выяс­не­нию. Како­ва была его цель в этой войне и имел ли он вооб­ще какую-то пер­спек­тив­ную цель, реа­ли­за­ция кото­рой пред­по­ла­га­ла имен­но воен­ные дей­ст­вия? Ско­рее все­го такой цели у него не было (если отвлечь­ся от нали­чия совсем иной зада­чи: выпу­тать­ся из крайне затруд­ни­тель­но­го поло­же­ния). Был ли у Цеза­ря опре­де­лен­ный, зара­нее раз­ра­ботан­ный план дей­ст­вий? Без­услов­но, тако­го пла­на у него не было, и пото­му еги­пет­ская экс­пе­ди­ция выгляде­ла какой-то слу­чай­но­стью, аван­тю­рой, а в общем ходе граж­дан­ской вой­ны — неожи­дан­ным и неза­ко­но­мер­ным откло­не­ни­ем. Поче­му нако­нец, он отка­зал­ся от сво­ей обыч­ной так­ти­ки, от быст­ро­ты и вне­зап­но­сти дей­ст­вий и почти на год как бы вовсе забыл о выпол­не­нии сво­ей основ­ной зада­чи, неза­вер­шен­ность кото­рой ему была, конеч­но, доста­точ­но ясна? На этот вопрос тоже, если толь­ко не сво­дить все к демо­ни­че­ским чарам Клео­пат­ры, нет удо­вле­тво­ри­тель­но­го отве­та.

Подоб­ные нега­тив­ные заклю­че­ния пред­став­ля­ют­ся на пер­вый взгляд мало­убеди­тель­ны­ми, про­ти­во­ре­чи­вы­ми и уж во вся­ком слу­чае разо­ча­ро­вы­ваю­щи­ми. Но если не под­да­вать­ся пер­во­му впе­чат­ле­нию, то сле­ду­ет, пожа­луй, при­знать, что они про­ти­во­ре­чат не столь­ко фак­там, сколь­ко опре­де­лен­но­му, сло­жив­ше­му­ся и, без­услов­но, пред­взя­то­му пред­став­ле­нию о самом Цеза­ре. Соглас­но это­му пред­став­ле­нию, Цезарь про­сто не может дей­ст­во­вать без цели и пла­на, не может совер­шать необ­ду­ман­ных или нера­зум­ных поступ­ков, не спо­со­бен на бес­поч­вен­ные аван­тю­ры и все­гда — как, кста­ти, с.257 ска­за­но выше! — дей­ст­вуя быст­ро и реши­тель­но, дово­дит нача­тую им борь­бу до побед­но­го кон­ца.

Но так ли это было на самом деле? Не гре­шит ли опять подоб­ная оцен­ка лич­но­сти Цеза­ря явны­ми чер­та­ми теле­о­ло­гиз­ма? Пыта­ясь обос­но­вать все его дей­ст­вия высо­ким рацио­на­лиз­мом, «пла­но­во­стью», целе­на­прав­лен­но­стью, не упо­до­бим­ся ли мы тем иссле­до­ва­те­лям, кото­рые, напри­мер, упор­но счи­та­ют Цеза­ря непри­част­ным к так назы­вае­мо­му делу Вет­тия толь­ко на том осно­ва­нии, что вся исто­рия с Вет­ти­ем выгляде­ла слиш­ком аван­тюр­ной и слиш­ком неук­лю­же разыг­ран­ной⁷⁹. Вот поис­ти­не клас­си­че­ский при­мер спа­си­тель­но­го при­ме­не­ния ar­gu­men­tum ad ho­mi­nem!

Нет, Цезарь не был без­упреч­но и без­оши­боч­но дей­ст­ву­ю­щей маши­ной, он не руко­вод­ст­во­вал­ся везде и всюду толь­ко опре­де­лен­ным рас­че­том, не пре­сле­до­вал толь­ко дале­ко иду­щие пер­спек­тив­ные цели чуть ли не гло­баль­но­го мас­шта­ба, но это был живой чело­век, кото­ро­му все чело­ве­че­ское было отнюдь не чуж­до, и уж если пытать­ся пред­ста­вить его себе как лич­ность, то, быть может, все свое­об­ра­зие и даже некое оба­я­ние этой лич­но­сти имен­но в том, что он при всех сво­их про­чих каче­ствах был спо­со­бен на риск, на про­ма­хи, ошиб­ки, а порой и на без­рас­суд­ные поступ­ки. Пото­му и не обя­за­тель­но было Клео­пат­ре обла­дать какой-то демо­ни­че­ской при­тя­га­тель­ной силой, дабы соблаз­нить Цеза­ря на сов­мест­ное путе­ше­ст­вие по Нилу, кото­рое еще в мень­шей сте­пе­ни, чем еги­пет­ская экс­пе­ди­ция в целом, нуж­да­ет­ся в каком бы то ни было рацио­наль­ном оправ­да­нии.

За то вре­мя, что Цезарь еще нахо­дил­ся в Егип­те, к нему нача­ли посту­пать раз­лич­ные сведе­ния с дру­гих теат­ров граж­дан­ской вой­ны. Как пра­ви­ло, это были мало­при­ят­ные ново­сти. Так, напри­мер, в Малой Азии созда­лось чрез­вы­чай­но слож­ное и опас­ное поло­же­ние. К Доми­цию Каль­ви­ну, намест­ни­ку Азии, обра­тил­ся царь Дейотар (быв­ший сто­рон­ник Пом­пея, пере­шед­ший на сто­ро­ну Цеза­ря после Фар­са­ла) с прось­бой защи­тить его цар­ство Малую Арме­нию, а так­же Кап­па­до­кию (цар­ство дру­го­го союз­ни­ка Цеза­ря — Арио­бар­за­на) от поку­ше­ний Фар­на­ка, сына Мит­ри­да­та Вели­ко­го. Дело в том, что Фар­нак решил попы­тать­ся, исполь­зуя рим­ские меж­до­усо­би­цы, вос­ста­но­вить могу­ще­ст­вен­ную дер­жа­ву отца, а пото­му кро­ме с.258 Кап­па­до­кии и Малой Арме­нии он метил еще на Вифи­нию и Понт. Все это уже непо­сред­ст­вен­но затра­ги­ва­ло рим­ские инте­ре­сы на Восто­ке.

В ответ на обра­ще­ние Дейота­ра Доми­ций Каль­вин немед­лен­но напра­вил к Фар­на­ку гон­цов с тре­бо­ва­ни­ем очи­стить Арме­нию и Кап­па­до­кию. Счи­тая вме­сте с тем, что это тре­бо­ва­ние не меша­ет под­кре­пить более ощу­ти­мым про­яв­ле­ни­ем рим­ско­го могу­ще­ства, он, имея в сво­ем рас­по­ря­же­нии один рим­ский леги­он, два галат­ских леги­о­на от Дейота­ра и еще один леги­он, спеш­но набран­ный в Пон­те, напра­вил­ся в Малую Арме­нию. Решаю­щее сра­же­ние про­изо­шло око­ло Нико­по­ля, горо­да, осно­ван­но­го в свое вре­мя Пом­пе­ем в честь победы над Мит­ри­да­том. Фар­на­ку уда­лось взять как бы реванш: Доми­ций потер­пел серь­ез­ное пора­же­ние, вынуж­ден был уве­сти остат­ки раз­би­то­го вой­ска обрат­но в Азию, а Фар­нак после это­го захва­тил Понт и дви­нул­ся в Вифи­нию.

Доволь­но неуте­ши­тель­ные изве­стия посту­па­ли и из про­вин­ции Илли­рик. Цезарь счи­тал поло­же­ние этой про­вин­ции (на побе­ре­жье Адри­а­ти­ки) стра­те­ги­че­ски важ­ным и пору­чил ее охра­ну кве­сто­ру (с пол­но­мо­чи­я­ми пре­то­ра) Квин­ту Кор­ни­фи­цию. Но так как в этом рай­оне манев­ри­ро­вал с боль­шим фло­том пом­пе­я­нец Окта­вий и, кро­ме того, на терри­то­рии Илли­ри­ка собра­лись кое-какие уцелев­шие после Фар­са­ла отряды вра­же­ских войск, то Цезарь рас­по­рядил­ся напра­вить сюда на под­мо­гу Кор­ни­фи­цию несколь­ко леги­о­нов под коман­до­ва­ни­ем извест­но­го и опыт­но­го пол­ко­во­д­ца Авла Габи­ния (быв­ше­го в 57 г. про­кон­су­лом Сирии).

Но Габи­ний вое­вал в Илли­ри­ке очень неудач­но. В кон­це кон­цов он потер­пел серь­ез­ное пора­же­ние от мест­ных пле­мен и вско­ре умер в при­бреж­ном горо­де Сало­на. Его неуда­чи, а затем и его смерть при­ве­ли к акти­ви­за­ции дей­ст­вий флота Окта­вия, кото­ро­му уда­лось при­об­ре­сти рас­по­ло­же­ние и даже под­держ­ку мест­но­го насе­ле­ния. Спас поло­же­ние Пуб­лий Вати­ний, комен­дант Брун­ди­зия. Он вывел оттуда наспех собран­ную эскад­ру, состо­яв­шую в основ­ном из лег­ких весель­ных судов, несрав­нен­но более сла­бую, чем флот Окта­вия, риск­нул на нерав­ный бой и бле­стя­ще его выиг­рал. Бла­го­да­ря этой победе Адри­а­ти­ка была пол­но­стью очи­ще­на от вра­же­ско­го флота.

с.259 Не очень бла­го­при­ят­ная ситу­а­ция сло­жи­лась тем вре­ме­нем и в Испа­нии. Квинт Кас­сий Лон­гин, быв­ший здесь когда-то кве­сто­ром Пом­пея, а ныне назна­чен­ный Цеза­рем в каче­стве намест­ни­ка Даль­ней Про­вин­ции, воз­будил сво­и­ми дей­ст­ви­я­ми все­об­щее недо­воль­ство. Его нена­виде­ло мест­ное насе­ле­ние, кото­рое он душил нало­га­ми и побо­ра­ми, так как отли­чал­ся необуздан­ным коры­сто­лю­би­ем; не поль­зо­вал­ся он ува­же­ни­ем и попу­ляр­но­стью так­же сре­ди сво­их при­бли­жен­ных. На него даже было совер­ше­но поку­ше­ние, прав­да неудав­ше­е­ся. Кас­сий жесто­ко рас­пра­вил­ся с участ­ни­ка­ми заго­во­ра, за исклю­че­ни­ем тех, кто сумел отку­пить­ся день­га­ми⁸⁰.

Вско­ре после того, как Кас­сий опра­вил­ся от ран в резуль­та­те поку­ше­ния и воз­об­но­вил поли­ти­ку побо­ров, в Испа­нии вспых­ну­ло вос­ста­ние. Его начал так назы­вае­мый Тузем­ный леги­он, к кото­ро­му затем при­со­еди­ни­лись и дру­гие. Дви­же­ние при­об­ре­ло сна­ча­ла анти­це­за­ри­ан­ский харак­тер, сол­да­ты даже ста­ли писать на сво­их щитах имя Пом­пея, но затем, когда во гла­ве вос­став­ших встал Марк Мар­целл и когда вос­став­шие убеди­лись, «что для пре­сле­до­ва­ния Кас­сия вовсе нет надоб­но­сти в име­ни и памя­ти Пом­пея»⁸¹, дело све­лось к борь­бе меж­ду Мар­цел­лом и Кас­си­ем. Фак­ти­че­ски в Испа­нии нача­лась новая граж­дан­ская вой­на. Послед­ст­вия ее мог­ли быть весь­ма опас­ны для дела Цеза­ря, но бла­го­да­ря вме­ша­тель­ству и посред­ни­че­ской роли про­кон­су­ла Ближ­ней Испа­нии М. Эми­лия Лепида дело до круп­ных сра­же­ний не дошло. А когда в Даль­нюю Испа­нию при­был новый про­кон­сул Гай Тре­бо­ний, то Кас­сий, раз­ме­стив нахо­див­ши­е­ся под его коман­до­ва­ни­ем леги­о­ны и кон­ни­цу по зим­ним квар­ти­рам, сам отпра­вил­ся в Мала­ку и, пред­у­смот­ри­тель­но забрав все свое иму­ще­ство, погру­зил­ся на корабль с наме­ре­ни­ем отплыть домой, в Ита­лию. Но пла­ва­ние ока­за­лось несчаст­ли­вым, корабль зато­нул во вре­мя бури, и Кас­сий погиб. Все же его крат­кое управ­ле­ние Даль­ней Про­вин­ци­ей при­нес­ло делу Цеза­ря боль­шой вред; оно укре­пи­ло пози­ции пом­пе­ян­ски настро­ен­ных кру­гов насе­ле­ния.

При­мер­но в это же вре­мя, к весне 47 г., наблюда­ет­ся явное ожив­ле­ние и на дру­гом теат­ре вой­ны — в Север­ной Афри­ке. Здесь про­ис­хо­дит посте­пен­ная кон­цен­тра­ция, сосре­дото­че­ние круп­ных с.260 анти­це­за­ри­ан­ских сил. После Фар­са­ла мно­гие круп­ные дея­те­ли, при­бли­жен­ные Пом­пея, ока­за­лись сна­ча­ла на юге Бал­кан­ско­го полу­ост­ро­ва. Но, убедив­шись в бли­жай­шее же вре­мя, что они не рас­по­ла­га­ют сила­ми, кото­рые мог­ли бы быть про­ти­во­по­став­ле­ны силам Фуфия Кале­на, намест­ни­ка Ахайи, Катон, а вме­сте с ним такие извест­ные вое­на­чаль­ни­ки, как Лаби­ен, Афра­ний, Пет­рей, с неболь­шим коли­че­ст­вом остав­ших­ся в их рас­по­ря­же­нии войск пере­пра­ви­лись в Кире­на­и­ку. Здесь им ста­ло извест­но о гибе­ли Пом­пея (от его сына Секс­та).

Поли­ти­че­ским и идей­ным вождем анти­це­за­ри­ан­ско­го дви­же­ния ста­но­вит­ся теперь Катон. Вер­хов­ное коман­до­ва­ние над все­ми воору­жен­ны­ми сила­ми было пору­че­но Метел­лу Сци­пи­о­ну, при­быв­ше­му в Афри­ку даже рань­ше Като­на и дру­гих вид­ных пом­пе­ян­цев. Аттий Вар, быв­ший до того вре­ме­ни фак­ти­че­ским намест­ни­ком в Афри­ке, и нуми­дий­ский царь Юба, ста­рый при­вер­же­нец Пом­пея, при­зна­ли вер­хов­ное руко­вод­ство Сци­пи­о­на и объ­еди­ни­ли с ним свои силы. Таким обра­зом, под коман­до­ва­ни­ем Сци­пи­о­на ока­за­лась боль­шая армия: 10 рим­ских леги­о­нов, четы­ре леги­о­на Юбы, круп­ный отряд кон­ни­цы и даже 120 сло­нов. Пом­пе­ян­цы рас­по­ла­га­ли так­же доволь­но силь­ным фло­том, кото­рый вре­мя от вре­ме­ни совер­шал нале­ты на бере­га Сици­лии и Сар­ди­нии, уста­но­ви­ли свя­зи со сво­и­ми сто­рон­ни­ка­ми в Испа­нии и даже гото­ви­лись, по неко­то­рым сведе­ни­ям, к втор­же­нию в Ита­лию. Это в общем была вполне реаль­ная опас­ность.

И нако­нец, тре­вож­ные изве­стия нача­ли посту­пать к Цеза­рю из само­го Рима. Когда он в Егип­те узнал о сво­ем вто­рич­ном про­воз­гла­ше­нии дик­та­то­ром, то назна­чил началь­ни­ком кон­ни­цы (т. е. сво­им заме­сти­те­лем) Мар­ка Анто­ния, кото­рый после Фар­са­ла был им отправ­лен с частью войск в Ита­лию. Кро­ме того, Цезарь, исполь­зуя пра­ва дик­та­то­ра, отло­жил выбо­ры маги­ст­ра­тов в Риме (на пред­сто­я­щий 47 г.) вплоть до сво­его воз­вра­ще­ния. В силу это­го Марк Анто­ний ока­зал­ся на поло­же­нии как бы еди­но­дер­жав­но­го пра­ви­те­ля Рима: с нача­ла 47 г. рядом с ним не было ни одно­го выс­ше­го маги­ст­ра­та (за исклю­че­ни­ем народ­ных три­бу­нов).

Одна­ко если за послед­ние годы он про­явил себя как дея­тель­ный, опыт­ный и попу­ляр­ный сре­ди сол­дат с.261 вое­на­чаль­ник, то как поли­ти­че­ский руко­во­ди­тель он не смог удер­жать­ся на долж­ной высо­те. Бла­го­да­ря куте­жам, пьян­ству, скан­даль­ным похож­де­ни­ям с жен­щи­на­ми лег­ко­го поведе­ния он не поль­зо­вал­ся долж­ным авто­ри­те­том. Как писал Плу­тарх, «взор рим­лян оскорб­ля­ли и золотые чаши, кото­рые тор­же­ст­вен­но нес­ли за ним, слов­но в свя­щен­ном шест­вии, и рас­ки­ну­тые при доро­ге шат­ры, и рос­кош­ные зав­тра­ки у реки или на опуш­ке рощ, и запря­жен­ные в колес­ни­цу львы, и дома достой­ных людей, отведен­ные потас­ку­хам и арфист­кам»⁸².

Вско­ре, одна­ко, Мар­ку Анто­нию при­шлось пре­рвать это столь без­за­бот­ное вре­мя­пре­про­вож­де­ние. Один из народ­ных три­бу­нов решил воз­об­но­вить аги­та­цию за пред­ло­же­ния, выдви­ну­тые год назад Цели­ем Руфом. Это был Пуб­лий Кор­не­лий Дола­бел­ла, зять Цице­ро­на, сна­ча­ла сто­рон­ник Пом­пея, а затем Цеза­ря. В 49 г. он коман­до­вал эскад­рой в Адри­а­ти­че­ском море, но доволь­но неудач­но; в 48 г. сопро­вож­дал Цеза­ря в Гре­цию. Для того чтобы иметь пра­во домо­гать­ся три­бун­ской долж­но­сти, он пере­шел, как неко­гда Кло­дий, из пат­ри­ци­ев в пле­беи.

Будучи избран три­бу­ном, Дола­бел­ла высту­пил с повто­ре­ни­ем обо­их зако­но­про­ек­тов Целия Руфа⁸³. Его кол­ле­га по три­бу­на­ту Луций Тре­бел­лий при­ме­нил интер­цес­сию. Сенат выска­зал­ся про­тив вся­ких зако­но­про­ек­тов и ново­введе­ний до воз­вра­ще­ния Цеза­ря. Но так как в горо­де уже начи­на­лись вол­не­ния, то сенат раз­ре­шил Анто­нию вве­сти вой­ска, пору­чив ему и вось­ми три­бу­нам (кро­ме Дола­бел­лы и Тре­бел­лия) охра­ну поряд­ка. Одна­ко Анто­нию при­шлось в это вре­мя уехать из Рима в Кам­па­нию, где сто­я­ли леги­о­ны вете­ра­нов и где из-за отсут­ст­вия Цеза­ря так­же было неспо­кой­но. Вме­сто себя пре­фек­том горо­да Анто­ний оста­вил кон­су­ля­ра Луция Цеза­ря (кото­рый был лега­том Цеза­ря в Гал­лии).

В отсут­ст­вие Анто­ния борь­ба меж­ду Дола­бел­лой и Тре­бел­ли­ем обост­ри­лась. Дело дохо­ди­ло до воору­жен­ных сты­чек. Когда Анто­ний вер­нул­ся, он занял в пер­вые дни неопре­де­лен­ную пози­цию. Сна­ча­ла он даже как буд­то скло­нял­ся на сто­ро­ну Дола­бел­лы, кото­рый был его ста­рым при­я­те­лем, но затем рез­ко изме­нил ори­ен­та­цию. Плу­тарх уве­ря­ет, что это про­изо­шло пото­му, что Анто­ний запо­до­зрил в измене с.262 соб­ст­вен­ную жену, при­чем в измене имен­но с Дола­бел­лой⁸⁴.

Когда форум был занят сто­рон­ни­ка­ми Дола­бел­лы, а мятеж­ный три­бун пытал­ся про­ве­сти выдви­ну­тые им зако­но­про­ек­ты силой, то Анто­ний завя­зал фор­мен­ное сра­же­ние и разо­гнал сво­и­ми сол­да­та­ми народ­ное собра­ние, при­чем было мно­го уби­тых и ране­ных. Хотя в этом слу­чае Анто­ний посту­пил в пол­ном соот­вет­ст­вии с реше­ни­ем сена­та, тем не менее это не уве­ли­чи­ло ни его акций сре­ди сена­то­ров, ни его попу­ляр­но­сти (тем более!) в наро­де и даже не при­ве­ло к лик­вида­ции кон­флик­та как тако­во­го: вол­не­ния про­дол­жа­лись вплоть до воз­вра­ще­ния в Рим Цеза­ря.

Но как ни тре­бо­ва­ли все эти обсто­я­тель­ства ско­рей­ше­го его воз­вра­ще­ния, Цезарь, одна­ко, пред­по­чел сна­ча­ла окон­ча­тель­но разо­брать­ся с еще более неот­лож­ны­ми жгу­чи­ми дела­ми на Восто­ке. К чис­лу таких неот­лож­ных дел отно­си­лась преж­де все­го угро­за со сто­ро­ны Фар­на­ка, кото­рую необ­хо­ди­мо было сроч­но лик­види­ро­вать. Поэто­му Цезарь напра­вил­ся в Понт через Сирию и Кили­кию. По доро­ге он стре­мил­ся уре­гу­ли­ро­вать дела этих про­вин­ций и укре­пить в них рим­скую власть и вли­я­ние. Как сооб­ща­ет­ся в «Алек­сан­дрий­ской войне», в Сирии он побы­вал во всех зна­чи­тель­ных горо­дах, опре­де­ляя всем тем, кто ока­зал ему содей­ст­вие, награ­ды и при­ви­ле­гии, про­из­во­дя рас­сле­до­ва­ния и выно­ся при­го­во­ры по преж­ним мест­ным тяж­бам; сосед­ним же царям и дина­стам, «кото­рые все поспе­ши­ли к нему, он обе­щал свое покро­ви­тель­ство, воз­ло­жив на них обя­зан­ность охра­нять и защи­щать про­вин­цию»⁸⁵.

При­быв морем в Кили­кию, Цезарь созвал в Тар­се, наи­бо­лее круп­ном и извест­ном горо­де, сове­ща­ние вождей и пред­ста­ви­те­лей всех общин про­вин­ции. Поми­мо уре­гу­ли­ро­ва­ния мест­ных вопро­сов он про­вел здесь несколь­ко встреч с вид­ны­ми пом­пе­ян­ца­ми, решив­ши­ми при­бег­нуть к его теперь уже широ­ко извест­но­му мило­сер­дию. Неда­ром вско­ре после Фар­са­ла Цезарь сам писал дру­зьям в Рим, что для него нет и не может быть боль­шей радо­сти от побед, чем воз­мож­ность дарить про­ще­ние сво­им сограж­да­нам.

Сре­ди вид­ных пом­пе­ян­цев, обра­тив­ших­ся к нему, он осо­бен­но рад был не толь­ко поми­ло­вать, но и при­нять в круг сво­их при­бли­жен­ных Гая Кас­сия. Это­му с.263 содей­ст­во­вал дру­гой пом­пе­я­нец, пере­шед­ший на сто­ро­ну Цеза­ря сра­зу же после Фар­са­ла, сын его ста­рой воз­люб­лен­ной Сер­ви­лии, а по неко­то­рым, впро­чем мало­до­сто­вер­ным, слу­хам, даже его неза­кон­но­рож­ден­ный сын Марк Юний Брут. Они оба, Брут и Кас­сий, — буду­щие убий­цы Цеза­ря.

Когда Цезарь подо­шел к гра­ни­цам Гала­тии, здесь его встре­тил Дейотар, тет­рарх Гала­тии и царь Малой Арме­нии. Он тоже искал его мило­сти и даже при­был на свида­ние с Цеза­рем не толь­ко без зна­ков цар­ско­го досто­ин­ства, но в одеж­де под­суди­мо­го, посколь­ку дол­гое вре­мя нахо­дил­ся на сто­роне Пом­пея. Цезарь не при­нял его оправ­да­ний, одна­ко бла­го­да­ря почтен­но­му воз­рас­ту царя и мно­го­чис­лен­ным хода­тай­ствам его дру­зей, в том чис­ле сно­ва Бру­та, даро­вал ему про­ще­ние. Но при­веден­ный Дейота­ром леги­он, воору­жен­ный и обу­чен­ный на рим­ский лад, а так­же всю кон­ни­цу Цезарь потре­бо­вал пре­до­ста­вить в его рас­по­ря­же­ние для веде­ния вой­ны с Фар­на­ком.

При­быв в Понт, Цезарь собрал все свои силы воеди­но. Он рас­по­ла­гал в общей слож­но­сти четырь­мя леги­о­на­ми; из них бое­вы­ми каче­ства­ми и опы­том отли­чал­ся лишь 6-й леги­он вете­ра­нов, при­веден­ный им из Алек­сан­дрии, но зна­чи­тель­но поредев­ший из-за труд­но­стей похо­да. Фар­нак, стре­мясь избе­жать реши­тель­но­го сра­же­ния, направ­лял к Цеза­рю посоль­ства и подар­ки, не ску­пил­ся и на обе­ща­ния. Имея сведе­ния о поло­же­нии в Риме, о воз­ник­ших там вол­не­ни­ях и зная, что Цезарь спе­шит туда вер­нуть­ся, Фар­нак рас­счи­ты­вал на то, что Цезарь, быть может, огра­ни­чит­ся пере­го­во­ра­ми и, пове­рив его обе­ща­ни­ям, покинет Азию. Но то были, конеч­но, бес­поч­вен­ные надеж­ды: он пло­хо знал Цеза­ря.

Фар­нак сто­ял лаге­рем непо­да­ле­ку от пон­тий­ско­го горо­да Зела на том самом месте, где его отец одер­жал когда-то круп­ную победу над одним из рим­ских вое­на­чаль­ни­ков. Цезарь раз­бил свой лагерь сна­ча­ла на рас­сто­я­нии око­ло 7 кило­мет­ров от рас­по­ло­же­ния Фар­на­ка, а затем, убедив­шись в удоб­стве мест­но­сти, пере­нес его гораздо бли­же. Сра­же­ние про­изо­шло 2 авгу­ста 47 г., при­чем по ини­ци­а­ти­ве слиш­ком само­уве­рен­но­го после недав­ней победы над рим­ля­на­ми Фар­на­ка. Одна­ко на сей раз бой раз­вер­нул­ся совер­шен­но по-дру­го­му. В оже­сто­чен­ной руко­паш­ной схват­ке с.264 отли­чил­ся 6-й леги­он, дей­ст­вия кото­ро­го и реши­ли исход сра­же­ния. Армия Фар­на­ка была раз­гром­ле­на, укреп­лен­ный лагерь взят штур­мом, сам Фар­нак едва успел спа­стись бег­ст­вом.

Цезарь сооб­щил в Рим об этой победе в пись­ме сво­е­му дру­гу Матию вошед­ши­ми затем в пого­вор­ку тре­мя крат­ки­ми сло­ва­ми: «Ve­ni, vi­di, vi­ci» (при­шел, увидел, победил). Кро­ме того, в даль­ней­шем он не раз иро­ни­че­ски заме­чал, что Пом­пей имел осо­бое сча­стье стя­жать сла­ву вели­ко­го пол­ко­во­д­ца, доби­ва­ясь побед над таки­ми про­тив­ни­ка­ми, кото­рые по суще­ству не уме­ли вое­вать⁸⁶.

Бук­валь­но на сле­дую­щий день после сра­же­ния Цезарь, оста­вив два леги­о­на в Пон­те, вер­нув Дейота­ру его вой­ска и при­ка­зав 6-му леги­о­ну отправ­лять­ся в Ита­лию для полу­че­ния наград и отли­чий, сам с лег­кой кон­ни­цей дви­нул­ся обрат­но в про­вин­цию Азия. По доро­ге он сно­ва занял­ся раз­бо­ром спор­ных дел, опре­де­ляя пра­ва царей, тет­рар­хов, горо­дов. Мит­ри­дат Пер­гам­ский за свои заслу­ги был про­воз­гла­шен царем и полу­чил в свое вла­де­ние одно из галат­ских кня­жеств, а так­же Бос­пор, при­над­ле­жав­ший до это­го вре­ме­ни Фар­на­ку; Арио­бар­за­ну была пере­да­на Малая Арме­ния, а Дейотар сохра­нил власть над боль­шей частью Гала­тии.

После это­го Цезарь напра­вил­ся в Рим. Он выбрал путь через Афи­ны и даже посе­тил раз­ва­ли­ны Корин­фа. 26 сен­тяб­ря он выса­дил­ся в Тарен­те. По доро­ге из Тарен­та в Брун­ди­зий его встре­тил Цице­рон, кото­рый хоть и вер­нул­ся от Пом­пея в Ита­лию после фар­саль­ской ката­стро­фы, но не осме­ли­вал­ся появить­ся в Риме до воз­вра­ще­ния Цеза­ря. Цице­рон и страст­но желал и боял­ся этой встре­чи, но Цезарь был так любе­зен, ока­зал ему такие зна­ки вни­ма­ния, что после свида­ния с ним Цице­рон уже совер­шен­но без­бо­яз­нен­но напра­вил­ся в Рим.

Общее поло­же­ние в горо­де изме­ни­лось как по вол­шеб­ству. Сто­и­ло толь­ко Цеза­рю пока­зать­ся в Риме, как все бес­по­ряд­ки, все воору­жен­ные столк­но­ве­ния меж­ду Дола­бел­лой, Тре­бел­ли­ем и Анто­ни­ем пре­кра­ти­лись. Но Цезарь, види­мо учи­ты­вая обста­нов­ку и раз­би­ра­ясь в ней луч­ше, чем Анто­ний, отнюдь не под­дер­жал его дей­ст­вий. Более того, он фак­ти­че­ски отстра­нил Анто­ния от выпол­не­ния его обя­зан­но­стей, да и сам с.265 в бли­жай­шее же вре­мя сло­жил дик­та­тор­ские пол­но­мо­чия. Это вид­но из того, что он про­вел выбо­ры всех маги­ст­ра­тов на остаю­щи­е­ся три меся­ца 47 г.

Таким путем Цезарь почтил и отме­тил ряд сво­их спо­движ­ни­ков. Кон­су­ла­ми были избра­ны: Пуб­лий Вати­ний, быв­ший его лега­том, еще в Гал­лии и ока­зав­ший ему весь­ма суще­ст­вен­ную помощь в ходе граж­дан­ской вой­ны, осо­бен­но во вре­мя Бал­кан­ской кам­па­нии, и Фуфий Кален, тоже быв­ший лега­том в Гал­лии, а после Фар­са­ла назна­чен­ный намест­ни­ком Ахайи⁸⁷. На долж­но­сти пре­то­ров, куруль­ных эди­лов, кве­сто­ров Цезарь, поль­зу­ясь пре­до­став­лен­ным ему пра­вом, реко­мен­до­вал опять-таки кое-кого из сво­их сто­рон­ни­ков. Так, напри­мер, пре­то­ром был избран Г. Сал­лю­стий Кри­сп, извест­ный всем как цеза­ри­а­нец, при­чем недав­но исклю­чен­ный из чис­ла сена­то­ров за без­нрав­ст­вен­ность.

Что же каса­ет­ся дви­же­ния Дола­бел­лы, то Цезарь пошел на частич­ную реа­ли­за­цию его про­грам­мы. Был при­нят спе­ци­аль­ный закон, соглас­но кото­ро­му сни­жа­лась задол­жен­ность по квар­тир­ной пла­те за год, при­чем для живу­щих в самом Риме — в объ­е­ме до 2 тысяч сестер­ци­ев, а в дру­гих горо­дах Ита­лии — до 500 сестер­ци­ев. На пол­ную отме­ну дол­гов (ta­bu­lae no­vae) Цезарь сно­ва не пошел, но про­веден­ный им ранее закон о кредит­ных отно­ше­ни­ях⁸⁸ полу­чил теперь новое тол­ко­ва­ние: из оце­нен­но­го арбит­ра­ми иму­ще­ства, кото­рым рас­пла­чи­ва­лись долж­ни­ки, в их поль­зу (т. е. в счет пога­ше­ния дол­га) засчи­ты­ва­лись выпла­чен­ные уже про­цен­ты. Кро­ме того, людям, рас­по­ла­гав­шим боль­ши­ми сред­ства­ми, т. е. заи­мо­дав­цам, пред­пи­сы­ва­лось часть этих средств вкла­ды­вать в земель­ное иму­ще­ство.

Наряду с эти­ми меро­при­я­ти­я­ми финан­со­во-эко­но­ми­че­ско­го харак­те­ра был про­веден ряд зако­нов, касаю­щих­ся чисто адми­ни­ст­ра­тив­ных про­блем. По одно­му из них уве­ли­чи­ва­лось чис­ло пре­то­ров (с 8 до 10), по дру­гим уве­ли­чи­ва­лось чис­ло эди­лов, кве­сто­ров и даже авгу­ров, пон­ти­фи­ков и квин­де­цем­ви­ров (с 15 до 16). Воз­ник­шие таким путем вакан­сии запол­ня­лись в основ­ном кре­а­ту­ра­ми Цеза­ря, не гово­ря уже о про­веден­ном им в это вре­мя попол­не­нии соста­ва сена­та (lec­tio se­na­tus)⁸⁹.

Но если одно появ­ле­ние Цеза­ря в Риме пре­кра­ти­ло вол­не­ния сре­ди граж­дан­ско­го насе­ле­ния, то с.266 зна­чи­тель­но слож­нее ока­за­лась ситу­а­ция, воз­ник­шая в резуль­та­те мятеж­но­го настро­е­ния вете­ра­нов. Они выра­жа­ли воз­му­ще­ние по пово­ду того, что им не выпла­че­ны обе­щан­ные еще перед Фар­са­лом награ­ды, не выде­ле­ны земель­ные участ­ки и что они не полу­чи­ли до сих пор закон­но­го уволь­не­ния. В резуль­та­те поезд­ки к ним Анто­ния насту­пи­ло лишь вре­мен­ное зати­шье.

Цезарь, пока он еще нахо­дил­ся в Азии, отдал рас­по­ря­же­ние пере­ве­сти сол­дат из Кам­па­нии в Сици­лию. Одна­ко это рас­по­ря­же­ние не было выпол­не­но, а пере­дав­ший его вой­скам П. Кор­не­лий Сул­ла под­верг­ся вся­че­ским оскорб­ле­ни­ям и угро­зам. Послан­ный Цеза­рем после него пре­тор Сал­лю­стий спас­ся поспеш­ным бег­ст­вом, а два дру­гих послан­ца-сена­то­ра были уби­ты. Сол­да­ты дви­ну­лись на Рим и собра­лись на Мар­со­вом поле.

Выступ­ле­ние Цеза­ря перед сол­да­та­ми опи­сы­ва­ет — неяс­но, насколь­ко прав­ди­во и точ­но, но зато наи­бо­лее подроб­но — Аппи­ан. По его сло­вам, Цезарь вопре­ки сове­там дру­зей, опа­сав­ших­ся за его жизнь, сме­ло напра­вил­ся к бун­то­вав­шим сол­да­там и вне­зап­но появил­ся сре­ди них. Сол­да­ты с шумом, но без ору­жия сбе­жа­лись к три­буне, на кото­рой появил­ся Цезарь, и, увидев сво­его импе­ра­то­ра, при­вет­ст­во­ва­ли его.

Тогда Цезарь спро­сил их, чего они хотят. Не осме­лив­шись в его при­сут­ст­вии гово­рить о воз­на­граж­де­нии, сол­да­ты, зная, как Цезарь нуж­да­ет­ся в них для пред­сто­я­щей кам­па­нии в Афри­ке, ста­ли тре­бо­вать лишь уволь­не­ния. К их край­не­му удив­ле­нию, Цезарь, не колеб­лясь, отве­чал: «Я вас уволь­няю». После это­го в насту­пив­шей мерт­вой тишине он доба­вил: «И выдам все обе­щан­ное, когда буду справ­лять три­умф с дру­ги­ми вой­ска­ми». Кро­ме того, он с это­го момен­та, обра­ща­ясь к вете­ра­нам, стал назы­вать их не «сол­да­та­ми», как обыч­но, но «граж­да­на­ми». Одним этим сло­вом, уве­ря­ет Све­то­ний, Цезарь окон­ча­тель­но пере­ло­мил настро­е­ние сол­дат; они ста­ли умо­лять его о про­ще­нии, изъ­яв­лять готов­ность поне­сти любое нака­за­ние, лишь бы он согла­сил­ся взять их с собой в Афри­ку.

По одной вер­сии, после доволь­но дол­гих коле­ба­ний, преж­де все­го по отно­ше­нию к сво­е­му люби­мо­му 10-му леги­о­ну, Цезарь всех про­стил и тут же напра­вил в Афри­ку; по дру­гим сведе­ни­ям, он все же с.267 пока­рал глав­ных мятеж­ни­ков, сокра­тив им на треть обе­щан­ные награ­ды⁹⁰. Но как бы то ни было, чре­ва­тый нема­лы­ми опас­но­стя­ми кон­фликт ока­зал­ся раз­ре­шен­ным быст­ро, окон­ча­тель­но и без­бо­лез­нен­но.

Перед отъ­ездом на афри­кан­скую вой­ну Цезарь про­вел выбо­ры маги­ст­ра­тов на 46 г. На сей раз он вос­поль­зо­вал­ся пре­до­став­лен­ной ему при­ви­ле­ги­ей выдви­гать свою кан­дида­ту­ру в тече­ние пяти бли­жай­ших лет⁹¹. Итак, кон­су­ла­ми на 46 г. были избра­ны сам Цезарь и Марк Эми­лий Лепид, кото­рый при­об­рел дове­рие Цеза­ря сво­и­ми успеш­ны­ми дей­ст­ви­я­ми в Испа­нии во вре­мя вол­не­ний, вызван­ных Кас­си­ем. Были избра­ны и дру­гие маги­ст­ра­ты. Избра­ние одним из пре­то­ров Авла Гир­тия застав­ля­ет пред­по­ла­гать, что и в дан­ном слу­чае сре­ди избран­ных име­лось доста­точ­ное чис­ло сто­рон­ни­ков Цеза­ря. Кро­ме того, под непо­сред­ст­вен­ным его руко­вод­ст­вом и наблюде­ни­ем было про­веде­но назна­че­ние во все про­вин­ции новых намест­ни­ков.

Цезарь отправ­лял­ся в Афри­ку в декаб­ре 47 г., про­ведя, таким обра­зом, в Риме око­ло трех меся­цев. Сна­ча­ла он при­был на Сици­лию, в Лили­бей, откуда и наме­ре­вал­ся отплыть к бере­гам Афри­ки. Одна­ко отплы­тие задер­жи­ва­лось из-за небла­го­при­ят­ной пого­ды. Дабы под­черк­нуть свое жела­ние и готов­ность начать афри­кан­скую кам­па­нию как мож­но ско­рее, Цезарь рас­по­рядил­ся поста­вить его палат­ку у само­го моря, так что вол­ны при­боя почти раз­би­ва­лись об нее⁹².

25 декаб­ря он нако­нец вывел свой флот, имея на бор­ту кораб­лей — воен­ных и гру­зо­вых — 6 леги­о­нов пехоты (из них 5 леги­о­нов состо­я­ли из ново­бран­цев) и 2 тыся­чи всад­ни­ков. Пункт высад­ки на Афри­кан­ском побе­ре­жье не был, да и не мог быть наме­чен зара­нее, посколь­ку ни одна гавань не каза­лась без­опас­ной и сле­до­ва­ло рас­счи­ты­вать лишь на счаст­ли­вый слу­чай. Но все же такой слу­чай под­вер­нул­ся, и Цезарь с частью сво­их сил выса­дил­ся в рай­оне Гад­ру­ме­та. Одна­ко силы Цеза­ря ока­за­лись неве­ли­ки: с ним было лишь 3 тыся­чи пехо­тин­цев и 150 всад­ни­ков, осталь­ные кораб­ли рас­се­я­лись, их отнес­ло к севе­ру.

Све­то­ний рас­ска­зы­ва­ет: выса­жи­ва­ясь с кораб­ля, Цезарь осту­пил­ся и упал, что у рим­лян счи­та­лось сквер­ным пред­зна­ме­но­ва­ни­ем. Но он сумел этот незна­чи­тель­ный инци­дент обра­тить себе на поль­зу. с.268 Обхва­тив рука­ми зем­лю, на кото­рую он упал, Цезарь вос­клик­нул: «Ты в моих руках, Афри­ка!» Све­то­ний при­во­дит дан­ный слу­чай как дока­за­тель­ство того, что Цезарь не был суе­ве­рен. Он рас­ска­зы­ва­ет и о том, как Цезарь в насмеш­ку над про­ро­че­ства­ми, сулив­ши­ми уда­чу и непо­беди­мость на зем­ле Афри­ки всем тем, кто носит имя Сци­пи­о­на, дер­жал при себе в лаге­ре пред­ста­ви­те­ля это­го слав­но­го рода, неко­е­го Сци­пи­о­на Сал­лю­ти­а­на, чело­ве­ка ничтож­но­го и все­ми пре­зи­рае­мо­го⁹³. Но пожа­луй, все эти при­ме­ры свиде­тель­ст­ву­ют ско­рее о том, что если Цезарь и не при­да­вал боль­шо­го зна­че­ния при­ме­там, пред­зна­ме­но­ва­ни­ям и про­ро­че­ствам, то он весь­ма счи­тал­ся с тем, какое это может про­из­ве­сти впе­чат­ле­ние на окру­жаю­щих, и преж­де все­го на его сол­дат.

Так как Гад­ру­мет был хоро­шо укреп­лен­ным горо­дом, то начи­нать его оса­ду со столь незна­чи­тель­ны­ми сила­ми было бес­смыс­лен­но. Один из цеза­ре­вых лега­тов пытал­ся всту­пить в пере­го­во­ры с Г. Кон­сиди­ем, кото­рый коман­до­вал гар­ни­зо­ном Гад­ру­ме­та, но попыт­ка ока­за­лась без­успеш­ной. Тогда Цезарь решил снять­ся с лаге­ря. Но как толь­ко он высту­пил, на его арьер­гард совер­шен­но неожи­дан­но напа­ла кон­ни­ца нуми­дий­ско­го царя Юбы. «И тут про­изо­шло, — пишет неиз­вест­ный нам автор “Афри­кан­ской вой­ны”, — нечто неве­ро­ят­ное: галль­ские всад­ни­ки чис­лом менее двух­сот раз­би­ли двух­ты­сяч­ную мавре­тан­скую кон­ни­цу и отбро­си­ли ее в город»⁹⁴.

Напра­вив­шись на юг, Цезарь у горо­да Леп­ти­са был встре­чен спе­ци­аль­ной деле­га­ци­ей, заве­рив­шей его в том, что жите­ли горо­да изъ­яв­ля­ют пол­ную покор­ность и гото­вы выпол­нить все его жела­ния. Поэто­му он не стал зани­мать Леп­ти­са, наобо­рот, поста­вил у ворот сто­ро­же­вые посты, дабы сол­да­ты само­воль­но не про­ни­ка­ли за город­ские сте­ны и не чини­ли обид насе­ле­нию. Сам же он рас­по­ло­жил­ся лаге­рем непо­да­ле­ку от горо­да.

Про­сто­яв здесь неко­то­рое вре­мя, Цезарь дви­нул­ся в сто­ро­ну горо­да Руспи­ны, на север, и выбрал для раз­бив­ки лаге­ря под­хо­дя­щее место на побе­ре­жье. Он никак не хотел отой­ти от моря, так как ожи­дал при­бы­тия осталь­ных сво­их сил. По неко­то­рым сведе­ни­ям, он с неболь­шим отрядом лич­но выхо­дил в море на кораб­лях, дабы встре­тить сбив­ший­ся с пути с.269 транс­порт. Это уда­лось, и нако­нец-то при­бы­ло дол­го­ждан­ное под­креп­ле­ние.

4 янва­ря 46 г., в день при­бы­тия транс­пор­та, про­изо­шло неожи­дан­ное столк­но­ве­ние с про­тив­ни­ком, кото­рое мог­ло окон­чить­ся тра­ги­че­ски для Цеза­ря. Взяв с собой 30 когорт пехо­тин­цев, 400 всад­ни­ков и 150 луч­ни­ков, он отпра­вил­ся добы­вать хлеб для вой­ска. Когда с эти­ми доволь­но незна­чи­тель­ны­ми сила­ми он ото­шел от лаге­ря уже на боль­шое рас­сто­я­ние, кон­ные раз­вед­чи­ки вдруг донес­ли ему о при­бли­же­нии непри­я­те­ля. Это был силь­ный отряд кава­ле­рии и лег­ко­во­ору­жен­ной пехоты под коман­до­ва­ни­ем Лаби­е­на. Про­изо­шло упор­ное сра­же­ние. В какой-то момент боя кон­ни­ца Лаби­е­на, исполь­зуя свое чис­лен­ное пре­вос­ход­ство, суме­ла окру­жить сол­дат Цеза­ря, кото­рым при­шлось сбить­ся в тес­ное каре.

Про­ведя удач­ный маневр, Цезарь про­рвал сво­и­ми флан­га­ми коль­цо окру­же­ния и, отре­зав одну часть от дру­гой, обра­тил непри­я­те­ля в бег­ство. Одна­ко, не увле­ка­ясь пре­сле­до­ва­ни­ем и боясь заса­ды, он решил отсту­пить в лагерь. Но в этот момент неожи­дан­но появил­ся новый боль­шой отряд отбор­ных нуми­дий­ских всад­ни­ков и пехоты под нача­лом Мар­ка Пет­рея. Бой раз­го­рел­ся сно­ва и длил­ся до захо­да солн­ца, види­мо, с край­ним напря­же­ни­ем. Уже под покро­вом тем­ноты сол­да­там Цеза­ря уда­лось отсту­пить к сво­е­му лаге­рю.

Про­це­за­ри­ан­ски настро­ен­ный автор «Афри­кан­ской вой­ны», как пред­по­ла­га­ют, один из штаб­ных офи­це­ров Цеза­ря, изо­бра­жа­ет это сра­же­ние как некую вто­ро­сте­пен­ную стыч­ку. Кро­ме того, он ни сло­вом не упо­ми­на­ет о пани­ке, воз­ник­шей сре­ди ново­бран­цев Цеза­ря, осо­бен­но после появ­ле­ния Пет­рея с его вой­ском. Гораздо реши­тель­нее об этом пишет Аппи­ан, счи­тая, что Лаби­ен и Пет­рей одер­жа­ли пол­ную победу над Цеза­рем, обра­тив его сол­дат в бег­ство. Во вре­мя пре­сле­до­ва­ния цеза­ри­ан­цев ране­ная лошадь сбро­си­ла Лаби­е­на; тогда Пет­рей сам подал знак пре­кра­тить пре­сле­до­ва­ние, ска­зав: «Не будем отни­мать победы у наше­го пол­ко­во­д­ца Сци­пи­о­на». Аппи­ан рас­ска­зы­ва­ет и о том, что во вре­мя пани­ки Цезарь лич­но пытал­ся оста­но­вить бегу­щих, а одно­го из зна­ме­нос­цев, схва­тив за пле­чи, повер­нул обрат­но со сло­ва­ми: «Вот где вра­ги!»⁹⁵

с.270 Как бы то ни было, но при этом столк­но­ве­нии с про­тив­ни­ком повто­ри­лась в мень­ших мас­шта­бах та же ситу­а­ция, что впер­вые воз­ник­ла под Дирра­хи­ем: как тогда Пом­пей по сво­ей ини­ци­а­ти­ве пре­кра­тил сра­же­ние и не довер­шил победы, так теперь посту­пил пом­пе­я­нец Пет­рей. В прин­ци­пе оба раза вра­ги Цеза­ря име­ли воз­мож­ность пол­но­стью его раз­гро­мить и уни­что­жить, пока он еще недо­ста­точ­но проч­но обос­но­вал­ся на новом для него теат­ре вой­ны и нахо­дил­ся явно в невы­год­ном поло­же­нии, но оба раза эта воз­мож­ность была упу­ще­на.

Мало­чис­лен­ность при­быв­ше­го под­креп­ле­ния, неудач­ное сра­же­ние, нако­нец, общая ситу­а­ция в Афри­ке — все это свиде­тель­ст­во­ва­ло о вну­шаю­щем тре­во­гу несоот­вет­ст­вии меж­ду сила­ми Цеза­ря и мас­шта­ба­ми сто­я­щих перед ним задач. Но не суме­ли пока объ­еди­нить­ся и его вра­ги. Прав­да, Сци­пи­о­ну, кото­рый, оста­вив в Ути­ке боль­шой гар­ни­зон, высту­пил с восе­мью леги­о­на­ми и тре­мя тыся­ча­ми всад­ни­ков, уда­лось подой­ти к Лаби­е­ну и Пет­рею. При­мер­но в трех милях от рас­по­ло­же­ния Цеза­ря они раз­би­ли общий лагерь. Сюда же дол­жен был подой­ти с боль­ши­ми сила­ми кон­ни­цы и пехоты царь Юба.

Если бы это про­изо­шло, поло­же­ние Цеза­ря ста­ло бы кри­ти­че­ским. Но когда Юба под­хо­дил к назна­чен­но­му месту встре­чи, ему ста­ло извест­но, что мавре­тан­ский царь Бокх в сою­зе с быв­шим кати­ли­на­ри­ем, коман­ди­ром круп­но­го отряда доб­ро­воль­цев Пуб­ли­ем Сит­ти­ем вторг­ся в пре­де­лы его стра­ны, захва­тил несколь­ко горо­дов, в том чис­ле и глав­ный город Нуми­дии — Цир­ту. Тогда Юба, решив, что, пожа­луй, луч­ше поза­бо­тить­ся о себе и сво­ем цар­стве, чем идти на риск быть изгнан­ным из него ради жела­ния помочь дру­гим, повер­нул обрат­но и даже вско­ре ото­звал вспо­мо­га­тель­ные вой­ска, отправ­лен­ные им ранее Сци­пи­о­ну. Таким обра­зом, объ­еди­не­ния сил про­тив­ни­ка пока не про­изо­шло.

Цеза­рю же не оста­ва­лось ниче­го дру­го­го, как фор­си­ро­вать при­сыл­ку новых под­креп­ле­ний, и он отда­ет гроз­ные при­ка­зы и рас­по­ря­же­ния, как мож­но ско­рее пере­пра­вить ему вой­ска из Сици­лии, пред­у­преж­дая, что он не соби­ра­ет­ся делать ника­ких скидок на зиму или плохую пого­ду. Про­вин­ция Афри­ка, сооб­ща­ет он, поги­ба­ет, и вра­ги разо­ря­ют ее вко­нец; если не прий­ти с.271 ей сей­час на помощь, то во всей стране не оста­нет­ся ниче­го, кро­ме голой зем­ли, не уце­ле­ет ни одной кров­ли, под кото­рой мож­но было бы укрыть­ся⁹⁶.

Воен­ные дей­ст­вия тем не менее на какое-то вре­мя затих­ли, про­тив­ни­ки огра­ни­чи­ва­лись вза­им­ны­ми демон­стра­ци­я­ми и мел­ки­ми стыч­ка­ми. При­мер­но в середине янва­ря при­был вто­рой транс­порт; силы Цеза­ря были допол­не­ны дву­мя леги­о­на­ми (13-й и 14-й леги­о­ны) вете­ра­нов, 800 всад­ни­ка­ми и 1000 стрел­ков и пращ­ни­ков. Почти одно­вре­мен­но с этим пре­тор Сал­лю­стий, захва­тив на ост­ро­ве Кер­ки­на (Малый Сирт) боль­шие запа­сы хле­ба, отпра­вил его на гру­зо­вых судах в лагерь Цеза­ря под Руспи­ной.

Полу­чив под­креп­ле­ния и обес­пе­чив себя на неко­то­рое вре­мя про­до­воль­ст­ви­ем, Цезарь, к удив­ле­нию сво­их про­тив­ни­ков, неожи­дан­но снял­ся с лаге­ря и дви­нул­ся по направ­ле­нию к горо­ду Узи­та (к югу от Руспи­ны). Еще на мар­ше про­изо­шло доволь­но круп­ное кава­ле­рий­ское сра­же­ние, в кото­ром была раз­би­та и обра­ще­на в бег­ство вра­же­ская кон­ни­ца (ею коман­до­вал Лаби­ен). Попыт­ка Цеза­ря вызвать Сци­пи­о­на на решаю­щую встре­чу в рай­оне Узи­ты, одна­ко, успе­ха не име­ла: Сци­пи­он пред­по­чи­тал пока обо­ро­ни­тель­ную так­ти­ку и про­яв­лял край­нюю осто­рож­ность.

Он неод­но­крат­но обра­щал­ся к Юбе с тре­бо­ва­ни­ем помо­щи. Несколь­ко ула­див дела в соб­ст­вен­ном цар­стве, Юба нако­нец отклик­нул­ся на при­зыв и появил­ся перед лаге­рем Сци­пи­о­на, при­ведя с собой три леги­о­на пехоты, 30 сло­нов и боль­шое коли­че­ство всад­ни­ков и лег­ко­во­ору­жен­ных. Сно­ва про­изо­шло несколь­ко круп­ных кава­ле­рий­ских сты­чек, при­чем, как пра­ви­ло, цеза­ре­ва кон­ни­ца бра­ла верх, но решаю­ще­го сра­же­ния про­тив­ник по-преж­не­му избе­гал⁹⁷.

Тем вре­ме­нем к Цеза­рю при­бы­ли из Сици­лии еще два леги­о­на вете­ра­нов — 9-й и 10-й. Несколь­ко раз воз­ни­ка­ла такая ситу­а­ция, что про­тив­ни­ки выво­ди­ли свои вой­ска из лаге­рей, стро­и­ли их в бое­вом поряд­ке друг перед дру­гом и, про­ждав несколь­ко часов, рас­хо­ди­лись. Тогда Цезарь, кото­рый счи­тал теперь свои силы уже доста­точ­ны­ми и для кото­ро­го затя­ги­ва­ние воен­ных дей­ст­вий ста­но­ви­лось явно невы­год­ным, реша­ет­ся на доволь­но ради­каль­ное изме­не­ние так­ти­че­ско­го пла­на воен­ных дей­ст­вий.

с.272 Не задер­жи­вая отныне леги­о­ны дол­гое вре­мя на одном и том же месте, пере­бра­сы­вая их под пред­ло­гом добы­ва­ния про­ви­ан­та от одно­го пунк­та к дру­го­му, он нако­нец нахо­дит то, что искал, и рас­по­ла­га­ет­ся лаге­рем у при­бреж­но­го горо­да Тап­са. В тот же день он начи­на­ет обно­сить город осад­ны­ми укреп­ле­ни­я­ми. Такая явная демон­стра­ция и стрем­ле­ние захва­тить этот важ­ный и хоро­шо укреп­лен­ный город, кста­ти гово­ря уже бло­ки­ро­ван­ный фло­том Цеза­ря с моря, име­ли смысл преж­де все­го как дерз­кий вызов про­тив­ни­ку, вызов, на кото­рый уже невоз­мож­но было не реа­ги­ро­вать.

Зна­ме­ни­тое сра­же­ние при Тап­се про­изо­шло 6 апре­ля 46 г. И хотя оно дей­ст­ви­тель­но зна­ме­ни­то, а по сво­е­му зна­че­нию для обще­го хода граж­дан­ской вой­ны не усту­па­ет Фар­саль­ской бит­ве, кар­ти­на его во мно­гом оста­ет­ся неяс­ной. Конеч­но, сле­ду­ет исхо­дить из опи­са­ния это­го сра­же­ния авто­ром «Афри­кан­ской вой­ны», посколь­ку он не толь­ко совре­мен­ник, но, по всей веро­ят­но­сти, оче­видец и участ­ник сра­же­ния. Но тем не менее его опи­са­ние вызы­ва­ет неко­то­рое недо­уме­ние: оно слиш­ком лапидар­но, зна­че­ние самой бит­вы никак не под­черк­ну­то, мно­го вни­ма­ния уде­ле­но слу­чай­ным эпи­зо­дам.

Сци­пи­он не успел еще пол­но­стью укре­пить свой новый лагерь, как неожи­дан­но раз­вер­ну­лось сра­же­ние. Сол­да­ты Цеза­ря заме­ти­ли рас­те­рян­ность и страх застиг­ну­то­го, види­мо, врас­плох про­тив­ни­ка и нача­ли умо­лять сво­его пол­ко­во­д­ца немед­лен­но подать сиг­нал к бою. Цезарь сопро­тив­лял­ся, даже уве­рял, что не жела­ет сра­же­ния, как вдруг без вся­ко­го его при­ка­за на пра­вом флан­ге войск про­зву­чал бое­вой сиг­нал. По это­му сиг­на­лу когор­ты со зна­ме­на­ми рину­лись впе­ред; попыт­ки цен­ту­ри­о­нов удер­жать леги­о­на­ри­ев от само­воль­ной ата­ки ока­за­лись без­успеш­ны­ми, и тогда сам Цезарь, дав пароль «Сча­стье», поска­кал на вра­га.

Сра­же­ние, по дан­ной вер­сии, было быст­ро­теч­ным, а победа — пол­ной. Когда остат­ки раз­гром­лен­но­го вой­ска пыта­лись спа­стись бег­ст­вом в лагерь, то ока­за­лось, что оба более отда­лен­ных лаге­ря (Афра­ния и Юбы) тоже уже захва­че­ны цеза­ре­вы­ми сол­да­та­ми. Оже­сто­чив­ши­е­ся вете­ра­ны нико­му не дава­ли поща­ды; поте­ри вра­га толь­ко уби­ты­ми достиг­ли 10 тысяч чело­век, поте­ри же Цеза­ря были ничтож­ны.

с.273 Таков рас­сказ авто­ра «Афри­кан­ской вой­ны». Опи­са­ния это­го сра­же­ния более позд­ни­ми авто­ра­ми еще лако­нич­нее (быть может, толь­ко за исклю­че­ни­ем Дио­на Кас­сия), но содер­жат ряд «раз­но­чте­ний» и застав­ля­ют пред­по­ла­гать исполь­зо­ва­ние несколь­ких источ­ни­ков, до нас явно не дошед­ших. Так, Аппи­ан в отли­чие от выше­из­ло­жен­ной вер­сии гово­рит о затяж­ном харак­те­ре сра­же­ния (до позд­не­го вече­ра) и о победе, дав­шей­ся с трудом. Плу­тарх пря­мо ука­зы­ва­ет на суще­ст­во­ва­ние раз­лич­ных вер­сий: по одной из них Цезарь вооб­ще не при­ни­мал ника­ко­го уча­стия в деле, так как перед нача­лом боя у него начал­ся при­па­док эпи­леп­сии. Тот же Плу­тарх при­во­дит несо­мнен­но пре­уве­ли­чен­ную циф­ру потерь пом­пе­ян­цев уби­ты­ми: 50 тысяч чело­век⁹⁸.

Оста­вив после сра­же­ния три леги­о­на у Тап­са для даль­ней­шей оса­ды горо­да (и два леги­о­на у г. Тиз­д­ры), Цезарь с осталь­ны­ми сила­ми спеш­но дви­нул­ся по направ­ле­нию к Ути­ке. Это был послед­ний оплот пом­пе­ян­цев. Комен­дант Ути­ки Катон сумел пре­вра­тить город в надеж­ную кре­пость и соби­рал­ся, види­мо, ока­зать Цеза­рю стой­кое сопро­тив­ле­ние. Но насе­ле­ние Ути­ки ему не сочув­ст­во­ва­ло, а все те, кто откры­то под­дер­жи­вал пом­пе­ян­цев, были в пани­ке и помыш­ля­ли о бег­стве.

Учтя общую ситу­а­цию, Катон понял бес­пер­спек­тив­ность и без­на­деж­ность сопро­тив­ле­ния. С это­го момен­та он не пытал­ся нико­го пере­убеж­дать или задер­жи­вать, наобо­рот, ока­зы­вал содей­ст­вие всем, кто хотел бежать, выде­ляя суда, снаб­жая при­па­са­ми на доро­гу. Когда к Ути­ке подо­шел пом­пе­я­нец Марк Окта­вий с уцелев­ши­ми дву­мя леги­о­на­ми и напра­вил к Като­ну сво­его чело­ве­ка с пред­ло­же­ни­ем о разде­ле вла­сти и коман­до­ва­ния, то Катон толь­ко ска­зал, обра­ща­ясь к дру­зьям: «Мож­но ли удив­лять­ся тому, что наше дело погиб­ло, если вла­сто­лю­бие не остав­ля­ет нас даже на самом краю без­дны!»⁹⁹

Тра­ги­че­ский и вме­сте с тем слав­ный конец это­го стой­ко­го и после­до­ва­тель­но­го бор­ца за сенат­скую рес­пуб­ли­ку, это­го непри­ми­ри­мо­го вра­га Цеза­ря, это­го яро­го адеп­та стои­че­ско­го уче­ния про­из­вел на совре­мен­ни­ков (да и на бли­жай­ших потом­ков!) неиз­гла­ди­мое впе­чат­ле­ние. Послед­ние часы Като­на опи­са­ны в с.274 источ­ни­ках куда более подроб­но и более кра­соч­но, чем, напри­мер, бит­ва при Тап­се.

Поужи­нав, как обыч­но, с дру­зья­ми и отправ­ля­ясь ко сну, Катон, ни в чем не отсту­пая от сво­их при­вы­чек, обнял сына и сер­деч­но попро­щал­ся с при­сут­ст­ву­ю­щи­ми. Вой­дя в спаль­ню, он обна­ру­жил, что меч, все­гда висев­ший в его изго­ло­вье, куда-то исчез. Тогда он стал тре­бо­вать, чтобы меч ему вер­ну­ли, и в гне­ве кри­чал, что домаш­ние пре­да­ют его вра­гам, ибо чем он смо­жет защи­тить себя, если враг вне­зап­но вторг­нет­ся ночью. Убедив вер­нуть ему меч (или кин­жал), он спо­кой­но лег и перед сном решил пере­чи­тать диа­лог Пла­то­на о бес­смер­тии души (т. е. «Федон»), После это­го он креп­ко заснул: даже за дверь­ми спаль­ни слы­шен был его храп, а проснув­шись под утро, нанес себе удар мечом в живот, ниже груди.

Одна­ко ему не уда­лось убить себя сра­зу. В пред­смерт­ных муках он упал с кро­ва­ти, опро­ки­нув сто­яв­ший рядом сто­лик. Рабы, дежу­рив­шие у две­рей, услы­хав шум, под­ня­ли тре­во­гу, в спаль­ню ворва­лись сын и дру­зья. Катон лежал на полу, в луже кро­ви, с выва­лив­ши­ми­ся внут­рен­но­стя­ми. Но он еще был жив, и вра­чи попы­та­лись его спа­сти. Его уло­жи­ли в постель, впра­ви­ли внут­рен­но­сти и даже заши­ли рану. Но, очнув­шись, он сумел улу­чить момент и, разо­рвав швы, раз­бе­редил свою рану, «как зверь», раз­бро­сал внут­рен­но­сти и в страш­ных муче­ни­ях испу­стил дух¹⁰⁰.

Покон­чив таким обра­зом сче­ты с жиз­нью, Катон, несо­мнен­но, лишил Цеза­ря огром­но­го нрав­ст­вен­но­го наслаж­де­ния даро­вать ему эту жизнь. Он пред­видел воз­мож­ность тако­го акта мило­сер­дия со сто­ро­ны Цеза­ря и еще рань­ше гово­рил, что не хочет быть обя­зан­ным бла­го­дар­но­стью тира­ну, тем более что любой посту­пок тира­на не может счи­тать­ся ни закон­ным, ни спра­вед­ли­вым¹⁰¹.

Судь­ба осталь­ных вид­ных пом­пе­ян­цев была раз­лич­ной. Мно­гие из них, отнюдь не по при­ме­ру Като­на, реши­ли все же при­бег­нуть к испы­тан­но­му мило­сер­дию Цеза­ря и полу­чи­ли про­ще­ние, но наи­бо­лее непри­ми­ри­мые бежа­ли, рас­счи­ты­вая про­дол­жать борь­бу. Одна­ко не всем это уда­лось. Фауст Сул­ла и Луций Афра­ний, пытав­ши­е­ся через Мав­ри­та­нию добрать­ся до Испа­нии, попа­ли в руки Пуб­лия Сит­тия, кото­рый, раз­бив одно­го из пол­ко­вод­цев Юбы, дви­гал­ся по с.275 направ­ле­нию к Ути­ке. По при­ка­зу Цеза­ря они оба были умерщ­вле­ны. В руки того же Сит­тия попал­ся в резуль­та­те мор­ско­го сра­же­ния и глав­но­ко­ман­дую­щий все­ми сила­ми пом­пе­ян­цев — Метелл Сци­пи­он. Он пытал­ся достичь Испа­нии мор­ским путем, но, попав теперь в плен, покон­чил с собой. Что каса­ет­ся царя Юбы, то он вме­сте с Пет­ре­ем бежал в одну из сво­их рези­ден­ций, в город Заму, где нахо­ди­лись его жены и дети и куда были све­зе­ны все его богат­ства. Одна­ко жите­ли Замы отка­за­лись впу­стить в город царя и его спут­ни­ков и даже обра­ти­лись к Цеза­рю за помо­щью. Ни один город, ни одна общи­на не при­ня­ли бег­ле­цов, и они оба реши­ли покон­чить жизнь еди­но­бор­ст­вом. Уда­лось бла­го­по­луч­но достичь Испа­нии лишь Лаби­е­ну, Атию Вару и обо­им сыно­вьям Пом­пея — Гнею и Секс­ту.

Афри­кан­ская кам­па­ния была окон­че­на. Сле­до­ва­ло уре­гу­ли­ро­вать неко­то­рые дела и отно­ше­ния, что Цезарь и выпол­нил со свой­ст­вен­ной ему быст­ро­той и опре­де­лен­но­стью. Нуми­дий­ское цар­ство, т. е. быв­шие вла­де­ния Юбы, было пре­вра­ще­но в про­вин­цию «Новая Афри­ка», и намест­ни­ком этой про­вин­ции в ран­ге про­кон­су­ла назна­чен Сал­лю­стий. Неко­то­рые обла­сти Нуми­дии были отда­ны в управ­ле­ние Сит­тию как награ­да за помощь и за успеш­ную борь­бу с Юбой. На ряд афри­кан­ских горо­дов и общин была нало­же­на солид­ная кон­три­бу­ция: жите­ли Ути­ки (в основ­ном бога­тые граж­дане, содер­жав­шие вой­ско пом­пе­ян­цев) долж­ны были выпла­тить 200 мил­ли­о­нов сестер­ци­ев в тече­ние трех лет, жите­ли Тап­са так­же выпла­чи­ва­ли кон­три­бу­цию в 200 мил­ли­о­нов сестер­ци­ев, а, напри­мер, жите­ли Леп­ти­са были обло­же­ны еже­год­ны­ми постав­ка­ми трех мил­ли­о­нов фун­тов (10 тысяч гек­то­лит­ров) мас­ла.

Как и в нача­ле граж­дан­ской вой­ны, так и теперь, в ходе афри­кан­ской кам­па­нии, отно­ше­ние отдель­ных общин и горо­дов про­дол­жа­ло ока­зы­вать суще­ст­вен­ное вли­я­ние на ход самой кам­па­нии. Так, город­ские вла­сти и насе­ле­ние Гад­ру­ме­та явно под­дер­жи­ва­ли пом­пе­ян­цев¹⁰². Но зато, когда вой­ско Цеза­ря дви­га­лось от Гад­ру­ме­та к Руспине, к нему нача­ли обра­щать­ся посоль­ства из ряда горо­дов и укреп­лен­ных пунк­тов, обе­щая выпол­нить все его тре­бо­ва­ния, пред­ла­гая помощь про­до­воль­ст­ви­ем. То же самое повто­ри­лось под Леп­ти­сом¹⁰³.

с.276 Когда Цезарь разо­слал по горо­дам про­вин­ции спе­ци­аль­ные пись­ма, под­твер­ждаю­щие его при­бы­тие в Афри­ку, то к нему из раз­ных мест ста­ли сбе­гать­ся «знат­ные люди», к кото­рым его про­тив­ни­ки отно­си­лись яко­бы с боль­шой жесто­ко­стью¹⁰⁴. Неод­но­крат­ны сооб­ще­ния о пере­беж­ках к Цеза­рю нуми­дий­цев и гету­лов, быв­ших в свое вре­мя кли­ен­та­ми Мария¹⁰⁵. Цезарь опи­рал­ся в этих слу­ча­ях на наи­бо­лее знат­ных и «обра­зо­ван­ных», направ­ляя их с пись­ма­ми к сограж­да­нам, при­чем в конеч­ном сче­те эти акции при­ве­ли к выступ­ле­нию гету­лов про­тив Юбы. Заклю­чи­тель­ным аккор­дом собы­тий была пере­беж­ка в лагерь Цеза­ря знат­ных гету­лов из цар­ской кон­ни­цы со сво­ей при­слу­гой и лошадь­ми¹⁰⁶.

Еще до бит­вы при Тап­се к Цеза­рю обра­ти­лись жите­ли горо­да Ваги, обе­щая помощь и про­ся о при­сыл­ке гар­ни­зо­на. Табен­цы, оби­тав­шие в самой даль­ней при­мор­ской обла­сти цар­ства Юбы, неожи­дан­но вос­ста­ли, пере­би­ли цар­ский гар­ни­зон и напра­ви­ли к Цеза­рю послов с прось­бой о под­держ­ке¹⁰⁷. После Тап­са пере­ход на сто­ро­ну Цеза­ря, как и вся­кие посоль­ства, обра­ще­ния, прось­бы о помо­щи, — все это при­об­ре­ло мас­со­вый харак­тер. Жите­ли Замы, не пус­кая в город сво­его царя Юбу, напра­ви­ли сроч­ное посоль­ство к Цеза­рю, дабы он изба­вил их от оса­ды горо­да цар­ски­ми вой­ска­ми. Цезарь отклик­нул­ся на этот при­зыв и высту­пил с кон­ни­цей по направ­ле­нию к Заме. По доро­ге к нему обра­ща­лось «мно­го вождей и цар­ско­го вой­ска», а когда он при­был в Заму, то к нему яви­лись «почти все цар­ские всад­ни­ки». Смерть Юбы окон­ча­тель­но реши­ла и эти вопро­сы¹⁰⁸.

Итак, вой­на, каза­лось, была окон­че­на. Еще до воз­вра­ще­ния домой в самой Афри­ке Цезарь про­вел частич­ную демо­би­ли­за­цию. По всей веро­ят­но­сти, он уволь­нял из армии тех, кого счи­тал наи­бо­лее бес­по­кой­ным эле­мен­том, и посе­лил уво­лен­ных в двух при­мор­ских горо­дах в каче­стве рим­ских коло­ни­стов. После это­го он 13 июня отплыл из Ути­ки, про­вел око­ло двух недель в Сар­ди­нии, оттуда напра­вил­ся уже в Ита­лию, но вслед­ст­вие пло­хой пого­ды и бурь, кото­рые подол­гу задер­жи­ва­ли его в гава­нях, при­был в Рим доволь­но позд­но: толь­ко 25 июля 46 г.¹⁰⁹.