Т. Моммзен

История Рима

Книга восьмая

Страны и народы от Цезаря до Диоклетиана

Моммзен Т. История Рима. Т. 5. Провинции от Цезаря до Диоклетиана.
Перевод с немецкого под общей редакцией Н. А. Машкина.
Издательство иностранной литературы, Москва, 1949.
Постраничная нумерация примечаний заменена на сквозную по главам.
Голубым цветом проставлена нумерация страниц по изд. 1995 г. (СПб., «Наука»—«Ювента»).

с.400 328

Гла­ва X


СИРИЯ И СТРАНА НАБАТЕЕВ

Заво­е­ва­ние Сирии | Про­вин­ци­аль­ное управ­ле­ние | Сирий­ские вой­ска | Элли­ни­за­ция Сирии | Устой­чи­вость мест­но­го язы­ка и мест­ных обы­ча­ев при элли­низ­ме | Сме­шан­ная сиро-эллин­ская куль­ту­ра | Хри­сти­ан­ство и нео­пла­то­низм | Антио­хия | Духов­ные инте­ре­сы | Паде­ние нра­вов | Насмеш­ли­вость антио­хий­цев | Зем­леде­лие | Мастер­ские | Тор­гов­ля | Поло­же­ние иуде­ев | Про­вин­ция Ара­вия | Усло­вия куль­тур­но­го раз­ви­тия восточ­ной Сирии | Гре­че­ское вли­я­ние в восточ­ной Сирии | Поряд­ки, уста­нов­лен­ные Пом­пе­ем | Тран­си­ор­дан­ские вла­де­ния Иро­да | Цар­ство Наба­та | Учреж­де­ние про­вин­ции Ара­вии | Восточ­но-сирий­ская циви­ли­за­ция под рим­ским вла­ды­че­ст­вом | Зем­леде­лие и тор­гов­ля | Камен­ные построй­ки в восточ­ной Сирии | Южно­ара­вий­ская имми­гра­ция до Маго­ме­та

Заво­е­ва­ние Сирии

После заво­е­ва­ния запад­ной части сре­ди­зем­но­мор­ско­го побе­ре­жья рим­ляне лишь по про­ше­ст­вии дол­го­го вре­ме­ни при­ня­ли реше­ние овла­деть так­же и восточ­ной его поло­ви­ной. Не сопро­тив­ле­ние, кото­рое было здесь срав­ни­тель­но сла­бым, но вполне обос­но­ван­ные опа­се­ния перед воз­мож­ны­ми дена­цио­на­ли­зи­ру­ю­щи­ми послед­ст­ви­я­ми этих заво­е­ва­ний яви­лись при­чи­ной того, что рим­ляне стре­ми­лись сохра­нять воз­мож­но доль­ше в этих стра­нах лишь свое пре­об­ла­даю­щее поли­ти­че­ское вли­я­ние и что по край­ней мере Сирия и Еги­пет были при­со­еди­не­ны к импе­рии лишь тогда, когда государ­ство почти пре­вра­ти­лось в монар­хию. Прав­да, после это­го терри­то­рия Рим­ской импе­рии пре­вра­ти­лась в гео­гра­фи­че­ски замкну­тую терри­то­рию. Сре­ди­зем­ное море, со вре­ме­ни пре­вра­ще­ния Рима в вели­кую дер­жа­ву став­шее его насто­я­щей базой, сде­ла­лось внут­рен­ним рим­ским морем, судо­ход­ство и тор­гов­ля были, ко бла­гу всех при­мор­ских жите­лей, объ­еди­не­ны одним государ­ст­вом. Но когда была достиг­ну­та эта гео­гра­фи­че­ская целост­ность, ясно опре­де­ли­лась про­ти­во­по­лож­ность меж­ду гре­че­ской и рим­ской куль­ту­рой. Под дей­ст­ви­ем Гре­ции и Македо­нии рим­ское государ­ство нико­гда не сде­ла­лось бы дву­на­цио­наль­ным, рав­но как гре­че­ские горо­да Неа­поль и Мас­са­лия не мог­ли элли­ни­зи­ро­вать Кам­па­нию и Про­ванс. Но если в Евро­пе и Афри­ке гре­че­ские обла­сти теря­ют­ся в сплош­ной мас­се латин­ских земель, то все, что вошло в эту сфе­ру куль­ту­ры в третьей части све­та вме­сте с при­мы­каю­щей к ней доли­ной Нила, при­над­ле­жит исклю­чи­тель­но гре­кам, а Антио­хия и Алек­сан­дрия явля­ют­ся под­лин­ны­ми носи­тель­ни­ца­ми эллин­ско­го раз­ви­тия, дости­гаю­ще­го при Алек­сан­дре сво­его куль­ми­на­ци­он­но­го пунк­та; это были круп­ные горо­да вро­де Рима, слу­жив­шие цен­тра­ми эллин­ской жиз­ни и эллин­ской куль­ту­ры. После того как в пред­ше­ст­во­вав­шей гла­ве мы опи­са­ли не пре­кра­щав­шу­ю­ся в тече­ние всей эпо­хи импе­рии борь­бу Восто­ка и Запа­да в Арме­нии и Месо­пота­мии за обла­да­ние эти­ми зем­ля­ми, мы обра­тим­ся теперь к изо­бра­же­нию скла­ды­вав­ших­ся в тот же пери­од внут­рен­них отно­ше­ний в обла­стях Сирии. Мы име­ем здесь с.401 в виду те обла­сти, кото­рые отде­ля­ют­ся гор­ным мас­си­вом Писидии, Исав­рии и Запад­ной Кили­кии от Малой Азии, восточ­ны­ми отро­га­ми этих гор и Евфра­том — от Арме­нии и Месо­пота­мии, ара­вий­ской пусты­ней от Пар­фян­ско­го цар­ства и Егип­та; лишь свое­об­раз­ным судь­бам Иудеи умест­но посвя­тить спе­ци­аль­ную гла­ву. В соот­вет­ст­вии с раз­ли­чи­я­ми поли­ти­че­ско­го раз­ви­тия под импе­ра­тор­ским управ­ле­ни­ем сна­ча­ла сле­ду­ет ска­зать о соб­ст­вен­но Сирии, о север­ной части этой обла­сти и о лежа­щем у под­но­жия Лива­на фини­кий­ском побе­ре­жье, затем о зем­лях к восто­ку от Пале­сти­ны, т. е. об обла­сти наба­те­ев. Все, что сле­до­ва­ло ска­зать о Паль­ми­ре, уже нашло 329 себе место в пред­ше­ст­ву­ю­щей гла­ве.

Про­вин­ци­аль­ное управ­ле­ние

С тех пор как про­вин­ции были поде­ле­ны меж­ду импе­ра­то­ром и сена­том, Сирия нахо­ди­лась в управ­ле­нии импе­ра­то­ра и явля­лась на Восто­ке, как на Запа­де Гал­лия, цен­тром тяже­сти импе­ра­тор­ско­го граж­дан­ско­го и воен­но­го управ­ле­ния. Это намест­ни­че­ство с само­го нача­ла было наи­бо­лее важ­ным из всех, и с тече­ни­ем вре­ме­ни его зна­че­ние все воз­рас­та­ло. Сирий­ский намест­ник, подоб­но намест­ни­кам обе­их Гер­ма­ний, коман­до­вал четырь­мя леги­о­на­ми, но в то вре­мя как у коман­ди­ров рейн­ской армии было отня­то управ­ле­ние внут­рен­ни­ми галль­ски­ми зем­ля­ми и в самом фак­те их парал­лель­но­го суще­ст­во­ва­ния заклю­ча­лось извест­ное огра­ни­че­ние их вла­сти, намест­ни­ку Сирии без вся­ких огра­ни­че­ний при­над­ле­жа­ло граж­дан­ское управ­ле­ние всей боль­шой про­вин­ци­ей, при­чем дол­гое вре­мя он один нес обя­зан­но­сти коман­дую­ще­го пер­во­го ран­га во всей Азии. При Вес­па­си­ане он, прав­да, полу­чил в лице намест­ни­ков Пале­сти­ны и Кап­па­до­кии двух сото­ва­ри­щей, тоже коман­до­вав­ших леги­о­на­ми; но, с дру­гой сто­ро­ны, под­власт­ная ему область рас­ши­ри­лась бла­го­да­ря при­со­еди­не­нию к импе­рии цар­ства Ком­ма­ге­ны, а вско­ре затем и ливан­ских кня­жеств. Его пол­но­мо­чия были несколь­ко огра­ни­че­ны толь­ко во II в., когда Адри­ан пере­дал один из четы­рех леги­о­нов намест­ни­ка Сирии намест­ни­ку Пале­сти­ны. Толь­ко Север лишил сирий­ско­го намест­ни­ка пер­во­го места в рим­ской воен­ной иерар­хии. Эта про­вин­ция поже­ла­ла в то вре­мя сде­лать импе­ра­то­ром Ниге­ра, подоб­но тому как неко­гда она сде­ла­ла импе­ра­то­ром сво­его намест­ни­ка Вес­па­си­а­на, но Север под­чи­нил ее сво­ей вла­сти, несмот­ря на сопро­тив­ле­ние, осо­бен­но упор­ное со сто­ро­ны ее сто­ли­цы Антио­хии, и после это­го разде­лил ее на две поло­ви­ны — север­ную и южную; намест­ни­ку пер­вой, так назы­вае­мой Келе­си­рии (Sy­ria Coe­le), он дал два леги­о­на, а намест­ни­ку вто­рой, Сиро-Фини­кии, — один леги­он.

Сирий­ские вой­ска

Сирию мож­но сопо­ста­вить с Гал­ли­ей и в том отно­ше­нии, что в этом под­чи­нен­ном управ­ле­нию импе­ра­то­ра окру­ге более замет­но, чем в боль­шин­стве дру­гих, высту­па­ло раз­ли­чие меж­ду мир­ны­ми рай­о­на­ми и погра­нич­ны­ми обла­стя­ми, нуж­дав­ши­ми­ся в охране. Если берег Сирии на всем сво­ем про­тя­же­нии, а так­же запад­ные ее зем­ли не были под­вер­же­ны непри­я­тель­ским напа­де­ни­ям, а охра­на гра­ни­цы в пустыне с.402 от бро­дя­чих беду­и­нов была воз­ло­же­на не столь­ко на сирий­ские леги­о­ны, сколь­ко на араб­ских и иудей­ских кня­зей, позд­нее же на вой­ска про­вин­ции Ара­вии, а так­же на жите­лей Паль­ми­ры, то гра­ни­ца по Евфра­ту, осо­бен­но до тех пор пока Месо­пота­мия не сде­ла­лась рим­ской, тре­бо­ва­ла такой же охра­ны про­тив пар­фян, как Рейн про­тив гер­ман­цев. Одна­ко сирий­ские леги­о­ны, кото­рые при­хо­ди­лось при­ме­нять на гра­ни­це, были необ­хо­ди­мы и в запад­ной Сирии1. 330 Конеч­но, вой­ска на Рейне так­же пред­на­зна­ча­лись для защи­ты от гал­лов; одна­ко рим­ляне мог­ли с закон­ной гор­до­стью гово­рить, что для боль­шой сто­ли­цы Гал­лии и для трех галль­ских про­вин­ций доста­точ­но гар­ни­зо­на в 1200 чело­век. Но для охра­ны Сирии и в осо­бен­но­сти сто­ли­цы рим­ской Азии недо­ста­точ­но было поста­вить леги­о­ны на Евфра­те. Не толь­ко на краю пусты­ни, но и в гор­ных тес­ни­нах, по сосед­ству с пло­до­нос­ны­ми поля­ми и боль­ши­ми горо­да­ми, посто­ян­но скры­ва­лись дерз­кие раз­бой­ни­чьи бан­ды, и эти раз­бой­ни­ки гра­би­ли, неред­ко пере­одев­шись куп­ца­ми или сол­да­та­ми, заго­род­ные усадь­бы и дерев­ни. Но и самые горо­да, преж­де все­го Антио­хия, как в Егип­те Алек­сан­дрия, нуж­да­лись в гар­ни­зо­нах. Без сомне­ния, имен­но поэто­му в Сирии нико­гда не пыта­лись вве­сти деле­ние на граж­дан­ские и воен­ные окру­га, кото­рое в Гал­лии осу­ще­ст­вил уже Август; по той же при­чине на рим­ском Восто­ке совер­шен­но отсут­ст­ву­ют круп­ные само­до­вле­ю­щие лагер­ные посе­ле­ния, из кото­рых вышли такие горо­да, как Майнц на Рейне, Леон в Испа­нии, Честер в Англии. По этой же при­чине сирий­ская армия силь­но усту­па­ла арми­ям запад­ных про­вин­ций в отно­ше­нии стро­го­го поряд­ка и воин­ско­го духа, и в город­ских сто­ян­ках восточ­ных армий нико­гда не уда­ва­лось внед­рить той креп­кой дис­ци­пли­ны, какая под­дер­жи­ва­лась в посто­ян­ных воен­ных лаге­рях Запа­да. Когда на посто­ян­ные вой­ска, поми­мо их пря­мых обя­зан­но­стей, воз­ла­га­ют­ся еще зада­чи поли­цей­ско­го харак­те­ра, это само по себе дей­ст­ву­ет демо­ра­ли­зу­ю­ще, и неред­ко там, где эти вой­ска долж­ны дер­жать в пови­но­ве­нии с.403 бес­по­кой­ное город­ское насе­ле­ние, боль­ше все­го стра­да­ет в свя­зи с этим их соб­ст­вен­ная дис­ци­пли­на. Выше­опи­сан­ные сирий­ские вой­ны слу­жат это­му печаль­ной иллю­ст­ра­ци­ей: ни к одной из них армия не была пол­но­стью под­готов­ле­на; каж­дый раз для того, чтобы вой­на при­ня­ла бла­го­при­ят­ный обо­рот, при­хо­ди­лось вызы­вать вой­ска с Запа­да.

Элли­ни­за­ция Сирии

Соб­ст­вен­но Сирия и сосед­ние с ней зем­ли, т. е. рав­нин­ная Кили­кия и Фини­кия, не име­ли под вла­стью рим­ских импе­ра­то­ров исто­рии в обще­при­ня­том смыс­ле сло­ва. Жите­ли этих стран при­над­ле­жат к тому же пле­ме­ни, что и жите­ли Иудеи и Ара­вии, а пред­ки сирий­цев и фини­ки­ян в отда­лен­ные вре­ме­на име­ли общую роди­ну с родо­на­чаль­ни­ка­ми иуде­ев и ара­бов и гово­ри­ли на одном с ними язы­ке. Но если послед­ние сохра­ни­ли свою само­быт­ность и свой язык, то сирий­цы и фини­ки­яне под­верг­лись элли­ни­за­ции еще рань­ше, чем под­па­ли под власть Рима. Про­цесс этой элли­ни­за­ции повсюду при­ни­мал фор­му обра­зо­ва­ния гре­че­ских поли­тий. Осно­вой для это­го послу­жи­ло, прав­да, мест­ное раз­ви­тие, при­чем осо­бен­но боль­шую роль сыг­ра­ли ста­рин­ные боль­шие тор­го­вые горо­да, лежав­шие на фини­кий­ском побе­ре­жье. Одна­ко наи­бо­лее харак­тер­ной чер­той государств Алек­сандра и его пре­ем­ни­ков, рав­но как и Рим­ской рес­пуб­ли­ки, явля­ет­ся то, что в осно­ве их лежа­ло не пле­мя, а город­ская общи­на; не древ­не­ма­кедон­скую наслед­ст­вен­ную монар­хию, но гре­че­скую поли­тию при­нес на Восток Алек­сандр, и не из пле­мен, а из горо­дов наме­ре­вал­ся он, как и рим­ляне, создать себе импе­рию. Авто­ном­ная граж­дан­ская общи­на — поня­тие рас­тя­жи­мое, и авто­но­мия Афин и Фив отли­ча­лась от авто­но­мии македон­ско­го и сирий­ско­го горо­да, точ­но так же как в рим­ской сфе­ре авто­но­мия сво­бод­ной Капуи име­ла иное содер­жа­ние, чем авто­но­мия латин­ских коло­ний эпо­хи рес­пуб­ли­ки или даже город­ских общин импе­рии; но везде основ­ная идея — это само­управ­ля­ю­ще­е­ся и суве­рен­ное в пре­де­лах сво­их город­ских стен граж­дан­ство. После паде­ния Пер­сид­ско­го 331 цар­ства в Сирии и сосед­ней Месо­пота­мии, слу­жив­ших как бы соеди­ни­тель­ным воен­ным мостом меж­ду Запа­дом и Восто­ком, было осно­ва­но боль­шее коли­че­ство македон­ских посе­ле­ний, чем в любой дру­гой стране. Македон­ские назва­ния мест­но­стей, полу­чив­шие здесь очень широ­кое рас­про­стра­не­ние и нигде во всей монар­хии Алек­сандра не встре­чаю­щи­е­ся так часто, как в этой стране, пока­зы­ва­ют, что имен­но здесь было посе­ле­но ядро эллин­ских заво­е­ва­те­лей Восто­ка и что Сирия долж­на была сде­лать­ся для это­го государ­ства новой Македо­ни­ей; и пока импе­рия Алек­сандра сохра­ня­ла одно цен­траль­ное управ­ле­ние, рези­ден­ция его нахо­ди­лась имен­но в Сирии. Сму­ты послед­них лет прав­ле­ния Селев­кидов помог­ли импер­ским горо­дам Сирии полу­чить бо́льшую само­сто­я­тель­ность. Такое поло­же­ние заста­ли здесь рим­ляне. После уста­нов­ле­ния Пом­пе­ем новых поряд­ков в Сирии уже, веро­ят­но, не оста­ва­лось таких него­род­ских окру­гов, кото­рые нахо­ди­лись бы под с.404 непо­сред­ст­вен­ным импер­ским управ­ле­ни­ем, и если зави­си­мые кня­же­ства в первую эпо­ху рим­ско­го вла­ды­че­ства еще зани­ма­ли бо́льшую часть южных внут­рен­них земель про­вин­ции, то это были в основ­ном гори­стые и сла­бо засе­лен­ные окру­га, к тому же вто­ро­сте­пен­но­го зна­че­ния. В общем, для того чтобы улуч­шить поло­же­ние горо­дов, рим­ля­нам оста­ва­лось сде­лать в Сирии лишь немно­го мень­ше, чем в Малой Азии. Поэто­му едва ли мож­но сооб­щить что-либо об осно­ва­нии горо­дов в Сирии в эпо­ху импе­рии. Те немно­гие коло­нии, кото­рые были здесь осно­ва­ны, как, напри­мер, при Авгу­сте Берит, а так­же, веро­ят­но, Гелио­поль, име­ли то же назна­че­ние, как и осно­ван­ные в Македо­нии, а имен­но: устрой­ство вете­ра­нов.

Устой­чи­вость мест­но­го язы­ка и мест­ных обы­ча­ев при элли­низ­ме

В каких вза­и­моот­но­ше­ни­ях нахо­ди­лись меж­ду собой гре­ки и преж­нее насе­ле­ние Сирии, мож­но опре­де­лен­но про­следить уже по назва­ни­ям мест­но­стей. Отдель­ные обла­сти и горо­да носят здесь в боль­шин­стве слу­ча­ев гре­че­ские назва­ния, заим­ст­во­ван­ные чаще все­го, как было отме­че­но, с македон­ской роди­ны, как то: Пие­рия, Анте­ми­сий[1], Аре­ту­са, Берея, Хал­кида, Эдес­са, Эвроп, Кирр, Лари­са, Пел­ла; дру­гие назва­ны в честь Алек­сандра или чле­нов дома Селев­кидов, напри­мер, Алек­сан­дрия, Антио­хия, Селев­кида и Селев­кия, Апа­мея, Лаоди­кея, Эпи­фа­ния. Ста­рые тузем­ные назва­ния удер­жи­ва­ют­ся, прав­да, рядом с новы­ми: напри­мер, Берея назы­ва­ет­ся по-преж­не­му по-ара­мей­ски Халеб, так­же Хали­бон; Эдес­са, или Гиеро­поль[2], сохра­ня­ет назва­ние Мабог, так­же Бам­би­ка; Эпи­фа­ния зовет­ся по-преж­не­му Хамат, а так­же Ама­та. Но боль­шей частью преж­ние назва­ния усту­пи­ли место чуже­зем­ным, и лишь немно­гие мест­но­сти и более или менее круп­ные пунк­ты, как то: Ком­ма­ге­на, Само­са­та, Эме­са, Дамаск — не полу­чи­ли новых гре­че­ских имен. В восточ­ной Кили­кии было немно­го горо­дов македон­ско­го про­ис­хож­де­ния, но ее сто­ли­ца Тарс с ран­них пор под­верг­лась пол­ной элли­ни­за­ции и задол­го до рим­ской эпо­хи сде­ла­лась одним из цен­тров гре­че­ской куль­ту­ры. Несколь­ко ина­че обсто­я­ло дело в Фини­кии: с дав­них пор зна­ме­ни­тые тор­го­вые горо­да Арад, Библ, Берит, Сидон, Тир, соб­ст­вен­но гово­ря, сохра­ни­ли свои тузем­ные назва­ния, но в какой сте­пе­ни и здесь взял верх гре­че­ский эле­мент, пока­зы­ва­ет пере­дел­ка этих имен на гре­че­ский лад; еще яснее это вид­но из того, что Новый Арад изве­стен нам лишь под гре­че­ским назва­ни­ем Анта­рад, а осно­ван­ный на этом бере­гу жите­ля­ми Тира, Сидо­на и Ара­да новый город изве­стен лишь под назва­ни­ем Три­по­ли; совре­мен­ные назва­ния горо­дов Тар­та[3] и Тара­бу­ла[4] так­же про­изо­шли от их гре­че­ских имен. Уже в эпо­ху Селев­кидов моне­ты соб­ст­вен­но 332 Сирии все­гда, а моне­ты фини­кий­ских горо­дов в боль­шин­стве слу­ча­ев име­ют исклю­чи­тель­но гре­че­ское над­пи­са­ние; с нача­ла эпо­хи импе­рии гре­че­ский язык пол­но­стью вытес­ня­ет здесь все осталь­ные2.

с.405 Един­ст­вен­ное исклю­че­ние состав­ля­ет здесь, как мы виде­ли (стр. 381), оазис Паль­ми­ра, отде­лен­ный от Сирии обшир­ной пусты­ней и сохра­нив­ший извест­ную поли­ти­че­скую само­сто­я­тель­ность. Одна­ко в оби­хо­де сохра­ни­лись и мест­ные наре­чия. В горах Лива­на и Анти­ли­ва­на, а так­же в Эме­се (Хом­се), Хал­киде, Аби­ле (обе меж­ду Бери­том и Дамас­ком) до кон­ца I в. н. э. власть при­над­ле­жа­ла мел­ким кня­же­ским домам тузем­но­го про­ис­хож­де­ния; мест­ный язык, веро­ят­но, без­раздель­но гос­под­ст­во­вал на про­тя­же­нии все­го пери­о­да импе­рии, а у дру­зов, жив­ших в почти непри­ступ­ных горах, ара­мей­ский язык лишь в новей­шее вре­мя усту­пил место араб­ско­му. Но две тыся­чи лет тому назад этот язык был во всей Сирии язы­ком наро­да3. В горо­дах, носив­ших двой­ное назва­ние, в повсе­днев­ной жиз­ни пре­об­ла­да­ло сирий­ское назва­ние, а в лите­ра­ту­ре — гре­че­ское; это вид­но из того, что теперь Берея-Хали­бон назы­ва­ет­ся Халеб (Алеп­по), Эпи­фа­ния-Ама­те — Гама[5], Гиеро­поль-Бам­би­ка-Мабог — Мем­бид[6], Тир носит свое фини­кий­ское имя Сур; сирий­ский город, извест­ный нам из гра­мот и из сочи­не­ний писа­те­лей толь­ко под име­нем Гелио­по­ля, доныне сохра­нил свое ста­рин­ное тузем­ное назва­ние Бааль­бек, да и вооб­ще совре­мен­ные назва­ния мест про­изо­шли не от гре­че­ских, а от ара­мей­ских назва­ний.

Рели­ги­оз­ный культ так­же свиде­тель­ст­ву­ет о проч­но­сти усто­ев народ­ной жиз­ни в Сирии. Сирий­цы из Береи при­но­сят дары с гре­че­ской над­пи­сью Зев­су Маль­ба­ху, сирий­цы из Апа­меи — Зев­су Белу, сирий­цы из Бери­та в каче­стве рим­ских граж­дан — Юпи­те­ру Баль­мар­ко­ду; все это боже­ства, не име­ю­щие ниче­го обще­го ни с Зев­сом, ни с Юпи­те­ром. Упо­мя­ну­тый Зевс Бел не кто иной, как почи­тае­мый в Паль­ми­ре на сирий­ском язы­ке Малах Бел (см. стр. 383, прим. 2 [86]). Луч­шим свиде­тель­ст­вом того, насколь­ко живу­чим было и оста­ва­лось в Сирии почи­та­ние тузем­ных богов, слу­жит тот факт, что одна знат­ная жен­щи­на из Эме­сы, кото­рая выда­ла свою дочь замуж за одно­го чле­на дома Севе­ра и таким обра­зом в нача­ле III в. доби­лась импе­ра­тор­ско­го сана для сына этой доче­ри4, не удо­воль­ст­во­ва­лась тем, что маль­чик стал назы­вать­ся вер­хов­ным пон­ти­фи­ком рим­ско­го наро­да, но убеди­ла его при­нять перед лицом всех рим­лян зва­ние жре­ца тузем­но­го бога солн­ца Эла­га­ба­ла. Рим­ляне мог­ли победить сирий­цев, но рим­ские боги в самом Риме отсту­пи­ли перед сирий­ски­ми. Мно­го­чис­лен­ные дошед­шие до нас сирий­ские име­на соб­ст­вен­ные в боль­шин­стве негре­че­ские; неред­ки и двой­ные име­на: с.406 Мес­сию назы­ва­ют так­же Хри­стом, апо­сто­ла Фому — Диди­мом, вос­кре­шен­ную Пет­ром жен­щи­ну из Яффы — Сер­ной, Таби­той или Дор­ка­дой. Но в лите­ра­ту­ре, а так­же, веро­ят­но, в сфе­ре дело­вой жиз­ни и в обще­нии меж­ду людь­ми обра­зо­ван­ны­ми сирий­ское наре­чие так же мало употреб­ля­лось, как на Запа­де наре­чие кельт­ское; в этих кру­гах все­це­ло гос­под­ст­во­вал гре­че­ский язык, а от воен­ных 333 на Восто­ке, как и на Запа­де, тре­бо­ва­лось зна­ние латин­ско­го. Один писа­тель вто­рой поло­ви­ны II в., кото­ро­го упо­мя­ну­тый ранее (стр. 367) армян­ский царь Согем при­гла­сил к сво­е­му дво­ру, в романе, дей­ст­вие кото­ро­го разыг­ры­ва­ет­ся в Вави­лоне, сооб­щил неко­то­рые сведе­ния о сво­ей жиз­ни, про­ли­ваю­щие свет на все эти фак­ты. По его сло­вам, он — сири­ец, но не из пере­се­лив­ших­ся в Сирию гре­ков, а насто­я­щий мест­ный уро­же­нец с отцов­ской и мате­рин­ской сто­ро­ны, сири­ец по язы­ку и по обы­ча­ям, вла­де­ет так­же вави­лон­ским язы­ком и све­дущ в пер­сид­ской магии. Но имен­но этот чело­век, как бы отре­каю­щий­ся от элли­низ­ма, при­бав­ля­ет, что он усво­ил эллин­скую куль­ту­ру и сде­лал­ся ува­жае­мым настав­ни­ком моло­де­жи в Сирии и рома­ни­стом, поль­зу­ю­щим­ся извест­но­стью в новей­шей гре­че­ской лите­ра­ту­ре5.

Если впо­след­ст­вии сирий­ское наре­чие сно­ва сде­ла­лось лите­ра­тур­ным язы­ком, на кото­ром воз­ник­ла целая лите­ра­ту­ра, то это объ­яс­ня­ет­ся не подъ­емом нацио­наль­но­го чув­ства, но непо­сред­ст­вен­ны­ми потреб­но­стя­ми хри­сти­ан­ской про­па­ган­ды: эта сирий­ская лите­ра­ту­ра, воз­ник­шая из пере­во­да на сирий­ский язык дог­ма­ти­че­ских сочи­не­ний, оста­ва­лась заклю­чен­ной в узкие рам­ки спе­ци­аль­но­го обра­зо­ва­ния хри­сти­ан­ско­го духо­вен­ства и пото­му вос­при­ня­ла из гре­че­ско­го про­све­ще­ния толь­ко неболь­шую долю, кото­рую бого­сло­вы того вре­ме­ни нахо­ди­ли под­хо­дя­щей для их целей или во вся­ком слу­чае не иду­щей им во вред6; более высо­кой цели, чем пере­вод книг гре­че­ских мона­стыр­ских биб­лио­тек для мона­сты­рей маро­ни­тов, эта лите­ра­ту­ра не достиг­ла, да, веро­ят­но, и не иска­ла. Она воз­ник­ла, по-види­мо­му, не ранее II в. н. э. и име­ла свой глав­ный центр не в Сирии, а в с.407 Месо­пота­мии, имен­но в Эдес­се7, где в отли­чие от более древ­них рим­ских вла­де­ний пер­вые про­из­веде­ния дохри­сти­ан­ской лите­ра­ту­ры были, по-види­мо­му, напи­са­ны на мест­ном язы­ке.

Сме­шан­ная сиро-эллин­ская куль­ту­ра

Сре­ди раз­но­об­раз­ных гибрид­ных форм, кото­рые при­ни­мал элли­низм в сво­ей про­па­ган­де, ока­зы­вав­шей на наро­ды Восто­ка одно­вре­мен­но про­све­ти­тель­ное и раз­ла­гаю­щее воздей­ст­вие, сиро-эллин­ская фор­ма пред­став­ля­ет собой как раз такую, в кото­рой гре­че­ский и тузем­ный эле­мент нахо­ди­лись в наи­боль­шем рав­но­ве­сии, но в то же вре­мя, быть может, и такую, кото­рая самым реши­тель­ным обра­зом повли­я­ла на все куль­тур­ное раз­ви­тие импе­рии. Сирий­цы, прав­да, вве­ли у себя гре­че­ский город­ской строй, усво­и­ли гре­че­ский язык и нра­вы; одна­ко они нико­гда не пере­ста­ва­ли 334 чув­ст­во­вать себя людь­ми Восто­ка или, вер­нее, пред­ста­ви­те­ля­ми сме­шан­ной циви­ли­за­ции. Нигде, может быть, это не выра­зи­лось так ярко, как в колос­саль­ном над­гроб­ном хра­ме, кото­рый в самом нача­ле импе­рии воз­двиг себе царь Ком­ма­ге­ны Антиох на уеди­нен­ной гор­ной вер­шине непо­да­ле­ку от бере­га Евфра­та. В про­стран­ной над­гроб­ной над­пи­си он назы­ва­ет себя пер­сом; жрец свя­ти­ли­ща в пер­сид­ском оде­я­нии, как того тре­бу­ют тра­ди­ции его рода, дол­жен при­но­сить ему поми­наль­ные жерт­вы; но наряду с пер­са­ми он назы­ва­ет и элли­нов бла­го­сло­вен­ны­ми кор­ня­ми сво­его рода и при­зы­ва­ет на свое потом­ство бла­го­сло­ве­ние всех богов Пер­сиды и Маке­ти­ды, т. е. стра­ны пер­сов и македо­нян. Он был сыном мест­но­го царя из рода Ахе­ме­нидов и гре­че­ской княж­ны из дома Селев­ка, и пото­му его гроб­ни­цу укра­ша­ли два длин­ных ряда изо­бра­же­ний: с одной сто­ро­ны — его пред­ков по отцу, вплоть до пер­во­го Дария, с дру­гой — пред­ков по мате­ри, до пол­ко­во­д­ца Алек­сандра. Боги, кото­рых он чтит, явля­ют­ся одно­вре­мен­но пер­сид­ски­ми и гре­че­ски­ми: Зевс-Оро­мазд, Апол­лон-Мит­ра-Гелиос-Гер­мес, Артаг­нес-Геракл-Арес; послед­ний, напри­мер, изо­бра­жен с пали­цей гре­че­ско­го героя в руке и в то же вре­мя с пер­сид­ской тиа­рой на голо­ве. Этот пер­сид­ский князь, назы­ваю­щий себя одно­вре­мен­но дру­гом элли­нов и, как вер­но­под­дан­ный импе­ра­то­ра, дру­гом рим­лян, а так­же выше назван­ный Ахе­ме­нид Сог­эм, воз­веден­ный Мар­ком и Луци­ем на пре­стол Арме­нии, явля­ют­ся насто­я­щи­ми пред­ста­ви­те­ля­ми тузем­ной ари­сто­кра­тии импер­ской Сирии, умев­шей соче­тать в сво­ем созна­нии пер­сид­ские вос­по­ми­на­ния и рим­ско-эллин­скую дей­ст­ви­тель­ность. Из таких кру­гов про­ник на Запад пер­сид­ский культ Мит­ры. Одна­ко насе­ле­ние, под­чи­няв­ше­е­ся этой пер­сид­ской, или име­но­вав­шей себя пер­сид­ской, выс­шей зна­ти и одно­вре­мен­но нахо­див­ше­е­ся под управ­ле­ни­ем сна­ча­ла македон­ских, а потом ита­лий­ских вла­сти­те­лей, было и в Сирии, и в Месо­пота­мии, и в Вави­ло­нии ара­мей­ским.

Хри­сти­ан­ство и нео­пла­то­низм

с.408 В этом сме­ше­нии восточ­ных и элли­ни­сти­че­ских эле­мен­тов, нигде не осу­ще­ст­вив­шем­ся так пол­но, как в Сирии, в боль­шин­стве слу­ча­ев поги­ба­ло все хоро­шее и бла­го­род­ное. Одна­ко так было не все­гда; позд­ней­шее раз­ви­тие рели­гии и умо­зри­тель­ной фило­со­фии, хри­сти­ан­ство и нео­пла­то­низм, вышли из того же соче­та­ния; если вме­сте с хри­сти­ан­ст­вом Восток про­ни­ка­ет на Запад, то нео­пла­то­низм пред­став­ля­ет собой пре­об­ра­зо­ва­ние запад­ной фило­со­фии в восточ­ном духе; твор­цом этой систе­мы был в первую оче­редь егип­тя­нин Пло­тин (204—270), а так­же его наи­бо­лее выдаю­щий­ся уче­ник Малх, или Пор­фи­рий, уро­же­нец Тира (233 г. — нача­ло IV в.), в даль­ней­шем же она раз­ви­ва­лась пре­иму­ще­ст­вен­но в горо­дах Сирии. Здесь не место подроб­но рас­смат­ри­вать оба эти явле­ния все­мир­но-исто­ри­че­ско­го зна­че­ния, но о них нель­зя забы­вать при оцен­ке того, что было сде­ла­но Сири­ей.

Антио­хия

Все свое­об­ра­зие сирий­ской куль­ту­ры нахо­дит яркое выра­же­ние в сто­ли­це этой стра­ны — Антио­хии, быв­шей до осно­ва­ния Кон­стан­ти­но­по­ля сто­ли­цей все­го рим­ско­го Восто­ка и по коли­че­ству насе­ле­ния усту­пав­шей в то вре­мя толь­ко Риму и Алек­сан­дрии, да еще, может быть, вави­лон­ской Селев­кии; нам необ­хо­ди­мо несколь­ко задер­жать на ней свое вни­ма­ние. Этот город, один из самых моло­дых в Сирии и в насто­я­щее вре­мя не име­ю­щий боль­шо­го зна­че­ния, сде­лал­ся круп­ным цен­тром не бла­го­да­ря каким-либо пре­иму­ще­ствам сво­его поло­же­ния, бла­го­при­ят­ным для раз­ви­тия тор­гов­ли, но в резуль­та­те опре­де­лен­ной монар­хи­че­ской поли­ти­ки. Македон­ские заво­е­ва­те­ли избра­ли его преж­де все­го из сооб­ра­же­ний воен­но­го 335 харак­те­ра в каче­стве удоб­но­го цен­траль­но­го пунк­та для гос­под­ства одно­вре­мен­но над Малой Ази­ей, обла­стью Евфра­та и Егип­том, к тому же не слиш­ком уда­лен­но­го от Сре­ди­зем­но­го моря8. Оди­на­ко­вая цель, но раз­лич­ные пути к ее осу­щест­вле­нию у Селев­кидов и Лагидов пол­но­стью отра­зи­лись в чер­тах сход­ства и раз­ли­чия меж­ду Антио­хи­ей и Алек­сан­дри­ей. Как Алек­сан­дрия была цен­тром мор­ско­го вла­ды­че­ства и мор­ской поли­ти­ки еги­пет­ских госуда­рей, так Антио­хия была цен­тром кон­ти­нен­таль­ной восточ­ной монар­хии пове­ли­те­лей Азии. Позд­ней­шие Селев­киды в несколь­ко при­е­мов воз­во­ди­ли здесь круп­ные новые соору­же­ния, так что город, когда он сде­лал­ся рим­ским, состо­ял из четы­рех само­сто­я­тель­ных обне­сен­ных сте­на­ми рай­о­нов, окру­жен­ных одной общей сте­ной. Сре­ди жите­лей горо­да име­лось нема­ло пере­се­лен­цев из дале­ких стран. Когда евро­пей­ская Гре­ция попа­ла под власть с.409 рим­лян и Антиох Вели­кий тщет­но пытал­ся вытес­нить их оттуда, то он по край­ней мере пре­до­ста­вил в сво­ей рези­ден­ции убе­жи­ще бежен­цам с Эвбеи и из Это­лии. Как в сто­ли­це Егип­та, так и в сто­ли­це Сирии евре­ям было пре­до­став­ле­но до извест­ной сте­пе­ни само­сто­я­тель­ное общин­ное устрой­ство и при­ви­ле­ги­ро­ван­ное поло­же­ние, а то обсто­я­тель­ство, что оба эти горо­да сде­ла­лись цен­тра­ми еврей­ской диас­по­ры9, нема­ло спо­соб­ст­во­ва­ло их раз­ви­тию.

Сде­лав­шись в свое вре­мя рези­ден­ци­ей и местом пре­бы­ва­ния пра­ви­тель­ства обшир­ной дер­жа­вы, Антио­хия и в рим­скую эпо­ху оста­лась сто­ли­цей ази­ат­ских про­вин­ций Рима. Здесь оста­нав­ли­ва­лись импе­ра­то­ры, когда быва­ли на Восто­ке, здесь посто­ян­но жил намест­ник Сирии, здесь чека­ни­лась импер­ская моне­та для Восто­ка и здесь, а так­же в Дамас­ке и Эдес­се нахо­ди­лись глав­ные импер­ские ору­жей­ные мастер­ские. Конеч­но, для Рим­ской импе­рии город уже не имел воен­но­го зна­че­ния, и при изме­нив­ших­ся обсто­я­тель­ствах неудоб­ное сооб­ще­ние с морем созда­ва­ло серь­ез­ные затруд­не­ния — не столь­ко из-за уда­лен­но­сти горо­да от побе­ре­жья, сколь­ко пото­му, что слу­жив­шая ему гава­нью Селев­кия, зало­жен­ная одно­вре­мен­но с Антио­хи­ей, была мало при­спо­соб­ле­на для круп­ной тор­гов­ли. Рим­ские импе­ра­то­ры, от Фла­ви­ев до Кон­стан­ти­на, тра­ти­ли огром­ные сум­мы, чтобы высечь в окру­жаю­щих эту мест­ность ска­лах необ­хо­ди­мые доки с веду­щи­ми к ним кана­ла­ми и соорудить удо­вле­тво­ря­ю­щие сво­е­му назна­че­нию молы; но все искус­ство рим­ских инже­не­ров, успеш­но спра­вив­ших­ся с самы­ми сме­лы­ми зада­ча­ми в устьях Нила, в Сирии без­успеш­но боро­лось с непре­одо­ли­мы­ми труд­но­стя­ми мест­ных усло­вий. Разу­ме­ет­ся, Антио­хия, этот круп­ней­ший город Сирии, при­ни­ма­ла живое уча­стие в про­мыш­лен­но­сти и тор­гов­ле про­вин­ции, о чем еще будет речь даль­ше; но все же она была сре­дото­чи­ем ско­рее потре­би­те­лей, чем про­из­во­ди­те­лей. Во всем древ­нем мире не было горо­да, где бы наслаж­де­ние жиз­нью было до такой сте­пе­ни глав­ным, а испол­не­ние обя­зан­но­стей до такой сте­пе­ни вто­ро­сте­пен­ным делом, как в «Антио­хии при 336 Дафне» — тако­во было харак­тер­ное назва­ние горо­да, зву­чав­шее при­мер­но так, как в наши дни «Вена при Пра­те­ре»10. Даф­на пред­став­ля­ла собой рас­по­ло­жен­ный в одной миле[7] от горо­да сад для гуля­нья, имев­ший две мили в окруж­но­сти[8]; она сла­ви­лась сво­и­ми лав­ра­ми, от кото­рых и полу­чи­ла свое назва­ние, кипа­ри­са­ми, кото­рые сохра­ня­лись еще и в зна­чи­тель­но более позд­нее вре­мя по рас­по­ря­же­нию хри­сти­ан­ских импе­ра­то­ров, сво­и­ми ручья­ми и фон­та­на­ми, сво­им вели­ко­леп­ным с.410 хра­мом Апол­ло­на и пыш­ны­ми мно­го­люд­ны­ми празд­не­ства­ми, кото­рые там справ­ля­лись еже­год­но 10 авгу­ста. При­го­ро­ды, лежа­щие меж­ду дву­мя покры­ты­ми лесом гор­ны­ми цепя­ми в долине пол­но­вод­но­го Орон­та в трех милях от его устья, явля­ют­ся и до сих пор, несмот­ря на пол­ное запу­сте­ние, цве­ту­щим садом и пред­став­ля­ют собой один из наи­бо­лее при­вле­ка­тель­ных угол­ков зем­но­го шара. Сама Антио­хия не усту­па­ла ни одно­му горо­ду импе­рии по вели­ко­ле­пию и рос­ко­ши сво­их обще­ст­вен­ных садов. Глав­ная ули­ца пере­се­ка­ла город в пря­мом направ­ле­нии вдоль реки на про­тя­же­нии 36 ста­дий, т. е. почти целой мили[9]; по обе­им сто­ро­нам ее тяну­лись кры­тые пор­ти­ки, укра­шен­ные ста­ту­я­ми, а посредине шла широ­кая про­ез­жая доро­га; во мно­гих горо­дах древ­не­го мира дела­лись попыт­ки вос­про­из­ве­сти тип этой ули­цы, но подоб­ной ей не было даже в импе­ра­тор­ском Риме. В Антио­хии в каж­дом бла­го­устро­ен­ном доме была про­веде­на вода11; с одно­го кон­ца горо­да до дру­го­го мож­но было прой­ти под пор­ти­ка­ми, в любое вре­мя года защи­щав­ши­ми от дождя и солн­ца. По вече­рам ули­цы были осве­ще­ны; о подоб­ных удоб­ствах в каком-либо дру­гом горо­де древ­не­го мира нет изве­стий12.

Духов­ные инте­ре­сы

337 Но сре­ди этой рос­ко­ши и суе­ты музам не было места. Серь­ез­ная науч­ная работа и не менее серь­ез­ное слу­же­ние искус­ству нико­гда не были в поче­те в Сирии и в осо­бен­но­сти в Антио­хии. Насколь­ко вели­ко было сход­ство меж­ду Егип­том и Сири­ей в про­чих обла­стях куль­тур­но­го раз­ви­тия, настоль­ко рез­ка была про­ти­во­по­лож­ность меж­ду с.411 ними в отно­ше­нии лите­ра­тур­ных инте­ре­сов; эту долю наслед­ства после вели­ко­го Алек­сандра полу­чи­ли одни Лагиды. Но если Лагиды куль­ти­ви­ро­ва­ли эллин­скую лите­ра­ту­ру и поощ­ря­ли науч­ные изыс­ка­ния в ари­сто­телев­ском смыс­ле и духе, то луч­шие из Селев­кидов бла­го­да­ря сво­е­му поли­ти­че­ско­му поло­же­нию откры­ли гре­кам Восток — мис­сия Мега­сфе­на, отправ­лен­но­го Селев­ком I в Индию к царю Чанд­ра­гуп­те, и обсле­до­ва­ние Кас­пий­ско­го моря его совре­мен­ни­ком навар­хом Патро­к­лом соста­ви­ли в этом отно­ше­нии эпо­ху. Но о непо­сред­ст­вен­ном сопри­кос­но­ве­нии Селев­кидов с лите­ра­тур­ной жиз­нью эпо­хи исто­рия гре­че­ской лите­ра­ту­ры может сооб­щить все­го лишь тот факт, что Антиох, про­зван­ный Вели­ким, сде­лал поэта Евфо­ри­о­на сво­им биб­лио­те­ка­рем. Исто­рия латин­ской лите­ра­ту­ры может, пожа­луй, поста­вить в заслу­гу Бери­ту, это­му латин­ско­му ост­ров­ку сре­ди моря восточ­но­го элли­низ­ма, ту серь­ез­ную науч­ную работу, какая в нем велась. Быть может, не слу­чай­но, что реак­ция про­тив модер­ни­за­тор­ских тен­ден­ций в лите­ра­ту­ре эпо­хи Юли­евКлав­ди­ев и воз­вра­ще­ние в шко­ле и в лите­ра­ту­ре к язы­ку и писа­ни­ям эпо­хи рес­пуб­ли­ки исхо­ди­ли от одно­го уро­жен­ца Бери­та, при­над­ле­жав­ше­го к сред­не­му клас­су обще­ства, — Мар­ка Вале­рия Про­ба; этот послед­ний был вос­пи­тан на ста­рых клас­си­ках в еще уцелев­ших шко­лах сво­ей даль­ней роди­ны и затем сво­ей энер­гич­ной дея­тель­но­стью, ско­рее кри­ти­ко-лите­ра­тур­ной, чем чисто пре­по­да­ва­тель­ской, зало­жил осно­вы для клас­си­циз­ма позд­ней импе­рии. В даль­ней­шем тот же самый Берит сде­лал­ся для все­го Восто­ка цен­тром изу­че­ния юриди­че­ских наук, зна­ние кото­рых было обя­за­тель­но для государ­ст­вен­ных слу­жа­щих, и сохра­нил это свое зна­че­ние на про­тя­же­нии всей эпо­хи импе­рии.

Что каса­ет­ся эллин­ской лите­ра­ту­ры, то, конеч­но, поэ­зия эпи­грам­мы и ост­ро­умие фелье­то­на поль­зо­ва­лись здесь наи­боль­шей попу­ляр­но­стью; мно­гие из извест­ней­ших гре­че­ских поэтов, авто­ров мел­ких про­из­веде­ний, как Меле­агр и Фило­дем из Гада­ры и Анти­патр из Сидо­на, были сирий­ца­ми. Эти поэты оста­ют­ся непре­взой­ден­ны­ми по пре­ле­сти и изыс­кан­но­сти сво­его сти­ха, а отцом фелье­тон­ной лите­ра­ту­ры явля­ет­ся Менипп из Гада­ры. Но бо́льшая часть этих про­из­веде­ний отно­сит­ся к пери­о­ду, пред­ше­ст­во­вав­ше­му импе­рии, а неко­то­рые — и к зна­чи­тель­но более ран­не­му. В гре­че­ской лите­ра­ту­ре этой эпо­хи ни одна стра­на не пред­став­ле­на так сла­бо, как Сирия, и это едва ли слу­чай­но, хотя при уни­вер­саль­ном харак­те­ре элли­низ­ма в эпо­ху импе­рии нель­зя при­да­вать слиш­ком мно­го зна­че­ния месту рож­де­ния отдель­ных писа­те­лей. Напро­тив, полу­чаю­щая в эту эпо­ху все более широ­кое рас­про­стра­не­ние вто­ро­сорт­ная лите­ра­ту­ра — пустые и бес­связ­ные рас­ска­зы о любов­ных похож­де­ни­ях, раз­бой­ни­ках, пира­тах, свод­ни­ках, про­ри­ца­те­лях, вымыш­лен­ные исто­рии и фан­та­сти­че­ские путе­ше­ст­вия — фаб­ри­ку­ет­ся, веро­ят­но, глав­ным обра­зом в Сирии. Сре­ди кол­лег уже назван­но­го Ямб­ли­ха, соста­ви­те­ля вави­лон­ской исто­рии, най­дет­ся, веро­ят­но, нема­ло его зем­ля­ков; сирий­цам же, с.412 веро­ят­но, при­над­ле­жа­ла и роль посред­ни­ков меж­ду этой гре­че­ской лите­ра­ту­рой и ана­ло­гич­ной ей восточ­ной. Гре­кам, конеч­но, не при­хо­ди­лось учить­ся лжи у наро­дов Восто­ка; но сказ­ки их позд­ней эпо­хи, уже не 338 пла­сти­че­ские, а фан­та­сти­че­ские, воз­ни­ка­ют не из шуток Харит, а из рога изоби­лия Шехе­ре­за­ды. И, может быть, не слу­чай­но сати­ра это­го вре­ме­ни, счи­таю­щая Гоме­ра родо­на­чаль­ни­ком фан­та­сти­че­ских путе­ше­ст­вий, дела­ет его вави­ло­ня­ни­ном и дает ему имя Тиг­ра­на. Если не счи­тать этих про­из­веде­ний, давав­ших лег­кое, зани­ма­тель­ное чте­ние, про­из­веде­ний, кото­рых немно­го сты­ди­лись даже те, кто уби­вал вре­мя на их сочи­не­ние и чте­ние, то едва ли мож­но назвать в Сирии како­го-нибудь выдаю­ще­го­ся писа­те­ля, кро­ме совре­мен­ни­ка того же Ямб­ли­ха — уро­жен­ца Ком­ма­ге­ны Луки­а­на. Но и он писал толь­ко этюды и фелье­то­ны в под­ра­жа­ние Менип­пу, в чисто сирий­ском вку­се, ост­ро­ум­ные и забав­ные в их насмеш­ках над той или иной лич­но­стью, но неспо­соб­ные ска­зать в ост­ро­ум­ной фор­ме что-либо серь­ез­ное или хотя бы дать выпук­лые коми­че­ские фигу­ры.

Этот народ жил толь­ко насто­я­щим днем. Ни одна гре­че­ская область не дала так мало памят­ни­ков, как Сирия. Огром­ная Антио­хия, тре­тий по вели­чине город Рим­ской импе­рии, оста­ви­ла после себя мень­ше над­пи­сей, чем иная малень­кая афри­кан­ская или араб­ская дерев­ня, не гово­ря уже о стране иеро­гли­фов и обе­лис­ков. За исклю­че­ни­ем име­ни жив­ше­го в эпо­ху Юли­а­на рито­ра Либа­ния, кото­ро­му выпа­ла на долю неза­слу­жен­но боль­шая извест­ность, город этот не обо­га­тил лите­ра­ту­ру ни одним име­нем. Не без осно­ва­ния язы­че­ский мес­сия из Тиа­ны или гово­ря­щий за него его апо­стол назы­вал антио­хий­цев необ­ра­зо­ван­ным и полу­вар­вар­ским наро­дом и выска­зы­вал мне­ние, что Апол­лон хоро­шо бы сде­лал, если бы про­из­вел над ними такое же пре­вра­ще­ние, как над их Даф­ной; ибо в Антио­хии кипа­ри­сы, прав­да, уме­ют шеп­тать, но люди не уме­ют гово­рить. В обла­сти искус­ства Антио­хия сла­ви­лась толь­ко сво­им теат­ром и вооб­ще игра­ми. Пред­став­ле­ни­я­ми, захва­ты­ваю­щи­ми антио­хий­скую пуб­ли­ку, были, по обы­чаю того вре­ме­ни, не столь­ко дра­ма­ти­че­ские пье­сы в соб­ст­вен­ном смыс­ле, сколь­ко шум­ные музы­каль­ные сце­ны, балет, трав­ля зве­рей и бои гла­ди­а­то­ров. Руко­плес­ка­ния или шика­нье этой пуб­ли­ки опре­де­ля­ли сла­ву тан­цо­ров во всей импе­рии. Наезд­ни­ки и про­чие герои цир­ка и теат­ра про­ис­хо­ди­ли глав­ным обра­зом из Сирии13. Балет­ные тан­цо­ры и музы­кан­ты, а так­же пая­цы и с.413 ско­мо­ро­хи, при­ве­зен­ные Луци­ем Вером в Рим из его восточ­ной кам­па­нии, в кото­рой он, впро­чем, не пошел даль­ше Антио­хии, соста­ви­ли эпо­ху в исто­рии ита­лий­ско­го теат­ра. Харак­тер­ным при­ме­ром, иллю­ст­ри­ру­ю­щим страст­ное увле­че­ние антио­хий­ской пуб­ли­ки эти­ми удо­воль­ст­ви­я­ми, слу­жит тот факт, что, соглас­но источ­ни­кам, самая тяже­лая ката­стро­фа, обру­шив­ша­я­ся в этот пери­од на Антио­хию, имен­но: взя­тие ее пер­са­ми в 260 г. (стр. 388), застиг­ла ее граж­дан врас­плох в теат­ре, при­чем с вер­ши­ны горы, к кото­рой при­мы­кал театр, в ряды зри­те­лей поле­те­ли стре­лы. В Газе, самом южном из горо­дов Сирии, где язы­че­ство име­ло креп­кий оплот, в зна­ме­ни­том хра­ме Мар­ны, в кон­це IV в. участ­во­ва­ли в скач­ках лоша­ди одно­го рев­ност­но­го языч­ни­ка и одно­го рев­ност­но­го хри­сти­а­ни­на, и так как при этом «Хри­стос победил Мар­ну», 339 то, рас­ска­зы­ва­ет бла­жен­ный Иеро­ним, очень мно­гие из языч­ни­ков кре­сти­лись.

Паде­ние нра­вов

Хотя все круп­ные горо­да Рим­ской импе­рии сопер­ни­ча­ли меж­ду собой в отно­ше­нии раз­нуздан­но­сти нра­вов, но и тут Антио­хия, веро­ят­но, мог­ла бы полу­чить паль­му пер­вен­ства. Тот почтен­ный рим­ля­нин, кото­рый, как рас­ска­зы­ва­ет без­жа­лост­ный обли­чи­тель нра­вов вре­мен Тра­я­на, отрек­ся от сво­ей роди­ны из-за того, что она сде­ла­лась гре­че­ским горо­дом, при­бав­ля­ет при этом, что в этом ее осквер­не­нии менее все­го были повин­ны ахе­яне; уже дав­но сирий­ский Оронт изли­вал свои воды в Тибр и наде­лил Рим сво­им язы­ком и обы­ча­я­ми, сво­и­ми музы­кан­та­ми, арфист­ка­ми, три­го­нист­ка­ми и тол­па­ми пуб­лич­ных жен­щин. О сирий­ской флей­тист­ке — am­bu­ba­ia14 — рим­ляне вре­мен Авгу­ста гово­ри­ли так, как в наши дни гово­рят о париж­ской кокот­ке. В сирий­ских горо­дах, рас­ска­зы­ва­ет уже в кон­це Рим­ской рес­пуб­ли­ки Посидо­ний, извест­ный писа­тель, уро­же­нец сирий­ской Апа­меи, горо­жане совер­шен­но отвык­ли от тяже­ло­го труда; все там дума­ют толь­ко о пируш­ках и попой­ках: для этой цели и устра­и­ва­ют­ся вся­ко­го рода собра­ния и вече­рин­ки; за цар­ским сто­лом каж­до­му гостю воз­ла­га­ют на голо­ву венок и затем поли­ва­ют его вави­лон­ски­ми духа­ми; на ули­цах разда­ют­ся зву­ки флейт и арф; гим­на­сти­че­ские заведе­ния пре­вра­ще­ны в горя­чие бани (автор, по-види­мо­му, име­ет в виду впер­вые появив­ши­е­ся в Сирии, а потом полу­чив­шие широ­кое рас­про­стра­не­ние во всей импе­рии так назы­вае­мые тер­мы, пред­став­ляв­шие собой в сущ­но­сти соеди­не­ние гим­на­сти­че­ско­го заведе­ния и бани).

В Антио­хии ниче­го не изме­ни­лось и через 400 лет. Ссо­ра меж­ду Юли­а­ном и жите­ля­ми это­го горо­да про­изо­шла не столь­ко из-за боро­ды импе­ра­то­ра, сколь­ко из-за того, что послед­ний пытал­ся в этом горо­де кабач­ков, имев­шем на уме, как он выра­зил­ся, толь­ко пляс­ку и выпив­ку, регу­ли­ро­вать цены у содер­жа­те­лей кабач­ков. Этим бес­пут­ст­вом и чув­ст­вен­но­стью все­це­ло с.414 про­ник­ну­та и рели­гия Сирии. Культ сирий­ских богов часто бывал про­сто фили­а­лом сирий­ских пуб­лич­ных домов15.

Насмеш­ли­вость антио­хий­цев

Было бы неспра­вед­ли­во воз­ла­гать ответ­ст­вен­ность за все это на рим­ское пра­ви­тель­ство; то же самое было под вла­ды­че­ст­вом диа­до­хов; рим­ляне лишь полу­чи­ли по наслед­ству создав­ше­е­ся ранее поло­же­ние. Но в исто­рии того вре­ме­ни сиро-эллин­ский эле­мент играл важ­ную роль, и хотя его вли­я­ние осо­бен­но силь­но ска­за­лось кос­вен­ным обра­зом в даль­ней­шем, оно неред­ко про­яв­ля­лось и непо­сред­ст­вен­но в поли­ти­ке. Деле­ние на поли­ти­че­ские пар­тии в то вре­мя, да и вооб­ще когда бы то ни было, было еще более чуж­до антио­хий­цам, чем граж­да­нам дру­гих круп­ных горо­дов импе­рии; но по части высме­и­ва­ния и рас­суж­де­ний они, по-види­мо­му, пре­взо­шли всех осталь­ных, даже сопер­ни­чав­ших с ними так­же и в этом алек­сан­дрий­цев. Сами они не про­из­ве­ли ни одно­го пере­во­рота, но каж­до­го пре­тен­ден­та, кото­ро­го выстав­ля­ла сирий­ская армия, они под­дер­жи­ва­ли с пол­ной готов­но­стью и ста­ра­ни­ем — Вес­па­си­а­на про­тив Вител­лия, Кас­сия про­тив Мар­ка Авре­лия, Ниге­ра про­тив Севе­ра — и все­гда были гото­вы, когда рас­счи­ты­ва­ли най­ти 340 себе под­держ­ку, отка­зать в пови­но­ве­нии суще­ст­ву­ю­ще­му пра­ви­тель­ству. Един­ст­вен­ный талант, каким они обла­да­ли, — вир­ту­оз­ное уме­ние высме­и­вать — они пус­ка­ли в ход не толь­ко про­тив высту­пав­ших перед ними акте­ров, но и про­тив сво­их госуда­рей, когда те нахо­ди­лись в восточ­ной рези­ден­ции; при этом насмеш­ки были совер­шен­но оди­на­ко­вы как по адре­су акте­ра, так и по адре­су импе­ра­то­ра: высме­и­ва­лась и внеш­ность импе­ра­то­ра, и его инди­виду­аль­ные при­выч­ки, слов­но государь суще­ст­во­вал лишь для того, чтобы забав­лять их испол­не­ни­ем сво­ей роли. Таким обра­зом, меж­ду антио­хий­ской пуб­ли­кой и теми импе­ра­то­ра­ми, кото­рые подол­гу жили в сто­ли­це Сирии — Адри­а­ном, Вером, Мар­ком Авре­ли­ем, Севе­ром, Юли­а­ном, — про­ис­хо­ди­ла, так ска­зать, бес­ко­неч­ная вой­на высме­и­ва­ни­ем, от кото­рой еще до наших дней сохра­нил­ся один доку­мент — репли­ка послед­не­го из назван­ных импе­ра­то­ров антио­хий­ским «насмеш­ни­кам над боро­дой». Если этот вен­це­нос­ный писа­тель пред­по­чел на сати­ри­че­ские речи отве­тить сати­ри­че­ским сочи­не­ни­ем, то в дру­гих слу­ча­ях антио­хий­цам при­хо­ди­лось доро­же рас­пла­чи­вать­ся за свой злой язык и про­чие гре­хи. Так, напри­мер, Адри­ан лишил их пра­ва чека­нить сереб­ря­ную моне­ту. Марк Авре­лий лишил их пра­ва соби­рать­ся и закрыл на неко­то­рое вре­мя театр, Север даже пере­дал почет­ный титул пер­во­го горо­да в Сирии Лаоди­кее, нахо­див­шей­ся в посто­ян­ном сопер­ни­че­стве со сто­ли­цей; и хотя оба послед­них с.415 рас­по­ря­же­ния вско­ре были отме­не­ны, тем не менее разде­ле­ние про­вин­ций, кото­рым угро­жал Адри­ан, при Севе­ре, как уже было ска­за­но (стр. 401), ста­ло совер­шив­шим­ся фак­том, и одной из нема­ло­важ­ных при­чин это­го реше­ния было жела­ние пра­ви­тель­ства уни­зить непо­кор­ную сто­ли­цу. Даже финаль­ную ката­стро­фу этот город навлек на себя сво­ей насмеш­ли­во­стью. Когда в 540 г. пер­сид­ский царь Хосрой Нушир­ван появил­ся перед Антио­хи­ей, он был встре­чен не толь­ко выст­ре­ла­ми с город­ской сте­ны, но, по обык­но­ве­нию, и ска­брез­ны­ми насмеш­ли­вы­ми воз­гла­са­ми. Раз­дра­жен­ный этим, царь не толь­ко взял город при­сту­пом, но и увел его жите­лей в осно­ван­ный им неда­ле­ко от Кте­си­фо­на город — Новую Антио­хию.

Зем­леде­лие

Бле­стя­ще­го рас­цве­та достиг­ла эко­но­ми­че­ская жизнь Сирии. По уров­ню раз­ви­тия про­мыш­лен­но­сти и тор­гов­ли Сирия рядом с Егип­том зани­ма­ет сре­ди про­вин­ций Рим­ской импе­рии пер­вое место и в неко­то­рых отно­ше­ни­ях сто­ит даже впе­ре­ди Егип­та. Бла­го­да­ря про­дол­жи­тель­но­му миру и разум­но­му управ­ле­нию, глав­ной заботой кото­ро­го было усо­вер­шен­ст­во­ва­ние искус­ст­вен­но­го оро­ше­ния, зем­леде­лие достиг­ло таких успе­хов, кото­рые могут посра­мить совре­мен­ную циви­ли­за­цию. Прав­да, неко­то­рые обла­сти Сирии и теперь отли­ча­ют­ся исклю­чи­тель­ным пло­до­ро­ди­ем: доли­ну ниж­не­го Орон­та, бога­тый сад вокруг Три­по­ли с груп­па­ми пальм, апель­си­но­вы­ми роща­ми, гра­нат­ны­ми и жас­ми­но­вы­ми кустар­ни­ка­ми, пло­до­род­ную доли­ну вдоль мор­ско­го бере­га к севе­ру и к югу от Газы до сих пор не мог­ли при­ве­сти в запу­сте­ние ни беду­и­ны, ни турец­кие паши; но они все же про­из­ве­ли нема­ло раз­ру­ше­ний. Апа­мея в долине сред­не­го Орон­та — теперь каме­ни­стая пусты­ня без еди­но­го оази­са, без еди­но­го дерев­ца, где жал­кие ста­да на скуд­ных паст­би­щах стра­да­ют от регу­ляр­ных гра­бе­жей гор­ных раз­бой­ни­ков — на всем про­стран­стве усе­я­на раз­ва­ли­на­ми; а меж­ду тем доку­мен­таль­но извест­но, что под управ­ле­ни­ем намест­ни­ка Сирии Кви­ри­ния, того само­го, кото­рый упо­ми­на­ет­ся в еван­ге­лии, этот город вме­сте с обла­стью насчи­ты­вал 117 тыс. сво­бод­но­рож­ден­ных жите­лей. Без сомне­ния, 341 неко­гда вся доли­на мно­го­вод­но­го Орон­та — уже у Эме­сы он име­ет 30—40 м шири­ны и 1,5—3 м глу­би­ны — пред­став­ля­ла собой обшир­ное возде­лан­ное про­стран­ство. Но даже сре­ди тех рай­о­нов, кото­рые теперь пре­вра­ти­лись в сплош­ную пусты­ню и где совре­мен­но­му путе­ше­ст­вен­ни­ку жизнь и про­цве­та­ние чело­ве­ка кажут­ся невоз­мож­ны­ми, зна­чи­тель­ная часть преж­де явля­лась полем дея­тель­но­сти трудо­лю­би­вых рук. К восто­ку от Эме­сы, где теперь нет ни еди­но­го зеле­но­го листи­ка и ни кап­ли воды, было най­де­но мно­го тяже­лых базаль­то­вых плит от сто­яв­ших здесь когда-то прес­сов для выдел­ки олив­ко­во­го мас­ла. Если в насто­я­щее вре­мя толь­ко в обиль­ных род­ни­ка­ми доли­нах Лива­на кое-где встре­ча­ют­ся олив­ко­вые дере­вья, то в ста­ри­ну олив­ко­вые рощи захо­ди­ли дале­ко за доли­ну Орон­та. Кто теперь едет из Эме­сы в Паль­ми­ру, тот дол­жен вез­ти при себе воду на спине вер­блюда; меж­ду тем весь этот уча­сток пути покрыт с.416 остат­ка­ми ста­рин­ных вилл и селе­ний16. Тако­го похо­да, кото­рый неко­гда осу­ще­ст­вил в этой стране Авре­ли­ан (стр. 397), не мог­ла бы теперь пред­при­нять ни одна армия. Зна­чи­тель­ная часть того, что в насто­я­щее вре­мя счи­та­ет­ся пусты­ней, когда-то в луч­шие вре­ме­на было трудо­лю­би­во возде­лан­ной обла­стью. «Вся Сирия — гово­рит­ся в одном зем­лео­пи­са­нии середи­ны IV в., — изоби­лу­ет хле­бом, вином и мас­лом». Но стра­ной, подоб­но Егип­ту в Афри­ке, спе­ци­а­ли­зи­ро­вав­шей­ся на выво­зе зем­ледель­че­ских про­дук­тов, Сирия в древ­но­сти не была, хотя доро­гие вина отправ­ля­лись, напри­мер, из Дамас­ка в Пер­сию, из Лаоди­кеи, Аска­ло­на и Газы в Еги­пет, а оттуда далее — вплоть до Эфи­о­пии и Индии, и даже рим­ляне высо­ко цени­ли вино Биб­ла, Тира и Газы.

Мастер­ские

Гораздо боль­шее зна­че­ние для обще­го поло­же­ния про­вин­ции име­ли сирий­ские мастер­ские. Здесь име­лось мно­го видов про­мыш­лен­но­сти, работав­ших имен­но на вывоз; осо­бен­но боль­шое зна­че­ние име­ла выдел­ка полот­на, пур­пу­ра, шел­ка, стек­ла. Изготов­ле­ние льня­ных тка­ней, издав­на про­цве­тав­шее в Вави­лоне, было рано пере­не­се­но оттуда в Сирию. «Свое полот­но, — гово­рит­ся в уже упо­ми­нав­шем­ся зем­лео­пи­са­нии, — Ски­то­поль (в Пале­стине), Лаоди­кея, Библ, Тир и Берит рас­сы­ла­ют по все­му све­ту»; в соот­вет­ст­вии с этим дио­кле­ти­а­нов­ский закон о ценах упо­ми­на­ет в каче­стве тон­ких льня­ных изде­лий изде­лия трех пер­вых назван­ных горо­дов наряду с изде­ли­я­ми сосед­не­го Тар­са и еги­пет­ски­ми, но сирий­ским отво­дит пер­вое место. Извест­но, что тир­ский пур­пур, несмот­ря на то, что с ним кон­ку­ри­ро­ва­ли мно­го­чис­лен­ные изде­лия дру­гих горо­дов, посто­ян­но удер­жи­вал за собой пер­вое место; но наряду с тир­ски­ми в Сирии суще­ст­во­ва­ли мно­го­чис­лен­ные, тоже поль­зо­вав­ши­е­ся извест­но­стью пур­пу­ро­вые кра­силь­ни на побе­ре­жье выше и ниже Тира: в Сареп­те, Доре, Кеса­рии, а так­же и в глу­бине стра­ны — в пале­стин­ском Неа­по­ле и в Лид­де. Шелк-сырец вво­зи­ли в то вре­мя из Китая, глав­ным обра­зом по Кас­пий­ско­му морю, 342 так что он достав­лял­ся сра­зу в Сирию; его обра­ба­ты­ва­ли пре­иму­ще­ст­вен­но на фаб­ри­ках Бери­та и Тира; Тир был глав­ным цен­тром выдел­ки быв­ших в боль­шом ходу и доро­го сто­ив­ших пур­пу­ро­вых шел­ко­вых тка­ней. Сте­коль­ные мастер­ские Сидо­на сохра­ни­ли свою ста­рин­ную сла­ву с.417 и в эпо­ху импе­рии; мно­гие стек­лян­ные сосуды в наших музе­ях носят мар­ку какой-либо из сидон­ских мастер­ских.

Тор­гов­ля

В допол­не­ние к этим това­рам, кото­рые по самой сво­ей при­ро­де долж­ны были посту­пать на миро­вой рынок, в Сирию сте­ка­лось огром­ное коли­че­ство това­ров, достав­ляв­ших­ся с Восто­ка в запад­ные стра­ны по Евфра­ту. Прав­да, ввоз из Ара­вии и Индии в это вре­мя откло­нил­ся от это­го пути и шел глав­ным обра­зом через Еги­пет; но в руках сирий­цев оста­ва­лась вся тор­гов­ля с Месо­пота­ми­ей, а тор­го­вые пунк­ты при устье Евфра­та нахо­ди­лись в регу­ляр­ных кара­ван­ных сно­ше­ни­ях с Паль­ми­рой (стр. 385) и в свя­зи с этим долж­ны были поль­зо­вать­ся сирий­ски­ми гава­ня­ми. Как вели­ко было зна­че­ние тор­гов­ли с восточ­ны­ми соседя­ми, луч­ше все­го мож­но судить на осно­ва­нии того фак­та, что сереб­ря­ные моне­ты на рим­ском Восто­ке и в пар­фян­ской Вави­ло­нии совер­шен­но оди­на­ко­вы по чекан­ке. В про­вин­ци­ях Сирии и Кап­па­до­кии рим­ское пра­ви­тель­ство чека­ни­ло сереб­ря­ную моне­ту, откло­ня­ясь от обще­при­ня­той в импе­рии валю­ты при­ме­ни­тель­но к видам и досто­ин­ству монет, при­ня­тых в сосед­нем цар­стве. Само сирий­ское про­из­вод­ство, напри­мер выдел­ка полот­ня­ных и шел­ко­вых мате­рий, воз­ник­ло бла­го­да­ря вво­зу соот­вет­ст­ву­ю­щих това­ров из Вави­ло­нии, и как эти това­ры, так и зна­чи­тель­ная часть кожа­ных и мехо­вых изде­лий, мазей, пря­но­стей, а так­же восточ­ных рабов достав­ля­лась в эпо­ху импе­рии в Ита­лию и вооб­ще на Запад через Сирию. Но эти ста­рин­ные цен­тры тор­гов­ли все­гда сохра­ня­ли ту осо­бен­ность, что сидон­ские куп­цы и их зем­ля­ки в отли­чие от егип­тян не толь­ко про­да­ва­ли свои това­ры ино­стран­цам, но и сами достав­ля­ли их поку­па­те­лям, а так как капи­та­ны кораб­лей явля­лись в Сирии вид­ным и ува­жае­мым сосло­ви­ем17, то сирий­ских куп­цов и сирий­ские фак­то­рии в эпо­ху импе­рии, как и в те отда­лен­ные вре­ме­на, о кото­рых повест­ву­ет Гомер, мож­но было встре­тить повсюду. Тир­ские куп­цы име­ли в то вре­мя фак­то­рии в обе­их боль­ших гава­нях Ита­лии, откры­тых для вво­за, — Остии и Путе­о­лах; Путе­о­лы в сво­их доку­мен­тах офи­ци­аль­но назы­ва­ют эти фак­то­рии круп­ней­ши­ми и луч­ши­ми, а в уже не раз упо­ми­нав­шем­ся зем­лео­пи­са­нии18 Тир харак­те­ри­зу­ет­ся как пер­вый на Восто­ке центр тор­гов­ли; Стра­бон отме­ча­ет в каче­стве с.418 свое­об­раз­ной осо­бен­но­сти Тира и Ара­да непо­мер­но высо­кие мно­го­этаж­ные дома. Подоб­но­го рода фак­то­рии име­ли в ита­лий­ских гава­нях Берит и Дамаск, 343 а так­же, веро­ят­но, и мно­гие дру­гие тор­го­вые горо­да Сирии и Фини­кии19.

Мы видим, что в позд­ней­ший пери­од импе­рии сирий­ские, глав­ным обра­зом апа­мей­ские, куп­цы обос­но­вы­ва­ют­ся не толь­ко по всей Ита­лии, но так­же и во всех более или менее круп­ных тор­го­вых пунк­тах Запа­да — в Сало­нах в Дал­ма­ции, в Апу­ле в Дакии, в Мала­ке в Испа­нии, но преж­де все­го в Гал­лии и Гер­ма­нии, напри­мер, в Бор­до, Лионе, Пари­же, Орле­ане, Три­ре; как евреи, так и эти сирий­ские хри­сти­ане жили, сохра­няя свои обы­чаи и поль­зу­ясь в сво­их собра­ни­ях род­ным гре­че­ским язы­ком20. Толь­ко на осно­ве этих с.419 фак­тов ста­но­вит­ся понят­ным ранее опи­сан­ное поло­же­ние в 344 Антио­хии и дру­гих сирий­ских горо­дах. Город­ская ари­сто­кра­тия состо­ит в них из бога­тых вла­дель­цев мастер­ских и куп­цов, мас­су насе­ле­ния состав­ля­ют рабо­чие и кора­бель­щи­ки, и подоб­но тому как впо­след­ст­вии при­об­ре­тен­ное на Восто­ке богат­ство сте­ка­лось в Геную и Вене­цию, так в то вре­мя бары­ши от тор­гов­ли с Запа­дом шли в Тир и Апа­мею. При обшир­ных раз­ме­рах рын­ка, откры­то­го перед эти­ми круп­ны­ми тор­гов­ца­ми, и при срав­ни­тель­но уме­рен­ных погра­нич­ных и внут­рен­них пошли­нах огром­ные капи­та­лы давал им в руки уже сирий­ский экс­порт, в кото­рый вхо­ди­ла зна­чи­тель­ная часть наи­бо­лее при­быль­ных и лег­ко пере­во­зи­мых това­ров; но их тор­го­вые обо­роты не огра­ни­чи­ва­лись оте­че­ст­вен­ны­ми про­дук­та­ми21. О былом бла­го­со­сто­я­нии этих мест более крас­но­ре­чи­во, чем скуд­ные остат­ки погиб­ших боль­ших горо­дов, гово­рит не столь­ко разо­рен­ная, сколь­ко забро­шен­ная мест­ность по пра­во­му бере­гу Орон­та от Апа­меи до того пунк­та, где эта река пово­ра­чи­ва­ет к морю. На этой поло­се зем­ли дли­ной при­бли­зи­тель­но в 20—25 миль[12] еще поныне сохра­ни­лись раз­ва­ли­ны око­ло сот­ни посе­ле­ний; еще мож­но рас­по­знать целые ули­цы; зда­ния, за исклю­че­ни­ем крыш, воз­веде­ны из мас­сив­но­го кам­ня, жилые поме­ще­ния окру­же­ны колон­на­да­ми, укра­ше­ны гале­ре­я­ми и бал­ко­на­ми, окна и вхо­ды бога­то, неред­ко с боль­шим вку­сом деко­ри­ро­ва­ны высе­чен­ны­ми из кам­ня ара­бес­ка­ми, рядом — сады и бани, хозяй­ст­вен­ные поме­ще­ния в ниж­нем эта­же, конюш­ни, высе­чен­ные в ска­лах, прес­сы для при­готов­ле­ния вина с.420 и мас­ла22 и такие же боль­шие высе­чен­ные в ска­лах могиль­ные скле­пы с укра­шен­ны­ми колон­на­ми вхо­да­ми, напол­нен­ные сар­ко­фа­га­ми. Сле­дов обще­ст­вен­ных учреж­де­ний нигде не встре­ча­ет­ся; из раз­ва­лин этих заго­род­ных жилищ перед нами вста­ет обес­пе­чен­ная, бога­тая все­ми радо­стя­ми бытия жизнь куп­цов и про­мыш­лен­ни­ков Апа­меи и Антио­хии. Все эти посел­ки, совер­шен­но одно­об­раз­ные по сво­е­му харак­те­ру, отно­сят­ся к эпо­хе позд­ней импе­рии: самые древ­ние — к нача­лу IV в., более позд­ние — к середине VI в., т. е. к пери­о­ду, непо­сред­ст­вен­но пред­ше­ст­ву­ю­ще­му наше­ст­вию исла­ма, погу­бив­ше­му эту цве­ту­щую, мир­ную жизнь. Хри­сти­ан­ские сим­во­лы и биб­лей­ские изре­че­ния встре­ча­ют­ся повсюду, рав­но как вели­че­ст­вен­ные церк­ви и цер­ков­ные соору­же­ния; одна­ко раз­ви­тие этой куль­ту­ры нача­лось не при Кон­стан­тине — в эти сто­ле­тия она толь­ко уси­ли­лась и окреп­ла. Несо­мнен­но, этим построй­кам из кам­ня пред­ше­ст­во­ва­ли ана­ло­гич­ные, менее 345 дол­го­веч­ные вил­лы и пар­ки. Воз­рож­де­ние импе­рии после опу­сто­ши­тель­ных смут III в. нашло свое выра­же­ние в подъ­еме, кото­рый пере­жи­ла в это вре­мя сирий­ская тор­гов­ля; одна­ко этот подъ­ем был до извест­ной сте­пе­ни свя­зан с дости­же­ни­я­ми ран­ней импе­рии.

Поло­же­ние иуде­ев

Усло­вия суще­ст­во­ва­ния иуде­ев в Рим­ской импе­рии были настоль­ко свое­об­раз­ны и, мож­но ска­зать, так сла­бо свя­за­ны с про­вин­ци­ей, кото­рая в эпо­ху ран­ней импе­рии назы­ва­лась их име­нем, а в эпо­ху позд­ней импе­рии — вос­кре­шен­ным име­нем фили­стим­лян, или пале­стин­цев, что, как уже ска­за­но, нам пред­ста­ви­лось целе­со­об­раз­ным посвя­тить им осо­бую гла­ву. То немно­гое, что сле­ду­ет ска­зать о Пале­стине, осо­бен­но о той вид­ной роли, кото­рая при­над­ле­жа­ла ее при­мор­ским и отча­сти внут­рен­ним горо­дам в сирий­ской про­мыш­лен­но­сти и тор­гов­ле, содер­жит­ся в разде­ле, посвя­щен­ном этой теме. Уже до раз­ру­ше­ния хра­ма иудей­ская диас­по­ра рас­про­стра­ни­лась так широ­ко, что Иеру­са­лим, даже до того как он был раз­ру­шен, слу­жил для иуде­ев ско­рее сим­во­лом, чем оте­че­ст­вом, при­бли­зи­тель­но так же, как город Рим для так назы­вае­мых рим­ских граж­дан позд­ней­шей эпо­хи. Иудеи Антио­хии и Алек­сан­дрии, а так­же мно­го­чис­лен­ных дру­гих иудей­ских общин, похо­жих на антио­хий­скую и алек­сан­дрий­скую, но поль­зо­вав­ших­ся мень­ши­ми пра­ва­ми и имев­ших мень­шее зна­че­ние, есте­ствен­но, при­ни­ма­ли уча­стие в тор­гов­ле тех горо­дов, где они жили. То, что они были иуде­я­ми, име­ло при этом зна­че­ние лишь постоль­ку, посколь­ку и в этих кру­гах, оче­вид­но, были силь­ны чув­ства вза­им­ной нена­ви­сти и вза­им­но­го пре­зре­ния, кото­рые раз­ви­лись или, вер­нее, уси­ли­лись со вре­ме­ни раз­ру­ше­ния хра­ма и воз­ник­но­ве­ния неод­но­крат­но воз­об­нов­ляв­ших­ся нацио­наль­но-рели­ги­оз­ных войн меж­ду евре­я­ми и неев­ре­я­ми. Так как нахо­див­ши­е­ся на чуж­бине сирий­ские куп­цы встре­ча­лись друг с дру­гом преж­де все­го для покло­не­ния с.421 сво­им оте­че­ст­вен­ным богам, то сирий­ский иудей в Путе­о­лах мог, конеч­но, и не при­над­ле­жать к суще­ст­во­вав­шим там сирий­ским купе­че­ским ассо­ци­а­ци­ям; и если культ сирий­ских богов встре­чал все боль­шее сочув­ст­вие в чужих кра­ях, то как раз то, что слу­жи­ло ко бла­гу осталь­ных сирий­цев, воз­дви­га­ло еще одну пре­гра­ду меж­ду сирий­ца­ми, при­дер­жи­вав­ши­ми­ся Мои­се­е­ва зако­на, и ита­ли­ка­ми. И те иудеи, кото­рые нашли себе оте­че­ство за пре­де­ла­ми Пале­сти­ны, иска­ли сбли­же­ния не со сво­и­ми зем­ля­ка­ми, а со сво­и­ми еди­но­вер­ца­ми — да ина­че и быть не мог­ло; но этим самым они отка­зы­ва­лись от того при­зна­ния и тер­пи­мо­го отно­ше­ния, каким поль­зо­ва­лись на чуж­бине уро­жен­цы Алек­сан­дрии, Антио­хии и дру­гих мест, так что их всюду при­ни­ма­ли за тех, за кого они себя и выда­ва­ли, т. е. за иуде­ев. Одна­ко жив­шие на Запа­де пале­стин­ские иудеи были боль­шей частью не куп­ца­ми, поки­нув­ши­ми свою роди­ну, но людь­ми, попав­ши­ми в плен в воен­ное вре­мя или их потом­ка­ми, и во всех отно­ше­ни­ях людь­ми без роду без пле­ме­ни; поло­же­ние пари­ев, в кото­ром ока­за­лись сыны Авра­ама, осо­бен­но в рим­ской сто­ли­це, где ника­кой зара­боток не являл­ся слиш­ком ничтож­ным и постыд­ным для этих иуде­ев-нищих, весь скарб кото­рых состо­ял из вязан­ки сена и меш­ка со вся­кой дря­нью, — немно­гим отли­ча­лось от поло­же­ния рабов. На осно­ва­нии все­го ска­зан­но­го мож­но понять, поче­му на Запа­де в тече­ние все­го пери­о­да импе­рии иуде­ям при­над­ле­жа­ла вто­ро­сте­пен­ная роль рядом с сирий­ца­ми. Жал­кое поло­же­ние иуде­ев на Запа­де усу­губ­ля­лось еще тем обсто­я­тель­ст­вом, что рели­ги­оз­ная общ­ность купе­че­ско­го и про­ле­тар­ско­го при­шло­го эле­мен­та при­ни­жа­ла иудей­скую эми­гра­цию в целом. Но и та и дру­гая диас­по­ра име­ла мало отно­ше­ния к Пале­стине.

Про­вин­ция Ара­вия

346 Оста­ет­ся рас­смот­реть еще одну погра­нич­ную область, о кото­рой речь захо­дит не так часто, но кото­рая тем не менее вполне заслу­жи­ва­ет вни­ма­ния: это рим­ская про­вин­ция Ара­вия. Назва­ние это непра­виль­ное; импе­ра­тор Тра­ян был чело­ве­ком, спо­соб­ным на боль­шие дела, но еще более того на гром­кие сло­ва. Ара­вий­ский полу­ост­ров, разде­ля­ю­щий область Евфра­та и доли­ну Нила, бед­ный осад­ка­ми, лишен­ный рек, с кру­ты­ми, ска­ли­сты­ми, не име­ю­щи­ми гава­ней бере­га­ми, мало бла­го­при­я­тен и для зем­леде­лия и для тор­гов­ли и в древ­ние вре­ме­на в боль­шей сво­ей части являл­ся неоспо­ри­мым вла­де­ни­ем кочев­ни­ков пусты­ни. Рим­ляне, кото­рые вооб­ще как в Егип­те, так и в Азии луч­ше, чем какая-либо дру­гая из сме­няв­ших­ся здесь вла­стей, пони­ма­ли необ­хо­ди­мость воз­дер­жи­вать­ся от чрез­мер­но­го рас­ши­ре­ния гра­ниц сво­их вла­де­ний, нико­гда даже и не пыта­лись под­чи­нить сво­ей вла­сти Ара­вий­ский полу­ост­ров. О том немно­гом, что было пред­при­ня­то ими про­тив юго-восточ­ной части полу­ост­ро­ва, более пло­до­род­ной и по сво­им свя­зям с Инди­ей весь­ма важ­ной для тор­го­вых сно­ше­ний, будет ска­за­но при опи­са­нии тор­го­вых свя­зей Егип­та. Рим­ская Ара­вия, как зави­си­мое от Рима государ­ство и преж­де все­го как рим­ская про­вин­ция, зани­ма­ет лишь неболь­шую часть север­ной поло­ви­ны полу­ост­ро­ва и, сверх с.422 того, стра­ну к югу и восто­ку от Пале­сти­ны, рас­по­ло­жен­ную меж­ду этой послед­ней и боль­шой пусты­ней и про­сти­раю­щу­ю­ся на восто­ке далее Бос­ры. Одно­вре­мен­но мы рас­смот­рим и при­над­ле­жа­щую Сирии область меж­ду Босрой и Дамас­ком, кото­рая теперь обыч­но назы­ва­ет­ся Гау­ра­ном (от Гау­ран­ско­го гор­но­го хреб­та), а в ста­ри­ну назы­ва­лась Тра­хо­ни­ти­дой и Бата­не­ей.

Усло­вия куль­тур­но­го раз­ви­тия восточ­ной Сирии

Эти обшир­ные обла­сти мож­но было заво­е­вы­вать для циви­ли­за­ции лишь свое­об­раз­ны­ми путя­ми. Степ­ная область (хамад) к восто­ку от тех мест, о кото­рых здесь идет речь, вплоть до Евфра­та, нико­гда не нахо­ди­лась под вла­стью рим­лян и была непри­год­на для обра­бот­ки; толь­ко бро­дя­чие пле­ме­на пусты­ни, как в насто­я­щее вре­мя, напри­мер, ане­зы, коче­ва­ли по ней, чтобы пасти сво­их коней и вер­блюдов зимой на бере­гах Евфра­та, а летом в горах к югу от Бос­ры и неред­ко менять паст­би­ще по несколь­ку раз в год. На наи­бо­лее высо­кой сту­пе­ни куль­ту­ры сто­я­ли жив­шие к запа­ду от сте­пи осед­лые пас­ту­ше­ские пле­ме­на, у кото­рых было раз­ви­то овце­вод­ство. Но в этих местах во мно­гих слу­ча­ях воз­мож­но и зем­леде­лие. Крас­ная зем­ля Гау­ра­на, пред­став­ля­ю­щая собой раз­ло­жив­шу­ю­ся лаву, без вся­кой обра­бот­ки про­из­во­дит в изоби­лии дикую рожь, дикий ячмень и овес и дает наи­луч­шую пше­ни­цу. Отдель­ные глу­бо­кие доли­ны, лежа­щие меж­ду каме­ни­сты­ми пусты­ня­ми, вро­де «засе­ян­но­го поля» Рубе в Тра­хо­ни­ти­де, явля­ют­ся самы­ми пло­до­род­ны­ми рай­о­на­ми во всей Сирии; пше­ни­ца, про­из­рас­таю­щая на не вспа­хан­ной, не гово­ря уже об удоб­ре­ни­ях, зем­ле, при­но­сит в сред­нем сам-восемь­де­сят, ячмень — сам-сто, и неред­ко быва­ет, что из одно­го пше­нич­но­го зер­на выхо­дит до 26 стеб­лей. Тем не менее эти обла­сти не име­ют посто­ян­но­го осед­ло­го насе­ле­ния, так как в лет­ние меся­цы силь­ная жара и недо­ста­ток воды и паст­бищ застав­ля­ют жите­лей пере­би­рать­ся на гор­ные паст­би­ща Гау­ра­на. Впро­чем, здесь име­ет­ся нема­ло мест, удоб­ных для проч­но­го посе­ле­ния. Оро­шае­мый рекой Бара­дой и ее мно­го­чис­лен­ны­ми рука­ва­ми, покры­тый сада­ми рай­он вокруг горо­да Дамас­ка и пло­до­нос­ные еще и теперь густо насе­лен­ные окру­га, замы­каю­щие этот рай­он с восто­ка, севе­ра и юга, были в древ­но­сти, как и в новое вре­мя, жем­чу­жи­ной Сирии. Рав­ни­на вокруг Бос­ры, осо­бен­но к запа­ду от нее, так назы­вае­мая Нук­ра, в насто­я­щее вре­мя явля­ет­ся 347 жит­ни­цей Сирии, хотя из-за отсут­ст­вия дождей про­па­да­ет в сред­нем каж­дый чет­вер­тый уро­жай, а из бли­жай­шей пусты­ни часто при­ле­та­ет саран­ча, явля­ю­ща­я­ся и по сие вре­мя для стра­ны бичом, про­тив кото­ро­го бес­силь­ны все сред­ства. Там, где воды гор­ных род­ни­ков про­веде­ны в доли­ну, во всей све­же­сти рас­цве­та­ет жизнь. «Пло­до­ро­дие этой мест­но­сти, — гово­рит­ся в одном досто­вер­ном опи­са­нии, — неис­то­щи­мо, и еще в наши дни, когда кочев­ни­ки не оста­ви­ли там ни дерев­ца, ни кусти­ка, стра­на, насколь­ко ее мож­но оки­нуть гла­зом, все еще похо­жа на сад». На покры­тых вул­ка­ни­че­ски­ми извер­же­ни­я­ми плос­ко­го­рьях пото­ки лавы так­же оста­ви­ли нема­ло при­год­ных для зем­леде­лия мест (назы­вае­мых в Гау­ране «ка»).

с.423 В силу таких при­род­ных свойств эта мест­ность была засе­ле­на пре­иму­ще­ст­вен­но пас­ту­ха­ми и раз­бой­ни­ка­ми. Необ­хо­ди­мость для зна­чи­тель­ной части насе­ле­ния посто­ян­но менять места житель­ства порож­да­ет посто­ян­ную борь­бу, осо­бен­но из-за паст­бищ, и при­во­дит к тому, что те мест­но­сти, кото­рые при­год­ны для проч­но­го посе­ле­ния, под­вер­га­ют­ся посто­ян­ным напа­де­ни­ям. Здесь более ост­ро, чем где бы то ни было, ощу­ща­ет­ся необ­хо­ди­мость созда­ния таких государ­ст­вен­ных инсти­ту­тов, кото­рые были бы в состо­я­нии обес­пе­чить спо­кой­ст­вие и мир.

Гре­че­ское вли­я­ние в восточ­ной Сирии

Дорим­ская эпо­ха не при­нес­ла этим стра­нам бла­го­ден­ст­вия. Жите­ли всех этих обла­стей вплоть до само­го Дамас­ка при­над­ле­жат к араб­ской вет­ви боль­шо­го семи­ти­че­ско­го пле­ме­ни, по край­ней мере име­на соб­ст­вен­ные здесь сплошь араб­ские. Здесь, как и в север­ной Сирии, встре­ти­лись циви­ли­за­ция восточ­ная и запад­ная; одна­ко до эпо­хи импе­рии и та и дру­гая сде­ла­ли лишь незна­чи­тель­ные успе­хи. Язык и пись­мен­ность, кото­ры­ми поль­зу­ют­ся наба­теи, — это язык и пись­мен­ность Сирии и стран по Евфра­ту, и толь­ко оттуда они мог­ли быть заим­ст­во­ва­ны тузем­ным насе­ле­ни­ем. С дру­гой сто­ро­ны, здесь, по край­ней мере в неко­то­рых местах, появи­лись гре­че­ские посе­ле­ния, кото­рые были рас­про­стра­не­ны в Сирии повсе­мест­но. Боль­шой тор­го­вый центр Дамаск, подоб­но осталь­ным горо­дам Сирии, сде­лал­ся гре­че­ским горо­дом. Селев­киды осно­вы­ва­ли гре­че­ские горо­да и в тран­си­ор­дан­ской обла­сти, в осо­бен­но­сти в север­ной Дека­по­лии; далее к югу, напри­мер, древ­ний Раб­бат Аммон был пре­вра­щен Лагида­ми в город Фила­дель­фию. Одна­ко в юго-восточ­ных рай­о­нах по сосед­ству с пусты­ней наба­тей­ские цари пови­но­ва­лись сирий­ским или еги­пет­ским наем­ни­кам Алек­сандра почти толь­ко номи­наль­но, и здесь нигде не было най­де­но ни монет, ни над­пи­сей, ни зда­ний, в кото­рых мож­но было бы при­знать памят­ни­ки дорим­ско­го элли­низ­ма.

Поряд­ки, уста­нов­лен­ные Пом­пе­ем

Когда Сирия попа­ла под власть рим­лян, Пом­пей ста­рал­ся упро­чить гре­че­ское город­ское устрой­ство, кото­рое он здесь застал; пото­му и горо­да Дека­по­лии вели впо­след­ст­вии свое лето­счис­ле­ние с 690/691 г. [64/63 г.], когда Пале­сти­на была при­со­еди­не­на к импе­рии23. 348 Одна­ко и с.424 управ­ле­ние и насаж­де­ние циви­ли­за­ции в этой обла­сти были пре­до­став­ле­ны глав­ным обра­зом обо­им вас­саль­ным государ­ствам — иудей­ско­му и араб­ско­му.

Тран­си­ор­дан­ские вла­де­ния Иро­да

Об иудей­ском царе Иро­де и его доме речь еще будет идти ниже; здесь сле­ду­ет упо­мя­нуть о его дея­тель­но­сти по рас­про­стра­не­нию циви­ли­за­ции на Восто­ке. Его вла­де­ния про­сти­ра­лись по обо­им бере­гам Иор­да­на на всем его тече­нии: к севе­ру — по край­ней мере до Хель­бо­на, севе­ро-запад­нее Дамас­ка, к югу — до Мерт­во­го моря; область, лежав­шая даль­ше к восто­ку, меж­ду его цар­ст­вом и пусты­ней, была отда­на царю ара­бов. Он и его потом­ки, пра­вив­шие здесь еще после уни­что­же­ния вла­ды­че­ства Иеру­са­ли­ма вплоть до Тра­я­на и впо­след­ст­вии имев­шие рези­ден­цию в Кеса­рии Паней­ской на южном Ливане, про­яв­ля­ли боль­шую заботу о рас­про­стра­не­нии сре­ди мест­но­го насе­ле­ния циви­ли­за­ции. Древ­ней­ши­ми свиде­тель­ства­ми суще­ст­во­ва­ния в этих стра­нах извест­ной куль­ту­ры явля­ют­ся пещер­ные горо­да, о кото­рых гово­рит­ся в кни­ге Судей — боль­шие под­зем­ные мас­со­вые убе­жи­ща, при­спо­соб­лен­ные для жилья бла­го­да­ря отвер­сти­ям для возду­ха, с пере­хо­да­ми и коло­д­ца­ми, при­год­ные для того, чтобы укры­вать людей и ста­да; их труд­но было обна­ру­жить, и даже после того, как они были обна­ру­же­ны, труд­но было овла­деть ими. Факт их суще­ст­во­ва­ния ука­зы­ва­ет на то, что мир­ные жите­ли стра­да­ли от наси­лий со сто­ро­ны бес­по­кой­ных сынов сте­пей. «Эти мест­но­сти, — гово­рит Иосиф Фла­вий, опи­сы­вая состо­я­ние Гау­ра­на при Авгу­сте, — были насе­ле­ны дики­ми народ­но­стя­ми, не имев­ши­ми ни горо­дов, ни посто­ян­но обра­ба­ты­вае­мых полей. Они жили со сво­и­ми ста­да­ми под зем­лей, в пеще­рах с узким вхо­дом и длин­ны­ми запу­тан­ны­ми пере­хо­да­ми; но они были в изоби­лии обес­пе­че­ны водой и про­до­воль­ст­ви­ем и вынудить их к сда­че было очень труд­но». Неко­то­рые из этих пещер­ных горо­дов вме­ща­ют до 400 чело­век[13]. Любо­пыт­ный эдикт пер­во­го или вто­ро­го Агрип­пы, най­ден­ный во фраг­мен­тар­ном виде в Кана­те (Кана­ват), при­зы­ва­ет жите­лей оста­вить их «зве­ри­ный образ жиз­ни» и пере­ме­нить жизнь в пеще­рах на жизнь циви­ли­зо­ван­ных людей. Неосед­лые ара­бы жили глав­ным обра­зом тем, что гра­би­ли сосед­них кре­стьян или про­хо­див­шие мимо кара­ва­ны; к довер­ше­нию бес­по­ряд­ков Зено­дор, мел­кий кня­зек Аби­лы к севе­ру от Дамас­ка на Анти­ли­ване, кото­ро­му Август пору­чил наблюде­ние за Тра­хо­ном, пред­по­чел вой­ти в согла­ше­ние с раз­бой­ни­ка­ми и втайне участ­во­вал в их при­бы­лях. Имен­но по этой при­чине импе­ра­тор пере­дал эту область Иро­ду, и неукро­ти­мой энер­гии послед­не­го уда­лось до извест­ной сте­пе­ни спра­вить­ся с заси­ли­ем раз­бой­ни­ков. Царь, по-види­мо­му, устро­ил по восточ­ной гра­ни­це линию укреп­лен­ных воен­ных постов, под­чи­нен­ных осо­бым цар­ским коман­ди­рам (ἔπαρ­χοι). Он добил­ся бы и еще бо́льших успе­хов, если бы наба­тей­ская область не дава­ла убе­жи­ща раз­бой­ни­кам; это послу­жи­ло одной из при­чин кон­флик­та меж­ду ним и вождем ара­бов. Тен­ден­ция к элли­ни­за­ции про­яв­ля­ет­ся в этой сфе­ре его с.425 дея­тель­но­сти так же силь­но, как в его при­е­мах управ­ле­ния роди­ной, и при­том в менее безот­рад­ной фор­ме24. Подоб­но тому как все моне­ты Иро­да и его сыно­вей име­ют гре­че­ское над­пи­са­ние, так в тран­си­ор­дан­ской зем­ле древ­ней­ший извест­ный 349 нам памят­ник с над­пи­сью — храм Ваал­са­ми­на в Кана­те — носит посвя­ще­ние на ара­мей­ском язы­ке, но почет­ные над­пи­си на мемо­ри­аль­ных кам­нях, один из кото­рых постав­лен в честь Иро­да Вели­ко­го25, сде­ла­ны на двух язы­ках или име­ют толь­ко гре­че­ский текст; при его пре­ем­ни­ках употреб­ля­ет­ся исклю­чи­тель­но гре­че­ский язык.

Цар­ство Наба­та

Рядом с царем Иудеи сто­ял уже упо­мя­ну­тый выше (III, стр. 119 сл.) «царь Наба­та», как он сам назы­вал себя. Рези­ден­ци­ей этих араб­ских кня­зей был «Город скал», по-ара­мей­ски Села, по-гре­че­ски Пет­ра — рас­по­ло­жен­ная на ска­лах кре­пость, нахо­див­ша­я­ся на пол­пу­ти меж­ду Мерт­вым морем и севе­ро-восточ­ным бере­гом Ара­вий­ско­го зали­ва и издав­на слу­жив­шая скла­доч­ным пунк­том в тор­гов­ле Ара­вии и Индии со стра­на­ми сре­ди­зем­но­мор­ско­го бас­сей­на. Этим вла­сти­те­лям при­над­ле­жа­ла север­ная поло­ви­на Ара­вий­ско­го полу­ост­ро­ва; их вла­ды­че­ство рас­про­стра­ня­лось по бере­гу Ара­вий­ско­го зали­ва до Лев­ке Коме про­тив еги­пет­ско­го горо­да Бере­ни­ки, а внут­ри стра­ны — по мень­шей мере до обла­сти древ­ней Темы26.

На севе­ре полу­ост­ро­ва вла­де­ния араб­ских кня­зей дохо­ди­ли до Дамас­ка, состо­яв­ше­го под их покро­ви­тель­ст­вом27, и даже с.426 350 даль­ше28, окру­жая как бы поя­сом всю пале­стин­скую часть Сирии. После окку­па­ции Иудеи рим­ляне высту­пи­ли про­тив них, и Марк Скавр пред­при­нял экс­пе­ди­цию про­тив Пет­ры. Тогда дело не дошло до ее поко­ре­ния, но вско­ре после того город, по-види­мо­му, был взят29.

с.427 При Авгу­сте царь Пет­ры Обо­да был таким же под­дан­ным импе­рии30, как и царь Иудеи Ирод, и дол­жен был, подоб­но это­му послед­не­му, выста­вить кон­тин­гент войск для рим­ской экс­пе­ди­ции про­тив южной Ара­вии. С тех пор обо­ро­на импер­ских гра­ниц на юге и на восто­ке Сирии вплоть до Дамас­ка была, по-види­мо­му, воз­ло­же­на в основ­ном на араб­ско­го царя. Со сво­им иудей­ским сосе­дом он нахо­дил­ся в посто­ян­ной враж­де. Август, раз­дра­жен­ный тем, что араб­ский царь вме­сто того чтобы искать у сво­его лен­но­го госуда­ря упра­вы на Иро­да, высту­пил про­тив него с ору­жи­ем в руках, а так­же тем, что сын Обо­ды Гаре­тат, или по-гре­че­ски Аре­та, после смер­ти отца, не дожи­да­ясь пожа­ло­ва­ния леном, без лиш­них цере­мо­ний взял в свои руки власть, соби­рал­ся сме­стить это­го послед­не­го, а вла­де­ния его при­со­еди­нить к Иудей­ско­му цар­ству. Но дур­ное управ­ле­ние Иро­да в послед­ние годы его цар­ст­во­ва­ния удер­жа­ло Авгу­ста от это­го, и он офи­ци­аль­но при­знал Аре­ту (око­ло 747 г. от осно­ва­ния Рима [7 г. до н. э.]). Несколь­ки­ми деся­ти­ле­ти­я­ми поз­же Аре­та сно­ва само­воль­но начал вой­ну про­тив сво­его зятя кня­зя Гали­леи Иро­да Анти­пы за то, что тот про­гнал от себя его дочь в уго­ду пре­крас­ной Иро­ди­а­де. Из этой вой­ны он вышел победи­те­лем, но раз­гне­ван­ный на него его лен­ный государь Тибе­рий при­ка­зал намест­ни­ку Сирии пред­при­нять про­тив него кара­тель­ную экс­пе­ди­цию. 351 Вой­ска уже высту­пи­ли в поход, когда Тибе­рий умер (37), а его пре­ем­ник Гай, не любив­ший Анти­пу, про­стил араб­ско­го царя. Пре­ем­ник Аре­ты царь Мали­ку, или Малх, сра­жал­ся в каче­стве рим­ско­го вас­са­ла при Нероне и Вес­па­си­ане в иудей­ской войне, а после его смер­ти власть пере­шла по наслед­ству к его сыну Ребе­лю[14], совре­мен­ни­ку Тра­я­на, послед­не­му из пра­ви­те­лей это­го дома. После при­со­еди­не­ния иеру­са­лим­ско­го государ­ства к импе­рии и появ­ле­ния вме­сто силь­ной вла­сти Иро­да сла­бо­го в воен­ном отно­ше­нии цар­ства Кеса­рии Пане­ады[15] араб­ское государ­ство нача­ло играть сре­ди зави­си­мых государств Сирии наи­бо­лее важ­ную роль; в част­но­сти, для оса­ждав­шей Иеру­са­лим рим­ской армии оно выста­ви­ло наи­бо­лее силь­ные кон­тин­ген­ты войск по срав­не­нию с кон­тин­ген­та­ми, выстав­лен­ны­ми дру­ги­ми царя­ми. Гре­че­ский язык не употреб­лял­ся в этом государ­стве и под рим­ским вер­хо­вен­ст­вом; моне­ты, выпу­щен­ные в прав­ле­ние араб­ских царей, носят, за исклю­че­ни­ем тех, кото­рые чека­ни­лись в Дамас­ке, толь­ко ара­мей­скую над­пись. Но уже появ­ля­ют­ся зача­точ­ные фор­мы внут­рен­ней орга­ни­за­ции и смяг­чен­но­го циви­ли­за­ци­ей управ­ле­ния. Чекан­ка монет, по-види­мо­му, так­же нача­лась лишь после того, как это государ­ство под­чи­ни­лось рим­ско­му с.428 про­тек­то­ра­ту. Тор­гов­ля Ара­вии и Индии со стра­на­ми сре­ди­зем­но­мор­ско­го бас­сей­на шла пре­иму­ще­ст­вен­но по охра­ня­е­мой рим­ля­на­ми кара­ван­ной доро­ге, веду­щей из Лев­ке Коме через Пет­ру в Газу31. Подоб­но паль­мир­ской общине кня­зья Наба­тей­ско­го цар­ства поль­зу­ют­ся для обо­зна­че­ния долж­но­стей сво­их чинов­ни­ков гре­че­ски­ми назва­ни­я­ми, как, напри­мер, титу­ла­ми эпар­ха и стра­те­га. Когда при Тибе­рии пре­воз­но­сят хоро­шие поряд­ки, заведен­ные рим­ля­на­ми в Сирии, и ука­зы­ва­ют, что охра­на со сто­ро­ны воен­ных отрядов обес­пе­чи­ла без­опас­ный сбор уро­жая по всей стране, то это сле­ду­ет преж­де все­го отне­сти на счет мер, при­ня­тых в зави­си­мых государ­ствах — сна­ча­ла в Иеру­са­лим­ском, а затем в Кеса­рии Пане­аде и Пет­ре. При Тра­яне в Сирии и стране наба­те­ев власть зави­си­мых царей была заме­не­на непо­сред­ст­вен­но рим­ским управ­ле­ни­ем.

Учреж­де­ние про­вин­ции Ара­вии

В нача­ле цар­ст­во­ва­ния это­го импе­ра­то­ра умер царь Агрип­па II, и его вла­де­ния были при­со­еди­не­ны к про­вин­ции Сирии. Вско­ре за тем, в 106 г., намест­ник Авл Кор­не­лий Паль­ма уни­что­жил преж­нее государ­ство царей Наба­та и бо́льшую часть его пре­вра­тил в рим­скую про­вин­цию Ара­вию, меж­ду тем как Дамаск ото­шел к Сирии, а от всех вла­де­ний царя наба­те­ев во внут­рен­ней части Ара­вии рим­ляне отка­за­лись. Источ­ни­ки гово­рят об учреж­де­нии этой про­вин­ции, как о под­чи­не­нии Ара­вии, и даже моне­ты, про­слав­ля­ю­щие вступ­ле­ние 352 рим­лян во вла­де­ние Ара­ви­ей, поз­во­ля­ют заклю­чить, что наба­теи ока­за­ли это­му сопро­тив­ле­ние; к тому же самый харак­тер их обла­сти и их поведе­ние в про­шлом гово­рят за то, что эти кня­зья поль­зо­ва­лись извест­ной само­сто­я­тель­но­стью. Но не воен­ный успех опре­де­ля­ет исто­ри­че­ское зна­че­ние этих собы­тий; при­со­еди­не­ние Сирии и Наба­та — это лишь две свя­зан­ные меж­ду собой адми­ни­ст­ра­тив­ные меры, про­веден­ные, быть может, при помо­щи воен­ной силы, а стрем­ле­ние при­об­щить эти обла­сти к циви­ли­за­ции, глав­ным обра­зом к элли­низ­му, лишь уси­ли­лось от того, что за это дело взя­лось рим­ское пра­ви­тель­ство. Элли­низм на Восто­ке был, с.429 в пред­став­ле­нии Алек­сандра, сво­его рода воин­ст­ву­ю­щей цер­ко­вью — по пре­иму­ще­ству заво­е­ва­тель­ной силой, про­ни­кав­шей во все сфе­ры обще­ст­вен­ной дея­тель­но­сти: в поли­ти­ку, рели­гию, хозяй­ство и лите­ра­ту­ру. Здесь, на краю пусты­ни, в борь­бе с враж­деб­ным гре­че­ской куль­ту­ре иудей­ст­вом, элли­низм, насаж­дае­мый сла­бым и чуж­дым серь­ез­ных духов­ных инте­ре­сов пра­ви­тель­ст­вом Селев­кидов, сде­лал до сих пор лишь весь­ма незна­чи­тель­ные успе­хи. Но теперь, соеди­нив­шись с могу­ще­ст­вом Рима, элли­низм при­об­ре­та­ет огром­ную силу, кото­рая пре­вос­хо­дит преж­нюю настоль­ко, насколь­ко мощь Рим­ской импе­рии пре­вос­хо­дит мощь иудей­ских и араб­ских лен­ных кня­зей. В этой стране, где основ­ная зада­ча заклю­ча­лась в том, чтобы с помо­щью зна­чи­тель­ных посто­ян­ных воен­ных сил обес­пе­чить мир­ную жизнь, устрой­ство в Бос­ре сто­ян­ки для леги­о­на под началь­ст­вом коман­ди­ра сена­тор­ско­го ран­га было собы­ти­ем, соста­вив­шим целую эпо­ху. Из это­го цен­тра в соот­вет­ст­ву­ю­щих местах были учреж­де­ны необ­хо­ди­мые посты, снаб­жен­ные гар­ни­зо­на­ми. В каче­стве при­ме­ра заслу­жи­ва­ет упо­ми­на­ния кастель Нама­ра (Нема­ра), лежав­ший на рас­сто­я­нии дня пути от гра­ни­цы оби­тае­мой гор­ной стра­ны, посреди каме­ни­стой пусты­ни, но гос­под­ст­во­вав­ший над един­ст­вен­ным имев­шим­ся в этой пустыне колод­цем, а так­же свя­зан­ные с ним касте­ли око­ло оази­са Рубе и далее у Джа­бель Сеса; эти гар­ни­зо­ны дер­жа­ли в под­чи­не­нии всю пере­д­нюю область Гау­ра­на. Дру­гой ряд укреп­лен­ных пунк­тов — касте­лей, под­чи­нен­ных сирий­ско­му воен­но­му коман­до­ва­нию и преж­де все­го сто­яв­ше­му у Дана­вы леги­о­ну (стр. 382), рас­по­ло­жен­ных один от дру­го­го на рав­ном рас­сто­я­нии в трех часах пути, — охра­нял доро­гу из Дамас­ка в Паль­ми­ру; луч­ше осталь­ных изве­стен нам вто­рой по поряд­ку кастель этой линии в Дме­ре (стр. 426, прим. 1 [28]), про­дол­го­ва­тый четы­рех­уголь­ник, имев­ший в дли­ну 300—350 шагов, снаб­жен­ный с каж­дой сто­ро­ны шестью баш­ня­ми и ворота­ми шири­ной в 15 шагов[16] и окру­жен­ный сте­ной в 16 футов[17] тол­щи­ной и неко­гда обли­цо­ван­ной сна­ру­жи кра­си­вы­ми пли­та­ми.

Восточ­но-сирий­ская циви­ли­за­ция под рим­ским вла­ды­че­ст­вом

Нико­гда еще эта стра­на не зна­ла подоб­ной охра­ны. Она по суще­ству не утра­ти­ла сво­его нацио­наль­но­го харак­те­ра. Араб­ские име­на дер­жат­ся там очень дол­го, хотя неред­ко, подоб­но тому как это было в Сирии (стр. 405 сл.), к мест­но­му име­ни при­бав­ля­ет­ся рим­ско-эллин­ское; так, напри­мер, один шейх назы­ва­ет себя «Адри­ан, или Соайд, сын Мале­ха»32. Мест­ный культ так­же оста­ет­ся непри­кос­но­вен­ным: прав­да, глав­ное боже­ство наба­те­ев Дуса­рис отож­дествля­ет­ся с Дио­ни­сом, но преж­ний культ его под мест­ным име­нем сохра­ня­ет­ся, и еще мно­го лет спу­стя жите­ли Бос­ры справ­ля­ют в честь это­го 353 бога с.430 Дуса­рии33. Подоб­ным обра­зом в про­вин­ции Ара­вии про­дол­жа­ют посвя­щать хра­мы и при­но­сить жерт­вы Ауму, или Гелио­су, Вазе­а­ту, Теанд­ри­ту, Этаю. Точ­но так же сохра­ня­ют­ся пле­ме­на и пле­мен­ная орга­ни­за­ция: в над­пи­сях упо­ми­на­ет­ся целый ряд «фил» с тузем­ны­ми име­на­ми и еще чаще — филар­хи или этнар­хи. Одна­ко несмот­ря на то, что тра­ди­ци­он­ные поряд­ки сохра­ня­ют­ся, про­цесс циви­ли­за­ции и элли­ни­за­ции про­дол­жа­ет­ся. Если для дотра­я­нов­ской эпо­хи в пре­де­лах Наба­тей­ско­го цар­ства нель­зя ука­зать ни одно­го гре­че­ско­го памят­ни­ка, то в после­тра­я­нов­ское вре­мя там же не было най­де­но ни одно­го памят­ни­ка на тузем­ном язы­ке34; по всей веро­ят­но­сти, под воздей­ст­ви­ем импер­ско­го пра­ви­тель­ства употреб­ле­ние ара­мей­ской пись­мен­но­сти пре­кра­ти­лось сра­зу после при­со­еди­не­ния этой стра­ны, хотя самый язык остал­ся в каче­стве язы­ка мест­но­го насе­ле­ния, что удо­сто­ве­ря­ет­ся, поми­мо соб­ст­вен­ных имен, суще­ст­во­ва­ни­ем долж­но­сти «пере­вод­чи­ка при сбор­щи­ках пода­тей».

Зем­леде­лие и тор­гов­ля

Име­ю­щи­е­ся у нас пись­мен­ные источ­ни­ки ниче­го не гово­рят о раз­ви­тии в этих про­вин­ци­ях зем­леде­лия; одна­ко на всех восточ­ных и южных скло­нах Гау­ра­на, от гор­ных вер­шин до самой пусты­ни, были сва­ле­ны в кучи или сло­же­ны длин­ны­ми ряда­ми кам­ни, кото­ры­ми неко­гда была усе­я­на эта вул­ка­ни­че­ская рав­ни­на, и таким обра­зом была рас­чи­ще­на пло­до­род­ней­шая пахот­ная зем­ля. В этом мож­но узнать руку того един­ст­вен­но­го пра­ви­тель­ства, кото­рое управ­ля­ло этой стра­ной так, как мож­но и долж­но было ею управ­лять. На Ледже, покры­том лавой пла­то, — рас­сто­я­ние от одно­го края это­го пла­то до дру­го­го рав­ня­лось в дли­ну 13, в шири­ну 8—9 часам пути, — теперь пре­вра­тив­шем­ся в почти пол­ную пусты­ню, неко­гда меж­ду застыв­ших пото­ков лавы рос­ли вино­град­ные лозы и смо­ков­ни­цы; его пере­се­ка­ет рим­ская доро­га, свя­зы­ваю­щая Бос­ру с Дамас­ком; на Ледже и в его окрест­но­стях насчи­ты­ва­ют­ся раз­ва­ли­ны 12 круп­ных посе­ле­ний и 39 мел­ких. Уста­нов­ле­но, что по при­ка­за­нию того само­го намест­ни­ка, кото­ро­му была пору­че­на орга­ни­за­ция про­вин­ции Ара­вии, был соору­жен гро­мад­ный водо­про­вод, с.431 по кото­ро­му вода с гор Гау­ра­на сте­ка­ла к Кана­те (Керак) на рав­нине, и непо­да­ле­ку отсюда такой же водо­про­вод в Арре (Раха); эти соору­же­ния Тра­я­на заслу­жи­ва­ют упо­ми­на­ния рядом с гава­нью в Остии и рим­ским Фору­мом. О про­цве­та­нии тор­гов­ли свиде­тель­ст­ву­ет самый выбор глав­но­го горо­да новой про­вин­ции. Бос­ра суще­ст­во­ва­ла еще при прав­ле­нии наба­те­ев, и там най­де­на над­пись царя Мали­ху; но лишь с введе­ни­ем непо­сред­ст­вен­но­го рим­ско­го управ­ле­ния она начи­на­ет выдви­гать­ся в воен­ном и тор­го­вом отно­ше­нии. «Бос­ра, — гово­рит Ветц­штейн, — зани­ма­ет наи­бо­лее удач­ное 354 поло­же­ние сре­ди всех восточ­но­си­рий­ских горо­дов; даже Дамаск, обя­зан­ный сво­им вели­чи­ем оби­лию вод и выгод­но­му поло­же­нию под защи­той восточ­но­го Тра­хо­на[20], смо­жет затмить Бос­ру толь­ко в том слу­чае, если у нее будет сла­бое пра­ви­тель­ство; напро­тив, при силь­ном и разум­ном пра­ви­тель­стве Бос­ра может за несколь­ко деся­ти­ле­тий достиг­нуть ска­зоч­но­го про­цве­та­ния. Это боль­шой рынок для сирий­ской пусты­ни, ара­вий­ской гор­ной обла­сти и Переи, и длин­ные ряды ее камен­ных лавок, ныне нахо­дя­щи­е­ся в запу­сте­нии, свиде­тель­ст­ву­ют о вели­чии в про­шлом и о воз­мож­но­сти его в буду­щем». Остат­ки рим­ской доро­ги, веду­щей из Бос­ры через Сал­хат и Эзрак к Пер­сид­ско­му зали­ву, пока­зы­ва­ют, что Бос­ра наряду с Пет­рой и Паль­ми­рой была посред­ни­цей в тор­гов­ле меж­ду Восто­ком и стра­на­ми сре­ди­зем­но­мор­ско­го бас­сей­на. Город этот, веро­ят­но, уже Тра­я­ном был устро­ен по гре­че­ско­му образ­цу, по край­ней мере с тех пор он зовет­ся «Новая Тра­я­но­ва Бос­ра»; гре­че­ские моне­ты появ­ля­ют­ся там с эпо­хи Пия; позд­нее, после того как Алек­сандр Север пре­до­ста­вил горо­ду пра­ва коло­нии, над­пи­си на моне­тах ста­но­вят­ся латин­ски­ми. Пет­ра име­ла гре­че­ское город­ское устрой­ство уже при Адри­ане, и неко­то­рые дру­гие местеч­ки так­же полу­чи­ли позд­нее город­ское пра­во; но пре­об­ла­даю­щей фор­мой обще­ст­вен­ной орга­ни­за­ции в этой ара­вий­ской обла­сти и в позд­ней­шее вре­мя были пле­мя и родо­вое селе­ние.

Камен­ные построй­ки в восточ­ной Сирии

Из сме­ше­ния тузем­ных и гре­че­ских эле­мен­тов в этой стране за те 500 лет, кото­рые разде­ля­ют Тра­я­на и Маго­ме­та, раз­ви­лась свое­об­раз­ная циви­ли­за­ция. Мы име­ем воз­мож­ность соста­вить себе об этой циви­ли­за­ции более пол­ное пред­став­ле­ние, чем о мно­гих дру­гих явле­ни­ях антич­но­го мира, так как до насто­я­ще­го вре­ме­ни сохра­ни­лась зна­чи­тель­ная часть постро­ек Пет­ры, высе­чен­ных глав­ным обра­зом в ска­лах, и зда­ний в Гау­ране, постро­ен­ных, за отсут­ст­ви­ем стро­е­во­го леса, сплошь из кам­ня; все эти зда­ния, про­ли­ваю­щие свет на худо­же­ст­вен­ные навы­ки и образ жиз­ни тех сто­ле­тий, срав­ни­тель­но мало постра­да­ли от вос­ста­нов­лен­но­го здесь вме­сте с введе­ни­ем исла­ма вла­ды­че­ства беду­и­нов. Упо­ми­нав­ший­ся ранее храм Ваал­са­ми­на в Кана­те, постро­ен­ный при Иро­де, в сво­их пер­во­на­чаль­ных частях не име­ет ниче­го обще­го с гре­че­ски­ми стро­е­ни­я­ми, а в его архи­тек­то­ни­ке мож­но обна­ру­жить любо­пыт­ные ана­ло­гии с хра­мо­вой построй­кой того же Иро­да с.432 в Иеру­са­ли­ме, хотя здесь име­ет­ся боль­шое коли­че­ство скульп­тур­ных изо­бра­же­ний, кото­рых избе­га­ли в иеру­са­лим­ском хра­ме. То же самое сле­ду­ет ска­зать и о памят­ни­ках, най­ден­ных в Пет­ре. В после­дую­щее вре­мя наблюда­ет­ся даль­ней­ший про­гресс архи­тек­ту­ры. Если под вла­стью иудей­ских и наба­тей­ских царей куль­ту­ра лишь мед­лен­но осво­бож­да­лась от вли­я­ний Восто­ка, то с пере­ме­ще­ни­ем леги­о­на в Бос­ру здесь, по-види­мо­му, нача­лась новая эпо­ха. «Стро­и­тель­ство, — гово­рит пре­вос­ход­ный фран­цуз­ский наблюда­тель Мель­хи­ор де Вогюэ, — полу­чи­ло в свя­зи с этим такой тол­чок, что воз­врат к преж­не­му покою был невоз­мо­жен. Повсюду воз­дви­га­лись дома, двор­цы, бани, хра­мы, теат­ры, водо­про­во­ды, три­ум­фаль­ные арки; в тече­ние немно­гих лет вырас­та­ли целые горо­да с пра­виль­ным рас­по­ло­же­ни­ем, с сим­мет­рич­ны­ми колон­на­да­ми — харак­тер­ной чер­той горо­дов без про­шло­го, пред­став­ля­ю­щей для этой части Сирии в эпо­ху импе­рии какой-то неиз­беж­ный шаб­лон». На восточ­ных и южных скло­нах Гау­ра­на обна­ру­же­но до трех­сот таких забро­шен­ных горо­дов и селе­ний, меж­ду тем как теперь там име­ет­ся все­го лишь пять новых месте­чек; неко­то­рые из них, напри­мер Бузан, насчи­ты­ва­ют до 800 355 одно­этаж­ных и двух­этаж­ных домов, постро­ен­ных сплошь из базаль­та, с хоро­шо сло­жен­ны­ми без цемен­та сте­на­ми из четы­рех­уголь­ных обте­сан­ных кам­ней, с две­ря­ми, боль­шей частью покры­ты­ми орна­мен­том, а часто и над­пи­ся­ми, с плос­ким потол­ком, сло­жен­ным из камен­ных балок, под­пер­тых камен­ны­ми сво­да­ми и свер­ху зали­тых цемен­том для защи­ты от дождя. Город­ская сте­на обра­зо­ва­на обыч­но соеди­нен­ны­ми вме­сте зад­ни­ми сте­на­ми домов и защи­ще­на мно­го­чис­лен­ны­ми баш­ня­ми. Зда­ния вполне при­год­ны для жилья и могут быть исполь­зо­ва­ны при пред­при­ни­мае­мых в новое вре­мя сла­бых попыт­ках засе­ле­ния этих забро­шен­ных горо­дов; недо­ста­ет толь­ко при­леж­ных рабо­чих рук или, вер­нее, надеж­ной защи­ты для охра­ны этих посе­ле­ний. Перед ворота­ми нахо­дят­ся цистер­ны, постро­ен­ные часто под зем­лей или снаб­жен­ные искус­ст­вен­ной камен­ной кры­шей; и теперь, когда эти забро­шен­ные горо­да пре­вра­ти­лись в паст­би­ща, неко­то­рые цистер­ны под­дер­жи­ва­ют­ся в поряд­ке беду­и­на­ми, кото­рые поят из них летом свои ста­да. Прав­да, в харак­те­ре и худо­же­ст­вен­ном сти­ле постро­ек замет­ны следы преж­них восточ­ных при­е­мов, напри­мер, широ­ко рас­про­стра­нен­ная фор­ма гроб­ни­цы в виде куба, увен­чан­но­го пира­мидой, может быть, так­же и выш­ки для голу­бей, часто встре­чаю­щи­е­ся и сей­час воз­ле гроб­ниц по всей Сирии, но в общем все эти построй­ки обна­ру­жи­ва­ют обыч­ные гре­че­ские при­е­мы эпо­хи импе­рии, с той лишь осо­бен­но­стью, что за неиме­ни­ем стро­е­во­го леса здесь полу­чи­ла раз­ви­тие систе­ма сво­да и купо­ла, при­даю­щая этим построй­кам и в тех­ни­че­ском и в худо­же­ст­вен­ном отно­ше­нии ори­ги­наль­ный харак­тер. В про­ти­во­по­лож­ность рас­про­стра­нен­но­му в дру­гих местах повто­ре­нию тра­ди­ци­он­ных форм здесь пре­об­ла­да­ет архи­тек­ту­ра, удо­вле­тво­ря­ю­щая мест­ным потреб­но­стям и усло­ви­ям, соблюдаю­щая меру в отно­ше­нии орна­мен­та, здо­ро­вая и рацио­наль­ная, не лишен­ная при этом изя­ще­ства. с.433 Гроб­ни­цы, высе­чен­ные в отвес­ных ска­лах, воз­вы­шаю­щих­ся к восто­ку и запа­ду от Пет­ры, и в при­ле­гаю­щих к ним доли­нах, со сво­и­ми фаса­да­ми, состо­я­щи­ми из мно­гих рядов дори­че­ских или коринф­ских колонн, во мно­гих слу­ча­ях рас­по­ло­жен­ных один над дру­гим, и со сво­и­ми пира­мида­ми и про­пи­ле­я­ми, напо­ми­наю­щи­ми еги­пет­ские Фивы, не раду­ют взор в худо­же­ст­вен­ном отно­ше­нии, но про­из­во­дят вну­ши­тель­ное впе­чат­ле­ние сво­и­ми раз­ме­ра­ми и богат­ст­вом. Толь­ко бью­щая клю­чом жизнь и высо­кое бла­го­со­сто­я­ние дава­ли жите­лям этих мест воз­мож­ность так забо­тить­ся о сво­их покой­ни­ках. При виде этих архи­тек­тур­ных памят­ни­ков нам не кажет­ся стран­ным, что над­пи­си упо­ми­на­ют о теат­ре в «селе» (κώ­μη) Сак­кее, об «име­ю­щем фор­му теат­ра одеоне» в Кана­те[21], а один мест­ный поэт из Нама­ры в Бата­нее вели­ча­ет себя «масте­ром высо­ко­го искус­ства вели­ча­вой авсо­ни­е­вой пес­ни»35. Таким обра­зом, на этой восточ­ной гра­ни­це импе­рии для эллин­ской циви­ли­за­ции была отво­е­ва­на погра­нич­ная область, кото­рую мож­но срав­нить с рома­ни­зо­ван­ной рейн­ской обла­стью; восточ­но­си­рий­ские построй­ки со сво­и­ми сво­да­ми и купо­ла­ми сво­бод­но выдер­жи­ва­ют срав­не­ние с зам­ка­ми и над­гро­би­я­ми зна­ти и круп­но­го купе­че­ства Бель­гии[22].

Южно­ара­вий­ская имми­гра­ция до Маго­ме­та

Но все­му это­му при­шел конец. О пере­се­ляв­ших­ся сюда с юга араб­ских пле­ме­нах рим­ская исто­ри­че­ская тра­ди­ция мол­чит; с дру­гой сто­ро­ны, мы не име­ем почти ника­кой воз­мож­но­сти уста­но­вить хотя бы вре­мя, к кото­ро­му сле­ду­ет отно­сить то, что сооб­ща­ют позд­ней­шие араб­ские запи­си о Гас­са­нидах и их 356 пред­ше­ст­вен­ни­ках36. Но сабей­цы, име­нем кото­рых была назва­на мест­ность Боре­хат (Бре­ка к севе­ру от Кана­ва­та), по-види­мо­му, дей­ст­ви­тель­но были пере­се­лен­ца­ми с юга Ара­вии, и жили здесь уже в III в. Эти и дру­гие пле­ме­на яви­лись сюда, веро­ят­но, мир­ным обра­зом и обос­но­ва­лись здесь под охра­ной Рима, может быть, даже при­нес­ли с собой в Сирию высо­ко­раз­ви­тую бога­тую куль­ту­ру юго-запад­ной с.434 Ара­вии. Пока импе­рия оста­ва­лась креп­ким, спло­чен­ным государ­ст­вом и каж­дое из этих пле­мен под­чи­ня­лось вла­сти сво­их шей­хов, все они пови­но­ва­лись рим­ско­му вер­хов­но­му вла­сти­те­лю. Но чтобы удоб­нее было вести борь­бу с объ­еди­нив­ши­ми­ся под вла­стью одно­го царя ара­ба­ми, или, как они теперь назы­ва­ют­ся, сара­ци­на­ми, Пер­сид­ско­го цар­ства, Юсти­ни­ан во вре­мя вой­ны с пер­са­ми под­чи­нил в 531 г. всех филар­хов, пра­вив­ших под­власт­ны­ми Риму сара­ци­на­ми, Аре­те, сыну Габа­лы, и даро­вал ему титул царя, чего до тех пор, как при этом добав­ля­ет­ся, нико­гда не быва­ло. Этот царь всех араб­ских пле­мен, осев­ших в Сирии, был в то же вре­мя лен­ни­ком импе­рии; но, ведя борь­бу со сво­и­ми еди­но­пле­мен­ни­ка­ми, он в то же вре­мя под­готов­лял их победу. Сто­ле­ти­ем поз­же, в 637 г., Ара­вия и Сирия были заво­е­ва­ны исла­мом.

ПРИМЕЧАНИЯ


  • с.402
  • 1[1] Мы не име­ем воз­мож­но­сти точ­но уста­но­вить посто­ян­ные квар­ти­ры сирий­ских леги­о­нов. Досто­вер­но извест­но, одна­ко, сле­дую­щее: при Нероне 10-й леги­он сто­ял в Рафа­не­ях, к юго-запа­ду от Хама­та (Иосиф Фла­вий, Иуд. в., 7, 1, 3), и при­бли­зи­тель­но там же сто­ял при Тибе­рии 6-й леги­он (Тацит, Лето­пись, 2, 79); веро­ят­но, в Антио­хии или близ нее сто­ял при Нероне 12-й леги­он (Иосиф Фла­вий, Иуд. в., 2, 18, 9). По край­ней мере один леги­он сто­ял на Евфра­те; для вре­ме­ни до при­со­еди­не­ния Ком­ма­ге­ны это удо­сто­ве­ря­ет Иосиф Фла­вий (Иуд. в., 7, 1, 3), а позд­нее один из сирий­ских леги­о­нов имел свою глав­ную квар­ти­ру в Само­са­те (Пто­ле­мей, 5, 15, 11; над­пись из эпо­хи Севе­ра — C. I. L., VI, 1409; Itin. An­to­ni­ni, p. 186). Веро­ят­но, шта­бы боль­шин­ства сирий­ских леги­о­нов нахо­ди­лись в запад­ных окру­гах, и жало­бы на то, что устрой­ство лаге­рей в горах раз­ла­гаю­ще дей­ст­ву­ет на сирий­скую армию, были направ­ле­ны, глав­ным обра­зом про­тив тако­го поряд­ка. Неиз­вест­но, суще­ст­во­ва­ли ли в луч­шие вре­ме­на импе­рии глав­ные квар­ти­ры леги­о­нов по окра­и­нам пусты­ни: на погра­нич­ных постах там при­ме­ня­лись и отдель­ные отряды, вхо­див­шие в леги­о­ны; меж­ду про­чим, силь­ны­ми отряда­ми леги­о­не­ров был занят осо­бен­но неспо­кой­ный округ меж­ду Дамас­ком и Бострой; эти отряды ста­ви­ло отча­сти сирий­ское воен­ное коман­до­ва­ние, отча­сти ара­вий­ское со вре­ме­ни учреж­де­ния послед­не­го Тра­я­ном.
  • с.404
  • 2[1] Сохра­ни­лась одна моне­та Биб­ла, отно­ся­ща­я­ся к эпо­хе Авгу­ста, с гре­че­ской и фини­кий­ской над­пи­ся­ми (Im­hoofBlu­mer, Mon­naies grec­ques. 1883, p. 443).
  • с.405
  • 3[1] Иоанн Зла­то­уст из Антио­хии (умер в 407 г.) неод­но­крат­но ука­зы­ва­ет (De sanctis mar­tyr. opp., ed. Pa­ris. 1718, vol. 2, p. 651, Ho­mil., 19; там же, стр. 188) на ἑτε­ροφω­νία (употреб­ле­ние дру­го­го язы­ка), на βάρ­βα­ρος φω­νή (вар­вар­ский язык) про­сто­го наро­да (λαός) в про­ти­во­по­лож­ность язы­ку обра­зо­ван­ных людей.
  • 4[2] Автор име­ет в виду Юлию Месу, сест­ру импе­ра­три­цы Юлии Дом­ны Авгу­сты, тет­ку импе­ра­то­ра Кара­кал­лы, кото­рая впо­след­ст­вии воз­ве­ла сво­его вну­ка Вария Ави­та на импе­ра­тор­ский пре­стол под име­нем Эла­га­ба­ла. — Прим. ред.
  • с.406
  • 5[1] Извле­че­ние из рома­на Ямб­ли­ха, сде­лан­ное Фоти­ем (гл. 11), кото­рый оши­боч­но назы­ва­ет авто­ра вави­ло­ня­ни­ном, суще­ст­вен­но исправ­ле­но и допол­не­но в схо­ли­ях. Тай­ный сек­ре­тарь вели­ко­го царя, попав­ший в Сирию в чис­ле плен­ни­ков, захва­чен­ных Тра­я­ном, став­ший там вос­пи­та­те­лем Ямб­ли­ха и обу­чав­ший его «вар­вар­ской муд­ро­сти», явля­ет­ся одним из дей­ст­ву­ю­щих лиц разыг­ры­ваю­ще­го­ся в Вави­лоне рома­на, сюжет кото­ро­го Ямб­лих буд­то бы услы­хал от сво­его учи­те­ля; но наи­бо­лее харак­тер­ной для эпо­хи фигу­рой явля­ет­ся сам этот армян­ский при­двор­ный лите­ра­тор и вос­пи­та­тель царе­ви­чей (ибо Согем при­гла­сил его в Вагар­ша­пат имен­но как «хоро­ше­го рито­ра»), кото­рый посред­ст­вом сво­его искус­ства магии уме­ет не толь­ко заго­ва­ри­вать мух и закли­нать духов, но и пред­ска­зы­ва­ет Веру победу над Воло­га­зом и одно­вре­мен­но рас­ска­зы­ва­ет гре­кам по-гре­че­ски такие исто­рии, кото­рые мог­ли бы занять место сре­ди ска­зок «Тыся­чи и одной ночи».
  • 6[2] Сирий­ская лите­ра­ту­ра состо­ит почти исклю­чи­тель­но из пере­во­дов гре­че­ских про­из­веде­ний. Сре­ди про­из­веде­ний свет­ской лите­ра­ту­ры в пер­вом ряду сто­ят трак­та­ты Ари­сто­те­ля и Плу­тар­ха, затем прак­ти­че­ские сочи­не­ния юриди­че­ско­го и агро­но­ми­че­ско­го содер­жа­ния и попу­ляр­ные зани­ма­тель­ные кни­ги, вро­де рома­на об Алек­сан­дре, басен Эзопа, сен­тен­ций Менанд­ра.
  • с.407
  • 7[1] Сирий­ский пере­вод Ново­го заве­та, древ­ней­ший извест­ный нам текст на сирий­ском язы­ке, появил­ся, веро­ят­но, в Эдес­се; упо­ми­нае­мые в «Дея­ни­ях апо­сто­лов» στρα­τιῶται (вои­ны) зовут­ся там рим­ля­на­ми.
  • с.408
  • 8[1] Так гово­рит Дио­дор (20, 47) о пред­ше­ст­вен­ни­ке Антио­хии — горо­де Анти­го­нии, зало­жен­ном при­бли­зи­тель­но на рас­сто­я­нии одной мили от нее вверх по реке. В древ­но­сти Антио­хия была для Сирии при­бли­зи­тель­но тем же, чем теперь для нее явля­ет­ся Алеп­по, т. е. узло­вым пунк­том внут­рен­ней тор­гов­ли; раз­ни­ца заклю­ча­ет­ся лишь в том, что при осно­ва­нии Антио­хии, как это пока­зы­ва­ет уже одно­вре­мен­ная заклад­ка пор­та Селев­кии, пре­сле­до­ва­ли зада­чу уста­но­вить непо­сред­ст­вен­ную связь со Сре­ди­зем­ным морем, вслед­ст­вие чего и самый город был зало­жен даль­ше на запад.
  • с.409
  • 9[1] Диас­по­ра — бук­валь­но «рас­се­я­ние» — посе­ле­ние евре­ев вне Пале­сти­ны. См. сле­дую­щую гла­ву. — Прим. ред.
  • 10[2] Про­стран­ство меж­ду Антио­хи­ей и Даф­ной было покры­то заго­род­ны­ми дома­ми и вино­град­ни­ка­ми (Li­ba­nios pro rhe­tor, 2, p. 213, ed. Reis­ke); там было еще пред­ме­стье Герак­лея, или так­же Даф­на (O. Mül­ler, An­tiq. An­tioch., p. 44, ср. Vi­ta Ve­ri, 7). Тацит (Лето­пись, 2, 83), назы­вая эти пред­ме­стья Эпидаф­ном, дела­ет одну из сво­их самых непо­сти­жи­мых оши­бок. Пли­ний (H. N., 5, 21, 79) пра­виль­но гово­рит: An­tio­chia Epi­daph­nes cog­no­mi­na­ta (Антио­хия, назы­вае­мая при Дафне).
  • с.410
  • 11[1] Антио­хи­ец Либа­ний в пане­ги­ри­ке сво­е­му оте­че­ству (1, 354 R.), про­из­не­сен­ном в цар­ст­во­ва­ние Кон­стан­ция, гово­рит, оха­рак­те­ри­зо­вав источ­ни­ки Даф­ны и про­веден­ные оттуда в город водо­про­во­ды: «Что у нас вели­ко­леп­но — это снаб­же­ние наше­го горо­да водой; если в чем-нибудь дру­гом иные и могут с нами поме­рить­ся, то тот­час же отсту­пят, как толь­ко речь захо­дит о воде, ее изоби­лии и каче­стве. В обще­ст­вен­ных банях каж­дая струя име­ет шири­ну пото­ка; в част­ных домах воды столь­ко же или немно­гим мень­ше. Кто обла­да­ет сред­ства­ми для построй­ки новой бани, при­сту­па­ет к это­му, не опа­са­ясь, что по окон­ча­нии построй­ки баня оста­нет­ся без воды. Поэто­му каж­дый город­ской рай­он (все­го их восем­на­дцать) име­ет баню, кото­рая отли­ча­ет­ся осо­бен­ным изя­ще­ст­вом; эти рай­он­ные бани луч­ше общих, пото­му что они не так вели­ки, а так­же пото­му, что те, кто ими поль­зу­ет­ся, ста­ра­ют­ся, чтобы их баня была луч­ше, чем в дру­гих квар­та­лах. О коли­че­стве теку­щей воды мож­но судить по мно­же­ству хоро­ших жилых домов, так как источ­ни­ков столь­ко же, сколь­ко и жилых домов, а в иных домах быва­ет даже несколь­ко источ­ни­ков; боль­шин­ство мастер­ских име­ет такое же пре­иму­ще­ство. Поэто­му-то мы и не спо­рим око­ло обще­ст­вен­ных водо­про­во­дов из-за того, кто при­шел рань­ше, — во мно­гих боль­ших горо­дах око­ло источ­ни­ков быва­ет дав­ка и мно­го шума из-за раз­би­тых кув­ши­нов. У нас обще­ст­вен­ные источ­ни­ки текут для укра­ше­ния, так как вся­кий име­ет доста­точ­но воды дома. И вода эта так чиста, что вед­ро кажет­ся пустым, и так при­ят­на на вкус, что все хочет­ся еще напить­ся».
  • 12[2] Тот же ора­тор гово­рит (стр. 363): «Сол­неч­ный свет сме­ня­ет­ся дру­гим — све­тиль­ни­ка­ми, кото­рые пре­вос­хо­дят празд­нич­ную еги­пет­скую иллю­ми­на­цию; у нас ночь отли­ча­ет­ся ото дня толь­ко иным осве­ще­ни­ем: при­леж­ные руки не нахо­дят меж­ду ними ника­кой раз­ни­цы и про­дол­жа­ют ковать, а кто хочет — поет и тан­цу­ет, так что Гефест и Афро­ди­та разде­ля­ют здесь ночь меж­ду собой». Когда Галл пре­да­вал­ся там улич­ным заба­вам, его очень стес­ня­ли антио­хий­ские фона­ри (Амми­ан, 14, 1, 9).
  • с.412
  • 13[1] Любо­пыт­ное опи­са­ние импе­рии, отно­ся­ще­е­ся к эпо­хе Кон­стан­ция (Mül­ler, Geogr. min., 2, p. 513 f.), един­ст­вен­ное сочи­не­ние это­го типа, уде­ля­ю­щее вни­ма­ние поло­же­нию про­мыш­лен­но­сти, гово­рит о Сирии в этом отно­ше­нии сле­дую­щее: «Антио­хия име­ет в избыт­ке все, чего толь­ко мож­но поже­лать, но преж­де все­го скач­ки. Скач­ки име­ют так­же Лаоди­кея, Берит, Тир, Кеса­рия (в Пале­стине). В дру­гие горо­да Лаоди­кея посы­ла­ет наезд­ни­ков, Тир и Берит — акте­ров, Кеса­рия — пля­су­нов (pan­to­mi­mi), Гелио­поль на Ливане — флей­ти­стов (cho­rau­lae), Газа — музы­кан­тов (audi­to­res, этим сло­вом непра­виль­но пере­да­но сло­во ἀκροάμα­τα), Аска­лон — бор­цов (ath­le­tae), Каста­ба­ла (соб­ст­вен­но уже в Кили­кии), — кулач­ных бой­цов».
  • с.413
  • 14[1] От сирий­ско­го сло­ва ab­bu­ba, т. е. дуд­ка.
  • с.414
  • 15[1] Рас­сказ Луки­а­на о сирий­ской богине, кото­рой в Гиеро­по­ле покло­нял­ся весь Восток, дает образ­чик дико­го и сла­до­страст­но­го фан­та­зи­ро­ва­ния, свой­ст­вен­но­го вооб­ще сирий­ско­му куль­ту. В этом рас­ска­зе, послу­жив­шем источ­ни­ком для Ком­ба­ба Вилан­да, высме­и­ва­ет­ся само­изу­ве­че­ние, кото­рое неко­то­рым бла­го­че­сти­вым людям каза­лось актом воз­вы­шен­ной нрав­ст­вен­но­сти и бла­го­че­стия.
  • с.416
  • 16[1] Австрий­ский инже­нер Чер­ник (Joseph Tscher­nik, Pe­ter­manns geo­gra­phi­schen Mit­tei­lun­gen, 1875, Er­gän­zungsheft 44, S. 3, 9) нашел базаль­то­вые пли­ты от прес­сов для выжи­ма­ния олив­ко­во­го мас­ла не толь­ко на пустын­ном пла­то у Кала’ат эль-Хосон меж­ду Эме­сой и морем, но и свы­ше два­дца­ти к восто­ку от Эме­сы, око­ло эль-Ферк­лю­са, где базаль­та даже не встре­ча­ет­ся; там же най­де­ны были мно­го­чис­лен­ные укреп­лен­ные сте­ны терра­сы и хол­мы, обра­зо­ван­ные груда­ми раз­ва­лин; терра­сы встре­ча­ют­ся на про­тя­же­нии всех 16 миль[10] меж­ду Эме­сой и Паль­ми­рой. Захау (Sa­chau, Rei­se in Sy­rien und Me­so­po­ta­mien, 1883, S. 23, 55) нашел остат­ки водо­про­во­дов в раз­лич­ных местах доро­ги из Дамас­ка в Паль­ми­ру. Высе­чен­ные в ска­ле водо­е­мы Ара­да, о кото­рых упо­ми­на­ет уже Стра­бон (16, 2, 13, стр. 753), выпол­ня­ют свое назна­че­ние до насто­я­ще­го вре­ме­ни (Re­nan, Mis­sion de Phé­ni­cie, p. 40).
  • с.417
  • 17[1] В Ара­де, во вре­ме­на Стра­бо­на (16, 2, 13, стр. 753) очень мно­го­люд­ном горо­де, при Авгу­сте появ­ля­ет­ся один πρό­βου­λος τῶν ναυαρ­χη­σάν­των (упол­но­мо­чен­ный капи­та­нов кораб­лей) (C. I. Gr., 4736 h, луч­ше у Рена­на — E. Re­nan, Mis­sion de Phé­ni­cie, p. 31).
  • 18[2] To­tius or­bis descrip­tio, гл. 24: nul­la for­te ci­vi­tas Orien­tis est eius spis­sior in ne­go­tio (нет на Восто­ке горо­да, более его пре­успе­ваю­ще­го в тор­гов­ле). На осно­ва­нии доку­мен­тов sta­tio (пунк­та) (C. I. Gr., 5853; C. I. L., X, 1601) мы вос­со­зда­ем живую кар­ти­ну этих фак­то­рий. Они слу­жи­ли преж­де все­го рели­ги­оз­ным целям, т. е. почи­та­нию тир­ских божеств на чужой сто­роне; с этой целью в наи­бо­лее круп­ном пунк­те, Остии, с тир­ских кора­бель­щи­ков и куп­цов взи­ма­лись сбо­ры, и из этих поступ­ле­ний более мел­ким пунк­там пре­до­став­ля­лось еже­год­ное посо­бие в 1000 сестер­ци­ев, употреб­ляв­ше­е­ся на наем поме­ще­ний; про­чие рас­хо­ды покры­ва­лись тир­ца­ми в Путе­о­лах, без сомне­ния, посред­ст­вом доб­ро­воль­ных взно­сов.
  • с.418
  • 19[1] Для Бери­та это отме­ча­ет над­пись в Путе­о­лах (C. I. L., X, 1634), для Дамас­ка это во вся­ком слу­чае пред­став­ля­ет­ся веро­ят­ным на осно­ва­нии поме­щен­ной там же над­пи­си (X, 1576) в честь Iupi­ter op­ti­mus ma­xi­mus Da­mas­ce­nus (Юпи­те­ра все­бла­го­го и все­выш­не­го Дамаск­ско­го). Впро­чем, и здесь вид­но, насколь­ко заслу­жен­но Путе­о­лы име­ну­ют­ся малым Дело­сом. На Дело­се в послед­ние годы его рас­цве­та, т. е. при­бли­зи­тель­но за сто лет до вой­ны с Мит­ри­да­том, встре­ча­ют­ся сирий­ские фак­то­рии и сирий­ские куль­ты совер­шен­но того же типа и в еще боль­шем коли­че­стве; мы нахо­дим там сою­зы тир­ских почи­та­те­лей Герак­ла (τὸ κοινὸν τῶν Τυ­ρίων Ἡρακ­λεϊστῶν ἐμπό­ρων καὶ ναυκ­λή­ρων, C. I. Gr., 2271, — союз тир­ских почи­та­те­лей Герак­ла, куп­цов и капи­та­нов кораб­лей), берит­ских почи­та­те­лей Посей­до­на (τὸ κοινὸν Βη­ρυτίων Πο­σειδω­νιασ­τῶν ἐμπό­ρων καὶ ναυκ­λή­ρων καὶ ἐγδο­χέων, Bull. de corr. hell.; 7, p. 468, — союз берит­ских почи­та­те­лей Посей­до­на, куп­цов, капи­та­нов кораб­лей и при­ем­щи­ков), почи­та­те­лей Ада­да и Атар­га­ти­ды[11] из Гиера­по­ля (там же, 6, стр. 495 сл.), не счи­тая мно­го­чис­лен­ных памят­ни­ков сирий­ских куп­цов. Ср. Омоль (Ho­mol­le), там же, 8, стр. 110 сл.
  • 20[2] Когда Саль­ви­ан (око­ло 450 г.) упре­ка­ет галль­ских хри­сти­ан за то, что они посту­па­ют ничуть не луч­ше, чем языч­ни­ки, он ука­зы­ва­ет (De gu­bern. dei, 4, 14, 69) на отвра­ти­тель­ные ne­go­tia­to­rum et Sy­ri­co­rum om­nium tur­bae, quae maio­rem fer­me ci­vi­ta­tum uni­ver­sa­rum par­tem oc­cu­pa­ve­runt (вата­ги тор­гов­цев и сирий­цев вся­ко­го рода, кото­рые навод­ни­ли боль­шую часть всех город­ских общин). Гри­го­рий Тур­ский рас­ска­зы­ва­ет, что король Гунт­храм встре­тил в Орле­ане тор­же­ст­вен­ный при­ем со сто­ро­ны все­го граж­дан­ства; его чест­во­ва­ли как на латин­ском язы­ке, так и на еврей­ском и на сирий­ском (8, 1: hinc lin­gua Sy­ro­rum, hinc La­ti­no­rum, hinc… Iudaeo­rum in di­ver­sis lau­di­bus va­rie concre­pa­bat — с раз­ных сто­рон слы­ша­лись раз­но­об­раз­ные вос­хва­ле­ния его то на сирий­ском язы­ке, то на латин­ском, то на еврей­ском); по сооб­ще­нию того же авто­ра, после осво­бож­де­ния париж­ской епи­скоп­ской кафед­ры ее сумел полу­чить один сирий­ский купец, кото­рый затем стал разда­вать сво­им зем­ля­кам зави­сев­шие от этой кафед­ры места (10, 26: om­nem scho­lam de­ces­so­ris sui abi­ciens Sy­ros de ge­ne­re suo eccle­sias­ti­cae do­mui mi­nistros es­se sta­tuit — уда­лив всех сотруд­ни­ков сво­его пред­ше­ст­вен­ни­ка, он решил поста­вить слу­жи­те­ля­ми в доме цер­ков­ном сирий­цев из сво­его пле­ме­ни). Сидо­ний (око­ло 450 г.) опи­сы­ва­ет в сле­дую­щих сло­вах хаос, царя­щий в обще­стве Равен­ны (Ep., 1, 8): fe­ne­ran­tur cle­ri­ci, Sy­ri psal­lunt, ne­go­tia­to­res mi­li­tant, mo­na­chi ne­go­tian­tur (кли­ри­ки зани­ма­ют­ся лихо­им­ст­вом, сирий­цы поют псал­мы, тор­гов­цы несут воен­ную служ­бу, мона­хи ведут тор­гов­лю). Us­que ho­die, гово­рит Иеро­ним (in Ezech. 27, vol. 5, p. 513 ed. Vall.), per­ma­net in Sy­ris in­ge­ni­tus ne­go­tia­tio­nis ar­dor, qui per to­tum mun­dum luc­ri cu­pi­di­ta­te dis­cur­runt et tan­tam mer­can­di ha­bent ve­sa­niam, ut oc­cu­pa­to nunc or­be Ro­ma­no in­ter gla­dios et mi­se­ro­rum ne­ces quae­rant di­vi­tias et pau­per­ta­tem pe­ri­cu­lis fu­giant (до сего дня сирий­цы сохра­ня­ют при­рож­ден­ную страсть к тор­гов­ле; они рыщут по все­му све­ту в погоне за нажи­вой и име­ют такое вле­че­ние к тор­гов­ле, что, несмот­ря на то, что теперь [напи­са­но в кон­це IV в.] рим­ский мир захва­чен вра­га­ми, они ищут себе с.419 обо­га­ще­ния сре­ди зво­на мечей и истреб­ле­ния несчаст­ных людей и ста­ра­ют­ся избе­жать бед­но­сти, под­вер­гая себя все­воз­мож­ным опас­но­стям). Дру­гие при­ме­ры дает Фрид­лен­дер (Fried­län­der, Sit­ten­ge­schich­te, 25, S. 67). К это­му, без сомне­ния, мож­но доба­вить мно­го­чис­лен­ные запад­ные над­пи­си, иду­щие от сирий­цев, даже если послед­ние и не назы­ва­ют­ся в них ясно куп­ца­ми. Поучи­тель­но в этом отно­ше­нии клад­би­ще малень­ко­го севе­ро­и­таль­ян­ско­го местеч­ка Кон­кор­дии (V в.): погре­бен­ные на этом клад­би­ще ино­стран­цы — сплошь сирий­цы, боль­шей частью из Апа­меи (C. I. L., III, p. 1060); все най­ден­ные в Три­ре гре­че­ские над­пи­си так­же при­над­ле­жат сирий­цам (C. I. Gr., 9891. 9892. 9893). Эти над­пи­си дати­ро­ва­ны по сирий­ско­му образ­цу и обна­ру­жи­ва­ют осо­бен­но­сти мест­но­го гре­че­ско­го диа­лек­та (Her­mes, 19, 423). Рас­сказ Гри­го­рия ясно ука­зы­ва­ет на то, что эту сирий­ско-хри­сти­ан­скую диас­по­ру, свя­зан­ную с раз­ли­чи­ем меж­ду восточ­ным и запад­ным духо­вен­ст­вом, нель­зя сме­ши­вать с еврей­ской, — она явно поль­зо­ва­лась более при­ви­ле­ги­ро­ван­ным поло­же­ни­ем и состо­я­ла из более зажи­точ­ных и почет­ных сосло­вий.
  • 21[1] Одной из древ­ней­ших, т. е. постав­лен­ных после Севе­ра, но до Дио­кле­ти­а­на, над­гроб­ных над­пи­сей этих куп­цов явля­ет­ся най­ден­ная неда­ле­ко от Лио­на лати­но-гре­че­ская над­пись (Wil­ma­nus, 2498, ср. Le­bas-Wad­dington, 2329), кото­рую поста­вил некто Θαῖμος ὁ καὶ Ἰουλιανὸς Σαάδου (лат. Thae­mus Iulia­nus Sa­ti fil.) (Фем Юли­ан, сын Сата), родом из Атей­ли (de vi­co At­he­la­ni), неда­ле­ко от Кана­ты, в Сирии (еще теперь суще­ст­ву­ю­щий Атиль неда­ле­ко от Кана­ва­та в Гау­ране), деку­ри­он в Кана­те, обос­но­вав­ший­ся в Лионе (πάτ­ραν λεί­πων ἧκε τῷδ’ ἐπὶ χώ­ρῳ — поки­нув оте­че­ство, при­шел в эту стра­ну) и здесь имев­ший опто­вую тор­гов­лю акви­тан­ски­ми това­ра­ми (ἐς πρᾶ­σιν ἔχων ἐνπόριον ἀγο­ρασ­μῶν μεστὸν ἐκ Ἀκουιτα­νίης ὧδ’ ἐπὶ Λου­γουδού­νοιο — ne­go­tia­to­ri Lu­gu­du­ni et prov. Aqui­ta­ni­ca — имев­ший для тор­гов­ли скла­доч­ный пункт, напол­нен­ный това­ра­ми из Акви­та­нии, здесь в Лионе). Судя по это­му при­ме­ру, такие сирий­ские куп­цы не толь­ко тор­го­ва­ли сирий­ски­ми това­ра­ми, но бла­го­да­ря сво­им капи­та­лам и сво­е­му зна­нию дела вооб­ще вели круп­ную ком­мер­цию.
  • с.420
  • 22[1] Очень харак­тер­на латин­ская над­пись на одной давильне (C. I. L., III, 188) в этом оте­че­стве «апа­мей­ско­го вино­гра­да» (vi­ta Ela­ga­ba­li, 21).
  • с.423
  • 23[1] На осно­ва­нии сооб­ще­ний писа­те­лей и монет, дати­ро­ван­ных соглас­но пом­пе­е­вой эре (Wad­dington, 2412 d), точ­но уста­нов­ле­но, что пре­об­ра­зо­ва­ния Пом­пея и область Дека­по­лии дохо­ди­ли по край­ней мере до Кана­ты (Керак) к севе­ро-запа­ду от Бос­ры. Веро­ят­но, тому же горо­ду при­над­ле­жат моне­ты с име­на­ми Γαβείνια Κά­ναθα и с дата­ми соглас­но той же эре (Rei­chardt, Num. Zeitschrift, 1880, S. 53). Судя по назва­нию, это место явля­ет­ся одним из мно­го­чис­лен­ных горо­дов, вос­ста­нов­лен­ных Габи­ни­ем (Иосиф Фла­вий, 14, 5, 3). Прав­да, Вад­динг­тон (n. 2329) отно­сит эти моне­ты, посколь­ку они ему были зна­ко­мы, ко вто­ро­му месту с таким же назва­ни­ем — нынеш­не­му Кана­ва­ту, сто­ли­це соб­ст­вен­но Гау­ра­на, к севе­ру от Бос­ры; одна­ко пред­став­ля­ет­ся мало­ве­ро­ят­ным, чтобы орга­ни­за­ция Пом­пея и Габи­ния про­сти­ра­лась так дале­ко на восток. Веро­ят­но, этот вто­рой город был осно­ван поз­же и полу­чил назва­ние от пер­во­го горо­да, само­го восточ­но­го в Дека­по­лии.
  • с.425
  • 24[1] В чис­ло «бег­лых людей из тет­рар­хии Филип­па», слу­жа­щих в вой­ске гали­лей­ско­го тет­рар­ха Иро­да Анти­пы и в бит­ве с ара­бом Аре­той пере­хо­дя­щих на сто­ро­ну непри­я­те­ля (Иосиф Фла­вий, 18, 5, 1), вхо­ди­ли, без сомне­ния, изгнан­ные из Тра­хо­ни­ти­ды ара­бы.
  • 25[2] Wad­dington, 2366 = Vo­gué, Inscr. du Haou­ran, n. 3. На двух язы­ках напи­са­на так­же древ­ней­шая над­гроб­ная над­пись в этой мест­но­сти из Суведы (Wad­dington, 2320 = Vo­gué, n. 1), един­ст­вен­ная в Гау­ране, име­ю­щая знак для под­пис­ной йоты. Над­пи­си на обо­их памят­ни­ках поме­ще­ны так, что нель­зя опре­де­лить, какой язык сто­ит пер­вым.
  • 26[3] У Медайн Сали­ха, или Гидж­ра, к югу от Тей­мы, древ­ней Темы, путе­ше­ст­вен­ни­ка­ми Доути (Doughty) и Губе­ром (Hu­ber) был недав­но открыт ряд наба­тей­ских над­пи­сей, боль­шей частью снаб­жен­ных дата­ми, вос­хо­дя­щи­ми ко вре­ме­ни от Авгу­ста до смер­ти Вес­па­си­а­на. Латин­ских над­пи­сей там нет, а немно­го­чис­лен­ные гре­че­ские над­пи­си отно­сят­ся к само­му позд­не­му вре­ме­ни; по всей веро­ят­но­сти, когда Наба­тей­ское цар­ство было пре­вра­ще­но в рим­скую про­вин­цию, рим­ляне отка­за­лись от всех при­над­ле­жав­ших ему земель внут­рен­ней Ара­вии.
  • 27[4] Город Дамаск под­чи­нил­ся доб­ро­воль­но при послед­них Селев­кидах, при­бли­зи­тель­но в пери­од дик­та­ту­ры Сул­лы, царю наба­те­ев, веро­ят­но, тому само­му Аре­те, с кото­рым сра­жал­ся Скавр (Иосиф Фла­вий, 13, 15). Моне­ты с над­пи­сью βα­σιλέως Ἀρέ­του φι­λέλ­λη­νος (царя Аре­ты, дру­га гре­ков) (Eck­hel, 3, 330; Luy­nes, Rev. de nu­mism., 1858, p. 311) были, быть может, так­же чека­не­ны в Дамас­ке, когда тот нахо­дил­ся в зави­си­мо­сти от наба­те­ев, хотя на одной из них не уда­ет­ся пол­но­стью разо­брать нуме­ра­цию года. Она отно­сит­ся, по-види­мо­му, к послед­ним годам Рим­ской рес­пуб­ли­ки. Веро­ят­но, зави­си­мость это­го горо­да от наба­тей­ских царей про­дол­жа­ла суще­ст­во­вать до тех пор, пока суще­ст­во­ва­ли эти цари. Из того обсто­я­тель­ства, что город чека­нил моне­ты с изо­бра­же­ни­я­ми рим­ских импе­ра­то­ров, сле­ду­ет, что он зави­сел от Рима и в то же вре­мя поль­зо­вал­ся само­управ­ле­ни­ем, но не был неза­ви­сим с.426 от кня­зя — вас­са­ла Рима; тако­го рода отно­ше­ния про­тек­то­ра­та были столь раз­но­об­раз­ны, что поряд­ки эти бес­пре­пят­ст­вен­но мог­ли суще­ст­во­вать одно­вре­мен­но. В поль­зу про­дол­жи­тель­но­сти вла­ды­че­ства наба­те­ев свиде­тель­ст­ву­ет как то, что этнарх царя Аре­ты в Дамас­ке хотел аре­сто­вать апо­сто­ла Пав­ла, о чем послед­ний пишет во «Вто­ром посла­нии к корин­фя­нам» (11, 32), так и тот недав­но уста­нов­лен­ный факт (см. сле­дую­щее при­ме­ча­ние), что обла­сти к севе­ро-восто­ку от Дамас­ка под­чи­ня­лись наба­те­ям еще при Тра­яне. Исхо­дя из обрат­но­го поло­же­ния, что когда Аре­та власт­во­вал над Дамас­ком, город не мог быть рим­ским, неко­то­рые иссле­до­ва­те­ли все­воз­мож­ны­ми спо­со­ба­ми пыта­лись уста­но­вить дату упо­мя­ну­то­го собы­тия в жиз­ни Пав­ла. Вспо­ми­на­ли о раз­но­гла­си­ях меж­ду Аре­той и рим­ским пра­ви­тель­ст­вом в послед­ние годы прав­ле­ния Тибе­рия; но, судя по их ходу, неве­ро­ят­но, чтобы они пове­ли за собой дли­тель­ные пере­ме­ны в поло­же­нии Аре­ты. Мель­хи­ор де Вогюэ (Mel­chior de Vo­gué, Mé­lan­ges d’arch. orien­ta­le app., p. 33) ука­зал на то, что в пери­од меж­ду прав­ле­ни­я­ми Тибе­рия и Неро­на — точ­нее, меж­ду года­ми 33 и 62 (Saul­cy, Num. de la ter­re sain­te, p. 36) — отсут­ст­ву­ют импе­ра­тор­ские моне­ты из Дамас­ка, и к это­му пери­о­ду отно­сил прав­ле­ние в Дамас­ке наба­те­ев, при­чем пред­по­ла­гал, что импе­ра­тор Гай, про­яв­ляя свое бла­го­склон­ное отно­ше­ние к это­му араб­ско­му кня­зю, как и ко мно­гим дру­гим лен­ным кня­зьям, отдал ему Дамаск в лен­ное вла­де­ние. Но подоб­но­го рода про­бе­лы в моне­тах пред­став­ля­ют собой доволь­но частое явле­ние и не тре­бу­ют столь углуб­лен­ных объ­яс­не­ний. Поэто­му при­хо­дит­ся отка­зать­ся от попыт­ки най­ти какой-либо хро­но­ло­ги­че­ский опор­ный пункт для исто­рии Пав­ла в само­управ­ных дей­ст­ви­ях царя наба­те­ев в Дамас­ке и вооб­ще отка­зать­ся опре­де­лить вре­мя пре­бы­ва­ния Пав­ла в этом горо­де. Если верить рас­ска­зу об этом собы­тии в «Дея­ни­ях апо­сто­лов» (9), дати­ро­ван­но­му во вся­ком слу­чае очень неточ­но, Павел отпра­вил­ся в Дамаск до сво­его обра­ще­ния, чтобы про­дол­жать там пре­сле­до­ва­ние хри­сти­ан, жерт­вой кото­ро­го сде­лал­ся Сте­фан, и, когда он после сво­его обра­ще­ния высту­пил в Дамас­ке в защи­ту хри­сти­ан, мест­ные иудеи заду­ма­ли его убить; сле­до­ва­тель­но, чинов­ник Аре­ты, подоб­но Пила­ту, пре­до­ста­вил иуде­ям сво­бо­ду пре­сле­до­вать сек­тан­тов. Из досто­вер­ных ука­за­ний «Посла­ния к гала­там» сле­ду­ет, далее, что обра­ще­ние про­изо­шло близ Дамас­ка (имен­но на это ука­зы­ва­ет сло­во — повер­нул) и что оттуда Павел напра­вил­ся в Ара­вию; далее, что он через три года после обра­ще­ния в пер­вый раз и через сем­на­дцать лет во вто­рой раз при­хо­дил в Иеру­са­лим, на осно­ва­нии чего сле­ду­ет вне­сти поправ­ку в апо­кри­фи­че­ские рас­ска­зы «Дея­ний апо­сто­лов» отно­си­тель­но его путе­ше­ст­вий в Иеру­са­лим (Zel­ler, Apos­tel­ge­sch., S. 216). Но нель­зя точ­но уста­но­вить ни дату гибе­ли Сте­фа­на, ни, тем более, про­ме­жу­ток вре­ме­ни меж­ду этим собы­ти­ем и бег­ст­вом Пав­ла из Дамас­ка после его обра­ще­ния, ни про­ме­жу­ток меж­ду его вто­рым путе­ше­ст­ви­ем в Иеру­са­лим и состав­ле­ни­ем «Посла­ния к гала­там», ни год состав­ле­ния это­го посла­ния.
  • 28[1] Най­ден­ная недав­но у Дме­ра, к севе­ро-восто­ку от Дамас­ка по доро­ге в Паль­ми­ру, наба­тей­ская над­пись (Sa­chau, Zeitschrift der deutschen mor­genl. Ge­sell­schaft, Bd. 38, S. 535), дати­ро­ван­ная меся­цем Иджа­ром 405 г. по рим­ско­му (т. е. селев­кид­ско­му) лето­счис­ле­нию и 24 г. царя Рабе­ля, послед­не­го наба­тей­ско­го царя, сле­до­ва­тель­но, от мая 94 г. н. э., пока­за­ла, что округ этот вплоть до при­со­еди­не­ния это­го государ­ства к импе­рии нахо­дил­ся под вла­стью наба­те­ев. Впро­чем гра­ни­цы меж­ду вла­де­ни­я­ми рим­лян и наба­те­ев были, по-види­мо­му, неопре­де­лен­ны и запу­тан­ны; так, из-за обла­сти Гама­лы у Гени­са­рет­ско­го озе­ра спо­ри­ли тет­рарх Гали­леи и царь наба­те­ев (Иосиф Фла­вий, 18, 5, 1).
  • 29[2] Быть может, Габи­ни­ем (Ap­pian, Syr. 51).
  • с.427
  • 30[1] Стра­бон, 16, 4, 21, стр. 779. Моне­ты этих царей не име­ют, одна­ко, изо­бра­же­ния голо­вы импе­ра­то­ра. Но наба­тей­ская над­пись из Гебра­на (Vo­gué, Sy­rie centra­le, inscr. n. 1), дати­ро­ван­ная 7 г. Клав­дия, т. е. отно­ся­ща­я­ся к 47 г. н. э., дока­зы­ва­ет, что в Наба­тей­ском цар­стве лето­счис­ле­ние мог­ли вести по годам рим­ских импе­ра­то­ров. Гебран немно­го север­нее Бос­ры, по-види­мо­му, и позд­нее счи­тал­ся при­над­ле­жа­щим к Ара­вии (Le­basWad­dington, 2287) и наба­тей­ские над­пи­си офи­ци­аль­но­го харак­те­ра не встре­ча­ют­ся за пре­де­ла­ми государ­ства наба­те­ев; немно­го­чис­лен­ные над­пи­си тако­го рода из Тра­хо­ни­ти­ды при­над­ле­жат част­ным лицам.
  • с.428
  • 31[1] «Лев­ке Коме в стране наба­те­ев, — сооб­ща­ет писав­ший во вре­ме­на Тибе­рия Стра­бон (16, 4, 23, стр. 780), — круп­ный тор­го­вый центр; кара­ван­ные тор­гов­цы (κα­μηλέμ­πο­ροι) без­опас­но и удоб­но ходят оттуда в Пет­ру и обрат­но с таким боль­шим коли­че­ст­вом людей и вер­блюдов, что они ничем не отли­ча­ют­ся от воен­но­го лаге­ря». Писав­ший при Вес­па­си­ане еги­пет­ский купец в сво­ем опи­са­нии бере­гов Крас­но­го моря так­же упо­ми­на­ет (гл. 19) «гавань и кре­пость» (φρού­ριον) Лев­ке Коме, откуда ведет доро­га в Пет­ру, к наба­тей­ско­му царю Мали­хе. Она может слу­жить тор­го­вым цен­тром для това­ров, пере­прав­ля­е­мых туда из Ара­вии на неболь­ших кораб­лях. Пото­му-то туда посы­ла­ет­ся (ἀποσ­τέλ­λε­ται) сбор­щик ввоз­ных пошлин, взи­маю­щий пошли­ны в раз­ме­ре чет­вер­ти сто­и­мо­сти това­ров, и ради без­опас­но­сти — цен­ту­ри­он (ἑκα­τον­τάρ­χης) с отрядом. Так как здесь об отправ­ке чинов­ни­ков и сол­дат гово­рит под­дан­ный Рим­ской импе­рии, то сол­да­ты могут быть толь­ко рим­ски­ми; да и назва­ние «цен­ту­ри­он» не под­хо­дит для вой­ска наба­тей­ско­го царя, и фор­ма взи­ма­ния пошлин так­же типич­но рим­ская. Слу­чаи, когда импер­ские пошли­ны взи­ма­ют­ся на терри­то­рии зави­си­мо­го государ­ства, встре­ча­ют­ся и в дру­гих местах, напри­мер в аль­пий­ских зем­лях. Доро­гу из Пет­ры в Газу упо­ми­на­ет Пли­ний (H. N., 6, 28, 144).
  • с.429
  • 32[1] Wad­dington, 2196: Ἀδριανοῦ τοῦ καὶ Σοαίδου Μα­λέχου ἐθνάρ­χου στρα­τηγοῦ νο­μάδων τὸ μνη­μῖον (памят­ник Адри­а­на, или Соай­да, сына Мале­ха, началь­ни­ка, вождя кочев­ни­ков).
  • с.430
  • 33[1] Эпи­фа­ний (Hae­res., 51 p. 483, ed. Dind.) рас­ска­зы­ва­ет, что 25 декаб­ря, день Рож­де­ства, празд­ну­ет­ся уже в Риме в виде Сатур­на­лий, в Алек­сан­дрии — в виде празд­ни­ка Кикел­лии[18] (упо­ми­нае­мо­го так­же в каноп­ском[19] декре­те, а так­же и в дру­гих язы­че­ских куль­тах). «Это про­ис­хо­дит в Алек­сан­дрии в так назы­вае­мом свя­ти­ли­ще дев­ст­вен­ниц (Κό­ριον)… и если спро­сить людей, что озна­ча­ет это таин­ство, то они отве­ча­ют, что сего­дня в этот час дева роди­ла пред­веч­но­го (τὸν αἰῶνα). То же самое про­ис­хо­дит и в Пет­ре, сто­ли­це Ара­вии, в тамош­нем хра­ме, и на араб­ском язы­ке они вос­пе­ва­ют деву, кото­рую назы­ва­ют по-араб­ски “Шаа­му”, что зна­чит дева, и родив­ше­го­ся от нее Дуса­ра, т. е. “еди­но­род­но­го сына божия”. Имя “Шаа­му”, веро­ят­но, род­ст­вен­но с Ауму или Аумос гре­че­ских над­пи­сей этой мест­но­сти, кото­рый отож­дествля­ет­ся с Ζεὺς ἀνί­κη­τος Ἥλιος (Зевс непо­беди­мый, Гелиос)» (Wad­dington, 2392—2395, 2441, 2455, 2456).
  • 34[2] За исклю­че­ни­ем любо­пыт­ной араб­ско-гре­че­ской над­пи­си, най­ден­ной в Гарране, непо­да­ле­ку от Зора­вы (заслу­жи­ва­ет вни­ма­ния порядок тек­стов) от 568 г. н. э., сде­лан­ной филар­хом Аза­ре­лом, сыном Тале­ма (Wad­dington, 2464). Этот хри­сти­а­нин явля­ет­ся пред­ше­ст­вен­ни­ком Маго­ме­та.
  • с.433
  • 35[1] Αὐσο­νίων μού­σης ὑψι­νόου πρύ­τανις (Kai­bel, Epigr., 440).
  • 36[2] По араб­ским рас­ска­зам, пле­мя Бену-Салих пере­се­ли­лось из рай­о­на Мек­ки (око­ло 190 г. н. э. по вычис­ле­нию Caus­sin de Per­ce­val, Hist. des Ara­bes. 1, 212) в Сирию и посе­ли­лось здесь рядом с бену-сама­ида, кото­рых Вад­динг­тон (n. 2308) отож­дествля­ет с φυλὴ Σο­μαιθη­νῶν, пле­ме­нем Сомай­те­нов, упо­ми­нае­мым в одной над­пи­си из Суведы; сали­хи­ты по при­ка­за­нию рим­лян заста­ви­ли пла­тить дань Гас­са­нидов, кото­рые, соглас­но Кос­с­эну (Caus­sin) в 205 г. тоже пере­се­ли­лись из Батн-Мар­ра в Сирию, в ту же самую мест­ность. Гас­са­ниды, дей­ст­ви­тель­но, неко­то­рое вре­мя вно­си­ли эту дань, пока не победи­ли сали­хи­тов (по вычис­ле­нию того же уче­но­го, око­ло 292 г.), и их пред­во­ди­тель Тала­ба, сын Амра, был при­знан рим­ля­на­ми филар­хом. Рас­сказ этот, веро­ят­но, содер­жит долю исти­ны; но основ­ным источ­ни­ком оста­ет­ся все же тек­сту­аль­но повто­рен­ный рас­сказ Про­ко­пия (De bel­lo Pers., 1, 17). Филар­хи отдель­ных про­вин­ций Ара­вии (т. е. про­вин­ции Бос­ры: Nov., 102, гл. 1) и Пале­сти­ны (т. е. про­вин­ции Пет­ры: Pro­co­pius, De bel­lo Pers., 1, 19) древ­нее, но, навер­ное, не намно­го. Если бы в доюсти­ни­а­нов­ское вре­мя глав­ный шейх это­го типа был при­знан рим­ля­на­ми, то рим­ские писа­те­ли, а так­же и над­пи­си, навер­ное, отме­ти­ли бы это обсто­я­тель­ство; но от доюсти­ни­а­нов­ской эпо­хи таких ука­за­ний нет.
  • ПРИМЕЧАНИЯ РЕДАКЦИИ САЙТА

  • [1]В нем. изд. 1921: «An­the­mus» — «Антем».
  • [2]Hie­ra­po­lis.
  • [3]Tar­tus.
  • [4]Ta­ra­bu­lus.
  • [5]Ha­ma.
  • [6]Mem­bidj — Мем­бидж.
  • [7]В нем. изд. 1921: «eine deutsche Mei­le» — «1 немец­кой мили» (1 нем. миля = 7420,44 м).
  • [8]В нем. изд. 1921: «zwei Mei­len» — «2 (немец­кие) мили» (ок. 15 км).
  • [9]В нем. изд. 1921: «na­he­zu einer deutschen Mei­le» — «почти 1 немец­кой мили» (1 нем. миля = 7420,44 м).
  • [10]В нем. изд. 1921: «16 Mei­le» — «16 (немец­ких?) миль» (ок. 120 км). На самом деле — ок. 145 км по пря­мой.
  • [11]В нем. изд. 1921: «Atar­ga­tis» — Атар­га­ти­да (Атар­га­тис). В рус. пере­во­де: «Атар­ги­ти­ды». Исправ­ле­но.
  • [12]В нем. изд. 1921: «20—25 deutschen Mei­len» — «20—25 немец­ких миль» (ок. 150—185 км).
  • [13]В нем. изд. 1921: «400 Köp­fe», в англ. изд. 1909 г.: «400 head» — «400 голов».
  • [14]Ra­bel.
  • [15]Cae­sa­rea Pa­neas — Кеса­рия Пане­ада. В рус. пере­во­де: Кеса­рия Пан­не­ада. Исправ­ле­но.
  • [16]Ок. 10 м.
  • [17]Ок. 5 м.
  • [18]В нем. изд. 1921: «Ki­kel­lia». В рус. пере­во­де: «Никел­лии». Исправ­ле­но.
  • [19]В нем. изд. 1921: «Ka­no­pos». В рус. пере­во­де: «коноп­ском». Исправ­ле­но.
  • [20]В нем. изд. 1921: «Tra­chon». В рус. пере­во­де: «Три­хон». Исправ­ле­но.
  • [21]В нем. изд. 1921: «Ka­na­tha». В рус. пере­во­де: «Кама­те». Исправ­ле­но.
  • [22]В нем. изд. 1921: «Bel­gi­ca» — «Бел­ги­ки».
  • ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО РИМА
    1407695018 1407695020 1407695021 1524230000 1524230001 1524230002