Перевод с немецкого под общей редакцией Н. А. Машкина.
Издательство иностранной литературы, Москва, 1949.
Постраничная нумерация примечаний заменена на сквозную по главам.
Голубым цветом проставлена нумерация страниц по изд. 1995 г. (СПб., «Наука»—«Ювента»).
с.400 328
Глава X
СИРИЯ И СТРАНА НАБАТЕЕВ
Завоевание Сирии
После завоевания западной части средиземноморского побережья римляне лишь по прошествии долгого времени приняли решение овладеть также и восточной его половиной. Не сопротивление, которое было здесь сравнительно слабым, но вполне обоснованные опасения перед возможными денационализирующими последствиями этих завоеваний явились причиной того, что римляне стремились сохранять возможно дольше в этих странах лишь свое преобладающее политическое влияние и что по крайней мере Сирия и Египет были присоединены к империи лишь тогда, когда государство почти превратилось в монархию. Правда, после этого территория Римской империи превратилась в географически замкнутую территорию. Средиземное море, со времени превращения Рима в великую державу ставшее его настоящей базой, сделалось внутренним римским морем, судоходство и торговля были, ко благу всех приморских жителей, объединены одним государством. Но когда была достигнута эта географическая целостность, ясно определилась противоположность между греческой и римской культурой. Под действием Греции и Македонии римское государство никогда не сделалось бы двунациональным, равно как греческие города Неаполь и Массалия не могли эллинизировать Кампанию и Прованс. Но если в Европе и Африке греческие области теряются в сплошной массе латинских земель, то все, что вошло в эту сферу культуры в третьей части света вместе с примыкающей к ней долиной Нила, принадлежит исключительно грекам, а Антиохия и Александрия являются подлинными носительницами эллинского развития, достигающего при Александре своего кульминационного пункта; это были крупные города вроде Рима, служившие центрами эллинской жизни и эллинской культуры. После того как в предшествовавшей главе мы описали не прекращавшуюся в течение всей эпохи империи борьбу Востока и Запада в Армении и Месопотамии за обладание этими землями, мы обратимся теперь к изображению складывавшихся в тот же период внутренних отношений в областях Сирии. Мы имеем здесь с.401 в виду те области, которые отделяются горным массивом Писидии, Исаврии и Западной Киликии от Малой Азии, восточными отрогами этих гор и Евфратом — от Армении и Месопотамии, аравийской пустыней от Парфянского царства и Египта; лишь своеобразным судьбам Иудеи уместно посвятить специальную главу. В соответствии с различиями политического развития под императорским управлением сначала следует сказать о собственно Сирии, о северной части этой области и о лежащем у подножия Ливана финикийском побережье, затем о землях к востоку от Палестины, т. е. об области набатеев. Все, что следовало сказать о Пальмире, уже нашло 329 себе место в предшествующей главе.
Провинциальное управление
С тех пор как провинции были поделены между императором и сенатом, Сирия находилась в управлении императора и являлась на Востоке, как на Западе Галлия, центром тяжести императорского гражданского и военного управления. Это наместничество с самого начала было наиболее важным из всех, и с течением времени его значение все возрастало. Сирийский наместник, подобно наместникам обеих Германий, командовал четырьмя легионами, но в то время как у командиров рейнской армии было отнято управление внутренними галльскими землями и в самом факте их параллельного существования заключалось известное ограничение их власти, наместнику Сирии без всяких ограничений принадлежало гражданское управление всей большой провинцией, причем долгое время он один нес обязанности командующего первого ранга во всей Азии. При Веспасиане он, правда, получил в лице наместников Палестины и Каппадокии двух сотоварищей, тоже командовавших легионами; но, с другой стороны, подвластная ему область расширилась благодаря присоединению к империи царства Коммагены, а вскоре затем и ливанских княжеств. Его полномочия были несколько ограничены только во II в., когда Адриан передал один из четырех легионов наместника Сирии наместнику Палестины. Только Север лишил сирийского наместника первого места в римской военной иерархии. Эта провинция пожелала в то время сделать императором Нигера, подобно тому как некогда она сделала императором своего наместника Веспасиана, но Север подчинил ее своей власти, несмотря на сопротивление, особенно упорное со стороны ее столицы Антиохии, и после этого разделил ее на две половины — северную и южную; наместнику первой, так называемой Келесирии (Syria Coele), он дал два легиона, а наместнику второй, Сиро-Финикии, — один легион.
Сирийские войска
Сирию можно сопоставить с Галлией и в том отношении, что в этом подчиненном управлению императора округе более заметно, чем в большинстве других, выступало различие между мирными районами и пограничными областями, нуждавшимися в охране. Если берег Сирии на всем своем протяжении, а также западные ее земли не были подвержены неприятельским нападениям, а охрана границы в пустыне с.402 от бродячих бедуинов была возложена не столько на сирийские легионы, сколько на арабских и иудейских князей, позднее же на войска провинции Аравии, а также на жителей Пальмиры, то граница по Евфрату, особенно до тех пор пока Месопотамия не сделалась римской, требовала такой же охраны против парфян, как Рейн против германцев. Однако сирийские легионы, которые приходилось применять на границе, были необходимы и в западной Сирии1. 330 Конечно, войска на Рейне также предназначались для защиты от галлов; однако римляне могли с законной гордостью говорить, что для большой столицы Галлии и для трех галльских провинций достаточно гарнизона в 1200 человек. Но для охраны Сирии и в особенности столицы римской Азии недостаточно было поставить легионы на Евфрате. Не только на краю пустыни, но и в горных теснинах, по соседству с плодоносными полями и большими городами, постоянно скрывались дерзкие разбойничьи банды, и эти разбойники грабили, нередко переодевшись купцами или солдатами, загородные усадьбы и деревни. Но и самые города, прежде всего Антиохия, как в Египте Александрия, нуждались в гарнизонах. Без сомнения, именно поэтому в Сирии никогда не пытались ввести деление на гражданские и военные округа, которое в Галлии осуществил уже Август; по той же причине на римском Востоке совершенно отсутствуют крупные самодовлеющие лагерные поселения, из которых вышли такие города, как Майнц на Рейне, Леон в Испании, Честер в Англии. По этой же причине сирийская армия сильно уступала армиям западных провинций в отношении строгого порядка и воинского духа, и в городских стоянках восточных армий никогда не удавалось внедрить той крепкой дисциплины, какая поддерживалась в постоянных военных лагерях Запада. Когда на постоянные войска, помимо их прямых обязанностей, возлагаются еще задачи полицейского характера, это само по себе действует деморализующе, и нередко там, где эти войска должны держать в повиновении с.403 беспокойное городское население, больше всего страдает в связи с этим их собственная дисциплина. Вышеописанные сирийские войны служат этому печальной иллюстрацией: ни к одной из них армия не была полностью подготовлена; каждый раз для того, чтобы война приняла благоприятный оборот, приходилось вызывать войска с Запада.
Эллинизация Сирии
Собственно Сирия и соседние с ней земли, т. е. равнинная Киликия и Финикия, не имели под властью римских императоров истории в общепринятом смысле слова. Жители этих стран принадлежат к тому же племени, что и жители Иудеи и Аравии, а предки сирийцев и финикиян в отдаленные времена имели общую родину с родоначальниками иудеев и арабов и говорили на одном с ними языке. Но если последние сохранили свою самобытность и свой язык, то сирийцы и финикияне подверглись эллинизации еще раньше, чем подпали под власть Рима. Процесс этой эллинизации повсюду принимал форму образования греческих политий. Основой для этого послужило, правда, местное развитие, причем особенно большую роль сыграли старинные большие торговые города, лежавшие на финикийском побережье. Однако наиболее характерной чертой государств Александра и его преемников, равно как и Римской республики, является то, что в основе их лежало не племя, а городская община; не древнемакедонскую наследственную монархию, но греческую политию принес на Восток Александр, и не из племен, а из городов намеревался он, как и римляне, создать себе империю. Автономная гражданская община — понятие растяжимое, и автономия Афин и Фив отличалась от автономии македонского и сирийского города, точно так же как в римской сфере автономия свободной Капуи имела иное содержание, чем автономия латинских колоний эпохи республики или даже городских общин империи; но везде основная идея — это самоуправляющееся и суверенное в пределах своих городских стен гражданство. После падения Персидского 331 царства в Сирии и соседней Месопотамии, служивших как бы соединительным военным мостом между Западом и Востоком, было основано большее количество македонских поселений, чем в любой другой стране. Македонские названия местностей, получившие здесь очень широкое распространение и нигде во всей монархии Александра не встречающиеся так часто, как в этой стране, показывают, что именно здесь было поселено ядро эллинских завоевателей Востока и что Сирия должна была сделаться для этого государства новой Македонией; и пока империя Александра сохраняла одно центральное управление, резиденция его находилась именно в Сирии. Смуты последних лет правления Селевкидов помогли имперским городам Сирии получить бо́льшую самостоятельность. Такое положение застали здесь римляне. После установления Помпеем новых порядков в Сирии уже, вероятно, не оставалось таких негородских округов, которые находились бы под с.404 непосредственным имперским управлением, и если зависимые княжества в первую эпоху римского владычества еще занимали бо́льшую часть южных внутренних земель провинции, то это были в основном гористые и слабо заселенные округа, к тому же второстепенного значения. В общем, для того чтобы улучшить положение городов, римлянам оставалось сделать в Сирии лишь немного меньше, чем в Малой Азии. Поэтому едва ли можно сообщить что-либо об основании городов в Сирии в эпоху империи. Те немногие колонии, которые были здесь основаны, как, например, при Августе Берит, а также, вероятно, Гелиополь, имели то же назначение, как и основанные в Македонии, а именно: устройство ветеранов.
Устойчивость местного языка и местных обычаев при эллинизме
В каких взаимоотношениях находились между собой греки и прежнее население Сирии, можно определенно проследить уже по названиям местностей. Отдельные области и города носят здесь в большинстве случаев греческие названия, заимствованные чаще всего, как было отмечено, с македонской родины, как то: Пиерия, Антемисий[1], Аретуса, Берея, Халкида, Эдесса, Эвроп, Кирр, Лариса, Пелла; другие названы в честь Александра или членов дома Селевкидов, например, Александрия, Антиохия, Селевкида и Селевкия, Апамея, Лаодикея, Эпифания. Старые туземные названия удерживаются, правда, рядом с новыми: например, Берея называется по-прежнему по-арамейски Халеб, также Халибон; Эдесса, или Гиерополь[2], сохраняет название Мабог, также Бамбика; Эпифания зовется по-прежнему Хамат, а также Амата. Но большей частью прежние названия уступили место чужеземным, и лишь немногие местности и более или менее крупные пункты, как то: Коммагена, Самосата, Эмеса, Дамаск — не получили новых греческих имен. В восточной Киликии было немного городов македонского происхождения, но ее столица Тарс с ранних пор подверглась полной эллинизации и задолго до римской эпохи сделалась одним из центров греческой культуры. Несколько иначе обстояло дело в Финикии: с давних пор знаменитые торговые города Арад, Библ, Берит, Сидон, Тир, собственно говоря, сохранили свои туземные названия, но в какой степени и здесь взял верх греческий элемент, показывает переделка этих имен на греческий лад; еще яснее это видно из того, что Новый Арад известен нам лишь под греческим названием Антарад, а основанный на этом берегу жителями Тира, Сидона и Арада новый город известен лишь под названием Триполи; современные названия городов Тарта[3] и Тарабула[4] также произошли от их греческих имен. Уже в эпоху Селевкидов монеты собственно 332 Сирии всегда, а монеты финикийских городов в большинстве случаев имеют исключительно греческое надписание; с начала эпохи империи греческий язык полностью вытесняет здесь все остальные2.
с.405 Единственное исключение составляет здесь, как мы видели (стр. 381), оазис Пальмира, отделенный от Сирии обширной пустыней и сохранивший известную политическую самостоятельность. Однако в обиходе сохранились и местные наречия. В горах Ливана и Антиливана, а также в Эмесе (Хомсе), Халкиде, Абиле (обе между Беритом и Дамаском) до конца I в. н. э. власть принадлежала мелким княжеским домам туземного происхождения; местный язык, вероятно, безраздельно господствовал на протяжении всего периода империи, а у друзов, живших в почти неприступных горах, арамейский язык лишь в новейшее время уступил место арабскому. Но две тысячи лет тому назад этот язык был во всей Сирии языком народа3. В городах, носивших двойное название, в повседневной жизни преобладало сирийское название, а в литературе — греческое; это видно из того, что теперь Берея-Халибон называется Халеб (Алеппо), Эпифания-Амате — Гама[5], Гиерополь-Бамбика-Мабог — Мембид[6], Тир носит свое финикийское имя Сур; сирийский город, известный нам из грамот и из сочинений писателей только под именем Гелиополя, доныне сохранил свое старинное туземное название Баальбек, да и вообще современные названия мест произошли не от греческих, а от арамейских названий.
Религиозный культ также свидетельствует о прочности устоев народной жизни в Сирии. Сирийцы из Береи приносят дары с греческой надписью Зевсу Мальбаху, сирийцы из Апамеи — Зевсу Белу, сирийцы из Берита в качестве римских граждан — Юпитеру Бальмаркоду; все это божества, не имеющие ничего общего ни с Зевсом, ни с Юпитером. Упомянутый Зевс Бел не кто иной, как почитаемый в Пальмире на сирийском языке Малах Бел (см. стр. 383, прим. 2 [86]). Лучшим свидетельством того, насколько живучим было и оставалось в Сирии почитание туземных богов, служит тот факт, что одна знатная женщина из Эмесы, которая выдала свою дочь замуж за одного члена дома Севера и таким образом в начале III в. добилась императорского сана для сына этой дочери4, не удовольствовалась тем, что мальчик стал называться верховным понтификом римского народа, но убедила его принять перед лицом всех римлян звание жреца туземного бога солнца Элагабала. Римляне могли победить сирийцев, но римские боги в самом Риме отступили перед сирийскими. Многочисленные дошедшие до нас сирийские имена собственные в большинстве негреческие; нередки и двойные имена: с.406 Мессию называют также Христом, апостола Фому — Дидимом, воскрешенную Петром женщину из Яффы — Серной, Табитой или Доркадой. Но в литературе, а также, вероятно, в сфере деловой жизни и в общении между людьми образованными сирийское наречие так же мало употреблялось, как на Западе наречие кельтское; в этих кругах всецело господствовал греческий язык, а от военных 333 на Востоке, как и на Западе, требовалось знание латинского. Один писатель второй половины II в., которого упомянутый ранее (стр. 367) армянский царь Согем пригласил к своему двору, в романе, действие которого разыгрывается в Вавилоне, сообщил некоторые сведения о своей жизни, проливающие свет на все эти факты. По его словам, он — сириец, но не из переселившихся в Сирию греков, а настоящий местный уроженец с отцовской и материнской стороны, сириец по языку и по обычаям, владеет также вавилонским языком и сведущ в персидской магии. Но именно этот человек, как бы отрекающийся от эллинизма, прибавляет, что он усвоил эллинскую культуру и сделался уважаемым наставником молодежи в Сирии и романистом, пользующимся известностью в новейшей греческой литературе5.
Если впоследствии сирийское наречие снова сделалось литературным языком, на котором возникла целая литература, то это объясняется не подъемом национального чувства, но непосредственными потребностями христианской пропаганды: эта сирийская литература, возникшая из перевода на сирийский язык догматических сочинений, оставалась заключенной в узкие рамки специального образования христианского духовенства и потому восприняла из греческого просвещения только небольшую долю, которую богословы того времени находили подходящей для их целей или во всяком случае не идущей им во вред6; более высокой цели, чем перевод книг греческих монастырских библиотек для монастырей маронитов, эта литература не достигла, да, вероятно, и не искала. Она возникла, по-видимому, не ранее II в. н. э. и имела свой главный центр не в Сирии, а в с.407 Месопотамии, именно в Эдессе7, где в отличие от более древних римских владений первые произведения дохристианской литературы были, по-видимому, написаны на местном языке.
Смешанная сиро-эллинская культура
Среди разнообразных гибридных форм, которые принимал эллинизм в своей пропаганде, оказывавшей на народы Востока одновременно просветительное и разлагающее воздействие, сиро-эллинская форма представляет собой как раз такую, в которой греческий и туземный элемент находились в наибольшем равновесии, но в то же время, быть может, и такую, которая самым решительным образом повлияла на все культурное развитие империи. Сирийцы, правда, ввели у себя греческий городской строй, усвоили греческий язык и нравы; однако они никогда не переставали 334 чувствовать себя людьми Востока или, вернее, представителями смешанной цивилизации. Нигде, может быть, это не выразилось так ярко, как в колоссальном надгробном храме, который в самом начале империи воздвиг себе царь Коммагены Антиох на уединенной горной вершине неподалеку от берега Евфрата. В пространной надгробной надписи он называет себя персом; жрец святилища в персидском одеянии, как того требуют традиции его рода, должен приносить ему поминальные жертвы; но наряду с персами он называет и эллинов благословенными корнями своего рода и призывает на свое потомство благословение всех богов Персиды и Макетиды, т. е. страны персов и македонян. Он был сыном местного царя из рода Ахеменидов и греческой княжны из дома Селевка, и потому его гробницу украшали два длинных ряда изображений: с одной стороны — его предков по отцу, вплоть до первого Дария, с другой — предков по матери, до полководца Александра. Боги, которых он чтит, являются одновременно персидскими и греческими: Зевс-Оромазд, Аполлон-Митра-Гелиос-Гермес, Артагнес-Геракл-Арес; последний, например, изображен с палицей греческого героя в руке и в то же время с персидской тиарой на голове. Этот персидский князь, называющий себя одновременно другом эллинов и, как верноподданный императора, другом римлян, а также выше названный Ахеменид Согэм, возведенный Марком и Луцием на престол Армении, являются настоящими представителями туземной аристократии имперской Сирии, умевшей сочетать в своем сознании персидские воспоминания и римско-эллинскую действительность. Из таких кругов проник на Запад персидский культ Митры. Однако население, подчинявшееся этой персидской, или именовавшей себя персидской, высшей знати и одновременно находившееся под управлением сначала македонских, а потом италийских властителей, было и в Сирии, и в Месопотамии, и в Вавилонии арамейским.
Христианство и неоплатонизм
с.408 В этом смешении восточных и эллинистических элементов, нигде не осуществившемся так полно, как в Сирии, в большинстве случаев погибало все хорошее и благородное. Однако так было не всегда; позднейшее развитие религии и умозрительной философии, христианство и неоплатонизм, вышли из того же сочетания; если вместе с христианством Восток проникает на Запад, то неоплатонизм представляет собой преобразование западной философии в восточном духе; творцом этой системы был в первую очередь египтянин Плотин (204—
Антиохия
Все своеобразие сирийской культуры находит яркое выражение в столице этой страны — Антиохии, бывшей до основания Константинополя столицей всего римского Востока и по количеству населения уступавшей в то время только Риму и Александрии, да еще, может быть, вавилонской Селевкии; нам необходимо несколько задержать на ней свое внимание. Этот город, один из самых молодых в Сирии и в настоящее время не имеющий большого значения, сделался крупным центром не благодаря каким-либо преимуществам своего положения, благоприятным для развития торговли, но в результате определенной монархической политики. Македонские завоеватели избрали его прежде всего из соображений военного 335 характера в качестве удобного центрального пункта для господства одновременно над Малой Азией, областью Евфрата и Египтом, к тому же не слишком удаленного от Средиземного моря8. Одинаковая цель, но различные пути к ее осуществлению у Селевкидов и Лагидов полностью отразились в чертах сходства и различия между Антиохией и Александрией. Как Александрия была центром морского владычества и морской политики египетских государей, так Антиохия была центром континентальной восточной монархии повелителей Азии. Позднейшие Селевкиды в несколько приемов возводили здесь крупные новые сооружения, так что город, когда он сделался римским, состоял из четырех самостоятельных обнесенных стенами районов, окруженных одной общей стеной. Среди жителей города имелось немало переселенцев из далеких стран. Когда европейская Греция попала под власть с.409 римлян и Антиох Великий тщетно пытался вытеснить их оттуда, то он по крайней мере предоставил в своей резиденции убежище беженцам с Эвбеи и из Этолии. Как в столице Египта, так и в столице Сирии евреям было предоставлено до известной степени самостоятельное общинное устройство и привилегированное положение, а то обстоятельство, что оба эти города сделались центрами еврейской диаспоры9, немало способствовало их развитию.
Сделавшись в свое время резиденцией и местом пребывания правительства обширной державы, Антиохия и в римскую эпоху осталась столицей азиатских провинций Рима. Здесь останавливались императоры, когда бывали на Востоке, здесь постоянно жил наместник Сирии, здесь чеканилась имперская монета для Востока и здесь, а также в Дамаске и Эдессе находились главные имперские оружейные мастерские. Конечно, для Римской империи город уже не имел военного значения, и при изменившихся обстоятельствах неудобное сообщение с морем создавало серьезные затруднения — не столько из-за удаленности города от побережья, сколько потому, что служившая ему гаванью Селевкия, заложенная одновременно с Антиохией, была мало приспособлена для крупной торговли. Римские императоры, от Флавиев до Константина, тратили огромные суммы, чтобы высечь в окружающих эту местность скалах необходимые доки с ведущими к ним каналами и соорудить удовлетворяющие своему назначению молы; но все искусство римских инженеров, успешно справившихся с самыми смелыми задачами в устьях Нила, в Сирии безуспешно боролось с непреодолимыми трудностями местных условий. Разумеется, Антиохия, этот крупнейший город Сирии, принимала живое участие в промышленности и торговле провинции, о чем еще будет речь дальше; но все же она была средоточием скорее потребителей, чем производителей. Во всем древнем мире не было города, где бы наслаждение жизнью было до такой степени главным, а исполнение обязанностей до такой степени второстепенным делом, как в «Антиохии при 336 Дафне» — таково было характерное название города, звучавшее примерно так, как в наши дни «Вена при Пратере»10. Дафна представляла собой расположенный в одной миле[7] от города сад для гулянья, имевший две мили в окружности[8]; она славилась своими лаврами, от которых и получила свое название, кипарисами, которые сохранялись еще и в значительно более позднее время по распоряжению христианских императоров, своими ручьями и фонтанами, своим великолепным с.410 храмом Аполлона и пышными многолюдными празднествами, которые там справлялись ежегодно 10 августа. Пригороды, лежащие между двумя покрытыми лесом горными цепями в долине полноводного Оронта в трех милях от его устья, являются и до сих пор, несмотря на полное запустение, цветущим садом и представляют собой один из наиболее привлекательных уголков земного шара. Сама Антиохия не уступала ни одному городу империи по великолепию и роскоши своих общественных садов. Главная улица пересекала город в прямом направлении вдоль реки на протяжении 36 стадий, т. е. почти целой мили[9]; по обеим сторонам ее тянулись крытые портики, украшенные статуями, а посредине шла широкая проезжая дорога; во многих городах древнего мира делались попытки воспроизвести тип этой улицы, но подобной ей не было даже в императорском Риме. В Антиохии в каждом благоустроенном доме была проведена вода11; с одного конца города до другого можно было пройти под портиками, в любое время года защищавшими от дождя и солнца. По вечерам улицы были освещены; о подобных удобствах в каком-либо другом городе древнего мира нет известий12.
Духовные интересы
337 Но среди этой роскоши и суеты музам не было места. Серьезная научная работа и не менее серьезное служение искусству никогда не были в почете в Сирии и в особенности в Антиохии. Насколько велико было сходство между Египтом и Сирией в прочих областях культурного развития, настолько резка была противоположность между с.411 ними в отношении литературных интересов; эту долю наследства после великого Александра получили одни Лагиды. Но если Лагиды культивировали эллинскую литературу и поощряли научные изыскания в аристотелевском смысле и духе, то лучшие из Селевкидов благодаря своему политическому положению открыли грекам Восток — миссия Мегасфена, отправленного Селевком I в Индию к царю Чандрагупте, и обследование Каспийского моря его современником навархом Патроклом составили в этом отношении эпоху. Но о непосредственном соприкосновении Селевкидов с литературной жизнью эпохи история греческой литературы может сообщить всего лишь тот факт, что Антиох, прозванный Великим, сделал поэта Евфориона своим библиотекарем. История латинской литературы может, пожалуй, поставить в заслугу Бериту, этому латинскому островку среди моря восточного эллинизма, ту серьезную научную работу, какая в нем велась. Быть может, не случайно, что реакция против модернизаторских тенденций в литературе эпохи Юлиев—
Что касается эллинской литературы, то, конечно, поэзия эпиграммы и остроумие фельетона пользовались здесь наибольшей популярностью; многие из известнейших греческих поэтов, авторов мелких произведений, как Мелеагр и Филодем из Гадары и Антипатр из Сидона, были сирийцами. Эти поэты остаются непревзойденными по прелести и изысканности своего стиха, а отцом фельетонной литературы является Менипп из Гадары. Но бо́льшая часть этих произведений относится к периоду, предшествовавшему империи, а некоторые — и к значительно более раннему. В греческой литературе этой эпохи ни одна страна не представлена так слабо, как Сирия, и это едва ли случайно, хотя при универсальном характере эллинизма в эпоху империи нельзя придавать слишком много значения месту рождения отдельных писателей. Напротив, получающая в эту эпоху все более широкое распространение второсортная литература — пустые и бессвязные рассказы о любовных похождениях, разбойниках, пиратах, сводниках, прорицателях, вымышленные истории и фантастические путешествия — фабрикуется, вероятно, главным образом в Сирии. Среди коллег уже названного Ямблиха, составителя вавилонской истории, найдется, вероятно, немало его земляков; сирийцам же, с.412 вероятно, принадлежала и роль посредников между этой греческой литературой и аналогичной ей восточной. Грекам, конечно, не приходилось учиться лжи у народов Востока; но сказки их поздней эпохи, уже не 338 пластические, а фантастические, возникают не из шуток Харит, а из рога изобилия Шехерезады. И, может быть, не случайно сатира этого времени, считающая Гомера родоначальником фантастических путешествий, делает его вавилонянином и дает ему имя Тиграна. Если не считать этих произведений, дававших легкое, занимательное чтение, произведений, которых немного стыдились даже те, кто убивал время на их сочинение и чтение, то едва ли можно назвать в Сирии какого-нибудь выдающегося писателя, кроме современника того же Ямблиха — уроженца Коммагены Лукиана. Но и он писал только этюды и фельетоны в подражание Мениппу, в чисто сирийском вкусе, остроумные и забавные в их насмешках над той или иной личностью, но неспособные сказать в остроумной форме что-либо серьезное или хотя бы дать выпуклые комические фигуры.
Этот народ жил только настоящим днем. Ни одна греческая область не дала так мало памятников, как Сирия. Огромная Антиохия, третий по величине город Римской империи, оставила после себя меньше надписей, чем иная маленькая африканская или арабская деревня, не говоря уже о стране иероглифов и обелисков. За исключением имени жившего в эпоху Юлиана ритора Либания, которому выпала на долю незаслуженно большая известность, город этот не обогатил литературу ни одним именем. Не без основания языческий мессия из Тианы или говорящий за него его апостол называл антиохийцев необразованным и полуварварским народом и высказывал мнение, что Аполлон хорошо бы сделал, если бы произвел над ними такое же превращение, как над их Дафной; ибо в Антиохии кипарисы, правда, умеют шептать, но люди не умеют говорить. В области искусства Антиохия славилась только своим театром и вообще играми. Представлениями, захватывающими антиохийскую публику, были, по обычаю того времени, не столько драматические пьесы в собственном смысле, сколько шумные музыкальные сцены, балет, травля зверей и бои гладиаторов. Рукоплескания или шиканье этой публики определяли славу танцоров во всей империи. Наездники и прочие герои цирка и театра происходили главным образом из Сирии13. Балетные танцоры и музыканты, а также паяцы и с.413 скоморохи, привезенные Луцием Вером в Рим из его восточной кампании, в которой он, впрочем, не пошел дальше Антиохии, составили эпоху в истории италийского театра. Характерным примером, иллюстрирующим страстное увлечение антиохийской публики этими удовольствиями, служит тот факт, что, согласно источникам, самая тяжелая катастрофа, обрушившаяся в этот период на Антиохию, именно: взятие ее персами в 260 г. (стр. 388), застигла ее граждан врасплох в театре, причем с вершины горы, к которой примыкал театр, в ряды зрителей полетели стрелы. В Газе, самом южном из городов Сирии, где язычество имело крепкий оплот, в знаменитом храме Марны, в конце IV в. участвовали в скачках лошади одного ревностного язычника и одного ревностного христианина, и так как при этом «Христос победил Марну», 339 то, рассказывает блаженный Иероним, очень многие из язычников крестились.
Падение нравов
Хотя все крупные города Римской империи соперничали между собой в отношении разнузданности нравов, но и тут Антиохия, вероятно, могла бы получить пальму первенства. Тот почтенный римлянин, который, как рассказывает безжалостный обличитель нравов времен Траяна, отрекся от своей родины из-за того, что она сделалась греческим городом, прибавляет при этом, что в этом ее осквернении менее всего были повинны ахеяне; уже давно сирийский Оронт изливал свои воды в Тибр и наделил Рим своим языком и обычаями, своими музыкантами, арфистками, тригонистками и толпами публичных женщин. О сирийской флейтистке — ambubaia14 — римляне времен Августа говорили так, как в наши дни говорят о парижской кокотке. В сирийских городах, рассказывает уже в конце Римской республики Посидоний, известный писатель, уроженец сирийской Апамеи, горожане совершенно отвыкли от тяжелого труда; все там думают только о пирушках и попойках: для этой цели и устраиваются всякого рода собрания и вечеринки; за царским столом каждому гостю возлагают на голову венок и затем поливают его вавилонскими духами; на улицах раздаются звуки флейт и арф; гимнастические заведения превращены в горячие бани (автор, по-видимому, имеет в виду впервые появившиеся в Сирии, а потом получившие широкое распространение во всей империи так называемые термы, представлявшие собой в сущности соединение гимнастического заведения и бани).
В Антиохии ничего не изменилось и через 400 лет. Ссора между Юлианом и жителями этого города произошла не столько из-за бороды императора, сколько из-за того, что последний пытался в этом городе кабачков, имевшем на уме, как он выразился, только пляску и выпивку, регулировать цены у содержателей кабачков. Этим беспутством и чувственностью всецело с.414 проникнута и религия Сирии. Культ сирийских богов часто бывал просто филиалом сирийских публичных домов15.
Насмешливость антиохийцев
Было бы несправедливо возлагать ответственность за все это на римское правительство; то же самое было под владычеством диадохов; римляне лишь получили по наследству создавшееся ранее положение. Но в истории того времени сиро-эллинский элемент играл важную роль, и хотя его влияние особенно сильно сказалось косвенным образом в дальнейшем, оно нередко проявлялось и непосредственно в политике. Деление на политические партии в то время, да и вообще когда бы то ни было, было еще более чуждо антиохийцам, чем гражданам других крупных городов империи; но по части высмеивания и рассуждений они, по-видимому, превзошли всех остальных, даже соперничавших с ними также и в этом александрийцев. Сами они не произвели ни одного переворота, но каждого претендента, которого выставляла сирийская армия, они поддерживали с полной готовностью и старанием — Веспасиана против Вителлия, Кассия против Марка Аврелия, Нигера против Севера — и всегда были готовы, когда рассчитывали найти 340 себе поддержку, отказать в повиновении существующему правительству. Единственный талант, каким они обладали, — виртуозное умение высмеивать — они пускали в ход не только против выступавших перед ними актеров, но и против своих государей, когда те находились в восточной резиденции; при этом насмешки были совершенно одинаковы как по адресу актера, так и по адресу императора: высмеивалась и внешность императора, и его индивидуальные привычки, словно государь существовал лишь для того, чтобы забавлять их исполнением своей роли. Таким образом, между антиохийской публикой и теми императорами, которые подолгу жили в столице Сирии — Адрианом, Вером, Марком Аврелием, Севером, Юлианом, — происходила, так сказать, бесконечная война высмеиванием, от которой еще до наших дней сохранился один документ — реплика последнего из названных императоров антиохийским «насмешникам над бородой». Если этот венценосный писатель предпочел на сатирические речи ответить сатирическим сочинением, то в других случаях антиохийцам приходилось дороже расплачиваться за свой злой язык и прочие грехи. Так, например, Адриан лишил их права чеканить серебряную монету. Марк Аврелий лишил их права собираться и закрыл на некоторое время театр, Север даже передал почетный титул первого города в Сирии Лаодикее, находившейся в постоянном соперничестве со столицей; и хотя оба последних с.415 распоряжения вскоре были отменены, тем не менее разделение провинций, которым угрожал Адриан, при Севере, как уже было сказано (стр. 401), стало совершившимся фактом, и одной из немаловажных причин этого решения было желание правительства унизить непокорную столицу. Даже финальную катастрофу этот город навлек на себя своей насмешливостью. Когда в 540 г. персидский царь Хосрой Нуширван появился перед Антиохией, он был встречен не только выстрелами с городской стены, но, по обыкновению, и скабрезными насмешливыми возгласами. Раздраженный этим, царь не только взял город приступом, но и увел его жителей в основанный им недалеко от Ктесифона город — Новую Антиохию.
Земледелие
Блестящего расцвета достигла экономическая жизнь Сирии. По уровню развития промышленности и торговли Сирия рядом с Египтом занимает среди провинций Римской империи первое место и в некоторых отношениях стоит даже впереди Египта. Благодаря продолжительному миру и разумному управлению, главной заботой которого было усовершенствование искусственного орошения, земледелие достигло таких успехов, которые могут посрамить современную цивилизацию. Правда, некоторые области Сирии и теперь отличаются исключительным плодородием: долину нижнего Оронта, богатый сад вокруг Триполи с группами пальм, апельсиновыми рощами, гранатными и жасминовыми кустарниками, плодородную долину вдоль морского берега к северу и к югу от Газы до сих пор не могли привести в запустение ни бедуины, ни турецкие паши; но они все же произвели немало разрушений. Апамея в долине среднего Оронта — теперь каменистая пустыня без единого оазиса, без единого деревца, где жалкие стада на скудных пастбищах страдают от регулярных грабежей горных разбойников — на всем пространстве усеяна развалинами; а между тем документально известно, что под управлением наместника Сирии Квириния, того самого, который упоминается в евангелии, этот город вместе с областью насчитывал 117 тыс. свободнорожденных жителей. Без сомнения, 341 некогда вся долина многоводного Оронта — уже у Эмесы он имеет 30—
Мастерские
Гораздо большее значение для общего положения провинции имели сирийские мастерские. Здесь имелось много видов промышленности, работавших именно на вывоз; особенно большое значение имела выделка полотна, пурпура, шелка, стекла. Изготовление льняных тканей, издавна процветавшее в Вавилоне, было рано перенесено оттуда в Сирию. «Свое полотно, — говорится в уже упоминавшемся землеописании, — Скитополь (в Палестине), Лаодикея, Библ, Тир и Берит рассылают по всему свету»; в соответствии с этим диоклетиановский закон о ценах упоминает в качестве тонких льняных изделий изделия трех первых названных городов наряду с изделиями соседнего Тарса и египетскими, но сирийским отводит первое место. Известно, что тирский пурпур, несмотря на то, что с ним конкурировали многочисленные изделия других городов, постоянно удерживал за собой первое место; но наряду с тирскими в Сирии существовали многочисленные, тоже пользовавшиеся известностью пурпуровые красильни на побережье выше и ниже Тира: в Сарепте, Доре, Кесарии, а также и в глубине страны — в палестинском Неаполе и в Лидде. Шелк-сырец ввозили в то время из Китая, главным образом по Каспийскому морю, 342 так что он доставлялся сразу в Сирию; его обрабатывали преимущественно на фабриках Берита и Тира; Тир был главным центром выделки бывших в большом ходу и дорого стоивших пурпуровых шелковых тканей. Стекольные мастерские Сидона сохранили свою старинную славу с.417 и в эпоху империи; многие стеклянные сосуды в наших музеях носят марку какой-либо из сидонских мастерских.
Торговля
В дополнение к этим товарам, которые по самой своей природе должны были поступать на мировой рынок, в Сирию стекалось огромное количество товаров, доставлявшихся с Востока в западные страны по Евфрату. Правда, ввоз из Аравии и Индии в это время отклонился от этого пути и шел главным образом через Египет; но в руках сирийцев оставалась вся торговля с Месопотамией, а торговые пункты при устье Евфрата находились в регулярных караванных сношениях с Пальмирой (стр. 385) и в связи с этим должны были пользоваться сирийскими гаванями. Как велико было значение торговли с восточными соседями, лучше всего можно судить на основании того факта, что серебряные монеты на римском Востоке и в парфянской Вавилонии совершенно одинаковы по чеканке. В провинциях Сирии и Каппадокии римское правительство чеканило серебряную монету, отклоняясь от общепринятой в империи валюты применительно к видам и достоинству монет, принятых в соседнем царстве. Само сирийское производство, например выделка полотняных и шелковых материй, возникло благодаря ввозу соответствующих товаров из Вавилонии, и как эти товары, так и значительная часть кожаных и меховых изделий, мазей, пряностей, а также восточных рабов доставлялась в эпоху империи в Италию и вообще на Запад через Сирию. Но эти старинные центры торговли всегда сохраняли ту особенность, что сидонские купцы и их земляки в отличие от египтян не только продавали свои товары иностранцам, но и сами доставляли их покупателям, а так как капитаны кораблей являлись в Сирии видным и уважаемым сословием17, то сирийских купцов и сирийские фактории в эпоху империи, как и в те отдаленные времена, о которых повествует Гомер, можно было встретить повсюду. Тирские купцы имели в то время фактории в обеих больших гаванях Италии, открытых для ввоза, — Остии и Путеолах; Путеолы в своих документах официально называют эти фактории крупнейшими и лучшими, а в уже не раз упоминавшемся землеописании18 Тир характеризуется как первый на Востоке центр торговли; Страбон отмечает в качестве с.418 своеобразной особенности Тира и Арада непомерно высокие многоэтажные дома. Подобного рода фактории имели в италийских гаванях Берит и Дамаск, 343 а также, вероятно, и многие другие торговые города Сирии и Финикии19.
Мы видим, что в позднейший период империи сирийские, главным образом апамейские, купцы обосновываются не только по всей Италии, но также и во всех более или менее крупных торговых пунктах Запада — в Салонах в Далмации, в Апуле в Дакии, в Малаке в Испании, но прежде всего в Галлии и Германии, например, в Бордо, Лионе, Париже, Орлеане, Трире; как евреи, так и эти сирийские христиане жили, сохраняя свои обычаи и пользуясь в своих собраниях родным греческим языком20. Только на основе этих с.419 фактов становится понятным ранее описанное положение в 344 Антиохии и других сирийских городах. Городская аристократия состоит в них из богатых владельцев мастерских и купцов, массу населения составляют рабочие и корабельщики, и подобно тому как впоследствии приобретенное на Востоке богатство стекалось в Геную и Венецию, так в то время барыши от торговли с Западом шли в Тир и Апамею. При обширных размерах рынка, открытого перед этими крупными торговцами, и при сравнительно умеренных пограничных и внутренних пошлинах огромные капиталы давал им в руки уже сирийский экспорт, в который входила значительная часть наиболее прибыльных и легко перевозимых товаров; но их торговые обороты не ограничивались отечественными продуктами21. О былом благосостоянии этих мест более красноречиво, чем скудные остатки погибших больших городов, говорит не столько разоренная, сколько заброшенная местность по правому берегу Оронта от Апамеи до того пункта, где эта река поворачивает к морю. На этой полосе земли длиной приблизительно в 20—
Положение иудеев
Условия существования иудеев в Римской империи были настолько своеобразны и, можно сказать, так слабо связаны с провинцией, которая в эпоху ранней империи называлась их именем, а в эпоху поздней империи — воскрешенным именем филистимлян, или палестинцев, что, как уже сказано, нам представилось целесообразным посвятить им особую главу. То немногое, что следует сказать о Палестине, особенно о той видной роли, которая принадлежала ее приморским и отчасти внутренним городам в сирийской промышленности и торговле, содержится в разделе, посвященном этой теме. Уже до разрушения храма иудейская диаспора распространилась так широко, что Иерусалим, даже до того как он был разрушен, служил для иудеев скорее символом, чем отечеством, приблизительно так же, как город Рим для так называемых римских граждан позднейшей эпохи. Иудеи Антиохии и Александрии, а также многочисленных других иудейских общин, похожих на антиохийскую и александрийскую, но пользовавшихся меньшими правами и имевших меньшее значение, естественно, принимали участие в торговле тех городов, где они жили. То, что они были иудеями, имело при этом значение лишь постольку, поскольку и в этих кругах, очевидно, были сильны чувства взаимной ненависти и взаимного презрения, которые развились или, вернее, усилились со времени разрушения храма и возникновения неоднократно возобновлявшихся национально-религиозных войн между евреями и неевреями. Так как находившиеся на чужбине сирийские купцы встречались друг с другом прежде всего для поклонения с.421 своим отечественным богам, то сирийский иудей в Путеолах мог, конечно, и не принадлежать к существовавшим там сирийским купеческим ассоциациям; и если культ сирийских богов встречал все большее сочувствие в чужих краях, то как раз то, что служило ко благу остальных сирийцев, воздвигало еще одну преграду между сирийцами, придерживавшимися Моисеева закона, и италиками. И те иудеи, которые нашли себе отечество за пределами Палестины, искали сближения не со своими земляками, а со своими единоверцами — да иначе и быть не могло; но этим самым они отказывались от того признания и терпимого отношения, каким пользовались на чужбине уроженцы Александрии, Антиохии и других мест, так что их всюду принимали за тех, за кого они себя и выдавали, т. е. за иудеев. Однако жившие на Западе палестинские иудеи были большей частью не купцами, покинувшими свою родину, но людьми, попавшими в плен в военное время или их потомками, и во всех отношениях людьми без роду без племени; положение париев, в котором оказались сыны Авраама, особенно в римской столице, где никакой заработок не являлся слишком ничтожным и постыдным для этих иудеев-нищих, весь скарб которых состоял из вязанки сена и мешка со всякой дрянью, — немногим отличалось от положения рабов. На основании всего сказанного можно понять, почему на Западе в течение всего периода империи иудеям принадлежала второстепенная роль рядом с сирийцами. Жалкое положение иудеев на Западе усугублялось еще тем обстоятельством, что религиозная общность купеческого и пролетарского пришлого элемента принижала иудейскую эмиграцию в целом. Но и та и другая диаспора имела мало отношения к Палестине.
Провинция Аравия
346 Остается рассмотреть еще одну пограничную область, о которой речь заходит не так часто, но которая тем не менее вполне заслуживает внимания: это римская провинция Аравия. Название это неправильное; император Траян был человеком, способным на большие дела, но еще более того на громкие слова. Аравийский полуостров, разделяющий область Евфрата и долину Нила, бедный осадками, лишенный рек, с крутыми, скалистыми, не имеющими гаваней берегами, мало благоприятен и для земледелия и для торговли и в древние времена в большей своей части являлся неоспоримым владением кочевников пустыни. Римляне, которые вообще как в Египте, так и в Азии лучше, чем какая-либо другая из сменявшихся здесь властей, понимали необходимость воздерживаться от чрезмерного расширения границ своих владений, никогда даже и не пытались подчинить своей власти Аравийский полуостров. О том немногом, что было предпринято ими против юго-восточной части полуострова, более плодородной и по своим связям с Индией весьма важной для торговых сношений, будет сказано при описании торговых связей Египта. Римская Аравия, как зависимое от Рима государство и прежде всего как римская провинция, занимает лишь небольшую часть северной половины полуострова и, сверх с.422 того, страну к югу и востоку от Палестины, расположенную между этой последней и большой пустыней и простирающуюся на востоке далее Босры. Одновременно мы рассмотрим и принадлежащую Сирии область между Босрой и Дамаском, которая теперь обычно называется Гаураном (от Гауранского горного хребта), а в старину называлась Трахонитидой и Батанеей.
Условия культурного развития восточной Сирии
Эти обширные области можно было завоевывать для цивилизации лишь своеобразными путями. Степная область (хамад) к востоку от тех мест, о которых здесь идет речь, вплоть до Евфрата, никогда не находилась под властью римлян и была непригодна для обработки; только бродячие племена пустыни, как в настоящее время, например, анезы, кочевали по ней, чтобы пасти своих коней и верблюдов зимой на берегах Евфрата, а летом в горах к югу от Босры и нередко менять пастбище по нескольку раз в год. На наиболее высокой ступени культуры стояли жившие к западу от степи оседлые пастушеские племена, у которых было развито овцеводство. Но в этих местах во многих случаях возможно и земледелие. Красная земля Гаурана, представляющая собой разложившуюся лаву, без всякой обработки производит в изобилии дикую рожь, дикий ячмень и овес и дает наилучшую пшеницу. Отдельные глубокие долины, лежащие между каменистыми пустынями, вроде «засеянного поля» Рубе в Трахонитиде, являются самыми плодородными районами во всей Сирии; пшеница, произрастающая на не вспаханной, не говоря уже об удобрениях, земле, приносит в среднем сам-восемьдесят, ячмень — сам-сто, и нередко бывает, что из одного пшеничного зерна выходит до 26 стеблей. Тем не менее эти области не имеют постоянного оседлого населения, так как в летние месяцы сильная жара и недостаток воды и пастбищ заставляют жителей перебираться на горные пастбища Гаурана. Впрочем, здесь имеется немало мест, удобных для прочного поселения. Орошаемый рекой Барадой и ее многочисленными рукавами, покрытый садами район вокруг города Дамаска и плодоносные еще и теперь густо населенные округа, замыкающие этот район с востока, севера и юга, были в древности, как и в новое время, жемчужиной Сирии. Равнина вокруг Босры, особенно к западу от нее, так называемая Нукра, в настоящее время является 347 житницей Сирии, хотя из-за отсутствия дождей пропадает в среднем каждый четвертый урожай, а из ближайшей пустыни часто прилетает саранча, являющаяся и по сие время для страны бичом, против которого бессильны все средства. Там, где воды горных родников проведены в долину, во всей свежести расцветает жизнь. «Плодородие этой местности, — говорится в одном достоверном описании, — неистощимо, и еще в наши дни, когда кочевники не оставили там ни деревца, ни кустика, страна, насколько ее можно окинуть глазом, все еще похожа на сад». На покрытых вулканическими извержениями плоскогорьях потоки лавы также оставили немало пригодных для земледелия мест (называемых в Гауране «ка»).
с.423 В силу таких природных свойств эта местность была заселена преимущественно пастухами и разбойниками. Необходимость для значительной части населения постоянно менять места жительства порождает постоянную борьбу, особенно из-за пастбищ, и приводит к тому, что те местности, которые пригодны для прочного поселения, подвергаются постоянным нападениям. Здесь более остро, чем где бы то ни было, ощущается необходимость создания таких государственных институтов, которые были бы в состоянии обеспечить спокойствие и мир.
Греческое влияние в восточной Сирии
Доримская эпоха не принесла этим странам благоденствия. Жители всех этих областей вплоть до самого Дамаска принадлежат к арабской ветви большого семитического племени, по крайней мере имена собственные здесь сплошь арабские. Здесь, как и в северной Сирии, встретились цивилизация восточная и западная; однако до эпохи империи и та и другая сделали лишь незначительные успехи. Язык и письменность, которыми пользуются набатеи, — это язык и письменность Сирии и стран по Евфрату, и только оттуда они могли быть заимствованы туземным населением. С другой стороны, здесь, по крайней мере в некоторых местах, появились греческие поселения, которые были распространены в Сирии повсеместно. Большой торговый центр Дамаск, подобно остальным городам Сирии, сделался греческим городом. Селевкиды основывали греческие города и в трансиорданской области, в особенности в северной Декаполии; далее к югу, например, древний Раббат Аммон был превращен Лагидами в город Филадельфию. Однако в юго-восточных районах по соседству с пустыней набатейские цари повиновались сирийским или египетским наемникам Александра почти только номинально, и здесь нигде не было найдено ни монет, ни надписей, ни зданий, в которых можно было бы признать памятники доримского эллинизма.
Порядки, установленные Помпеем
Когда Сирия попала под власть римлян, Помпей старался упрочить греческое городское устройство, которое он здесь застал; потому и города Декаполии вели впоследствии свое летосчисление с 690/691 г. [64/63 г.], когда Палестина была присоединена к империи23. 348 Однако и с.424 управление и насаждение цивилизации в этой области были предоставлены главным образом обоим вассальным государствам — иудейскому и арабскому.
Трансиорданские владения Ирода
Об иудейском царе Ироде и его доме речь еще будет идти ниже; здесь следует упомянуть о его деятельности по распространению цивилизации на Востоке. Его владения простирались по обоим берегам Иордана на всем его течении: к северу — по крайней мере до Хельбона, северо-западнее Дамаска, к югу — до Мертвого моря; область, лежавшая дальше к востоку, между его царством и пустыней, была отдана царю арабов. Он и его потомки, правившие здесь еще после уничтожения владычества Иерусалима вплоть до Траяна и впоследствии имевшие резиденцию в Кесарии Панейской на южном Ливане, проявляли большую заботу о распространении среди местного населения цивилизации. Древнейшими свидетельствами существования в этих странах известной культуры являются пещерные города, о которых говорится в книге Судей — большие подземные массовые убежища, приспособленные для жилья благодаря отверстиям для воздуха, с переходами и колодцами, пригодные для того, чтобы укрывать людей и стада; их трудно было обнаружить, и даже после того, как они были обнаружены, трудно было овладеть ими. Факт их существования указывает на то, что мирные жители страдали от насилий со стороны беспокойных сынов степей. «Эти местности, — говорит Иосиф Флавий, описывая состояние Гаурана при Августе, — были населены дикими народностями, не имевшими ни городов, ни постоянно обрабатываемых полей. Они жили со своими стадами под землей, в пещерах с узким входом и длинными запутанными переходами; но они были в изобилии обеспечены водой и продовольствием и вынудить их к сдаче было очень трудно». Некоторые из этих пещерных городов вмещают до 400 человек[13]. Любопытный эдикт первого или второго Агриппы, найденный во фрагментарном виде в Канате (Канават), призывает жителей оставить их «звериный образ жизни» и переменить жизнь в пещерах на жизнь цивилизованных людей. Неоседлые арабы жили главным образом тем, что грабили соседних крестьян или проходившие мимо караваны; к довершению беспорядков Зенодор, мелкий князек Абилы к северу от Дамаска на Антиливане, которому Август поручил наблюдение за Трахоном, предпочел войти в соглашение с разбойниками и втайне участвовал в их прибылях. Именно по этой причине император передал эту область Ироду, и неукротимой энергии последнего удалось до известной степени справиться с засилием разбойников. Царь, по-видимому, устроил по восточной границе линию укрепленных военных постов, подчиненных особым царским командирам (ἔπαρχοι). Он добился бы и еще бо́льших успехов, если бы набатейская область не давала убежища разбойникам; это послужило одной из причин конфликта между ним и вождем арабов. Тенденция к эллинизации проявляется в этой сфере его с.425 деятельности так же сильно, как в его приемах управления родиной, и притом в менее безотрадной форме24. Подобно тому как все монеты Ирода и его сыновей имеют греческое надписание, так в трансиорданской земле древнейший известный 349 нам памятник с надписью — храм Ваалсамина в Канате — носит посвящение на арамейском языке, но почетные надписи на мемориальных камнях, один из которых поставлен в честь Ирода Великого25, сделаны на двух языках или имеют только греческий текст; при его преемниках употребляется исключительно греческий язык.
Царство Набата
Рядом с царем Иудеи стоял уже упомянутый выше (III, стр. 119 сл.) «царь Набата», как он сам называл себя. Резиденцией этих арабских князей был «Город скал», по-арамейски Села, по-гречески Петра — расположенная на скалах крепость, находившаяся на полпути между Мертвым морем и северо-восточным берегом Аравийского залива и издавна служившая складочным пунктом в торговле Аравии и Индии со странами средиземноморского бассейна. Этим властителям принадлежала северная половина Аравийского полуострова; их владычество распространялось по берегу Аравийского залива до Левке Коме против египетского города Береники, а внутри страны — по меньшей мере до области древней Темы26.
На севере полуострова владения арабских князей доходили до Дамаска, состоявшего под их покровительством27, и даже с.426 350 дальше28, окружая как бы поясом всю палестинскую часть Сирии. После оккупации Иудеи римляне выступили против них, и Марк Скавр предпринял экспедицию против Петры. Тогда дело не дошло до ее покорения, но вскоре после того город, по-видимому, был взят29.
с.427 При Августе царь Петры Обода был таким же подданным империи30, как и царь Иудеи Ирод, и должен был, подобно этому последнему, выставить контингент войск для римской экспедиции против южной Аравии. С тех пор оборона имперских границ на юге и на востоке Сирии вплоть до Дамаска была, по-видимому, возложена в основном на арабского царя. Со своим иудейским соседом он находился в постоянной вражде. Август, раздраженный тем, что арабский царь вместо того чтобы искать у своего ленного государя управы на Ирода, выступил против него с оружием в руках, а также тем, что сын Ободы Гаретат, или по-гречески Арета, после смерти отца, не дожидаясь пожалования леном, без лишних церемоний взял в свои руки власть, собирался сместить этого последнего, а владения его присоединить к Иудейскому царству. Но дурное управление Ирода в последние годы его царствования удержало Августа от этого, и он официально признал Арету (около 747 г. от основания Рима [7 г. до н. э.]). Несколькими десятилетиями позже Арета снова самовольно начал войну против своего зятя князя Галилеи Ирода Антипы за то, что тот прогнал от себя его дочь в угоду прекрасной Иродиаде. Из этой войны он вышел победителем, но разгневанный на него его ленный государь Тиберий приказал наместнику Сирии предпринять против него карательную экспедицию. 351 Войска уже выступили в поход, когда Тиберий умер (37), а его преемник Гай, не любивший Антипу, простил арабского царя. Преемник Ареты царь Малику, или Малх, сражался в качестве римского вассала при Нероне и Веспасиане в иудейской войне, а после его смерти власть перешла по наследству к его сыну Ребелю[14], современнику Траяна, последнему из правителей этого дома. После присоединения иерусалимского государства к империи и появления вместо сильной власти Ирода слабого в военном отношении царства Кесарии Панеады[15] арабское государство начало играть среди зависимых государств Сирии наиболее важную роль; в частности, для осаждавшей Иерусалим римской армии оно выставило наиболее сильные контингенты войск по сравнению с контингентами, выставленными другими царями. Греческий язык не употреблялся в этом государстве и под римским верховенством; монеты, выпущенные в правление арабских царей, носят, за исключением тех, которые чеканились в Дамаске, только арамейскую надпись. Но уже появляются зачаточные формы внутренней организации и смягченного цивилизацией управления. Чеканка монет, по-видимому, также началась лишь после того, как это государство подчинилось римскому с.428 протекторату. Торговля Аравии и Индии со странами средиземноморского бассейна шла преимущественно по охраняемой римлянами караванной дороге, ведущей из Левке Коме через Петру в Газу31. Подобно пальмирской общине князья Набатейского царства пользуются для обозначения должностей своих чиновников греческими названиями, как, например, титулами эпарха и стратега. Когда при Тиберии превозносят хорошие порядки, заведенные римлянами в Сирии, и указывают, что охрана со стороны военных отрядов обеспечила безопасный сбор урожая по всей стране, то это следует прежде всего отнести на счет мер, принятых в зависимых государствах — сначала в Иерусалимском, а затем в Кесарии Панеаде и Петре. При Траяне в Сирии и стране набатеев власть зависимых царей была заменена непосредственно римским управлением.
Учреждение провинции Аравии
В начале царствования этого императора умер царь Агриппа II, и его владения были присоединены к провинции Сирии. Вскоре за тем, в 106 г., наместник Авл Корнелий Пальма уничтожил прежнее государство царей Набата и бо́льшую часть его превратил в римскую провинцию Аравию, между тем как Дамаск отошел к Сирии, а от всех владений царя набатеев во внутренней части Аравии римляне отказались. Источники говорят об учреждении этой провинции, как о подчинении Аравии, и даже монеты, прославляющие вступление 352 римлян во владение Аравией, позволяют заключить, что набатеи оказали этому сопротивление; к тому же самый характер их области и их поведение в прошлом говорят за то, что эти князья пользовались известной самостоятельностью. Но не военный успех определяет историческое значение этих событий; присоединение Сирии и Набата — это лишь две связанные между собой административные меры, проведенные, быть может, при помощи военной силы, а стремление приобщить эти области к цивилизации, главным образом к эллинизму, лишь усилилось от того, что за это дело взялось римское правительство. Эллинизм на Востоке был, с.429 в представлении Александра, своего рода воинствующей церковью — по преимуществу завоевательной силой, проникавшей во все сферы общественной деятельности: в политику, религию, хозяйство и литературу. Здесь, на краю пустыни, в борьбе с враждебным греческой культуре иудейством, эллинизм, насаждаемый слабым и чуждым серьезных духовных интересов правительством Селевкидов, сделал до сих пор лишь весьма незначительные успехи. Но теперь, соединившись с могуществом Рима, эллинизм приобретает огромную силу, которая превосходит прежнюю настолько, насколько мощь Римской империи превосходит мощь иудейских и арабских ленных князей. В этой стране, где основная задача заключалась в том, чтобы с помощью значительных постоянных военных сил обеспечить мирную жизнь, устройство в Босре стоянки для легиона под начальством командира сенаторского ранга было событием, составившим целую эпоху. Из этого центра в соответствующих местах были учреждены необходимые посты, снабженные гарнизонами. В качестве примера заслуживает упоминания кастель Намара (Немара), лежавший на расстоянии дня пути от границы обитаемой горной страны, посреди каменистой пустыни, но господствовавший над единственным имевшимся в этой пустыне колодцем, а также связанные с ним кастели около оазиса Рубе и далее у Джабель Сеса; эти гарнизоны держали в подчинении всю переднюю область Гаурана. Другой ряд укрепленных пунктов — кастелей, подчиненных сирийскому военному командованию и прежде всего стоявшему у Данавы легиону (стр. 382), расположенных один от другого на равном расстоянии в трех часах пути, — охранял дорогу из Дамаска в Пальмиру; лучше остальных известен нам второй по порядку кастель этой линии в Дмере (стр. 426, прим. 1 [28]), продолговатый четырехугольник, имевший в длину 300—
Восточно-сирийская цивилизация под римским владычеством
Никогда еще эта страна не знала подобной охраны. Она по существу не утратила своего национального характера. Арабские имена держатся там очень долго, хотя нередко, подобно тому как это было в Сирии (стр. 405 сл.), к местному имени прибавляется римско-эллинское; так, например, один шейх называет себя «Адриан, или Соайд, сын Малеха»32. Местный культ также остается неприкосновенным: правда, главное божество набатеев Дусарис отождествляется с Дионисом, но прежний культ его под местным именем сохраняется, и еще много лет спустя жители Босры справляют в честь этого 353 бога с.430 Дусарии33. Подобным образом в провинции Аравии продолжают посвящать храмы и приносить жертвы Ауму, или Гелиосу, Вазеату, Теандриту, Этаю. Точно так же сохраняются племена и племенная организация: в надписях упоминается целый ряд «фил» с туземными именами и еще чаще — филархи или этнархи. Однако несмотря на то, что традиционные порядки сохраняются, процесс цивилизации и эллинизации продолжается. Если для дотраяновской эпохи в пределах Набатейского царства нельзя указать ни одного греческого памятника, то в послетраяновское время там же не было найдено ни одного памятника на туземном языке34; по всей вероятности, под воздействием имперского правительства употребление арамейской письменности прекратилось сразу после присоединения этой страны, хотя самый язык остался в качестве языка местного населения, что удостоверяется, помимо собственных имен, существованием должности «переводчика при сборщиках податей».
Земледелие и торговля
Имеющиеся у нас письменные источники ничего не говорят о развитии в этих провинциях земледелия; однако на всех восточных и южных склонах Гаурана, от горных вершин до самой пустыни, были свалены в кучи или сложены длинными рядами камни, которыми некогда была усеяна эта вулканическая равнина, и таким образом была расчищена плодороднейшая пахотная земля. В этом можно узнать руку того единственного правительства, которое управляло этой страной так, как можно и должно было ею управлять. На Ледже, покрытом лавой плато, — расстояние от одного края этого плато до другого равнялось в длину 13, в ширину 8—
Каменные постройки в восточной Сирии
Из смешения туземных и греческих элементов в этой стране за те 500 лет, которые разделяют Траяна и Магомета, развилась своеобразная цивилизация. Мы имеем возможность составить себе об этой цивилизации более полное представление, чем о многих других явлениях античного мира, так как до настоящего времени сохранилась значительная часть построек Петры, высеченных главным образом в скалах, и зданий в Гауране, построенных, за отсутствием строевого леса, сплошь из камня; все эти здания, проливающие свет на художественные навыки и образ жизни тех столетий, сравнительно мало пострадали от восстановленного здесь вместе с введением ислама владычества бедуинов. Упоминавшийся ранее храм Ваалсамина в Канате, построенный при Ироде, в своих первоначальных частях не имеет ничего общего с греческими строениями, а в его архитектонике можно обнаружить любопытные аналогии с храмовой постройкой того же Ирода с.432 в Иерусалиме, хотя здесь имеется большое количество скульптурных изображений, которых избегали в иерусалимском храме. То же самое следует сказать и о памятниках, найденных в Петре. В последующее время наблюдается дальнейший прогресс архитектуры. Если под властью иудейских и набатейских царей культура лишь медленно освобождалась от влияний Востока, то с перемещением легиона в Босру здесь, по-видимому, началась новая эпоха. «Строительство, — говорит превосходный французский наблюдатель Мельхиор де Вогюэ, — получило в связи с этим такой толчок, что возврат к прежнему покою был невозможен. Повсюду воздвигались дома, дворцы, бани, храмы, театры, водопроводы, триумфальные арки; в течение немногих лет вырастали целые города с правильным расположением, с симметричными колоннадами — характерной чертой городов без прошлого, представляющей для этой части Сирии в эпоху империи какой-то неизбежный шаблон». На восточных и южных склонах Гаурана обнаружено до трехсот таких заброшенных городов и селений, между тем как теперь там имеется всего лишь пять новых местечек; некоторые из них, например Бузан, насчитывают до 800 355 одноэтажных и двухэтажных домов, построенных сплошь из базальта, с хорошо сложенными без цемента стенами из четырехугольных обтесанных камней, с дверями, большей частью покрытыми орнаментом, а часто и надписями, с плоским потолком, сложенным из каменных балок, подпертых каменными сводами и сверху залитых цементом для защиты от дождя. Городская стена образована обычно соединенными вместе задними стенами домов и защищена многочисленными башнями. Здания вполне пригодны для жилья и могут быть использованы при предпринимаемых в новое время слабых попытках заселения этих заброшенных городов; недостает только прилежных рабочих рук или, вернее, надежной защиты для охраны этих поселений. Перед воротами находятся цистерны, построенные часто под землей или снабженные искусственной каменной крышей; и теперь, когда эти заброшенные города превратились в пастбища, некоторые цистерны поддерживаются в порядке бедуинами, которые поят из них летом свои стада. Правда, в характере и художественном стиле построек заметны следы прежних восточных приемов, например, широко распространенная форма гробницы в виде куба, увенчанного пирамидой, может быть, также и вышки для голубей, часто встречающиеся и сейчас возле гробниц по всей Сирии, но в общем все эти постройки обнаруживают обычные греческие приемы эпохи империи, с той лишь особенностью, что за неимением строевого леса здесь получила развитие система свода и купола, придающая этим постройкам и в техническом и в художественном отношении оригинальный характер. В противоположность распространенному в других местах повторению традиционных форм здесь преобладает архитектура, удовлетворяющая местным потребностям и условиям, соблюдающая меру в отношении орнамента, здоровая и рациональная, не лишенная при этом изящества. с.433 Гробницы, высеченные в отвесных скалах, возвышающихся к востоку и западу от Петры, и в прилегающих к ним долинах, со своими фасадами, состоящими из многих рядов дорических или коринфских колонн, во многих случаях расположенных один над другим, и со своими пирамидами и пропилеями, напоминающими египетские Фивы, не радуют взор в художественном отношении, но производят внушительное впечатление своими размерами и богатством. Только бьющая ключом жизнь и высокое благосостояние давали жителям этих мест возможность так заботиться о своих покойниках. При виде этих архитектурных памятников нам не кажется странным, что надписи упоминают о театре в «селе» (κώμη) Саккее, об «имеющем форму театра одеоне» в Канате[21], а один местный поэт из Намары в Батанее величает себя «мастером высокого искусства величавой авсониевой песни»35. Таким образом, на этой восточной границе империи для эллинской цивилизации была отвоевана пограничная область, которую можно сравнить с романизованной рейнской областью; восточносирийские постройки со своими сводами и куполами свободно выдерживают сравнение с замками и надгробиями знати и крупного купечества Бельгии[22].
Южноаравийская иммиграция до Магомета
Но всему этому пришел конец. О переселявшихся сюда с юга арабских племенах римская историческая традиция молчит; с другой стороны, мы не имеем почти никакой возможности установить хотя бы время, к которому следует относить то, что сообщают позднейшие арабские записи о Гассанидах и их 356 предшественниках36. Но сабейцы, именем которых была названа местность Борехат (Брека к северу от Канавата), по-видимому, действительно были переселенцами с юга Аравии, и жили здесь уже в III в. Эти и другие племена явились сюда, вероятно, мирным образом и обосновались здесь под охраной Рима, может быть, даже принесли с собой в Сирию высокоразвитую богатую культуру юго-западной с.434 Аравии. Пока империя оставалась крепким, сплоченным государством и каждое из этих племен подчинялось власти своих шейхов, все они повиновались римскому верховному властителю. Но чтобы удобнее было вести борьбу с объединившимися под властью одного царя арабами, или, как они теперь называются, сарацинами, Персидского царства, Юстиниан во время войны с персами подчинил в 531 г. всех филархов, правивших подвластными Риму сарацинами, Арете, сыну Габалы, и даровал ему титул царя, чего до тех пор, как при этом добавляется, никогда не бывало. Этот царь всех арабских племен, осевших в Сирии, был в то же время ленником империи; но, ведя борьбу со своими единоплеменниками, он в то же время подготовлял их победу. Столетием позже, в 637 г., Аравия и Сирия были завоеваны исламом.
ПРИМЕЧАНИЯ