История Рима.

Книга вторая
От упразднения царской власти до объединения Италии.

с.291

Вой­ны меж­ду сабел­ла­ми и тарен­тин­ца­ми

В то вре­мя как рим­ляне вое­ва­ли на бере­гах Лири­са и Воль­тур­на, юго-восток полу­ост­ро­ва потря­са­ли дру­гие вой­ны. Бога­той тарен­тин­ской купе­че­ской рес­пуб­ли­ке гро­зи­ла все более и более уси­ли­вав­ша­я­ся опас­ность со сто­ро­ны лукан­ских и мес­сап­ских пол­чищ; а так как она вполне осно­ва­тель­но не пола­га­лась на свой соб­ст­вен­ный меч, то при­влек­ла со сво­ей ста­рой роди­ны началь­ни­ков наем­ных отрядов заман­чи­вы­ми обе­ща­ни­я­ми и еще более заман­чи­вым золо­том.

Архидам

Спар­тан­ский царь Архидам, при­быв­ший с силь­ным отрядом на помощь к сво­им сопле­мен­ни­кам, погиб в бит­ве с лукан­ца­ми (416) [338 г.] в тот самый день, когда Филипп одер­жал победу при Херо­нее, и, как пола­га­ли бла­го­че­сти­вые гре­ки, в нака­за­ние за то, что за девят­на­дцать лет перед тем при­нял со сво­им вой­ском уча­стие в раз­граб­ле­нии дель­фий­ско­го свя­ти­ли­ща.

Алек­сандр Молос­ский

Его заме­нил более могу­ще­ст­вен­ный вождь Алек­сандр Молос­ский — брат Олим­пи­а­ды, мате­ри Алек­сандра Вели­ко­го. Кро­ме при­ве­зен­ных им с собою войск он соеди­нил под сво­и­ми зна­ме­на­ми вспо­мо­га­тель­ные отряды гре­че­ских горо­дов, в осо­бен­но­сти тарент­ские и мета­пон­тий­ские, отряды педи­ку­лов (жив­ших под­ле Руби, тепе­ре­ш­не­го Ru­vo), так же как и гре­ки, опа­сав­ших­ся наше­ст­вий сабел­лов; нако­нец он при­вел даже лукан­ских изгнан­ни­ков, свиде­тель­ст­во­вав­ших сво­ею мно­го­чис­лен­но­стью о серь­ез­ных внут­рен­них раздо­рах, про­ис­хо­див­ших в этом сою­зе. Таким обра­зом он ско­ро стал силь­нее сво­их про­тив­ни­ков. Кон­сен­ция (Co­sen­za), кото­рая, как кажет­ся, слу­жи­ла союз­ным цен­тром для посе­лив­ших­ся в Вели­кой Гре­ции сабел­лов, под­па­ла под его власть. Тщет­но сам­ни­ты спе­ши­ли на помощь к лукан­цам; Алек­сандр раз­бил их соеди­нен­ную армию под­ле Песту­ма и поко­рил жив­ших под­ле Сипон­та дав­ни­ев и жив­ших в юго-восточ­ной части полу­ост­ро­ва мес­са­пов; он уже вла­ды­че­ст­во­вал от моря до моря и наме­ре­вал­ся протя­нуть руку рим­ля­нам, для того чтобы общи­ми сила­ми напасть на сам­ни­тов в пер­во­на­чаль­ных местах их посе­ле­ния. Но такие неожи­дан­ные успе­хи не нра­ви­лись тарен­тин­ским куп­цам и наво­ди­ли на них страх; дело дошло до вой­ны меж­ду ними и их пол­ко­вод­цем, кото­рый при­шел к ним в каче­стве наем­ни­ка, а теперь вел себя так, как буд­то наме­ре­вал­ся осно­вать на запа­де эллин­ское государ­ство вро­де того, какое было осно­ва­но его пле­мян­ни­ком на восто­ке. Пере­вес был сна­ча­ла на сто­роне Алек­сандра: он отнял у тарен­тин­цев Герак­лею, при­вел в преж­нее поло­же­ние Турин и, как кажет­ся, при­гла­шал осталь­ных ита­лий­ских гре­ков соеди­нить­ся с.292 под его покро­ви­тель­ст­вом про­тив Тарен­та, меж­ду тем как в то же вре­мя пытал­ся ула­дить мир­ное согла­ше­ние меж­ду ними и сабель­ски­ми пле­ме­на­ми. Но его широ­кие замыс­лы нашли сла­бую под­держ­ку со сто­ро­ны выро­див­ших­ся и упав­ших духом гре­ков, а его вынуж­ден­ный обсто­я­тель­ства­ми пере­ход на сто­ро­ну про­тив­ной пар­тии оттолк­нул от него преж­них лукан­ских при­вер­жен­цев, и он пал под­ле Пан­до­зии от руки одно­го лукан­ско­го эми­гран­та (422) [332 г.]¹. С его смер­тью все опять пошло по-ста­ро­му. Гре­че­ские горо­да сно­ва ока­за­лись разъ­еди­нен­ны­ми и сно­ва вынуж­ден­ны­ми охра­нять свое суще­ст­во­ва­ние пооди­ноч­ке то заклю­че­ни­ем дого­во­ров, то упла­той дани, то воз­зва­ни­ем к помо­щи чуже­зем­цев: так, напри­мер, Кротон отра­зил око­ло 430 г. [324 г.] напа­де­ние брет­ти­ев при помо­щи Сира­куз. Сам­нит­ские пле­ме­на опять взя­ли верх и мог­ли, не обра­щая вни­ма­ния на гре­ков, сно­ва обра­тить свои взо­ры на Кам­па­нию и на Лаци­ум.

Но там про­изо­шел в корот­кий про­ме­жу­ток вре­ме­ни гро­мад­ный пере­во­рот. Латин­ский союз был взо­рван и уни­что­жен, послед­нее сопро­тив­ле­ние воль­сков было слом­ле­но, самая бога­тая и самая кра­си­вая из всех стран полу­ост­ро­ва — Кам­па­ния — нахо­ди­лась в неоспо­ри­мом и проч­но обес­пе­чен­ном вла­де­нии рим­лян, и вто­рой по зна­че­нию город Ита­лии нахо­дил­ся под рим­ской опе­кой. В то вре­мя как гре­ки и сам­ни­ты боро­лись меж­ду собой, Рим почти бес­пре­пят­ст­вен­но достиг тако­го могу­ще­ства, кото­ро­го уже не был в состо­я­нии поко­ле­бать ни один из жив­ших на полу­ост­ро­ве наро­дов и кото­рое всем им гро­зи­ло пора­бо­ще­ни­ем. Сово­куп­ны­ми уси­ли­я­ми тех наро­дов, кото­рые не были в состо­я­нии бороть­ся с Римом пооди­ноч­ке, пожа­луй, еще мож­но бы было порвать цепь, преж­де неже­ли она окон­ча­тель­но закре­пи­лась; но у бес­чис­лен­ных пле­мен и город­ских общин, до тех пор жив­ших боль­шею частью во вза­им­ной враж­де или не имев­ших меж­ду собою ниче­го обще­го, не ока­за­лось необ­хо­ди­мых для такой коа­ли­ции качеств — про­зор­ли­во­сти, муже­ства и самоот­вер­же­ния, а если такие каче­ства и ока­за­лись, то уже тогда, когда было позд­но.

Коа­ли­ция ита­ли­ков про­тив Рима

После паде­ния этрус­ков и ослаб­ле­ния гре­че­ских рес­пуб­лик сам­нит­ский союз был после Рима бес­спор­но самой зна­чи­тель­ной силой во всей Ита­лии, и имен­но ему гро­зи­ли самой ско­рой и непо­сред­ст­вен­ной опас­но­стью стрем­ле­ния рим­лян к заво­е­ва­ни­ям. Поэто­му ему сле­до­ва­ло занять пере­до­вое поло­же­ние и взять на себя самое тяже­лое бре­мя в войне, кото­рую при­хо­ди­лось вести ита­ли­кам с Римом за свою сво­бо­ду и нацио­наль­ность. Он мог рас­счи­ты­вать на содей­ст­вие неболь­ших сабель­ских пле­мен — вести­нов, френ­та­нов, марру­ци­нов и дру­гих еще более незна­чи­тель­ных пле­мен, кото­рые жили уеди­нен­ною жиз­нью кре­стьян сре­ди сво­их гор, но тем не менее не оста­ва­лись глу­хи, когда род­ст­вен­ное пле­мя при­зы­ва­ло их к ору­жию для защи­ты обще­го досто­я­ния. Важ­нее было бы содей­ст­вие жив­ших в Кам­па­нии и Вели­кой Гре­ции элли­нов (в осо­бен­но­сти тарен­тин­цев) и могу­ще­ст­вен­ных лукан­цев и брет­ти­ев; но частью вялость и бес­печ­ность гос­под­ст­во­вав­ших в Тарен­те дема­го­гов и вме­ша­тель­ство это­го горо­да в сици­лий­ские дела, частью отсут­ст­вие еди­но­ду­шия в лукан­ском сою­зе, частью и с.293 глав­ным обра­зом суще­ст­во­вав­шая в тече­ние несколь­ких сто­ле­тий глу­бо­кая враж­да меж­ду жив­ши­ми в ниж­ней Ита­лии элли­на­ми и их лукан­ски­ми при­тес­ни­те­ля­ми не поз­во­ля­ли наде­ять­ся, что Тарент и Лука­ния вме­сте при­мкнут к сам­ни­там. От саби­нов и мар­сов как от бли­жай­ших соседей Рима, дав­но уже жив­ших с ними в мир­ных отно­ше­ни­ях, едва ли мож­но было чего-либо ожи­дать кро­ме вяло­го сочув­ст­вия или ней­тра­ли­те­та, а апу­лий­цы — эти стран­ные и оже­сто­чен­ные вра­ги сабел­лов — были есте­ствен­ны­ми союз­ни­ка­ми рим­лян. Напро­тив того, мож­но было ожи­дать, что даль­ние этрус­ки при­мкнут к коа­ли­ции, лишь толь­ко она одер­жит первую победу: в этом смыс­ле даже вос­ста­ния в Лаци­у­ме и сре­ди воль­сков и гер­ни­ков мог­ли быть при­ня­ты в рас­чет. Но сам­ни­ты — эти ита­лий­ские это­ляне, в кото­рых врож­ден­ные народ­ные силы еще были пол­ны жиз­ни, — долж­ны были преж­де все­го рас­счи­ты­вать, что их соб­ст­вен­ная энер­гия и стой­кость в нерав­ной борь­бе дадут дру­гим наро­дам вре­мя усты­дить­ся сво­его без­дей­ст­вия, обду­мать, что сле­ду­ет делать, и собрать­ся с сила­ми; тогда было бы доста­точ­но одно­го успеш­но­го сра­же­ния, чтобы со всех сто­рон зажечь вокруг Рима пла­мя вой­ны и вос­ста­ния. Исто­рия не может отка­зать этой бла­го­род­ной нации в свиде­тель­стве, что она поня­ла свой долг и испол­ни­ла его.

Нача­ло вой­ны меж­ду Сам­ни­у­мом и Римом

Уже в тече­ние несколь­ких лет про­дол­жал­ся раздор меж­ду Римом и Сам­ни­у­мом, вслед­ст­вие того что рим­ляне бес­пре­стан­но дела­ли захва­ты на Лири­се, меж­ду кото­ры­ми послед­ним и самым важ­ным было осно­ва­ние Фре­гелл (426) [328 г.]. Но повод для вой­ны доста­ви­ли жив­шие в Кам­па­нии гре­ки. С тех пор, как Кумы и Капуя сде­ла­лись рим­ски­ми горо­да­ми, рим­ляне ста­ли преж­де все­го стре­мить­ся завла­деть гре­че­ским горо­дом Неа­по­лем, кото­рый гос­под­ст­во­вал над нахо­див­ши­ми­ся в зали­ве гре­че­ски­ми ост­ро­ва­ми и был в сфе­ре рим­ско­го вла­ды­че­ства един­ст­вен­ным еще не под­чи­нив­шим­ся Риму горо­дом.

Вос­ста­нов­ле­ние спо­кой­ст­вия в Кам­па­нии

Узнав о наме­ре­нии рим­лян завла­деть этим горо­дом, тарен­тин­цы и сам­ни­ты реши­ли их пред­у­предить, и если тарен­тин­цы не мог­ли при­ве­сти в испол­не­ние это­го пла­на не столь­ко по при­чине даль­не­го рас­сто­я­ния, сколь­ко по при­чине сво­ей нере­ши­тель­но­сти, то сам­ни­ты успе­ли занять город силь­ным гар­ни­зо­ном. Рим­ляне немед­лен­но объ­яви­ли вой­ну (427) [327 г.] — номи­наль­но неа­по­ли­тан­цам, а в дей­ст­ви­тель­но­сти сам­ни­там — и при­сту­пи­ли к оса­де Неа­по­ля. После того как эта оса­да тяну­лась несколь­ко вре­ме­ни, кам­пан­ские гре­ки ста­ли тяго­тить­ся засто­ем тор­гов­ли и при­сут­ст­ви­ем чужо­го гар­ни­зо­на, а рим­ляне, напря­гав­шие все свои уси­лия к тому, чтобы посред­ст­вом отдель­ных дого­во­ров откло­нить вто­ро­сте­пен­ные и третье­сте­пен­ные государ­ства от уча­стия в состав­ляв­шей­ся коа­ли­ции, поспе­ши­ли пред­ло­жить изъ­явив­шим готов­ность всту­пить в пере­го­во­ры гре­кам выгод­ные усло­вия — пол­ное рав­но­пра­вие и осво­бож­де­ние от государ­ст­вен­ной служ­бы, союз на рав­ных пра­вах и веч­ный мир. На этих усло­ви­ях и был заклю­чен (428) [326 г.] дого­вор, после того как неа­по­ли­тан­цы хит­ро­стью отде­ла­лись от при­сут­ст­вия гар­ни­зо­на. Сабель­ские горо­да, нахо­див­ши­е­ся к югу от Воль­тур­на — Нола, Нуце­рия, Гер­ку­ла­нум, Пом­пеи, — были в нача­ле вой­ны на сто­роне сам­ни­тов; но частью вслед­ст­вие сво­ей неспо­соб­но­сти сопро­тив­лять­ся, частью вслед­ст­вие интриг рим­лян — кото­рые употре­би­ли в дело все сред­ства, достав­ля­е­мые лукав­ст­вом и коры­сто­лю­би­ем, чтобы при­влечь на свою сто­ро­ну ари­сто­кра­ти­че­скую пар­тию в этих горо­дах, и при этом нашли вли­я­тель­но­го адво­ка­та в при­ме­ре Капуи — эти горо­да вско­ре после паде­ния Неа­по­ля или при­ня­ли сто­ро­ну рим­лян, с.294 или объ­яви­ли себя ней­траль­ны­ми.

Союз рим­лян с лукан­ца­ми

Еще более важ­но­го успе­ха достиг­ли рим­ляне в Лука­нии. Вер­ный народ­ный инстинкт и там вну­шал необ­хо­ди­мость сою­за с сам­ни­та­ми; но так как этот союз повлек бы вслед за собой и заклю­че­ние мира с Тарен­том, а боль­шая часть лукан­ских пра­ви­те­лей не наме­ре­ва­лась пре­кра­щать выгод­ные хищ­ни­че­ские набе­ги, то рим­ля­нам уда­лось заклю­чить с Лука­ни­ей союз, кото­рый был неоце­ним в том отно­ше­нии, что созда­вал затруд­не­ния для тарен­тин­цев, а рим­ля­нам поз­во­лял употре­бить все их воен­ные силы на борь­бу с Сам­ни­у­мом.

Вой­на в Сам­ни­у­ме

Таким обра­зом, Сам­ни­ум остал­ся в пол­ном оди­но­че­стве; ему при­сла­ли под­креп­ле­ния толь­ко неко­то­рые из восточ­ных гор­ных окру­гов. В 428 г. [326 г.] воен­ные дей­ст­вия нача­лись на самой сам­нит­ской терри­то­рии; неко­то­рые из горо­дов, рас­по­ло­жен­ных на гра­ни­це Кам­па­нии, как напри­мер Руф­ры (меж­ду Вен­аф­ром и Теа­ном) и Алли­фы, были заня­ты рим­ля­на­ми. В сле­дую­щие годы рим­ские вой­ска про­шли, сра­жа­ясь и гра­бя, через весь Сам­ни­ум, вплоть до Вестин­ской обла­сти и даже до Апу­лии, где были при­ня­ты с рас­про­стер­ты­ми объ­я­ти­я­ми, и повсюду име­ли реши­тель­ный пере­вес. Сам­ни­ты упа­ли духом, а сам­нит­ская народ­ная общи­на реши­ла про­сить у непри­я­те­ля мира и, чтобы скло­нить его на менее тягост­ные усло­вия, выда­ла ему само­го храб­ро­го из сво­их вое­на­чаль­ни­ков; поэто­му сам­ни­ты воз­вра­ти­ли рим­ских воен­но­плен­ных и вме­сте с ними при­сла­ли труп вождя воен­ной пар­тии Бру­ту­ла Папия, кото­рый сам себя лишил жиз­ни, чтобы не попасть в руки рим­ских пала­чей. Но когда эта сми­рен­ная и почти жалоб­ная прось­ба была отверг­ну­та рим­ской общи­ной (432) [322 г.], сам­ни­ты ста­ли гото­вить­ся к край­не­му и отча­ян­но­му сопро­тив­ле­нию под началь­ст­вом сво­его ново­го пол­ко­во­д­ца Гавия Пон­тия. Рим­ская армия, сто­яв­шая лаге­рем под­ле Кала­ции (меж­ду Казер­той и Мад­да­ло­ни) под пред­во­ди­тель­ст­вом обо­их кон­су­лов сле­дую­ще­го года (433) [321 г.], Спу­рия Посту­мия и Тита Вету­рия, полу­чи­ла изве­стие, под­твер­жден­ное мно­го­чис­лен­ны­ми плен­ни­ка­ми, что сам­ни­ты тес­но обло­жи­ли Луце­рию и что этот важ­ный город, от обла­да­ния кото­рым зави­се­ло обла­да­ние Апу­ли­ей, нахо­дил­ся в боль­шой опас­но­сти. Рим­ляне поспеш­но высту­пи­ли в поход. Един­ст­вен­ный путь, кото­рым мож­но было во вре­мя прий­ти на место, шел по самой середине непри­я­тель­ской терри­то­рии, там, где впо­след­ст­вии было про­веде­но от Капуи через Бене­вент на Апу­лию рим­ское шос­се, слу­жив­шее про­дол­же­ни­ем Аппи­е­вой доро­ги.

Кав­дин­ские уще­лья и кав­дин­ский мир

Этот путь шел меж­ду тепе­реш­ни­ми селе­ни­я­ми Арпайя и Мон­те­зар­кио (Cau­dium) по сырой луго­вине, кото­рая окру­же­на высо­ки­ми и кру­ты­ми леси­сты­ми хол­ма­ми и доступ к кото­рой при вхо­де и при выхо­де ведет толь­ко через глу­бо­кие уще­лья. Сам­ни­ты засе­ли там так, что их при­сут­ст­вие не было замет­но. Рим­ляне бес­пре­пят­ст­вен­но про­ник­ли в доли­ну, но нашли, что выход из нее заго­ро­жен засе­ка­ми и занят мно­го­чис­лен­ным непри­я­те­лем; воз­вра­ща­ясь назад, они увиде­ли, что и вход в доли­ну таким же обра­зом заго­ро­жен, а меж­ду тем гор­ные скло­ны кру­гом покры­лись сам­нит­ски­ми когор­та­ми. Слиш­ком позд­но дога­да­лись они, что под­да­лись на воен­ную хит­рость и что сам­ни­ты ожи­да­ли их не под сте­на­ми Луце­рии, а в роко­вых Кав­дин­ских уще­льях. Дра­лись они без вся­кой надеж­ды на успех и без вся­кой опре­де­лен­ной цели; рим­ская армия была совер­шен­но лише­на воз­мож­но­сти манев­ри­ро­вать и была без боя совер­шен­но раз­би­та. Рим­ские гене­ра­лы пред­ло­жи­ли капи­ту­ля­цию. Толь­ко бес­смыс­лен­ные рито­ры мог­ли утвер­ждать, что сам­нит­ско­му глав­но­ко­ман­дую­ще­му не пред­сто­я­ло дру­го­го выбо­ра, как отпу­стить рим­скую армию или с.295 истре­бить ее; напро­тив того, он не мог сде­лать ниче­го луч­ше­го, как согла­сить­ся на пред­ло­жен­ную капи­ту­ля­цию и взять в плен вме­сте с ее дву­мя глав­но­ко­ман­дую­щи­ми всю непри­я­тель­скую армию, кото­рая заклю­ча­ла в себе в ту мину­ту все налич­ные бое­вые силы рим­ской общи­ны; тогда для него открыл­ся бы сво­бод­ный путь в Кам­па­нию и в Лаци­ум, а так как его при­ня­ли бы в ту пору с откры­ты­ми объ­я­ти­я­ми и у воль­сков, и у гер­ни­ков, и в боль­шей части Лаци­у­ма, то поли­ти­че­ское суще­ст­во­ва­ние Рима под­верг­лось бы серь­ез­ной опас­но­сти. Но, вме­сто того чтобы избрать этот путь и заклю­чить воен­ную кон­вен­цию, Гавий Пон­тий наде­ял­ся поло­жить конец всем рас­прям заклю­че­ни­ем выгод­но­го мир­но­го дого­во­ра — пото­му ли, что он разде­лял с сво­и­ми союз­ни­ка­ми небла­го­ра­зум­ную жаж­ду мира, ради кото­рой был при­не­сен в пред­ше­ст­во­вав­шем году в жерт­ву Бру­тул Папий, пото­му ли, что он не был в состо­я­нии поме­шать утом­лен­ной вой­ною пар­тии уни­что­жить пло­ды его бес­при­мер­ной победы. Пред­пи­сан­ные им мир­ные усло­вия были доволь­но уме­рен­ны: Рим обя­зал­ся срыть постро­ен­ные в нару­ше­ние дого­во­ров кре­по­сти Калес и Фре­гел­лы и воз­об­но­вить рав­но­прав­ный союз с Сам­ни­у­мом. После того как рим­ские вое­на­чаль­ни­ки согла­си­лись на эти усло­вия, они выда­ли в обес­пе­че­ние точ­но­го испол­не­ния дого­во­ра шесть­сот выбран­ных из кон­ни­цы залож­ни­ков и, сверх того, свя­за­ли самих себя и всех штаб-офи­це­ров чест­ным сло­вом; тогда рим­ская армия полу­чи­ла сво­бо­ду, но была обес­че­ще­на, так как сам­нит­ская армия в опья­не­нии от сво­его успе­ха не мог­ла воз­дер­жать­ся от испол­не­ния над нена­вист­ным вра­гом позор­ных для него фор­маль­но­стей: она потре­бо­ва­ла, чтобы рим­ляне поло­жи­ли ору­жие и про­шли под висе­ли­цей. Одна­ко рим­ский сенат, не обра­щая вни­ма­ния ни на при­не­сен­ную офи­це­ра­ми клят­ву, ни на ожи­дав­шую залож­ни­ков участь, кас­си­ро­вал дого­вор и огра­ни­чил­ся тем, что выдал вра­гу тех, кто его под­пи­сал, как лич­но ответ­ст­вен­ных за его испол­не­ние. Для бес­при­страст­ной исто­рии не име­ет важ­но­го зна­че­ния вопрос, отыс­ка­ла ли в этом слу­чае казу­и­сти­ка рим­ских адво­ка­тов и жре­цов воз­мож­ность не нару­шать бук­ву зако­нов или же реше­ние рим­ско­го сена­та было нару­ше­ни­ем этих зако­нов; с чело­ве­че­ской и с поли­ти­че­ской точек зре­ния рим­ляне не заслу­жи­ва­ют в этом слу­чае ника­ко­го пори­ца­ния. Совер­шен­но без­раз­лич­но, был или не был рим­ский глав­но­ко­ман­дую­щий упол­но­мо­чен фор­маль­ным рим­ским государ­ст­вен­ным пра­вом заклю­чать мир без пред­ва­ри­тель­ной рати­фи­ка­ции общи­ны, так как не под­ле­жит сомне­нию, что по духу и по прак­ти­че­ско­му при­ме­не­нию рим­ских государ­ст­вен­ных учреж­де­ний вся­кий не исклю­чи­тель­но воен­ный государ­ст­вен­ный дого­вор под­ле­жал веде­нию граж­дан­ских вла­стей, а тот глав­но­ко­ман­дую­щий, кото­рый заклю­чал мир­ный дого­вор не по пору­че­нию сена­та и граж­дан­ства, пре­вы­шал свои пол­но­мо­чия. Сам­нит­ский глав­но­ко­ман­дую­щий, пре­до­ста­вив­ший рим­ским вое­на­чаль­ни­кам на выбор гибель их армии или пре­вы­ше­ние их вла­сти, сде­лал более круп­ную ошиб­ку, чем рим­ские вое­на­чаль­ни­ки, вина кото­рых состо­я­ла в том, что они не име­ли доста­точ­но вели­чия души, чтобы без­услов­но отверг­нуть пред­ло­жен­ные им усло­вия, а то, что рим­ский сенат отверг такой дого­вор, было и спра­вед­ли­во и неиз­беж­но. Ника­кой вели­кий народ не отка­зы­ва­ет­ся от того, чем вла­де­ет, ина­че как под гне­том край­ней необ­хо­ди­мо­сти; все дого­во­ры, по кото­рым дела­ют­ся какие-либо уступ­ки вла­де­ний, слу­жат выра­же­ни­ем созна­ния такой край­ней необ­хо­ди­мо­сти, но не могут счи­тать­ся за нрав­ст­вен­ные обя­за­тель­ства. А если вся­кая нация спра­вед­ли­во с.296 счи­та­ет за долг чести уни­что­же­ние силою ору­жия позор­ных для нее трак­та­тов, то мог ли долг чести тре­бо­вать сми­рен­но­го испол­не­ния тако­го дого­во­ра, как кав­дин­ский, к заклю­че­нию кото­ро­го был нрав­ст­вен­но вынуж­ден потер­пев­ший неуда­чу глав­но­ко­ман­дую­щий, да к тому же в такое вре­мя, когда недав­ний позор еще вызы­вал крас­ку сты­да на лице, а физи­че­ские силы еще не были слом­ле­ны?

Победа рим­лян

Таким обра­зом, Кав­дин­ский мир­ный дого­вор при­нес не спо­кой­ст­вие, кото­ро­го от него без­рас­суд­но ожи­да­ли в Сам­ни­у­ме при­вер­жен­цы мира, а одну вой­ну вслед за дру­гой и оже­сто­че­ние, уси­лив­ше­е­ся, с одной сто­ро­ны, сожа­ле­ни­ем о про­пу­щен­ной бла­го­при­ят­ной мину­те, а с дру­гой — созна­ни­ем, что было нару­ше­но тор­же­ст­вен­но дан­ное сло­во, что была запят­на­на воин­ская честь и что были при­не­се­ны в жерт­ву бое­вые това­ри­щи. Сам­ни­ты не при­ня­ли выдан­ных им рим­ских офи­це­ров частью пото­му, что были слиш­ком вели­ко­душ­ны, чтобы выме­щать свои неуда­чи на этих несчаст­ных, частью пото­му, что этим путем они при­зна­ли бы испол­не­ние дого­во­ра обя­за­тель­ным толь­ко для тех, кто скре­пил его клят­вой, а не для рим­ско­го государ­ства. Они вели­ко­душ­но поща­ди­ли даже залож­ни­ков, под­ле­жав­ших по воен­но­му пра­ву смерт­ной каз­ни, и тот­час взя­лись за ору­жие. Они заня­ли Луце­рию и взя­ли при­сту­пом Фре­гел­лы (434) [320 г.], преж­де чем рим­ляне успе­ли зано­во орга­ни­зо­вать свою армию; а чего мог­ли бы достиг­нуть сам­ни­ты, если бы не выпу­сти­ли из рук достиг­ну­тых резуль­та­тов, вид­но из пере­хо­да на их сто­ро­ну сат­ри­ка­нов² Но силы Рима не были ослаб­ле­ны, а толь­ко на мину­ту пара­ли­зо­ва­ны; под вли­я­ни­ем сты­да и оже­сто­че­ния там собра­ли всех людей и все сред­ства, какие толь­ко нахо­ди­лись под рука­ми, и поста­ви­ли во гла­ве вновь орга­ни­зо­ван­ной армии Луция Папи­рия Кур­со­ра, кото­рый был столь же испы­тан­ным в боях сол­да­том, сколь и слав­ным пол­ко­вод­цем. Эта армия разде­ли­лась: одна ее часть напра­ви­лась через Сабин­скую область и через адри­а­ти­че­ское побе­ре­жье к Луце­рии; дру­гая пошла туда же через сам­нит­скую терри­то­рию, пре­сле­дуя сам­нит­скую армию, с кото­рой успеш­но всту­пи­ла в борь­бу. Обе армии сошлись под сте­на­ми Луце­рии, оса­ду кото­рой рим­ляне пове­ли тем усерд­нее, что там содер­жа­лись в пле­ну рим­ские всад­ни­ки; апу­лий­цы и в осо­бен­но­сти арпан­цы ока­за­ли в этом слу­чае рим­ля­нам важ­ное содей­ст­вие, глав­ным обра­зом тем, что достав­ля­ли съест­ные при­па­сы. Чтобы осво­бо­дить город, сам­ни­ты всту­пи­ли в бой с рим­ля­на­ми, но были раз­би­ты; тогда Луце­рия сда­лась рим­ля­нам (435) [319 г.], а Папи­рий имел двой­ное удо­воль­ст­вие — он осво­бо­дил уже счи­тав­ших­ся погиб­ши­ми бое­вых това­ри­щей и отпла­тил сто­яв­ше­му в Луце­рии сам­нит­ско­му гар­ни­зо­ну за кав­дин­ские висе­ли­цы. В тече­ние сле­дую­щих лет (435—437) [319—317 гг.] вой­на велась не столь­ко в Сам­ни­у­ме³, сколь­ко в сосед­них стра­нах. Преж­де все­го рим­ляне нака­за­ли сам­нит­ских союз­ни­ков в обла­стях Апу­лий­ской и Френ­тан­ской и заклю­чи­ли новые союз­ные дого­во­ры с апу­лий­ски­ми теа­нин­ца­ми и кан­у­зин­ца­ми. В то же вре­мя Сат­рик был при­веден в покор­ность и стро­го нака­зал за свое отпа­де­ние. Затем вой­на была пере­не­се­на в Кам­па­нию, где рим­ляне завла­де­ли (438) [316 г.] сто­яв­шей на гра­ни­це Сам­ни­у­ма Сати­ку­лой (быть может, тепе­ре­ш­ней S. Aga­ta de’Go­ti). Но там воен­ное сча­стье, по-види­мо­му, с.297 сно­ва ста­ло им изме­нять. Сам­ни­ты при­влек­ли на свою сто­ро­ну жите­лей Нуце­рии (438) [316 г.], а вско­ре вслед за тем и жите­лей Нолы; на верх­нем Лири­се соран­цы сами про­гна­ли рим­ский гар­ни­зон (439) [315 г.]; авзо­ны гото­ви­лись к вос­ста­нию и угро­жа­ли важ­но­му пунк­ту — Кале­су; даже в Капуе ста­ла дея­тель­но работать анти­рим­ская пар­тия. Сам­нит­ская армия всту­пи­ла в Кам­па­нию и ста­ла лаге­рем под сте­на­ми Капуи в надеж­де, что ее при­бли­же­ние доста­вит пере­вес нацио­наль­ной пар­тии (440) [314 г.]. Одна­ко рим­ляне немед­лен­но напа­ли на Сору и сно­ва завла­де­ли этим горо­дом, после того как раз­би­ли спе­шив­шую на выруч­ку Соры сам­нит­скую армию (440) [314 г.]. Дви­же­ние сре­ди авзо­нов было подав­ле­но с бес­по­щад­ной стро­го­стью, преж­де чем вспых­ну­ло вос­ста­ние, и туда был назна­чен осо­бый дик­та­тор для воз­буж­де­ния и реше­ния поли­ти­че­ских про­цес­сов про­тив вожа­ков сам­нит­ской пар­тии в Капуе, так что самые вли­я­тель­ные меж­ду ними сами лиши­ли себя жиз­ни, чтобы не попасть в руки рим­ско­го пала­ча (440) [314 г.]. Сто­яв­шая под­ле Капуи сам­нит­ская армия была раз­би­та и при­нуж­де­на уда­лить­ся из Кам­па­нии; рим­ляне пре­сле­до­ва­ли ее по пятам, пере­шли через Мате­зе и зимой 440 г. [314 г.] ста­ли лаге­рем под сте­на­ми сто­ли­цы Сам­ни­у­ма — Бови­а­на. Нола была поки­ну­та союз­ни­ка­ми, а рим­ляне были так осмот­ри­тель­ны, что навсе­гда отде­ли­ли этот город от сам­нит­ской пар­тии, заклю­чив с ним такой же выгод­ный для него союз­ный дого­вор (441) [313 г.], какой заклю­чи­ли с неа­по­ли­тан­ца­ми. Фре­гел­лы, нахо­див­ши­е­ся со вре­ме­ни кав­дин­ской ката­стро­фы в руках анти­рим­ской пар­тии и слу­жив­шие для нее глав­ным укреп­лен­ным пунк­том в обла­сти Лири­са, нако­нец так­же были взя­ты на вось­мом году после их заня­тия сам­ни­та­ми (441) [313 г.]; две­сти граж­дан из чис­ла самых знат­ных чле­нов нацио­наль­ной пар­тии были отправ­ле­ны в Рим и обез­глав­ле­ны на откры­той пло­ща­ди в пре­до­сте­ре­же­ние повсюду силь­но вол­но­вав­шим­ся пат­риотам.

Новые кре­по­сти в Апу­лии и Кам­па­нии

Таким обра­зом, Апу­лия и Кам­па­ния были совер­шен­но во вла­сти рим­лян. Чтобы окон­ча­тель­но обес­пе­чить свое вла­ды­че­ство над заво­е­ван­ной терри­то­ри­ей, рим­ляне постро­и­ли на ней в про­ме­жут­ке вре­ме­ни меж­ду 440 и 442 гг. [314—312 гг.] несколь­ко новых кре­по­стей: в Апу­лии Луце­рию, в кото­рой поста­ви­ли посто­ян­ным гар­ни­зо­ном пол-леги­о­на ввиду ее изо­ли­ро­ван­но­го и опас­но­го поло­же­ния; Пон­ции (нынеш­ние ост­ро­ва Пон­цы) для обес­пе­че­ния сво­его вла­ды­че­ства в омы­ваю­щем Кам­па­нию море; Сати­ку­лу на гра­ни­це Кам­па­нии и Сам­ни­у­ма в каче­стве пере­до­во­го оплота про­тив это­го послед­не­го; нако­нец Инте­рам­ну (под­ле Mon­te Cas­si­no) и Суэс­су Аурун­ку (Ses­sa) на доро­ге из Рима в Капую. Сверх того, были постав­ле­ны гар­ни­зо­ны в Кай­я­ции (Ca­jaz­zo), в Соре и в дру­гих важ­ных в воен­ном отно­ше­нии пунк­тах. В довер­ше­ние мер, при­ня­тых для защи­ты Кам­па­нии, была про­веде­на из Рима в Капую та боль­шая воен­ная доро­га, кото­рую цен­зор Аппий Клав­дий обра­тил в 442 г. [312 г.] в шос­се, огра­див ее необ­хо­ди­мы­ми пло­ти­на­ми при пере­хо­де через Пон­тий­ские болота. Замыс­лы рим­лян ста­но­ви­лись все более и более оче­вид­ны­ми; дело шло о поко­ре­нии Ита­лии, кото­рую с каж­дым годом все тес­нее охва­ты­ва­ла цепь рим­ских кре­по­стей и дорог. Сам­ни­ты уже были опу­та­ны рим­ля­на­ми с двух сто­рон; непре­рыв­ный ряд вла­де­ний от Рима до Луце­рии отде­лял север­ную Ита­лию от южной, точ­но так же, как кре­по­сти Нор­ба и Сиг­ния когда-то отде­ля­ли воль­сков от эквов; и подоб­но тому, как в ту пору Рим опи­рал­ся на гер­ни­ков, теперь он стал опи­рать­ся на арпан­цев. Ита­ли­ки нако­нец долж­ны были бы понять, что с паде­ни­ем Сам­ни­у­ма все они утра­тят свою сво­бо­ду и что сле­ду­ет, не теряя вре­ме­ни, прий­ти соеди­нен­ны­ми сила­ми на помощь с.298 к храб­рым гор­цам, кото­рые уже в тече­ние пят­на­дца­ти лет одни выдер­жи­ва­ли нерав­ную борь­бу с рим­ля­на­ми.

Вме­ша­тель­ство тарен­тин­цев

Сам­ни­ты, по-види­мо­му, долж­ны были бы най­ти союз­ни­ков преж­де все­го в тарен­тин­цах; но к чис­лу небла­го­при­ят­но сло­жив­ших­ся для Сам­ни­у­ма и Ита­лии обсто­я­тельств при­над­ле­жит имен­но то, что их судь­ба нахо­ди­лась в эту реши­тель­ную мину­ту в руках этих ита­лий­ских афи­нян. С тех пор как пер­во­на­чаль­ное государ­ст­вен­ное устрой­ство Тарен­та, быв­шее по древ­недо­рий­ско­му образ­цу стро­го ари­сто­кра­ти­че­ским, пре­вра­ти­лось в пол­ней­шую демо­кра­тию, в этом горо­де, насе­лен­ном по пре­иму­ще­ству кора­бель­щи­ка­ми, рыба­ка­ми и фаб­ри­кан­та­ми, раз­ви­лась неве­ро­ят­но интен­сив­ная жизнь; не столь­ко знат­ные, сколь­ко бога­тые жите­ли Тарен­та и в мыс­лях и на деле устра­ня­ли от себя вся­кие серь­ез­ные заботы, увле­ка­ясь ожив­лен­ным раз­но­об­ра­зи­ем обы­ден­ной жиз­ни и пере­хо­дя от бла­го­род­ной отва­ги самых гени­аль­ных замыс­лов к позор­но­му лег­ко­мыс­лию и ребя­че­ским сума­сброд­ствам. Так как здесь речь идет о том, от чего зави­се­ло бытие или небы­тие высо­ко­ода­рен­ных и исста­ри зна­ме­ни­тых наций, то умест­но будет напом­нить, что Пла­тон, посе­тив­ший Тарент лет за шесть­де­сят перед тем [389 г.], нашел — как он сам о том свиде­тель­ст­ву­ет — весь город пья­ным на празд­не­стве Дио­ни­са и что сце­ни­че­ская шутов­ская паро­дия, извест­ная под назва­ни­ем «весе­лой тра­гедии», в пер­вый раз появи­лась в Тарен­те имен­но в эпо­ху вели­кой сам­нит­ской вой­ны. К это­му бес­пут­но­му обра­зу жиз­ни тарен­тин­ских фран­тов и к этой бес­пут­ной поэ­зии тарен­тин­ских писак слу­жи­ла допол­не­ни­ем занос­чи­вая и недаль­но­вид­ная поли­ти­ка тарен­тин­ских дема­го­гов, посто­ян­но вме­ши­вав­ших­ся в то, до чего им не было ника­ко­го дела, и остав­ляв­ших без вни­ма­ния то, к чему их при­зы­ва­ли самые суще­ст­вен­ные их инте­ре­сы. Когда рим­ляне и сам­ни­ты сто­я­ли друг про­тив дру­га в Апу­лии после кав­дин­ской ката­стро­фы, эти дема­го­ги отпра­ви­ли туда послов, кото­рые обра­ти­лись к обе­им сто­ро­нам с тре­бо­ва­ни­ем поло­жить ору­жие (434) [320 г.]. Это дипло­ма­ти­че­ское вме­ша­тель­ство в реши­тель­ную для ита­ли­ков борь­бу понят­но было не чем иным, как пред­уве­дом­ле­ни­ем, что Тарент нако­нец решил­ся вый­ти из сво­его преж­не­го пас­сив­но­го поло­же­ния. Он, без сомне­ния, имел доста­точ­ные для того осно­ва­ния; но вме­ши­вать­ся в вой­ну было для него и труд­но и опас­но, пото­му что демо­кра­ти­че­ское раз­ви­тие его государ­ст­вен­но­го могу­ще­ства опи­ра­лось на мор­ские силы; и меж­ду тем как бла­го­да­ря этим мор­ским силам, опи­рав­шим­ся на мно­го­чис­лен­ный тор­го­вый флот, Тарент занял пер­вое место меж­ду вели­ко­гре­че­ски­ми мор­ски­ми дер­жа­ва­ми, его сухо­пут­ные воен­ные силы, кото­рым теперь при­хо­ди­лось играть глав­ную роль, состо­я­ли толь­ко из наем­ных сол­дат и нахо­ди­лись в глу­бо­ком упад­ке. При таких усло­ви­ях для тарен­тин­ской рес­пуб­ли­ки было вовсе не лег­кой зада­чей уча­стие в войне, кото­рая велась меж­ду Римом и Сам­ни­у­мом, даже если не при­ни­мать в рас­чет по мень­шей мере стес­ни­тель­ной для Тарен­та враж­ды с лукан­ца­ми, в кото­рую его суме­ла втя­нуть рим­ская поли­ти­ка. Одна­ко твер­дая воля конеч­но была в состо­я­нии пре­одо­леть эти затруд­не­ния, и в этом смыс­ле было поня­то обе­и­ми вою­ю­щи­ми сто­ро­на­ми тре­бо­ва­ние тарен­тин­ских послов о пре­кра­ще­нии воен­ных дей­ст­вий. Сам­ни­ты как более сла­бые изъ­яви­ли готов­ность испол­нить это тре­бо­ва­ние, а рим­ляне отве­ча­ли на него тем, что выста­ви­ли сиг­нал для боя. Разум и честь пред­пи­сы­ва­ли тарен­тин­цам немед­лен­но вслед за власт­ным тре­бо­ва­ни­ем их послов объ­явить вой­ну Риму; но тарен­тин­ским пра­ви­тель­ст­вом не руко­во­ди­ли ни разум, ни честь, и оно, как ока­за­лось на деле, с.299 ребя­че­ски отно­си­лось к весь­ма серь­ез­ным делам. Тарент не объ­явил Риму вой­ны, а вме­сто того стал под­дер­жи­вать в Сици­лии оли­гар­хи­че­скую город­скую пар­тию про­тив Ага­фок­ла Сира­куз­ско­го, кото­рый когда-то состо­ял на служ­бе у тарен­тин­цев, но впал в неми­лость и был уво­лен; тогда тарен­тин­цы, по при­ме­ру Спар­ты, отпра­ви­ли в Сици­лию флот, кото­рый мог бы ока­зать им более полез­ные услу­ги у бере­гов Кам­па­нии (440) [314 г.].

При­со­еди­не­ние этрус­ков к коа­ли­ции

С боль­шей энер­ги­ей дей­ст­во­ва­ли наро­ды север­ной и сред­ней Ита­лии, кото­рых, как кажет­ся, осо­бен­но встре­во­жи­ло осно­ва­ние кре­по­сти Луце­рии. Преж­де всех под­ня­лись этрус­ки (443) [311 г.], для кото­рых уже за несколь­ко лет перед тем истек срок пере­ми­рия, заклю­чен­но­го в 403 г. [351 г.] с Римом. Погра­нич­ной рим­ской кре­по­сти Сут­рию при­шлось выдер­жи­вать двух­лет­нюю оса­ду, а в горя­чих сра­же­ни­ях, про­ис­хо­див­ших под сте­на­ми это­го горо­да, успех посто­ян­но был не на сто­роне рим­лян; нако­нец испы­тан­ный в сам­нит­ских вой­нах пол­ко­во­дец — кон­сул 444 г. [310 г.] Квинт Фабий Рул­ли­ан — не толь­ко вос­ста­но­вил в рим­ской Этру­рии пере­вес рим­ско­го ору­жия, но даже сме­ло вторг­ся в соб­ст­вен­но этрус­скую терри­то­рию, до тех пор оста­вав­шу­ю­ся для рим­лян почти неиз­вест­ной стра­ной по при­чине раз­ли­чий язы­ка и неудобств путей сооб­ще­ния. Пере­ход через Цими­ний­ский лес, за кото­рый еще не про­ни­ка­ла ни одна рим­ская армия, и раз­граб­ле­ние бога­той стра­ны, дол­го не под­вер­гав­шей­ся бед­ст­ви­ям вой­ны, под­ня­ли всю Этру­рию на ноги; рим­ское пра­ви­тель­ство, силь­но не одоб­ряв­шее эту без­рас­суд­но сме­лую экс­пе­ди­цию и слиш­ком позд­но запре­тив­шее отваж­но­му глав­но­ко­ман­дую­ще­му пере­хо­дить через гра­ни­цу, ста­ло с край­ней поспеш­но­стью соби­рать новые леги­о­ны, для того чтобы быть в состо­я­нии отра­зить ожи­дае­мый напор всех этрус­ских воен­ных сил.

Победа при Вади­мон­ском озе­ре

Но своевре­мен­ная и реши­тель­ная победа Рул­ли­а­на при Вади­мон­ском озе­ре, кото­рая так дол­го сохра­ня­лась в народ­ной памя­ти, закон­чи­ла неосто­рож­ное пред­при­я­тие слав­ным герой­ским подви­гом и сло­ми­ла сопро­тив­ле­ние этрус­ков. В про­ти­во­по­лож­ность сам­ни­там, в тече­ние восем­на­дца­ти лет не пре­кра­щав­шим нерав­ной борь­бы, три самых силь­ных этрус­ских горо­да — Перу­зия, Кор­то­на и Арре­ций — уже после пер­во­го пора­же­ния согла­си­лись заклю­чить отдель­ный мир­ный дого­вор на три­ста меся­цев (444) [310 г.], а когда рим­ляне в сле­дую­щем году сно­ва раз­би­ли осталь­ных этрус­ков при Перу­зии, тогда и жите­ли Тарк­ви­ний заклю­чи­ли с ними мир­ный дого­вор на четы­ре­ста меся­цев (446) [308 г.]; после того и осталь­ные горо­да устра­ни­лись от уча­стия в борь­бе, и в Этру­рии на вре­мя пре­кра­ти­лись воен­ные дей­ст­вия.

Послед­ние похо­ды в Сам­ни­ум

В то вре­мя как совер­ша­лись эти собы­тия, вой­на не пре­кра­ща­лась и в Сам­ни­у­ме. Экс­пе­ди­ция 443 г. [311 г.] огра­ни­чи­лась подоб­но преды­ду­щим оса­дой и взя­ти­ем отдель­ных сам­нит­ских горо­дов, но в сле­дую­щем году вой­на при­ня­ла более ожив­лен­ный харак­тер. Опас­ное поло­же­ние Рул­ли­а­на в Этру­рии и рас­про­стра­нив­ши­е­ся слу­хи об уни­что­же­нии север­ной рим­ской армии поощ­ри­ли сам­ни­тов к новым уси­ли­ям; рим­ский кон­сул Гай Мар­ций Рутил был ими побеж­ден и сам тяже­ло ранен. Но новый обо­рот дел в Этру­рии раз­ру­шил воз­рож­дав­ши­е­ся надеж­ды. Луций Папи­рий Кур­сор был сно­ва постав­лен во гла­ве рим­ских войск, послан­ных про­тив сам­ни­тов, и сно­ва вышел победи­те­лем из боль­шо­го и реши­тель­но­го сра­же­ния (445) [309 г.], для кото­ро­го союз­ни­ки напряг­ли свои послед­ние силы. Состав­ляв­шие цвет их армии сол­да­ты в пест­рых одеж­дах с золоты­ми щита­ми и сол­да­ты в белых одеж­дах с сереб­ря­ны­ми щита­ми были при этом истреб­ле­ны, а бле­стя­щие доспе­хи побеж­ден­ных укра­ша­ли с тех пор в с.300 тор­же­ст­вен­ных слу­ча­ях ряды лавок, тянув­ши­е­ся вдоль рим­ско­го рын­ка. Бед­ст­вен­ное поло­же­ние сам­ни­тов все уси­ли­ва­лось, а борь­ба ста­но­ви­лась для них все более без­на­деж­ной. В сле­дую­щем году (446) [308 г.] этрус­ки поло­жи­ли ору­жие, и в то же вре­мя сдал­ся рим­ля­нам на выгод­ных усло­ви­ях послед­ний из горо­дов Кам­па­нии, дер­жав­ших сто­ро­ну сам­ни­тов, — Нуце­рия, на кото­рую было сде­ла­но напа­де­ние и с моря и с суши. Хотя сам­ни­ты нашли новых союз­ни­ков в север­ной Ита­лии в лице умбров, в сред­ней Ита­лии в лице мар­сов и пелиг­нов, и даже от гер­ни­ков всту­пи­ло в их ряды мно­го доб­ро­воль­цев, но все это мог­ло бы доста­вить им реши­тель­ный пере­вес над рим­ля­на­ми в то вре­мя, когда этрус­ки еще не пре­кра­ща­ли борь­бы, а теперь лишь спо­соб­ст­во­ва­ло боль­ше­му успе­ху рим­ско­го ору­жия, не создав для Рима серь­ез­ных пре­пят­ст­вий. Когда умб­ры сде­ла­ли вид, буд­то наме­ре­ва­ют­ся идти на Рим, Рул­ли­ан, высту­пив со сво­ей арми­ей из Сам­ни­у­ма, заго­ро­дил им путь у вер­хо­вьев Тиб­ра, не встре­тив к это­му пре­пят­ст­вия со сто­ро­ну ослаб­лен­ных сам­ни­тов, и это­го было доста­точ­но, чтобы разо­гнать умбр­ское опол­че­ние. После того театр вой­ны был пере­не­сен сно­ва в сред­нюю Ита­лию. Пелиг­ны были побеж­де­ны; вслед за ними были побеж­де­ны и мар­сы; хотя осталь­ные сабель­ские пле­ме­на все еще номи­наль­но были вра­га­ми Рима, но на самом деле Сам­ни­ум мало-пома­лу остал­ся с этой сто­ро­ны в совер­шен­ном оди­но­че­стве. Впро­чем, он полу­чил неожи­дан­ную помощь из обла­сти Тиб­ра. Союз гер­ни­ков, у кото­рых Рим потре­бо­вал объ­яс­не­ний по пово­ду того, что нашел их сооте­че­ст­вен­ни­ков меж­ду взя­ты­ми в плен сам­ни­та­ми, объ­явил Риму вой­ну (448) [306 г.] — прав­да, не столь­ко по рас­че­ту, сколь­ко с отча­я­ния. Неко­то­рые из самых зна­чи­тель­ных гер­ник­ских общин с само­го нача­ла отка­за­лись от вся­ко­го уча­стия в войне, но самый важ­ный из гер­ник­ских горо­дов, Ана­гния, при­вел объ­яв­ле­ние вой­ны в испол­не­ние. Одна­ко это неожи­дан­ное вос­ста­ние в тылу рим­ской армии, заня­той оса­дою сам­нит­ских кре­по­стей, было в воен­ном отно­ше­нии крайне опас­но для рим­лян. Воен­ное сча­стье еще раз улыб­ну­лось сам­ни­там: Сора и Кай­я­ция попа­ли в их руки. Но ана­г­ний­цы были неожи­дан­но ско­ро при­веде­ны в покор­ность послан­ны­ми из Рима вой­ска­ми; эти вой­ска осво­бо­ди­ли и сто­яв­шую в Сам­ни­у­ме армию; тогда все сно­ва было поте­ря­но. Сам­ни­ты про­си­ли мира, но без­успеш­но, так как два про­тив­ни­ка не мог­ли дого­во­рить­ся насчет мир­ных усло­вий. Толь­ко поход 449 г. [305 г.] при­вел к окон­ча­тель­ной раз­вяз­ке. Две рим­ские кон­суль­ские армии вторг­лись в Сам­ни­ум: одна из них под началь­ст­вом Тибе­рия Мину­ция, а после его гибе­ли под началь­ст­вом Мар­ка Фуль­вия, шла из Кам­па­нии через гор­ные про­хо­ды; дру­гая, под началь­ст­вом Луция Посту­мия поды­ма­лась от бере­гов Адри­а­ти­че­ско­го моря вверх по тече­нию Бифер­на; они сошлись под сте­на­ми сам­нит­ской сто­ли­цы Бови­а­на, одер­жа­ли реши­тель­ную победу, захва­ти­ли в плен сам­нит­ско­го пол­ко­во­д­ца Ста­ция Гел­лия и взя­ли Бови­ан при­сту­пом.

Мир с Сам­ни­у­мом

Паде­ние глав­но­го цен­тра сам­нит­ских воен­ных сил поло­жи­ло конец два­дца­ти­двух­лет­ней войне. Сам­ни­ты выве­ли свои гар­ни­зо­ны из Соры и из Арпи­на и отпра­ви­ли в Рим послов с прось­бой о мире; их при­ме­ру после­до­ва­ли сабель­ские пле­ме­на — мар­сы, марру­ци­ны, пелиг­ны, френ­та­ны, вести­ны, пицен­ты. Усло­вия, на кото­рые согла­сил­ся Рим, были снос­ны; хотя и потре­бо­ва­лись уступ­ки неко­то­рых земель, как напри­мер, терри­то­рии пелиг­нов, но вооб­ще они, как кажет­ся, были не очень зна­чи­тель­ны. Рав­но­прав­ный союз меж­ду сабель­ски­ми шта­та­ми и Римом был воз­об­нов­лен (450) [304 г.]. Веро­ят­но, око­ло того же вре­ме­ни и с.301

Мир с Тарен­том

вслед­ст­вие заклю­че­ния мира с сам­ни­та­ми был заклю­чен мир меж­ду Римом и Тарен­том. Впро­чем, эти два горо­да не всту­па­ли в непо­сред­ст­вен­ную борь­бу меж­ду собой; с нача­ла и до кон­ца про­дол­жи­тель­ной вой­ны меж­ду Римом и Сам­ни­у­мом тарен­тин­цы были пас­сив­ны­ми ее зри­те­ля­ми и толь­ко в сою­зе с сал­лен­тин­ца­ми не пре­кра­ща­ли сво­их рас­прей с союз­ни­ка­ми Рима — лукан­ца­ми. Но в послед­ние годы сам­нит­ской вой­ны они еще раз попы­та­лись высту­пить на сце­ну более энер­гич­ным обра­зом. Частью вслед­ст­вие того, что бес­пре­стан­ные напа­де­ния лукан­цев ста­ви­ли их самих в затруд­ни­тель­ное поло­же­ние, частью вслед­ст­вие того, что они все яснее созна­ва­ли опас­ность, кото­рой гро­зи­ло их соб­ст­вен­ной неза­ви­си­мо­сти окон­ча­тель­ное поко­ре­ние Сам­ни­у­ма, они реши­лись еще раз вве­рить свою судь­бу кон­до­тье­ру, несмот­ря на то, что обра­ще­ние к Алек­сан­дру Молос­ско­му не при­нес­ло в свое вре­мя уте­ши­тель­ных резуль­та­тов. На их при­зыв явил­ся спар­тан­ский принц Клео­ним с пятью тыся­ча­ми наем­ни­ков, к кото­рым он при­со­еди­нил набран­ный в Ита­лии отряд такой же силы, вспо­мо­га­тель­ные вой­ска мес­са­пов и из неко­то­рых менее зна­чи­тель­ных гре­че­ских горо­дов, а глав­ным обра­зом — два­дца­ти­двух­ты­сяч­ную тарен­тин­скую граж­дан­скую мили­цию. Во гла­ве этой зна­чи­тель­ной армии он при­нудил лукан­цев заклю­чить мир с Тарен­том и поста­вить во гла­ве сво­его управ­ле­ния пре­дан­ных Сам­ни­у­му людей, вза­мен чего, впро­чем, отдал им в жерт­ву Мета­понт. Когда это слу­чи­лось, сам­ни­ты еще не пре­кра­ща­ли вой­ны; ничто не меша­ло спар­тан­цу прий­ти к ним на помощь и употре­бить свою силь­ную армию и свое воен­ное искус­ство на защи­ту сво­бо­ды ита­лий­ских горо­дов и наро­дов. Но Тарент дей­ст­во­вал не так, как стал бы дей­ст­во­вать в подоб­ном слу­чае Рим, да и сам принц Клео­ним дале­ко не был ни Алек­сан­дром, ни Пирром. Он не пото­ро­пил­ся начи­нать вой­ну, от кото­рой мож­но было ожи­дать ско­рее неудач, чем нажи­вы, а пред­по­чел вме­сто того дей­ст­во­вать заод­но с лукан­ца­ми про­тив Мета­пон­та и про­во­дил при­ят­но свое вре­мя в этом горо­де, пого­ва­ри­вая о похо­де про­тив Ага­фок­ла Сира­куз­ско­го и об осво­бож­де­нии сици­лий­ских гре­ков. Меж­ду тем сам­ни­ты заклю­чи­ли мир, а когда рим­ляне ста­ли после того серь­ез­нее инте­ре­со­вать­ся юго-восточ­ною частью полу­ост­ро­ва и, напри­мер, в 447 г. [307 г.] рим­ский отряд опу­сто­шил терри­то­рию сал­лен­тин­цев или, точ­нее, про­из­во­дил там реко­гнос­ци­ров­ки по при­ка­за­нию свы­ше, тогда спар­тан­ский кон­до­тьер сел со сво­и­ми наем­ни­ка­ми на суда и завла­дел врас­плох ост­ро­вом Кер­ки­рой, откуда было удоб­но пред­при­ни­мать хищ­ни­че­ские мор­ские набе­ги на Гре­цию и на Ита­лию. Когда тарен­тин­цы были, таким обра­зом, поки­ну­ты сво­им пол­ко­вод­цем и в то же вре­мя лиши­лись сво­их союз­ни­ков в сред­ней Ита­лии, тогда и им, и при­со­еди­нив­шим­ся к ним лукан­цам и сал­лен­тин­цам, конеч­но, не оста­ва­лось ниче­го дру­го­го, как искать мира, на кото­рый рим­ляне и согла­си­лись, как кажет­ся, на снос­ных усло­ви­ях. Вско­ре после того (451) [303 г.] наше­ст­вие Клео­ни­ма, выса­див­ше­го­ся на терри­то­рии сал­лен­тин­цев и при­сту­пив­ше­го к оса­де Урии, было даже отра­же­но мест­ны­ми жите­ля­ми при помо­щи рим­лян.

Упро­че­ние рим­ско­го вла­ды­че­ства в сред­ней Ита­лии

Победа Рима была пол­ная, и он ее исполь­зо­вал вполне. Если сам­ни­там, тарен­тин­цам и дру­гим, еще более отда­лен­ным от Рима пле­ме­нам, были пред­пи­са­ны вооб­ще очень уме­рен­ные мир­ные усло­вия, то это было сде­ла­но не из вели­ко­ду­шия, с кото­рым рим­ляне не были зна­ко­мы, а из умно­го и ясно­го рас­че­та. Пер­вая и глав­ная зада­ча рим­лян заклю­ча­лась не столь­ко в том, чтобы как мож­но ско­рее при­нудить южную Ита­лию к фор­маль­но­му при­зна­нию с.302 рим­ско­го вер­хо­вен­ства, сколь­ко в том, чтобы дове­сти до кон­ца поко­ре­ние сред­ней Ита­лии (кото­рое уже было под­готов­ле­но во вре­мя послед­ней вой­ны про­веде­ни­ем воен­ных дорог и осно­ва­ни­ем кре­по­стей в Кам­па­нии и Апу­лии) и, таким обра­зом, отре­зав север­ную Ита­лию от южной, лишить их вся­кой воз­мож­но­сти дей­ст­во­вать заод­но в слу­чае вой­ны. К дости­же­нию этой цели были направ­ле­ны с энер­гич­ной после­до­ва­тель­но­стью и даль­ней­шие воен­ные пред­при­я­тия рим­лян. Преж­де все­го рим­ляне вос­поль­зо­ва­лись пер­вым удоб­ным слу­ча­ем (быть может, ими же создан­ным), чтобы разом покон­чить с нахо­див­ши­ми­ся в обла­сти Тиб­ра сою­за­ми эквов и гер­ни­ков, кото­рые когда-то сопер­ни­ча­ли с рим­ским еди­но­вла­сти­ем и еще не были совер­шен­но пре­одо­ле­ны. В том же году, в кото­ром был заклю­чен мир с Сам­ни­ем (450) [304 г.], кон­сул Пуб­лий Сем­п­ро­ний Соф начал вой­ну с эква­ми; сорок посе­ле­ний поко­ри­лись ему в тече­ние пяти­де­ся­ти дней; все вла­де­ния эквов, за исклю­че­ни­ем той узкой лож­би­ны, кото­рая до сих пор носит свое ста­рин­ное народ­ное назва­ние (Ci­co­la­no), посту­пи­ли под власть рим­лян; в сле­дую­щем году была постро­е­на на север­ной окра­ине Фуцин­ско­го озе­ра кре­пость Аль­ба, в кото­рой был постав­лен шести­ты­сяч­ный гар­ни­зон и кото­рая, сде­лав­шись пере­до­вым опло­том про­тив воин­ст­вен­ных мар­сов, вме­сте с тем упро­чи­ва­ла вла­ды­че­ство рим­лян над сред­ней Ита­ли­ей; через два года после того была осно­ва­на на верх­нем Тура­но, бли­же к Риму, кре­пость Кар­сио­ли; оба эти горо­да были союз­ны­ми общи­на­ми на пра­вах лати­нов. Чтобы уни­что­жить ста­рин­ную союз­ную связь меж­ду горо­да­ми гер­ни­ков, был отыс­кан желан­ный повод в том фак­те, что если не все горо­да гер­ни­ков, то по мень­шей мере Ана­гния при­ни­ма­ла уча­стие в послед­них ста­ди­ях сам­нит­ской вой­ны. Участь Ана­гнии, есте­ствен­но, была гораздо более тяже­лой, чем при пред­ше­ст­во­вав­шем поко­ле­нии участь латин­ских общин, нахо­див­ших­ся точ­но в таком же поло­же­нии. Она не толь­ко долж­на была доволь­ст­во­вать­ся подоб­но тем латин­ским общи­нам пас­сив­ным пра­вом рим­ско­го граж­дан­ства, но лиши­лась подоб­но цери­там и само­управ­ле­ния; сверх того, на одной части ее терри­то­рии, на верх­нем Тре­ру­се (Sac­co), был орга­ни­зо­ван новый граж­дан­ский округ и одно­вре­мен­но был орга­ни­зо­ван дру­гой на ниж­нем Анио (455) [299 г.]. Рим­ляне сожа­ле­ли толь­ко о том, что три самых зна­чи­тель­ных после Ана­гнии гер­ник­ских общи­ны — Але­трий, Веру­лы и Ферен­тин — так­же не отло­жи­лись от Рима; вслед­ст­вие их веж­ли­во­го отка­за на пред­ло­же­ние доб­ро­воль­но всту­пить в рим­ский граж­дан­ский союз и вслед­ст­вие отсут­ст­вия вся­ко­го бла­го­вид­но­го пред­ло­га, чтобы при­нудить их к это­му силой, при­шлось по необ­хо­ди­мо­сти пре­до­ста­вить им не толь­ко авто­но­мию, но даже пра­во созы­ва народ­но­го собра­ния и общ­но­сти бра­ков и таким обра­зом сохра­нить тень того, что еще напо­ми­на­ло о ста­рин­ном сою­зе гер­ни­ков. Сооб­ра­же­ния это­го рода не стес­ня­ли рим­лян в той части терри­то­рии воль­сков, кото­рой до того вре­ме­ни вла­де­ли сам­ни­ты. Там посту­пи­ли в рим­ское под­дан­ство горо­да Арпин и Фру­зи­но, а у это­го послед­не­го была отня­та третья часть его терри­то­рии; кро­ме того, на верх­нем Лири­се воль­ский город Сора, уже ранее того заня­тый гар­ни­зо­ном, был в при­да­чу к Фре­гел­лам пре­вра­щен в латин­скую кре­пость и занят четы­рех­ты­сяч­ным леги­о­ном. Таким обра­зом, древ­няя стра­на воль­сков была вполне поко­ре­на и пошла быст­ры­ми шага­ми к рома­ни­за­ции. Через мест­ность, отде­ляв­шую Сам­ни­ум от Этру­рии, были про­веде­ны две воен­ных доро­ги и обе были защи­ще­ны кре­по­стя­ми. Север­ная доро­га, из кото­рой впо­след­ст­вии обра­зо­ва­лась с.303 Фла­ми­ни­е­ва доро­га, при­кры­ва­ла линию Тиб­ра; она шла через союз­ный с Римом Окри­кул в Нар­нию, кото­рую рим­ляне так пере­име­но­ва­ли из древ­ней умбрий­ской кре­по­сти Некви­на, в то вре­мя как осно­ва­ли там воен­ную коло­нию (455) [299 г.]. Южная доро­га, впо­след­ст­вии назы­вав­ша­я­ся Вале­ри­е­вой, вела к Фуцин­ско­му озе­ру через выше­упо­мя­ну­тые кре­по­сти Кар­сио­ли и Аль­бу. Мел­кие пле­ме­на, на терри­то­рии кото­рых пред­при­ни­ма­лись эти соору­же­ния, — умб­ры, упор­но защи­щав­шие Неквин, эквы, пытав­ши­е­ся сно­ва завла­деть Аль­бой, мар­сы, напа­дав­шие на Кар­сио­ли, — не были в состо­я­нии поста­вить Риму пре­гра­ды на его пути; те две силь­ных кре­по­сти почти бес­пре­пят­ст­вен­но вдви­ну­лись меж­ду Сам­ни­у­мом и Этру­ри­ей. О гро­мад­ных соору­же­ни­ях дорог и кре­по­стей, обес­пе­чи­вав­ших вла­де­ние Апу­ли­ей и в осо­бен­но­сти Кам­па­ни­ей, уже было ранее упо­мя­ну­то; они окру­жи­ли Сам­ни­ум цепью рим­ских кре­по­стей с восто­ка и с запа­да. О срав­ни­тель­ном бес­си­лии Этру­рии свиде­тель­ст­ву­ет тот факт, что рим­ляне не нашли нуж­ным обес­пе­чить свое гос­под­ство над уще­лья­ми Цими­ний­ско­го леса посред­ст­вом про­веде­ния шос­сей­ной доро­ги и построй­ки кре­по­стей. Сут­рий, кото­рый был до того вре­ме­ни погра­нич­ною кре­по­стью, и впо­след­ст­вии оста­вал­ся конеч­ным пунк­том рим­ской воен­ной линии; рим­ляне удо­воль­ст­во­ва­лись тем, что воз­ло­жи­ли на близ­ле­жа­щие общи­ны содер­жа­ние в поряд­ке той воен­ной доро­ги, кото­рая вела из Сут­рия в Арре­ций⁴.

Воз­об­нов­ле­ние сам­нит­ско-этрус­ской вой­ны

Бла­го­род­ная сам­нит­ская нация поня­ла, что такой мир был пагуб­нее самой несчаст­ной вой­ны, и ста­ла дей­ст­во­вать соглас­но с таким убеж­де­ни­ем. Имен­но в то вре­мя кель­ты сно­ва начи­на­ли после дол­го­го без­дей­ст­вия шеве­лить­ся в север­ной Ита­лии; кро­ме того, неко­то­рые из север­ных этрус­ских общин все еще вели борь­бу с рим­ля­на­ми, так что непро­дол­жи­тель­ное зати­шье чере­до­ва­лось там с жар­ки­ми, но бес­плод­ны­ми схват­ка­ми. Еще вся сред­няя Ита­лия была в бро­же­нии и часть в откры­том вос­ста­нии; построй­ка кре­по­стей еще была толь­ко нача­та, и сооб­ще­ния меж­ду Этру­ри­ей и Сам­ни­у­мом еще не были совер­шен­но пре­рва­ны. Быть может, еще было не позд­но спа­сти сво­бо­ду; но не сле­до­ва­ло мед­лить: с каж­дым годом, про­веден­ным в мир­ном без­дей­ст­вии, труд­ность напа­де­ния воз­рас­та­ла, а силы напа­даю­щих сла­бе­ли. Про­шло толь­ко пять лет со вре­ме­ни заклю­че­ния мира, и еще не успе­ли закрыть­ся раны, нане­сен­ные сель­ско­му насе­ле­нию Сам­ни­у­ма два­дца­ти­двух­лет­ней вой­ной, когда сам­нит­ский союз воз­об­но­вил в 456 г. [298 г.] борь­бу. Бла­го­при­ят­ный для рим­лян исход послед­ней вой­ны был в сущ­но­сти послед­ст­ви­ем того, что лукан­цы были союз­ни­ка­ми Рима, а вслед­ст­вие того Тарент дер­жал­ся в сто­роне; поль­зу­ясь этим уро­ком, сам­ни­ты преж­де все­го напа­ли все­ми сво­и­ми сила­ми на Лука­нию; им уда­лось поста­вить там во гла­ве управ­ле­ния людей сво­ей пар­тии и заклю­чить союз меж­ду Сам­ни­у­мом и Лука­ни­ей. Понят­но, что рим­ляне немед­лен­но объ­яви­ли им вой­ну; впро­чем, в Сам­ни­у­ме хоро­шо зна­ли, что ина­че и быть не мог­ло. Как были в ту пору настро­е­ны умы сам­ни­тов, вид­но из того, что сам­нит­ское пра­ви­тель­ство пред­у­преди­ло рим­ских с.304 послов о невоз­мож­но­сти пору­чить­ся за их лич­ную без­опас­ность, если они всту­пят на сам­нит­скую терри­то­рию. Таким обра­зом, вой­на сно­ва вспых­ну­ла (456) [298 г.], и, меж­ду тем как одна рим­ская армия дей­ст­во­ва­ла в Этру­рии, глав­ные воен­ные силы Рима, прой­дя через Сам­ни­ум, при­нуди­ли лукан­цев заклю­чить мир и при­слать в Рим залож­ни­ков. В сле­дую­щем году оба кон­су­ла уже мог­ли обра­тить свое ору­жие про­тив Сам­ни­у­ма; Рул­ли­ан одер­жал победу при Тиферне, а его вер­ный бое­вой това­рищ Пуб­лий Деций Мус — при Мале­вен­те, и две рим­ских армии про­сто­я­ли лаге­рем пять меся­цев в непри­я­тель­ской стране. Это было воз­мож­но бла­го­да­ря тому, что туск­ские государ­ства ста­ли пооди­ноч­ке всту­пать в мир­ные пере­го­во­ры с Римом. Сам­ни­ты, без сомне­ния, с само­го нача­ла вой­ны ясно виде­ли, что победа был воз­мож­на толь­ко при том усло­вии, чтобы вся Ита­лия соеди­ни­лась про­тив Рима; поэто­му они все­ми сила­ми ста­ра­лись пред­от­вра­тить заклю­че­ние сепа­рат­но­го мира меж­ду Этру­ри­ей и Римом; когда же их пол­ко­во­дец Гел­лий Эгна­ций нако­нец пред­ло­жил этрус­кам при­слать им под­креп­ле­ния в их соб­ст­вен­ную стра­ну, тогда этрус­ский союз­ный совет решил не усту­пать и еще раз пре­до­ста­вить реше­ние дела ору­жию.

Соеди­не­ние союз­ных армий в Умбрии

Сам­ни­ум употре­бил край­ние уси­лия на то, чтобы одно­вре­мен­но выста­вить в поле три армии, из кото­рых одна пред­на­зна­ча­лась для защи­ты соб­ст­вен­ной терри­то­рии, дру­гая долж­на была вторг­нуть­ся в Кам­па­нию, а третья, самая силь­ная, долж­на была идти в Этру­рию; дей­ст­ви­тель­но, эта послед­няя без потерь достиг­ла в 458 г. [296 г.] Этру­рии под пред­во­ди­тель­ст­вом само­го Эгна­ция, прой­дя через терри­то­рии мар­сов и умбров, где нахо­ди­ла содей­ст­вие со сто­ро­ны мест­но­го насе­ле­ния. Тем вре­ме­нем рим­ляне завла­де­ли несколь­ки­ми укреп­лен­ны­ми пунк­та­ми в Сам­ни­у­ме и уни­что­жи­ли вли­я­ние сам­нит­ской пар­тии в Лука­нии, но похо­ду пред­во­ди­мой Эгна­ци­ем армии они не успе­ли вос­пре­пят­ст­во­вать. Когда в Риме узна­ли, что сам­ни­там уда­лось уни­что­жить все гро­мад­ные уси­лия, потра­чен­ные на отде­ле­ние южных ита­ли­ков от север­ных, что появ­ле­ние сам­нит­ских войск в Этру­рии послу­жи­ло сиг­на­лом к почти повсе­мест­но­му вос­ста­нию про­тив Рима и что этрус­ские общи­ны самым дея­тель­ным обра­зом ста­ра­лись при­гото­вить свои опол­че­ния к войне и при­влечь к себе тол­пы галль­ских наем­ни­ков, тогда и Рим стал напря­гать все свои силы и начал состав­лять когор­ты из воль­ноот­пу­щен­ни­ков и жена­тых людей — одним сло­вом, и тут и там созна­ва­ли, что при­бли­жа­ет­ся окон­ча­тель­ная раз­вяз­ка. Одна­ко 458 год [296 г.], как кажет­ся, про­шел в воору­же­ни­ях и в пере­дви­же­ни­ях войск. На сле­дую­щий год (459) [295 г.] рим­ляне поста­ви­ли двух луч­ших сво­их пол­ко­вод­цев — Пуб­лия Деция Муса и пре­ста­ре­ло­го Квин­та Фабия Рул­ли­а­на — во гла­ве нахо­див­шей­ся в Этру­рии рим­ской армии, кото­рая была уси­ле­на все­ми вой­ска­ми, какие ока­за­лись ненуж­ны­ми в Кам­па­нии, и дохо­ди­ла, по край­ней мере, до 60 тысяч чело­век, сре­ди кото­рых более тре­ти было пол­но­прав­ных рим­ских граж­дан; сверх того, были сфор­ми­ро­ва­ны два резер­ва: один — под­ле Фале­рий, дру­гой — под сте­на­ми сто­ли­цы. Сбор­ным пунк­том для ита­ли­ков слу­жи­ла Умбрия, где схо­ди­лись доро­ги из земель галль­ской, этрус­ской и сабель­ской; туда же и кон­су­лы дви­ну­ли свои воен­ные силы частью по лево­му, частью по пра­во­му бере­гу Тиб­ра, меж­ду тем как пер­вый резерв повер­нул в Этру­рию с целью отвлечь этрус­ские вой­ска от глав­но­го места воен­ных дей­ст­вий для защи­ты их оте­че­ства. Пер­вое сра­же­ние было неудач­но для рим­лян: их аван­гард был раз­бит соеди­нен­ны­ми сила­ми гал­лов и сам­ни­тов в окру­ге Кью­зи. Но упо­мя­ну­тая выше дивер­сия достиг­ла сво­ей цели; с.305 меж­ду тем как сам­ни­ты самоот­вер­жен­но про­хо­ди­ли мимо раз­ва­лин сво­их горо­дов, чтобы вовре­мя при­быть на назна­чен­ное им место, этрус­ский кон­тин­гент, напро­тив того, боль­шей частью отде­лил­ся от союз­ной армии, лишь толь­ко узнал о втор­же­нии рим­ско­го резер­ва в Этру­рию;

Бит­ва при Сен­тине

вслед­ст­вие это­го ряды союз­ной армии силь­но пореде­ли в то вре­мя, как дело дошло до реши­тель­ной бит­вы на восточ­ном склоне Апен­нин под­ле Сен­ти­на. Тем не менее, это был жар­кий бой. На пра­вом флан­ге рим­лян, где Рул­ли­ан борол­ся во гла­ве двух леги­о­нов с сам­нит­ской арми­ей, исход дол­го оста­вал­ся нере­шен­ным. На левом флан­ге, где коман­до­вал Пуб­ли­ций Деций, рим­скую кон­ни­цу при­ве­ли в рас­строй­ство галль­ские бое­вые колес­ни­цы, и леги­о­ны уже начи­на­ли пода­вать­ся назад. Тогда кон­сул при­звал к себе жре­ца Мар­ка Ливия и при­ка­зал ему обречь в жерт­ву под­зем­ным богам и голо­ву рим­ско­го глав­но­ко­ман­дую­ще­го, и непри­я­тель­скую армию; вслед за тем он бро­сил­ся в самые густые ряды гал­лов и нашел там смерть, кото­рой искал. Это герой­ское само­по­жерт­во­ва­ние чело­ве­ка высо­кой души и люби­мо­го вое­на­чаль­ни­ка не оста­лось бес­плод­ным. Спа­сав­ши­е­ся бег­ст­вом сол­да­ты воз­вра­ти­лись назад, самые храб­рые устре­ми­лись вслед за сво­им вождем на непри­я­тель­ские ряды для того, чтобы ото­мстить за его смерть или уме­реть вме­сте с ним, и в ту же мину­ту при­был на помощь рас­стро­ен­но­му лево­му флан­гу при­слан­ный Рул­ли­а­ном кон­су­ляр Луций Сци­пи­он во гла­ве рим­ско­го резер­ва. Дело реши­ла пре­вос­ход­ная кам­пан­ская кон­ни­ца, напав­шая на гал­лов с флан­га и с тыла; гал­лы обра­ти­лись в бег­ство, а вслед за ними пошат­ну­лись и сам­ни­ты, началь­ник кото­рых, Эгна­ций, пал у ворот лаге­ря. Девять тысяч рим­лян покры­ва­ли поле сра­же­ния; но куп­лен­ная доро­гой ценой победа сто­и­ла такой жерт­вы. Союз­ная армия рас­па­лась, а вме­сте с нею рас­па­лась и коа­ли­ция; Умбрия оста­лась во вла­сти рим­лян, гал­лы раз­бе­жа­лись, а остат­ки сам­нит­ской армии воз­вра­ти­лись в строй­ном поряд­ке через Абруц­цы в свое оте­че­ство. Кам­па­ния, кото­рую сам­ни­ты навод­ни­ли сво­и­ми вой­ска­ми во вре­мя этрус­ской вой­ны, была по окон­ча­нии этой вой­ны сно­ва заня­та рим­ля­на­ми без боль­ших уси­лий.

Мир с Этру­ри­ей. Послед­ние бит­вы в Сам­ни­у­ме

Этру­рия про­си­ла в сле­дую­щем году (460) [294 г.] мира; Воль­си­нии, Перу­зия, Арре­ций и вооб­ще все горо­да, при­мкнув­шие к сою­зу про­тив Рима, обя­за­лись соблюдать пере­ми­рие в тече­ние четы­рех­сот меся­цев. Но у сам­ни­тов были иные наме­ре­ния: они ста­ли гото­вить­ся к без­на­деж­но­му сопро­тив­ле­нию с тем муже­ст­вом сво­бод­ных людей, кото­рое хотя и не в силах повер­нуть на свою сто­ро­ну сча­стье, но спо­соб­но при­сты­дить его. Когда две кон­су­ляр­ные армии всту­пи­ли в 460 г. [294 г.] в Сам­ни­ум, они повсюду встре­ча­ли самое оже­сто­чен­ное сопро­тив­ле­ние; Марк Ати­лий даже потер­пел неуда­чу под­ле Луце­рии, а сам­ни­ты успе­ли про­ник­нуть в Кам­па­нию и опу­сто­шить терри­то­рию рим­ской коло­нии Инте­рам­ны на Лири­се. В сле­дую­щем году сын героя пер­вой сам­нит­ской вой­ны Луций Папи­рий Кур­сор и Спу­рий Кар­ви­лий всту­пи­ли под­ле Акви­ло­нии в реши­тель­ный бой с сам­нит­ской арми­ей, глав­ные силы кото­рой состо­я­ли из 16 тысяч оде­тых в белые одеж­ды сол­дат, при­нес­ших свя­щен­ную клят­ву, что пред­по­чтут бег­ству смерть. Но неумо­ли­мый рок не обра­ща­ет вни­ма­ния ни на клят­вы, ни на отча­ян­ные моль­бы; рим­ляне одер­жа­ли победу и взя­ли при­сту­пом те кре­по­сти, в кото­рых сам­ни­ты укры­лись со сво­им иму­ще­ст­вом. Впро­чем, и после это­го тяже­ло­го пора­же­ния союз­ни­ки в тече­ние несколь­ких лет обо­ро­ня­лись с бес­при­мер­ным упор­ст­вом в сво­их укреп­лен­ных зам­ках и горах про­тив пре­вос­ход­ных непри­я­тель­ских сил и места­ми даже с.306 одер­жи­ва­ли неболь­шие победы; еще раз рим­ля­нам при­шлось при­бег­нуть (462) [292 г.] к опыт­но­сти пре­ста­ре­ло­го Рул­ли­а­на, а Гавий Пон­тий — быть может, сын кав­дин­ско­го победи­те­ля — одер­жал послед­нюю сам­нит­скую победу, за кото­рую рим­ляне впо­след­ст­вии ото­мсти­ли ему низ­ким обра­зом: когда он попал­ся к ним в плен, они каз­ни­ли его в тюрь­ме (463) [291 г.]. Но в Ита­лии уже никто не шеве­лил­ся, так как вой­на, пред­при­ня­тая в 461 г. [293 г.] Фале­ри­я­ми, едва ли заслу­жи­ва­ет это­го назва­ния. Сам­ни­ты, быть может, и погляды­ва­ли с томи­тель­ным ожи­да­ни­ем на Тарент, кото­рый один был в состо­я­нии помочь им, но помо­щи оттуда они не полу­чи­ли. При­чи­ны без­де­я­тель­но­сти Тарен­та были те же, что и преж­де, — дур­ное управ­ле­ние и то, что лукан­цы сно­ва пере­шли в 456 г. [298 г.] на сто­ро­ну рим­лян; к это­му при­со­еди­ня­лись небез­осно­ва­тель­ные опа­се­ния, кото­рые вну­шал тарен­тин­цам Ага­фокл Сира­куз­ский, имен­но в ту пору сто­яв­ший на вер­шине сво­его могу­ще­ства и начи­нав­ший обра­щать свое вни­ма­ние на Ита­лию. Око­ло 455 г. [299 г.] Ага­фокл утвер­дил­ся на Кер­ки­ре, откуда Клео­ним был про­гнан Димит­ри­ем Поли­ор­ке­том (полу­чив­шим про­зви­ще «заво­е­ва­те­ля горо­дов»); после того Ага­фокл стал угро­жать тарен­тин­цам и с Адри­а­ти­че­ско­го моря и с Ионий­ско­го. Хотя уступ­ка Кер­ки­ры эпир­ско­му царю Пир­ру и устра­ни­ла в 459 г. [295 г.] боль­шую часть воз­ник­ших опа­се­ний, тем не менее, тарен­тин­цы все еще инте­ре­со­ва­лись поло­же­ни­ем дел в Кер­ки­ре (так, напри­мер, они помог­ли в 464 г. [290 г.] царю Пир­ру отсто­ять этот ост­ров от напа­де­ния Димит­рия), а ита­лий­ская поли­ти­ка Ага­фок­ла посто­ян­но вну­ша­ла им опа­се­ния. Когда Ага­фокл умер (465) [289 г.] и вме­сте с тем исчез­ло могу­ще­ство сира­ку­зян в Ита­лии, было уже позд­но; изму­чен­ный трид­ца­ти­се­ми­лет­ней вой­ной Сам­ни­ум заклю­чил за год перед тем (464) [290 г.] мир с рим­ским кон­су­лом Мани­ем Кури­ем Ден­та­том и фор­маль­ным обра­зом воз­об­но­вил союз с Римом. И на этот раз, как и при заклю­че­нии мира в 450 г. [304 г.], рим­ляне не пред­пи­са­ли храб­ро­му наро­ду ника­ких позор­ных или уни­что­жаю­щих усло­вий; они, как кажет­ся, даже не потре­бо­ва­ли ника­ких терри­то­ри­аль­ных усту­пок. Рим­ская государ­ст­вен­ная муд­рость сочла за луч­шее подви­гать­ся впе­ред по ста­ро­му пути и, преж­де чем при­сту­пить к поко­ре­нию внут­рен­них стран, все проч­нее и проч­нее при­вя­зы­вать к Риму побе­ре­жье Кам­па­нии и Адри­а­ти­че­ско­го моря. Хотя Кам­па­ния уже дав­но была поко­ре­на рим­ля­на­ми, одна­ко даль­но­вид­ная рим­ская поли­ти­ка нашла нуж­ным упро­чить свое вла­ды­че­ство на бере­гах Кам­па­нии посред­ст­вом осно­ва­ния там двух при­мор­ских кре­по­стей — Мин­турн и Сину­эс­сы (459) [295 г.], а новым общи­нам этих горо­дов были пре­до­став­ле­ны пра­ва пол­но­го рим­ско­го граж­дан­ства на осно­ва­нии обще­го пра­ви­ла, уста­нов­лен­но­го для при­мор­ских коло­ний. Еще с боль­шей энер­ги­ей рас­ши­ря­лось рим­ское вла­ды­че­ство в сред­ней Ита­лии. Как поко­ре­ние эквов и гер­ни­ков было непо­сред­ст­вен­ным послед­ст­ви­ем пер­вой сам­нит­ской вой­ны, так и поко­ре­ние саби­нов состо­я­лось немед­лен­но вслед за окон­ча­ни­ем вто­рой сам­нит­ской вой­ны. Маний Курий — тот самый пол­ко­во­дец, кото­рый окон­ча­тель­но сло­мил сопро­тив­ле­ние сам­ни­тов, — при­нудил в том же году (464) [290 г.] саби­нов пре­кра­тить их непро­дол­жи­тель­ное и бес­силь­ное сопро­тив­ле­ние и без­услов­но под­чи­нить­ся Риму. Боль­шая часть поко­рив­шей­ся стра­ны была взя­та победи­те­ля­ми в непо­сред­ст­вен­ное вла­де­ние и разде­ле­на меж­ду рим­ски­ми граж­да­на­ми, а остав­ши­е­ся нетро­ну­ты­ми общи­ны Коры, Реат, Ами­терн, Нур­сия были при­нуж­де­ны перей­ти на пра­ва рим­ских под­дан­ных (ci­vi­tas si­ne suffra­gio). Там вовсе не было осно­ва­но рав­но­прав­ных союз­ных горо­дов, а вся с.307 стра­на посту­пи­ла под непо­сред­ст­вен­ное вла­ды­че­ство Рима, кото­рый таким обра­зом рас­ши­рил свои вла­де­ния до Апен­нин и до гор Умбрии. Но Рим уже не доволь­ст­во­вал­ся вла­ды­че­ст­вом по эту сто­ро­ну гор; послед­няя вой­на слиш­ком ясно дока­за­ла ему, что рим­ское гос­под­ство над сред­ней Ита­ли­ей будет проч­но толь­ко тогда, когда оно будет про­сти­рать­ся от моря до моря. Вла­ды­че­ство рим­лян на той сто­роне Апен­нин нача­лось с осно­ва­ния в 465 г. [289 г.] силь­ной кре­по­сти Атрии (At­ri) на север­ном склоне Абруцц к пицен­ской рав­нине; так как этот город не сто­ял у само­го мор­ско­го бере­га, то он полу­чил латин­ское пра­во граж­дан­ства, но он нахо­дил­ся вбли­зи от моря и замы­кал там ряд силь­ных укреп­ле­ний, кото­рый вдви­гал­ся кли­ном меж­ду север­ной Ита­ли­ей и южной. В том же роде, но еще более важ­ным было осно­ва­ние Вену­зии (463) [291 г.], где были посе­ле­ны коло­ни­сты в неслы­хан­ном чис­ле два­дца­ти тысяч; она была постро­е­на на рубе­же Сам­ния, Апу­лии и Лука­нии, на боль­шой доро­ге меж­ду Тарен­том и Сам­ни­ем, на весь­ма хоро­шо укреп­лен­ном месте; ее назна­че­ние заклю­ча­лось в том, чтобы слу­жить опо­рой для вла­ды­че­ства над сосед­ни­ми пле­ме­на­ми, и глав­ным обра­зом в том, чтобы пре­рвать сооб­ще­ния меж­ду дву­мя самы­ми могу­ще­ст­вен­ны­ми вра­га­ми Рима в южной Ита­лии. Не под­ле­жит сомне­нию, что южная доро­га, про­веден­ная Аппи­ем Клав­ди­ем до Капуи, была в то же вре­мя про­дол­же­на оттуда до Вену­зии. Таким обра­зом, после окон­ча­ния сам­нит­ских войн сплош­ные рим­ские вла­де­ния, т. е. состо­яв­шие почти исклю­чи­тель­но из общин с рим­ским или с латин­ским пра­вом, про­сти­ра­лись к севе­ру до Цими­ний­ско­го леса, к восто­ку до Абруцц и до Адри­а­ти­че­ско­го моря, к югу до Капуи, меж­ду тем как два пере­до­вых поста, Луце­рия и Вену­зия, постав­лен­ные к восто­ку и к югу на лини­ях сооб­ще­ния про­тив­ни­ков, изо­ли­ро­ва­ли этих послед­них со всех сто­рон. Рим был уже не толь­ко пер­вой, но и гос­под­ст­ву­ю­щей дер­жа­вой на полу­ост­ро­ве, когда в кон­це V века от осно­ва­ния горо­да нача­ли стал­ки­вать­ся меж­ду собою и в государ­ст­вен­ных делах, и на полях сра­же­ний те нации, кото­рые были постав­ле­ны мило­стью богов и соб­ст­вен­ны­ми досто­ин­ства­ми во гла­ве окру­жав­ших их пле­мен; подоб­но тому как победи­те­ли в пер­вой оче­реди на олим­пий­ских играх гото­ви­лись к вто­рич­но­му и более серь­ез­но­му состя­за­нию, так и на более широ­кой меж­ду­на­род­ной арене тогда ста­ли гото­вить­ся к послед­ней и реши­тель­ной борь­бе Кар­фа­ген, Македо­ния и Рим.