История рабства в античном мире

Том I
Рабство в Греции

Глава вторая

ПОРАБОЩЕННЫЕ НАРОДЫ
ИЛИ КРЕПОСТНАЯ ЗАВИСИМОСТЬ В ГРЕЦИИ

с.36

Я гово­рил уже о про­ис­хож­де­нии этой фор­мы пора­бо­ще­ния. Соглас­но обыч­ной тра­ди­ции, жите­ли Гело­са, кото­рые не захо­те­ли при­нять на себя обя­за­тельств, как это сде­ла­ли пери­эки, силой ору­жия были постав­ле­ны в более тяже­лое поло­же­ние, и их имя ста­ло нари­ца­тель­ным для тех, кото­рые, подоб­но им, попа­да­ли в раб­ство. Эта эти­мо­ло­гия исто­ри­че­ски не заклю­ча­ет в себе ниче­го неве­ро­ят­но­го. Это было бы не пер­вым при­ме­ром того, как город дает свое имя оби­та­те­лям, кото­рые в нем пред­став­ля­ют основ­ную груп­пу: дока­за­тель­ство это­го мы увидим у орне­а­тов в Арго­се и у цери­тов в Риме; но это объ­яс­не­ние, при­ем­ле­мое для исто­рии, реши­тель­но отвер­га­ет­ся грам­ма­ти­кой. Имя ило­тов не про­ис­хо­дит от име­ни Гело­са (по дру­го­му про­из­но­ше­нию — Ила). Эфор и Фео­помп очень точ­но раз­ли­ча­ют ило­тов (εἳλω­τες) и эле­ев (ἕλεοι), или эла­тов (ἑλέαται), жите­лей Гело­са. «Илоты, — гово­рит послед­ний автор, — уже издав­на были пора­бо­ще­ны Спар­тою, и сре­ди них одни родом из Мес­се­нии, дру­гие — эле­а­ты, неко­гда жив­шие в горо­де Гело­се, в Лако­нии»¹. Это сло­во, как дока­зал Отф­рид Мюл­лер, явля­ет­ся стра­да­тель­ной фор­мой не употреб­ля­ю­ще­го­ся гла­го­ла ἕλω — беру (илоты, таким обра­зом, — «взя­тые, заво­е­ван­ные»), и боль­шин­ство грам­ма­ти­ков древ­но­сти тол­ко­ва­ло этот тер­мин имен­но таким обра­зом: илоты — плен­ные, став­шие раба­ми², сло­во­об­ра­зо­ва­ние, кото­рое име­ет свою ана­ло­гию в употреб­ле­нии слов геро­и­че­ской эпо­хи (δμῶες от δα­μάω) и осо­бен­но на Кри­те (κλα­ρῶ­τες — «доль­щи­ки» от κλη­ρόω)³.

Отдан­ные, таким обра­зом, неудач­ным исхо­дом сво­ей воору­жен­ной борь­бы на про­из­вол победи­те­лей, илоты были, по сло­вам Эфо­ра⁴, неко­то­рым обра­зом государ­ст­вен­ны­ми раба­ми; одни из них были остав­ле­ны для нужд общи­ны⁵; дру­гие были рас­пре­де­ле­ны меж­ду граж­да­на­ми для возде­лы­ва­ния их земель, охра­ны их стад⁶ или для того, чтобы при­слу­жи­вать им в их домаш­ней жиз­ни, — обя­зан­но­сти, кото­рые вме­сте с ними выпол­ня­ли и ино­зем­ные рабы⁷. Они шли с ними в сра­же­ние как лег­ко­во­ору­жен­ные (ψι­λοί), неот­ступ­но сле­дуя за ними, подоб­но тем, кто в сред­ние века состав­лял сви­ту рыца­ря. В бит­ве при Пла­те­ях каж­дый спар­ти­ат имел при себе 7 ило­тов⁸, и их мож­но было встре­тить всюду, где сра­жа­лись спар­ти­а­ты, хотя коли­че­ство их обык­но­вен­но не учи­ты­ва­лось исто­ри­ка­ми⁹. Нако­нец, илоты рав­ным обра­зом слу­жи­ли так­же и на море. То, что отно­си­тель­но пене­стов Фес­са­лии было толь­ко про­ек­том, по отно­ше­нию к илотам выпол­ня­лось в про­дол­же­ние все­го пери­о­да борь­бы меж­ду Спар­той и Афи­на­ми¹⁰. Несмот­ря на столь­ко черт сход­ства меж­ду пене­ста­ми и илота­ми, в одном пунк­те есть круп­ное раз­ли­чие: пер­вые под­чи­ни­лись сами, вто­рые были под­чи­не­ны; одни заклю­чи­ли дого­вор, преж­де чем сдать­ся, дру­гие полу­чи­ли его после пора­же­ния. Те гаран­тии, кото­рых пене­сты тре­бо­ва­ли для защи­ты сво­их инте­ре­сов, илоты отча­сти нахо­ди­ли в тех зако­нах и учреж­де­ни­ях, посред­ст­вом кото­рых управ­ля­ли их победи­те­ли.

с.37 Ликург, про­во­дя свои зако­ны с боль­шой стро­го­стью и после­до­ва­тель­но­стью, под­чи­нил их толь­ко одной мыс­ли, кото­рой они все­це­ло про­ник­ну­ты, — един­ству. Спар­ти­ат име­ет свою семью, име­ет наслед­ство; но и все они, так ска­зать, пред­став­ля­ют не что иное, как одну семью, одно обще­ст­вен­ное семей­ство, государ­ство, и этот прин­цип как рас­ши­ря­ет, так в свою оче­редь и сужи­ва­ет круг обя­зан­но­стей илота. Каж­дый граж­да­нин име­ет пра­во на раз­лич­ные пред­ме­ты, при­над­ле­жа­щие общине, а поэто­му ило­том может вос­поль­зо­вать­ся любой член этой общи­ны¹¹. Он нахо­дит­ся в рас­по­ря­же­нии всех, но государ­ство сохра­ня­ет вер­хов­ное пра­во над всей общи­ной в целом. Государ­ству по суще­ству при­над­ле­жит и вся соб­ст­вен­ность, и самая семья, и, гово­ря по прав­де, спар­ти­а­ту пре­до­став­ле­но всем этим поль­зо­вать­ся лишь в той мере в какой это при­зна­но соот­вет­ст­ву­ю­щим обще­му бла­гу. Поэто­му илоты не могут быть ни про­да­ны за пре­де­лы стра­ны, ни отпу­ще­ны на волю их гос­по­да­ми¹²; как и пене­сты, они явля­ют­ся при­креп­лен­ны­ми к зем­ле, возде­лы­вая ее за опре­де­лен­ный оброк, и этот оброк государ­ство фик­си­ро­ва­ло для них раз навсе­гда¹³ имен­но в таком раз­ме­ре, кото­рый казал­ся доста­точ­ным для про­пи­та­ния спар­ти­а­та и тех, кто живет под одной кров­лей с ним. Ни на йоту мень­ше, чем необ­хо­ди­мо для его насущ­ных потреб­но­стей, ни на йоту боль­ше, так как это запре­ща­ет государ­ст­вен­ный инте­рес: государ­ство, пре­до­став­ляя спар­ти­а­ту досуг, жела­ет видеть его бед­ным, чтобы ничто не отвле­ка­ло его от государ­ст­вен­ных дел и воен­ных упраж­не­ний. Оброк был фик­си­ро­ван в раз­ме­ре 82 медим­нов (4265 лит­ров) зер­на и соот­вет­ст­ву­ю­ще­го коли­че­ства жид­ких про­дук­тов¹⁴; это­му, веро­ят­но, надо при­ба­вить раз­лич­ные сор­та пло­дов. Упла­тив все это в первую оче­редь, осталь­ное илот мог оста­вить себе. Жиз­нен­ные потреб­но­сти спар­ти­а­та обес­пе­че­ны; илот один будет под­вер­гать­ся всем слу­чай­но­стям пого­ды, стра­дая от голо­да или полу­чая все выго­ды от уро­жай­ных годов и от успе­хов соб­ст­вен­но­го труда. Покро­ви­тель­ст­ву­е­мые таки­ми усло­ви­я­ми, илоты накоп­ля­ли себе неко­то­рое богат­ство, и в более позд­ние вре­ме­на мно­гие из них, по-види­мо­му, жили зажи­точ­но. Когда Клео­мен пред­ло­жил илотам полу­чить сво­бо­ду из рас­че­та 5 мин за чело­ве­ка, то 6 тысяч при­ня­ли это пред­ло­же­ние; таким обра­зом, он извлек отсюда 500 талан­тов¹⁵.

Сле­до­ва­тель­но, государ­ство ока­зы­ва­ет дав­ле­ние и на гос­по­ди­на, и на раба, для того чтобы, с одной сто­ро­ны, огра­ни­чить их сво­бо­ду пере­дви­же­ния, а с дру­гой — чтобы огра­ни­чить про­из­вол гос­под в пре­де­лах, тре­бу­е­мых государ­ст­вен­ны­ми инте­ре­са­ми. Все эти меры, как и мно­гие из тех, кото­рые мы встре­тим в гре­че­ских рес­пуб­ли­ках, были уста­нов­ле­ны не столь­ко в инте­ре­сах рабов, сколь­ко в инте­ре­сах граж­дан¹⁶. Таким обра­зом, илоты были под­чи­не­ны без исклю­че­ния всем стро­го­стям это­го усло­вия во всем том, что не затра­ги­ва­ет инте­ре­сов государ­ства. И с этой точ­ки зре­ния нет ниче­го вер­нее слов древ­не­го писа­те­ля: «Нет наро­да, где бы раб не был бо́льшим рабом, а сво­бод­ный чело­век — более сво­бод­ным»¹⁷. «Илоты, — гово­рил Мирон, — долж­ны нести с.38 труды самые позор­ные и наи­бо­лее бес­че­стя­щие. Их застав­ля­ют носить шля­пу из кожи соба­ки и оде­вать­ся в шку­ры живот­ных; каж­дый год им пола­га­ет­ся опре­де­лен­ное чис­ло уда­ров, хотя бы они не совер­ши­ли ника­ко­го про­ступ­ка, чтобы они пом­ни­ли, что они рабы; более того, если они пере­хо­дят меру физи­че­ской силы, кото­рая при­лич­на рабу, их нака­зы­ва­ют смер­тью и на их хозя­ев накла­ды­ва­ют штраф за то, что они не суме­ли сдер­жать их раз­ви­тия»¹⁸. К этим обы­ча­ям нуж­но при­ба­вить, что им не толь­ко запре­ща­лись муже­ст­вен­ные пес­ни дорян и их воин­ст­вен­ные пляс­ки, но их спа­и­ва­ли, дово­дя до скот­ско­го состо­я­ния, чтобы непри­стой­ны­ми пес­ня­ми и бес­по­рядоч­ны­ми дви­же­ни­я­ми они вну­ши­ли моло­дым людям отвра­ще­ние к невоз­держ­но­сти и чув­ство соб­ст­вен­но­го досто­ин­ства¹⁹. Конеч­но, в этих ука­за­ни­ях явно вид­но пре­уве­ли­че­ние и насиль­ст­вен­ное тол­ко­ва­ние. Воз­мож­но, как дума­ет Отф­рид Мюл­лер, что этот мни­мо позор­ный костюм был не столь­ко ливре­ей раб­ства, сколь­ко обыч­ной одеж­дой дере­вен­ско­го жите­ля. Было бы печаль­но думать о гнус­ных рас­че­тах эфо­ров, — если тако­вые были, — рас­че­тах, уни­жаю­щих в ило­те чело­ве­че­ский образ, чтобы пре­по­дать спар­ти­а­там урок ува­же­ния к самим себе. Может быть, они не столь­ко умыш­лен­но спа­и­ва­ли, сколь­ко поль­зо­ва­лись слу­ча­ем пока­зать на при­ме­ре людей, кото­рых ника­кая узда не мог­ла удер­жать от их поро­ков, позор­ные послед­ст­вия опья­не­ния²⁰. Что же каса­ет­ся дру­гих фак­тов, если даже допу­стить, что они вымыш­ле­ны, то нуж­но по край­ней мере при­знать, что они соот­вет­ст­ву­ют реаль­но­му поло­же­нию ило­тов; ведь из свиде­тельств, менее подо­зри­тель­ных, чем свиде­тель­ства Миро­на, извест­но, с какой жесто­ко­стью обра­ща­лись с ними²¹. Для ило­тов не было нуж­ды в еже­год­ном биче­ва­нии, о кото­ром гово­рит дан­ный исто­рик, для того чтобы они пом­ни­ли, что они были раба­ми; им не нужен был и осо­бый костюм, чтобы отли­чать­ся от спар­ти­а­та: все в них носи­ло печать раб­ства, все про­ти­во­ре­чи­ло тем иде­ям, в кото­рых были вос­пи­та­ны и вырос­ли спар­ти­а­ты. Отстра­нен­ный от труда в силу зако­на, народ Ликур­га рос с чув­ст­вом пре­зре­ния к тру­ду. Он пре­зи­рал его в лице поэта, кото­рый пел о зем­леде­лии²², с тем боль­шим осно­ва­ни­ем он пре­зи­рал тех, кото­рые им непо­сред­ст­вен­но зани­ма­лись, и это пре­зре­ние лег­ко пере­хо­ди­ло в оскорб­ле­ние. Так меж­ду эти­ми дву­мя этни­че­ски­ми груп­па­ми наме­ти­лась линия разде­ле­ния, поло­жен­ная заво­е­ва­ни­ем, тем более выглядев­шая рез­кой и абсо­лют­ной, что общ­ность жиз­ни бед­ной и суро­вой долж­на была бы, каза­лось, со вре­ме­нем ее уни­что­жить.

Эта суро­вость, создан­ная спар­тан­ским зако­но­да­тель­ст­вом, была для Спар­ты, по-види­мо­му, обя­за­тель­ной в силу ее поло­же­ния. Тре­бо­ва­лась вся дорий­ская энер­гия, чтобы под­дер­жи­вать в этих усло­ви­ях свою власть над пора­бо­щен­ны­ми наро­да­ми. «Вы при­бы­ли из тех горо­дов, — гово­рил Бра­сид, обра­ща­ясь к пело­пон­нес­цам, — где весь­ма малое чис­ло гос­под­ст­ву­ет над очень боль­шим и обя­за­но сво­ей вла­стью толь­ко победе»²³. И эти сло­ва были осо­бен­но спра­вед­ли­вы по отно­ше­нию к Спар­те, перед лицом тех наро­дов, кото­рые при­зна­ва­ли ее власть и зако­ны.

с.39 В том рас­пре­де­ле­нии земель Лако­нии, кото­рое при­пи­сы­ва­ет­ся Ликур­гу и кото­рое было уста­нов­ле­но по край­ней мере с тех пор, как Мес­се­ния была побеж­де­на и соеди­не­на с искон­ны­ми зем­ля­ми победи­те­лей, 9 тысяч наде­лов спар­ти­а­тов и 30 тысяч наде­лов пери­э­ков были назна­че­ны тако­му же чис­лу глав семейств²⁴; они пока­зы­ва­ют, что обе эти части насе­ле­ния отно­си­лись друг к дру­гу как 9 к 30, а имен­но от 35 до 36 тысяч пер­вых и при­бли­зи­тель­но 118 тысяч вто­рых. Таким обра­зом, одни пери­эки были более чем в три раза мно­го­чис­лен­нее спар­ти­а­тов. Илоты тут совсем не при­ни­ма­лись в рас­чет, но одна фра­за у Геро­до­та дока­зы­ва­ет, что отно­ше­ние там было еще более высо­кое. В бит­ве при Пла­те­ях было
5 тысяч спар­ти­а­тов и 35 тысяч ило­тов, 7 рабов око­ло каж­до­го гос­по­ди­на²⁵. Но здесь были не все спар­ти­а­ты, спо­соб­ные носить ору­жие, часть их оста­ва­лась для защи­ты сво­ей терри­то­рии, и Геро­дот в дру­гом месте нам гово­рит, что их было при­бли­зи­тель­но 8 тысяч²⁶. Кро­ме того, мно­гие илоты были задер­жа­ны для обслу­жи­ва­ния горо­да или для работ на полях. Мож­но допу­стить для всей сум­мы обо­их клас­сов ту про­пор­цию, кото­рую мы нахо­дим для сра­жав­ших­ся при Пла­те­ях; мы полу­ча­ем тогда на 8 тысяч спар­ти­а­тов, спо­соб­ных носить ору­жие, 56 тысяч ило­тов того же воз­рас­та. Эти циф­ры поз­во­ля­ют уста­но­вить общее коли­че­ство насе­ле­ния в 31400 спар­ти­а­тов и при­бли­зи­тель­но 220 тысяч ило­тов.

Чис­ла, полу­чен­ные с помо­щью этой гипо­те­зы, соот­вет­ст­ву­ют при этом дан­ным о про­из­во­ди­тель­но­сти каж­до­го наде­ла. Мы виде­ли, что илоты долж­ны были вно­сить спар­ти­а­там оброк в 82 медим­на зер­на и соот­вет­ст­ву­ю­ще­го коли­че­ства жид­ких про­дук­тов; при этом я при­ба­вил, что это коли­че­ство, доста­точ­ное для про­корм­ле­ния 14 или 15 чело­век, долж­но было слу­жить не толь­ко для спар­ти­а­тов, но так­же и для ило­тов, заня­тых обслу­жи­ва­ни­ем их. С дру­гой сто­ро­ны, мы зна­ем, что илот, по сло­вам Тир­тея, пла­тил спар­ти­а­ту поло­ви­ну того, что про­из­во­ди­ла зем­ля:

Таким обра­зом, каж­дый надел давал 164 медим­на зер­на и соот­вет­ст­ву­ю­щее коли­че­ство мас­ла или вина, т. е. коли­че­ство, доста­точ­ное для про­корм­ле­ния 29 чело­век при рас­че­те ¾ хеник­са на чело­ве­ка в день. Сле­до­ва­тель­но, 9 тысяч наде­лов мог­ли про­кор­мить 261 тыся­чу чело­век, т. е. чис­ло, очень мало пре­вы­шаю­щее общее чис­ло спар­ти­а­тов и их ило­тов, как мы высчи­та­ли рань­ше.

Поэто­му общее чис­ло ило­тов мож­но фик­си­ро­вать при­бли­зи­тель­но в 220 тысяч чело­век; при­ба­вим к это­му 120 тысяч пери­э­ков, и мы будем иметь 340 тысяч под­чи­нен­ных лиц на 32 тыся­чи спар­ти­а­тов. Спар­та гос­под­ст­во­ва­ла над насе­ле­ни­ем, в десять раз пре­вы­шав­шим чис­ло ее соб­ст­вен­ных граж­дан. Она боро­лась про­тив этой опас­но­сти, заме­няя чис­лен­ность сме­ло­стью, и нет ника­ко­го сомне­ния, что ее уве­рен­ность в самой себе, ее нрав­ст­вен­ная энер­гия, а еще в боль­шей сте­пе­ни пре­стиж ее орга­ни­за­ции и силы вызы­ва­ли у поко­рен­ных наро­дов наряду с ува­же­ни­ем и зата­ен­ный страх.

с.40 Всем извест­но, к каким ужас­ным сред­ствам при­хо­ди­лось Спар­те тай­но при­бе­гать ввиду необ­хо­ди­мо­сти охра­нить себя от этой опас­но­сти. Ари­сто­тель гово­рит, что каж­дый год эфо­ры, всту­пая в испол­не­ние сво­их обя­зан­но­стей, объ­яв­ля­ли вой­ну илотам. Моло­дые люди, наи­бо­лее лов­кие и сме­лые, воору­жа­лись кин­жа­ла­ми; рас­сы­пав­шись по стране, скры­ва­ясь днем в пере­лес­ках или пеще­рах, они вече­ром под­смат­ри­ва­ли за илота­ми вдоль дорог, уби­вая тех, кото­рые попа­да­лись им под руку. Это назы­ва­лось крип­ти­ей.

Преж­де все­го чело­ве­че­ское чув­ство воз­му­ща­ет­ся про­тив такой гнус­но­сти: нель­зя себе пред­ста­вить, чтобы целый народ был постав­лен, так ска­зать, в состо­я­ние уза­ко­нен­но­го выре­зы­ва­ния; чтобы еже­год­но и совер­шен­но откры­то орга­ни­зо­вы­ва­лась охота на тех людей, кото­рые затем будут регу­ляр­но упла­чи­вать свои обро­ки. Отф­рид Мюл­лер попы­тал­ся дать несколь­ко иное объ­яс­не­ние это­му обы­чаю и на осно­ва­нии ряда мест у Пла­то­на поста­рал­ся испра­вить текст Ари­сто­те­ля, веро­ят­но, пло­хо поня­тый Плу­тар­хом. Крип­тия явля­ет­ся не чем иным, как одним из зада­ний и упраж­не­ний, воз­ла­гае­мых на моло­дых спар­ти­а­тов, пре­сле­до­вав­шим двой­ную цель: при­учить их к пере­не­се­нию труд­но­стей воен­ных кам­па­ний и орга­ни­зо­вать над илота­ми наблюде­ние, столь важ­ное для государ­ства. Одна­ко это мож­но понять и из само­го тек­ста, взяв его почти в бук­валь­ном зна­че­нии; он выиг­ра­ет тогда в веро­ят­но­сти, не ста­но­вясь от это­го менее ужас­ным. Дей­ст­ви­тель­но, нуж­но отме­тить усло­вия, свя­зан­ные с этим обы­ча­ем. Илоты пред­у­преж­де­ны, а моло­дые спар­ти­а­ты огра­ни­че­ны точ­но опре­де­лен­ным вре­ме­нем и местом. Толь­ко тот илот, кото­рый вече­ром рискнет появить­ся на доро­гах, может быть убит. Это как бы ори­ги­наль­ный лакон­ский «закон о туше­нии огня» воен­но­го вре­ме­ни и упраж­не­ние для моло­де­жи в уме­нии устра­и­вать заса­ды. Если бы даже эта прак­ти­ка не име­ла ника­кой дру­гой цели, она вполне соот­вет­ст­во­ва­ла бы спар­тан­ским иде­ям, что немно­го илот­ской кро­ви сто­ит про­лить для того, чтобы дать выуч­ку сво­им моло­дым вои­нам. Но если даже все это объ­яс­нить про­стым актом наблюде­ния и над­зо­ра, то такая мера не явля­ет­ся от это­го менее кро­ва­вой. Эти моло­дые люди были воору­же­ны; ника­кое поста­нов­ле­ние не огра­ни­чи­ва­ет их вла­сти, и вполне понят­но, какое употреб­ле­ние дела­ли они из сво­его ору­жия под вли­я­ни­ем сво­его вос­пи­та­ния, при­учав­ше­го их к сра­же­ни­ям и к хит­ро­стям. Крип­тия, даже если она и не име­ет тако­го жесто­ко­го харак­те­ра, кото­рый ей при­пи­сы­ва­ет Плу­тарх, все же не была про­стой и без­обид­ной уче­бой, какую хотел уста­но­вить Пла­тон в сво­их «Зако­нах»²⁷. В кон­це кон­цов, неза­ви­си­мо от это­го обы­чая, под при­кры­ти­ем кото­ро­го тем лег­че мог­ло быть про­веде­но мас­со­вое изби­е­ние, что оно не было с ним необ­хо­ди­мо свя­за­но, Спар­та, как всем извест­но, не раз при­бе­га­ла к таким отча­ян­ным мерам, когда обще­ст­вен­ная без­опас­ность, каза­лось ей, нахо­ди­лась под угро­зой. «Все­гда, — гово­рит Фукидид, — у лакеде­мо­нян боль­шин­ство их меро­при­я­тий направ­ле­но было к ограж­де­нию себя от ило­тов»; и он при­во­дит сле­дую­щий при­мер: «они объ­яви­ли, чтобы были выде­ле­ны все те илоты, с.41 кото­рые, по их мне­нию, ока­за­ли лакеде­мо­ня­нам наи­боль­шие услу­ги в воен­ном деле, буд­то бы для того, чтобы даро­вать им сво­бо­ду. Этим лакеде­мо­няне испы­ты­ва­ли ило­тов, пола­гая, что все, счи­таю­щи­е­ся наи­бо­лее достой­ны­ми осво­бож­де­ния, ско­рее все­го спо­соб­ны осме­лить­ся обра­тить­ся про­тив них. Таким обра­зом, отде­ле­но было в первую оче­редь око­ло двух тысяч чело­век. С вен­ка­ми на голо­вах, как бы уже осво­бож­ден­ные, эти илоты обхо­ди­ли хра­мы, но вско­ре после того исчез­ли, и никто не знал, какой конец, постиг каж­до­го из них»²⁸.