Перевод с английского О. В. Любимовой.
Постраничные примечания заменены на сквозные.
Галлия во времена Цезаря.
|
См. примеч. на с. xl.
Восточную границу Провинции во времена Цезаря можно проследить лишь приблизительно; авантиков и бодионтиков, вероятно, следует относить к числу альпийских племён, которые были тогда независимы (Plin. NH. III. 4. 37).
Лагерь Цицерона в 54 г. до н. э. (см. с. 105, 112, 383, 458), вероятно, находился на территории, принадлежавшей одному из малых племён, зависимых от нервиев.
На разных картах, весьма несходных друг с другом, предпринимаются попытки реконструировать нижнее течение Мааса в эпоху Цезаря. Автор настоящей карты отказался от таких попыток, так как считает, что данных недостаточно. См. с. 348, примеч. 5, и с. 691—
Глава 1. Введение
Галльское вторжение в Италию: битва при Аллии и её последствия
с.1 Галлы впервые встретились со своими будущими завоевателями за три столетия до рождения Цезаря, ещё во времена борьбы патрициев с плебеями и борьбы обоих сословий с другими народами за господство. На протяжении более чем поколения1 кельтские переселенцы, чья родня уже затопила Галлию, перешла Пиренеи, переправилась в Британию и Ирландию, неодолимыми потоками текли через альпийские перевалы. Они расселились в Ломбардии. Они вытеснили этрусков из их северных крепостей. Они переправились через По и наступали всё дальше на юг, в саму Этрурию. Наконец, они разбили римскую армию в битве при Аллии 390 г. до н. э. и, не встретив сопротивления, вошли в Рим через Коллинские ворота. История разграбления и сожжения города прогремела на весь цивилизованный мир; но сама по себе эта катастрофа мало повлияла на историю Рима, хотя её и не позабыли. Она, вероятно, скрепила союз между Римом и другими городами Лация и усилила его претензии на господство в Италии. На протяжении следующего века галлы время от времени возобновляли грабежи, но их вторжения отражались, и защитником италийской цивилизации был Рим.
Галльские племена помогают врагам Рима
Однако римляне надолго сохранили страх перед галлами, и враги Рима не раз принимали галлов на службу против него. В ходе последней Самнитской войны — одного из самых решающих событий римской истории — самниты, этруски и галлы 295 г. до н. э. предприняли отчаянную попытку сокрушить восходящую державу; когда эта с.2 попытка провалилась, этруски снова подняли восстание, и их галльские наёмники уничтожили римскую армию под стенами Арреция. Лишь когда сеноны в свою очередь потерпели поражение и были изгнаны из Италии, 283 г. до н. э. а бойи, поспешившие отомстить за них, были разбиты при озере Вадимон, 282 г. до н. э. республика наконец избавилась от страха перед галльским нашествием.
Римляне пробивают себе дорогу к По…
Прошли годы. Рим обрёл власть над Италийским полуостровом и решил заявить свои естественные права на плодородную равнину по свою сторону Альпийского барьера. Галлы оказали активное сопротивление и даже перешли в наступление. Получив подкрепление в лице массы наёмников из долины верхнего Рейна, они отважно перешли Апеннины и разграбили Этрурию. Римляне были застигнуты врасплох, но в великом сражении при Теламоне 225 г. до н. э. они остановили вторжение, а через два года отвоевали дорогу на правый берег По. Инсубры на северном берегу ещё держались, но к началу Второй Пунической войны их главная твердыня Медиолан (совр. Милан) уже была взята, 222 г. до н. э. и римляне основали свои крепости — Плаценцию и Кремону.
…и завоёвывают Цизальпийскую Галлию
218 г. до н. э.
Но завоевание было лишь наполовину завершено, когда на равнину спустился Ганнибал, и воспрянувшие духом галлы сплотились вокруг него. Когда Рим вышел победителем из этой великой войны, галлы понимали, что для них стоит на кону, и предприняли последнюю попытку отвоевать свободу. 200 г. до н. э. Они разграбили Плаценцию и осадили Кремону. Римская армия, пришедшая на помощь этим городам, одержала победу, но, в свою очередь, была почти уничтожена инсубрами. 199 г. до н. э. Однако галлам никогда не удавалось долго действовать совместно: их заальпийские родичи не оказали им никакой помощи; раздоры и предательство развалили союз северных племён, и инсубры и ценоманы вынуждены были заключить мир, 196 г. до н. э. который позволял им сохранять их учреждения, но запрещал им получать римское гражданство. К югу от По бойи фанатично сражались за свою землю, но в нескольких сражениях их войско было практически уничтожено, 191 г. до н. э. римляне вынудили бойев уступить половину их территории; и по обоим берегам По выжившие галлы постепенно затерялись среди италийских поселенцев.
Образование римской провинции Трансальпийская Галлия
с.3 Империя римлян расширялась на восток, и на юг, и на запад. Они завоевали Грецию. Они завоевали Карфаген. Они завоевали Испанию. Но между центральным и западным полуостровами у них не было сухопутных коммуникаций, кроме дороги через греческую колонию Массилия (совр. Марсель). Именно договор с массилийцами о защите положил начало войнам, которые привели к образованию провинции Трансальпийская Галлия; и естественное желание сената поддержать самых верных союзников Рима, несомненно, подкреплялось стремлением завладеть ценной полосой земли между Альпами и Пиренеями, а отчасти, возможно, и идеей создания Великой Италии для растущего италийского населения. В 155 г. до н. э. римляне вступились за Массилию и защитили её от лигурийских племён, проживавших между Приморскими Альпами и Роной. Горцы, населявшие лесистые горы над Ривьерой, были разбиты за одну кампанию; через тридцать лет были вынуждены капитулировать их западные соседи, салии, и принадлежавшее им, как и прочим племенам, побережье было передано массилийцам. Но римляне пришли, чтобы остаться. Эдуи, обитавшие в Ниверне и западной Бургундии, решили, что поддержка Римской республики поможет им добиться превосходства над соперниками, 123 г. до н. э. и согласно договору, повлекшему много непредвиденных последствий, они были признаны друзьями и союзниками римского народа. С другой стороны, аллоброги, чьи земли находились между Женевским озером, Роной и Изером, отказались выдать царя салиев, обратившегося к ним за защитой, и Битуит, царь арвернов, пришёл к ним на помощь со всей ордой зависимых племён. 121 г. до н. э. Всего за двадцать лет до рождения Цезаря состоялась великая битва при слиянии Роны и Изера2. Галлы были разбиты, и мосты через Рону рухнули под тяжестью множества беглецов.
Эта победа, строго говоря, была решающей. Теперь римляне завладели нижним течением Роны, и если бы они с.4 пожелали проникнуть в Дальнюю Галлию, то могли продвинуть свою базу вперёд на несколько сотен миль. Арверны, господство которых ранее распространялось от Рейна до Средиземного моря, получили удар, от которого так и не оправились. Образованная теперь римская провинция простиралась от Приморских Альп до Роны. Последующие консулы быстро отодвигали границу, пока она не стала проходить вдоль Севенн и реки Тарн до центральных Пиренеев. Племена обязаны были платить дань и поставлять войска; им, конечно, позволено было сохранить свои учреждения, но их подчинение Риму обеспечивалось строительством дорог и крепостей. Суровые взыскания победителей, усугублённые жадностью ростовщиков, часто вызывали восстания; но год за годом провинциалы постепенно романизировались. Римские нобили покупали поместья в Провинции и посылали туда своих управляющих. Римские купцы строили в городах склады и конторы; латинский язык и римская цивилизация постепенно пускали корни3. Нарбон (совр. Нарбонна) со своей просторной гаванью не только был важным военным постом, но и соперничал с Массилией в сфере торговли. Активность римлян не ограничивалась их собственной территорией. Катамантолед, царь секванов, земли которых находились к северу от аллоброгов, получил от сената титул друга; та же почесть была оказана некоему аквитанскому аристократу и Олливикону, царю нитиоброгов, правившему в долине верхней Гаронны4. За какие услуги были предоставлены эти отличия, неизвестно; но события уже мостили дорогу к завоеванию великой страны, простиравшейся за Роной и Севеннами до Рейна и Атлантического океана.
Галлия и её обитатели Внешний вид этой области, конечно, очень отличался от известной нам прекрасной Франции. Землю весёлых городов, живописных старых городков с величественными соборами в центре, пшеничных полей и виноградников, солнечных деревень и приветливых замков тогда во многих с.5 областях покрывали унылые болота и затеняли густые леса. Галлия простиралась далеко за пределы современной Франции и включала значительную часть Швейцарии, Эльзаса, Лотарингии и Рейнских земель, Бельгии и южной Голландии. Племена делились на три группы, которые различались происхождением, языком, обычаями и учреждениями. Между Гаронной и Пиренеями жили аквитаны, и некоторые из этих племён были родственны испанским иберам. К северо-востоку от Сены и Марны, на равнинах Пикардии, Артуа и Шампани, в туманных низинах Шельды и нижнего Рейна и в обширном Арденнском лесу обитали белги, которые, вероятно, частично смешивались и постоянно воевали со своими соседями-германцами. Низменности Швейцарии, Лотарингию и часть Рейнских земель, великие равнины и нагорья центральной Франции и атлантическое побережье занимали кельты.
Предыстория Галлии Однако современная наука разработала более подробную классификацию. Ни в Аквитании, ни в Кельтике, ни в области белгов население не было однородным. За последние пятьдесят лет классические тексты, некогда служившие единственным источником, были дополнены геологическими, археологическими и антропологическими исследованиями, и появилась возможность реконструировать предысторию всех европейских областей, о самом существовании которой едва ли кто-то догадывался. Скелеты дали нам сведения о физических особенностях населения; артефакты, извлечённые из речных наносов, из пещер и могил, из деревень, крепостей и зарытых кладов, открыли для нас их утварь и оружие, их одежду и украшения, их искусство и даже религию. В те времена кельты были в Галлии лишь последними пришельцами, и на их жизнь глубоко повлияли лигуры, иберы и безымянные племена, проживавшие в Галлии до них на протяжении бесчисленных тысячелетий5. Вопрос о том, к какой эпохе следует относить с.6 появление человека, до сих пор является спорным. Некоторые энтузиасты настаивают на том, что даже в третичном периоде, миллионы лет назад, в этой стране обитали люди, если их можно так назвать, создававшие кремнёвые орудия — единственную сохранившуюся о них память; но более осторожные специалисты, изучавшие эти камни, не признают, что они были сколоты или обтёсаны рукой человека. Даже после окончания этой эпохи наша страна ещё была частью континента, и великий ледниковый период едва ли начался. В дальнейшем неясность исчезает. В четвертичном периоде появились палеолитические расы, существование которых засвидетельствовано не только их оружием, но и их собственными останками. Эти люди обитали в Галлии в последнюю межледниковую эпоху и укрывались в пещерах на протяжении бесчисленных веков, когда ледники снова распространялись, а затем отступали с нагорий центральной Европы6. Древнее всех были неандертальцы, или, как их иногда называют, канштадская раса, с низкими звериными лбами и огромными нависшими бровями: их скелеты были найдены в бассейне Мааса и между Хорватией и Дордонью. Хотя самые древние из этих скелетов не старше второй стадии, на которые делится палеолит в зависимости от последовательной смены орудий, есть основания полагать, что люди, создавшие более примитивные орудия, принадлежали к тому же виду. Эта раса видела вулканы Оверни, которые на протяжении бесчисленных веков спали, выбрасывали пламя и извергали лаву7; но для них вся природа была одушевлённой, а лава и пламя — демоническими явлениями. Рядом с ними обитали мамонты и носороги, львы, медведи и гиены, бизоны, росомахи, волки; и на обширном пространстве лесистых земель, где они странствовали в с.7 поисках пищи, не было никаких признаков — за исключением предметов, сделанных ими вручную, — того, что они способны подняться над зверями, к которым примитивные дикари относятся со смесью страха и почтения8. Однако они весьма заботливо хоронили своих мертвецов, иногда вместе с орудиями труда, и, пожалуй, можно сделать вывод, что в их представлении душа продолжала существовать после смерти тела. Но они были не единственной расой, обитавшей в Галлии. В пещерах Ментоны были найдены человеческие останки, датируемые немного позднее, чем самые древние неандертальцы, и имеющие негроидные характеристики; а также гигантские скелеты с хорошо развитыми черепами, самый известный представитель которых был раскопан много лет назад под скальным убежищем в Кро-Маньоне в Дордоне; до конца четвертичного периода в пещерах Ложери-Басс и Шанселад обитали люди, которые, судя по их хорошо сформированным и вместительным черепам, интеллектуальными способностями не уступали их современным потомкам. До нас и правда дошли следы этих способностей: в конце палеолита начинается рассвет изобразительного искусства. В пещерах Тарн-э-Гаронны и Дордони были найдены кости и оленьи рога, на которые выгравированы или вырезаны изображения мамонтов, северных оленей и других животных, рыб и людей. Тому, кто видел во французских музеях примеры их работ, где уверенными штрихами изображена только сущность, или фрески, которыми при тусклом свете грубых ламп9 они покрывали стены пиренейских пещер, трудно поверить, что их не вдохновляла любовь к красоте ради красоты; но вполне возможно, что они руководствовались и магическими мотивами: изображённые ими животные в некоторых случаях могли быть тотемами, а внезапное исчезновение палеолитического искусства, вызывающее такое недоумение у археологов, может объясняться упадком тотемизма в эпоху неолита10. Все палеолитические расы с.8 были долихоцефальными, то есть длина их голов была велика по сравнению с шириной; и та же особенность обнаруживается у черепов стройных и невысоких людей из Ом-Мор и Бом-Шод, происходивших от прежних жителей, но принадлежавших к эпохе неолита. Эти народы, названные в честь пещер, где были найдены их первые представители, видимо, расселились по всей Галлии, с севера на юг и с запада на восток. Но по мере наступления новой эпохи стали появляться новые расы, и пришельцы с востока, постепенно смешавшиеся с аборигенами, были низкими, но крепкими людьми, и для них была характерна брахицефалия, то есть большая ширина черепа. Охотники палеолита вынуждены были скитаться в поисках дичи; их преемники научились одомашнивать скот, а затем возделывать землю, и осели на найденных ими участках. Вожди некоторых неолитических племён возводили дольмены, то есть крупные каменные сооружения, скрывающие погребения. Некоторые из этих дольменов огромны и могли быть построены лишь усилиями многих людей, которых контролировали и организовывали вожди, желавшие почтить и умиротворить духов, которые, согласно их верованиям, продолжали существовать. В Перотте в департаменте Шаранта был установлен камень весом сорок тонн, добытый в тридцати километрах оттуда; курган на горе Сен-Мишель в Морбиане — это настоящий холм, который содержит более тридцати тысяч кубических метров камня. Не все дольмены построены по одному образцу: в некоторых хранилась не только кремнёвая, но и бронзовая утварь, а найденные в них скелеты принадлежат к разным расам. В эпоху их строительства велась активная торговля; ибо в некоторых дольменах обнаружены украшения из минерала, напоминающего бирюзу, который, несомненно, был привезён издалека; янтарные бусины уже доставлялись с Балтики по Эльбе, Влтаве и Дунаю; а кремнёвая утварь, производившаяся в Гран-Прессиньи в департаменте Эндр-э-Луара, попала даже в Швейцарию. Огромные каменные монументы, которые Цезарь, несомненно, видел, когда его легионы вступили в Британию, — это лишь одна из множества групп, выстроившихся вдоль побережья от Пиренеев до Ла-Манша и разбросанных по центральной с.9 Галлии; но ни одного дольмена не найдено на галльской земле к востоку от великого барьера, образованного Юрой и Вогезами. Их происхождение до сих пор неясно; но их распределение по Галлии, Африке и средиземноморским островам в сочетании со сходством, которое может объясняться только общим происхождением, предполагает, что эти сооружения появились в Эгейском регионе и попали в Галлию за счёт прибрежного мореплавания, которое уже тогда связывало запад с востоком. В Галлии, как и в Британии, исследователя ставят в тупик реликты суеверий, встречающиеся также в весьма отдалённых местах, но не объяснимые никакими теориями общего происхождения. В Пиренеях были найдены рисунки с изображением красных кистей рук — как и в австралийских пещерах; в Европе и Америке были откопаны скелеты с коленями, подтянутыми к подбородку; знаки в форме лунок встречаются на мегалитических монументах в каждой четверти земного шара.
Медленно и неощутимо цивилизация наступала. Есть свидетельства, что неолит начался примерно за десять тысяч лет до нашей эры; бронзовый век, последовавший за ним, начался до 2000 г. до н. э.11, и лишь спустя более тысячи лет к западу от Рейна распространилась культура, получившая название в честь тирольского поселения Гальштат, — культура, в которой бронза как материал для изготовления орудий и оружия постепенно уступила место железу12.
С началом бронзового века история ещё не родилась, но наши знания становятся более точными и абсолютными, удаётся установить не только относительную хронологию. Бронзовый век и гальштатский период делятся на чётко определённые этапы, датируемые по соответствию, а в более поздних случаях — по связи представляющих их объектов с работами средиземноморских мастеров, датировки которых приблизительно известны. Сведения о металлах проникали в Галлию двумя путями, которые начинались в Эгейском регионе. В юго-восточную Галлию вёл маршрут, проходивший через центральную Европу; с.10 в западной Галлии заимствования шли через Испанию. Впрочем, не следует считать, что галльские племена способны были только на имитацию. Типы, пришедшие с благодатного Востока, развивались и становились национальными. Но наряду с продуктами собственного производства жители Галлии продолжали использовать импортные товары. Хотя земляные укрепления и каменные форты, возводившиеся на холмах даже в неолите, сохранили память о межплеменных войнах, международная и внутренняя торговля развивалась очень быстро. Леса постепенно вырубались; между селениями прокладывались дороги. Караваны из долины По начали переходить Альпы. Из Ирландии ввозились золотые украшения в форме полумесяца с причудливым геометрическим орнаментом, которые носили на шее; сравнительные исследования керамических черепков, ножей и топоров, бритв и мечей, браслетов, шпилек и брошей, показывают, что многие из них происходят из Италии и Германии; ещё в гальштатском периоде установилась торговля с греками, а массилийские купцы импортировали и распространяли вино.
Однако бросается в глаза бесплодие искусства в стране, породившей школы Дордони и Пиренеев, в чём бы ни была его причина. Искусство бронзового века, если его так можно назвать, за редкими исключениями, лишено движения и жизни: украшения всего лишь геометрические. Даже погребальная архитектура пришла в упадок. На смену неолитическим гробницам с камерами, которые в Греции развились в благороднейшие формы, в Галлии и на всём западе пришли бесформенные курганы. То искусство, которое всё же существовало, вдохновляла в основном религия. Причудливые каменные идолы в форме женской груди и лица, поклонение которым прослеживается от Испании до Эгейского региона, были обнаружены в департаментах Гар, Аверон, Эро и Тарн13. Хотя религия, несомненно, переплеталась с магией, в Галлии, как и в других землях, люди поклонялись силам природы; и культ солнца, естественным образом порождённый сельским хозяйством, отразился в декоративных формах. Погребальные обычаи тоже с.11 туманно свидетельствуют о религиозных верованиях; и вполне возможно, что кремация, преобладавшая на протяжении почти всего бронзового века, отчасти объяснялась верой в то, что сожжение тела ускорит освобождение души.
Лигуры и иберы Первыми обитателями Галлии, о которых может что-то сообщить история, были лигуры. Согласно античным географам, первоначально им в Галлии принадлежала гористая полоса земли между Роной, Дюрансом и Коттиевыми и Приморскими Альпами; но к V в. до н. э. они смешались с иберами к западу от Роны; и некоторые географические названия и археологические данные свидетельствуют о том, что некогда они владели всей восточной Галлией вплоть до Марны на севере. В бронзовом веке культура этого региона отличалась от культуры на западе, но очень напоминала культуру северной Италии, где, как мы знаем, жили лигуры. Судя по множеству серпов, найденных на юго-востоке, лигуры усердно возделывали землю; они могли происходить (по крайней мере, отчасти) от швейцарских озёрных жителей каменного века, которые, вероятно, познакомили Галлию со злаками и домашними животными. Происхождение иберов остаётся неясным, но когда греки обратили на них внимание, они населяли восточную часть Испании, а также область между Пиренеями и Роной; судя по всему, они пересекли Пиренеи и завоевали земли в Аквитании и на побережье Средиземного моря. «Иберийский вопрос» — это одна из проблем, которые занимают этнологов и ставят их в тупик, ибо практически нет сомнений в том, что на земле, принадлежавшей историческим иберам, то есть в Испании и южной Галлии, некогда, помимо кельтского, существовало по меньшей мере два языка — баскский и грубый, нерасшифрованный язык (или языки), на котором вырезаны так называемые иберийские надписи. Но если иберы и не были одной расой, большинство из них было низкорослыми и темноволосыми и напоминало неолитическое племя из Ом-Мор. Кельты В эпоху Цезаря Лигурия, как и область иберов, была также заселена потомками вторгшихся кельтов. Высокие и светловолосые кельты, вероятно, начали переходить Рейн в VII в. до н. э.;14 с.12 но и они вряд ли были однородны, и обладателей тех черт, которые античные авторы связывали с галльским или кельтским типом, могли сопровождать потомки чужаков, присоединившихся к ним в ходе их долгих странствий по Германии. Страну одна за другой затапливали орды, которые отчасти покоряли потомков палеолитических народов и их неолитических завоевателей и смешивались с ними, а отчасти, возможно, вытесняли их в гористые области. Физически они напоминали высоких и светловолосых германцев, описанных у Цезаря и Тацита, но отличались от них нравами и обычаями, а также языком15. Позднее всех пришли кельты-белги, и у белгов эпохи Цезаря наблюдается сравнительно мало аборигенных элементов. Если Цезаря правильно информировали, то белги и кельты говорили на разных языках. Нет нужды говорить, что оба языка были кельтскими, и различие между ними могло быть невелико; ибо если где-то в Галлии и говорили на гойдельском диалекте, то по большей части сохранившиеся следы галльского языка относятся к бриттской ветви кельтского языка16. В Аквитании местные жители сохранили относительную чистоту крови и образовали особую группу, которая в эпоху Цезаря была политически обособлена и от кельтов, и от белгов. Обычно их называют иберийским народом; но такое название вводит в заблуждение. Как свидетельствуют имена собственные, кельты-завоеватели продвинулись за Гаронну — хоть и, вероятно, в малых количествах; и недавно проведённые измерения нынешних жителей, видимо, показывают, что в некоторых областях Аквитании было много круглоголовых людей. Но нет сомнений, что кельтский язык не был распространён в Аквитании, а иберийский тип достаточно бросался в глаза, чтобы дать некоторое подкрепление распространённой теории.
Таким образом, когда Цезарь вступил в Галлию, каждая из групп, которые он называет белгами, кельтами и аквитанами, представляла собой смешение разных народов. Белги были наиболее чистокровной и наименее цивилизованной с.13 из этих трёх групп; и как в Белгике, так и в кельтской Галлии кельтские завоеватели навязали свой язык покорённым народам. Даже в политическом смысле белгов и кельтов не разделяла жёсткая граница, ибо кельтское племя карнутов входило в число клиентов белгского племени ремов, а с другой стороны, кельтское племя эдуев притязало на господство над белгским племенем белловаков. Классификация, использованная Цезарем, не была безупречной с научной точки зрения, но для целей его рассказа её было достаточно. Как современный завоеватель, не затрудняя себя тёмными этнологическими вопросами, мог бы сказать, что население Великобритании состоит из англичан, шотландцев и валлийцев, так и Цезарь, ничего не зная и не желая знать об этнических единицах, разделил население Галлии на белгов, кельтов и аквитанов.
Но кто же удовольствуется знанием одних лишь физических характеристик народов, из которых состояло это население, или даже их искусств и ремёсел, утвари и оружия, домов и гробниц? Измерение черепов, таблицы роста, каталоги археологических находок — всё это небесполезно, но не позволяет удовлетворить любопытство. Даже стрелы и гарпуны, найденные в пещерах Перигора и Дордони, керамика, инструменты и украшения, обнаруженные в дольменах и обогатившие французские музеи, — все неписаные свидетельства, классифицированные терпеливыми учёными, — лишь позволили самым прилежным антикварам составить набросок культуры доисторического человека. Я попытался описать её развитие на нашем острове; здесь же я лишь хотел бы показать, что галльская история уходила корнями в глубокое прошлое, а примитивная жизнь в Галлии, хоть и более зрелая, в основных своих чертах не слишком отличалась от жизни в Британии. Она действительно представляет человеческий интерес для исследователя, чьи знания подстёгивает воображение, но личностный элемент в ней отсутствует, и когда народы уже слились в три группы — белгов, кельтов и аквитанов, — и эпоха римского завоевания приближается, мы желаем знать больше. Что за люди были обитатели с.14 Галлии? Если на этот вопрос можно дать ответ, то сделать это способен лишь ум не только хорошо осведомлённый, но и острый и глубокий. У каждого свой характер. Однако при всех особенностях, отличающих людей друг от друга, йоркширцы имеют общий тип характера, несходный с характером жителей Кента; характер англичан отличается от шотландцев; и, наконец, с точки зрения иностранцев, англичане и шотландцы имеют нечто общее, отличающее жителей Великобритании в моральном и интеллектуальном отношении от остальных народов мира. Ибо на нашей земле, как и на других, длительное общение, брачные связи, постоянное влияние общих условий жизни, придали изначально различным группам, не разрушая их индивидуальности, общий и узнаваемый, хоть и неопределимый, ментальный и даже физический характер. В какой-то, хотя по очевидным причинам и меньшей, степени те же причины должны были действовать и в Галлии. Если оставить в стороне аквитанов, о которых Цезарь мало сообщает, и, пожалуй, белгов, смешение народов, которое он называет «галлами», вероятно, слилось настолько, что обрело некоторые общие черты характера. Возможно, описывая особенности галльского темперамента, более всего впечатлившего его во время войны, Цезарь мало учитывал низший класс — земледельцев и пастухов, которые почти не участвовали в политической жизни; но едва ли можно предположить, что его замечания относятся лишь к правящему классу или к наиболее чистокровным кельтам17. Попытки обрисовать национальный характер соблазнительны, но часто вводят читателей в заблуждение; однако если руководствоваться наблюдениями Цезаря, то мы не собьёмся с пути, хоть и не продвинемся слишком далеко. Галлы были интересными людьми: восторженными, импульсивными, сообразительными, гибкими, тщеславными и хвастливыми, по-детски любознательными и по-детски доверчивыми, опрометчивыми, оптимистичными и непостоянными, заносчивыми в дни успеха и унылыми в дни поражений, по-женски покорными своим жрецам, непокорными закону и дисциплине, но способными на верность сильному и благожелательному лидеру.
Цивилизация галлов Замечания Цезаря и других авторов о с.15 цивилизации галлов дополняются более содержательными археологическими свидетельствами. За пять веков до Рождества Христова гальштатская культура уступила место той, что получила название от деревни Ла Тен к северу от озера Невшатель, где около шестидесяти лет назад были найдены ценные артефакты. При создании и украшении этих предметов со вкусом использовались кривые линии, и это искусство, по сути своей кельтское, отчасти представляло собой развитие гальштатской культуры, но подверглось сильным классическим и даже восточным влияниям. Завезённое в Британию бриттскими захватчиками, оно сбросило с себя все путы и достигло даже более высокого уровня, чем в Галлии; его кульминацией стал изящный и изысканно украшенный щит из бронзы и красной эмали, который выставлен в центральном зале нашего Национального музея. Специалисты выделяют три периода, известные как Ла Тен I, II и III; последний из них начался примерно за сорок лет до проконсульства Цезаря18. К этому времени все галльские народы давно вышли из варварства, и кельты внутренних земель, многие из которых уже подпали под римское влияние, достигли определённого уровня цивилизованности и даже роскоши. Их штаны, благодаря которым Провинция получила название «Галлия в штанах» (Gallia Braccata), и разноцветные клетчатые рубахи и плащи изумляли их завоевателей. Вожди носили золотые кольца, браслеты и ожерелья; и эти высокие светловолосые воины выглядели великолепно, выезжая на битву верхом, в шлемах, с украшениями в форме звериных голов и качающимися плюмажами, в кольчугах, с длинными щитами и бряцающими мечами19. Примерно за пятьдесят лет до Цезаря боевые колесницы, изумившие с.16 римлян в битве при Теламоне20 и ещё распространённые в Британии, вышли из употребления, вероятно, потому что богатые галлы начали ввозить коней, достаточно сильных для конной атаки21; но в более древних гробницах на Марне, где было раскопано множество таких колесниц, обнаружилась бронзовая конская сбруя, ажурная и очень изысканная, и бронзовые фляги, завезённые из Греции22. Далеко шагнуло искусство строительства и фортификации. На множестве холмов возвышались укреплённые города или большие селения — крепости различных племён23. Равнины были усеяны неукреплёнными деревнями. Большие дома из дерева и плетней были покрыты надёжными соломенными крышами24. На столах галльских дам лежали щипчики и бронзовые зеркала с орнаментом. Расписная керамика, украшенная спиралями или симметричными кругами, использовалась повсюду, кроме, видимо, далёкого Аремориканского полуострова25. Летом золотились пшеничные поля. Виноград ещё не выращивался, но массилийские купцы ввозили вино из Италии, и богатые галлы охотно обменивали раба на кувшин вина26. Из города в город тянулись дороги, подходящие для колёсного транспорта. Реки пересекали грубые мосты, а по рекам ходили баржи, гружённые различными товарами. Корабли — неуклюжие, но более крупные, чем средиземноморские, — бесстрашно встречали шторма Бискайского залива и перевозили грузы между портами Бретани и британским побережьем. С товаров, транспортировавшихся главными морскими путями, взимались пошлины, и их сбору знатные галлы были в значительной мере обязаны своим богатством27. Эдуи были знакомы с искусством эмали28. Горняки Аквитании, Оверни и Берри славились своим мастерством29. с.17 Каждое племя чеканило свои монеты, и писать греческими и римскими буквами умели не только жрецы. Диодор30 отмечает, что галлы бросали в погребальные костры письма, адресованные умершим; а Цезарь после победы над гельветами, обнаружил в их лагере списки, в которых греческими буквами были записаны имена отдельных людей, численность эмигрантов, способных носить оружие, и численность стариков, женщин и детей. Видимо, латинский язык немного знали даже в самом диком племени белгов31. Когда Цезарь шёл на помощь Квинту Цицерону, осаждённому нервиями, то написал ему греческими буквами из опасения, что письмо могут перехватить и прочесть32. Ещё ранее некоторые местные жители, по крайней мере в Провинции, немного познакомились с греческим языком. Богатые энтузиасты обучались в Массилии и были так очарованы греческой культурой, что составляли договоры на языке своих наставников33. Поистине, если говорить о внешних признаках процветания, галльские племена далеко ушли вперёд с тех пор, как их родичи впервые вступили в контакт с Римом, и об их богатстве свидетельствуют огромные состояния, приобретённые Цезарем и его офицерами.
Монеты На монетах, упомянутых выше, стоит остановиться подробнее, ибо никакие другие артефакты позднего бронзового века не проливают столь яркий свет на культуру галлов. Самые древние галльские монеты были в первой половине III в. до н. э. скопированы с золотых статеров Филиппа Македонского, попавших в Галлию через Массилию. На протяжении некоторого времени на них не было легенд, кроме более или менее искажённого имени Филиппа, но примерно в середине следующего века — более чем за сто лет до того, как подобная перемена произошла и на нашем острове, — галлы начали чеканить на монетах имена выпускающих их правителей, среди которых можно узнать некоторых лиц, упомянутых Цезарем, прежде всего великого Верцингеторига, чьи монеты стоят примерно с.18 в пятьдесят раз дороже золота, из которого они сделаны. Греческие буквы иногда причудливо перемешаны с латинскими, с которыми галлы постепенно познакомились после того, как римляне закрепились на их земле. Действительно, после колонизации Нарбона в Галлии должно было ходить множество римских монет, и римское влияние ощущается во многих галльских монетах — например, в фигуре Пегаса, изображённой на монете с именем Тасгетия, царя карнутов. На протяжении многих лет единственным средством обмена служили золотые монеты, вес которых постепенно снижался, а форма из-за многократного копирования34 ухудшалась; но по мере появления торговой потребности стали постепенно использоваться серебро и бронза35; бронзовые монеты были имитациями массилийских, а некоторые белгские экземпляры даже воспроизводили кампанские монеты. Монеты свидетельствуют не только о галльской торговле, но и об отношениях между племенами, их нравах и обычаях, а иногда, возможно, и об их религии. Так, чрезвычайная редкость арвернских монет на большом рынке в Бибракте может объясняться многолетней враждой между арвернами и эдуями, а обнаружение британских монет в Галлии, а галльских — в Британии свидетельствует о морской торговле, которую упоминает Цезарь36; монеты Центральной Европы, найденные далеко на западе, в Сентонже, и галльские монеты, обнаруженные в богемской крепости Страдонице, доказывают, что галлы имели сношения с долиной Дуная; массилийские монеты, найденные в различных частях Галлии, демонстрируют предприимчивость греческой колонии, а множество кладов, которые состоят из однотипных серебряных монет, явно скопированных с монет Роды, и найдены в бассейне Гаронны, подтверждают впечатление, возникающее при чтении «Записок», что аквитаны контактировали в основном с Испанией. Если же обратить внимание на то, что кони и свиньи изображались на галльских монетах чаще с.19 других животных, то можно вспомнить о пассаже37, где Цезарь отмечает, что галлы импортировали породистых коней и платили за них очень дорого, и пассаж Страбона38, где говорится о ветчине, которую секваны экспортировали в Италию. Щиты и трубы напоминают об описании галльского оружия у Диодора;39 а лира, изображённая на некоторых монетах, может быть тем инструментом, игрой на котором барды сопровождали свои песни40. Примечательно, что все монеты, найденные в больших крепостях, отчеканены довольно поздно — не ранее, чем за сто лет до нашей эры, и это свидетельствует, что все эти крепости были основаны не более чем за полвека до прихода Цезаря в Галлию. Вероятно, Аварик, Бибракте, Лютеция и другие упомянутые им города были укреплены во время вторжения кимвров и тевтонов, опустошивших Галлию между 113 и 109 гг. до н. э.41
Бибракте Из всех этих городов мы больше всего знаем о Бибракте, описанном Цезарем как «самый большой и богатый город эдуев», который стоял на Мон-Бевре, в нескольких милях от Отёна. Если бы Цицерон его посетил, то, возможно, не так презрительно отзывался бы о городской жизни галлов42. В ходе раскопок были обнаружены улицы, мастерские, крепостные валы. Полторы тысячи монет, девять десятых из которых относятся к периоду независимости, свидетельствуют о многообразных торговых связях жителей города. Судя по обнаруженным домам, круглые конические деревянные хижины, описанные Страбоном, представляли собой лишь более примитивные произведения галльской жилищной архитектуры. Дома в Бибракте тоже частично были подземными — эта форма использовалась для защиты от холода на такой высоте, — и, вероятно, подобно современным сельским домам в Морване, имели соломенные крыши; но они были прямоугольными, построенными из камня, с.20 скреплённого глиной, и имели внутренние входные лестницы. Тигли, литейные формы и наждак мастеров по эмали, сломанные инструменты, броши и керамика, — всё это, как и монеты, относится к самому позднему периоду галльского железного века. Помимо этих следов местного ремесла, существовали также расписные вазы, ввозившиеся из Италии, которые галльские мастера быстро научились имитировать43.
Страдонице Не меньший интерес, чем открытие погребённого ремесла в Бибракте, представляет обнаружение укреплённого города Страдонице, примерно в тридцати километрах в юго-востоку от Праги: это копия столицы эдуев, удалённая от неё на восемьсот километров. Керамика, эмаль, утварь, украшения здесь такие же, а монеты очень похожи. Объяснить эти совпадения пока непросто; но, поскольку в долине Рейна и в Швейцарии обнаружены некоторые контакты между крепостями-близнецами, представляется вероятным, что торговля распространяла одни и те же отрасли промышленности и на восток, и на запад44.
Но росту материального благосостояния не сопутствовал подлинный национальный прогресс. Впрочем, аквитаны, приморские племена и белги не испытали на себе иноземные влияния; но кельты внутренних земель были ослаблены контактами с римской цивилизацией. О расслабляющем воздействии роскоши пишут много ерунды. Однако когда роскошь привносят в жизнь полуцивилизованного народа, она оказывает совсем иное воздействие, чем тогда, когда она вырастает естественным путём. Галлы утратили силу варварства, но не обрели силу цивилизации. Некогда, как отмечает Цезарь, они были более чем ровней германцам, но изнеженные иноземной роскошью и устрашённые рядом поражений, галлы более не считали себя в силах с ними справиться.
Политическая и социальная организация Основой конституции галлов служило племя, если только этим словом можно обозначить политическую единицу, которую Цезарь называл civitas. В целом, племя представляло собой более или менее компактную совокупность общин, именуемых у Цезаря пагами (pagi), с.21 члены которых изначально были связаны родством или близким соседством; но представляется, что некоторые второстепенные племена состояли всего из одного пага. Каждый паг под руководством собственного магистрата, видимо, обладал определённой независимостью и направлял собственный контингент в войско племени45. Каждое племя имело свой совет старейшин, а некогда — и царя; но в некоторых племенах царя теперь сменил ежегодно избираемый магистрат, а в других, вероятно, совет оставил правление за собой. Закон, действовавший у эдуев, свидетельствует о ненависти к монархической власти. В этом государстве старший магистрат, известный как вергобрет, не имел права покидать пределы страны, из чего можно сделать вывод, что ему запрещалось командовать войском. Исполнительная власть, как правило, была слабой. Некоторые небольшие общины, составлявшие племя, порой действовали по собственному усмотрению, в противоположность остальным общинам или вопреки политике руководства племени46. Подобно англосаксонским танам и норманнским баронам, знать окружала себя слугами — верными сторонниками или закрепощёнными должниками47, и никому, кроме зависимых от знати лиц, не была гарантирована защита. С другой стороны, повиновение было обеспечено лишь тем, кто был достаточно силён, чтобы защищать других. Власть олигархии была не прочнее, чем власть предшествовавших ей монархов. Эти люди или их потомки строили зловещие заговоры с целью реставрации своих династий, и, не заботясь об общем благе, готовы были даже пожать руку иноземным завоевателям и править как их ставленники. То там, то здесь богатые аристократы, подобные афинскому Писистрату, вооружали своих слуг, нанимали отряды наёмников, добивались поддержки с.22 народа с помощью красноречия и щедрости и, одолев слабосильную олигархию, узурпировали высшую власть. Поэтому олигархии существовали в условиях постоянной нестабильности: если ни один аристократ не обладал очевидным перевесом, то разгоралась внутренняя борьба; если же кто-то способен был достичь первенства, то свергал правительство48. У народа, пожалуй, начало появляться слабое представление о собственной латентной силе, но нет свидетельств того, что где-либо он обладал конкретными политическими правами. Друиды и знать, или, как Цезарь их называет, всадники, обладали монополией на власть и уважение: масса свободных бедняков, измотанная налогами и задавленная долгами, не имела никакого выбора, кроме превращения в крепостных.
И если в отдельных племенах царила анархия, то их общим бичом было отсутствие единства. Дело было не только в естественном различии между белгами, аквитанами и кельтами. Это различие можно было так же легко преодолеть, как и различие между англичанами, шотландцами и валлийцами. Но зло коренилось глубже. Конечно, разобщённость — это естественное состояние полуцивилизованных народов. Древнеанглийские племена не проявляли никакой склонности к объединению; основы Английского королевства заложили сильные руки Эгберта, Эдгара, Этельстана. И даже накануне норманнского завоевания королевство было единым лишь в самом широком смысле слова. Формально Гарольд был королём всей Англии, но его подданные ощущали себя йоркширцами или жителями Кента, а не англичанами. Более того, галлы оказались в особенно неблагоприятных обстоятельствах. Их патриотизм, хоть и скрытый, был вполне реальным: они гордились военными подвигами своих предков, и национальное чувство будоражило их сердца. Сам Цезарь признаёт, что некоторые племена управлялись сравнительно хорошо49, и даже клиентские отношения, которые, в конечном итоге, представляли угрозу для нашего правительства до тех пор, пока Генрих VII их не искоренил, имели и благородную сторону. У кого не вызовут уважение «шестьсот преданных сторонников» Адиатунна50, четыре всадника, которых ни страх, ни обещания не побудили предать Амбиорига51, с.23 и клиенты Литавикка, помнившие, что «по галльским обычаям, грешно было покидать патрона даже в случае крайней опасности»?52 Конечно, галлы не «достигли предела предопределенного им культурного развития», как утверждал в юности Моммзен53. Если бы они жили в безопасности или подверглись нападению лишь одного врага, то, вероятно, со временем некий Верцингеториг сплотил бы их в единую нацию. Но с одной стороны им грозили германцы, а с другой — римляне, и это лишь усиливало тенденцию к разобщению. По крайней мере, можно уверенно сделать вывод, что галлы были не слишком приспособлены к созданию упорядоченной формы правления на базе собственных ресурсов. Если англичане были привержены местным обычаям и непатриотичны, то галлы — склонны к расколу и несговорчивы. Высказывалось много поверхностных и рискованных обобщений относительно гипотетических дефектов кельтского характера, но лишь очень опрометчивый или очень прозорливый историк возьмётся судить о том, насколько зло определялось обстоятельствами, а насколько — наследственными чертами. Организм и среда всегда воздействуют друг на друга. И хотя глупо было бы выносить огульные суждения о народе, о котором (исключая несколько лет перед утратой независимости) мы знаем крайне мало, большой ошибкой было бы перескочить к выводу, что политические способности всех народов одинаково хороши. Никто не станет отрицать, что греки были наделены талантами в области искусства и литературы, развитию которых, несомненно, способствовало их окружение; и вполне возможно, что кельты были весьма скудно наделены политическим талантом, а внешние обстоятельства лишь затормозили его развитие. Но, чем бы это не объяснялось, важно то, что с.24 племенные вожди Галлии не сделали даже первых шагов к тому единству, которого достигли короли Уэссекса, Мерсии и Нортумбрии, когда поглотили мелкие царства периода Гептархии. Или, возможно, правильнее будет сказать, что когда римляне впервые обосновались к западу от Альп, арвернский царь уже встал на этот путь, однако сперва его поражение на берегах Роны, а затем революция, свергшая царскую власть, сломили господство его дома и нанесли смертельный удар политическому развитию Галлии. Здесь, как и в Лации, падение монарха неизбежно ослабляло племя, а если власть обретали олигархии, то им недоставало времени, чтобы спастись. Конечно, порой талантливые лидеры пытались следовать примеру Битуита. Кельтилл, отец Верцингеторига, добился шаткого господства в Галлии, а Дивитиак, царь суэссионов, уже покоривший соседние племена белгов, даже стал властителем юго-восточной Британии. Но по какой-то неизвестной причине его преемник не сумел сохранить власть, а Кельтилл пал жертвой собственного своекорыстия. Отдельным племенам, таким, как эдуи и арверны, удалось добиться некоторого превосходства над более слабыми соседями, а в ряде случаев два племени образовывали одно государство: например, сеноны и паризии. Существовали союзы белгов, аквитанов и приморских племён. Но превосходство не превращалось во владычество54, а союзы были непрочными, временными и ненадёжными. Если под влиянием честолюбия или под впечатлением от несчастий, порождённых разобщением, некоему могущественному вельможе удавалось обрести власть бретвальды, его знатные собратья начинали подозревать, что он замышляет возрождение ненавистной монархии, и лишь удача могла спасти его от сожжения заживо. Страна кишела объявленными вне закона преступниками, бежавшими от наказания, и изгнанными авантюристами, потерпевшими неудачу при попытке переворота. Знать и её клиенты жили с мечом в руке, и чуть ли не с.25 каждый год случались маленькие войны. Каждое племя, каждая деревня и даже каждый дом были расколоты на партии. Одна партия выступала за римлян, другая — за гельветов; одна за эдуев, другая — за арвернов; одна за Дивитиака, другая — за Думнорига; одна за конституционную олигархию, другая — за попирающего законы авантюриста. Словом, все выступали за партии, и никто — за государство55.
Нелегко поверить, что всё, что случается в истории, — к лучшему, но нередко бывает, что покорённый народ сохраняет наиболее важные основы своей культуры, а нововведения ускоряют его развитие. «Ἀπωλόμεθ’ ἂν, — сказал Фемистокл, — εἰ μὴ ὰπωλόμεθα»56; подобно англам, которых смирили норманны, галлы нуждались в дисциплинирующем воздействии иноземного завоевания.
Объединяющие влияния Однако помимо памяти о славном прошлом, которая, как однажды заметил Цезарь57, одновременно и огорчала галлов и подталкивала их к отчаянным предприятиям, на них воздействовали определённые силы, внушавшие каждому галлу чувство, что он и его собратья принадлежат к одному народу. Эта благодатная земля создана Природой, чтобы приглушить различия между племенами и способствовать возникновению нации. Если из всех народов французский — наиболее сплочённый, то такой судьбой он обязан своей стране, объединяющая сила которой действовала во все времена. Франция, — говорит Видаль де ла Бланш58, который лучше всех географов умеет показать своим читателям взаимосвязь между народом и его родной землёй, — Франция — это страна, области которой естественным образом взаимосвязаны, а жители которой рано научились общаться и знакомиться друг с другом. Ни в одной стране схожего размера нет такого разнообразия, но переходы между различными группами неощутимы. «Существует, — пишет этот автор, — благодетельная сила, «гений места» (genius loci), которая руководит нашей национальной жизнью, не поддающаяся объяснению сила, которая, не уничтожая многообразия, смешала его в гармоничное целое». Мысль географа поймёт путник, который проедет от песчаных холмов Ла-Манша с.26 до гор Оверни, от нагорий Морвана до равнины Берри, побеседует с крестьянами и горожанами, ощутит дух доисторической жизни, исходящий от каменных памятников Бретани, и дух императорского Рима, нависающий над средневековыми красотами Буржа и над древним городом, раскопанным на Мон-Оксуа, и почувствует, как один повлиял на второй и оба сохранились в наш механический век; и для такого путника рассказ Цезаря оживёт.
Религия В Галлии, как и в Англии до норманнского завоевания, действовала и ещё одна сила, способная дать каждому человеку ощущение, что он и его собратья принадлежат к одной нации, — это общность религиозных представлений, контролируемых одной духовной организацией59. Конечно, местные культы изобиловали, но великие боги, названные Цезарем, были общими для всей Галлии, как бы ни разнились представления о них в разных племенах; при этом все ритуалы и все жертвоприношения регулировались друидами.
Религия галлов, как и любая другая, уходила корнями в анимизм — общий для дикарей и детей склад ума, который населяет вселенную духами и приписывает солнцу, луне и звёздам, земле и морю, огню и воде и всем, что движется (а также и многим неподвижным вещам) ту жизнь и волю, которую они ощущают в себе. Это была не просто религия кельтских завоевателей Галлии, испытавшая, возможно, влияние контактов с греками Массилии: в ней было много лигурийского, иберийского и даже аборигенного. Солярные символы, как мы видели, изобиловали в украшениях бронзового века, и до наших дней на мосту в деревне Андрьё в Дофине солнцу приносят в жертву омлеты, когда 10 февраля оно впервые после четырёхмесячного мрака поднимается над горами, замыкающими долину60. В железном веке люди поклонялись духам источников, озёр, рек, гор с.27 и лесов, как и на протяжении предшествующих тысячелетий, как и после того, как официальным вероисповеданием стала религия, названная христианством. Марна и Див были названы в честь богинь Матроны и Девы; Эпон в департаменте Сена и Уаза увековечил культ Эпоны; названия Бурбон и Ла Бурбуль происходят от одного из духов, описанного Цезарем как кельтский Аполлон: это Борво, или «кипящий», дух горячих источников. Эпонимным божествам городов поклонялись задолго до того, как были заложены их первые основания: богиня Бибракте была духом колодца, которого почитали крестьяне на горе, где была построена столица эдуев61. И, пожалуй, можно предположить, что головы убитых врагов, которые кельтский воин прибивал к стенам своего дома, были посвящены его домашним богам или духам его предков.
В той мере, в какой кельтская религия восходила к религии неразделённого арийского племени, она в целом совпадала с религиями Италии и Греции; но наши неполные знания о классических религиях едва ли лучше позволяют понять истинную сущность кельтской религии, чем замечание Цезаря о том, что о божествах «они имеют приблизительно такие же представления, как остальные народы»62. Не вызывает сомнений, что религия кельтов, как и любая другая политеистическая религия, не имела никакой определённой теологии (разве что в тех вопросах, где она была сформирована друидическим учением), но во всех своих основных течениях в Британии, Галлии и Испании представляла собой постоянно расширяющийся, подвижный, бесформенный хаос, различавшийся, впрочем, в каждом племени, каждом домохозяйстве и в каждом веке63; что с практической стороны это было исполнение традиционных обрядов; и что отдельного человека она затрагивала в основном как члена семьи, общины или племени. Подобно всем прочим политеистам, кельты готовы были верить в чужих богов: в правление Тиберия лодочник из Парижа установил алтарь, на котором, наряду с его собственными Эзусом и Тарвом Тригараном, с.28 упоминались Юпитер и Вулкан. Возможно, кельты, подобно римлянам64, больше думали о ритуалах, с помощью которых можно убедить богов исполнить их желания, чем о самих богах. Нет сомнений в том, что, как бы мало религия ни учила кельтов (как и римлян) добродетельной жизни, страх перед непостижимым оказывал на них благотворное дисциплинирующее воздействие65. Но мы хотим понять, чем именно дух кельтской религии отличался от духа религии античного Лация, Греции, семитских племён; и можно лишь надеяться составить об этом отдалённое и туманное представление.
Каждый исследователь, изучающий Цезаря, знает пассаж, в котором перечисляются те национальные божества, которых он счёл достойными упоминания: «Из богов они больше всего почитают Меркурия. Он имеет больше, чем все другие боги, изображений; его считают изобретателем всех искусств; он же признается указывателем дорог и проводником в путешествиях; думают также, что он очень содействует наживе денег и торговым делам. Вслед за ним они почитают Аполлона, Марса, Юпитера и Минерву. Об этих божествах они имеют приблизительно такие же представления, как остальные народы: Аполлон прогоняет болезни, Минерва учит начаткам ремесел и искусств, Юпитер имеет верховную власть над небожителями, Марс руководит войной»66. Один из самых проницательных кельтологов рассказывает, что когда вице-король Египта пригласил музыканта Фелисьена Давида обучать своих жён, этикет предписывал ему давать уроки евнуху, который старался как можно лучше передать их жёнам. Цезарь, по его словам, находился в положении такого евнуха67. Не существует галльских текстов, повествующих об отношении галлов к их богам. Надписи и алтари либо содержат лишь имена богов и ничего более, либо сбивают нас с толку, соединяя имя римского бога с именами или эпитетами различных кельтских богов. Разные археологи относят анонимные статуи к разным божествам, но некоторые из них, возможно, — вообще не божества. И надписи, и алтари, и статуи относятся к периоду Римской империи, когда знакомство с римскими богами и богинями с.29 едва ли не безнадёжно запутало кельтский пантеон. И одно лишь установление кельтских имён пяти великих богов принесло бы мало пользы, если бы имена не были их значимыми атрибутами. Не так уж важно, действительно ли Тевтат был Меркурием, Таранис — Юпитером, а Эзус — Марсом, или же, как убеждают себя некоторые, знаменитую тройку, в честь которой, по словам Лукана, совершались ужасные обряды, составляли лишь второстепенные местные божества68. Следует довольствоваться сведениями о том, что существовали кельтские Марс, Юпитер и Меркурий; ибо, за исключением сообщения Цезаря, мы не можем узнать ничего стоящего внимания. Можно не сомневаться, что первоначально великие боги были всего лишь элементарными силами природы, — и оставались ими у германцев во времена Цезаря, — но постепенно они были персонифицированы.
Почему галлы больше всех чтили бога, которого Цезарь приравнивал к Меркурию? Несколькими веками ранее, когда кельты были «самым воинственным из всех народов»69, самой крупной фигурой на их Олимпе был бог войны; и его последующее понижение в ранге рассматривается — пожалуй, справедливо, — как свидетельство достигнутого ими за это время прогресса в мирных занятиях70. Впрочем один религиозный обычай, засвидетельствованный Цезарем, доказывает, что Марс, даже подчинённый Меркурию, всё же имел в Галлии много ревностных почитателей. Когда племя совершало успешный набег, оно приносило в жертву Марсу захваченный скот, остальную же добычу складывало грудами на освящённой земле. Редко случалось, чтобы кто-то осмеливался удержать за собой часть добычи, и злодея, обманувшего бога, карали, подобно Ахану, страшной смертью71.
Борво, бог-целитель, несомненно был эквивалентом Аполлона72, но в надписях имя Аполлона встречается также с другими эпитетами — Мапон («вечно юный»), Гранн с.30 («блестящий») и Белен («сияющий»), иными словами — солнце. Далее, среди богов, в эпоху империи уподоблявшихся Юпитеру, помимо Тараниса, или Танара («Громовержца»), был и бог, статуи которого изображают его как мужчину с колесом на плече или в руке; а поскольку колесо было солярным символом, может показаться, что и Юпитер, и Аполлон уподоблялись солнцу.
Действительно, не следует думать, что великие боги всегда разграничивались между собой или даже что во времена Цезаря их облик был чётко очерчен где-либо, кроме, возможно, друидической теологии. В политеизме атрибуты божества имеют тенденцию становиться отдельными божествами, и некоторые кельтские эпитеты, применявшиеся к Минерве, Марсу и прочим, могут означать, что то или иное племя приравнивало их к местным божествам73. Несомненно, Сатурну был подобен Диспатер, которого галлы считали своим родоначальником;74 и, возможно, когда-то Диспатер и Тевтат, «бог народа», который, пожалуй, изначально мыслился как некое подобие Сатурна, были единым целым. Далее, поскольку в Британии Тевтат оставался Марсом, а в Галлии романизированные кельты идентифицировали его то с Марсом, то с Меркурием, возникает предположение, что он мог быть общим предком обоих75.
Людям, которые не увлекаются антропологией, культ животных кажется просто непонятным и абсурдным. Животным поклонялись, потому что они были грозными, или прекрасными, или обладали недоступными людям способностями; потому что люди считали их воплощениями богов; потому что в них могли вселяться души предков;76 и в кельтском искусстве нашёл отражение культ животных, или продукты его распада. Особое благоговение вызывал кабан. Подобно римлянам, галлы имели военные значки и считали их священными; подобно римлянам, они несли не флаг, а изображение с.31 животного, и у них этим животным обычно был кабан77. Следы культа животных сохранились в названиях галльских племён: бранновики были народом ворона, эбуроны — народом кабана. Сукелл, «молотобоец», — местный эпитет бога, статуя которого, найденная в Саррбуре, идентифицирована как Диспатер, — носил волчью шкуру и, вероятно, изначально мыслился как волк. С Борво ассоциировался бык — возможно, потому, что действие целебных источников наводило на мысли о могучем животном; и, как проницательно отметил Саломон Рейнак78, имя богини Эпоны — «кобылий источник» — имеет аналогию: Гиппокрена, источник на горе Геликон, из которого появился конь Аполлона. Пережитки культа животных можно обнаружить также в рогатом Кернунне, изображённом на одном из парижских алтарей, и в Тарве Тригаране, «быке с тремя журавлями», который занимает обратную сторону другого алтаря79. Изначально Эпона, вероятно, была духом какого-то бьющего родника, которого стал символизировать быстрый конь; затем, по мере распространения её культа, её начали изображать в скульптуре как женщину на кобыле. А богов стали изображать рогатыми, потому что рог символизировал силу. Но хотя вотивные алтари, статуи и храмы воплощали старые верования, принадлежат они, как мы видели, к периоду, когда кельты попали под власть Рима. Цизальпийские галлы, если верить Ливию80 и Полибию81, молились в храмах; но, подобно древнейшему святилищу Юпитера на Альбанской горе, священными местами западных кельтов были рощи82. Цезарь, правда, говорит, что галльский Меркурий имел множество изображений (simulacra); но если это были статуи, то непонятно, почему ни одна из них не найдена; и, пожалуй, можно согласиться с.32 с предположением, что Цезарь имел в виду менгиры, воздвигнутые задолго до пришествия первых кельтов в Галлию83, считая, что в них, как в бесформенных камнях, чтимых греками как «изображения Гермеса»84, обитал дух великого национального божества. На менгире Керню в Финистере в римские времена был грубо вырезан Меркурий85. Возможно, имеет под собой основания гипотеза о том, что друиды, подобно священникам Израиля, осуждали антропоморфизм;86 но отсутствие местных статуй кельтских богов вполне объяснимо и без неё. Согласно Варрону, у римлян много лет не существовало священных изображений:87 подобно кельтам, подобно германцам, которые даже во времена Тацита88 считали, что изображение богов в человеческом облике умаляет их величие, они ограничивались признанием проявлений божественной воли, и даже когда их храмы были украшены произведениями греческого искусства, древняя Веста по-прежнему была окутана ужасной тайной. Но если друиды могли питать такую же вражду к языческим мерзостям, как и иудеи, то кельты в целом были так же восприимчивы, как и римляне и, попав под римское влияние, охотно пользовались услугами иноземных скульпторов.
Друиды Вопрос о происхождении и родственных связях друидизма вызывал огромное количество спекуляций, не имевших никакого определённого результата. Цезарю сообщили, что эта система считалась заимствованной из Британии. Во всяком случае, нет никаких свидетельств того, что она была известна кельтам Цизальпийской Галлии; и у германцев, с которыми кельты давно контактировали и находились в этническом родстве, не было друидов. Таким образом, если друидизм возник в Галлии, то это, видимо, произошло не ранее вторжения кельтов в Италию; однако в Британии, цивилизация которой была более отсталой по сравнению с Галлией, он, видимо, имел долгую историю. с.33 Согласно преобладающему мнению, кельтские завоеватели Галлии и Британии нашли друидизм уже существующим, и он был настолько силён, что сохранился, а затем и получил преобладание. Слова Цезаря иногда толкуют в том смысле, что в его эпоху друидизм в Британии был сильнее, чем в Галлии и что галльские друиды ездили в Британию за посвящением в его мистерии; но нет убедительных оснований не принимать его слова в буквальном смысле; а если они соответствуют действительности, то кельтские завоеватели Британии не создали друидизм и, неолитический или нет, он, во всяком случае, был докельтским89. Но все точные сведения о галльской ветви этой странной иерархии мы черпаем из кратких заметок Цезаря и других античных авторов; и Цезарь сообщил нам всё, что имело значение для сюжета его рассказа. Друиды образовывали корпорацию, членства в которой галлы страстно добивались; они строго хранили тайны своего предания; и стать полноправным членом корпорации можно было лишь после долгого ученичества. Ими руководил верховный жрец, занимавший свою должность пожизненно; и иногда спор о наследовании этого сана решался оружием. Друиды были освобождены от обычных налогов90 и военной службы. Невежество и суеверие народа, их собственная организация и подчинение одному главе давали друидам громадную власть. Они держали в своих руках образование аристократии. Если Цезаря верно информировали, то доктрина, которую они так усиленно внушали, была учением о переселении душ. «Они думают, — писал Цезарь, — что эта вера устраняет страх смерти и тем возбуждает храбрость»91. Друиды притязали на право решать вопросы войны и мира. Если не в других племенах, то у эдуев — во всяком случае, в определённых обстоятельствах — они пользовались правом назначения высшего магистрата. Они задерживали преступников, а если их недоставало — даже невиновных людей, запирали их в чудовищных идолах из ивовых прутьев и сжигали заживо с.34 как жертвоприношения богам. Они приносили в жертву пленных, чтобы в потоке их крови или пульсировании их внутренностей прочесть волю богов;92 они оказывали услуги тяжелобольным или воинам, идущим на битву, которые верили, что небеса их пощадят, если вместо них принести человеческую жертву; и одна из одобряемых ими разновидностей жертвоприношения — убийство ребёнка при основании памятника, крепости, моста — оставила следы в европейском фольклоре и в новое время практиковалась в Африке, Азии и Полинезии93. Друиды практически монополизировали как гражданское, так и уголовное судопроизводство; и хотя это судопроизводство было нерегулярным и у друидов не было законных полномочий приводить приговоры в исполнение, им, тем не менее, повиновались. Чтобы вершить правосудие, они каждый год сходились на великой равнине, над которой ныне высятся шпили Шартрского собора94. Нарушители их приказов отлучались, а отлучение означало исключение из гражданской общины и недопущение к религиозным обрядам. Власть друидов распространялась не только на отдельных людей: неуступчивые государства тоже подлежали отлучению: друиды объявляли, что они утратили божественное покровительство.
Действительно ли друиды обязаны своим учением о бессмертии Пифагору, как утверждают Диодор95 и Тимаген96? Свидетельства этих авторов были с презрением отвергнуты; но нет ничего невозможного в том, что друидизм мог впитать доктрины пифагорейского происхождения через посредство массилийских греков97; и это предположение находит некоторые подтверждения в нумизматических свидетельствах. В Галлии и Британии были найдены монеты, на реверсе которых изображена фигура, образованная пятью сплетающимися линиями: она называется пентаграммой и хорошо известна как пифагорейский с.35 символ98. Представляется, однако, что если метемпсихоз и в самом деле был друидическим учением, то он был не слишком распространён среди кельтов в целом; и их погребальные обычаи с ним не согласуются. Кельты верили, что где-то на Западе существует элизиум, где они будут жить снова — пировать, пьянствовать, сражаться в поединках, — точно так же, как и прежде, но без всяких забот99. Если друиды, как утверждал Цезарь, учили, что души переходят «из одного тела в другое», то, возможно, они имели в виду, что после смерти душа попадает в новое тело, которое является небесным двойником покинутого100. Идею бессмертия, более или менее смутную, разделяют многие народы; для кельтов друиды сделали её предметом веры. Но бессмысленно гадать, что за учение «о светилах и их движении, о величине мира и земли, о природе вещей» они, по словам Цезаря, насаждали101. Известно лишь, что они считали Диспатера прародителем галлов, полагали, что ночь старше дня и отсчитывали время по ночам, и что, как и все античные народы, они вычисляли годы по вращению луны102.
Исторически значимые факты, которые точно установлены, таковы. Подобно брахманам, признававшим многогранные проявления индуистской религиозной фантазии до тех пор, пока с их авторитетом считались, друиды контролировали разнообразные формы аборигенного и кельтского культа. Будучи жреческой кастой, которая, в отличие от римских жрецов, не избиралась народом, но сама себя учреждала и существовала замкнуто, друиды, конечно, сопротивлялись любым новшествам. Уже говорилось, что с.36 античные писатели считали отличительной особенностью друидов верования и обычаи, общие для них и других древних жрецов; но хотя каждый древний народ имел своих жрецов, только друиды представляли собой настоящее духовенство103. Поскольку кельтская религия имела общие корни с римской, их легко было бы согласовать друг с другом; но для друидизма, с его более определённой теологией, было естественно противодействовать этой тенденции, поэтому он представлял опасность для римского владычества104. И именно друидизм служил одной из самых крепких связей между галлами и британцами, а также между воюющими племенами Галлии.
Вторжения кимвров и тевтонов Но хотя религия и способна была вскормить идею политического объединения, она не породила настоятельной потребности в нём. По обширным лесистым равнинам Германии рыскали дикие орды, взирая голодными глазами на ценный приз, расположенный за Рейном. Более того, опасность для Галлии была опасностью и для Италии. Захватчики, которых привлекли «прелестные земли Франции», вскоре обратили бы свои взоры на юг, к полям, виноградникам и масличным садам Ломбардии. Когда Цезарь начинал государственную карьеру, ещё не старые люди хорошо помнили тот ужас, который вселяли кимвры и тевтоны — светловолосые гиганты, хлынувшие, подобно лавине, из неизвестных земель возле северного моря. Они спустились в долину Дуная. Они разбили римского консула в Каринтии, 113 г. до н. э. переправились через Рейн, одолели перевалы Юры и захватили всю кельтскую Галлию. 109 г. до н. э. Через четыре года после своей первой победы они нанесли поражение ещё одному консулу в Провинции. Затем они исчезли, но спустя четыре года вернулись, и на берегах Роны были уничтожены ещё две армии. 105 г. до н. э. Охваченные паникой италийцы страшились новой битвы при Аллии, но кимвры повернули в сторону, хотя Италия была отдана им на милость; а когда после трёхлетних странствий по Испании и Галлии они объединились с тевтонами и два войска направилось на юг, на Роне их уже поджидал Марий, а в Цизальпийской Галлии — его коллега по консульству. Орда снова разделилась, и тевтоны сразились с.37 с Марием в окрестностях Экса, а кимвры перешли перевал Бреннер и спустились в долину Аджидже. Жуткое название «Гнилое поле» увековечило истребление тевтонов; 102 г. до н. э. кимвры были уничтожены при Верцеллах, у слияния Сезии и По105. 101 г. до н. э.
Эта опасность была предотвращена, но миграции других германских племён вполне могли вызвать опасения. Решительно продвигаясь вперёд, они проложили себе путь через периферийные кельтские земли на правый берег верхнего Рейна. За несколько лет до заговора Катилины106 71 г. до н. э. им представилась возможность закрепиться в самом сердце Галлии. Уже много лет ожесточённая вражда разделяла народы эдуев и арвернов, каждый из которых возглавлял свой союз племён. Эдуи были сильнее и пользовались покровительством Рима. Вторжение Ариовиста Арверны вместе с секванами наняли себе в помощь германского вождя Ариовиста, который переправился через Рейн с пятнадцатью тысячами человек. Германцы были очарованы этой страной, её изобилием и относительной цивилизованностью, и эти хорошие вести привлекли сюда новые орды. После долгой борьбы эдуи потерпели тяжёлое поражение и вынуждены были уступить земли107 и выдать заложников секванам, которые, видимо, завладели первенством, ранее принадлежавшим арвернам. Один из знатных эдуев, знаменитый друид Дивитиак, отправился в Рим и молил сенат о помощи. Он стремился не только избавиться от Ариовиста и освободить свою страну от ига секванов, но и восстановить собственное влияние, подорванное его младшим братом Думноригом. Дивитиак получил почётный приём, познакомился с Цезарем и обсудил религиозные и философские вопросы с Цицероном108; но сенат не нашёл возможности вмешаться и поддержать его. Сенаторы лишь приняли туманное постановление 61 г. до н. э. о том, что кто бы когда бы ни занял должность наместника Галлии, он должен будет, насколько с.38 это окажется совместимо с его обязанностями перед государством, защищать эдуев и других союзников римского народа109. Тем временем секваны обнаружили, что их союзник стал их господином. Ариовист не собирался возвращаться в пустоши Германии, ведь стоило ему захотеть, и он мог получить плодородные земли. Он вынудил секванов уступить ему благодатную равнину Эльзаса. Наконец, секваны и их галльские союзники, в числе которых, видимо, были даже эдуи, собрали все силы и предприняли отчаянную попытку сбросить иго, но потерпели сокрушительное поражение, 60 г. до н. э. а их победитель явно вознамерился основать в Галлии германское царство.
Восстание аллоброгов
61 г. до н. э. Тем временем аллоброги, которые так и не смирились со своим зависимым положением, подняли восстание. Они ещё были ожесточены своим поражением, 60 г. до н. э. когда римских агентов в Провинции встревожило появление банд мародёров на правом берегу Роны. Угроза вторжения гельветов Эти отряды послали гельветы, воинственный кельтский народ, обитавший в той части Швейцарии, которая лежит между Рейном, Юрой, Женевским озером и верхней Роной. Римляне уже испытали на себе мощь их оружия. Поколением ранее тигурины, одно из четырёх гельветских племён, присоединилось к кимврам. Они опустошили долину Роны, разбили консульскую армию 107 г. до н. э. и вынудили выживших пройти под ярмом. Теперь уже их самих сильно теснили германцы; и у гельветов были основания опасаться, что орда Ариовиста отрежет их от их кельтских сородичей; поэтому гельветы решили покинуть свою страну и найти новый дом на плодородных землях Галлии.
Инициатором переселения стал Оргеториг, глава гельветской знати. Его история проливает живой свет на то, в каком состоянии находились галльские племена. Он убедил своих знатных собратьев, что они сумеют добиться господства над Галлией, и предпринял дипломатическую поездку по с.39 главным трансальпийским общинам. Два вождя к нему охотно прислушались: Кастик, отец которого был последним царём секванов, и Думнориг, брат Дивитиака, который в то время был самым влиятельным вождём эдуев110. Если Дивитиак считал, что спасение его страны зависит от Рима, то у его брата связи с Римом вызывали отвращение. Он был талантлив, честолюбив и богат, а простой народ обожал его. Оргеториг убедил Думнорига и Кастика захватить царскую власть в их общинах, как и сам собирался поступить в собственной, и пообещал им вооружённую поддержку. Эти трое заключили официальный союз с целью завоевания и раздела Галлии, и если у них была какая-то цель, помимо собственного возвышения, то они могли надеяться, что в случае успеха не только уничтожат Ариовиста, но и прекратят анархию, парализовавшую страну, и предотвратят агрессию Рима111. Для Римской республики их затея представляла двойную угрозу. После ухода гельветов их опустевшие земли заняли бы германцы, которые тем самым оказались бы в опасной близости к Италии; и невозможно было предсказать, сколько бед гельветы натворят в Галлии. Сквозь шум партийной борьбы в Риме слышались предостережения112. Ходило много разговоров о предстоящей войне, а сенат отправил послов, чтобы убедить галльские народы не присоединяться к захватчикам. Но честолюбивому триумвирату всё же приходилось считаться с гельветами. Они узнали, что их посол обманул их доверие и немедленно призвали его к ответу за его поведение. Оргеториг понимал, что если его признают виновным, то сожгут заживо, и поэтому предстал перед судьями в сопровождении сторонников и рабов числом более десяти тысяч. Магистраты, твёрдо намеренные привлечь его к суду, созвали вооружённое ополчение, но авантюрист вскоре умер, возможно, покончив с собой.
Так триумвират распался, и когда Цицерон писал Аттику, что в Галлии восстановилось спокойствие, он, возможно, имел в виду смерть Оргеторига. с.40 Тем не менее консул Метелл выступал за политику упреждения: «Я ставлю ему в вину, — писал Цицерон, — лишь то, что он не особенно доволен известиями о спокойствии в Галлии»113.
Но идея, выдвинутая Оргеторигом, не умерла. Гельветы не собирались отказываться от своего предприятия, а Думнориг — от своего. Он женился на дочери Оргеторига и готов был помочь гельветам за соответствующее вознаграждение. Те решили потратить два года на подготовку к переселению, скупили повозки и тягловый скот и подготовили огромные запасы зерна. Дипломатия бессильна была поколебать решительный и отчаянный народ на пути к цели. Возможно, сенат не понимал всей глубины кризиса. Возможно, они не желали вручать меч тому, кто может обратить его против них.
Консульство Цезаря Но колебания бездеятельного сената вскоре уступили место энергии вождя народа. Одним из консулов 59 г. до н. э. был Юлий Цезарь. Почти одновременно с выборами Ариовист, ранее уже добивавшийся расположения Метелла, предшественника Цезаря114, предложил Риму союз, и сенат предоставил ему титул друга римского народа — несомненно, желая обеспечить его нейтралитет перед лицом предстоявшего вторжения гельветов. Ранее сенаторы уже дали половинчатое обещание защищать своих галльских союзников. Меры, предпринятые им против гельветской угрозы Теперь же они практически гарантировали победителю этих союзников неприкосновенность его завоеваний. И Цезарь, если верить его собственным словам, был вполне согласен с такой политикой. Он должен был видеть грядущие трудности. Но пока он не имел свободы действий, чтобы с ними встретиться, и, несомненно, одобрял любые средства, позволявшие удерживать варварского царя в бездействии, пока он лично не явится на борьбу с ним. Цезарь назначен наместником Галлии Этот день уже приближался. В год своего консульства Цезарь был назначен наместником Иллирика, или Далмации, и Галлии — то есть Цизальпийской Галлии (Пьемонт и Ломбардская равнина) и Галлии Браккаты, которую обычно называли Провинцией. Если сведения Светония115 верны, то с.41 поручение давало ему право включить в сферу своих действий Галлию Комату («землю длинноволосых галлов»), то есть всю независимую Галлию к северу от Провинции116. Цезарь уже отличился в Испании и как полководец, и как администратор, но до сих пор у него не было возможности в полной мере проявить свои таланты. В это время ему было сорок три года117. Внешне он был высок и худощав, но хорошо сложен, и хотя он был столь же сладострастен, как и большинство его современников, но телосложение, укреплённое привычкой к воздержанию, позволяло ему предпринимать непомерные усилия. Его широкий куполообразный череп, спокойные и проницательные глаза, орлиный нос, массивная, но изящно вылепленная челюсть, выражали, как ни одна другая человеческая внешность, богатую и гармоничную натуру, в которой рука об руку идут интеллект, страсть и воля. И если пороки Цезаря были общими для всех его современников, то его щедрость, снисходительность, самообладание, великодушие принадлежали только ему. Он непоколебимо верил в существование высшей силы, без помощи которой самая глубокая проницательность и самый тщательный расчёт могут потерпеть неудачу. Этой силой была Фортуна, и Цезарь не сомневался, что Фортуна всегда на его стороне118. Но в данной работе были бы неуместны с.42 попытки анализировать характер величайшего из когда-либо живших деятелей — характер, которому не воздал должного наш величайший поэт. Каких бы качеств ему ни недоставало, их нехватка никоим образом не снизила его пригодность для предстоявшего ему теперь дела.
Его войско [VII, VIII, IX и X легионы] Назначение Цезаря на должность наместника Галлии сделало его командиром армии, состоявшей из четырёх легионов, то есть примерно из 20 тыс. человек119. Один из них был расквартирован в Трансальпийской Галлии, три других стояли в Аквилее, недалеко от современного Триеста. К его услугам были также пращники с Балеарских островов, лучники из Нумидии и с Крита и конница из Испании; но, как будет видно из дальнейшего повествования, основную часть своей конницы он год за годом набирал в самой Галлии. Общая численность вспомогательной пехоты, вероятно, составляла около десятой части регулярной армии120; численность конницы могла сильно разниться, но в среднем на легион приходилось четыреста конников121. Марий провёл несколько военных реформ, и легионы Цезаря во многих отношениях отличались от тех, что сражались против Ганнибала. Теперь это было не ополчение, а армия профессиональных солдат. Каждый легион состоял из десяти когорт, а когорта, включавшая три манипула или шесть центурий122, заменила манипул в качестве тактической единицы легиона. С древнейших времён легионом командовал офицер в ранге военного трибуна. В каждом легионе было шесть трибунов, которые командовали по очереди. Но теперь трибуны часто получали назначения благодаря влиянию, а не заслугам, и в войске Цезаря ни один трибун никогда не командовал легионом. Однако они по-прежнему исполняли административные обязанности и действовали как подчинённые командиры. Но главными офицерами были легаты, которых можно в широком смысле уподобить командирам дивизии. Их полномочия с.43 не были чётко определены, но менялись в зависимости от обстоятельств и заслуженного ими доверия. Легату могло быть поручено командование легионом или армейским корпусом; в отсутствие полководца он мог даже командовать всей армией. Но пока ещё легат как таковой не являлся постоянным командиром легиона. Боеспособность войск главным образом зависела от центурионов. Их назначали из числа рядовых, и их положение в общем и целом можно сопоставить с нашими сержантами. Но в некоторых отношениях их обязанности были не менее ответственными, чем обязанности капитана: центурионы первой когорты регулярно приглашались на военные советы, а старший центурион легиона даже имел возможность давать почтительные советы самому легату123. В состав каждого легиона входили искусные ремесленники, называвшиеся фабрами (fabri); их можно уподобить инженерам в современной армии, но они не составляли постоянный и отдельный корпус124. Они сражались в боевых порядках подобно прочим солдатам; но когда требовались их особые умения, ими руководили штабные офицеры, называвшиеся префектами фабров (praefecti fabrum). Префекты фабров обязаны были производить разного рода починки, руководить строительством постоянных лагерей, проектировать укрепления и мосты, а также, видимо, отвечали за артиллерию125 — баллисты и катапульты, метавшие тяжёлые камни и короткие стрелы в стены и защитников осаждённого города. Легионер носил шерстяную рубаху без рукавов, кожаную тунику, на груди и спине защищённую металлическими полосами, полосы ткани, обёрнутые вокруг бёдер и голеней, подбитые гвоздями башмаки, а в холодную или сырую погоду — нечто вроде покрывала или военного плаща. Его доспехи состояли из шлема, щита и наголенников; он был вооружён коротким обоюдоострым колющим и рубящим мечом и дротиком, наконечник которого за закалённым участком был сделан из мягкого железа, так что, вонзаясь в цель, он сгибался, и его невозможно было метнуть обратно. Всё это, однако, составляло лишь часть груза легионера на марше. На левом плече он нёс с.44 шест с закреплённым узлом, в котором находился его рацион зерна126, сосуд для приготовления пищи, пила, корзина, топор и лопата. Ибо ему приходилось быть не только солдатом, но и лесорубом, и землекопом. Ни одна римская армия ни разу не заночевала, не построив лагеря, укреплённого рвом, валом и палисадом.
Войсковую колонну, конечно, сопровождало множество нонкомбатантов. Каждому легиону требовалось не менее пятисот-шестисот лошадей и мулов для перевозки багажа127; и их погонщики, вместе с рабами, обслуживавшими офицеров, были весьма многочисленны. За войском также следовали торговцы, обеспечивавшие нужды армии и охотно покупавшие всякого рода добычу128.
Его намерения Цезарь не сообщает нам, какую политику он намеревался проводить. Когда он уезжал управлять отдалёнными областями, его собственное правительство сползало в анархию. Он должен был видеть, что германцы скоро одолеют галлов, если только им не помешают римляне, а присутствие германцев возродит ту опасность, от которой Марий избавил Рим. Можно не сомневаться, что он решил, если потребуется, преподать им суровый урок, чтобы они не продвигались дальше в Галлию и не смели переходить границы Провинции и Италии. Цезарь был уверен в себе, опирался на поддержку союзников по триумвирату и готов был действовать без одобрения сената; едва ли можно усомниться в том, что он мечтал завоевать для империи ещё одну провинцию, что с.45 обещало округлить бы её границы и пополнить её богатство. Но не стоит даже гадать о том, имел ли он конкретные планы столь масштабных завоеваний или же решил просто следовать указаниям Фортуны. При всём своём честолюбии он лишь обхаживал Фортуну, но никогда не искушал её. Величайший государственный деятель в некотором смысле является оппортунистом. Цезарю было удобнее всего сформулировать свои цели, когда он уже оказался в Галлии.
ПРИМЕЧАНИЯ