Легенда о близнецах Ромуле и Реме.
Историко-литературное исследование.

с.64

Подоб­но лич­ным име­нам так­же и быто­вые чер­ты, глав­ным обра­зом в обла­сти бого­слу­жеб­ных древ­но­стей, в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни обна­ру­жи­ва­ют чужой отпе­ча­ток, насколь­ко дело каса­ет­ся основ­но­го соста­ва леген­ды. Неко­то­рые же чер­ты, чисто латин­ско­го и в част­но­сти рим­ско­го про­ис­хож­де­ния, при­вне­се­ны в леген­ду уже впо­след­ст­вии совер­шен­но так, как и име­на мате­ри близ­не­цов и их кор­ми­ли­цы.

1. Зва­ние вестал­ки вооб­ще и албан­ской в част­но­сти. Рядом с с.65 име­нем Ro­mu­lus, зва­ние вестал­ки при­над­ле­жит к чис­лу тех немно­гих черт, кото­рые, с само­го же нача­ла вхо­дя в состав леген­ды Диок­ла, при­да­ва­ли ей неко­то­рый коло­рит рим­ско­го ска­за­ния. Все источ­ни­ки, опре­де­ля­ю­щие зва­ние мате­ри близ­не­цов, еди­но­глас­но назы­ва­ют ее жри­цей Весты. Един­ст­вен­ное исклю­че­ние пред­став­ля­ет собою Псев­до-плу­тарх, кото­рый назы­ва­ет ее жри­цей Юно­ны; одна­ко, это резуль­тат явно­го иска­же­ния под­лин­ни­ка, кото­рым поль­зо­вал­ся этот неве­же­ст­вен­ный автор¹.

Рим­ский культ Весты состав­ля­ет такую рез­ко отли­чи­тель­ную осо­бен­ность обще­ст­вен­ной жиз­ни Рима², что зна­ком­ство с этим учреж­де­ни­ем мож­но пред­по­ла­гать у вся­ко­го гре­че­ско­го писа­те­ля, даже не побы­вав­ше­го в Риме, но так или ина­че заин­те­ре­со­вав­ше­го­ся этим горо­дом, если толь­ко этот писа­тель при­над­ле­жит ко вре­ме­ни после заво­е­ва­ния рим­ля­на­ми Кам­па­нии, про­ис­шед­ше­го при жиз­ни Ари­сто­те­ля³. Авто­ру леген­ды о рим­ских близ­не­цах было извест­но, что жри­цы Весты были обре­че­ны на без­бра­чие. Ему так­же было извест­но, что вестал­ки, несмот­ря на высо­кий почет их зва­ния, под­вер­га­лись нака­за­нию путем биче­ва­ния. Одна­ко, он не знал, что такое нака­за­ние пола­га­лось за упу­ще­ние по служ­бе, в то вре­мя как за нару­ше­ние цело­муд­рия, име­ю­щее место в леген­де, уста­нов­ле­но было дру­гое, более жесто­кое, нака­за­ние. Послед­нее мог­ло остать­ся неиз­вест­ным, так как и самое пре­ступ­ле­ние в ста­рые вре­ме­на ока­зы­ва­лось неслы­хан­ным делом, в то вре­мя как упу­ще­ния по служ­бе ско­рее были воз­мож­ны⁴, а сле­до­ва­тель­но, было извест­но и обыч­ное в этом слу­чае нака­за­ние. Рим­ский автор леген­ды во вся­ком слу­чае изо­бра­зил бы дело бли­же к истине. К это­му при­со­еди­ня­ет­ся еще то, что воз­веде­ние буду­щей мате­ри город­ско­го кти­ста в зва­ние жри­цы с обре­че­ни­ем ее на без­бра­чие в рим­ской леген­де вовсе не ори­ги­наль­но; все это име­ет­ся так­же и в мифе об Авге у Софок­ла и с.66 Еври­пида⁵, так что вестал­ка Дио­кло­вой фабу­лы не что иное, как Авга, пере­са­жен­ная на рим­скую поч­ву.

В леген­де о близ­не­цах, впро­чем, мы име­ем дело не с рим­ской, а с албан­ской вестал­кой. Это обсто­я­тель­ство не воз­буж­да­ло ника­ких недо­уме­ний, даже у гипер­кри­ти­ков, на том осно­ва­нии, что рим­ские вестал­ки счи­та­ют­ся не спе­ци­аль­но рим­ским учреж­де­ни­ем, а обще­ла­тин­ским, вос­хо­дя­щим ко вре­ме­нам до осно­ва­ния Рима⁶. Одна­ко, на про­вер­ку ока­зы­ва­ет­ся, что, кро­ме Рима, вестал­ки встре­ча­ют­ся еще толь­ко в Тибу­ре, да в пред­по­ла­гае­мых мит­ро­по­ли­ях Рима, Алба­лон­ге и Лави­нии⁷. А так как харак­тер этих двух горо­дов, как мит­ро­по­лий Рима, более чем сомни­те­лен⁸, то сомни­тель­на и искон­ная при­над­леж­ность этим горо­дам куль­та Весты в рим­ской фор­ме его орга­ни­за­ции⁹. К тому же пред­став­ле­ние об албан­ских вестал­ках, совре­мен­ных осно­ва­нию Рима, про­ти­во­ре­чит осталь­ной леген­де о цар­ском пери­о­де, так как орга­ни­за­ция куль­та Весты и учреж­де­ние кол­ле­гии веста­лок при­пи­сы­ва­ет­ся вто­ро­му рим­ско­му царю Нуме Пом­пи­лию¹⁰. Суще­ст­во­ва­ние албан­ских веста­лок рань­ше осно­ва­ния Рима и заим­ст­во­ва­ние рим­ля­на­ми куль­та Весты из Алба­лон­ги¹¹ не вяжет­ся с тра­ди­ци­ей о Нуме Пом­пи­лии в такой сте­пе­ни, что неко­то­рые рим­ские архео­ло­ги пред­по­чли отка­зать­ся от пре­да­ния и при­знать осно­ва­те­лем рим­ско­го куль­та Весты не Нуму Пом­пи­лия, а само­го Рому­ла¹².

Прав­да, в позд­ней­шие вре­ме­на суще­ст­во­ва­ли осо­бые албан­ские вестал­ки, отлич­ные от рим­ских¹³. Одна­ко, тут мы встре­ча­ем­ся со стран­ным явле­ни­ем: в то вре­мя как несо­мнен­но ста­рин­ная кол­ле­гия жре­цов, в веде­нии кото­рых нахо­ди­лось свя­ти­ли­ще Юпи­те­ра на Албан­ской горе¹⁴, чис­ли­лась в общине Ca­bum (Ca­ben­ses с.67 sa­cer­do­tes fe­ria­rum la­ti­na­rum mon­tis Al­ba­ni C. I. L. VI, 2173), албан­ские вестал­ки при­пи­са­ны были к муни­ци­пию Bo­vil­lae (Al­ba­ni Lon­ga­ni Bo­vil­len­ses), орга­ни­за­ция кото­ро­го при­над­ле­жит толь­ко вре­ме­нам Сул­лы¹⁵. Это обсто­я­тель­ство не гово­рит в поль­зу непре­рыв­но­го суще­ст­во­ва­ния албан­ских веста­лок с доис­то­ри­че­ских вре­мен, тем более, что, по свиде­тель­ству Цице­ро­на¹⁶ и Дио­ни­сия¹⁷, на месте быв­шей Алба­лон­ги не сохра­ни­лось ника­ких хра­мов, ни жерт­вен­ни­ков¹⁸. Это под­твер­жда­ет­ся и резуль­та­та­ми новей­ших архео­ло­ги­че­ских иссле­до­ва­ний, не открыв­ших в пред­по­ла­гае­мых местах Алба­лон­ги ника­ких остат­ков не то что хра­мов, но даже и вооб­ще каких бы то ни было круп­ных город­ских постро­ек¹⁹. Албан­ские вестал­ки впер­вые упо­ми­на­ют­ся в свя­зи с той же речью Цице­ро­на за Мило­на, в кото­рой он свиде­тель­ст­ву­ет об исчез­но­ве­нии албан­ских свя­тынь, и при­том упо­ми­на­ют­ся не самим Цице­ро­ном, а его ком­мен­та­то­ром Аско­ни­ем²⁰, что так­же не лише­но зна­че­ния для опре­де­ле­ния поло­же­ния албан­ских веста­лок в век Цице­ро­на. Из более древ­них вре­мен не име­ет­ся реши­тель­но ника­ких при­зна­ков суще­ст­во­ва­ния осо­бых албан­ских веста­лок, за исклю­че­ни­ем имен­но леген­ды о близ­не­цах. Подоб­но тому, как автор этой леген­ды вывел в ней жри­цу Весты под вли­я­ни­ем взгляда на Алба­лон­гу, как на мит­ро­по­лию Рима, так и Сул­ла, вос­ста­нов­ляя муни­ци­паль­ную авто­но­мию мни­мой мит­ро­по­лии, вме­сте с тем вос­ста­но­вил и кол­ле­гию албан­ских веста­лок, быв­шую там, соглас­но этой леген­де, еще в век само­сто­я­тель­но­го суще­ст­во­ва­ния Алба­лон­ги.

Во вся­ком слу­чае при­сут­ст­вие в леген­де албан­ских веста­лок не явля­ет­ся при­зна­ком древ­не­рим­ско­го нацио­наль­но­го харак­те­ра этой леген­ды, а наобо­рот, дока­за­тель­ст­вом ее позд­ней­ше­го воз­ник­но­ве­ния, после того как по гре­че­ско­му образ­цу выра­ботал­ся взгляд на Алба­лон­гу, как на мит­ро­по­лию Рима, при­чем Алба­лон­га счи­та­лась таким же горо­дом, как и Рим, чем, одна­ко, она нико­гда не была²¹.

с.68 Свое­об­ра­зен так­же и спо­соб избра­ния вестал­ки, а рав­но и спо­соб суда над ней. В обо­их слу­ча­ях в леген­де дей­ст­ву­ю­щим лицом ока­зы­ва­ет­ся сам царь. В дей­ст­ви­тель­но­сти же то и дру­гое вхо­ди­ло в обя­зан­но­сти вер­хов­но­го пон­ти­фи­ка. Прав­да, ком­пе­тен­ция вер­хов­но­го пон­ти­фи­ка счи­та­ет­ся пере­шед­шей к нему от ста­рых царей²². Одна­ко, это еще вопрос, для реше­ния кото­ро­го леген­ды не име­ют ника­ко­го зна­че­ния²³. Напро­тив, весь­ма прав­до­по­доб­но, что ком­пе­тен­ция вер­хов­но­го пон­ти­фи­ка в деле избра­ния и нака­за­ния веста­лок уна­сле­до­ва­на в дан­ном виде еще от цар­ских вре­мен²⁴ и что древ­ние цари столь же мало при­ни­ма­ли лич­но на себя это дело, как и рес­пуб­ли­кан­ские re­ges sac­ro­rum²⁵. В поль­зу тако­го взгляда гово­рит крайне кон­сер­ва­тив­ный харак­тер бого­слу­жеб­но­го дела рим­ской рес­пуб­ли­ки, не допус­кав­ший кру­той лом­ки в ста­рин­ных обы­ча­ях.

Насколь­ко автор леген­ды о рим­ских близ­не­цах не сооб­ра­зо­вал­ся с рим­ски­ми обы­ча­я­ми, вид­но осо­бен­но из окон­ча­тель­ной фор­мы нака­за­ния вестал­ки в виде заклю­че­ния ее в тем­ни­це. Этот спо­соб нака­за­ния засвиде­тель­ст­во­ван Плу­тар­хом, Дио­ни­си­ем, Ливи­ем, Стра­бо­ном и Юсти­ном, при­чем Плу­тарх (Rom. c. 9, 2) и Дио­ни­сий (c. 82), рав­но как и автор кизик­ской над­пи­си²⁶, пока­зы­ва­ют, что вестал­ка была, нако­нец, осво­бож­де­на из тем­ни­цы сво­и­ми сыно­вья­ми после низ­вер­же­ния ими Аму­лия. Один толь­ко Юстин сооб­ща­ет, что она умер­ла в тем­ни­це; но это уже сво­его рода ком­про­мисс, так как по дру­гой вер­сии вестал­ка погиб­ла вслед за рож­де­ни­ем близ­не­цов²⁷. Эта вто­рая вер­сия, по кото­рой она была бро­ше­на в реку Тибр²⁸, при­над­ле­жит Эннию. Пред­ста­вив совер­шен­но воль­ную обра­бот­ку леген­ды о близ­не­цах, Энний этим самым удо­сто­ве­рил, что эта леген­да в том виде, как она была с.69 изло­же­на в анна­лах его стар­ше­го совре­мен­ни­ка, Фабия Пик­то­ра, не име­ла тогда еще зна­че­ния древ­не­го, проч­но уста­но­вив­ше­го­ся исто­ри­че­ско­го пре­да­ния, каким она явля­ет­ся впо­след­ст­вии.

2. Марс. По уна­сле­до­ван­ным исста­ри воз­зре­ни­ям рим­лян, нару­ше­ние вестал­кою цело­муд­рия состав­ля­ло пре­ступ­ле­ние, рав­ное чудо­вищ­но­му про­ди­гию. Поэто­му даже про­сто пси­хо­ло­ги­че­ски неве­ро­ят­но, чтобы мысль о таком про­ди­ги­оз­ном про­ис­хож­де­нии рим­ско­го родо­на­чаль­ни­ка заро­ди­лась в рим­ской голо­ве. Для гре­че­ско­го авто­ра, в виду встре­чав­шей­ся в гре­че­ских обла­стях хра­мо­вой про­сти­ту­ции, подоб­ная мысль не мог­ла заклю­чать в себе ниче­го невоз­мож­но­го, но и то лишь для тако­го авто­ра, кото­рый был мало зна­ком с рим­скою жиз­нью. Прав­да, бог вой­ны, Марс, в роли родо­на­чаль­ни­ка рим­ско­го наро­да, при­ду­ман очень недур­но, в виду сла­вы рим­ско­го ору­жия, в пол­ном блес­ке раз­вер­нув­шей­ся в тече­ние 4-го сто­ле­тия до Р. Хр., начи­ная с отра­же­ния галль­ско­го наше­ст­вия, впер­вые про­сла­вив­ше­го Рим в эллин­ском мире, и кон­чая заво­е­ва­ни­ем Кам­па­нии и сам­нит­ских обла­стей, сде­лав­шим рим­лян опас­ны­ми сопер­ни­ка­ми Тарен­та и даже Сира­куз. Тем не менее, самая мысль о боже­ст­вен­ном родо­на­чаль­ни­ке мог­ла прий­ти в голо­ву толь­ко гре­ку, но не рим­ля­ни­ну²⁹. В гре­че­ской мифо­ло­гии про­ис­хож­де­ние бога­ты­рей от боже­ст­вен­но­го отца и смерт­ной мате­ри состав­ля­ет совер­шен­но зауряд­ное явле­ние³⁰. К тому же латин­ский и даже обще­ита­лий­ский Mars (Ma­mers) был очень хоро­шо изве­стен на юге Ита­лии, бла­го­да­ря натис­ку тамош­них сам­нит­ских пле­мен, в том чис­ле и мамер­тин­цев, полу­чив­ших далее свое назва­ние от име­ни бога Мар­са. В отли­чие от гре­че­ских воз­зре­ний, в рим­ской пон­ти­фи­каль­ной рели­гии нигде и нико­гда не при­пи­сы­ва­лись богам какие бы то ни были семей­ные функ­ции, не то что по отно­ше­нию к смерт­ным людям, но даже и в самой среде богов. Меж­ду рим­ски­ми бога­ми пон­ти­фи­каль­ной рели­гии нет ника­ких семей­ных отно­ше­ний, ана­ло­гич­ных усло­ви­ям чело­ве­че­ской жиз­ни: у них не было ни супру­гов, ни детей богов. Встре­ча­ет­ся, прав­да, про­зви­ще pa­ter (Iup­pi­ter, Mars pa­ter и т. п.), но толь­ко в смыс­ле почти­тель­но­го титу­ла. Род­ст­вен­ные отно­ше­ния меж­ду рим­ски­ми бога­ми опре­де­ле­ны были уже толь­ко под вли­я­ни­ем гре­че­ской мифо­ло­гии³¹. Отцов­ское досто­ин­ство с.70 Мар­са с точ­ки зре­ния рим­ской рели­гии явля­ет­ся одним из наи­бо­лее ярких черт нерим­ско­го харак­те­ра леген­ды о близ­не­цах.

3. Pi­cus Mar­tius и lu­pus Mar­tius³². Что в леген­де о близ­не­цах корм­ле­ние малю­ток пер­во­на­чаль­но при­пи­сы­ва­лось исклю­чи­тель­но вол­чи­це, вид­но с одной сто­ро­ны из руми­наль­ско­го памят­ни­ка бра­тьев Огуль­ни­ев, а с дру­гой — из того, что у Цице­ро­на³³ и в осо­бен­но­сти у Ливия и Дио­ни­сия упо­ми­на­ет­ся одна лишь вол­чи­ца. Дятел, рядом с вол­чи­цей, впер­вые появ­ля­ет­ся у Овидия в Фастах³⁴: в то вре­мя как вол­чи­ца кор­ми­ла детей сво­им моло­ком, дятел при­но­сил им дру­гую пищу³⁵. Сло­ва Овидия (quis nes­cit?) пока­зы­ва­ют, что не он автор это­го попол­не­ния леген­ды новой чер­той. Кро­ме Овидия, о дят­ле упо­ми­на­ют еще Плу­тарх³⁶ и Сер­вий³⁷, послед­ний с при­со­еди­не­ни­ем к дят­лу еще и пига­ли­цы (par­ra). Все три авто­ра в подоб­ных вопро­сах чер­па­ли из одно­го и того же источ­ни­ка, имен­но из архео­ло­ги­че­ских иссле­до­ва­ний совре­мен­ни­ков Варро­на или их пре­ем­ни­ков. Осо­бен­но ясно пока­зан этот источ­ник Сер­ви­ем, бла­го­да­ря сопо­став­ле­нию пига­ли­цы с дят­лом. Обе эти пти­цы зани­ма­ли весь­ма вид­ное место в деле авспи­ций, вслед­ст­вие того, что при­над­ле­жа­ли оди­на­ко­во как к ali­tes, так и к os­ci­nes³⁸, при­чем дела­лось какое-то раз­ли­чие, кро­ме pi­cus и pi­ca, еще и меж­ду pi­cus Mar­tius и pi­cus Fe­ro­nius³⁹. Такое же важ­ное зна­че­ние име­ют эти две пти­цы, pi­cus и par­ra, так­же и в тек­сте игу­вин­ских таб­лиц. По свиде­тель­ству Плу­тар­ха⁴⁰, дятел нахо­дил­ся у лати­нян в боль­шом поче­те. Дей­ст­ви­тель­но, с.71 лав­рен­тяне по име­ни этой вещей пти­цы про­зва­ли даже сво­его веще­го царя мифи­че­ских вре­мен Пиком⁴¹.

Важ­ное зна­че­ние, кото­рым в авспи­ци­ях поль­зо­вал­ся в част­но­сти pi­cus Mar­tius⁴², пода­ло повод к тому, что дятел при­зна­вал­ся пти­цей, посвя­щен­ной Мар­су⁴³. С дру­гой сто­ро­ны, выра­же­ние pi­cus Mar­tius, будучи сопо­став­ля­е­мо с lu­pus Mar­tius, вызва­ло мне­ние, что так­же и волк такое же свя­щен­ное живот­ное Мар­са⁴⁴. Дей­ст­ви­тель­но, встре­ча­ют­ся слу­чаи воз­зре­ния, по кото­ро­му появ­ле­ние вол­ка счи­та­лось при­ме­той, послан­ной Мар­сом⁴⁵. Одна­ко, такое воз­зре­ние вряд ли коре­ни­лось в пра­ви­лах авгур­ской дис­ци­пли­ны, подоб­но зна­че­нию дят­ла; для это­го не име­ет­ся, по край­ней мере, ника­ких свиде­тельств. Ско­рее кажет­ся, что волк стал назы­вать­ся lu­pus Mar­tius толь­ко уже под вли­я­ни­ем леген­ды о близ­не­цах. В этом отно­ше­нии любо­пыт­но, что древ­ней­ший при­мер тако­го взгляда на вол­ка чита­ет­ся у Ливия⁴⁶ как раз вско­ре после сооб­ще­ния о поста­нов­ке памят­ни­ка вол­чи­цы под руми­наль­ской смо­ков­ни­цей. При­об­ще­нию же дят­ла к леген­де о близ­не­цах, кро­ме пря­мой парал­ле­ли эпи­те­тов lu­pus Mar­tius и pi­cus Mar­tius, мог­ло содей­ст­во­вать еще и вли­я­ние рас­ска­за о Кире, в кото­ром, рядом с дики­ми зве­ря­ми, упо­ми­на­ют­ся так­же и пти­цы⁴⁷, тем более что от этой парал­ле­ли с Киром выиг­ры­ва­ли рим­ские близ­не­цы, нашед­шие защи­ту у таких живот­ных, кото­рые в рас­ска­зе о Кире ока­зы­ва­лись враж­деб­ны­ми послед­не­му. Быть может, подоб­ное общее ука­за­ние на зве­рей и птиц, встав­лен­ное в речи Рома⁴⁸, и послу­жи­ло для Плу­тар­ха исход­ной точ­кой для вне­се­ния, по при­ме­ру рим­ских архео­ло­гов, сво­его пояс­ни­тель­но­го заме­ча­ния о дят­ле, отсут­ст­во­вав­шем в основ­ном тек­сте Диок­ла⁴⁹.

4. Лупер­ки и лупер­ка­лии. Если отно­си­тель­но дят­ла воз­мож­но еще с.72 коле­ба­ние, то позд­ней­шее вне­се­ние в леген­ду лупер­каль­ско­го празд­ни­ка само собою оче­вид­но. Объ­яс­няя при­чи­ну отсут­ст­вия Рому­ла в момент напа­де­ния пас­ту­хов Нуми­то­ра на Рома, Плу­тарх гово­рит лишь вооб­ще о каком-то жерт­во­при­но­ше­нии⁵⁰. Подоб­ным обра­зом и Дио­ни­сий не опре­де­ля­ет само­го празд­ни­ка, назвав его лишь вооб­ще ἱερὰ πάτ­ρια. Но зато опре­де­ля­ет он место это­го жерт­во­при­но­ше­ния, а имен­но город Цени­ну⁵¹, из чего вид­но, что в тек­сте Фабия и его после­до­ва­те­лей не мог­ло быть ни малей­ше­го наме­ка на лупер­ка­лии, справ­ля­е­мые тут же око­ло пала­тин­ской горы, а не в Ценине. Вдо­ба­вок сам Дио­ни­сий (c. 80) заяв­ля­ет, что лупер­ки и их празд­ник вне­се­ны в леген­ду впер­вые Эли­ем Тубе­ро­ном, совре­мен­ни­ком Сул­лы. Вно­ся сюда лупер­ка­лии, этот анна­лист вме­сте с тем ока­зал­ся вынуж­ден­ным изме­нить и самые обсто­я­тель­ства напа­де­ния пас­ту­хов Нуми­то­ра. По Плу­тар­ху и Дио­ни­сию (т. е. Дио­клу и Фабию), в момент это­го напа­де­ния один из бра­тьев, имен­но Ром, был дома (а напа­де­ние про­из­веде­но было, по Дио­ни­сию, на их жили­ща), в то вре­мя как Ромул отсут­ст­во­вал, будучи занят каким-то жерт­во­при­но­ше­ни­ем. Напро­тив, по Тубе­ро­ну, оба бра­та при­ни­ма­ют оди­на­ко­вое уча­стие в празд­не­стве, а отсут­ст­вие Рому­ла моти­ви­ру­ет­ся тем, что он нахо­дил­ся во гла­ве одно­го отряда лупер­ков, в то вре­мя как напа­де­ние про­из­веде­но было на ту часть лупер­ков, кото­рую вел Рем⁵². При­ме­ру Тубе­ро­на после­до­вал и Ливий (1, 5), и при­том еще с даль­ней­шей заме­ной пас­ту­хов Нуми­то­ра раз­бой­ни­ка­ми. Эти раз­бой­ни­ки заим­ст­во­ва­ны Ливи­ем из обык­но­вен­ной вер­сии объ­яс­не­ния лупер­ка­лий в том с.73 виде, как оно дано Овиди­ем⁵³, вне вся­кой свя­зи с поим­кою Рема и при­веде­ни­ем его к Аму­лию⁵⁴. Плу­тарх, ссы­ла­ясь на како­го-то Буту, гово­рит, что празд­ник лупер­ка­лий уста­нов­лен Рому­лом и Ремом уже по низ­ло­же­нии Аму­лия⁵⁵. Вооб­ще Ливий, в сво­ем под­ра­жа­нии Тубе­ро­ну, сто­ит совер­шен­но особ­ня­ком сре­ди всех осталь­ных писа­те­лей. При­няв в леген­ду о близ­не­цах лупер­ков и их празд­ник, Ливий дей­ст­во­вал, по-види­мо­му, под вли­я­ни­ем пред­при­ня­той Авгу­стом в 28 году рестав­ра­ции кол­ле­гии лупер­ков и их свя­ти­ли­ща, что как раз сов­па­ло с пери­о­дом состав­ле­ния пер­вой кни­ги Ливия, издан­ной меж­ду 27—25 года­ми.

5. Итак, быто­вые чер­ты из обла­сти бого­слу­жеб­но­го дела частью вне­се­ны в леген­ду доба­воч­ным обра­зом, частью же ока­зы­ва­ют­ся таки­ми, что те усло­вия, в кото­рых они появ­ля­ют­ся в леген­де о близ­не­цах, могут быть объ­яс­не­ны толь­ко нерим­ским про­ис­хож­де­ни­ем этой леген­ды. Из дру­гих же обла­стей обще­ст­вен­ной или част­ной жиз­ни во всей леген­де нет ни одной быто­вой чер­ты, кото­рая ока­за­лась бы спе­ци­фи­че­ски рим­ской. Так напри­мер, цар­ский суд над Ремом, про­ис­хо­див­ший под откры­тым небом, при­мы­ка­ет оди­на­ко­во как к рим­ским, так и гре­че­ским поряд­кам.